Глава 44. Лимит на беспредел

Аппетит приходит во время еды!

Чем дальше, тем всё более и более — лавинообразно вырастали хотелки Начальника Губернского отдела внутренних дел и, большую часть собираемой "мзды" он тратил мягко говоря — "нецеленаправленно".

То бишь — для "собственных нужд".

К описываемым событиям, Погребинский обзавёлся меблированным до самой крыши пятнадцатикомнатным особняком в центре города, излишне роскошным для его должности служебным автомобилем — покруче чем у самого Жданова, заграничными шмотками, изрядной суммой денег налом и на счетах в "Сбербанке" и, наконец — по крайней мере тремя любовницами-содержанками.

Конечно, тяжело было, однако моя "империя" — росла быстрее, чем изначально убогая фантазия у Погребинского. "Хата, тачка, шмара, шмотки, жрачка" — вот собственно говоря и, всё.

А больше чем в пузо влезет — не сожрёшь!

К тому же, я тоже "паразит" — каких ещё поискать надо и, довольно бесцеремонно злоупотреблял его именем, чтоб к примеру — решить кое-какие бюрократические заморочки, время от времени встающие перед "Красным рассветом" и его структурами. В общем-то, мы с Погребинским достаточно плотно "сработались" и, этот "симбиоз" — продолжался бы бесконечно долго, но...

Это было предсказуемо, как смена времён года!

Наконец, момент настал: говоря словами старухи Изергиль из сказки Пушкина — он решил стать "Владычицей морской". Предложил передать ему все бразды правления "Империей", а мне...

Пообещал место своего заместителя!

— Так будет лучше для нас обоих и, разумеется — для интересов народного хозяйства страны.

Как и многие подобные ему, Погребинский постоянно и причём — вполне искренне, путал интересы народного хозяйства с собственным карманом.

Вежливо улыбнувшись, я ответил:

— Весьма заманчивое предложение, Матвей Самойлович! Хорошенько подумаю и, дам ответ, как только вернусь из парижской командировки.

Он — далеко не дурак, я тоже — не так глуп, как иногда кажется. Каждый из нас понял, что с этого момента началась война на уничтожение. Мы с ним, как два кукушонка в гнезде: кто кого первым вытолкнет — тот и останется жить.

Дальше, уже всё известно: с подачи Погребинского последовал вызов от Ягодки в Москву и, задание — после выполнения которого, я скорее всего должен был бесследно исчезнуть.

Одно в этой истории радовало: желая стать единоличным владельцем моего "наследства" — он навряд ли достаточно подробно проинформировал о моей "подпольной империи" своё руководство, что дало мне шанс выкрутиться из этой истории.

Жадность, как говорится — фраера сгубила!

* * *

По приплытию из Гамбурга в Ленинград, меня удивило, что встречать ящик с "посылками" из советского консульства, приехала одно из подразделений "Вагнера".

Разумеется, интересуюсь:

— Что за дела, товарищи бойцы?

Те, предъявив соответствующие документы, хотя и не обязаны были это делать, оказывается:

— Нас наняли для сопровождения груза. Обычное дело, тов... Товарищ бывший Заведующий.

"Бывший"?

Впрочем, я сделал вид что не удивился, а посоветовал:

— Ну, тогда удачи! И хорошенько проверяйте пломбы, чтоб не было потом к вам претензий.

— Как Вы учили, тов... Товарищ Свешников: "Чтоб не было пизд...ежу — делай всё по чертежу. Будет пиз...дёж — покажи чертёж".

— Молодцы! Ну, удачи всем нам...

Те, воспользовавшись моим советом, приняли груз и умчались на уже знакомом красном "АМО".

Буквально через два часа, ещё выгрузка основного хабара не окончилась, примчалась группа до решительных парней с прибалтийским акцентом, до зубов вооружённых и с казёнными ксивами и, началось следствие сразу по двум делам: исчезновение двух коминтерновцев и подмена содержимого ящика с "посылками".

Были и ко мне вопросы, как им не быть...

А я в этой истории, кто?

