Им не нужна Россия

Аннотация:

Книга написана на стыке — альтернативная история/ попаданцы с социально-политическим уклоном и является вступлением к циклу: "Сов. Секретно. Альтернативный СССР".

Все события, как и героев в этой повести можно считать достоверными, и в то же время вымышленными.

1917 год. Полыхает война, Россия только что пережила февральскую революцию, в стране разброд и шатание. Временное правительство настаивает на продолжении войны, всячески противится выводу Русского Экспедиционного корпуса с территории Франции, воюющего на ее фронтах волею царских генералов.

В далёком будущем группа ученых проводит эксперименты по перемещению сознания человека, используя космическое торсионное поле. Перебрасывают в тело Христофора Трофимова, умершего от последствий контузии, полученной в ходе боевых действий русских войск под французским городом Курси, сознание генерал-лейтенанта Никиты Трофимова, конструктора электронного оружия, убитого неизвестными в 2015 году.

Герой книги предполагает: все, что с ним происходит не иначе как фантастика. Не сразу приходит понимание: — мир вокруг изменился, а он продолжает жить в чужой оболочке, но со своим сознанием, с теми же мыслями, надеждами, вопросами. Попав в непривычную, лишь слегка знакомую по истории прошлых лет обстановку, он не заморачивается моральными аспектами, которые раньше всегда были основополагающими и обязательными в его жизни. Правда гложет сомнение: верно ли понята цель миссии? И нужна ли она кому-то еще кроме него?

Идея не допустить в этом мире распространение оружия массового поражения, связанного с гибелью людей, толкает на поступки, которые несовместимы с понятиями об их этической стороне. Он уверен, именно путем физического уничтожения виновников в массовых смертях людей планеты сможет исправить будущее. Лишь со временем начинает понимать, убирая предпосылки к одной беде, совсем не означает ее полное устранение. Подстелив "соломку" — еще не гарантия, что событие произойдет именно здесь. Очень непростое это дело — изменять историю. Даже если ты из далекого будущего.

Высокие цели не делают героя книги маниакальным убийцей, пытающегося с помощью терактов исправлять историю. Помогают оставаться человечным, доверчиво связавшие с ним судьбы люди, и любовь к девушке. Они поддерживают героя в достижении определенных результатов в миссии, в верности выбранного пути и не дают повторять ошибки, известные по прошлой жизни.

Любое хорошее и нужное в его понимании дело спотыкается о простые вещи. Задумав совершить перемены, он осознает: — не имея средства, тот же презренный металл в виде золота или хотя бы червонцев с Российской символикой ничего из намерений ему не осуществить. Выбранный в ходе обдумывания вариант получения необходимых финансов требует определенных усилий для воплощения.

Привлечение ради этой цели доверившихся ему людей потребуют от героя огромных усилий нравственного характера. Убедительность при разъяснении необходимости выполнения задуманного им переустройства будущего России дается нелегко. Приходится по ходу действия напрягать память, искать приемлемые варианты для решения возникающих сложных вопросов. Одной из таких задач, требующих личного участия, стала идея спасения однополчан из Особой русской бригады. Он знает — солдат ждут проблемы, связанные с естественным желанием вернуться домой.

Знания, почерпнутые героем из прочитанных в прошлой жизни мемуаров, а также некоторые факты истории полученных из документов и хроник этого времени дают представление о трагической судьбе всеми забытого Русского Экспедиционного Корпуса. Герой считает виновными в этой трагедии всех людей, так или иначе заинтересованных в желании погубить Российскую империю, невзирая на их национальность, принадлежность к элите, гражданству, и какому — либо сословию. А количество убитых, раненых, увечных и морально разложившихся участников событий семнадцатого года, дает ему полное нравственное право вершить правосудие, так как он это представляет.

Получится ли у героя выполнить придуманную им миссию? Прав ли он, приняв решение самому определять и объявлять обвинительные приговоры или нет? Не растеряет ли уверенность под напором жизненных обстоятельств? Такие вопросы задает себе попаданец в историческое прошлое своей Родины, ответы появляются по ходу действий, и тому, кто захочет их узнать, достаточно прочитать книгу, побыть немного рядом с героем и получить ответы.

ИМ НЕ НУЖНА РОССИЯ.

"... Удивительное, должно быть, ощущение — переживать то, что случилось с другими, и заставлять других переживать то, что случилось с тобой..."

Бернар Вербер.

"... Я умер, а вы живы. Через тысячу лет я буду по-прежнему мертв, а вы будете живы. Воспользуйтесь тем, что вы живы, чтобы действовать..."

Бернар Вербер.

Глава 1

Ничем примечательным и вполне нормальным явлением было бы для стоящих на автобусной остановке людей видеть, как старый человек присел на скамейку в ожидании своего транспорта. Обычное и даже привычное, если бы не деталь в одежде, бросающаяся в глаза своим несоответствием нахождения в этом месте. Военная форма, причем парадная, и к тому же генеральская, явно не вязалась с тем, что офицер находится здесь, среди обычных людей, ожидающих каждый свой автобус. Как-то не принято в этом социуме генерал-лейтенантам ездить на городском общественном транспорте. Эта странность и заставляла людей вглядываться в офицера. Уже немолодой, можно даже сказать пенсионного вида, он производил впечатление человека забывшего, каким образом попал сюда. Взгляд когда-то серых, а в настоящий момент выцветших глаз, перебегал с предмета на предмет, не задерживаясь конкретно ни на одном из них. Он как будто что-то пытался увидеть или узнать, не решаясь потревожить окружающих людей своим вопросом. Одна из женщин не утерпела и, подойдя к сидевшему военному, с участием в голосе спросила:

— Вам плохо? Вы что-то ищете? Наверное, впервые в автобусе решили проехать, и не знаете на какой из них надо? Вы скажите, куда хотите попасть, я подскажу.

Отрешенный взгляд генерала замер на лице женщины, он, пытаясь понять, что она от него хочет, ничего лучшего не придумал, как в свою очередь спросить ее:

— Извините, уважаемая, мы знакомы? Я плохо стал запоминать лица людей, так что прошу прощения, если не признал.

— Да нет, и я вас в первый раз вижу. Странновато только, обычно генералы на своем транспорте рассекают и не замечают окружающих, тем более не знакомятся с женщинами на улице. Я просто подумала, глядя на вас, вероятно, впервые оказались здесь и не представляете, на чем доехать до своего дома, вот и решила помочь вам.

Генерал, как бы подтверждая слова собеседницы, вновь стал осматривать место, где он непонятно каким образом очутился.

— Вы знаете, возможно, я действительно оказался здесь случайно. И в то же время есть ощущение, будто место мне знакомо. Я вспоминаю, что именно на этой остановке впервые увидел свою жену, и встреча с ней врезалась в память, которая и привела сюда.

— Наверное, давно это было, тут уже много чего изменилось, не мудрено, что ничего не узнаете.

Дама видимо решила продолжить разговор, автобуса нужного ей не было, да и любопытство, свойственное почти каждой женщине, не давало отойти от человека, в непривычной для гражданских лиц генеральской военной форме.

— Да, точно, так и есть. Сама остановка прежняя, зато вокруг почти все другое. Это закономерно, было бы странным увидеть все в прежнем виде. Лишь только память может зафиксировать и сохранить на полочках сознания увиденное, я это понимаю, как и то, что вернуться обратно, в прошедшее время, нереально. И очень хорошо, когда память может сохранять все, чем стоит дорожить. Возвращая нас в прошлое, она помогает тем самым более спокойно относиться к подошедшей старости. А встреча с будущей женой, с которой прожили душа в душу много-много лет как раз и есть то, что хочется вновь пережить. Подобные желания заставляют нас, я имею в виду стариков, вспоминать приятные сердцу моменты прожитой жизни. Вот и меня потащили сюда воспоминания. Я хоть и живу в этом городе, но редко позволял себе бесцельно бродить по улицам и тем более по остановкам автобусным, просто некогда было. А вот сегодня почему-то захотелось вновь пережить незабываемые мгновения, минуты и часы счастливого времени минувших лет, сохранившихся в моей памяти. К сожалению, такой шаг во вчерашний день приходится делать в одиночку.

Вероятно генералу требовалось с кем-то поделиться своими мыслями, воспоминаниями. Странным выглядело, что его никто не сопровождал. Он это понимал, и, предупреждая естественный вопрос, поспешил пояснить незнакомому человеку, каким образом здесь оказался.

— Сел на трамвай и поехал. Давно так уже не ездил, подзабыл, как раньше скакал с подножки на подножку вагона. Да и некогда было по городу бродить. Заботы, знаете ли, проблемы всякие. А вот не стало дел и как-то вдруг потянуло на воспоминания. Ко всему еще и день у меня выдался непростой. На пенсию сегодня отправили, сказали: — старый стал, отдохнуть предложили.

В это время подъехал автобус женщины, и она поспешила попрощаться с интересным ей человеком. А тот так и продолжал говорить, даже не замечая, что на остановке остался в одиночестве. Да и не нужен ему сегодня никто, воспоминания о прошедшей жизни заполнили его голову, и мысленно он был там..., в прошлом. Он видел себя в курсантской форме военно-инженерного училища, наглаженного, наодеколоненного до безобразия, летевшего как на крыльях на свое первое свидание в городе, где уже второй год обучался в военном училище. Познакомился с девушкой Катей благодаря сокурснику, тому хотелось остаться наедине со своей девушкой, и ради этого сплавил подругу одногруппнику и соседу по койкам курсантской казармы. Друзей нужно выручать, он и выручил. В течение трех часов развлекал девушку, а при расставании договорились о встрече. Вот и спешил он, боясь опоздать на свидание. Но видно судьба планировала совсем иное и вместо одной Кати преподнесла другую Катю, девушку с которой он и прожил всю жизнь.

Пытаясь вскочить на этой самой остановке в дверь автобуса, который вот-вот должен был тронуться, он столкнулся с девушкой, опаздывающей выйти из салона. Она буквально чуть ли не спихнула молодого человека с подножки отъезжающего транспорта. Со стороны могло показаться — девушка бросилась в объятия встречающего ее молодого человека в курсантской форме. В результате оба пострадали и оказались на земле в объятьях друг у друга. Поднявшись, они принялись извиняться, а Никита попытался даже отряхнуть ее от пыли. При этом задел за грудь и вмиг стал красным от своей неловкости. Девушка, увидев, как он смущается, весело рассмеялась, и совсем для него неожиданно, протянув руку ему навстречу, представилась:

— Катя.

Никита от смущения и неловкости схватил ладонь девушки, крепко ее сжал, да так и оставил в своих руках. А Катя, загадочно улыбаясь, и не пыталась освободиться, она мужественно терпела боль от неслабого мужского пожатия. Рука курсанта была под стать самому хозяину, такому же большому и неуклюжему в попытке отряхнуть одежду девушки от пыли.

Генерал усиленно начал искать платок, глаза в последнее время частенько становились мокрыми, любое волнение выливалось появлением слез. В результате он и раньше ничего не замечавший вокруг, не заметил, как возле автобусной остановки притормозил автомобиль с приоткрытым стеклом. Выстрелы из бесшумного оружия, поразившие сердце пожилого военного, никто не услышал, и не обратил внимания на поникшую фигуру человека. А между тем мужчина в генеральской форме был мертв.

Если бы кто-то смог прислушаться, о чем говорили люди в отъезжающем автомобиле, то могли услышать несколько фраз, то ли разговора между собой, то ли доклада по телефону:

— Объект устранен, все прошло, как и было запланировано.

Не удивился бы произошедшему убийству и сам генерал. Причина простая. Ему откровенно сказали на совещании, что в его услугах ведущего инженера конструктора по разработке электронного оружия, никто не нуждается. Тема закрывается, люди отдела распускаются, а ему давно пора на пенсию. Человек, в голове которого сосредоточены знания, неподлежащие разглашению, не может просто так быть вычеркнутым из когорты людей, допущенных к секретам государственной важности. Вероятно, это и послужило причиной его устранения. Возможно, была другая. Все-таки ликвидация ведущего конструктора института по созданию электронного оружия таким способом как-то не вяжется с его заслугами, но..., как говорится: "нет человека — нет проблем". Тайна! И ее можно, наверное, отнести к тайнам века.

Глава 2

Смутное мерцание света, видимое из-под повязки на глазах, почему-то напомнило известную мне игру детства. Помнится, она применялась, для того чтобы не подглядывал за друзьями, которые перемещались по комнате. Ты с завязанными глазами пытаешься кого-то из них поймать и угадать, кто же попался в твои руки. Давно это было, и я вспомнил игру чисто случайно просто потому, что не мог ничего другого придумать, более или менее объясняющее мое недоумение. Ко всему еще страшно болела голова, она раскалывалась на части, и напрягать ее какими-то догадками явно противопоказано. А надо, я только-только стал себя чувствовать человеком, причем думающим и анализирующим обстановку. До этого какая-то темнота окружала, причем во всем. Такая... — тягучая, и долгая, и полный провал в памяти. Может, поэтому все, что связано с прошлым вспоминается как нечто расплывчатое и не совсем внятное по ощущениям. Да и боль эта.... Не давала она сосредоточиться и понять, где нахожусь. Но себя осознавал, причем довольно-таки четко.

Я, генерал-лейтенант инженерных войск, ведущий конструктор по разработке новейших образцов электронного оружия. Последнее изобретение, над которым трудился конкретно мое, я мог гордиться своим детищем, оно вызвало очень большой ажиотаж среди военных. И если бы мне дали возможность довести образец до ума, то по значению и силе этому оружию на планете не было бы равных.

Зовут меня Трифонов Никита Сергеевич, являюсь, вернее — был, ведущим конструктором и разработчиком электронного оружия в строго засекреченном учреждении. Проживал в военном городке и вообще я, можно сказать, очень непростой человек. Взять хотя бы тот факт, что мои мозги, вернее тело с мозгами, постоянно два телохранителя пасли. Моя семья в лице моей жены Кати всегда жила со мной, вплоть до ее смерти, а потом я куковал один. Не было у меня детей, как-то не получилось у нас с Катей. Кто виноват в этом? А шут его знает, ни я, ни она не пытались уточнять.

— Черт! Как же голова болит. И повязка на лице..., вернее наглазник. Неужели с глазами непорядок? Это что же получается? Я не совсем здоров?

Попробовав приподнять руку и на ощупь определить, что за шоры висят на глазах, тут же понял — не получится. Мне не удалось, так как привязан ремнями к лежаку, зато четко ощутил — пальцами могу шевелить.

— Ну и ладно, хорошо хоть так. Просто отлично. Жив, здоров..., и это главное. А то как-то стремно становится от последней мысли, застрявшей в голове. Вроде как смертушка в черном, но без косы, посетила. А последующее уже совсем ни в одни ворота не входит, что-то такое..., малопонятное, не ощущаемое, лишь голимая пустота в голове. Так иногда бывает при потере сознания, я знаю не понаслышке, подобное происходило раньше. Например, при испытании своего детища, нового оружия. Тогда излучение высокочастотных сверхзвуковых волн коснулось всех, кто находился в бункере, надеясь на защиту из бетонных стен, и оказались не правы, вырубило вмиг. Не рассчитали тогда, ошиблись в расчетах. Волна настолько сильной оказалась, что всех людей, кто был на командном пункте, лишила сознания, хорошо еще, поваляться долго в бессознанье не дали, откачали. Но вот тогдашнее ощущение потерянности во времени запомнилось, и оно повторилось сегодня. Очень напомнило состояние, когда находился между небом и землей.

— Ну вот, я же говорю, что все хорошо со мной.... Мертвые не потеют. Ишь ты, еще и шучу, значит, жив.

Поделился сам с собой очевидным, так как почувствовал, вернее, услышал — кто-то подошел. И шаги, и едва уловимое дыхание, все указывало — рядом находится человек. Он осторожно пробует снять повязку с моей головы. Ни слова не говоря, делает свое дело, лишь негромко сопит. Мне не больно. Вероятно, бинт наложен на глаза лишь для того, чтобы дневной свет не раздражал. Даже если в результате несчастного случая какая-то рана и была, то она уже зажила. Во всяком случае, никаких болей я не чувствовал. Незнакомец, осторожно снимая ткань, открывает мне сначала один глаз, затем другой и.... О! Счастье! Я вновь могу видеть....

Но! Лучше бы не видел. То, что открылось глазам, явно не было госпиталем на знакомом мне, военном объекте. Совсем даже не нашим, ничего общего с ним я не наблюдал. Во-первых, санитарка. Вернее, санитар, почему-то я так подумал, не доктор или врач, а именно санитар. К тому же он был мужчиной, и я его раньше не встречал, а в военном городке все знали друг друга. Тем более такого вот: — с бородкой и усами на лице. В каком-то сером от времени или просто застиранном халате, который больше бы подходил под определение, как ряса священнослужителя, причем не по цвету, а по длине, и к тому же без пуговиц, просто перехваченным тонким пояском на талии. Все это так и кричало, что я не тут, или вернее не там, или нет, не здесь. Наверное. Тьфу ты, черт. Мысли скачут шальными всплесками недоумения, и я никак не могу точно определить: — Где я и кто я?

Кровать, на которой лежу, и десяток таких же коек в длинном и узком помещении. Снующие санитарки в сером платье до пола с белыми передниками и ярко выделяющимися повязками с намалеванными поверх красными крестами. Вокруг в разных позах лежат на койках люди — все это вместе кажется странным и заставляет напрягаться в поисках ответа.

— Может, я сплю и вижу сон? Тогда срочно нужно просыпаться. Да нет же, вижу, все отчетливо. Вон, вокруг меня... не поймешь сразу, толи раненые, толи увечные. — Удивленно таращусь, пытаясь рассмотреть окружающую меня обстановку. Сразу не удается все рассмотреть. Могу наблюдать, лишь слегка повернув голову в сторону, но то, что кровати явно металлические, с непривычным окрасом, напоминающим желтовато-песочный цвет — вижу, и знаю достоверно — все это никак не могло быть в нашем эксклюзивном, модерновом, военном госпитале.

Я поспешил выразить свое недоумение по поводу увиденной картины. Голос мой вполне слышен, но какой-то..., несколько незнакомо звучащий и от этого казалось, что говорю не я, а кто-то другой. Я даже поспешил убедиться, нет ли рядом еще кого-то. Нет, только я и санитаро-доктор.

— Вы не подскажите, где я нахожусь, и как сюда попал?

"Санитар", всматриваясь в мое лицо, достал из кармана халата небольшой медицинский молоточек и принялся им водить перед моими глазами, отслеживая их реакцию. Удовлетворенно хмыкнув, спрятал инструмент обратно, и бесцеремонно ухватив пальцами веко, оттянул его, продолжая внимательно вглядываться в глаза. Все так же молча продемонстрировал свой открытый рот, и высунутый язык, затем жестом показал — нужно повторить это действие. Я послушно исполнил. Нет, я же понимаю, надо значит надо. Если я больной, то передо мной человек, явно понимающий, что делает, а раз так, то и поступать в этом случае нужно, как, и положено пациенту. Не стану же я тут возмущенно "качать права", доказывая, что нахожусь не там, где должен находиться.

Окружающая действительность между тем продолжала бросаться в глаза, и она все больше и больше напоминала мне исторический кинофильм. Или спектакль по Чехову: — "Земской врач" — кажется. Не помню точное название, но вот такую именно сельскую больничку тогда и видел. Кроватей, на которых валялись мужики разных возрастов, было много, стояли друг к другу чуть ли не впритык, благо тумбочка разделяла. Я уже понял — лежат в палате забинтованные полотняными повязками люди, которым явно не повезло, вполне вероятно после попадания в дорожно-транспортное происшествие, а может и с огнестрельными ранами. Осмотреть всю комнату не мог, так как был непонятно почему привязан ремнями к койке, но мне хватило и того, что удалось рассмотреть. От всего увиденного хотелось сбежать, или просто выйти в другое помещение. В надежде на то, что это какой-то розыгрыш и за дверью все встанет на свои места, и я успокоюсь.

— Может, все-таки сплю? — На всякий случай слегка ущипнул себя за ягодицу. Больно, значит не сон. Я вновь попытался заговорить с доктором. То, что он не санитар, а доктор я уже догадался. Санитару ни к чему водить молоточком перед глазами, это привилегия лекаря.

Врач сам обратился ко мне с вопросом:

— Parlez-vous franГais?

В общем-то, я мог говорить, и не только на французском диалекте. Я хорошо знал еще английский, испанский и немного немецкий языки. Не понятно только мне, почему именно французский? С какого такого перепугу? Хотя..., какая разница. На французском? Да ради бога, будем говорить на этом языке. Странно конечно....

-Vous ne me dites pas Ce qui EST arrivИ Ю moi? Et oЫ suis-je?

-Vous Йtes Ю l'hТpital Corps expИditionnaire russe en France Ю Reims. Pendant la bataille de Fort Pompelo vous Иtiez griХvement blessИ et vous amenИ ici.

Доктора несколько удивили мои познания, и, тем не менее, объясняя мне ситуацию, он сомневался, понимаю ли я, о чем он говорит. А каково мне? Услышать-то я услышал, и французский язык мне не помеха, но вот поверить.... Все, что он тут наговорил, было, если не странным, то уж точно мне не понятным.

— Quelque chose que je ne me souviens de rien. Qui suis-je? Pourquoi je mens ici? Et de toute faГon ....

— Vous ne vous souvenez? Eh bien, il est pas Иtonnant, aprХs tout, est une sorte de concussion, donc pas de surprise qu'il se souvenait de rien. Mais ne vous inquiИtez pas Гa va passer bientТt. Au fil du temps, bien sШr. Vous devez restaurer la mИmoire de communiquer plus avec ses amis.

Может и в самом деле. Но не настолько же. Ладно, помолчим пока, переварим полученную информацию.

Доктор, по всей видимости, решил, что он выполнил требуемые действия с очередным больным, развязал ремни, которыми я был притянут к кровати, аккуратно свернул их и направился к следующему пациенту. Процедура осмотра повторилась. Продолжая наблюдать, отметил: — соседу по койкам не до разговоров, или он просто не понимал доктора. Из доносящихся вскриков и матов во время ощупывания эскулапом раны, причем на великом и могучем русском языке, стало понятно — в палате я не один русский. И только сейчас до меня дошло, о чем док пытался мне сказать.... Что же получается? Выходит, я нахожусь во французском госпитале и являюсь представителем славного русского экспедиционного корпуса. Какой там город называл врач? Что-то не могу вспомнить? Кажется, Реймс. Никогда здесь не был. Да и кто бы сомневался? Я в большей степени сидел в своем институте, так как не выездным считался. Правда я неплохо знаю историю, по книгам естественно, а то, что он тут мне поведал, очень напоминает малоизвестный людям прецедент про русский экспедиционный корпус заброшенного волею царского правительства России на поля боевых сражений во Франции.

Глава 3

Рассказывать мне про то, что русские во все времена очень "доброжелательно" оказывали "братскую" помощь своим союзникам совсем не обязательно. Общеизвестный факт. И Франция не исключение. Как постоянному "другу", а зачастую и "партнеру", Россия, в лице официальных представителей власти — будь там князь удельный, или царь, генсек, или президент — не важно, все они по первой просьбе спешили на помощь слабому и обиженному, в данном случае французскому государству. Народ воспринимал подобные деяния с восторгом, и никогда не отказывался, и от услуг, и от желающих ее оказать. Будь то негры или арабы, русские или евреи — без разницы. Уверенно и самонадеянно считали — такую страну как Франция все люди, живущие на планете, просто обожают, любят и мечтают о том, как бы помочь маленькой, но очень влиятельной на международной арене стране. И надо отдать должное политикам, а вернее закулисным заправилам, тем, кто с помощью больших денег и руководили государством, все они очень неплохо наловчились управлять мыслями и желаниями власть имущих и в других государствах. В том числе и в России. Вот как в этом деле. Долг Российской империи, за счет взятого кредита у Французских банкиров, был очень внушительным. Возвращать его надо обязательно, но в этот период, я имею в виду начало двадцатого века, царская империя не могла отдать. Нее-е-чем! Ну и кому, какое дело, что Россия страна огромная, и переполнена всеми возможными и невозможными ресурсами недр своих, и вся таблица Менделеева построена на этих богатствах. Из коренных жителей, проживающих на территории империи, никому и в голову не пришло, что подобным достатком можно при рачительном хозяйствовании и совсем в незначительной пропорции используемым, просто засыпать такую страну как Франция золотым дождем, она по размеру не больше Чукотки. Но нет. Живя в столь благодатном крае, никто из людей так и не придумал, как "сделать" деньги, достаточных, для того чтобы Россия стала процветающим государством. В этой огромной, с необъятными просторами и с людьми, работающими не покладая рук.... Невероятно, но факт. Карманы жадных и глупых чиновников, добравшихся до власти, оказались еще больше. Туда нескончаемым потоком уходили, уходят, и видимо в дальнейшем будут уходить все богатства, что хранит земля Русская, и производит народ, живущий на ее просторах. Как порой говорят: "Ни конь без узды, ни богатство без ума", но зато умными "дураками" Русь всегда славилась. Замкнутый круг какой-то получается. Пока внизу, вроде понимает, как надо руководить делами государства, но стоит только попасть наверх, как сразу куда-то все исчезает и он становится очередным посягателем на народные деньги.

Но это у меня так..., мысли ни о чем, можно сказать нервное. Вернусь-ка я к воспоминаниям о многострадальном экспедиционном корпусе с русскими солдатами, которые по воле царя защищают российские интересы во Франции. Как видно и я..., вместе с ними здесь загораю.

Насколько помнится, Россия являлась на тот период равноправным членом Антанты, то есть участником военного союза, который основан Англией, Францией и Россией в предвидении войны с Германией и Австрией. На самом же деле царская Россия была по рукам и ногам связана кабальными займами с Францией и занимала в Антанте подчиненное положение. Эта зависимость сказывалась и на военных планах России. В итоге России пришлось вступить в войну лишь на 60 процентов к ней готовой. И, тем не менее, 800 тысячная военная группировка поспешила вторгнуться в пределы Германии. Как результат непродуманной правительством торопливости наступление оказалось неудачным. Зато "услужили", и помощь имела большое значение для Франции. Российские войска смогли оттянуть на себя несколько армий австро-венгерской империи. Наступление на востоке заставило командование Германии ослабить свои действия на западных фронтах, и в итоге австро-германская военная коалиция не смогла захватить Париж — столицу Франции.

Людских резервов становилось все меньше и меньше. Ни французскому правительству, ни английскому посылать своих людей в эту мясорубку не хотелось. Банкиры тут же вспомнили огромный долг русских и предложили частично вернуть заем. Нет денег? Не важно, можно пополнить человеческий резерв их страны солдатами из России. Правительству ничего не оставалось, как выполнить эти требования. После целого ряда переговоров военное командование России при поддержке царя Николая второго приняло решение направить воинский контингент во Францию.

Все это мне известно из документов, ну и частично вспомнил то, что когда-то изучал в училище, потом в академии, да и самостоятельно читал немало литературы, где этот вопрос освещался. Без подробностей, но представление я имел. Одно меня смущало. Я-то, с какого такого перепугу оказался здесь. Как я понял из рассказа доктора сегодня на дворе 1917-й год, а я из 2015-го, и, судя по тому, что нахожусь в госпитале и четко осознаю себя, я и в самом деле во Франции. Числюсь младшим унтер-офицером одной из бригад в рядах Особого Русского Экспедиционного Корпуса.

От одной только мысли о таком выверте в моей жизни пробило испариной, а в голове тревожно забили колокола, напоминая про контузию. Я внимательно стал осматривать себя. И вновь, теперь уже холодным потом, обдало с ног до головы все тело. Дьявол побери, чур, меня! Тело-то, не мое!

— Ни хрена себе девки скачут, — не удержался от восклицания, да и как тут не материться. Мало того, что чужое, так оно еще и молодое. И даже находясь в лежачем положении, в полосатой пижаме я смог при небольшом осмотре разглядеть накаченные икры ног, крупные мышцы на руках, отмечая попутно наличие мышечной массы на грудной клетке и животе. У меня, прежнего, она никогда не была настолько четко выражена, даже будучи курсантом военного училища, я не имел ничего подобного. Тело смотрелось всесторонне развитым и выглядело неплохо, к тому же на первый взгляд возраст не превышал тридцати лет, а может и меньше. Захотелось увидеть и лицо.

— Надо зеркало, чтобы полностью рассмотреть себя — я заозирался в поисках этого девайса, но ничего подобного не увидел, лишь ряд все тех же коек с лежащими на них больными. Медперсонала рядом нет, кричать, чтобы принесли зеркало — глупо. Сосед слева, от осмотра доктором, слегка впал в небытие, а справа лежал весь в белых бинтах черный человек.

— Во, блин, и негры здесь имеются. Нет, он мне не поможет, не мой это сослуживец.

Я уже не сомневался, что находящийся на койке человек не я, не генерал-лейтенант инженерных войск Трифонов Никита Сергеевич, а действительно солдат Русского экспедиционного корпуса, контуженный в боях за Францию. Вот только каким образом мое сознание в этого человека попало? Совершенно непонятно и очень, я бы сказал, интригующе.

Голова еще больше закружилась. Все сильнее и громче в ней раздавались удары, отдаленно напоминающие теперь уже грохот барабана. Решив — всему найдется объяснение в дальнейшем, а также надеясь на мудрость русской пословицы: "утро вечера мудренее" и на то, что придумана она не просто абы как, решил поспать, в надежде проснувшись, увидеть привычную для меня обстановку родного госпиталя.

Разбудили запахи пищи, мое..., или не мое, короче — ТЕЛО ТРЕБОВАЛО еды. Я огляделся в поисках места, откуда исходил волнующий обоняние и желудок запах. Оказывается, кормили с ложки чернокожего соседа, причем делала это медсестра, или нянечка. Что-то не припомню, как назывались в лечебных учреждениях прошлого обслуживающий медперсонал. Вроде бы сестра милосердия, да и не важно, главное я ее вижу и понимаю, это не сестричка в нашем военном госпитале, а именно сестра милосердия. В длинном, почти до пола платье темного цвета. Поверх него надет белый передник, с большим красным крестом, на отдельной повязке. В косынке — накидке, полностью закрывающей голову вместе с шеей..., тут сомневаться не приходится. Вижу, не что иное, как модную и популярную одежду этого периода истории. Именно в годы империалистической войны так одевались медики. Милое очарование сестрички, ее очевидная забота и чувство сострадания к больному, в очередной раз резануло по моим нервам пониманием попадалова, вызывая при этом, целую гамму чувств. От страха до недоумения. Ну, никак я не могу отождествлять с новым телом себя. Нет, я, конечно, ничего против переселения души не имею, но и принять на веру то, о чем талдычили всегда все реинкарнисты в моем мире, провозглашая возможность повторного воскрешения в других телах, как-то вот так сразу не могу. Ярым поборником буддизма никогда себя не считал. Я и во Христа не особо-то верую. А может, и зря? Ведь факт переселения, нет, не всего меня — лишь сознания..., вернее даже души, в тело другого человека, причем в прошлое время, не что иное, как волеизъявление Всевышнего. Я на всякий случай перекрестился, ибо в сочетании с возможным даром господа это также могут быть и происки дьявола. Мой жест заметила сестричка, она тут же поинтересовалась:

-Monsieur, je ne veux pas que vous preniez un peu de nourriture?

— Je veux, je veux!

— Vous Йtes libre de garder la plaque ou vous nourrissez?

Взявшееся откуда-то желание подольше пообщаться с молоденькой француженкой заставило меня произнести:

— Oui, madame, je ne me mЙle pas de votre aide.

— Eh bien, je Suis fini soldat d'alimentation ET apporter de la nourriture Ю vous. Juste Йtre patient.

Ничего вкуснее не пробовал! Волшебное чувство вкуса, и оно мне не мерещится, оно всамделишнее, не галлюцинация. Да еще само действо происходит из рук милой сестрички.... Пусть ей и не привыкать, заниматься подобными делами, особенно при наличии большого контингента мужчин, когда изо дня в день видишь восхищенные взгляды, осознаешь, какие чувства у них вызывает твое красивое личико. Трудно оставаться равнодушной в этом случае, ох как трудно. Я ей уже сочувствовал, но поделать с собой ничего не мог, мне в настоящий момент казалось, я-то не они, и точно ей не безразличен, даже вижу это по ее лицу. Под моим восхищенным взглядом оно краснеет, и девушка слегка теряется.

А чувство соприкосновения? Я же ощущаю — наши тела касаются друг друга. И даже одежда не мешает почувствовать, насколько горячи они. Вполне вероятно лишь я один это испытываю, все происходит лишь в моей больной голове. Но как приятно вновь чувственно осязать бархатистую упругую кожу девушки, пусть сквозь одежду, и пусть это всего лишь мое горячечное воображение. Боже, как же оно волнительно и бесподобно прекрасно! Жить, чтобы любить, чтобы любимым быть, чтобы вновь почувствовать обилие ощущений и чувств. Слов нет, мне просто хорошо и хочется, чтобы это никогда не кончалось.

Я с великим трудом пытаюсь отвлечься от греховных мыслей, в большей степени свойственных озабоченным подросткам. Стараюсь напомнить — я пенсионер, грешно так думать в моем положении, да еще и в новом облике. Хотя..., о чем я? Это у меня сознание старого пердуна, а тело то молодое и как понимаю горячее в своих желаниях.

И все-таки необходимо переключиться. Хотя бы воспользоваться присутствием сестрички и уточнить насчет меня. Где нахожусь и в качестве кого уже понял, но вот кто такой этот самый "Я" пока в тумане.

— Excusez-moi, madame. Vous Йtes probablement au courant que je perdu la mИmoire? Donc, si vous ne le faites pas plus difficile d'aider les pauvres soldats et me rappeler qui je suis et comment s'y rendre?

— Ну и накрутил.... Еще бы немного и, как та собачка, встал бы на задние лапки и завилял хвостиком от умиления.

— Mlle Julienne, propose monsieur. Je Sui une infirmiХre de paroisse.

— Un Ruse, one belle mademoiselle Julienne, vous ne possИdez pas?

— Oui, monsieur ... — Девушка явно ждала, что я в ответ тоже назовусь, но...

Так и не дождавшись желаемого, медсестра, коверкая русский язык, да еще и с французским прононсом стала рассказывать:

— Ви, месье есть рюський зольдат. — Достав откуда-то из-под фартука записную книжку и пролистав до нужной информации, продолжила:

— Трифонофф Христофор Е-е-евсттегневич — она при этом старательно выпячивала губки вперед, отчего мне очень захотелось их поцеловать. Видимо поняв по моему взгляду, что у меня мысли далеко не церковные, смешалась и вновь мило покраснела. Погрозив пальчиком, продолжила:

— Ви, есть, контужен, лечить вас доктор Жан Лерон.

— Случайно не Д, Аламбер Жан Лерон? — непонятно откуда, как бы само по себе, выскочило это знание из истории Франции.

— Жульен засмеялась, поняв о каком Д, Аламбере я говорю, и как бы поддерживая шутку продолжила:

— Нет, не то. Наш Леро еще не академИк. Но он, есть Бог от мЕдицины. И вам повезло, что вы в его руках.

— Понятно....

В меня как будто вселился кто-то незнакомый и несвоевременно веселый, и он все порывался шутить, хохмить и вообще... произвести впечатление на девушку, что для моего реального возраста было вроде несвойственно. Я и в молодости не считал себя донжуаном, а тут прямо как из рога изобилия, так и сыплются шутки, перемешанные с попытками ухаживания. И когда Жюльен после моей неудачной попытки пошутить, насчет того, что я бы с удовольствием попробовал "Жульен с грибами", посмотрела с недоумением и явным желанием отправить меня к психиатру, то я начал пытаться себя остановить. Чрезмерная эйфория била струей через край, и я стал понимать — неспроста бред несу. Ощущение что я — это "Я", живой и невредимый, относительно конечно, да еще и в молодом теле.... Естественно, меня это будоражило, отсюда и странные желания. Так и в самом деле можно диагноз поставить неутешительный, типа какого-нибудь психического расстройства. А в моем положении только этого и не хватает. Да и информация, поступившая от Жульен, просто требовала, внимания и осмысления.

— Трифонов — моя фамилия. И здесь я Трифонов.... Так-так, Христофор значит.... Но ведь это же выходит... — брата моего деда Трифонова Ивана Евстигнеевича звали также. Неужели я каким-то образом заполучил тело двоюродного дедушки? Ошибка? Или однофамилец? Вряд-ли. И насколько я помню он погиб в империалистическую войну в двадцать пять лет. Совсем еще молодой. Был. Даже семьей еще не обзавелся. Остались лишь две фотографии — все, что сохранилось. Вспоминается, но расплывчато, и я как-то не удосужился в свое время более подробно узнать о брате деда. Так только, что-то не очень существенное. Был брат, погиб в войну на германском фронте. А где? Как именно? Ну, вот такой я, историей семьи не интересовался особо. Может кто-то и проявлял любопытство, и где-то в папке с моей автобиографией лежат такие данные, но я о себе и генеалогическом древе семьи знал только то, что мне рассказал мой дед.

Очень интересно! Каким же "макаром" меня занесло в это тело и причем — не в будущее, а в прошлое время. Зачем? Случаи, когда в детей подселяются чьи-то чужие знания, мне приходилось слышать, да и в прессе иногда мелькало, а там, как я понимаю, и не такое могут написать и выдать за правду, никем не подтвержденную. В основном за фантастику сходит, так как наукой не доказаны подобные случаи переселения душ. Одни предположения, но, тем не менее, было такое, было. Пусть и на слуху всего лишь, чаще из домыслов состоящих. Но вот чтобы подобное перемещение произошло со мной.... Это что-то! Короче — охренеть.

Глава 4

Мое желание добраться до сути, все размышления и сомнения заканчиваются с появлением доктора. Он с помощью переводчика обращается громко ко всем лежащим с новостью. Оказывается, сегодня, госпиталь посетит кое-кто из командования Французских военных сил и даже будут высокопоставленные члены правительства с благотворительной миссией.

Не знаю, как все здешние раненые понимают переводчика, в палате, насколько я знаю, кроме французов и англичан лежат и русские. Я в недоумении, это что же получается, они никаких прав тут не имеют, даже переводчиков нет? Ан, нет. Оказывается, не так. Врач обращается к сидящей на краю моей кровати Жульен и просит повторить сообщение на русском языке. Та, недолго думая рекомендует меня в качестве толмача. Доктор, видимо вспоминает, как я уверенно говорил по-французски, и уже обращаясь ко мне, просит помочь с переводом. Тут же торопливо добавляя уточнение — если я смогу встать с кровати.

Мне и самому не терпелось попробовать подняться, поэтому поспешил согласиться. С помощью Жульен я встаю с койки, при этом мои полосатые "пижамные" штаны чуть не сваливаются с тела. Торопливо хватаюсь за убегающие вниз шаровары, натыкаюсь на руки Жульен, которая тоже пытается поймать за пояс мои брюки. Ситуация получается смешная и несколько неловкая. В основном для меня. Других не затрагивает моя неуклюжесть, для них вполне естественная, сестричка помогает раненому, а в моем случае контуженому солдату. Что тут такого? Ей и "утки" подкладывать приходится под зад мужиков. Так что все нормалек. Это я, неуклюжий и "застенчивый". Фиксирую рукой сползающие шаровары, и вот уже стою на ногах. Вполне уверенно себя чувствую и даже особо не напрягаясь, перевел все, что говорил доктор, получив одобрительный гул русской аудитории. Заодно и осмотреться получилось. Когда обзор был с кровати, то помещение представлялось немного по-другому, а вот сейчас вижу — палата рассчитана примерно на тридцать коек в один ряд и все они заняты лежащими в различных позах перебинтованными больными. Запах тут естественно, как..., ну примерно так воняет в плацкартном вагоне, "набитым" людьми, с их съестными припасами и вдобавок давно не мытыми гнойными ранами.

Я бы и дольше постоял, чуть ли не в обнимку с девушкой. Моя правая рука, как бы ища поддержку, лежит на талии Жульен. И я не ошибусь, если стану утверждать — талия присутствует, и я бы сказал, фигурку девушка имеет неплохую, весьма впечатляет, да и фактурная задняя часть тела тоже на месте. Девушка, вроде как ничего против моего "нечаянного" прикосновения к притягательной части тела не имеет. А для меня чуть ли не испытание. Может это всего лишь опять разыгравшееся воображение, тело то у меня молодое, требует любви и женской ласки, а для нее всего лишь привычная работа. Вполне возможно, что так ей удобнее поддерживать неустойчивого пациента. Вот только чувствую, меня эта поддержка заводит и, не смотря на общую слабость — возбуждает, а мое "естество" реагирует соответствующим образом. Испугавшись, что вполне нормальная реакция тела со стороны может показаться не совсем приличной, я поспешил улечься на кровать. Слава богу, никто не обратил внимания или сделал вид, что не заметил. Только насмешливый взгляд карих глаз Жульен мне как бы говорил:

— Я не против..., проказник.

Утверждать, что именно так и было, не стану. Странный я какой-то. Да и я ли это вообще? Чувства человека, только-только осознавшего себя, явно не мои. Я и в молодости не особо увлекался девушками. Однолюб, и к тому же верный избраннице. Вероятно, для мужчины подобное положение вещей и не свойственно, но вот такой я. Поэтому все происходящее со мной можно отнести к стрессовому состоянию организма, в который вселилось нечто, пусть и с моими мыслями. Только вдуматься, во что я вляпался, и то уже ум за разум заходит. И непонятно при этом, толи плакать, то ли смеяться и прыгать от счастья, то ли тихо — мирно лежать в ожидании, когда же все исчезнет и я в том числе.

Жульен вновь присела на мою кровать, помогая мне напиться. Вовремя, в горле от волнения пересохло, и я с удовольствием подставил свой заросший волосами рот, принимая ее помощь, заодно жадно впитывая ее слова на русском языке, совершенно не обращая внимания на страшный акцент. Мило картавя и тягуче растягивая сложные слоги, получая, судя по мимике лица, огромное удовольствие от разговора, она старательно произносила:

— Я нисколько не удивлена, увидев месье, имя ближайшего сподвижника Господа нашего Христофор, и тебе подходит как никому другому. Ведь согласно догмам и канонам христианской веры он отличался высоким ростом и огромной силой. Не всякому мог доверить Христос себя при переправе через реку. Увидев тебя, мне не нужно было узнавать, какое имя ты носишь, оно само просится на язык. Внешне, во всяком случае, ты именно такой и есть. Только уж очень длинное имя, можно я тебя стану называть Крис? Так переводится имя Христофор на наш язык.

— Я не против, называй...те, как будет удобно и привычно вам произносить.

— А ты в курсе, что именно он, имея сан святого, может исцелять раны? Видимо он и тебе помог вылезти с того света.

— Я был так сильно контужен?

— Мы все думали, что ты не выживешь, почти пять дней без сознания, а когда приходил в себя, то бредил, непонятные слова какие-то говорил. Но это и следовало ожидать, не ты один в таком положении оказался. Тебя же привезли товарищи чуть ли не мертвого. Они и рассказали, в каком состоянии нашли тело. Двенадцать часов пролежал под землей засыпанным в результате артобстрела на нейтральной полосе. Глубокой ночью, когда санитары стали собирать погибших с поля боя, тебя откопали. Думали мертвый, а ты вот, живой и ..., — она видимо хотела добавить типа того, что я чересчур живой, но постеснялась и сказала совсем другое — бородатый и усатый. Ты не возражаешь, если я тебя немного приведу в порядок. Может ты не такой уж и страшный на вид, и я смогу... — она удержалась от неловкого слова и постаралась все перевести в нейтральную плоскость — увидеть таким, каким ты и должен быть.

Мне и самому интересно лицезреть свой облик, и я вдогонку уходящей сестричке попросил, чтобы она захватила и зеркальце. Пока Жульен готовила причиндалы к бритью, я вновь стал пытаться проанализировать случившееся со мной. Было, честно говоря, немного не по себе от такого выверта судьбы, и хотя в жизни многое приходилось принимать на веру, но я всегда искал ответы на непонятные для меня вопросы. Так уж устроен, тем более что и относился я по жизни к формации военных инженеров — ученых теоретиков. Даже сумел адъюнктуру закончить вполне успешно и, хотя докторантуру не получилось, в связи с нехваткой времени, но, тем не менее, мои работы широко известны в кругу заинтересованных и допущенных к ним лиц, и я считался одним из ведущих специалистов в своей электронно-технической специализации. Узковат был мой круг, так как и тут большую роль играла необходимость изоляции и секретности проводимых работ по созданию оружия. Но именно поэтому специфика моей жизни сама по себе подразумевала наличие мозгов в голове, так что думать и анализировать, мне не привыкать. Единственно плохо — незнание и неумение себя позиционировать в других обыденных жизненных позициях. Я не уверен, что смогу вот так вот сразу, взяв в руки винтовку, понять, как из нее произвести выстрел, хотя знаю оружие не понаслышке, и даже стрелять случалось периодически, но это было давно, уже и не помню, когда в последний раз держал оружие в руках. Вероятно, и отличия в приемах есть, меня учили одному, а сегодня на дворе семнадцатый год, оружие другое, не то что в будущем, совсем не то, а мне предстоит не просто держать его в руках, но еще и стрелять, и в атаку ходить. Не стану же я, попав в это время в тело военного, постоянно отлеживаться на койке? Нет, конечно. Вот только одно смущает. Как себя вести в таком случае? Какую придумать причину, объясняя мое незнание и неумение? Рассказать правду...? И что тогда со мной будет? Чего ждать? Психушку? А может и в самом деле спихнуть на контузию? Мол, тут помню, а тут забыл, так что учите вновь азам солдатской науке воевать, или комиссуйте. Да, уж, хоть и маленькая, но проблемка вырисовывается. Видимо так и надо себя позиционировать, по-другому не получится.

— А вот и я. — Оперативность появившейся медсестры показывала, я не первый попадаю в руки девушки с необходимостью привести неходячего раненого в порядок. Да еще и обещание доктора, что к нам приедут гости, тоже сыграло роль в желании персонала госпиталя навести внешний лоск на лица пациентов. Я смотрю, тут не одна Жульен торопится ко мне с прибором для бритья, вон еще несколько сестричек с подобными приспособами спешат к не ходячим больным, а два солдата в униформе принялись возюкать швабрами по полу. Тут как там. Начальство любит порядок и красоту, грязь сочтет безобразием и всыплет по "самое не хочу" за нерадивое исполнение обязанностей. Надеюсь, что "елочки" втыкать в землю не будут. Как-никак на дворе война, которая все спишет.

Приведение лица в порядок проходило быстро и со сноровкой, указывающей на приобретенные навыки по уходу за ранеными. И я подумал, что вот такие люди как сидящая на кровати, рядом со мной Жульен, делают очень большую работу по излечению телесных ран, и не только их, душевные травмы воинов требуют не меньшего участия и усилий. Именно эти вот сестрички лечат их своей заботой, вниманием. Где лаской, где строгим окриком помогают вновь приобрести уверенность, что и ты на этом свете не лишний.

А вот моему соседу слева уже ничего не нужно. Пришедшие санитары неторопливо укладывают тело на носилки. Умер..., солдат! Кто-то не дождется родного человека, кому-то он долго будет сниться в его живом облике. А может, как и мне, ему предстоит переселиться в другое тело...? Кто знает? Неизвестно нам наше предназначение после смерти. Мне вот можно сказать повезло, только не знаю, кого благодарить за вторую жизнь? Да и надо ли это делать? Неизвестно что лучше — сгинуть безвозвратно или еще раз пройти по дороге жизни, гадая, чем отплатить за предоставленную возможность. Вопрос еще тот....

— Не смог доктор его вытащить — прошептала Жульен, вытирая слезы со своего прекрасного лица, и все так же шепотом произнесла напутственную молитву:

— Sainte Marie, MХre de Dieu, priez pour nous, pauvres pИcheurs, maintenant ET Ю l'heure de notre mort. Amen.

Перекрестившись, она продолжила приводить меня в порядок, одновременно поясняя причину смерти человека: — Ногу отрезали, но гангрена уже пошла по телу. Жалко солдатика. Мир праху его.

Мне стало грустно, и весь мой задор куда-то испарился. Непонятное явление все-таки — жизнь. Рождаемся, надеемся, что не просто так нас вытащили на свет, а кто-то, не успев понять, что же это за штука — жизнь, умирает. И следа не останется, хорошо, если наследника бог дал. И ведь ничего не поделаешь. Карма у всех разная. Кто-то считает, так Господь распорядился, понадобился якобы ему в его небесном войске. Но мне, кажется, все более прозаично. Не Всевышний призвал на небеса человека, а людская глупость и жадность закопали в землю. Желание кто-то потешит поиграть в солдатиков, за счет чужих жизней возвеличит значимость своего суперэго. И этот кто-то даже не подумает, что он грешит, выполняя свои похотливые вожделения, ему глубоко на...ть на возможное попадание в ад, он живет только своими ощущениями, и устремлениями. И на людей ему начхать, они для такого человека — пыль под сапогами.

— Все Крис, я привела вас в порядок. Смотрите — Жульен поднесла к моему лицу зеркальце. И хоть оно было маленькое, наверняка из ее сумочки, но я смог увидеть в кого я так нахально вселился. Ну что сказать? Я всегда считал себя немного мужиковатым внешне и грубоватым внутри человеком. Ну не красавец я, и не "мачо", правда, жена моя была другого мнения, и нередко говорила своим подружкам, что я — Мужчина, причем именно так и подчеркивала, с большой буквы. Вот и сейчас разглядывая себя в зеркало, видел в нем большелобого с четко очерченными губами, Жульен зачем-то оставила еще и усы, лишь немного их подравняла, отчего нос казался несколько крупноватым, правда, вполне себе греческого профиля, подбородок тоже немного..., тяжеловат. Вероятно, из-за ямочки на нем. А так ничего личико, смотрится, слегка напоминает меня в молодом возрасте. Даже глаза мои, они под почти сросшимися бровями кажутся серыми, с едва заметными коричневатыми вкраплениями. Лицо, как лицо, русское, даже впечатление наивности, и какой-то разухабистости, свойственной всем русским людям, особенно рязанским или самарским коренным жителям присутствует. Ну а я, судя по внешнему сходству физиономий, попал в тело своего родственника, и оба мы родом из-под Самары, а если еще точнее, местом рождения и проживания, было: — село Балаково, Николаевского уезда, Самарской губернии. Уезжал поступать в военное училище уже из города, Саратовской области. Почему я это помню? Так я же оттуда родом, и все мои родственники тамошние, живут и поныне. Вот будет потеха, когда я вернусь на свою Родину. Хотя почему это потеха? Вернется же Христофор, а не я. Если, конечно, уцелеет. Я знал со слов деда, его брат сгинул на фронтах империалистической войны, но он не знал где тот погиб и когда. Тут, как говорится, "бабка надвое сказала", возвратится Христофор домой или нет. Вполне вероятно, именно здесь, во французском госпитале он и умер. И не вернулся в свое Балаково.

Я еще знал, что в этом же селе проживал герой Гражданской войны Василий Иванович Чапаев. Дед его хорошо помнил, вместе воевали на гражданской. Каким-то образом родственник поначалу окунулся в "чапанное" восстание крестьян самарской губернии, оказавшись в числе солдат, затеявших смуту против большевиков. Все они были за Советы, но без коммунистов. За что и поплатились. Деду удалось тогда выжить, вступив в армию красных, и это спасло ему жизнь. Чепаевцем закончил боевой путь. Тогда многое было непонятным, порой за три года гражданской войны человек мог побывать и у красных, и у белых, и у зеленых, и бунтовщиком прослыть. Чехарда еще та была. Смутное время, и понять тому же крестьянину за кого воевать, порой представлялось сложным вопросом, вот и переходили люди от одних к другим. А иначе и нельзя было, расстрелять в это лихое время человека, что два пальца об... асфальт, особо никто и не заморачивался с разбирательством, почему ты за зеленых, а не за красных воюешь, а то, что тебя силком призвали никому не интересно. Я это от очевидца слышал, от деда, а не только при изучении истории КПСС.

— Крис, о чем мечтаешь? — Напомнила о себе Жульен. — Давай зеркальце, я должна идти к следующему моему подопечному. У меня еще пятеро таких, кого кормить приходится, самостоятельно сходить, позавтракать, не в состоянии.

Я с сожалением проводил свою кормилицу взглядом, отметив, что она видит мой заинтересованный взор. И не удивительно. Походка ее была не только деловой, но еще и с неуловимо — интуитивной грацией, в которой большую роль играют покачивающие в такт бедра и которую женщины любят демонстрировать перед возбужденными от такой картины мужчинами. Она отлично понимала, почему молодой человек так пристально смотрит ей вслед, а мне даже мешковатое платье на ее фигуре не мешало представлять соблазнительные, стройные ножки.

— Ну, ты дед даешь! — Сделал себе замечание. — Вот уж никогда бы не подумал, что я буду так неравнодушен к первой встречной женщине. Мне бы тут в истерике биться, или в обалдении находиться от всего произошедшего, а я вместо этого фигней страдаю. И в тоже время, если вдуматься: — а что я теряю, мне что же вновь свою жизнь, которую непонятно зачем подарили, потратить на всякие научные разработки? Что-то не тянет. Тем более мне в последние годы той жизни не всегда нравилось, чем я занимаюсь. Секрета нет, изделия, придуманные мной, служили для убийства людей, и если еще и тут подобным делом займусь, то точно в ад попаду. Это же не трактор и даже не машина создавались коллективом отдела. Мы изобретали оружие, и оно применялось по назначению, служило средством уничтожения противника, то есть тех же людей. И выходит я такой же убийца, как и те, кто замыслил эту вот войну. Нет, я, конечно, понимаю, не ребенок, все что создавал, шло на пользу моей Родине, делая ее сильной и могучей державой. Но вот сейчас нет желания вновь заниматься чем-то подобным. Во всяком случае, вначале следует разобраться, с какого такого бодуна залетел в прошлое время, а уж потом думать, чем заниматься следует. Тем более не надо забывать я сегодня солдат и мое место в окопах. Ну и тот момент, что я сюда попал из будущего. Зная, какой путь предстоит людям пройти, и не попытаться его улучшить, хоть как-то сгладить шероховатости, тоже неправильно будет. Я ведь могу каким-то образом повлиять на ход истории, изменить или хотя бы не допустить повторения трагедий связанных с массовым убийством людей. И совесть в таком случае не будет зудеть о неправедной жизни. И не важно, будет это война или землетрясение, боевой вирус или атомное оружие, главное, что я могу помочь человечеству миновать страшные испытания, выпавшие на будущее поколение.

Многое из пришедших в голову мыслей явно исходило от желания понять свои возможности, причем желательно безо всякой эйфории от осознания случившегося переноса в тело родственника. Находясь на краю географии от России, мечтать о том, как я развернусь со своим знанием будущего, было сродни чему-то навроде фантазий Мюнхгаузена. Обдумав сложившуюся ситуацию, пришел к решению: нужно быть более приземленным, и реально смотреть на свое пребывание в теле другого человека. Наметить хоть какой-то план внедрения в эту жизнь, а уж потом что-то предпринимать. Тут бы думать, как в живых остаться, и каким образом домой попасть. Вот это главное в моем положении, а не то чтобы с мировым злом бороться. Реалистом нужно быть господин Трифонов — подытожил я свои размышления.

Глава 5.

Пока я тут вопросами и ответами занимался, время шло минута за минутой, причем только вперед. Призыв доктора подготовиться к встрече с военными руководителями не остался без внимания. Сестрички привели в порядок все воинство, кому требовалось — сменили повязки, у кого-то заменили белье, заросших волосатиков побрили и причесали. Потратив время и усилия, мы с нетерпением окунулись в ожидание. Оживление и шум в коридоре сами по себе сказали — спектакль "Явление начальства перед очами больных и страждущих героев войны" начался. Подошло и наше время встречать "артистов".

Такое необычное сравнение мне пришло на ум при виде многочисленной пестрой толпы, моментально заполняющей "подмостки". Появление разодетых в яркие костюмы господ, с цветущими лицами и глазами, полными нескромного любопытства, с заранее подготовленными выступлениями, иначе, как спектаклем и не назовешь. Люди в военных мундирах всех расцветок и покроев были выше похвал, особенно два генерала. Свита, среди которой выделялись своими нарядами женщины, тоже впечатляла. Двустворчатая дверь в палату оставалась открытой, желающих отметиться, и зафиксировать присутствие на таком мероприятии явно больше, чем свободного пространства, вследствие чего образовалась давка и соответственно заминка, непредусмотренная режиссером. Этого бедлама могло и не быть, не будь тут фотографа. Первым выступил французский генерал. Прежде чем заговорить он вдоволь попозировал перед объективом. Зато потом его красноречие всех нас удивило и что мне показалось странным, явно вдохновило лежавших до этого в полной прострации раненых солдат.

Оживились еще больше, когда после слов генерала: "Ваши раны, полученные на поле сражения, по праву считаются неоспоримым признаком доблести и геройства, и самое малое, что мы можем для вас сделать сегодня — это всех наградить "медалью Раненых", после чего какие-то юркие офицеры кинулись их раздавать. Вот тогда меня и удивила восторженная импульсивность раненых французов, лежавших на кроватях. Мне показалось, они готовы хоть сейчас подниматься с коек и идти воевать. Для меня такое рвение выглядело несколько странным. Я никак не мог понять, за что раненые благодарят генералов, неужели еще не дошло до них, ведь именно в результате бездарного командования при проведении боевых операций такими вот "павлинами" они и получили раны. А эти "медали Раненых" — своего рода всего лишь знак, обозначающий, что солдат уже побывал в боях. Ко всему этому еще не понятно, каким "героем" он показал себя на поле боя, лежат-то в палате люди, как с ранами, так и с обычной простудой. Им-то за что? За какие такие боевые заслуги? Может, я что-то не понимаю, или просто время и место не мои? Во всяком случае смотрится мероприятие именно как спектакль, я угадал, причем все это не только странно, но и унизительно для тех, кто действительно был ранен на поле боя. Хотя..., мне ли судить, я это время знаю только по документам, ну еще чуть-чуть по рассказам деда и обсуждать существующие порядки мне вроде, как и не по чину.

Между тем восторженность от этого действа явно зашкаливает. Осталось только кинуть клич: "Все на баррикады!" Не хватает лишь Жанны Д'Арк, чтобы было кому вести столь импульсивных вояк в бой против ненавистных бошей. Утрирую, конечно, придумываю, бог знает что, уж больно все происходящее напоминало плохо сделанную рекламу по телевидению, а она всегда раздражала именно своей глупостью, мешая смотреть новости. Помирили меня со всей этой клоунадой слова генерала, отметившего героизм русского воинства. Говоря со всей возможной искренностью и уважением к проявленной русскими солдатами воинской доблести, тот отметил: — "Именно русские воины сумели в ходе проведения апрельской военной операции выполнить поставленные перед ними задачи и заняли под городом Курси опорные пункты врага. За отличное выполнение воинского долга, французское командование пожаловало на знамена 1-го и 2-го Особых полков 1-ой Особой бригады "Военный крест с пальмовыми ветвями". А когда еще к тому же наградили четверых русских солдат, лежавших в нашей палате Георгиевской медалью, в том числе и меня, я, честно говоря, тоже слегка воодушевился и порадовался за своего родственника. После речи француза и ее перевода на английский язык присутствующим на встрече переводчиком, с кратким словом выступил и русский генерал, но он в основном благодарил французов и клялся от имени всех русских, что они, не щадя живота своего, будут и впредь воевать за правое дело. Мне его речь не понравилась, может, потому что и он говорил на французском языке. А мог бы и по-русски поблагодарить своих солдат, или хотя бы спасибо сказать.

Скрасил мое недоумение полковник, который ходил от одной койки к другой и по подсказке медсестры вручал награды русским солдатам, произнося при этом: — "Живи и здравствуй во славу России". Я внимательно стал разглядывать подошедшего офицера, кого-то он мне напоминал, а тот в свою очередь удивленно уставился на меня. Моя знакомая Жульен, сопровождавшая полковника прошептала:

— Vierge Marie! Pour ce que vous aimez! йtes-vous liИ??

Явное сходство наших лиц вызвала удивление не только у Жульен. Легкая оторопь и заинтересованность наблюдалась и у полковника. А я в замешательстве пробормотал:

— Incroyable ....

Полковник слегка смутился и добавил: — Тут явно Божий промысел проглядывается. Редко, но встречаются двойники, не обязательно быть родственниками. Тут надо разобраться, поговорить, узнать родословную, в конце концов. Не исключается возможность наличия общих предков.

Для меня это действо, в столь необычной мизансцене, виделась как продолжение чертовщины, происходящей со мной. Что-то подобное, наверное, испытывают и мои собеседники, в их глазах я вижу и удивление, и непонимание вместе с вопросом: — Как такое может быть? Я, продолжая рассматривать офицера, так же, как и он был поражен нашим сходством. Внешне один в один, и даже рост тот же самый. Когда стоял в обнимку с Жульен, заметил, возвышаюсь над ней, и полковник так же выше на голову. Блин, усы и те похожи. Вот разве только прическа была другой.

— Разрешите представиться: — при этом он чуть-чуть наклонил голову — военный агент, полковник Игнатьев. Затем торопливо достал из фуражки, служившей в настоящий момент в виде своеобразной емкости, две медали и, протягивая их мне, проговорил:

— Иначе и быть не может, мы русские и независимо от того, на каком посту стоим, всегда славились и славимся своей доблестью и храбростью. Мне вдвойне приятней вручать награду воину проявившего отвагу при выполнении приказов командиров и человека, в крови которого возможно есть капелька моей. Пусть вижу перед собой не родного брата, но уверен — корни наши в предках, и вполне возможно где-то, как-то пересекались.

— Оба-на, все страннее и запутанней, чертовщина какая-то. Я совершенно точно знал, эта метаморфоза или даже вернее метемпсихоза, произошла без моего волеизъявления. "Не виноватая я" — так и хотелось выкрикнуть цитату из кинофильма "Бриллиантовая рука", которую мы вместе с женой смотрели раза три еще при жизни последней.

— Судьба! Иначе и не скажешь. — Добавил мысленно про себя. Легко вспомнилось, что именно этого военспеца нам преподносили в академии как пример человека без предрассудков, верного присяге и своей Родине. Офицер, выполняющий приказ царя даже после его свержения. Находясь в должности военного атташе в союзной Франции, и будучи безраздельным хозяином оставшейся после революции суммой в 250 тысяч золотых рублей, он, не потратив на себя и свои нужды ни одного франка, передал деньги в руки своего народа. При этом, не особо разглядывая, что за люди находятся у руля власти в его Отчизне, зная лишь, что страна твердо встала на ноги. Для этого ЧЕЛОВЕКА главным было служить не кому-то конкретно, а народу и Родине в их лице.

— Какой, однако, киносюжет пропадает — невольно мелькнула в моей голове мысль — на "Оскара" наверняка бы потянул. Вот только не знаю тот это Игнатьев или другой? Хотя какая разница? Не бросится же он ко мне с распростертыми объятиями и не станет, как в том же индийском сериале, кричать, что нашел наконец-то своего пропавшего из колыбели единоутробного брата. Он граф, а я крестьянин, в его понимании я могу быть и родственником в результате посещения своей симпатичной крепостной дедом. Такую возможность он может допустить, но не более.

Все что происходит в настоящее время так и просится на экран, в виде фантастического триллера, при просмотре которого захочется лишь добавить: "огласите весь список". Понятно одно — не по моей прихоти я тут лежу в чужом теле, и как бы ни хотелось обратного, видел и прекрасно понимал — все действующие лица вокруг меня не артисты розыгрыша. И выход тут просматривается один: — необходимо подстраиваться под ситуацию. Совсем не удивился, когда в мою голову пришла идея попробовать использовать создавшееся положение. Мысль проста и немного наивна, если смотреть на нее со стороны. Ну и пусть, главное, чтобы она получилась. Я тут же поспешил ее развить и воплотить в нужном направлении.

— Господин полковник, я понимаю, медаль за ранение дают сегодня всем, кто тут находиться на излечении, и она явно французская. А вторая, за что мне дадена?

— Это Георгиевская медаль четвертой степени "За храбрость". Тут и говорить особо нечего. Конкретно, за какие подвиги ты удостоен награды, узнаешь, когда вернешься в свою бригаду. Носи с честью.

Полковник, как я понимаю, не располагал временем, да и не уполномочен был объяснять, какой подвиг я совершил, тем не менее, задержался и стал прояснять ситуацию с награждением:

— Приказом генерала Лохвицкого Николая Александровича, командующего Особой бригадой во Франции, вы в числе воинов, особо отличившихся в боях под городом Курси представлены были к Георгиевской медали. Он имеет право награждать героев, и ты, в числе немногих из достойных солдат получил ее. Мне было приятно взять на себя обязанность выполнить ответственное поручение. К сожалению твои подвиги во славу России и предыдущая воинская служба, мне неизвестны. Но ты меня очень заинтересовал. Надеюсь, после выздоровления, сможем встретиться и поговорить. Я поспособствую этому.

Как раз то, что нужно, я даже не удивился, так бывает, мысль..., штука такая, она вполне осязаема. Я подумал, а ему это передалось. Четко. Главное именно он, а не я, предложил встречу. И ведь буквально минуту назад пришла в голову идея — использовать забавное сходство в целях своего успешного внедрения в общество. Заинтересовать Игнатьева я смогу, и убедить, в необходимости применения знаний, человека из будущего, тоже не проблема. Так что появившийся вариант легализации, как нельзя, кстати, грех им не воспользоваться. Быть убитым, как мой двоюродный дед на этой войне, мне не хочется. Умирать ради чьих-то интересов.... Избави боже! Нет и ещё сто раз нет.

Полковник обратился к стоявшей рядом с ним Жульен, которая с любопытством вслушивалась в наш разговор.

— Прошу прощения мадемуазель... Жульен. Не соизволите ли назвать свое полное имя? Мы не настолько близко знакомы чтобы, обращаясь к вам произносить лишь имя.

— Вы правы. Можно я на французском языке объясню? Мне так проще. Вы же оба прекрасно понимаете и разговариваете на нем.

Полковник осмотрелся вокруг, его явно смущало, что ему приходится вести беседу с простолюдинами как с хорошими знакомыми. Все-таки старший офицер и к тому же военный агент, не прилично — с. Тем не менее, продолжал разговор, видимо для него правила этикета не пустая формальность, заложены воспитанием и примером высокопоставленных родителей.

— Будьте так добры, продолжайте на французском языке.

— Plusieurs difficile que j'expliquИ Ю mon pХre pourquoi il est arrivИ avec mon nom. Le fait que je suis nИ au mois de Juillet, qui est le mois de Jules CИsar, et mЙme avec une tЙte bouclИe, il a Иgalement jouИ un rТle. Par les mu prХs de ma maison, IL y a une Иglise qui a ИtИ construit en l'honneur de Saint-Julien. En latin, mon nom est Julia ressemble Ю Julia. Tous ensemble est le fait.

— Очень хорошо, но я имел в виду всего лишь ваше полное имя.

Жульен немного стушевалась, ей не хотелось более подробно рассказывать про себя. А мне стало интересно узнать дополнительно что-то о ней, и я поддержал полковника.

— Наверное, она королевских кровей и поэтому не хочет называться.

Фыркнув на это предположение, девушка ответила:

— Я не имела бы ничего против королевской фамилии Валуа, но и моя династия не хуже, во всяком случае, вполне меня устраивает несмотря на то, что не французская. — Она немного интригующе поиграла своей прелестной головкой, наклоняя ее из стороны в сторону — не скрою, это у нее получилось мило, и, увидев заинтересованность, поспешила раскрыть свое инкогнито.

— Джулия Ситроен к вашим услугам. И я только наполовину француженка, папА мой — еврей, мамА — француженка.

Полковник Игнатьев как мне показалось, забыл, о чем вообще он ее хотел попросить. Настолько его заинтересовала ее фамилия. Меня если честно тоже.

— Ваш отец Андре Гюстав Ситроен?

Жульен протестующе помахала ладонью.

— Вот так всегда. Нет, он не мой отец, дядей приходится. Мне непонятно..., почему вы знаете, кто такой Андре, а моего отца нет? А между тем он хорошо известен в Париже. У нас есть большой ювелирный магазин, в квартале Маре, и вы там возможно нередко появлялись. Своим женщинам покупаете ювелирные украшения? Ну вот, они у моего папА в огромном ассортименте, а на вывеске магазина крупными буквами написано имя честнейшего еврея города Парижа — Ситроен.

— Вообще-то я обычно посещаю для таких целей магазины Бушерона. Кстати, если будете в Санкт-Петербурге, ах да, извините, по привычке назвал, сейчас это Петербург, наш царь Николай второй недавно переименовал город, так вот, там тоже есть ювелирный магазин от Бушерона. Мы с женой были на его открытии в 1911 году, во время отпуска как раз попали на это мероприятие, и нам понравились их изделия. Но я не поэтому спросил про Андре. Мы с ним связаны по причине наших общих дел, и я его хорошо знаю, но, насколько мне известно, дочка у него еще маленькая. Такую прекрасную леди как вы я бы точно приметил. Но, увы....

Полковника окликнули из свиты, и ему пришлось попрощаться с нами. Напоследок успел сказать именно то, что мне и хотелось услышать от него.

— Простите молодые люди, необходимость заставляет покинуть вас, дела, понимаете ли. Вся наша компания пошла в другую палату, военному агенту надлежит быть там, вместе со всеми. Я бы хотел попросить вас милая мадемуазель Ситроен чтобы вы после выздоровления — он широким жестом руки показал на меня — военного, помогли ему встретиться со мной. Вы же в курсе, где наше русское представительство находится? Нет? Вам это ни к чему? Жаль, мне было бы приятно поговорить с вами при встрече тет-а-тет. Можете записать адрес: улица Элизе Реклю 14, бюро военного атташе полковника графа Игнатьева.

— иcoutez mon colonel, sera fait.

Шутливое подтверждение Жульен еще не говорило, что она тут же кинется выполнять желание русского дипломата, и Игнатьев, поняв это, с просительной интонацией в голосе добавил:

— Если, конечно, вам не составит труда и не будет обременительно.

— Я постараюсь, все зависит от состояния больного.

Пока они вели шутливый разговор, договариваясь каким образом сопроводить меня к полковнику, мне вспомнилось, что Ситроен не только фамилия отца сестрички милосердия, существует еще и автомобильный концерн "Ситроен". В моем времени известная фирма, и я хорошо осведомлен насчет нее. Он одним из первых владельцев автомобильных предприятий в Европе поставил на поток производство машин.

— Надо же, как складываются обстоятельства вокруг меня, все как-то вовремя и к месту. Игнатьева кто-то подтолкнул ко мне, и Ситроен, кстати, всплыл. Или просто везение? Как бы там не было, а пока сплошные плюсы в моей новой жизни. Я мысленно попытался прикинуть, каким образом смогу использовать образовавшиеся удобные для меня обстоятельства, но отвлекла Жульен.

— Очень интересное сходство, ты не находишь?

Тот факт, что мы с Жульен уже на "ты", прошел для обоих вполне обыденно. Она привычная к своим пациентам, обращается ко мне, равно как и к остальным раненым, я же счел мое поведение в отношении незнакомой девушки результатом эксцентричного появления в другом теле. Вариант, что она на меня смотрит всего лишь, как на странноватого чудика, тоже не исключен. Я же контуженный и мне все можно. Ну..., не в себе мужчина. Хотя она и не представляет, насколько точно звучит подобная идиома. Не в себе я, и это не убрать. Совершенно не тот человек, которого она видит. Даже не догадывается, зато я знаю, и в моих интересах не показывать себя настоящего, а то увлекся, понимаешь, демонстрирую полное несоответствие действительности. Одно знание французского языка чего стоит. Хотя, чему тут удивляться? Мало ли по какой такой причине пришлось изучать? И все-таки, вижу, немного перебарщиваю, нужно себя сдерживать. Знаний больше, чем положено простому крестьянскому парню не выказывать. Если получится, конечно. Девушка Жульен мне нравится, да и связи ее можно использовать в будущем моем житие, а, не показав свою эрудированность, вряд ли заинтересую ее. И кстати, что она тут в госпитале забыла? Подвигов захотелось, или славы? Спросить?

— Скажи-ка мне красавица, — я решил пока продолжать играть роль чудика, — а зачем тебе, богатой и вполне самодостаточной девушке, заниматься подкладыванием посуды под зад мужикам? Это что, своего рода обязательства перед господом нашим? Или другие, более возвышенные идеи, движут тобой.

— Нет, это никакой не обет господу, как ты подумал, все гораздо более прозаично. Я же тебе говорила — учусь врачеванию. А тут обстоятельства сложились такие, что я просто обязана направить знания на пользу народу. Да, я патриотка Франции, и я решила — это мой долг. Имея неплохие навыки в медицине, можно и нужно использовать их в эту лихую годину, да и практика для меня тоже немало значит. Правда, моих знаний хватило только на то, чтобы стать палатной медсестрой и поэтому я здесь. Все ясно?

Офигеть. Насколько необычное для молодой девушки понимание своего предназначения. И это во Франции. Хотя почему бы и нет? На дворе не 21-й век, а начало двадцатого. Людей склонных к подвигу, а то, что она тут работает для нее подвиг, и еще какой, так вот, таких самоотверженных и уверенных, что именно так следует позиционировать себя — много. И в нашей России патриотов тоже хватает. Конечно, это время для меня — ежик в тумане. Вроде знаю, а если конкретно рассматривать, то могу и ошибиться. Тот факт, что война в Европе всколыхнула на первых порах большинство людей, сделав их патриотами, я в курсе, по тем же книгам, документам и кадрам сохранившейся кинохроники. Также осведомлен, что в конечном итоге все разуверились в войне, и уже никто в настоящий момент не настаивает на продолжении войны. Все устали и всем стало наплевать на конечный результат. Многое мне известно про время, в которое заброшено мое сознание, но в тоже время мало, очень мало. И мне сейчас жаль упущенных возможностей заниматься подобными изысканиями. Не сподобился в свое время, мне вроде тогда такие знания мало помогали в работе, историком не был. Знать бы заранее, но..., сё ля ви, как говорят французы.

Искать причины, послужившие для переноса моего сознания из одного времени в другое, надоело. Понятно же, не изменить случившегося, сопли жевать, ахать и охать уже поздно. Раз я тут оказался, необходимо себя настроить и легализоваться. Как вариант — попытаться рассказать кому-то, например Игнатьеву, вовремя он появился на горизонте. Если правильно и достоверно изложить ему мою историю, то мы сможем наладить неплохое сотрудничество. Почему-то хочется в это верить. Не скрою, и мои знания про его жизнь тоже сыграют мне на руку. Вовремя мне тогда в академии подвернулись мемуары полковника, я с большим интересом их прочитал. Будет чем козырять при нашей встрече. Во всяком случае, попытаюсь доходчиво преподнести мой бред, а я уверен, что он именно так на первых порах и станет воспринимать рассказ о моем перевоплощении. Естественно, не обязательно это делать сразу. Пусть пройдет немного времени, посмотрю, что он предложит, ведь я же видел его интерес к моей личности. Значит, могу рассчитывать на благосклонность полковника. И если постараться, то и в его команде окажусь. Короче так и буду действовать. А девушку Жульен? Просто использовать ее в своих "наполеоновских" планах мне не хочется, да и кто знает, как она отреагирует на меня и мой к ней интерес в дальнейшем. Тут надо посмотреть. Далеко заглядывать не будем.

Глава 6

Времени на обдумывание своего положения, было больше, чем требовалось. Это и хорошо с одной стороны и плохо. Закономерное желание куда-то бежать, что-то делать, причем, не откладывая ни на минуту, заставляло искать варианты для воплощения в жизнь моих намерений, к этому добавлялась боязнь упустить наметившуюся возможность, легализовать себя в новом времени в ином обличии. Хотя новым его можно считать лишь для меня. Для окружающих я как был младший унтер-офицер Трифонов Христофор Евстигнеевич, так и оставался им. То, что внутри тела находится другой человек, знать никто не знает и даже не догадывается. Правда, со стороны Жульен я стал замечать недоуменные взгляды. И я ее понимал.

Я успел наговорить кучу странных слов, да и знание языка, тоже повлияло на ее возможный интерес ко мне. Не помешало бы и мне узнать подробности про себя. Непосредственно со мной из документов, удостоверяющих личность, был лишь круглый солдатский жетон из металла, который при осмотре приобретенного тела обнаружил висящим на шее рядом с крестиком. Еще кое-какие сведения удалось почерпнуть из истории ранения, записанной со слов солдат, доставивших меня в госпиталь в карту больного. Разглядывая жетон, с трудом разобрал набитые цифры и буквы: 2р 1оп 1об 25, затем, особо не напрягаясь, расшифровал эту аббревиатуру следующим образом: — вторая рота первого особого полка, первой особой бригады, 25-й по списку. Ну а сам список должен быть в канцелярии полка, дубликат, наверное, находится где-то в России в одном из ведомств военного министерства. Если и есть что-то типа солдатской книжки или военного билета, то только не у меня. Жульен дала почитать амбулаторную карту и историю ранения, все они были составлены со слов ротного санитара и ефрейтора Степана Пичугина. Но вот встретиться со своими сослуживцами, здесь в лазарете, к сожалению, я не могу. Со слов Жульен я узнал, что в отношении русских солдат введены жесткие правила и никого никуда из расположения воинских частей не отпускают. Тем более что бои еще продолжаются, раненых становится все больше и больше, и их приходится размещать уже и в коридорах госпиталя. В такой обстановке нижние чины русской армии прикованы к своим подразделениям не только приказами командования, но и суровой необходимостью.

Выуживая из своей памяти все, что мог вспомнить про этот самый русский военный контингент, воюющий на фронтах Франции, я к своему огорчению понял — помню совсем немного. Зато очень неплохо вспоминается провалившееся наступление войск Антанты на севере страны. Мы, слушатели инженерной академии, это сражение подробно изучали как пример бездарности командования, полного незнания, каким образом и где, нужно использовать танки. Из-за неумелой корректировки огня артподготовка оказалась почти бесполезной и как результат поднявшиеся в атаку войска попали под губительный огонь пулеметов противника. Французы, потеряв в "наступлении Нивелля" убитыми и ранеными 180000, а англичане 160000 солдат и офицеров, так и не добились успеха в проводимой ими военной операции.

Честно говоря, меня мало заботило, что и как в настоящий момент происходит на фронтах этой мировой бойни. Исправить или хотя бы подсказать, где необходимо подстелить соломку я просто не в состоянии. Никто меня слушать не станет, даже если я и смогу пробиться к высшему командованию. Мне лишь оставалось в данном случае успокаивать себя, произнося первые пришедшие, на ум мысли, типа: если истина не понята людьми, то либо это еще не истина, либо для нее не настало время. Реальное положение вещей в данном историческом периоде никто из воюющих сторон так и не понял. Даже обогащение финансовых воротил на этой кровавой бойне проходило незаметно для общества. Нищета, разруха, голод, революции, и просто бардак в умах людей, вот и весь результат войны, и вся истина заключена в этих результатах. Что хотели то и получили, даже не поняв сами, что же приобрели. Еще многие годы предстоит прожить, прежде чем смогут хоть что-то понять в прошедшей кровавой бойне. И сделав определенные выводы, все одно продолжат наступать на те же самые "грабли". Конфликты между государствами вновь потребуют людские жертвы, и ради достижения надуманных целей придумают массу нового оружия. Понимая, что военные действия ведут к гибели миллионов людей, все одно будут торопиться опередить других чокнутых и получить для себя хоть какие-то дивиденды, оправдывающие жертвы ни в чем не повинных жителей планеты.

Я один из таких!

Ну что же, делаем вывод для себя. Не стану я использовать свои умения в разработке и изготовлении убийственного оружия. Наоборот, я сделаю все возможное, чтобы не допустить его появления. Каким образом? Да любым. Вплоть до физического уничтожения людей, замешанных в создании оружия массового поражения. Независимо от того, где "творец" проживает, и какие цели преследует в своем творчестве.

Круто?

Да, круто. Но если вспомнить, что о подобном думал в последние годы часто, то вполне естественно появление в голове одиозных намерений. На мой взгляд, правильно будет выделить в будущем плане действий и возможную нейтрализацию маниакальных вождей бросающих людей в подобные бойни. И даже не стану оглядываться на шкалу Альтмана, ибо совершенно ни к чему. Я и так хорошо знаю всех по их делам. Пусть и выглядит такой подход сплошной утопией, и кое-кто мог бы сказать на подобный демарш как о глупости, так как свято место пустым не бывает. Возможно, так оно и есть. Но вот почему-то уверен — можно таким образом отвести беды и не дать людям уничтожать самих себя. Нет, я понимаю, моя предполагаемая террористическая миссия, к которой склоняюсь в своих планах на будущую мою жизнь тоже не что иное, как маниакальная линия поведения. И вполне вероятно в какой-то степени я мало чем буду отличаться, от того же, допустим Гитлера. Хотя..., как сказать. Он в своих желаниях не скрывал, что хочет всех недочеловеков, уничтожить, стереть с лица земли. Судя по результатам его "шизофренического буйства" многие миллионы подпадали под его понятия о лишних людях. Я же наоборот, хочу не допустить подобного. В моем понимании каждый человек это, прежде всего личность. При этом каждый должен понимать: — ОН существует лишь настолько, насколько себя осознает. Именно понимание, что человеком становятся не по результату его появления в этом мире, а лишь вследствие осознания им самим, что он мыслящий индивидуум, можно отождествлять его как человека. Гомо сапиенс стал человеком лишь тогда, когда осознал, что может сделать все сам, своими руками. И только в результате тренировки мозговой деятельности головы может развиваться, а значит, и совершенствоваться как человек.

Уверен, мое решение не возникло спонтанно. Не было в моей бытности в той жизни таких намерений, а здесь вдруг появились. Так не бывает. Похоже, кто-то поставил на мне свой эксперимент и не только осуществил перенос сознания, но и внушил определенные цели, причем для меня чуждые. Понять бы ещё, так все обстоит или я выдаю свои желания, прикрываясь чужими? А может и не надо, зачем думать об этом? Пусть все идет, как шло. Со временем разберусь и пойму кто крутит карусель. Пока же намерения исключительно мои, и никто не заставляет делать то, к чему не лежит душа. Накручиваю себя не по делу сам, а все от того, что произошедшее со мной непонятно, загадочно, трудно воспринимаемое, в конце концов. Возможно, именно поэтому потянуло придумать реально трудновыполнимую миссию?

Хотя.... Нет! Не думать, не получится. Непроизвольно возникают мысли, голова забита ими, того и гляди мозги закипят от перенапряжения. Валяясь всю неделю на госпитальной койке, от безделья стал докопаться до истины и даже пытался анализировать, сравнивая себя прежнего и сегодняшнего, искал причины, приведшие к тому, что я жив, пусть и не в своем обличии, но, тем не менее.... Факт налицо — я живу и здравствую, и думаю, думаю..., а ещё строю планы.

Причем сумел выделить, как мне кажется, главное: если уж ставить цель перед собой, то значительную, в какой-то степени даже не логичную, но она должна быть выполнимой и нужной для людей. Вот и придумал. Будет от возможных перемен в истории благодаря моему вмешательству толк или ничего не изменится — я естественно не знаю, а вот попытаться спасти будущие жертвы бездумного отношения к людям вполне по моим силам. Главное не увлекаться и не планировать трудновыполнимые задачи.

А вот как воспримут меня с такими планами другие люди? Нормальным? Или немного не в себе? Фантастические идеи или как еще называют подобное: "парафренный бред" — это признак болезни, шизофрении. Заболевание, зачастую переходящее в хроническое. Не секрет — одной из характерных черт "шизика" является наличие идеи, например, как моя идея реформаторства. Такое, знаете ли, очень четкое желание изменить мир. Рассуждая на эту тему — невольно попадаю под одну из характеристик распространенной болезни человечества — шизофрении.

Вот ведь дьявол! Додумался! И в тоже время, почему бы и нет? Может я и нахожусь сейчас в своем времени, в психиатрической больнице, и все что со мной происходит всего-то на всего мое больное воображение?

От такой мысли переход в неадекватное состояние — один шаг. Хочется каким-то образом проверить, а вдруг.... Успокаивает лишь то, что я могу объяснять свое поведение, а для шизиков это не доступно.

Уф-ф-ф..., аж пот прошиб. Нет, даже не стоит сомневаться.... Не больной у меня мозг, мое сознание отвергает подобный вариант. Уж лучше думать о своей миссии. Придуманной мной или данной свыше, без разницы.

Глава 7

Я офицер более поздней формации, чем тот же Игнатьев, но и мне не чужды патриотизм и любовь к своей Родине. Чувство долга и обязательств перед страной, в которой родился и проживаю, перед людьми, наконец, все это знакомо и мне. Успев пожить и в СССР, и в новой России, отлично понимаю — мое "Я", мои желания, плотно замешаны и переплетены этими чувствами. Я родился и рос в обычной рабоче-крестьянской семье, ничем особо не отличавшейся от миллиона других. Никогда не слышал, чтобы мои отец и мать рассуждали о долге, о любви к Родине, о чести и достоинстве, в отличие от некоторых "говорунов". Нет, такого не было, вернее это все подразумевалось, как само собой разумеющееся. Ничего особого или героического в таком подходе к жизни никто из них не видел. Они даже не задумывались над такими понятиями, это была обыденная и естественная линия поведения, но вот то, что они всей жизнью, личным примером, делами, наконец, смогли воспитать во мне такие положительные качества — этого не отнять. Именно от отца перешло желание познать, изведать, разобраться, обратиться за советом к старшим товарищам или к книге. Уверен такой подход к воспитанию детей и подготовил меня человеком, любящим Родину, и не на словах, а на деле.

Пафосно? Может и так. Раньше никогда за собой не замечал склонности к высокой патетике. Я думаю, пафос присущ мне, как и любому другому человеку, подобные мысли в глубине души имеются у каждого, кто неравнодушен к своей отчизне. И патриотизм мой не искусственный, я, как и прежде готов служить Отечеству и защищать его интересы и это не показушное, а мое внутреннее "Я". Не "служить" ради денег и не "прислуживать" каким-то людям, желающих заполучить власть любой ценой, маскирующие корыстные цели словами о патриотизме и любви к Родине, нет, уж что-что, но в этом я неплохо разбираюсь. Слава богу, наделен знаниями и примерами бескорыстной службы Родине, так же, как и примерами людей, заинтересованных в первую очередь личной выгодой и ради этого идущих на все, даже на преступления против своего народа.

Высокий стиль моих мыслей видимо, навеян еще и тем, что я оказался в выгодном положении, и будь я человеком с другими идеалами, мог бы особо не заморачиваться и создать для себя сладкую жизнь. Трудностей при этом полностью можно избежать, жить, как говорят припеваючи, в свое удовольствие, но я знаю точно — это не мое. Не хочу уподобляться тем людишкам, которые сумели, пользуясь случаем, хапнуть, а порой просто украсть все, что плохо лежит, а затем, безнаказанно жить. И в их понятии именно так — "припеваючи", хотя я не уверен, действительно ли счастливо. Где-то в дальних отсеках души есть у них частичка, которая осознает свое ничтожество, понимает, насколько они мелки в этой жизни. Мне с такими людьми не по пути.

Ставя перед собой задачи, хоть и сомневался в их нужности, но считаю, что мое предназначение именно в этом. Если я смогу предотвратить вторую мировую войну, или сумею накормить людей в годы голодомора в России, то уже можно надеяться — мои знания будущего, моя вторая жизнь, дарованная непонятно кем, не пропадут напрасно. Вероятно, не лишним было бы при этом добавить — от скромности я не умру. Это точно, всегда придерживался правил: хочешь получить результат — планируй цель, слегка завышенную. Затем стремись к ее выполнению, и... — будет счастье. Голод, произошедший в стране по ряду причин в двадцатых годах и унесший миллионы жертв — это ли не цель для человека, знающего, по чьей вине такое произошло, и каким образом можно было его избежать. А если я смогу еще хотя бы отодвинуть время создания атомного оружия, то вообще будет отлично. Утопия? Не скажи.... При умелой организации подготовки к подобным мероприятиям может и получиться. Ясный перец для этого необходимы финансы. А они у меня, пока, поют романсы. Значит, необходимо их добыть. Закономерный вопрос, каким способом? Тут обычной экспроприацией, как это сделали большевики в свое время, не обойдешься. Да и нет у меня таких возможностей. Разве только, как запасной вариант. Зато есть знания. Взять хотя бы того же Ситроена. Чем не способ заработать деньги, подсказав ему ряд изобретений в автомобильной промышленности. Не за бесплатно естественно, хоть они и не мои. Но почему-то вот думается, любой, из авторов узнав цель, ради которой займусь плагиатом, не станет возражать против подобного использования их знаний уже сегодня. Кроме этого, присутствует уверенность, если я все расскажу про себя, и наше общее будущее тому же Игнатьеву, то вряд ли такая история оставит его равнодушным. Если только он именно тот человек, о котором я знаю, как о патриоте. Вложится в мой проект, причем использует не только доставшиеся ему деньги России, но и свои кровные. Смущает одно. Узнав о моих знаниях будущего, и всех новинках в технике и вооружении, не помчится ли Игнатьев в верха с докладом? Хотя тут как раз имеется возможность убедить его не спешить с этим делом. Рассказать сегодня обо мне — значит развязать новую войну. Я не преувеличиваю. Именно мои знания могут стать причиной подобных действий. В моей голове сосредоточено множество идей насчет создания оружия, например электронного. Ясно, до такого производства любому государству как до Китая пешком, но уж про атомную бомбу вспомнить я могу, особо и не напрягаясь. Теоретически. На практике слишком многое ещё не доросло, нет производственных возможностей, нет технологий, нет людей, способных претворить мои теоретические выкладки на практике. Но тем не менее. Ради такой головы любое государство, вернее финансовые воротилы, пойдут на все, чтобы ее заполучить.

Интересно, а если побежит с докладом, то к кому? Царь отрекся от престола в начале марта, у власти сегодня в России непонятно кто, армия разваливается. Так кому он пойдет докладывать? Временщикам? Он и раньше этого не сделал. Я имею в виду, когда, зная, что все деньги, выделенные правительством России на закупку военной техники за границей, оказались на его счетах, и только он может ими распоряжаться, не спешил их отдавать непонятно в чьи руки. Лишь убедившись, что большевики встали у руля власти надолго и серьезно, только тогда решился их переуступить. Так почему бы не воспользоваться и не убедить его до передачи этих денег России, пустить их в дело и заработать еще большую сумму. А потом можно и отдать, но не деньгами, а теми же, допустим автомобилями, или технологиями, которые мы вместе с Игнатьевым и Ситроеном создадим. Вот блин, все-таки правильно говорю, что от скромности не умру.

