Инклюз

— Пожалуй, и я бы не удержалась, поехала с дедушкой, если бы не лавка, — словно ничего и не было сказано, продолжала блондинка. — Все же только открытое месторождение незнакомого камня это же целое скопище тайн, которые всего лишь предстоит разгадать. А еще говорят, аммониты радужные. Даже опалы с ними в этом не могут сравниться, не смотря на то, какая искусная не была бы огранка.

— Ты бы себя видела, — вдруг сказал артефактор. — Глаза горят, а руки едва не трясутся от желания подержать в руках эту интересность. Однако кровь никуда не денешь.

— Возможно, — немного грустно улыбнулась девушка, взглянув на Керабера. — Хотя мне иногда кажется, что это совсем не мое, не то, чему я смогу посвятить свою жизнь. Бывает, даже хочется об этом сказать дедушке, но... Тем более, я ничего не знаю настолько хорошо как камни, которые рядом с самого детства.

— Что за мысли? Откуда они у тебя? Это же надо придумать подобное!!! — Громко удивился мужчина, поднимаясь из-за стола. Меряя широкими шагами кухоньку, он иногда останавливался возле блондинки, чтобы разразиться новой порцией негодования. — Да любой, кто видел тебя за работой, скажет, что это твое призвание. Ведь ты не просто различаешь камни, ты их слышишь. Да мало кто может с тобой сравниться в этом деле уже сейчас. Правда, до деда тебе еще расти, и расти, но это уже дело опыта. И вообще, не пытайся обманывать старика. Ничего она не знает, не умеет, — перекривил ее Керабер. — А ты не думала, что ноги моей здесь бы не было, если бы не твой просто великолепный чай? — При этом мужчина так грозно взглянул на девушку, что та мимо своей воли улыбнулась.

— Я это знаю, — тихо согласилась Опал, взмахнув ресницами, что прибавило ей какой-то беззащитности. Артефактор на миг замер, а потом махнул рукой, в один миг успокоившись и забыв о причине своего возмущения. — А еще я знаю, что вы к нам приходите, чтобы выпить этот самый чай в нашем саду, в котором время словно бежит иначе, — с открытой улыбкой добавила блондинка, подходя ближе к столу, чтобы взять довольно тяжелый поднос.

— Давай помогу, — опередил ее мужчина.

— Хотите быть ближе к чаю и сладостям? — Притворно удивилась девушка.

— Все-то она знает, — наигранно возмутился Керабер. — А ты знаешь фразу, что только любовь может остановить время? — И, не дожидаясь утвердительного кивка, продолжил: — Они просто забывают добавить, что это любовь к чаю!

— Конечно, — едва сдерживая смех, согласилась Опал, открывая двери в сад и пропуская мужчину вперед.

— Не ее, — тихо фыркнул артефактор, осторожно неся свою ношу. — Видит меня, старого, насквозь, и вообще... Так ведь точно, какой-то камушек нашептал!

— Из-за такой мелочи обращаться к ним? Или я вас не знаю? — В тон удивилась девушка, замерев возле порога, чтобы только обвести взглядом сад, который каждый раз казался каким-то неуловимо другим.

Заходящее за кромку горизонта солнце вместо того чтобы привычно слепить, добавляло всему, до чего могли дотянуться ласковые лучики, красный оттенок. Казалось, что облака совсем замерли в своей захватывающей и мягкой красоте, как и листья деревьев, которых ветер не решался наполнить тихим шелестом. И во всей этой вязкой тишине осторожно крался, низко пригибаясь к густой траве, вечер со своей невесомой сизой шалью. Со старой яблони, которая величественно раскинула свои ветви посредине небольшой лужайки, слетела испуганная Керабером маленькая птичка и скрылась в саду, который уже почти укутала своей заботой вечерняя прохлада. От всей этой почти привычной красоты сердце девушки наполняла какая-то легкость, которая давала обманчивые крылья...

