| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Стоит ли удивляться, что подобное положение дел самым положительным образом сказалось на ситуации с государственными финансами. Так, если в 1519 году доход казны составлял около 500 тыс. рублей, то спустя десять лет, к 1529 году, он вырос в два раза, превысив 1,07 млн. рублей.
Однако в своей торговле с европейскими странами русские купцы столкнулись с конкуренцией со стороны своих западных соседей — Литвы и Польши, для которых первая треть XVI века также стала временем бума балтийской торговли. О масштабах её роста говорит следующий факт: если в 1475-1476 гг. в Гданьске побывало 674 торговых судна, то в 1537 году — 1897 судов, а в 1540 году уже 2357 судов. Прежде всего, в Западную Европу из Польши вывозили зерно (25-33% экспорта), экспорт которого по сравнению с последними годами XV века вырос более чем в два раза раз (с 10 тыс. ластов до 20 тыс. ластов в 1530 году). На втором месте после хлеба стоял вывоз леса, смолы и золы. Вывозились как мелкие изделия из дерева — бочарные доски, клепки, поплавки, так и крупные — колоды, брусья, мачты; кроме того, из Подкарпатья вывозился тис. В 1537-1576 гг. через таможню во Влоцлавке мелкого леса проходило в год в среднем около 1500 так называемых центов (партий по 120 штук), крупного леса — около 30 коп (партий по 60 штук) и тису — около 150 центов. Через ту же таможню провозилось 2500 ластов золы. Так же ежегодно вывозилось тысячи ластов смолы (только через Гданьск до 2300 ластов в 1575 году), до 20 тысяч "камней" воска, от нескольких сотен до полутора тысяч бочек мёда, 12 тысяч "камней" сала и свыше 10 тысяч "камней" льна.
Из изделий польской промышленности большое значение имел вывоз полотна, коего только через Влоцлавек в среднем ежегодно продавали 1500 кусков, а в некоторые годы до 5700 кусков.
В польском экспорте огромную роль играла и продукция животноводческого хозяйства, прежде всего скот и кожа. Среди домашних животных первое место занимали волы, которых в середине XVI века вывозили до 40 тысяч голов в год. Это были главным образом волы местного происхождения, хотя, некоторая их часть ввозилась из Молдавии (около 12 тысяч голов). Ежегодно экспортировалось по несколько тысяч баранов и около тысячи лошадей.
Торговля кожей также носила крупные масштабы. В первой половине XVI века через Польшу на запад шло ежегодно около 100 тысяч воловьих шкур. Кроме того, вывозилось около 50 тысяч шкур, получивших название русских или литовских. Также в первой половине XVI века экспорт овечьих, козлиных и телячьих шкур вырос с нескольких десятков тысяч до 200 тысяч. Кроме того, вывозили множество (до нескольких тысяч) других мелких шкурок — кроличьих, заячьих, серебристых и простых белок. В меньших размерах вывозили дорогие меха горностаев, куниц, норок, ласок, выдр, хорьков, бобров и барсуков.
Из всего вышеперечисленного видно, какую опасную конкуренцию составляли польские торговцы, для их русских коллег. Поскольку, хотя в русском вывозе всё большую долю приобретали промышленные товары (стекло, зеркала, льняное полотно, пеньковые канаты и пр.), но большую часть экспорта всё ещё составляли сырьё и полуфабрикаты (меха, мёд, воск, поташ, юфть и т. д.), которые приносили стране ¾ экспортной выручки, то, таким образом выходило, что польско-литовские и русские купцы соперничали между собой за одни и те же рынки сбыта. О том, какую огромную важность имели для той же Литвы экономические связи с Западной Европой говорит хотя бы тот факт, что когда во время русско-литовской войны 1512-1522 гг., литвины потеряли выход на европейские рынки через Западнодвинский торговый путь, они, даже не дожидаясь окончания войны с русскими, тут же открыли новый фронт против Тевтонского ордена, начав боевые действия с целью захвата устья реки Неман, расчищая для себя другое "окно в Европу", взамен утерянного.
И это же приводило к территориальным трениям между соседними государства, поскольку стремительное возрастание объёмов экспорта и цен на вывозимые товары (так, стоимость зерна, мало изменявшаяся с конца XIV века, в конце XV века резко пошла вверх: c 1480 по 1530 год она удвоилась), привели к тому, что даже ранее малоинтересные и заброшенные земли вдруг стали способны приносить их владельцам огромные доходы. Если раньше помещики предпочитали сдавать свою землю в аренду крестьянам, то в новых экономических реалиях в Польше начинает происходить латифундизация землевладения. Прежние арендные наделы, с которых крестьяне платили оброк господам, стали отходить в прошлое. Преобладание получают господские хозяйства, в которых трудились крепостные. Этот труд — "панщина" был принудительным и бесплатным, согласно законодательству начала XVI века — один день в неделю на один "лан" земли. Такое панское хозяйство было исключительно товарным, собранный урожай шёл в продажу, преимущественно на экспорт.
