| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
А они уже оба изъявляют желание высказаться. Дал слово тому кто обещал Верке "присунуть". Он с надрывом:
— Братан! Мамой клянусь, мы тут не при делах. Сказали, что по этому адресу типа бизнесменствуют втихаря. И крыше никакой не отстёгивают. Надо типа взять под крыло. Да если б мы знали...
Я буром:
— Кто конкретно сказал?
— Адвокат.
— Как зовут?
— Игорь Петрович.
— Чем докажешь?
— Вот телефон.
Взял его "Нокию", позвонил.
Услышал бархатное "алё", и в трубу:
— Ты, если местных ментов скупил или запугал, не думай, что нет в государстве того, кто даст тебе укорот.
Он:
— Кто это, кто?!
А я:
— Дай тебе бог никогда не узнать, кто. Ещё раз побеспокоишь, займусь.
Ну, после такой беседы кого-то ещё запугивать, значит, терять набранные очки. Развязал я подельников:
— Верните что взяли — и марш!
Пошёл в коридор дверь открывать — всего ломит так, что мама моя! Адреналин-то йок. Скупую слезу пустил, пока повернул ключ. А эти двое мимо меня — и бекасином по лестнице. Но вежливо. Ни один не толкнул.
Стою, плачу. Мастера вспоминаю с наказом его "учись делать пакости", и мысленно спрашиваю: что, мол, сейчас не так?
Тут голос из кухни:
— Дядя Серёжа, нам уже можно вставать?
И нежность елеем пролилась по душе, аж боль отпустила. Вот это я их зашугал! Иду, думаю: Ну да, я для неё дядя. Мне вон, уже тридцать девятый пошёл, а Верке наверно ещё и шестнадцати нет. Знала бы, что всего на десяток лет я старше её. Кто ж виноват, что не встретил в другом возрасте?
А долбанный усилитель мне пакет информации выдаёт. Эдакий сгусток эмоций. В нём угрызения совести плюс раскаяние пополам с критикой. Это в мой адрес, но не совсем от меня. Понял, наверно, что болью меня не проймёшь и решил задавить морально. В общем, словами не передать: напомнил когда я ругался про себя или вслух, сколько матерных слов под сурдинку на ум пришло. Кому и когда врал, или оказывал неоправданное физическое воздействие. Глянул на камень, а он как лимонный сок. Вот тебе и сходил за хлебушком!
Хотел у женщин спросить, ничего, мол, ценного не пропало? А Верка мне с кухни:
— Дядя Серёжа, вы кто?
Я ей как бы в шутку:
— Твой будущий муж! Только свадьба будет нескоро, лет через десять-пятнадцать.
Сморщила нос:
— У-у-у! Я за старого не пойду!
— Куда ты, — говорю, — денешься? И коза не хотела идти на базар, так её привязали к телеге, да за рога потащили.
Глянул, серьги на штатном месте. На кухонной скатерти кучка мятой наличности. Вытащили братки из карманов, сколько ладонь загребла, бросили второпях, не глядя и не считая. Лишь бы скорей убежать.
Лишний я тут сейчас. Повернулся и тоже ушёл. Чуть хлеб на столе не забыл. Думал ещё, что надо бы подгадать к началу варки пельменей, чтобы ещё раз не напортачить, а оказался на планете Двух Солнц, если считать за второе Мастера Она.
* * *
Видок у него был, под стать настроению. Как у Эйнштейна на знаменитом фото. Только язык не показывал. Это меня и спасло от начальственного разноса.
— Я, кажется, кого-то просил не задерживаться? — спросил он, чтобы скрыть за словами излишнюю растянутость губ.
Срослось у него. К бабушке не ходи, срослось!
Я огляделся. Над безжизненным некогда морем парили чайки. Кудрявились облака. Синие волны тревожили желтизну песчаного пляжа, оставляя после себя разноцветные водоросли. Красиво, как на экране компа! Рука так и норовит уменьшить контрастность. В жизни так не бывает, слишком насыщенные цвета.
— Что молчишь? — притворно нахмурился Он.