Мысли, планы, соображения, основанные на предположениях так и сыпятся гроздьями, а ведь все может оказаться пшиком, мыльным пузырем, стоит только мне сгинуть. Понимание возможности подобного исхода заставляет искать выход. Окажись здесь, вместе со мной в этом мире хотя бы диктофон, то я мог просто записать выкладки знаний, воспоминания моего прошлого, вернее, будущего, и соответственно необходимые действия людей по предотвращению ошибок. Наследство мое в таком случае будет очень существенным. Но нет здесь записывающих устройств. Записать на бумаге...? Жизни не хватит. Тогда и мои планируемые дела на благо людям так и останутся в виде проекта. А это не есть хорошо. Знаю по прошлому, если что-то изобрел, но не сделал сразу, то ждать результатов не следует. Очередь может и не дойти до твоих задумок, лишь спустя некоторое время возникнет желание попытаться претворить в жизнь. И то под вопросом будет. А тут такие грандиозные планы....

А не развяжется ли у тебя Никита пупок от непосильного груза? Подобный вопрос мелькает у меня в голове периодически, и я понимаю, он не праздный, наоборот весьма важный и вполне возможный как вариант моего разыгравшегося воображения. И уж точно, нужно ставить именно непосильные задачи, чтобы хоть что-то получить впоследствии. Я повторяюсь, но это важный момент в моих рассуждениях. Идеальным вариантом было бы стопроцентное их выполнение, но зарекаться не буду. Главное начать, а потом уже видно станет.

И "начало" не заставило себя ждать. К концу седьмого дня доктор сделал вывод и высказал его мне, не заморачиваясь особо соблюдением врачебной этики.

— Так, солдатик, мы тебя подлечили, не совсем, конечно, но для того, чтобы ты мог участвовать в боях и уверенно бежать в атаку, вполне здоров. Было бы хорошо тебе отпуск по контузии предоставить, я напишу об этом в твоих выписных документах. Как отнесется к предложенным мною советам твое командование — им решать. Заслать тебя обратно в окопы, или дать возможность отдохнуть зависит от них. Так что завтра будешь выписан. Желаю тебе успехов, а самое главное — не попадай больше на койку в военный лазарет. Жаль, память не вернулась, будем надеяться, окунувшись в привычную среду, она восстановится. Об этом я тоже написал в сопроводиловке, так что командиры твои возможно и учтут мои рекомендации. Если не отпуск, то хотя бы учебный лагерь тебе пропишут.

Утром следующего дня после завтрака меня отвели в комнату, где я смог переодеться в солдатскую форму. Чистая и выглаженная, она сидела на мне как влитая, и я мысленно поблагодарил бывшего хозяина за тщательную подгонку обмундирования. Даже такая мелочь как пять пуговиц, изготовленных из незнакомого мне металла, были пришиты по вороту в тон хлопчатобумажной гимнастерки нитками защитного цвета. Коричневый поясной ремень с металлической бляхой и с государственным гербом на ней, твердая фуражка с маленьким зеленым козырьком и сапоги с высокими голенищами поверх шаровар дополняли мой бравый вид. Обратил внимание на тесьму темно-зеленого окраса на обшлагах и черную кокарду на околыше фуражки, о чем они говорили, точно не знаю, возможно, что я унтер-офицер из разведроты. Еще бросилось в глаза наличие лычек на погонах, ничем не отличимых от тех, которые были известны и в будущем.

— Хорошо выглядишь — без стука появившись в комнате, Жульен напугала меня и одновременно порадовала своим появлением. Я-то боялся, что она про свое обещание помочь мне попасть к Игнатьеву забыла, а это значило бы большую проблему. Добраться самостоятельно, в форме русского солдата до Парижа, и найти там бюро военного атташе было бы нелегким делом.

— Я выправила сопроводительный документ и убедила начальство доверить мне "честь" доставить тебя к графу Игнатьеву. Так как его неплохо знают в госпитале, где он иногда появляется в качестве представителя русских, то и уговорить мое руководство выполнить поручение военного агента особого труда не составило. Так что мы выдвигаемся в Париж. Ты был в Париже? Нет? Я тебе сочувствую, ибо человек, не видевший самый прекрасный город на планете, не видел ничего. Поехали, я проведу экскурсию для тебя по Франции.

Говоря, в своей обычной манере "мамочки", она и делала все остальное, как "мамочка". При ее молодости это выглядело шуткой, и я порой терялся, не понимая, когда Жульен дурачится, а где говорит серьезно. Мое удивленное и вопрошающее лицо ее смешило, и она принималась еще больше балагурить. Но я не обижался, все ее проказы казались милыми и забавными, и вообще, я стал замечать, при ее появлении мои губы сами по себе расплывались в глупой улыбке, и поделать с таким проявлением моей симпатии к ней ничего не мог. Мне несказанно приятно было разговаривать с ней, наслаждаясь ее выходками. Вот и сейчас, приподняв свою головку, вплотную приблизилась, слегка привстала на цыпочки, я даже почувствовал ее дыхание на лице, показалось через миг она поцелует меня, но..., облом. Всего лишь новая ее шутка. Жульен медленно подняла свою руку между нашими телами и, позвякивая наградными медалями перед моими глазами, с волнующим придыханием прошептала:

— Награды сам нацепишь или мне помочь? — И тут же залилась звонким смехом, моментом опуская меня с облаков на землю.

— Шутки ваши мадемуазель Ситроен могут довести вашего больного до состояния, когда может потребоваться кровать.

Двоякость моих слов Жульен показалась забавной, и она моментально отреагировала, сводя их вновь к шутке:

— Ничто нас, девушек, так не заводит как упоминание о постели прозвучавшие из уст мужчины. Но вот беда, для меня, как мне кажется, на всю жизнь останется подобное напоминание о кровати лишь воплем раненого о помощи. Других эмоций в этой просьбе я не смогу уловить уже никогда.

Мне было неудобно говорить на подобные темы, все-таки перед ней стоял только внешне молодой человек, а на самом деле взрослый, почти старик. И пускай у меня не было значительного опыта в амурных похождениях, но, тем не менее, я про все это знал гораздо больше, чем она, и считал ниже своего достоинства воспользоваться пусть и незначительным, но опытом, особенно знанием психологии женщин.

Хотя..., эти милые создания всегда были непредсказуемы в желаниях, порой и не подумаешь, что она тебя "тащит" в умело расставленные сети. Еще со времен Адама известно насколько они хитры и предприимчивы в достижении цели. Так что гадай не гадай, а понять, зачем ей нужен какой-то русский мужик, недавно сменивший лапти на казенные сапоги для меня, остается тайной. Ей, богатой, красивой, и уверенной в себе девушке, у которой возможно есть более солидные претенденты на ее внимание? Зачем она тогда со мной флиртует и заигрывает? Или я ошибаюсь? Ну и пусть. Предположим, что она, имея такой вот характер, и не помышляет о подобном, просто ребячество или вернее девчонка играет роль взрослой девушки. Как бы там не было, мне приятно видеть рядом с собой прекрасную девушку, слышать ее голос. И то, что думаю о ней, строю меркантильные планы, в которых ей отводится определенная роль, вполне закономерно. Не безразлична она мне и даже больше. Не знаю, что из этого получится? Но другом стать я просто обязан. Мне это необходимо. А уж во что разовьются в дальнейшем наши "шутки", в какие отношения выльются, одному богу известно.

— Однако ты у нас герой. — Жульен, цепляя медали на мою грудь, стояла совсем рядом, и мое волнение от ее притягательной близости отвлекало от самого процесса. После ее слов я невольно обратил внимание, что наград у меня прибавилось, откуда-то появился Георгиевский крест, так же, как и Георгиевская медаль четвертой степени. Убей, не вспомню, за что и когда был награжден, можно сказать солдатским орденом.

— А как ты хотела? Я такой.... — Ничего более умного в моем лексиконе не оказалось. Зато появившаяся мысль, что было бы неплохо встретиться со своими однополчанами и узнать кое-что про себя, Христофора имею в виду, меня уже не покидала. Ибо, только они могли прояснить прошлую жизнь, а то я тут как "Иван, не помнящий родства", ничего не знаю о себе и своих сослуживцах.

— Не помню, за что награждали, контузия, видишь ли, у меня была, память пострадала и вообще.... И раньше-то особых знаний не замечал, а тут считай, выбило все, что когда-то было заложено в мою голову.

— Бедненький ты мой герой, ничего то ты не помнишь. А вот французским языком владеешь неплохо, и разговор у тебя, прямо скажем не свойственный простому фермеру, больше бы подошел интеллигенту, ты даже знаешь кто такой Д. Аламбер. У нас его не все знают, а ты в курсе. Мне очень интересно: — у вас в России все крестьяне такие грамотные? Ты же и писать можешь, я видела твои записи, хоть и прятал их под подушкой? Заметив, с каким недоумением, слушает мои приколы Жульен, я прекратил шутить и постарался замять разговор.

— Мне тоже интересно. Но пока не могу вспомнить. Забыл даже кто мои родители, и тем более не помню, откуда появились знания, которые мне не свойственны. Порой кажется, что в голове поселился человек другой эпохи или из другого мира. Память о прошлом заменилась на знания совершенно мне несвойственные, явно принадлежащие человеку, которого я и сам не знаю. Только я тебя прошу, не смейся, я серьезно говорю. Как бы не звучало дико, но после контузии я как бы разделился на двух человек. Возможно, такое ощущение со временем пройдет, и я стану тем самым Трифоновым каким и был. А пока оба мы будем знакомиться с незнакомцем, не помнящим ни родства, ни друзей, ни истории, короче — НИЧЕГО! Но знающего многое, чего не знают другие люди.

Жульен смотрела на меня во все глаза, они, по мере того как я продолжал пудрить ей мозги все больше и больше увеличивались, в них мелькали то искорки смеха, то изумление, а порой и страх.

Я и сам не понимал, зачем все это ей говорю, вроде решил же никому кроме Игнатьева не рассказывать про себя, но вот, не удержался. И самое странное несет из меня как из брандспойта пожарного, сплошная "вода", ничего существенного, ничего конкретного, но голову ей запудрил. Думаю, надолго хватит размышлять и анализировать.

То, что нам предстоит преодолеть почти девяносто миль до Парижа, Жульен сообщила сразу же после нашего начала пути. Я с интересом разглядывал открывшуюся мне панораму прифронтового города, и первое что бросалось в глаза это разрушенные здания. Вслушиваясь в ее воспоминания о том счастливом времени, когда не было войны, и люди не вздрагивали при грохоте разорвавшихся снарядов, понимал, насколько неподдельно ее горе от осознания значительного ущерба для города. Удивление и непонимание, звучавшие в ее словах были искренними, она никак не могла понять, что движет людьми в их стремлении разрушить, уничтожить, сравнять с землей прекрасный некогда город. Всякий раз при виде развалин девушка с горечью в голосе рассказывала, что именно на этом месте находилось до войны, какое здание, и с чем оно связано исторически.

— В Реймсе всегда было на что посмотреть, и сам город и многие здания представляли культурную ценность, но многое, как видишь, уничтожено артиллерией противника, да и так, когда боши захватили его в сентябре 1914 года, за месяц что они здесь были, немало нагадили. Ущерб нанесли непоправимый, да что говорить, как были вандалами, так и остались ими. Грабили все, что считали ценным. Ведь здесь очень много погребов с винами. Вывозили бочки круглосуточно, но все вывезти им так и не удалось. Жаль нам некогда, а то я бы тебя сводила к моему знакомому виноделу. Шампанское игристое, у него бесподобно, особенно мне нравится белое игристое вино из винограда сорта "пино менье". Пробовал?

Я посмотрел на Жульен с недоумением. Мне было непонятно, или она просто не представляет, как живут крестьяне в российской глубинке, или продолжает подшучивать надо мной. Я решил, что кашу маслом не испорчу, и подыграл в ее желании не говорить о грустном.

— Ты знаешь Жульен, я не особо разбираюсь в сортах винограда, и не могу вспомнить, какими винами забиты наши погреба, но скажу честно, шампанское под названием "Вдова Клико Брют" мне приходилось пробовать. Как сейчас помню, разлил Николай Александрович, второй который..., ну или просто царь, так вот, разливает он по фужерам из бутылки и говорит мне : давай Христофор дерябнем по маленькой. Вот только запамятовал, что именно мы с ним пили, то ли "Вино кометы" то ли "Посарден".

Заметив, с каким недоумением, слушает мои приколы Жульен, я бросил пристебываться и постарался замять разговор.

— Шучу я, шучу. Ты же вроде как медсестра и должна знать, на контуженных иногда находит, и они могут говорить что угодно. Но и сама посуди, я простой крестьянин, и у меня нет дома виноградников, а значит и погребов с винами. Самое лучшее из спиртного, что может себе позволить простой народ пить — это самогон, правда иной раз он бывает не хуже вашего коньяка, а уж от виски совсем не отличить. Рецептура у всех разная, соответственно и вкус разный, но большинство россиян все-таки употребляют обычную сивуху.

— А что такое сивуха? И почему именно ее пьют? — Заинтересованно спросила девушка, при этом стараясь заглянуть в мои глаза, чтобы понять, не шучу ли я вновь.

— Сивуха... — я несколько растерялся, если честно я и сам не знал, почему так назвали самогон. Видимо что-то связанное с сивушными маслами, которые в большом количестве накапливаются в процессе брожения браги. Объяснять девушке долго и вряд ли ей будет интересно. Я раньше на винных изысках не зацикливался, лишь иногда мы с женой распивали шампанское. Под тихо играющую музыку, сидя за столиком в нашем баре, мы, с ней наслаждаясь тишиной и покоем, смаковали шипучее вино, которое Катя безумно любила и неплохо в нем разбиралась.

— Водку продавать в России запретили в связи с войной. Правильное, на мой взгляд, решение. Но не для россиян, они всегда найдут выход, особенно если это касается спиртного. Гнали, гонят и будут гнать самогон. Так вот, при его производстве закладывают в емкости, наполненные водой зерно, и дают время отстояться. Полученная смесь во время брожения выделяет сивушные масла, которые и называют сивуха. Фор штейн, понятно я рассказал? Нет? Если честно я мало чего знаю про самогон, так что давай замнем это дело. А насчет вин.... Не могу точно сказать, откуда у меня имеются знания про французское вино, но они есть, и разговор на эту тему поддержать вполне способен. Так что там про него ты говорила?

-Я и пытаюсь рассказать тебе о шампанском, которое, вы с вашим царем пили. — При этом Жульен хихикнула, как бы показав тем самым — шутку она поняла.

— в нем смешан виноград нескольких сортов — продолжала просвещать меня в вопросах виноделия, — а если конкретно, то это сорта Пенье Нуар, Шардене, и Пино Менье, причем в разных пропорциях. Здесь играют большую роль именно пропорции и технология, но это, как понимаешь, секрет изготовителя. Множество нюансов имеется у владельца виноградника при производстве вин, даже от того, где конкретно вызревают эти сорта, зависит вкус и запах. Хорошее шампанское обладает сложным, богатым и тонким букетом. В нем могут присутствовать ароматы цветов, фруктов, пряностей, миндаля, грецких орехов и еще множество разных оттенков запаха... да что там говорить, это может понять только француз.

— Ну да, где уж нам сирым да убогим лапотникам. Мы же одну водку хлещем, причем на пару с медведем.

— Вот-вот, французы представляют себе русских именно такими, но не все. Лично я думаю, у людей, причем независимо кто какой национальности, хватает детей веселого ужина, которым совершенно без разницы что пить.

Продолжая разговор, мы отвлеклись от осмотра последствий артиллерийского обстрела, да и время поджимало, поезд ждать нас не будет. Увидев конечный пункт нашего небольшого путешествия по улицам города, Жульен коротко проинформировала:

— Как ни странно, но железнодорожный вокзал не пострадал, видимо немцы надеются захватить город, считают, поезда и пути им еще пригодятся, поэтому и не обстреливают. Сам вокзал построен в 1858 году, с тех пор тут ничего не изменилось, жаль, прямого поезда до Парижа нет, придется добираться с пересадками. Ты к неудобствам готов?

— Я-то привычен к неустроенности, русскому солдату все по плечу. Непонятно только, тебе-то, зачем тащиться со мной?

— Ну, это как раз понять не трудно, просто свою цель преследую, мне ужасно как хочется дома побывать. Вот и воспользовалась ситуацией. И тебе помогу и с родителями встречусь, соскучилась страшно.

* * *

Я в столице Франции ни разу не был. Читал много, в основном восторженные впечатления каждого кто здесь отметился и что-то написал на память для потомков, но вот я бы не стал утверждать — увидел и выпал в осадок от восторга, было бы чересчур. Я хоть и не выездным по понятным причинам считался, но посещал и Москву, и Санкт-Петербург, и как мне показалось, сегодняшний Париж, смотрелся чуть ли не провинциальным городишкой, если сравнивать со столицами моего времени. Я это понял даже по той небольшой экскурсии, устроенной мне Жульен по пути к месту назначения. Нет, я не могу сказать, что он мне совсем не понравился. Определенно, прекрасный город, во многом опережает другие столицы Европы, и это уже само по себе притягательно для людей, посещающих его, несмотря на военное лихолетье. Но мне милее мои родные места. Несравнимые ни с чем просторы степей, лесов, многочисленные реки и озера, города, имеющие множество разнообразных архитектурных особенностей. Даже плохие дороги и стоящие вдоль них деревушки вспоминаются с ностальгией свойственной русскому человеку. Никто не станет восхвалять подобное, лишь мы, россияне, можем с таким восторгом восхищаться на первый взгляд незначительными, но значимыми для каждого жителя России мелочами, милыми взгляду и душе любого, кто влюблен в свои края, в малую Родину. Особенно заметно такое отношение, когда читаешь стихи наших поэтов, взять того же Есенина с его словами:

Мелколесье. Степь и дали

Свет луны во все концы.

Вот опять вдруг зарыдали

Разливные бубенцы.

Неприглядная дорога,

Да любимая навек,

По которой ездил много

Всякий русский человек.

Или моего современника, Высоцкого:

Темнота впереди, подожди!

Там стеною — закаты багровые,

Встречный ветер, косые дожди

И дороги, дороги неровные.

Оба они влюблены в Россию, так же, как и мне, им намного милее родные места, к тому же дан талант высказать свои эмоции в стихах, а для меня все умещается в одном единственном слове — РОДИНА. Не хочу умалять чувства других народов, не меньше любящих близкие сердцу края, но, тем не менее, я Русский, открыто горжусь своей Родиной, и этим все сказано.

Как бы в подтверждение, что и среди других людей имеются подобные категории, Жульен стала мне рассказывать про знаменитого географа Элизе Реклю, в честь которого названо авеню, где и расположено бюро военного агента, графа Игнатьева.

Участник Парижской коммуны, выдающийся ученый исследователь и мыслитель, талантливый писатель, ярко рассказывающий в своих многотомных трудах виденные им страны и их природу, он, несомненно, любил..., причем не только свою Родину — Францию, он любил всю планету. Ей посвятил всего себя без остатка. Ее восхвалял и защищал в своих книгах, помогая понять, насколько прекрасна она и неповторима, и в то же время ранима и восприимчива к варварству, творимому людьми, живущими на ней, пользующихся ею, и порой слабо осознающих, что они творят в своем недопонимании о непоправимости разрушительных действий.

И мне уже было не в удивление, когда стоило только Жульен назвать адрес: Авеню Элизе Реклю 14, находящегося в квартале на Марсовом поле, как водитель небольшого, красного цвета такси, тотчас заверил, что знает, где это находится, и он мигом доставит в нужное нам место. Медленно движущиеся по улицам машины разнообразной наружности с шумом и лязгом переключающие рычаги скорости, дымя и шипя, обгоняли нас, а мы, по просьбе Жульен, не спеша ехали по улицам Парижа. Она по ходу движения старалась впихнуть в меня знания о городе. Мы обгоняли только конные упряжки. На мой просвещенный взгляд все, что в настоящий момент окружало нас, было убого и в большей степени напоминало мне исторический фильм, переполненного всяким "барахлом", в виде старого антиквариата, какой только смогли режиссеры найти из атрибутики, свойственной этому периоду истории. А вот для Жульен, все было с точностью до наоборот. Уверенная в моем потрясении, ждала восторженных откликов вместе с раскрытым ртом от удивления. Я постарался, и не отказал ей в такой малости. Мой экскурсовод внешним видом и мимикой лица как бы говорила: — показывает мне нечто грандиозное и значительное. Ее уверенность, что такого нигде, ни в каком другом населенном пункте больше не увидеть заслуживало поощрения. И я восторженно ахал и охал на слова, которыми она стремилась передать восхищение и гордость за любимый город.

— .... Это сейчас так мало машин, ты только представь, какое столпотворение было на улицах в довоенное время.

Я и представил. Даже в это, как она говорит "тихое время", улицы старого Парижа, по которым мы проезжали, плохо справлялись с обилием самых разнообразных повозок и автомобилей. Ругань шоферов и кучеров слышались повсеместно, а особенно на перекрестках, и только когда выезжали на проспекты, появлялась возможность спокойно наслаждаться видами и пейзажами столицы.

Она действительно поражала своими широкими авеню, старинными величественными дворцами, завораживающими взгляд неповторимостью архитектуры и красок, многочисленностью разнообразных торговых заведений и, несмотря на военные будни продолжающих принимать посетителей кафе, ресторанчиков и мелких бистро. Я лишь один раз видел этот город в моей прошлой жизни в новом его виде, а вот в старом естественно нет, и не мог сравнивать, но и того, что проплывало перед глазами в настоящий момент, было достаточно, чтобы полностью подтвердить расхожее мнение — это место мечта для любого, живущего на Земле. Поражая своими размерами, необычными глазу пейзажами, город создавал впечатление, будто специально строился все предыдущие века, чтобы люди, находившиеся в его окружении, никогда уже не могли забыть увиденное и вновь стремились вернуться в этот прекрасный и романтичный уголок земного рая.

Считать себя человеком этого времени, лишь по воле случая попавшим за границу, незаметно для меня стало привычным явлением. Тем не менее, продолжал судить об окружающей действительности с точки зрения человека из будущего. Я имел представление, почерпнутого из моей прошлой жизни, какими великолепными апартаментами окружали себя Российские дипломатические миссии, будь то в стране такой как Никарагуа или в благополучной Англии. И неудивительно, что меня в какой-то степени разочаровал внутренний вид помещения, в котором размещалось бюро дипломата, а вернее военного агента, графа, полковника Игнатьева.

Открывшийся вид вытянутого в длину темного холла, на мой взгляд, явно не соответствовал необходимому престижу России. Как я понял в дальнейшем, первоначальное впечатление ошибочно. Игнатьев подыскал для своей работы очень правильное помещение. Обширный кабинет военного агента, со створчатым окном и дверями, выходящими в сад, а также находящиеся рядом комнаты с личным составом секретариата вполне соответствовали своему предназначению. Все службы находились на втором этаже в помещениях, отданных в распоряжение сотрудников. И даже пишущие машинки, стоящие на столах в бывших ванных комнатах и кровать начальника в отделе бухгалтерии, как бы сами по себе говорили — некогда жилые помещения сегодня обслуживают войну. Наличие трех выходов было удобно при приеме посетителей, которым совершенно незачем знать друг друга. Особенно одна дверь, я бы сказал — тайный выход на верхнюю дорожку Марсового поля, к ней можно спокойно и не привлекая внимания подавать верховую лошадь.

Как я потом узнал, официально в обязанности русского военного агента во Франции входило:

— Блюсти союзный договор;

— Стремиться, подвести под него, не предвиденный им случай вооруженного столкновения между Россией и Австро-Венгрией.

Но это официально, а на деле обязанностей помимо предусмотренных общесоюзными договорами очень много и порой не совсем открытых для чужих взглядов и ушей, поэтому помещение, выбранное Игнатьевым, по условиям вполне отвечало деловым требованиям в рамках его деятельности. Полковник, имея знания и навыки работы на поприще военного агента, был явно неглуп, он знал точно, что ему делать, когда и где.

Ни часовых, ни ограды из трехметрового забора в виде железных решеток, ни камер наблюдения я здесь не заметил. Появившаяся мысль, что подобная незащищенность иностранного представительства в наше время неприемлема, недвусмысленно намекала..., нет, она просто кричала о том, что же мы потеряли в своем стремлении "угробить" добрососедские взаимоотношения между народами. Время, когда говорили: "Иду на Вы" вскоре придет к концу окончательно, и "руководители" цивильных государств без зазрения совести предпочтут нападать, не предупреждая, как тати в старые времена, вынашивающие желание обогатиться за счет слабого используя внезапность.

Мы спокойно миновали небольшую прихожую, прошли в холл и лишь здесь нас встретили. Появившийся человек в форме российской армии тут же представился:

— Унтер-офицер Никандр Алексеев, старший писарь русской военной миссии в Париже. Позвольте узнать, что вас привело к нам?

— Мадемуазель Ситроен, медицинская сестра французского лазарета из Реймса. — Представилась в свою очередь Жульен. — По просьбе полковника Игнатьева я сопроводила младшего унтер-офицера Трифонова к вам, в вашу миссию. Хотелось бы встретиться с военным агентом, графом Игнатьевым, чтобы лично удостовериться, что наш пациент доставлен по назначению.

Писарь внешностью похожий на учителя какой-нибудь семинарии, но в форме и с двумя Георгиями на груди не отрывал от меня взгляда. Это уже не удивляло. Схожесть с начальником должна была произвести впечатление. Видя некоторую растерянность встретившего нас представителя бюро, Жульен поспешила привести его в чувство, и позволила себе напомнить о цели нашего посещения:

— Так что? Мы сможем встретиться с месье Игнатьевым?

— Извините мадемуазель — не отрывая взгляда от моего лица, он одновременно пытался смотреть и на девушку, отчего глаза как бы разбежались — господин полковник сейчас в отлучке, на складах, но вот-вот должен соизволить прибыть. Если вы не торопитесь, то прошу подождать. В настоящий момент в миссии находятся другие офицеры, может вас, устроит кто-то из них?

— Мне крайне важно узнать, что я в точности выполнила просьбу полковника, доставив к вам моего подопечного, поэтому подожду, надеюсь, много времени это не займет, да и хотелось бы знать, каким решением закончится встреча.

Мы уселись по разные стороны столика, стоявшего между двумя креслами, а умчавшийся куда-то военный через некоторое время вновь появился, неся на подносе два стакана и керамический кувшин, доверху наполненный какой-то жидкостью.

— Угощайтесь, это наш национальный напиток, квас и заметьте, клюквенный.

Не обращая внимания на страшный акцент, он старательно выговаривал французские фразы, и было видно, что делает это с большим удовольствием. Возможно, теперь у моей спутницы не станут вертеться на уме мысли о моей исключительности. Для русских ничего невозможного нет, подумаешь, французский язык знает, и что теперь. Она еще увидит, какие представители вскоре появятся в дипмиссиях первой социалистической страны. Не графы и не их сиятельства, а обычные работяги, недавно стоявшие за станками в цехах или идущие за клячей с плугом в поле, а сегодня спокойно разговаривающие на языках Европейских стран, решая сложные дипломатические вопросы. Удивление "просвещённых европейцев" стопроцентно гарантировано.

Питье после дороги было очень кстати. С большим наслаждением медленно смаковали квас, и, хотя желание поговорить еще какое-то время преобладало, тем не менее, продолжать беседу в незнакомом месте обоим представлялось неприличным, и мы молчали, думая каждый о своем.

Украдкой глядя на девушку мне все больше и больше, казалось, будто бы видел ее раньше, мысль, о том, что мы каким-то образом пересекались, неотвязно меня провоцировала задать глупый в моем положении вопрос:

— Девушка, а вам не кажется, что мы уже были знакомы? В той жизни мы не встречались? Нет? И я вам никого не напоминаю? А вот вы мне напоминаете. И знаете кого? Ни за что не догадаетесь.... — Естественно вопросы не произнес вслух. К чему? Все понятно и так.

Я лишь упорно продолжал вспомнить, на кого же она похожа. Вроде бы, какая разница, чей образ всколыхнула в моей памяти. Яркая внешность свойственна молодым девушкам, в юном возрасте все они прекрасны и желанны. Есть в молодости такой плюс. Свежее не замутненное жизненными неурядицами лицо, сияющие глаза, зовущие и притягивающие своей безудержной энергией, отчего кажется, что именно тебя она ждала все то время, которое успела прожить. Увидев ее где-то на улице, непроизвольно оказываешься в поглощающем твою волю луче ее обаяния. Тут же, не задумываясь, делаешь попытку оказаться рядом с ней. Стремительно летишь в ее сторону и очень разочаровываешься, увидев с какой нежностью, она целует другого человека, дождавшись его появления. А потом, вспоминая мимолетное видение, мечтаешь о ней, сравниваешь ее со своей подружкой, такой же молодой и прекрасной, усматривая черты, так поразившие твое воображение. И поэтому неудивительно — меня влекла к себе моя спутница, заставляя делать несвойственные умозаключения, например, попытку вспомнить, чей же светлый образ напоминает ее внешность.

Черные пышные волосы, под модной этому времени шляпкой. На лице чувственные губы, узкий прямой нос, ярко выраженные брови, карие глаза, прикрытые густыми ресницами.... Все строго индивидуальное, но в то же время очень знакомое. Я пытался прикидывать, и так, и этак, вспоминать, где я мог видеть такой знакомый облик. Мне, затворнику обстоятельств, редко куда выезжающему в последние 25 лет, а если такие моменты выпадали, то, как правило, был не один, и познакомиться с любой красоткой — верх вероятности. Нужно очень постараться чтобы подобное произошло, так как меня всегда кто-то сопровождал: или жена, или охрана. До абсурда порой доходило, породистую собаку не так рьяно держали на поводке, оправдывая подобную перестраховку секретностью моих работ. Да и куда, собственно, могли мы с женой ходить, я уж не говорю о совместных поездках. В кинотеатр и то редко удавалось выбраться.

Стоп! Точно! Вспомнил все-таки. Это же передо мной сидит никто иная как актриса Анн Парей, именно она играла роль Никиты в одноименном кинофильме. Точно! Один в один. Супер как похожа..., очень сильное сходство. Не так как я на Игнатьева, но все-таки.

Воспоминания давнишние, странно даже, что я смог вспомнить, все-таки это было в далеком 91-м году. Я тогда от безысходности решил заняться торговлей: охотничьим оружием и снаряжением. Мы с женой попытались наладить свой маленький бизнес, а сподвигло меня на такой поступок характер главной героини фильма, ее стойкость к жизненным неприятностям. Причем мы смотрели его на закрытом просмотре, озвучки не было еще сделано, титры лишь, а разговоры происходили на французском языке. Настолько поразило мое воображение игра этой актрисы, да и сюжет не подкачал, что я под впечатлением от героини стал искать, чем бы мне заняться после вынужденного увольнения из армии. Непотопляемость женщины, стойкость к проблемам, ее невзгоды в сравнении с моими мелкими неурядицами, когда ситуация для нее, казалось, уже совсем хреновая и ничего нельзя изменить, но она находила выход и побеждала — все это и подтолкнуло на принятие решения сделать маленький бизнес. Увидел в таком поступке хоть какой-то путь в моем невзрачном положении.

Немаловажным фактором стало и схожесть имен. Меня, как и ее звали Никита, если не обращать внимания на ударение, то вполне совпадали. В итоге появилось желание чем-то заняться, как-то заработать на хлеб насущный, а самое простое и понятное для меня — торговля оружием и снаряжением. Основным доводом в принятом решении, выступала и другая причина — наличие знакомых среди бывших сослуживцев по полигону, где мы занимались испытанием новых видов вооружения и доводкой до готовности. Я надеялся на их спонсорскую помощь, в виде возможности продажи по минимальным ценам залежалых складских неликвидов. И им в материальном плане хорошо, и мне считай, повезло; успешно продавать воинское имущество, не вызывая настороженности со стороны контролирующих органов, такой фарт не всякому желающему перепасть может. Зарплаты если и были в это время у сослуживцев, то мизерные, а жить на что-то надо. К сожалению, или, наоборот, к счастью, первая же попытка продать армейское имущество окончилась в кабинете следователя милиции, а потом "дело" передали в комитет. Повезло, попался человек, правильно понявший и вошедший в мое положение. Когда он, просматривая личное дело, узнал о моих заслугах в совершенствовании оружия и даже о нескольких патентах на изобретение, то решил оказать поддержку и содействие в обустройстве моего будущего.

В результате я обосновался в научном военном городке, которое и тогда продолжало изобретательскую работу, несмотря на, казалось бы, ненужность подобной деятельности в гибнущей стране. Без денег, на одном голом энтузиазме, в надежде, что когда-то все их разработки станут необходимыми для повышения обороноспособности, оставшиеся люди продолжали трудиться. И действительно, через некоторое время появились заказы, а соответственно и деньги.

Естественно, вся моя жизнь последующая была связана с институтом. Все что делали, как мы считали, шло на благо страны, ради защиты интересов Родины. Не скоро дошло до моего понимания, что я невольно становился убийцей людей, и, создавая оружие, являюсь косвенным участником интриг и комбинаций политиков, в которых главным доводом считались новые, более совершенные виды вооружения. Всегда далекий от этой, в большей степени надуманной, политологической концепции, от всех конфликтов на планете, лишь в последние годы моей жизни стал задаваться мыслью: — а то ли я делаю? Мало того, убедился — мое оружие используется в качестве страшилки, и оно не является гарантом мира на земле. Именно тогда заинтересовался вопросами, связанными с проводимой государствами внешней политикой, принялся искать возможный выход из нерешаемых мирным путем проблем. И как результат моя отставка, а затем и смерть.

Ну вот, появилась хоть какое-то понимание причин подобного переноса. А то все мозги сломал от желания понять, зачем я здесь. Думается желание изменить отношение людей к оружию, и есть основная причина подобного действа. Сократить его изготовление, соответственно и применение, ограничить использование в рамках наличия оружия ближнего боя — разве не достойная цель?

Как это сделать...? Пока не знаю. Но сидеть, сложив руки и наблюдать за повторением ошибок в истории мира, не стану. Остается поблагодарить за предоставленный мне шанс хоть что-то исправить, и не повторять глупости, сделанные людьми. Любопытно, правда, кому надо было связываться со мной?

Глава 8

Прошло две недели после моего первого посещения офиса Игнатьева, или как они тут называют свою контору — "бюро". Можно и не рассказывать подробно, каким образом прошла первая встреча с человеком, на которого я возлагал большие надежды. Несомненно — моя скромная личность заинтересовала мою копию. Настолько, что он сумел выхлопатать отпуск для восстановления здоровья, объяснив видимо кому-то из моего начальства необходимостью прийти в себя после контузии. И я понимал всю сложность в решении, прямо скажем, щепетильного вопроса, так как я не офицер и отпуска мне по такому пустячному ранению не положено.

Целых три месяца я мог со спокойной совестью бездельничать, но мне не дали возможность "валять ваньку". Уже на другой день Игнатьев припахал меня для перевода кипы документов на русский язык. В чем необходимость подобной работы я не понял, я был уже в курсе, что большая часть сотрудников полковника неплохо владели французским языком и особой надобности в копировании документов уже на русском, не видел. Многочисленные счета, расписки, бланки с бесконечным перечнем материальных ценностей, все то, что являлось отчетной документацией, навалилось на мои плечи. Я не отказывался, работал по мере сил. Считая, что в чужой монастырь со своим уставом не лезут нормальные люди, не делал даже попытки спросить, зачем все это необходимо полковнику. Но предположил — ему требуется понаблюдать за человеком, чтобы понять, кого он хочет принять в свою команду. Это буквально через пять дней стало понятно, он стал вводить меня в курс дел канцелярии.

Я тоже приглядывался к полковнику, желание попытаться рассказать о себе, у меня не только не исчезло, но даже окрепло. Необходимо было сообразить, в каком ракурсе себя преподнести. Я читал мемуары, которые он издал, уже живя в СССР, в книге "Пятьдесят лет в строю" много рассказал о себе, о своем видении дел в России, отношении к революции и приходу к власти большевиков. Но сказать, что все описанное в книге было так на самом деле я бы не рискнул. Все-таки время, когда цензура была несовместима со свободой слова, не способствовало написанию откровенных мыслей, можно было загреметь на лесоповал. Зато у меня были факты его жизненной истории, что само по себе было немаловажно для моих планов.

Чужая душа — потемки, аксиома, неподлежащая сомнению. Мне требовалось время понять, что же на самом деле представляет этот человек. Хотя одно то, что он не гнушался вести со мной доверительные беседы, уже говорило само за себя. Вероятность в наше время дружеских отношений генерала с соседом по даче, простым слесарем предприятия которым сам и руководил, вполне естественна. Но не здесь, где сословные ограничения этому не способствовали. А полковнику они не мешали. И чем дольше мы с ним проводили время в разговорах, тем больше и больше убеждался, рядом находится именно тот человек, которому можно раскрыть тайну моего перемещения, не боясь, что примет за убогого, которого рано выписали из госпиталя.

Внешне сходство способствовало доверительным взаимоотношениям, а моя осведомленность в происходящих в Мире событиях вызывали у него интерес вперемешку с удивлением. Все вместе сыграло роль установления взаимопонимания, и мы вскоре перешли от "выканья" и "ваше превосходительство" на вполне приемлемое обращение друг к другу. Причем предложил сам хозяин, но поспешил добавить: — На людях Христофор, ты должен обращаться в соответствии с уставом, предписывающего взаимоотношения между офицером и солдатом. Иначе меня не поймут мои подчиненные.

На что я естественно поинтересовался его мнением насчет частых наших уединённых бесед. Обычными разговорами за рюмкой чая здесь не прокатит.

— Тут ничего как раз необычного нет. Поразительное внешнее сходство заставляет удивляться не только меня, и в семье нечасто встречаются подобные явления. Забавно и интересно. Может, родственника встретил. А значит есть о чем поговорить. Тем более встретить среди солдат человека свободно высказывающего свое мнение по вопросам далекими от его понимания и имеющего представление о событиях в России, это вообще редкость, среди офицерского состава не часто можно найти такого же достойного собеседника, так что неудивительным выглядит мой интерес к тебе.

Наши чуть ли не ежедневные посиделки по вечерам с разговорами на любые темы позволяли мне понять характер собеседника, заставляли проникнуться его нуждами и устремлениями, вникать в подоплеку отношений с подчиненными ему людьми и ухудшающим взаимопониманием с начальством.

Нередко вспоминая и мои, во многом схожие проблемы в бытность моего руководства отделом, я легко понимал полковника, сочувствовал ему, иногда что-то советовал. Правда всегда старался оставаться в рамках пусть и смышлёного, но солдата. Резкая смена устоявшихся правил проживания, разочарование в произошедшей революции, непонятные требования нового руководства — все это наложенное одно на другое естественно выливалось в обиду. Я его понимал. Вчера еще ты был незаменимым специалистом, пользовался доверием царя, занимал высокое положение в обществе, а сегодня тебя не замечают, и чуть ли не врагом Российской империи видят. Он с обидой рассказывал, как его покоробили последние распоряжения верхушки новой власти, связанные с делом, которому посвятил всего себя и свою жизнь и всегда связывал с долгом отечеству.

— В настоящий момент я номинально считаюсь военным агентом, — делился полковник — на самом деле я сегодня являюсь Председателем заготовительного комитета. В основном занимаюсь снабжением наших войск. Вроде бы грешно на что-то жаловаться. Мне увеличили денежный оклад, моих помощников возвели до званий начальников отделов, столоначальников и их помощников, постоянно прибывают и камергеры, и камер-юнкера, все молодые, резвые, прямо гвардейцы с рождения, непонятно кем и когда выпущенные представители новой для меня категории офицеров — элегантные безусые прапорщики....

Игнатьев замолчал, я видел по его лицу, что он очень переживает за подобную неразбериху в хорошо налаженной им работе, и последовавшая хлесткая оценка всех нововведений была вполне ожидаема:

— Бездельники — вот их характеристика.

Одно то, что в результате их деятельности выросли склады с не отправляемым в Россию военным имуществом и техникой из-за сокращения размера предоставляемого морского тоннажа, искусственно создаваемого англичанами для негласного нажима на Временное правительство, говорит об их некомпетентности. И что самое ужасное они не понимают, чем это чревато. Для них главное создать видимость активной работы. Но и это еще, куда не шло, а вот что творится в высших эшелонах власти..., уму непостижимо.

Списки запросов из России растут постоянно, они частенько заставляют с удивлением вчитываться в тексты телеграмм, в которых порой делается запрос на драгоценную новинку, например — зенитные орудия, завтра же требуют болты для строительства Мурманской железной дороги. А новоиспеченные чиновники от войны и рады стараться. Деньги не из их кармана идут, тратить можно и на ерунду всякую.

Я не слепой, вижу, как все мои появившиеся помощники в первую очередь занимаются личной наживой, спекулируя своими возможностями. Да что там говорить, Франция в лице промышленников и банкиров, жиреющих на казенных заказах, уже успела разрушить мои представления об их бескорыстной заинтересованности в победе. Они превратились в какое-то мировое предприятие для наживы и спекуляции. Им без разницы кому продавать оружие и боеприпасы, и не удивлюсь, если вскоре узнаю, что и австриякам товары сбывают. Главное деньги. А есть ли Россия и что ей необходимо для ведения войны совершенно по барабану.

Он задержал дыхание, и затем коротко и емко высказал наболевшую мысль:

— Им Россия не нужна. Для них разницы нет — Россия закупает оружие, или Германия.

Главное нажива, она застит глаза и совесть, она на пике заинтересованности. Никто уже не удивляется и не возмущается положением, когда они объединяются, чтобы давить на правительство, совместными усилиями заставляя его делать не то, что необходимо для победы, а то, что выгодно промышленникам. Не гнушаются давать взятки и самое обидное, члены правительства берут, и не считают это незаконным, никакая мораль им сегодня не указ. Мало того они начинают вымогать деньги у меня. Это я, граф Игнатьев, без пяти минут генерал, должен давать какой-то гниде взятку. За кого тогда принимают меня и в моем лице мою страну. Позор!

Я молчал. Ну а что можно сказать в утешение этому человеку. Он еще пока не знает, какой высоты желание чиновников достигло — разбогатеть за счет других людей, применяя прямое вымогательство халявных денег, невзирая на запрещающие законы. Не представляет, до какого бесстыдства они дойдут, когда, дорвавшись до государственных постов будут кричать о борьбе с коррупцией, а сами тут же, как говорится, не отходя от кассы, требуют подношений в обмен на лояльность при составлении простейшего документа. Не знает и не надо, пусть это остается там, в будущем.

Хотя, о чем это я, и в этом времени хватает взяточников и коррупционеров. Изменить существующее положение дел невозможно. Коррупция навсегда засела на местах в мозгах у людей. Все, кто изначально пока еще не добрались до кормушки, ратуют на словах за борьбу с нездоровым явлением, но мигом забывают о своих возмущенных словах, стоит только получить возможность, иметь неучтенные дивиденды, причем в любом виде.

И такое творится повсеместно. За редким исключением. Встречаются люди и типа Игнатьева. И в моем времени и в этом они есть. Но искоренить такое поветрие как коррупция, эту болезнь, ржавчину, допущенную не людьми, а самим государством, его законами, лояльно относящимися к подобным проявлениям очень проблематично, ибо изначально заложена в самом предназначении государства. Защищать власть, привилегии, уверенное положение в обществе для избранных, безнаказанность за нарушения законов — вот что такое капиталистическое государство.

Сталин не мог уничтожить эту заразу, хоть и старался денно и нощно. Вероятно, именно он и остается в моем понимании истинным Руководителем государства, при всех его маниакальных наклонностях и непринятия мнения, окружающих его людей.

* * *

Все-таки мне повезло, что Игнатьева встретил, не знаю, как бы я тут освоился так лихо и быстро без подобного человека. Нет, я не сомневаюсь, и при других обстоятельствах нашел бы возможность применить свои знания будущего, вариантов море. Но мой рассказ о себе, на который решился после двух недельного проживания в миссии, рядом с ее руководителем, был предопределен. Для полковника он, как я и ожидал, стал чем-то вроде сказки, настолько показался ему неправдоподобным. Я и не ждал другой реакции. Любой человек, услышав эту историю, посчитал бы ее бреднями сумасшедшего. Особенно зная, что рассказчик получил травму головы и его достаточно долго лечили.

И даже поверив, в первую очередь после рассказа ринулся бы проверять, требуя факты. Игнатьев, услышав рассказ о моем перевоплощении, лишь намекнул:

— Вы знаете, Христофор Евстигнеевич, ваш рассказ навевает на мысль — не рано ли выписали из госпиталя? Согласитесь, история настолько неправдоподобная, что в нее остается лишь верить. И если бы не контузия.... Право слов, она непроизвольно заставляет думать о клиническом варианте заболевания.

Но в тоже время я вынужден вспомнить, как в ходе наших бесед приходилось частенько задумываться и задаваться вопросом — откуда у простого крестьянина, настолько глубокие познания и понятия, которые и мне, графу, высокообразованному и пожившему на этом свете человеку, не всегда известны. Не скрою, иной раз встречаются факты в историческом прошлом, как России, так и в других государствах, котрые мне непонятны и я не могу их уверенно комментировать, а вам легко удается это делать и на многое происходящее в мире у вас имеется свое мнение.

Я преднамеренно начинал рассказывать о делах, которые и специалисту бывают, не всегда понятны, а вы реагировали на них спокойно и при этом умудрялись давать логичные деловые предложения. Да и все остальное, наподобие таких мелочей, как, например, ваше поведение за столом. Ну не может крестьянин уверенно пользоваться набором принадлежностей, лежавших в необходимом количестве, в определенном порядке, предусмотренном при приеме важных гостей. Вы же спокойно с ними справлялись и ни разу не ошиблись в предназначении того или иного прибора.

И вот ваш рассказ.... Немного проясняется откуда в вас такая уверенность и ваши познания в любой области знаний. Мое недоумение по поводу странного явления — высокообразованный крестьянин в солдатской форме, в настоящий момент вроде как прояснилось.

Тем не менее, хочется задать вопрос:

Разве такое возможно? Согласитесь, я не могу просто поверить в ваш рассказ? Я же нормальный человек, даже ни разу не контуженный.

— Ну да, чудо в прямом его проявлении. Я сам до сих пор не уверен, что оно произошло именно со мной. Мало сказать, что я в обалдении и затрудняюсь объяснить произошедшее, тут впору поверить в магию или вообще в чертовщину. Нет, теоретически я могу обосновать, но вот сказать точно, как это произошло на самом деле, затрудняюсь. Сам весь в догадках и предположениях. Но постарался хоть как-то залегендировать, и даже причины придумал, для чего понадобилось Всевышнему проводить странный и необычный даже для него прием проявления божественного промысла.

— Интересно. И какая же, по-вашему, причина? — заинтересовался граф.

Я долго размышлял, можно сказать с момента прибытия, не скрою у меня до сих пор в голове из-за таких мыслей бардак. В конце концов, решил: — я знаком не понаслышке о губительном для планеты развитии вооружения, сам принимал участие в его разработке. Вероятно, поэтому мне вменяется сделать все возможное, чтобы предотвратить чрезмерное увлечение людьми гонкой вооружения. Не всего, это будет чересчур, а оружия массового поражения, способного уничтожить не только человечество на планете, но и ее саму.

Прав или нет? Не знаю. Не совсем понятно, почему я попал в поле зрения высших небесных сил, тем более с возможностью прожить еще одну жизнь. Более достойных не нашлось что ли? Но что есть, то есть. Я человек будущего времени нахожусь в прошлом. Может, в параллельном Мире. Не исключаю и такой вариант, когда окружающий меня мир всего лишь иллюзия. Вопрос: — возможно ли такое? Логично, не так ли? Но ответа нет. Просто примем к сведению, и будем считать его одним из допустимых вариантов.

— Христофор, я согласен. Как вариант пусть остается. И в связи с ним возникает следующий вопрос. Вы что же собрались в одиночку решить эту проблему? Вы, батенька, новоявленный Дон-Кихот, получается, по-другому и не скажешь. Не серьезно, если и в самом деле так думаете. Я со всей мощью России не могу повлиять на здешних правителей оказать более существенную помощь в военном обеспечении, а значит и в скорейшем окончании войны, а тут вы предлагаете повлиять на умы промышленников и банкиров с целью убедить их добровольно отказаться от барышей. Нет, еще раз вам говорю — это не серьезно. И не надо придумывать нереальные задачи. Мне кажется, с вами произошла всего лишь ошибка Создателя, вместо того чтобы ваша душа попала в рай или ад, она по недосмотру была перенаправлена сюда, в нашу действительность.

Граф помолчал, давая возможность задуматься над его словами, а затем тихо промолвил:

— Вообще-то, все, о чем мы сейчас рассуждаем больше похоже на разговор двух сумасшедших. Мы ведем разговор о вещах, которые не в нашей компетенции. Все мысли в отношении переноса нереальны, так как не имеют под собой научной основы. Ни разу о подобном прецеденте не слышал.

Но вот что интересно..., я начинаю верить.

— Ну и отлично. Давайте представим себе — все так и есть. Предположим: мое появление в чужом теле ошибка, неважно чья, пусть будет природная, и никто мне не внушает мыслей и не ставит неосуществимые задачи по сдерживанию прогресса в военном деле. Всего лишь придумано на фоне чрезвычайных обстоятельств больным мозгом, мыслями о неправильной деятельности на поприще военной стези. Вообразим на минуту, так оно и есть, всего лишь больная голова измыслила эту ситуацию....

Я слегка запутался в попытке доказать Игнатьеву свое видение дел, слишком уж сложные в понимании понятия стараюсь объяснить. Даже для меня все произошедшее со мной было невероятным, а что тогда говорить о моем собеседнике.

— Но в тоже время, а почему бы и нет? — продолжил попытку выбраться из словесного лабиринта. — Вы только подумайте, какие открываются перспективы. Разве мои знания нельзя использовать, чтобы претворить в жизнь подобные решения? Трудно, согласен, если пытаться делать все самому. Но вполне осуществимо при наличии единомышленников. Вот вы Алексей Алексеевич, что думаете по этому поводу? Вы, как сведущий человек заинтересованы в развитии военных производств?

— Естественно голубчик, я сторонник научного прогресса, особенно когда касается вопросов улучшения обороноспособности моей страны.

— И вам, как умному человеку, не претит мысль, что вы способствуете скорейшему уничтожению планеты?

— Не надо передергивать, Трофимов. Я офицер, присягнул быть верным своей Родине, ее интересам и это само по себе уже говорит: — да, я заинтересован в том, чтобы моя страна могла гордиться умелыми защитниками, современными видами оружия и победами на войне. Никто и ничто не убедит меня в обратном. Даже в мыслях нет, чтобы разрушить своими руками военное превосходство моей Родины. Такое неблаговидное дело не для полковника Игнатьева. Ваше намерение противно моим убеждениям.

В общем-то, другого мнения от графа и не ожидал. Почти не знал, только лишь по мемуарам мог судить о нем, но и этого достаточно, чтобы понять: — он до кончиков ногтей своего тела считал себя русским и никому не переубедить, и не заставить стать заслоном на пути усиления влияния в мире своей Родины. Не предаст интересы России, ни за деньги, ни по каким-то там идеологическим причинам, которые сплошь и рядом придумывают и используют в корыстных целях многие политики, называющие себя патриотами, начиная с большевиков и кончая демократами в будущем. Он не станет предавать интересы народа только потому, что по социальной иерархии в обществе стоит выше толпы на определенное количество ступеней. Ему противны мелкособственнические помыслы и экономические выгоды вне блага для государства. Так воспитали. Честь превыше всего.

А вот я, получается другой. Стоило только мне чуть-чуть засомневаться в правильности совершенных дел на протяжении всей сознательной жизни и вот..., уже готов уничтожать людей, думающих как Игнатьев. Забыл, посчитал лишним и неправильным все изобретенное и сделанное в прошлом, или будущем..., не важно, главное, "думал" примерно в таком плане. А ведь я всегда гордился наградами, вручаемыми мне за разработку современного оружия, и значит, был уверен — так и должно быть, я делаю все возможное для укрепления могущества Родины.

Между тем Игнатьев разошелся не на шутку:

— К сожалению, есть такие люди, которые ратуют за поражение России в этой войне. И к величайшему моему огорчению их немало. На первый взгляд они, как и ты выступают за мир на земле, а на самом деле, порой даже не понимая, играют на руку постоянным врагам, которым Россия всегда была как кость поперек горла. Не задумываются, что им нужна наша земля, ее богатства, возможность решать судьбу страны и живущих в ней людей, при этом рассматривая их в качестве рабов.

Ты посмотри на Англию, Германию, Австро-Венгрию, Турцию, Японию, ведь никто из них не задается целью решать свои внутренние вопросы мирным путем, наглым образом, лезут в международные дела. Все они хапают, захватывают земли, не заботясь о произведенном впечатлении на другие государства. Плюют на мнения населения, превращая целые народы в рабов, грабят страны, дерясь между собой, грызутся как крысы за лишний кусок пищи. Создавая колонии, обогащаются за их счет и при всем этом еще умудряются говорить о мире и процветании. Не испытывая ни стыда, ни угрызений совести и не боясь прогневить Господа нашего.

И ты предлагаешь, не противится вакханалии, дать возможность им спокойно уничтожить Россию? Чтобы какой-то там Вильгельм превратил мою Родину в колонию и начал устанавливать свои порядки. Да я уважать себя перестану, я русский человек и не позволю что-то подобное по отношению к моему народу. Никогда! Слышишь, никогда Игнатьевы не шли против интересов России, и никогда мы не станем предателями. А то, что ты тут предлагаешь для меня неприемлемо, слушать даже противно.

Я понимал его, и мне, под влиянием убежденности полковника в своей правоте, уже казались неверными придуманные мной задачи. Ведь и действительно, если возвысить Россию, дав ей возможность сделать скачок в развитии, а я это мог реализовать, то вполне вероятно, оно, я имею в виду государство, сможет влиять на другие страны и заставит соблюдать мир на земле....

Ага, размечтался, это как раз и будет утопией. В моем времени уже есть такая страна, которая вроде как, судя по заявлениям ее политиков, делает нечто подобное. Только ее почему-то считают мировым жандармом. Призыв США встать на путь внедрения демократических ценностей, убрав из обихода оружие, очень заманчивая идея. И я полностью согласен с такой постановкой вопроса, если бы не одно "НО", причем именно с большой буквы. Почему-то США продвигая в жизнь такую цель для всех государств на земле, сама не стремиться к подобному варианту развития, она хочет сохранить статус-кво и остаться руководящей державой. Кое-кто в их правительстве спят и видят, как они диктуют правила проживания на планете и создают "условия" жизни людям в соответствии с такой программой. И уже никого не удивить, все понимают, они хороши только США, но никак не другим странам, а в особенности России. Пример негативный, и очень показательный. Не было и раньше таких государств, нет их и в настоящий момент, вряд ли появится что-то подобное в будущем. Попытка стать миротворцами, в свое время была предпринята СССР, но ни к чему хорошему не привела. Как было атомное оружие в силе так оно и остается, хорошо еще не применили. Но кто его знает, как там, в дальнейшем будет. А вот мое желание — добиться, чтобы оно вообще не появилось. Хотя бы в виде оружия.

— Ну, от скромности ты Трофимов не умрешь, Миротворец блин.

Явное завышение возможностей вызвало критическое мнение по отношению к себе, но вслух я этого говорить не стал. Совсем не обязательно раскрываться перед человеком полностью, ни к чему рождать сущности. Каким бы просвещенным не был граф, но надо помнить, всему есть предел. Главное в моих планах привлечь человека к их выполнению, а это задача не из легких. Значит, информацию о будущем России надо давать осторожно, не стоит пугать человека, не ровен час, сам себя поставишь в неудобную позицию.

— И все же.... Даже если он и не пойдет на поводу, цель останется без изменения, и я попытаюсь выполнить ее, пусть никто и не ставил подобную задачу, сам ее навязал и убедил настолько, что отказаться от нее уже не смогу. Как там Марк Аврелий говорил: — "делай, что должно и будет тебе счастье" может и исковеркал мысль, но суть осталась. Не надо сомневаться, делать надо! Попытаться, во всяком случае, пусть и получиться не совсем так, как хочется, но попробовать нужно. Под лежачий камень вода не потечет, всякое дело, если подумать, требует усилий и терпения.

Уговорить себя труда не составило. Осталось сагитировать Игнатьева.... Можно, конечно, найти и других людей, которым мои мысли придутся по нраву, но зачем искать, когда рядом есть человек, и он идеально подходит, требуется лишь убедить, в необходимости предлагаемых мной действий. Время терпит, мне двадцать пять лет. Всего-то.... Зато в запасе имеем знания истории будущего планеты. Такой запас карман не тянет. Сейчас первоочередная задача — найти сподвижников, Игнатьев подходит по всем параметрам. Привлечь, убедить графа в правоте моих слов, да так, чтобы мои мысли стали и его. Используя его интерес к судьбе России связать воедино с моей миссией, видя в конечном результате ее в качестве Миротворца, когда она, не затевая завоевательных войн, и без ущерба другим государствам, сдерживает военные амбиции агрессивных правительств. Не навязывая своей руководящей роли, без бряцания новыми видами вооружения. Только личным примером.

Человека поставленного выполнять должность военного агента глупым никак не назовешь и много уговаривать, я думаю, не придется. Слегка подтолкнуть к нужному для меня результату можно. Для этого расскажу более подробно, что ждет в ближайшее время нашу с ним Родину. Заодно посмотрю на его реакцию....

Глава 9

Я, всего ожидал, но вот слез.... Игнатьев поверил! Поверил, что любимую им не на показ Россию, вот так излохматят, заставят испытать множество потрясений и бед, причем такие, какие ни одна страна в настоящее время не переживала. Сами люди низвергнут себя в ад, и, не понимая, что творят, примутся искать виновных в своих бедах, круша и коверкая все созданное ими на протяжении долгих веков.

Сделав озабоченный вид в необходимости отойти по нужде, я оставил в одиночестве своего, как я надеялся, сподвижника. Понятно и без слов — ему требуется время для осмысления необычной информации. Подожду, главное, чтобы неправильный вывод из рассказа не сделал. Хотя вряд ли, Игнатьев не тот человек, который, услышав или увидев опасность, прячет свою голову в песок как страус, и не станет говорить: "моя хата с краю — ничего не знаю и знать не хочу".

Сомнения в правильности проведенной терапии одолевали не на шутку. Вполне в моем духе. Миллионы мужчин и женщин ищут возможность изменить мир, внести свой вклад в служение человечеству, и я вроде как один из их числа. Появились условия и тут же планы нарисовались, так почему бы и не претворить их в жизнь. Так ведь нет, надо, как и положено русскому интеллигенту, задать себе вопрос: "Что делать?". Без этого ну никак не обойтись. Но и ирония моя тут неуместна. Если почестному, я и в самом деле до конца не уверен, что можно изменить мир, заставить людей мыслить и действовать по-другому, вот так вот, запросто. Взять и навязать идеи — жить мирно, не нанося врагу материального урона, не коверкая сознания людей, не затрагивая моральные устои, видеть себя без "дрына" в руках при решении дел соседа, подразумевая при этом словесно "оказание помощи".

Даже представить подобный вариант, уже было бы похоже на мысли сумасшедшего, находящегося в психушке, которому свойственно видеть себя в роли Сталина, Наполеона или Николая второго. Но я-то не больной, точно знаю, мое сознание находится в чужом теле в другом временном поясе. Приняв и усвоив всю необычность перемещения и даже то, что я не собираюсь прожить спокойно доставшуюся мне непонятно по какой причине вторую жизнь, не говорит о том, что я на этой почве слегка тронулся. Хотя..., как посмотреть. Со стороны виднее. Игнатьев может именно так и подумать. Ну, кому, скажите на милость, в голову придет мысль бороться с непобедимой извечной тягой человека к получению достатка за счет других, с желанием иметь блага любыми путями и средствами. Мало таких индивидуумов на земле. Даже на фоне сегодняшнего всеобщего безумия уверенность моя изменить в умах людей подобный ход мыслей, выглядит, по меньшей мере, фантастикой.

Ну, вот, я опять не прав. А Ленин? Он же поставил себе задачу изменить мир и ведь изменил, да еще как изменил. Заставил жить мечтой не только Россию, но и множество других стран. Люди поверили, что можно перестроить Мир, создать высоконравственное общество, думающее не о наживе, а о моральном аспекте мироустройства. Надеялись, что не станет войн, и не будет смертей многомиллионных. А все те люди, которые спят и видят себя на верху кучки золота сами, без принуждения, внесут свои богатства в общее дело и все ради появления рая на земле. Чтобы дети не голодали, старики доживали последние дни в спокойствии после работы на благо страны, и каждый человек был уверен — у него есть все необходимое для жизни, и совсем не обязательно искать приработок.

Никто и не подумал, что у Ленина крыша поехала. Фантаст еще тот, это да, без сомнений. Но ГЕНИАЛЬНЫЙ фантаст. Сумел! Заставил поверить в мечту. Одно плохо, ради будущего рая сгубил миллионы жизней. Не по-людски такое, я такие методы не приемлю, и не могу поверить в необходимость подобного шага. Даже ради светлого будущего.

Но людям всегда необходимо во что-то верить, им ничего не стоит выдумать очередного святого, а затем почитать как высшую силу. Исстари заведено так, иначе жизнь серая и скучная, поэтому и создают себе Идолов, стараясь разнообразить свое пребывание на земле. Тот факт, что одним из главных идолов в этом мире стал золотой божок, никого не удивляет. С первого появления обменного курса в товарных отношениях ему поклоняются. А в моем будущем считай, и жизни нет, если не ощущается постоянная связь с божеством под названием доллар, и совсем плохо, если нет взаимодействия с ним. Представить трудно, как это без "бабок" обходиться. Людям просто нечем будет заняться. Ну не в космос же в таком случае устремлять свои беспокойные взоры. И главное — все понимаем неприглядность в его обожествлении, и, тем не менее, упорно спешим к золотому Идолу с подношениями и жертвоприношениями в виде войн, убийств, миллионов искалеченных судеб. Все ради него — любимого. И я точно знаю, многие люди, так же, как и я, благодарны истории, которая выдвинула гениального человека — ЛЕНИНА. Именно за то, что он зародил надежду в людях, убедил поверить в возможность отказаться от всех Идолов, а особенно от тех, кто способствует проявлению алчности, жажде иметь как можно больше золота, соответственно и абсолютной власти.

К сожалению, Ленин всего лишь человек, не мог досконально знать, как правильно поступать и что делать в попытке достижения подобного блага для людей. Он, как и все остальные, имел своих тараканов в голове, допускал ошибки, и не всегда был на высоте в их признании. Человека уверили в непогрешимости и в его величии до такой степени, что он и сам стал считать — никому из живущих на планете людей не дано совершить подобное. И как результат — не получилось! А жаль. Я глубоко сожалею, что не вышло у него довести до конца главную революцию в сознании каждого индивидуума. Не появился рядом с вождем пришелец из будущего, некому было подсказать нужные на тот момент действия, достаточных для исполнения мечты у многих людей — всеобщее благоденствие.

Нет, я не хочу себя представить именно тем человеком, который, стоило ему только появиться, вмиг все исправит, и люди хором кинуться совершать немыслимые подвиги ради желания увидеть мир на Земле и процветание человеческого общества. И все же, я больше и больше склоняюсь к мысли; мне вполне под силу, если и не подвиг совершить во благо людей, то хотя бы просто доброе дело сделать. Вот такой я человек. Нет мне покоя, целая жизнь у меня впереди, пускай и чужая, но именно поэтому прожить ее стоит, не повторяя ошибок, как собственные, так и другие, те, которые мне известны. Удастся? Думаю, да, должно получиться.

Вернувшись через некоторое время к сидящему в кресле Игнатьеву, я удивился. Оставлял полковника испуганного и нерешительного, и не ожидал, что шок от моего рассказа пройдет быстро. Увидеть же перед собой человека, полностью пришедшего в себя, с явно видимой на лице готовностью, если не бросится с гранатой под танк, то хоть сделать что-то подобное, стало несколько неожиданным. А прозвучавший вопрос был для меня как гром среди ясного неба:

— Кого первого будем убивать?

Я слегка оторопел.

— Почему сразу убивать? С чего вы это взяли?

— Я понял из сказанного следующее: если ученые не создадут оружие способное уничтожать массу народа, то не появится желание его испытать путем развязывания войны, а значит, никто не посмеет угрожать моей Родине и не будет смертей в большом количестве. Я правильно понял причину вашего желания препятствовать прогрессу в совершенствовании оружия?

— Ну, допустим...

— Кроме этого я смог уяснить: чтобы не доводить дело до подобного развития событий необходимо приостановить начинания некоторых изобретателей вплоть до их устранения. Ничего не упустил?

— Алексей Алексеевич, вы недавно сказали мне не передергивать и не нагнетать обстановку. А сами тут же начинаете перегибать палку. Прежде чем уничтожать, нам надо найти, кого следует убрать, затем подыскать и возможно подготовить сподвижников, и помощников в деле ликвидации подобных лиц. Вы в первую очередь должны уяснить — всякая попытка с целью покушения на жизнь любого человека требует всестороннего обсуждения и обоснования. Хотя бы ради того, чтобы не считать себя обычными террористами. Нам незачем становиться эсерами или анархистами, которые пытаются методом убийства высокопоставленных чиновников исправить мир. Я не хочу и вам советую не идти по пути, ведущему к хаосу.

Внимательно присмотревшись к графу, я понял, что нам надо сделать перерыв. Человеку, сидящему рядом, явно не по себе. Оставлять Игнатьева "сам на сам" с такими мыслями было бы неверным решением. Я ответственен перед ним, так как внес в упорядоченную жизнь графа страх и неуверенность в его мировоззрении. То, что подобное вскоре испытают миллионы людей, меня как-то не особо в настоящий момент заботило, а вот поддержать Игнатьева мне нужно прямо сейчас. Я знал, иногда напившись до невменяемости, человек тем самым спасает себя от более серьезной неприятности, но в то же время нередко проявляется и другой вариант, когда, находясь в таком состоянии, может наделать дел, от которых уже никто не спасет. Тут контроль нужен, а то, что полковник напьется, я был уверен, причина очень веская, граф русский человек и ему, как и всякому русскому свойственно глушить страхи и сомнения в "зеленом змие". Наши люди в таком случае советуют, если нет возможности остановить сие непотребство, значит, стоит его возглавить.

— Алексей Алексеевич как вы смотрите, если мы с вами слегка спустим пары и пригубим немного перед сном. — Мой щелчок пальцами по горлу был понят правильно. — Так сказать, не с целью наклюкаться, а ради здоровья. Согласны? Тогда я мигом организую. Вы, пожалуйста, сидите, я уже в курсе, где тут все необходимые ингредиенты взять можно.

Зря надеялся, употребление спиртного никак не повлияло на его состояние и не успокоило моего собеседника. Я уж старался, подливал и подливал ему в фужер коньяк, но все безрезультатно. Он активно продолжал закидывать меня вопросами, полковника интересовало буквально "от" и "до". Не выслушав ответ до конца, тут же задавал следующий, и мне терпеливо приходилось отвечать, подстраиваясь под сегодняшние реалии. Но как бы там не было многое из его высказанных вслух мыслей, которые моментально появлялись вслед за моими пояснениями, заставляли признать, не все смог продумать за то время пока приходил в себя. В чем-то Игнатьев прав, и ничего не оставалось, как соглашаться и поддерживать, не огульно, лишь некоторые его предложения, остальное откладывал для дальнейшего обдумывания. В ходе беседы он упорно намекал на необходимость познакомиться поближе с братом, считая, что тот по роду деятельности может оказать существенную помощь в выполнении наших (уже именно наших, а не моих) идей.

Глава 10

Павел Алексеевич родной брат полковника, и в настоящий момент находится во Франции. Легально значился руководителем Русской миссии в межсоюзническом бюро при военном министерстве Франции. Одной из задач, возложенных на него — обработка информации по обстановке на фронтах союзников, и извлечение скудных разведданных о противнике из полученных сведений. Ни о какой индивидуальной работе по полноценному развертыванию шпионской деятельности речи не шло, даже и не предусматривалось при составлении договоренностей о взаимодействии между союзниками. И Алексей Игнатьев, и Павел, они не занимались подобными делами. Официально во всяком случае.

Хотя вот тут и не совсем было ясно, так как я не знаток в делах разведки. Военный агент по моему представлению именно тот человек, которому в обязанность вносится подобная деятельность. Он координатор шпионской сети. Ну, хорошо, может, и не до конца понимаю всю эту кухню, но резидентом-то..., почему бы ему и не быть. Я счел за лучшее предположить: оба брата прекрасно разбирались, какая именно работа для них была основной. Скрытая от внешнего наблюдения деятельность как раз и заключается в развертывании агентуры на территории противника с территорий своих союзников. Читая мемуары братьев нетрудно понять — так оно и было. И насколько я помню из прочитанного, еще в конце 1915 года, при личной аудиенции царя с Павлом Игнатьевым, ему поставлены конкретные задачи, а именно: наладить обмен информацией с разведслужбами других стран — союзников России и создать агентурную сеть русской военной разведки в Германии и Австро-Венгрии.

Мне это известно, я уже упоминал, что оба брата оставили потомкам свои мемуары, и хоть там недостаточно полно изложено, каким образом они выполняли подобные поручения, но что-то уразуметь я был способен и свою точку зрения на происходящее имел. Предложение графа воспользоваться связями брата как раз отвечало моим планам. Других подходящих для моих намерений людей, которых чуть-чуть хотя бы знал, я пока не наблюдал рядом с собой.

Меня смущали сведения, почерпнутые в мемуарах о том, что они с братом в дальнейшем поссорятся. А Павел даже будет стрелять в него, подписавшись под решением офицерского комитета о смертном приговоре для Игнатьева старшего, обвинив последнего в переходе к большевикам и нежеланием отдать деньги на нужды белого движения. Естественно, не стал говорить об этом графу. Зато помня из прочитанной его книги, что причиной ссоры было не только разные понятия о служении Родине, но и такой нюанс, как отказ сына помочь матери в материальном отношении по прибытию ее из большевистской России во Францию, постарался данный факт заранее сгладить и как-то урегулировать.

Подоплека была в Игнатьеве старшем. Он, не решаясь снять с банковских счетов деньги, которые считал не принадлежавшие никому кроме официально признанного другими государствами правительства России, не мог пойти на поступок, порочащий его достоинство. Не решился снять даже копейку, ни на свои нужды, ни родни, а уж тем более на поддержку белого движения. Павла подобное жлобство возмутило, он в этом плане был более прагматичным, да и уверенность в том, что генералы, воюющие против большевиков, и есть русское правительство, и деньги просто необходимо отдать на их нужды для него было абсолютно очевидным решением. Именно разность в понимании своего места в событиях сыграли роль в их появившемся противостоянии.

Я постарался внушить своему собеседнику, что в связи с предстоящей революцией в октябре этого года и прихода к власти большевиков все, кто имел хоть какие-то сбережения на счетах Российских банков, потеряют их, причем порой вместе с жизнью. По мере моего дальнейшего рассказа недоверчивое выражение лица графа изменилось, оно окаменело и напоминало маску злого арлекина. Такое же контрастное — белое с черным. Я его понимал. В одночасье лишится всех материальных благ без всяких компенсаций, остаться без средств существования, превратиться из некогда благополучного человека в нищего..., не всякому по силам принять такой удар спокойно.

— Под одну гребенку, причешут так, что останется только в гроб ложиться. Жить станет веселее, но очень трудно будет выжить....

— Как такое возможно? — перебил меня Игнатьев. Это что же выходит, наша семья в благодарность за неустанный труд на благо отчизны получила в свое пользование земли, на них построены усадьбы, кто-то из моих родных занимается и сегодня производством необходимых для жизни предметов общего пользования... И все это нам предстоит потерять? Нажитое честным неустанным трудом на протяжении длительного времени?

— Я понимаю ваше недоумение Алексей Алексеевич, и я не сторонник подобного развития дел. Вопрос отъёма материальных ценностей у бывших владельцев, не что иное, как чистый грабеж, совершаемый незаконным путем. Но власть в стране захватят люди, которые планируют уничтожить старые понятия о мироустройстве, и ради этого поставят с ног на голову или, наоборот, с головы на ноги все, что когда-то было ценным и незыблемым. Ваше нежелание принять новые правила проживания в этом мире для них не важно, пустой звук. Не больше. Даже в их песнях будут звучать слова: "разрушим все до основания", посчитают так проще и легче построить что-то новое и светлое. Все будет, как я вам рассказываю, я не утрирую, поверьте. Они разрушат все, что вам дорого в этой России, церкви и те снесут, даже фундаментов не оставят, заберут материальные ценности у богатых, заставят работать на них почти бесплатно всех, кто раньше жил на дивиденды и прибыли от имений, предприятий, банковских вкладов. Итогом всей вакханалии станет то, что Россия окунется и надолго застрянет в непролазной грязи. Предстоит жуткая неразбериха, причем во всем. Кровавая истерия захлестнет каждого человека в стране. Содом и Гоморра покажутся мелкими неприятностями по сравнению с будущим нашей с вами Родины. Никто не останется в стороне. Именно поэтому я советую вам каким-то образом заставить вашу матушку продать имущество, и, собрав все ценности выехать сюда, во Францию, благо пока есть возможность сделать это. Дорога сложная, и сборы предстоят нелегкие, убедить в необходимости подобного шага еще труднее. Предсказать, опираясь на мои знания будущего, что они вскоре так и так переедут сюда нельзя, просто вам не поверят, сами понимаете почему. Но как-то выкручиваться надо. Ссылайтесь на свои знания, вы по долгу службы можете, сделав выводы из всего происходящего в мире предсказать и убедить в необходимости совершить трудный для семьи шаг в неизвестность. Упирайте именно на них, говорите о сложной политической обстановке в мире и на то, что они могут лишиться всех средств, а значит и нормального существования в дальнейшей нелегкой жизни.

Игнатьев попытался перебить меня и что-то сказать, но я не слушал. Продолжал нагнетать ситуацию, считая крайне важным добиться от него согласия повлиять на судьбу семьи и близких ему людей. Мне нужны оба брата, нельзя допустить ссоры между ними.

— Большевики все отберут. — Взмахом ладони придержал рвущегося что-то сказать собеседника. — Хорошо если живыми останутся ваши родные в этом хаосе. Изыщите возможность переговорить с ними или хотя бы написать письмо. Поторопитесь, времени остается очень мало, убедить трудно, но надо обязательно. Поверить в подобный конец своей страны даже для вас представляется невозможным, а для многих, в том числе и членам вашей семьи, вообще дикостью покажется. Используйте все свое влияние, попробуйте привести в качестве примера Французскую историю, ведь подобное творилось и здесь, многим аристократам пришлось покинуть родные места в поисках убежища от распоясавшихся революционеров, получивших в руки власть.

— Да, вы правы, даже не зная мою маман, вы угадали, она твердо уверена в незыблемости монархии в России, ей и в голову не придет, что грядут великие перемены, даже произошедшая февральская революция не смогла низвергнуть ее уверенность. И я, честно говоря, не знаю, каким образом все это обставить....

Полковник немного помолчал, видимо обдумывая будущие действия, затем приняв решение, продолжил разговор:

— Исходя из ваших ужасных предвидений и советов по поводу будущего моей семьи, вновь хочу поднять вопрос о необходимости рассказать брату историю перемещения вашего сознания. Уверен, он не сразу, но поймет и проникнется. В этом мы с ним схожи. Такой же увлекающийся человек, как и я. Немаловажным фактором для привлечения к тайне вижу его возможность посылать гонцов в Россию. Мне частенько приходилось пользоваться его услугами, телеграфу подобные высказывания доверить не могу. Никакие шифровальные коды не помогут сохранить секреты, да и о каких шифровках может идти речь в общении с родными. Только письма, а они сегодня идут очень долго. Мы об отречении царя от престола и то узнали из газет французских, причем не в тот же день. Телеграфом пришло сообщение гораздо позже, вместе с предложением принять всему находящемуся здесь русскому военному контингенту присягу временному правительству. Кто там сегодня состоит в правительстве, мы узнаем только от людей, приехавших из России для работы в наших миссиях и учреждениях дипломатического корпуса. Гораздо быстрее получаем известия о делах в Англии и в США. То, что 6-го апреля американцы объявили войну Германии, мы в тот же день узнали. Представляете?

Я внимательно слушал Игнатьева, мне было интересно его отношение к новой власти, а он подбадриваемый моим молчаливым сочувствием все никак не мог остановиться:

— Однако, как бы не было трудно принять происходящие изменения в России, а особенно понять, что там произошло на самом деле, нам деваться некуда, приходится продолжать работу, в надежде, что все это временно, так же, как и сегодняшний коллегиальный орган государственного управления. Судя по вашему рассказу ни я, и никто другой предвидеть подобное развитие событий не могли, и как относиться к ним, что предпринять, просто не представляю. Кстати, я тут распинаюсь, предлагаю всякие варианты деятельности по выполнению ваших прожектов, а вы все отмалчиваетесь и отмалчиваетесь. Что-то реальное, кроме разговоров и предположений, имеете? Ну, хотя бы план работы уже прикинули? На пустых рассуждениях ничего не сделать, вы и сами об этом недавно говорили. Так поделитесь со мной.

— Алексей Алексеевич, пока не услышу о вашей готовности поддержать меня, не имею права рассказывать о своих планах. Кто знает, что вы предпримите, если я изложу пришедшие мне на ум за последние дни идеи.

— Так вы батенька и без того поведали больше, чем надо. Я в смятении, можно сказать — ошеломлен. Но, тем не менее, я говорю — да, буду помогать... — на секунду приостановился, прежде чем решился закончить свою мысль — при одном условии: — вы не станете вредить России.

* * *

Заручившись согласием Игнатьева, я сразу же стал прикидывать, что нам необходимо предпринять для выполнения миссии, которую сам себе навязал. Мысли носились в голове роем пчёл, жужжали и сновали, не давая сосредоточиться. Аллегория так себе, но в чем-то схожая и поучительная, при всей кажущейся бестолковости в деятельности пчел. У них, в их доме, наблюдался абсолютный порядок, которому рой неукоснительно следовал, и если знать, как тут все налажено, то можно позавидовать четкости в обязательном соблюдении распорядка жизнедеятельности каждой пчелки. В своей работе на протяжении отпущенного им времени, они знали свою конечную цель, можно сказать, имели план на перспективу. У нас его не было. Поэтому решил: первое, что нужно сделать — это накидать хотя бы в виде небольшого списка варианты действий. Программа..., хотя нет, это несколько чересчур, намерения — правильней будет. Опираясь на них легче определить моменты, требующие немедленного внимания и выполнения, а также нетрудно что-то отложить на потом или изменить.

В результате двухдневного обдумывания стало кое-что вырисовываться, и я поспешил все записать в блокнот. Получилось следующее:

— Собрать команду единомышленников. Не раскрывая, кто я, и какими знаниями располагаю убедить в необходимости делать все, что послужит выполнению миссии, предварительно рассказав о ней. Пояснить, почему целесообразность проведения мероприятий по сдерживанию войн на Земле является основной в нашей будущей деятельности.

— Продолжать всестороннюю обработку Игнатьева. Обосновать потребность сосредоточения денежных вкладов в одном месте и только в его ведении, с единоличным правом подписи в документах и необходимостью вложения сохраненных им денег в какое-либо предприятие, с целью увеличения свободных средств на наши нужды. Тем самым способствовать появлению возможностей для создания боевой группы, ее подготовки, материального оснащения, а затем и в проведении боевых операций.

— Организовать внутреннюю охрану, в ее составе иметь подразделение телохранителей и отдел контрразведки.

— Привлечь младшего брата Игнатьева, Павла Алексеевича, убедив (возможно придется рассказать про себя) в продолжение службы на благо России, но несколько в ином качестве. Вместе с братьями разработать концепцию деятельности существующей агентуры, стараясь при этом не открывать им появившиеся планы в свете наших задач. Привлекать новых людей к работе исходя из надобности в выполнении определенных задач, возникающих при получении информации.

— Предпринять необходимые шаги по устранению лиц, наиболее заинтересованных в будущей войне. Имеется в виду Гитлера и его сподвижников, а также политических деятелей, подталкивающих историю к катаклизму.

— Попытаться убедить в неверном пути, а при невозможности этого физически устранить ученых, которые станут заниматься разработкой атомного оружия, тем самым оттянуть неизбежное зло для будущего всей планеты.

— Создать условия в России, при которых можно уменьшить количество человеческих жертв, произошедших в результате непродуманной экономической политики большевиков и руководителя страны Сталина (разруха и голод, репрессии, геноцид).

План, прямо скажем, сырой и не подкрепленный пока ничем кроме моей уверенности в его необходимости. Каждый пункт требовал множества доработок и возможной корректировки по ходу дела, нужда в которых обусловливалась предполагаемыми практическими действиями. Я в той жизни особо и не уделял внимания вопросам так или иначе связанных с политикой проводимой государством, считал, и без меня хватает претендентов всем этим заниматься. Возникшее сегодня желание что-то переделать или хотя бы не допустить повторения ошибок людьми, оказавшихся у власти, навеяно в большей степени новизной случившегося события по переносу сознания из будущего в прошлое. А для меня уже и настоящее. Знания братьями Игнатьевыми реалий сегодняшнего дня, опыт служения интересам России, их близость к властной верхушке, все перечисленные и многие другие возможности, несомненно, должны помочь с реализацией плана. Я не откидываю в сторону вероятность, что оба брата по знаниям нисколько не уступают мне, привлечь на свою сторону могу лишь полагаясь на знания будущей истории Мира. Ну и сам факт переноса тоже в какой-то степени помогает.

Надо думать, какая-то цель переноса существует. Я уже не раз на этом останавливался, голову сломал, обдумывая случившееся, и каждый раз отмечаю — нет конкретики. Так почему бы и не миссия, которую я пытаюсь навязать не только на свою голову, но и окружающим меня людям? Понимание реалий сегодняшнего дня отличается от мнений людей, окружающих меня, даже если сравнивать с Игнатьевым, то однозначно — мы разные, у нас нет единого понимания дел в происходящих событиях. У меня совершенно другое восприятие действительности, иное мировоззрение, да и знания..., ни в какое сравнение не идут. Я, к примеру, мало чего знаю о работе с агентурой, соответственно смутно представляю, какими "делами" занимаются разведка и контрразведка, не создавал раньше и лишь по кинофильмам имел незначительные сведения о подразделениях диверсантов и террористов. Разве только немного финансовыми вопросами интересовался, без этого в моей работе нельзя было обойтись. Правда считать совсем уж дилетантом, возомнившим о себе, бог знает что, я тоже не могу. Чему-то учили в военном училище, затем в академии, да и сама жизнь требовала знаний подобного характера. А фильмы, а книги..., да только это меня уже ставит на голову выше будущих сподвижников. Или все-таки подельников?

Несомненно, здесь требуется особый подход, необходимо объяснение, и в первую очередь себе, ради чего все затевается, какая цель преследуется и главное — зачем. Создавая схожие структуры, и зная, что за дела предстоят..., прямо скажем, выглядит как тайный сговор. Причем конкретно направленный на разрушение устоев старого мира. Даже я в курсе, насколько предвзятое отношение в царской России к подобным действиям, и ответственность за них, предусмотренная законодательством, тоже известна. Возможность закончить пребывание в этом Мире с веревкой на шее, а в лучшем случае пожизненным сроком на поселение в богом забытых местах вполне ожидаемо, так как предусмотрено и хорошо отработано государством уже давно. Подобные наказания первейшее законодательное решение правительства, причем любой страны, не только Российской империи. На этом держится власть. Знаю и осознаю, так как именно тут и зарыта собака. Одно дело себя подставлять под нож гильотины, совершенно другое — непричастных людей. Они-то чаще всего вообще ничего не будут знать про наши планы. Мое мнение: меньше знаешь — лучше спишь, да и в случае провала.... Тьфу! Тьфу! Даже думать про такое не хочется. Хотя..., здесь проглядывается неплохая идея. Предвидеть подобное надо, так же, как и подстелить соломку, а если еще учесть жизненный опыт и знания будущего, то пути сокрытия и отхода в случае провала миссии заранее предусмотреть для меня труда не составит. Соответственно не помешают люди с возможностями влияния на события, как в обществе, так и в политике. Неплохим подспорьем станет, если использовать опыт сегодняшних революционеров. Вот уж, как говорится, у кого не отнять знания, навыки и практику в подобных делах. Мне невольно вспомнились девяностые годы и мои перипетии по созданию своего бизнеса. Там просматривалась конкретная необходимость в координации работы, причем не только с властью на местах, но и с силовыми ведомствами, и с бандитами, которые действовали хоть и необдуманно, но очень эффективно. Особенно на первых порах. Откуда только что бралось.

Чаще всего мои успехи зависели от возможностей по взаимодействию с работниками КГБ и МВД. Почему бы и здесь, в новых для меня условиях не продумать вопросы кооперации с нужными ведомствами и не скоординировать работу с ними? Как вариант вполне приемлем. Игнатьевы помогут, особенно когда выложу все без утайки, и они убедятся в моей вменяемости. Для этого кроме рассказов о будущем необходимо представить дополнительные доказательства. Как это сделать? Что может послужить обоснованием истины? Кроме моей памяти тут нет других факторов, значит необходимо вспомнить наиболее заметные события, произошедшие в ближайшее время. Так сказать, "предсказателем" поработать. Откладывать на потом ни к чему, слишком многое зависит от отношения братьев ко мне. Нельзя допустить с их стороны недоверия к моему перевоплощению.

На первых порах будет вполне достаточно знать об отношении Алексея к той информации, которую уже успел изложить, пусть считает все услышанное от меня не доказуемой ересью. Не так уж и важно, главное верит, и даже готов помогать мне в моих делах хоть и не понимает, зачем нужно препятствовать военному прогрессу. Но и сбрасывать со счетов возможность пересмотра его мнения о моих планах нельзя. Игнатьеву не совсем ясна цель, которую я тут упорно стараюсь впихнуть ему в голову. Он уже предлагал другие варианты влияния на будущее, особенно упирал на возможность с его помощью организовать встречу с царем с целью рассказа всего, что я знаю о будущем Российской империи и его лично.

Я долго объяснял невозможность изменить создавшиеся условия, слишком все уже в стране находится в ожидании перемен. Даже цитату из работ Ленина привел. Это когда тот говорил: "Верхи не могут управлять по-старому, а низы не хотят жить по-старому". Все одно, сомнения у него остаются, чувствую, не убедил полностью. Определенную роль играет само перевоплощение, я сам все еще в прострации от свершившегося факта нахожусь и не удивлюсь, если он выскажет отрицательные суждения по поводу моей адекватности. Так что срочно нужны доказательства. Срочно!

Два последующих дня я был предоставлен сам себе, и, пользуясь, случаем, пытался еще раз упорядочить намерения, обдумать и скоординировать свои планы. Не хотелось мне выглядеть человеком, поставившим перед собой определенную цель, но так и не сумевшим достичь ее и совсем уж ни к чему стать одним из неудачливых инженеров собственного успеха, загрузив невыполнимыми задачами. Проанализировав полученные выводы, понял — постоянные колебания, неуверенность, что смогу осуществить задуманное не отпускают, давят на сознание, заставляя пересматривать цели. Хорошо бы взять и отключить, отбросить все сомнения. В той жизни я так и поступал, давил в себе все, что мешало делу, или попросту не обращал внимания.

— Может в таком случае придумать себе девиз? Типа: "Прочь из головы разброд и шатание, решительность и натиск, вот что потребно для дела".

А что? Вполне соответствует характеру и планам. Разве только немного добавить. Например:

— Сомнения — прямой путь в тупик, при наличии таковых следует концентрироваться на главном, видя во всем остальном шелуху, которая отпадет сама по себе.

Я и пытаюсь отбрасывать ненужные мысли, пусть не сразу, но, тем не менее, не стараюсь их оправдать. Вроде бы..., даже понимаю, что у меня слегка завышенная самооценка.

— Да уж, накрутил — так накрутил. Сам себя загоняю в угол. Надо прекращать. Все должно быть в меру.

Глава 11

Появление Игнатьева после двухдневного отсутствия меня искренне обрадовало. Его уверенные слова о необходимости действовать взбодрили, заставили забыть все мои страхи и сомнения. С удовольствием отбросив сомнения, переключился на работу. Игнатьев широким жестом человека, владеющего миллионами франков, выделяет деньги, предлагая, чтобы я походил по магазинам и приобрел носимые вещи. В сидоре, что достался от моего двоюродного деда, кроме кальсон и нательной рубахи ничего более существенного не было. Военную форму хорошего качества по распоряжению полковника мне выдали, и я ее уже ношу, но граф решил, что необходимо иметь и гражданскую одежду.

-Я могу, конечно, презентовать что-то из своего гардероба, размеры одинаковы, но это выглядело бы несколько..., неправильно, что ли. Как будто с барского плеча обноски. "На тебе боже, что нам негоже" — как-то так выглядит, и я считаю, не уместен такой подход к делу. Поэтому сам подберешь, что считаешь нужным. Кроме этого, я снял квартиру, так как думаю, пора тебе выходить в свет парижского общества, не сразу, конечно, некоторое время предстоит находиться на нелегальном положении, для этого, и снята квартира. Не подумай, будто убираю с глаз долой, ты все также официально числишься Трифоновым, младшим унтер-офицером в своем подразделении, временно находящимся в отпуске по случаю излечения от контузии в качестве сотрудника бюро военного агента. Кроме этих документов я подготовлю и другие, липовые естественно, по которым предстоит фигурировать в образе француза, коммерсанта, занимающегося заказами на поставку имущества военного предназначения в Россию. Соответственно с тобой, как представителем фирмы, будет заключен договор на сотрудничество, что дает полное право встречаться со мной по мере надобности. Я договорился с руководством конторы, ты у них как бы уже и работаешь. Видеть тебя им не обязательно, но в списках числишься, и в случае необходимости они подтвердят достоверность документов.

Выходить на улицу по любому придется, поэтому вы, месье, должны выглядеть соответствующим образом. Я решил выделить энную сумму денег, и прикрепляю к тебе одного из моих писарей. Он поможет приобрести вещи, необходимые парижанину. По документам, как я уже сказал, ты коммерсант, и это дает право по долгу службы ездить не только по территории Франции, но и выезжать в другие, союзные нам государства. Я угадал твое желание? Вот и отлично. Продумать все заранее, подготовить и документы, и одежду для будущего образа я посчитал первейшим делом, подобную необходимость диктуют условия.

