Однажды в Калиновке, или Призрак Интерната

Кристина вздрогнула, отдала косу подруге и несмело подошла к директорам. Те скептически обозрели ее худенькую фигурку, пушистые рыжеватые волосы до плеч, широко распахнутые, чуть испуганные глаза. Девушка никак не тянула на оперную певицу. По обоюдному мнению директоров, у оперных певиц должна быть грудь десятого размера, а так же благородная седина и по крайней мере два подбородка. Кристина была лишена всего вышеперечисленного, поэтому господа поспешили ее забраковать.

— Антонина Васильевна, вы уверены что эта девочка вообще может петь? Я имею в виду, сопеть песенки в ванной — это одно дело, но вот ПЕТЬ? — осведомился Фирмович.

— О да! У Кристины изумительный голос. Кроме того, она любит Пушкина, и у нее пятерка по русской литературе...

— Какое отношение это имеет к...

Директора так и не вынесли окончательный вердикт, потому что в тот момент Кристина запела. И все слова разом потеряли смысл, а конфликты деликатно отодвинулись на задний план.

* * *

Рауль откинулся в кресле и уныло посмотрел в программку, напечатанную на доисторической печатной машинке, у которой вдобавок западала буква "о". Рядом с ним мэр о чем то беседовал со своей Второй Официальной Любовницей, и Рауль, чтобы не казаться снобом, время от времени вставлял пару слов в их разговор.

— ... И сказал, что, типа, в ложе номер пять травят тараканов. Не, ты прикинь, они чё, обмазали всю ложу китайским карандашом? — удивлялся мэр, а его пассия подобострастно смеялась. Но даже слушать их разговор, пестрящий диалектизмами, было лучше, чем ждать неизбежного. Юноша скорбно закрыл глаза.

Он терпеть не мог утренники.

А это действо хоть и происходило в 8 вечера, все равно являлось утренником. Потому что включало все неотъемлемые элементы утренника — нервных администраторов, на лицах которых расцветали улыбки когда мимо проходили важные гости, штопанные костюмы, декорации в худших традициях минимализма... Нет, серьезно, только взгляните на идиотский задник с панорамой Невы! Они что, рисовали его за пять минут до начала оперы?

Рауль подавил негодование и приготовился к тоскливому кошмару. То есть, к утреннику. В любом учреждении, будь то приют или дом престарелых, администрация считала своим долгом порадовать спонсоров концертом. Конечно, никому и в голову не приходило, что спонсорам это мероприятие нужно как морской свинке акваланг. Никто, конечно, и не задумывался, что спонсоры, быть может, не любят песню про белогривых лошадок, а предпочитают Битлз... Но при мысли о Yellow submarine, исполненной творческим коллективом колонии номер 6 для малолетних правонарушителей, у Рауля скисли остатки настроения.

На сцену вышел Евгений и запел про то, как плохо ему жить на свете, а тут еще дядюшка так его одолжил. Рауль не припоминал, чтобы на момент действия Онегин разменял пятый десяток, и поглядел в программку. Партию Онегина пел некто Убальдишвили, заслуженный артист калиновского театра народной самодеятельности. Что ж, это многое объясняло, включая и тот факт, что Онегин умудрился дважды наступить на фалду своего фрака. Занятно.

Опера (нет, утренник, все же утренник!) тянулась своим чередом. Наконец появилась Татьяна. Она внесла приятное разнообразие хотя бы тем, что была моложе остальных исполнителей. Причем моложе своей младшей сестры Ольги лет эдак на 20. На Татьяне было простое белое платье, обнажавшее ее угловатые плечи, а волосы она собрала в высокий пучок. Непослушные локоны выбились из строгой прически, и Татьяна плавным жестом откидывала их назад, не отрывая внимательного взгляда от зрительного зала. Рауль же не сводил глаз от нее. В его голову вдруг закралась нелепая мысль. Почудилось, что эта девушка в белой тунике, с ее горделивой осанкой, с изящными движениями рук, походит на греческую статую. Ну может быть, слегка недокормленную. Рауль мысленно влепил себе подзатыльник за такую сентиментальщину. Что ж, госпожа Ларина, посмотрим, как вы поете.

