Когда смерть разлучит нас...

Парень сглотнул, но, вопреки страху и несогласию играть роль гонца с плохими вестями, молча покивал.

* * *

Несколько часов ранее.

Круг обязанностей Айрис был необычайно широк. От няньки до заклинателя змей, и между этими полюсами можно было поместить еще с десяток разнородных мелких ролей, которые ей приходилось играть в жизни Морты — своей наставницы/матери/кормилицы.

К примеру, перед рассветом она была писцом, и вот, не успела она спустить рукава и оттереть пальцы от чернил, как пришло время готовить завтрак. Из повара Айрис перевоплощалась в прислужницу, поднимаясь наверх шаткого жилища, в гинекей, с каким-нибудь немудреным блюдом. Но благо, Морта была непривередлива. Ее мудрость, помимо познания темнейших тайн бытия, заключалась еще и в простом отношении к потребностям своего тела.

Люди — тщеславны, но не голод, говорила она. Голод просто требует утоления, а чем — ему нет дела. Потребность же урвать кусок послаще и побольше — муки жажды роскоши.

Слепая старуха, чьи ранее искрящиеся, черные, как горящие угли, глаза ныне заволакивали два мутных бельма, ела неторопливо, царственно. И обязательно в молчании, давая своей подопечной усердно и сосредоточенно сшить листы пергамента, написанные за эту ночь.

Странная прихоть, называемая Мортой правилом, гласила, что писать собственные "веды" она будет исключительно ночью. Ведь, известно, что тайны, как и нечистая совесть, боятся солнечного света. И, казалось, старуха за свою долгую жизнь накопила предостаточно и первого и второго.

Сколько ей лет никто не знал, даже Айрис. Ведь когда ее, еще совсем девочку, старуха заметила на невольничьем рынке, выглядела Морта точно так же как и сейчас. Разве что еще полностью не ослепла. Но вот прошло десять лет, а внешность вещуньи сохраняла в неизменности те дряблые, ужасающие, отталкивающие черты, с которыми Айрис познакомилась в судьбоносный для нее день.

Да, выглядела Морта ужасно, как и подобает людям, стоящим одной ногой в могиле, а другой на земле и то лишь с той целью, чтобы служить соседям живым напоминанием о приближающемся конце и тщете всего земного. Кажется, любой атеист, посмотрев на нее единожды, мог без лишних доказательств уверовать во всех богов разом и побежать в ближайшую кумирню.

К слову сказать, сама Морта в богов не верила, она их знала. По именам и, может быть, даже лично, а то как еще объяснить ту страсть и убежденность, с которыми она рассказывала о небожителях. И неважно принадлежали те к греческому пантеону или римскому: боги существуют до тех пор, пока в них верит хотя бы один человек, и это аксиома.

Итак, Морта была стара, страшна, как троянская война, и слыла ясновидящей — этот набор не самых лучших качеств обеспечивал ей почтительный страх и уважение всех жителей полиса до гроба. И Морта этим умело пользовалась, потому в ее уже весьма ветхом жилище всегда водились овощи, вино, масло, ткани. Приходившие к ней за советом кумушки расплачивались не простым "спасибо". Однако дань эта не хранилась долго, утекая в руки нищим попрошайкам или жрецам, которые тоже были частыми гостями в их доме.

Да, дом их никогда не пустовал. Не исключением стал и этот день, у которого Айрис мечтала урвать хотя бы пару часов сна. После бессонной ночи ее глаза болели и слипались, тело было одеревенелым, все движения — неторопливыми. И вот теперь, выведя старуху в сад под раскидистый платан и опустившись рядом с ней на покрывало, Айрис задремала. Очнуться ее заставили настойчивые прикосновения костлявой руки к плечу, что означало — пришло время взять на себя роль сторожевого пса.

И действительно, во двор неуверенно, словно спрашивая разрешения, шагнула женская фигура, удерживая перед собой корзину с "данью". Поспешно поднявшись и поправив одежду, Айрис направилась к ней на встречу, стараясь при этом выглядеть дружелюбно, что было практически невозможно. И нет, конечно, дело не в том, что женщина нарушила ее сон или что отсутствие этого самого сна поместило на и без того нелогично бледное (при таком-то климате) лицо болезненные тени. Айрис не могла выглядеть для своих суеверных соседей дружелюбно по определению.