Слушая полковника, мне почему-то вспомнилась вычитанная из мемуаров одна история, произошедшая в его бюро. Судя по времени, она еще не случилась, но вот-вот должна была произойти. Уж не знаю с чем связано мое воспоминание, вполне вероятно навеяна тем, что мне придется, пусть и косвенно, заниматься поставками военного снаряжения на склады торгпредства России, находящихся в настоящий момент в ведении Игнатьева. Вроде бы мелочь, но весьма кстати вспомнилось, послужит лишний раз доказательством моей вменяемости, покажу таким образом — я не сумасшедший вследствие контузии солдат, а тот, за кого себя и выдаю. Поэтому поспешил ее озвучить.

— Алексей Алексеевич, можно вопрос?

— Зачем спрашивать, не только можно, но и нужно. Так что дерзай, задавай.

— В вашем бюро кто-то конкретно занимается приобретением запчастей к артиллерийским орудиям?

— Ну да, есть такой человек, полковник Колонтаев, он в нашей конторе и обретается. Отвечает за поставки всего необходимого к артиллерии. А к чему подобный вопрос?

— Просто я хочу предупредить, он приобретает по завышенным ценам некачественные запчасти. Вот на днях он постарается закупить дистанционные трубки для орудий, я не знаю, какие у вас тут расценки, но как подтверждение моих знаний о будущем вспомнил: продукция явно невысокого качества, за сокрытие данного факта он получит неплохой откат. Мелочь вроде, по сравнению с мировой буржуазией, но мне, да и вам полковник тоже, не помешает знать: я смог таким образом подтвердить свое реноме. Прошу, внимательней отнеситесь к заявкам офицера, насколько я знаю, именно вам приходится узаконивать сделки при оплате банком закупок перед отправкой их в Россию. Не исключаю, подобная подстава или некомпетентность со стороны вашего подчиненного не в первый раз происходит. Без подписи начальника товар ведь не приобретается? Как думаете, правильно поднят вопрос?

— Думается да. Если честно, то каждый второй из наших новых сотрудников занимается чем-то подобным, я при этом просто не в состоянии осуществлять необходимый контроль. Да еще и решения нового руководства.... Вообще непонятно стало, за что хвататься. С момента назначения генерала Занкевича полномочным представителем временного правительства России во Франции, рухнула с таким трудом налаженная организация снабжения нашего тыла, порвались связи с военным ведомством. Из-за неумелой деятельности на этом поприще приходится исправлять созданное им негативное отношение к сегодняшней России. Естественно, генералу не нравится вмешательство в распоряжения, всячески стремится избавиться от моего влияния на обстановку и делает все возможное для моей отставки. Постоянно намекает, насколько я непригоден новой России в лице Временного правительства. Я генерала в какой-то степени понимаю. Любой начальник пытается вокруг себя видеть своих людей, тех, кому доверяет. Я и сам, заступив на должность, почти полностью заменил в бюро сотрудников. Но вот зачем он постарался оборвать мои связи с бригадами Русского экспедиционного корпуса? Непонятно. Там же совсем некому было заниматься снабженческими вопросами. Я занимался их снабжением. И ведь изменить что-то невозможно. В глазах таких людей, повылазивших из ниоткуда ярых сторонников демократических преобразований в стране, я ГРАФ, и по идее этих самых горлопанов, являюсь несомненным приверженцем монархизма в России, тем более семья наша всегда была на хорошем счету в царском окружении. И ведь никому не докажешь, что Игнатьевы сторонники перемен. Видят во мне ярого поборника монархии. Ну а как иначе. Раз граф, значит за царя, какие могут быть сомнения. После ваших рассказов о будущем России невольно возникает желание этого генерала послать далеко-далеко, а еще лучше взять и расстрелять.

Полковник вновь сел на любимого конька. Я уже понял, его медом не корми, дай только высказаться в отношении своих оппонентов с одной и той же мыслью: "Все плохие, один я хорош". Самокритичности у него нет. Снобизм у человека периодически проявляется. Придется по мере необходимости поправлять. Незаметно.

— Неужели в действиях Занкевича вы увидели угрозу России? Что-то же он делает? Его уверенность в необратимости свершившихся перемен вызывает уважения. Разве не так?

— Карьеру себе создает. Выслуживается и только. Момент хорош для выскочек. Тут даже гадать не приходится. Люди, попавшие по воле случая, а вернее по распоряжению царя и министров, во Францию, генерала не интересуют совершенно. Пусть хоть все погибнут, главное выполнить предписанные сверху приказы и распоряжения по обеспечению участия воинского контингента, находящегося здесь, в боевых действиях на фронтах.

— Про Занкевича я в курсе, и даже знаю, именно по его инициативе будут расстреляны взбунтовавшиеся русские солдаты из этого самого корпуса.

— Звучит несколько неожиданно. Подробнее, если можно. Я слышал, в бригадах люди недовольны сложившейся ситуацией. И это никого не удивляет, считается в порядке вещей. После известий о революции и, особенно о введенном равноправии в армии, солдаты что угодно могут сделать лишь бы домой попасть. А тут еще и агитаторы. Франция для всякого сброда, бежавших от преследования царской охранкой, мать родная, и в настоящий момент таковых здесь много. Власти пытаются мобилизовать..., так сказать этих "революционеров", и отправить на фронт, в окопы. Считают, хоть какая-то польза от них будет. Мне не нравится сама идея. В армии наплыв людей склонных к анархии может привести к непредсказуемым действиям, а после ваших рассказов лишь уверенность появилась в необратимости подобного исхода.

Менять, как я понимаю, что-то уже поздно, да и кому это надо? Правительство Франции такое проявление патриотизма всячески приветствует. Им тоже надоели подобные говоруны, желающие изнутри разложить их армию и готовы всех русских находящихся в стране одеть в военную форму и затолкать в бригады корпуса, поэтому и поддерживают Занкевича, пытаясь хоть таким образом предотвратить угрозу и не допустить волнения, подобные тем, что происходят в России. Не секрет, французские солдаты неоднозначно встретили революцию, очень заразителен пример оказался. Поэтому новое командование во главе с генералом Петеном всячески способствуют устранению подобных настроений в армии, и старается любыми путями не допустить ее разложения.

Полковник, как всегда при продолжительном разговоре, не мог усидеть на месте, постоянно жестикулируя, наворачивал круги по комнате. Периодически останавливался передо мной, вглядывался в мои глаза как бы проверяя, внимаю ли я его речам или вновь ушел в свои мысли. Вот и сейчас, убедившись в моем участии, продолжал говорить:

— Я предполагал возможность проявления неподчинения офицерам со стороны нижних чинов, но не бунта, хотя причин для него у солдат много, и основная — желание уехать домой. Вы же говорите о расстрелах взбунтовавшихся военных, я пока не представляю, как такое может случиться. Неужели у Занкевича возникнет такая бредовая идея? Если так и произойдет, то для нас с вами Христофор появится еще одна цель, и вероятно главной задачей в ближайшее время станет не допустить суровых мер наказания ни в чем не повинных людей. Причина, в результате которой прибегнут к расстрелу, явно будет надумана и нам следует помешать Занкевичу и не допустить возможность доказывать лояльность Временному правительству таким варварским способом.

Возмущение грязными делами начальника, и вызванная моим рассказом озабоченность судьбой военнослужащих, оказавшихся на данный момент во Франции, привело полковника в состояние еще большего возбуждения:

— И это происходит здесь, в демократической Франции.... Уму непостижимо. Солдат понять можно. Длительные войны редко кому нравились, будь то политики или обычные солдаты. Одно дело защищать свои земли и совсем другое находиться у черта на куличиках с непонятной им целью. К сожалению, я не в курсе происходящего, как уже сказал, меня полностью отстранили от дел по снабжению полков, даже появляться рядом, запретили.

— Зато я знаю. Вскоре русские особые бригады из-за угрозы прямого неподчинения отведут на отдых в лагерь Ля-Куртин, но это не спасет от волнений в подразделениях и бунт вспыхнет. В дальнейшем события осложнятся, противостояние солдат и офицеров приведет к многочисленным жертвам, а кто-то попадет и на каторгу. Французское правительство окажет помощь командованию бригад в подавлении восстания, и то, что произойдет в дальнейшем, у меня лишь вызывает желание этому помешать. Иначе я нашим солдатам не завидую. Не скоро они смогут вернуться на Родину, а многие из них так и останутся здесь, кто-то в могиле навечно упокоится, кто-то будет в качестве чуть ли не рабов вкалывать на рудниках и заводах Франции.

— Твои сведения насчет переброски русских бригад на отдых, в лагерь Ля Куртин, для меня не новость, они уже там. А вот бунт солдат и последующий их расстрел — новость. Я в смятении, неужели подобное возможно? Предстоящие события, которые вскоре, как ты говоришь, произойдут в лагере, следует предотвратить. Мои предложения я уже высказал, остается заранее побеспокоиться, например, твой план слегка подкорректировать. Приоритетом, я думаю, следует поставить вопрос недопущения гибели солдат. Ты согласен со мной?

От волнения полковник вновь перешел на "ты", ему явно было не до политеса.

— Да, согласен. Эту задачу нам по любому придется решать. Сохранить жизни русских солдат, оказавшихся по прихоти царского командования вдали от Родины — выглядит более чем благородно и отвечает моим планам. Не секрет для меня, да и вы понимаете, ведь несмотря на лучшие условия воинской службы по сравнению с теми, которые приходится испытывать на восточном фронте таким же солдатам, почти все находящиеся во Франции, стремятся вернуться домой. Помочь, несомненно, надо. Непонятно, правда, каким образом провернуть подобные действия? Это же прямое неповиновение командованию, а распоряжения Временного Правительства по поводу продолжения войны предусматривают токмо подчинение приказам. Не более того. Я, трактую распоряжения правильно? Выходит, в таком случае, сделать хоть малую толику в пользу задуманного будет не просто трудно, а невероятно трудно.

К тому же Французы заинтересованы в том, чтобы русские солдаты оставались здесь. Им все равно в качестве кого. Будут ли воевать на их стороне или вкалывать на каторжных работах — не имеет значения. Главное им видится — все они, так или иначе, должны приносить пользу Франции, лишние руки в военное время для промышленников считай манна небесная, причем в любом виде. Поэтому наверху можно даже не начинать разговор об отправке солдат домой. Никто из правительства навстречу не пойдет. И при всех ваших связях ничего не сможете изменить. Представители России, находящиеся здесь, не захотят портить отношения из-за такой мелочи с правительством Франции. У них другие намерения, основанные на прямых указаниях из Петрограда, они еще надеются убедить солдат воевать в интересах Антанты, планы продолжать войну до победного конца в умах многих людей остались без изменений. Желание нижних чинов никто не станет учитывать. Особенно когда предстоят большие финансовые траты. Одним кораблем здесь не обойтись, а значит денег необходимо много.

— Что может в таком случае посоветовать человек, знающий, чем закончится факт неподчинения распоряжениям Временного правительства? Ведь никто кроме нас двоих еще не знает о переменах, которые вскоре произойдут в высших эшелонах власти. Так что же следует предпринять? Сам же сказал — необходимо помочь воинам вернуться домой.

— Во-первых, не допустить восстания. Я знаю, любые решения полковых комитетов будут отвергнуты вплоть до применения оружия. Никто даже пальцем не пошевелит с целью отправки служивых в Россию. Нет денег на это. Как выход можно солдатам предложить после отказа воевать временно трудоустроится, и заработанные средства потратить на фрахт судов. Но тут, необходимо прямо сказать — быстро не получится. Хотя идея неплохая, уверяю вас, полковник. Россия на подобное не выделит ни копейки, не входит в планы Временного правительства тратить деньги на никому не нужных людей. Списали их в мертвые души. Они не скажут — нет денег, придумают другое, например, о необходимости учитывать наличие в море немецких подводных лодок. Совсем не секрет, в настоящее время подводники Германии очень активны, и рисковать кораблями, на которых могут находиться люди, никто не станет, даже за деньги, а сопровождение каравана военно-морскими силами, сами понимаете, очень накладно. Кроме этого, придется еще один немаловажный фактор учитывать — Франция без одобрения подобного шага английским командованием тоже не захочет рисковать. Так что, как ни крути, а дело труба.

— Какая труба? И зачем солдатам деньги? — Полковник тут же себя поправил. — Вернее, кто им их даст? Или, вот ты говоришь, предоставить работу..., ну и как такое провернуть? Это же не двух или трех человек устроить. Тысячи! Вообразить себе и то невозможно. Сегодня они хоть немного, но получают на руки, а если отказаться от содержания.... А ведь нижние чины по сравнению с солдатами, воюющими на фронтах России, имеют гораздо лучшие условия, даже в денежном содержании нижние чины в лучшем положении, французские солдаты и те получают меньше. Тем не менее, это капля в море, так ведь ещё некоторые офицеры считают, что и такая, мизерная плата за пролитую кровь на фронтах, для них лишняя. Тут я недавно разбирался в конфликте, произошедшем из-за невыплаты содержания окопникам по вине командира роты, укравшего деньги у своих подчиненных. Разозленные солдаты убили этого офицера, пришлось судить и наказывать военнослужащих за подобное самоуправство. И было бы из-за чего, там франков..., считай всего ничего. Ну, а если они откажутся следовать приказам из России, то вообще не получат ни копейки, не говоря уже о больших суммах. И я не могу выделить средства, даже ради такой весьма важной миссии. Деньги не мои, и я не имею права ими распоряжаться по своей прихоти.

— Насчет денег мы с вами еще поговорим. А вот каким образом предотвратить расправу над солдатами русского экспедиционного корпуса, следует хорошенько подумать. Хотя, что тут думать? Мне просто необходимо вернуться в часть, к моим сослуживцам, и там постараться их убедить искать другие варианты возвращения домой. Мы верно определили, денег никто на блюдечке не преподнесет. Массу предлогов выдумают, но не дадут. Но вот самим заработать и собрать в результате необходимую сумму для найма корабля солдатам по силам, и наша задача им в этом поспособствовать.

Как такое осуществить? Пока неясно, но идеи есть. Требуется лишь объяснить и нацелить, ведь именно таким образом, сохранив их целостность в одном коллективе, сможем решить этот вопрос положительно. Главное не дать разбить корпус на части и разбросать по отдаленным провинциям. Разделяй и властвуй — такой принцип действий лиц, обладающих властью, еще со времен Римской Империи существует, и правительство Франции этот постулат активно применит по отношению русских воинов, вынужденно находящихся в стране. Поэтому для нас важно придумать, каким образом сорвать попытку расчленения бригад. И у меня имеются наметки, думаю кое-что можно сделать. Вы же в хороших отношениях с промышленниками? Меня в первую очередь интересует Ситроен?

— При чем тут мои подрядчики? Ты думаешь, что они дадут нам деньги? Даже не надейся, нет среди них бескорыстных бизнесменов.

— Вы не поняли. То, что мы не сможем получить у них деньги ясно и мне, далекому от этих людей. У них зимой снега не выпросить, а тут франки, причем мечтаем еще и даром получить. Я достаточно хорошо представляю глубину заинтересованности руководства Антанты в том, чтобы Россия продолжала войну с Германией. Неплохо знаю и другую сторону медали. Желание победить противника и что-то на этом "поиметь", никоим образом не перекликается с ожиданиями Российской империи. Надеюсь, для вас Алексей Алексеевич, это не является новостью. У всех государств, участвующих в мировой бойне, мотивы в первую очередь направлены на меркантильные интересы. И у России имеется схожие цели, плохо только то, что они не совпадают с планами Франции и Англии. По мнению "союзничков" отдать в случае победы Черноморские проливы не входит в число обязательных контрибуций. России этот кусок не видать, как своих ушей не видит человек. Подобный ход конем они и планируют. Союзникам глубоко безразлична судьба России, и помогать ей в достижении желаемого никто не станет. Я уж не говорю о лелеемой мечте наших вечных противников, которых мы упорно считаем друзьями.

Что за мечта, спросите? Ну как же, спят и видят гибель сильной империи, всячески стараются развалить огромное государство, а значит, и убрать с политической сцены, вместо царя поставить во главе людей, заранее купленных со всеми потрохами. Как думаете, кто выдвигает подобные задачи и дает направление в их достижении?

Можете не отвечать, вижу, вы, прекрасно разбираетесь во всей этой политической закулисной бодяге. И в ходе наших бесед не раз демонстрировали подобные знания. Просто напомню, именно промышленники и стоят во главе, ну и банкиры естественно. Всем миром правит "денежный мешок". К сожалению. Антанта уже настроена диктовать свои правила проживания в послевоенном социуме. И если не станет рядом, в победной коалиции России, то это будет им только на руку. Они в первую очередь виновники в развязывании войны, их желание обогатиться за счет увеличения нужд армии в вооружении и снаряжении первопричина которую мне, а теперь уже нам с вами граф и следует приструнить.

— Извини, я тебя перебью. Разбираться в интригах этих государств можно долго и все одно вопрос не сдвинется ни на йоту. Мы с тобой обсуждали более насущные проблемы, о том, что наболело. Ты же вновь заговорил о высоких материях. К чему нам знать о чаяниях царя и его окружения, их уже нет. Давай закончим с нашими финансами и сохранением жизней солдат.

— Именно поэтому и необходимы средства — я быстренько перевел разговор в нужном мне, направлении — следственно придется искать пути, к достижению желаемого. И я уже вам намекал насчет одной из идей. Помните? Я имею в виду заводчика Ситроена. Каким-то образом необходимо договориться с ним о партнерстве. Нет, не в производстве снарядов, которые он поставляет сегодня всем нуждающимся, в том числе и России, а в изготовлении автомобилей. Да, да, не смотрите так удивленно, я точно знаю, он вскоре переключится на этот бизнес. И ничего странного, что мне пришла в голову, как я надеюсь, умная мысль. Если мы станем партнерами, то сможем в последующем при благоприятных условиях уговорить его бросить выпуск снарядов и патронов и полностью перейти к изготовлению автомобилей. Это как раз отвечает моим планам. И по финансам, и по снижению темпов производства оружия. В данном случае снарядов. Пусть даже и мелочь на фоне огромного количества фабрик смерти, главное в таком деле — начать. Но это чуть погодя, мы с вами Алексей Алексеевич еще вернемся к вопросу, позже...

Понимая, что ничего конкретного не получается, одни разговоры, вновь переключился на тему спасения солдат. Я посчитал, здесь просматривается возможность организовать взаимодействие между промышленником Ситроеном и подготовкой вопроса отправки застрявших в чужой стране Особых бригад русской армии. Ну и с нашими целями, направленными на сдерживание производства оружия, тоже переплетается и имеет немаловажное значение.

— Спросите, каким образом? Разъясняю. Тут все просто, если мы станем партнерами, то можно будет уговорить солдат поработать на заводчика Ситроена, даже не так, мы сможем наладить свой бизнес. Совсем не обязательно машины собирать на его заводах, можно наладить линию по производству новых, неизвестных здесь никому запчастей для автомобилей. И станем смежниками. Солдат уговорим, пусть не сразу, но у них появятся деньги, и главное — основная масса людей сохранится в целости, одним большим коллективом, и никто из правительства местного даже не подумает препятствовать. Они же в первую очередь увидят желание русских остаться во Франции, ну и возможность скинуть огромную массу людей со своего баланса..., фактор чуть ли не решающий. Трудности естественно будут и значительные. Самая большая трудность — найти жилье, ведь нужно где-то всех разместить, да и предприятие само по себе из воздуха не появится. Людям придется начинать с нуля, своими руками все построить. Вот именно на начальной стадии этого проекта требуется помощь Ситроена. Если мы его заинтересуем..., то можно считать полдела сделали, у него же получилось построить свой завод по производству снарядов за три месяца, значит, опыт имеет. Я могу стать разработчиком идей, вы финансовым директором, ваш брат возглавит службу безопасности.... Ха! Кажется, я только что придумал, каким способом мы сможем увеличить ваш капитал для наших нужд.

— Какой капитал? У меня нет накоплений? О чем вы?

— Ну да, я в курсе вашей бедности. Но это как посмотреть? Видимо придется мне вас уговаривать уже сейчас. Я думал, не к спеху, успеется. Но действительность диктует нам свои условия. Только одно успокаивает — лучше раньше, чем поздно.

— Что-то не могу понять ход ваших рассуждений? Конкретней можно?

— Давайте начнем вот с чего.... Я же вам, Алексей Алексеевич, рассказывал: вы, после того как на смену царской России придет большевистская, под названием уже не Российской империи, а Союза Советских Социалистических Республик, станете искать возможность быть ее гражданином. Не истратив ни копейки на свои нужды, сохраните все деньги, оставшиеся от прежней России под вашей опекой на личном счету во Французском банке, передадите их в дальнейшем законному правительству, признанного Францией, и это произойдет где-то в 1925 году. Точно, к сожалению, не помню. Знаю лишь одно, 250 миллионов золотых рублей сохраните в неприкосновенности. Согласитесь — это очень большая сумма. Как вы сумеете собрать деньги в кучку, а особенно сберечь, я не буду пытаться рассказывать, так как не знаю, но факт их наличия к этому периоду я могу подтвердить, и это было очень патриотично по отношению к России, новой России. Вас в какой-то степени подобный шаг прославит, сделает примером бескорыстного служения народу. И я восхищаюсь вами, без всяких шуток.

А вот теперь давайте посмотрим по-другому на это дело. А что, если мы сможем передать стране, народу нашей с вами Родины не 250, а 350 миллионов? Стоп, стоп, я уже вижу по мимике лица, что вы против каких-либо действий с денежной массой. Но давайте взглянем еще с одной стороны. Вот я тут предлагаю вам помочь мне изменить ход истории и тем самым не допустить новых войн. Так? А кто спонсором окажется? Неужели вы думаете, что вся эта предстоящая работа будет делаться на патриотических принципах, без денег?

Внезапно заговорив, Игнатьев на некоторое время сбил меня с мысли:

— Никаких личных денег нет. Все что лежит на счетах в банках, принадлежит России и даже не ей, в настоящий момент — это деньги Франции, которые она ссужает в качестве кредита на ведение войны. Я, как присягнувший временному правительству офицер, не могу тратить ни единого завалявшегося франка на другие цели. Все действия строго подконтрольны, и даже если представить, что я с тобой согласился, и мы попытаемся перевести эти средства на что-то еще, то меня тут же отстраняют от дел. Мало того, могут привлечь и к ответственности. Ты просто не понимаешь всего этого. И уж извините Христофор за прямоту, я не вор, и не собираюсь идти тебе навстречу в предложенных авантюрах. Я согласился помогать и не отказываюсь это делать, но воровать.... Увольте сударь. — Указательный палец графа несколько раз промелькнул перед моим лицом.

— Это не для меня.

Да уж.... Я и не рассчитывал особо, что Игнатьев как песик, стоило лишь поманить кусочком мяса, тут же побежит вслед за мной, и признает во мне человека, который может стать другом. Хотя и надеялся, чего уж кривить душой. Весьма нежелательным фактором в нашем деле явится отказ в содействии. Неужели все беседы пошли коту под хвост? Или я просто — на просто малоубедителен в доводах?

— Алексей Алексеевич, вы забыли вспомнить немаловажный фактор, влияющий на отношения между союзниками по Антанте. В основной своей массе все кредиты Россия подкрепила золотом, вы же в курсе, что правительству пришлось перевести часть золотого запаса страны в качестве залога на заграничные счета, а ведь этот благородный металл так и не будет возвращен на Родину. Отсюда следует вывод: не вы вор и никто не предлагает вам стать на путь обмана. И деньги, которые якобы ссужает Франция, давно уже обеспечены золотом России. Наоборот, есть возможность увеличить сумму законным способом. Не на себя потратите, вы как тот ростовщик одолжите Ситроену деньги под проценты. Вернее, нам, под патронажем Ситроена. Понимаете? А уже наша задача суметь заработать денежные средства на нужные цели в ходе правильного и рационального использования сумм, находящихся в вашем ведении. Хотите или нет, но быть единоличным владельцем депозита придется. Да, да, насколько мне известно, именно так вы и поступите. И вы знаете, как это сделать, тем более что у вас в друзьях банкир. А иначе растащат, карманы у чиновников бездонны.

— Вы подразумеваете Рафиловича, директора парижского отделения Русско-Азиатского банка?

— Не знаю, вам виднее, но имейте в виду, этот банк в связи с переходом власти в руки большевистского правительства, которое полностью откажется от царских долгов в России, вскоре станет ненадежным, лучше все вложения перевести в другой. Тут я не советчик, вы сами знаете, кто из банкиров сотрудничать согласится с вами.

— По этому вопросу нам нужно будет посоветоваться с подпоручиком Ильинским, именно он занимается всей финансовой отчетностью бюро. Он не дипломированный бухгалтер, но в этих вопросах неплохо разбирается, и самое главное не ворует, ему доверяются очень большие суммы, через него проходят ежемесячно не менее 120 миллионов франков. Сами понимаете, чтобы такими деньгами ворочать, нужна ясная и умная голова. И он, я в этом уверен полностью, посоветует мне не тратить казенные средства на какую-то авантюру. Извините, сударь, но по-другому я пока ваш план обогащения не могу называть. Я без всестороннего анализа подобного предложения к этому вопросу даже не стану возвращаться. Давайте искать другую возможность, заполучить в свое распоряжение деньги. На первое время хватит моих, я получаю на содержание в размере около 7000 золотых рублей. Единственно жаль, оно, как мое, так и сотрудников бюро будет оставаться лишь до смены режима в России.

— Вот поэтому Алексей Алексеевич и нужно думать, как заработать деньги. И не мне по хорошему счету вас учить и наставлять как делать деньги. Вы и сами с усами, но направить ход ваших мыслей в нужное для этого русло я должен попытаться. Возможно, вы кое в чем правы, средства, отпускаемые правительством на нужды войны, тратить на свои цели не станем, тут действительно попахивает криминалом. Ваши сбережения..., это только в крайнем случае, не исключаю, может и придется воспользоваться, в дальнейшем поглядим.... Но мой вам совет остается прежним, все деньги необходимо сосредоточить в одном банке, а затем забудьте на время о них, постарайтесь не тратить, особенно на закупки вооружения и техники. Вскоре все приобретенное согласно полученных из России заявок на вооружение и снаряжение, окажутся никому не нужными, и вам придется их продавать задарма. Вы должны уже понять, я вас не обманываю, необходимо перестраиваться уже сегодня, и первое что нужно вам сделать — приостановить обязательства по оплате заказов, а затем начать процесс замораживания договоров, которые вы успешно заключали с поставщиками и промышленниками. Также постарайтесь вернуть выделенные средства на оплату счетов ваших помощников.

— Но это же невозможно. Я не вижу, каким образом все обставить. Вы только представьте, какие кляузы на меня последуют. Вы не забывайте, что здесь, во Франции, имеются полномочные представители Временного правительства. Да один только генерал Занкевич чего стоит, он и так меня считает в настоящий момент лишним, а если начать сворачивать свою работу.... Нет, это не выход....

Но я подумаю, что можно сделать. Ваш совет нацелить средства на создание российского производства здесь, во Франции, будет иметь смысл, если я получу согласие Временного правительства. Придется кого-то из временщиков напрямую заинтересовать в создании предприятий за границей, хоть такое раньше и не практиковалось. При царе мало кто из хозяйственников инвестировал золотые рубли в промышленность других стран. И если честно, то я в России никого не вижу, с кем можно было бы иметь дела. Да и зачем с ними связываться, если, как вы рассказываете, только за оставшиеся полгода правительственный кабинет сменится несколько раз. Может, стоит заранее договариваться с вашими большевиками? Вы же знаете, кто будет в новом руководстве? Хотя, о чем я, нам нужны средства сегодня, тут нужно думать, очень сложный вопрос вы подняли. Но, как мне кажется, неплохо бы и сегодня тропку проложить к будущим первым лицам государства, я имею в виду большевистского.

— Не знаю если честно, у них тоже в правительстве на первых порах будет бардак. Перестановки руководителей предстоят многочисленные. Хотя ваша идея не плохая. Делать ставку на тех, кто будет у руля необходимо уже сегодня, иначе с ними разговаривать в дальнейшем будет сложно. Только вот для этого нам опять нужны деньги, большевики их тоже любят. Без средств революцию не сделать, сами понимаете. Так что вопрос о деньгах поднят мной не зря.

Без наличия у нас средств, с будущими руководителями страны Советов начать сотрудничество сегодня, не получится. Только после того, как Франция решится заключить торговые взаимоотношения, а это произойдет где-то в 1925 году, не раньше, можно будет попробовать. Хотя..., вариант, когда мы налаживаем контакты заранее, может оказаться неплохим решением, как я люблю говорить — подстелем соломку. Заводы строить за границей СССР начнет вообще не скоро. Там такая разруха грядет, что впору нам с вами организовывать материальную помощь придется. Вот потому, чтобы смогли оказывать хоть какую-то поддержку нашей с вами Родине, я и хочу наладить производство вначале здесь, во Франции. Потом можно будет и в России что-то подобное замутить и здесь весьма кстати окажутся наши связи с будущими руководителями СССР. Так что по возможности нужно не отбрасывать в сторону личные знакомства, даже преднамеренно завязывать надо, пригодятся.

Почему, спросите, нам Ситроена необходимо иметь в друзьях? Я его знаю не хуже вас, а кое в чем даже лучше. Знаю как основателя автомобильной фирмы, которая будет выпускать авто не только для французов, ее продукция станет известна всему миру. Примазаться к его делу, как я предлагаю, нужно лишь по одной причине, вернее по трем. Первая — ваши с ним хорошие отношения, вторая — он наверняка клюнет на возможность получить разработки в автомобилестроении, в которых я неплохо разбираюсь, а третью, знаю лишь пока я. Ну и вы теперь будете знать. Ситроену правительство Франции откажет в кредитовании. Причина простая. Вы же в курсе как он любит тратить деньги, не считаясь ни с доводами близких людей, ни с нуждами производства? Картежник и мот еще тот. Вот именно поэтому и откажут. Ему придется продавать свое будущее детище, хорошо еще, имя останется, оно успеет прогреметь по всей Европе. Не потому, что снаряды делает, нет. Автомобили! Как я сказал фирма "Ситроен" станет котироваться на мировом рынке, и машины под этой маркой востребованы будут с самого первого выпуска, причем повсюду. Он, правда, еще не догадывается о будущем фуроре своего детища. И хорошо. Мы ему поможем, глядишь, имя его станет греметь не в тридцатые годы, а намного раньше. Я не предлагаю раскрывать наши знания о будущем. Совсем нет. Ни к чему. Забывать не стоит — у него, как и у всех промышленников на первом плане получение доходов. Всего лишь. Ему без разницы кто кого нагнет в войне. Везде и всегда продукция завода лишь путь к обогащению. Наладив выпуск автомобилей, прибыль получит баснословную. Нам же нужно совсем немного — стать соучредителями этой пока еще никому не известной фирмы. Воспользоваться знаниями о будущем и уговорить сделать сегодня то, что он и без нас в скором времени сделает. Мы ему помогаем с его мечтой — наладить выпуск собственных автомобилей, находим рабочую силу для выполнения задуманного, снабжаем деньгами, а он нам тем, что возьмет на себя все организационные вопросы. У него это очень неплохо получалось при создании своих заводов.

— Ничего не пойму, столько всего навалилось, и задач мы сами себе придумываем немерено, я просто боюсь, как бы не раствориться в них. А то получится как с солью в стакане с водой. Вроде ее много, когда она отдельно лежит в мешках на складе, но стоит ей попасть в жидкость и от нее ничего не остается. Так вот и с нашими планами, боюсь, тоже самое, произойдет. Все-таки и ты Христофор, и я, прежде всего военные люди, мало смыслящие в политике, совсем ничего не понимающие каким образом можно сделать деньги мирным путем, а уж в производственных вопросах — просто ноль. Авантюра чистейшей воды, повторяюсь, но это факт, хотя надо отдать должное ты очень убедителен, и я хочу тебе верить.

— Насчет политики Алексей Алексеевич ты не прав. Тут у нас как раз все чики-чики. Вы отлично разбираетесь в этих вопросах на сегодня, я не хуже соображаю в завтрашних, так что сама судьба нас с вами свела. Мы Алексей Алексеевич можем очень многое сделать, главное начать. А вот тут не все ладно, зависимость от наличия начального капитала получается. Вот ведь какая несуразица. Все хорошие начинания, так же как и плохие, выходит, завязаны на деньгах. Божок в виде золотого Идола — вершитель всех дел на земле. Нам лишь остается приспособиться к его требованиям и постараться не увлечься, позабыв, ради чего все начинали.

Мы оба, не сговариваясь, разом замолчали. Не знаю, о чем в этот момент думал граф, но мне не давала спокойно отдохнуть появившаяся новая идея. Она была все также связана с деньгами. Я не поспешил ее тут же выложить на обсуждение, мне вновь вспомнились мои потуги в создании собственного бизнеса, и я, сравнивая обстоятельства, попытался свой опыт применить к сегодняшней ситуации. Именно в будущих девяностых годах этого столетия, новые русские "бизнесмены" без всякого опыта в финансовых вопросах, очень часто начинали с нуля, порой даже не имея начального капитала. Используя любые возможности, брали кредиты, надеясь, что в этой неразберихе, при смене курса и развале страны, заем возвращать в банк не придется. Привлекали людей призрачной мечтой — получить бешеные прибыли. Самое удивительное халявщиков хватало, многие из них шли на поводу своих страстей, даже не задумываясь о причинах необычайной щедрости. "МММ", "Валентина" и еще бог весть, какие организации, сулящие несметные прибыли, несмотря на все запрещающие подобные действия законы, успешно проделывали эти финты и лапшу вешали на уши не только простым гражданам, но и государственных чиновников вовлекали в авантюрные дела. А иначе как бы они смогли безнаказанно трудиться по сбору денег с граждан России. Так и тут, во Франции, множество людей завязаны на Русских займах, стригут купоны и не задумываются, что халява может закончиться вскоре. Даже после выхода России из коалиции Антанты они упорно продолжали пытаться положить свои франки на нужды войны. Почему бы и нам не попробовать здесь создать на почве доверчивости местных "халявщиков", что-то типа МММ. Акции пойдут на ура, а уточнять, кто или что будет выступать в качестве гаранта — не важно. Заводы или фабрики, работающие на войну, или предприятия выпускающие машины и трактора, им все равно, главное вложить деньги в акции и потом спокойно стричь купоны, продолжая свою безмятежную жизнь. Опасно, все-таки здесь более суровые законы, а то, что я пытаюсь внедрить, явно будет незаконным. Да, несомненно, прав мой полковник, без хороших финансистов прыгать в этот бурный поток не надо. Не чувствуя дна, не зная течений, не ощущая той же температуры можно и утонуть. Хотя найти возможность провернуть что-то подобное даже мне, незнающему здешних законов вполне по силам, но лучше конечно найти выход, не связанный с их нарушением. В любой более — менее цивилизованном государстве принцип тот же самый — незнание законов от ответственности не освобождает. Да и зачем что-то выдумывать? Создать акционерное общество на паях с тем же Ситроеном и привлечь желающих к покупке акций — чем не выход. Если бумаги продавать от лица действующего предприятия — это же будет вполне по правилам бизнеса. Нам, правда, надо начинать продавать акции под создание предприятия. Требуется гарант, и я вижу его в лице Ситроена. Единственная преграда, нет, даже две преграды, которые мне видятся: — трудность уговорить Ситроена в принятии нас в качестве партнера, и вторая, вытекающая из первой — найти деньги для организации дела, а уже потом только решение примыкающей к ним задачи — выпуск акций и их продажа. Здесь потребуется специалист по бирже, соответственно вновь возникает необходимость вовлечь в это дело Ситроена. Ведь чтобы продавать надо что-то предложить будущим акционерам. Им главное знать — прибыль ожидаема, и никто никого не обманывает. Пусть мы еще не успеем создать собственное предприятие, все одно, уверенность, подкрепленная делами учредителей, у будущих акционеров должна быть.

* * *

Я вновь вернулся в своих планах к производству автомобилей. Это как раз то в чем я более— менее могу дать фору изобретателям, не считая знаний по созданию оружия. Остается всего ничего. Наладить производство, как следует разрекламировать, и дело пойдет. Рекламу делать Ситроен умеет, одна лишь Эйфелева башня, оформленная под нужды фирмы в скором времени, чего стоит. Но вот заинтересовать в нашем сотрудничестве будущего автомобильного лидера можно лишь предоставив в доказательство нечто конкретное. Значит, мне потребуется вспомнить и начертить кое-какие приспособления, пока еще не используемые в изготовлении машин.

Интересно, он уже побывал в США, на заводах Форда? Насколько мне известно, именно оттуда он привез немало идей по выпуску машин в Европе. Нужно будет уточнить у Игнатьева и если Ситроен не успел ещё их применить, то и эти знания пустить в ход, тем более он и сам потом придет к этому. Хотя можно и по-другому. Я, услышав фамилию медсестры, подумал о возможности использовать знакомство с девушкой в своих планах. Неосознанно, правда, но имел в виду такой вариант своего внедрения в общество. Это потом уже закрались сомнения, как-то неэтично выглядит, девушка мне стала не безразлична и использование ее в качестве наживки сегодня уже не выглядит прилично. Вот и сомневаюсь нужно ли ее вмешивать в мои дела. Разве только рассказав предварительно и ей про себя. Все зависит от нее, я не могу навязываться, зная, что в это время такие взаимоотношения и предложения были не в ходу, более точно не могу сказать, все-таки я тут пришлый и все знать не могу.

Нет, все это не актуально на данный момент. А вот идея использовать знания по автомобилям не просто так в моей голове засела. Машины были моей страстью, даже, я бы сказал, хобби в прежней жизни. Во всяком случае, я многое знал из истории автомобилестроения, знал и видел, какие страсти по хорошему автомобилю у людей будущего разгорятся. Желание иметь машину, причем обязательно самую навороченную, завладеет умами человечества, и меня, в том числе сия страсть не обошла стороной, так стоит ли удивляться пришедшей на ум идеи использовать свои знания по этой тематике. Да и зачем? Пусть лучше люди машинами увлекаются, чем оружием. Мы с коллективом разрабатывали в своем институте не автоматы, с пистолетами, а радиоэлектронные системы, а они всегда, так или иначе, были связаны с созданием новых, более мощных автомобилей. Короче, тема мне хорошо известная, и предложить сегодня в этой отрасли я могу много чего интересного.

Возможен и другой вариант — попытаться получить кредит под это дело. Причем его надо брать в России, там отдавать вскоре станет некому. Не воспользоваться моментом в нашем случае было бы, по меньшей мере, глупо. Мне никто не даст, даже пытаться не стоит. А вот кому-то из Игнатьевых вполне могут. Под залог пустить ту же недвижимость, я знаю, у них в России она имеется. Все одно вскоре их имущество перейдет в руки новых хозяев. И к кредитозаемщику денег в банке никаких вопросов не будет, залог в наличии. Не смог выплатить проценты — иди и забирай. Кто же виноват, что видит око да зуб неймёт. Идея очень неплохая, на мой взгляд, пусть и отдает немного мошенничеством. Уговаривать их придется, уж больно оба брата щепетильны в сохранении чести, знают, что без денег не обойтись, но и делать их, таким образом, могут побрезговать. Уговаривать явно Павла предстоит. Или мне попытаться использовать нашу схожесть со старшим Игнатьевым...? Можно попробовать, но тут необходимо будет много нюансов решить предварительно. Мать и другие родственники на подлог не подпишутся. Ну, а как бы я хотел, Игнатьевы же. Голодать будут, но чужого не возьмут. Но вариант не плохой, однозначно надо попытаться, и чем быстрее провернем это дело, тем лучше, больше вероятностей в успехе. Без Павла Алексеевича тут никак не обойтись. Значит, мне предстоит еще одна долгая беседа. В темную с этим полковником не получится, кроме моего рассказа необходимы доказательства, причем стопудовые. А иначе не поверит. Вот расскажу ему также, как и Алексею, он выслушает, посмотрит на меня и скажет:

-Брат мой говорил, что вы сударь получили на фронте сотрясение мозга. Я вижу, контузия ещё не прошла, последствия серьезные. Но сказка неплохая, слушать можно, сидя перед камином долгими зимними вечерами. Принять за правду сложно, нужны доказательства.

Примерно так оно и будет. Я знаю братьев лишь по их мемуарам оставленными в назидание потомкам, но и этого достаточно чтобы понять — не верят они в сказки, и фантастику не читали. Задачка..., прямо скажем. Вся надежда на старшего брата, я уже смог найти для него доказательства. Прочитанные их мемуары для меня прямо кладезь сведений, надо лишь вспомнить из написанного Павлом что-то сугубо личное, никому до этого времени неизвестное. Результат я думаю получиться в мою пользу. Если удастся привлечь его к моей задумке, то провернуть заем в России намного проще станет. Но для этого естественно необходимо выехать в Россию. Опять придется уговаривать. Однозначно Павла, у него свободы в передвижении больше. Не привязан делами к одному месту.

Значит так и делаю. Закидываю фактами, убеждаю в моем перевоплощении. Затем коротко рассказываю будущее России, на волне возникшего у него желания изменить судьбу Родины тут же предлагаю участвовать в моих планах, упирая на возможность таким образом повлиять на будущее России, ну и уговариваю на первое дело — создавать первоначальный капитал. Трудновато придется..., но надо, очень надо. Другой возможности выехать в Россию, и взять там кредиты я не получу. Кроме этого, он поможет найти и акционеров для будущего предприятия. Подключит своих знакомых, друзей, да и семью привлечь я думаю, следует, маман у них серьезная женщина, и к тому же влиятельная в своем окружении. Глядишь, и деньги появятся, не сразу естественно. Но я особо и не тороплюсь. Время терпит. К тому же сможем вывезти из России всех его родственников, в результате появится возможность сохранить семье хоть какие-то средства. И чем быстрее мы это провернем, тем больше уверенность — не опоздаем.

Только бы не увлечься опять поисками альтернативы, не нужно доводить до абсурда. Метание сказывается на мыслях, а значит и на планах. Хотя..., кому кроме меня до этого дело, ну и пусть, что же мне теперь совсем не думать. Наоборот, хорошо, могу мыслить, и память моя не подводит, тоже отлично, есть что вспомнить. Я в это тело попал не с мозгами пацана, опыт прожитых лет кое— чего стоит. Вот черт, сам себя перебил и чуть не потерял нить размышлений. Так, давай-ка вернемся в тему. Итак, о чем это я только что думал? Ах да, о втором Игнатьеве.... Стараюсь понять, как можно его уговорить и привлечь к делу, которое для него пока темный лес, непонятное и даже в какой-то степени виртуальное, и, по сути, ему вряд ли нужное. Зато для моей задумки важное.

Постой-ка, ведь насколько помниться именно в этот период у него возникла необходимость выехать в Россию, вот только причина.... Кажется, координация действий по добыванию информации, в связи с приходом к власти временного правительства? Или еще что-то? Но как вариант, показывающий мое знание будущего, вполне подходит. Остается всего ничего. Привлечь Игнатьева второго к моим планам, убедить в подлинности рассказа о перевоплощении, ну и все остальное, что я уже успел наметить. Обязательно доказать, что это достойный офицера Российского путь, и он как офицер чести просто обязан не оставаться в стороне и помочь нам в попытке удержать мир от бешеной гонки вооружения, а значит и от будущих войн. Самое главное во всей этой неслабой идее чтобы он не послал по матушке в далекие дали, а он может, и при этом даже не станет объяснять, отчего так. Почему-то мне так думается.

Глава 12

Вот как говорят, вспомни хорошего человека, и он тут же появится. Или наоборот? Неважно. Главное я только что думал о брате Алексея Алексеевича, и он тут как тут. По какой-то надобности пришел в его офис. Хотя у нас с графом уже и была договоренность насчет моего разговора при встрече с Павлом, но я все равно поспешил напомнить ему об этом.

И вновь мне на помощь пришла моя похожесть на старшего Игнатьева. Павел с изумлением рассматривал меня, и ошеломленный сходством даже не смог сразу сориентироваться, лишь вопрошающе посмотрел на Алексея.

— Не удивляйся, в жизни бывают и не такие выверты, я и сам был не меньше тебя поражен. Знакомьтесь — мой брат Павел Алексеевич — а это мой двойник, Христофор Евстигнеевич — представил нас граф. Выглядит правда немного моложе, чем я, но все одно, похож. И знаешь, где мы познакомились? В госпитале, при моем посещении в составе благотворительного комитета от французского правительства. Как только увидел его там, то сразу решил: после выписки привлечь в качестве сотрудника в мою канцелярию. Да и просто интересно было познакомиться поближе с уникальным явлением.

Предвидя закономерный вопрос, Игнатьев тут же поспешил добавить: — Не удивляйся и не бери в голову Павел, я с ним разговаривал на тему родственных корней, он к нашим родственникам никакого отношения не имеет. Но ты еще больше удивишься, да и вряд ли поверишь сразу, но этот молодой человек не тот, за кого его принимают здесь.

— Интересно..., я готов выслушать все, что ты мне сможешь рассказать. Очень интригующе выглядит. Я весь — внимание, брат мой. И кто же этот господин?

— Вот он тебе все и расскажет, ты его внимательно выслушай, не перебивая. А уж потом обсудим вместе и решим верить нам всему услышанному или нет.

Не знаю, или я оказался не до конца убедительным, или он был настроен скептически, но в ходе рассказа на его лице периодически мелькали гримасы недоверия. Вероятно, мои предварительные выводы по этому человеку были более чем верны. Явное желание отправить меня в больницу, вот что я увидел в его глазах. Встав с кресла, где он и просидел все два часа, которые мне пришлось потратить на рассказ, он отозвал в сторону своего вошедшего в комнату брата и стал ему что-то говорить. Я прислушался, разговор не обрадовал. Цель не достигнута, он мне не верил:

— Алексей ты уверен, что это не шарлатан?

— Поверил, правда не сразу, убедительно рассказывает, многое подтверждает фактами, известными только мне, придумать все просто невозможно. Особенно если вспомнить — перед нами всего лишь крестьянин, малограмотный и не знакомый не только с историей России, но и с подноготной нашей семьи. А он это преподносит, как будто знает, и прошлое, и будущее, и невольно создается впечатление — действительно прожил жизнь где-то там, совсем не в нашем времени, а возможно и в другом мире. Конечно, трудно даже представить что-то подобное, а поверить в его рассказ вообще за пределами разума, и принять за достоверность все, что он предсказывает..., как-то умом сразу не воспринимается.

— Ты не находишь, что он кое-кого напоминает?

— Не понимаю о ком ты? Меня лишь, да и то только внешне.

— Он мне напомнил Гришку Распутина, нашего общего знакомого по встречам в салоне матушки.

— Согласен. Что-то в них обоих есть общее. — Алексей повысил голос и мне уже не приходилось напрягать слух. — Может из-за пророчеств. У Распутина они не конкретные, расплывчатые были, но схожи по своему мрачному прогнозу о будущем России. Надо отдать должное, прав кое в чем оказался провидец.

— Вот-вот, а вспомни, как негативно влияли на окружение матушки — княгини его предсказания, я уже не говорю о царской семье. Желание вылечить с его помощью Алексея, наследника престола, заставляло царицу смотреть на него как на ангела. Мы и сами тогда под впечатлением находились большим, и лишь потом стали понимать — этот ублюдок толкает страну под иго Германии. Одно то, что царь именно по его предложению удалил Николая Николаевича от командования и отослал на турецкий фронт, уже только этим заслужил смерть, которую ему и устроили верные сыны России. Взяв на себя управление войсками, Николай, царь всея Руси, тем самым обрек империю на поражение в войне. Это же понятно, ибо из него командующий совсем никакой. Только и спасало наши армии, что начальником штаба был сведущий человек. К сожалению, верно ты подметил, кое в чем оказался прав этот вещун. Свою смерть связывал с гибелью династии Романовых, так и получилось, царь отрекся от престола.

— Действительно, в этом оказался полностью прав. — Согласился с выводами брата Алексей.

Мне были интересны их разговоры и даже немного успокоили последующие слова Павла:

— Сейчас вот, слушая твоего двойника, я невольно вспомнил Распутина. Надеюсь, ты не станешь ему смотреть в рот и делать что-то недостойное офицера, графа, дипломата, наконец. У тебя всегда хорошо получалось анализировать услышанное и делать правильные выводы.

— Стоп, стоп. Не надо вешать ярлыки сгоряча. Давай разбираться вместе. Распутин это всего лишь Распутин, он неплохой естественный психолог сумевший использовать в своих целях окружение царицы. Вполне возможен вариант вербовки провидца разведкой Германии. Уж больно явным было преклонение перед кайзером, может, именно поэтому царица обратила на него внимание. Никто не знает точно, где тут правда, а где вымысел. Он мертв, свидетели заинтересованы молчать. Надежда есть, что следствие по царскому делу что-то выявит, но и то вряд ли станут поднимать подобные вопросы перед общественностью. Обвинять царя в измене это, знаешь ли, будет верхом цинизма. Некомпетентность и слабоволие, вот и все. Именно так и говорит наш новый предсказатель и в этом я с ним полностью согласен. Он считает, что царь сделал ошибку, отрекшись от трона, отдав тем самым Россию на растерзание ее врагов, не стоило верховному главнокомандующему отдавать взятые на себя полномочия. Но тот пошел на это, у него не хватило силы духа противостоять волеизъявлению народа. Хотя какой народ, всего лишь кучка людей, которым не нужна великая империя, власть нужна, желание поуправлять страной. И что мы видим? Всякий вставший у кормила власти пытается повернуть обстоятельства в свою сторону, считая, что именно его путь будет востребован народом. Империя катится в пропасть, ее конец неминуем. Ну и как тут не поверить в предсказания нашего оракула. И ты правильно сказал, я умею отличить правду от вранья, и в данном случае не поверить Христофору будет неверным решением. Я все-таки склонен принять его сторону, советую и тебе сделать этот шаг.

Тут Игнатьев старший кивнул в мою сторону и, увлекая за рукав своего брата ко мне, уже для всех высказал очевидную мысль:

— Давайте еще раз более подробно обсудим все, что нам предсказывает пришелец. Глядишь, и тебе Павел ничего не останется, как поверить всему, что он нам тут вещает.

* * *

Очень трудный вечер для меня выдался, я понимал — доказать лишь на словах все произошедшее со мной, задача не из легких. Успех при рассказе Алексею, еще не говорил, что и с братом все пройдет гладко, я это предвидел. Но и другого пути у меня пока не было. Поэтому я поторопился хоть чуть-чуть ошеломить и удивить своим знанием личной жизни собеседника, рассказав пусть и небольшую, но никому пока неизвестную, кроме Павла, историю, произошедшую буквально недавно и наверняка хорошо ему запомнившуюся, раз он потом описал ее в мемуарах. Мне невольно вспомнился метод цыганки гадалки, которая, чтобы привлечь внимание очередного лоха первым делом ошарашивает знанием нескольких незначительных фактов из его жизни, извлекая их у самой жертвы в ходе предварительного разговора. Я не собирался уподобляться цыганке, но метод использовал почти тот же. Не помню точно, когда читал его мемуары, но хорошо смог вспомнить несколько случаев из его жизни. Чем и поспешил воспользоваться:

— Павел Алексеевич, вы совсем недавно, а точнее осенью шестнадцатого года были вынуждены выехать в Россию. Как вы предполагали, вас посчитали не справившимся со своей задачей и поэтому решили отозвать. Было такое? Или я что-то путаю?

Павел с интересом посмотрел на меня и подтвердил достоверность данного факта:

— Действительно, я тогда так и думал, но как оказалось, меня ждали в управлении совсем по другому поводу.

— В таком случае я продолжу.

— Слушаю вас, излагайте.

— Вам только на финской границе пришло разъяснение, вернее приказ явиться в Ставку в Могилев. Я так понимаю, вы об этом никому не рассказывали?

— Естественно. Это же мелочь, хотя был использован шифр, что уже означает секретность распоряжения. Я заинтригован, откуда вам известна эта информация? Помню, шифровальщик принес мне сообщение уже в обычном виде. Я немного был удивлен содержанием телеграммы, но приказ выполнил.

Он заволновался. Я видел по мимике его лица, что полковник заинтересован, он стал вспоминать, как все это происходило. Можно считать это было моим успехом, я не особо рассчитывал, что он запомнил эту историю. А уж то, что я ее знал и помнил, вообще выглядело мистикой. Я никогда не жаловался на память, но такие мелочи помнить..., круто.

— Так, так, выходит, вы кое-что неплохо знаете про меня, надеюсь, вам о данном случае не рассказывал тот самый шифровальщик? Хотя, о чем это я. Где он и где вы, но я вас внимательно слушаю, продолжайте.

— Вы, прибыв в Ставку, встречались там неоднократно с Николаем вторым, именно от него узнали о своем новом назначении. На одном из обедов, где присутствовали представители иностранных военных миссий, генералы и высшие офицеры, прибывшие с фронта, царь имел с вами беседу, на которой очень интересовался состоянием Германии и Австрии, его занимал вопрос, а не устали ли люди этих государств от войны. Было такое?

— Что-то подобное происходило тогда. У меня создалось впечатление от наших бесед, будто Николаю уже наскучили военные будни, он ищет предлог, чтобы заключить мир с Германией. Я естественно об этом никому ничего не рассказывал. Но вы почему-то знаете. Я невольно спрашиваю себя: — откуда вам известно? И ответ напрашивается сам. Выходит, вы действительно из будущего. И все что вы тут мне рассказывали, правда. Ведь вполне возможно, я мог написать о себе, и об этом случае, как вы говорили, в мемуарах. Я и не думал о подобном, нет даже обычных дневниковых заметок. Знать о таких вещах мог мой брат, но не вы — ему, по всей видимости, так и хотелось сказать что-то типа — "лапотник", однако сдержался. Воспитанность и интеллигентность в поведении и разговоре у него были соответствующие его положению в обществе. Он, слегка запнувшись, продолжил выражать свое отношение к происходящему:

— Будем считать, вы меня убедили, не совсем, конечно, но и не верить в ваши рассказы я уже не могу. Но и вы должны понять..., поверить на слово... — он задумчиво рассматривал мое лицо, пытаясь одновременно подобрать нужное слово для объяснения недоверия. — Если это и выдумано вами..., то надо отдать должное — очень талантливо, причем вполне достоверно. Нет, невозможно такое придумать, мне просто нужно осмыслить..., скажем так, глупость или сказку, изложенную вами. В вашем рассказе в основном шел разговор обо мне, и я это понимаю, Алексей видно вам полностью поверил, мне же принять за чистую монету ваш рассказ, вот так вот, сразу, трудно, необходимо время. Но интригует, я заинтересовался. И то, что знаете мое прошлое, и факты будущей истории, причем не только в целом всей России, но и..., короче, меня очень волнует, какое место мы с братом займем в будущем. Вы нам расскажете?

— Я достаточно многое поведал Алексею Алексеевичу. И хотя не уверен в его доверии на все сто, но то, что я не психически нездоровый человек он убежден. Мы с ним успели подискутировать на предмет, каким образом можно использовать мои послезнания в интересах нашей Родины. А она у нас с вами одна — Россия. Решив, что вы можете в этом скромном желании помочь, зная вас как истинно русского офицера, которому не безразлично будущее народа и России в целом, решили и вас привлечь к этому делу. Алексей предупреждал — брата трудно уговорить, и я убедился — так оно и есть. Около шести часов мы с вами ведем беседу, скоро утро настанет, а мы все на одном и том же месте топчемся. Но я доволен. Признаюсь, одно то, что вы перестали во мне видеть второго Распутина, уже обнадеживает меня. Ведь желание привлечь вас на нашу сторону продиктовано не только потому, что вы брат Алексея, нет, вы сами по себе человек неординарный, и я вас знаю именно по дошедшим до нашего времени мемуарам написанных явно не под диктовку заинтересованных в этом людей. Они хоть и очень расплывчаты и даже прямо скажем, мало информативны, но в них вы открываете себя потомкам как человека, любящего свою Родину и делающего все, для того чтобы она оставалась могучей державой. Не на словах, на делах даете возможность людям иметь перед собой пример, как нужно любить то, что тебе дорого. Насчет вашего места в будущем...

Я постарался, мне теперь легче было, наши беседы со старшим Игнатьевым позволили вспомнить достаточно много, всплыло немало дат, все-таки мои вынужденные конспекты по истории КПСС, и изучение военных инцидентов, произошедших в прошлом, дало свой закономерный результат. Что-то определенно отложилось в моей голове. Учили нас на совесть, порой даже зубрить приходилось, особенно даты некоторых событий и, как я раньше думал, совсем ненужных знаний о людях, повлиявших в той или иной степени на саму историю мира. Ан, нет, пригодилось.

— То, что Америка вступила в войну, вам известно. Кстати, какое сегодня число? Я слегка запутался во времени?

Шестнадцатое говорите.... Так, думай голова, думай.... И что же я помню из событий ближайшего времени? Дайте-ка вспомнить...

Ага, вот, пришло на память. Точно не скажу, но помнится, именно сегодня начнется вторая битва на реке Эне*, где и американцы примут участие. И самое позорное, совместное наступление войска Антанты проиграют. Точное описание сражения я, вряд ли вспомню, но нам и ни к чему эти знания. Повлиять как-то на результат битвы, даже зная его, мы все одно не сможем.

А вот более интересная информация, и она может нам в чем-то помочь. Где-то в мае, если более точно, то в середине мая, во главе Французских войск будет назначен генерал Анри Петен. Вы знаете, этого офицера, не так ли? Вроде бы ничего особенного, но мы уже сегодня можем данный факт использовать во благо русским солдатам, находящимся во Франции. Как? Пока не знаю, что вспомнил, то и сообщил.

И еще.... Очень важно для будущего России. В начале мая будет создана Красная Гвардия*, причем в основном из рабочих Петрограда. Именно они повлияют на обстановку в городе в ходе противодействия некоторым генералам, которые попытаются восстановить монархию в стране. Под их давлением Временное правительство, во главе которого господин Львов, распадется и будет создано новое, которое в конечном итоге возглавит Керенский, сегодня он военный министр, вы должны его знать. Вскоре он станет новым руководителем государства и вам вновь придется присягать, но уже Керенскому. Это правительство падет в октябре в результате восстания рабочих, солдат и матросов и будет провозглашено начало диктатуры пролетариата во главе с партией большевиков.

— А почему не с эсерами? — показал осведомленность в этом вопросе Павел — насколько я знаю, эсеры сегодня самая влиятельная партия, мне даже известно, что в ней насчитывается около шести миллионов членов по России. А кто такие большевики мне малоизвестно.

— Ну, для того чтобы разобраться во всем, надо знать хотя бы программы этих партийных организаций. Эсеры, почему многочисленны? Да потому, что они опираются на крестьян, а их в нашей стране почти 90 процентов. Большевики надеются на солдат, и на пролетариат. Рабочий класс, в своей массе по сравнению с крестьянством более образован, он и лучше организован, так как работают на заводах и фабриках в коллективах, при том еще нужно учитывать, что в своем большинстве предприятия находятся в городах. Захватив власть, большевики не забудут и о сельском населении. "Вся власть советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов" — этот лозунг коммунистической партии сыграет решающую роль в сознании народа. Люди восприняли как весть о том, что это их власть, и естественно встанут на ее защиту. Так что на первых порах она и в самом деле малочисленная партия, но ее поддержит народ. А во главе Ульянов, под псевдонимом Ленин работает, выдающийся человек, со всеми его противоречивыми делами сможет привести к власти свою партию, в составе которой рабочие, крестьяне и солдаты с матросами. Как вы сами понимаете это событие не рядового масштаба, а всемирного.

— Знакомое имя, Ульянов, кажется, брат Александра Ульянова, которого вздернули за покушение на царя? — Павел слегка скривился, показывая свое негативное отношение к этой семье. — Так мы с Алексеем уже давно докладывали по команде об этой группе мигрантов, явно работающих на разведку Германии, только мало кто из контрразведки обратил тогда внимание.

— Что-то подобное я и ожидал — внес разнообразие в нашу беседу Алексей. Вернее, я ждал революцию, вроде бы она уже и произошла, но мне показалось..., это что-то неопределенное, как та мутная вода в кипящем котле с мясом, все поверхностное, бурлящее в ожидании, когда накипь и муть рассосутся. Я видел на протяжении моих прожитых лет много несправедливого в русской жизни, и нередко испытывал это на самом себе. Тут и крушение в маньчжурской войне, и болезненное состояние превосходства европейского демократического строя над отсталой царской Россией и разногласия в правительстве. Нет у меня никакого чувства уважения к великим князьям, я давно осознал ничтожество Николая второго, так как видел и понимал весь вред, приносимый его царствованием моей Родине. Люди на царя всегда молились, он при жизни уже святой и непогрешимый, отделить личность царя от России представлялось как нечто нереальное. И то, что он отрекся от престола, только подтверждает некомпетентность в делах, показывает его слабоволие и нерешительность во всем. Правда брат не разделяет моей веры в лучшую долю для России без царя. Мы с ним порой даже ссоримся, не находя схожего мнения по поводу сегодняшних событий в стране, и это не удивительно, всю семью нашу распирает от желания доказать свою правоту. Каждый из нас выдвигает свое видение событий, при этом имеет противоположные мнения по поводу революции, например Павел с маман ярые сторонники монархического строя, и в отличие от меня на дух не переносят демократические преобразования.

Я всегда сожалел, что нет рядом со мной человека, который бы разделял мои взгляды и с кем бы я мог посоветоваться. Честно скажу я в растерянности. Ни я, ни мои сотрудники, даже полковники особо не разбираются в политике. Я, как и они, не вижу разницы между кадетами и октябристами, не могу понять, чем отличаются бородач — гастроном Миша Стахович — видный кадет — от моего корпусного товарища Энгельгардта — октябриста. Не понимаю целей вооруженных браунингами эсеров, или невооруженных, но как мне, кажется, более опасных эсдеков, опирающихся в отличие от эсеров не на крестьянство, а на рабочих.

Я вождей "левых" партий не видел и не знаю, читал немного о Плеханове и только с Пушкевичем знаком, но и его речи считаю пустой болтовней. Марков мне вообще, кажется, всего лишь мелким хамом. И если честно я намного лучше разбираюсь в лабиринтах политических партий Франции, и то только ощупью, в основном то, от чего зависит обороноспособность страны. * Со всем, что в настоящий момент творится в России я не в состоянии разобраться самостоятельно. С появлением Христофора мне как-то стало легче понять все происходящее сегодня, его трактовка событий легкодоступна и близка мне.

Слушая Игнатьева, старшего, почему-то казалось — он несколько фальшивит, или передергивает, ведя какую-то свою игру. Никогда не поверю, чтобы хорошо образованный, всесторонне подготовленный, живо интересующийся событиями в мире, гражданин, мог не понимать, что творится в его стране. Можно поверить какому-нибудь клерку из бюро, но не полковнику, графу, военному агенту, представляющего такую великую державу как Россия. А он между тем продолжал рассуждать о своей некомпетентности:

— Я поглощен войной всецело, и я не одинок, несведущих людей большинство. Ни о каких революциях мы не думаем, нам дороже честь России.

— А будущее России? Разве оно вас не волнует? И, насколько мне известно, вы Алексей Алексеевич, весьма успешно будете сотрудничать с Советским Союзом, особенно в становлении советской дипломатии, да и разведкой заниматься в пользу России продолжите. Ваша позиция в отношении произошедших изменений в империи не вдруг появилась, я это заметил в наших беседах, вы уже сегодня являетесь сторонником революционно настроенных людей в стране.

— Возможно. Но сегодня я офицер и именно поэтому я не должен уделять внимание политике и ее деятелям. Я с прискорбием смотрю на то, как войска втягиваются в революционное движение, причем в то время, когда враг уже на нашей территории. Вместо того чтобы защищать, как и положено военным Родину от внешней угрозы они по уши влезли в разборки внутри страны. Неразбериха в умах людей, подстрекаемых политиками из многочисленных партий, чехарда в правительстве.... Кому подобное нужно и зачем? Чьи приказы мне сегодня выполнять? Командования, временного правительства или какой-то одной из партий?

Я понимаю, отсидеться и быть в этих событиях нейтральным недостойно гражданина своей Родины, правильней выглядело бы определиться в грядущих катаклизмах и принять участие на одной из сторон. Например, присоединиться к революционерам.... Так ведь не знаю, каким именно. Стать на сторону большевиков, как вы советуете, значит подтачивать устои государственности, на сторону монархистов..., я и раньше не был большим приверженцем загнивающего строя. Если честно я бы поддержал наших демократов, но видя, кто за всем этим стоит, у меня тут же возникает отторжение такого решения.

И вообще..., мне в настоящее время хочется порой все бросить и послать всех и вся ... на китайскую гору Кху Ям. Знаете, Христофор, где она находится?

— Нет, не знаю, но догадываюсь, вероятно, у черта на куличках.

— Вот именно. Я бы и вас туда послал с вашими прожектами, но.... Одним словом, хочется попытаться, может и в самом деле что-то получится. Все-таки будущее моей Родины мне не безразлично.

— О чем это вы тут говорите? — Вклинился и Павел в непонятный для него разговор.

Я на минутку отключился, лишь краем уха продолжал слушать, как старший брат пытается рассказать младшему о наших с ним предстоящих делах. Пользуясь моментом, вновь погрузился в мысленные беседы с собой. Я понимал, мои знания о будущем легли уже на подготовленную почву. Все-таки в их мемуарах вполне искренне написано об отношении к событиям, несомненно. И это давало мне уверенность, что знаю неплохо обоих братьев, имею представление, о чем они думали в дни лихолетья. Но как оказывается, судя, по их словам, в ходе разговора, сейчас в их мыслях ничего кроме растерянности и незнания что им конкретно делать, не было. Все происходящее в мире гораздо сложней и беспорядочней, и не укладывается в привычный для них жизненный порядок. Ни тот, ни другой, себя не мыслили без России, но каждый понимал это по-своему. Они просто-напросто не знали, к какой из сторон примкнуть, никто им ничего не объяснял, как и большинство людей, они барахтались в кипучей действительности самостоятельно, не представляя к какому берегу выгребать. Ситуация для них патовая и они растерялись. Привычных указаний нет, приказы нового правительства противоречивы и нерешительны. Понять братьев мне не сложно, и увлечь своими планами играя на струнах патриотизма нетрудно. И мне, кажется, я не ошибся, делая на них ставку.

Слушая рассуждения братьев, я пытался понять, на что могу рассчитывать. Вырисовывалось следующее.... Оба высказали согласие включиться в работу по выполнению моей придуманной, а может кем-то внушенной, миссии. Не скрою, меня взбодрило такое положение вещей. Все-таки не зря я выкладывался, рассказывая кто я, и откуда появился, и то, что они приняли меня именно таким, со всеми странностями и загадками, было несомненным успехом. Значит можно приступать к реализации задуманного. У меня по плану первым пунктом стоит вопрос о финансах. Я не стал настаивать на привлечении денег, лежащих на вкладах в банках Франции и подотчетных Игнатьеву старшему. Погожу, время терпит, дойдет в свое время дело и до этих средств. Те рекомендации, что я дал по их размещению, полковник выполнит, он же умный человек и соотнести одно с другим в состоянии даже без моей подсказки. Так оно и будет, и без моего вмешательства сделает все необходимое. Но здесь, в этом времени возможны изменения в ту или иную сторону, во всяком случае, я заметил уже отклонения по времени. Если хочу положительных результатов необходимо немного опережать, фору иметь будет нелишним, вмешиваться в события нужно заранее и подстраивать события в нашу пользу.

Продолжая краем уха вслушиваться в беседу братьев, слушая, как Алексей пытается убедить Павла, и, по всей видимости, себя тоже, в необходимости вывезти семью из России, а заодно и все активы, принадлежавшие им, понял — требуется моя помощь. Хотя бы разъяснить, как все это вижу я. Много говорить не пришлось. Оба брата почти сразу просекли возможность получить деньги в российских банках, оставив в залог свои земельные владения и усадьбы. Ничего странного, как они считали, нет. Многие имения закладывались и перезакладывались в банках еще со времен царствования Екатерины второй. Но вот куда перевести займы они не совсем правильно понимали. Я тоже плутал в этих дебрях, но в отличие от них знал — будущее советское правительство доберется до заграничных банковских вкладов бывших российских сограждан и будет требовать через суды, возвратить неправедно нажитые богатства народу, который именно и способствовал своим трудом приобретению этих средств. И помня, что во многих случаях судебные тяжбы были в пользу СССР, старался найти другой способ сохранения капитала. Мне казалось, будет лучше, если все ценности перевести в золото, в том числе и деньги, лежавшие в банках России на вкладах членов этой семьи. Как хранить в дальнейшем и использовать семейные финансы, куда их направить для увеличения сумм, я им также доходчиво разъяснил. Поинтересовался насчет возможных затруднений при перевозке золота через границу. Вряд ли его окажется много, но, тем не менее, знание таких нюансов не повредит.

Не стал посвящать, почему необходимо сосредоточение всего капитала в одном месте, и в одних руках. Плохо, что оба брата не финансисты, но зато вероятность уговорить хозяев применить их в общем предприятии в таком случае намного проще пройдет. Кроме этого, немаловажно вспомнить — в моем времени переводы такой массы денег почтой, или ещё каким-то образом нередко были связаны с криминалом, а доверять, пусть даже специалисту, большую сумму чревато последствиями. В моем мире, да и в здешних условиях можно не увидеть, ни человека, ни денег. Проще всего через банки, пусть там и большие проценты при переводе стригут. Смущает сегодняшняя их "надежность", тут тоже имеются подводные камни, возникает опасение не увидеть, ни банка, ни золота. Получается все-таки когда "маешь вещь" оно как-то лучше себя чувствуешь. В ходе обсуждения решили — будет видно на месте, главное провернуть операцию по получению кредитов, ну и вывоз капитала за границу, и чем быстрее, тем лучше. Ни у кого из нас не вызвало отторжения несовместимость с понятием чести офицера, с намечаемыми действиями. Наоборот, Павел сам предложил свою кандидатуру, он, понимая, что Алексею оставить дела и выехать в Россию будет просто невозможно, принял на себя основную тяжесть реализации плана операции, и даже объяснил почему.

Обсуждая все нюансы предстоящей поездки в Россию, мы не заметили, как наступило утро, лишь наши распаленные головы напомнили — нужен отдых. Отложив все на потом, нашли места, где можно спокойно поспать, не мешая пришедшим сотрудникам бюро заниматься делами. Полковник предупредил подчиненных, чтобы не смели беспокоить без уважительных причин. Едва моя голова прикоснулась к подушке, как тут же вырубился. Правда, перед тем как уснуть, я вспомнил одну немаловажную вещь, и поспешил ее выложить обоим полковникам. Новость не была для графа неожиданной. То, что служанка, живущая в доме старшего Игнатьева, работала на французскую контрразведку, он отлично знал и не хотел менять, убрав от себя, мотивируя тем, что известный враг — считай почти друг, знаешь, чего следует ждать от него. К тому же удобно сливать информацию, которую посчитаешь необходимой в непростом деле службы на поприще военного агента, не боясь навредить себе.

— Так что, пусть фискалит — пробормотал Алексей, уже засыпая.

— Тоже верно, пусть фискалит, зато я лишний раз подтвердил свое реноме.

Глава 13

Мое вынужденное безделье и бесчисленные попытки доказать обоим братьям, что я вполне здоровый человек закончилось, они поверили в мои слова, и появившаяся у них цель дала тот самый импульс — действовать, который мне и был нужен. Даже азарт и соревнование между братьями в желании что-то сделать полезное появились. Благодаря чему мы буквально за три дня успели подготовиться к поездке в Россию. Мне очень хотелось побывать там лично в это время. Увидеть и понять события, происходящие в России, не по учебникам и документам, а самому пройтись по проспектам и площадям Петрограда, вникнуть в ту сумятицу и анархию, заполнивших в это время улицы города, понять, как воспринимались простыми людьми перемены в их жизни. Было ли у них хоть какое-то осознание себя и своих дел в происходящем, их мнение по действиям политиков. Навязанная кем-то или самостоятельная появилось у людей тяга к изменениям. Может также как всегда — стихийно, под влиянием трудностей жизненных. И в прошлой истории, и в будущей таких примеров не счесть.

Возможно, моя поездка поможет разобраться, проанализировать, сделать определенные выводы и решить, наконец, окончательно, ту ли миссию навязал на свою шею. Понять правильно ли я выбрал направление в своем желании помочь людям не дать им возможность уничтожать друг друга в массовом порядке изуверскими способами. Или моя миссия всего лишь бред сумасшедшего пытающегося к тому же привлечь к трудновыполнимой задаче двух вполне адекватных человека, поверивших, что я появился в обличии простого солдата как посланец Всевышнего, который сможет остановить гонку вооружения и предотвратить новые войны на планете.

Много чего еще мне хотелось понять и перечислять все мои сомнения и надежды можно бесконечно долго. Стараясь отвлечься от таких ненужных для меня в настоящее время мыслей, я увлеченно наблюдал происходящие явления и события, как за бортом корабля, на котором мы после всех сборов оказались, так и на его палубе. Мы — это я, полковник Павел Игнатьев, финансовый гений Алексея поручик Ильинский и еще один военный, правда, в гражданской одежде. Зато постоянный и надежный — так сказал Павел, представляя нам своего напарника и помощника по поездкам — поручик, барон Вихров. Не знаю насколько это верно и главное в чем надежный, но острый взгляд при его изношенном раньше времени лице и красноватый нос, хранившие следы привольной жизни мне внушали опасения, что в определенное время по команде Павла он, не задумываясь, свернет голову любому из нас. И даже не поморщится. За таким человеком, как я понял, нужен был глаз, да еще какой зоркий глаз. Другом он мне явно не станет. Не знаю, что их связывает, но он Павлу, безусловно преданный человек — несомненно. Одно то, что он следует за полковником неотлучно, и кажется, даже сон графа оберегает, дает возможность не сомневаться в его преданности своему начальнику.

Мне в нашем путешествии было интересно все, в отличие от Павла, которому приходилось уже проходить весь этот путь. Дорога явно небезопасна: через Булонь, * минуя вечно мрачный и дождливый Лондон, по Северному морю к скалистым берегам Швеции, где предстоит пересадка на датский теплоход, идущий из Америки, а точнее откуда-то из Канады и уже на нем дальше, до Финляндии. И при этом всегда помнить, а порой и чувствовать через перископ на себе взгляд немецкого капитана подводной лодки.

Я если честно не обращал внимания на опасность, поджидающую нас в глубине этих вод в виде немецких субмарин, до меня она не доходила, видимо по причине отсутствия таковой. Стать свидетелем торпедной атаки подводной хищницы, в результате которой корабль мог в одно мгновение затонуть, мне не пришлось. Путешествие напоминало круиз по северным странам Европы. Я получал удовольствие от такого времяпровождения. Когда бы я еще увидел воочию эти скалистые берега Скандинавии, а затем Финляндии, с ее красивыми и вечными хвойными лесами, навевающих уверенность, что все в этом мире относительно спокойно и незыблемо. Наблюдая за пассажирами, я отмечал — у всех пассажиров в глазах, несмотря на опасность и неизвестность ожидаемых как в настоящем, так и в будущем, порой проявляется нетерпеливость познать что-то новое, неизведанное, манящее своей непредсказуемостью. Подтверждали это и разговоры о будущем каждого по отдельности и Российской империи в целом. Все как один старались убеждать друг друга и себя в первую очередь — у них все сложится хорошо. Главное — благополучно добраться до России.

Возникающие стихийно то тут, то там небольшие митинги вносили разнообразие в нашу спокойную поездку, особенно это стало ощущаться, после того как мы перебрались в Швеции на другой пароход приписанного к датскому пароходству, но следующего из Канады в Финляндию.

Я естественно старался прислушиваться к тому, о чем говорилось на этих митингах, мне было интересно, откуда у людей появляется желание поговорить с трибуны, под которую вмиг находился постамент в виде любого более-менее подходящего ящика, или бочки. В митингах участвовали, и матросы команды парохода, и пассажиры. Я прислушался к одному из ораторов, вокруг которого собралась разношерстная публика. Мне было интересно послушать, о чем говорил этот искуситель неискушенных умов, в чем он старался их всех убедить. С большой шапкой кучерявых черных волос, с бородкой, усами и в очках этот немолодой уже человек оперировал своим голосом весьма умело, заставляя вслушиваться в его речь, всех кто толпился вокруг.

Странно, но он мне напоминал Троцкого. Я не видел его воочию, но фотографии в учебниках я изучал вместе с его деятельностью на благо революции. Сомневаясь, он это, или не он, я напряг свою память, пытаясь вспомнить события, связанные с его автобиографией. Тот факт, что Троцкий после многих лет вынужденной эмиграции приехал в Петербург, примерно в первых числах мая, я почему-то вспомнил. Вот только не помню когда именно, сумбур в летоисчислении не способствовало точному определению даты. Новый стиль, старый стиль, все они вносили лишь путаницу в календари.

Вслед за этими данными вспомнилось, что он добирался вместе со своей семьей и ближайшими соратниками до России на пароходе, причем именно из Канады. Встретить его тут для меня было ничтожно маловероятно, но факт налицо, вот он, стоит на возвышении, ораторствует.

— Знакомого увидели Христофор? — Задавший мне вопрос Павел не ожидал, что я, зацикленный на созерцании выдающегося российского революционера, от неожиданности вздрогну, поэтому тут же попросил простить его незаметное появление.

— Извините милейший, я уже давно за вами наблюдаю и вижу ваш неподдельный интерес к этому еврейчику.

— Почему вы решили, что он еврей? — заинтересовался я очевидным фактом — то, что он с кудрявыми черными волосами? Но тут таких много, вон, всмотритесь.

— Все они из одной компании, друг друга знают и поддерживают своего старшего всегда, когда он выступает с речами. Вы не заметили этого? А зря, все они тут евреи, а там, где они собираются в количестве больше двух человек, жди какой-нибудь подляны, причем зачастую скрытой.

— Не знаю, я не имею ничего против евреев. А вот то, что этот оратор мне кое-кого напоминает не стану скрывать. По всей видимости, это Бронштейн Лев Давыдович, псевдоним у него Троцкий, под таким именем он войдет в историю как один из руководителей будущей революции, возглавив в решающие дни октября 1917 года восстание большевиков. Он провозгласит на съезде Советов создание Советского государства во главе с Лениным. Он по влиянию в новом правительстве будет вторым человеком после Ленина. Станет инициатором создания Красной Армии, возглавив ее в годы гражданской войны, о которой я вам так много рассказывал. Именно Троцкий привлечет к войне на стороне большевиков бывших царских офицеров и, используя их знания, будет руководить войсковыми операциями, впоследствии приписанных его военному гению, хотя ни разу, не держал в руках ничего кроме револьвера. Незнающего не только тактику боевых действий, но даже теорию не ведающего. Он, будучи на посту министра иностранных дел молодой республики сорвет первую попытку заключить мирный договор с Германией, в результате чего придется договариваться в последующем с позорными для России требованиями от противника. Брестский договор о мире, заключенный на условиях Германии в результате ошибочных действий Троцкого — первопричина отданных в качестве контрибуций огромных российских территорий на западе.

— Вы уверены, что это именно тот человек — напрягся Павел. — Ничего не путаете?

— Нет уверенности у меня, но можно узнать, спросите кого-нибудь из его окружения и все. А зачем вам знать, кто это? Вы ведь не измените его желания продолжать заниматься пропагандой своих идей. Он перед нами или не он, станет ли во главе революции, доверят ли ему пост военного министра или в этой истории мир обойдется без его участия.... Кто может знать? Даже если его не станет по какой-то причине. Будущее возможно изменится, но незначительно, не такая уж важная фигура этот человек. Ленин и Сталин — вот кто повлияет на будущую историю. Троцкий всего лишь поспособствует этому. Хотя вполне может случиться и такое; не будет Троцкого на пути Сталина и многочисленных человеческих жертв его противостояния с возможным претендентом на власть не появятся. Ведь именно начатое дело против Троцкого даст основание Сталину уничтожить множество людей, уличенных в связях с этим человеком. Я же вам рассказывал про Сталина и его роли в России.

Павел мрачно кивнул, соглашаясь с тем, что помнит мой рассказ и представляет кто такой Сталин. И лишь произнесенные вслед за этим слова меня несколько насторожили:

— Я бы их всех повесил, заранее, чтобы не лапали своими грязными ручонками то, что мне дорого.

Видимо я, так и не добился понимания будущего, этим человеком.

— Поймите Павел Алексеевич. Хоть я и настраивал вас с братом на необходимость устранения отдельных личностей, но не оголтело. Не все, кто участвовал в революции явные мракобесы. И еще неизвестно что случилось бы с Россией, если бы не пришли к власти большевики. Во всяком случае, без гражданской войны дело так и так вряд ли обошлось. К тому есть много доказательств. Наиболее возможным вариантом недалекого будущего я вижу раздробление империи, сценарий подобного действа уже давно находится в умах наших недоброжелателей. Так что другой путь для России мне не хочется увидеть. Наоборот, ради целостности государства нельзя бездумно вмешиваться в историю.

— А для меня важно, чтобы моя Россия, вместе с ее союзниками, смогла сломить хребет Германии и занять в Европе подобающее ей место. Я не стану гадать, нужен этот человек миру или нет, главное не дать ему губить мою Родину и русских людей. Такие как этот еврейчик лишь чирей на теле и убрав их, я помогу сохранить чистоту русской нации.

Высокий пафос, прозвучавший в голосе Павла, заставил меня подумать — где-то в моих рассказах о будущем России допустил ошибку. Ведь я сам не знал, как может повлиять на будущее страны, физическое устранение кого-то из лидеров. И прозвучавшая угроза по отношению Троцкого и других подобных товарищей меня не обрадовала.

— Скажите э-э-э....

Он вновь видимо хотел назвать меня по-старому, но вспомнив, что я по документам, которые старший Игнатьев сумел подогнать за короткий срок, значился как Крис де Саласар, испанец французского происхождения, тут же перестроился и обратился ко мне, как и было обговорено.

— Крис, а что вы еще можете про этого господина еврейской наружности рассказать, не поделитесь?

Убедившись, что рядом никого нет, я стал "делиться" своими знаниями:

— Про Троцкого много чего в наше время писали — если вспоминать — и хорошее и плохое. Я не мог его знать, не пересекался, так как родился в более позднее время. Приходилось читать, и даже кое-какие его труды изучать по молодости, чтобы понять, почему некоторые его работы были так востребованы в свое время. В мое время ни одно учебное заведение не обходилось без предмета по изучению Марксизма — Ленинизма, фигурировали при этом и такие теоретики как Троцкий, его работы использовались как пример ошибочных теорий. Для некоторых политиков и в более позднее время его постулаты были чем-то типа путеводной нити. Он не один такой. За сто лет развелось всяких теоретиков масса. Но вот почему-то из всех известных революционеров этого периода запомнился Троцкий. Продажный, изворотливый, хорошо подготовленный и достаточно умный человек, который знал, чего необходимо ему добиваться в жизни, и для достижения своих целей использовал все, что только мог. Ленин не зря называл этого "соратника" по революционной деятельности не иначе как "иудушкой Троцким", а порой и политической проституткой. В общем-то, у меня сложилось впечатление об этом периоде истории государства, и будущих руководителях, как о сборище индивидов, преследующих в основном личные цели, но скрывающих их от окружения, маскируя громкими словами о необходимости борьбы за светлое будущее той страны, где они живут. Хотя я знаю, что для многих из них подобной ценности как Родина и не существовало в принципе. Им там хорошо, где неплохо кормят. Таких людей даже свиньями не назовешь, та на инстинктах скотских все-таки знала свое корыто и хозяина уважала. А эти космополиты такими вопросами не задавались, они как перекати-поле, сегодня здесь в России, а завтра уже где-то на Лазурном берегу. За любую конвертируемую валюту будут говорить и делать все, что им скажут. Вот к таким персоналиям я бы и отнес этого господина.

Почему, спросите вы?

Начнем с того момента, когда в России произошла первая революция. Да, да я имею в виду 1904-1905 года. Тогда у руля, вернее в руководстве Петербургского совета вдруг почему-то оказался малоизвестный, можно сказать "никто", нуль без палочки, молодой человек Лев Давыдович Бронштейн. Уже в это время известный под именем Троцкий, фамилию, кстати, при изготовлении новых документов он присвоил одного из своих тюремщиков, при побеге из ссылки.

После побега ему помогли перебраться в Англию, познакомили с Лениным, и он стал активно участвовать в революционных делах. При этом его совершенно не волновали интересы рабочего класса России, я уж не говорю о крестьянах, которых он и за людей не считал, одни лишь "морды" видел в этой серой массе. Его интересовала сама по себе власть — без привязки к какому-либо конкретному общественному классу — а также тайные, заговорческие механизмы овладения властью. Экзальтированный молодой человек, слабо разбирающийся на тот момент в марксизме, восторгался сверх организациями "вольных каменщиков" франкмасонов.

Мелькнула мысль: — А нужно ли подробно рассказывать полковнику, что собой представлял этот человек в моем времени?

Подумал и решил — не помешает, и не только моему собеседнику, но и мне. Вспомнить, почему удалось человеку, малоизвестному в определенных кругах, так легко войти в историю, весьма познавательно. Он для меня загадка, тут ничего не поделаешь, повторять общеизвестные "сплетни" плохого содержания или просто свои выводы выложить неубедительно. Отрицать его роль в революционных событиях столетней давности будет глупо. По мне так лучше бы его вообще не было. Хотя..., а почему бы и нет. Если удалить физическое тело, то и следа от него не останется. Нет человека, нет проблем. Кажется, Сталину принадлежит афоризм. Не уверен, сказал ли он конкретно по поводу убийства своего врага Троцкого или по другим "соратникам", которых успешно похоронил, проливая при этом крокодильи слезы, во всяком случае, итог налицо. Вычеркнули из истории. И не побоялись, что скажется на будущем времени и потомки не простят совершенной ошибки. Забыли вообще кто он такой. Ленина, признанного вождя пролетариата, не всякий молодой человек двадцать первого века знает. А уж определить, нужен был этот или другой персонаж в истории будущего, оставлять их в живых или наоборот, не загружать мир отребьем, заранее уничтожая — никому не дано знать. Вот тут я и пригожусь. Подскажу. А где-то и подтолкну.

Я решительно откинул в сторону свои философствования и продолжил:

— Вы же Павел Алексеевич неплохо разбираетесь в масонских ложах, типа Ордена Вольных Каменщиков? Что-то такое и о вас я читал, вроде, как состоите в одной из них. Нет? Я не прав? Ладно, будем считать, что я ошибаюсь. Но, тем не менее, вы знаете, кто это и зачем они существуют? Так вот, Троцкому очень импонировало, что и он причастен к таинственным силам современного общества, это позволяло ему считать себя чуть ли не вершителем судеб мира. Не хватало лишь маленькой детали — конкретной власти. Разницы для него не было — где он встанет у руля. Самое простое, как он считал — выйти в лидеры какой-либо политической организации. Ему это оказалось под силу. Постарался и стал одним из руководителей партии. Правда не сразу угадал, пришлось перестраиваться, но все одно вылез, затем и в стране занял неплохой пост. Я бы не сказал, что именно Россия для этой цели подходила. Не больше, чем та же Германия. Он бы и там нашел себе плацдарм для восхождения к своей заветной мечте — быть первым.

Кто-то помогал его проталкивать, я примерно знаю кто, но подробно останавливаться на этом не стану. Хорошо?

— Вы правы, я и не прошу подробностей, вернее не по этому человеку, с ним все ясно. У меня больше вызывает интерес, откуда у вас берутся знания вашего времени. Количество информации впечатляет. Как можно запомнить, а главное приспособить в нашем времени. Трудно даже мне, образованному и живущему в это время человеку столько помнить.... Не понимаю, как вам удается? Удивительно!

— Я и сам себе удивляюсь. Кто бы мог подумать, что в голове, вернее даже не в ней, а где-то там, в мыслях моих, или в каком-то вакууме вокруг, находятся мои воспоминания. Я вижу себя в чужом теле, осознаю, как реального человека, готового не только делиться мыслями и знаниями будущего, но и умудряться, при этом жить жизнью обычного солдата. Очень все запутано, я, и сам не понимаю, как такое получается, так что Павел Алексеевич не будем об этом говорить. Не забивайте голову еще и моими проблемами, вам вполне достаточно своих. Должно все быть так, как и предписано теми, кто нас создал и сказал: "Каждому свое. Богу — Богово, а Человеку — Человечье".

Так на чем мы остановились? Насчет Троцкого я вам пытался рассказать. И даже не столько о нем, как про тех, кто его проталкивал в лидеры и почему. Вот это вызывает интерес, даже у меня. Вспомнить и понять, кто из значимых людей может оказаться лишним в лодке под названием история, для меня важно. А вам Павел Алексеевич предлагаю, услышав мои новые — старые мысли насчет всего происходящего в этом мире сделать свои выводы, и мы затем посмотрим, совпадают ли они у нас или нет. Не против? Ну и хорошо.

Я до этого немного рассказывал про геополитику на данный период истории, и вы в курсе, что у России не было, и нет друзей среди существующих в Европе государств. И желание стереть с карты мира такую внушительную империю у всех других стран была, есть и остается первоочередной задачей. Им для этого все методы в масть. Будь то война или революция, без разницы. Никому не нужна процветающая Россия, способная диктовать условия проживания на планете. Использовать создавшееся положение в империи, когда люди в ней станут бросаться друг на друга, в желании отхватить себе кусочек власти или просто чего-то материального, было не только недосягаемой мечтой для них. Многим правителям чуть ли не снилось, как они грабят Россию, вывозя ее несметные богатства. Заверяя царя нашего в благих намерениях, они ему подсовывают явно проигрышные идеи. Например, участие в этой вот войне. Вроде все верно — это даст возможность России осуществить вековую мечту — захватить Босфор и Дарданеллы. Николай, как и положено русскому Ивану-дурачку поверил, ему хотелось видеть не врагов рядом, а друзей. И еще: — людям, делающих политику этих стран Россия никогда не станет другом, только сильная и самодостаточная страна будет у них котироваться. Доказано историей, фактами. Забывать об этом не следует.