Но и голос у нее был удивительно милым, и она затмевала всю труппу, кажется, не прилагая никаких усилий. Зрители переслали ерзать в жестких креслах. Многие начали жалеть о том, что в этот вечер сэкономили на цветах. Кто-то даже зааплодировал совсем не к месту. Дружественная атмосфера царила до тех пор, пока Татьяна не добралась до своей знаменитой арии с письмом. Тут-то все и переменилось.

Комкая письмо в руках, Татьяна подошла к самому краю сцены, ее губы затрепетали, и голос обрушился на зрительный зал разноцветным каскадом, прокатился как волна, сметая все на своем пути. На мгновение каждому из зрителей показалось, что певица обращается именно к нему, что она нащупала в его душе то, что он скрывал столько лет, скрывал от людей и от самого себя. Но ее голос, такой сильный, такой волшебный, разрушил хитиновые покровы — из невыплаканных слез, непрощенных обид, и неисполненных обещаний — и очистил душу каждого. Навсегда. Ну или хотя бы на время арии.

Рауль помотал головой, чтобы стряхнуть чары колдуньи в белом платье. Огляделся по сторонам — зрители застыли, у многих в глазах стояли слезы. Вторая Официальные Любовница тихо всхлипывала, размазывая зеленую тушь. Она вдруг вспомнила письма, которые посылала своему парню в Афганистан и которые потом вернулись к ней нераспечатанными, все до одного. Шаньин, конечно, ничего не знал об этом обстоятельстве и лишь досадливо поморщился.

Ария закончилась, и по сцене заскакали резвые селянки, задорно помахивая косами ("Нет, серьезно, у них там был конвейер — одна тырила ягоды, передавала другой, а потом они перебрасывали ягоды через забор, где уже сидел кто-нибудь с ведром".) Зрители обменялись натянутыми улыбками, силясь скрыть смущение от того необъяснимого, что произошло с ними пару минут назад. А Рауль пробежался глазами по программке. "В роли Татьяны — К. Метелкина, 17 лет, воспитанница калиновской музыкальной школы-интерната им. Глюка ". Странно, сведения о певице были аккуратно наклеены на программку. Похоже, замена произошла в последний момент, а до этого партию Татьяны пела другая солистка. Впрочем, это неважно. Гораздо важнее было то, что Рауль уже где-то слышал эту фамилию. Он попытался припомнить, где именно он мог встречать девушку, с которой они были явно не одного поля ягоды... Ах, да! Но это было так давно — Крым, отпечатки босых ног на песке, пляжные тапочки, унесенные волной, он сам бежит, разбрызгивая соленую воду, и приносит их девочке....

... которую звали Кристина. Обрывки воспоминаний выстроились в четкую картину. Кристина Метелкина в то лето отдыхала в санатории с отцом, скрипачом в какой-то заштатной консерватории. Он мог часами беседовать о Лунной сонате и понятия не имел, сколько стоил килограмм говядины на базаре. В те золотые дни Кристина была маленькой худышкой, с огромными синими глазищами и вечно растрепанными волосами, которые курчавились от близости к морю. Как же сильно она изменилась! И откуда взялся этот голос, звучащий так неуместно в стенах обшарпанного актового зала?

"Эврика!" подумал юноша и от радости даже присвистнул. Ну конечно, нечего ей прозябать на этой целине с ее голосом, с ее потенциалом! Нет, она сможет сделать карьеру на большой эстраде, она затмит всех поп-звезд (что, в принципе, без труда сделает любой певец, обладающий хотя бы шестой частью ее таланта). Ее голос будет звучать на всех телеканалах, в концертных залах, на стадионах, в каждой маршрутке... мда. В общем, Кристина станет знаменитостью. Правда, звезде не обойтись без продюсера, но и здесь ей невероятно повезло! Как сказали бы англичане, она родилась с серебряной ложкой во рту, хотя в случае с Кристиной, это был скорее серебряный половник. Он сам, Рауль Шаньин, станет ее продюсером, откроет миру новую звезду!