Напомню: официально, я как руководитель-представитель "ОПТБ-007" — сопровождаю архитектора Прасолова Александра Александровича с Парижской выставки:

— Ещё будут вопросы, товарищи? Нет? Ну, если нет — тогда, давай до свиданья!

После короткого опроса свидетелей, горячие прибалтийские парни намертво прицепились к сотрудникам германской фирмы "Zепtгаlе Moskau". Те, категорически отказались отвечать на вопросы без присутствия консула Веймарской Республики и вскрывать свои ящики без представителей получателя. Затем, в порту появился консул с дипломатической неприкосновенностью, командиры из Главного штаба РККА — с вооружёнными бойцами и не менее грозными ксивами.

Разгорелся настоль грандиозный кипешь, что описать его — по силам только самым выдающимся мастерам пера, а я себя к таковым не отношу.

Не знаю, да и знать не желаю, чем всё дело закончилось: у меня в Питере были свои движухи — про которые я уже рассказывал выше.

По прибытию в порт делегации из Нижегородской губернии — в основном это были ульяновские кооператоры, ульяновские и нижегородские партийные чиновники "от пропаганды", я получил известие, что уволен со всех своих трёх должностей в системе НКВД. Напомню, я официально числился Начальником невоенизированной охраны Ардатовского сектора НКПС, Начальником Ульяновской вневедомственной милиции и Заведующим "Школы подготовки и переподготовки рядового и младшего комсостава транспортной и вневедомственной милиции" — (ШППРМКТВМ).

Кроме этого, я был Начальником "Особого проектно-технического бюро Љ 007" (ОПТБ-007) при Ульяновской исправительно-трудовой колонии.

Но это ещё не всё!

Товарищ Кац — Начальник Ульяновского волостного (районного) управления НКВД (милиции), стал Первым заместителем Погребинского...

Ну, не особенно-то удивило, зная натуру Абрама Израилевича.

На освободившиеся места, Погребинский, разумеется, тотчас назначил своих людей — которые принялись тут же наводить свой "орднунг".

— Представляешь — требуют, чтоб в каждой артели численность свыше полутора десятков человек, была своя партячейка, — жаловался Клим, — а я ему: а кто тогда работать будет? А он меня "контрой" обозвал и обещал на первом же собрании дольщиков выкинуть из председателей...

— Понятно. Всё это в принципе не так страшно — ты знаешь, что делать и, Краснощёков — если, что подскажет.

— Дык, уже полным ходом разукрупняемся и переоформляемся — хрен нас возьмёшь так просто.

Как уже неоднократно упоминал: "Красный рассвет", даже без какого-то моего участия — стал непроизвольно формироваться, как некая сетевая структура — не имеющая чёткого управляющего центра. Артели в него входящие, как будто жили своей жизнью: рождались, развивались, налаживали связи меж собой и, с сторонними производственно-торговыми структурами и даже...

Умирали, распавшись — чтоб, снова соединиться в новом качестве.

Какое-то "броуновское движение", иначе не назовёшь!

Я лишь через "Отдел главного технического консультанта" (состоящий из "Отдела надомной-кустарной промышленности", "Отдела по связям с общественностью" секретариата, архива, технической библиотеки) слегка корректировал сам процесс и давал рекомендации организационно-технологического характера.

Рассказывал уже, да?

Заметив и оценив естественно происходящий процесс, я дополнительно ещё изрядно потрудился в этом направлении и, теперь — контроль над моей "империей" не так-то просто установить. Уничтожить да, можно: законодательно — по-хрущёвски, запретив кооперативное движение. Да и то: она скорее всего уйдёт в "тень", станет нелегальной организацией "цеховиков" или останется в виде каких-нибудь полуподпольных бригад шабашников.

Меня больше интересует другое:

— Много нашей собственной "шелупони" из-под плинтуса вылезло?

— Прилично! Наш Федька снова бузит и с ним почти все те партийцы, что с прошлого и в этом году, приняли. Фролу Изотовичу на собраниях Волисполкома — уже и слова не дают сказать, перебивают криком. Только из опаски перед его сыном — Ефимкой, до сих пор ещё не вышибли с кресла.