Извини Павел, вступление немного длинноватое, но без понимания кто чего стоит в этом мире нам не понять, почему революция в России им на руку. Не секрет, для подпитки всех революционных бунтов нужны деньги и немалые. Вопрос кому это нужно мы коротко рассмотрели. Список немаленький, всех не упомнить, но в первую очередь я бы отметил определенные политические круги Англии и Франции, потом Германии ну и затем США. Германия, как вы знаете, активно расширяла и расширяет сегодня агентурную сеть с целью ведения разведки и выяснения каким образом расшатать империю. Я точно помню, да и вы вероятно в курсе — когда руководителем германских спецслужб стал крупнейший банкир, я даже фамилию вам скажу — некто Ман Варбург, то под его патронажем был создан "Ниа-банк".* Именно через него, почти сразу же, пошли деньги левым партиям, в том числе и большевикам. Они тоже не шарахались от предложенных финансов. Не знаете? Но зачем это делалось, вы понимаете? Естественно, не ради любви к идеям мировой революции. Там не только большевикам доставались средства, не брезговали этими деньгами и другие партии, выступающие против войны с Германией. Это можно понять, когда государство твое необходимо защищать, приходится и не такое делать, немцев обвинить в подстрекательстве к измене русских политиков в данном случае трудно. Подлость, предательство, война, революция, а порой пуля или обычный нож — все средства хороши для достижения цели. А у буржуев на первом плане цель одна — деньги. Затем уже власть, как средство для наживы. Цель оправдывает средства, такой афоризм существует с самого зарождения человечества. Так что не трудно догадаться — все получающие спонсорскую помощь партии выступают за прекращение войны, и мало этого они с такой же силой убеждения ратуют за переход к войне гражданской, а значит и за геноцид народа. Цель подобного объяснима для большевиков, нам она покажется абсурдной. На пепле разрушенного мира создать новый — идея фикс, она стала основополагающей в их деятельности.

Можно и еще кое-что вспомнить, в той жизни я много читал и документов, и явную беллетристику по этим вопросам, анализировал, думал. Не мог меня не заинтересовать такой вот аспект: "Откуда деньги?". И весьма прелюбопытнейшие факты открылись, я вам скажу.

Вот, например, Яков Свердлов. Революционер, большевик, член ЦК РСДРПБ, Председатель ВЦИК, короче, большой человек. Это примерно, как сегодняшний Львов во Временном правительстве — я поспешил разъяснить Павлу, что за персонаж в моем рассказе появился — он такой же руководитель государства, только в правительстве большевиков, и тоже с оглядкой на всех и вся. Неплохо разбирающийся в политике, хороший и неутомимый организатор, неоднократно сидел в тюрьмах за свою революционную деятельность. Казалось бы, такую личность ничто не может замарать.

Несколько насторожило в его автобиографии тот факт, что по национальности он еврей и у него как у большинства евреев родственников по всему свету как тараканов на кухне у нерадивой хозяйки, везде можно найти. Так вот, его брат едет в США и очень быстро создает там собственный банк, тесно связанный с банком Якоба Шифера, как вы поняли тоже еврея, который помогает деньгами революционерам России. Зачем ему такая благотворительность? Ответ сам напрашивается — помочь родственнику занять достойное место в правительстве обновленной России с последующим увеличением капитала в его банке. Проценты же никто не отменял, а евреи умеют ждать. Или взять того же Троцкого. У него дядя банкир и миллионер, зерно торговец, родственниками которого через Троцкого являются Каменев и Мартов, тоже из той же категории людей, недовольных тем, что в России самодержавие и самое главное — им тут ничего не светит. Для амбициозных людей как они выход все тот же — революция, только так можно прийти к власти. Таких людей всегда достаточно много, и в будущем времени их хватает. Ничего не создав для благополучия и развития Родины, они готовы делать перевороты, разрушать ценности и калечить судьбы людей. А уж когда ещё и немного денежек перепадет, то и лезгинку перед благодетелями могут станцевать.

Я к чему веду разговор. Вы граф умный человек и все сказанное мной не исчезнет, пройдя из одного уха в другое. Понять не трудно, связь революционеров с денежными магнатами очевидна. То, что при этом использовали деньги явных недоброжелателей России, у них не вызывало недоумения. Как говорил тот же Ленин: — "в революции все средства хороши", и это действительно так, никого не смущало — грязные деньги получают или они даются богатыми благотворителями с целью безвозмездной помощи, ради собственного уничтожения в будущем. Не имея денег, революцию не сделать. Истина неоспоримая, организаторы шли на то чтобы, протягивая руки за очередной подачкой закрывать глаза и не видеть дающего, или хотя бы прикидываться не видящими. Если уж сам Сталин, грабя банки, считал себя правым, так как считал — деньги идут на "благое" дело, то, что тогда говорить о других. "Грабь награбленное" и "Отними последнее" — девизы не только анархистов, это целая политика будущего государства и не один раз подобные сленги будут им использованы. Вы Павел не вчера родились, вам по долгу службы все сказанное мной знакомо, тут главное выделить требуется — деньги в основном поступали, и поступать ещё долгое время будут от тех, кто заинтересован в развале России.

Вы, вероятно, думаете, я не прав и союзники нам друзья? Нет, не так это. Приведу пример. Англия — союзник по блоку, все знают, так как очевидный факт. Россия выделяет ей деньги на закупку снарядов, винтовок, патронов, короче много чего нужно было в начале войны России, которая в надежде, что англичане с радостью помогут стране, союзнице по блоку, тем паче и деньги выделены для этого. Те, конечно, пообещали все исполнить, золото взяли, но Россия до сих пор почти ничего не получила. Подставили союзнички русских, и ей пришлось оставить врагу Польшу, часть Прибалтики и Украины. Понятно любому — без снарядов и патронов много не повоюешь. Да вы с братом все это лучше меня знаете, Алексей рассказывал, как он метался, организуя поставки оружия и боеприпасов. Сделать вывод из сказанного не представляется трудным делом. Он очевиден, все они нам друзья пока выгодно, стоит только поменять приоритеты как мы увидем их во врагах.

Я повторюсь, революция дело дорогое, затратное — нет сомнений. Да собственно любое дело требует вложений, другой коленкор, где их взять. Своих предприятий ни у кого из революционеров не было. И тут, очень кстати, просто по мановению палочки волшебника, откуда ни возьмись, появляются друзья России, которые прямо-таки мечтают отдать деньги на нужды этих деятелей, почему-то недовольных существующим строем в России. Искать таковых особо-то и не нужно, их видно издалека. Так же, как и выяснять, кому пришло в голову в этот раз использовать идею революции в России. И хотя все это нашим "друзьям" выливается в сотни миллионов золотых рублей, но видимо, и выгода от этого ожидается немалая, рассчитывают при этом на добрую память у купленных политиков. Никто из последних никогда не скажет, что он занял теплое местечко лишь потому, что воспользовался "бескорыстной" помощью друзей, в большинстве случаев именно так и было. Разве можно считать личной наживой, если деньги идут в партийную кассу. Не ему же лично, на общее дело, а уж как там дальше все будет проходить известно немногим. Патриоты были, отрицать подобное глупо, они на хлебе с морковным чаем перебивались, копейки на себя не потратили, но мало кто из них дожил до победы социализма, я уж не говорю о коммунизме, не вписались они в коллектив вершителей судеб.

Подкуп деятелей от политики обычное явление, никто уже и не удивляется, разве только обыватель начинает возмущаться. Все зависит от сумм. Неподкупных нет, бывает лишь недостаточно щедрое предложение — считают те, кто правит миром, и они в чем-то правы.

По статистике, которую я ради любопытства просматривал раньше, было понятно, что избыточные средства в это время есть только у США. Баснословные барыши наваривают на поставках всего, что необходимо для ведения войны. Банкиры, многие причем, это и тот же Варбург вместе со своим кланом, и Морганы, и Шифферы, Ротшильды, все они, вкладывая деньги в подрыв России, надеются получить земли и недра ее в свое полное владение. Отлично понимая, что этого достичь можно только при наличии в правительстве, а еще лучше во главе государства, человека, полностью находящегося под влиянием этих структур. Тут масса и других моментов имеется, которые, так или иначе, способствуют одной общей цели — развалу империи. Члены Антанты сегодня решили, что и без России выиграют войну, они уже строят планы, как разделят самую большую страну на четыре части, и, потирая шаловливые ручки, обсуждают, кому какая часть пирога достанется. Вот такие ватрушки в нашем доме пекут, жаль только, зачастую они имеют ядовитую начинку.

И не удивительно, что появился наш знакомый оратор на политической сцене. Они надеялись — этот человек именно тот, который все сделает, чтобы планы сильного, а главное богатого "кое-кого", не рухнули. И он почти выполнит их указания. Сделав вид, что ошибку при заключении мира с Германией совершил неосознанно, отдаст западные области страны врагу. Затем покается перед товарищами по партии. Его простят. Однако, не успев отряхнуться от грязи, он пригласит на северные земли молодой республики членов Антанты. Без них якобы с немцами не справиться. Допустит их в один единственный порт, через который идут грузы в страну, закупленные агентами еще царского дипломатического корпуса. Один только факт, что на складах Архангельска и Мурманска скопятся несметные богатства, которые в результате достанутся интервентам, уже окупят вложенные ими деньги в революцию. И он это знал, и опять спишет на ошибку. Короче открыл двери в овчарню для всех волков. С его помощью и чехи пошустрили на российских просторах, грабя и увозя к себе золото и другие материальные ценности. Будучи наркомом обороны, многих командиров, которые могли хоть как-то противостоять врагам, будет убирать с фронтов, а порой и казнить лютой смертью. Лишь Сталину удастся остановить неминуемый крах страны, подготавливаемый Троцким по приказу своих благодетелей, и то ему придется в результате прослыть чуть ли не антихристом.

Я увлекся, самому уже не понятно, какое время в моем рассказе фигурирует, все оказалось настолько взаимосвязанным и неотделимым, поэтому приостановил лекцию. Полковник, решив, что я уже ее закончил, тут же поспешил с выводами:

— Я, по вашим словам, вижу, вы многое знаете про всю эту гадостную публику, и если честно, только сейчас я начинаю понимать, почему у вас при первом осознании вашего появления здесь появилась мысль что-то изменить, переделать, исправить. Я, вероятно, стал бы думать в таком же ключе, но я, да и вы видимо тоже, поняли — остановить взбесившуюся лошадь, несущуюся на немыслимой скорости к обрыву невозможно, даже осознание неминуемой смерти, ничего не изменит, просто не сможешь этому воспрепятствовать, не успеешь. Также и то, что ей глубоко нас-ть, извините Крис, вырвалось нечаянно, но по-другому тут и не скажешь. Так вот, лошади не объяснишь в этот момент, что она несется в пропасть, ей не до того, все те мозги, которые и были в ее голове, они в результате эксцесса превратились в одну сплошную и сильную боль. Заглушить ее она не может, ей могли бы помочь люди, сведущие в этом деле, но на данное время их нет рядом. Вот такой мой вывод на все что вы мне рассказали. И я на вашей стороне, я согласен, в данной ситуации этой лошади, под которой я имел в виду Россию, можно только хирургическим путем помочь. Пусть это будет революция, вряд ли нам по силам остановить ее приближение. Зато в состоянии, исходя из ваших знаний, подстраховать, не допустить невменяемых извозчиков с кнутом в руке завладеть управлением несущейся вскачь каретой, лично я готов заняться предварительной очисткой. Будет результат, или нет, неизвестно, но попытаться надо обязательно. Так что прочь сомнения. Вперед и только вперед.

Глава 14

Лишь утром, уже почти прибыв к месту назначения, я понял, что именно имел в виду Павел, говоря о хирургическом вмешательстве. На палубе парохода слышались громкие женские крики, переходящие в рыдания, беготня по всему кораблю, а когда к нам в каюту заглянул помощник капитана с вопросом: — не видели ли мы господина Троцкого? — я понял — дело пахнет керосином. Наш невозмутимый поручик, круто зевая, делая вид только что проснувшегося человека, спросил:

— А кто это такой, Троцкий?

Не отстал от своего товарища и полковник, тоже искренне недоумевая, поинтересовался:

— А что там случилось с этим господином? Мы за время путешествия по морю вымотались наглухо, поэтому легли очень рано, и совершенно не в курсе происходящего на палубе. Просветите нас если можно, господин э-э-э....

— Помощник капитана корабля Спилберге, — поспешил представиться нам зашедший моряк — я дежурил вахту и по долгу службы обязан был наблюдать порядок на палубе. Однако я не заметил, каким образом и главное, когда, исчез господин Троцкий. Утром жена господина поставила в известность о пропавшем муже, и тут же стала требовать, чтобы я принял меры по его розыску. Так как я ничего не видел и тем более плохо знаю пассажира, то вызвал вахтенного матроса и с его помощью стали просматривать каюты и помещения, куда мог зайти или упасть во время передвижения по качающейся палубе парохода этот человек. Такое бывало и раньше. Но пока результатов нет. Извините господа, что потревожил, я побежал, если что-то узнаете, то сообщите на мостик, капитан уже там. Мне еще предстоит докладывать ему о происшествии.

И он поспешил исчезнуть. А у меня нарисовался вопрос, естественно к полковнику.

— Павел Алексеевич, что все это значит?

— Вы о чем, Крис?

— Про Троцкого. Вы его куда дели?

— Да бог с вами, милейший. Откуда же я знаю, что там с этим еврейчиком случилось. Я же рядом с вами на соседней койке спал. Да и бог с ним. Одним плохим человеком меньше на свете стало, стоит ли мучиться вопросом, что и как. Плюньте, не берите в голову.

— Шел вдоль борта, корабль накренился на волне, человек не удержался и перевалился через бортовое ограждение. Никто на помощь не поспешил, и несчастный утонул. Такое с каждым может произойти. — Флегматично выкладывал нам свою версию произошедшего на корабле, поручик. При этом заразительно продолжал зевать как человек явно не выспавшийся или делающий таковой вид.

— А почему вы уверены, что все именно так и произошло, а может, он где-то в трюм свалился?

— На пароходе нет грузовых трюмов, только машинное отделение, кубрики личного состава и каюты пассажиров — проявил осведомленность Вихров.

— Да и что вы так заегозили, — возмутился Павел — сами же говорили: нет человека, нет проблем. Мир без этого говнюка только вздохнет облегченно. И к тому же вы нас на что нацеливали? Кто задал задачу?

Я его перебил, полковник явно забыл, что кроме нас двоих посвященных тут присутствуют еще два человека, которым нежелательно знать о наших планах и я, сделав круглые глаза, просигналил Игнатьеву, чтобы он не забывался и не болтал лишнее.

— Да, да, я помню, не беспокойтесь. — Граф моментально переключился на другую тему. — Вы просили сделать вывод после вашего рассказа. Так вот, будем считать, что я его сделал. Вам он не нравится?

— Вычеркнув этого человека из будущей истории, мы можем навредить всему миру, ведь теперь она пойдет совсем по-другому пути развития?

— Да неужели? И вы что же, станете страдать по такому поводу? Тогда нужно переживать по каждому убитому на этой войне. Сколько в результате ненужной никому бойни людей не совершат то, что могли бы сделать. Принести пользу стране, зачать продолжателей рода. А если вспомнить что среди тех, кто не родится в результате гибели предполагаемого отца, могли бы быть, и будущие генералы, и художники, министры, да и просто пахари, кормящие страну хлебом. Мы же в подобном случае не заламываем руки и не кричим, что совершили преступление против истории. Так что не надо кручиниться по поводу этого господина. Да и не думаю я, что от смерти одного человека, к тому же явного негодяя, произойдут неотвратимые изменения в мире. То, что заложено богом в нашей дороге жизненной то и будет, и никакие Троцкие, Львовы или еще кто-то там из значимых людей не изменят основной стержень истории. Возможно, лишь судьбы окружающих поменяются, причем в лучшую сторону.

То, что Игнатьев говорил, мне иной раз тоже не давало спокойно спать. Я планировал: — допустим, уберу того же Гитлера, возможно, тем самым изменю историю, и в ней уже не будет в мире большой и губительной для многих людей войны. Слова полковника вновь заставили сомневаться в моих планах, и возникал вопрос — правильно ли мы решили, поставив во главу такое кардинальное решение? Изменится ли от смерти одного человека история, пусть даже это великий человек, или подонок, как тот же Гитлер? Зависит ли развитие мира от того, что, попадая в прошлое и убив бабочку в соответствии с рассказом писателя Брэдбери, ты, вернувшись в свой мир, увидишь глобальные изменения и перемены?

Не было пока такого прецедента.

На слуху не было такого, чтобы кто-то из людей попал в прошлое и тем более вернулся затем в будущее. Я выходит первый и мне предстоит решать убивать эту бабочку или оставить все как есть. Вернуться и посмотреть, что же получилось в результате моего вмешательства, вряд ли получится. Но зато еще при жизни смогу убедиться влияет ли смерть одного человека на ход истории или нет. Троцкого не стало, и уже не будет идей перманентной революции* и других столь же нереальных теорий, которые благодаря его творчеству появилось в том мире, где я жил. Люди живут сегодняшним днем, и никто даже не вспомнит про Троцкого как политического деятеля, он запомнится лишь родственникам. Таких миллионы. Жили, работали, учились, детей наплодили и потом ушли в мир иной. Ничего необычного. Так и с Троцким. Даже если я расскажу про него — восприниматься будет как сказка. Может, конечно, получиться и такое: вместо одного "творца" идей появится другой и сделает то, что было предначертано исполнить Троцкому, история всего лишь поменяет человека, а дела останутся. Пусть с незначительными изменениями, но события произойдут. Может такое случиться? Вполне. И я стану единственным свидетелем. Рассказать и то не расскажешь. Некому, разве только тем, кто и запустил эту программу с подселением сознания. Но и это лишь мои домыслы, подтверждений нет.

Я бы вероятно еще долго мог сам себя накручивать, если бы не конец нашего пути. Дальше нам предстояло по железной дороге добираться по территории Финляндии в Петроград. Я, отложив на будущее все мысленные разборки, стал помогать собираться нашей команде. Впереди новая цель, другие заботы и неизвестность, которые постоянно с нами.

И размышления о превратностях в судьбе, каждого живущего на земле, интересны в настоящий момент только мне. Плохо, что они накрепко засели в голове продолжая царапать, не давая отдыха моим мозгам. Я давно понял и знаю — жизнь, очень сложная штука и осознать, как себя вести на этом пути непросто. Или все-таки наоборот? Проще не бывает? Жил себе человек, имел свои планы, мечты, что-то делал и даже известна его роль в будущем. Мне, во всяком случае. А тут раз, и нет мечтателя, значит и следов не останется. Просто и в тоже время сложно принять и понять все вероятные изгибы мироустройства. "Нет человека — нет проблем" — лучше Сталина и не скажешь. Ведь и я планирую, нечто подобное, и у меня есть уверенность — можно изменить мир, убрав всего лишь одну крохотную пылинку с лица земли. Вот как с Троцким, "невзначай", подтолкнул человека, и он оказался за бортом. И все! Карма такая? Нет, не карма. Всего лишь прихоть другого человека, а ведь это может и ошибкой быть...

Глава 15

В Петрограде нам пришлось столкнуться с действительностью, которую так хотелось мне увидеть. Прямо скажу, она меня шокировала. Да и мои спутники, прибывшие из страны, где, несмотря на военные будни, тем не менее, все выглядело спокойно, благопристойно и сытно, были в недоумении от увиденной действительности в некогда прекрасном, тихом и благополучном городе. Особенно бросились в глаза бесконечные очереди людей около дверей продуктовых магазинов, грязные никем не убираемые улицы по которым слонялись без дела солдаты и матросы, нередко пьяные и шумно себя ведущие. С удивлением обратили внимание на неплохо одетых граждан новой России, которые осторожно, явно шокированные сценами уличной нищеты и хозяйским поведением солдатни осторожно пробираются по своим делам, испуганно прижимаясь к домам.

Необъяснимое чувство недовольства создавшейся обстановкой в городе объединяло, делало лица людей, некогда ликующих от первых успехов в этой войне, озлобленными и хмурыми. Непонимание случившегося в стране, неуверенность в завтрашнем дне, озабоченность тем, что правительство не имеет единого вождя, бытовая неустроенность, рухнувшая в городе за годы войны, хоть и казались неправильными, нарочитыми, тем не менее, виделось неизбежным злом. В какой-то степени даже привычным. Негатив в виде разговоров, предположений, основанных на слухах и передаваемых друг другу чуть ли не шёпотом, витал в воздухе. Город привыкший жить под рукой самодержца всея Руси разделился на группировки людей, среди множества которых были как за царя, так и против. Ошарашенных простым решением — жить можно и без царя. Необычно и от этого явно не по себе. Оказывается, Россия из-за рухнувшего трона не исчезла, живет и не особо-то и страдает. Но привычка..., вот она-то и беспокоила умы людей. Их бы вероятно устроил любой человек, который, крикнув громко, что это он спасет Россию, предпринял бы хоть какие-то определенные шаги. Но нет его, только временные, и дела их тоже выглядят временными. Принимать решения, в корне меняющие обстановку, как в городе, так и в целом по империи у них не получалось, да и как они могли что-то решать, если постоянно сменяли друг друга, предлагая торопливые полумеры, никак не влияющие на изменения в лучшую сторону. Иногда и новые, но столь же бесполезные. В воздухе повисло напряжение, ждали перемен и все были не против грядущей новой революции. Как будто это повлияет на тяжелую, грозную и опасную своей непредсказуемостью атмосферу их существования.

Еще один штрих изменений, замеченный нами, удивил — на улицах редко можно встретить в полной офицерской форме военных, в основном мелькали солдатские гимнастерки, и матросские форменки, нередко мимо проходили военнослужащие в шинелях и бушлатах, несмотря на вполне уже теплую весеннюю погоду. На полковника и поручика сразу обратили внимание, стоило нам только выйти из вагона, и предпринять попытку, нанять извозчика. Четыре небритых и помятых личности, судя по красным повязкам на рукаве — местные патрульные, с винтовками, небрежно висевших на плече и старшего унтер-офицера, у которого был легендарный маузер в деревянной кобуре на ремне через плечо, потребовали предъявить "докУмент".

— Какие именно вас интересуют докУменты? — Вежливо, с явной издевкой спросил полковник.

Унтер-офицер хмуро смерил взглядом всю нашу компанию, сплюнул на землю под ноги офицера и повторил:

— ДокУмент давай вашбродь. А то не знаешь, какие бумажки должны быть у тебя? Небось, драпаете с фронта, бросили на произвол судьбы своих солдатиков и намылились отсидеться под бабьим боком.

Стараясь предотвратить возможную нехорошую реакцию со стороны полковника, я поспешил вылезти вперед и вежливо стал рассказывать кто мы и откуда. Заодно представил свои бумаги. Кипя как самовар, но сдерживаясь и полковник, и поручик, а затем и наш финансист стали доставать документы.

С трудом вчитываясь, унтер выводил вслух то, что сумел разобрать. Споткнувшись на моей национальности, он оторвался от чтения и, осматривая меня с ног до головы, произнес:

— Француз, союзничек значит, бляха муха. И какого х-на тебе здесь в России надо?

— Вот тут написано любезный — я подсунул ему новый документ — доверенное лицо от нашей компании, занимающейся поставками конской амуниции и снаряжения, направляется в Россию в соответствии договоренностей с военным министром временного правительства для координации работы тыла армии.

— Ну и зачем этим временщикам седла и хомуты? Деньги девать некуда?

— Мне трудно сказать вам что-то в ответ, неизвестность в будущем как раз и заставило моих хозяев послать меня в Россию. Я человек подневольный, куда прикажут, туда и поеду.

На ворчание старшего патруля отреагировал стоящий чуть в стороне один из команды в гражданском пиджаке и картузе, видимо рабочий, как бы ни он и старший.

— Семен, брось фигней маяться, есть документы, проверь и хватит с них. Четы тут выясняешь, что да как? Или тебе больше всех надо?

— Ага, так вот и брось. Не помнишь што ли, командир как сказал? Контру ловить. А они все как один на контриков смахивают. Ишь вырядились, офицерье поганое. Ниче скоро сорвем погончики, дай только время.

Продолжая изрыгать всяческую хулу на офицеров, он, тем не менее, отдал документы, и мы поспешили исчезнуть с глаз долой, этих, как я понял, нынешних красногвардейцев.

— И вот это быдло станет, по-вашему, будущим России? — С яростью спросил полковник — и я буду обязан выполнять приказы гопоты? Да ни в жизнь, я....

— Не кипите граф. Судьба у вас такая, вы живете на границе между прошлым и будущем. Ваша жизнь милейший полковник напрямую зависит от взглядов на окружающий мир, в том числе и в отношении к простым людям. Нет господ и слуг, все равны. Вы пока только слегка прикоснулись к новому и то уже выходите из берегов. Благодарите судьбу за наше знакомство, хоть немного познакомил с тем, что ожидает Россию, и всех живущих в это неспокойное время в стране, а ведь другие люди останутся в полном неведении. Вы представляете, каково им будет проснуться в одно прекрасное утро и увидеть — империи нет, рухнуло все знакомое, впереди темнота и неопределенность.

— Так надо срочно идти к тем, кто взял на себя бремя власти, нужно их предупредить, что нас ожидает в будущем, если они не предпримут экстренных мер.

— Успокойтесь полковник, вон, кстати, поручик нам достал извозчика — я специально отвлек Павла — и давайте пока не будем пороть горячку. Я уже много с вами беседовал, думал, что вы все поняли, а вы вдруг как та лошадь, которую недавно приводили мне в пример, пытаетесь сорваться с обрыва. Не гоните лошадей поручик Голицын — я поспешил успокоить полковника — не обращайте внимания граф, это я вспомнил кое-что из будущего. Давайте поедем, прокатимся по улицам Петербурга, еще раз посмотрим на действительность. Кстати, куда мы направляемся?

— Куда, куда, к матушке естественно, к урожденной княжне Софье Мещерской. Уж кто-кто, но она наверняка в курсе всего, что тут происходит. Не в гостиницу же нам заселяться.

Кажется, я сумел заглушить желание немедленного посвящения нынешнего правительства в предстоящие события. Я и дальше старался отвлечь полковника от такого пагубного шага разговором о его матери:

— Вот ей не мешало бы рассказать о предстоящих переменах, но и то не все. А спасать всех живущих в России от грядущей катастрофы доверим Создателю нашему, он знает, кого и как уберечь, и уж точно сможет разобраться, нужно ли вообще спасать. Да и как определить — сохраним одних, а загубим других, так что ли? Может, в его понятии наша Родина заслужила то, что произойдет, и, вмешавшись в сегодняшнюю ситуацию — не поможем, лишь навредим. Мы ведь не ставим перед собой задачу кардинальных перемен, основываясь на знаниях о будущем. Я уже вам говорил: — попытаемся сделать все возможное, чтобы сократить массовую гибель людей, но менять мироустройство не будем, ибо нам не по силам. Не наше это дело, не потянем.

Про себя же подумал: — неизвестно получится ли вообще хоть что-то. Сомнения не оставляли ни на минуту, не было уверенности в правильности выбранного пути и, хотя я все это скрываю от окружающих, но вопросы типа: "не слишком ли я много на себя беру" продолжали преследовать постоянно. Да, я из будущего, но кто его знает, что день, грядущий мне, готовит.

Ямщик довез, как и попросил граф, до посольских особняков на французской набережной, где и находился дом Софьи Сергеевны Мещеряковой.

Смутно, но я помнил, опять-таки по мемуарам братьев, что собой представляла эта женщина. После убийства революционерами мужа и отца трех сыновей и двух дочек она впала в религиозный фанатизм.

Стоило нам войти в ее квартиру, как именно это обстоятельство бросилось в глаза. И она сама, и обстановка в доме произвели на наше состояние угнетающее, если не сказать деструктивное, ощущение. Слегка оторопев от увиденного, я вначале подумал — хозяйка из старообрядцев, помешанных на вере. Но вспомнив рассказ Павла о своей матери, и то, что она все-таки является фрейлиной императрицы и соответственно ведет светский образ жизни, я сообразил — эту женщину понять будет трудно, очень противоречива, и в словах, и в поступках. Понять еще ладно, как-нибудь переживу. А вот цель — уговорить ее уехать во Францию, ведь может и упереться, и не принять предложение сына покинуть Россию. Такой вариант мог весьма осложнить уже продуманную версию моих дальнейших планов. Нисколько не преувеличиваю, моментально сложилось мнение о даме. С первого же произнесенного ею предложения стало ясно, женщина явно "себе на уме", властная и уверенная в своем праве решать кто прав, а кто нет.

— Павлуша, тебя ли я вижу? Отколь ты взялся? И не предупредил матушку. Но все равно, я рада видеть своего сына живым и здоровым. А это кто?

Ни здрасте тебе, ни до свидания. Лишь удивленный взгляд на меня.

— Ты кого мне привел Павел? Бог мой! Нет, вы посмотрите только.... Да это же Алексей в молодости. Рассказывай.

— Матушка, может, вы нам позволите все-таки пройти в гостиную, как-то неудобно в вестибюле знакомиться. Не волнуйся, сейчас я тебе все расскажу.

Я с интересом осматривался в доме этой великосветской женщины, фрейлины императрицы Марии Александровны, церковной и общественной деятельницы, благотворительницы, попечительницы Петербургского Александровского женского монастыря, и так далее и тому подобное. Все эти ее титулы и причуды мне успел поведать Павел, пока добирались до ее дома. Он же рассказал, что она владелица восьми доходных домов в городе и двух больниц, в которых сейчас размещены госпитали. По его словам, она большая патриотка России и верная поклонница царской семьи. Павел с возмущением рассказал о том, что значительную часть получаемых средств выделяет на благотворительность, следуя примеру своей патронессы, много времени, ну и денег естественно отдает делу победы России в войне.

Снующие по комнатам монахини, иконы, расположенные в самых неожиданных местах и свечи, чадящие и смердящие непривычным запахом, делало этот дом похожим на монастырь. Различные приживалки как мухи, слетевшиеся за накрытый в честь нашего приезда стол, усиленно изображая чуть ли не подруг хозяйки, бросали цепкие взгляды прожженных осведомителей на новых посетителей, и оставлять ее один на один аж с четырьмя неизвестными мужчинами явно не желали.

— Матушка, вы извините меня, но хотелось бы поговорить наедине, разговор пойдет строго конфиденциальный, касательно нашей семьи. Сами понимаете, вырваться из Франции и проделать такую тяжелую дорогу я мог лишь потому, что необходимо многое поведать, рассказать, посоветоваться с вами и совместно решить, как остаться на плаву в этот непростой период.

— Разве обязательно вести подобные разговоры за столом? Павлуша, я тебя не узнаю, испортила тебя Франция, никакого этикета, простого вежества и то не осталось.

— Война матушка, а не Франция заставляет экономить время и российская тягучесть в делах нам теперь не по карману.

Я, наблюдая за разговаривающими родственниками, делал вид человека, полностью поглощенного выставленными яствами на столе. После долгой дороги все, что успели слуги выставить на столешнице, на мой взгляд, было роскошным, и явно не по времени. Чувствовалось по накрытому в "спешке" столу, Софья Сергеевна не бедствовала, и недовольство выставленных монашек мне было понятно. Покидать застолье им явно не хотелось. Их попечительница поняла причиненную ее решением утрату их желудкам, и уже вдогонку уходящим произнесла:

— Извините милые дамы, семейные дела мне не позволяют разделить с вами трапезу, поэтому для вас в столовой накрывают такой же стол.

Беспрекословность ушедших женщин лишний раз подтвердило — под маской добродетели и благодушия у хозяйки скрывается твердый характер, и непререкаемая уверенность — ей позволено все. Уже обращаясь к нам, она как бы оправдывая свою вынужденную строгость, сказала:

— Любим мы с сЕстрами божьими посидеть за самоваром, побеседовать и рассказать друг другу новости. Привыкли они к подобному времяпровождению.

Мне стало смешно, и я еле сдержался, чтобы не ляпнуть:

— Вот оказывается та самая яблоня, от которой яблоки в виде сыновей разведчиков и агентов откатились. Прямо семейная традиция, начиная с прадеда, и заканчивая Алексеем и Павлом, все служили и продолжают служить Родине на этом поприще. Вот и Софья Сергеевна тоже ведь сведения собирает, не зря же у нее периодически сливки светского общества Петербурга собираются. А сестры — монахини не иначе как ее агентура. Интересно кому в настоящее время она собранную информацию несет? С царской семьей вроде как дружить сегодня чистый моветон. Надо будет попросить Павла уточнить этот вопрос. Да он и сам, вероятно, догадается поинтересоваться, кто в городе на сегодня владеет всей ситуацией и делает политику. Ему по долгу службы необходимо знать обстановку. Одна из задач которую он преследует, прибыв в город — получить инструкции для своей будущей работы. Кто вправе отдавать распоряжения по его службе и от кого зависит сохранность его должности при новом правительстве ему просто крайне как важно знать. Он не в курсе новостей в городе, и не знает, чье слово сегодня является решающим в правительстве. А матушка, собирая у себя бомонд Петербурга, наверняка знает и ведает пути подходы к нужным людям. Насколько я знаю на таких вот подобных встречах в гостиных царедворцев и других влиятельных особ государства, и получают разведчики всех мастей секреты правительства. Желая казаться всеведущими и всезнающими под взглядом красавиц или за "рюмкой чая" должностные лица выбалтывают тут все что угодно. Поле непаханое, для любителей получить агентурные данные, причем вполне легально. И совсем не обязательно темной ночью пробираться в офис, где скрыт сейф, в котором все тайны сосредоточены. Это только в наших современных фильмах можно увидеть такую рискованную деятельность разведчиков. На самом деле все достаточно просто. Чем больше людей встречают с распахнутыми руками, видя в тебе нужного человека, тем очевидней вероятность — в этом гостеприимном доме можешь получить необходимые сведения. Некоторые агенты и дипломаты именно так и представляли свою работу на этом поприще и частенько отправляли отчеты начальству, копируя все разговоры на таких вот посиделках, при этом не затрудняются даже свои выводы изложить. Зато каждая информация подобного толка стоила денег и немаленьких. Так было поставлено дело еще со времен Александра второго, который впервые утвердил инструкцию о работе военных агентов под крышей российских дипломатических ведомств за рубежом. Она четко и недвусмысленно обязывала "приобретать наивозможно точные и положительные сведения" о структуре и численности военных сил страны, передвижениях войск, состояния фортификаций и даже о духе подразделений и образе мыслей офицеров и высших чиновников. Так что подобные посиделки в известных домах, где и собираются наиболее осведомленные завсегдатаи, как раз и было местом, откуда можно все это узнать, не подвергая себя риску.

Разговор в кругу семьи, а к нам присоединился еще и Сергей, младший брат Павла, вначале шел о религии, в основном о православной вере, ревностной любви к церкви и о трудностях, испытываемых княжной при исполнении ею благотворительной миссии. Об участии хозяйки дома в похоронах солдат и офицеров, умерших в ее госпиталях, о том, что все труднее и труднее получать от управителей ее доходных домов денежные средства, о необходимости личного присутствия в обществе попечения по надзору за состоянием бедных и больных детей. Сокрушалась, что никому нет дела до военных инвалидов, и что многие ее знакомые стараются найти в благотворительности материальную выгоду, не задумываясь насколько это все, грязно выглядит.

Чувствовалось в разговоре ее искренняя заинтересованность, непроизвольно сопровождая комментарии мимикой лица, тем самым показывала, насколько важно все, о чем она так увлеченно делится с нами. Вот только на пустопорожние салонные беседы тратить время было жалко. Дел по предварительным планам у нас было выше крыши. Павел по просьбе матери представил меня, охарактеризовав как одного из известнейших во Франции провидцев будущего, неплохо разбирающегося в событиях, причем не только во Франции, но и в мире. Ничего удивительного, еще, будучи в Париже, обговорили в качестве кого, я стану рассекать по России.

— Я был рад, когда узнал, что мою поездку в Петербург — заливался соловьем Павел — скрасит присутствие такого человека как месье Саласар. Алексей настоятельно просил представить тебе известного своими прогнозами в Париже человека, он надеется, что ты прислушаешься к его советам. Этот человек, матушка, совсем не твой Гришка Распутин, которого ты чуть ли не боготворила, месье Саласар строит свои мысли о будущем, основываясь на реалиях сегодняшнего дня. Поверь мне, да и Алексей передавал вместе с массой наилучших пожеланий просьбу вникнуть во все, что наш друг станет говорить, и по возможности воспользоваться его советами.

Вот так, мне вновь предстоит убеждать человека в неизбежности грядущей катастрофы, причем хоть и легковерного в мистических делах, но, тем не менее, имеющую намного больше информации по событиям, что сейчас происходят в стране. И я со своими прогнозами будущего могу опростоволоситься, так как ей не трудно будет подловить на нестыковках с действительностью. Сделает определенные выводы и поймет — перед ней всего лишь очередной гость, впустую, болтающий о делах, в которых ни бельмеса не ведает. Только и остается сослаться на провидческие сны от приходящего во сне ангела, вещающего мне будущее. Тут явно можно сыграть на ее религиозной составляющей ее характера. Значит, решено. Пусть все это и будет с моей стороны кощунственно, но другого выхода я не вижу. Придется сложившиеся обстоятельства использовать, в таком вот необычном ключе. Надеюсь, Павел меня за это не станет упрекать. А что делать? По-другому тут не пробиться. Не так уж много людей, которые могут безоговорочно поверить в предсказания. И как я понял, Софья Сергеевна именно одна из подверженных мистицизму дам. Они свято верят — высшие силы существуют на самом деле, могут в нужный момент приходить и "вещать". Уверены, подобные сны не каждому дается видеть, только избранным.

Людям свойственно верить в сверхъестественное, мы живем в ожидании чуда. Далеко ходить за примером не надо, я помню, как в 90-е "лихие", многие весьма неплохо разбирающиеся в обстановке новоявленные господа, бывшие товарищи, впали в откинутую ими когда-то веру во Всевышнего. Вмиг стали глубоко верующими, соблюдающими многочисленные посты с многочасовым посещением церквей, а порой заглядывающих к экстрасенсам и таким вот "предсказателям" судеб. Могли доверить свою судьбу, не задумываясь, где же эти провидцы были раньше, почему не предсказали конец СССР. В отличие от таких мошенников выступаю в придуманной мной роли с точными прогнозами, я события не придумываю, я их знаю. Софья Сергеевна, действительно искренне верующая во все, что связано с богом, а также и дьяволом, в состоянии воспринять мои слова спокойно. Ей, по сути, и не важно — звучат от того, кто приходит ко мне во сне, или лично от меня, главное верит, как себе.

— Павел Алексеевич можно с вами тет-а-тет переговорить?

Мы отошли к окну, несмотря на договоренность с Павлом и Алексеем по поводу моей роли в семейных делах все еще сомневался вправе ли я вводить в заблуждение его матушку, не воспримет ли он подобное действие как попытку воспользоваться глубоко верующим человеком в своих целях. Как и ожидал, получил разрешение от графа использовать слабость его матери в наших целях.

— Главное побольше напустить тумана, она очень восприимчива ко всему, что касается веры, но прошу вас Крис, не старайтесь особо ее пугать. Все-таки женщина моя мать, и пережила она немало.

Глава 16

Получив разрешение, я приготовился рассказывать о порученной мне моим "ангелом" миссии спасти как можно больше людей в свете предстоящих потрясений. Все сидевшие за столом после вкусной еды расположились поудобнее на креслах и софах, стоящих в гостиной, а Павел шуганул бросившихся было убирать со стола грязную посуду прислугу, после чего закрыл поплотнее все двери, ведущие в комнату и подал знак, разрешая говорить, не боясь быть услышанными. Он знал, среди прислуги, так же, как и в коллективе монашек, есть осведомители, сам же и пользовался подобными людьми для сбора информации, поэтому и предприняты дополнительные меры безопасности. Наши планы очень серьезно завязаны на эту женщину. Ее связи, ее имя, могли нам помочь в деле, добывании денег. С Игнатьевыми обговорили тему еще в Париже, и вот сейчас от меня зависело смогу ли я убедить ее в своей правоте или все рассказанное мной будет выглядеть сказкой, страшилкой, и соответственно воспринимать всерьез, не следует. И я постарался....

Около двух часов "предсказывал", вешал лапшу на уши, пытаясь довести до слушателей все, что их ожидает в недалеком будущем. Никто из сидящих в комнате людей не проронил даже слова во время моего спича. Загипнотизированные открывающимися перед ними перспективами все были чуть ли не в трансе. И я их понимал. Они, вероятно, могли весь мой экспромт воспринять лишь как версию будущего, если бы не перемешивалось с уже известными фактами сегодняшних событий, свидетелями которых были. Я постарался использовать в своем рассказе для убедительности как можно больше знакомых Игнатьевым имен, начиная от царского семейства и до людей, знакомых по встречам или по разговорам с такими же обывателями, как и они. Особо напряженное внимание ощутил, рассказывая о казни царской семьи, а Софья Сергеевна усиленно в этот момент старалась скрыть слезы, пытаясь платочком убрать с глаз признаки своего искреннего горя от пока ещё не произошедшей, но возможной смерти так горячо любимой ею царской семьи.

— Хотите, верьте, хотите, нет, но я вам рассказываю правду. Вы же понимаете — не я придумываю, все это мне поведал во сне мой ангел хранитель. — Последними своими словами, как бы раздвинул руками вязкую тишину в комнате, люди, очнувшись от непреднамеренного гипноза, сразу же загомонили и стали закидывать вопросами и комментариями.

— Слишком неправдоподобно чтобы быть обманом. — Заметил наш финансист, он, как и все остальные сидящие в зале, кроме Павла, не знал про меня ничего, и услышанное им сегодня, для него так же, как и для других было откровением. — Это что же, неужто подобное может произойти на самом деле, или все-таки рассказанное вами лишь вероятностная история? Вы уж совсем как та кликуша в моей деревне, которая будучи слегка не в себе предсказывала скорый конец света. Может все-таки, то, что вы сейчас рассказали это лишь ваши видения? Не больше? Я не могу себе представить даже, а уж тем более убить царя, помазанника божьего, нашего отца и хранителя державы, ну ладно, это еще как-то можно понять, такие случаи в истории были, но дети, они-то причем? Их-то за что убивать? Извините господин Саласар, но, если бы не высказанное перед отъездом желание Алексея Алексеевича чтобы я во всем полагался на вас, после такого рассказа ни в жизнь не стал бы вам доверять.

— Господа, не нужно сомневаться, принять эти предвидения или не принять дело каждого и строго индивидуальное, своей головой думать не возбраняется. Положение дел в стране, обстановка в городе, на фронтах, в конце концов, лишний раз подтверждают предсказания нашего друга. Нам остается сделать из услышанного вывод — перебил Павел финансиста, видимо его напугала возможность весь мой рассказ развеять пылью по ветру такими высказываниями — и он прост. Исправить предстоящий апокалипсис для нашей с вами Родины мы не в состоянии, тут мы бессильны. Пусть выглядит рассказ нереальным, а кое-где печальным и безысходным, главное необходимо понять — спасение утопающего дело рук самого тонущего. Нам на всякий случай необходимо подготовиться к возможным будущим неприятностям.

— Полностью согласен, мы кое-что уже надумали и до вашего приезда — вступил в разговор Сергей. — Матушка прозондировала возможность покинуть столицу и уехать в Киев, к другу батюшки, он нас приглашал в свое имение, там, с его слов, более спокойно, чем здесь, в Питере. Мы почти уже решились на переезд.

— Если послушать вас господин Саласар, то все мои владения, доходные дома и все остальное имущество вскоре перейдут в руки революционеров?

Софья Сергеевна, до этого молча рассматривая меня как диковинку какую-то, видимо тоже очнулась от гипноза, навеянного рассказом:

— Получится как в сказке Пушкина, останусь у разбитого корыта, совсем без средств? Нет, тут что-то не так. Просто невозможно, вы милостивый сударь явно передергиваете, не мог вам ваш ангел подобное наговорить. Даже представить себе, что кто-то посмеет вломиться в мой дом и попытается принадлежащее мне по закону имущество, забрать, ссылаясь при этом, что все происходит ради революции, я не могу. Да и потом.... Она мне нужна была, ваша революция? Кто-то подошел и спросил мое мнение? Нет, никто не спрашивал. И я, если и в самом деле все будет происходить подобным образом, могу сказать только одно — это бандитизм, и такого еще никогда не было. Было бы понятно, если немец победил в войне и сюда ворвался, и начал грабить. Но и тогда я буду защищаться, вплоть до применения оружия. Мне кажется, любой человек в подобных обстоятельствах встанет грудью на защиту себя, дома, детей, наконец, от преступных посягательств, как бы их не называли. Революционеры — это же люди, они точно такие же, как и мы, почему им будет позволено грабить, отбирать у других их добро. Никак в моей голове не укладывается такой прогноз. Я не верю.

Я смотрел на нее и видел по выражению ее лица — да, она может, возьмет и винтовку в руки, если надо будет. Павел поспешил отвлечь от переживаний по поводу возможных неприятностей для ее благополучия и направить разговор в нужное ему русло:

— Что вы хотите матушка, новое правители, новые законы. Вы оглянитесь, уже сегодня твориться бог знает что, угадать, что же произойдет завтра, мы не можем, прогноз нашего провидца страшен и кажется нам абсурдным. Поверить ему трудно, но и не верить у нас нет оснований. Господа, решение в этом случае за вами, я лично склонен предположить, что все именно так и произойдет, перед вами все-таки полковник разведки, я в курсе событий, происходящих не только в России, но и в Европе. Даже там, в просвещенной Франции правительству приходится много сил прикладывать, чтобы успокоить граждан и не допустить волнений на почве недовольства проводимой политикой. Приехав сюда и лишь мельком увидев творящийся беспредел, я уже понял, все, что предвещает нам месье Саласар, может случиться. Нам есть над чем задуматься. Мне кажется, Алексей, кстати, полностью согласен, так вот мы с ним приглашаем, и даже настаиваем на необходимости переехать семьей во Францию, в Париж. Вспомните Французскую революцию, ведь тамошней аристократии пришлось в спешном порядке уезжать из страны, иначе можно было проститься с жизнью. Все ценности, имущество забирали себе революционеры, мотивируя необходимостью защиты интересов бедных людей. И только немногие дворяне смогли заранее подготовиться и перевести сбережения за границу, благодаря своей предусмотрительности они спокойно, без нужды и лишений жили в чужом краю. Поэтому я предлагаю тебе матушка продать доходные дома, снять денежные вклады и вывезти все средства во Францию. Несмотря на войну там намного спокойней, беспорядков нет, голод пока не грозит. Если революция в России закончится хотя бы так же, как и во Франции, то мы всегда сможем вернуться. И не к разбитому корыту, а с сохраненными средствами, которые нам помогут встать на ноги. Мы с Алексеем решили свои имения продать, а если не сможем этого сделать, то заложить в банке. И я не скрываю, мы в данном случае рассчитывали на твою помощь. Алексей написал доверенность на своего финансиста — он показал на скромно сидевшего Ильинского — и нам остается найти лишь банк, который рискнет выдать такую сумму под залог имений. Там сидят не простофили, а весьма хорошо прогнозирующие обстановку господа. И уговорить их дать нам заем, под сомнительные гарантии мы рассчитывали с твоей помощью.

— Павел — обратился к брату Сергей — вот ты упомянул Великую Французскую революцию, а я только недавно перечитывал все, что касается этой части истории Франции. Читал и сравнивал ее с нашей февральской, и мне, после рассказа господина Саласара, невольно пришло на ум — все, что он нам тут вещает, навеяно ему именно историей Французской революции. Не больше.

Нет, погоди, не перебивай, давай вспомним. Если посмотреть на принятые документы с первых дней революций и сравнить, то выходит — наши, так называемые революционеры, просто копируют, все что уже происходило раньше. И там и здесь свергаются монархии, принимаются декларации прав человека и гражданина, созывается учредительное собрание, на котором выдвигаются судьбоносные решения для страны — это и отмена сословного деления, привилегий дворянства, конфискация земли и имущества. Утверждается положение, где говорится, что основа власти — народ. И там и здесь устанавливается закон равный для всех. А по предсказаниям этого человека — он пальцем ткнул в мою сторону — даже предстоящая смерть царской семьи, будет скопирована с казни Людовика 16, естестественно будет предположить — казни контрреволюционеров такое же зеркальное отражение. Отличие — там гильотина и виселица, а здесь расстрел.

— Сергей, — перебил рассуждающего брата Павел — ты к чему все это вспомнил?

— Да просто потому, что ваш друг француз, и он пересказывает результаты своей революции. Он неплохо знает, что история Земли, ее народов, повторяется, и нужно всего лишь ее изучить, и затем предсказывать сколько угодно используя свои знания. Нет, я не пытаюсь утверждать, что данный человек обычный шарлатан. В чем-то он прав.

Вслушиваясь в разговоры, все больше и больше убеждался — несмотря на достигнутую в ходе постоянных дискуссий с собой уверенность, что смогу в этом мире помочь не допустить ошибок и предотвратить массовую гибель людей, вновь стал склоняться к мысли — может и не получиться. Всего лишь потому, что приходится убеждать людей в очевидном мне, но странном для окружающих желании уберечь не только Россию, но и другие страны от потрясений, от войн, от грядущих катаклизмов, связанных с жадностью и безрассудностью людей. Слишком высокую планку для своих возможностей наметил. Трудно, оказалось, сдвинуть с места неподъемный груз. И не только из-за недоверия к моим предостережениям. Все благие намерения упираются в обычные препятствия. Даже то, что нет рядом достаточного количества людей, которых можно использовать при выполнении моей миссии уже плохо. А подыскав нужного мне человека необходимо его убеждать, что перед ним не сбежавший из сумасшедшего дома и мои прогнозы основаны на знании будущего. Очень огорчает отсутствие всякой материальной базы для выполнения миссии, особенно финансовой. Да что там говорить, обычных денег нет у меня. Как не крути обстоятельства, а без казначейской бумажки не сделать то, что задумал. Тут невольно начинаешь понимать и революционеров. Каким бы не был бессребреником человек, но для выполнения поставленных себе задач нужны средства и когда осознаешь, что по-другому никак, то приходится брать деньги даже у своих недругов. Тут хочешь, не хочешь, а приходится этим новаторам в перестройке мира пускаться во все тяжкие, вплоть до простейшего грабежа банков. Можно понять и желание деятелей от революции экспроприировать у богатеньких граждан России на ее нужды и лишать буржуев того, что те приобрели за свою жизнь. Не вникая и не разбирая особо, праведно нажиты эти богатства, или неправедно. Иначе дел не сделать. Вот и мне.... Цель-то у меня вроде как нужная — помочь Родине, людям, наконец. Весьма благородное желание, но вот забыл учесть м-а-аленькую такую мелочь, и как результат достижение всех моих целей спотыкается о необходимость иметь презренное золото. Так что пусть простят будущие мои потомки, которые станут упрекать, вероятно, в неблаговидных поступках, но придется последовать опыту революционеров и начальный капитал приобрести путем обмана и махинаций. Не вижу я другой возможности, не хватает моих знаний, и никто мне не спешит подогнать клад с сокровищами, того же Чингиз хана допустим. Может и те же Троцкий, Ленин, Сталин, Свердлов, да и другие мечтатели о светлом времени для страны, в которой они жили, тоже не знали, как обойти щекотливый вопрос — каким способом достать средства? И они от безысходности пускались на нелицеприятные в глазах своих потомков дела, оправдывая себя, что все это происходит только ради людей. Тот же Сталин.... Начинал с грабежа банков, затем видимо уяснив, что это самый простейший способ получить средства на дело революции и незаметно для себя увлекся. Настолько, что, уже находясь у руля власти, активно продолжал так понравившийся отъем ценностей у населения страны. Хотя насколько я знаю после смерти вождя из наследства несколько носимых вещей всего оставалось, он не прятал деньги по офшорам в надежде, что его дети не будут бедствовать. Был уверен — оставляет людям, и в том числе своим потомкам, более важное, чем деньги, он оставлял Великую державу, СТРАНУ — которая и есть богатство для живущих в ней. Он предполагал: — государство, созданное его старанием, будет стоять на страже интересов всех граждан, а не кучки олигархов и их прихлебателей. Сумел поставить с колен во весь свой рост и заставил уважать Россию всех "друзей" в мире.

Вот ведь дьявол, как же я люблю порассуждать на подобные темы. Самому противно. Так и хочется сказать — не я один такой умный, и другие не дураки, им все понятно и без моих сентенций. Но не скажу. Ибо только я знаю сегодня будущее России, я в состоянии исправить ошибки, вернее с моей помощью можно попытаться внушить людям такую возможность. Ну а мои рассуждения всего лишь мысли, которыми подпитываю желания. Никто же их не слышит, они у меня в голове.

Я старательно прячу внутри себя одну из них. Все время пока я нахожусь в этом мире, гложет идея — пойти и спросить людей, будущих строителей государственности, о чем они думают сегодня и по поводу их ошибок, и вообще.... Узнать, зачем столько бед и горя людям несут, а главное — ради чего все уперлись в революцию. Ведь я нахожусь в их времени, они рядом со мной. Неужели не поверят мне и не изменят свои безумные планы? Или желание порулить страной преобладает в этих людях, затмевая разум? Попытаться убедить, что я из будущего прибыл сюда, в это время, специально, чтобы предотвратить их ошибки. Невольно такое вот желание приходит на ум, и, кажется, чего проще..., и не надо будет напрягаться, искать людей, убеждать их помогать мне, исправлять деяния неумелых строителей нового мироустройства. Уверен, тогда не появятся многочисленных жертв. Ни в гражданской братоубийственной войне, ни в результате неумелой экономической политики. Сохранится генофонд русского человека способного понимать, что подразумевается под словами честь, свобода, любовь к ближнему и к Родине. Останется Россия, пусть и не в виде прежней империи, которую боятся всякие нехристи и упыри, мечтающие об уничтожении малейшего намека, даже духа русского человека. Рассказать обо всем, что сотворят они ради призрачной мечты всеобщего счастья, и кто его знает, может, поверят и поймут? Возможно, такое? Вот так вот запросто, возьму и расскажу, а они поверят и поймут? И я тут не строил бы из себя рыцаря без страха и упрека. Может именно в этом моя миссия, а не та, что на придумывал? Не знаю, но что-то мне говорит — не пройдет такой фокус, не захотят ничего менять в своих планах. Зациклившись на убеждении — они знают, чего хочет русский человек, и только им ведомо светлое будущее всего человечества, творят черное дело с уверенностью — именно через страдания путь к счастью пролегает, и нет в мире другой правды кроме их убеждений в верности пути. А некоторым и это без надобности. Возможность встать во главе страны, возможность возвеличить себя, возможность получить в руки "плетку" и учить, учить, учить. Вряд ли такой человек поймет другие способы достичь желаемого. А может, все-таки, попробовать? Или все же лучше использовать вариант, как мы поступили с Троцким? Какой из них правильней, и самое главное, что изменится в результате? И невольно возникает вопрос к той силе, что перенесла меня сюда, в это время, в другое тело. Зачем? С какой целью? Почему не сказали, не предупредили?

Ответа нет, и вряд ли появится. Мне кажется, я так и останусь здесь в качестве полотера, буду продолжать вытирать следы грязных ног, оставленных неряшливыми людьми, которым нет дела до правил проживания на планете под именем ЗЕМЛЯ.

Глава 17

Так за рассказами, рассуждениями и мыслями время неудержимо катилось вперед, колесо истории продолжало вертеться в колее непонятно кем и когда проложенной на ее дорогах и сворачивать в сторону явно не желало. Я, во всяком случае, не видел изменений в делах России, тем более этого не замечали все мои вольные или невольные соучастники. Перемены были в настроении окружающих. Поверили мне или просто решили подстраховаться — не знаю, важно то, что результат был. Павел Алексеевич, используя знакомства матушки, старался найти возможность продать недвижимость. На худой конец заложить в банке, получив под это дело крупные займы. Имение Ольгово, расположенное под Москвой принадлежавшее до 1915 года жене богатейшего помещика Апраксина Виктора Владимировича после смерти последней стало имуществом графа Алексея Алексеевича Игнатьева. Он, как сын княжны Мещерской, сестры покойного Виктора Владимировича являлся наследником. И хотя новый владелец ни разу в нем не появился, тем не менее, по документам оно принадлежало ему.

Также братьям принадлежало еще одно имение, родовое, находилось оно на территории Тверской губернии Ржевского уезда. Называлось Чертолино и в него входили усадьбы: Яковлево и Свистуны. Алексей имел право распоряжаться и тем, и другим, что и сделал, написав доверенность на Ильинского, дав ему разрешение на продажу. Павлу лишь оставалось засвидетельствовать свое согласие на это действо.

Но вот, как оказалось, мы не учли некоторые нюансы законодательства, существующего в России с незапамятных времен. По закону Российскому официально нельзя продавать имения, тем более родовые, и оставался один выход — заложить. Было еще одно обстоятельство, также неучтенное нами в ходе планирования получить деньги за имущество. В России, несмотря на огромный внешний долг, денежное обращение продолжало оставаться все еще устойчивым, так как кредитные билеты полностью обеспечивались золотом. Вот только обмен бумажных денег на золото запрещен с началом войны. Это первая новость, о которую мы споткнулись. Вторая — нежелание банкиров иметь в настоящее время дело с шатким положением владельцев при оценке кредитоспособности имений, поместий и усадеб. Господа в большинстве своем ринулись в банки с той же самой целью, что и мы с семьей Игнатьевых. Желание получить заем, заложив свое имущество, для многих из них было единственной возможностью продержаться на плаву в эти неспокойные времена. Кроме помещиков, желание получить займы и уехать, с целью отсидеться где-то, пережидая лихую годину, было вполне в духе людей несвязанных с Россией ничем кроме имущества, нажитого в процессе служения стране, которая не отличалась до этого времени от любой другой. Этим людям все равно где жить, были бы деньги, а в России, такой возможности как заработать, особо не напрягаясь, гораздо больше, чем в западных странах. И все они, в свое время активно скупающие предприятия, заводы, земли, недра, вдруг могли оказаться у разбитого корыта. И как я знаю, именно так и случилось. Многие из них не сумели, ни вывезти, ни заложить, ни продать накопленные богатства и всю свою оставшуюся жизнь исходили бессильной злобой на Россию, большевистскую страну, которая послала всех нафик, и показала дулю в ответ на претензии в желании вернуть утерянное имущество.

Что-то подобное ожидало и моих знакомых. Решение предупредить их и дать возможность не остаться у разбитого корыта вот-вот могло и запоздать. Уже были случаи, когда крестьяне, не дожидаясь указа о разделе помещичьих усадеб, ринулись делить землю, нередко при этом сжигая постройки ненавистных им владельцев. И хотя еще порой власть в виде гражданской милиции, а иногда и казаков, гасило такие всплески, но как я знал, это вскоре будет пущено на откуп выборного местного самоуправления. Нежелание банкиров связываться со всем этим было понятным. Но все-таки порой шли навстречу желающим, видимо надеялись остаться, как всегда, на плаву. Они, конечно же, не ведали какую бяку, преподнесет Советское государство с первых шагов существования. Сделало то, на что банкиры не рассчитывали, они полностью национализировали финансовые структуры, находящиеся на территории страны со всеми вкладами и сбережениями. Претензии и требования, всех держателей акций в банках, были посланы, далеко и навсегда.

Поэтому я предложил и Павлу, и его матушке, после того как те поняли, что им не удается получить деньги под залог, и никто у них не покупает ни имения, ни доходные дома, найти и заинтересовать кого-то из банкиров необычной информацией. Мы ее слегка отретушируем под обстоятельства, сделаем убедительной и привлекательной. Они клюнут, всегда в неспокойные времена люди ищут возможность остаться на плаву. Мы взамен получим займы под имущество. На просьбу Павла прояснить, что я имею в виду, принялся разъяснять, стараясь чтобы было понятно не только полковнику, но и будущему нашему вероятному спонсору.

— Во-первых, следует обратиться к вашему постоянному банкиру. Ведь деньги у вас есть на счетах? Вы же накоротке знакомы с владельцем банка, не так ли? Вот и добейтесь, чтобы он вас принял и помог, а еще лучше постараться пригласить сюда и использовать для убеждения мои прогнозы. Вернее, попытаться. Банкиры, как я знаю, люди, которые не очень-то верят в предсказателей, они сами могут предугадывать, какие скачки следует ожидать на валютном биржевом рынке. Без подобного умения они мигом в трубу вылетят.

Заполучив нужного нам человека, я постараюсь путем логичного рассуждения доказать необходимость срочно "делать ноги", одновременно с переводом денег за границу. Какие правила существуют для подобных финансовых операций конкретно, я не знаю, тут я советчик прямо скажем никудышный, и поэтому вся надежда на знания банкира. Вместе с его капиталами, и вы сможете перевести часть своих денег, но все-таки лучше, если удастся уговорить выдать деньги в виде золота или валюты. Золотые червонцы тоже котируются, подошли бы и они. И насколько я знаю, еще долгое время продолжат оставаться на плаву.

Не смотря на угрозу потерять все свои накопления, ваши банкиры, воспользовавшись нашей информацией, продолжат принимать в залог имущество. Мы подскажем ему вариант, когда банк, утвердившись за границей, может в последующем продать всем желающим купить чуть ли не по дешевке залоговое имущество. А таковых будет достаточно, такой период наступит. Активные действий Антанты, которым захочется не упустить момент и захватить территории России, тем более на первый взгляд в их понимании покажется, будто ее некому защищать поспособствуют этому. Короткое по времени, но вполне достаточное, чтобы вернуть с прибылью деньги, потраченные при скупке недвижимого имущества российских граждан. Наш банкир, тот с кем нам удастся договориться, получит законные дивиденды. Главное не упустить момент, не передержать. Информация для понимающего человека бесценна. Вернее, очень ценная. Так что ищите банкира.

Павел сомневался, было видно по нему, не знает, как подойти к сказанному:

— Сомневаюсь, сработает ли подобное, почему-то не уверен в успехе. Слишком многое будет зависеть от твоих "пророчеств", а это не на всех действует, так как нам нужно. Тут веские доказательства потребуются, одними словами не обойтись. Ты сможешь вспомнить хотя бы несколько моментов в будущем, которые заставили бы поверить в твои истории? Ведь в данном случае это сделать труднее, так как всей правды не скажешь. Хотя, если честно, я не понимаю почему. Ах, да, ты боишься, что тебя украдут и заставят насильно вспоминать все, что знаешь, ты уже говорил об этом. Вообще-то я сомневаюсь в таком варианте. Я бы плюнул на всех и вся и через прессу выдал все, что знаю. Вот сенсация была бы. Представляешь?

— Чего проще. Таких "предсказателей" море. И раньше были, и сейчас есть, и в будущем их будет хватать. Один Нострадамус только чего стоит. На изучение его предсказаний столько ученых задействовано, что уму непостижимо. Ну и что мы имеем в результате? Как будто и нет этих предсказаний, прочитали, расшифровали, и на этом успокоились, никто никаких выводов не делает, все, как шло, так и идет. Информация оказалась невостребованной. Так и у меня получится, если я обращусь к людям через газеты. Самое многое чего достигнем — всего лишь начальный интерес, как и положено, при появлении сенсации, потом станут пальцем крутить у виска, и это в лучшем случае, а самое вероятное — постараются ликвидировать, как неудобного и ненужного человека. Поверь мне, так и будет. Никому ничего не надо, все уверены, что история сама расставит все по местам и незачем вламываться в естественный ход времени, как тому же слону в посудную лавку. Так что мы на правильном пути, и продолжим использовать для наших целей мои знания. При этом станем делать вид, что выдаем тайну, которую нельзя афишировать, каждому рассказываем строго по секрету, только как своему человеку. Это будет действовать похлеще, чем мое интервью через газету, сарафанное радио намного круче, чем все ваши сегодняшние газетенки.

Мой собеседник задумался на некоторое время, а потом неожиданно предложил:

— Кстати, я давно хотел тебе предложить перейти на "ты", а то выкаем и выкаем, неудобно даже, мы уже связаны одной веревочкой, можно сказать, неотделимы друг от друга.

— Хоть это и будет выглядеть несколько необычно для окружающих, но я не возражаю. Пусть будет так.

* * *

Софья Сергеевна, уверовав в мои предсказания, а вернее в настойчивые уговоры сына, как мы и надеялись, нашла нотариуса, вернее привлекла своего постоянного человека, державшего нотариальную контору. После тщательного и подробного объяснения цели его найма тот взялся за составление всех необходимых документов, предусмотренных при передаче банку имущества, семьи Игнатьевых, в качестве залога, с целью получения денег. Нам оставалось лишь найти банкира, который согласится принять его, не обращая внимания на риски связанные с все более ухудшающейся обстановкой в России и выдать на руки заявленную сумму. Кроме этого, княжна, по моей подсказке, развила бурную деятельность, заставив всех своих людей собирать более-менее ценное имущество с доходных домов, вывозя его в одно место, для последующей реализации на аукционе. У нее было чем заинтересовать ценителей антиквариата. Набралось достаточно много интересных вещей и в результате публичную распродажу пришлось проводить три дня подряд. Павел, используя известные ему каналы, привлек военных к данному мероприятию в качестве охраны, и своего рода рекламы, объяснив подобное деяние матушки очередной благотворительной акцией для оказания помощи солдатам, воюющих за интересы России в это неспокойное время за границей.

Я, просматривая предназначенные вещи к реализации на торгах, не мог удержаться от удивления и если честно даже от некоторой доли зависти, смешанной с любопытством. Определяя примерную стоимость каждого предмета, мы еще раз убеждались в верности принятого решения — вывезти все это за границу невозможно. Софья Сергеевна каждую вещь считала ценностью, и мне, казалось, она права на все сто. Одних только картин достаточно известных художников я насчитал около двадцати полотен и это лишь на мой малосведущий взгляд, а кроме них были, и скульптуры, и антикварное дорогое в отделке оружие, и книги, и масса всяких других необходимых в повседневной жизни вещей. Столовые сервизы, наборы кухонной посуды весьма высокого качества и даже постельное белье, не бывшее в употреблении. Софья Сергеевна с мокрыми глазами и отчаянной решимостью во взгляде заявила при моей попытке сказать, что не стоит мелочиться и можно оставить хотя бы белье и одежду в доме:

— Это не мелочь, к тому же не одной мной нажито, все веками собирали наши предки, и было бы грешно бросить все на заведомо известное разграбление и разрушение. Я лучше отдам бесплатно, но в хорошие руки, я хоть буду знать — вещи станут служить достойному человеку. Не хочу, чтобы вот это — она показала на большой портрет своего мужа, нарисованного вероятно известным художником и висевшего в гостиной в богатой рамке — оказалось на помойке. Ничего из принадлежавшего моей семье имущества бросать не собираюсь. Я понимаю, все взять с собой мы не сможем, но и просто так оставлять нажитое непонятно для кого, я не намерена.

Павел подтвердил, что вывезти большое количество имущества за пределы России очень проблематично.

— Во-первых: — таможня продолжает работать в настоящее время, не обращая внимания на происходящее в стране и вывезти культурные ценности, весьма сложно. Во-вторых, — нас поджимает и подгоняет время. Ведь только на подготовку аукциона потратили полторы недели. А если мы примемся упаковывать в ящики все это... — он указал на собранные ценности для проведения торгов — а потом транспортировать до Архангельска, искать там корабль.... Нет, это невыполнимо, нам легче попытаться продать здесь и отправиться налегке.

Я согласился с ним, тем более я знал, что в другой жизни именно так и случится, все ценности останутся на месте при поспешном бегстве из города, имущество исчезнет, непонятно в чьи попав закрома. То ли государство реализует для насыщения казны, то ли те же чиновники новой администрации города разворуют, то ли просто выкинут на помойку за ненадобностью и непонимания ценности всего, что им досталось после прихода к власти. Знаю — подобное ожидает многих некогда состоятельных граждан, уехавших вынужденно за границу, и в отличие от белоэмигрантов я в курсе — ждут их на чужбине очень трудные дни. Да что там дни — года. И я не мог ничего сделать, изменить судьбы миллионов просто не в состоянии, а вот не допустить подобное в жизни моих друзей могу.

На аукционе Софья Сергеевна подвела женщину и представила:

— Крис, я взяла на себя смелость кое-что рассказать своей хорошей знакомой о ваших ужасных пророчествах, и она настоятельно попросила меня с вами познакомить. Вот эта прекрасная во всех отношениях женщина и есть моя протеже. Ольга Владимировна Серебрякова, любимица своего батюшки, Ратькова-Рожнова, который, царство ему небесное, покинул наш грешный мир и оставил своим детям неплохое наследство. Ольга богатая женщина, имеет дом в Париже и вскоре уезжает туда к мужу, который приписан к Французскому полку, служит там.... Кстати, Ольга Владимировна, а в каком он сейчас звании?

— Софья Сергеевна, как всегда, преувеличивает, хотя нужды я не испытываю, но и не такая уж я богатая по сравнению с другими людьми. Всего лишь имею несколько доходных домов, ну еще есть доли в Сибирских и Уральских золотых приисках, на пару с братом являемся владельцами частного коммерческого банка, и так, по мелочи ещё кое-что.

— Ты милочка не прибедняйся, одна громовская лесная биржа чего стоит, а доходные дома... — взять хотя бы тот, что на Грибоедовой набережной, там "домик" целый треугольный квартал занимает, я уж не говорю об остальных предприятиях. Крис, я бы хотела, чтобы и Ольге стало ясно — ждать, когда все отберут, не следует.

Хозяйка продолжала настаивать на моем рассказе. Ей явно зачем-то нужно было, чтобы и ее подруга прониклась безрадостным будущим, ожидающим всех, кто сегодня богат и всесилен.

— Надеяться, что от Всевышнего будет знак несерьезно. Хотя, если честно, мы обе ждали какой-нибудь подсказки, верили — небеса не оставят своих верных сестер.

Я понял: хозяйке нужно напугать гостью. Интересно зачем?

— Я лишь после ваших рассказов решилась уехать из России, а когда поделилась с Ольгой Владимировной, то и ей стало интересно услышать новости из первых рук. Она женщина деловая и просто поверить, не поговорив лично, не может. И я ее понимаю, имущества движимого и недвижимого у нее много, и оно раскидано по всей России. Ваши прогнозы затрагивают финансовые интересы каждой из нас, и заставляют думать, что-то предпринимать. И уверенно могу сказать — ваши рассказы произвели огромное впечатление на меня. Неудивительно, что хочется услышать хоть какие-то разъяснения, да и совет добрый, не помешало бы услышать. Может вы месье Саласар и есть тот самый знак, посланный Господом рабыням своим Софье и Ольге.

Софья Сергеевна сделала многозначительное лицо, и даже подмигнула, показывая — она крайне заинтересована в сотрудничестве своей знакомой.

— Ольга Владимировна если вам действительно интересны мои сновидения о будущем, то нам следует где-нибудь уединиться и поговорить без свидетелей. Вы, как я понял, дружны с хозяйкой дома, иначе она не стала бы откровенничать, я ведь настоятельно просил никому ничего не рассказывать. Одно дело семья моего друга Павла Игнатьева, я не мог оставаться в стороне и не предупредить их о возможном разорении, а уж как они решат поступить — это их право. А что касаемо России... — ее уже не спасти, да и зачем. Господу нужны будущие бедствия, видимо чаша равновесия переполнилась грешниками, и очищение пойдет людям на пользу.

Что я несу, болтаю как торговка на базаре, явное же вранье. А может, женщина приглянулась? Захотелось на нее впечатление произвести? В сторону, даже думать не сметь. Не место и не время. Нужно как-то более конструктивно подойти к вопросу:

— Не хотелось бы, чтобы обо мне заговорили в городе, ведь пойдут сплетни, догадки, и все это может вызвать панику в городе. Жандармы вычислят, откуда слухи исходят, и припишут мне, бог знает, что.

— Сударь, нет уже жандармов, вместо них создана гражданская милиция. Жандармы, если не арестованы, то разбежались и попрятались. Так что не надо бояться, хотя по мне именно это и заставляет в первую очередь выехать к мужу во Францию. Да вы не сомневайтесь, я умею хранить тайны, и при разговорах на эту тему даже упоминать, от кого получила странные сведения не стану. Я, как и Софья Сергеевна, легко восприимчива к мистическим слухам и предсказаниям. Меня всегда тянет к таким людям, мне интересно, откуда в них появляются знания будущего. А если еще и подтверждаются..., то это вообще что-то необычное. Таких оракулов мало, видеть их рядом с собой познавательно, а порой и необходимо.

Разговаривая и дальше на эту тему, мы прошли в одну из свободных от гостей комнату, хозяйка многозначительно пожала мой локоть и, сославшись на дела, оставила нас наедине.

— Вы выглядите молодым, я бы сказала чересчур молодым человеком, причем очень похожим на одного из сыновей Софьи. Вы случайно не родственник Игнатьевым?

— Мы познакомились с Алексеем Алексеевичем в Париже. Его тоже удивило явное сходство с ним. Но это всего лишь шутка природы. Вас как я понял, смущает моя молодость, вы, вероятно, хотели бы видеть в роли предсказателя будущего кого-то типа вашего Распутина.

— О, нет, только не такого. Он мне всегда был омерзителен с его жадными до женщин глазами. Я встречала его здесь, на приеме у Софьи Сергеевны, вы не поверите, но я при встрече всегда пугалась, и не в связи с пророчествами, которые были больше похожи на кликушество, а на то, как он себя вел в обществе. Хам и наглец, мне он сразу стал противен. Точно такое же чувство по отношению к царскому любимцу испытывала и Софья Сергеевна. Она ему тоже не верила. Вот поэтому, когда мне рассказала про вас, я удивилась. На нее это мало похоже, хоть и чувствительна ко всяким божьим прорицателям, но она в первую очередь умная женщина, и отличить стоящего человека от пустышки может. Мы с ней очень схожи, я уже говорила. Даже то, что и я, и она самостоятельно занимаемся делами, несвойственными для дам. Кроме этого, и наши благотворительные акции объединяют нас. Собственно, мы и сблизились на этой почве. Моя семья действительно богатая, но не настолько знатная, как семья Софьи, тем не менее, мы нашли общие интересы. Не удивительно, что и мне захотелось с вами встретиться и поговорить. Убедиться, что вы на нее произвели впечатление, и не как мужчина допустим, а именно как предсказатель будущего. Не всякому..., — видно хотела сказать что-то типа шарлатана, но не стала, замяла, боюсь, может потом и сказать — она поверит, десять раз перепроверить заставит себя, прежде чем кому-то довериться. Жизнь научила.

Рассказывая уже поднадоевшие мне подробности, ожидающие Россию в недалеком будущем якобы приходящие во сне от неизвестного доброжелателя, ненавязчиво стал выяснять, что она за человек, почему Софья Сергеевна заинтересована в этой женщине, пытался понять, чем она может нам помочь. Разговаривая на тему будущего России, я не старался слишком сгущать краски, больше упирал на необходимость предпринять определенные действия, направленные на сохранение ее благополучия. Меня же в ней заинтересовали несколько моментов. В первую очередь это то, что она является совладелицей частного коммерческого банка. Не стараясь выглядеть слишком заинтересованным, потихоньку выпытывал ее настрой, особенно насчет перевода всех активов банка за границу, в частности в Париж.

— То, что вы рассказываете, чересчур ужасно, кажется невероятным, и прямо скажу, я не особо верю во все это. На фоне ваших прогнозов действия правительства действительно выглядят невзрачно. Я раньше как-то не задумывалась над этим. Считала — пусть и временное, но правительство, да и настроены его члены достаточно уверенно, хотя бы потому, что заверяют в своих возможностях выправить положение, и всячески пытаются принять меры к наведению порядка.

— И вы с каждым днем убеждаетесь и убеждаетесь, что именно к этому все идет? Порядок появился?

Она с интересом слушала мои высказывания о событиях в стране, что-то прикидывала в уме, и иногда задавала вопросы. Ей вроде, как и верилось в мои логические выводы насчет того, чего на самом деле следует ждать людям при таком "порядке", но и в то же время явно не хотелось, чтобы все так и было на самом деле. Понять ее можно. Чувствовалось — женщина такая же практичная и себе на уме, как и наша хозяйка. Уже одно то, что делами, связанными с получением дохода, со всех ее предприятий и доходных домов, ведет она сама, уже за себя говорит. Сомневаться не приходилось — передо мной сидит не просто красавица и избалованная вниманием мужчин барышня, а умная, волевая и знающая чего хочет от этой жизни женщина. Жаль, что мне в будущем не попадались никакие документы про нее. Не знаю, как сложится ее судьба, я просто не интересовался подобными изысканиями. И в мемуарах Игнатьевых даже намека на нее не встречал. Если только муж, он, как я понял, приписан к Французскому полку, а значит, я мог его видеть, или слышать, когда был еще Христофором, настоящим, без моего подселения. Хотя и такой вариант не подходит, где это видано — какой-то солдат знает лично полковника, если и видел, то издалека, находясь в парадном строю. Парадами, насколько я знаю, солдатам не раз приходилось доказывать силу и мощь русских богатырей.

— Скажите Ольга Владимировна, а ваш муж в настоящее время, где находится, в самом Париже или на одном из западных фронтов?

— Уж не адюльтер ли хотите мне предложить? — Она насмешливо посмотрела на мое смущенное лицо и, погрозив своим пальчиком, продолжила — боюсь, что у вас ничего не получится. Я вскоре выезжаю к нему во Францию. Да и не нужно это мне сегодня. Тут другие заботы в связи с вашими прогнозами меня начинают преследовать. Открою вам маленький свой секрет. Я уже предприняла ряд мер по переводу денег за границу, там же в настоящий момент создаю филиал, или вернее дочернее предприятие по переработке древесины. Я пошла еще дальше, те лесоматериалы, которые раньше шли напрямик на продажу, и являлись экспортной статьей дохода России, сейчас по моему приказу складируются на лабазах во Франции, в основном в арендованных мной портовых складах. В будущем я хотела и там открыть лесную биржу, пусть она и не будет знаменитой как Громовская, но кто знает.... Деньги переводить за границу через свой банк затруднительно, поэтому я покупаю здесь древесину и складирую ее в портах Франции на своих складах, в надежде получить потом, не только те деньги, что были потрачены на закупку, но и прибыль от ее дальнейшей реализации. Раньше не могла подобное делать, возможным стало лишь сейчас, при Временном правительстве. Продажа леса за границей всегда была прерогативой государства и, причем очень неплохой статьей его доходов. Я лишь сегодня смогла получить лицензию на вывоз лесоматериалов. Трудности, которые я испытываю при фрахте судов, не мешают пополнять запасы, и на складах скопилось достаточно много лесного товара. Сейчас заканчиваю строительство цеха по переработке, вторым этапом будет обустройство лесной биржи. Сложности имеются, людей достаточно грамотных в лесном деле мало, я и мой брат не можем присутствовать и там, и тут. Тем более что брат сейчас в отъезде, на приисках. А для меня один Архангельск с его портами чего стоит, на сегодня одна из основных проблем, и она требует массу внимания, я уж не говорю о возможной гибели лесовозов от немецких субмарин.

Женщина свободно владела понятиями о производстве, и, рассказывая мне о предпринятых ею шагах, имела конкретную цель. Она хотела, чтобы кто-то мог подтвердить правильность принятого решения — перевести свои капиталы за границу. И естественно, рассказ Софьи Сергеевны про появившегося провидца ее заинтересовал, она захотела встретиться с человеком, подсказавшим ее подруге именно те мысли, которые в последнее время мучили и ее прекрасную, несмотря на возраст, головку.

— Я к чему вам все это рассказываю? Мне некому подсказать, как и что в настоящее время делать, чтобы сберечь хотя бы часть средств, я не совсем уверена, что поступаю, правильно стараясь хоть как-то подстраховаться. Особенно когда мои знакомые владельцы предприятий утверждают — смутное время минует Россию и все встанет на места. Они надеются, временное правительство соберет все-таки учредительное собрание, где выберут уже постоянное, и оно сможет стабилизировать обстановку. Я никому не рассказывала про предпринятые мной решения по поводу перевода некоторых предприятий за границу, не хотелось прослыть паникершей, да и преследуются такие действия по-прежнему. Тот факт, что жандармское управление и все охранные отделения решением Временного правительства были упразднены еще в начале марта, и даже исчезли филеры, и осведомители, само по себе немаловажное обстоятельство. Но вы же понимаете, свято место пусто не бывает, появилось новое, мало чем отличающееся от предыдущего ведомство. Казалось бы, кому какое дело до моих предприятий, но, тем не менее, частная инициатива некоторых чиновников от нового надзорного ведомства, пытающихся ловить рыбку в мутной воде, набирает обороты. Взятки приходится раздавать направо и налево. Одна таможня в Архангельске чего стоит. Хорошо еще созданная недавно гражданская милиция сама не знает, что делать и как. Они считают: — вывозя лес за границу, я делаю хищение у государства, но у них никаких циркуляров, запрещающих нет, и официально запретить мне не могут. Зато волокиту по документам создать очень долгим делом запросто, и тут только взятки помогают. Вот я и не знаю, продолжать ли мне в этом направлении работать или бросить все. Собрать, как Софья, основные ценности и уехать окончательно, бросив все оставшееся недвижимое имущество. Или я панику развожу? Мне нужно, каким-то образом понять, права я или нет, и вы видимо как раз тот человек, от которого я могу получить пускай и небольшую, но уверенность.

— Ольга Владимировна, вы же отлично понимаете, я не могу сказать точно, что нужно делать конкретно вам в сегодняшнее время. Я лишь общую обстановку рассказываю и тот факт, что я по происхождению испанец, живущий во Франции, и мало знаком с событиями в России не дает мне право вам что-то советовать.

— И все же, несмотря на это, вы семье Игнатьевых настоятельно советуете выехать за границу? Ведь не на пустом месте возникли ваши предложения, вы, значит, что-то предвидите? Вот и поделитесь со мной, поверьте, я умею быть благодарной.

— Я могу, основываясь, на знакомые вам моменты сегодняшних дел правительства, просто кое-что напомнить, и вы сами решите, что следует предпринять.

Вот смотрите: — курс рубля в 1913 году — 0.37 рубля за французский франк, и 1, 94 за доллар. Был. На сегодняшний 1917 год он понизился почти в 10 раз. И если в мае доллар стоил 11 рублей, то буквально через полгода он прыгнет выше отметки в двести рублей. А так как война продолжается и происходит сокращение, как промышленности, так и сельского хозяйства, то вы, будучи неплохим финансистом, должны понимать — не за горами обвал рубля, всеобщая инфляция и крах денежной системы России. Вывод напрашивается сам. Обменять всю бумажную денежную массу, находящуюся в ваших руках, или на золото, или хотя бы на те же франки, раз вы собираетесь жить во Франции. Можно и на доллары, и на английские фунты. Разницы нет. Но то, что вам необходимо перевести деньги за границу — это несомненный факт.

— Да, в этом есть резон. Мне вспомнился простой, как вы любите говорить, факт. — Не спуская с меня своих любопытных глаз, она попробовала сделать вид, что уходит от своего вопроса. — Буквально на днях мы решили сходить на благотворительный концерт Плевицкой Надежды Васильевны. * И что вы думаете? До войны билет на ее выступление стоил от рубля до десяти рублей, и это позволяло даже простому студенту посетить ее концерт, так в настоящее время нам пришлось выложить 1500 рублей за человека. Представляете? Правда, впечатление от ее пения как всегда очень хорошее. Она вышла на сцену в костюме медицинской сестры. Это было так волнительно и трогательно. Весь зал плакал, слушая певицу, особенно когда она исполнила песню "Умер бедняга в больнице военной". Царь любил посещать ее концерты, и был всегда в восторге от ее песен.

Но я не об этом хотела рассказать, а о цене билета. Выходит, вы правы насчет падения рубля, и я бы была плохим банкиром и производственником, если бы не следила за его курсом. Одна из причин моей попытки перевести часть своего капитала за границу как раз и есть опасение краха денежной системы в России. Я на свой страх и риск перевожу денежные средства во Францию, правда приходится это делать несколько необычным способом в надежде, что все свое получу назад. Кроме создания запасов древесины я еще меняю рубли на франки здесь, в Петрограде. К тому же стараюсь не тратить свои запасы золотых рублей. Я и моих акционеров не привлекаю к делам. Доля моя и моего брата в банке составляют 53 процента акций, но я все равно боюсь озвучить на предстоящем собрании акционеров предпринятые мной меры. Они потребуют свои деньги, я уж не говорю о простых вкладчиках. Они с каждым днем все активней и активней снимают свои вклады. Вот и Софьюшка, ведь и ее деньги лежат на депозите в моем банке, и когда она пришла ко мне с целью получить свои кровные, то естественно, меня заинтересовало, почему это она заегозилась. Мы с ней давно знакомы и нередко делимся секретами, или если говорить женскими понятиями, любим посплетничать. Вот она и рассказала про ваши прогнозы и свое настоятельное желание получить вместо бумаг казначейских золотые червонцы.

Сразу хочу сказать, золото мне нужно самой, выдать часть вклада червонцами смогу, но поменять все ваши бумажные деньги на золото не получится. Есть другой вариант. Вам интересно это слушать? Вы в этом как-то заинтересованы? Хотя да, я что-то заговорилась. Кто же, будучи в своем уме станет в настоящее время рассказывать о своих денежных делах. Только я. Слабый все-таки мы народ — женщины, вмиг можем все разболтать интересному нам человеку. Но я надеюсь, вы войдете в мое положение, и ничего плохого по отношению к ближайшей подруге Софьи Сергеевны предпринимать не будете. Ведь не станете? Нет?

Я заверил, что мои интересы далеки от ее денег, но тут же постарался соблазнить ее новыми перспективами получения прибыли, но уже во Франции. И хотя то, что я ей предложил, еще только предстояло сделать, тем не менее, заложить кирпич в фундамент планируемого дела, ради которого, собственно, мы и приперлись в Россию — такую возможность упускать было бы глупо. Мы надеялись найти в Петрограде несколько богатых людей, чтобы предложить стать акционерами нашего будущего предприятия. Женщина ищет возможность вложить деньги в прибыльное дело, так почему бы и не в наше....

— Я уже понял, ваш переезд дело решенное, лишь небольшие сомнения препятствуют окончательному решению. Так?

— Ну, в общем-то, все верно, узнав от Софьи ее желание, выехать в Париж, мне захотелось вас послушать, интересно же почему она вдруг так резко переменила решение отъехать в Киев, чем вы ее соблазнили, что повлияло. Сыновья и раньше были во Франции, но это по службе, и повлиять на нее не могли. Значит, вы ей смогли предсказать что-то серьезное и решающее. Я естественно не могла пройти мимо. Женщина всегда должна чувствовать хоть какую-то поддержку. Пусть будет в качестве совета, тоже хорошо.

— Я по секрету скажу, тем более раз вы вхожи в семью Игнатьевых, то думаю, они не будут против, если я предложу принять участие в новом для вас деле. Я заинтересован в получении денежных средств семьей Игнатьевых, надеюсь с их помощью вскоре получить неплохие дивиденды. Не сразу. Как и в любом начинании необходимо кроме средств еще и масса других составляющих. Время и деньги на первом месте. Затем люди. Получение прибыли в любом начинании бизнеса всегда связано с риском, скрывать тут не приходится, вы, и сами неплохо разбираетесь, тем более для вас это привычно, насколько я понял, вы являетесь акционером многих предприятий, и не понаслышке знаете, что такое промышленное предприятие.

— В основном связанных с лесным делом и золотыми приисками — перебила меня Ольга Владимировна.

— Не имеет значения. Вы сами сделали вывод, причем правильный на все сто процентов — в срочном порядке необходимо спасать финансовые накопления. Невзирая на непонимание своих акционеров и вкладчиков в вашем банке, пытаетесь перевести все рубли в те же франки. Я вас полностью поддерживаю, ибо, если следовать моему советчику, который с завидной постоянностью снится, то вскоре и предприятия, и доходные дома, вообще все, чем вы владеете на сегодня в России, потеряете, их заберут рабочие и крестьяне. Они станут хозяевами всего вашего имущества.

— Страшно представить подобное. Вы меня пугаете? Возможно, преследуете какую-то цель? Хотя, что тут можно поиметь? Не понятно.... Не понятно и от этого еще страшнее. Ну, а, в общем-то, я и сама примерно так же думала. Нет, нет, не останавливайтесь, продолжайте уговаривать, мне как женщине это приятно слушать. Вроде как что-то хотели предложить? Ведь я правильно поняла ваш вопрос насчет акционерного общества?

— Да, верно. Игнатьевы и я, в том числе, решили стать партнерами будущего автопромышленника Ситроена. Правда он еще не знает, что вскоре займется выпуском не снарядов, а автомашин. Вот с ним мы и планируем создать акционерное предприятие по производству хороших автомобилей. Вам знакома фамилия Ситроен? Во всяком случае, будучи постоянной гостьей в Париже, возможно, посещали ювелирный магазин в квартале Маре, где владельцем пребывает Ситроен, правда он лишь брат нашего будущего партнера, но, тем не менее, фамилия на слуху у многих французов. Но это так, к слову, да и не так уж нам важно. Главное, что он пойдет на это дело с легкостью. Он фанат автомобилей, нужны лишь деньги и деловые люди которые поддержат его в этом начинании. У него в наличии производственные корпуса, там есть станки, у него работают хорошие специалисты, он умело организовал собственное дело, знает производство как свои пять пальцев.

Продолжая разговор с Ольгой, я в то же время пытался понять свою неожиданную говорливость: — Зачем я все это ей рассказываю? Неужели вновь гормоны заиграли? О-хо-хо, старичок, а туда же, надо будет каким-то образом освободиться от такой напасти, а то я любой более или менее красивой женщине стану всего себя раскрывать. Не до флирта мне сейчас.

— Кстати я видел, как вы лихо подъехали к парадному входу на машине. Кажется, даже марку знаю. Так называемый автомобиль марки "Тюрка — Мери". Я прав?

— Честно говоря, не знаю. Меня подвезли. Хозяин этой машины сегодня тоже решил посетить распродажу имущества княжны. Его заинтересовали картины. И еще... Он банкир, и я думаю, что он сможет приобрести имения Игнатьевых, иногда занимается скупкой таковых в счет покрытия долгов. Я подробности его дел не знаю, мы просто совладельцы громовской лесной биржи, но поговорить с ним через меня у вас есть возможность. Но только этим нужно заниматься или самой княжне, или ее сыну, Павлу. Кстати, это неплохой выход для Игнатьевых из создавшейся ситуации, он сможет принять закладные документы и выдать денежные средства в виде долгосрочной ссуды.

— Интересно, и кто же этот человек?

— Давайте сделаем так.... Вы ждете здесь, я же иду к Софье Сергеевне, и мы вместе с ней приглашаем для разговора.... Не буду пока говорить, потом познакомим вас. Идет?

Я согласно мотнул головой, дама интригующе улыбнулась и мигом испарилась. А мне подумалось — возможно, у них с этим банкиром уже заранее была договоренность о подобном варианте, не может же такое "чудо", как заграничный предсказатель не заинтересовать деловых людей, особенно когда имеет свой интерес матушка нашего разведчика. И Павел, и его мать активно работают по поиску людей хоть чем-то могущих помочь в решении возникших проблем, и меня это вполне устраивает.