Так и теперь, прежде чем произнести приветствие, женщина метнула едва уловимый взгляд на лицо и волосы девушки. Отметка злых богов — песь— коснулась ресниц и брови с левой стороны лица Айрис, а над ухом на фоне темных волос седела тонкая прядь.

— Она ждет вас. — Услужливо проговорила Айрис, тем самым создавая нужную атмосферу: наставница знает все обо всем, а уж о приходе какой-то Агаты, она знала еще до того, как та сама решилась к ней зайти.

— Пусть примет в дар оливковое масло и хлеб. — Почтительно ответила Агата, после чего вручила Айрис корзинку, а сама неторопливо, словно приближаясь к алтарю самой Геры, прошла к покрывалу, на котором сидела маленькая, костлявая старуха.

Спускаясь в кладовую, Айрис смотрела себе под ноги, но не видела ступенек. Перед глазами стояло знакомое лицо женщины, приходившейся матерью той, которую Айрис некогда называла своей подругой. Но то было давно, четыре года назад. И как бы небрежно Айрис не относилась к времени, тот год, день и час она запомнила с ненавистной теперь отчетливостью. И этот визит Агаты к наставнице... хотела бы она не знать, что именно означало появление матери Таи сегодня. Но ведь весь полис только об этом и говорил последние несколько дней.

Догадки превратились в несомненное знание, когда Айрис вернулась к платану, присаживаясь рядом с Мортой. Старуха еще разговаривала со своей посетительницей, тогда как девушка принялась расчесывать длинные, седые и очень тонкие волосы ведуньи.

— Да будет благословен богами союз твоей дочери и этого замечательного юноши. — Прохрипела Морта, величаво смотря в пустоту. — Как его имя еще раз?

Айрис напряглась. Бить по больному не было в привычке Морты, и если она прибегала к этому методу, его стоило воспринимать как горькое лекарство, а не нож в спину. Подлая — это не про Морту. Просто старуха знала, что Айрис до сих пор не переболела своей растоптанной любовью и потому при каждом удобном случае напоминала девушке о ее унижении и утрате, дабы когда-нибудь это воспоминание стало привычным. Дабы она свыклась с ним, и не вздрагивала каждый раз на слове:

— Сет.

— Ох, я много слышала о нем. — Ласково отозвалась Морта, кивая. — Да, замечательный юноша. Поговаривают, что он первый красавец у нас, не так ли?

— Как и Тая первая среди девушек. Прекрасная пара. А какие у них будут малыши! — Агата утирала слезы умиления. — Если бы вы только могли видеть...

— Сердце мое видит куда больше. — С пугающей улыбкой Морта приложила ладонь к груди. — Не тревожься, они получат то счастье, которое заслужили. И, конечно, я помолюсь богам за твоих детей. Будь спокойна.

— Спасибо. Спасибо, госпожа. — Прошептала женщина, целуя старческую руку. — Прошу тебя, навести мой дом сегодня, и тогда мы отметим двойной праздник.

— Умирающим калекам не место на празднике жизни, дитя мое. — Прошамкала беззубым ртом Морта. — Торжество юности и любви оскорбит мое присутствие.

— Как можешь ты говорить так, госпожа. Как можешь...

— Но успокойся, дочь моя, отказывать тебе в этот день не посмели бы даже боги.

— О, спасибо, спасибо!

— Праздник твоего дома посетят мои глаза и моя десница этим вечером. — И Морта сделала жест в сторону замершей с гребнем в руках Айрис. — Прими же ее как меня саму.

— Непременно. — Поклонилась Агата, изо всех сил пытаясь скрыть сожаление. — Великая честь принимать тебя у себя дома.

— Да воздастся тебе за твою добродетель. — Ответила на ее лесть старуха. — А теперь ступай, слуги ждут твоих распоряжений касательно свадебных яств и украшения жилища.