Рауль судорожно втянул воздух и досчитал до десяти на всех известных ему языках. Спокойствие, только спокойствие. Но как можно оставаться спокойным, когда удача сама плывет в руки? Отец неоднократно намекал, что сыну уготована карьера в шоу-бизнесе, на что Рауль обычно кривился. Его не прельщала перспектива раскручивать длинноногих девиц с голосами, по мелодичности своей сравнимыми разве что с завыванием бормашины. Кристина же была настоящим самородком! Продюсировать ее будет одно удовольствие. Наверняка она даже не подозревает о существовании бутиков, спа-салонов и кредитных карточек. Он даст талантливой провинциалочке путевку в жизнь, а она... она будет ему благодарна. Юный Шаньин недавно прочел книгу с заманчивым названием "Муки и радости тантрического секса" и мог навскидку называть по крайней мере 27 способов, какими женщина может быть благодарна.

Оставалось лишь дождаться занавеса и поговорить с Кристиной, после чего можно будет собирать чемоданы.

О том, что Кристина может ему отказать, Рауль не задумался ни разу. Потому что старина Маркс, как ни крути, был прав. Бытие действительно определяет сознание.

* * *

Кристина бежала по коридору, а слава гналась за ней по пятам, щелкала фотоаппаратами, забрасывала девушку цветами. Это был триумф! Сам мэр рассыпался в комплиментах ("А эта мелкая, она ничё так поет"), а журналисты газеты "Калиновка Ньюс" пообещали поместить ее портрет на передовицу. Кристина Метелкина жмурилась в лучах славы, не забывая при этом, что слава дана ей взаймы. Улучив свободный момент, девушка накинула джинсовую куртку поверх белого платья и выскользнула из актового зала, где чествование труппы плавно перетекало в милую старосветскую вакханалию.

Бесшумно, как привидение, девушка скользнула в часовню, расположенную в левом крыле здания, и закрыла за собой дверь. Прежние владельцы выстроили домовую церковь в стиле некогда популярной неоготики, а лет сто спустя часовня была переоборудована в кладовку. Позже, когда маятник истории качнулся в противоположную сторону, а религиозное самосознание пошло на подъем, из часовни вынесли мешки с картошкой, побелили стены и повесили иконы. Но о прежнем убранстве напоминал лишь чудом сохранившийся витраж. Он изображал ангела, сжимавшего в руках очень обобщенный музыкальный инструмент, который походил и на мандолину, и на волынку, и на теннисную ракетку.

В часовне перед иконой Божьей Матери уже горело несколько свечей, хотя это было запрещено правилами противопожарной безопасности. В воздухе витал теплый запах воска. Кристина зажгла еще одну свечку и, молитвенно сложив руки, прошептала:

— Спасибо... спасибо большое.

....Когда Густав Метелкин умирал, он обещал послать дочке Ангела Музыки. Впрочем, он так же обещал купить ей новые кроссовки. И приставку "Денди". И настоящую куклу Барби, с гнущимися руками и ногами.

Густав Метелкин верил в теорию больших чисел. Согласно этой теории, если он давал дочурке много обещаний, то хотя бы что-то должно было исполниться.

Увы, даже в самой стройной теории случаются исключения.

Кристина продолжала играть с одноглазым медвежонком, и донашивала старые кеды, пока у них не оторвались подошвы. Так с чего бы ей верить в Ангела Музыки?...

Девушка тихонько вздохнула, глядя на огонек свечи.