Глава 18

Крупный, средних лет мужчина, с проницательным взглядом, неожиданно по-детски ярко-голубых глаз, из-под нависших бровей, сразу же, как только вошел вслед за женщинами и Павлом в комнату, произвел впечатление решительного человека.

— Рад, очень рад, что мне дали возможность познакомиться с известным, как я понял, предсказателем. Живущим не в России, а во Франции и, тем не менее, лучше, чем наше временное правительство знающим, что необходимо делать деловым людям в настоящее время в моей стране. Я не скрываю, мне пофиг кто и как загнется в правительстве, меня в первую очередь волнует вопрос: — чего нам ожидать в будущем? Есть и другой, бывая во Франции, что-то ничего не слышал про вас. Это как понимать? Большой секрет? Или вы слышите от своего ангела предсказания лишь касаемо России?

— Николай Христофорович, позвольте вам представить: месье Крис де Саласар, — перебила говорливого друга Ольга Владимировна поспешив взять на себя обязанность познакомить нас. -Он и есть тот самый провидец, о котором нам рассказала Софья Сергеевна — продолжила женщина.

Гость, не обращая внимания на свою протеже, поспешил схватить мою руку и, тряся ее чуть ли не со всей немалой силой, продолжил говорить:

— Очень рад нашему знакомству, очень рад. Разрешите представиться. Денисов Николай Христофорович, банкир. Не финансовый магнат, но и не простой держатель акций, а управляющий Сибирским коммерческим банком, и контрольным пакетом, владею я, единолично.

Мне такой напор был в диковинку. Все, с кем меня свела судьба в этом мире, были спокойными, слегка флегматичными, мало подверженными страстям люди. А этот господин, только появившись, вмиг произвел впечатление очень эксцентричного человека способного совершить поступок, шокировав им окружающих. При этом будет уверен, что он делает вполне нормальный ход.

— Вы не представляете, как вовремя здесь оказались. У меня и тени сомнений не появилось, когда услышал от Ольги Владимировны о вашем приезде и произведенном вашими прогнозами на нашу ледяную леди, княжну Мещерскую впечатлении, сразу же решил, что мне необходимо с вами встретиться и поговорить. Как видите, я откровенен. Это не говорит о том, что я легко верующий во всякие небылицы человек. Просто время сегодня такое. Хочется узнать, чего ждать, на что и кого рассчитывать. При этом без разницы кому верить, хоть черту лысому, лишь бы дал правильный совет, или обозначил бы направление, в котором стоит двигаться. Мы все, я имею в виду деловых людей, так вот, мы все в растерянности. Незнаем, что делать, каждый из нас готов заплатить немалые деньги лишь бы получить обоснованный совет как дальше жить. Я естественно тоже.

Мне удалось вклиниться в его громкую речь, и я поспешил заверить, что всем, чем смогу помогу. Пообещав собеседнику, что помощь моя не будет ограничиваться просто словами ни к чему не обязывающими, и я постараюсь обосновать все сказанное, опираясь на достоверные факты, тут же намекнул на наличие меркантильного интереса с моей стороны. Сомнений не возникло, передо мной именно тот человек, который нам на данный момент и нужен.

Вот уж никогда бы не подумал о таком неожиданном выкрутасе в своей судьбе. Я сегодня оказался в роли какого-то то ли ясновидящего, то ли экстрасенса. Для гадалки не хватает карт Таро, да и антуража, соответствующего нет. Может руками начать пассы проделывать, или другой какой-нибудь финт продемонстрировать для большей достоверности. Но шутки шутками, а я сейчас действительно выгляжу кем-то вроде мага-предсказателя. Оба финансиста именно таким меня видят, это заметно по их поведению. Разуверять никого не собираюсь, даже наоборот немного подыграю. Хотя обе личности не походили на людей, находящихся на пике отчаяния, но то, что они пришли сюда послушать человека, которому удается видеть картинки из будущего — это, несомненно. Надежда получить совет от провидца, которого посещают во сне Высшие силы вполне в духе времени. Наступивший коллапс в делах правительства, когда никто ничего не может понять в происходящих событиях, и не знает, что делать, как себя вести и что предпринять, для простейшего выживания в неспокойное время всегда сопровождается появлением подобных экстрасенсов, пророков и предсказателей.

— Хочу сразу предупредить, — продолжал убеждать собеседников в своей правдивости — я лишь передатчик мыслей моего ангела, который и нашептывает мне во сне предстоящие невзгоды и неприятности, ожидающие людей России. Я не Господь бог, и имею право на ошибку, сами понимаете, не бывает вестников, у которых все прогнозы полностью сбываются. Но, тем не менее, они ценны при принятии тех или иных решений. Я ни в коем случае не утверждаю, что все мои прогнозы верны, только мошенники и шарлатаны могут подобное обещать, а я лишь пересказываю то, что мне нашептывает во сне мой ангел. Повторяю, я не ясновидящий, и даже не предсказатель, я лишь передатчик сведений от Высших сил. Но и они ни в коем разе не говорят, что нужно предпринять конкретно в данной ситуации вам или еще кому-то. Поэтому предлагаю построить наш разговор следующим образом...

Я стану приводить примеры сегодняшнего дня, в большей степени все, что касается России, вы будете дополнять своими знаниями, и уже потом вместе делаем выводы, опираясь на полученные знания о будущем. Отсюда и появится понимание, что необходимо предпринять лично вам. Пойдет такой план?

— Но меня в большей степени интересует завтрашний день, то, что происходит сегодня в стране, я вместе со своими друзьями неоднократно пересматривали, и вряд ли новость какую-либо услышу от вас. А вот возможность узреть будущие события..., вот это мне крайне интересно.

— Все что знаю, расскажу.

— Отлично, тогда начнем.

Я сам себе удивлялся, взялся сразу, не растягивая наше знакомство, объяснять ситуацию. Это не было заранее спланированным мной разговором. Я предполагал, что за внешней бравадой и уверенностью этого человека скрывается растерянный и незнающий что же ему предпринять в трудное время. Он не простой обыватель, который готов за любую соломинку ухватиться, пытаясь выплыть из бурной реки. Во всяком случае, прогнозы, как и всякий банкир, мог составить, не особо затрудняясь. И только от меня зависит сейчас смогу ли я его убедить и заставить делать то, что мне нужно. Я не в курсе как в другом времени, или в соседнем параллельном мире сложится судьба этого человека, но здесь он должен быть со мной. Не открывая, кто я и что собой представляю, обязан привязать его к себе. И даже повторенный мной неоднократно экскурс по истории будущей России меня не особо напрягал. Надо брат, — убеждал я сам себя, — никуда от таких лекций мне уже не деться, если хочу, чтобы люди шли рядом и верили, и не смеялись открыто над моими прогнозами. Пусть сомневаются, я тоже весь в сомнениях, но мне край как необходимо побыть какое-то время мессией, и для этого нужно, чтобы мне верили.

— И так. Начнем, пожалуй, с малого. Вы в курсе, что в марте этого года введена хлебная монополия, и дневная норма хлеба в городе составляет 0,5 фунта на человека. Так обстоит дело? Так.... А к чему это приведет?

Денисов фыркнул и с долей снисхождения до моего непонимания произнес:

— Любому половому в трактире понятно, к продовольственному кризису. Я больше могу сказать, уже сейчас мои клиенты жалуются на затруднения с ценами на многие виды продукции сельского хозяйства. Катастрофически не хватает продуктов. Причина не совсем ясна, вроде бы правительство не препятствует, ни предпринимателям, ни купцам, и сельчан спонсирует, никто не пытается ограничивать экономическую свободу в делах. Да это и понятно, по-другому и быть не может, так как ключевые посты в правительстве занимают представители крупной буржуазии. Например, министр торговли и промышленности — текстильный фабрикант Коновалов, а финансами руководит сахарозаводчик Терещенко, да много таких там сидят, тот же Гучков, или Третьяков, все они не бедствуют. Гучкова, правда, уже заменили, но и новый военный министр Керенский не замечен, что он нищий.

— Поэтому и не препятствуют предпринимателям — я попытался перехватить разговор, но банкир завелся не на шутку и останавливаться не хотел.

— Да именно так, и не пытаются даже, но у них, к моему сожалению, получается как-то нерешительно, и от этого выглядит все временно. Но и это еще не так страшно. Во всяком случае, для меня, зато полной неожиданностью стало, когда ввели надзор за деятельностью банков, особенно в области коммерческого кредитования. Теперь приходится деньги выдавать на казенные предприятия, причем с маленькой процентной ставкой, а это сами понимаете, хоть и приносит прибыль, но не так как хотелось бы. Не секрет что любой предприниматель заинтересован в получении прибыли, и я не исключение. Быть патриотом России хорошо, благородно, но, тем не менее, от денег никто отказываться не хочет.

— Ну а как же Россия, война до победного конца? Ведь это от вас, как вы говорите, предпринимателей, в первую очередь зависит победа, так почему бы вам и не спустить цены?

Денисов при этих словах поморщился, как будто лимон попробовал.

— Вы знаете, мне кажется, что никто из промышленников не заинтересован в скорейшем окончании войны. Интересы государства у них на втором месте, а на первом получение прибыли. Есть, конечно, и исключение, не без этого. Но они почему-то в первую очередь разоряются. И неудивительно, когда наше правительство обеими руками голосует за продолжение войны, всячески поддерживает предпринимателей, работающих на нее. Дает возможность развернуться новым компаниям. Даже введенная монополия на основные товары сыграло на руку. По идее таким положением дел я должен восторгаться. Нам, банкирам раздолье. Новые компании возникают как грибы, и всем им необходимы кредиты. Мне, можно наплевав на запреты, поднимать процентные ставки, и я уверен, и в этом разе будут просить займы, вплоть до предложений отката, настолько всем нужна монета.

— Стоп. А теперь давайте сделаем вывод. Требуются деньги, деньги и еще раз деньги, значит, наступает время появления акций в продаже, тем более что разрешение получено на их выпуск. Вы должны про это знать и понимать — это приведет к большому разбуханию финансового капитала, а значит и к росту темпов инфляции. Что из этого следует?

— Мы это видим. Крах финансовой политики близок, я его предвижу и понимаю причину. Даже предпринял ряд мер, чтобы спасти свои капиталы. Мы вместе с Ольгой Владимировной взялись создавать дочерние компании за границей. Трудности есть, не без этого. Но понемногу дело продвигается. Тут другое... Мы с ней действуем на свой страх и риск, а хотелось бы, чтобы была уверенность — поступаем как надо.

— Понятно. Вы хотите услышать, что может ожидать в будущем Россию, и соответственно каким боком все это коснется вас лично? Я одно могу сказать. Поступая, таким образом, подрываете экономику России, пусть и незначительно. Кажется, ну что там какие-то несчастные триста миллионов, пустяк на фоне миллиардов. Но, лиха беда — начало. Вспомните, как она заразительна, когда допустим, во время боя какой-то солдат даст деру в тыл. Тут же могут последовать и другие за ним. И все. Бой проигран. Так и в вашем случае. Вы для себя правильный ход выбрали, может, и спасете свои капиталы, но вот выиграет ли от этого Россия? Это под вопросом?

— Да и хрен с ней, с Россией. Не один раз подобное происходило, выкарабкается. А вот я, или Ольга, можем потерять все, вот это и пугает нас. Поэтому к вам и обратились. Хоть чуть-чуть какая-то уверенность появится. Так что давай-ка брат рассказывай, не тяни.

От волнения и ожидания, что я смогу каким-то образом ему помочь Денисов даже не заметил, как перешел на "ты".

— Я тебе доверяю, за тебя поручилась княжна, да и сын ее, граф Игнатьев, сказал, что стоит обратить внимание на твои предсказания. Павел Алексеевич, подтвердите, ведь именно после нашего разговора с вами я захотел встретиться с гостем.

И Павел, и женщины, сидящие все это время молча, так и продолжали молчать, банкир не давал им возможности вступить в полемику.

— Павел Алексеевич не даст соврать, я просто загорелся идеей встречи. В надежде — появиться понимание, что делать в настоящее время. Уговорил Софью Сергеевну предоставить возможность встретиться с тобой. Вот вроде ничего нового пока от тебя не услышал, но все равно как-то легче стало. Дело мое на первый взгляд простое, но конкретного решения что-то предпринять не было, одни попытки. Варианты перевода денег за границу есть, могу даже поделиться опытом по этому вопросу, но вот уверенности в выборе нужного мне, нет, и какой из них предпочесть — не знаю, а если уж говорить откровенно, то сомневаюсь. Сомневаюсь и боюсь.

Он испытывающее посмотрел на меня, как бы пытаясь понять, правильно ли он поступает, рассказывая все свои предпринятые ходы и выходы, а затем, видимо приняв положительное решение, продолжил:

— Есть неплохой вариант сохранить деньги..., — загадочно протянул Денисов — можно продать мой контрольный пакет акций. Я его считаю одним из самых простых. И уже есть желающие приобрести, стоило только мне заикнуться, и финансовый магнат Ярошинский тут же нарисовался. Готов хоть сейчас выложить 15 миллионов рублей.

— Ну, так в чем же дело, продавайте.

— Сомнения гложут. А вдруг не сложится, он там с англичанами корешится, а я им никогда не верил, уж слишком откровенное желание у этих островитян скупить все на корню. Если дать им возможность, то вскоре получится, что вся Россия у них будет в услужении. Деньги решают в нашем мире почти все, они как никто другой знают об этом, уже привыкли любые финансовые потоки под себя грести.

— Ну и что из этого, вы же сами сказали — для вас интересы России ничего не значат, так в чем тогда дело?

— Да, брат. Тебе, как и всем иностранцам, не дано понять русскую душу. Пусть я и буду выглядеть мошенником и прохвостом, но я русский мошенник, и мне в какой-то степени обидно за державу.

— Короче вы хотите, как там, в русской пословице: "и рыбку съесть и ...

— Вот-вот, и об кусты не уколоться. Именно так. Пословица не просто абы как придумана, она итог размышлений русского человека. Но меня не это смущает. Он, Ярошинский я имею в виду, предлагает выплатить мне векселями и уверяет, мол, по ним я могу в Англии получить ихние фунты. Но судя по тому, какими темпами Россия идет к банкротству денежной системы, я боюсь, пока доберусь до английского банка, курс рубля совсем упадет. И вместо 15 миллионов, а это в пересчете на фунты получится... — он стал тут же считать и прикидывать какая сумма выйдет — так, так.... Сегодня на бирже соотношение рубля к фунту это 9, 46 рубля за один фунт, значит, я могу получить где-то около полутора миллионов фунтов стерлингов. Но это если сегодня получу, завтра курс может уже другим быть. Собственно, мне и предлагают такую сумму, но векселями. Раньше подобный взаиморасчет даже предпочтительней смотрелся, но вот в настоящее время он вызывает недоверие. Мне хочется получить все сразу и сей же час, а он предлагает.... Нет, это не дело. Я ему так и ответил.

Я слушал его словесные метания, смотрел, как он то краснел, то бледнел и не понимал: он что, придуривается таким вот образом, или проверяет, насколько я осведомлен? По нему же видно, давно все просчитал и принял решение, я ни на грамм в этом не сомневался. Но от меня в таком случае что надо? Добавить разве только себе уверенность? Я же не финансист и он знает об этом. Могу, конечно, в подтверждение своих прогнозов на будущее добавить фактов? А может, ему требуется что-то типа совета, вероятно все эти его колебания и неуверенность достали до... печенки? Попробовать подсказать, глядишь и угадаю с идеей, посмотрю, как он среагирует, как-никак пришел он послушать оракула, или даже колдуна черной магии. Ну и отлично, пусть посмотрит на мое оракульство. Блин, тогда мне не хватает бубна, хотя нет, я же не шаман, я предсказатель.

— Я думаю, вам следует пойти на сделку, только условие поставить. Например — пакет акций передать заинтересованным лицам при получении подтверждения о том, что на счет в одном из международных банков положена вся сумма и, причем в фунтах стерлингов. Это один вариант, и второй — когда вы прибудете в Англию с пакетом на руках, пусть выплатят заранее оговоренную сумму наличкой. Необходимо вам ещё кое-что знать — национализация всех финансовых структур в России не за горами, если не завтра, то в течение месяца-двух выйдет указ, требуется успеть до этого момента. Пока на территории России еще действует свободно конвертируемый золотой рубль, вы можете в любой стране его обменять, но береженого — бог бережет, а вернее, если вы сами не станете бездействовать. Вы же видите, Софья Сергеевна даже вещи распродает, и это несмотря на то, что она вроде как княжна и ей ли заниматься подобными делами. Но она прониклась и поняла, в сегодняшнее время все в ее руках и только от ее конкретных действий зависит будущее благополучие семьи. Я уж не говорю о России, к которой, кстати, ни у вас, ни у Ольги Владимировны особого пиетета нет. Я почему-то думаю, мне учить, как поступать с вашими финансами, нет надобности. Уверен — лучше меня знаете, как распорядится ими. Я рассказал, то, что мне поведали во сне Высшие силы, какие события ожидать в недалеком будущем в этой стране. Так что милостивый сударь не останавливайтесь, действуйте.

— Да, вы правы. Все верно. Я, если честно, уже договорился о продаже своего пакета акций. Причем именно за фунты, осталось решить, каким образом их получить. Насчет России я пока еще в большом сомнении, не очень-то верится, что ее ждет крах, но я решительно обрезаю концы и выезжаю за границу на постоянное местожительство. Но до этого надо дожить, а пока время терпит, и я могу вам помочь. Я все еще управляющий банком, и в своем праве принять решение взять в залог ваше имущество, имеется в виду имения Игнатьевых, и выдать вам сумму в виде золотых червонцев. Причем безо всяких отступных. Но вот каким образом вы сумеете вывезти за границу...? Тут я не советчик вам. Но с удовольствием присоединюсь, если вы решите этот вопрос. У меня, да и у Ольги Владимировны набирается немало ценностей и имущества, которые очень хотелось бы видеть и во Франции.

Молчавшие до этого женщины обратили свой взор на Павла, тем самым как бы предлагая разрешить возникший вопрос именно ему. Мне вспомнилось про существующую в наше время дипломатическую неприкосновенность некоторых государственных служащих, и я поспешил уточнить у него, применяется ли подобное сегодня в России.

В общем-то, это все знали и без его объяснений. В военное время любого человека могли задержать с целью осмотра багажа, как в порту, так и в море. Особенно в этом плане бесчинствовали английские военные корабли. Павел лишь привел несколько примеров подобного исхода при попытке вывезти запрещенные предметы.

Ольга Владимировна тут же подтвердила вероятность проверки, но добавила — при наличии разрешающих документов на вывоз любого груза из России можно надеяться на благополучный провоз и личного имущества.

— Я уже вам рассказывала, делаю запасы леса, экспортируя его за границу, вернее не я лично, а мои люди, и основной трудностью считаю оформление и получение соответствующих документов здесь, в России. Бардак в делах сегодня присутствует в любых организациях, связанных с разрешительными функциями. Возникают, причем на пустом месте, самые непредвиденные ситуации, которые приходится проталкивать, порой применяя самые невероятные способы. Чаще всего лишь благодаря взяткам удается все своевременно решать. В море, как правило, лесовозы почти не досматриваются, иногда разве поднимется на борт старший группы досмотра и проверит документы, но чтобы осматривали весь груз, такого еще не было. И самое интересное, немецкие подводные лодки, когда атакуют караван, на лесовозы, как правило, почти не обращают внимания. Я к чему подобное говорю, если нам зафрахтовать судно, лесовоз я имею в виду, и разместить там наш груз, то можно и не делать никаких документов. Лес провести документально, как и положено, наши же вещи разместить в трюме, скрыв его пиломатериалом — вполне будет достаточно. Афишировать на всю Россию, что мы везем золото не обязательно.

Я смотрел на эту даму и думал:

— Редко встречаются женщины, совмещающие в себе хрупкость вместе с обаянием и такую вот деловитость, знания и умения которой нисколько не уступают мужским. Я почему-то считал — женщины из высокопоставленных семей в это время не способны решать деловые вопросы наравне с мужчинами. Считал, немецкий принцип в определении предназначения женщин, такой как: — дом, ребенок, кухня, ну и еще немного флирта, является повсеместным, и никаких других интересов. Оказывается, не так, среди богатых русских дам есть женщины, которые не только коня на скаку остановят, но и в горящую избу войдут. Вот и Ольга Владимировна вероятно из этой категории. У нее при всей ее внешней привлекательности и я бы сказал хрупкости, порой проявляются не женская хватка в делах явно мужских, а кроме этого, умение обольстительно улыбаться, строить глазки — а это как-никак несомненно, сказывается при разговорах с чиновниками.

— Ольга Владимировна, а вы не рассматривали наряду с вкладыванием денег в лесную промышленность примерно то же самое сделать, но связанное с покупкой корабля? Этим приобретением, как мне кажется, вы сможете оправдать свои действия и без всяких препятствий вложить деньги ваших вкладчиков, мотивируя это получением будущих прибылей. Надеюсь, что они должны поддержать такое начинание? Главное для всякого акционера проценты получать. Да и сам корабль, это же реальный вклад в ваше будущее. Раз вы мечтаете и во Франции создать лесную биржу, и даже предприятия, перерабатывающие древесину, то покупка судна лесовоза будет выглядеть как наиболее предпочтительный вариант.

— Мы с Ольгой уже рассматривали такую возможность. — Поспешил вклиниться Денисов — и он был бы отличным выходом. Корабль в случае ненадобности всегда можно продать и получить те же деньги, что и вложил. Все верно, если бы не война. Риск что корабль пойдет ко дну в результате торпедной атаки немецких подводных лодок, которые в этих морях находятся как у себя дома, очень велик.

— Но вот Ольга Владимировна уверяет, если ходить в составе конвоя, то на лесовозы немцы почти не обращают внимания? Тогда риск невелик. Или я чего-то не так понимаю?

— Риск всегда есть, к тому же еще и плата за проход в составе конвоя, тоже значительна. — Ольга, по всей видимости, знала, что говорит — никто бесплатно не станет работать. Военные корабли, сопровождая гражданские суда, требуют оплатить возможные риски и владельцам деваться некуда, платят.

— И большие деньги — вновь влез банкир — Ольга Владимировна, фрахтуя судно, делит сумму с владельцем корабля, а если он будет ее, то и платить придется полностью. Прибыль от древесины и так не слишком высока, а здесь получится совсем маленькой. Именно для ее повышения мы и решили, создавать во Франции деревоперерабатывающие предприятия. Станки и оборудование закуплены, не хватает только рабочих рук. Землю в аренду мы взяли, хотя и тут не обошлось без отката. Французы быстро научились, или наоборот, наши чиновники у них позаимствовали, хотя, что об этом говорить, старо как мир подобное ведение бизнеса. Короче, деньги из кармана текут не ручейком, а полноводной рекой, и в этом чиновники всех мастей и любых национальностей поднаторели, вымогают, невзирая на запреты в законодательстве.

Многозначительный взгляд Павла меня заставил вспомнить — одной из причин создания нашего будущего акционерного общества по изготовлению автомашин во Франции была необходимость пристроить русских солдат из состава Особых бригад после их предстоящего отказа воевать за интересы Антанты. Мы еще, будучи в Париже, обговаривали возможность каким-то образом повлиять на незавидную судьбу моих однополчан. А тут прорисовывается дополнительный вариант задействования свободных рук, уже одно это стоило, чтобы поддержать дальнейшие отношения с обоими банкирами.

— Мне кажется, что рассматриваемый вариант с покупкой лесовоза надо срочно пересмотреть. Пусть корабль будет небольшим. Не важно. Я надеюсь, вы найдете возможность приобрести судно, да и обезопасить себя на случай потери как-то можно. Например, в виде страховки. Имеются же конторы по страховке корабля, и груза? Ольга Владимировна вы вероятно лучше других в курсе этих дел? Подскажите, как обстоит положение дел по поводу страхования имущества на море в российской империи, или в связи с войной никто не рискует им заниматься?

— Страховка может быть предоставлена, но платить за нее нереально много. Сумма превышает стоимость и корабля, и груза, правда часть страховочных денег в случае успешного прохода до пункта назначения возвращают владельцу, но все равно очень дорогое удовольствие, поэтому обязательной страховки нет. Тут все зависит от хозяина, ну и от груза естественно. Если груз сам по себе дорогой, то куда деваться, тут без страховки нельзя. Я и не пыталась все это рассказывать раньше, так как вам оно совсем ни к чему.

— Вы правы были бы, если не одно, но. — Павел Алексеевич решился тоже поучаствовать в разговоре. — Нам так и так придется искать возможность перевозки багажа, как мы не стараемся избавиться от имущества, но все одно набирается достаточно большое количество ящиков, ну и людей, соответственно. Уже опробованный ранее путь через Торнио, Хапаранду, Стокгольм, то есть в объезд Ботанического залива, контролируемого немецкими военно-морскими кораблями и субмаринами, нам не подходит, слишком много пересадок. Только через Архангельск. Если и вы хотите присоединиться, то груза будет ровно в два раза больше, соответственно повышаются и затраты на его перевозку.

— В три раза — перебила Ольга Владимировна. На недоуменный взгляд Павла она поспешила разъяснить свое предположение. — Дело в том, что есть еще один человек, который будет не против присоединиться именно к такой группе, которая сумела бы защитить и его, и груз. Я уверена, присутствие в нашей команде этого человека значительно упростит бюрократические проволочки по составлению выездных документов. Хоть и отменили сословные привилегии, но имя правнука императора Павла первого еще на слуху, да и чинопочитание у чиновников на высоте, никуда не делось, присутствует в их зацикленных на взятках головах.

— Олюшка, так ты все еще поддерживаешь отношения с принцем Петром Александровичем? — Не удержалась от вопроса по интересной теме для женщины догадливая хозяйка.

— Наши дома расположены рядом и странно было бы не поддерживать простые добрососедские отношения, и потом, ты же в курсе, нам порой приходилось встречаться на малых приемах, устраиваемых во дворце. Он, конечно, может и без нас выехать за границу, и даже вывезти кое-что из своего имущества, но вот золотые изделия, столовое серебро ну и другие ценности, так же, как и мы, он не сможет. В такой неразберихе, что мы наблюдаем сегодня в стране, в это неспокойное и нелегкое время, могут запросто отобрать на границе. У нас с ним разговор возник чисто случайно. Самолично пришел в наш банк, чтобы заложить ценности, взамен просил перевести полученные деньги в западные банки. Но я не могла ему дать положительный ответ, так как сама не знаю каким образом вывозить ценности в случае таковой необходимости, да и не ростовщик я, брать драгоценности под высокие проценты неудобно как-то. Поэтому отговорилась, предложив подождать. Пообещала, если найду возможность переправить ценности и его и свои за границу, то обязательно дам знать. А мы, как я вижу, уже почти решили каким способом можно это сделать. Осталось совсем чуть-чуть. Купить лесовоз, нанять команду, незаметно разместить на судне доставленное в Архангельск имущество, замаскировать все это грузом в виде древесины и благополучно миновать немецкие субмарины. Всего то делов.

Она под конец диалога нервно засмеялась и добавила:

— Вы хоть представляете, сколько все это займет времени? Одна покупка корабля не меньше месяца. Вы то, как мужчины, должны же хоть небольшое представление иметь обо всем этом?

Павел высказал наше общее мнение:

— Ольга Владимировна, мы как раз и незнаем, не приходилось заниматься подобными вещами, так что вы у нас можно сказать эксперт.

Я решил вмешаться и попытаться разрешить проблему.

— Не мое это дело советовать такой представительной компании, молод еще, но вот опыт, как ни странно, у меня в этих вопросах есть.

Я специально решил напомнить присутствующим о своей официальной версии посещения Петрограда как торгового агента компании "рога и копыта", так я про себя называл то, чем по документам и обязан был заниматься.

— Если разрешите, то я немного покомандую.

И я, неожиданно для всех, а для себя так и в первую очередь, решил воспользоваться моментом и закрепить, начинающие прорастать ростки деловых взаимоотношений, общим делом. Не давая времени на размышления, стал отдавать распоряжения в виде поручений, закрепляя связь между заинтересованными лицами и лишая их повода отказаться от сотрудничества:

— Сбор людей и имущества возьмет на себя Софья Сергеевна, Ильинскому поручим подготовить два-три вагона под груз и вагон для перевозки людей. Он знает, как это сделать, во Франции ему частенько приходилось решать подобные дела при перевозке грузов. Я думаю, что и здесь, до порта Архангельск, он сможет обеспечить нас подвижным транспортом. Ольга Владимировна даст телеграмму своему представителю в Архангельске на приобретение в свое частное пользование морского лесовоза. Причем предупредив того, чтобы это было сделано в кратчайшие сроки. И желательно пункт приписки корабля иметь любой, но только не Российский. Ну и документы соответствующие подготовить. Вам Николай Христофорович надлежит кроме своих сборов как можно быстрее выдать деньги за усадьбы Игнатьевых и частные домовладения Софьи Сергеевны, как и обещали в виде золотых рублей. Павел Алексеевич возьмет на себя задачу обеспечения сохранности имущества, он может вместе с поручиком Вихровым нанять людей способных осуществлять охрану будущего железнодорожного состава, вернее трех вагонов. Я имею в виду и охрану ближайших родственников. Кстати, Павел Алексеевич, я что-то не видел в последнее время поручика, он все так же с нами или остается в городе?

— У него кое-какие личные дела есть, поэтому я его отпустил, а так он с нами, вернее со мной возвращается в Париж. Тем более все, что нужно было здесь решить, мы уже выполнили, остались небольшие мелочи, но я думаю, они нам не помешают заниматься сборами к выезду.

Ни он, ни другие, даже словом не выразили свое неудовольствие тем, что я взял на себя инициативу, наоборот они как-то приободрились и посыпавшиеся советы, и предложения были подтверждением, что я принял верное решение. Взяв на себя полномочия распоряжаться, тем самым, освободил всех от сомнений и страхов решать их самим, а намечая каждому конкретную задачу по подготовке к выезду, отсекал тем самым возможность передумать. Я особо-то и не рвался в руководители на данном этапе, но видя, сколько сомнений и нерешительности присутствует в разговорах и как при всей их энергичности и знания дел не могут решиться пойти на конкретные действия, принял все на себя. Мне не привыкать, командовать, и ответственности я никогда не боялся.

Глава 19

Страх не успеть собраться вовремя и свалить за бугор, до окончательного закрытия границ в связи с грядущими переменами в стране подгонял моих новых соратников. К тому же, я постоянно его поддерживал в них, добавляя страшилки в виде новых прогнозов, якобы приходящих ко мне во сне. Вспоминая известные факты этого периода, старательно рассказывал, при этом специально сгущал краски, желая подтолкнуть и ускорить процесс сборов. Мне помогло известие, что в России создано пусть и временное, но уже коалиционное правительство во главе с князем Львовым, которое сразу же начало выпускать одно за другим указания, изменять действующие законы на другие в основном запрещающие или приостанавливающие прежние. Короче та самая чехарда, которая впоследствии привела к возможности создания нового правительства республики под управлением Керенского.

Зная, что и в Архангельске события разворачиваются примерно по тому же сценарию и там имеет место быть точно такое же непонимание в вопросе: "что делать?" у местных управителей — старался предупредить о возможных трудностях по прибытию в порт. Особенностью в тех краях было не двоевластие как в Петрограде, там чуть ли не все существующие партии, известные на настоящий момент, старались заполучить возможность провозгласить себя новой властью, невзирая на то, что вроде как уже в стране есть, кому руководить. Вооружались различные отряды, якобы для охраны новых вождей и членов их партий. Расстрелять могли просто по глупости, утверждая, что сделали это в интересах революции. В такой нервозной обстановке можно было добиться разрешения, выйти с акватории порта от одной, руководящей городом группировки, и тут же получить облом от начальства самого порта. Разобраться в этом бедламе предстояло мне, никто из моих новоявленных друзей даже представления не имел, как нужно действовать в таких условиях.

В суматохе дел я совсем упустил из вида, что отсутствие поручика Вихрова может стать новой проблемой, причем не столько лично нашей, сколько будущей истории. Убрав Троцкого, оба, и Павел и Вихров, увидели в этом возможность изменить естественный ход развития событий. Хотя насчет поручика я сомневался. Вряд ли тот догадывался, по какой причине ликвидировали Троцкого, он просто выполнял приказ графа. И моя доля вины в этом присутствует. Именно я заронил в мозг Павла мысль о возможности изменить судьбу России, применив терроризм по отношению к наиболее значимым в будущем личностей. Ладно бы только в этом, но я не успел его предупредить, что бездумные акции могут привести горячо им любимую Россию вообще к краху. Кто знает, каков будет результат, что дадут в конечном итоге спонтанные убийства? Вывод сам напрашивался и не весьма лестный в отношении моих явно непродуманных планов, подобная практика может привести к непредсказуемым последствиям, и не уверен, что в лучшую сторону пойдет развитие истории. Одно дело убрать из нее такую личность как Гитлер, тут даже говорить не о чем. Хотя и это может ничего не изменить. Не будет Гитлера, появится Муссолини или еще какой-нибудь чокнутый, которому захочется стать повелителем всего мира. Крохотные уколы типа убийства Троцкого или того же Гитлера для общего направления истории явление масштаба укуса комара, волдырчик на теле и он не критичен, и ничего кардинально не изменится. Точно не знаю, но думаю, так и есть, хотя буквально недавно думал по-другому, уверен был, в подобных действиях есть определенный смысл. Выходит, непоследовательным человеком стал, меня, оказывается, пугает непредсказуемость результатов.

Я, рассуждая над возникшей в моей голове непонятно с чего проблемой, уже понял — сам себя загоняю в угол. Только недавно именно подобные действия считал основными для своей миссии. В настоящий момент пытаюсь остановить человека, конкретно претворяющего в дела мои идеи. К тому же не заморачивается мыслями, к чему может привести такое рвение. Он просто делает дело и тем самым вносит свой посильный вклад в реализацию наших планов. Вероятней всего подобные мысли мне навеяны возникшим пониманием — простым подходом к истории можно дел натворить..., ого-го каких, и сам черт в итоге не разберется. В результате может получиться, когда моя история Мира при сравнении с той, в которой произойдут перемены от нашего вмешательства, будет выглядеть намного благополучней.

А когда увидел появившегося Вихрова с перевязанной бинтами левой рукой, то, несмотря на заверения Павла уже не сомневался, результатом ранения поручика послужила авантюрная идея его начальника. Я попросил у Павла отчета, упирая на недопустимость военному человеку действовать самовольно без приказа сверху.

— Крис, я что-то не припомню, мы выбрали старшим нашей команды тебя? Я, конечно, согласен, ты проинформировал нас с братом о предстоящих событиях, но это еще не говорит, что именно ты станешь нашим руководителем. Но даже если и так.... Прикажете за каждым разом по команде обращаться? Так, мол, и так, желаю изничтожить нехорошего человека. Разрешите действовать? А как быть, если обстоятельства диктуют проявить самостоятельность? Допустим, я взял на себя ответственность и дал команду на уничтожение одного из известных тебе преступников перед людьми. Мне известно о нем стало благодаря твоим рассказам, совместно решили — заслуживает, чтобы его десять раз казнили. Случай представился. И я значит должен еще раз у тебя уточнить, надо ли исполнять приговор? Мне кажется, неверный ход. Мы же обговаривали наши действия, и такой вариант предусматривался. Решили — подобное действие приведет к результату, который нам и нужен. Меньше будет трупов в дальнейшем. Именно это и ставили себе задачей в нашей деятельности, ты же сам говорил — убрав ублюдка сегодня, спасем большое количество людей в будущем и тем самым создадим предпосылки к изменению негативных моментов в будущей истории государства.

— Да, верно, я говорил. Но посуди сам, это же не повод уничтожать всех подряд. Таким методом можно вообще непонятно к чему прийти.

Я видел по его реакции на мои слова, что убедить в обратного этого человека мне сразу уже не удастся. И если честно, то я попросту испугался. Я думал, да что там, уверен на все сто, я прав и ставлю себе задачу в новой своей ипостаси реальную, и желание переделать, если не Мир, то хотя бы изменить участь России таким способом верное, но не мог предположить, насколько выйдет трудно выполнимым. Морально трудным. Как оказалось не легкое это дело — брать на себя ответственность решать — оставить человеку жизнь или лишить. Я не прокурор, и даже не судья, это для них плевое дело, им по долгу службы дано право помиловать или казнить человека. И пусть я знаю — дрянной человечишко, заслуживает смертного приговора, но все одно не по себе как-то. И самое главное — не знаю, к чему приведет смерть раньше отпущенного ему срока. Но уже поздно каяться, факт налицо, свершилось действие и не абстрактное, а конкретное дело. Выходит, я уже иду по новой дороге, и это не скопированное повторение истории, что-то другое, измененное. Невольно возникает вопрос: — как мне понять, не натворим ли мы новых ошибок? Страшно становится от таких мыслей, еще к тому же впутываю других людей, уверяя их в своей правоте. Может пока не поздно пересмотреть намеченные планы? Или просто не привлекать никого, мне пригрезилось самому и выполнять?

Импровизируя по ходу разговора, весь в сомнениях я решил привести нужные в понимании важности сегодняшней ситуации примеры:

— Полковник, как вы отнеслись к убийству вашего отца революционерами? Кому это было нужным? Оно каким-то образом повлияло на ход развития истории?

— Ты сейчас наступил на мою рану своим сапогом. Это убийство! Причем считаю, виновный в нем никакой не революционер, а обычный маньяк. Террориста приписали к революционерам, но тот даже представления не имел во имя чего пошел на преступление. Он выполнял заказ, и я знаю чей. Внушили человеку необходимость сделать выстрел. Убедили что, убив видного политического деятеля, он тем самым поможет народу понять, как нужно действовать. Конкретной цели в покушении не было. Лишь потом газетчики придумали и раздули, выдвигая свои версии и причины убийства. Я понимаю, что ты этим хотел сказать и полностью разделяю мнение — не всегда убийство человека может повлиять на будущее, согласен полностью. Хотя доля сомнения есть, просто мы не можем знать конечный результат. Твой пример — единичный, и узконаправленный, и дело обстоит несколько иначе, мы благодаря твоим знаниям о будущей истории России можем изменить ее ход, ликвидировав явно неугодную личность. И я, и мой брат доверились тебе и думаем, что ты не укажешь на человека с целью уничтожения только из-за того, что его потомок каким-то образом помешал в твоей прежней жизни. И даже заказа не делал, просто рассказал, чем опасен этот человек в будущем.

Чувствую, заронил в его душе сомнения, мало мне своих, теперь и Павел станет изматывать ими себя.

— Хорошо, что ты понял, на всякий случай приведу еще пример. Вот в 1906 году убили министра Столыпина, вероятно, ты Павел Алексеевич, в курсе про его попытку сделать переворот в экономической жизни России? Напомню, Петр Аркадьевич убит, как я их называю, террористами, до революционеров они явно не дотягивают, тем более никто из них и не взял на себя ответственность за содеянное. Но я не об этом, я хочу сказать, что его реформы могли предотвратить сегодняшнюю революцию. Хорошо известно — одной из причин нынешних событий явился земельный вопрос, Столыпин, на мой взгляд, проводя в жизнь свою реформу по упорядочению этого насущного для всей России вопросу, мог стать катализатором сегодняшних событий. Ты согласен со мной?

— В какой-то степени — да, но если честно, то непонятно к чему нужен этот пример, это тебе ясно, а тем, кто его убил без разницы что там, в будущем мог предложить Столыпин, им было достаточно сделанного.

— Просто я думаю — не следует уничтожать поголовно всех политических и общественных деятелей современности, никто не знает, какие последствия придется расхлебывать.

— Но ты-то в курсе, и знаний, представленных про этих деятелей вполне достаточно, чтобы решить их судьбу, а значит и судьбу моей Родины.

— Ты Павел пойми, в таком случае есть вероятность превратиться в обычного убийцу, прикрывающегося высокими словами о благе для людей. Не задумываясь о возможном заблуждении, не имея возможности предвидеть последствия, сотворишь не благо для будущего, а беду. Я и сам до этого придерживался подобных взглядов, но подумав, пришел к выводу — такого порядка устремления приведут лишь к еще большей путанице в истории России и вряд ли подобные действия помогут избежать многомиллионных жертв. Я не отказываюсь от проведения акций по ликвидации определенных лиц, но только по самым ярким представителям человечества, от которых будут в будущем одни неприятности.

— Ну и зачем тогда было городить весь этот план, рассказывать нам с братом кто во всем нехорошем для России виноват, да и сам ты со своим знанием будущего, зачем оказался в нашем мире? Объясни. Ты во мне вызываешь чувство, что сам не понимаешь, для чего ты тут появился, но ты должен уяснить — поздно менять приоритеты, даже если ты и не станешь продолжать свою деятельность, или исчезнешь каким-то образом, то мы с братом уже не остановимся. Продолжим убирать ту сволочь, что мешает сегодня и в будущем жить мирно, без ожидания бедствий для России. Хотя ждать и не приходиться. То, что творится в России уже поруха. Касается не только нашей семьи — это дело всех, кто неравнодушен к судьбе империи. А для меня Россия — это все чем я в жизни дорожу. Мой дом, семья, березки на опушке леса, милые взгляду степные просторы.... Да что там говорить — словами всего не выскажешь. Это в каждом из нас сидит, в том числе и в тебе тоже, иначе ты не стал бы сразу, как появился в нашем мире, искать возможность сохранить его и даже улучшить, убрав виновников творимого ими беспредела в будущем.

Мы еще долго мусолили эти понятия, все-таки ни он, ни я не были простыми исполнителями, или как в наше время обзывали подобных службистов в армии — "солдафонами", и которым было достаточно одного приказа чтобы, не раздумывая идти и выполнять полученное задание. Есть категория людей, для которых ничего святого в мире, где они проживают, нет, и таких, к сожалению, миллионы. Уверен, ни я, ни граф в их число не входим. И нет необходимости поддаваться сомнениям. Ни к чему хорошему не приведет подобная нерешительность. Решил, что нужно убирать будущих виновников массовой гибели людей, значит так и должно быть. Само по себе в мою голову это понимание, вернее план, не мог прийти, наверняка он заложен в мои мозги теми силами, что перекинули сознание из будущего. Именно понимание истории дает право решать, кого миловать, а кого наказывать. Мне, но не другим. Отсюда и следствие — необходимо добиться, чтобы никто из нашей команды не проявлял слишком много инициативы без моего благословения. И судя по внешнему виду Павла в ходе профилактической беседы, во всяком случае, мне показалось, он проникся и не станет впредь ее проявлять.

Поживем — увидим. — Успокаивая себя подобными словами, я всячески пытался подкорректировать идею затеянного мной переустройства этого мира. Тот факт, что еще почти ничего не сделали, а я уже в штаны наложил, меня естественно насторожил.

Глава 20

— Ты хотел узнать, где поручик смог ранение заполучить? — Вмешался в ход моих размышлений Павел. — Так вот, он выполнял мое поручение. Я не мог не вмешаться и оставить царскую семью в беде. Моя присяга офицера не просто слова, и мое обещание верности долгу служения Родине слишком много для меня значит. Я обязан был попытаться им помочь. Хотя бы освободить из-под стражи. Нет, ты не подумай, что я Вихрова одного послал на дело. Мы, когда еще только добирались до Питера, обсуждали, как лучше провернуть подобное. И сразу же по прибытии в город отыскали своих единомышленников. И поверь, таких людей оказалось немало.

Кто бы сомневался.... Насколько я помню из множества прочитанных в свое время документов, таких людей, монархически настроенных, и готовых на самопожертвование в это время было предостаточно. И вариантов по спасению царской семьи, тоже было немало. Но ни одна из попыток освободить царскую семью не увенчалась успехом. Ни тогда, когда они находились под арестом в Царском Селе, ни после перевода ее в город Тобольск, а это произошло в июле 1917 года.

Поэтому мне стало интересно, как все происходило в этот раз. Внимательно выслушал полковника, который хоть и чувствовал свою вину из-за того, что не доверился мне и не рассказал про акцию по спасению семьи царя, но в тоже время ни на грамм не сомневался в ее необходимости.

— Я не стану тебя посвящать во все нюансы операции, но коротко проинформирую. Главное — попытка освобождения царя провалилась. Я понимаю: — ты можешь меня упрекнуть, что не посоветовался с тобой и не выслушал твои нужные в данном случае предложения по проведению необходимых мероприятий в ходе подготовки освободительной операции. Но мы и сами присоединились к группе, когда уже почти все было спланировано, все было достаточно грамотно, как перед маневрами, с картами, выкладками сил и средств и ходом боевых действий, чуть ли не пошагово. Возможностей что-то изменить уже не было. Мы с Вихровым просто присоединились к группе офицеров, которых знали, как стойких, монархически настроенных, людей. На них мы наткнулись буквально сразу по прибытию в Петербург. Зная хорошо ротмистра Лопухина* и его сослуживцев по Сумскому гусарскому полку, я не мог отказаться от участия в этой, как я сейчас понимаю организованной на скорую руку, боевой операции.

Провал был неминуем, хотя бы по тому, что ее непосредственным руководителем и организатором оказался присяжной поверенный, некто Полянский. Сугубо гражданский человек, который, несомненно, является ярким приверженцем монархии, но оказался не способен спланировать не только боевую операцию, даже обеспечить ее оружием и техникой не сумел. Он надеялся, что те офицеры, которые присоединятся к их группе, все сами организуют и смогут привлечь достаточное количество военных для проведения штурма дворца с целью освобождения царской семьи. К тому же единолично вел переговоры и считал, что сумел договориться с эмиссаром военного министра Франции через капитана Жоржа Садуль об оказании помощи по спасению Императора и его семьи, особенно в деле эвакуации их в дальнейшем за пределы России.

Вроде бы договор был достигнут. Но..., на словах одно, а в результате получилось совсем другое. И, как я сейчас понимаю, ни Франция, ни Англия, в лице своих политиков, ни в коей мере не были заинтересованы в спасении царской семьи. Заговорщики никакой помощи не получили, ни деньгами, ни оружием, ни предоставлением путей возможной эвакуации. Зато своим бездействием союзники предрекали царскую семью на смерть. Поняв, что они ничего не станут предпринимать, я вспомнил все, что ты нам говорил насчет их устремлений. Сделал для себя вывод: и раньше, и сегодня они предпринимали все возможное, чтобы русские сами уничтожили Символ России.

Царь всегда был Символом для империи, никто и не сомневался в этом, в том числе и представители так называемых "дружественных стран". Заронив во мне сомнения в отношении их намерений, ты подтолкнул тем самым мое недоверие к обещаниям и заверениям по оказанию помощи и в этот раз. Попытался предупредить об этом Полянского. Тут же убедился, он не может это принять и осознать допущенную ошибку, ему не верилось, что никто не торопится помогать нам в деле освобождения из-под ареста царя. Слишком большой была у него уверенность в том, что наши, так называемые друзья, и вся просвещенная Европа в лице своих правителей окажет помощь родственникам по крови. Оказалось, нет, лишь одни обещания, ничего практически не предпринимая. Тут уже не только я смог убедиться в их заинтересованности в ослаблении России.

Стало очевидным для всех участников в заговоре, что принятое решение "не вмешиваться" — не частное решение, того же эмиссара, это политика поведения, правительств западных стран. Они увидели в гибели царя возможность ослабить страну. Ведь лишившись своего символа, Россия будет не в состоянии реставрировать монархию, и тем самым они смогут внести разброд и шатание в умы россиян, подтолкнут их в хаос гражданской войны, которая окончиться развалом целостности державы — цель, достойная для хамелионистых друзей. Ты оказался прав.

— Павел Алексеевич, ты как дитя неразумное. Простых вещей не понимаешь, или просто не хочешь понять, чтобы в людях совсем не разувериться. Все замешано не только на амбициях и желаниях правительств западных государств, тут дело в основном в деньгах. Больших, я бы даже сказал огромных сумм в виде Российского золота. Ты же должен знать, что Николай, наш батюшка и благодетель, был в свое время одним из инициаторов создания единого Мирового Финансового центра со своей валютой. Именно тогда через банкира Дома Романовых Эдварда Ротшильда внесла Россия в "уставной капитал" Мировой Финансовой Системы 48600 тонн золота, заложив его по общему согласию всех заинтересованных лиц, в хранилище Форт Нокс. Это на территории США, если ты не в курсе.

Вроде хорошо придумано, и цель высока — ради сохранения мира на земле. Россия получала права на активы в Золотом Пуле в размере свыше 52 миллиардов долларов золотом. Но, как ни печально, Ротшильд обманул царя. Семья банкиров планировала весь благородный металл в этом центре пустить на свои нужды и предприняла все возможное, для того чтобы золотишко перешло из подвалов здания созданной МФС в их частную собственность. Обещали, правда, что проценты с депозита, как и положено, в таких случаях, будут поступать на счета тех государств, которые и вложили свои средства, даже определили, какой процент должен идти, примерно четыре процента. Сам понимаешь, очень неплохой, при таком большом вкладе. Но пока что ни разу за эти года Россия деньги не получила. Естественно, царь наш батюшка стал возникать. Тем самым нажил себе в качестве врага огромную, одну из самых влиятельных в мире с ее неограниченными финансами, еврейскую семью Ротшильдов.

Доказать, что деньги российские, царь мог в любой момент. И даже потребовать вернуть их. Но ведь, и они это понимают. Для того чтобы все запутать и затянуть выплаты, а в дальнейшем и прибрать золото в свои хранилища, развязали никому кроме банкиров не нужную войну. Ради контроля над златом Российским они не только царя и его наследников уничтожат, но и Россию пустят под нож. Мне известно, да и тебе уже я говорил, что именно с их подачи произойдет вторая революция под управлением большевиков, которые нехило испачкались, получая деньги от банкиров на свои нужды. И последующая гражданская война, в которой в первую очередь будет преследоваться цель расчленения бывшей великой империи на куски тоже их рук дело. Ради того, чтобы получить документы, составленные при договоре в шести экземплярах в виде золотых сертификатов, убили Распутина, да-да именно из-за них и убили, правда, преступники не знали, что отданные царем как духовнику царской семьи Распутину документы тот уже вернул хозяину, предвидя расправу над собой. При всех его порочащих делах этот человек все-таки не был халявщиком, как тот же Ротшильд, который можно сказать, украл деньги у России, используя бесхребетность помазанника божьего и доверие к своему банкиру. А документы, подтверждающие количество заложенного золота в США спрятаны в хранилищах швейцарских банков и находятся под контролем все тех же Ротшильдов.

Вот так-то дорогой полковник. Я и раньше тебе, и Алексею, пытался донести все это, но вы не принимали на веру, что вся сегодняшняя геополитика замешана в первую очередь на деньгах. Вся остальная политическая возня — лишь остатки большой игры, в которую играют уже взрослые мальчики, знающие и умеющие, а самое главное могущие вести такие игры. Опираясь при этом на деньги, полученные, в том числе и нечестным путем. И тот факт, что никто не хочет спасать нашего императора это не потому, что он никому лично не симпатичен, нет, конечно. Это результат неправильной его игры, слишком уж многое от него зависело в деле сохранения и приумножения семейного бизнеса Ротшильдов. Тут не мешает добавить: — по-видимому, вскоре вся финансовая мировая система будет сосредоточена в одних руках, вернее в руках хоть и теневого, но действительно работающего мирового правительства. В виде разных масонских организаций, всяческих фондов, сообществ и представительств, все они начнут дудеть в одну дудку, под музыку, написанную кучкой финансовых воротил. Деньги, делали, делают и будут делать всю геополитику Мира. Мы с тобой можем лишь попытаться не допустить гибели ни в чем не повинных миллионов людей. Я считаю эта цель нам по силам.

Взволнованный от понимания продажности, ради своих интересов, союзников по Антанте Павел очень переживал по поводу неудавшейся попытки освободить символ гибнущей страны. Продолжая рассказ о своих злоключениях, уже не вспоминал о возможности договориться с представителями других государств о помощи.

— Многочисленная двойная охрана, как внутренняя, так и внешняя, видимая даже невооруженным взглядом, круглосуточное наблюдение ею за всеми членами семьи уже проблема, видимая каждому, кто более — менее разбирается в таких операциях. Можно добавить к трудностям при выполнении задачи наше знание о настроении начальников охраны, полковников Кобылинского и Коровиченко, которое не позволило нам договориться с ними об оказании помощи. Все это заставляло организаторов заговора готовить чуть ли не войсковую операцию. Во всяком случае, планировалось привлечение нескольких отрядов, даже броневиков. Я, вместе с моими прежними сослуживцами по Сумскому гусарскому полку должен был начать эту операцию по освобождению царя и его семьи. На мой взгляд, кроме перечисленных трудностей самыми слабыми местами в нашей подготовке являлось отсутствие взаимодействия и связи. Хоть и продумали пошаговую стратегию проникновения в охранную зону, но конкретно довести до каждого офицера, я уж не говорю о рядовом составе, никто не догадался. Все почему-то надеялись на внезапность и возможный переход охраны на нашу сторону. Неверным решением стала общая атака на сам дворец, вернее все надеялись проникнуть через главный вход. И еще один момент, я только сейчас понял, что тут вмешалось и русское "Авось", уж слишком открыто действовали офицеры, набирая добровольцев для участия, никакой конспирации. Я повлиять на происходящее не мог, Вихров тем более, он хоть и находился постоянно при Полянском, но тот его мнением не интересовался, и как результат сразу же при выходе на исходный рубеж охотников с Сумского полка они все оказались в западне. Их просто на просто расстреляли в упор из пулеметов. Другие подразделения даже не успели выйти из казарм, или не захотели. Не знаю, что им помешало. К сожалению, а может к счастью, я тоже не смог присоединиться, уговаривал в это время оставшихся в казармах гусар послужить России. Ну, а то, что Вихров остался жив, тут можно отдать должное его умению выходить сухим из воды. И не такие ситуации он видел, хотя доля везения тоже есть.

Он замолчал, переживая случившееся, был немного не в себе, и я, чтобы хоть как-то успокоить полковника стал рассуждать о том, что люди, делающие эту революцию, ищут жертву. И они ее нашли в лице царя и его семьи. Молох революции требует, чтобы жертва была значительной, поэтому неудивительно, что ему активно помогает международный капитал, которому нужны гарантии, в которых все останется без изменений и их государства только выиграют от такого сотрудничества. Для них важно одно — сокрушение незыблемости, традиций, мощи и силы России. Вся "дружественность" соседей по отношению к русским именно в этом и заключается.

Рассуждая, таким образом, в душе немного был даже рад, и совсем не расстроен неудачей "рыцарей своего короля". Я и тогда, когда был в другом теле, считал, и сейчас думаю также — проведение казни царя и его семьи было правильным решением. Неподготовленным и непродуманным — да, но необходимым. Плохо подчистили древо, остались несколько далеких родственников, которых уже в моем времени использовали в своих корыстных целях недоброжелатели России. Другое дело как все это обставили и провели.... Сделано было действительно не по-людски. Я бы мог сейчас посоветовать, как лучше организовать смерть семейства. Поспешность в таких делах всегда намекает на неуверенность и предвзятость. Хотя кто его знает, тянуть с этим делом тоже неверное решение. Главное — символа для русских людей в лице престолонаследников не будет — уже хорошо. Меньше соблазна нашим врагам использовать этих отпрысков в виде знамени или того же символа ради враждебных целей. Мне она известна — уничтожение России. Чтобы на планете даже не пахло русским духом. К сожалению, они, как и раньше, так и сегодня, и даже в далеком моем будущем, не понимали и не поймут, что живущие в этой стране многочисленные национальные образования только по отдельности представляют собой белоруса, татарина, украинца, удэгейца, а вместе мы все — РУССКИЕ.

Глава 21

Время не идет, бежит. Анализируя сделанное, вижу — почти все, что планировал сделать в Петрограде, выполнено. Все заинтересованные лица в скорейшем выезде из страны активно выполняют порученные им дела, конечный результат близок. И мне, признанному всеми участниками руководителю команды, лишь оставалось принимать доклады о готовности. Но..., мечтать не вредно. То один, то другой, продолжали обращаться ко мне с просьбой, объяснить, каким образом лучше поступить при решении непонятных им дел. Это я, как бы француз, иностранец, в конце концов, должен давать советы местным гражданам по подготовке к поездке. Они почему-то считают, я знаю и могу предвидеть любые мелочи. Уверены — подскажу именно то решение, которое им поможет в ходе подготовки к бегству из России.

Даже Павел, уж кому-кому, но ему-то с какой стати спрашивать — брать с собой оружие или не брать? По-моему, глупейший вопрос для полковника, участника боевых операций, одного из организаторов контрразведки при ставке русской армии, а затем и агентурной разведсети за границей.

— С чего такой вопрос, Павел Алексеевич? Вы же информировали, что наняли команду. Разве такое понятие как сопровождение особо ценного груза не предусматривает наличие оружия у караульных?

— Дело в том, что охрану я подобрал из числа бывших участников попытки освободить царя, все они офицеры, все в розыске, одно лишь появление кого-то из них в городе, да еще с оружием вызовет подозрение и арест. Вот и спрашиваю у тебя совета, как поступить в данном случае нам. Оружие, ясно понятно, в дороге пригодится и найти его в достаточном количестве я смогу. Проблема как я уже сказал, заключается в запрете на ношение оружия бывшими офицерами. Вплоть до расстрела на месте при обнаружении такового. Понимаете? Кроме этого, составы проверяются на наличие оружия военными патрулями. Я уточнял, без осмотра вагонов милицией или патрульными ни один поезд не уходит со станции. Ищут и оружие и бывших жандармов. Хватают всех подозрительных. А наши люди мало того, что все более чем подозрительные личности, так ещё и с оружием будут. Ты представляешь реакцию досмотровой команды?

— Ну и не надо таскать оружие с собой. Спрячь его, после отбытия поезда раздашь. А кроме поиска подозрительных лиц, чем еще вызваны такие строгости при отправке поездов? Не выясняли?

— Имеются сведения, что на железной дороге, на пути следования до Архангельска, появляются вооруженные банды и с каждым днем все чаще и чаще случаются нападения на пассажирские поезда. Я связываю все это с преступной халатностью министра юстиции господина Керенского, который провел законодательно всеобщую амнистию осужденных, как за политические дела, так и за мелкие уголовные преступления. Никакого контроля при проведении амнистии естественно не организовал. Непрофессионализм чистейший. И этого болтуна, вместо того чтобы одернуть и поправить назначили военным министром, по сути, повысили в должности. Никто не подумал, что же в результате этой акции получили люди. На свободе оказались тысячи заключенных и в их числе многие бывшие воры и налетчики. Сейчас в темное время суток на улицах города страшно появляться. Мигом разденут и это в лучшем случае. Без оружия невозможно сегодня и шагу ступить, и я это отлично понимаю, и упрек в отношении моего вопроса принимаю. Но и ты пойми, стоит только появиться офицеру с оружием в руках, ему тут же предъявят обвинение в попытке устроить переворот. А если будет не один, а десяток человек? Здесь достаточно вспомнить нашу операцию по освобождению царской семьи.

Меры предосторожности со стороны властей вроде бы правильные, но нам они мешают. Оружие необходимо, я это понимаю не хуже тебя. Вопрос был задан в основном из-за чего? Чтобы ты был в курсе. Ну и я с твоего одобрения мог готовиться, сообразуясь с обстоятельствами. Несмотря на запреты, оружие имеется у всех, кто в нем заинтересован. Бандиты, обыватели я уж не говорю о революционерах, все они вовсю вооружаются, готовятся к вооруженному перевороту. Кстати, я все-таки при получении задач от моего нового начальника генерал — квартирмейстера генштаба, Николая Михайловича Потапова намекнул ему, что назревает вооруженный большевистский переворот. И как вижу, уже приняты меры, даже твоего Ленина поставили в розыск, а оружие, ранее переданное рабочим отрядам, начали конфисковать.

Меня заинтересовала фамилия генерала, начальника Игнатьева:

— Я не ослышался, ты посещал Потапова?

— Я и сам удивился? С чего бы это меня вызвал руководитель военной разведки на беседу, не по чину вроде бы. Хотя в прошлый свой приезд я тоже имел беседу, но не с Потаповым, которого назначили на эту должность совсем недавно, а с самим царем. Может именно поэтому я и удостоился чести получить дополнительные инструкции. Моя деятельность на посту резидента разведки российской в Париже видимо и его заинтересовала. Ничего нового он мне не мог сказать, все те же задачи по поддержанию уже существующей разведсети в Германии и привлечению новых агентов. Но когда я ему напомнил, что для подобных дел нужны деньги, то он замялся и свел вопрос к необходимости пользоваться бесплатными услугами людей, которые спят и видят, как насолить бошам.

— Значит, денег тебе не дают?

— Немного обещали подкинуть, но потом, после того как сам Потапов разберется с делами. Отправил затем к министру финансов с запиской, где настоятельно просил выдать мне пять тысяч золотом для поддержания моей агентурной разведсети во Франции.

— Я читал про судьбу Потапова. Хочешь знать, с кем ты вел беседу?

— Интересно услышать?

— Я не стану настаивать на достоверности этих сведений, так как не уверен, что мы с тобой говорим об одном и том же человеке. Но если это тот человек, то знай..., — сегодня он, как видишь, весьма заметную должность в правительстве занимает, но это не помешает в дальнейшем перейти на сторону большевиков. Генерал Потапов станет активным сотрудником разведки и контрразведки молодого государства, и одним из борцов с белым движением. В результате, многих офицеров, оказавшихся в изгнании, сдаст чекистам, выманивая тех на территорию России путем обмана.

Появившееся недоумение на лице Павла показало, что он не понимает, как это боевой офицер Российской армии, имеющий за собой большие заслуги перед отечеством, неоднократно награжденный боевыми наградами, и вдруг станет сдавать боевых сослуживцев каким-то там чекистам. Будет считать офицеров за врагов страны, которую те всегда считали Родиной и защищали ее на фронтах, неоднократно награждались за подвиги во славу России, получали ранения. И это не жандарм, которому положено по должности искать и уничтожать предателей и врагов империи, это боевой офицер, участник многих сражений.

Я постарался снять недоумение и даже в какой-то степени обиду за русского офицера так и не ушедшие с лица Игнатьева:

— Ты не особо расстраивайся по его поводу. Многие из офицеров посчитали, что служить большевикам ради безопасности своей страны не зазорно, и не он один будет работать в органах, которые заменят русскую жандармерию. Я уже говорил, твой старший брат также перейдет на их сторону, и служить новой России будет рад, и я бы хотел добавить — его решение в первую очередь связано с желанием стать полезным русскому народу. Так что особо не напрягайся. Ты тоже станешь служить новой России, правда, несколько в ином виде, я тебе это обещал. Давай лучше вернемся к вопросу о вооружении наших охранников.

В результате мы с ним решили — оружие необходимо в дороге, но вот добиваться разрешения на него необязательно. Нет надобности, фигурировать на станции и офицерам, решили заранее вывезти их за город и подсадить на ближайшем полустанке. Ящиков с имуществом набралось много, можно среди них разместить еще три-четыре и с оружием, никто и не заметит. Может быть.

Тут очень кстати оказался и принц Петр Александрович Ольденбургский, именно с его помощью нам удалось получить разрешение на вывоз личных вещей за границу без всякого досмотра. Такое послабление нас весьма порадовало. При отбытии состава никто даже не потребовал список вывозимого багажа. А его у нас, как я и предполагал, набралось на три "столыпинских" вагона. Именно такой тип передвижного состава применялся при переезде семей крестьян на новое место жительства в Сибирь при Столыпине, отсюда и название. Особой необходимости на мой неискушенный взгляд в вывозе большого количества имущества за границу я не видел. Хотя и понимал, трудно человеку, а тем более женщине, расставаться с милыми сердцу вещицами, такими, как например старинные венецианские зеркала. Для каждого подобного экспоната нужен отдельный ящик, наполненный древесной стружкой ради сохранения в целости изделия, и таковых было много. Хорошо еще наша княжна смогла кое-что реализовать в ходе проведения аукциона, а то вместо трех вагонов пришлось бы загружать все пять. Так ведь к тому же она не одна такая, у Ольги Владимировны нисколько не меньше ящиков с пожитками оказалось, да и другие пассажиры от них далеко не ушли, и мы с великим трудом распихали все это имущество.

Получив в результате аукциона деньги, Софья Сергеевна вместе с Павлом поспешила воспользоваться предложенной помощью Денисова, и обменяла все кредитные билеты и векселя на золотые рубли. С полученными суммами в результате заклада имений, реализованных на аукционе вещей и снятых со счетов денег, в наличии у семьи Игнатьевых оказалось около 60 тысяч рублей золотом. Это большая по размерам денежная масса, и неудивительно, что пояса на тело, которые мы специально к этому случаю сшили, явно были маловаты. Да и тяжелыми выходили они. Предложенные взамен саквояжи слишком уж бросались в глаза, поэтому решили использовать те же самые ящики с имуществом. Ради маскировки проложили пояса разными тряпками, в надежде, что вряд ли кому придет в голову искать золото в вещах, его нормальные люди возят, располагая поближе к телу. Хотя, все зависит от количества и вида слитков.

Я как хороший контрабандист, ни разу не имеющий отношения к контрабанде ни в этом, ни в другом времени, старался не подавать вида, что делаю не свое дело. Наоборот, именно под моим руководством и производились все мероприятия по маскировке. Ехали не только мои знакомые, но и члены их семей. Все везли с собой ценности, и все это вместе взятое тянуло на очень солидную сумму. Меня не могло не пугать подобное положение вещей. Тем более погрузка происходила открыто, на станции это все видели и лишь про золото никто не знал. Правда и догадаться труда особого не надо. Понимание того, что кто-то да позарится на наш поезд, не давало мне спокойно готовиться к выезду. Людей набиралось в общей численности не мало — двадцать восемь человек. С матерью, с Софьей Сергеевной уехать захотели и ее дети: сын младший Сергей и дочь Ольга Алексеевна с мужем Николаем Звягинцевым. Второй дочери в городе не было, и Софья Сергеевна очень переживала по этому поводу. Денисов кроме своих жены и детей соблазнил выехать брата с семьей, только у Ольги Владимировны никого не было. Родственники ее не поддержали, и уезжать из России не спешили, несмотря на уговоры.

Собравшись перед отъездом в доме принца, мы стали уточнять, все ли мы сделали, как и планировали. Обговорили маршрут, ведь нам пришлось его поменять. Пришли к выводу что если и есть упущения, то их уже не решить, выезд не отложить. Я в конце совещания коротко подытожил:

— Во-первых: — ехать придется не в Архангельск, а в Мурманск, именно там стоит морской лесовоз, купленный поверенным в делах Ольги Владимировны, и ждет погрузки. Нам повезло, оказывается, он уже неоднократно предлагал своей хозяйке такой вариант в их деятельности по перевозке леса, и судно давно было присмотрено. Немаловажной причиной изменения маршрута явилось и то, что железная дорога до города Мурманска, только недавно реконструирована и переведена на железнодорожную колею, принятую в России. Соответственно использовалась в меньшей степени, поэтому находится в гораздо лучшем состоянии, чем дорога, ведущая в Архангельск.

Достать подвижной состав из трех грузовых и одного пассажирского вагона в этом направлении оказалось намного легче, чем допустим до Москвы. Тем не менее, Ильинскому пришлось покрутиться изрядно. Свободные вагоны в настоящий момент не простаивают, найти их трудно. Как не удивительно, военное положение в стране помогло. С Мурманских складов поезда со снаряжением и вооружением для фронта идут, а обратно, зачастую гонят порожняком. Он и воспользовался. Ему от всех нас большой респект.

Во-вторых, — Сибирский коммерческий банк, которым до настоящего времени управлял Денисов, вложил порядочную сумму денег на постройку самого порта в Мурманске, и он надеется, что это поможет нам спокойно покинуть порт, его руководство заинтересовано в дальнейшем сотрудничестве.

Ну и чуть ли не самое главное, что заставило нас искать другой путь, это информация, которую сообщил нам наш принц. Оказывается, горло Белого моря постоянно блокируется постановкой немецких мин, а подводные лодки шастают тут, как у себя дома. По данным адмиралтейства только в 1916 году на этом направлении было потоплено 29 судов различного назначения. И если уж среди затонувших кораблей были суда с красными крестами, то наш лесовоз тоже мог оказаться на дне морском.

Все это и послужило в пользу принятия нового решения — выезжать в город Мурманск. Вагоны уже загружены нашими вещами, и охрана из восьми человек нанятых Павлом уже при деле. Благодаря вмешательству принца им выдали разрешение покинуть Россию, как и всем остальным путешественникам. Четыре человека из охранников, как сказал мне Павел, согласились и дальше служить в его подчинении. Молодые, недавно только выпущенные из школы прапорщиков офицеры, не захотели отправляться на фронт в такое неустойчивое во всех отношениях время и с удовольствием присоединились к полковнику в надежде, что служба под его началом выйдет более безопасной и перспективной. Нам это на руку. Ну а остальным нашим охранникам просто необходимо какое-то время отсидеться в местах отдаленных после неудачной попытки освободить царскую семью из-под стражи. А где всегда прятались неугодные русскому правительству люди? Правильно, в лояльной по отношению к врагам России во все времена, демократической Франции.

Глава 22

Все эти сборы, суета, беготня по знакомым и малознакомым чиновникам для решения непонятно откуда возникающих вопросов — все это мне напоминало сборы моих друзей при выезде на лето в одну из деревень. На так называемую в моем времени летнюю дачу. Такая же суета наблюдалась. Только в уменьшенном виде, при этом вся округа знала, что Ивлевы уезжают надолго. Здесь было в точности так же. Я и тогда удивлялся, зачем нужно говорить соседям, что семья в полном составе уезжает из города, так и сейчас, никак не мог уловить смысл, доводить время отъезда и причину совершенно посторонним лицам. Оповещать соседей, друзей, и даже малознакомую милицию, что вот-вот, совсем скоро, семья Игнатьевых уедет на временное житие во Францию. Непонятно какую цель преследовала Софья Сергеевна, извещая благотворительные общества, что уже вагоны загружены, а их ждет в Мурманске корабль. Я обратился за разъяснением к Павлу, в конце концов, он отвечал за безопасность отъезжающих, на что тот только развел руками. Но поспешил успокоить, оказывается кроме нашей команды в этом же железнодорожном составе едут еще несколько семей и тоже с грузом. Особенно его радовало, что у них есть, как и у нас, охрана, и он даже успел, с ними договорится о взаимодействии по пути следования поезда в случае нападения.

Он явно не понимал, а я не мог толком объяснить, что такой удобный случай поживиться бандиты просто не могут пропустить мимо себя. Неприятности могут ждать нас чуть ли не за первым поворотом. Донести до заинтересованных лиц возможность поживиться за счет лохов труда особого не составляет. Зная заранее дату отправления состава проще простого остановить поезд и забрать все имущество себе. И охрана не поможет. Понадеявшись на военный опыт Павла и на то, что в ее составе едут боевые офицеры, даже не пытался проверить, насколько серьезным и подготовленным выглядит наше боевое подразделение. Лишь после получения информации о попутчиках я попросил Павла показать и охранников, и самое главное оружие, которое они сумели погрузить в вагон.

Я, если честно, мало смыслю в таком вот виде "боевых действий", но по фильмам и по книгам очень неплохо представлял, чего можно ожидать в случае нападения на поезд. Пришлось вспоминать какие действия предпочтительней предпринять, чтобы обезопасить путешественников в дороге. Появившееся в результате желание проверить готовность нашей охраны возникло не зря, такое легкомысленное отношением к серьезному делу меня удивило.

Во-первых, — идущая непонятно откуда уверенность этой самой охраны, что только один вид их суровых мужских лиц отпугнет любую попытку нападения на поезд.

Во-вторых: — они собрались ехать всем отделением в одном вагоне. Достаточно лишь пулеметной очереди по нему и все, нет охраны. Естественно такое отношение к порученному делу мне не понравилось. Я даже переспросил, какие мотивы послужили для принятия явно неразумного решения?

Оказалось, в их понимании, под охраной поезда подразумевается всего лишь в случае необходимости дать дружный отпор нападавшим. При любой войсковой операции считалось, чем больше сосредоточено оружия в одном месте, тем выше результат. Тут только мне стало ясно — четыре безусых прапорщика мало смыслят в боевых действиях, а другие четверо слишком высокого мнения о себе и своих умениях. А как иначе? Все четверо бывшие кавалергарды и в атаку ходили только в конном строю, да еще и при плюмажах на кожаных касках. Никто из них даже не подумал, что можно на ходу поезда, при умелой сноровке злоумышленника, забраться в любой из вагонов и просто выкинуть все, что находится в нем, на улицу. Пока остановят поезд, пока охрана выяснит, пока они начнут свою чуть ли не "войсковую операцию", бандитов с подобранным имуществом и след простынет. К тому же из оружия у них в наличии личные револьверы и трехлинейка "Мосина", да еще в довесок болталась, явно мешая действовать, сабля на портупее. Сожалеюще вздохнув, и непроизвольно вспомнив про себя расхожую пословицу среди военных: "как надену портупею, так тупею и тупею" я принялся убеждать воинскую братию изменить принятую ими стратегию. Меня они в качестве командира не воспринимали категорически. Используя влияние Павла, настоял, и заставил сделать по-своему. Четыре вагона — восемь охранников, чего проще — взять и разделить по двое. Поселить в каждом вагоне, обеспечив тем самым сменяемость часовых и организовать непосредственное наблюдение за местностью. Договориться о семафорной связи между собой, для чего приобрести флажки. Принять обязательное правило по ходу движения не маячить на виду в открытых дверях теплушек, дабы избежать искушения со стороны возможного противника подстрелить такого любителя осмотра пейзажей северной железной дороги. Заставил Павла озаботиться поиском гранат, при этом заверил: — чем больше их будет у нас, тем лучше. Намекнул, что не помешал бы нам и ручной пулемет, но Павел сразу же отмел такое дело, так как подобного оружия и на фронтах всегда не хватает, поэтому и достать его здесь очень трудно. На вопрос одного из прапорщиков как они в таком разе смогут готовить горячую пищу, я ответил, что в пути следования, которое продлиться максимум неделю люди всегда обходятся заранее заготовленной едой, а ротной кухни здесь не предвидится. Поэтому Павлу пришлось еще и этим заниматься. Но он тут же благополучно спихнул такое поручение на Ильинского. А я, на посошок, так сказать в качестве шутки, высказал идею, что по ходу движения поезда выставлять голую задницу для выполнения экстренных личных нужд не следует, ибо это лишний повод для любого стороннего стрелка, имеющего оружие, попробовать попасть в середину столь необычной мишени. Для этого дела в вагонах обычно имеются дырки в полу. Столыпин не только понимал необходимость широкой железнодорожной колеи на наших просторах, но и подобные мелочи при переездах крестьян в Сибирь не упускал из вида.

Все посмеялись, но приняли к сведению.

Много еще чего я ввел в обиход, пока готовили поезд. Мне хотелось верить — предусмотрел все и надеялся: даже если нам придется защищаться, то мы готовы. Все оказалось проще и от этого страшнее. Увидели вдали город и расслабились, даже когда наш эшелон загнали на запасной путь, не удивились. Ждали встречного, так уже было неоднократно. Причем это происходило ночью, правда светлой, как и положено на севере в летнее время. Мы готовились к нападению, ждали чего-то подобного всю дорогу, я постоянно талдычил охранникам о необходимости вести наблюдение, особенно при остановках поезда на станциях по пути следования. Никто из нас не предполагал, что и тут, в этом северном городе, уже вовсю орудуют вооруженные отряды, то ли народной милиции, то ли само организованные в группировки другие бандитствующие элементы. Набранные в основном из людей нигде не работающих, зачастую из числа студентов и гимназистов старших классов, а также лиц, вышедших из тюрем по амнистии, все они видели себя революционерами. Получив оружие в руки, принялись грабить мирных обывателей.

Я именно такого развития событий и ожидал по дороге. Безалаберность в деле сохранения секретности при погрузке в эшелон, когда только дурак не поймет, что мы везем, способствовало проявлению моей интуиции. Телеграфом передать сообщение кому надо и все. Аля — Улю. Видимо здешние "революционеры" получили данные о нашем поезде, и добытые таким образом сведения о "набитых имуществом и золотом" вагонов побудило охочих до чужого добра людей попытаться захватить состав. И они в отличие от нас, готовились к встрече.

Их подвело отсутствие в отряде опытного человека из числа бывших военных способного принимать продуманные решения, причем, не раздумывая, исходя из создавшейся ситуации. Соорудив заранее небольшую баррикаду на путях впереди по ходу движения состава, а затем после его остановки и сзади, посчитали, что мы в ловушке, и нам ничего не остается, как принять предложение покинуть вагоны, не заморачиваясь переноской своего багажа. И ведь знали паскудники, что в поезде едут обычные гражданские лица, в том числе женщины и дети.

Бандиты предусмотрели заранее место встречи, эшелон остановился там, где они и планировали. Выстроились цепью перед нашими вагонами, уверены были — под угрозой применения оружия пассажиры испугаются и не станут оказывать сопротивление. Вероятно, у них были к тому же неверные сведения, неизвестный информатор уверил в отсутствии огнестрельного оружия у охраны. Во всяком случае, именно такое мнение у меня сложилось по ходу их дальнейших действий. Я не знал, кто перед нами и какие данные у них имеются. Нам просто повезло — опыта в проведении подобных акций они не имели. Одно то, что все бандиты стояли цепью вдоль вагонов, хоть и с изготовленным к бою оружием, но открыто. Как будто встречали свое начальство, оркестра только не хватало. Такая встреча уже сама по себе говорило — перед нами находятся хоть и вооруженные люди, но не имеющие даже понятия как нужно грабить поезда.

Опыт дело наживное, и он бы у них появился вскоре, но мы не дали такой возможности. Отсутствие навыков у бандитов помогло нашим охранникам принять правильное решение. Я, правда, дать команду на открытие огня не мог, никакой связи не было и в помине, одна лишь договоренность, что мой выстрел послужит сигналом. Как и было обговорено заранее, после моего выстрела из вагонов полетели гранаты и сразу, после разрывов, началась стрельба из винтовок по деморализованному противнику. Видимость была хорошей и отряд, стоящий столь непродуманно вдоль путей как языком слизнуло. В основном остались лежать на земле те, кто находился перед нашими вагонами. Выжившие были из тех, кто стоял в отдалении, они вовремя сориентировались и смогли убежать. Уже издалека произвели несколько выстрелов, и один из них стал смертельным для одного из пассажиров.

Убитым оказался брат нашего банкира. Перепуганный случившимся сам Денисов не мог определиться, что ему в данной ситуации делать. Я погоревал вместе со всеми, но подсказать, что-то дельное не смог. Оставив развитие событий на женщин и Павла, и возложив на бойцов охраны сбор трофеев, стаскивание мертвых тел в одну кучу, и разбор завалов, взял с собой поручика Вихрова и отправился на разведку. Необходимо было провести осмотр местности и конкретно выяснить, куда же нас занесло. Северная ночь, на удивление светлая, позволила определить довольно точно наше местонахождение. Длинное здание, напоминавшее своей конфигурацией складское помещение, и другие деревянные постройки непонятного предназначения неподалеку от путей, говорили — мы вероятней всего находимся в черте города, или, если быть более точным, где-то на его окраине. До железнодорожной станции так и не дошли, решили вернуться и ждать развития событий на месте. Мобилизовав для охраны всех людей, умеющих держать оружие в руках, мы, так и не дождавшись никого, встретили хмурое северное утро, мало чем отличавшееся от ночи, не выспавшимися и злыми. В какой-то степени и напуганными. Хоть и ждали нападения, но не в самом конце дороги. Непредвиденно "жаркой" встреча оказалась в славном городе Мурманске.

Утром разобрались. Оказалось, нас загнали в отстойник небольшой станции, или полустанка, под названием Кола. Станционный начальник, которого мы нашли рано утром по услышанным крикам в одном из помещений с замком на двери, клялся и божился — он тут не причем. Сам пострадал, его избили и заставили перевести стрелки на запасной путь, и поэтому ответственности не несет за случившееся. А то, что тут оказались вооруженные люди и пытались ограбить состав, не видел, и не слышал.

Разбираться со всем этим нам не хотелось по понятным причинам, нас поджимало время, и поэтому принятое решение плюнуть на инцидент и выехать к месту назначения, было единогласным. До самой станции города Мурманска, наш поезд добрался быстро, расстояние от этой злополучной Колы оказалось небольшим. Здесь нам предстояло заниматься погрузкой своего корабля, и как нас проинформировал руководитель диспетчерской службы порта, времени для этого оставалось совсем ничего, так как необходимо управиться с работами к моменту выхода очередного конвоя. Он же предупредил — другого сопровождения можно и не дождаться в ближайшее время. Англичане притормозили до выяснения обстановки в России всякое морское сообщение, а военных судов и вовсе не предвиделось. Прибывший недавно крейсер "Аскольд" на замену крейсеру "Варяг" был последним военным кораблем в составе небольшого конвоя из Норвегии. Готовящийся выйти караван из порта будет охранять уходящий на ремонт крейсер "Варяг" и два английских эсминца. В составе намечающегося конвоя вместе с нашим лесовозом ожидается пять судов. Оказывается стоящее у стенки причала наше судно, единственное не готовое к отправке, так как находится в ожидании груза с прибывшего железнодорожного состава.

* * *

В Мурманске я еще не был, ни в будущем, ни в настоящем времени, и то, что предстало перед моими глазами, я бы охарактеризовал одним словом — кошмарный сон. Погода досталась нам.... Прямо скажем — неприятная, и это отрицательно влияло не только на нас, но и на местных жителей тоже. Утро приходилось встречать одетым чуть ли не в шубы, а к полудню уже можно и в рубашке ходить. Грязь под ногами, постоянная морось с моря, вечный день, по местному времени, как мы узнали, он наступил 22 мая, и продлиться должен примерно до 22 июня, все это раздражало и создавало впечатление — мы прибыли на край света. Неудивительно, что и дата выхода конвоя была именно на этот день, на 22 июня. Караван из двух сухогрузов и двух небольших грузопассажирских судов, имеющих на борту, как грузы, так и пассажиров, не сможет ждать нас, если мы не уложимся с погрузочными работами к этому времени. Слабо разбирающиеся в предназначении не только крейсера, но и любого другого судна наша команда была готова поверить, что все корабли, идущие в составе конвоя, имеют свое вооружение на случай встречи с немецкими охотниками за жертвами морской войны. На нашем лесовозе ничего подобного не было, как и достаточного количества кают, чтобы разместить более-менее всю нашу компанию хоть с какими-то удобствами. Команда лесовоза освободила принадлежавшие ей по праву каюты, и перебрались вниз, в трюм, к ящикам с грузом. Полковник посчитал, что всем мужчинам придется последовать примеру команды, а я добавил: — хоть и в тесноте, но зато не в обиде, и принялся обустраивать свой лежак в виде гамака, натянутого, как и остальные в этом неприспособленном месте, между стойками трюма. Сюда же предполагалось погрузить наше имущество.

Пришлось нанимать местных грузчиков для ускорения работ. Таких "свободных" граждан в городе было немало, вакансий, для устройства на работу в порт, новеньким рабочим выпадало крайне редко. Поэтому неудивительно, что здесь уже сложился определенный коллектив постоянных бригад, имеющих навыки портовых работ, которым не нужно объяснять, как производить разгрузку вагонов или кораблей. Погрузка груза на стоящее у стенки причала любое судно была хоть и сложным делом, но под руководством опытных стивидоров (лиц, имеющих опыт погрузочно-разгрузочных работ на причалах порта) все обычно шло заведенным порядком. Зная, что кроме этих сложившихся бригад никто не сможет быстро оформить судно, они выставили запредельные суммы в качестве премиальных. Даже посредник Ольги Владимировны, который не первый год занимался подобными делами, ничего не мог изменить. Мафия самая натуральная.

Неувязки же возникли, когда старший стивидор начал вести разговоры о денежных делах, в которых никто из нас естественно не разбирался. Всякие премиальные за обработку судна в срок, а тем более досрочную работу, при этом, как он заявил, нужно учитывать, что тут вообще почасовая ставка идет, поэтому оплату устанавливают сами грузчики. Короче, когда все это наш стивидор начал перечислять, то Денисов, и так бывший на взводе из-за гибели брата, вспылил и потребовал к себе начальника порта. Важному чиновнику громким ором пригрозили, что если все не будет сделано для нас вовремя и без всяких премиальных, то он как управляющий Сибирским банком поставит вопрос о прекращении сотрудничества с портом и поступление очередного транша в строительство попросту заморозит. А в случае, если грузчики забастуют, он пригласит других работников. Ему хорошо известно — работа докера в этом городе знакома всем жителям, и он уверен, безработные воспользуются моментом и с удовольствием займут места бастующих.

Рабочие не стали бастовать, они были в курсе — это, последний корабль в декаде, и попросту побоялись остаться без заработка. Тем не менее, мы решили, что и дополнительные руки рабочих нам не помешают, так как сроки, отпущенные на перевалку наших ящиков из вагонов в трюм корабля, были очень маленькими. Тем более нам предстояло, еще и закрыть эти ящики пиломатериалом, надеясь таким способом хоть как-то замаскировать свой груз от возможного досмотра корабля в море. Раскошелиться все одно пришлось, без "смазки" этого процесса было трудно договориться выполнять работы качественно. Нам недвусмысленно намекнули: — В открытом море может всякое произойти, особенно при нагруженном навалом грузе. Он должен быть закреплен по всем правилам, а их знают именно профессиональные грузчики. Понятный намек, ссора с ними нам ни к чему, и я принялся успокаивать разбушевавшегося Денисова. Посчитал: — договориться со старшим работ, и пообещать дополнительную сумму за срочность и качество погрузки будет лучшим выходом в создавшихся обстоятельствах.

* * *

Город Мурманск возник из поселков Семеновский и Кола — об этом нам с удовольствием рассказал управляющий делами, работающий на Ольгу Владимировну достаточно долгое время. Он сам жил в Архангельске, но частенько бывал и в строящемся Мурманске. Да и я немного знал историю возникновения северного города. Именно из-за незамерзающего Кольского залива и был заложен порт в этом месте, а война, начавшаяся в 1914 году, подтолкнула его развитие. Складских помещений по всему берегу было построено очень много, соответственно и количество материальных ценностей, закупленных на золото России и прибывающих с запада на сухогрузах тоже не мало. К концу 1917 года из-за плохо налаженной транспортной артерии вглубь страны здесь скопилось много разнообразного имущества и техники. Якобы для защиты ценностей, в городе высадился небольшой контингент английских военнослужащих, а в 1918 году дело дошло и до интервенции силами стран Антанты. Объясняли они свою аннексию возможной угрозой захвата, немецкой армией складов. Но увозили имущество к себе не немцы, а англичане и американцы, ну и мои любимые французы. Вывезли все, что можно было выгодно продать у себя.

Я это естественно знал, и даже немногое из рассказанного Павлу про такую заботу "друзей", заставило его скрипеть зубами в бессильной злобе на русских людей, столь безрассудно вступивших в разборки внутри империи и усердно принявшихся рубить сук, на котором сидели. Он просто не мог представить всей надвигающейся на страну беде, которую в свое время пролетарский трубадур, писатель Максим Горький совершенно неосознанно накликивал, проповедуя в написанной им песне о Буревестнике: — Буря! Скоро грянет буря! — И как любой непосвященный при сговоре с дьяволом, незнающий и не понимающий, что может из этого договора получиться, тут же просил: — Пусть сильнее грянет буря! И она грянула, да такая буря, что последствия пришлось расхлебывать не одному поколению потомков россиян.

Я боялся, что расстрел, а по-другому наша встреча с бандой и не квалифицируется, привлечет множество проверок и разборок со стороны местных властей. Ожидал, что неоправданные действия послужат вероятной причиной для задержки судна в порту, впредь до выяснения всех обстоятельств дела. Но все обошлось, неустойчивое положение властных структур города помешало принять хоть какие-то санкции в наш адрес. Как мне рассказали сами докеры, число претендующих на власть организаций и партий, как и в других городах России в этот период, в Мурманске резко возросло. Если военная власть все еще принадлежала Главнамуру, то революционная — Центромуру и ревкому, а гражданская — Совету депутатов. На прибывшем в порт крейсере "Аскольд" у власти были анархисты, и эсеры. Контр-адмирал Кетлинский, непосредственный командир корабля, активно сотрудничал с Центральным комитетом Мурманской флотилии, и без ведома последнего даже не пытался решать хоть какие-то вопросы. Все они, естественно, грызлись между собой, деля, власть, и привилегии. До нас никому дела не было, и расстрел нашей охраной непонятно откуда взявшегося отряда никого не заинтересовал. Уничтожили банду — значит честь и хвала вам. Нас тоже устроило, ни я, ни Павел даже не пытались что-то выяснять по этому поводу.

Делами нашего отбытия в составе морского конвоя занимались Денисов и Ольга Владимировна. Успели, и погрузиться, и встать на рейд досрочно, и что самое ценное смогли договориться с таможней. "Таможня дала добро" на выход, причем без портового досмотра груза.

Точность — привилегия не только королей, но и военных моряков. 22-го июня 1917 года мы покинули берега России. Нас ждала, вернее мы с нетерпением ожидали встречи с Францией. А сама дата выхода еще раз заставила меня вспомнить о Гитлере.

Глава 23

Если на всем пути нам не встретились немецкие субмарины, то вероятно за это нужно было сказать спасибо, патрульным английским кораблям. Два раза нам пришлось простоять под прицелом орудий их эсминцев, пока досмотровые команды шерстили наши суда. Причину пристального внимания к нам естественно никто не объяснял, оставалось лишь подчиняться их требованиям. Лесовоз особого никого не заинтересовал, в первый раз так даже никто и не подошел к нам, а во втором случае пришлось предъявлять документы. Капитан нашего судна посоветовал всем пассажирам укрыться в трюме и не показываться до тех пор, пока он не разрешит. Досмотровая команда ограничилась высадкой лишь одного старшего, он проверил документы и, спросив, нет ли чего неразрешенного на провоз, удовлетворенный ответом, вернулся на свой корабль. Мы с облегчением вздохнули и поблагодарили капитана за совет не показываться на глаза проверяющим. Не знаю, повезло нам или просто никого особо не интересовал русский лесоматериал, которым был загружен весь корабль, но мы благополучно добрались до норвежского порта Вардё, где двое суток ждали подхода еще одного конвоя, но уже из Архангельска. После его прихода уже в составе восьми кораблей под охраной двух эсминцев, тральщика и крейсера вышли из порта в Англию. А вот здесь пришлось стоять почти пять суток. Ждали, когда будет сформирован очередной караван, идущий в порт Брест, уже во Франции.