В результате в Малой Польше площадь свободных земель с периода 1500-1550 гг. до периода 1550-1580 гг. снизилась втрое (с более 15% до около 5%), в западной части Великой Польши — вчетверо (с почти 34% до чуть более 8%). В восточной части Великой Польши при сохранении прежней площади свободных крестьянских земель (около 10%) площадь панских хозяйств выросла на 44%.
Но только внутренняя колонизация уже не удовлетворяла растущие аппетиты польской аристократии, которая уже устремляла свои жадные взоры на обширные пустоши польской Юго-Западной Руси — Галиции, Западных Волыни и Подолья, за которыми находились уже литовские Восточные Волынь и Подолье, а также Киевщина. То есть, те самые земли, на владение которыми претендовало и русское дворянство.
Таким образом, интересы польско-литовского и русского благородного сословий сталкивались в одних и тех же точках, и только экономической борьбой с Россией может быть объяснено то упорство, с которым литвины, не смотря на регулярные поражения в войнах, отказывались идти на заключение "вечного мира" с русскими. Как и настойчивое желание последних покончить со своим западным соседом. Ибо речь шла не только о потере или возвращении той или иной территории, являлась предметом спора, но прежде всего о доходах литовской и русской знати, которые сильно страдали от торгового соперничества со стороны смежного хозяйствующего субъекта. Проблема, решение которой обе стороны видели только в новой войне.
Однако для Польско-Литовского государства возможность осуществления реванша сталкивалась с целым рядом проблем. К глубокому огорчению польских патриотов, не смотря на то, что суммарная ресурсная база королевства Польского и Великого княжества Литовского в то время превосходила возможности Русского государства, но внутреннее положение державы Ягеллонов отнюдь не способствовало надеждам одолеть противника. Прежде всего, это касалось взаимоотношений Короны и великого княжества. Будучи объединено с Польшей личной унией, последнее решительно сопротивлялась упорным попыткам своего западного соседа превратить союз двух, пусть и формально, но равноправных стран в единое государство, в котором доминирующую позицию однозначно заняли бы поляки, что било по интересам правящих в Литве магнатов. Дело дошло до того, что в 1526 году литовская верхушка, взволнованная известием о том, что, как император, так и римский понтифик готовы признать царский титул русского государя, выступила с инициативой объявить свою страну королевством и короновать Сигизмунда Августа. По мнению рады панов, это должно было обезопасить Литву от инкорпорации: "бо коруна в коруну втелена быть не може", и тогда не будет уже речи об унижении Литвы и овладении ею, "але равное братство и приязнь стала бы з одного напротив каждому неприятелю".
Припоминая план коронации Витовта, господарская рада просила о возвращении в Литву его короны, задержанной поляками, которых рада панов подозревает в сочувствии коронации царя, а не великого князя литовского, "для того, абы тое паньство вашое милости было в пониженью, аже бы втелено им к коруне, оштож ся они давно працуют, хотячи дедитство вашое милости привлащити ту к князьству коруны Польское". И рада пробует подкупить Сигизмунда Казимировича указанием, что именно Литва, и только она, есть опора династии Ягеллонов, "бо завжды лепей а пожиточней будет потомком вашое милости, коли тое панство вашое милости отчизное будет под особным титулом и правом от коруны Польской".
Но Сигизмундперепись I Казимирович, не смотря на всю заманчивость этого шага для будущего династии, не желая колебать и осложнять свое положение в Польше, не увлёкся династическими планами своих литовских радных панов и отказался от этого предложения. Он примкнул к мысли своих коронных советников об организации обороны против внешнего врага — на юге, против татар и турок — совместными силами обоих государств, с дележом пополам расходов то на "упоминки" хану, то на военные расходы. В данную эпоху именно эта южная татарско-турецкая опасность создавала общий интерес Польши и Литвы. Остальные отношения — русские, с одной, прусские, чешские, венгерские, с другой стороны — задевали лишь интересы то той, то другой половины владений Сигизмунда.
