Глава 23-24

— Вы добровольно дали согласие на брак с княжичем Энираду?

— Согласие принцессы дал отец-Император от моего имени. Бунт был бы пресечен жестко и безжалостно. Мне хотелось жить. И я не люблю боль.

— А к своему супругу какие чувства вы испытываете сейчас?

— Я его люблю. Он, тоже хороший. Но по-другому. Храбрый. Болезненно-честный. Верный.

— Ваша светлость, знали ли вы, что ваш преданный супруг принимает живейшее участие в воспитании сына своей фаворитки Милены Норвак, который родился через несколько месяцев после вашей свадьбы?

— Знаю. — Спокойно ответила девушка и почему-то улыбнулась.

Отступление

Мирана Трейн стояла на малой площади в окружении толпы и смотрела на вынужденную, а от того еще более унизительную исповедь княжны. Кто-то весьма предусмотрительный развернул огромные голо-экраны, чтобы жители столицы не пропустили это шоу. От садистской улыбки Новака, который чувствовал свою власть над беспомощной жертвой, девушке хотелось поежиться.

По людскому потоку то и дело пробегали раздраженные шепотки:

— Они там что... совсем совесть потеряли?

— Да какое право Верховный Совет имеет допрашивать княжну о столь личном, да еще и под энталом?

— После всего того, что она сделала для страны.

— Почему Энираду это позволил?

Но следующий вопрос о ребенке, заданный Герардом Новаком заставил всех затихнуть, тревожно вслушиваясь в ответ Яры:

— Знаю. А кто еще о Райлине позаботится? Дура-мамаша? Единственным ее более или менее адекватным поступком в жизни, было найти мальчику нормального отчима. Или папаша? Алес никогда ни о ком, кроме себя любимого не думает. Нет, на него в этом вопросе лучше не надеяться. Я этого ребенка видела года три назад. Не удержалась. Тогда думала, что он — сын Раду, а не племянник. Даже предложила малыша к нам забрать. Раду удивился. Думал, что я злиться буду. Или ревновать. Обидно, конечно, было, что он тайны развел.

— И вы поверили в сказку о том, что фаворитка княжича Энираду, с которой он поддерживал отношения два года, родила ребенка не от него, а его несовершеннолетнего брата? — Герард Новак презрительно ухмыльнулся, показывая свое истинное отношение к недалекой княжне.

— Вы думать умеете? Хотя, о чем это я? Зачем это? Раду в отличие от своего недоумка-братца всегда понимал и принимал ответственность, возложенную на него его положением. Он никогда не позволил бы фаворитке забеременеть. Потому что понимал, как для его страны важен брак с тиверийской принцессой. Это же гарантирует соблюдение союзного договора. Ребенок, рожденный другой женщиной через несколько месяцев после свадьбы должен был сильно усложнить жизнь, вообще, всем. Принцесса вряд ли простила бы такое пренебрежение и вряд ли захотела бы сама рожать. А наследник ведь нужен. Действительно нужен. Поэтому он не мог жениться на Ланиссе. Милена была бы вынуждена уделять все свое время сыну, компенсируя отсутствие отца в жизни малыша. Нет, Раду не стал бы пренебрегать ребенком. Вам не понять, но его так воспитали — ставить на первое место не личные привязанности, а долг перед страной.

— Достаточно, — зло прошипел Новак.

И княжна замолкла. На мгновение — не более. Лишь для того, чтобы снова улыбнуться.

— Энтал должен гасить волю. Так вот, что я хочу сказать? Не работает. А это значит, что мне ввели что-то другое? Мысли путаются, — она совсем хихикнула и запрокинула лицо к потолку. — Это попытка убийства? В зале Верховного совета? Какая пошлость. Или устранить вы пытаетесь не меня, а моего ребенка? Конечно! Разве имеют право на жизнь князья с примесью крови Ас-Шааров? Хаят пытались убить и до рождения, и после. А меня так... за компанию. Чтобы не было других 'неправильных' детей. Вами ведь должны править чистокровные талийцы, и никто иной. Вы — отражение всех тех пороков, которые так порицаете, такие же расисты, как и джаннатцы. Но они хотя бы имели храбрость заявить о своих убеждениях открыто, а не прятаться за личиной добродетельной терпимости.

