Периметр отчуждения

Улыбка маршала стала шире, но он решил в отместку за столь долгое молчании тоже проигнорировать вопрос в голосе супруга.

— Вот теперь можно и поговорить, — заявил Алайя и разжал пальцы на чужом горле, после чего выпрямился и сверху вниз посмотрел на блондина. — Скажи мне вот что, ты сам выбрал именно меня, или тебя брат надоумил?

— Зачем тебе знать? — супруг отвернулся, но Алайя обхватил пальцами его подбородок и заставил смотреть на себя.

— От этого зависит, открою ли я тебе свой маленький секрет, — сказал он, и запоздало поразился, что вообще заговорил об этом. Еще минуту назад ему бы и в голову не пришло раскрывать семейную тайну. Что же на него нашло? Неужели, это эмпат на него так влияет? Плохо. Очень плохо. Может быть, не зря их в прошлом жгли?

— Ты подумал... нет, не важно, — оборвал себя супруг и попытался встать, но Алайя надавил ему ладонью на грудь, требовательно смяв в пальцах ткань шелковой, белой рубашки. Сам он был все так же полностью обнажен. Но нагота его мало смущала. В боевых условиях при каком только стечении народа не приходилось обнажаться.

— Я подумал о том, что, возможно, вас не зря жгли.

Между ними повисла напряженная пауза.

— Я не влияю на тебя, клянусь.

— Но теоретически можешь?

— Я... очень сильный духовник. Сильнее многих. Поэтому могу влиять на ментальные потоки... и зачем я... — вдруг спохватился он и снова замолчал.

— Наверное, за тем же, зачем и я тут перед тобой открываюсь, — скороговоркой пробормотал Алайя и отвернулся к окну, больше не глядя на блондина. Помедлил, потом постановил: — Давай так. Мне нужно кофе, желательно с коньяком, иначе не расслаблюсь. И чего— нибудь поесть, а то на этой свадьбе кусок в горло не лез. А ты сам лучше бы принял ванну и тоже немного успокоился, так пойдет?

— То есть... ты будешь ждать меня здесь? Мне сказали...

— Что могу убежать? Могу. Но не стану. Можешь считать, что ты мне понравился.

— У тебя раньше... — эмпат медленно сел, теперь их глаза оказались на одном уровне. Алайя помедлил, потом перекинул руку через супруга и уперся ладонью в покрывало рядом с его бедром.

— Не совсем, — тихо сказал он. Воспоминания всплыли где— то на периферии сознания, но он осознанно придержал их, чтобы новоявленный супруг снова не лишился чувств от болевого шока. Эмпат тяжело сглотнул и, похоже, совершенно неосознанно придвинулся ближе. Алайя негромко произнес: — Все еще хочешь услышать о нем?

— У тебя уже был мужчина, — озвучил супруг уже очевидное для обоих.

— Он погиб при обороне Крухарда— Иле. Уверен, что хочешь...

— Да. Я хочу чувствовать.

— Ладно, — неохотно согласился Алайя, закрыл глаза и провалился в поцелуй с привкусом обоюдного безумия.

Он оторвался от чужих губ, только когда перестало хватать дыхания. По щекам супруга катились слезы, но лицо оставалось таким же непроницаемо— прекрасным. Холодным и отчужденным. Только глаза выдавали, что перед ним человек, который только что всей глоткой хлебнул горя. Чужого горя. Его... его самых болезненных воспоминаний, которые, в отличие от детских, были так свежи, что перехватывало дыхание.

Алайя сам не понимая, что творит, собрал губами чужие слезы и тихо прошептал:

— Выдохни, Шеллеф, — а потом улыбнулся, запустив пальцы в мягкие, пшеничные волосы, немного потянул назад, но не сильно, не болезненно, и напомнил: — Кофе, коньяк, еда. А для тебя самого ванна.

— Да, — хрипло выдавил из себя эмпат, и Алайи пришлось посторониться, чтобы тот смог спустить ноги с кровати. — Не думал, что ты такой, но и не сам тебя выбрал. Просто поделился с братом, что ты... когда спас меня, не вызвал раздражения. Твои чувства они как— то по— особенному ощущаются. Я даже объяснить не могу, в чем та особенность, а брат решил, что это единственный шанс обеспечить меня наследником, — вдруг ответил он запоздало.

Он уже вставал, когда Алайя схватил его за руку. Шеллеф обернулся, встретился с ним взглядом и совершенно потерянно моргнул, когда услышал:

— Я — храрка. Слышал о нас?

Пальцы супруга дрогнули в его ладони.

— Огненный? — недоверчиво уточнил эмпат.

— А кто из нас самые сдержанные?

— Вынуждены сдерживаться, потому что любая, слишком сильная эмоция и...

— Пламя, разрушения, бессмысленные смерти. Мой младший брат в младенчестве задохнулся в собственном огне. Родители были водными и до последнего, пока не обрушилась крыша, пытались его успокоить, — воспоминания вернулись яркими картинками. Эмпат упал на колени, все еще держась за руку Алайи. Тот попытался разжать пальцы, но Шеллеф ухватился за него, как утопающий за соломинку. И маршалу ничего не оставалось, как снова поднять его и притянуть к себе. Они лежали лицами друг другу поперек кровати, ноги болтались в воздухе, потому что подтянуться повыше не было сил, да и желания тоже. И все еще держались за руки.

— Ты большая находка для меня, ты знаешь? — шепотом спросил эмпат и попытался развить тему: — но, если ты не хочешь... если не... пламя может вырваться на свободу, так? — Он не стал дожидаться ответа и продолжил, придвинувшись вплотную так, что их лбы теперь соприкасались. — Я не могу выносить ребенка сам. Единственный из нас всех. Остальные, даже император, вынашивают потомство сами. Но я... гормональные всплески, типичные для беременности могут иметь самые непредсказуемые последствия для психики. Кроме того, в нашей семье я первый, кому удалось овладеть искусством контроля над ментальными слоями. И чем может закончиться его потеря, никто не знает.

— Не оправдывайся. Я понял, — недовольно пробурчал Алайя. Его супруг отчаянно зажмурился и затих. — И да, мне это совсем не по нутру, — довольно резко выдал маршал. — Вот как я брюхатым вернусь в расположение войск?

— Вернешься?

— А ты думал, я буду сидеть здесь и гусей разводить? Извини, но обойдешься, — припечатал Алайя и резко встал. Отошел к окну, не заботясь, что в свете, льющемся из окна в промозглую ночь, его мог разглядеть каждый желающий. Взяв себя в руки, он жестко напомнил: — Кофе и коньяк, уже можно без еды. И минут через двадцать можешь возвращаться.

— Я могу провести ночь в своей комнате. Твоя слева от этой, общей, туда уже перенесли твои вещи.

— А брату потом, что скажешь? Не думаю, что ты с этим твоим даром способен ему соврать.

— Не способен, но наша личная жизнь на данном этапе его не касается.

— Шел, я прошу, давай не будем еще сильнее все усложнять. Я жду тебя здесь. Двадцать минут. И попытаемся снова.

Шеллеф вернулся через пятнадцать, в белом банном халате и пистолетом в руке. Застал Алайю все таким же обнаженным у окна с чашкой кофе в руках. Помедлил, но все же подошел вплотную и положил на подоконник перед ним памятный пистолет, с гравировкой на стволе, значение которой стало ясно только сейчас.

— Джен Росс — это его ты любил. И это его оружие мне отдал тогда в поезде.

— Да.

— Почему ты не набросишь на себя что— нибудь?

— Тебя соблазняю.

— Ты ведь теперь знаешь, что меня не обмануть, — с грустью обронил брат императора.

— И не пытался, — криво усмехнулся Алайя, поставил чашку рядом с пистолетом и притянул не ожидавшего такого маневра супруга к себе спиной. Положил подбородок ему на плечо, вздохнул и... принялся распутывать на нем махровый пояс. Шеллеф попытался перехватить его руки.

— Постой.

— Тс— с— с— с, — шикнул на него маршал и положил большую, мозолистую ладонь на плоский живот, теплый и мягкий на ощупь. — Просто постой так. Тебе же нравится, когда от меня исходят волны удовольствия. Чувствуешь?

— Я никогда... все те, кто были у меня раньше, они так оглушали своими чувствами, то страхом, то неуверенностью, то расчетливостью, что хотелось сделать больно. И чтобы сам акт побыстрее закончился. Перетерпеть и забыть.

— Страхом, это я так понимаю, кто— то из братьев тебе невинных девочек подсовывать пытался?

Шеллеф помедлил, потом кивнул. Алайя дал ему почувствовать свое раздражение этим фактом и почти сразу подавил его в себе. Эмпат облегченно выдохнул.

— Твой контроль обнадеживает настолько, что невольно заставляет задуматься о совместном будущем. Если хочешь обратно в расположение войск, я поеду с тобой.

— Как примерная супруга? — съехидничал маршал.

— Супруг, — поправил его эмпат.

— Ладно, пошли в кровать. Вот рожу тебе эмпата с даром огня, будешь знать. Мы же первыми полезем на стенку от этого ребенка!

— Я так... я так... — вдруг начал заикаться Шеллер.

На что Алайя усмехнулся, рывком развернул его к себе лицом и толкнул на подоконник. Чашка с кофе полетела на пол, разбилась. Маршал успел выдохнуть в губы супруга, что это на счастье, как к ней присоединился пистолет и раздался выстрел. Но они оба только вздрогнули, продолжая в поцелуе слепо обшаривать руками тела друг друга.

— Надо было на предохранитель поставить, — пробормотал Алайя, когда в комнату влетели два стражника.

— Пошли вон, — вместо ответа зашипел в сторону служивых эмпат и так приложил ментально, что те вытянулись по стойке смирно, как болванчики на параде, развернулись и, покачиваясь, с остекленевшими глазами замаршировали на выход.

Маршал подхватил супруга под бедра и отнес к кровати, опустил на нее и накрыл обнаженное тело эмпата собой. Тот впился пальцами ему в бока, раздвинул ноги, подпуская ближе, и застонал, когда их чресла соприкоснулись.

— Ты будешь только мой! Никаких женщин и временных жен. Никаких мужчин. Запомни это. Иначе даже общий ребенок не удержит.

— Да, мой маршал.

— Тогда держи масло. Нужно повторить. Слишком долго телились. И давай уже сделаем это, чтобы за душу не тянуло. Забеременею и рожу.

— А потом?

— Снизу будешь ты.