Айрис взглядом провожала женщину и лишь когда та скрылась из виду, решилась на слова. Все-таки перебивать наставницу и уж тем более оспаривать ее решения при посторонних — табу. И дело не в страхе перед тайной силой колдуньи, а в элементарном уважении. Морта была для нее матерью, отцом, учителем и царем в одном лице, потому перечить ей не было в привычке девушки. Однако...

— Чем я это заслужила?

— О, я знала, что твоя благодарность будет похожа на возмущение.

— Это и есть возмущение. Ты же знаешь, что он... они сделали со мной! Через что я прошла из-за них!

— Именно поэтому ты должна бежать на свадебный пир в числе первых. — Усмехнулась остро старуха. — Я как хороший врач, Айрис. Пыталась лечить тебя, ставила припарки и давала горькие настои, но если конечность загноилась и зараза не уменьшается, а растет... как бы больно это ни было, конечность отсекают.

— Ты выставляешь меня на посмешище. Опять. Зачем только я рассказала тебе...

— Ты ничего мне и не рассказывала. Я сама все увидела.

— И ты тоже смеешься надо мной. А ведь все ее подруги... мои бывшие подруги ушли в новые семьи, растят детей. Тогда как я... уже почти смирилась с тем, что мне это не светит. Я уже поверила в то, что действительно проклята. Я веду жизнь затворника не случайно. И дело даже не в тебе, не в Сете. Дело в "сейчас": я одинокая, жалкая старая дева с белыми отметинами в волосах. И ты посылаешь меня на этот пир, зная, что меня высмеют там. Как и четыре года назад. Ты просто заставляешь меня снова через это пройти.

— Не делай из меня злодейку. — Бесстрастно ответила Морта. — Настоящее зло я причинила тебе, если бы не повелела туда идти. Ты жалела бы об этом всю свою оставшуюся жизнь. Потому что должна увидеть это собственными глазами, осознать, что корабль ушел, что пути назад нет.

— Лучше уж жалеть о том, что не пошла туда, чем о том, что все видела собственными глазами.

— Конечно. Считай, как хочешь, дорогая моя. — Махнула рукой ведунья. — Но выбора у тебя нету... хотя, постой. Можешь выбирать между собственным свадебным хитоном, которую уже вряд ли когда-нибудь наденешь, или рубищем, в котором ты обычно шатаешься по полису от моего имени.

* * *

Четыре года назад.

Это был ее первый в жизни настоящий поцелуй — тот момент, когда понимаешь, что "гореть" не только свойство огня. В большей степени это относиться к женскому телу, к которому впервые чувственно и нежно прикоснулся мужчина.

Тихая, послушная и стеснительная Айрис никогда ранее не попадала в такой эмоциональный шторм. Теперь? От чувств перехватило дыхание, стук сердца отдавался во всем теле, которое искало чужих прикосновений.

Руки ее возлюбленного настойчиво подтолкнули девушку на траву, заставляя откинуться на спину. Над ними растянулось звездное полотно ночного неба, а могучие стволы оливы обступили таящуюся юную пару.

— Ты доверяешь мне? — Спросил хрипло Сет, заглянув в темные глаза девушки, которая робко кивнула. — Будет немного больно...

— Нестрашно. — Ответила она, даря добрую улыбку. Всю себя. — Продолжай. Я... люблю тебя.

— Да. Я тоже тебя люблю. — Поспешно уверил юноша Айрис, стягивая с нее тунику. — Замерзла?

— Все хорошо. — Продолжала повторять девушка, обвивая шею любовника руками. — Ты очень красивый... очень-очень.

Было видно, как в сумраке глаза эфеба засияли от удовольствия. Ему всегда было исключительно приятно слышать комплименты в свою сторону, без разницы фальшивая лесть это или же правда, идущая от сердца.

— Ох, ты бы себя сейчас видела... — Улыбнулся Сет, прикоснувшись большим пальцем к раскрасневшимся щекам Айрис. — Не бойся. Я буду очень осторожен. — И словно в доказательство своих слов снова нежно и долго целовал. — А потом... мы сообщим обо всем моим родителям...