— Замолчи! — сорвался председатель Верховного совета.

— Нет, он реально тупой. С первого раза не понятно? Не гасит та дрянь, что вы мне ввели, волю. Молчать будете вы. И слушать. Имеет же право ваша княжна на последнее слово? Надоело. Мне надоело, что работать сутками напролет, а вместо заслуженной благодарности получать презрительные взгляды и едкие комментарии высших аристократов. Надоело делать вид, что не скучаю по Раду, и не злюсь на него за то, что он не может уделить мне в день и четверти часа. Надоело молчать о той, кто организовал покушение на мою дочь, но не понес настоящего наказания. Княгиня ведь не может отказаться преступницей. Как не может и Верховный совет преследовать собственные интересы перед благом страны. А ведь вам нужна власть ради самой власти. Для этого мы здесь. Хотите спровоцировать моего мужа, чтобы он отказался от прав на престол? Разумно. Он же вам всем покоя не даст — работать на благо общества заставит. А воровать не даст. Алес в этом плане гораздо удобнее. Общественной поддержки особо нет. Умом не блещет. С совестью, также, беда. Отсутствует она. Даже в зачатке. Амбиции же имеются. Я была бы гораздо счастливее, если бы могла, наконец, скинуть весь этот груз ответственности, который на меня повесили этит браком. Устроилась бы на какую-нибудь обычную работу. Занималась бы детьми. Сбежать бы из этой золотой клетки. Но я люблю его — моего звездного принца. А он не сможет бросить свою страну, понимая, кто в случае его ухода получит всю власть...

Вещание прервалось совершенно неожиданно и вызвало тревожный ропот людской волны. А рядом с Мираной раздался сильный, хорошо поставленный голос:

— Сколько еще мы будем терпеть это? Долой джаннатскую потаскушку! Пусть убирается, откуда пришла! Мы не примем такую княгиню.

— А если Энираду ее не отпустит? — прервал его пафосную речь немолодой офицер.

— Если какая-то девка смогла задурить ему голову, зачем Талие такой княжич? Не достоин он нашего доверия. Пусть катится вместе со своей подстилкой! Где он был, когда мы воевали? Отсиживался в штабе.

Из толпы послышались одобрительные выкрики, но они быстро смолкли, наткнувшись на стену укоризненного молчания.

— Энираду всегда был на острие атаки и обороны. Пять лет жил в командной рубке, — Мира не узнала свой голос. Столько было в нем ледяной уверенности и странного спокойствия. А ведь внутри все кипело от ярости. Война, окончание которой она совсем недавно ждала сильнее всего на свете, еще не окончена. Недавно она плакала от счастья и облегчения, услышав ноту о капитуляции Джанната. Сейчас же отчетливо понимала: война за их будущее... тихая, никем не объявленная идет сейчас, но этого никто не замечает. — Прежде чем открывать рот на Командующего, скажи: где служил ты все эти пять лет? Что-то я на кителе наград не вижу. За сколько тебя купили? Впрочем, провокации — отличное хобби для труса.

— Я желаю великого будущего для своей страны! Джаннатское отродье, носящее княжеский титул... что может быть страшнее? — презрительно бросил мужчина. Обычный такой. Посмотришь и взгляду не обо что зацепиться. Один из тысячи. И от того становится еще страшней. Вдруг все они так думают?

