— Ну вот, я же говорю, что все хорошо со мной.... Мертвые не потеют. Ишь ты, еще и шучу, значит, жив.
Поделился сам с собой очевидным, так как почувствовал, вернее, услышал — кто-то подошел. И шаги, и едва уловимое дыхание, все указывало — рядом находится человек. Он осторожно пробует снять повязку с моей головы. Ни слова не говоря, делает свое дело, лишь негромко сопит. Мне не больно. Вероятно, бинт наложен на глаза лишь для того, чтобы дневной свет не раздражал. Даже если в результате несчастного случая какая-то рана и была, то она уже зажила. Во всяком случае, никаких болей я не чувствовал. Незнакомец, осторожно снимая ткань, открывает мне сначала один глаз, затем другой и.... О! Счастье! Я вновь могу видеть....
Но! Лучше бы не видел. То, что открылось глазам, явно не было госпиталем на знакомом мне, военном объекте. Совсем даже не нашим, ничего общего с ним я не наблюдал. Во-первых, санитарка. Вернее, санитар, почему-то я так подумал, не доктор или врач, а именно санитар. К тому же он был мужчиной, и я его раньше не встречал, а в военном городке все знали друг друга. Тем более такого вот: — с бородкой и усами на лице. В каком-то сером от времени или просто застиранном халате, который больше бы подходил под определение, как ряса священнослужителя, причем не по цвету, а по длине, и к тому же без пуговиц, просто перехваченным тонким пояском на талии. Все это так и кричало, что я не тут, или вернее не там, или нет, не здесь. Наверное. Тьфу ты, черт. Мысли скачут шальными всплесками недоумения, и я никак не могу точно определить: — Где я и кто я?
Кровать, на которой лежу, и десяток таких же коек в длинном и узком помещении. Снующие санитарки в сером платье до пола с белыми передниками и ярко выделяющимися повязками с намалеванными поверх красными крестами. Вокруг в разных позах лежат на койках люди — все это вместе кажется странным и заставляет напрягаться в поисках ответа.
— Может, я сплю и вижу сон? Тогда срочно нужно просыпаться. Да нет же, вижу, все отчетливо. Вон, вокруг меня... не поймешь сразу, толи раненые, толи увечные. — Удивленно таращусь, пытаясь рассмотреть окружающую меня обстановку. Сразу не удается все рассмотреть. Могу наблюдать, лишь слегка повернув голову в сторону, но то, что кровати явно металлические, с непривычным окрасом, напоминающим желтовато-песочный цвет — вижу, и знаю достоверно — все это никак не могло быть в нашем эксклюзивном, модерновом, военном госпитале.
Я поспешил выразить свое недоумение по поводу увиденной картины. Голос мой вполне слышен, но какой-то..., несколько незнакомо звучащий и от этого казалось, что говорю не я, а кто-то другой. Я даже поспешил убедиться, нет ли рядом еще кого-то. Нет, только я и санитаро-доктор.
— Вы не подскажите, где я нахожусь, и как сюда попал?
"Санитар", всматриваясь в мое лицо, достал из кармана халата небольшой медицинский молоточек и принялся им водить перед моими глазами, отслеживая их реакцию. Удовлетворенно хмыкнув, спрятал инструмент обратно, и бесцеремонно ухватив пальцами веко, оттянул его, продолжая внимательно вглядываться в глаза. Все так же молча продемонстрировал свой открытый рот, и высунутый язык, затем жестом показал — нужно повторить это действие. Я послушно исполнил. Нет, я же понимаю, надо значит надо. Если я больной, то передо мной человек, явно понимающий, что делает, а раз так, то и поступать в этом случае нужно, как, и положено пациенту. Не стану же я тут возмущенно "качать права", доказывая, что нахожусь не там, где должен находиться.