Но разногласиями между поляками и литвинами дело не ограничивалось, и на их распри накладывались и внутренние проблемы в обеих странах. В то время как русские правители успешно консолидировали своё государство, создавая эффективный централизованный управленческий аппарат, в Польше и Литве наблюдался обратный процесс: ослабление монаршей власти и, как следствие, усиление роли магнатерии и шляхты в руководстве этими странами, что приводило к дезинтеграции государственных административных структур и резкому падению действенности их работы. Наиболее ярко это проявилось в вопросе государственных финансов, когда в конце XV — начале XVI веков польская аристократия добилась того, что первоначально единая государственная казна, разделилась, собственно на две: государственную казну, средства которой предназначались на содержание войска, а впоследствии и на другие государственные нужды, и частную, или дворцовую казну, задачей которой было покрытие расходов королевского двора; с течением времени она всё более освобождалась от обязанности покрывать государственные расходы. Короли, пытавшиеся противодействовать дворянству в этом вопросе, потерпели поражение и были вынуждены пойти на уступки. Таким образом, значительная часть государственных финансов была выведена из-под управления королевской власти, оказавшись под контролем представителей знати. Однако это привело лишь к ухудшению положения. Единственной основой этой новой, только лишь возникающей государственной казны были утверждаемые на сеймах налоги. Однако прямые налоги утверждались в качестве налогов единовременных (они взимались обычно в два срока), косвенные налоги устанавливались на срок от одного до трёх лет, по истечении которых их больше не взимали впредь до нового постановления сейма — иногда такие налоги не взимали в течение нескольких лет. Вследствие этого казна не располагала постоянными доходами. А те, которые поступали, нельзя было назвать высокими — при Сигизмунде I доходы коронной государственной казны колебались от 50 до 100 тыс. польских злотых.
Проблема создания постоянной казны, доходы которой не зависели бы от постановлений сейма, представляла важнейшую финансовую проблему первой половины XVI века. Если необходимость в такой казне признавалась решительно всеми авторитетами, то по вопросу о том, каким способом создать эту казну, мнения резко расходились. Одни считали, что она должна быть построена на основе постоянных налогов, другие — на основе доходов с королевских земель, которые в то время отождествлялись с землями государственными. Сторонниками первой точки зрения были, прежде всего, магнаты, поскольку в их руки — с помощью аренд на выгодных для них условиях и, в особенности, в результате залога (по большей части вопреки закону 1505 года) — переходило всё большее количество королевских владений. Если бы доходы с этих владений пошли в государственную казну, это неизбежно повлекло бы за собой ревизию прав отдельных магнатов на владение королевскими землями. Правда, в том случае, если бы государственная казна была построена на основе постоянных налогов, это вызвало бы сокращение доходов с их собственных имений, но что значили все эти убытки по сравнению с опасностью потерять богатые королевские владения.
Приверженцами отнятия земельных владений, сторонниками той точки зрения, что в основу постоянной государственной казны должны быть положены доходы с королевских земель, были широкие круги шляхты, которая в тот период не пользовалась доходами с королевских земель и предполагала, что "экзекуция прав" облегчит налоговое бремя.
Но дальше разговоров и споров дело не заходило, а доходов от сеймовых налогов, поступавших в казну только в том случае, когда налог был утверждён сеймом, не хватало на то, чтобы покрыть расходы по содержанию постоянных военных сил, необходимых для охраны безопасности границ государства на юго-востоке. Несмотря на то, что в некоторые годы сейм разрешал собирать налог в больших размерах, проблема организации постоянной государственной казны продолжала сохранять свою актуальность.
Не лучше обстояло дело и в великом княжестве Литовском, испытывавшем схожие затруднения, и где доходы государственной казны не превышали 10 тысяч копен грошей в год. Поэтому, оказавшись в такой ситуации Сигизмунд I пытался хотя бы частично исправить состояние дел поднятием доходности господарских имений. Основываясь на принципах германского права и германских представлениях о рациональной сельскохозяйственной экономике, Сигизмунд также прислушивался к советам иностранных специалистов, находившихся у него на службе. Среди них были и итальянцы, которые появились в Вильно вслед за королевой Боной Сфорца, дочерью герцога миланского и испанской принцессы. Знаменитая своей красотой и надменностью, проникнутая духом Ренессанса, она любила искусство и роскошь, но не была лишена и практичности, и деловой хватки. В тех обширных владениях, которые подарил ей муж после их свадьбы, она ввела новые принципы экономики, показав результативность последних. В переданных Боне в управление городах и местечках появились регулярная линейная планировка улиц, поощрялось развитие торговли и ремёсел, оживилась хозяйственная деятельность. Строились дороги и мосты, проводились мелиоративные работы, заселялись и осваивались те регионы, где издавна были только леса. Она же ввела практику ревизий — государственных статистических обследований. При её владычестве из Галиции, Волыни и Подолья стремительно возрос экспорт в Западную Европу зерна, скота, недублёных шкур, древесины, смолы и поташа, способствую росту как её личных доходов (которые оценивались в 54 тыс. злотых с её польских имений, 36 тыс. дукатов с литовских земель и 20 тыс. дукатов с владений в Италии), так и поступлений государственную казну.
Успехи супруги в деле улучшения финансового положения их семьи не прошли мимо внимания Сигизмунда I, который, часто преодолевая противодействие представителей знати, передавал своей жене в собственность всё новые владения. Как жаловался польский канцлер Кшиштоф Шидловецкий, "королева до такой степени повелевает королём, что без её воли ничего не делается". Пойдя навстречу пожеланиям супруги, он, не смотря на сопротивление части магнатов, продавил в 1525 году объявление своего сына Сигизмунда Августа литовским великим князем, а сам принял титул верховного князя Литвы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