И Мирана срывается с места. Хватает его за грудки и притягивает к своему лицу:

— Подлость. Неблагодарность. Предательство. На это ты, сволочь, людей подбиваешь. А про княжну, только еще слово скажи, и я с превеликим удовольствием тебе что-нибудь сломаю. Нечаянно. В состоянии аффекта. Она — жена офицера, которого я уважаю. Она все то время, что жила здесь, вела себя, как и должна вести себя будущая княгиня. Ее именем и волей организовывались приюты и госпитали. Дети моих друзей, знакомых, соседей не оказались на улице, не голодали, а жили и учились. Да, в скромных условиях, но у них было самое главное — ощущение безопасности.

— Будущая княгиня крутила задницей перед шахди. Прямо под носом офицера, которого ты, девчонка, так уважаешь.

Девушка ударила раньше, чем заводила успел среагировать. Инструкторы рукопашного боя были бы довольны. Десять секунд. На ней ни царапины, а ее противник лежит со сломанными носом, ключицей, лучезапястным суставом и голенью.

Полиция прибыла быстро. И двух минут не прошло. Мира поморщилась. Вероятнее всего арестуют. Штраф заплатить придется, а денег у нее не сказать, чтобы очень много. Впрочем, обойдется она без новой одежды. Совесть и честь... они дороже денег.

— Не может быть, чтобы хрупкая девушка нанесла вам такие травмы. Она же на две головы вас ниже и весит в два раза меньше. Возможно, вы упали, ударились головой и вам это показалось? — издевательски-сочувственно произнес один из двух патрульных, обращаясь к пострадавшему. — Ах, как жаль, что никто не видел кто вас ударил и ваши слова некому подтвердить. И камеры, как на зло, этого не зафиксировали. Сбой. И так по всей столице. Если бы на улицах начались волнения, подстрекателей призвать к ответу было бы сложно.

— Молчи, — шепнул второй полицейский, склонившись к ее уху. — Все, что ты скажешь будет использовано против тебя. А нам бы этого не хотелось.

— Пойдешь со мной на свидание? — с удивлением для самой себя спросила она, силясь вспомнить, когда в последний раз была на свидании. По всему выходило, что пять лет назад, когда в академии училась. Потом война началась и как-то не до этого было. — Сегодня вечером.

— Пойду, — ответил парень одновременно смущенно и радостно. А от его улыбки ледяной комок, сковывающий сердце начал таять.

— Эй, я тоже хочу на свидание, — вклинился его сослуживец. — Я тоже свободен сегодня вечером. Вот не поверишь, всю войну мечтал пойти любоваться фонтанами радужной площади в компании очаровательной девушки и лучшего друга.

— В восемь я буду возле 'Звездной дорожки'. Не опаздывайте, — улыбнулась Мира, раздумывая, что надеть. Парадную форму? Она новая и чистая. Блестит значком младшего офицера и парой медалей. Или платье? Белое. Купленное с первой стипендии. Единственное, оставшееся от прошлой жизни. Мама сберегла, хотя сама Мира просила отдать все старые вещи в приют. Там они были нужнее.

Тем временем, парни вежливо сопроводили в полицейский кар ее бывшего оппонента, который, почуяв недоброе, начал громко возмущаться и требовать справедливости. А Мирана выдохнула с облегчением.

Все будет хорошо.

Ее страна выстояла перед угрозой религиозного милитаризма, проповедующего уничтожение всех генетически измененных существ. Неужели они не смогут остановить националистов и ксенофобов в самом Талие?

И, возможно, это окажется даже проще, чем ей показалось на первый взгляд. Если эту невидимую войну вместе с ней будут вести миллиарды ее сограждан.

Часть 24

С Энираду мы не поссорились. Нет, мне, конечно же очень хотелось устроить скандал, изливая на него свои страх, боль, ощущение беспомощности и разочарование всем и вся.

Но любовь зла. И я просто не могу трепать нервы этому венценосному интригану, даже, если он это заслужил. Мне дуре его жалко. Он это знает. И пользуется без малейших угрызений совести.

С совестью у него, кстати, все хорошо. В смысле: спит она. Гораздо дольше и крепче, чем мне бы того хотелось. А вот моя в анабиоз впадать не желает категорически, если речь идет о некоем княжеском наследнике с золотыми глазами. И грызет, зараза, пока я держу тревожную паузу, а Раду изо всех сил изображает чувство вины и сожаление.