Окружающая действительность между тем продолжала бросаться в глаза, и она все больше и больше напоминала мне исторический кинофильм. Или спектакль по Чехову: — "Земской врач" — кажется. Не помню точное название, но вот такую именно сельскую больничку тогда и видел. Кроватей, на которых валялись мужики разных возрастов, было много, стояли друг к другу чуть ли не впритык, благо тумбочка разделяла. Я уже понял — лежат в палате забинтованные полотняными повязками люди, которым явно не повезло, вполне вероятно после попадания в дорожно-транспортное происшествие, а может и с огнестрельными ранами. Осмотреть всю комнату не мог, так как был непонятно почему привязан ремнями к койке, но мне хватило и того, что удалось рассмотреть. От всего увиденного хотелось сбежать, или просто выйти в другое помещение. В надежде на то, что это какой-то розыгрыш и за дверью все встанет на свои места, и я успокоюсь.
— Может, все-таки сплю? — На всякий случай слегка ущипнул себя за ягодицу. Больно, значит не сон. Я вновь попытался заговорить с доктором. То, что он не санитар, а доктор я уже догадался. Санитару ни к чему водить молоточком перед глазами, это привилегия лекаря.
Врач сам обратился ко мне с вопросом:
— Parlez-vous franГais?
В общем-то, я мог говорить, и не только на французском диалекте. Я хорошо знал еще английский, испанский и немного немецкий языки. Не понятно только мне, почему именно французский? С какого такого перепугу? Хотя..., какая разница. На французском? Да ради бога, будем говорить на этом языке. Странно конечно....
-Vous ne me dites pas Ce qui EST arrivИ Ю moi? Et oЫ suis-je?
-Vous Йtes Ю l'hТpital Corps expИditionnaire russe en France Ю Reims. Pendant la bataille de Fort Pompelo vous Иtiez griХvement blessИ et vous amenИ ici.
Доктора несколько удивили мои познания, и, тем не менее, объясняя мне ситуацию, он сомневался, понимаю ли я, о чем он говорит. А каково мне? Услышать-то я услышал, и французский язык мне не помеха, но вот поверить.... Все, что он тут наговорил, было, если не странным, то уж точно мне не понятным.
— Quelque chose que je ne me souviens de rien. Qui suis-je? Pourquoi je mens ici? Et de toute faГon ....
— Vous ne vous souvenez? Eh bien, il est pas Иtonnant, aprХs tout, est une sorte de concussion, donc pas de surprise qu'il se souvenait de rien. Mais ne vous inquiИtez pas Гa va passer bientТt. Au fil du temps, bien sШr. Vous devez restaurer la mИmoire de communiquer plus avec ses amis.
Может и в самом деле. Но не настолько же. Ладно, помолчим пока, переварим полученную информацию.
Доктор, по всей видимости, решил, что он выполнил требуемые действия с очередным больным, развязал ремни, которыми я был притянут к кровати, аккуратно свернул их и направился к следующему пациенту. Процедура осмотра повторилась. Продолжая наблюдать, отметил: — соседу по койкам не до разговоров, или он просто не понимал доктора. Из доносящихся вскриков и матов во время ощупывания эскулапом раны, причем на великом и могучем русском языке, стало понятно — в палате я не один русский. И только сейчас до меня дошло, о чем док пытался мне сказать.... Что же получается? Выходит, я нахожусь во французском госпитале и являюсь представителем славного русского экспедиционного корпуса. Какой там город называл врач? Что-то не могу вспомнить? Кажется, Реймс. Никогда здесь не был. Да и кто бы сомневался? Я в большей степени сидел в своем институте, так как не выездным считался. Правда я неплохо знаю историю, по книгам естественно, а то, что он тут мне поведал, очень напоминает малоизвестный людям прецедент про русский экспедиционный корпус заброшенного волею царского правительства России на поля боевых сражений во Франции.