Не скрывая счастливой улыбки, Айрис отвечала на прикосновения и поцелуи со всей страстью первой настоящей любви. Той самой, которая может и горы свернуть, достать звезды с неба, которой океан — по колено. И теперь она понимала, что не зря пришла сюда, что проповеди Морты были просто завистью старой умирающей калеки. Старухе не понять ее, молодую, любящую, любимую...

Пронзительный свист спугнул с деревьев птиц и заставил влюбленных замереть.

— Эй, идите все сюда! Гляньте, что я нашел! — Крикнул хмельной голос и через секунду из-за деревьев показались люди.

Айрис встрепенулась, нащупала рукой тунику и спешно прикрыла свою наготу. Ее большие глаза следили за приближающимися фигурами девушек и парней, которые пришли в сад с факелами, освящая теперь застигнутых врасплох юных любовников. Шумная компания смеялась и улюлюкала, словно затравливая дикого зверя.

— Глядите-ка, кто тут у нас. Сет! И главное с кем! Это же меченая! Я же говорил тебе, Тая. — Продолжал хохотать заводила, которым оказался старший брат Сета — Хели. — Я давно знал, а ты в облаках витала. Ну теперь смотри. Гляди, а? Как тебе это нравится?

Лихорадочным взглядом Айрис нашла в толпе лицо подруги, которое теперь исказила ярость.

— Нет... нет, послушай, я не знала... я не знала, что ты тоже... любишь его. Ты же говорила, что... он тебе даром не нужен. Ты же... — Ища помощи и защиты, девушка посмотрела на своего возлюбленного.

Сет уже успел встать с земли, поправить одежду и теперь смотрел на шумных и, вероятно, пьяных друзей с растерянностью и страхом.

— Спорю, родители об этом еще не знают! — Продолжал Хели, тыкая в сторону Айрис факелом. — А я-то думал, куда ты все бегаешь. Да ты с ума сошел, братишка! С кем, с кем, но с ней?! Ты еще не успел ее поиметь? Если да, то все — прощай потенция. Ты что, не знаешь, что она проклятая! Да ведь боги специально для таких вот недогадливых на ее лице об этом написали!

Айрис сжалась, притянула колени к груди и пристально посмотрела на Сета. Не понимая, не желая понимать, почему он до сих пор молчит. Но, видят боги, лучше бы он так и продолжал молчать.

— Хели, ты пьян. Недоумок. — Хохотнул резко Сет, направляясь в сторону небольшой компании. — Такой трах мне обломал.

— Ч-что... Сет? Куда ты... я не понимаю... — Пролепетала за его спиной униженная и опозоренная девушка.

— А что тут не понятного? — Кинул через плечо парень, демонстрируя собой полную противоположность того нежного и преданного Эрота, которого она обнимала несколько минут назад. — Я давно хотел тебя поиметь, к тому же, ты сама была не против. Да что я говорю, ты готова была мне прямо здесь отдаться, как шлюха последняя. Неужели ты думаешь, что я буду представлять тебя родителям как свою будущую жену? Ты же никто! Рабыня! Да и вообще, на лицо свое глянь, тогда дойдет, почему тебе не стоит вообще на замужество рассчитывать.

Его слова поддержали дружным хохотом, который, кажется, грозил небо сорвать прямо ей на голову. И, возможно, в то мгновение именно об этом Айрис и молила богов. Что угодно, чтобы не слышать эти слова, этот выворачивающий душу наизнанку смех.

Но они смеялись. Так долго, оглушительно и беспощадно. И хохот гнался за ней вслед, когда Айрис пыталась сбежать с их глаз. Смех преследовал ее. Все четыре года.

2 глава.

Айрис только просыпалась, а на свадебный пир уже съезжались гости.

Морта воскуряла в ойкосе благовония богам. Терпкие запахи и дым назойливо лезли в нос, заставляя Айрис встрепенуться и закашляться. И когда первый страх того, что их дом подожгли, прошел, девушка свободно вздохнула и нашла взглядом свою дряхлую наставницу.