Все еще счастливо улыбаясь, Опал тряхнула головой, с жалостью пытаясь вернуться на землю, и пошла по узкой тропинке, которая незаметным ужиком вилась в траве. Ее хвостик заканчивался под самой яблоней возле небольшого столика, который казались словно нарисованным. Только почему-то в эту картинку нагло влез Керабер, раскинувшись на стуле рядом. Впрочем, от такого пейзажа в свою комнату девушка совершенно не отказалась бы.

— Я тут сгораю от нетерпения, боюсь сделать лишнее движение, чтобы не нарушить магию чаепития, а она совсем не торопиться! — Возмутился старик, когда Опал подошла ближе. Ответив на эту тираду мягкой улыбкой, девушка начала с изяществом, которое притягивало к себе взгляд, переставлять сервиз с подноса на поверхность когда-то белого столика. Блюдце, по краю которого вился витиеватый узор, недолго скучало в одиночестве, и свое место занимает его вторая половинка — чашка с ручкой, которая всегда казалась блондинке забавной. Рядом ложиться чайная ложка с длинной гладкой ручкой, блондинка не забыла и о сахарнице. И вот, главные герои всего представления — блюдо с печеньем и чайничек. Критично осмотревшись и не заметив каких либо недостатков, Опал начала разливать чай по чашкам.

— В каких только домах я не бывал, но настолько вкусный чай готовить умеют только у вас, — льстил Керабер, поглаживая бороду. — В вашей семье, видимо передается еще и тайна заваривания этого чудного напитка. Как умела его заваривать Тария, Агата и, конечно же, ты, не умел и не умеет никто. Иногда, мне даже кажется, что тебе удалось достичь вершины этого искусства!

Опал, которая уже успела закончить с подготовкой к чаепитию, расслабленно сидела напротив артефактора и задумчиво смотрела в чашку, мягко улыбаясь. Прямо взглянув на старика, она хитро спросила:

— А может это все потому, что я не забываю о вашем любимом печенье?

Керабер совсем не растерялся, а, прищурив глаза, пригрозил пальцем внучке своего друга.

— Это все тебе твои камни нашептывают. Они, чтобы ты не говорила! И вообще, молчи, — опередил он Опал. — Я ведь это знаю, а ты меня будешь лишь выдумками кормить. Лучше уж я печенье возьму.

Девушке нравились такие вечера, когда ладони греет чашка, а плечи — шаль, если чаепитие затягивается надолго. Старый артефактр что-то увлекательно обсуждает с дедушкой, или же попросту спорит. В такие моменты, когда смотришь на остывающую янтарную жидкость, кажется что в ней можно заблудиться, такая она невероятно глубокая. А когда всплываешь из этого чайного омута и видишь таких близких людей, становится невероятно уютно. И, кажется, что иначе просто быть не может, ведь так было, есть и так будет, не смотря ни на что.

— Но все же, — после недолгого молчания продолжил мужчина, — какой бы замечательной ты бы не была, но твоя бабушка в моих глазах лучше. Вот почему я не встретил Тарию раньше твоего отвратительного деда?

— Возможно, потому что должно было случиться так, а не иначе? — Рассеяно спросила Опал, наблюдая, как к ним крадется кот, осторожно перебирая лапками, чтобы кончики травы ни в коем случае не щекотали его животик.

— Это тебя камни научили или ты всего лишь хочешь меня успокоить? — Недоверчиво сказал Керабер, пристально глядя на девушку. — Ведь ты бы могла быть именно моей внучкой.

— И была бы я совсем другая, хотя вы бы меня тогда не допрашивали, умею ли я общаться с камнями, — задумчиво сказала блондинка, наконец, посмотрев на артефактора, когда кот забрался к ней на колени. Заглянув на стол, он зажмурился и, подобрав под себя лапки, скрутился пушистым клубком, тихо мурча. — Еще чаю? — Спросила Опал, даже взялась за ручку чайничка.

— С удовольствием, — согласился Керабер. — Кстати, мне кое-что из камней нужно. Я тебе даже список написал, чтобы ничего не забыть, а то что-то многое из головы просто вылетает. Оставлю где-то на видном месте.