Именно здесь на берегах туманного Альбиона нашего Денисова ожидали сотрудники одного из английских банков для совершения сделки по продаже его пакета акций. Он еще в Петрограде решил вопрос о своей отставке с поста, управляющего банком, и проинформировал акционеров, что продает свои акции всем известному финансовому магнату Ярошинскому. Уже тогда было понятно — этот человек действует в интересах финансовых воротил Англии. Каким бы патриотом себя Денисов не считал, но, тем не менее, деньги для него значили гораздо больше, чем любовь к Родине. Осуждать его было не с руки. Для меня важнее, чтобы он не отказался от договоренности, что станет акционером в будущем автопромышленном предприятии. Я был уверен — его участие в скором времени поможет нам облегчить судьбу тысяч солдат Русского экспедиционного корпуса. Почему-то мне казалось — используя лесовоз Ольги Владимировны можно попытаться понемногу вывозить солдат на Родину.

Как провернуть подобное, а главное — убедить в необходимости подобной благотворительности обоих банкиров еще только предстояло продумать. Тут сложным моментом было получить согласие Временного правительства настроенного продолжать войну. Без него никто из командования экспедиционных бригад не пойдет против прямого приказа правительства и не разрешит выехать русским солдатам домой. Посольство тем более не станет настаивать на подобном, все они надеялись — солдаты останутся верны присяге, и все также будут подчиняться приказам. Даже больше, я точно знал, с подачи Керенского, который желая подтвердить намерения правительства продолжать войну, Россия продолжит посылать во Францию подразделения русских солдат. Настроение их естественно никто не учитывал, и не спрашивал — желают или нет воевать где-то у черта на куличиках. Я тут помочь ничем не мог, хотя и знал, вскоре дело дойдет до прямого отказа солдат воевать во Франции, и послужит причиной к восстанию в лагере Ля Куртин, а потом и к расстрелу из орудий самого лагеря с восставшими солдатами. Предотвратить эту расправу стало одной из моих целей в этом мире на сегодня, все остальное посчитал как сопутствующие задачи. Намерение командования оставить все как есть, и было основной причиной, по которой я не мог сразу же приняться за вывоз людей в Россию. Были и еще несколько причин. Зная, что ожидает солдат по прибытию их на Родину, у меня возникло желание сохранить жизни солдат в дальнейшем, оградив тех от участия в братоубийственной гражданской войне. Кроме этого, я знал, что французские власти, разочаровавшись в русском воинском контингенте, постараются рассредоточить по всей стране эту революционную заразу с целью снизить накал страстей, боясь, чтобы этот настрой солдат не перекинулся и на самих французов. Правда и отношение французов к этому времени изменилось, русских здесь стали считать предателями и порой обзывали их бошами. Во Франции никто не сомневался в необходимости вести войну до победного конца и поэтому они не понимали желание русских солдат прекратить войну. В дальнейшем русских разгонят по провинциям страны и заставят вкалывать на непрестижных работах. Все это заставляло меня искать выход, чтобы не допустить подобного отношения к воинам, положивших тысячи жизней на полях сражений ради интересов чужой страны.

Организация автопромышленного акционерного предприятия как раз и должна была послужить в деле сохранения частичной целостности войсковой группировки русских солдат. Отпадала бы таким образом проблема с поиском людей на будущее предприятие. Все это пока лишь в моих планах, и для их реализации массу вопросов предстоит решить. Я знаю, что вскоре для Французского правительства наряду с множеством других важных дел появится еще одно — успокоить взбунтовавшихся русских солдат. Им придется тратить колоссальные деньги для легализации в стране тысяч бывших солдат, требующих отправки на Родину. Боязнь заразительного примера неподчинения своим командирам толкнет их на применение чрезвычайных мер. В ход пойдут тюрьмы, высылка в Африканские колонии, где солдат насильно загонят в труд лагеря и даже казни применят для лиц, особо не управляемых и ведущих агитацию за возвращение домой. Многие из бывших солдат так и не увидят больше России, тысячи могил останутся безымянными. Лишь в 1921 году остатки бригад смогут добиться отправки на Родину воинов и то лишь при обещании последних послужить белому движению.

Зная наперед предстоящие мытарства моих сослуживцев, я и пытался сделать все возможное для недопущения подобного, готовил плацдарм для воплощения моей задумки в жизнь. Воспользоваться руками своих соотечественников, даже если те против — один из пунктов плана. Ситроен со своими предприятиями удачно вписывался в замысел, другого варианта я пока не видел. Кроме всего прочего немаловажным фактором здесь смотрелась совместимость с интересами России, да-да, именно ее интересы я предполагал, когда обдумывал свои ходы и выходы. Расскажу людям о невозможности в ближайшее время вернуться домой, так как ни наше министерство военное, ни французское палец о палец не ударят в этом деле. Предупрежу о грозящей опасности остаться навсегда на чужбине, и предложу вариант, когда с моей помощью они смогут неплохо подзаработать, а заодно получить самую востребованную на данное время рабочую профессию. Станочники, сборщики автомобилей, мотористы, электрики и ещё масса специальностей высокой квалификации после возвращения на Родину будут нарасхват в молодой Советской стране. Станут рабочими, знающими и главное умеющими работать на заводе по производству автомашин. Дотянуть их пребывание во Франции до начала НЭПа в России и попытаться с их помощью уже на ее территории построить хороший завод по выпуску автомашин и тракторов. Пусть он потом перейдет в собственность государства, но зато это будет большой помощью для моей России. Так сказать, инвестиции и в деньгах, и в налаженном производстве необходимой стране техники, и в специалистах. Именно этими планами я и хотел заинтересовать братьев Игнатьевых, предлагая вариант использования казенных денег. Ну, подумаешь, отложили на время трату денег, так придумал другой. Поехали в Россию и вывезли семью с их финансами во Францию. Уже уговорил и Павла, и его матушку, что держать полученные средства в банке и жить припеваючи на проценты от вклада не дело для людей, искренне желающих помочь своей Родине. Вложив деньги в будущее предприятие, мы получим возможность в дальнейшем оказывать посильную помощь русским людям. Красивая цель. Во всяком случае, я сумел заинтересовать семью Игнатьевых, у них чувство долга и сострадания за судьбы своих соотечественников заложено в сознание вероятно еще со времен татарского ига. Да и сами смогут продолжать жить в достатке, тоже немаловажный стимул.

С гражданином Денисовым и молодящейся Ольгой Владимировной я разговор строил несколько по-другому. Тут просматривалась прямая заинтересованность в получении прибыли. Я не стал с ними рассуждать на тему любви к Родине, так как не уверен, что это их волнует. Потом, может быть, я расскажу им, ради чего все затевалось. Представившуюся возможность использовать члена царской семьи в лице принца я тоже не упустил, реклама будущего нашего детища с именем внука Петра первого даст свои дивиденды. Пообещав ему продать акции предприятия по минимально низкой цене, я тем самым заставил его задуматься о получении возможности хоть что-то заработать. Других вариантов существования здесь, за границей, без финансовой поддержки, царской семьей, у него не будет, с приходом большевиков к власти все ранее получаемые им дивиденды просто уйдут в небытие. Обещание подумать, во всяком случае, я от него получил.

Делясь наметками о дальнейшей деятельности с Павлом, я не забывал и другие мои планы. 22-е июня — дата нашего выхода в море, напомнила время начала войны с фашистской Германией. Полковник, слушая мои рассказы, даже не удивлялся, что немцы вновь нападут на Россию. Лишь отметил:

— Псы бешеные. Нападают как собаки, из-под воротни, исходя злобой, кусают. Получают тут же по мусалам, но не успокаиваются, ищут возможность вновь напасть. Злоба к русскому миру у них в крови, еще со времен Аттилы, когда поперли готов с территории славян.

Я согласился с его мнением. И не удержался, добавил:

— 22-го июня были произведены первые выстрелы фашистов по русским пограничникам. Эти недоумки, возомнившие о себе как о сверхлюдях, которым все остальное человечество нужно только в качестве рабов в составе вассальных государств, а попросту колоний, добывающих своим трудом благополучие третьему рейху, преследовали все ту же цель: — Уничтожить Россию. Во главе бесноватый фюрер со своими шавками, сумели настроить немцев против всех славян, убедили, что они завоюют весь мир.

Павел, слушая про будущего немецкого вождя, попросил осветить более подробно его подноготную, или хотя бы частично рассказать автобиографию. Он хотел понять, что послужило толчком для немцев в этот раз, какая надобность развязывания войны, зависело ли решение напасть на Россию от появления этого монстра, и если да то, кто его допустил к власти?

— Неужели мы наблюдаем повторение с подселением сознания. И даже если так оно и есть, то почему выбрали такое ублюдочное сознание? — недоуменно вопрошал Павел.

— А что если оно попало ребенку, а потом в процессе развития превратилось в монстра, или в тело парня подселился инопришелец, склонный к насилию и убийству? Не обижайся только, но ты и твое подселение в другое тело как раз и подтверждают такую возможность, причем очень наглядным получается примером. Ты тоже первым делом вознамерился убивать людей, хорошо ещё только плохих и не миллионами, как этот Гитлер.

Времени у нас хватало, и я стал более подробно рассказывать Павлу, кто такой Гитлер. Откуда у него появилась подобная цель, и к чему в результате привело Германию желание возвеличиться за счет других народов, которую он так хотел видеть в качестве мирового управляющего, а сделал виновницей во всех злодеяниях этого периода истории планеты.

Рассказ всколыхнул целый пласт памяти о прочитанных в свое время документах, освещающих период становления Гитлера как руководителя государства. Напомнил и о просмотренных фильмах, даже о книгах на тему альтернативной истории, где герои-попаданцы, как и я, оказались в схожих ситуациях. Читая такие книги, никогда бы не подумал, что и меня ждет нечто подобное. Но случилось, я оказался на сто лет в прошлом, и удивляться моим планам по изменению мира, так как я его представляю, не приходится, все закономерно и легко объяснимо. Мне было, что рассказать Павлу, и полковник с большим вниманием прослушал мою очередную лекцию. Я понимал — настраиваю человека своими рассказами на желание исправить будущее. Но надеялся — сумею проконтролировать, и не дам ему зациклиться на агрессии.

Нужно только вовремя подсказывать и умно направлять, а то вновь сорвется и понесется вскачь, круша от желания исправить, стереть, одним махом в порошок, указанных мной врагов Родины, и в конечном итоге не допустить повторения ошибок, как в настоящем, так и в будущем времени. Еще бы и мне кто-то подсказал, но нет, дали возможность самому решать, что и как тут сотворить. Доверяют, не иначе.

Павел продолжал высказывать свои сомнения, в которых больше было недоумения, он не мог понять, как могло получиться, что во всем негативе виноват один человек.

— Не может такого быть — считал он, забывая при этом уже прошедшие уроки истории, которые он знал. Историю в Российских учебных заведениях преподавали знающие специалисты.

Я ему и напомнил: — Вспомни мил человек того же Наполеона, у него ведь те же мысли в голове, что и у Гитлера — уничтожить русских. История повторяется, выводов, к сожалению, никто не делает соответствующих, каждый из новоявленных Цезарей считает — ему удастся, он великий и непобедимый. Лезут и лезут, и раньше были такие и сегодня они есть и завтра будут. Мне известно, что в результате войны, в которой, и мы участвуем сегодня, появится еще один претендент на мировое господство, но уже в виде государства США, а если уточнять более конкретно, то кучка финансовых воротил будут играть роль первой скрипки в накидывании ярма на шею человечества.

Несомненно, Павел разбирался в политике, поскольку ему это требовалось по работе. Мне же было интересно смотреть как его понятие о мире, в котором он до этого времени благополучно жил в корне меняется. Ему невольно пришлось задуматься, и хотя он все еще надеялся, что люди разберутся во всем этом и скажут "СТОП" замашкам некоторых индивидуумов в насаждении своих правил проживания на Земле, все-таки решил и сам вмешаться, и не допустить повторения нелицеприятных моментов в истории будущего. У него появилось желание, а самое главное уверенность, что он может повлиять на ход истории, и построить несколько по-другому путь к будущему. Он лишь удивлялся, отчего сам в этом не разобрался, и почему люди не замечают зло творящееся по вине придурков.

— Ведь всегда есть рядом люди, которые вполне адекватные и прекрасно разбирающиеся как в политике, так и в людях. Могли бы подсказать, или предупредить о неправильных решениях и делах некоторых неадекватных политиков, толкающих Мир к пропасти — продолжал рассуждать Павел.

Странный человек — подумалось мне — вроде, как и понимает, что убийцами или злодеями люди становятся не сразу, нужна среда и условия для этого, но в то же время недопонимает, что окружение такого монстра только в начале пути может повлиять на его действия. Если же у власти оказывается человек, склонный к маниакальным устремлениям, до поры маскирующийся под демократа, то общество вскоре становится бессильно, влияние свихнувшегося узурпатора усиливается с каждым днем, и его окружению в дальнейшем ничего не остается делать, как заняться обычным в таких случаях лизоблюдством. Диктаторами не сразу становятся. Необходимо и тут создать условия для его становления. Здесь просматривается явная вина общества, и вполне может быть, когда кучка людей, заинтересованных в обычном обогащении, создаст специально подходящие условия для влияния на диктатора. Не всегда им это удается, нередко было когда, получив власть, правитель уже никого не спрашивает, он уже диктатор. Попробуй такому не подчинись. Виновные именно те, кто создает условия. Примерно так я и обрисовал появление на мировой сцене Гитлера. И если честно, меня радует, что зародившаяся благодаря моим рассказам о будущем, идея помочь Миру избавиться от подобных людей поселилась и в его голове, причем такая же маниакальная, как и в моей.

— Насколько помню, — продолжал я делиться знаниями — Гитлер в настоящий момент находиться где-то в Бельгии, кажется, он был участником боев на Ипре. Почему-то хорошо запомнилось, что он служил в качестве посыльного штаба 16-го полка и неплохо служил, кстати. Имел награды и другие поощрения от командования. Ему даже ефрейтора присвоили именно в это время.

Павел заинтересованно переспросил:

— Значит в Бельгии? Ты не ошибаешься? Точно там служит?

— Ну..., не знаю. Сомнения есть, могу и ошибиться. Помню еще, что примерно к концу лета его полк будет отведен на отдых, куда-то в район Эльзаса. А почему ты заинтересовался, давай рассказывай, наверное, опять хочешь замутить, минуя меня. Лучше не надо, выкладывай, какие мысли появились и, если тебя они гложут, вместе решим нужно нам это или нет.

— Дело в том, что сейчас в Гааге военным атташе служит полковник Майер, мы с ним в хороших отношениях. Так вот он там не сидит как некоторые дипломаты на месте, в ожидании, когда кто-то что-то принесет на блюдечке, он активно создает агентурные группы по сбору информации по всей Бельгии, занятой немцами. С одной из них я иногда сотрудничаю, и неплохие разведданные получаю от них. С так называемой организацией "Сигма". Пользуясь своими полномочиями и хорошим отношением ко мне полковника Майера, даю им задания на сбор сведений по переброске войск на этом участке фронта. От них я и получаю нужные мне данные по расположению войсковых подразделений немцев перед нашими позициями. Я имею в виду англичан и французов, именно на этом участке фронта они и стоят.

— Так ты значит, не только через штаб получаешь данные, но и напрямик к агентуре имеешь выходы?

— Вот те здрасте, а как иначе я могу перепроверять полученную информацию. Меня не зря называют здесь начальником шпионов, я не посылаю в Ставку сведения непроверенными, а это сделать без дополнительных уточнений трудно. И я, и господин Майер отлично понимаем подобную необходимость в проверке и стараемся помогать друг другу. Дело доходило порой до передачи самих агентов. Вот и с этой Сигмой, хоть они и подчиняются англичанам, но создавали-то эту агентурную сеть Майер и я. Я и прикинул, есть возможность именно сейчас, пока никто не знает, какой гад получится в дальнейшем из этого ефрейтора, найти его и грохнуть. Тем более если ты правильно вспомнил местопребывание.

Кстати, я тебя хоть и спрашивал уже, но все одно в голове не укладывается как ты умудряешься, все это помнить, тут порой приходится записывать в блокнот услышанные от кого-то сведения, чтобы не забыть, а ты вытаскиваешь из своей памяти столько разнообразных фактов..., уму непостижимо.

— Вот те и здрасте — передразнил я Павла — я вспоминаю те моменты, которые намертво закрепились в памяти. Учеба в школе, в училище, в академии отложили в моей голове множество самых разнообразных знаний, а кроме этого, я по натуре своей любопытен, любил почитать порой, особенно связанное с историей и фильмы хорошие, не против был посмотреть. Поэтому и не удивительно, все это оседало в моих мозгах, и мне, смотря на происходящую сегодня действительность, не сложно вспоминать отложенные в моей памяти знания. В наше время, даже если и не захочешь, то все одно будешь в курсе дел, что творятся в Мире. Только телевизор с компьютером чего стоят.

— Фильмы, телевизор, компьютер — завидую тебе, столько нового и интересного в будущем.... А тут война, смерть, предстоящие ужасы разрухи, и все это лавиной несется на людей. Как-то не укладывается в голове. Век наш, судя по твоим рассказам, весьма насыщенным получается, и на всякие происшествия, и на новшества. Очень хочется все это увидеть своими глазами, но желательно без тех бедствий, что ожидают нас в будущем.

— Вот и отлично, будем стремиться в своей работе, к уменьшению неприятностей в Мире, чтобы людям легче было выживать.

— Честно говоря, я тебе не особо верил, уж как-то все выглядит сказочно и фантастично. Согласись, в подобное любому человеку трудно поверить, но я переборол себя, поверил и решение принял. Пойду с тобой и дальше. Вот и сейчас в голове прокручивается твоя информация, и естественно появилась идея, а что, если все-таки мне выехать в Гаагу, к Мейеру. Задействую агентуру на поиск этого Гитлера и постараюсь, чтобы история так и не узнала про него. Думаю, подобный выход из ситуации не противоречит и твоим планам.

— Нашим планам, Павел, нашим. Сам же подтвердил, что идешь со мной и дальше.

— Ну да, конечно же, нашим, все сомнения прочь, будем вместе исправлять историю, как бы это и не звучало чересчур высокопарно.

Я не возражал. Мне и самому хотелось сделать что-то подобное. Лично я не был свидетелем тех преступлений против человечества, совершенных по приказу Гитлера, лишь неплохо знал по документам и рассказам очевидцев. Все что пришлось пережить нашему народу в годы лихолетья, уже одно это требовало личного участия в ликвидации человека, да и не человек этот монстр, дьявол в плоти не меньше. И уничтожать таких вот подонков нужно заранее, благо я их всех хорошо знаю. Не лично, конечно, по документам, но и этого вполне достаточно. Жаль, не получается самому привести молчаливый приговор миллионов погибших по его вине в исполнение. Не судьба. Предоставим такое право другому человеку. И может быть Мир, в котором мы сможем не допустить к власти этого "бесноватого" фюрера, так и не узнает, ни газовых камер, ни лагерей, где сжигают в крематориях тысячи людей, не появится план "Барбаросса" и не будет распространена идеологическая зараза под названием "фашизм".

Я понимаю, убрав след Гитлера из истории, гарантировать, что вместо него не найдется еще один фанатик, не могу, ведь первопричины появления такого монстра сохранятся. Они, к сожалению, обширны, это что-то наподобие дождя, в результате которого "мухоморы" и "поганки" появляются в самых неожиданных местах, нередко рядом с хорошими грибами, замучаешься чистить мир от проблемных людей, тут бы весьма кстати оказалась атомная бомба. Хотя это и не мой способ действий, но уничтожение с ее помощью всех желающих недоумков поживиться за счет других могло бы оказать влияние на их и так слабенькие умы. Ну, или просто угроза ее применения. Именно для этой цели СССР в свое время настрогал их больше, чем нужно. Пугало получилось весьма впечатляющим. Вроде бы и правильно, но вот не лежит душа к такому решению вопроса. На мой взгляд, самый результативный способ просто договориться всем людям, используя дипломатические пути, а бомбы вообще запретить, и производство оружия массового уничтожения признать, как самое страшное преступление. Фантастика, конечно. И вряд ли мне удастся решить такую задачу. Найдутся такие как я, которым зачем-то надо будет выдумывать новые виды оружия способного уничтожить не только жителей Земли, но и ее саму. Я уже понял что жил неправильно, надо было одновременно с оными разработками современного электронного оружия придумывать и другое, способное не уничтожать людей, а всего лишь то самое навороченное оружие. Хотя..., будем посмотреть. Вся жизнь впереди. А если вспомнить, что такая идея в моем времени уже гуляла по земному шарику, то почему бы и здесь ей не появиться. Чем раньше, тем лучше, возможно проблема и не появится вообще.

Мелькнувшая мысль об атомной бомбе продолжала путаться в голове, и как я понял не просто так она упорно грызла сознание. Для меня не секрет — создание супероружия заложено именно в это время, в котором я и появился. И если мы пытаемся заранее убрать основного виновника развязанной войны Гитлера, то почему бы не обеспокоиться и о создателях этого оружия. Вот только вряд ли удастся заставить людей забыть про открытие физиками возможностей атомной реакции. Ученые, как та же зашторенная лошадь, несутся вперед, забыв о возможной опасности разбиться, в надежде, что придут первыми к финишу, и их имя навеки прославится в науке, и впишется в историю золотыми буквами. Мне, как никому другому известно, подобное состояние, и я подвержен соблазну первооткрывателя. Создавая оружие, лестно было читать в научных статьях о себе как об оружейнике века. Затмевает все благоразумие это лихо, хочется создавать и созидать, при этом напрочь забывается, ради чего создал супер-пупер оружие. Это я сегодня стал понимать — мои изобретения служили одной цели — УБИЙСТВО!

Ну, со мной все ясно. Я не пытаюсь как-то себя обелить, понятно — не ради мира создавал оружие. Правда и маньяк, убивающий инвалидов, уверяет затем судей — убивал несчастных ради них самих, чтобы не мучились. Или тот же Нобель, поняв, что за зверя под именем динамит он изобрел, в дальнейшем пускает слезу сожаления, по мне так крокодилью, не меньше. И даже деньги, заработанные на производстве этого оружия, пускает на благое дело, на премии тем, кто ведет борьбу с желанием вооружить каждого индивидуума на земле каким-нибудь видом оружия. А его слова: — "Возможно, мои заводы остановят войны раньше, чем это сделают политики" не что иное, как мечты наивного деятеля, прозванного в свое время "Торговцем смертью". И он не один такой, но это не меняет понятие: — само действо — УБИЙСТВО, оно и есть убийство, какие бы мы не преследовали гуманитарные цели при этом.

Сегодня я ставлю перед собой другую задачу. Притормозить создание оружия. Хотя бы того вида, которое способно уничтожать большие массы людей. Я понимаю, подобное сделать почти невозможно. Хама сапиенс, появившись в этом мире, первым делом вооружился. Взяв в руки палку, он создал оружие. Остановить это, все равно как приостановить развитие. Смерти подобно для человечества и в какой-то степени для Земли — нашей матушки. Я даже соглашусь признать мнение некоторых политиков, утверждающих, что наличие орудий убийства необходимо, ибо перенаселение на планете, как человеком, так и другими видами жизни в таком случае неминуемо. Такое положение вещей заложено самой природой. Кто-то рождается, кто-то умирает, кого-то счавкали, а кого-то убили. Круговорот в природе вечен, и никто его не сможет остановить. И уж тем более не я, всего лишь один из миллионов сущностей на Земле. Но попытаться-то, почему нельзя? Я сам несу, во всяком случае, надеюсь, что так оно и есть, ответственность за свои действия и мое индивидуальное поведение направлено ради интересов людей, и даже больше, ради всего разумного общества. И это не противоречит моральным принципам, которые выработаны людьми, наоборот, только подтверждает их.

А, в общем-то, кому какая разница как я все это понимаю, и уж явно не в моем философствовании дело. Разве только ради своего успокоения. Лучше вернусь к вопросу и буду искать корни, из которых и вырастет смертоубийственная бомба. Что мне известно по ней? Тут опять-таки..., как посмотреть.... С моей колокольни видно хоть и много, но нет конкретики. А вопрос как определить, кто виновен в появлении атомного оружия, требует конкретного ответа.

Если вспомнить навскидку, то можно обвинить в создании этого оружия.... Нет, не так. Открытие радиации произошло в начале двадцатого века учеными Марией Склодовской-Кюри и ее мужем Пьером Кюри. Продолжали работу в этом направлении Эрнест Резерфорд, изучая атомы радиоактивных элементов, и присоединившиеся чуть позже Эрнст Солтон и Джон Конрофт, которые смогли расщепить ядро атома. А Лео Силард, даже поспешил запатентовать атомную бомбу. Боялся бедный, что эту химеру перехватят у него и ему не достанутся лавры убийцы мирового масштаба или просто надеялся получать денежную прибыль от каждой примененной по людям бомбы. Это на его совести, и как бы он не оговаривал свой поступок нуждами защиты мира таким вот оригинальным способом все одно — выглядит плохо пахнущим куском дерьма. Но он не один такой. Уже вскоре появились прямые разработчики бомбы, а государственные мужи, заинтересованные в навязывании миру своих меркантильных интересов, гурьбой бросились зарабатывать себе лавры победителей. 16 июля 1945 года был произведен первый ядерный взрыв, а шестого августа уже бомбардировали город Хиросиму. Затем, совсем очумевшие от случившегося и воодушевленные от появившихся возможностей, американцы ничего лучше не придумали, как продолжить бессмысленное убийство ни в чем не повинных мирных жителей, и сбросили бомбу на другой мирный город многострадальной Японии — Нагасаки.

И пошло — поехало. Возбуждение от возможности ополовинить население планеты стало захватывать умы недалеких людей. Обосновывая желанием создать ядерный щит от агрессора, выбирая деньги у налогоплательщиков, удовлетворяли тем самым бредовые планы в упоительной, для свихнувшихся политиков, гонки вооружения. Активно участвовали в ней и промышленники, заинтересованные в производстве оружия, требуя у правительства увеличение военного бюджета. Не подумали о запрете производства оружия массового поражения, увидев конечный результат, а наоборот, кинулись увеличивать его выпуск и тратить на это триллионы долларов. Чтобы понять к чему может привести желание опередить соседа в захватывающем воображение соревновании много ума не надо, да и бомб, как показала практика, много не нужно, хватит одной для устрашения. Стремление завладеть таким смертоносным оружием и использовать его в качестве давления на мировую общественность настолько стало маниакальным, что некоторые деятели под эгидой защиты своего государства идут на все тяжкие, лишь бы заиметь и в свои закрома атомные страшилки.

Не удивительно, что в моей голове нарисовалось желание отсрочить его появление в этом мире. Я думаю, будь на моем месте другой человек, он не миновал бы такого искушения попробовать нейтрализовать или хотя бы сделать ОМП подконтрольным. Тем более что в моем времени уже немало людей поняли, какую угрозу миру несет оно и делают все возможное ради недопущения гибели земной цивилизации. Нерешительность в принятии запрета на его производство играет на руку людей с больной психикой, видевших во всех мирных устремлениях угрозу своей стране. Выискивая возможность облагородить такие намерения стали объяснять необходимостью развития промышленности с целью применения мирного атома для нужд человечества. Чушь это. Всегда под мирными лозунгами сохранения жизни и улучшения ее скрывается мысль овладения умами людей, стремление заставить их служить интересам немногих избранных, волею судьбы вошедших в список элиты. И вполне понятен, становиться план тех, кто ратует за "золотой миллиард" для небожителей, который останется на земле после уничтожения остальных, надеясь быть в числе избранных. Забывая — подобное под силу сотворить только нашему Всевышнему, если посчитает, что люди не могут найти выход из создавшегося положения грядущего перенаселения планеты. Но это станет для нас АРМАГЕДДОНОМ, и никакой миллиард, будь он хоть трижды золотым, уже не впишется в планы творца.

Черт возьми, опять отвлекся, нужно вернуться к прежней мысли, тема важная. Если судить по мечтам и планам, меня уже только за это надо ставить на божничную, и молиться как на икону, ратуя за то, чтобы они сбылись. Я понимаю — планы и намерения без практических дел всего лишь пустая болтовня, нет ничего сделанного, что действительно бы изменило мир, такой грешный и никчемный. Но у меня есть мысль, и я ее думаю. Известно — любая мысль имеет свойство материализоваться, и даже передаваться другим, заражая их желанием попробовать воплотить ее в жизнь.

Вот и эта идея — разобраться, и понять, кто виновен в создании атомного оружия, принять по ним какие-то меры — бесовски заразна, и от этого столь же манящая, сколь и страшна своей наготой. Хотелось бы думать, мне не придется физически устранять виновников в создании оружия Армагеддона, это так..., на крайний случай, разве только. Одно точно — намерение уже не покинет мою голову. Правда, выполнение не к спеху. Есть задачи первоочередные, тем более мы вскоре будем в Бресте, и там намечается множество дел.

Глава 24

Со слов графа Алексея Игнатьева я знал, что в этом порту находятся основные склады, на которых сосредотачивалось все военное имущество, закупленное на нужды войны в разных странах с целью дальнейшей транспортировки их в Россию. Причина столь слабой работы перевалочного пункта со слов Игнатьева — нехватка судов, выделяемых союзниками. Он почему-то не видел в этом что-то предосудительное, или просто не придавал значения. Закоснелость мышления? Не знаю, но поговорить с ним на эту тему я запланировал. Правда, цель вижу при этом несколько отличную, я о ней ему еще до отъезда говорил.

Вот так вот, вроде понимаю и без этого скопилось множество планов невыполненных, а все одно намечаю ещё что-то. Для меня не новость — действия правительств антигерманской коалиции откровенны, они даже не скрывают, что никому из числа промышленников не нужна скорая победа, и чем дольше будет идти война, тем полнее станут карманы от прибылей. Капитализм в действии. Нехватка оружия и боеприпасов на фронтах России, как они считали, приведет всего на всего к потере живой силы дикой азиатской страны, но не к общему поражению в войне. Мало кого из них волновало, что испытывают в данном случае российские солдаты.

Не стояло на первом плане у Антанты и регулярное снабжение задыхающегося от недостатка многих видов вооружения союзника. Осуществив поставки на склады, посчитали свои обязательства выполненными. С ними уже рассчитались, они получили за это деньги, а уж каким образом, россияне получат в руки оружие и боеприпасы, им дела нет. Россия многолюдна и какой-то миллион погибших в этой бойне солдат никак не отразится на их положении. Пусть об этом болит голова у временного правительства России. Зато появится возможность диктовать, как нужно действовать в настоящее время. Поумничать. Решить, что можно этим азиатам, а что категорически нельзя. Их устраивал предполагаемый конечный результат планомерного вмешательства в дела России. По их задумкам она постепенно превратится из грозной империи в марионеточное государство. Не сразу, это далеко идущие планы и мелочей в таких действиях нет, в дело идет все. В какой-то степени и недополученное необходимых солдатам России вооружения, боеприпасов, техники всего лишь одна из возможностей повлиять на умы граждан империи, подтолкнуть россиян, искать виновных в среде своих управителей-снабженцев, и что самое главное — они находились. Агитаторы разных партий, ведущих агитацию против продолжения войны, пользуясь таким положением вещей, имели грандиозный успех. И никому не было дела к чему приведет отказ от боевых действий, посчитав, что войну можно закончить простым способом. Воткнул штык в землю, повернулся к немцу задом и, похлопав грязной рукой по ягодицам от чего противник, смутившись, тут же начинает закапывать свои "томагавки". И вот уже все они, со спокойной совестью, побежали домой делить землю, брать власть в своей деревне, грабить соседа, который почему-то имеет не одну лошадь во дворе, а целых две. При этом возомнив, со слов тех же агитаторов, что им теперь и море по колено, и никто не вправе отобрать заслуженное в окопах, так как именно за землю и проливали кровушку на войне.

Казалось бы, что тут такого? Ну, задержали отправку необходимых боеприпасов, днем раньше, днем позже, все одно получат. К чему волноваться, психовать, искать какой-то выход? Так, к сожалению, думали многие, не только судовладельцы. Среди русских снабженцев зачастую тоже преобладали подобные взгляды на служебные обязанности.

За годы войны Игнатьев смог сделать, казалось бы, невозможное, снарядный голод Российской армии, наблюдаемый в 1914 году, уже к концу 1916, был сведен к минимуму. Нужно отметить, что не один Игнатьев работал на этом поприще. Организованные военными агентами поставки оружия, боеприпасов и другого снаряжения из Великобритании и США, а особенно с заводов Франции, смогли ликвидировать данную проблему. И хотя Игнатьеву предписывалось заниматься в основном техникой, тем не менее, именно он смог наладить импорт американских винтовок фирм "Вестингауз", "Спрингфилд" и "Винчестер". Французские пулеметы системы "Гочкиса", "Льюиса" и "Кольт", гильзы, так необходимые для выпуска снарядов в самой России — это и другое имущество приобреталось на золото России. И деньги, и заключение договоров на покупку всего необходимого, и самое главное отправка в Россию, все шло через Игнатьева. У него были хорошие деловые отношения со многими промышленниками Франции, он умел настоять на своем и мог повлиять на решения правительств Антанты, добиваясь форсирования работ по снабжению фронтов России вооружением и боеприпасами, акцентируя внимание на всех уровнях, что его страна является их союзницей. С большим скрипом, под давлением Игнатьева дело обеспечения не стояло на месте.

Временное правительство, придя к власти, старательно и зачастую не очень обдуманно проводило ротацию в кадрах. Отстранив графа от обязанностей военного агента, уже буквально через две недели предложило продолжать работу, но в несколько необычном для дипломата качестве. Игнатьев не особо сопротивлялся, он мог и снабженцем быть, лишь бы позволили продолжать работу на благо Родины.

Все это сразу после нашей встречи вывалил мне Игнатьев, которому поперек горла уже стояли новоявленные вояки от инфантерии, прибывающие во Францию, иной раз, даже не поставив в известность военное министерство. Зачастую действовавшие от ведомств, совершенно не имеющих отношения к армии, но, тем не менее, упорно требующие от полковника денег на оплату счетов за товары, якобы идущие на нужды войны. На самом деле многие из них, таким образом, хотели подзаработать во всей этой неразберихе. Как говорится — хапнуть на халяву. Купил — продал, прибыль себе в карман, да еще и командировочные требовали оплатить.

Нас Игнатьев встретил в порту чисто случайно. По служебной надобности находился на складах и очень обрадовался, увидев наш Ноев ковчег, особенно когда узнал, что все обошлось и его семья в сборе. Только сухость в приветствии матушки по отношению к сыну слегка подпортило впечатление от встречи. Или тут играло роль, что сын ее самый старший из мужчин и по идее вся власть в семье принадлежит именно ему? Не знаю. Во всяком случае, Софья Сергеевна в разговоре всячески подчеркивала, что не намерена подчиняться сыну и идти у него на поводу. По мне так все это было от усталости, накопившейся за время морского путешествия в условиях малопригодных для такого вояжа. Особенно от ежеминутного ожидания встречи с подводными лодками немцев. Видимо именно поэтому, вместо того чтобы просто радоваться воссоединению она стала ему выговаривать, что не он занимается делами семьи, а все переложил на младшего брата, попавшего под влияние непонятно откуда взявшегося человека.

Дождавшись, пока схлынут все ахи и охи, положенные при встрече после долгой разлуки, я попросил Алексея найти возможность поговорить наедине. Озадачив и матушку, и своего младшего брата Сергея просьбой проконтролировать ход выгрузки имущества, он пригласил меня в свой кабинет, разместившийся в одном из складов. Выпроводил из комнаты двух солдат, активно изображающих деловитость, перебирая свои талмуды, и наверняка уверенных, что у них тут, в папках, не меньше, чем священная книга евреев находится, он, облегченно вздохнув, начал жаловаться на свою несчастную долю. Рассказывал, как он устал и запарился вникать во всякую мелочь, ссылался при этом на козни подчиненных ему офицеров, на их непорядочность и зависть.

— Понимаешь Христофор, я делаю все возможное, чтобы ускорить отправку военного имущества, предназначенного для России, бегаю от министра Франции к нашему представителю Временного правительства с уговорами....

— А этот генерал Занкевич, сразу же после своего прибытия во Францию, возомнил о себе, бог знает что, и уже вставляет палки в колеса. — Перебил я его жалобные стенания. — Я тебе говорил, что так будет? Говорил. Предупреждал, что так лелеемая тобой самостоятельность станет против тебя же, и титулованный гонор будет лишь во вред? Да ты уже и сам видишь. И пожаловаться некому. А что ты хочешь? Революция, брат. Вчера еще этот Занкевич давал присягу и даже можно сказать верой и правдой служил монархии, царю — батюшке, а сегодня он оказывается ярый сторонник революционных идей. И не он один такой. Так что все твое возмущение очевидными признаками двурушничества никому ничего не докажет. В России это не редкость. Так было и раньше, имеет место сегодня, и в будущем все останется без изменений. Азиаты, мы, и многое в нас заложено на генном уровне, их традиции стали нашими.

Дворцовые перевороты всегда влекут за собой новых людей, другие правила, зачастую и законы меняются. Все заверения о дружбе или о согласии и взаимовыручке ничего не стоят перед железной логикой: "Ты умри сегодня — я умру завтра". А если ты будешь громко возмущаться этим порядком, то заработаешь проблемы. Тебе это ни к чему. Мы с тобой уже много на эту тему говорили, терпи граф, вскоре, кстати, и этот титул придется коту под хвост прятать. Привыкай. Да и кто тебе мешает попробовать так же, как и они, скрывать свои мысли? Не возмущайся слишком явно, не дразни гусей. Ты же сам видишь — плетью обуха не перешибёшь.

Я понимал — Игнатьева не перевоспитать, и гонор вполне объясним. Весь его род состоял из князей, графов и титулованных особей и не позволял ему моментально перестроиться и стать другим человеком. Я уверен, он, когда писал мемуары, полностью не раскрывался. Работая на Советскую Россию, все также считал себя графом и лишь обстоятельства не позволяли ему об этом говорить вслух. Личность не сломлена, и силу духа не уничтожить в человеке с такой родословной. Плохо, что гонор проявляется неожиданно, как бы изнутри, порой самовольно. Хорошо еще граф может контролировать себя, при необходимости умеет сдержать эмоции и это позволяет не вызывать у других ненависть. Я уже достаточно узнал этого человека, могу что-то дельное ему подсказать, и он не гнушается выслушивать мои советы.

— Кстати, я не понял.... Мы, насколько я помню, решили саботировать отправку грузов в Россию. И что? Поговорили и забыли?

— Тут не все просто. Возникают масса непредвиденных затруднений. Следующие одно за другим распоряжения от Временного правительства и решения, принимаемые здешними чиновниками на их основе, зачастую противоречат одно другому, соответственно сопровождается массой необдуманных предложений от генерала Занкевича, и непонятно откуда взявшимися представителями российского руководства, с которыми наладить отношения затрудняюсь. Естественно, это напрягает и нервирует, и мне становится не по себе лишь при мысли о саботировании отправки всего скопившегося на этих складах имущества. Одних нареканий последует сколько..., — граф махнул рукой, показывая тем самым, что тут дело "швах", и торопливо продолжил перечислять свои невзгоды и неприятности:

— Я не уверен, что меня не отстранят от этой "хлебной кормушки". И не смотри удивленно, мои недоброжелатели именно так воспринимают упорное желание иметь личный контроль над ходом работ, они считают, что нынешняя должность позволяет мне обогащаться за счет казны. Постоянно шлют в Россию петиции и рапорта, в которых приписывают грехи, зачастую мелочные и совсем не по делу обличающие меня в делах неправедных. Создают ревизионные комиссии, отвлекая на ненужные никому разборки моего якобы "халатного" и даже "преступного" отношения к обязанностям. Некоторые из них просто на просто надеются таким образом занять мою должность.

— Короче затрахали вашу светлость. Сочувствую. Нет, в самом деле, сочувствую, я знаю каково это чувствовать на себе предвзятую руку начальства при доносах. От таких "ярых знатоков" и в будущем не удалось избавиться, и ведь самое парадоксальное — для них почти всегда зеленый коридор, талантливо умеют убеждать начальство. Не избавился мир будущего от мошенников, воров и взяточников. Причем на всех уровнях имеются такие люди. "Грешен батюшка" — такие слова частенько слышат на исповедях наставники по вере, и их прощают. Деньгами откупаются, льготами и продолжают грешить. Плохо это, нужно не отпускать грехи кающимся, а грозить неминуемыми карами и адом. Так что ты можешь гордиться — не замаран и не поддаешься искушениям греховным. Ну а слова, порочащие тебя, вернуться к твоим хулителям, они получат по заслугам. Земля круглая и она вертится, а значит, имеет свойство возвращать на круги своя все зло и прегрешения тому, кто действительно виновен. Даже если не ему конкретно, то детям его все равно аукнется. Грехи наши передаются потомкам, чем меньше мы грешим, тем счастливее будут жить дети.

— Ты прав друг мой. Именно поэтому не хочется брать грех на душу и препятствовать богоугодному делу....

— Ты считаешь снабжение людей смертью в виде оружия богоугодным делом? — перебил, даже не дослушав, что пытается сказать мне Алексей — тут ты не прав. Я лично считаю, богу угодно, если бы ты взял и уничтожил все оружие, боеприпасы, машины, аэропланы и всю другую нечисть, служащую делу дьявола. Вот это я считаю богоугодным делом, именно такие деяния, которые помогают выполнять одну из главных заповедей Всевышнего. Ты же помнишь, как она звучит? — "НЕ УБИВАЙ".

К величайшему моему сожалению не выполняются заветы Всевышнего, мы сами подтачиваем веру в него, упорно толкаем себя в яму небытия. А он, тот, которого мы называем Господом, хоть и прощает грехи наши, но и его терпению придет конец. Мы не первые на этой грешной земле, и до нас тут проживали цивилизации, так же творили непотребные деяния, грешили, уверенные в своей безнаказанности. И что? Где они сегодня? Вот именно, сгинули.

— Любишь ты Христофор поговорить. — Перебил мои рассуждения Игнатьев. — Иной раз и не поймешь, о чем ты так увлеченно толкуешь.

— Извини Алексей, меня постоянно, куда-то не туда заносит. Давай вернемся к делам. Я понимаю так, ты и с деньгами ничего не решил? Все боишься, что тебя ославят и примут за вора и мошенника?

— Кое-что в этом плане я сделал. Перевел все счета, разбросанные ранее по различным банкам, в один, и узаконил получение любых сумм только с моей подписью. Встречался неоднократно с банкиром и договорился, что снять без моего разрешения деньги со счетов никто не сможет. Тут, правда, пытались вмешаться французы, в лице самого премьер-министра, я даже удостоился личной встречи с ним и получасового разговора на эту тему. С гордостью могу сказать: я смог вывернуться и не допустил перевода всей суммы на чужой счет. Могу считать, сегодня деньги России находятся под моим патронажем.

Кроме этого, имел несколько встреч с Ситроеном, кстати, его племянница спрашивала про тебя, и я заметил, ты ей интересен. И как мужчина, и просто, как человек. Да, да, поверь мне, я в этом кое-что смыслю. Советую — используй момент, напомни о себе. Она же тебе нравится? Ну, так куй железо пока оно горячо. Можно послать букет цветов с письмом. Вероятней всего тебя пригласят в гости, разговор об этом у нас с ней был. Можно попробовать другой вариант, и совместить приятное с полезным. Я смогу организовать встречу с Ситроеном, где-нибудь в ресторане, он не откажется, только намекни, любит погулять, пошиковать, не прочь и к себе пригласить, при этом собирает всех своих родных и близких, а их у него много. Нам главное найти достойную причину. При встрече можем поговорить с ним о делах. Тем более я уже закидывал удочку, намекал ему на организацию совместного предприятия, и он очень заинтересовался открывающейся возможностью создать концерн по производству автомобилей. И хотя, как он считает, во Франции уже есть люди, кто занимается выпуском автомобилей, но все одно — по его мнению, очень перспективное направление. Заинтересовался тобой, я ему намекнул, что ты можешь предложить немало новых идей в этой области. Я помню, ты о такой возможности говорил.

— Несколько преждевременно. Надеюсь, ты лишь слегка затронул тему или подробно рассказал обо мне? Нет? Это правильно, и ещё..., Жульен его племянница, если она хочет, чтобы я посетил ее в доме, значит, рассказала семье обо мне. При этом неизвестно как меня преподнесла, что говорила своим родным? А тут ещё и твои намёки на мои познания в области автомобилестроения.... Не покажется ему странным: — обычный русский крестьянин, одетый в солдатскую форму, и вдруг имеет идеи по улучшению технических характеристик авто. Как-то не сочетается одно с другим. Не находишь?

— Нет, про переселение душ я даже не заикался. Да и не поверил бы он в подобное. Я и то порой сомневаюсь, а уж этот делец тем более не поверит.

Алексей немного растерялся, видимо что-то он все-таки про меня Ситроену говорил, вон, как старательно заговаривает мне зубы.

— Кстати, Гюстав рассказал мне, как ездил в Америку и посетил автомобильный завод Форда в городе Детройт. Очень хвалил и восхищался слаженностью всего цикла работ по выпуску машин. Он так и сказал: — есть чему у них поучиться. Тот же конвейер по сборке — он увидел в этом большие возможности и, приехав домой тут же применил у себя на заводе. И не только это, он многие новинки использует на своем предприятии. Есть у него такая жилка, все, что на пользу дела может пойти, замечает моментально, и тут же под себя тащит. Когда я его посетил и намекнул о возможном сотрудничестве, у него в первую очередь вызвала интерес идея использовать русских солдат в своем производстве. Я ему пообещал при появлении такой возможности в первую очередь сообщить ему. Он сразу же загорелся и стал прикидывать, сколько для большого предприятия потребуется рабочих рук. Углядел еврей возможность погреть лапки и ухватился как клещ за мое предложение. Вот тогда я про тебя и стал рассказывать. Я ему сказал, что ты состоишь в комитете солдатском и ищешь возможность устроить свою судьбу здесь во Франции, ну и добавил, что можешь поспособствовать в привлечении солдат на его производстве. Так что дело за малым. Найти этих солдат и уговорить остаться во Франции. Твоя идея использовать солдат в будущем предприятии для меня пока темный лес. И каким образом это сделать даже не представлял. А тут сам Ситроен предложил, как будто твои мысли читает. А насчет тебя я мало распространялся, сказал, что ты якобы работал в мастерской по ремонту автомашин. Так что все нормально, и твои познания в автомобилях естественны.

— Сойдет, неплохо, что он сам предложил привлечь русских солдат к будущему автогиганту. Чем сильнее в нем мы разовьем желание сотрудничества, тем для нас станет легче с ним договориться. Значит, не надо откладывать, намечай встречу с ним. Насчет письма с цветами тоже правильная идея, нужно будет и это организовать. Но меня сейчас волнует в большей степени другое.... Ты очень вовремя напомнил насчет русского экспедиционного корпуса. Что-нибудь знаешь, как там обстоят дела? Где находятся подразделения? Ты же, наверное, в курсе происходящих событий с бригадами?

-Ты прав, я интересуюсь состоянием Особых бригад, я же помню твои рассказы о грядущих неприятностях для солдат корпуса. Правда, меня не допускают к этому делу, все взял на себя генерал Занкевич. Он уже с начала июля официально объявлен представителем Временного Правительства во Франции, и пользуется правами Командующего Армией. Я даже не удивился, что твои предсказания сбываются. Благодаря им уже знал, чего следует ожидать от генерала, и когда он первым делом, буквально на следующий день, издал приказ, в котором предписывает передать дела полковнику Кривенко, тем самым отстраняя меня от работы в качестве военного агента, был сама невозмутимость. Даже когда он приказал и разведывательно-оперативные дела передать лично ему. Зато в моих руках остались финансы, и это получилось благодаря твоим советам. Когда Керенский узнал, что только при наличии моей подписи можно получать деньги в банке, то тут же предложил продолжить выполнение обязанностей военного агента. И даже передав кое-какие дела по оперативно-разведывательной деятельности генералу Занкевичу, я все еще формально остаюсь в должности со всем своим аппаратом.

— А с Павлом как? Он же вероятно теперь будет в подчинении у Занкевича?

— Да, ты прав и тут. Тайная разведка тоже переходит в ведение генерала. Видимо брату уже сейчас надо отходить от дел. Только мне думается не обязательно все передавать новому руководителю, здесь твои советы весьма кстати, ему и в самом деле следует скрыть часть своей деятельности, особенно касательно агентуры. Но я, если честно, просто не представляю, как ему об этом сказать. Для него вся жизнь заключается в служении Родине, он себя не мыслит сугубо штатским человеком.

— Успокойся, мы с ним уже говорили на эту тему. Он понял, чем ему будет грозить отставка, если все оставить без изменений. И потихоньку предпринимает ряд мер, чтобы стать во главе частной сыскной конторы, набирает себе штат, убирает в свой архив некоторые документы, связанные с сохранностью агентуры. Он сегодня отсутствует здесь, ты заметил? Не волнуйся, это связано с выполнением наших планов.

— И поэтому, как я понимаю, ты Крис и не скажешь, где он сейчас и почему задерживается?

— Приедет, сам расскажет. Мне тоже интересно будет узнать, как там у него все сложилось. Давай пока продолжим про корпус. Насколько я помню, из четырех бригад Занкевич сформировал две дивизии?

— Тут не все однозначно. Французы попросили так сделать, у них же нет в армии бригад. Дивизии есть, а бригад как таковых нет. По этому поводу Занкевич предварительно запросил добро у военного министра России, аргументируя это тем, что численность солдат после всех сражений сократилось. Ему разрешили. Кстати, сейчас он вместе с его ставленником Раппом находятся как раз в лагере Ля Куртин, куда и перевели две бригады для отдыха и переформирования.

— А кто такой Рапп?

— Какой-то представитель Керенского, назначен военным комиссаром. Правда я так и не понял, то ли он сам по себе, то ли в подчинении Занкевича находится. Не знаю пока точно, знаю лишь, что он вместе с генералом и еще с одним представителем Временного Правительства, неким Сватиковым, поехали в лагерь, где квартируют бригады. Будут уговаривать солдат продолжать войну. Там же они бунтуют, требуют отправить их в Россию. Вот они и отправились туда, в командировку, попытаются утихомирить их.

Слушая Игнатьева, я вспоминал — все события, связанные с Русским Экспедиционным Корпусом, как ни странно, именно из его мемуаров знал. Чем-то может, и отличались, но в основном остались без изменений. Надо думать, до поры до времени, пока я не появлюсь в лагере Ля Куртин и не попытаюсь изменить ход истории.

— Алексей ты все-таки мне более подробно расскажи про дела, касающиеся солдат в этом лагере.

— Меня хоть и отстранили от многих обязанностей, но я своих соотечественников не могу просто так оставить без внимания и постоянно интересуюсь, что там происходит. Если коротко, то на сегодня большинство военнослужащих первой и третьей бригад сняты с фронтов и переведены в лагерь Ля Куртин. Происходит почти все так, как ты и предрекал, рассказывая мне наше будущее. На пятое июля в лагере находились 16187 нижних чинов, 289 офицеров и 1718 лошадей. Вот и представь себе: — На улице жара под сорок градусов. Никто санитарией не озаботился, конюшни не чистятся, мусор не убирается. Вонь, грязь, мухи, и к этому можно добавить драки, неуставные взаимоотношения на почве пьянства и разногласия между солдатами бригад. Питание ужасное, заставляет нижние чины искать еду в близлежащих деревнях, денег, чтобы закупить хотя бы хлеба, нет. Офицеры обособились и ничего с распоясавшимися нижними чинами сделать не могут, а порой и не хотят, боясь расправы над собой. Случаи самосуда уже были. Да они и сами виноваты, особо не отличаются примерным поведением, нередко нарушают дисциплину. Я посоветовал генералу Лохвицкому разделить корпус и вывести одну из бригад за границу лагеря, он вроде так и сделал. Выбрал одну из наиболее дисциплинированных, где солдаты настроены на продолжение войны. Первая бригада, наоборот, ни в какую не хочет погибать здесь, в то время как в России происходит революция. Находятся в лагере и продолжают требовать возвращения на Родину. На почве таких разногласий и случаются стычки между солдатами бригад. События развиваются, как ты и предполагал.

— Алексей Алексеевич, раз уж у вас есть такая возможность, то посоветуйте Лохвицкому ни в коем случае не поддаваться на уговоры генерала Занкевича применять бригаду для подавления волнений в лагере Ля Куртин, жертвы в противном случае неминуемы и его имя будет запятнано убийством русских солдат.

Полковник покачал отрицательно головой и добавил:

— Мне кажется, поздно что-то предпринимать, Занкевич уже там, и он может настоять на выполнении решения, которое посчитает верным. Боюсь, он прикажет Лохвицкому использовать выведенную из лагеря бригаду для усмирения бунтующих. Вероятно, пообещает золотые горы тем, кто продолжит воевать, солдаты в результате разделятся на две враждующих группировки, и все закончится как ты и говорил — вооруженным противостоянием. Я, конечно, постараюсь встретиться с генералом Лохвицким, и попытаюсь уговорить его не привлекать солдат бригады для подобного решения инцидента. Но не уверен, что он пойдет против приказа своего начальства, он в этих вопросах весьма щепетилен.

— В таком случае его можно будет обвинить в развязывании гражданской войны в России. Да, именно так и заяви, пусть задумается. Именно он станет причиной братоубийственной бойни в подчиненных ему войсках. И это будет происходить на виду у просвещенного мира. Французы его не поймут.

Полковник задумался, да и мне вновь было что обдумать.

Я предвидел подобную развязку, все повторяется. И я пока не вижу способа, как изменить надвигающиеся события. Вся эта свистопляска явно требует вмешательства. Нужно их соединить и предложить свой вариант выхода из положения противостояния. Хотя бы на уровне комитетов, правда там сейчас их развелось как комаров, много и все жаждут крови. Полковые, батальонные, ротные, взводные, и даже отделения имеют своего комитетчика. Все ринулись управлять, все вынашивают свои планы, и никто не предпринимает никаких мер по мирному урегулированию создавшегося положения вещей. Издалека, как вот мы сейчас с Игнатьевым наблюдаем и рассуждаем, рассмотреть, что там происходит на самом деле и какие следует предпринять действия, невозможно. Значит, придется возвращаться в свою часть, в мой разведвзвод. Иначе кашу не сварить.

— Алексей Алексеевич, мне необходимо быть в лагере, сам понимаешь, никто из них не знает, что нужно делать в таком случае, не хотелось бы повторения непродуманных действий. История с этими солдатами, произошедшая в моем мире, не должна повториться и здесь. Надеюсь, ты сможешь оформить документы, подтверждающие, что я только-только выписался из лазарета с диагнозом потери памяти в результате контузии. Ну и отправить меня в лагерь, а то я могу тут на дорогах Франции и потеряться.

— А как же Ситроен? Да и Жульен надеется на встречу.

— Придется спешить, пока состряпают документы, можем попытаться организовать обе встречи. Лучше, конечно, как ты и предлагал, напросится на семейный ужин в семью Ситроена. Ну а что? Крутиться как белке в колесе вам, ваше сиятельство, не привыкать. Павел не скоро вернется, помогать особо тебе Алексей будет некому. Но ты не расстраивайся, я буду рядом, главное выполнять те мероприятия, которые мы наметим на ближайшее время.

Глава 25

Как оказалось, семья Ситроена, к нашему везению, буквально через день отмечала семейное событие. Будут праздновать рождение сына, и в число многочисленных приглашенных попал граф Игнатьев. Приглашали именно полковника, а с кем он придет дело десятое, можно взять с собой кого угодно, в этой семье по такому поводу были рады всем. Пришлось вновь напрячь голову, вспоминая все о Ситроене, и особенно про его детище — автомобильный концерн, в надежде, что Алексей после моего инструктажа сможет заинтересовать и даже заинтриговать промышленника своими знаниями о его делах. Отправились вдвоем, граф жену почему-то не взял с собой. Я ее вообще лишь раз видел, красивая женщина, и главное любит мужа.

Жена Андре Гюстава, Жоржина, была с новорожденным, и гостей встречал сам хозяин со своей маленькой дочкой Жаклин. Трехлетняя девочка уморительно добросовестно исполняла роль хозяйки, она величественно и с невозможной для ее возраста грацией приседала в попытке сделать книксен. Отставляя правую ногу в сторону, старательно переносила левую за отставленную правую. Затем также усердно выставляла перед грудью пухленькие ручки, приседала и, хлопая большими ресницами, таращила свои карие глазки на гостя. Без восторженного одобрения со стороны приглашенных ни одна ее попытка не оставалась. Папа был доволен своей дочерью и, встречая гостей, делал вид любезного и гостеприимного человека. Обычно в таких случаях выставляли дворецкого или как положено в великосветских домах мажордома, который должен встречать гостей в парадной ливрее с застывшей на лице маской величественности в своей значимости на этом торжестве. Его не было, но мрамор ступеней и непременная в таких случаях бордовая дорожка с золотой каймой по краю присутствовали.

— Ваше сиятельство! Граф Игнатьев! Я рад вас видеть, и благодарю, что вы приняли мое приглашение.

— Ну, а как же иначе, мсье Ситроен, разве я мог не поздравить вас с сыном. Даже в случае, если вы и не соизволили пригласить меня, я все одно постарался бы найти возможность высказать свои наилучшие пожелания и выразить радость по поводу появления у вас долгожданного наследника. Теперь есть, кому передать в будущем дело вашей жизни.

— Граф, извините за неучтивость, но я бы не хотел, чтобы сын продолжил выпускать оружие и боеприпасы, я не согласен с вашим пожеланием.

— Так и я не это имел в виду. Я же знаю вашу мечту, и я всецело поддерживаю ее. Выпускать автомобили на радость всем людям, что еще можно желать лучше. Именно это я предполагал, когда говорил о возможной преемственности дел в вашей семье.

— Да, да, я помню наш последний разговор, вы уже тогда проявили странную осведомленность про мои планы. Я еще только-только наметки делаю, а вы уже уверены, что именно и когда я стану производить на своем заводе. Очень впечатляет ваша осведомленность. Я понимаю — должность, она обязывает знать все, что касается вооружения и техники союзников, но вот чтобы и мысли могли читать компаньона по снабжению армии России снарядами — это уму непостижимо как впечатляет.

— Так я же в курсе, что вы начинали свое дело именно с выпуска шестерней с шевронным зацеплением. Вы тогда совместно с братьями Эстен успешно их выпускали и продавали, даже в России был налажен их выпуск, а потом удачно работали с производством автомобилей. Так что ваши планы предугадать не сложно.

— Вы очень осведомленный человек, граф. Явно я зачем-то вам нужен. Нам видимо необходимо еще раз поговорить, и утрясти некоторые нюансы. Я постараюсь найти свободное окно сегодня для нашего разговора. Но сейчас извините, мне необходимо продолжить встречать гостей. Вы пока проходите, располагайтесь, будьте как дома. Так, по-моему, говорят в России. А почему вы забыли представить вашего спутника? Судя по внешнему виду, это кто-то из братьев, я прав?

— Немного есть такое. Но не совсем. Молодой человек представляет собой незаурядного экстрасенса. Он сможет предсказать ваше будущее, вернее не предсказать, а предположить его ход. И неплохо у него, кстати, это получается, но особенно хорошо составляет прогноз будущего в целом по стране, и даже по возможным войнам. Я настоятельно рекомендую побеседовать с ним. Кстати, именно его мысль о сотрудничестве с вами я в предыдущем нашем разговоре и озвучил. Зовут этого молодого человека...

Полковник слегка запнулся. Мы с ним не обговорили, под каким именем меня представлять промышленнику. Я поспешил сам назваться.

— Можно обращаться, называя Христофором Трифоновым, или просто Крис, именно так меня назвала ваша племянница Жульен, когда я лежал в госпитале под ее надзором.

— Постойте, постойте. Так это о вас она мне рассказывала? Я запомнил, впервые тогда услышал, чтобы она положительно отзывалась о своих сверстниках, явно была под впечатлением. Взахлеб говорила о русском крестьянине, который, по ее мнению, выглядит намного осведомлённей и продвинутым, чем наши воспитанные и образованные молодые люди. Действительно, мне очень интересно с вами познакомиться поближе и поговорить. Я надеюсь, мы найдем время, чтобы это осуществить. А пока, передаю в руки моей племяннице, Жульен. Вон она, уже спешит к нам, видимо вас увидела.

Я и раньше только при одном появлении этой изумительно красивой девушки замирал и отключался, поэтому неудивительно — встреча вновь заставила почувствовать, как все мое тело одновременно с замиранием вдруг с неистовой силой рванулось навстречу ее глазам, притягивающим и зовущим в свои бездонные омута. Я почему-то был уверен — именно меня она ждала, находясь неподалеку от входных дверей. Слегка смущенная от своей радости Жульен, не отрывая от моего лица взгляда, вежливо приветствовала графа. Алексей, довольно ухмыляясь в свои усы, делая вид, что не заметил легкое несоответствие приветствия и взгляда девушки поспешил сгладить ее неучтивость:

— Мадемуазель Жульен, я обещал вам, что увидите своего пациента живым и здоровым так и сделал. Берите и пользуйтесь. Продолжая ухмыляться, уже отходя от нас, как бы, между прочим, добавил:

— Эх, был бы я свободен, ни за что бы, ни пропустил такое чудо.

Я все еще находился в ступоре, да и Жульен не могла сразу сориентироваться и от этого возникла небольшая, но многозначительная для нас обоих пауза.

— Крис, я на тебя обижена — первой заговорила Жульен — ты даже не попрощался со мной и ни разу не попытался встретиться до вашего отъезда. Я была дома целую неделю и все время думала о тебе, а ты.... Поняв, что невольно проговорилась о своих чувствах по отношению ко мне, она еще больше покраснела, хотя и до этого от нахлынувших на нее чувств была красная от смущения.

— Вот видишь, до чего довел девушку, сама признается, что неравнодушна к тебе. Я хоть и не монашка, но мое воспитание мне не позволяет совершать вольности, и даже высказанный легкий намек на мои чувства по отношению к тебе, Крис, уже говорит, что я нарушаю всякие приличия, девушке из еврейской семьи не позволительно подобное.

— Я не мог даже подумать, что вы Жульен мной заинтересуетесь и уж никак не ожидал, что смогу разбудить ваше сердце, так же, как и мечтать о том, что вы сами признаетесь в этом. Поверьте, я очень тосковал вдали от ваших прекрасных глаз, и по вашим шуткам, и....

Я чуть не ляпнул, что мое желание обнять и прижать к себе все ее тело, и почувствовать при этом его горячее обратное стремление, подобное моему, было не редкой мечтой в моих грезах, особенно, перед тем как заснуть.

— Ну, ну, продолжай, о чем ты еще тосковал, вспоминая меня, говори, говори, мне очень интересно, о чем тоскуют мужчины, находясь вдалеке от объекта воздыхания. Ты же обо мне думал? Или о ком — то еще, тебя же там, на Родине, наверное, кто-то ждет?

Я поспешил найти причину, не отвечать на ее вопрос:

— Жульен, мне кажется, на нас обращают внимание, может нам куда-то отойти в сторонку и не стоять на проходе?

Девушка отвела взгляд от меня и, оглядев место, где мы находились, слегка смутилась. Поспешила взять за руку, и увлечь за собой:

— Пойдем, я представлю тебя моим родственникам.

— Жульен, может пока не надо? Неудобно как-то. Какой-то не вполне знакомый для тебя мужчина будет предъявлен твоим родным.... В качестве кого ты хочешь меня представить?

— Не бойся, мои родные уже знают про тебя, считают — я завела друга, несколько необычного, но..., ты же мне друг? Вот и все. Вполне достаточно, чтобы и мои родственники были в курсе, с кем дружит их Жульен. Они все еще считают меня маленькой девочкой, а я самая старшая из всех детей семейства Ситроен. Могу себе позволить иметь друга, который интересен не только как мужчина, но и как человек. И то, что он из России, не еврей, а русский по национальности и при этом из семьи фермера роли не играет. Моя мать тоже не еврейка, она француженка, я же тебе рассказывала, главное, ни она, ни мой отец, ничего против тебя иметь не будут. И кроме всего прочего я уверена, граф Игнатьев не станет общаться с неинтересным для него человеком. А чем хуже я, и мое желание с тобой видеться? Да и просто дам всем понять, что это мое личное дело.

Видимо характер девушки, все родственники знали и поэтому при знакомстве с членами семьи никто из них не удивлялся. Вежливое равнодушие, незначительные вопросы и оценивающие взгляды дам, которые как под рентгеном осмотрели все мои достоинства и недостатки. Сделав видимо свои выводы, милостиво разрешали поцеловать свои ручки и, обмахиваясь вечным атрибутом в виде веера, перешептывались между собой, делая свои замечания. Или еще какие-то свои выводы, возможно не очень лестные в отношении девушки, и особенно меня.

Я, старался запомнить имена и титулы, но особо не вдавался во все нюансы моего внедрения в семейство, так как был уверен, все происходит только благодаря желанию неугомонной девушки по имени Жюльен и меня ни к чему не обязывает.

Провела по всей гостиной от одной группы гостей к другой, кому-то представляла меня, кого-то просто игнорировала, а возможно и сама их не знала, и как я понял, здесь в основном кучковались родственники — достаточно многочисленная категория людей, хотя хватало и других. Среди приглашенных на торжество многочисленных гостей вызвал интерес друг Андре-Гюстава, с которым он учился еще в лицее. Мне он запомнился видимо, потому что я не мог при своем хобби — коллекционера знаний по автомобилям века, — не знать еще одного известного автопромышленника Франции Луи Рено. Интернет в моем времени позволял каждому страждущему любопытство удовлетворять достаточно подробно. Вспомнилось и его негативное отношение, как к самой России, так и к русским, а особенно его сотрудничество с фашистами Германии в будущем. Тем не менее, был рад вживую увидеть знаменитого автопромышленника. Не упустил возможность вежливо сказать, что восхищен его изобретением коробки передач с внешней, прямой передачей — валом с карданными шарнирами.

— Это поистине революция в автомобилестроении. — Отметил я его успехи, торопливо припоминая факты из его биографии. — И тот факт, что именно ваши машины в количестве 600 парижских такси смогли перевезти 5000 солдат в район реки Марн, несомненно, послужил одной из причин победы Франции в этой битве с немцами.

— Мне тоже так кажется. И моя революция в деле развития мирного автомобиля намного полезнее для людей, в том числе и русским, чем революция в их стране. Я поставлял эксклюзивные автомобили царской семье и мне, если честно, не по душе, то, что сегодня происходит в России.

Он тут же отвернулся от меня и, делая вид, что я для него пустое место, стал на английском языке выговаривать Жульен:

— Никогда бы не подумал, что в этой семье найдется человек, к тому же девушка, которая сможет сказать, что ее друг из России. Не находите ли вы Джессика свой выбор странным, ведь он явно неудачный для дружеских отношений?

Я не мог сразу сориентироваться и достойно ответить, зато моя подруга тут же нашла ответ:

— А вас не смущает тот факт, что этот молодой человек получил ранение, защищая нашу Родину, или для вас это пустой звук? Мне, дружба с человеком, которому мы в чем-то обязаны, не кажется странной, и даже не столько в знак благодарности я им заинтересовалась, он в отличие от некоторых снобов выглядит более воспитанным. Я уже не говорю об интеллекте.

— Так он еще к тому же и солдат? Тогда тем более непонятны ваши отношения. И я не считаю, что французы чем-то обязаны русским. Это всего лишь простой союзнический долг, и вызван он тем, что Россия задолжала Франции деньги. Кредиты, которые она получала, им видимо отдавать кроме как людьми, просто нечем. Люди явились всего лишь товаром в обмен на деньги. Они варвары и до сих пор торгуют своим народом.

— Вы противоречите, сами себе, согласно принятым законам сегодня в России равноправие и уже никто не станет торговать людьми, поставляя их нам в виде пушечного мяса. Значит революция — благо. Тогда почему вы не одобряете ее в этой стране?

— Россия просто не доросла еще до такой ситуации. Это не Франция, где революция послужила толчком в развитии нации. Они же, как были рабами монголов, так и остались рабами, только уже своих, выросших на монгольской крови, князей, графов и прочих дворян. Я считаю, что из всего этого ничего путного не выйдет. Это не просвещенные французы, которые сумели из всех своих революций сделать вывод и создать мощное государство. Говорить даже не стоит, а тем более обсуждать.

Жульен, фыркнув от возмущения, заявила:

— Вы националист, ваши взгляды я не разделяю. Я считаю, всякий индивидуум заслуживает право называть себя человеком лишь потому, что и в других людях видит именно человека, а не раба, крестьянина или князя. И независимо от того, кто перед ним он остается воспитанным, учтивым и вежливым.

Высказав свою точку зрения на одном дыхании возмущенная Жульен, схватив мою руку, потащила за собой, в сторону от этого надутого индюка, попав как раз в поток гостей, спешивших к началу таинства, проводимого специально приглашенным евреем для осуществления процедуры по обрезанию плоти младенцу. Я впервые попал на подобное мероприятие, и мне естественно все происходящее в зале было интересно.

— Это моэль, — шепчет Жульен — я его знаю, он хотя и не врач, но очень неплохо умеет делать операцию по обрезанию плоти у младенца. Реб Шайя, он друг семьи и его постоянно приглашают на такие мероприятия.

В зал входит мать новорожденного и вносит своего сына, передает сверток с ребенком, стоящему рядом мужчине, тот в свою очередь аккуратно кладет его на кресло. Жульен торопится все также шепотом рассказывать, что происходит на наших глазах:

— Кресло предназначено для пророка Элияу, он незримо присутствует на каждом обрезании, так распорядился наш Всевышний.

Тем временем моэль произносит что-то типа молитвы:

— Благословен Ты, Господь, Бог наш, Владыка вселенной, освятивший нас своими заповедями и повелевший исполнять нам заповедь обрезания.

Впервые пожалел, что не знаю еврейского языка, мне это и последующее действо переводила и объясняла шепотом Жульен. И я по ходу действия узнал: — происходит узаконенный ритуал, а после слов моэля с подобным напутствием выступит папа младенца, и только уже потом начнется сам процесс обрезания.

Я не старался особо вникать, что там происходит, просто смотрел на ритуал и думал о том, как в этом мире все устроено сложно и в тоже время просто. Рождение человека, например. Ведь у каждой народности есть свои правила и традиции в таком важном деле как освещение впервые появившегося на свет человека. Торжественно, а порой сказочно обставляется появление ребенка. И никто не задумывается, что же в дальнейшем получится из новорожденного дитя? Какая карма ожидает в этом мире ангельскую душу, будут ли будущие его дела приняты другими людьми с благодарностью или наоборот станут проклинать, и человека, и тех, кто его родил? Как сложится судьба вот этого конкретного младенца, что он привнесет в мир своим появлением? Тайна! Она скрыта во всем этом. Даже в мое время все еще рассуждают, пытаясь понять, каким образом появилась жизнь на планете, но так и не пришли к единому мнению. Я лично склоняюсь к мысли — здесь присутствует рука Создателя, без него жизнь не появилась бы ни на нашей планете, ни на какой другой.

Тем временем операция подошла к концу. Наблюдавшие за ее ходом приглашенные облегченно перевели дух, шепотом воздавая хвалу Единому. Жульен оставила попытку раздавить мою руку от испытываемого волнения и вновь принялась меня просвещать:

— Сейчас женщины зажгут свечи, и все присутствующие кинутся поздравлять отца. Мать с сыном уйдет в свои покои, а отец пригласит всех к столу, чтобы в веселье встретить это событие. По нашим правилам специально не приглашают на этот праздник никого, желающие сами приходят, только дату сообщают заранее.

— А как же мы, я видел приглашение, адресованное графу?

— Но в нем написана просьба, прийти по случаю рождения наследника, но не приглашение по поводу обрезания, ведь так?

— Вроде да.

— Ну, вот, все согласно традициям. Посмотри, люди двинулись в зал, где уже накрыт стол. Пойдем и мы.

Вслед за толпой мы степенно, подстраиваясь под торжественный настрой присутствующих, прошли в просторный зал к празднично накрытому столу. Только одними своими огромными размерами он поражал воображение. Кипельно белая скатерть подчеркивала яркие краски атрибутов сервировки, особенно впечатляла изысканность оформления, здесь все блестело, искрилось и переливалось разными цветами, а содержанием блюд предвосхищало все ожидания окружающих его людей. Напитки, стоящие в хрустальных графинчиках тут и там, ошеломляли своим количеством и разноцветными радужными всполохами переливались в глазах неспешно рассаживающихся гостей.

Как и в любом другом обществе, перед тем как пригласить отведать все то, что создано кулинарными волшебниками на столе, здесь тоже нашелся тамада и после небольшого словесного вступления он дал слово главному на сей день человеку.

Моэль, Реб Шайя поприветствовал всех, кто пришел сегодня на праздник, затем попытался рассказать, что и почему тут происходит. Я понял так — он это сделал для нас, тех, кто не еврей. Свои наверняка знали и без напоминания.

— В самой древней из всех известных нам священных еврейских книг — Торе, есть заповедь "плодиться и размножаться". Бог нам так завещал. Традиция обрезания плоти у младенца на восьмой день тоже происходит из заповедей нашего Бога. Сегодня мы собрались здесь, чтобы все знали — мальчик идет по дороге предков и по заповедям Бога. Эта операция успешно проведена, и мальчик по имени Бернар с этого момента присоединился к Завету.

Отмечайте это, празднуйте вместе с ним, он уже с нами.

Что-что, а праздновать могут не только русские, я это понял, когда увидел, с какой скоростью исчезают со стола приготовленные блюда в виде закусок, салатов, пирогов и множества других блюд и деликатесов, стоящих на столе, не забывая при этом отдавать должное внимание винам и напиткам. Чего не отнять у людей так это тягу наполнить свои тела калориями, причем, не особо задумываясь о соблюдении диеты. Не до того за таким обильным достарханом. Да и желание не отстать от соседей в приятном для желудка, а особенно для глаз, процессе поглощения предоставленного изобилия, прерываемого лишь на время, пока очередной поздравитель не закончит свою речь в честь новорожденного и его семьи.

Жульен, видя мою нерешительность в процессе поедания пищи, взялась за мной ухаживать. На нее в изумлении смотрела ее мать, да и другие женщины пялились и делали удивленные глаза. Я понял сразу, что девушка позволила себе большую вольность. Возможно, даже нарушила какие-то приличия. Но видя, какое удовольствие испытывает Жульен, ухаживая за мной, я не особо обращал внимание на правила этикета. Да и не знал я как себя вести в незнакомом обществе, за еврейским столом. Удивительно, но приглашенных, не евреев я имею в виду, было много, хоть я не особо разбирался в лицах гостей, да и зачем. Не физиономист я и мне сейчас вполне достаточно видеть карие глаза моей соседки с их непостоянством во взглядах, периодически бросаемых на меня. То она смотрит с надеждой узнать что-то по моему лицу, то уже смотрит с хитринкой во взгляде, как бы намекая — она знает обо мне все, даже то, что я и сам не знаю. И тут же с плохо скрытым желанием не теряя времени, и не уходя далеко, поцеловать меня. Короче если бы не гости, то мы бы тут и..., узнали бы друг друга более тщательным образом. Мне не совсем была понятна подоплека столь ярко высказанных ее глазами чувств ко мне. Не кратковременные эмоции, а именно чувство способное жить вечно, пока живы те, кто испытывает их по отношению друг к другу. Я не считал себя каким-то там "мачо", или "Дон Жуаном де Марко" да и вообще.... Мне бы мир изменить, а не любовью заниматься. Но, черт возьми! Как же приятно, видеть такое явное, желание быть рядом со мной, со стороны прекрасной девушки. Было бы большой глупостью отказаться и оттолкнуть ее влечение ко мне. Удивительно только — как так получилось, что я его вызвал у девушки не моей национальности, не моей ровни в социальном плане, и даже не ровесницы, в конце концов. Это она не в курсе, кто рядом с ней сидит, зато я знаю. В душе-то я как был старик так им и остаюсь. Тело молодое, лицо симпатичное, разговор могу поддержать не по-стариковски энергично. Но душа-то, старая, и мысли мои совсем не о любовном томлении. Хотя.... Вру ведь. Сам себе говорю неправду. Одно ее прикосновение вызывает страсть и желание. Тело не обманешь, чувства настолько острые, что я едва сдерживаю свои эмоции. Мне кажется, даже моя стариковская рассудительность, и философские мысли вмиг растворились и исчезли, меня переполняли чувства совсем другой направленности, и это было прекрасно. Казалось, я в состоянии не только мир изменить, хотелось его перевернуть. Ну-ка, где тот самый рычаг, с помощью которого можно сдвинуть с места МИР? Да я и без него могу. Мне все по силам, я переполнен энергией!!!

Я очнулся от сладких грез только тогда, когда мы с Жульен вслед за другими гостями покинули опустошенный стол и расположились в одной из комнат гостеприимного дома. Так хотелось побыть наедине с девушкой, ощутить давно не испытываемое волнение от одного лишь прикосновения к ее руке.... И тут, на тебе, меня окликнул граф, и предложил пройти в кабинет хозяина дома. Пока мы с Жульен весело болтали ни о чем, находя свои прелести в таком времяпровождении, полковник, помня нашу договоренность, сумел уговорить Ситроена, уделить нам толику своего времени для обстоятельного разговора.

Радость, переполнявшая человека от рождения наследника, и от только что прошедшего торжественного мероприятия, видимо немало способствовала нашему успеху при беседе. Достаточно сказать, что Ситроен обещал нам содействие в привлечении русских солдат на своем производстве. По созданию совместного концерна он полностью поддержал наши предложения, вернее он дал свое согласие, но тут же оговорился, что для подобного финансово-промышленного концерна необходимы многочисленные разрешения, согласования с правительством, причем не ниже, чем на уровне премьер-министра, и особенно наличие финансов. Все предстоящие хлопоты требуют уже на первом этапе создания штаба с высококомпетентными специалистами. Было принято решение, что поиском знающих работников займется сам хозяин. От нас требовалось пока два дела. В первую очередь — уговорить солдат перейти из категории военнослужащих Российской армии в разряд вольнонаемных иностранных рабочих без получения гражданства Франции. А во-вторых — привлечение инвестиций для строительства, как самого завода, так и жилья для будущих рабочих.

— По закону, землю продать никто не продаст, только аренда возможна. Особенно здесь в Париже. Поэтому тут необходимо строить наши взаимоотношения на сугубо доверительных началах. — Пытался коротко донести до нас очевидные понятия промышленник. — Естественно все это будет делаться с составлением соответствующих документов, но без регистрации в государственных организациях. То есть вы мне деньги я вам все, что требуется для создания предприятия. Земля — моя собственность, также, как и завод на ней, технологический процесс, инженерные кадры, станочный парк, все мое. Согласны? От вас нужны люди и деньги.

То, что рассуждения и правила нашего будущего сотрудничества были недостаточно полными, я это хорошо понимал. Ситроен надеялся все решить самостоятельно, наскоком, как он и привык делать. Наверняка был в курсе, что без дополнительных согласований и проработки соответствующих документов, во всех инстанциях начиная с клерка в министерстве промышленности до премьер-министра, не обойтись. Но не показал нам даже капельки сомнений, для него нет нерешаемых задач, он сможет сделать все необходимое и препоны как бы не ожидаются.

Слышать его заверения в благополучном исходе дела для меня считай большая удача. Настроенный на предстоящие долгие уговоры промышленника по поводу наших намерений я вдвойне был рад встретив такую поддержку с его стороны. Меня обрадовало, что все оказалось проще и особых усилий не потребовалось прилагать. Естественно, устное соглашение еще не говорит об окончательном решении вопроса, но согласие достигнуто, и это главное достижение в наших переговорах. Остановились на том, что пока будем отрабатывать намеченное, а бумаги можно будет составить и подписать по ходу дела.

— Успеется, никуда от канцелярщины не денешься, но нам на сегодня достаточно принятого устного соглашения о намерениях, а все остальное это уже рутина, ее разгребать будем вместе — подвел итог переговоров наш будущий партнер по производству автомобилей. Немного помолчав, добавил:

— Предстоит неоднократно встречаться для решения возникающих вопросов. Это в порядке вещей, но я знаю по себе, времени для ежедневных встреч с целью их решения у нас с вами просто нет. Поэтому предлагаю назначить людей, вполне компетентных и способных управлять нашим, а я уверен, что мы его построим и заставим на себя работать, акционерным предприятием.

Кстати, как я слышал от графа, вы молодой человек способны предвидеть будущее. Так вы и скажите нам, будет у нас такой завод или нет? Сможете что-то сказать по этому поводу?

— Петр Первый, я надеюсь, это имя вам знакомо, так вот он, придя на берег Балтийского моря и увидев пустынное побережье, заявил: "Здесь будет город заложен", не факт, конечно, что именно так и было, верно другое. Русский царь сказал, народ сделал. Вот и у нас сегодня примерно такое же положение назревает. Мы русские долго запрягаем, но быстро ездим.

— Что-то я ничего пока не понял. К чему нам знания о вашем царе, или, о поездках на тройках. Вы проще говорите, чтобы все ясно и понятно было.

— Так я и говорю. Заводу быть и точка. Нам надо это уяснить и к вопросу быть или не быть, не возвращаться. Другое важно. Я предвижу большие трудности в получении разрешения использовать именно русских на нашем будущем автопромышленном гиганте.

— Ну, уж, нет. Как раз этого не стоит опасаться. Во Франции всегда рады дополнительным рукам, лишь бы шло на пользу стране. А вот у вас, я так думаю, как раз, и возникнет сложность. Насколько я знаю, все русские солдаты, воюющие на фронтах, причем не только во Франции, но и на ваших рубежах, настроены против продолжения войны. Вернуться домой живым вот чего они хотят. Полковник, ведь я прав? Прав, прав. Тут не нужны комментарии, вполне естественное желание для каждого человека, попавшего в затруднительное положение. Вот где проблема, она вас должна волновать в первую очередь. Но мне думается, вы знаете, как ее решить, и прежде, чем предложить мне компаньонство вы обдумали возможные препятствия, а значит нашли выход.

Ну да ладно, оставим все разговоры на потом, что-то вы как я погляжу, прорицатель так себе, да и времени сегодня у меня нет. Сами же понимаете. Поэтому давайте закругляться, намечаем дату новой встречи и расстаемся. Надеюсь, что-то уже прояснится к этому времени.

На этой ноте мы и расстались с хозяином. Меня ждала за дверью обеспокоенная Жульен, и когда я стал с ней прощаться, она лишь с грустью в голосе спросила:

— Мне вновь тебя ждать? И как долго?

Я, поцеловал ее руку и прошептал: — Мысленно я всегда с тобой.

Глава 26

В странное все-таки время закинула меня судьба или не судьба.... Карма такая. Не суть важно по чьей воле я оказался в этой грустной и страшной эпохе — начало 20-го века. Главное, моя совершенная убежденность — в ней есть нечто роковое. Неизбежное зло, закономерное и неумолимое, надвигалось на людей, захватывая все новые и новые территории. Оно уже сказалось на характерах и личностях людей, живших в этот период истории. Можно с уверенностью сказать — это эпоха, в которой Мир сошел с ума. Время, когда судьбы людей перемешивались как игральные карты в колоде. И я со своими намерениями способствую наступающему хаосу по мере сил своих, стараясь одних увести от судьбы, других попросту убрать из этого времени, третьих уговариваю не строить радужные планы, или изменить образ жизни и деятельности. Я в отличие от тех, кого пытаюсь направить в путь согласно моим понятиям, что такое хорошо и что такое плохо, могу со спокойной уверенностью сказать: — Я делаю благое дело. Может другой человек, оказавшись в подобной ситуации, поступил бы по-другому, и делал бы все гораздо активней, не обращая внимания на моральные аспекты. Не разводил бы воду сиропом, не распускал бы по поводу прав или не прав сопли. Но.... Я вот такой. И хочу я или не хочу, что-то делать в этом плане, наверняка никого не интересует, а мне лишь остается для собственного успокоения в моей правоте процитировать, кого-нибудь из "великих", живших рядом со мной, но в разных эпохах. Например, Алигьери Данте, у него есть, что взять на вооружение и сделать своим девизом на щите, типа: "Следуй своей дорогой, и пусть люди, говорят что угодно". Примерно такой же девиз был у меня в прежней жизни. Правда, там я выдвигал: "Желающего идти — судьба ведет", но в принципе, почти тоже самое.

Одно обстоятельство, которое особо подчеркивает своей силой эту эпоху можно считать переменчивость судеб. Вот что страшно! Генерал мог стать простым учителем, а учитель убийцей и палачом в расстрельной команде, офицер становится таксистом, матрос дипломатом. Тот, кто был всесильным и богатым превращается в нищего, а тот, кто всю жизнь работал за гроши, получает возможность заиметь силу и власть. И не удивительно, что именно в подобные времена каждый может потерять себя, а потеряв, уже не имеет возможности вернуться в свою колею предначертанной ему судьбой. И таких людей будет очень много в дальнейшей истории России, которую пока знаю я один. Исправить, кардинально изменить ход истории я не смогу, но подправить в состоянии. Чем я и занимаюсь в настоящий момент, находясь в лагере Ля Куртин.

Как я и ожидал, особо тут никого не взволновало мое появление. Таких, слегка повернутых на голову, здесь находилось немало. Контуженных на всю голову, их ничего не волновало, совершенно не заботили происходящие события в мире — овощ натуральный, без каких-либо мыслей. Революция, мятеж, или война, для них это отошло на задний план. Людям, потерявшим надежду на счастье в этом мире, приходилось решать: жить инвалидом в нем, или наложить на себя руки и уйти в мир иной. Но одна мечта не покидала и этих ущербных. Желание вернуться на Родину!

Все это мне пришло в голову, стоило лишь увидеть возле одной из казарм, сидящих рядком на скамейке калек. Несколько человек в солдатской форме без руки или ноги, с безучастным взглядом обреченных на неудачу в жизни людей сразу же привлекли мое внимание и навеяли эти мысли. Инвалиды вели неспешный разговор, меня они не видели, так же как не замечали и других пялящихся на их уродства.

Я же встал как вкопанный. Наблюдал, как вычеркнутые из жизни непредвиденными обстоятельствами люди спокойно ведут беседу, не обращая внимания на любопытных. Было не по себе от этой картины, в голове крутилась и не покидала мысль — каждый из них в душе наверняка борется с желанием уйти из опоганенного мира, покинуть его и забыть, не мешать другим наслаждаться жизнью. Непроизвольно возникло понимание — вот оно, именно то ради чего я сюда и заброшен. Сделать все от меня зависящее, чтобы эти люди вернулись домой, доставить им тем самым последнюю радость. И хотя я знаю, там их не ждет счастливое время, и можно ожидать всего что угодно, тем не менее, чувство уверенности — необходимо отправить на Родину этих обездоленных — завладело моим сознанием. Пусть хоть напоследок в своей никчемной жизни увидят родные места, близких и знакомых людей, смогут покинуть уже не чужой, а свой мир со спокойной душой и пониманием — он ДОМА.

Мне почему-то сразу невольно вспомнились мои современники, не все, а только часть их, для которых главным желанием было одно — УБЕЖАТЬ из России. Подумать только, как поменялись приоритеты за небольшой срок.... Насколько разные по своим желаниям эти вот солдаты и те, кто в будущем потеряют свои берега. Даже наступившие в лучшую сторону перемены в государстве мало, что изменят в умах людей, оболваненных пропагандой все тех же врагов великой России, для тех, у которых главным девизом станет: "Дайте мне все и сразу".

К сожалению, я не испытывал ничего подобного, появившись в лагере. Никакого волнения, как это обычно бывает, когда после долгой разлуки торопишь встречу со своим домом. Не было и нетерпеливого ожидания встречи с однополчанами. Глухо как в танке, я бы так сказал по своим ощущениям. Зато мои товарищи в отличие от меня были в явном восторге от неожиданного появления сослуживца. Правда, как я вскоре понял, из моего отделения, которым "я" когда-то командовал, остались в живых всего два человека. Так вот вышло, я третий из выживших после бойни, произошедшей в результате неудачного Нивельского весеннего наступления объединенных войск на севере Франции. Но я не знал ни тех, кто остался в живых, ни тех, кто погиб, ни тем более новых, недавно переведенных из пехотных рот солдат при вынужденных от множества потерь перемещениях. Разведвзвод, в котором я служил ранее, был полностью доукомплектован до штатного расписания новыми людьми. Видимо военные неудачи на фронте заставили командиров сделать правильные выводы и понять, как важна разведка и добытые ею сведения о противнике в преддверии боев.

Будучи на учебе в Инженерной Академии в своем времени, мне пришлось изучать и это наступление. По имени нового главнокомандующего французской армией генерала Нивелля и названо было сражение. Оно не зря считалось одним из крупнейших в Первой мировой войне. Возможность анализировать ход войсковой операции и делать выводы со стороны прошедших лет, разбирать все недостатки, недочеты и ошибки этой мясорубки нами тогда воспринималась как естественное изучение военной истории Мира. При изучении подобных баталий, в том числе и этой войсковой операции, наши преподаватели на занятиях особое внимание обращали на некомпетентность командования объединенных сил Антанты. Подробно разбирали его неумелое использование технических средств и артиллерии, незнание быстро меняющейся обстановки, плохо проведенной разведки позиций противника. И вот сегодня я вижу наглядно последствия этой непродуманной бездарной битвы.

В числе погибших, а это примерно около трехсот пятидесяти тысяч военнослужащих, были пять тысяч русских солдат и офицеров. Мой двоюродный дед как раз и был среди тех, кто погиб. Только по воле случая в его теле появилось сознание будущего родственника, и оно не оказалось в общей могиле.

Я видимо выглядел несколько непривычно скованным для солдат подразделения, так неожиданно бурно проявивших свою радость по поводу моего выздоровления. Объятия, похлопывание по плечам, восклицания типа: ух ты! Надо же! Жив курилка! Так и сыпались в мой адрес. Когда обговаривали с Игнатьевым мое внедрение в коллектив, было немало споров, между нами. Игнатьев предлагал доставить меня в лагерь самолично, и, заручившись поддержкой знакомых ему офицеров помочь занять должность командира взвода или на худой конец писаря в штабе полка. Зная, что за отношения в настоящее время существуют между солдатами и офицерами я настаивал на моем самостоятельном появлении.

— Не я первый кто прибывает после излечения в свое подразделение, и чем меньше помпы в моем возвращении будет проявлено, тем вероятней, что никто меня не заподозрит, что я подсадная утка и возможный стукач. Авторитет зарабатывается в солдатском коллективе не должностью типа каптенармуса, а делами, и награды даны мне не за красивые глазки, так что думаю лучше все-таки появиться вначале в своем подразделении, потом уже видно будет как действовать дальше. Если что, то не так пойдет, то придется выкручиваться самому, тем более документов заготовили более чем достаточно, что-то из них и пригодится. Доложиться взводному, а тот уже сам внесет в списки и поставит на довольствие. Другое решение будет не в тему.