Мы были в его каюте на орбитальной станции. Возвращаться нам в особняк Эстерази князь посчитал неразумным. Ребенку вредно наблюдать истерическое состояние матери. Наверное, стоило поспорить. Но сил на это не было.

— Это было самым безопасным способом вывести тебя и наших детей из-под удара. Неприятным. Унизительным. 'Но твоей жизни ничего не угрожало', — сказал мой муж с тяжелым вздохом. А потом увлек вслед за собой на не слишком широкую постель.

— В итоге мы имеем катастрофу. — Мой голос дрогнул.

— Всего-лишь скандал.

— Который погребет под обломками нас всех. Я наговорила такого, что за свою жизнь не дам и осколка индиголита.

Энираду немного грустно усмехнулся и покачал головой:

— Не думай об этом. Этот камнепад не затронет мою жену и детей.

— А тебя?

— Выбора не было. Это — меньшее из зол.

— Нам придется развестись?

— А если так? — супруг посмотрел на меня с интересом. — Что будешь делать?

— Подамся в фаворитки. Возьмешь?

— Все будет хорошо. — Энираду обнял меня за плечи, целуя в висок.

— Теперь все знают, кто я. А княжеский наследник не может быть женат на подменыше.

Мне хотелось плакать. От разочарования этой жизнью и боли предстоящей утраты. Потому что развод станет неизбежной точкой в наших отношениях. И дело даже не в том, что мне претит роль любовницы после статуса супруги. Это скорее принесло бы мне столь желанный покой. Но статус наследника вынудит его вступить в новый брак.

Заставлять любимого мужчину разрываться между мной и той другой... пока еще неизвестной? Не хочу. Отнюдь не потому, что не готова бороться за любимого мужчину.

Раду легко просчитать. И воспользоваться его благородством.

Они не преминут этого сделать.

Ему в жены подберут кого-то вроде Дианы Спенсер — прекраснейшей леди Ди. Красота, обаяние и чувство стиля будет подчеркнуто безукоризненным происхождением. А как финальный штрих — тонкая, чувствительная натура. Невинной девушке так легко внушить влюбленность и надежду на то, что это чувство получит ответ.

Ради того, чтобы быть со мной... редко, урывками он вынужден будет растоптать, искалечить чистое сердце. И все равно, Энираду будет чувствовать себя предателем, а я преданной. Так зачем множить боль?

— Все будет хорошо, — снов повторил пока еще мой мужчина. — Те, кто был причастен к покушениям на твою жизнь получат по заслугам. Политика диктует определенные правила игры. Но первый шаг сделан. Тиверия уже содрогнулась. А княгиня, ныне уже бывшая, никогда не сможет вернуться. Потому что от ее репутации не осталось даже пепла. А младший сын — ее надежда на возвышение проявил недостойное правящей семьи малодушие. И я даже не о том, что он бросил собственного ребенка. Алес не отметился ни на войне, ни в политике. Никто не видел его рядом с тобой, налаживающим работу госпиталей или приютов. Так может он отвечал за какое-то из ключевых направлений? Но тяжелая промышленность и сельское хозяйство не были отмечены его вниманием. А эта скотина Новак...

— Прости, но мне совершенно безразличны Тиверия, твои родственники и председатель Верховного совета. Я просто хочу побыть с тобой. Пока могу. Давай сегодня сделаем вид, что нет никого и ничего, кроме нас? Пожалуйста. Ты мне должен. Один вечер. За пять лет войны. Из меня не вышло идеальной княжны и примерной супруги высшего аристократа. Но я старалась поддерживать тебя в меру своих сил. Не желаю делить тебя с кем-либо хотя бы сегодня.

— Ты просто устала или успела навыдумывать себе всяких ужасов? — муж отстранился и посмотрел на меня с явственной тревогой. — Яра, я жду ответа.