— Нет слов, — откликнулся я. — Хочется смотреть и смотреть. По-моему, жить на такой планете это уже счастье.
— Ну вот, а кто-то нос воротил: преисподнюю ему подавай! Ты ещё не видел глубинных...
Мык! — радужные нити у глаз — оторопь (чёрт подери, когда же привыкну?) — и голос:
— Присаживайся, колдун. Они скоро придут.
Нет, в воображении Мастеру не откажешь. Место, в которое мы столь лихо переместились, само по себе наводило на размышления. Я бы назвал его приграничьем между добром и злом.
Узкая галечная отмель окружала фьорд ломаным полукругом. Высокие скальные острова делили его акваторию на три неравные части и заслоняли от света. Где волны прибоя лениво накатывались на косу, вода была полупрозрачной с лёгким оттенком лазури. Чуть дальше, где волновалась лёгкая зыбь, она обретала свинцовый цвет. А уже в тени островов, сплошная непроглядная чернь.
За нашими спинами, наоборот, нега и безмятежность. Ласковый ветерок с запахом дыма и разнотравья. Приземистые холмы, редкие деревца, круглые двери жилищ и полновластное солнце, не дающее всё это, как следует, рассмотреть.
— Что вертишься? Вон они, во-он, плывут.
Поверхность фьорда источала неясные испарения. Как дымки потерявшего силу пожарища, они расстилались над ней, сглаживая рябь. Проследив за рукой, я тоже заметил два кильватерных следа. Глубинные плыли быстро, хоть и были отягощены какою-то ношей. Через пару минут я их, наконец, рассмотрел.
То ли Мастер никогда не видел лягушек, то ли привязанность к разного рода амфибиям, заставила его отступить от канонов. Если б не чешуя, я б их от эльфов не отличил. Атланты ядрёный батон! И ростом и статью атланты! Два чудо-богатыря в синих кольчугах.
— Ну как? — самодовольно спросил Он.
— Оче-шу-еть! — по слогам произнёс я. — Ты не поверишь, но как приятно осознавать, что такие огромные мужики поклоняются мне как временно исполняющему обязанности Дагона.
— Для этого я тебя и позвал, — усмехнулся наставник (позвал он, ага!). — Что-то меня в этом косяке беспокоит. Охотятся не для торговли, не ради еды, а чтобы весело провести время. Изобретать ничего не хотят. Как были у дедов-прадедов ножи и плетёные сети, тем и они довольствуются. Скоро друг друга начнут убивать. Войну б им устроить какую-нибудь, вот только с кем?
Я посчитал этот вопрос риторическим, и промолчал.
Вблизи глубинные казались ещё больше. Во всяком случае, тот, с пальцами веером, что первым выбрался из воды. Ноги его, как я и предполагал, заканчивались врождёнными ластами, такого же, как и всё тело, тёмно-синего цвета. С лица, говорят, воду не пить, но и красавцем его тоже не назовёшь. Скошенный подбородок, короткая мощная шея, широкий рот без намёка на наличие губ. Глаза вообще песня! Будто пинали того глубинного в рыло с единственной целью подвесить два фонаря. Не глаза, в общем, а две узкие щелки между распухшими веками. Верка моя за такого сроду бы не пошла.
— Что ж ты молчишь? — от души возмутился Он, — я с кем-то советуюсь, или как? Кто лучше колдуна, гостя из преисподней, даст двум народам причину и повод для хорошей войны? Или не двум?
Слова его частым эхом заметались среди островов, и вернулись назад бесформенным "ум-м-м".
Я думал, Ихтиандр испугается, отступит и скроется под водой. Но он, как мне кажется, Мастера не услышал. И смачно прошлёпал сквозь наши тела, будто мы с Оном не божества, а два облака пыли. Прошлёпал, как завзятый аквалангист. На пятках, спиной вперёд.
— Не получится даже двум, — сказал я как он, на повышенных децибелах, оборачиваясь следом за Ихтиандром. — Воюют за воду, если мало своей, за плодородные земли, богатые дичью угодья. Для хорошей войны должен быть конфликт интересов. А где его взять? Не будут же гномы серьёзно претендовать на участок морского дна, а те же глубинные на склоны окрестных гор?