А вот это уже гораздо хуже.

* * *

Итак, Погребинский сделал первый ход!

Второй его "ход конём по голове" застал меня в Москве.

Сразу по приезду в столицу, ко мне от его имени обратился какой-то незнакомый человек из Нижнего:

— Тебе лучше бежать, Серафим!

— "Бежать"?! С какого перепуга, не подскажите?

— Твои архаровцы-вагнеровцы были застуканы за ограблением товарного поезда. Васильцев, Купцов и ещё несколько человек арестованы и, дали показания на тебя.

Ну, что тут скажешь?

Только промямлил:

— Это — какая-то ошибка. Я НЕ ВИНОВАТ!!!

Внимательно следя за моей реакцией, неизвестный приободрившись продолжает:

— Товарищ Погребинский не верит в твою причастность — но факты есть факты, а статья за бандитизм — очень серьёзная. Могут и "шлёпнуть" не разобравшись!

Решив подыграть и посмотреть, что из этого выйдет — я прикинулся очень перепуганным и, достаточно правдоподобно заикаясь:

— И-и-и, ч-ч-что мне т-т-теперь д-д-делать?!

Суёт мне в руки какой-то свёрток:

— Бежать! Здесь деньги и "чистые" документы. Отсидишься где-нибудь в Ташкенте, а там глядишь — если не образуется, так всё забудется.

Хватаю "босячий подгон" от "доброжелателя" и, прижав его к сердцу — со всей искренностью, на которую был в тот момент способен:

— Т-т-так и с-с-сделаю! П-п-передайте т-т-товарищу П-п-погребинскому, что я н-н-никогда н-н-не забуду его з-з-заботу и д-д-доброту.

После чего, рванул вприпрыжку в сторону Курского вокзала и, в нашем эшелоне — появился только в момент его отправления в сторону Нижнего.

Одно плохо: до того вошёл в образ, что до самого Нижнего заикался.

По приезду в столицу губернии, я узнал, что местные безбожники-активисты закрыли Благовещенский Храм в Ульяновске. Назначенный вместо Каца, новый Начальник волостного (районного) управления НКВД — реквизировал находящийся при нём дом и, поселился в нём с семьёй — выбросив старика-священника практически на улицу.

Моего названного отца, напомню...

Возмущаюсь:

— Ну, это уж слишком!

Сволочь, этот Погребинский — ведь с женщинами, детьми и стариками не воюют.

Связной от Краснощёкова, стараясь не встречаться со мной взглядом:

— Это ещё не всё, Серафим.

Буквально вчера, Фёдора Евграфьевича Свешникова — поселившегося у приютившей его сердобольной старушке бывшей прихожанке, вызвали на допрос к следователю по поводу меня и моих "бандитских дел", после которого:

— Вышел на крыльцо Управления, постоял там немного и рухнул как подкошенный.

Скрипнув зубами, на пару секунд ослепнув от вспышки ярости:

— Твою, ж... Где он сейчас?

— В волостной больнице с сердечным приступом. В себя пришёл, но очень плох.

— Да, говори уж всю правду — что ты мнёшься, как монашка перед целибатом!

— Доктор Ракушкин Михаил Ефремович, говорит... Чтоб ты готовился к самому худшему, Серафим.

Ну, всё...

Лимит на беспредел — исчерпан досуха!

Написал краткую, лаконичную, но предельно информативную записку и отправил курьера назад в Ульяновск к Александру Краснощёкову — моему "второму я".

* * *

За окном служебного кабинета товарища Каца в Управлении губернского отдела НКВД, вечерело и было несколько шумновато. Подойдя к нему, хозяин отодвинув шторы, озадаченно глянул на улицу и недовольно прошипел:

— Без демонстрации нельзя было обойтись?

Ногу на ногу закинув, чувствуя себя хозяином положения, отвечаю:

— А вы с Погребинским издайте указ — запрещающий в СССР демонстрации, митинги и дискуссии. Али, слабо?