Глава 3
Рассказывать мне про то, что русские во все времена очень "доброжелательно" оказывали "братскую" помощь своим союзникам совсем не обязательно. Общеизвестный факт. И Франция не исключение. Как постоянному "другу", а зачастую и "партнеру", Россия, в лице официальных представителей власти — будь там князь удельный, или царь, генсек, или президент — не важно, все они по первой просьбе спешили на помощь слабому и обиженному, в данном случае французскому государству. Народ воспринимал подобные деяния с восторгом, и никогда не отказывался, и от услуг, и от желающих ее оказать. Будь то негры или арабы, русские или евреи — без разницы. Уверенно и самонадеянно считали — такую страну как Франция все люди, живущие на планете, просто обожают, любят и мечтают о том, как бы помочь маленькой, но очень влиятельной на международной арене стране. И надо отдать должное политикам, а вернее закулисным заправилам, тем, кто с помощью больших денег и руководили государством, все они очень неплохо наловчились управлять мыслями и желаниями власть имущих и в других государствах. В том числе и в России. Вот как в этом деле. Долг Российской империи, за счет взятого кредита у Французских банкиров, был очень внушительным. Возвращать его надо обязательно, но в этот период, я имею в виду начало двадцатого века, царская империя не могла отдать. Нее-е-чем! Ну и кому, какое дело, что Россия страна огромная, и переполнена всеми возможными и невозможными ресурсами недр своих, и вся таблица Менделеева построена на этих богатствах. Из коренных жителей, проживающих на территории империи, никому и в голову не пришло, что подобным достатком можно при рачительном хозяйствовании и совсем в незначительной пропорции используемым, просто засыпать такую страну как Франция золотым дождем, она по размеру не больше Чукотки. Но нет. Живя в столь благодатном крае, никто из людей так и не придумал, как "сделать" деньги, достаточных, для того чтобы Россия стала процветающим государством. В этой огромной, с необъятными просторами и с людьми, работающими не покладая рук.... Невероятно, но факт. Карманы жадных и глупых чиновников, добравшихся до власти, оказались еще больше. Туда нескончаемым потоком уходили, уходят, и видимо в дальнейшем будут уходить все богатства, что хранит земля Русская, и производит народ, живущий на ее просторах. Как порой говорят: "Ни конь без узды, ни богатство без ума", но зато умными "дураками" Русь всегда славилась. Замкнутый круг какой-то получается. Пока внизу, вроде понимает, как надо руководить делами государства, но стоит только попасть наверх, как сразу куда-то все исчезает и он становится очередным посягателем на народные деньги.
Но это у меня так..., мысли ни о чем, можно сказать нервное. Вернусь-ка я к воспоминаниям о многострадальном экспедиционном корпусе с русскими солдатами, которые по воле царя защищают российские интересы во Франции. Как видно и я..., вместе с ними здесь загораю.
Насколько помнится, Россия являлась на тот период равноправным членом Антанты, то есть участником военного союза, который основан Англией, Францией и Россией в предвидении войны с Германией и Австрией. На самом же деле царская Россия была по рукам и ногам связана кабальными займами с Францией и занимала в Антанте подчиненное положение. Эта зависимость сказывалась и на военных планах России. В итоге России пришлось вступить в войну лишь на 60 процентов к ней готовой. И, тем не менее, 800 тысячная военная группировка поспешила вторгнуться в пределы Германии. Как результат непродуманной правительством торопливости наступление оказалось неудачным. Зато "услужили", и помощь имела большое значение для Франции. Российские войска смогли оттянуть на себя несколько армий австро-венгерской империи. Наступление на востоке заставило командование Германии ослабить свои действия на западных фронтах, и в итоге австро-германская военная коалиция не смогла захватить Париж — столицу Франции.
Людских резервов становилось все меньше и меньше. Ни французскому правительству, ни английскому посылать своих людей в эту мясорубку не хотелось. Банкиры тут же вспомнили огромный долг русских и предложили частично вернуть заем. Нет денег? Не важно, можно пополнить человеческий резерв их страны солдатами из России. Правительству ничего не оставалось, как выполнить эти требования. После целого ряда переговоров военное командование России при поддержке царя Николая второго приняло решение направить воинский контингент во Францию.
Все это мне известно из документов, ну и частично вспомнил то, что когда-то изучал в училище, потом в академии, да и самостоятельно читал немало литературы, где этот вопрос освещался. Без подробностей, но представление я имел. Одно меня смущало. Я-то, с какого такого перепугу оказался здесь. Как я понял из рассказа доктора сегодня на дворе 1917-й год, а я из 2015-го, и, судя по тому, что нахожусь в госпитале и четко осознаю себя, я и в самом деле во Франции. Числюсь младшим унтер-офицером одной из бригад в рядах Особого Русского Экспедиционного Корпуса.