— Не будут, — согласился наставник. — Но делать всё равно что-то надо.
— Надо, — подтвердил я и обернулся к нему, чтобы уточнить. — Где их дом, как живут — в подводных общественных гротах или семьями, в персональных пещерах?
Зря обернулся. Отслеживаемый мной Ихтиандр успел поменять неудобные ласты на вполне себе человеческие ступни. Проявил, так сказать, в практических целях "ограниченный дар трансформации", присущий роду глубинных. Это ему здорово помогло. Как шутили советские кавээнщики, если год проходить в ластах, обувь фабрики "Скороход" будет казаться самой удобной в мире. Опустившись на четвереньки, он довольно-таки споро миновал каменистый пляж. А уже выбравшись на пригорок, дал натуральной копоти. Заскользил в зелёной траве стремительной синей ящерицей, изредка поднимая свой панковский ирокез, чтоб оглядеться.
А Мастер, тем временем, с нежностью в голосе знакомил меня с бытом глубинных. "Это одна из древнейших рас Старого Мира — той самой планеты, где мы ели харчо. Я создал их там, прежде чем переселить в Средиземье. Живут обособленно, стаями от сорока до сотни хвостов. Каждая стая — это род по мужской линии, ведущий своё начало от Верховного Божества. Некогда сам Дагон, увидев на прибрежном песке кладку Матери Черепахи, волею своей возжелал дать начало Великому племени, и наречь его своим именем".
— Они называют себя дагами, — пояснил он, для особо тупых (а то мы не догадались).
Слушать его многословие было бы интересно, но как-нибудь в другой раз. Сейчас же, голова переполнена земными заботами. Тут тебе и больная мамка, и Верка, и адвокат... Жрать хочется, хлеб в пакете черствеет... Тем более, главное я уже выяснил. Глубинные живут под водой. В пещерах и гротах, созданных самою природой в лице неугомонного Мастера. А как их достать до печёнок, это уже дело техники. Придумаем что-нибудь, сравнимое последствиями с войной. Планета у наставника молодая, должна быть сейсмическая активность. Испарения на поверхности фьорда свидетельствуют о том, что где-то там спит подводный вулкан. Стоит его разбудить, и начнётся такой Сталинград, такое "весёлое" времяпрепровождение, что ни пещер тебе, и ни корма...
Знай глубинные о моих мыслях, сразу бы стали безбожниками. Разум у них был в полном порядке. Первый из дагов, как положено передовому дозору, с разных точек осмотрел местность. Не увидев ничего подозрительного, подал напарнику знак. Тот тоже выбрался из воды и зашлёпал в его сторону, волоча за собой конец длинной верёвки. Был он и ростом выше, и многоопытней своего товарища. Даже не переобуваться не стал. Передвигался почти бегом, грудью вперёд, как лыжник на снежный склон — широко расставляя ноги и описывая ластами полукруг. Передав верёвку как эстафету, тем же макаром вернулся в родную стихию и затаился, изредка показывая из-за рифа, плавник-ирокез и яблоки внимательных глаз. Перископ ему, как мне подумалось, очень бы даже не помешал...
— Представляешь? — сбил меня с мысли наставник, — помнят своих предков по именам до пятнадцатого колена! Я давно за ними слежу. Чем дольше слежу, тем крепче привязываюсь. И пришло же мне в голову создать такой толковый народ! А кое-кто говорил, что рыбы тупиковая ветвь. Войну б им...
Я мало-помалу привык, что все достижения наставник считает своей заслугой, а общие косяки оптом валит на мою голову. Казнил он меня словами нудно и скрупулёзно, будто подглядывал в чёрный список. Всё вспоминал: "там ты не доглядел", "здесь сделал не то". Зато после каждой выволочки, предоставлял слово для оправдания.
Когда, наконец, Он выговорился, я шанса не упустил. Озадачил его задумкой об извержении, как действенном способе воспитания глубинных народных масс. Он выслушал, но не одобрил:
— Слишком жестоко. Ещё варианты есть?