Вот и убедился при встрече, я был прав. Чтобы поставить все точки на место поспешил сказать, что после контузии я потерял память, даже не узнаю своих однополчан.

— Я ребята как новорожденный, ничего не знаю, ничего не умею, никого не узнаю, я даже не помню, откуда я родом, и кто моя мать. Вы уж друзья извините меня, я тут ни при чем, сотрясение в результате контузии — сами знаете, вещь серьезная.

Слегка офонаревшие от такого заявления сослуживцы тут же стали возмущаться беспределом творимым, как они считали офицерами, особо при этом выделялся младший унтер-офицер Пичугин:

— Дерьмо поганое, суки рваные, им бы лишь в наличии штык был, а кто с этим штыком в наступление пойдет им без разницы. Гнать надо в шею энтих охфицеров. Инвалидов держат в лагере, не отправляют их домой, вот и тебя Христ, тоже под пули хотят бросить. Ты же, наверное, забыл, как винтовку в руках держать? Да и если честно, когда мы тебя откопали из-под земли, ты был уже как мертвец. Еле-еле дышал, хорошо еще, что наш прапорщик быстро нашел повозку и отправил четверых наших раненых в лазарет, я тебя и отвез. Ты чтож и меня не помнишь? Степан Пичугин я, тоже, как и ты, младший унтер-охфицер, и командую вторым отделением взвода разведки. Кстати, тебя наш взводный уже видел? На чье место тебя сюда прислали? Если ты ни хрена не помнишь, то вообще непонятно чо ты тут забыл.

Деятельная натура моего сослуживца видимо требовала действий:

— Пошли я тебя провожу к нашему сатрапу. Он сейчас и за комвзвода, и за фельдфебеля. Хотя чо это я, звание-то отменили, присвоили ему уже тута подпрапорщика, почти охфицер значитца он сегодня. Старых-то тьма как много погибло. Пополнений нет с России, вот и становятся унтер-охфицеры заместо их, выбывших. Даже звания подпрапорщика получают, немало и таких, кто сегодня через звание скакнули, был прапорщиком, а сегодня уже штабс-капитан. Солдаты страсть как озлоблены на командиров, те агитируют за продолжение войны, а мы домой все хотим, нам смертушка не нужна. Вот и пришлось брать в свои солдатские руки власть в подразделениях. Может, помнишь Мишку Волкова? Он же из нашего отделения, мы то думали только двое нас из тех, кто выжил, из старичков знчитца, а оказывается, ты жив, и нас теперь трое. Не помнишь? Ну да, ну да, чо это я, и так понятно, не помнишь, раз меня не признал. Так вот, он в комитете полковом, председателем, а командует всеми полковыми комитетами Ян Балтайс. Ну, ево ты точно не помнишь. Он из пехоты, но о-о-чень деловитый человек. Балакают, что он из большевиков, но мне, кажется, он как наш Мишка, оба они за прекращение войны и за то, чтобы нас всех отправили домой. Вот мы с тобой и пойдем к ним.

— Так этот Балтайс из большевиков значит? — Задавая вопрос, мне хотелось понять, разбираются ли здесь люди в существующих на сегодня в России группировках по партиям и если да, то какие из них имеются конкретно в лагере.

— Здеся у нас, каких-либо партий нет, просто всех, кто за окончание войны мы считаем большевиками, те, которые за продолжение войны, мы считаем меньшевиками и эсерами, ну а тех, кто ни нашим, ни вашим, анархистами. Те вообще беспредельщики, кричат не по делу все, что на ум взбредет. Давайте, орут, нападем на штаб и перестреляем все командование. Охфицеров, то есть.

— Так ведь и дураку будет ясно, что в таком случае всех солдат кто участвовал в этом, попросту расстреляют, как мятежников — мне еще не понятно было, что тут творится, но меньше всего хотелось проявления безрассудства из-за уголовных наклонностей этой категории солдат.

То, что анархисты у меня почему-то ассоциировались с уголовным элементом явно наслоение впечатлений от фильмов из будущего. В них показаны в неприглядном свете действия революционеров-анархистов, я смотрел, не особо обращая внимания, кто есть кто, зато запомнилось именно уголовники, и составляли в основном контингент, ориентирующийся на анархистов. Вольница и безнаказанность видимо и привлекали некоторых людей. Я если честно не разделял идеи Кропоткина, который был идейным вдохновителем партии анархистов в России. Хотя кое-что в их программах мне нравилось. Но где программа, а где действительность? Разница очень большая, и в настоящий момент совершенно не нужно, анархисты меня не устраивали в моей миссии. Хотя, как я говорил, кое-что из их программ мне подошло бы. Задачи этой партии были сформулированы еще в далеком 1904 году, на съезде, который проходил в Лондоне. И почему-то я не удивлен подобным фактом. Не только коммунисты с эсерами, но и эти, господа анархисты, все они проводили свои съезды не где-то там, в Индии, к примеру, а именно в Англии, которая вместе с Францией спят и видят развал Российской империи. Все исходит оттуда, а над ними стоит статуя "Свобода" американская, которая якобы провозглашает и определяет принципы мира и процветания США, и ее сателлитов. Россия никогда не числилась в ее друзьях хоть и стремилась на протяжении этого столетия оказаться в их числе. Но..., фиг вам, вернее нам, таких друзей они почему-то боялись.

Мы вышли из казармы, где располагался разведвзвод, и мой солдатский друг увлек меня за собой продолжая вводить в курс происходящих событий в лагере:

— Плохо конешно, когда нет единства среди солдат. Вот на днях приезжали тут.... Цельный шалман, генералы Лохвицкий и Занкевич во главе всей энтой кодлы. Ну, мы, как и положено выстроились на плацу, знамя вынесли и все такое прочее, как требуют командиры. Все тянутся, глазами едят начальство, ну и митинг естественно организовался. Охвицеры как один зовут нас воевать, здеся значица. Ну а мы сказали, нет, не пойдем, хотим защищать Россию дома. Нам земля нужна там, а не гробы в тутошнем черноземе с нашими остатками. Разделились тогда солдаты. Занкевич пообещал, что те хто за продолжение войны получат землю в России, без всякого сомнения, а противники, те ничего не получат. Правительство не станет потакать тем хто ему не подчиняетца значитца. Дело почти до драки дошло. Генералы предложили всем, кто за продолжение войны уйти из лагеря в другое место.

— И что, здесь сейчас хоть половина осталась из тех, кто не хочет воевать?

— Ну да, первая бригада полностью осталась, а другие вчерась и ушли. Лохвицкий их и увел. Не все охфицеры ушли, кое— кто и остался с нами. Будут, наверное, продолжать уговаривать. Но не знаю.... Как бы их тута не побили. Иной раз тот, хто может перекричать всех, пользуется успехом не меньше, чем Ян. Не секрет что все солдаты, ну если и не все, то большинство из них, настроены против охфицеров и те боятся появляться в своих подразделениях, а выборные командиры не могут решить ничего без обсуждения. По всякому поводу, а иной раз и на пустом месте возникают митинги. Чтобы принять какое-то решение надо дня два не слазить с трибуны убеждая в необходимости данного вопроса. До смешного порой доходит. На днях вот было такое, еще до разделения. Представляешь, один из младших унтер-охфицеров притащил в казарму бабу, и решил отгородить себе угол, хвартиру вишь захотел. Так вот, по энтому поводу два дня шли дебаты. Хто-то был за то, чтобы разрешить подобное дело, а хто-то говорил, энто не порядок тащить в лагерь, военный всяких шалав. Чуть до драки не дошло.

— Ну и что решили?

— Постановили, что таким вот, так сказать семейным, можно жить рядом с лагерем, в деревнях, но довольствие только на военнослужащего, баба в счет нейдет. А она, зараза, баба евонная, хош чаво ты с ней делай, нейдет в деревню, ей тута нравиться. Мужиков до хрена, у ей глазки-то и разбежались, всяк готов подмять под себя, а она, за малую деньгу, готова раздвигать ноги под любым, и на сожителя ей чихать. Такие вот пироги у нас тута пекутся.

Ведя неспешный разговор, мы шли в направлении, как я понял, штаба. Я с интересом разглядывал лагерь. Хорошие каменные двухэтажные казармы, по всей видимости, рассчитанные на роту, аккуратные дорожки, бордюры, зеленые кустарники и деревья по краям дороги..., а вот прошли кафе и магазины, которые аккуратно вписались в ровный ряд строений. Вдалеке, за лагерем, виднеются лес и кольцо гор, четко просматривается русло какой-то реки и мне невольно пришло на ум, что в такой вот жаркий день неплохо бы искупаться в ней. Все вокруг было ухоженным и грязи, о которой мне говорил Игнатьев, я что-то не наблюдал. Да и запаха от конюшен не ощущал, видимо они располагались где-то на окраине этого большого военного городка.

Наконец, мы пришли к намеченному моим проводником месту, в полковую канцелярию. Как не странно, но здесь в большинстве своем были офицеры и прапорщики. Правда и солдат хватало. Все они делали вид всеобщей озабоченности, и я даже удивился такому совместному трудоголическому рвению. Особенно старались писаря, эти клерки при любом катаклизме станут создавать видимость что они и есть именно те люди, которые спасут, если не Мир, то уж страну точно. Надеюсь, меня с моими проблемами здесь не воспримут кем-то вроде этих писарей и не пошлют сразу туда, где и Макар не бывал со своими телятами.

— Нам вот сюда — продолжал свою экскурсионную роль Пичугин — в комитете сидит наша братва, и они могут порешать, как быть с тобой. Не дело больного человека в строй загонять.

Мы свободно прошли в штаб бригады. Вернее, даже не бригады, а первого особого полка. Я лишь по документам знал, что из-за больших потерь русский экспедиционный корпус был разделен на две дивизии. Здесь в лагере Ля Куртин по прибытию солдат была размещена первая, состоящая из двух бригад, нескольких полков и отдельных спецподразделений. Но вот как обстояло дело на сегодня, после раздела на две враждующие группы, мне еще только предстояло выяснить. Насколько я понял, наш взвод приписан к Особому полку и комитет, куда мы пришли, был вроде как полковой, но решал вопросы полностью за весь лагерь Ля Куртин. Вернее, эта власть распространялась на тех солдат, кто остался в лагере. У тех, кто ушел, был при содействии генерала Занкевича выбран другой отрядной комитет, вот только кто его возглавлял, я пока тоже не знал.

Я удивился той беспечности, что окружала весь военный городок. Почти свободный вход и выход с территории лагеря, никаких часовых я не видел, не знаю пока точно, но, почему-то думается, и ночью здесь ничего не охраняется. Во всяком случае, раньше, чтобы пройти в святая святых, в штаб дивизии, нужно было и пропуск иметь, и нескольких часовых с оружием миновать. Все они строго и пунктуально выполняли положенные инструкцией и караульным уставом функции, сама же караульная рота, находилась всегда начеку и размещалась где-нибудь неподалеку. А сейчас только снующие туда-сюда посыльные и просто праздношатающиеся солдаты. Естественно, и до нас никому нет дела в этом сегодняшнем бардаке.

— Мы кого-то специально ищем? — Я только сейчас догадался спросить своего сослуживца.

— Ну да, комитет солдатский, он здеся размещается, и там наш кореш, Волков, председателем значица числится, большим начальником стал, но не выпендривается. Вот он и порешает, как быть с тобой. Может в писаря определит, ты же, как тот салага, ничего не знаешь и не умеешь. Да и вообще, зря чоли мы его выбирали, пусть помогает. Увидишь Волкова, может и вспомнишь, хотя если уж меня не помнишь, то дело табак. Новый ты человек, тот же деревенский лопух, кем и был, когда нас призвали. Тоже не помнишь? Ну вот, я и балакаю, куда тебя на передовую, убьют же в первом бою. А жаль, неплохим охотником ты был. Тебе же за геройство во время боевой вылазки нашего отделения и за то, что взяли пленных немцев вместе с их винтовками и амуницией наградили Георгиевским крестом. Да и меня с Волковым тогда тоже наградили Георгиями. Тебя вместо погибшего в бою Жучка поставили командовать отделением и присвоили звание младшего унтер-офицера, а нам ефрейторов. Ничего этого не помнишь? Да-а-а, уж. Если и такое забыл, то тебе делать в охотниках совсем нечего. И сам сгинешь, и отделение положишь.

Он замолчал, соболезнующее осмотрел меня, видимо прикидывал, что еще можно такое сказать, чтобы, то ли поддержать, то ли наоборот, напугать своего товарища.

— У тебя документ с собой? Ну, из лазарета бумажку хуть какую-то дали, что ты не в себе немного?

— Так я не сразу из госпиталя сюда в лагерь пошел, я еще на излечении был. В канцелярии полковника Игнатьева сидел почти три месяца.

— Это чоли тот самый, который тылом тут командует?

— Не знаю насчет тыла, и кто им командует, но то, что он военный агент и занимается поставками вооружения и снаряжения в Россию, это точно.

— Да видел я его раза два. Они тут с генералом Лохвицким якшались. Говорили, что он нам продукты поставляет вот я и балакую про тылы наши. Сейчас непонятно хто энтим занимается, даже кормить нас стали одной сечкой рисовой. Отколь здесь во Франции она появилась? Да еще энтот долбаный супчик рататуйчик, он достал конкретно, от его пользы никакой, только лишний раз в отхожее место приходится бегать. А чо смеешься? Так оно и есть, похлебал энтот "Рататуй" и сразу в яму, отхожую бегешь, чо ел, чо не ел, жрать все равно хочетца. Нам бы мясца, да побольше. Мм-м-м, как вспомню щи наши, тоже вроде как энтот рататуй, но в них ложка не плавает, а стоит, да и кусок мяса на мосолыге, вот такой — он показывает руками явно выдуманные от приступа ностальгии размеры — после ево полежать хочетца на пару с бабой. А от рататуйчика только в нужник сбегать, на большее сил уже и нету.

— Понятно, о чем вы тут мечтаете. Но не все так уж плохо. Вон посмотри. — Я указал на солдата в непонятно чьей форме одежды, с винтовкой на ремне через плечо. Он явно в подпитии и видно намеревался взойти вслед за нами на крыльцо барака. — Пьян до безобразия. Значит, вас тут и винцом балуют?

Пичугин глянул на солдата, пренебрежительно махнул рукой и, состроив гневное лицо, заорал на пьянчугу:

— Ты опять вусмерть? И где ты только ее берешь зараза, вот сейчас я тебя в карцер отправлю, будешь там лапу сосать, а не винцо лакать.

— Ты че, вашбродь? Да я как стеклышко чист, и ни капельки не употребил общественное, я принес положенные нам сто грамм, вот смотри — он приподнял весьма солидную посудину и поболтал ею, показывая, что в ней действительно что-то плещется.

— Ну и зачем тогда ты сюды прешься? Тащи туда, куда и должен был принести. Тебя же там ждут, думаю, достанется тебе по шее за такую доставку продукта.

— Слушаюсь господин младший унтер-офицер. Я только показать вам, что ваше приказание выполнено, подошел.

— Сгинь нечистая сила.

— Все, понял, уже исчез.

Он смог более-менее повернуться и пошатываясь, поплелся в направлении, откуда мы только что пришли.

— Вот и посылай их за вином. Любого отправь, и все одно черти ополовинят пайку. И ведь что обидно патлатым (французским солдатам) вино выдают ежедневно, а нам только по воскресеньям. Правда русский солдат всегда выход найдет, маркитантки стоят за воротами, денег много не просят, вина у них хоть запейся. Поэтому тут почти постоянно для любителей воскресение. Меняют заразы вещички на вино, вот и энтот.... Видел, во что одет? Поменял ведь обмундирование на старую французскую форму, а в доплату вино получил. Денег то ни у кого почти нет, вот и тащат все, что плохо лежит. Воруют сволочи, никаких сил бороться с энтой заразой, уже нет. Скорей бы уж домой отправили, а то сопьются тут от безысходности.

— А как же война?

— Да пошла она лесом. За что воевать? Может, ты знаешь, если как говоришь, три месяца рядом с начальством крутился? Расскажи, я послухаю. Глядишь, и в окопы захочу опять.

— Мы еще на эту тему поговорим, потом. Давай сначала закончим дело, ради которого ты меня сюда привел, а после сядем рядком да потолкуем ладком, как наши самарские люди говорят.

-Во, а говорил, чо ничего не помнишь? Выходит, память-то у тебя есть?

— Выборочная какая-то память у меня браток, и даже больше, впечатление такое, что во мне сидит другой человек, и он знает всю нашу будущую жизнь. Представляешь?

-Энто как? Ты значит сейчас в образе Христофора, и в тоже время кто-то другой? Я слышал про такое. Обычно говорят, что дьявол залез в душу христьянина и калечит ее, заставляет делать непотребные дела. Тебе нужно в церковь сходить, с попом покалякать, покаяться, прощения попросить.

— За что прощение-то просить?

— Ну а как же, мы все тут не без греха, поэтому постоянно в походную церковь ходим, через молитву у бога за смертоубийство, которое учиняем на этой земле, очищаемся, и батюшка отпущение грехов дает. Мы же не по своей воле вершим зло, немец, проклятущий, наши земли хочет забрать под себя.

— Ну да, конечно. Где немец, а где России земли, которые ты призван защищать? Тут во Франции что ли?

— Точно так же говорит и Волков, вон, кстати, и он.

— Ми-и-шка! — Пичугин завопил так, как будто появившийся в дверях помещения Мишка был в километре отсюда. — Подь сюды. Глянь, ково я привел.

Серая, защитного цвета рубаха-гимнастерка, малиновые погоны с зеленой окантовкой и одинокой ефрейторской лычкой, круглая, набекрень, фуражка с зеленоватым околышком, высокие сапоги — он по внешнему виду ничем не отличался от обычного русского солдата. Понять, что он на сегодня командир и без его слова ничего не делается в полку трудно. Тем не менее, именно этого человека из тысячной толпы серой массы выбрали в комитет, значит авторитетный товарищ, с незаурядной личностью, и, наверное, умеет "решать" дела солдатские.

Крепкое рукопожатие, пристальный оценочный взгляд на меня и тут же, без приветственных слов, переход к разговору:

— Долгонько что-то ты Евстигнеич гулял по лазаретам, видимо здоровье твое не очень? Я рад, что ты возвернулся. Ты всегда отличался у нас своей везучестью.

— Миша, то, что он контуженный на голову и ни хрена не помнит можно и не вспоминать, ясно и так, — влез в разговор Пичугин — ты вспомни, я же сразу, после того как отвез ево в лазарет сказал — не боец Христофор. Но богу видно не все равно, вытащил. Правда он теперь уверяет, что в голове хтой-то поселился, и нашептывает ему, всякую херь. Представь. И его не отправляют в Россию, а пинком выпроваживают сюда. Энто как называется? Тут же убогих собралось дохрена, их чо же, никого увозить домой не будут? Ладно, нас, мы могем подождать, а больных и убогих, почему не отправляют? В вашем комитете чо думают? Или опять митинг собирать. Так и там поорем малость и все, командиры нас не слушают, а ваши решения никто не выполняет.

— Погоди, не поднимай бучу. Мы же все тут бьемся в поисках решения нашего положения. Вот сейчас вновь собираем митинг, приехал товарищ из Питера он и разъяснит нам, будут нас отправлять в Россию или нет. Так что иди, сходи к своим, и приводи на митинг. Поглядим, как оно все пойдет.

А его оставь — Михаил придержал меня своей рукой — мы тут еще поговорим, а потом решим, что с ним делать.

— Рассказывай — уже ко мне обратился Волков — все рассказывай, у нас с тобой есть пол часика. Потом на митинг. Ты что, действительно ничего не помнишь?

— Ничего, и никого. Все как будто вновь вижу. Даже не могу вспомнить свою мать.

— Жуть какая. Тогда совсем непонятно зачем ты согласился сюда возвернуться?

— А куда мне податься? Я и так три месяца болтался между небом и землей.

Честно говоря, я почему-то не мог решиться говорить сразу же о цели появления в лагере. Нужно было хотя бы обжиться чуть-чуть, послушать сослуживцев, понять каким тут человеком запомнился мой родственник. Нужно время, чтобы стать своим, и уж затем, попытаться продвигать какие-то вопросы. Как-то так. Я и не думал, что все вмиг получится. Первое впечатление я составил, есть накал, напряженность имеет место быть, но я бы не сказал уж, что обстановка взрывоопасна. Хотя по времени, если вспомнить хронологию событий по моим воспоминаниям, уже должно тут все кипеть. По мне так не зачем ждать, когда котел станет взрывоопасен, остудить горячие головы и предотвратить бойню — вот цель моего посещения лагеря. А для этого нужна поддержка влиятельного человека, и Волков вполне подходил. Размышляя, таким образом, продолжал вслушиваться в его речь:

— Да, ты прав. Кому бы пришло в голову из командиров наших спрашивать мнение солдата? Это я так, навскидку спросил, может, в лазарете тебе предлагали другое, я же не знаю. Так что давай, не тяни время, говори.

Товарищ явно спешит, а на скорую руку не получится его убедить в моей правоте. Разве только про службу у Игнатьева выложить. Рассказал. Уложился в десять минут.

— Постой, мне не понятно, он-то, почему у себя не оставил? Видел же, что ты совсем не подготовлен как солдат? Или и ему не нужен убогий? Избавиться от обузы решил?

— Да нет, тут несколько другое. Я сам захотел сюда вернуться. Пичугину уже говорил — после контузии на меня снизошло некое просветление, или вернее что-то типа сновидений о нашей будущей жизни стал видеть. Причем сны я вижу настолько отчетливо и подробно что, просыпаясь, не забываю их, как обычно бывает. И мне будто кто-то там, в голове, приказывает рассказать об увиденном всем людям. Голос слышу, он мне подсказывает и картинки показывает. Ты не поверишь, жутко по первости было, а потом привык. Мало кто верит, но когда подтверждаются события, то начинают задумываться, просят еще рассказывать.

— На психа ты вроде не похож... — задумчиво разглядывая меня, произнес Волков. — Говоришь, голоса слышишь? Многие из нас во сне разговаривают, но почти никто не помнит с кем и о чем. Может ты и в самом деле слегка не в себе. Контузия она брат вещь серьезная, крови нет, но рана имеется. Это я точно знаю, ты у нас не первый с такой болячкой в полку. Есть еще один с похожими последствиями контузии, но он просто считает себя царем Николашкой. И у него никаких снов нет, лишь требует, чтобы к нему обращались, как и подобает при разговоре с царем. Мы его в шутку и стали звать Ваше Величество. Так он морду скособочит..., знаешь ли, величавую, подбоченится и такую фуйню начинает нести, что диву даешься отколь у него слова-то появляются. Раньше и двух слов связать не мог. Если и у тебя что-то подобное происходит, то ты уж постарайся меньше на людях об этом говорить.

— Нет, в том то и дело, я себя чувствую нормально, и понятное дело осознаю — сновидения лишь временное помутнение рассудка в результате контузии, но и не рассказать о том, что вижу, тоже не могу. Особенно когда касается вопроса о судьбе нашей бригады, и товарищей по службе. Вот, к примеру, я знаю, что тебя ожидает в скором времени.

— Интересно. Ну и что ты там углядел?

— Я видел во сне как тебя и несколько наиболее активных солдат, которые будут выступать за немедленную отправку домой, вскоре посадят в тюрьму.

— Могет быть, я и так знаю. Хотя, не факт. Мы тут не просто так сидим и болтаем чепуху. Мы готовимся к восстанию, у нас есть много оружия, и я не думаю, что кто-то из командования решится против воли большинства сделать гадость. Плохо, что отделилась третья бригада и Ян Балтайтис*, к сожалению, склоняется к такому же решению. Предлагает наладить временное сотрудничество с генералами, верит в мирный исход дела. Мол, потянем время, а там, глядишь, и война закончится, а пока идут переговоры, предлагает отправить еще одну делегацию в Петроград с петицией. Мы уже думаем, что его пора менять, в комитете нужен человек, который всегда с народом, а не наособицу.

— Я примерно подобное и видел во сне, ну и другие моменты. Сказать, что нехорошие считай ничего не сказать, и за минуту разговора с тобой их не расскажешь. Нужна обстоятельная беседа, тогда и тебе станет ясно, стоит или нет прислушаться к моим рассказам. А потом уже приглашать других активистов, может, что-то дельное почерпнуть сумеете. Не спеши отказываться. Понятно, тут все шито белыми нитками, поверить контуженому солдату сложно. Но факты вещь упрямая и когда они подтверждаются — против уже не попрешь.

Михаил стал нервничать, видимо бесполезный треп ему надоел, он стал искать возможность закончить разговор. Я понял, и не стал настаивать на продолжении. Даже помог выйти из неудобного положения.

— Как я слышал, сейчас митинг будет, и ты торопишься, поэтому отложим разговор на потом. Ты дай команду, чтобы меня хотя бы на довольствие поставили ну, и определи куда-нибудь на службу. Что-то типа писаря при себе. Ну, а на митинг я бы тоже пошел, интересно же послушать очевидца из России. Могу предсказать — будут вновь уговаривать и дальше воевать. Хотя и без моих снов вам известно, о чем станут говорить приезжие господа.

— Это верно. Тут таких агитаторов до хрена выступало. Каждый, кто сюда приезжает из России или от местных руководителей, требует собрать людей на митинг и, причем уверены — народ будет слушать, развесив уши. Не понимают господа, сегодня солдат уже не тот, что был два года назад. К сожалению, и среди нашего брата единства нет. Кто-то хочет продолжения войны, за честь России болеют болезные, а кто-то домой рвется, боятся, что всю землю без них поделят и им ничего не достанется. Господин Смирнов тоже потребовал собрать митинг, ну а как же — представитель солдатского комитета, аж из Петербурга. Так он даже не знает, с какой стороны к винтовке подходить, а туда же, представляет интересы солдат и матросов. Смешно смотреть на таких людей, да и говорят почти одно и то же. Послушаем, что этот скажет. Начальник делегации, Комиссар, етит ему некуда, мандатом перед нами тряс, тряс, все требовал, чтобы оказывали всяческую помощь, считает, если нас выбрали в солдатский комитет бригады, то мы ему подчиняемся, он же с центрального комитета. Начальник херов, тут их столько повылазило, что и не знаешь, кого слушать.

— А вы никого не слушайте, делайте свое дело, но с умом.

— Ага, и ты нам как раз хошь сказать, что делать, насмотревшись своих снов. Чересчур умный что ли? Или, в самом деле, не в себе слегка? Все понимаешь, лезут с советами, как поступать и что делать. А зачем нас учить, взяли бы, да и отправили домой. Все будут довольны, и никого не придется в тюрьмы сажать.

У меня появилась и не давала покоя мысль: попробовать через этого прибывшего комиссара от комитета солдатских и рабочих депутатов Петербурга попытаться решить вопрос о возможности эвакуировать на родину всех больных и инвалидов, и я тут же, пользуясь случаем, попросил Волкова:

— Миша, мне нужно с этим господином встретиться. Можешь организовать встречу?

— Зачем? — Недоумение, а затем как бы понимание странной просьбы, связанной с моей больной головой, проявились на его лице. — Да он с тобой срать на одном поле не станет. Кто он и, кто ты?

Я торопливо протянул ему один из нескольких предусмотрительно составленных мной совместно с Игнатьевым документ, в котором мы с ним старательно расписали, что я в настоящий момент являюсь представителем общества "Красный Крест" и наделяюсь полномочиями.... Список полномочий был большим.

Волков мельком глянул на бумагу и, оттолкнув мою руку вместе с документом, заявил:

— Еще один. Ты знаешь, сколько уже побывало с подобными бумажками? Каких только представителей мы тут не видели. Убери свой документ. Не станет он с тобой разговаривать. Для него мы всего лишь серая солдатская масса. А митинг мы проведем, все-таки человек с центра прибыл. Может новости, какие-никакие нам расскажет. Мы же ничего незнаем, как там, в России, что творится, слухи в основном. Командование на построениях зачитывают новые указы, распоряжения. Но пока ни разу никто не сказал, даже намека нет, чтобы домой отправить. А солдат на сей момент ничего больше не интересует. Но с удовольствием слушают, все какое-то разнообразие в нашем болоте.

Я не обиделся, не стал, и делиться с ним, каким образом у меня оказалось это удостоверение. Зато сам с удовольствием вспомнил. Появление, в снятой для меня квартире, Жульен, которая не удержалась от желания увидеть друга, и узнала от Игнатьева новый адрес, было неожиданным и от этого я вел себя закомплексовано, даже разговоры наши были сплошь деловыми. Зашел разговор о ее новой работе. Как я понял, отец настоял на ее переводе и естественно способствовал устройству дочери в Парижское отделение Красного Креста. Вот тогда у меня и возникла идея попробовать внедриться в эту организацию. Постарался вспомнить все, что знал об обществе. По времени еще рано для создания Международной Лиги Красного Креста, и общества на местах действуют лишь в рамках своего государства. По первости все сводилось к благотворительным акциям, они, как правило, проводились желающими выделиться, таким образом, в глазах общества. В основном занимались подобным меценатством богатые люди. Решение упорядочить такое движение и подтолкнуло к созданию организации Красного Креста. Жульен активно участвовала вместе со своей матерью в благотворительных акциях, это и послужило основанием для ее перевода, а отец с помощью связей помог. Ему видимо хотелось, чтобы дочь была рядом. Он еще даже не догадывался, что именно в этой организации она будет наиболее уязвима, и дома сидеть ей не придется. Но это знал я, в моем времени люди, посвятившие себя благородному делу, а именно спасать человечество, не задумываясь, жертвовали своей жизнью. Естественно, ни она, ни ее родные еще не знали, какая ей предстоит непростая, а порой и очень опасная работа.

Я кратко просветил, чем грозит ей в будущем ее новое увлечение, а заодно, прямо скажу, на авось, закинул удочку с просьбой и меня пристроить в эту организацию, мотивировав тем, что буду в минуту опасности рядом с ней. Взволновал ее чуть ли не до слез желанием ее оберегать, и она в порыве благодарности кинулась меня целовать. И я не удержался, мои ласки в результате чуть было не привели к ее "нелюбимому" виду мебели — к кровати. Мы оба, с трудом сдержали себя от такого поспешного шага в наших отношениях.

Итогом встречи стало ее энергичное проталкивание меня в эту структуру, и вскоре я как представитель от русской дипломатической миссии являлся полуофициальным сотрудником общества Красный Крест. Мое сотрудничество было закреплено выдачей соответствующего документа, и мне, уже после посещения нашего посольства, с помощью Игнатьева, было даже выхлопотано денежное довольствие, или зарплата, как в моем времени говорят. Составила она девяносто шесть рублей, а если перевести на франки, то получается примерно двести шестьдесят франков в месяц. Как он смог подобное провернуть...? Так и не рассказал. Сослался на хорошие отношения с послом, графом Извольским. Но главное не это, главное в том, что я вроде бы как стал легальным сотрудником российского посольства во Франции, ее представителем в обществе Красный Крест. И уже в этой организации совсем неожиданно для меня установили месячное вознаграждение в размере трехсот пятидесяти франков. Каким образом моя валькирия смогла подобное провернуть, я особо и не интересовался, дали зарплату значит, на что-то надеются, возможно, получить с моей помощью контакт с русской диаспорой, которая на данный момент одна из самых больших в Париже. Естественно, пообещал ее отблагодарить, чему она крайне обрадовалась и в ответ заверила, что будет всенепременно ожидать, как и меня, так и мою благодарность. Вот так и получилось — в настоящий момент я был вполне обеспеченным человеком по сравнению с тем, что меня ожидало, если бы я вновь влился в ряды своего подразделения. В сумме выходило шестьсот десять франков без всяких вычетов, я считал, что устроился очень даже неплохо. Другие мои соотечественники, проходящие службу во Франции, получали не намного больше, лишь старшие офицеры имели более высокую ставку, да и то за счет всяких там суточных, столовых, представительских. Про солдат вообще говорить не стоило, они даже положенное денежное довольствие не всегда могли получить. Офицерам казалось — рядовым деньги не нужны, им просто некуда их тратить, и нередко эти копейки прикарманивали на свои потребности. Пятьдесят франков на солдата положено здесь во Франции, а в роте примерно сто человек, вот и получается около пяти тысяч ежемесячно, руки некоторых офицеров так и тянутся к этим деньгам. Подобная практика не способствовала хорошим взаимоотношениям в воинских подразделениях. Игнатьев мне рассказал о чуть ли не восстаниях в госпиталях, где проходили курс реабилитации после боев раненые нижние чины. В одном из них и случился конфликт, при отправке солдат на Слонимский фронт те потребовали все денежные задолженности им вернуть. После долгих уговоров и митингов командованию пришлось пойти на уступки и солдатам выплатили положенное довольствие во франках. Игнатьева возмутило не тот факт, что солдаты взбунтовались, а то, что многих солдат за нарушение присяги и агитацию антивоенную арестовали и в настоящее время ведется следствие по этому делу.

Моим же официальным рабочим местом с недавнего времени является — представитель Российской дипломатической миссии в обществе "Красный Крест" Франции. Во как! Короче шишка на ровном месте. Мне почему-то сразу в голову не пришло, да что там говорить я просто забыл про такую организацию как Красный крест, дела которой полностью перекликались с моими планами. Поэтому и ухватился за предоставленную возможность затесаться в эту структуру. С о-о-чень четким прицелом на ее использование в дальнейшем, при воплощении моих планов в жизнь.

Вот этим документом я и размахивал перед Волковым. Я вполне уверенно мог махать им перед лицом любого чиновника, подписанным не просто абы кем, а самим послом, господином Извольским, доказывая тем самым, что действую не по своей прихоти, а в рамках должности. Расхожая мысль в мои времена, когда всяк человек понимал: — есть документ в виде любой бумажки ты человек, нет ее, ты никто и звать тебя никак — оказалась действенна и в этом времени. Но вот для Волкова эта бумага не являлась документом, он в его понимании не соотносился с моей личностью, так как слишком хорошо знал, кто я и что собой представляю. Мы и отбор для прохождения службы во Франции еще в России проходили вместе, и полмира пересекли, добираясь со всеми сюда, чтобы в окопах здешних вшей кормить, и спать под одной шинелью не раз приходилось. Поэтому он и не верил очевидному. Ну не мог его сослуживец, крестьянин к тому же, стать представителем правительства России, даже и в столь малой организации, тем более ему совсем неизвестной. Чтобы поддержать свое новое реноме в данной ситуации я поспешил зачитать несколько выдержек из документа, которые, ориентируясь на знания будущего, самолично и написал. Особо при этом выделил одну из них:

— Во время войны комитет Красного Креста выступает в качестве нейтрального посредника с целью обеспечить жертвам военных действий помощь и защиту, наблюдает за условиями содержания военнослужащих в различных лагерях.

Мы с Игнатьевым эту статью рассчитывали прочитать генералу Лохвицкому, в случае если мне не удастся проникнуть в солдатский комитет и повлиять на умы солдат изнутри, доказав последним, необходимость мирного решения вопроса отправки их домой. Моей главной задачей в настоящий момент, как я считал, не допустить окончательного раздробления бригады по интересам и тем самым постараться избежать возможного кровопролития. Перед поездкой проработали несколько вариантов убеждения и тех, и других. Один из них я и предъявил Волкову. Его реакция еще ничего не значит. Не знаю, может ли повлиять на генерала какая-то бумага с непонятной писаниной? Честно говоря, особо не надеялся. Но вот если к этому делу подключить всю общественность Парижа, действуя через общество Красного Креста.... Вполне может повлиять. И в первую очередь на Французское правительство.

Все это я и стал доказывать и объяснять Волкову, стараясь его уверить, что такое возможно. Наконец он, махнув рукой, сказал:

— Убедил чертяка. Видимо тебе на пользу пошло, что ты рядом с Игнатьевым был. Хоть что-то дельное получил в результате. Но я, если честно, удивлен. Вроде вижу перед собой прежнего непутевого, но везучего солдата, а вот когда разговор заходит, то появляются сомнения: — ты ли это Христ? Даже говорить стал как-то не по-нашенски. И эти сны, я ушам своим не верю. Может и в самом деле в тебе сидит другой человек? Ну не дьявол, конечно, Степка тут не прав, но все одно для меня ты стал загадкой.

— Миша, поверь, не изменился я, все тот же и никто другой. Мои сны не выдумка, не сказка, и желательно поговорить на эту тему более подробно. Я же понимаю, несколько странно слышать это от меня, но поверь, кто-то во сне упорно старается обратить мое внимание на события, которые должны произойти. Очень правдиво выглядят, и я не могу не рассказать об этом. Можно проверить на достоверность, я делился ими с полковником Игнатьевым, он тоже сомневался, но вскоре убедился — некоторые события, увиденные во сне, происходят в точности, как и предсказывал. Но разговор, а тем более доказательство правдивости сна не одной минуты дело. Потребуется время. Поэтому давай отложим на потом, пока же организуй мне встречу с этим комиссаром. Может, через него получится отправить хотя бы инвалидов и больных в Россию. Чем черт не шутит, вдруг он окажет помощь.

— Ну, хорошо, постараюсь. Только после митинга, вон люди уже собрались, ждут.

Глава 27

Мое неожиданное желание использовать, в какой-то степени общественную организацию Красный Крест, возникло не на пустом месте. Это здесь в настоящее время о ней мало кто знает, и естественно никто даже не догадывается, что она вскоре наберет обороты и станет весьма влиятельной организацией со своими правами и возможностями. Мои планы по сохранению жизней миллионов людей, спасению их в голодные годы, недопущению массовых жертв от войн, и даже желание притормозить милитаристские наклонности, руководителей государств — все это напрямую перекликалось с целями общества Красный Крест. И тот факт, что международной организацией она станет лишь после создания Лиги в 1919 году, меня не остановит в желании использовать ее влияние уже сегодня. Я со слов вездесущей Жульен был в курсе, что и в Париже, эта организация действует, заручившись поддержкой достаточно влиятельных господ, которые регулярно вносят пожертвования на благое дело. Как и во всяком деле, когда на что-то тратятся кровные, потом заработанные деньги, они заинтересованы в том, чтобы они работали. Поэтому у меня и возникла идея использовать эту организацию, в надежде, что в случае необходимости могу попросить помощь у них. Я знаю, каким способом можно заставить работать на меня здешнее общество Красного Креста, журналисты и в этом времени очень падки на сенсации, а то, что я смогу их заинтересовать, даже сомнений не возникало. Пущу в ход, как там у нас, в будущем говорят, возможности четвертой власти, ее влияние в здешнем социуме. Немного лести, чуть-чуть скепсиса, чуточку известности в результате устроенной шумихи, как руководителям, так и самой организации Красного Креста, явно не помешают. Уверен, все это сработает, и они встанут на защиту бедных русских солдатиков, попавших в беду, ставших инвалидами в результате их героической борьбы на фронтах империалистической бойни при защите французских "друзей". Распишу все нескольким падким до горяченького материала журналистам, и считай "дело" выгорело. Тут главное опередить всех, не дать возможности правительству спустить дело на тормозах, да еще при этом обвинив во всем самих русских. Такой прием в дипломатии стал для запада привычным давно и уже не раз проворачивался, и особенно это будет практиковаться в будущем. Далеко за примером ходить не надо. Я в курсе как дельцы, от политики обвинив с помощью все той же пресловутой четвертой власти Россию, что именно она является угрозой мира во всем мире, тем самым спихнула свои прегрешения на плечи русских. Мы ни сном, ни духом, даже не догадывались, что оказывается именно в умах "диких азиатов" и вынашиваются милитаристские идеи и планы. Вся эта политика, вернее геополитика, пусть здесь еще и незнакомо это понятие, но какая разница, главное — она применяется, и мне хорошо известны ее результаты.

* * *

Митинг для солдат не был новинкой, скорее стал обыденным делом, и в какой-то степени своеобразным театром. Я, смотря со своей колокольни, человека, который достаточно хорошо знал, как проводятся в моем времени подобные мероприятия, только сейчас понял, откуда взялась профессия политтехнолог. Стихийных, народных демонстраций, связанных с недовольством граждан, в сложные времена всегда предостаточно. Но вот целенаправленный, подготовленный во всех отношениях и идущий по заранее продуманным правилам митинг стал возможен именно благодаря политологам. Мне хорошо известно, что само определение слова "политика" обозначает своего рода искусство управлять государством и обществом. И оно появилось, можно сказать с самого зарождения человечества, при этом применяется и варьируется всеми, кто занимается государственными делами, причем по-разному. Умелое использование и правильная расстановка акцентов в интересах власть имущих давало возможность таким политикам неплохо заработать на хлеб с маслом, а зачастую и с икрой в три слоя. Само слово политтехнолог появится еще нескоро, но действия его уже и сегодня применимы. Человек, который понимает в политике намного больше основной массы людей, способный трактовать события в государстве, исходя из собственных убеждений, но зачастую в пользу заказчика, пользуется большим спросом, так как действует по заказу той политической системы, в которой он живет и работает.

Слушая господина Смирнова, я видел, что он именно из таких, он явно выполнял заказ, хотя до нормального политолога ему как до Китая пешком. Он не мог увлечь слушателей своими идеями и даже не задумался, что неплохо было бы предварительно озаботиться о группе поддержки. Хотя бы это подготовить, но нет. Обычный треп, причем с явным пренебрежением к солдатам, которые являлись основной массой на этом митинге. Он не видит, что образовавшийся между офицерами и солдатами разрыв имеет причины более глубокие, чем просто "бестактность" офицеров в отношениях с нижними чинами. Употребляя сложные для понятия массы слова, он даже не подумал, что его не понимают люди, да и не усмотрел он под солдатской гимнастеркой человека. Серую массу, воняющую махрой и потом, вот что он видел. Он не хотел знать, что жить рядом с "господами, офицерами", чувствовать каждодневно явное пренебрежения к себе, видеть постоянно перед собой не примерного во всем командира, который по долгу службы обязан, заботится о своих подчиненных, а всего лишь самовлюбленного и безразличного к солдату "господина", выведет из себя любого человека. Ошибка в оценке солдат как раз и была в этом социуме детонатором в бомбе замедленного действия, и как я понимаю, явилась одной из основных причин революции в России. К сожалению, и в моем времени подобная ошибка имеет место быть, и чем дальше, тем все больше и больше она превалирует в отношениях между людьми. Исправить, изменить такое положение дел попытались в октябре семнадцатого года, но сделав это, тут же допустили другие ошибки, и как результат все, что в дальнейшем строили, рухнуло в один миг.

Не нашли скрепляющего раствора?

А может, просто не додумали?

Или что-то пропустили?

Не секрет, вся эволюция человечества подразделяется на этапы развития. И если почитать труды политиков, причем независимо, в какой из стран мира они проживают и творят, у всех говорится — общество должно пройти все стадии своего развития, это общепризнанная и общеобязательная догма. Я лично воспринимаю утверждение не как спорный вопрос, а именно как узаконенный факт. Капитализм — потребительское общество, коммунизм — духовное, и то, что крестьянскую Россию усиленно толкали перепрыгнуть через капитализм сразу в коммунизм, нарушая закономерность развития государства, мы смогли понять только тогда, когда уже поздно стало что-то менять. Не получилось у коммунистов привести народ к своей цели. Слишком сильны были в людях желания пожить по-человечески не завтра, а сегодня, вкладывая в это понятие чаще всего самое простое: — ни в чем не испытывать нужду. Ни в материальном плане, ни в эстетическом, ни в духовном. При этом каждый вынашивал мысль: желательно иметь все необходимое не общее, а индивидуальное, личное. Моё, мне, никому не отдам — вот главные слова людей в этом обществе, и они не потеряли актуальности и в моем будущем. При таком раскладе только мечтать остается о коммунизме. Что и делали наши люди все года, прожитые в СССР.

А этот Смирнов ничего не придумал лучшего, принялся распинаться о светлом будущем для всех людей. Захлебываясь восторгом, говорил о непонятном для солдата долге перед революционным правительством, о необходимости вести войну до победного конца. Говорил, говорил и говорил, упиваясь собственным красноречием, и наверняка при этом любовался сам собой, "умением" увлечь людей идеями революции, и даже не подумал, да и просто не мог представить, что каждый из солдат в первую очередь о себе и о своем благополучии заботится. Докладчика выбил из устойчивого понимания своей важности и значимости простой вопрос одного из солдат:

— Господин хороший, все, что ты тут говоришь нам неинтересно. Нам важно знать отправят нас домой в Россию, или мы так и будем здесь гнить?

До этого стояли и внимали можно сказать спокойно, а после вопроса вмиг вся толпа солдат заволновалась и забурлила. Послышались выкрики и ругань, направленные против господ, шпионов, офицеров, комиссаров и всяких других "прихлебателях".

Смирнов обескураживающе посмотрел на задавшего ему вопрос солдата, он явно привел его в замешательство и в тоже время заставил понять, слова о светлом завтра не доходят до массы людей. Желание послать солдата "куда подальше", моментально проявилось на его лице. И он, набрав воздуха в легкие, хотел уже что-то ответить, но видимо совладал с собой, и сумел вполне спокойно закончить выступление:

— Я передам высказанные пожелания руководству. Господин Керенский надеялся на сознательность и верность долгу солдата, я вам его пожелания изложил, все дело теперь только в вашем отношении к просьбе Временного Правительства.

Никто уже его не слушал, на трибуну, в роли которой было крыльцо здания штаба, вылез солдат явно с желанием заменить предыдущего оратора.

— Солдаты! Не слушайте этого господина. Слушайте меня. Только что нам пришло сообщение от телеграфистов в Париже, которым удалось перехватить телеграмму министра Керенского для генерала Занкевича, из Петрограда. В ней говорится о том, что суточные деньги не выплачивать солдатам первой дивизии, так как они выдаются только за службу во Франции. Судя, по его словам, получается, что мы с вами уже ни России, ни Франции не служим. Мы лишние и в этой стране и дома. Наши жизни никому не нужны. Выходит, им нас легче забыть, чем помнить, что мы тут жрать хотим, как и раньше. И все это за желание вернуться на Родину.

Толпа забурлила, и Смирнов, побоявшись, стать основным виновником случившегося, поспешил ретироваться, предоставив комитетчикам возможность приостановить, начинающую кипеть, солдатскую массу. Волков, схватив меня за локоть, стал подталкивать к входу в здание, на ходу говоря:

— Именно сейчас там и не хватает такого чудика как ты, может, ты ему понравишься, и он успокоится. Ни к чему этому комиссару иметь зуб на нас, постарайся внушить комиссару — мы не хотим воевать вдали от России, Франция нам не нужна. Пусть походатайствует, чтобы нас отправили на русский фронт. Там наше место. Понял?

И он почти втолкнул меня в комнату, где я и застал Смирнова в состоянии бурного негодования и явно не желающего слушать не только меня, но и любого другого. Находившиеся рядом с ним офицеры слегка опешили от неожиданности, испуганно уставились, как будто увидели факел, горящий и летящий к пороховой бочке. Один из них угрожающе выхватил оружие из кобуры и, направив на меня, прошипел:

— Пшел вон, пристрелю.

— Прошу простить за вторжение — мой спокойный голос без истеричных воплей видимо, как вылитый на голову ушат с холодной водой подействовал на всех, кто находился в комнате — мне нужно поговорить с господином Смирновым.

— Погодите, поручик. Не кипите, давайте послушаем младшего унтер-офицера. — Какой-то подполковник остановил слишком горячего офицера.

— Ради бога извините, что встреваю в ваш разговор, но мне крайне важно кое-что обсудить с господином Смирновым. Если позволите, конечно.

— Выкладывайте, что там у вас, и кто вы такой, потрудитесь представиться?

Вместе с предоставлением своего документа я поспешил отрекомендовать себя и на словах:

— Младший унтер-офицер Трифонов, бывший командир отделения, георгиевский кавалер, проходивший службу в первой дивизии во взводе разведки. После ранения под Курси лечился во французском госпитале. Так как меня признали негодным к строевой службе, то вскоре по ходатайству полковника Игнатьева я получил должность представителя российского посольства в обществе "Красный Крест" и сейчас являюсь его сотрудником. Нахожусь в лагере Ля Куртин с целью выяснения состояния дел. Мне нужно обговорить некоторые вопросы с господином комиссаром.

— Значит, Игнатьев воду мутит? И чего не хватает этому графу, что он лезет не в свои дела?

— Господин подполковник, граф Игнатьев здесь ни при чем. Я выступаю от имени организации Красный Крест, являясь ее представителем от нашего дипломатического корпуса во Франции.

— То есть выходит ты от Извольского? И этот..., кстати, тоже граф, все они монархисты, все за царя, а значит против революции. — Подполковник завелся, как говорится с пол-оборота, и уже никого не слушая, брызгая слюной во все стороны, почти перешел на крик: — Негодяи, подонки, только о себе и думаете. Вам нет дела до России. Вы все хотите, чтобы наши союзники думали о нас как о людях, не выполняющих обязательства. Не желаете видеть дальше своего носа...

— Господин подполковник — влез в его бурную речь уже сам Смирнов, прекратите метать бисер. Вы что не видите, перед вами обычный солдат. Ну откуда у него могут быть какие-то полномочия, кто ему их даст?

— Революция и дала. — Я постарался придать своему голосу значимость. — Вы же все тут революционеры, все за равноправие. Разве не так? Ну да, я солдат, но я являюсь представителем Временного правительства. Господин Извольский, так же, как и Игнатьев, ему присягнули, оба они служат в настоящий момент делу, ради которого и вас прислали сюда. Мы с вами в одной упряжке, правда, по разные стороны дышла — я про себя отметил несуразность в данном случае воспоминаний о лошадях. Явно не моя тема, но привязалась, вероятно, моему родственнику, в теле которого нахожусь, была особо интересна. — Да и с чего это вдруг вы решили, что я буду против вас выступать? Наоборот, я хотел предложить господину Смирнову помощь. Поэтому и прошу дать возможность поговорить с ним наедине.

— Хорошо, хорошо, пусть будет разговор, как вас по имени, отчеству звать? Господин младший унтер-офицер — как-то слишком длинно. — Смирнову видимо не хотелось новых неприятностей от солдат.

— Трифонов. Моя фамилия Трифонов — поспешил назвать себя еще раз слегка растерявшемуся комиссару. — Да и в документе, что у вас в руках находится, четко написано, кто я и что собой представляю, вы прочитайте.

— И так, господин Трифонов, что же вы хотите мне предложить? Может, совет какой-то дать? Вы же вероятно лучше нас знаете, что солдатам говорить и как их убедить?

Окружающие его офицеры насмешливо заулыбались на такой явный намек на мою некомпетентность. Неудивительно, редко, когда в солдатской среде можно было в этом времени встретить более или менее грамотного человека, способного доходчиво вести разговор на высокие темы. Ну, если только он не вольноопределяющийся, в этой среде можно встретить и с высшим образованием.

— Желательно, господин Смирнов, нам с вами переговорить тет-а-тет.

Нервный и не выдержанный подполковник, тяжело дыша, быстро переводит свои выпуклые глаза от меня на Смирнова и обратно, явно хочет вновь влезть в разговор, и его желание выгнать из комнаты зарвавшегося в своих требованиях солдата вон — так и брызжет из выпученных от подобного побуждения глаз. Смирнов, прикоснувшись к плечу подполковника рукой, останавливает его, подтверждая это словами:

— Георгий Константинович, не волнуйтесь так. Давайте пойдем ему навстречу. У нас же есть время? Мы на обед не опаздываем? Тогда господа я вас прошу, оставьте нас вдвоем.

Бросив на меня подозрительный взгляд, подполковник вслед за другими покидает комнату.

— Присаживайтесь господин Трифонов — радушно приглашает Смирнов — мне стало очень интересно, что же вы сообщите такое неожиданное в нашей, как вы сказали, тет-а-тет, беседе. Я уже понял, вы тут примерно, как и мы являетесь представителем Временного правительства, но только от организации Красный Крест. Я знаком с подобной организацией, мне приходилось встречаться с ее представителями, правда, не здесь, а в России. Я лично внес пятьсот рублей по призыву Марии Федоровны, матери Николая второго еще в начале войны на нужды общества. Знаю, что собой представляет эта организация, и горячо поддерживаю все ее действия на благо своей Родины. Только вот не совсем мне понятно, что именно вы, хотели бы от меня получить? Сразу скажу, денег нет. Сколько мог, я уже пожертвовал. Кстати, вы можете попросить пожертвования у графа Игнатьева, ведь именно ему царь доверил деньги России на закупку оружия. Он, насколько мне известно, единолично распоряжается доверенными ему средствами и создается впечатление, что это не деньги России, а его личные. И хочу прямо сказать, нам поручили с этим делом разобраться. Не мне, а нашим представителям, комиссару Раппу в частности. Он должен проверить деятельность военного агента и определить правомерность трат денег России. Согласен — это не относится к делу. Я правильно понял ваш жест. Ну, тогда я вас слушаю.

— Мне нет дела, господин Смирнов, до денег, находящихся в подотчете у полковника Игнатьева. Я к вам по другому делу обращаюсь. Мне кажется, я могу помочь приобрести расположение солдат дивизии, причем не какой-то ее части, а всех военнослужащих.

— Интересно. Очень интересно. Правда, если честно, мне наплевать, кто и как ко мне относится, но, тем не менее..., я вас слушаю. И так, как вы это все видите?

У меня на сегодня не было конкретных сведений по тяжело больным и инвалидам находящихся как в составе частей бригад, так и госпиталей, но я точно помнил — никто из командования корпусом ни разу не поднимал вопроса об отправке в Россию такого контингента солдат. Ни при царе, ни тем более при Временном правительстве. И лишь при Советской власти решили вопросы положительно. Сегодня же эти несчастные люди в солдатских гимнастерках уже списаны на обочину войны и никого не интересовали. На фоне потерь убитыми в этой войне какие-то тысячи, ну пусть даже не тысячи, сотни солдат, увечных и неизлечимо больных, ничего не значили. Они числились в списках выбывших. Если еще и находились на довольствии, то только потому, что это выгодно тыловикам корпуса. Получали ли они пятьдесят франков, что положено каждому солдату Особых бригад, здесь во Франции? Вряд ли, мне неизвестно во всяком случае. Тут в большей степени возможна помощь от Французских граждан, среди которых немало и сердобольных людей способных на сострадание.

Я и наш разговор построил, опираясь на эти знания. Смирнов никак не мог уразуметь, о чем я ему толкую, его интересы совсем другого рода, и они явно не совпадали с моими планами.

— Господин Смирнов, вы все еще не поняли, что я вам предлагаю? Вы же заинтересованы в том, чтобы там, в Петрограде вашу деятельность оценили положительно? Заинтересованы. Это и ежу понятно. Так если вы, поднимете вопрос о возвращении инвалидов домой, вы же тем самым убьете двух зайцев сразу. Во-первых, сделав это, сможете заработать авторитет среди местного коллектива, я имею в виду солдат в первую очередь, у вас появится престиж человека конкретно предпринявшего действия по оказанию помощи пострадавшим. Вы все, кто прибывает сюда, увлеченно рассуждаете о революции, о долге перед Россией и ее правительством, уповаете на сознательность военных, скатываясь при этом на никому не нужную словесную мишуру. Почему-то надеетесь, кто-то, а не вы сами, станет делать то, что предлагаете, и таким образом допускаете ошибку — напрочь забываете о людях. И вот тут вы..., можно сказать спаситель для этой категории солдат, делаете невозможно — добиваетесь их отправки домой. Не хмурьтесь, я понимаю, для вас это в какой-то степени абсурд, и вы даже представления не имеете, как такое сделать. Но вы хотя бы попытайтесь. Доброе дело не останется без внимания, люди к вам повернуться лицом. Во-вторых, подобными действиями поднимете свою планку значимости в новом правительстве России, заработаете себе и там авторитет человека, не только занимающегося разговорами, а еще и что-то практически делающего.

— Вы не понимаете молодой человек. Я здесь нахожусь по заданию нашего комитета, чтобы убедить солдат продолжать войну, ибо в этом видят члены комитета выход из создавшегося положения. Никто меня не уполномочивал заниматься вопросами эвакуации больных и инвалидов. И если честно я не вижу надобности, да и откуда у меня такие возможности. Вы представляете сколько нужно денег для фрахта корабля? А немецкие субмарины? Одна страховка потребует чуть ли не стоимости самого судна. И вы предлагаете мне попытаться уговорить правительство потратить деньги на никому не нужных людей. Ради чего я вас спрашиваю? Они здесь хоть как-то устроены, а представьте, если мы их отправим в Россию? Что хорошего могут они там получить? Мы все, кто приезжает сюда, видим, здесь солдаты находятся в лучших условиях, чем такие же солдаты на фронтах России. Правительство, посылая своих комиссаров во Францию, надеется получить достоверные сведения о положении дел, уверены, мы сможем переломить настроение солдат и тем самым окажем ему помощь. От этого зависит — получит правительство России финансовую помощь от союзников или нет. Главные кредиторы — это Франция и Англия, мы просто обязаны им доказать, что армия и дальше настроена продолжать войну, и дивизии, находящиеся здесь должны подтвердить — обязательства перед союзниками выполняются. Вы же предлагаете с таким трудом добытые правительством деньги пустить на ветер. Ради каких-то инвалидов.... Я даже не стану этот вопрос поднимать перед своим руководством. Бесполезно.

Посмотрев на меня и убедившись, что его слушают, продолжил:

— А кто станет содержать инвалидов там, в России? Откуда взять субсидии? Вы подумали? Если одна перевозка их по домам выльется в такую сумму, что страшно представить. Ну, кто из членов правительства захочет хотя бы заикнуться в поддержку подобного проекта. Вы можете этого не знать, так как не уверен, что вы имеете хоть какое-то представление, но должны понять — не имея средств любое благое дело заранее можно считать провальным, даже рассматриваться не будет.

— Да понятны мне ваши мысли господин комиссар. Боитесь — вас там не поймут или просто лень заниматься подобными делами. И зря. Именно такими предложениями обратите на себя внимание ваших однопартийцев, тем самым поднимете свой авторитет, а значит, сможете рассчитывать на служебную карьеру. Никто же не задумывается в правительстве о нуждах солдат на фронтах, все только требуют подчинения и дисциплину. Вы станете первым кто не на словах, а на деле попытается помочь людям. Чтобы все это сработало, именно так как надо, подключите тот же Красный Крест, а через него общественность, напишите несколько статей в газеты Петрограда и дело пойдет. Мы здесь со своей стороны поднимем прессу, кинем клич на сбор средств, кстати, и вы там, в России можете начать сбор пожертвований на нужды солдат-инвалидов. Главное не забыть это сделать, по прибытию в Россию.

Смирнов задумался. Я по его лицу видел, как он себя насилует, заставляя мыслить именно в том ключе, что я ему тут уже долгое время втолковываю. Наконец приняв решение, он соглашается и произносит именно то, что мне и нужно было от него. Я хорошо представлял — дело, на которое его толкаю, вряд ли будет иметь успех в настоящее время без поддержки сподвижников по партии. Ну, ещё можно рассчитывать на заинтересованность Российского Красного Креста, хотя и не знаю, существует ли общество сегодня. То, что при царском правительстве этими вопросами курировала мать Николая второго, Мария Федоровна, я знал, даже где-то читал, что и финансовые дела в этом благотворительном фонде были на высоте. На его счета поступали не только от благодетелей деньги, но и с других источников. Например, пошлины за оформление загранпаспортов или железнодорожные пошлины с пассажиров первого класса. Все эти, и не только, деньги шли в бюджет Российского Красного Креста. Как обстояло дело в настоящий момент, я не знал, но надеялся, что общество не пропало. Тут главное заинтересовать "деятелей" от этой организации, а как подобное сделать я уже говорил. Чем больше шума, тем быстрее все сладится.

Смирнов от возбуждения принялся ходить по комнате, продолжая размышлять, и даже не замечал, что делает это вслух:

— Чхеидзе* лично мне напоминал перед выездом во Францию о необходимости проконтролировать выполнение хода создания солдатских комитетов, но Николай Семенович ещё и предупреждал меня, чтобы я не шел на поводу разложившихся и не способных правильно оценить ситуацию солдатских масс. Не будет ли воспринята попытка проявления мной инициативы в оказании помощи больным и инвалидам, находящимся в составе Первой дивизии чем-то нехорошим, подрывающим авторитет центрального комитета. Кроме всего прочего инициатива наказуема, ведь зачастую человеку выдвинувшему идею и приходится ее исполнять. Я же ни сном, ни духом, не имею даже представления как можно сделать такое дело в условиях безденежья. Да и зачем это мне? Ради какого-то там авторитета в думе? Да никому там это не нужно и не интересно. Все, кто собрался в новом правительстве, ратуя за революцию, за демократию, думают в первую очередь о своих амбициях, им нет дела до чужих.

Он на минуту замер, по всей видимости, в его голове что-то перемкнуло:

-Но..., в тоже время..., подобное мероприятие, даже если оно и закончится пшиком, все равно заставит многих нынешних руководителей обратить на меня внимание. Однозначно. Одно дело если я по прибытию в Петроград просто представлю отчет, и совсем другое, если я выступлю с предложением оказать помощь солдатам, от которых, собственно, и выбран исполнительный комитет. В общем-то, я ничем не рискую, наоборот, я только выиграю, если попытаюсь представить все это именно своей инициативой.

Рассуждая подобным образом, он сам себя в конечном итоге и убедил, даже не пришлось дополнительно уговаривать. Я осторожно кашлянул, напоминая, что он тут не один и после его прояснившегося взгляда на меня, поспешил добавить еще несколько идей.

— Я думаю, если по прибытию в Россию вы сможете организовать фонд помощи солдатам, застрявшим во Франции, то во многом выиграете от этого. Известность, построенная на шумихе вокруг забытого контингента российских войск, будет большая и вам не помешает. Кроме этого, выступая на страницах газет, вы покажете себя борцом за благополучие народа, в данном случае инвалидов войны и вы в скором времени наберете дополнительные голоса, для того чтобы занять положенное место, если и не в думе, то в одном из ее комитетов. Например, в комитете рабочих и солдатских депутатов, рядом с вашим председателем, господином Чхеидзе. Как вам такое, а...? Тем более, если мы договоримся, то я приложу максимум усилий, чтобы вы стали представителем наших бригад, депутатом от солдат, находящихся во Франции, а это прямой путь в центральный комитет.

Соблазнять долго этого господина мне не пришлось. Он лишь выразил сомнение, что солдаты захотят именно его увидеть в роли своего представителя в Петрограде. Свое выступление на митинге он посчитал провальным, я его не стал переубеждать. Окажись на его месте любой, кто предлагает вместо отправки домой воевать вновь на фронтах Франции, результат был бы тот же.

Мне известно, что с бригад посланы в составе десяти человек представители в Россию, с целью выяснения обстановки и конкретными предложениями новому правительству, но от делегатов корпуса пока что "ни слуху, ни духу". Где-то пропали, и послать еще одного ходатая в верха ни у кого из членов здешнего комитета не вызовет нареканий. Кашу маслом не испортить, тут не может быть двояких мнений. Тем более что Смирнов, как я понял, уже согласен на мое предложение. Теперь остается только договориться с членами комитета бригады, узаконив его в роли делегата.

— Так что? Будем считать, мы с вами определились, не так ли господин Смирнов? Кстати, а когда намечается ваш отъезд домой?

— Предстоящая встреча нашей делегации с действующим министром иностранных дел Франции месье Александром Рибо намечена на двадцатое июля, потом мы морским путем возвращаемся в Россию, вначале до Швеции идем, затем поездом, и ..., где-то примерно к середине августа должны быть в Петрограде.

— Так вам сам бог в руки карты дает — поспешил я высказать очевидную для меня мысль.

— Что-то не понял, причем здесь карты, да еще и в совокупности с богом, вы сударь понятнее выражайтесь.

— Да что тут говорить. У вас намечается встреча с министром Франции как представителей Временного правительства?

— Нет, не совсем так. Мы с ним встречаемся в качестве правопреемников новой власти в России. Наша делегация от комитета рабочих и солдатских депутатов представляет собой именно тех людей, которые за передачу власти в России именно нашему комитету. Основная цель встречи — это прозондировать возможность сотрудничества в дальнейшем.

Он замялся, вспомнив с кем беседует, сам себе удивился, что вот так вот, запросто, выбалтывает свои секреты. Я, сделав вид, что все идет чин чинарем, и я именно тот человек, который может помочь добиться определенных результатов в его делах, постарался убедить его и на словах:

— Ну и прекрасно. Значит вы, лично, и поднимете вопрос об оказании помощи вашему комитету в деле эвакуации инвалидов и тяжелобольных, изъяв их из состава Особых бригад. Пока хотя бы из военнослужащих первой дивизии. Озвучив подобное на встрече с министром, вы тем самым получите возможность дальнейшего сотрудничества вашего комитета с правительством Франции. Я не думаю, что министр будет против отправки ненужных никому людей к себе на Родину. Сам он, конечно, не станет этим заниматься, вернее всего вас перенаправит в Славянское бюро военного министерства Франции. А так как вы должны будете уехать домой, то для решения вопроса о возвращении солдат и офицеров, получивших инвалидность, оставите своего представителя. А я не стану возражать, если я и буду им.

— Ну..., не знаю. Тут как получится.

— Вы же начальник делегации? Вот поэтому и говорю — нужно пользоваться моментом. Обсудите вопрос вначале в своей компании, а вырабатывав общую линию поведения, поставьте его перед министром. Вдруг послушает ваши предложения и решит отправить восвояси русских. Может, и не надо будет вам больше ничего делать. Хотя я не уверен. Во Франции сейчас тоже не все в шоколаде. Волнения в армии, нежелание французов воевать, стачки на заводах, все это для сегодняшнего правительства Франции ложится тяжелым бременем, и они, стараясь удержаться на плаву готовы сделать все возможное и невозможное, чтобы потушить разгорающийся пожар в стране. Им захочется ликвидировать нехороший пример, заразный для Франции, а волнения в наших дивизиях как раз таковыми и являются. Они все сделают, чтобы или сгладить, или просто уничтожить революционный настрой солдат. Это может послужить делу эвакуации никому не нужных русских больных. Будет выглядеть благородно. Французы падки на подобные эскапады и примут все это на ура.

Я поспешил закончить обсуждение возникшего на ровном месте дела, да и недвусмысленное неоднократное заглядывание в комнату ждущих Смирнова его коллег побуждало меня к этому. Я особо не надеялся, что моя, почти часовая беседа с этим человеком, увенчается полной вербовкой чиновника новой власти. Но возможность иметь своего человека и что-то делать через него в Петрограде я, несомненно, получил.

Мы договорились, что к моменту выезда Смирнова в Россию я постараюсь, с ним встретится, чтобы уже окончательно решить все вопросы. В первую очередь по делу отправки инвалидов домой. Также пообещал вручить ему протокол собрания всех комитетов солдатских депутатов, с резолюцией о предоставлении полномочий представителя Особых бригад, для защиты их интересов перед Временным правительством.

Глава 28

Я естественно не мог положиться полностью на этого господина, слишком уж не специфичная для него функция — оказание помощи солдатам — навязывалась ему. Я для него не был авторитетом, тем более и прямым начальником не являлся, всего лишь человек, по воле случая получивший в свои руки документ, позволяющий осуществлять дела, не совсем понятные для него. Меня грела мысль и была надежда — хоть что-то сделает, даже просто напомнит о необходимости решать проблему с эвакуацией больных и инвалидов и то хлеб, а если он еще и поставит подобный вопрос на встрече с Французским министром иностранных дел, то вообще будет классно. Меня волновало только одно. Грядет октябрьская революция и все мои ожидания, и планы в отношении господина Смирнова по отправке инвалидов могут быть просто похерены. Не секрет что вся подобная деятельность в руках российских чиновников может исполняться месяцами. И он попросту не успеет сделать то, что обещал. Эта мысль меня посетила уже после разговора со Смирновым и не давала спокойно заниматься другими делами.

Обдумывая, каким образом все-таки добиться отправки домой этого контингента солдат, у меня появилась еще одна идея. Мне вспомнилась наша общая знакомая Ольга Владимировна, она же имеет в наличие корабль, который при минимальных затратах можно превратить в плавучий госпиталь. Еще есть матушка Игнатьевых, и она всегда отличалась своим добросердечным отношением к нуждающимся гражданам России в помощи, а в особенности воинов, получивших раны на поле брани. И у них, у обеих, есть деньги, без которых в данном случае не обойтись. Правда, эти средства мной планировались пустить на создание концерна. Видимо тут нужно хорошо подумать. И то важно, и другое....

Ладно, пока немного подождем, да и выехать в Париж сейчас не получится. Тут тоже есть дела, от которых будет зависеть многое в моих начинаниях. Не менее важное, чем подготовка к отправке инвалидов домой. Необходимо предотвратить противостояние солдатских масс. Совсем пустяк, если не вспоминать что уже припозднился с таким важным делом. Лохвицкий вывел половину людей в другой лагерь, и вывел солдат настроенных выполнять приказы правительства на продолжение воевать. Тут уже одними уговорами не обойтись. Поэтому настало время встретиться с членами комитета, и, причем желательно, чтобы на встрече присутствовали начиная с ротных.

Митинг давно закончился и на площади перед штабом оставались небольшие, непонятно что обсуждающие группы военнослужащих, и это еще раз подтвердило — с дисциплиной тут не все благополучно. Знаю по себе, когда солдат не занят, и у него много свободного времени то в голове возникают нехорошие идеи, типа достать где-нибудь выпивку, или сходить в самоволку. Этот, на первый взгляд пустяк, может стать в конечном итоге весьма опасным явлением для всего коллектива. Напившись вина, начнут буянить, а там и до драки недалеко, которая послужит причиной еще большего расслоения солдат.

На заседании комитета меня представил Волков, предварительно попросив ничего не говорить о моих снах, решив, что подобная мистификация может вызвать у членов комитета недоверие ко мне. По его мнению, достаточно факта, что я такой же солдат, только получивший возможность что-то решать наверху. И действительно, меня слушали, причем, не перебивая, и это не удивительно, все, что я им говорил, для них было не новостью. Это я удивлялся. Вроде все видят, что происходит в настоящий момент здесь с ними, но ни у кого не хватило или ума, или просто никто из них так далеко не заглядывал, и поэтому все мои слова о возможном вооруженном противостоянии двух бригад им казались дикими и абсурдными.

Я коротко напомнил, что происходит в Мире, и, в частности, в России доступными понятиями и словами, тут же перешел к выводам и обрисовал, что следует ожидать в результате противостояния с командованием, то есть с офицерским контингентом, и к чему в результате все приведет. То, что отсутствует дисциплина в рядах солдат они и сами видели, понимали, что можно ожидать в конечном результате. Среди членов комитета были не глупые люди, и представить к каким последствиям может "Новгородская" вольница привести солдат, могли не хуже меня. Однако предположить, что кто-то наверху, из числа командования посмеет применить по отношению к ним оружие и станет стрелять по своим сослуживцам — не верили. Соответственно никто не предлагал контрдействия.

Я их понимал, слишком дикой показалось им моя мысль о подобном. Мне пришлось напомнить, что командованием уже предприняты мероприятия по ликвидации беспорядков в бригадах. Запреты на перемещение нижних чинов дальше разрешенного периметра, задержки выплат денежного довольствия, продолжение экзекуций, в отношении провинившихся солдат, проведение судов над нижними чинами в случае бунта — все эти и другие факты, приведенные мной, убеждали людей — с ними церемониться никто не собирается. Вариант применения оружия по лагерю вполне реален. Привел в качестве подтверждения события в госпиталях, где арестовали взбунтовавшихся солдат и вскоре состоится суд. Пытался предупредить о последствиях противостояния, но.... Не мог же я им сказать, что для меня эти события — история, все это я знаю, так как я из будущего. Не поверили бы однозначно, мало того, тем самым я бы похерил все, что планирую сделать. В этом плане совет Волкова не применять в разговорах мои "сны" оказался правильным.

В конце концов, они пришли к тому, что выработали ряд решений, занесли их в протокол совещания. Решили: — дисциплину необходимо восстановить, возобновить занятия в подразделениях дивизии и послать в госпитали, где бунтуют солдаты своих представителей со словами поддержки их требований. Я уговорил включить пункты о необходимости попытаться договориться с ушедшими из лагеря солдатами третьей бригады о совместных действиях, но при этом не поддаваться на провокации офицеров, предлагающих подобную встречу для совместного обсуждения за пределами лагеря. Всех офицеров кроме лояльных к солдатам выселить из лагеря, обосновав это тем, что не желают отвечать за их безопасность. Оружейные комнаты опечатать и оружие выдавать только с разрешения выборного командира полка. Восстановить караульную службу, посторонних на территорию лагеря не допускать. Изымать у маркитанток спиртное и уничтожать на глазах у всего личного состава. Все запасы, как продовольствия, так и боеприпасы взять под строгий учет и выдавать строго по накладным, подписанных начальником штаба. По моему совету также решили признать комиссара Смирнова своим полномочным представителем во Временном правительстве, ну и потребовать от генерала Занкевича принять необходимые меры для эвакуации всех больных и инвалидов в Россию.

Мои намеки о возможности заработать деньги и на эти средства зафрахтовать суда для возвращения в Россию никого не заинтересовали. Я другого пока и не ожидал. Жареный петух еще не успел клюнуть в нужное место, поэтому я особо на это и не напирал. И я знал, что до Октябрьской революции никому из командования бригад даже в голову не придет принять такое решение. Все они служат России и подчиняются вышестоящему командованию. Их так воспитали. До принятия Французским правительством "Трияжа"* в отношении взбунтовавшихся русских солдат дело еще не дошло.

Решившись слегка расшевелить собравшихся, и, несмотря на предупреждение Волкова, хотел все-таки и про мои "сны" рассказать, но быстренько свернул эту попытку, увидев реакцию сослуживцев. Все они были в курсе, что я лежал в лазарете с диагнозом потери памяти. Вывод напрашивался сам по себе.... Пришлось срочно искать альтернативу. Я тут же свел все к якобы полученным Игнатьевым документам от аналитического центра Франции с прогнозами на будущее. Никакого такого центра и в помине не существует, выдумал просто, но члены комитета выслушали все с большим вниманием. Найдя тропинку с возможностью высказывать свои знания будущего, опираясь на выводы мнимого аналитического центра, стал "предсказывать":

— События в России говорят о том, что революция, произошедшая в начале этого года всего лишь прелюдия к предстоящей революции, в результате которой к власти придут советы рабочих и солдатских депутатов. Это должно случиться примерно в октябре. Во главе нового государства встанут большевики. Нынешние власти с этим не смирятся и развяжут гражданскую войну. Брат пойдет на брата, сын станет воевать против отца, прольется море крови, грядет в стране беспорядок, вас, как боевую единицу будут стремиться использовать в этой схватке. Вы естественно станете противиться, и Французское правительство, боясь возможных подобных действий в своей армии, вынуждено будет искать пути решения этого инцидента. Вероятность отправки вас домой, сойдет на нет, ее поставят в зависимость от вашего желания вновь воевать, если не на западном фронте против немцев, то против своего взбунтовавшегося народа. В случае отказа найдут вам другое применение — разделят и отправят по предприятиям, где заставят вкалывать на подсобных работах за гроши, ну и третий вариант — это отправить вас в колонии Франции в Северной Африке на сельхоз работы. Как бы вы не боролись за то чтобы вернуться домой, раньше, чем с 1919 года вопрос так и останется без ответа. Исходя из полученных сведений аналитического центра, мы с Игнатьевым, придумали четвертый вариант. С целью сохранить целостность солдатского коллектива, пусть не всех, а только тех, кто правильно оценит возможность остаться в живых и захочет этого, пристроить на предприятие, которое будет состоять в основном из солдат Особых бригад. Что это даст? Ну, во-первых, как я уже сказал, мы сосредоточим русских в одном месте. Во— вторых, вы приобретете хорошую рабочую специальность, и в дальнейшем при вашем возвращении в Россию с успехом сможете ее использовать, в-третьих — за время работы здесь появится возможность накопить деньги и нанять корабли, чтобы вас отвезли домой. А главное вы не будете воевать и останетесь живыми и здоровыми.

— Ты братишка что-то не то тут нам поешь — заметил один из членов комитета — предлагаешь отложить все наши требования по отправке домой. Нам это не подходит. Зачем еще два или три года мытариться, когда можем добиться уже сегодня отправки в Россию? Ты наговариваешь, рассказываешь нам всякие небылицы.... Да такого быть не может. Чтобы за желание попасть домой могут расстрелять, или в тюрьму посадить. Я не верю, чушь собачья. Никто пока не знает, что нас ждет впереди. Предположить можно все что угодно. Поэтому я даже слышать не желаю о прекращении нашего восстания. И солдаты моей роты меня поддержат.

Я поспешил прервать этого говоруна:

— Не знаю кто ты такой...

— Я Глоба, и меня тут все знают в отличие от тебя — перебил в свою очередь здоровяк чем-то напомнивший мне киношных старообрядцев, вероятно бородой и крупным носом над длинными усами.

— Раз все тебя знают, и ты настаиваешь продолжать требовать отправки домой, то у тебя и предложения, наверное, имеются, как это сделать. Так расскажи, поделись со своими товарищами.

Оппонент замолчал, видимо не был готов что-то предложить.

— Я вот точно знаю, вариант добиться немедленной репатриации русских бригад в настоящее время невозможен по ряду причин. Я могу их назвать, если есть желание послушать.

— Давай Христ, говори, не слушай этого бородатого, он постоянно тут всех баламутит.

Я не знал человека меня поддержавшего, но поспешил, воспользоваться его советом:

— Так вот, я уже вам говорил — желание Временного правительства склонить всю массу солдат на продолжение войны и есть основная причина нежелания даже слушать ваши требования по отправке домой. Существующие разногласия по поводу продолжать воевать или нет среди солдат для вас тоже не новость. Примером служит третья бригада, ушедшая из лагеря Ля Куртин в другой лагерь. Они в отличие от вас поддерживают офицеров, с вашими требованиями не согласны, и вы это отлично знаете. Кроме этого, вы должны понимать — сегодня в России нет возможностей, чтобы вас забрать, все упирается в отсутствие денег. Также немаловажной причиной, почему вас не хотят видеть в России, это то, что в настоящее время таких непокорных среди солдат море, и добавлять еще и вас в их ряды никто не захочет. Слишком напряженная обстановка в стране. Не зря же во Франции считают, что не сегодня-завтра там может случиться еще одна революция. И если продолжать настаивать на отправке, то вас обвинят не только в организации бунта, но и в революционной деятельности. В таком случае Французскому правительству ничего не останется делать, как вмешаться в ваше противостояние и попытаться нейтрализовать вас. Причем вплоть до применения самых крайних мер, а они в подобных ситуациях даже против своих солдат применяют смертную казнь. Да им и не надо будет вмешиваться в наши дела, найдутся желающие и среди русских, из той же третьей бригады, которым ваши требования кажутся неправильными и вредными. С их помощью вас тут, как кур в курятнике, всех перебьют. И самое главное не забудьте при этом. Идет война и пока что действуют военные законы. Ваше несогласие воевать воспримут все французы как предательство, и никто вас не захочет защищать, не забывайте, мы не в России, мы тут чужие и если дело дойдет до крайностей, то и предпримут по отношению к нам эти крайности.

Совещание затянулось надолго, мне пришлось неоднократно выступать, чтобы хоть чуть-чуть сдвинуть людей в своих заблуждениях о событиях сегодняшних и предстоящих. Трудно уговорить и переубедить русского человека, если он уже что-то решил. Хоть кол на голове чеши, а он все одно твердит и никак не хочет признавать свою неправоту. Но и понять их особого ума не надо. Пробыв на чужбине этот весьма насыщенный событиями год, зная, пускай и понаслышке, что на Родине происходят большие перемены, непонятные и поэтому манящие быть там и поучаствовать хотя бы при дележке земли, они готовы были отстаивать требования по отправке на Родину любыми путями. Это в свою очередь провоцировало наплевать на присягу, завязать с войной, и не обращать внимания на противоположные их желанию приказы командования бригады.

Убедить сегодня людей не торопить события и подождать — дело очень трудное. Я понимал, что все мои "сны" и придуманные аналитические выкладки мифического аналитического центра ничего не стоят перед желанием солдат вернуться домой. Приказ Временного Правительства под номером один о равноправии и ликвидации сословного деления в России, а особенно избрание комитетов солдатских депутатов и участие их в командовании перевернуло в сознании людей привычный порядок мироустройства и дало надежду, что теперь все будет, так как они сами захотят. Вот и здесь в Особых бригадах уверены — они добъются своего, их отправят домой. Захотели прекратить воевать — их отвели в лагерь. Захотели своих людей выбрать в комитеты — пожалуйста, вот они, тут сидят и решают, как дальше жить. Пожелали вернуться домой.... Ну, так отправят. Куда денутся, поуговаривают, поймут, что они не согласны и отправят. Все дозволено сегодня. Революция!

Ну и что теперь мне следует предпринять? Ждать, когда все придет именно к вооруженному противостоянию? Или когда всех сидящих тут клюнет жареный петух в одно место? Они еще не в курсе — вскоре прибудет артиллерийская бригада из России, которая и примет участие в ликвидации мятежа куртинцев. Знаю, что не сегодня — завтра генерал Занкевич подпишет приказ о прекращении всякого снабжения лагеря продуктами и фуражом. Также знаю, что министр Керенский даст добро на применение самых жестких мер по отношению к бунтующим солдатам. Я все это знаю, но вот как убедить солдат прекратить "играть" в революцию и сохранить людей, я не могу придумать. Моего "красноречия" здесь явно недостаточно. Хорошо хоть все члены комитета приняли решение восстановить дисциплину, возобновить занятия и не поддаваться провокациям толкающих солдат к применению оружия, для чего признали необходимым ввести запрет на его ношение в самом лагере. Уже плюс мне. Но все это до поры до времени. Количество солдат здесь огромно и убедить всех в необходимости подчиниться командованию, прямо скажем, невозможно. Даже если действовать через комитет, который имеет определенное влияние на умы своих сослуживцев, все одно не сможет сгладить противоречия. На офицеров рассчитывать не приходится, нет среди них авторитетных людей. Лишь несколько человек примкнули к солдатам, и то в большинстве выходцы из унтер-офицеров.

Что делать?

Выход я вижу пока лишь в одном. То, что советовал Смирнову применимо и по отношению ко мне. Если я смогу в кратчайшие сроки отправить хотя бы один корабль с инвалидами, то мое слово станет иметь определенное значение, и это прямой путь к сердцу каждого солдата. Не уверен, но надеюсь, что так и будет.

Значит, решено!

Для начала необходимо составить списки солдат, которые уже не смогут ни воевать, ни работать. Затем добиться от командования, чтобы не препятствовали отправке и составили соответствующие документы или сопроводительные..., не знаю, как точно сформулировать, да это и не суть важно, главное иметь хоть какие-то документы иначе из морского порта никого не выпустят. Соответственно проработать этот вопрос с местными властями и если появятся с их стороны препоны, то привлечь прессу, как и задумывал раньше. Ну и самое главное — это найти средства для решения всех вопросов. Тут, видимо, нужно подключить Красный Крест. И придется уговаривать моих знакомых по вояжу из России во Францию, деньги у них есть. Может и Смирнов повлияет на Занкевича и тот поспособствует делу и выделит средства, а если ещё и убедит в этом военного министра Франции, то вообще прекрасно....

Мои рассуждения не отвлекали меня от хода совещания комитетчиков, да и как тут отвлечься, когда вокруг кипели нешуточные страсти, и, если честно мне это нравилось. Значит, мои слова все-таки достигли их ушей и люди стали задумываться. Признаюсь, мне стоило большого труда сдерживать себя и не начать отдавать распоряжения, согласуюсь со своим видением обстановки. Тут еще председатель полкового комитета Ян Балтайс подсуропил. Решив, что не может повлиять на солдат и, не соглашаясь с решением большинства членов комитета о продолжении противостояния с командованием бригад, он оповестил всех сидящих, что складывает с себя полномочия председателя и уходит из лагеря к своим сослуживцам в третью бригаду. Он долго распинался о том, как его тут не понимают и что все его потуги мирным путем решить вопрос с отправкой домой закончились неудачей. И лишь солдаты, ушедшие из лагеря Ля Куртин, правильно поняли свои задачи на сегодняшний день, и их решение полностью совпадает с его желанием.

Никто не кинулся его уговаривать, по всему было видно, что к этому уже давно дело шло. Решение освободить человека от обязанностей приняли быстро, и тут же единогласно проголосовали: — на освободившееся место выдвинуть Афанасия Глобу. Я его не знал, и если честно, то он мне не понравился и не только из-за его какой-то "звероподобной" физиономии. Чересчур уверенный в себе и наглый. Но, как говорится, это мое мнение, и к делу не пришьешь. Решили, значит, придется с ним каким-то образом договариваться, боюсь, ещё и сдерживать его явно агрессивные намерения предстоит. И что-то мне говорит — с ним будет трудно не только мне. Волков было заикнулся и меня включить в состав комитета, но его предложение не нашло поддержки, и с большим перевесом голосов не прошло. Я и сам сказал, что не могу быть в составе комитета, так как являюсь уполномоченным представителем общества Красного Креста и лишь прошу членов комитета оказать содействие в моем желании добиться отправки домой всех инвалидов и больных. На вопрос, о какой именно поддержке идет речь, я попросил составить списки инвалидов и больных солдат и уговорить подписать генерала Лохвицкого сопроводительные документы, разрешающие покинуть ряды дивизии этому контингенту солдат.

— Ты уверен, что сможешь решить вопрос?

Новый председатель комитета Глыба, интуитивно почувствовал, что не нравится мне, и поэтому искал причину досадить и показать всем мою некомпетентность в вопросах касающихся солдат.

— Если у тебя есть такая уверенность, и ты, в самом деле, сможешь отправить инвалидов домой, то почему только их? Надо этот вопрос в целом решать. Все солдаты хотят того же. Если мы станем требовать сделать подобное только для инвалидов, это будет выглядеть как уступки. Офицерье подумает, что мы сдаем свои позиции. Необходимо отстаивать наши требования по отправке в Россию всех солдат, а не только этих бедолаг.

— Ты Афанасий не балуй. Мы тебя избрали председателем, мы же можем и скинуть.

Реплика Волкова сыграла роль спички. Вмиг вспыхнули вновь споры, и дебаты пошли по новому кругу. Почему-то такое простое предложение вызвало у некоторых чуть ли не злобу. Их возмутило, что кто-то поедет домой, а они останутся с носом. Я попытался сказать, что еще ничего неизвестно, вполне вероятно, если удастся отправить инвалидов, то потом можно будет требовать отправки и других солдат. Никакие мои доводы не принимались. Озлобленные таким предложением члены комитета ни в какую не хотели его принимать. Волков быстро сориентировался:

-Прошу внимания, предлагаю вынести спорный вопрос на общий митинг солдат.

Все утихли, против такого решения не попрешь, и оно было принято.

Я почувствовал себе несколько неловко, вроде предлагаю сделать доброе дело, а получается, несправедливость проталкиваю, и в их глазах выгляжу как человек с мутными мыслями, как бы и не выгоду ищу для себя. Я же тоже отношусь к больным. Я хоть и знал, что в России каждый второй в первую очередь думает о себе, но вот так..., открыто сказать, что им наплевать на беспомощных и почти неживых уже людей, как и сегодняшнему Российскому правительству.... А где сострадание? Куда засунули пожелание божественное: "помоги ближнему своему"? Или все же таким вот людям свойственно другое: "своя рубаха ближе к телу"?

Уже, после того как все разошлись, Волков мне сказал:

— Зря ты насчет инвалидов вопрос поднял. Можно же было и без объявления сказать мне об этом. Мы бы с тобой и порешали это дело. Тем более что списки инвалидов и больных уже давно составлены. Лохвицкого даже уговаривать не придется, если ты сможешь предоставить распоряжение Французского руководства ну и естественно разрешение от Зенкевича, то считай дело сделано. Он сегодня начальник и без его приказа командир дивизии никто делать не станет. Тем более генерал Лохвицкий, служака еще тот. Вот где вначале нужно решать этот вопрос, а не на митинге. Хотя, конечно, решение, принятое солдатами тоже немаловажную роль, может сыграть, так сказать, подтолкнуть кое — кого в нужную сторону. Хотя тут тоже возможна та же реакция, как и у членов комитета. Я бы не стал вносить сумятицу в мозги солдатам, нежелательно. Тут и без этого хватает проблем. А ты сам видел. Если у наиболее сознательных солдат, выбранных в комитеты, твое предложение вызвало критику, то чего ждать от других? Одних анархистов, этих крикунов, будет достаточно, чтобы замутить воду и похерить все добрые намерения в отношении никому не нужных солдат инвалидов.

— Извини Миша, честно говоря, не ожидал, что такой простой вопрос вызовет отрицательный резонанс. Я только лишь попросил помочь, а они уже подумали, что я специально сюда приехал ради отправки инвалидов домой. Ничего же еще не определено, одни наметки.

Вот именно. Так что давай-ка брат дуй обратно в Париж и решай там этот вопрос.

— Миша, я тут хотел кое-что предпринять, чтобы не началась большая драка с применением оружия между бригадами.

— Ты все-таки думаешь, этого стоит ожидать?

— Я точно знаю, драка будет, если не предотвратить, а сделать это можно только уговорив, таких людей как Глоба, не обострять ситуацию. Тут вполне достаточно будет, если вы просто потянете время, предстоят в скором времени большие перемены в России, все может повернуться совсем по-другому, в том числе и тут, у нас. Я предполагаю, что из-за неразберихи и возможных перемен в России никто нами не заинтересуется, и будем мы тут на правах мигрантов без денег и документов торчать. Я хотел уговорить людей признать этот факт и найти выход. Один из них это создание своего предприятия, где солдаты смогут остаться одним большим коллективом. Они смогут накопить деньги, чтобы нанять корабль и вернуться на родину.

— Постой. Я тебя правильно понял, завод, что ли предлагаешь создать? А деньги? Ведь даже я понимаю, для такого дела необходимы средства, причем немалые. Значит, они у вас с Игнатьевым имеются? Так почему бы их не потратить на наш отъезд домой? И никакого завода придумывать, не нужно будет.

— Деньги не мои, Миша. Я могу только поспособствовать, чтобы обеспечить работой целиком Особую бригаду.

— Это что же, все шешнадцать тыщ? Охренеть. А где жить будут?