— Я могу и сейчас, — с готовностью заверила девушка, начиная подниматься. Кот, который уже успел пригреться под ласковой рукой хозяйки, недовольно блеснул глазами.

— Сиди, сиди. Нечего даже не стоит утруждать себя сейчас, — заверил Опал старик. — Это не очень срочно, да и сидеть здесь в одиночестве не очень интересно... А помнишь, тут когда-то твои качели были?

— Вы их так раскачивали, что мне казалось, что я смогу достать рукой до листьев яблони... А еще вы всегда с собой приносили груши, — девушка едва не целиком окунулась в свои детские воспоминания, перебирая шерстку кота.

— Ты была такая... Как я мог просто проходить мимо тебя? Тем более что после твоего приезда, не было жалко и целый мешок тех груш отдать, лишь бы ты немного повеселела, заулыбалась, — с какой-то болью в голосе сказал старик.

На миг Опал напряженно замерла, даже перестав гладить своего питомца.

— Я не хочу говорить об этом, — довольно тихо, но настойчиво попросила она, зажав рукой янтарную подвеску, внутри которой нашел свое вечное пристанище какой-то паучок.

— Это Тарии? — Заинтересовался артефактор украшением, словно и не было неловкой темы. — Помню, у нее тоже инклюз был.

— Нет, совсем нет, — поспешила заверить девушка, развязывая узелок шнурка, на котором висела подвеска. — Вот посмотрите сами, — и протянула кусочек янтаря мужчине.

— Да, не ее, — немного разочаровано согласился Керабер, вертя безделушку в руках. — У нее какая-то мушка внутри была. Кстати, сейчас по инклюзам некоторые пытаются изучать подобную живность тех далеких времен, — немного рассеяно сказал старик, пытаясь на просвет рассмотреть замершего в янтаре неудачника.

— К сожалению, в таком деле моя подвеска только навредит, ведь это ненастоящий инклюз, — довольно спокойно заметила девушка, выжидая бурю эмоций старика, которая не опоздала явиться.

— Неужели эти пройдохи научились янтарь подделывать? Куда катиться мир!

— К счастью, до этого еще не дошли, — попыталась успокоить его Опал. — Янтарь, как и паучок, настоящий. Но как инклюз это подделка — аккуратно распиленный камень, со вставленной внутрь подобной живностью. Последнее время такое начало частенько встречаться.

— Вот так умельцы! — Не удержался от справедливого восхищения артефактор. — Просто невероятно. Ведь даже выглядит как настоящий.

— Я почти так же сказала дедушке, — немного грустно сказала блондинка. — А он ответил только, что такой янтарь испортили.

— Не могу не согласиться с каждым из вас, — задумчиво заметил Керабер. — Но зачем подобное в лавке?

— Дедушка принес, громко возмущаясь, чтобы я посмотрела. Все же увидев такую поделку намного легче отличить следующие, — ответила девушка, забирая протянутый кулон. — Хотя мне сразу что-то показалось неправильным, заставило насторожиться. Возможно у паучка не было того страха, рывков, которые возникают под угрозой навсегда влипнуть в смолу?.. Хотя, разве участь быть частью поддельного инклюза чем-то лучше?— Довольно отстраненно заметила Опал, снова одевая украшение.

— Ты меня пугаешь, — очень серьезно сказал артефактом. — А еще, я бы посоветовал тебе выспаться. Наутро все будет казаться не таким обреченным. И я засиделся. А ведь должен был лишь помочь закрыть лавку...

Где-то за окном танцевали свой пугающий танец молнии, яркими росчерками освещая небо, под не менее странную музыку грома. Дождь — единственный зритель, который мог оценить по достоинству невероятное представление — не прекращал аплодировать тяжелыми каплями дождя, лишь на немного стихая, чтобы в следующий миг разразиться еще сильнее.

Отблески этого светодействия бликами освещали детскую, заставляя маленькую девочку еще глубже прятаться в свой кокон из одеяла. Ей почему-то казалось, что в саду ходит настоящий постановщик всего спектакля, готовый каждый миг обличить в подглядывании невольную зрительницу под оглушительный хохот деревьев, которые уже сейчас в предвкушении стучатся ветками в окно.