От одной только мысли о таком выверте в моей жизни пробило испариной, а в голове тревожно забили колокола, напоминая про контузию. Я внимательно стал осматривать себя. И вновь, теперь уже холодным потом, обдало с ног до головы все тело. Дьявол побери, чур, меня! Тело-то, не мое!
— Ни хрена себе девки скачут, — не удержался от восклицания, да и как тут не материться. Мало того, что чужое, так оно еще и молодое. И даже находясь в лежачем положении, в полосатой пижаме я смог при небольшом осмотре разглядеть накаченные икры ног, крупные мышцы на руках, отмечая попутно наличие мышечной массы на грудной клетке и животе. У меня, прежнего, она никогда не была настолько четко выражена, даже будучи курсантом военного училища, я не имел ничего подобного. Тело смотрелось всесторонне развитым и выглядело неплохо, к тому же на первый взгляд возраст не превышал тридцати лет, а может и меньше. Захотелось увидеть и лицо.
— Надо зеркало, чтобы полностью рассмотреть себя — я заозирался в поисках этого девайса, но ничего подобного не увидел, лишь ряд все тех же коек с лежащими на них больными. Медперсонала рядом нет, кричать, чтобы принесли зеркало — глупо. Сосед слева, от осмотра доктором, слегка впал в небытие, а справа лежал весь в белых бинтах черный человек.
— Во, блин, и негры здесь имеются. Нет, он мне не поможет, не мой это сослуживец.
Я уже не сомневался, что находящийся на койке человек не я, не генерал-лейтенант инженерных войск Трифонов Никита Сергеевич, а действительно солдат Русского экспедиционного корпуса, контуженный в боях за Францию. Вот только каким образом мое сознание в этого человека попало? Совершенно непонятно и очень, я бы сказал, интригующе.
Голова еще больше закружилась. Все сильнее и громче в ней раздавались удары, отдаленно напоминающие теперь уже грохот барабана. Решив — всему найдется объяснение в дальнейшем, а также надеясь на мудрость русской пословицы: "утро вечера мудренее" и на то, что придумана она не просто абы как, решил поспать, в надежде проснувшись, увидеть привычную для меня обстановку родного госпиталя.
Разбудили запахи пищи, мое..., или не мое, короче — ТЕЛО ТРЕБОВАЛО еды. Я огляделся в поисках места, откуда исходил волнующий обоняние и желудок запах. Оказывается, кормили с ложки чернокожего соседа, причем делала это медсестра, или нянечка. Что-то не припомню, как назывались в лечебных учреждениях прошлого обслуживающий медперсонал. Вроде бы сестра милосердия, да и не важно, главное я ее вижу и понимаю, это не сестричка в нашем военном госпитале, а именно сестра милосердия. В длинном, почти до пола платье темного цвета. Поверх него надет белый передник, с большим красным крестом, на отдельной повязке. В косынке — накидке, полностью закрывающей голову вместе с шеей..., тут сомневаться не приходится. Вижу, не что иное, как модную и популярную одежду этого периода истории. Именно в годы империалистической войны так одевались медики. Милое очарование сестрички, ее очевидная забота и чувство сострадания к больному, в очередной раз резануло по моим нервам пониманием попадалова, вызывая при этом, целую гамму чувств. От страха до недоумения. Ну, никак я не могу отождествлять с новым телом себя. Нет, я, конечно, ничего против переселения души не имею, но и принять на веру то, о чем талдычили всегда все реинкарнисты в моем мире, провозглашая возможность повторного воскрешения в других телах, как-то вот так сразу не могу. Ярым поборником буддизма никогда себя не считал. Я и во Христа не особо-то верую. А может, и зря? Ведь факт переселения, нет, не всего меня — лишь сознания..., вернее даже души, в тело другого человека, причем в прошлое время, не что иное, как волеизъявление Всевышнего. Я на всякий случай перекрестился, ибо в сочетании с возможным даром господа это также могут быть и происки дьявола. Мой жест заметила сестричка, она тут же поинтересовалась:
