Жемчужина для змеехвоста

— Все-таки и в тебе мелькает нечто человеческое на фоне общей змеиности.

Проигнорировав его, я вернулся к делам. Бобби прислали ко мне с очередной партией нужных мне документов только под вечер. Я специально выждал, не стал спешить. Мне хотелось застать его в такой момент, когда кроме моего задания на нем не будет висеть прочих.

В этот раз он был одет несколько иначе: в короткие фетровые штанишки чуть ниже колен с аккуратными стрелками, всю ту же белоснежную рубашку, поверх которой на груди возлежал короткий галстучек, такой же коричневый и плотный, как его брючки, черные ботинки с круглыми носами и тяжелыми подошвами и белые носки, завернутые и слегка приспущенные на щиколотках. И еще подтяжки. Коричневые, в цвет штанам и галстуку. Любопытно. В прошлый он выглядел куда презентабельнее в светло-сером костюме в маленькую, невыразительную клеточку, в компании с жилетом тон в тон и белой рубашки с застегнутыми на все пуговицы манжетами. Сегодняшний же его наряд куда лучше сочетался с его возрастом и выгодно скрадывал его изящество, которое было весьма близко к болезненной худобе. Только глаза на узеньком личике были все такими же огромными и вытянутыми к вискам, как и в нашу первую встречу. Глубокие, но пустые, как иссушенный беспощадным солнцем колодец. Именно они заставили меня направить наш с ним последующий разговор в весьма неожиданное для меня русло. Мне стало любопытно (по-другому это чувство я бы не рискнул охарактеризовать), кто был тем солнцем, которое так его иссушило. То, что к этому человеку применимо именно "был", стало для меня очевидным еще тогда, когда я по своим каналам собирал сведения о нашем новом работнике. И был почти на сто процентов уверен, что с легкостью сумею назвать имя этого солнышка. Но для полной уверенности мне не хватало только разговора с Бобби, и я попросил его задержаться еще до того, как две новые, пухлые папки на завязках, — одна в черном кожаном переплете, другая из плотного, темно-зеленого картона, — легли мне на стол.

Он поднял глаза и с вежливостью официанта маленькой кофейни затерявшейся где-нибудь в Старом Рондоне уточнил.

— Вы что-то хотели, сэр?

— Присядьте, прошу вас, — я кивком головы указал ему на кресло.

Он скосил в его сторону глаза, но не сдвинулся с места. Интересно. Обычно мне подчинялись беспрекословно, особенно в таких мелочах. Все тот же Роджерс как-то признался, что есть в моих разноцветных глазах нечто такое, о чем предпочитаешь а) не задумываться, а выполнять и б) не вспоминать, даже если очень приспичит (особенно перед сном, а то, без вариантов, жди кошмара). Один глаз у меня зеленый, другой черный. Говорят, что зеленый страшней, хотя как по мне, то они одинаково холодны к этому миру и к людям, его населяющим. Были холодны. Но потом рядом возник Бобби, и все изменилось.

— Вам не нравится обивка кресел, сэр? — спросил я его тогда с едва уловимой насмешкой, которая скорее подразумевалась, чем улавливалась на слух.

Он поднял глаза. Я ожидал, что начнет разубеждать, что никакой он не сэр, что сущий мальчишка, и что так обращаться к нему совсем не подобает. Смутится, замнется, и я сумею нащупать щель в его обороне, которую он выстроил вокруг себя с помощью подчеркнутой вежливости. Но нет. Он отрицательно покачал головой и спокойно ответил.

— Нет, сэр. Цвет августовской травы меня вполне устраивает. Но, прошу меня извинить, у меня работа. И я намерен выполнять её хорошо и не отлынивать.

— Я и собираюсь обсудить с вами исключительно рабочие моменты, молодой джентльмен.

— Хорошо. Тогда я присяду.

— Каким вы находите ваше жалование? — задал я первый вопрос.

— Удовлетворительным.

— Хотели бы зарабатывать больше?

— Возможно, — отозвался он и весьма независимо пожал плечами, уточнив, — в будущем.

— То есть на данный момент деньги вас не интересуют?

— Не совсем.

— Хорошо. Что бы могло вас заинтересовать кроме них?

— Зачем вам знать? Я не собираюсь продавать информацию о конторе, в которой мне посчастливилось работать, ни на каких условиях. Вам не стоит опасаться, что кто-то сумеет предложить мне за нее что-то, за что я согласился бы продаться.

— Юный сэр, вы все еще настаиваете, что вам четырнадцать? — А вот этот вопрос его огорошил. Он замер и растерянно моргнул. Тут же закрылся, спрятал собственное удивление, смешенное с чем-то отдаленно напоминающим легкий страх, за подчеркнуто беззаботной улыбкой и легко, по-детски кивнул.

— Конечно, сэр. Я родился...

— Шестнадцать лет назад, сэр Роберт Элджернон, или я не прав?

Он спал с лица. Я увидел, как побелели его губы, с такой силой он сжал их. И как сжались изящные для юноши его возраста кулачки. Я ждал, что он скажет.

— Похоже, самое время не вам у меня, а мне у вас спрашивать, сэр, что вы предпочли бы за свое молчание?

Умный мальчик. Определенно, я нашел в промозглой серости Восточного Рондона настоящую жемчужину. Осталось лишь выковырять её из раковины. Где там мой разделочный нож?

3. Работник без права сказать "нет"

Я предложил ему пересмотреть трудовой договор. Он медленно кивнул и выжидательно посмотрел на меня. Спокойный, уравновешенный мальчик. Кто бы мог подумать, что это юное создание приходится племянником самому старику Элджернону. Тот даже в своем преклонном возрасте был горяч и вспыльчив. Все интереснее и интереснее.

— Так как по факту вам не четырнадцать, а шестнадцать лет, сэр, я предлагаю вам увеличить рабочий день на тот час, что у вас в силу возраста отняли.

— И чем я должен буду заниматься в этот час?

— Обслуживать меня.

— Что вы подразумеваете под этим? — помедлив, тихо уточнил Бобби.

Я же специально выдержал паузу. Мне была интересна его реакция на мои слова. Сам того не подозревая, он уже начал обслуживать мое неуемное любопытство. Когда тебе ведомы судьбы мира, трудно найти что-то, что по-настоящему может тебя заинтересовать и, в то же время, окажется достаточно непредсказуемым и сумеет удержать твой интерес. В нашем прибыльном предприятии я всегда был больше стратегом, чем тактиком. Я вижу в глобальных масштабах, в то время как судьба одного конкретного человека вне контекста мировых событий, как правило, ускользает от меня. Плюс ко всему, кроме того, что его судьба была скрыта от меня, мне все никак не удавалось просчитать его реакции. Он был весьма необычным мальчишкой для своих неполных семнадцати лет. Старик Элджернон хорошо его надрессировал, или за это не ему стоит сказать спасибо? Тогда кому?

— В течение этого часа вы, сэр, не говорите мне "нет".

— Нет.

Он сказал это так веско, что невольно вызвал у меня улыбку. Мальчик-колокольчик с глазами полными пустот сидит в глубоком кресле, обитом темно-зеленым бархатом, и отказывает мне в невинной, на мой взгляд, просьбе. Зато, услышав такой ответ, можно было почти с уверенностью утверждать, что юный Бобби весьма осведомленное создание. По крайней мере, о том, что касается сферы плотский утех, или я не прав?

— Почему? Неужели я прошу больше, чем ваш дядя?

— Он со мной не спал.

— Я тоже не собираюсь. Кто же, юный джентльмен, спит на работе? За сон, мой юный друг, жалование втрое не повышают.

Он поджал губы. Шутку оценил, и она, определенно, ему не понравилась. Я же развлекался. Давно у меня не было такой игрушки. Бобби поднял глаза.

— Я буду говорить "нет".

— Хорошо. — Мой беззаботный тон его обескуражил. — А исполнять милые моему сердцу фантазии?

Юный посыльный сглотнул. Его горло так отчетливо дернулось, что я не стал больше ждать, встал на ноги, вышел из-за стола и склонился над ним. Темноглазым мальчиком с пепельными, можно сказать, серыми волосами, который при моем приближении отчаянно вжался в кресло.

Я оперся ладонью о подлокотник. Приблизил к Бобби лицо. Улыбнулся той улыбкой, которую ненавидит Роджерс.

Он зажмурился и выдавил из себя.

— Да. Если это позволит вам хорошо выполнять свою работу.

Я растерялся. Он так держался со мной все это время, что к такому безоговорочному согласию я оказался не готов. Хотя его нельзя было назвать таким уж безоговорочным. И все же, что-то здесь не так.

— А со стариком ты так же всегда соглашался?

— Если я что-то не могу вытерпеть, я говорю "нет". Но если вам просто хочется развлечься, думаю, я сумею это пережить.

— Так нравится у нас работать?

— Я просто не хочу, чтобы о том, кто я и на что могу претендовать, кто-нибудь узнал.

— И на что же ты можешь претендовать? — Я знал на что, но решил услышать от него.

— По завещанию дяди все его имущество переходит ко мне.

— К дочери или к племяннику?

— Он считал, что, если во мне будут видеть всего лишь девчонку, проблем будет меньше, поэтому и заставлял меня носить платья. Но завещание оставлено на мое настоящее имя.

— Судя по тому, что мне удалось узнать, о некоторых проблемах он все же не подумал.

— Вы о Джимми Вонге?

— Он, насколько мне известно, до сих пор настроен весьма решительно.

— Он не найдет меня. И не узнает, что на самом деле...

— Ты не дочь-наследница, а племянник. И жениться на тебе он не сможет, как бы не хотел. — Кивнув, я уточнил, хотя и без того было понятно. — То есть наследство дяди тебя не интересует?

— Я просто хочу жить спокойно и... — он замялся.

Я распрямился, посмотрел на него с высоты своего роста и молча выгнул бровь.

Он вздохнул.

— Хочу, чтобы меня никто не трогал. Если вы готовы обеспечить мне это, я согласен на ваши условия.

— Тогда переезжай ко мне. В моем доме тебя точно никто не тронет и не достанет.

Мне не нужен был посторонний в доме, но я предложил, чтобы посмотреть, как он к этому отнесется. И снова услышал его незабываемое, окончательное и непреклонное "нет".

— Я буду жить у себя.

— В разваливающемся доме в компании призраков и мышей?

— Я за это время не встретил ни одного призрака. А мыши мне не досаждают.

— То есть в этом плане ты хочешь остаться независимым.

— Хочу.

— Хорошо. Что еще?

— Если вы прикажете мне смотреть на то, как кого-то убивают, или попытаетесь продать меня кому-нибудь другому, договор будет аннулирован.

— Резонно, — я присел на стол, упершись руками в столешницу по обе стороны от себя. Оценивающе осмотрел его. Отметил, что Бобби немного успокоился и уже не вжимается в кресло. Похоже, что для себя он уже все решил. Мне стало интересно, готовность к компромиссу — это игра такая или черта его характера. Если последнее, то, возможно, я изначально неправильно его оценил. Желая узнать о нем еще что-нибудь любопытное, я спросил. — Не любишь смерть?

— Не люблю, когда осознанно отнимают жизнь.

— А неосознанно? Бывают такие ситуации...

— Случайности всегда на службе судьбы, — вдруг ответил он. И мне эта фраза совершенно не понравилась. Его должность во внутренней иерархии конторы была самой низшей. Ему не полагалось знать, чем мы тут занимаемся. По крайней мере, до того, как он проработает у нас хотя бы год. Раньше никто из посыльных ни разу не дотягивал до этого срока. Значит, никто не должен был с ним откровенничать и посвящать в тонкости нашей работы. Остается два варианта, либо этот ушлый мальчишка сам что-то сумел разузнать, либо просто попал пальцем в небо.

— Что тебе известно о том, чем мы тут занимаемся?

— Ничего, — сразу же ответил он и помотал головой.

Мне показалось, что он соврал. Я нахмурился и посмотрел на него особым взглядом. Бобби обхватил себя руками и поежился. Могу его понять, внутренний взгляд у меня не из приятных. Зато я выяснил, что он не врал. Очень хорошо. Но моя реакция на его догадку могла что-то ему подсказать.

Я демонстративно достал из кармана своего жилета часы, откинул серебряную крышку, взглянул на циферблат. Половина шестого была пройдена пятнадцать минут назад.

Я убрал часы и посмотрел на Бобби, который ответил мне растерянным, но не испуганным взглядом.

— Твой рабочий день по старому трудовому договору закончился пятнадцать минут назад. Можешь быть свободен.

Он медленно встал. Но вместо того, чтобы отправиться в недолгое путешествие до двери, обошел стол и встал рядом с моим креслом. Теперь он смотрел на меня сверху и нависал надо мной.

— Значит, вы мне не ответите.

— Ты пока ни о чем не спросил. Если сумеешь выбрать правильный вопрос, может быть, и отвечу.

— Почему мы называемся "1000 и 1 господин"? Господа чего здесь работают?

— Это уже два вопроса, — я ему улыбнулся без той холодности, что была ранее, думаю, за сообразительность он это заслужил.

— Тогда ответьте на второй.

— Судьбы. Мы все тут господа судьбы.

Он несколько секунд осмысливал услышанное, а потом его пустые до этого глаза неожиданно вспыхнули, загорелись. Что бы это могло означать?

— Своей или чужих? — взволнованно воскликнул он.

И я решил, что сегодняшней партии, которую мы тут с ним разыграли, не хватает какого-нибудь яркого штриха.

— Если придешь завтра подписать наш с тобой новый трудовой договор, я внесу в него дополнительный пункт про вопросы.

— И как он будет выглядеть?

— Ты мне один час своего рабочего времени, — я выделил голосом слово "рабочего". — Я взамен — ответ на один твой вопрос.

— Любой?

— Абсолютно, — ответил я и уточнил специально, чтобы посмотреть, сумею ли смутить его. — Отвечу, даже если спросишь, сколько раз я сумею заставить тебя закричать от удовольствия, если... — и многообещающе оставил фразу незавершенной.

Он не смутился, он погрустнел. А потом все же попытался улыбнуться.

— Знаете, — сказал он мне. — Я не стану спрашивать о том, о чем и без того весьма скоро смогу узнать опытным путем.

— Ты так в этом уверен? — понизив голос, уточнил я.

Он испытующе посмотрел в ответ и молча кивнул.

— А вы, оказывается, сэр, весьма высокого о себе мнения, — заметил я.

— О себе? А мне казалось, о вас.

— И ваша манера изъясняться, определенно, доставляет мне удовольствие. — Не знаю, зачем я ему об этом сказал. Наверное, просто не хотел отпускать прямо сейчас, хотел, чтобы он, пусть не надолго, но задержался.

— А вот дядя просто терпеть её не мог. Говорил, что мое согласие хуже горькой редьки.

— Ну, что ж, думаю, у меня еще будет время составить свое личное мнение на этот счет. До свиданья, сэр Элджернон. Рассчитываю увидеть вас у себя завтра.

— Я приду, сэр, — сдержанно кивнул он и зачем-то добавил. Наверное, чтобы ему самому было легче принять все это. — Для того, чтобы подписать договор и... для всего остального.

— Вот и прекрасно.

Последнее слово осталось за мной. Но в мыслях я еще долго не мог отпустить наш с ним разговор. Списывать нашу встречу на счастливый случай я не стал, не к лицу это было мне — главному корректору нашей конторы. Узнав о ней чуть больше, Бобби как-то сравнил её с типографией. "Только печатаете вы вовсе не книги, — сказал он тогда, — и вовсе не типографской краской по бумаге пишите свои тексты". Я поразился точности его сравнения. Определенно, в этом что-то было. У многих из нас даже должности назывались почти так же, как у служащих типографии. Интересный все же мальчик, мой Бобби. Думаю, другого я бы к себе не подпустил.