... Тот год, когда они с Раулем повстречались на крымском курорте, был последним благополучным годом в семействе Метелкиных. Началось все с того, что их квартира оказалась приватизирована через пень колоду и после судебных разбирательств Метелкиным пришлось съехать. Потом в консерватории урезали бюджет, пошли сокращения, отцу указали на дверь. Густав Метелкин решил податься в частники. А поскольку его коммерческие способности ограничивались игрой на скрипке, то он играл на скрипке. В электричках, в подземных переходах, на улице. Казалось, дела не могут быть хуже, но, увы, в жизни всегда присутствует огромный потенциал для гадостей... Хотя Кристине еще повезло. Ее могли отправить в обычный детдом. К счастью, после смерти отца сразу нашлись доброхоты, которые похлопотали о ее зачислении в калиновскую музыкальную школу-интернат им. Глюка. Хоть на этом спасибо.

Десятилетняя Кристина перешагнула порог калиновского храма музыки и окунулась с головой в школьную атмосферу. Сначала общеобразовательные уроки, а в свободное от занятий время новые занятия — балет, пение, фортепиано, французский. А еще здесь была такая библиотека...

Воспитанницы отнеслись к новенькой настороженно и, эксперимента ради, решили ее травить — оглядываясь назад, Кристина была этому даже рада. Ведь если бы не травля, с ней вряд ли бы приключился один интересный эпизод. Впрочем, об этом чуть позже. Кристина смиренно сносила насмешки, пока в один прекрасный день ее терпение не взяло отгул. Девочка применила очень оригинальный прием самозащиты, в результате которого ее обидчица ползала по полу, собирала зубы в карман и благодарила небеса за то, что это, по крайней мере, были ее молочные. После этого происшествия Кристина Метелкина нажила сразу много новых друзей, в том числе и Мег Жири (дружба с Мег Жири по интернатовским меркам расценивалась как "связи")....

Огоньки свечей тихо колебались, танцуя под собственную, никому не слышную мелодию. Девушке показалось, что суровый младенец на иконе улыбнулся ей. Ну когда же...

... Тот случай, о которым мы сейчас поведаем, произошел через пару месяцев после ее прибытия в школу. Кто-то настучал математичке, что класс собирался сорвать контрольную, и подозрение, естественно, пало на чужака. То есть, на Кристину Метелкину. "Стукачку" решено было предать суду. Инквизиторы с косичками искали свою жертву по всей школе, в то время как она скрывалась в часовне. Ведь часовня, согласно Гюго, считается Убежищем. К сожалению, остальные девочки Гюго не читали, поэтому шансы на спасение у новоявленной Эсмеральды были не велики.

Девочка перевела дух и собралась с силами, чтобы оказать достойное сопротивление несвятой инквизиции. Раздумывая, кого из них стоит атаковать первой, она задержала взгляд на витраже. Ангел чуть приоткрыл рот, словно собирался запеть.

А потом он и вправду запел. В словарном запасе маленькой Метелкиной не хватало эпитетов, чтобы описать красоту этого голоса. Поэтому она просто назвала его волшебным. Человек не мог петь так. Только Ангел Музыки. Он, наконец, пришел к ней, выполняя напутствие ее отца...

Вот блин, ну и время же он выбрал, чтобы появиться!

Дело в том, что пару дней назад в школу приходили две тетеньки, которые, умильно улыбаясь, рассказали воспитанникам про ад, куда попадают нехорошие дети. Чтобы избежать ада, нужно было всего-навсего купить их брошюрки, но Кристину эта информация не зацепила. Зато она остро ощутила свою греховность, потому что ей очень хотелось насовать червяков в носки задире Треножниковой. Нехороший ребенок Метелкина с ужасом ожидала, когда кто-нибудь утащит ее душу в преисподнюю.

— Вы Ангел Музыки? Тот самый, про которого говорил мой папа? — осторожно уточнила она, пятясь в сторону выхода.

— Эммм... да, — после некоторых колебаний ответил незримый голос и для пущей убедительности добавил, — Внемли мне.

Кристина заверещала и упала на колени.