Эти права, как и право на забастовку, были записаны в ещё досталинской Конституции. Другое дело, что кроме правящей и направляющей ВКП(б) — организовывать все эти мероприятия в стране было некому.

А здесь всё стихийно, само собой получилось: люди меня провожали до Управления, а теперь ожидали моего выхода — начиная бузить. Я этого контролировать не мог при всём своём желании.

Вздыхает:

— Умный ты больно — оттого и все твои настоящие и будущие беды.

— Ээээ... Да, Вы никак меня уже похоронили, Абрам Израилевич? А не рано, ли? Ведь кажись, уже разок отпевали — а я вот, где!

Не отвечая, Кац сел за стол и достав какой-то бланк с печатью, принялся его заполнять. Сунув мне под нос постановление об ограничении права на передвижение, дождавшись когда я ознакомился и расписался, он продолжил:

— Ты хоть понимаешь, что сейчас он(!) начнёт "суетиться"? Что ты эту неделю под подпиской не проходишь? А если окажешься в "допре" — тебе крышка?

— А если я "встану на лыжи"?

Прикусывает губу:

— Тогда, крышка мне...

Я вполне отдаю себе отчёт, что после моего сегодняшнего хода — последует контр-ход от Погребинского. И вполне возможно, это будет как во второй по популярности настольной игре:

Шах и мат!

Первой, напомню — в "новой реальности" является моя "Мировая революция", на которой просто сказочно обогатились ульяновские кустари.

Интересуюсь, на всякий случай:

— А ты, вообще-то, Абрам Израилевич, за кого: за меня — или за этого...?

Прячет глаза и молчит.

Ну, что ж... Будем считать, что товарищ Кац за того, кто побеждает. Поэтому решение приходит само собой: кто нам мешает — тот нам и поможет.

Не просто по наитию — но и тщательно анализируя кое-какие имеющиеся факты, я сразу понял: Кац — был завербован Погребинском, при первом же посещении последним Ульяновска.

Обвинять Каца в предательстве нельзя: он мне не друг, не родственник и даже не единомышленник — чтоб предать. За ним водится вполне конкретный "бзик" — мечтает забраться куда повыше по служебной лестнице, вот он и воспользовался шанцем — предоставленным ему Погребинским.

Какие претензии?

Обижаться на него и бычиться — глупо и непродуктивно. Более умным будет, по примеру Погребинского использовать эту его слабость в своих бескорыстных интересах.

Скептически-насмешливо на него глядучи:

— Заместитель Погребинского, это конечно — неимоверная круть... Но об этом ли ты мечтал с семнадцатого года, сидя в нашей дыре, Абрам Израилевич?

Тот, поднимает на меня умный, всё понимающий взгляд:

— Ты хочешь предложить мне что-то большее?

Слегка приподнявшись, полушёпотом спрашиваю:

— Газеты читаешь?

— Ну, допустим... Читаю!

— Знаешь, что в мире и стране творится и, понимаешь — чем это всё может закончиться?

Настороженно:

— Могу только догадываться.

— Ты "можешь догадываться", а я точно знаю — в Москве кое с кем общался: вот-вот в ОГПУ начнутся большие чистки — которые затронут и Погребинского... Это я ему железно обещаю! Ты, Абрам Израилевич — можешь просто сидеть на попе ровно и, тогда тебе возможно достанется кресло — из-под его забронзовейшей как бюст Маркса, жоппы...

Откидываюсь на спинку стула и прямым текстом:

— ...А можешь раскрыть контрреволюционный заговор возглавляемый Погребинским и, тогда (при известной удаче и собственной ловкости, конечно) — ты переедешь в кабинет на Лубянке.

Вижу полное обалдевание и, продолжаю максимально "грузить":

— Другой вариант: я прямо отсюда иду в Губернское управление ГПУ и, тогда — контрреволюционный заговор раскрывают там. Ну тогда извини, Абрам Израилевич: как выдвиженцу Погребинского — место твоё будет тоже на Лубянке... Но вот только, уже не в кабинете за столом — а в подвальной камере. А там, уж как договоришься: на нарах у окна — или под нарами возле параши.