И, кажется, что от этого ни спрятаться, ни скрыться, и даже не обмануть себя, крепко зажмурившись, закрыв ладошками уши или крепко сжавши в руках тряпичную куклу. И даже своя, такая родная и знакомая комната ни в силах помочь.

Давясь слезами и шепотом убеждая себя, что все будет хорошо, девочка совсем не заметила, как гроза стихла, лишь дождь без особого задора стучится в окно. Осмелев, маленькая осторожно высунула носик из-под одеяла, дрожа как маленький зайчонок. Совсем неожиданная вспышка молнии высветила эфемерные тени, которые выползали из каждого угла, тянули к ребенку свои длинные руки...

С быстро стучащимся сердцем, девочка выбежала из комнаты, в надежде найти хоть кого-то. К лестнице, внизу которой виднеется мягкий свет камина, ведь именно он может спасти если уж не от грозы, то от пугающих теней точно. И уже все естество тянется к теплому, живому огню, а лицо девочки озаряет облегчение. Но вот шаг, еще один, такой неуверенный, ведь внизу слышится ссора. Холодные ступеньки даже не скрипят под едва весомыми шагами. Как бы маленькая не боялась бури, но навлечь гнев отца страшнее.

С лестницы видно только кусочек противоположной от камина стены, на которой свое место нашла голова оленя, с ветвистыми рогами, на столике рядом стоял букет уже поникших цветов, но воображение ребенка живо дорисовало остальную гостиную.

— Я не разрешу тебе так поступить! — От звучавшего в голосе возмущения, тот кажется едва ли не скрипучим.

А девочка уже представила свою бабушку с выбившимися из высокой прически седыми прядями, глаза горят негодованием, а по щекам пошли красные пятна — верный признак, что она злится не на шутку. Сухощавая женщина ходит по гостиной, лишь иногда останавливаясь, чтобы разразиться новой порцией возмущения.

— Ты? Мне? — Мужской голос кажется весьма спокойным, но только девочка как никто другой знает, что отец говорит так, только когда сильно раздражен. Наверное, он обманчиво расслаблено сидит в кресле, насмешливо наблюдая за метаниями своей матери. — Не разрешишь? — От негромкого смеха, почему по спине идут мурашки, а маленькая уже забыла о грозе. — Я совсем не понимаю, на что ты надеешься? На то, что она вернет былую известность нашему роду? Чего молчишь? — Синие глаза просто обжигают ненавистью. — Или в своих надеждах ты зашла еще дальше? — Насмешка сильно бьет по гордости старой женщины, которая лишь бессильно сжимала пальцы. — Ты веришь, что она сможет возвратить былую славу нашему народу? Мы уже сейчас сказка!!! Но ты все не устаешься лелеять свои непомерные амбиции. На что ты надеешься? Она же полукровка. Сама знаешь, насколько мала вероятность того, что она все же унаследует дар. Ну и пусть, но он же раскрывается еще в первые годы после рождения! Да зачем я все это тебе говорю? Ведь сама знаешь не хуже, — голос, который так и лучился непонятной радостью, громко разносился домом. — Конечно, не хочется тебя разочаровывать, но если ты не заметила, то ей уже пять. Пять долгих лет я каждый день вижу ее... и все лишь потому, что я поддаюсь на твои уговоры. Все, мне это надоело! Отказывайся от своих иллюзий — ей все равно не быть одной из нас, она никогда не стать илоркой!

— Но ведь она твой ребенок. Твоя дочь! — Будто из последних сил, едва слышно шептала женщина.

— Она никогда не станет для меня настолько важной, как и ее мать, — уверенно, делая сначала длинные паузы, говорил мужчина, и в конце сорвался на крик: — Все остальное мне неважно!

— Но... — Хотела сказать еще что-то женщина, но ее перебил сын:

— Я не хочу больше ее видеть в своем доме. Хочешь — иди за ней. Меня это не интересует, а на твои уговоры я больше не поддамся!