— Вопрос решаемый. К сожалению, я по поведению членов комитета уже понял — не все согласятся на подобный шаг. Большинство все-таки пойдет за Глобой, и будут продолжать требовать отправки домой. Их и отправят. С глаз долой в тьму-таракань. Оружие придется сдать, комитеты распустить, условия, естественно, никто для русских создавать не станет, огородят колючкой бараки в африканской пустыне и заставят работать. Но как это объяснить людям и заставить поверить во все, что в таком случае с ними случится, я не представляю?

— Да может ничего подобного и не будет. Мы же не станем применять оружие по французам, мы же союзники и хотим немногого, чтобы нас отправили обратно домой, всего лишь. Они же должны понимать, русские тоже люди и у них желания ничем не отличаются от французских?

— Это ты не въезжаешь, простую истину понять не можешь. Начхать им, я имею в виду правительство Франции и Англии, на нас. Им и на Россию по большому счету наплевать. Им главное сегодня выиграть войну и заработать как можно больше денег, а для этого пойдут на все. Даже если придется заложить всю империю в банк, они ее заложат. Им не нужна Россия. Ты это уразуметь можешь?

— Ну, так, соображаю, не дитя же малое. Тут другое, ты в толк взять не можешь. Главное наше требование к командованию чтобы домой возвернули. А тут ты со своим предложением и когда они узнали, что могут кого-то отправить домой естественно стали под себя примерять. Каждый думает о себе в первую очередь. Французы такие же люди, как и мы, они будут свои интересы защищать. Им, конечно, наши требования и в хрен не стояли. Тут я с тобой полностью согласен.

Он, придерживая за руку, развернул меня к себе и удивленно поинтересовался:

— И отколь ты все это знаешь, а? Так и хочется тебя потрогать, может рядом со мной сейчас стоит не Христ? Нет, облик твой, не перепутаешь, но вот если судить по разговору, то кто-то другой. Я же тебя хорошо знаю, помню, ты же почти неграмотный, политикой никогда не интересовался. Это я тебе всегда объяснял, что и почему. У меня как-никак четыре класса церковно-приходской школы, а ты насколько я помню всего два года в школу ходил. И тут бац, ведешь разговор, как будто университет закончил. Может, в самом деле, в тебя кто-то подселился или, и вовсе подменили?

Я, было, чуть не сорвался и не признался, что действительно, вместо Христофора с ним разговаривает другой человек. Но так и не решился. Не поймет... и все мои намерения испортит. Ему станется дать команду меня закрыть под замок. Никаких объяснения не примет, это не Игнатьев. Того и то пришлось неделю убеждать, что я нормально мыслящий человек из будущего. А Волков хоть и разбирается немного в вопросах политики, но скромненько, на уровне обывателя. Ну и как ему объяснить мои метаморфозы....

Я сделал вид, что не заметил вопроса и продолжил разговор на нужную для меня тему, одновременно стараясь убедить — я все тот же Христофор, его друг и сослуживец, просто разговариваю, находясь под влиянием сновидений. Эта выдуманная мной легенда пока не подводила, провидцев в любом виде в России почитали и слушали. Считали сумасшедшими, юродивыми, но, тем не менее, слушали и верили. Мне так думается, я-то никогда с ними никаких дел не имел и не обращался за советами.

— Михаил! Я хочу, признаться. Ты действительно прав. Я и сам заметил в себе необычные перемены и если бы я смог понять отколь все это во мне, то я бы рассказал. Ты для меня всегда был как брат, мы с тобой и в радости, и в печали вместе, и от тебя у меня секретов нет. Да ты сам пойми. Ну, кто мне разъяснит, почему я так изменился? Ты? Нет, знаний не хватит. Может батюшка нашей полковой церкви? Вряд ли, ему возможно, как и Степану в голову придет мысль, что во мне дьявол сидит и примется его изгонять. Никто не сможет. Так и не надо этого делать. Пускай все остается, как оно есть. Только прошу, одно пойми — все, что я говорю — правда, и по моей внутренней убежденности необходимо ее знать и действовать, как подсказывает мое внутренне второе я. Тебе же, желательно прислушаться к моим пожеланиям, я плохого не скажу, и никому зла не пожелаю, наоборот, только хорошее. Прими брат все это на веру. Я тебя прошу. Поверь мне, как и раньше между нами было.

— Поверить говоришь...? Так ведь ничего другого и не остается.

Он все еще продолжал смотреть в мои глаза, и видимо никак не мог решиться на это доверие. Слишком все необычным было для него во мне. Вернее, стало. Он и сомневался лишь потому, что достаточно неплохо знал меня прежнего.

— Ладно. Будь, по-твоему. Так что тебе там еще известно про наше будущее, какие такие сны ты хотел мне до митинга рассказать? Давай повествуй, я выслушаю и приму решение: что принять, а что отсеять, как непригодную для нас вещь.

Я и рассказал. Все что знал о Русском Экспедиционном Корпусе, о судьбе солдат и офицеров, о смертях и ужасах рабства в африканских колониях. Коротко, но и этого хватило, мой друг стал смотреть на меня каким-то пришибленным недоверчивым взглядом.

— Ну, ты и наговорил.... Если даже половина из всего рассказанного, правда, то..., я и не знаю теперь, что делать. Я так понял, ты видишь выход из этой ситуации лишь в создании своего предприятия? Это, значит, уговаривать придется людей. Ведь у всех нас теплится надежда, что мы сможем добиться отправки домой. А ты предлагаешь работать на французов и не меньше, чем года три — четыре.

Нет, Христ. Никто на это не пойдет сейчас, не подпишутся. Хотя, попробовать надо. Под лежачий камень вода не течет, так и в этом разе, нельзя молчать, глядишь, и получится убедить. Сомнительно, конечно, чтоб тебя правильно поняли тут надо очень постараться. Кстати, а ты с этого что поимеешь? Я имею в виду, может, просто подбили на то, чтобы вовлек во всю эту авантюру русских. Я же понимаю, наши руки — считай дармовая сила, каждому заводчику в радость попользоваться ею забесплатно.

— Нет, если ты имеешь в виду деньги, то я ничего в свой карман не положу. Все что можно будет получить, я планировал пустить именно на вашу отправку домой. Есть тут правда, и другая цель.... Для вас она пока будет непонятна.

Я засомневался, нужно эту цель говорить стоящему передо мной другу или не надо? Поймет — не поймет? А..., пусть подумает, ему полезно:

— Приобретение вами специальностей, связанных с автомобильной промышленностью. Думаю, в дальнейшем это сыграет положительную роль в деле укрепления России. Вы же станете профессионалами, умеющими работать на самых современных станках и оборудовании. Для нашей лапотной Родины большой задел. Соображаешь? Особенно после стольких лет войны и разрухи, а от этого России не уйти, и изменить события, даже зная, как оно все будет, никто не в состоянии.

— Может ты и прав. Не совсем пока понятно, но, будем считать, ты меня убедил. Мне, во всяком случае, достаточно чтобы я поверил. Осталось за малым — он скептически улыбнулся — уговорить солдат не думать о скором возвращении домой. Дать себя закабалить и работать на чужого дядю, чтобы заработать возможность..., когда-нибудь, за свои гроши, увидеть родных и близких. Хорошо таким, как мы с тобой, оба не женаты, а как быть тем, у кого в России семья, детки малые? Ты думаешь, чья-то жинка будет, верно, ждать мужа, пока он тут специальность заимеет? Я не уверен. Так ты еще не слышал, как все солдаты смакуют разговоры о дележке земли по приезду домой. Такие спорщики, такие озабоченные. Делят шкуру неубитого медведя, не зная даже, где его берлога и захочет ли тот быть убитым. Попробуй, скажи, что придется все это отложить. Как ты собираешься объяснять людям задержку, причем не на месяц, на года?

— Я думал если отправить инвалидов на Родину, то тем самым добьюсь, доверия со стороны солдат, и смогу уже говорить с ними более откровенно. Но что-то после ваших комитетчиков, я в сомнении, возможно ли заиметь его таким способом.

— Ты Христ на них не обращай внимания. Задумал ты хорошее дело, я полностью на твоей стороне. Но я про другое. Мне интересно стало, что ты дальше хотел предпринять? Списки я тебе предоставлю. Это не трудно. С генералами вот только, по-видимому, самому придется договариваться, у них на меня антипатия. А что ты смотришь удивленно? Я тоже умные слова могу всякие говорить, чем я хуже тебя.

— Ради бога. Я и не подумал даже об этом. Меня в большей степени заинтересовало предложение поговорить с генералами. Ведь действительно, я же еще на эту тему с ними и не говорил. Может у них уже все решенно, а я тут дебаты развожу. Значит так, Миша. Все равно тебе ставится задача начать разговоры о возможной задержке солдат здесь во Франции. По-тихому, без всяких пока митингов. Просто поговори с наиболее адекватными людьми, разжуй им все, так сказать, разложи по полочкам. Глядишь, и они станут на нашу сторону и начнут уговаривать других. Но главное, конечно, на сегодня — это постараться договориться с Занкевичем. Кое в чем вам ему надо пойти на уступки. Я не шутил, когда предсказывал о возможных переменах в России, поэтому потихоньку, полегоньку соглашайтесь с его требованиями, тяните резину как можно дольше и дальше, глядишь все и пройдет гладко, безо всякого противостояния солдат, примерно, как я тебе и говорил до ноября потерпеть надо. А я с твоими списками поеду в Париж. Может, там и решу вопрос с отправкой инвалидов в Россию.

Глава 29

Время! Его категорически оказывается мало, постоянно не хватает. Казалось бы, дана вторая жизнь, я отлично знаю, что ждет в дальнейшем, и не только меня, но и всех остальных, кто сегодня в моем окружении. Вроде никто не мешает все спланировать таким образом, чтобы получилось именно так как надо мне, но все одно — при наличии времени его как раз и не хватает. Парадокс.

Дороги назад нет. Однозначно. И оглядываться не стоит. Вдруг обнаружатся ошибки, совершенные уже мной, которые заставят все отложить из-за боязни, натворить бог знает что, уже в этой, моей новой жизни. Никто другой увидеть допущенные ошибки не сможет, уверен. Только мне, видевшего и знающего все перипетии предстоящего столетия, доступно их заметить. Иначе и не будет, ведь допущены будут благодаря моему вмешательству. Но и то лишь спустя определенное время. Боязно, чёрт возьми, страшно. Не за себя, за других. Мое желание улучшить этот мир, вызывает сомнение, и соответственно боязнь, что может произойти непредвиденная реакция, в результате которой может такой полтергейст возникнуть.... Все перевернется, все встанет на дыбы и столько бед принесет — мало не покажется. Это как укус осы — у кого-то может вызвать аллергическую реакцию, вплоть до смертельного исхода, а другому — лишь взбодрит, и все. Это в моем понятии мир станет лучше, а в глазах моих новых современников как раз и нет. Отсюда и сомнения. Но как говорится: "глаза боятся — руки делают", буду этого принципа и дальше придерживаться. Да и вообще, если подумать? Ну что я сделал? По большому счету одни намерения и все. Даже Троцкого убрал не я. Интеллигент сраный — вот кто во мне сидит, я, даже зная будущее, продолжаю в кухонную политику играть. Тьфу, на меня.

Мой приезд в лагерь Ля Куртин оказался мало результативным, я это уже понял. Зато увидел — в лагере я никто, и остается лишь надежда на мои, очень кстати, и вовремя созданные полномочия под эгидой Красного Креста, которые хоть как-то могут помочь. Пусть пока лишь в деле организации по оказанию помощи в доставке инвалидов и больных солдат домой. Основная цель, несомненно, более весомая, зато при удаче в этом мероприятии я зарекомендую себя "человеком слова", которому можно верить и в других делах.

Уже наутро я решительно направил свои стопы в славный город Париж, лелея надежду встретиться со всеми, кто так или иначе сможет мне помочь. Я удачно добрался до города Лимож на попутном автомобиле, одного из живущих в окрестности лагеря фермеров. Здесь сел в поезд, следовавший до Парижа, а к вечеру был на месте. Если бы знал про такой выверт в моих вынужденных решениях, то мог уехать вместе с командой Смирнова на одном из трех автомобилей, на которых они и передвигались по Франции, причем еще вчера. Но все обошлось. Даже предварительно выписанный Игнатьевым пропуск на случай встречи с патрулем, ни разу не пришлось доставать из кармана.

Появившись в бюро Игнатьева, я первым делом объяснил ему всю обстановку в лагере Ля Куртин, а он мне поведал, как идут дела по совместному проекту создания акционерного общества. Я особо заинтересовался вопросом размещения будущих рабочих предприятия. То, что нам предстоит как-то расселить тысячи солдат, причем чуть ли не в самом Париже представляло очень серьезную проблему. Но Игнатьев успокоил, ввел в курс событий и даже порадовал. Прошло совсем немного времени после нашей встречи с Ситроеном, но тот успел добиться разрешения от правительства на расширение своего предприятия. Он заверил министра, что продолжит выпуск снарядов и одновременно станет после реконструкции завода производить еще и автомобили. И ему обещали выделить кредиты под такое нужное для страны дело. Он на волне успеха сумел решить и вопрос размещения дополнительной рабочей силы. Для этой цели отдают бывшие казармы одной из воинских частей, пустующие в связи с уходом всего контингента военнослужащих на один из фронтов Франции.

Дело оставалось за малым.... Добиться от командования корпусом, а значит в первую очередь от Временного правительства российской империи разрешения по привлечению солдат на предприятия Франции. И хотя к этому все и так идет и даже больше — этот путь для решения проблем с русскими солдатами станет вскоре очевидным и чуть ли не единственным, но на сегодня пока не рассматривается ни военным министерством Франции, ни Временным правительством России. Не назрела эта опухоль, все надеются использовать Особые бригады по прямому назначению. Мне предстоит форсировать события.

Игнатьев обрадовал и другой новостью. Должна произойти встреча нескольких представителей русских промышленников и банкиров, ведущих дела во Франции, на которой мы с Игнатьевым можем выступить с предложением о создании акционерного общества. Все это подготовил развивший бурную деятельность господин Денисов. Мы с ним, в общем-то, так и договаривались пока шли на корабле. Тогда мы много чего успели обговорить, и в том числе необходимость создания Торгового промышленно-финансового общества с целью объединить всех, кто на сегодня хоть как-то участвует в товарообороте между Россией и Францией. Пока таких мало, но вскоре начнется повальное бегство промышленников из большевистской России и не дать им растранжирить по пустякам деньги одна из задач для этого будущего объединения. Я надеялся, что в дальнейшем мне удастся уговорить этих промышленников не тратить финансы на всяких Деникиных, Врангелей и других врагов обновленной России. Получится или нет, станет со временем видно.

Сегодня же мне важно, чтобы все, кто будет на встрече, согласились инвестировать в будущее автопромышленное объединение часть средств из своих накоплений. Пусть пока небольшое количество участников ожидается, лиха беда — начало. А начнем, действительно с малого. Создадим организацию, где одной из главных целей наряду с желанием остаться на плаву станет цель, про которую никто из них пока и не догадывается, а именно: — оказание помощи предпринимателям, выкинутым из России большевиками. У которых, тем не менее, не пропадет желание оказывать материальную помощь россиянам. Причем как в самой России, так и всем тем, кто окажется за границей. Патриотизм вещь, неосязаемая на первый взгляд, люди, разные подвержены ему, у кого-то кроме эмоций и нет ничего, а у другого имеется возможность проявить патриотизм, материально помогая Родине. Ведь не все эмигрируют из-за ненависти к большевикам, зачастую это те, кто поддался панике. "Все бегут, и я побежал" — таких несчастных будет больше всего и именно им потребуется помощь, чтобы не скатились за грань нищеты, не оказались на обочине жизни, или, что еще хуже, не стали ярыми врагами своей бывшей Родины.

Короче, планов — сплошное громадье. Выйдет что-то из этого — пока неясно. И хотя ни я, ни Игнатьев не представляли, как все это провернуть и не угробить в пустую деньги, но, тем не менее, надеялись, что у нас все получится. Дилетантами, во всяком случае, мы с Игнатьевым не были. Мне приходилось заниматься подобными вопросами, будучи руководителем солидного учреждения, пускай и находящегося в ведении государства, но, тем не менее, я представлял, как руководить большим коллективом. Игнатьев же имел очень много необходимых для внедрения предприятия в существующую экономику государства контактов с промышленниками Франции и частично Англии, а это в нашей ситуации немаловажный фактор успеха. Да и будущий партнер, мсье Ситроен не новичок в этой деятельности. Возможно, мы с Игнатьевым в его глазах выглядим дилетантами, и если честно, то так оно и есть. Вся надежда была на мои знания будущих событий. Даже мое хобби как нельзя лучше подойдет в предстоящем начинании. Пусть я и не авто инженер, и не конструктор машин, но основные достижения начавшегося столетия в автомобилестроении мне знакомы. И на первый взгляд, казалось, вполне хватает моих познаний, чтобы дать возможность конструкторскому бюро будущего предприятия разработать новейшие решения в этой области. Ситроен меня только поддержит, он всегда был новатором и даже нередко шел на риск, вводя новые идеи в жизнь.

Под впечатлением последних наших дел стало забываться, зачем, собственно, мне нужен этот завод. Навязчивая идея задействовать русских солдат и сохранить их для будущего моей Родины — вот что стало у меня в голове первоочередной задачей. Все мысли зациклились на этом. Поэтому я видимо пропустил мимо ушей рассказ Игнатьева о принятых им мерах по сосредоточению денег в одном из банков. То есть он, как мы и планировали, смог перевести все вклады, ранее находящиеся в нескольких банках в один.

Отставив мысли в сторону заставил себя вслушиваться в рассказ полковника:

— Кроме этого, как ты и советовал, я все свои связи с Русско-Азиатским банком аннулировал. Хоть и не верю, что директор банка и мой хороший знакомый Рафилович имеет связи с германской разведкой, но пусть будет так, как ты советуешь.

— Алексей, ты забыл..., я же тебе рассказывал? Вскоре произойдет революция в России и этот банк, так же, как и многие другие, попросту прекратят существовать. Некоторые еще будут трепыхаться определенное время, но не долго. Поэтому я и советовал тебе не иметь дел с Рафииловичем, а не потому, что он сидит на двух стульях. Даже если и так обстоит дело, неважно, я считаю вполне нормальным такое явление в среде банкиров. Для них никогда не было и не будет границ, как моральных, так и государственных, а верность просматривается только по отношению к деньгам, Родина же.... Для них чаще всего обозначает лишь слово, пустой звук, и если не слышен звон золотых червонцев, то и привязанностей к определенному месту у них нет. Золотой телец пожирает человека полностью и если тот хочет что-то на этом поприще заработать, то он целиком, без остатка, отдается страсти накопления. Даже больше... Гоголевский Плюшкин был, есть и будет часто встречающимся персонажем в обществе, я бы еще добавил к этому слово "к сожалению". Единственный вариант, когда была возможность уничтожить пагубную страсть стяжательства в человеке, я наблюдал при СССР. Да, да именно наша Россия попробует это изменить и ведь почти получится. Если бы не ошибки при определении приоритетов в построении социалистического государства, то вполне возможно и получилось. Но..., тут вновь приходится вспомнить слово "к сожалению".

— Крис я что-то тебя не пойму. Ты то ругаешь, то хвалишь будущее нашей страны. Может нужно в первую очередь в себе разобраться, прежде чем что-то менять в этой жизни, понять, в конце концов, что же хочется получить в результате твоего вмешательства в историю. Да и нам с братом желательно знать, к чему стремится, чего ждать от всех наших дел.

— Тут ты граф прав. Самому хочется увидеть, что будет происходить в Мире в результате моего вмешательства. Но...

— Ты опять хочешь сказать "к сожалению" — с издевкой в голосе перебил меня Игнатьев.

— Никуда от него не денешься. К сожалению.

Мы, на некоторое время замолчали. Каждый из нас думал о чем-то своем. Сокровенном, совсем не обязательным к обсуждению. Первым не выдержал и заговорил полковник:

— Тут, недавно видел Жульен, интересовалась, когда появишься. Я сказал, не скоро. Кстати, у тебя там, в лагере хоть что-то получилось? Из твоего рассказа я так и не понял, приняли твои предсказания или нет. От этого зависеть будет и выполнение последующих наших планов. Ситроен не на шутку развернул свою деятельность, даже жилье для будущих работников нашел.

— Это хорошо. Ну а насчет солдат — я улыбнулся от предстоящего моего слова — "к сожалению" пока глухо. И я боюсь — изменить в данном случае историю мне не удастся. Тут вмешался наш русский менталитет. Пока не загорится хата никто и не пошевелится, чтобы не допустить подобного. Пинками может и можно их загнать на завод, но сами они подумать и что-то предпринять, пока не в состоянии. У них сейчас одна цель: — вернуться домой. Как это сделать, каким путем, солдаты не знают, а офицеры в большинстве хоть и думают примерно так же, но у них понятие чести и достоинства несколько по-другому смотрятся, и к присяге отношение совсем иное. Раз они присягнули служить Временному правительству, то, значит, будут поддерживать его во всем. Вот и пошла коса на камень. И чем дальше, тем все больше и больше растет это противостояние. Хочу я или не хочу помешать, но предстоящая войнушка между ними произойдет обязательно. К сожалению.

— Может, стоит поговорить с командованием дивизии, да и с Занкевичем можно попробовать. Все-таки у них кроме амбиций есть и понимание ситуации? — Свои рассуждения на эту тему Игнатьев сам же и опроверг. — Нет, не получится уже. У офицеров обида на солдат слишком большая появилась. Хотя обижаться в первую очередь нужно на самих себя. Не понять, что в стране перемены наступили и продолжать унижать своих подчиненных может только недальновидный человек. Лохвицкого же понять нетрудно. Он ответственный человек и видит предназначение в точном и неукоснительном выполнении долга офицера.

— Погоди-ка, а в этом что-то есть. Как ты сказал? Предназначение в выполнении долга. А если это понятие слегка подправить и внушить тому же Занкевичу, что его долг не Временному Правительству служить, а своему народу. Как думаешь, можно будет переубедить? Вот ты, к примеру: граф, полковник, имеешь известную семью, родословная у тебя еще та, и, тем не менее, ты понимаешь свое предназначение, не служа какому-то определенному человеку или клану, а в служении своему народу. Родине. Под ней, ты видишь не что-то абстрактное, неодушевленное, а именно место, где твои корни, твой дом, наконец. Я тебя верно охарактеризовал? Правительство приходит и уходит, так же, как и правитель. Сегодня царь, завтра секретарь, а потом и президент, и у всех свое представление о предназначении, свои взгляды на жизнь, на государство и его устройство. Работать на них — да, это правильно. Жить как-то ведь надо. Тут никуда не денешься. Но душу закладывать ради них, мне кажется, не стоит. Верным быть — можно и даже нужно, если ты видишь, что такая верность на благо твоей Родине.

— Крис, ты опять увлекся. Давай к делу. Я понял тебя так, что необходимо попытаться убедить генерала Занкевича пересмотреть отношение к выполнению своего долга. В общем-то, мысль не плохая. Только одно не понятно. Кто будет переубеждать? Со мной он даже разговаривает через губу, во мне он видит своего врага, соперника. Ты станешь? А кто ты такой чтобы с тобой вел беседу генерал? То-то и оно. Так что все это чепуха. Этот господин в большей степени, чем я подвержен духу снобизма. И он уверен: то, что позволено Цезарю — не позволено рабам. Поэтому в нижних чинах видит бессловесный скот, которым ему поручено управлять. Он это делает с удовольствием, и отговорить его, я уверен, ни ты, ни я, и никто другой не сможет. Вот если будет спущено сверху указание..., тогда да, мигом убеждение сменит. Любое причем. И тогда примется усердно выполнять, даже если оно идет вразрез с его понятиями. Он на своем месте и ему по душе все, что он делает, и даже то, что человек он подневольный, его устраивает, и убедить в обратном невозможно.

— Да Алексей, тут ты прав, согласен на все сто. Но, тем не менее, попробовать надо. Мне нужно чтобы ты устроил встречу с ним, а уж я попытаюсь доказать необходимость прислушаться к гласу народному. А что? Вдруг поймет.

— Ну-ну, может и так, но верится с трудом. Тем не менее, я все сделаю, чтобы вы встретились.

Пока разговаривали с Игнатьевым, к нему пытались пробиться несколько посетителей. На мою заинтересованность этим обстоятельством он, махнув рукой, тут же объяснил:

— Я по твоему совету сократил до минимума заказы на вооружение. Вот и спешат представители предприятий Франции выяснить, с чем это связано. Боюсь, что вскоре все мои сегодняшние начальники постараются меня отстранить от снабженческих дел, и я окажусь в изоляции, но с деньгами. Буду как та собака на сене. И себе не гам и другим не дам. Одно успокаивает, не нужно искать причину при объяснении такого отношения к делам. Стану говорить с наивностью гимназиста, что вы, дескать, сами не даете мне работать. Как думаешь, прокатит такое объяснение?

— Вряд ли. Если я тебя не понимаю, о чем ты тут говоришь, то другие вообще не в курсе. Как ты будешь объяснять сокращение поставок, что при этом станешь говорить, тебе лучше знать. Пока ты начальник, тебе и решать.

— Я говорю о недобросовестных представителях промышленных кругов, когда приходится оправдываться перед начальством и уверять их что я прав, не желая иметь с ними дел. Вот последний случай: — Я отказываюсь от предложенных чугунных гранат, мотивируя тем, что в любой мало-мальски приспособленной мастерской, а таких в России хоть отбавляй, так вот все они в состоянии делать подобный боеприпас, и наклепают за малую плату сколько угодно. Незачем тратить средства там, где можно сэкономить. Но мой начальник, полковник Антонов, мне начинает выговаривать, что не с моими познаниями в этом вопросе решать, нужны эти гранаты или нет. Специалисты артиллерийского управления лучше знают, раз предлагают их закупать. А мое дело лишь выделить деньги под заказ. Явно он что-то поимел с этого предпринимателя и ему плевать на все мои доводы.

— И что, выделил?

— Нет, конечно. Так они тут же комиссию создали с целью проверки, на что я трачу деньги России. Вот жду. Вскоре должны появиться. Но я подстраховался. Составил как обычно документ, по которому я не отказываю представителю, а просто отсылаю его в Нью-Йорк, с указанием точного адреса русского органа, именно этими самыми гранатами он и занимается. Я же ведаю закупкой и отправкой техники.

— Хитро, ничего не скажешь, все по правилам, согласно спущенных сверху предписаний.

— Ха. На том и стоим. К сожалению, это не всегда помогает. Число посетителей с подобными предложениями не уменьшается. Все они готовы горло друг другу перегрызть, лишь бы заключить договор со мной о поставках именно их продукции. Все спешат на войне заработать. Вот и получается, что мне выполнять задуманное нами непросто. Порой у меня возникает желание все бросить и скрыться. Но не могу. Не такой я человек, честь и достоинство можно потерять быстро, а вот зарабатываются они упорным и верным служением своей Родине, причем очень трудно и о-о-о-чень долго — указательный палец, поднятый им вверх, как бы подтверждал этот длинный путь.

Граф решил видимо прояснить все, что ему непонятно в моих предложениях по поводу сокращения поставок в Россию техники и вооружения, вопросы посыпались один за другим.

— Крис, вот когда ты мне рассказываешь, почему нужно сокращать поставки я вроде ещё понимаю, почему так, а не иначе. Непонятно, почему ты советуешь все деньги, которые на сей день, подотчетны мне, и принадлежат России, в частности правительству России, не отдавать на нужды войны, а запустить их в свое производство? То есть, по сути, украсть их, я правильно понял? Ну ладно, допустим, я согласен, в настоящий момент непонятно чего следует ждать от наших временщиков, поэтому выглядит как правильное решение, но вот потом, когда к власти придет народ. Почему и новому руководству страной не нужно отдавать эти деньги? Ты же сам рассказывал, какие экономические трудности ее ждут.

— Тут брат не все просто и не так гладко, как кажется, на первый взгляд. Но я тебе приведу некоторые данные по будущему правительству большевистской России, и тогда, глядишь и ты поймешь, почему следует так поступить. Я с Павлом на эту тему уже разговаривал, примеры приводил, он вроде как понял. Постараюсь и тебе на примерах пояснить, почему лучше деньги пустить на производство тех же машин.

В свое время мной мало уделялось внимания желтой прессе, чересчур противоречивые у нее высказывания в отношении людей, стоявших у истоков революции. И судить мне их вроде бы, как и не с руки, но когда есть документальное подтверждения о неблаговидных поступках людей, пришедших к власти, то тут как говорится и лапки кверху сами собой поднимаются. Ради интереса читал немало документов, в основном разоблачительных по делу о троцкистах и подготовке этими людьми переворота с целью свержения Советской власти. Да, да и после революции борьба за власть не затихала. Тут можно лишь основываясь на опубликованных документах столько всякой гадости узнать, что невольно возникает желание всех рвущихся к власти людишек повесить заранее. Но я уже прикинул — не получится уничтожить эту заразу таким путем. Тут другие варианты предпочтительней. Какие? Давай мы с тобой об этом как-нибудь в другой раз поговорим. Сейчас я тебе хочу показать, почему не надо торопиться с возвратом денег.

Нужда в них будет у правительства молодого государства постоянной. Заткнуть дыры теми финансами, что накопятся у тебя на счету, вряд ли получится. Вспоминая прочитанные дела Троцкистов, а это почти детективы читать приходилось, особенно когда касалось вопросов золота и ценностей, так вот в этих обличительных показаниях немало страниц посвящено именно деньгам. Сталин, придя к власти после смерти вождя революции, принял пустую казну, это не секрет, также, как и тот факт, что сокровища царской империи были огромными. Известный и неоспоримый факт. Возникает естественный вопрос: — Куда все делось? Даже если учитывать некоторые вынужденные издержки, например: — погашение долгов за продовольствие и закупку технического оборудования для создаваемой промышленности, или такой момент как эмиграция золота в результате его вывоза за границу сбежавшими промышленниками и банкирами, кстати, мы с Павлом тоже приложили руку к подобному грабежу. Мелочь, но тем не менее. Многое утянули интервенты, я бы тут даже добавил, никто и попытки подсчитать, сколько вывезли наши "союзнички", не делал. А они естественно скромно промолчат, лишь усердно будут утверждать — вернули свое, то, что вложили в Россию ради ее спасения. И еще целый ряд подобных потерь произошло в послереволюционной России, в результате как понимаешь от золотого каравая России почти ничего не осталось.

Но, тем не менее, это же не все золото. Какая-то часть осталась. И как ты думаешь, куда его дели? Ни за что не догадаешься. Ленин, боясь, что власть большевиков может долго не продержаться, разделил оставшиеся золото и драгоценности между своими соратниками по партии. Сделано это было, для того чтобы они, будучи за границей ни в чем не нуждались и готовили новую революцию. Эти так называемые "революционеры" почему-то возвращать богатства не спешили и даже на переворот в стране с целью захвата власти и уничтожения Сталина не использовали. Только под угрозой смерти вернули приватизированные средства. А ты тут о каких-то несчастных миллионах беспокоишься. Миллиарды будут пытаться присвоить, а если по-простому говорить, то просто воровать и за это никто никакой ответственности не понесет. Хотя, что я говорю. При Сталине воровать стало чревато. Мигом пойдешь тундру косить. Зато после распада СССР все, ну или почти все чиновники, имеющие отношение к финансам, не стесняясь, принялись растаскивать и присваивать богатства, созданные народом.

Как тебе все это? Надеюсь, очередной экскурс в наше будущее даст понятие, как нужно действовать. Мои советы не панацея, и ты это понимать должен хорошо. Тебе решать, прислушаться к моим советам или нет, зависит только от тебя.

— Я все больше и больше начинаю сомневаться и пытаюсь понять — а нужно ли вообще что-то делать. — Игнатьев уже привык к моим монологам, и даже сам стал подражать мне. — Может нам с тобой поделить эти деньги и уехать на какой-нибудь остров, где и прожить спокойно все отпущенные господом года. Зачем нам эта чехарда, и неприятности? Тем более, той России, которая мне дорога, будет уже не вернуть.

Испугавшись, что и Игнатьев станет, так же, как и многие из русских людей искать варианты что делать и как, поспешил отвлечь. Ипохондрия нам не нужна, она вроде бы и не заразна, но очень влияет на деловую активность.

— Алексей, ты главное пойми, я сюда не за этим послан, те, кто меня воскресил, наверное, надеялись — я смогу что-то предпринять и изменить этот Мир.

— Это ты. А я, или мой брат Павел? Ты о нас подумал? Нам-то ведь никто не обещает вторую жизнь. Я вот никогда не участвовал ни в одном заговоре, какими бы благородными они не были. И все, кто меня окружал, знали про мое отношение к подобным делам. И вот появился ты, тут же предлагаешь принять участие в переустройстве общепризнанных правил проживания на Земле. И, как ни странно, я безоговорочно принял твое предложение, что уже само по себе из ряда вон выходящее событие для меня. Ты цени это. Я поддерживаю твои бредовые идеи лишь из-за необычности появления в нашем времени, к тому же ты смог убедить в реальности произошедшего. Я уже говорил, но скажу еще раз. Я с тобой. Надеюсь, не исчезнешь, и нам предстоит совместно увидеть, правильно ли поняли твое предназначение или нет.

Глава 30

Игнатьев, как всегда, оказался верен слову. Нашел возможность организовать мне встречу с командованием русских войск, находящихся во Франции. Не тет-а-тет, но все же. У него были неплохо налаженные связи со многими журналистами, редакторами и владельцами газет и журналов. Вот он и воспользовался этими знакомствами. Вначале, при якобы случайной встрече в одном из часто посещаемых газетчиками кафе, он сумел заинтересовать хорошего знакомого ему директора газеты "Журналь", некоего Эмбера, в необходимости проведения небольшой попойки с друзьями. Делал с далеким прицелом, так как знал, что именно на страницах этого издания порой можно было прочитать разоблачительные и разгромные статьи, в которых осуждались недостаточно энергичные действия военного министерства по снабжению французских армий. Соперничавшие с ним газеты "Пти Паризьен" и "Матен" тоже не уступали ему в своих нападках на правительство. Подобное было возможно лишь по одной причине. Сам президент Франции Пуанкаре благоволил к Эмберу, называл его "коллегой" и тот вовсю пользовался дружескими отношениями изгаляясь над родовитыми представителями французских буржуа. Именно эти обстоятельства заставили Игнатьева искать встречу с месье Эмбером, его бунтарский характер как раз мог быть полезным и даже оказаться в конечном плане неплохим рекламным ходом в нашем вопросе. Игнатьев, зная пристрастие толстяка Шарля к гастрономии и хорошему вину, уговорил того на встречу в кафе, пригласив еще нескольких директоров издательств. Уже после первого стакана вина, раскрасневшийся, с седыми усами на широком лице Шарль начал тыкать пальцем на каждого из присутствующих обвиняя их в слабости. Утверждая, что все они пляшут под дудку правительства, так как находятся в финансовой зависимости от него. Естественно, те в ответ тоже подняли, хай. Игнатьев, боясь, что все тут передерутся, поспешил успокоить эмоциональных папарацци, предложив ради доказательства самостоятельности показать ее на практике. Например, провести пресс-конференцию с командованием русских Особых бригад. Правительство, явно не торопится с принятием решения в отношении взбунтовавшихся российских войск и не спешит с их отправкой домой. И если журналисты хотят доказать независимость, то почему бы это не сделать, осветив в изданиях все мнения и решения по данному инциденту со стороны Французского правительства и командования русской армией, находящейся во Франции.

Громко стукнув по столу кулаком, Шарль заявил, что он полностью поддерживает это предложение. Не отстали от него и другие. Так и был решен вопрос о подготовке и проведению встречи заинтересованных сторон. Отказаться от конференции не только неудобно, но и пагубно. В газетах и журналах Парижа могут появиться о-о-очень неприятные высказывания. Поэтому запланированная встреча произошла. И на удивление, приглашенные на пресс-конференцию командование русских бригад, не отказалось, присутствовали на ней не только представители, а сами, лично. Пришли генералы Занкевич, Лохвицкий, комиссар Рапп и даже поверенный в делах министерства иностранных дел господин Севастопуло. От Французского правительства, присутствовали господа из Славянского бюро военного министерства, и совсем неожиданно для нас присутствовал, как проинформировал меня Игнатьев, капитан Жорж Ладу, начальник контрразведки и разведки Франции. На мой вопрос, что этот человек хочет здесь разнюхать, Игнатьев коротко рассказал:

— Капитан до войны был журналистом газеты "Радикал", и он как никто другой понимает силу журналистского пера. Кстати, у него очень тесное сотрудничество с моим братом, — добавил он. — А здесь, на конференции наверняка надеется получить компрометирующие материалы на участников. Такое неординарное событие в жизни Парижа как пресс-конференция русского командования, в подчинении которых находятся все русские войска во Франции, было бы глупо пропустить. Много интересного можно почерпнуть здесь.

Я согласился с графом, действительно есть возможность услышать что-то новое, а в последующем сделав вывод, понять, как действовать дальше. Я еще раз мысленно сказал спасибо за предоставленную мне возможность везде козырять своими документами сотрудника организации Красного Креста. Мое появление на конференции вполне нормально и оправдано. Устроившись рядом с мсье Эмбером, которому был представлен присутствующим здесь же графом, я, делая вид мало посвященного в происходящее в зале, задавал вопросы Игнатьеву, тем самым ненавязчиво подсказывал журналисту темы с провокационными идеями. И Шарль на это повелся, я вскоре слышал из его уст, нужный мне вариант вопроса к командованию русскими войсками. Поинтересовавшись у полковника, кто же может конкретно решить проблему с отправкой войск в Россию, тут же услышал повтор из уст Эмбера в его редакции, а ответ мы с интересом выслушали уже все трое. Стало понятно, предмет обсуждения — отправка войск обратно в Россию без одобрения правительством Англии невозможен, а она, Англия, поддерживает Временное правительство России и считает приказы военного министра Керенского в отношении русских войск, находящихся во Франции своевременными и правильными. То есть — заставить любыми способами продолжать воевать на западном фронте, вплоть до применения оружия против непокорных солдат не должно интепретироваться.

Для меня, допустим, подобная трактовка вопроса не явилась новостью, я бы еще мог добавить, что именно Английское правительство диктовало господину Керенскому его действия, но не сейчас. И я вновь обратился с вопросом к графу, в надежде, что газетчик не останется глухим:

— Господин полковник, я понимаю, что это необходимо делать применительно к здоровым солдатам, но ведь в их рядах есть инвалиды, для которых война уже закончилась. Как же с ними быть? Разве нет возможности отправить хотя бы их домой?

Через некоторое время я услышал свой вопрос, заданный нашим соседом. Ответ последовал со стороны генерала Занкевича:

— Это мелочь. Пока что количество такого контингента незначительное. Поэтому мы еще не рассматривали его как первоочередной, но заверяю вас вопрос у нас на контроле. Сейчас главное уговорить солдат продолжать войну. Временное правительство в лице министра Керенского именно на это акцентирует наше внимание. Хотя офицерам, получившим такое увечье, разрешено самостоятельно покидать страну, и мы не препятствуем им, даже помогаем купить билеты на проходящие суда.

Я поспешил с очередным вопросом к Игнатьеву:

— Господин полковник — вот тут у меня есть список солдат с увечьями, всего семьсот сорок человек. Разве это мало? И это только инвалиды, а ведь есть еще тяжелобольные. Те же сифилитики, например. Их же не пошлешь на фронт, они уже наказаны за свои прегрешения, хотя никто из них не ожидал, что тут можно подхватить такую болезнь. Я точно не знаю, сколько больных всего, но то, что они не могут воевать это факт.

Шарль сделал вид, что случайно услышал наш негромкий разговор. Он тут же попросил список и, задавая вопрос генералам, вовсю аргументировал доказательством в виде списка с фамилиями увечных солдат. На этот вопрос стал отвечать господин Севастопуло. Он ответил очень спокойно, и даже я бы сказал небрежно:

— Денег у правительства нет. Арендовать корабли ради инвалидов пока не представляется возможным.

Эмбер, продолжая потрясать списком, тут же переключился на французов:

— Неужели и наш президент не найдет каких-то жалких два миллиона франков, чтобы с честью отправить на родину этих несчастных? Разве они не заслужили подобной малости от благодарных французов? Такого просто не может быть. Президент, вероятно, не знает, он занятой человек, и ему никто не рассказал ситуацию, в которой оказались русские. Но неужели мы, французы, демократы и наследники славных традиций, не можем сказать спасибо тем, кто нас защищает на поле брани. Вспомните маршала Лефевра,* его великодушие и сострадание по отношению к покинутому всеми Наполеону. Пример достойный подражания. А где наша общечеловеческая солидарность? Где сочувствие и взаимовыручка? Неужели со смертью маршала Лефевра пропало и желание оказывать помощь попавшим в беду? Не верю, и мои читатели никогда в это не поверят. Я категорично заявляю, если никакого решения наше правительство в отношении русских инвалидов не примет, то мы, журналисты, поднимем такую волну возмущения французов, что в самом Версале будут сотрясаться стены.

Присутствующие представители военного министерства поспешили заверить, что они совместно с русским командованием приложат максимум усилий, задействуют все рычаги воздействия и доведут до президента уже готовое решение вопроса. Я понял, что надо ковать железо пока оно горячо, и посоветовал своим соседям настаивать на создании комиссии по делу репатриации воинов — инвалидов с включением в нее журналистской братии, не забыть при этом включить в ее состав и меня как представителя Красного Креста. И хотя ходом пресс-конференции не предусматривались подобные действия, но под напором журналистов с большим скрипом предложение было принято, и даже ответственного за воплощение в жизнь данного постановления назначили. Предложил кандидатуру генерал Занкевич и меня она не устраивала. Не потому, что я его не знал, просто Игнатьев при озвучивании этого имени скривился, явно недовольный подобным решением генерала. Шепотом он коротко охарактеризовал кандидата:

— Это председатель "комитета военнослужащих и русских граждан Парижа" ротмистр Лавриновский, молодой гвардеец, кирасир, из богатой семьи, околачивающийся при нашем посольстве, болтун и ловелас, к тому же постоянный участник всех балов и других увеселений. Вряд ли заинтересуют такого человека какие-то там инвалиды. Занкевич назначая его, знает — тот провалит дело еще на стадии начинания.

Игнатьев до этого момента старался себя контролировать, он придерживался ранее нами продуманной тактики поведения на конференции. И даже особо не возмущался, что его "умышленно" не замечают сидящие за столом генералы. Но тут не выдержал и попросил слово. Он заявил:

— Создание комиссии по данному вопросу, несомненно, хорошее дело, и она, наверное, сможет его решить. Но, я больше, чем уверен, их знаний, как и осведомленности, будет маловато. Никто из них, разве только кроме унтер-офицера Трофимова, не знают многих нюансов при решении вопроса, наверняка возникнут проблемы для них просто неразрешимые. Особенно, связанные с кораблями. Их без решения правительства Франции никто не выделит сразу. У морского министерства в наличии нет свободного судна, я знаю, что говорю, постоянно сталкиваюсь с таким ответом. Поэтому готов взять на себя поиск морских транспортов в Норвегии, если Англия согласится доставить какое-то количество русских до норвежского порта. Есть и другие варианты, главное при этом получить согласие Английского и Французского правительства. Вот чем в первую очередь следует заниматься комиссии по эвакуации больных и увечных русских солдат.

Реакция на предложение Игнатьева незамедлительно последовала от Занкевича:

— Господин полковник вам следовало бы заниматься своими обязанностями, а не вмешиваться в дела бригад. Мы уже говорили по этому поводу, не стоит ждать, когда укажут ваше место.

Тут же ввязался в спор наш друг Эмбер:

— Не надо умалять заслуг полковника. Вас господин генерал, мы совсем незнаем, в отличие от Игнатьева и если он что-то обещает, то всегда выполняет. Насколько я в курсе графа не отстранили от обязанностей военного агента при военном министерстве Франции. Именно его мы знаем, как представителя славных русских солдат, находящихся здесь с интернациональной помощью, и он вправе обсуждать вопросы, касающиеся своих соотечественников.

— Мсье журналист, вы уж позвольте нам самим решать, кто и что должен делать в нашем ведомстве, и никто не имеет права вмешиваться в наши внутренние дела.

Я понял по выпученным глазам Шарля — перед ним появилась красная тряпка, он тут же, как и положено быку на арене, кинулся в драку:

— Господин генерал, я и не пытался вмешиваться в ваши дела. Но вам не стоит забывать, на чьей территории вы находитесь и на чьи кредиты существуете. Франция вам платит за то, чтобы ваши доблестные воины сражались на ее фронтах. А вы, вместо того чтобы достойно организовать выполнение союзнического долга занимаетесь уговорами своих солдат. Даже такое простое дело как позаботиться и отправить в Россию никому не нужных бывших солдат и тем самым успокоить взбунтовавшихся, вы не в состоянии. Отговариваетесь отсутствием денег, а предложенную помощь компетентных лиц отбрасываете как ненужную. Неужели вам не жалко своих людей, или вы просто не в состоянии решить такую мелочь. Так дайте возможность — это сделать тем, кто может.

Спор, а затем и ссора к хорошему не привели. Занкевич вместе со своими сторонниками, в конце концов, просто покинули зал. Он явно поступил неверно, это лишь еще больше распалит журналистов, и последствия подобного неуважения обернутся для генерала многими печалями. Но зато этот демарш сыграл мне на руку, вернее развязал руки.

Последующие три дня я совместно с двумя членами комиссии мотался как... одна субстанция в проруби. Пришлось побегать от одной инстанции к другой. Вроде бы и отказов нет, но, как всегда, все упиралось в деньги. Их не решались выделять, ни министерство финансов Франции, ни военное ведомство, ни тем более русское правительство. Причина простая. Не было оговорено, еще в начальной стадии, при составлении договора на выделение военного контингента Россией на Западный фронт, такой вот малости как финансирование эвакуации увечных и больных солдат к себе на Родину. Вернее, русским предписывалась доставка войск во Францию за свои средства, а вот планомерный вывоз больных, тяжелораненых и инвалидов нет. Вроде как их вообще не должно быть, лишь раненых предполагалось лечить в госпиталях за счет французов. Похороны почему-то оговорены в договоре, а вот чтобы вернуть обратно на Родину инвалидов и больных отметить забыли. Но мы все-таки добились положительных результатов, и дело сдвинулось. В основном, благодаря развернутой шумихи в газетах Парижа. Военное министерство Франции, обговорив создавшийся инцидент с Английским, приняли решение выделить транспорт для репатриантов.

Глава 31

Один корабль! Это же капля в море. О чем эти деятели думают? Или и в этом времени чиновникам лишь бы отписаться и никого из них не волнует, что под решением об эвакуации инвалидов просматриваются пусть и увечные, но все одно — люди, их судьбы. То, что для российского правительства они всего-навсего отработанный материал, я не удивлен. В России испокон веков не считались с людскими жертвами. Бабы еще нарожают — такой настрой преобладает в верхах. Человек в этой стране не ценность, в отличие от золотого эквивалента, причем в любом его содержании. Вот это, да, к нему отношение со всем почтением. Забывали, забывают, и видимо будут забывать, кто золото нарабатывает. Хотя тут я не особо уверен, вполне вероятно, что в будущем руководители смогут понять — только при наличии людских ресурсов государство будет процветать, естественно при умном и дальновидном правителе. Сегодня, в России, его нет. Одни временные..., им не до людей, им бы удержаться на тепленьком месте. Коллегиальный орган власти бесспорно хорош, но уж очень расплывчат в своих решениях, нужен поводырь, как и в любом стаде, все зависит от вожака. Наши предки были в этом плане ближе всего к совершенству. Не всегда, лишь на ранней стадии, когда во главе племени вставал тот, кто мог вести за собой, имея реальные силы и мозги. Не смог выполнить свою лидерскую миссию — выгнали вон из общины. И не ждали, когда его срок правления подойдет к финишу. Все понимали, ошибся хоть раз, значит, беда может повториться и племя погибнет, ведь и выживало оно, во многом благодаря своему вожаку.

Пароход, предоставленный правительством Франции, явно не Титаник, мог взять на борт самое многое это семьсот человек. До этого он выполнял рейсы в порты Великобритании, перевозя пассажиров с их вещами, и продукты. У нас по спискам инвалидов и "реформированных", то есть освобожденных от воинской повинности, было около полутора тысяч. Мне ничего не оставалось, как обратиться к моей знакомой Ольге Владимировне, тем более что и я и она должны присутствовать на предстоящем собрании представителей русской финансовой и торгово-промышленной элиты, находящихся в данный период времени во Франции. Я надеялся встретиться там с ней и уговорить, временно превратить ее лесовоз во что-то наподобие плавучего госпиталя. То, что она не остановится и будет до последней возможности вывозить лесоматериалы из России, я не сомневался. Она неплохо для женщины понимала, как надо делать деньги. Так почему бы попутно не загрузить корабль русскими солдатами? В отличие от многих нуворишей будущего благотворительность женщина воспринимала как необходимость, и делала это, не преследуя какие-то для себя выгоды, а просто по велению души. Поэтому мое предложение должно найти понимание. И вполне осуществимо. Тем более разрешение на отправку инвалидов домой от правительства Франции получено. Я чуть ли не с благодарностью вспоминаю господина Смирнова, который не забыл наш уговор и добился все-таки, чтобы от его комитета был назначен для решения вопросов эвакуации, инвалидов, и больных русских солдат младший унтер-офицер Трифонов. Да и общество Красного Креста поддержало меня. И хотя я понимал, что во многом такое попустительство в отношении простого работника исходит от Жульен, я все одно удивлялся, что могу настолько свободно распоряжаться самим собой и ставить именно те задачи, которые мне нужны, а не руководителям Красного Креста.

Мы с Жульен уже вроде как определились, она меня считала своим парнем и вероятно испытывала ко мне теплые чувства. Мне она тоже нравилась, ни чего плохого я в наших отношениях не видел, был настроен на их развитие. Предложенная мной идея вдвоем отметить новоселье была встречено с одобрением. Мне как-то хотелось отблагодарить девушку за постоянное и внимательное отношение ко мне и моим нуждам, ничего в голову не пришло кроме как попробовать ее удивить собственноручно приготовленным ужином. Удивился, когда предложение отметить новоселье Жульен поддержала, и мне не пришлось ее долго уговаривать. Все это время мне как-то было не до поисков своего жилья, а снятая ранее Игнатьевым квартира была для меня дороговата. Она поняла и решила помочь, подыскала квартирку по моим средствам, причем недалеко от бюро Игнатьева. Естественно такое участие и подтолкнуло организовать в новой обстановке скромный ужин. При встрече стараясь выяснить подоплеку подобного отношения к себе, поинтересовался, каким образом она смогла повлиять на руководство Красного Креста, чтобы я мог так свободно распоряжаться своим временем. На что девушка, смеясь, ответила:

— Для этого вполне достаточно было многообещающе улыбнуться начальнику.

Во мне взыграло чувство ревности, и я стал уточнять, насколько многообещающе она улыбается руководителю. Довольная Жульен, видимо желая еще больше меня "задеть", стала рассказывать какой хороший человек ее начальник. И умный, и добрый, и обаятельный:

— Просто душка, я могу с ним говорить на любые темы, мы можем даже наши женские секреты обсуждать.

Поняв, что проговорилась, Жульен засмеялась и довольная своей шуткой опасно приблизилась ко мне. Опасно для меня, как оказалось. Именно я не смог сдержать чувства, эмоции переполнили мое сердце и отодвинули все страхи и неуверенность, я сделал то, о чем часто мечтал. Мои руки непроизвольно, как бы сами по себе, обхватили стройную фигурку Жульен. Я обнимал ее со всей осторожностью, нежно и бережно, как стеклянный фужер, наполненный живительной влагой. От неожиданности Жульен даже не сделала попытки освободиться, она вмиг расслабилась, и ее руки взлетев вверх наподобие крыльев прекрасного ангела, трепетно обвили меня за шею. Моя кровь закипела, мне кажется, я почувствовал, как она взбурлила и прилила к моей голове, к моим ногам, я почувствовал, как и мое мужское естество заполняется мощью. Ощутил ее тело, затрепетавшее в ответ на не сдерживаемое рассудком желание. Она, приподнявшись на цыпочки, решительно прильнула мягкими губами к моим. И хотя чувствовалось, что опыта в подобных делах у нее не было, в отличие от меня, все равно я чуть не задохнулся от чувственного поцелуя. Понимая рассудком, насколько далеки в этом мире друг от друга, тем не менее, я ждал такого момента, ждал с первой встречи.

Произошло то, что и должно было случиться.... Для меня наше соитие явилось несколько неожиданным, хотя и желанным. Да и для нее подобный шаг был непростым решением. Наша близость стала и счастьем, и бедой. Мне, в ходе дальнейших бессвязных и в тоже время милых и приятных разговоров, пришлось узнать — у Жульен есть жених. Как и положено, в еврейских семьях, ее предназначали в мужья своему единоверцу. Никто естественно и не спрашивал ее желание. Даже мать не могла противиться подобному положению вещей, она сама находилась в этой семье на птичьих правах, ее голос в отличие от других женских голосов еврейской общины не звучал как решающий в споре с мужчинами. Жульен, лежа на моей руке, рассказывала, как мать пыталась защитить свою кровиночку и не дать ее в обиду. Хорошо еще, что будущий муж не был уродом и возраст позволял зачать ребенка.

Я знал про подобные традиции в еврейском обществе лишь поверхностно, и если честно, то не понимал, на что пошла Жульен ради своей любви. Она об этом старалась не говорить, больше рассказывала, как ее загипнотизировали мои глаза еще там, в госпитале, какие чувства испытывала при любом прикосновении ко мне, как боялась этого, особенно того, что ничего не могла сделать с собой, со своей всепоглощающей тягой ко мне. Я в ответ лишь начинал ее целовать, ласкать и доказывать на практике насколько сильно я ее люблю. Естественно все откладывалось на неопределенное время, и мы, предаваясь страсти, забывали, и то, что грешим, и то, что не с того начали наши отношения. Оба отлично осознавали шаткость положения, в котором оказались по велению наших сердец и, тем не менее, вновь и вновь с большим упоением предавались сладостному греховному действу. Так и не пришли мы к какому-то решению. Я предлагал, и руку, и сердце, и всю мою жизнь, а она смеялась, как всегда, говорила, что еще подумает, нужен ли ей такой недогадливый мужчина или обойдется. Я начинал сердиться от такого, на мой взгляд, несерьезного отношения к нашему будущему. Она же вновь шутила, говоря, что спросит разрешения у своего несостоявшегося мужа, навязанного ей семьей. И если он не будет против, то возьмет меня в мужья, а пока мы станем делать вид, что ничего не произошло. Пусть наша любовь останется тайной.

Я чувствовал, она в этот момент находится на грани отчаяния, но продолжала убеждать в хорошем окончании любовной истории, уверяла — ее мать найдет способ соединить нашу судьбу и поэтому все будет хорошо. Нужно лишь время, необходимо подождать пока ее уговоры родных не принесут необходимый нам результат. Я понял так: — ничего путного ожидание не принесет. Мне, а не кому-то другому нужно решать проблему и как-то договариваться с ее родственниками. Иначе быть беде. Или ее отправят с глаз моих долой или насильно выдадут замуж. Почему так я думал? По простой причине. Еще в той жизни, когда я был курсантом, с моим товарищем, сокурсником и в какой-то степени другом произошла схожая драма. Именно его я должен благодарить за свою жену, это он меня уговорил составить компанию в тандеме двух подружек. Катя, которой я предложил встретиться, вероятно, так и не узнала, почему я не пришел на свидание. Видимо и друг мой не рассказал, ему было не до моих взаимоотношений с подругой своей девушки. Как я понял, он влюбился в свою евреечку, и мне казалось, она тоже к нему испытывала сходное чувство, но родня ее быстро пресекла попытку увести ее дочь из лона семьи. Даже несмотря на то, что в тогдашнем СССР смотрели на подобные браки с одобрением, тем не менее, евреи оставались приверженцами законов своей Торы, в которой смешение крови с чужой порицалось. Поэтому ее быстро выдали замуж за какого-то дальнего родственника, и вскоре они выехали с первой волной переселенцев из СССР в Израиль. Мой друг очень переживал, он был разочарован в девушках, считал ее во всем виноватой, особенно в том, что не осмелилась перечить своим родителям в ответ на его любовь. Молодой был. Молодой и глупый.

Вот и я сейчас боялся, что у моей Жульен не хватит воли воспротивиться традициям, и она не посмеет пойти против семьи. Надежда на понимание и помощь Ситроена была мизерной. Мы с ним еще не настолько связаны делами, чтобы он стал нам помогать. Я понимал, вера в своих богов нас разделяет огромной пропастью. Я-то знал, что у всех людей нашего большого Мира, если и есть бог, то он един. Как его разные нации называют не суть важно. Не может быть такого множества богов, многообразие лишь в названии и понимании их предназначения, но не в количестве.

Здешнему обществу наплевать на мои знания, оно верит в своих богов, верит, что именно их Всевышний велик и могуч, и он один праведный, и ведет почитателей по нужной дороге. Людям лишь необходимо придерживаться написанным, как они считали, если и не самими богами, то уж точно под их диктовку, заповедям. Может и неплохо, с одной стороны, если бы все придерживались этих законов, но в том то и беда — всяк трактует их так, как ему выгодно. И самое обидное, когда те, кто обязан следить за исполнением заповедей, не делают этого должным образом, а порой и сами грешны в иносказательном пересказе первоисточника.

Я искал выход из создавшейся ситуации, но, даже посоветовавшись с Игнатьевым, не получил нужный вариант развития событий. В голове постоянно звучало имя любимой, напоминая о необходимости не откладывать поиски решения проблемы.

Вопрос с отправкой солдат инвалидов домой не давал времени для личных дел. И откладывая решение, все время боялся упустить из рук счастье. Неожиданное, внезапно возникшее чувство вторглось в мои планы покорить мир. В чем-то и отвлекало, а по идее оно должно не размягчать меня, а наоборот толкать вперед. Это же своего рода движитель. Неужели я со своими прожитыми годами не смогу найти выхода из такой незначительной ситуации? Да такого быть не может.

Отложив свои личные вопросы на потом, я полностью занялся подготовкой к отправке солдат домой. И надо отдать должное всем, кто занимался этим делом, оно закрутилось весьма лихо. По документам из моего прошлого я знал — лишь в двадцать первом году попадет часть солдат на Родину. Препонов подобному факту будет немало, замучаешься перечислять, да и не знал я подробностей событий, разве только то, что прочитал в интернете, после того как мне попались на глаза мемуары обоих Игнатьевых. Поэтому я был горд, ведь именно благодаря моему вмешательству, на Родину отправляли часть пострадавших на мировой бойне уже в этом году. Новость будоражила солдат, находящихся в лагерях Ля Куртин и Фельетэн, да и в госпиталях, с наиболее большими группами выздоравливающих кипели страсти. Вот только, к сожалению, мы смогли рассчитывать всего на семьсот одиннадцать пассажирских мест на пароходе, который вскоре должен отправиться из французского порта Сен-Мало в английский Гавр. Далее их путь предполагал заход в порт Саутгемптон и потом еще в один, вроде как Ньюкасл, где ожидается пересадка на один из английских пароходов, который уже и доставит всех в Мурманск.

Большим делом посчитал получение согласия Ольги Владимировны, ее не слишком долго мне пришлось уговаривать, в результате ее лесовоз удалось превратить на время в плавучий госпиталь, и он сможет захватить где-то примерно сто пятнадцать человек. Мне через Красный Крест поступили сведения по общему количеству русских военнослужащих подлежащих эвакуации из Франции. Таких "везунчиков" в виде инвалидов и "реформированных" набиралось около полутора тысяч человек. Я считал удачей, что мы сможем отправить первую партию никому не нужных и ни на что не годных на войне людей. И как говорится, дай-то бог, чтобы ничто не смогло помешать нашим планам.

На фоне этой неожиданно легкой победы, причем именно благодаря моему вмешательству в ход истории, другой факт вмешательства был воспринят как уже само собой разумеющееся. Прибыл Павел. Он, как мы и планировали, смог "достать" будущего "Фюрера Германии". Рассказывая подробности, отметил основную роль в поисках этого человека людей из боевой организации бельгийцев "Сигма". Павлу даже не пришлось посылать для свершения ликвидации Адольфа Гитлера своего верного Санчо Панса в лице поручика Ветрова. Сами бельгийцы нашли способ, и найти, и ликвидировать.

— Нет человека, нет проблем. Так, кажется, говорил твой Сталин. Не стало Гитлера — не будет и войны, не погибнут миллионы солдат и ни в чем не повинных людей.

— Да мой друг. Возможно, что так оно и будет. Ты сделал очень большое дело. Ты даже не представляешь, насколько большое. Я бы тебе, не задумываясь, вручил самый значимый в этой эпохе орден.

— Я не ради орденов служу. Я просто люблю свою Россию. И если, как ты мне говоришь, я сделал настолько значимое дело, то уже хорошо. Именно потому, что страна не потеряет в будущей войне миллионы своих граждан, так как ее уже не будет. Только вот меня насторожило твое "возможно". Я так понимаю, убрав основного виновника будущей войны в Европе, это еще не панацея от новых бед.

— Это так, есть такие сомнения. Если останутся те силы, те люди, которые, собственно, и воспитали нужного им лидера Германии, то почему бы не сделать то же самое, и не подготовить другого кандидата на пост "Фюрера".

— Так может, пока не поздно нам стоит убрать и этих людей. Ты знаешь, кто "готовил" Гитлера?

Павел, воодушевленный так удачно совершенной операцией по ликвидации будущего лидера фашистов, готов был сделать все возможное и невозможное, лишь бы не осталось угрозы для людей, не появились предпосылки развязывания новой войны. Я понимал, мы слишком упрощенно воспринимаем подобное изменение хода истории. "Свято место — пусто не бывает" — это также верно, как и то, что изменить ход будущей геополитики — это не поле перейти. Все гораздо сложнее. Попытаться, конечно, можно. Нам никто не сможет помешать выполнить целый ряд подобных боевых операций и ликвидировать уйму людей, замешанных в подготовке будущих войн. Вполне возможно, что это в какой-то степени повлияет на исторический процесс. Вот только каким концом обернется вся эта наша возня для нее в целом. Будущее непредсказуемо. Я имею в виду то будущее, которое мы пытаемся построить, основываясь на моих знаниях.

Проблема вырисовывается в другом. Я почему-то все больше и больше склоняюсь к мысли, что нахожусь в параллельном мире, или вновь созданном, благодаря моему вмешательству. Чувство "дежавю" уже давно не отпускало, даже как-то помогало понимать кто я в этом мире. Пытаясь не показывать и тени сомнения стал вспоминать и рассказывать Павлу из моего прошлого, все, что когда-то читал и видел в кинофильмах по этому поводу. Эта тема муссировалось очень подробно, в ней с избытком хватало различных теорий, суждений и предположений, и даже писателями фантастики была затронута, они в своих произведениях переигрывали события много раз, перекраивали и изменяли сам ход истории, часто такое происходило благодаря вмешательству одиночек наподобие меня. Фантасты. Им можно создавать свои миры. Не возбраняется. А вот для меня все происходящее фантастикой не было. И это накладывало свой отпечаток на мои попытки что-то изменить в Мире, куда забросили, не спросив, хочу ли я такого счастья.

Я незаметно увлекся, рассказывая процесс создания предпосылок в деле Гитлера и его "компании". Для меня объяснить сам факт появления очередного изверга рода людского, трудности не представляет. Решение изучить и знать о врагах своей Родины как бывших, так и будущих, мне никто не навязывал. Я сам, благодаря своей, любопытной и увлекающейся натуре одно время вплотную занялся изучением появления, становления, а затем и прихода к абсолютной власти такого феномена как Гитлер. Поэтому неудивительно что, рассказывая про этот период Павлу, я мог вспомнить не только общеизвестные факты прихода "бесноватого фюрера" к власти, но и подробности, включая фамилии или "клички" ближайших сподвижников. Надо отдать должное будущему "Фюреру нации", он смог взять на вооружение все, что посчитал для себя полезным при создании "сверх нации". Причем независимо от того, кто стоял у истоков его понимания нужности своему народу, своей миссии в истории, и яркой все забивающей в его голове идеи — возвеличить Германию. В основу намеченного им пути, описанного в книге "Майн кампф" заложил, как он считал, главный: — отомстить за все унижения, последовавшие за поражением в империалистической войне. Неукоснительно шел выбранной дорогой, сумел убедить в этом многих людей, стал лидером партии, а затем и государства. Заставил планомерно претворять в жизнь свое видение мироустройства. Тот факт, что Российская империя для него всегда ассоциировалась с понятием врага номер один, он и не отрицал никогда, однако, не отрицал и того, что именно русские дворяне дали ему путевку в жизнь.

Я, вспоминая подробности его выбора "пути" не мог обойти своим вниманием такую фигуру как Баварская Княгиня (Герцогиня) Виктория. Это жена Великого Князя России, которого все они тогда считали Царем (де-юре), Кирилла Владимировича. * Именно она развивает взрывную всеохватную деятельность партийного промоутера партии А.А. Гитлера. Вкладывает в созданную организацию не только свои деньги, но и многочисленных спонсоров, которых она активно ищет по всей Западной Европе, а затем и во всем Мире.

Второй значимой фигурой можно выделить Максима Эрвина фон Шойбнера-Рихтера, он являлся масоном ложи высшего Градуса Посвящения. Русский эмигрант при дворе княгини Баварской обладающий редким даром убеждения. Мог безо всякого навязывания своих мыслей влиять на сильных мира сего. Например, на своего приятеля, стального короля Германии Фрица Тиссена, основного поставщика металла и денег в будущей войне. Такое же влияние имел и в отношении германского генерала Эриха Людендорфа, помощника Гинденбурга — начальника Генштаба, а в конце империалистической войны — командующего всеми вооруженными силами Германии. В итоге Людендорф стал работать на Германскую (Баварскую) Рабочую партию, в будущем национал — социалистическую. Именно он вместе с герцогиней Викторией стал финансовым посредником между крупным капиталом и никому не известной партией.

Шойнберг-Рихтер "вправил" мозги не только этим людям он смог убедить создателя штурмовиков из солдат и офицеров прошедшей войны Эрнста Рема в том, что именно Гитлер и есть будущий вождь Германии. Склонил на его сторону противника набирающей силу Рабочей (Национал-Социалистической) партии Бормана, состоящего на тот момент членом нацистской партии (народной), и вскоре он становится ближайшим помощником Гитлера. Нельзя было не вспомнить — именно Шойнберг-Рихтер займется обеспечением связей с представителями Высшего общества, у которых есть деньги на развитие организации, на создание штурмовых отрядов, будущих "SS".

Из числа Русских дворян создается начальное окружение Гитлера. Альфред Розенберг, Арни Шикиданц, генерал русской армии Василий Бискунский — лишь незначительная часть людей мечтающих, что именно Гитлер сможет сделать то, что не смогли сотворить враги будущей Советской России. Уничтожить Россию, причем так чтобы слов "Российская империя" никто не мог вспомнить — самая навязчивая идея этих людей.

Весной 1921 года Шойнберг-Рихтер созовет Съезд русских монархистов. На шабаш прибудет немало сторонников восстановления монархической династии, начиная от Прокурора Священного Синода до представителей разных атаманов и предводителей террористических организаций. Они все проголосуют за принятие программы "Нах Остен Юден Шузан...", среди этой шушеры особо значимой фигурой будет Гитлер.

Я замолчал, вспоминая, что еще можно рассказать Павлу. Он, воспользовавшись моим минутным замешательством, высказал очевидную для него мысль.

— Я правильно понял? Именно этот Рихтер станет нашей очередной фигурой, которую следует убрать?

— Вообще-то его и без нас уберут, правда несколько поздновато, он уже с девятнадцатого года будет являться ключевой фигурой в деле становления Гитлера. Ты убрал кандидата в фюрера немного рановато, исходный пункт еще не определился и нам теперь трудно будет установить, кого будущие враги России станут продвигать в вожди воинствующей нации. Они не остановятся ни перед какой преградой ради мести и в своей оголтелой ненависти к народу, выкинувшего их из страны, как лежалый мусор, применят любые средства. Уберем их, найдутся другие. Но я к чему тебе все это рассказываю. Ты должен понять — врагами России будут не только финансовые олигархи Франции, Англии и США, но и те, кто потеряет власть в империи, в результате большевистской революции. И им ничего не остается, как идти на все возможные и невозможные подлости лишь бы вернуть утерянный шанс, занять лидирующее положение и управлять государством. Для этого пойдут и на предложенный в уплату за содействие раздел России, который страны Антанты спят и видят уже сегодня реализованным. Предусматривают себя в роли "благотворителей" для этих разделенных территорий, а в действительности в роли колонизаторов, озабоченных выкачиванием средств и полезных ископаемых, превращая все эти богатства в деньги. И уж никак не в народных, а в своих карманах. Надеюсь, тебе не надо объяснять более подробно, что я имею в виду, когда рассказываю, кто стоит за всеми Гитлерами, Пилсудскими, Троцкими и другими деятелями, активно принимающими участие в будущем России?

— Не совсем. Вернее, то, что ты мне рассказываешь, я понимаю в общем контексте. Конкретных дел и людей виновных в неблаговидных делах против моей Родины я плохо себе представляю. Даже больше, я их не знаю. Поэтому жду от тебя конкретной наводки — кто следующий?

— Вот так вот сразу я не могу сказать. Нужно посмотреть, что в моем мозгу еще сохранилось по этим делам. Вспомнить, кто особо рьяно проявил себя в уничтожении людей. Но не сегодня. Я пока не стану загружать информацией, на сегодня есть не менее важное дело для тебя.

Глава 32

Я неспроста задал этот вопрос, необходимость сохранить агентуру Павла для будущих задач стояла не на последнем месте. И то, что требовались деньги для подпитки желания агентуры выполнять в дальнейшем его задания тоже вызывало мое беспокойство. Раньше финансирование осуществлялось по линии военного министерства, а что будет, после того как Павел отойдет от дел.... — Я хоть и мало смыслю в подобных делах, но представить труда большого не надо.

— Интересно, какое в этот раз? — Заинтересовался Павел.

— Ты еще не забыл, что отвечаешь перед Временным правительством за предоставление сведений военного характера?

— Естественно не забыл. Я не прекращал свою работу на этом поприще. Разве только несколько напрягает то, что генерал Занкевич и его окружение стали считать деньги, потраченные мной на содержание агентуры. Требуют какие-то конкретные задокументированные отчеты на дела, повлиявшие на ход войны. Они не понимают, или я их не могу понять. Ну как можно уверенно сказать, что, дав сведения по расценкам на продукты, которые стремительно дорожают в Германии, я тем самым даю возможность спрогнозировать нашим аналитикам, сидящим в Генштабе дальнейшую стратегию в войне. И чтобы заполучить незначительные на их взгляд данные мне приходится щедро платить своим агентам. Для некомпетентных в этих вопросах чиновников видимой ценности в таких сведениях нет, но знающий и понимающий человек может оценить — насколько важны подобные разведданные. Как мне доказать, что дважды два это не пять, а четыре? Вот то-то и оно. Я и не стремлюсь им объяснять. Кому надо тот поймет и оценит по достоинству. Моя работа не в том, чтобы отрапортовать скольких немецких солдат я предположительно убил благодаря предоставленным сведениям в мое ведомство. Мне такая статистика не нужна. Для этого есть специальные люди. А здесь, господа, далекие от специфики моей деятельности, требуют какую-то отчетность по финансам и это еще не самое глупое, что можно от них ожидать.

Не давая Павлу увлечься, я задал следующий вопрос:

— Тебе Алексей уже рассказывал последние наши новости? Ты в курсе, что тебя хотят лишить самостоятельности и заставить выполнять приказы нового руководства в лице генерала Занкевича?

— Да, он мне уже рассказывал. Я и возмутился теми запросами, что поступили на мое имя. Ну, ничего, я им напишу отчеты, будут в них разбираться всю оставшуюся жизнь.

В предвкушении от желания досадить оппонентам еще не написанными отчетами, он потер ладонями, состроил рожицу человека довольного будущей проделкой. Даже начал перечислять все, что сделает ради этого, но я его перебил:

— На мой взгляд, тебе Павел в настоящее время нужно не вставать в позу обиженного человека, а постараться сделать так чтобы все документы, какие у тебя имеются по созданной тобой агентуре, исчезли. Не в смысле уничтожить, а сохранить в тайнике, чтобы они не стали достоянием ни твоего сменщика, ни Французской разведки, ни тем более Английской. Всех этих людей, что сегодня сотрудничают с тобой, нужно законсервировать. В дальнейшем они могут нам пригодиться. Я знаю, у тебя многие дела находится в разработке, и требует определенных денежных вливаний. В наших планах предусматривается твои наработки сохранить. Но у нас денег для этого пока нет. После отставки и со стороны командования не будет поступлений. Зато есть мои знания по предстоящим боевым операциям на русском фронте. Как думаешь, если ты дашь сведения, требующие моментального реагирования командования на фронте, ты сможешь рассчитывать на скорейшее вознаграждение людей, которые добыли разведданные?

— Если действительно ценные, то они естественно послужат причиной, по которой все мои требования по оплате агентуры будут выполнены. Но тут надо постараться, чтобы заполучить стоящие сведения. Много времени потребуется, не на час работы, иной раз приходится разрабатывать операцию не меньше, чем..., тут такие ходы и выходы обдумывать при подготовке приходится.... Даже при подготовке фронтовой операции столько вариантов не рассматривают, как нам приходится.

— Ну, похвастать, мы все горазды, ты не исключение. А вот я в отличие от тебя могу именно за час предоставить тебе информацию, важность которой можно оценить сразу.

— Ты меня заинтриговал. Выкладывай, что там за сведения появились у тебя?

Я хорошо помнил — к концу 1917 года для России наступят тяжелые времена. Заключить перемирие с Германией в обход своих союзников Временное правительство не могло, да и не хотело. Слишком многое завязано было на этом сотрудничестве. Но успешные действия на фронтах стали уже невозможны, хотя и предпринимались определенные потуги. Главной причиной неудач была в людях. Назревали события коренным образом, изменившие судьбу Российской империи. Кроме, известных политических событий этого времени, можно вспомнить и несколько эпизодов боевых действий Российской армии, повлиявших в той или иной степени на обстановку в целом по стране. Они были и, причем очень яркими, этим и запомнились людям. Вот мне и захотелось помочь хоть чем-то реальным уже сегодня, а не с оглядкой на будущие дела. Боевые операции, которые в моем времени произошли с большим уроном для России можно поправить, а значит предотвратить поражения, и возможно даже повлиять на ход войны.

— Возьми бумагу и карандаш. Необходимо сразу записать, все, что мне удастся вспомнить. Не ровен час, могу забыть что-то, на всякий случай подстрахуемся, набросав на бумагу начальные воспоминания.

Павел с интересом уставился на меня в ожидании новых откровений, в которых я могу поведать о предстоящих событиях.

— Начнем с операции по захвату немцами города Риги. Примерно с восемнадцатого по двадцать пятое августа возможна наступательная операция германских войск с целью овладения Ригой. Почему помню, спросишь? По причине, что я учился в свое время в инженерной академии, а там пройти мимо новой тактики в боевых действиях примененной в годы первой Мировой войны не могли. Опыт он всегда востребован. Про эту операцию в основном знаю потому, что в ней применялась так называемая "гутьеровская тактика". Это новый метод, изобретенный немцами, никто еще не додумался до такого. А суть его в следующем: — с помощью специальных артиллерийских снарядов создать дымовую завесу над огневыми точками противника. Затруднив тем самым стрельбу по наступающим войскам. Новинку применят, и в результате германские войска одержат победу и захватят Ригу.

— Нет, Крис, я совсем не уверен, что это может послужить основной причиной в разгроме наших батальонов. Вероятно, есть и другие, не менее важные.

— Конечно, имеется, ты прав. Но вот дата наступления и новая тактика проведения боевых действий для твоего начальства послужат доказательством — ты не зря тратишь деньги. Я прав?

— Ну да, верно. Но этого мало, для того чтобы просить новые денежные поступления. Попытайся вспомнить еще что-нибудь.

Я поднапрягся, все-таки трудно сходу вспомнить события давно минувших дней, тем более что я в то время даже в планах у мамки не присутствовал, она у меня родилась лишь в двадцатом году. А то, что читал когда-то, хоть и отложилось в памяти, но перепутать и сказать дату события с отклонением в несколько дней проще простого.

— Тебе нужно будет поспешить с отправкой первого сообщения, время то у нас..., на дворе уже начало августа, так что надо поторопиться.

— Отправлю, не сомневайся. Давай еще вспоминай. Шифровкой одной передавать легче.

— Я стараюсь, записывай дальше. Хоть это и не срочно, но все одно очень важно. Войсковая операция, вернее морская операция, данные по которой я тебе и диктую, проходила у немцев под кодовым названием "Альбион". В ней предусматривалось в конце сентября, извини, но более точную дату я не помню, так вот в конце сентября немцы проведут операцию по захвату Моозундских островов и уничтожению русских морских сил в Рижском заливе. Предположительно, будут задействованы около трехсот боевых кораблей и судов, не меньше ста самолетов, ну и десант соответственно нехилый. Где-то примерно тысяч двадцать — двадцать пять.

— Постой, у меня имеются другие сведения на счет этой военной операции. Мне стало известно, и я уже послал донесение в Генштаб, что ожидается проведение акции по захвату Финского залива.

— Так пошли еще одну шифровку, где и скажи, что предыдущая информация была состряпана разведкой Германии, и должна была дезинформировать Русское командование. Поверь мне, я не выдумываю ничего. Хотя и не уверен, что моя информация о будущем будет точь-в-точь соответствовать сегодняшней действительности. Все-таки хоть какое-то изменение мы своим вмешательством внесли, значит, не исключается возможность сдвига, а может и изменения всей истории. Чем чёрт не шутит, все в нашем мире возможно. Но мы будем исходить из того, что знаю я, поскольку другого источника доказательств нет.

Записал? Ну и как? Достаточно тебе, чтобы новые деньги требовать? Или еще что-то добавить? Например, Корниловский мятеж и его попытка военного похода на Петербург. Или последующая попытка генерала Краснова вместе с Керенским захватить город. Хотя нет, это уже будет попытка свергнуть большевиков. Краснов вместе со своими казаками будет вредить новой власти постоянно. Кстати, вот кого не мешало бы нам убрать с политической сцены России. Уж больно из него получится серьезный враг для нашей Родины. И его помощь Гитлеру в годы второй мировой войны будет особо сильной. Он засранец многих казаков сагитирует воевать в рядах гитлеровских войск. Правда и других врагов будет хватать, но Краснов это что-то. Из него потом чуть ли не знамя соорудят недруги России. Особенно казачество будет в этом замешано.

— Мне кажется, тебе Крис надо составить список таковых людей. При его наличии станет понятно, кого нам стоит опасаться, а кого просто необходимо нейтрализовать, чтобы не подставили подножку в деле возвеличивания новой России.

— Благими намерениями полны наши головы. Желания не успевают оформиться и занять место в нашем плане, но боюсь — одним уничтожением врагов страны не решить всех проблем. К тому же люди, которых мы включим в этот список, наверняка уверены, что действуют в рамках таких же благих намерений. Считают — именно они являются патриотами России. Как тебе такой постулат?

— У них нет, такого посланца как ты. Человека, который знает, чем обернется их борьба за будущую Россию. В этом я вижу отличие и нахожу свое предназначение.

— Да, несомненно, тут ты прав. Может быть. Ты даже не хочешь предположить, что я, со своим видением будущего не прав, и не толкаю тебя, твоего брата и всех других людей по неверному пути? Не хочешь задуматься, что это же мое видение правильности событий пытаюсь внушить всем вам, именно то, которое считаю правильным. А вдруг оно неверно?

— Рассказанные тобой события в будущем, я смог понять. Также сумел сделать соответствующие выводы. Не очень-то и трудно все сопоставить и принять верное решение. Любой, кто заинтересован в сохранении нашей Родины, всяк кто хочет, чтобы Россия не исчезла, поддержит тебя и твои намерения. Лично я твердо уверен в своей дороге, по которой намерен и дальше идти. Даже если не станет тебя рядом, все одно меня уже не свернуть с этого пути. Вот так-то Христофор, или как там тебя еще звать. Не важно. Главное, что ты смог донести то, что хотел до нас с братом. Это всегда останется с нами. Но на всякий случай ты составь список лиц нежелательных в будущей истории. Нашей истории. Хорошо?

Я согласно мотнул головой. Вариант, что меня могут, так же, как и прислали убрать, воспринимался с трудом. Слишком много планов завязано на мне. Да и просто нравится все, что происходит со мной, и предстоящая деятельность, и планы, и любовь.... Это же счастье вновь окунуться в жизнь.... Нет, я не хочу даже думать о таком исходе. К тому же завтра мы с Жульен договорились посетить легендарный в двадцатом веке театр Гранд Опера. Уговорила, правда я особо и не сопротивлялся. Дела делами, но и вряд ли мне еще одну жизнь предоставят, значит нужно пользоваться благами, доступными в это лихое время. С утра у нас предусмотрена встреча с будущими держателями наших акций, я имею в виду — создаваемое нами акционерное предприятие начнет свою работу. Обговорим, кто, сколько и в какой валюте внесет в него из своих средств, на какой процент все акционеры могут надеяться в будущем. Так что дел невпроворот, поддаваться панике не стоит, да и зачем. Чему быть, того не миновать. А я уверен, все идет по плану.

На мой взгляд, проделанная нами работа за прошедший период, смотрится пока, как капля в море. Мы еще даже не развернулись, как следует, и организации, о которой можно было бы заявить, тоже нет. Ну не считать же великим делом убрав со сцены двух отрицательных героев, таких ублюдков на моем пути еще много. Тут главное не превратиться в маньяка, я уже не раз на эту тему задумывался. Терроризм не для меня. Я бы не хотел видеть себя кем-то типа известного террориста этого времени Германа Эрхардта. Вспомнился этот немец непроизвольно, под впечатлением воспоминаний о Гитлере. "Консул" — тайная националистическая террористическая организация времен Веймарской республики являлась детищем Эрхардта. Кроме политических убийств, направленных против демократической системы молодой республики, были и другие цели, например, пересмотр итогов Первой Мировой Войны в период между 1918 и 1922 годами. Она также сопровождалась целым рядом громких убийств, и исчислялись не единицами как у нас. Ими было совершено только по политическим мотивам 354 убийства. Главарь мафии вряд ли был "пришельцем", убирал противников в отличие от меня, не задумываясь о том, что его жертвы хотели только добра своей Родине. Всего лишь шли другой дорогой. Гитлеру подобные "рыцари" плаща и кинжала импонировали, не зря у него в телохранителях были представители именно из этой организации. Мне далеко до этого кровавого палача, да и нет такой тяги. Или есть? Он ведь тоже начинал с кого-то первого. И как итог остановиться уже не мог. Нет! Я не стану таким. Я мочу только тех, кого знаю, убийц многих людей. Тот же Гитлер. Замочили гада, замочили..., и уже не будет, ни Пивного путча в 1923 году, ни книги "Майн кампф", ни поджога Рейхстага, ни планов расширения жизненного пространства за счет территорий других государств. И миллионов жертв его преступной деятельности во главе Германии тоже не будет. Я надеюсь, дожить до 1941 года и увидеть все своими глазами, и тогда пойму прав я был или не прав.

Тот же Троцкий.... Они с Гитлером в чем-то одинаковы, хотя и были по разную сторону баррикад. Доживи Троцкий до Отечественной войны, и кто его знает, как бы он повел себя. Идеи многие у них были идентичны. И тот, и другой видели цель сверх индустриализации промышленности с преобладанием в ней военного производства. Троцкий предлагал создать труд армии с железной дисциплиной, Гитлер видел в роли тех же трудовых армий все расы недочеловеков, работающих под присмотром великой нации — немцами. Троцкий хотел совершить мировую революцию и стать во главе преобразованного мира, а Гитлер поработить Мир и тоже видел себя во главе. Даже то, что и тот, и другой были ставленниками финансовых кругов Запада, которые хотели в свою очередь, манипулируя марионетками править Миром, несомненно, объединяло их и делало одинаково зловещими для людей.

Я не стал все это доводить до Павла. К чему? И так уже успел замучить своими рассказами обоих братьев, хорошо хоть на сомнения, прав я или не прав, они не обращали внимания. Посвящать в свое переселение еще кого-то я пока не планировал. Если только Жульен..., правда, она и так смотрит на меня как на инопланетянина. Видимо придется рассказать. Я уже без нее и не представляю свою жизнь в этом Мире. Да и она, как мне хочется думать, не видит себя без меня.

Я вспомнил рассуждения насчет Жульен уже на следующий день, когда она зашла за мной перед походом в театр. Я, увидев ее радостное счастливое лицо, понял, именно так оно и есть. Что-то видимо нашла для себя во мне эта прекрасная во всех отношениях девушка. Наши поцелуи и объятия чуть не расстроили поход в храм искусства, но мы справились, устояли. Весело болтая, она потащила меня на выход, затем по улочке, уже на главное авеню. И когда внезапно остановилась, я по инерции вписался в ее тело и слегка оттолкнул ее в сторону. Она успела крикнуть:

— Нет Леви, не надо!

Оружие, направленное на меня, я успел заметить, и даже произнес:

— Как жаль....

Глоссарий.

• РЭК — русский экспедиционный корпус, воюющий на фронтах Франции в 1916-1918 годах.

• Торговые отношения с Францией — имеетя в виду назначение полпредом во Францию Л.Б.Красина с оставлением его в должности народного комиссара внешней торговли с 14 ноября 1924 года.

• Отказ Андре-Гюставу Ситроену в кредитовании — герой книги несколько поторопился, отказ в кредитовании произошел на излете мирового финансового кризиса в 1934 году. Необходимо учитывать изменения в связи с появлением параллельного мира.

• Битва на реке Эне — сражение между англо-французскими и германскими войсками на реке Эне во время Первой мировой войны (13-15 сентября 1914 года)

• Генерал Анри Петен — маршал Франции, выдающийся военоначальник Первой мировой войны.

• Создание Красной гвардии — добровольные вооруженные отряды, создававшиеся территориальными партийными организациями РСДРП (б) для осуществления революции 1917 года в России.

• Булонь — Французский торговый порт и город у пролива Па-де-Кале в устье реки Льян.

• Банк "Ниа — банк", его роль в снабжении революционеров России деньгами. — Создан бывшим банкиром Максом Варбургом, в 1917 году руководитель немецких спецслужб. В Стокгольме под контролем последнего в 1912 году и был создан "Ниа — банк", финансирующий в годы войны революционеров России ратующих за прекращение войны любыми способами.

• Перманентная революция — Лев Троцкий разработал новую теорию, опубликовав ее в книге "Наша революция", он отрицал завершенный социалистический характер Октябрьской революции, рассматривая ее лишь как первый этап на пути к социалистической революции на Западе и во всем мире.

• Плевецкая Надежда Васильевна — исполнительница русских народных песен и романсов. (1884-1940 г.г.)

• Ротмистр Лопухин и "К" — Имеется в виду Михаил Сергеевич Лопухин, ротмистр Сумского гусарского полка в годы войны, награжденный многими орденами за храбрость. Участник подпольного "Союза защиты Родины и свободы", в составе довольно значительной офицерской группы зимой 1918 года выезжал на Урал, где была предпринята попытка вызволить из большевистского пленения Императорскую семью. Растрелян ЧК в Москве.

• Ян Балтайс — латыш, ефретор Балтайс был за переговоры с командованием и настаивал на недопущении вооруженного восстания солдатами Особых бригад находящихся в лагере Куртин на территории Франции. Будучи председателем отрядного комитета, не смог повлиять на решение комитета продолжать вооруженное противостояние и был смещен, тем не менее, после разгрома восстания был препровожден в тюрьму.

• Чхеидзе Николай Семенович — в 1917 году председатель Петроградского Совета рабочих депутатов, член Временного комитета Государственной думы. 19 сентября вместо него председателем стал Троцкий.

• "Трияж" — генерал Клемансо в середине ноября 1917 года издает приказ о разоружении Первой дивизии РЭК и применения к ним трияжа, предпологающего добровольный выбор военнослужащими своей дальнейшей судьбы. Им предлагалось сражаться и дальше, но в частях Франции, идти работать нпа предприятя Франции или отправляться в колонгии Франции в Африке.

• Маршал Лефевр — маршал Наполеона.

• Великий Князь России Кирилл Владимирович — В 1924 году, в эмиграции провозгласил себя Императором Всероссийским Кириллом 1. Он и его жена Виктория в начале 20-х годов жертвовали средства нацистской партии Гитлера.

Вы говорите на французском языке?

Вы не подскажите что со мной? И где я нахожусь?

Вы находитесь в госпитале экспедиционного корпуса русской армии во Франции в городе Реймс. Во время боев за форт Помпель вы были сильно контужены и вас доставили сюда.

Что-то я ничего не помню. Кто я? Почему лежу здесь? И вообще....

Ничего не помните? Ну, это и не мудрено, все-таки контузия — это своего рода сотрясение мозга, поэтому ничего удивительного, что ничего не помните. Но вы не волнуйтесь вскоре это пройдет. Со временем конечно. Вам нужно для восстановления памяти больше общаться со своими товарищами.

Месье, не желаете ли принять пищу?

Хочу, очень хочу!

Вы сможете сами держать тарелку, или вас покормить?

Да мадам, мне не помешает ваша помощь.

Хорошо, я сейчас закончу кормить солдатика и принесу еду для вас. Потерпите немного.

Простите, мадам. Вы вероятно в курсе, что я потерял память? Так не затруднит ли вас оказать помощь бедному солдату и напомнить мне кто я и как здесь оказался?

Мадемуазель Жульен, к вашим услугам месье. Я палатная медицинская сестра.

А русским, прекрасная мадемуазель Жульен, вы не владеете?

Французский ученый-энциклопедист, философ, математик и механик. Член парижской академии наук. (1717-1783г.г.)

Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Дева Мария! До чего же вы похожи! Вы родственники?

Невероятно....

Переход души по смерти. Переселение душ.

Несколько сложно мне объяснял мой папА почему так получилось с моим именем. Дело в том, что я родилась в месяце июль, то есть месяца Юлия Цезаря, да еще и с кудрявой головкой, это тоже сыграло свою роль. К тому же рядом с моим домом находится кафедральный собор, который был построен в честь святого Жюльена. На латинском языке мое имя Юлия звучит как Жулия. Все вместе и послужило тому, что меня назвали Жюльен. Но я не одна с таким именем.

Слушаюсь мой полковник, будет сделано.

Шкала Альтмана — разработана для оценки наличия маниакальных симптомов у человека.