— Как, — отвечаю, — не быть? Это последнее, тысяча триста первое, китайское предупреждение. План, дядька, такой. Сейчас мы с тобой дождёмся, когда ихтиандры покончат с делами на берегу, и будут возвращаться домой. В нужный момент ты предстанешь пред ними в образе ихнего верховного божества. Громыхнёшь, молнией ослепишь, пару камней со скалы в море обрушишь и выскажешь то, что на душе накипело. Если что-то запамятуешь, я подскажу.
— Действуй! — без раздумий сказал Он.
— Как это действуй?! — натурально опешил я.
— А так. Без спешки и суеты. Не боги планеты строят. Скажи усилителю, чтобы твой хлеб не черствел и больше не отвлекайся на личные дела в преисподней. Я подстрахую...
Легко сказать, "без спешки и суеты". Я завис, как двоечник на экзамене. Если бы сразу с места и в бой, может, что-то толковое на адреналине и получилось. Спонтанная фраза "Узнаёте ли вы меня, дети мои?" засела в башке, как охотничий патрон с перекосом: ни туда его, ни сюда.
А время шло. И чем дольше оно шло, тем сильнее я сомневался в уместности вступительных фраз. Разве могут единокровные чада не признать родного отца, а народ своего создателя? Не сочтут ли меня за вопрос "узнаёте ли?", проходимцем и самозванцем? Начал было выдумывать что-то другое, и мозги окончательно перекосило. Нет нужного слова, хоть плачь!
Наверно поэтому жители прибрежной деревни мне сразу же не понравились. С виду небесные ангелы. Все как один красивенькие, кудрявенькие. На сдобных мордашках ни следа растительности. Но перемещались они как те ниндзя — настолько бесшумно и быстро, глазами не уследишь. Стрелы в колчанах и луки будто нарисованы на спине. К месту, не к месту, но вспомнилось мне, что называется этот народ как-то на букву "х". И эта вот, "х" неспроста: грамотно, сцуко, занимают позиции. Берег берут в полукольцо, чтоб в своего не попасть. Вот-вот подползут на расстояние верного выстрела.
А этот ластоногий лошара мечется по лужайке, спотыкается об верёвку, ума не приложит: к чему же её привязать? В заросли, где корни кустарника крепче, ему боязно. А на открытом пространстве ничего подходящего нет. Скосил я глаза: у наставника на лице сама безмятежность: всё типа хорошо, повода для беспокойства не вижу, проблемы индейцев шерифа не интересуют.
Ну, думаю, щас! Ещё пара минут и, при моём попустительстве, будет из дага ёж. Нужное слово как-то само отыскалось. Махнул я рукой и мысленно пожелал, чтобы у ног ихтиандра вырос из грунта каменный столб.
Полноценного мыка не получилось, но столб вышел что надо: ровный, четырёхгранный, природа такие не создаёт. Понял это не только я. Хреновые люди осадили назад, даг шлёпнулся навзничь, чуть верёвку не потерял, а Мастер приподнял бровь:
— Ну вот. Ты своё присутствие обозначил. Зачем после этого громыхать?
Приняв его слова за призыв к действию, я воспарил над местом предотвращённой трагедии, как... Хрен его знает как? Со стороны на себя не посмотришь. Главное, воспарил и нужную фразу нашёл.
— Я в печали, дети мои!
Найти-то нашёл, да что-то... разонравилась мне она после того, как сказал. Нет, не сама фраза, а голос, которым я её произнёс. Был он каким-то визгливым и мерзким, как у шакала Табаки, когда тот кричал: "Позор джунглям!"
Аж самому противно, но говорить что-то надо, раз уж вознёсся. Тут Мастер на ухо... верней, хрен его знает как, но мне показалось, будто на ухо:
— Прозябающие в лености и грехе...
Я провизжал, что ещё делать? А он:
— Забывшие заповеди Создателя...
Ну и... так далее...
Фразы сыпались часто и густо. Часть из них я уже не единожды слышал, когда они звучали в мой адрес, и повторял не задумываясь. Только вступление было длинней. Если прикинуть по времени, то в совокупности глубинные накосячили раза в четыре больше, чем я.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
