Пришлось мне с порога продолжать распоряжаться, так как старушка, которую звали Лукерьей, оказавшейся, как я узнала в последствие, бывшей няней Маши и нашей экономкой— ключницей, ответственной за все припасы в доме, неуловимо похожая на Пушкинскую Арину Родионовну, только причитала, да молитвы бормотала, да и от остальных толку было мало.
Я вошла в свою привычную учительскую роль и начала раздавать спокойным голосом распоряжения. Заставила перестелить кровать в самой теплой и удобной спальне, которая как раз принадлежала барышне, положить на нее Машу, приказала горничной расшнуровать ей платье, принести побольше чистого белья, полотенец, приготовить воду с уксусом, найти сушёную малину или еще какие-нибудь травы и заварить их, и так далее.
В одной из комнат, которая оказалась принадлежащей мне спальней, стояла широкая кровать, с легким, почти прозрачным пологом и балдахином, которые защищали летом от мух и других насекомых. Тут же были и какие-то сундуки с вещами. Среди всякой одежды, лежащей в них, горничная нашла для меня одеяние типа халата, в которое и переоделась, с трудом сняв свое прежнее платье, еле разобравшись в застежках и юбках, с которыми мне помогла справиться Даша, разбиравшаяся в них гораздо увереннее меня.
Свет в комнатах и спальне давали люстры, канделябры, жирандоли— подсвечники, на которых по кругу располагались свечи. Стояли они на столе и небольшом камине, который сейчас уютно потрескивал. Освещение было достаточно яркое, но непривычное для моих глаз — свечи горели неравномерно, потрескивали, иногда тухли, издавали довольно своеобразный запах, к чему надо было еще привыкнуть.
Центральной комнатой, как я позже узнала и в которую мы вошли сразу по приезду, была гостиная, сама главная и обустроенная комната. Именно в ней стояла вся парадная мебель и проводились приемы. Чтобы гостям было удобно, в гостиной были устроены и специальные 'уголки', отделенные от основного помещения высокими растениями в кадках или жардиньерками — специальными полочками для цветов.
Тут также стояли ломберные столы для игры в карты, покрытые зеленым сукном и небольшие изящные столики, на которых были разложены альбомы для стихов, закрытые закладками книги, еще что-то. На стенах были развешаны портреты мужчин и женщин в старинной одежде и напудренных париках — видимо, портреты предков, и картины — чаще всего виды природы.
Были в доме и диванная — комната для отдыха и домашних занятий, кабинет и библиотека — строгие комнаты, отделанные лакированным деревом, со шкафами для книг, бюро и секретерами, бильярдная — специальная комната для игры в бильярд, сейчас закрытые и запущенные, будуар — дамская комната для отдыха и приема друзей.
Имелись парадная столовая и буфетная — комната рядом со столовой для хранения дорогой серебряной и фарфоровой посуды, скатертей. В буфетную доставляли готовые блюда из кухни. Здесь главным по "тарелочкам" был лакей и он же дворецкий Николай, важный, как английский лорд. Его особо не любили, так как он любил 'стучать' на остальных, жалуясь барыне на малейшие проступки людей. Был также его вдовый взрослый сын, тоже Николай, или как все его звали, Коля— младший, который исполнял обязанности истопника и следивший за всеми печами и каминами дома.
Саму же кухня была размещена в самом конце дома, подальше от главных комнат, чтобы не раздражать хозяина и его гостей неприятными запахами. На нашей кухне главой и хозяйкой была Степанида, сестра Степана — видно, их родители, в отличие от современных, сильно не заморачивались с именами. Ей помогала мыть посуду и убираться после готовки ее дочка Варвара. Прибирали в комнатах и ухаживали за нами наши горничные — у Маши Катюшка, сестренка-погодок моей горничной Даши. Была и и Глаша, наша прачка и смотритель всей одежды и белья.
За домом были и надворные постройки с коровником, в которой главной была Клава (тут я невольно усмехнулась, вспомнив про компьютерную клавиатуру) или Клавдеюшка, как ее чаще звали, коровница, следящая также и за всеми животными и птицами усадьбы. Была и конюшня с лошадьми и их хозяином — Степаном, местным 'таксистом', кучером, а Антип служил сторожем. Иван был сыном Антипа и Лукерьи и работал дворником, а Прохор — сын Степана и Клавдии, помогал своему отцу ухаживать за лошадьми и другими животными.
В доме шныряли еще два мальчишки-казачка Вася и Егорка, они докладывали о приезде гостей, бегали с различными поручениями, разносили угощения во время званых обедов, короче, были мальчиками на побегушках. Самым незаметным, но очень нужным человеком был работник по дому Архип, готовый и дрова наколоть, и воды принести, и туалет вычистить, и определенный на столь не престижные работы за свое увлечение горячительными напитками.
Степанида и Глафира были вдовами, все их дети, кроме Варвары, уже жили отдельными семьями.
Вот такая дружная патриархальная семья дворовых людей, которые всю жизнь преданно и верно служили своим хозяевам. Жили они здесь же, в небольшой пристройке-людской, но часто ночевали и прямо в доме, при необходимости застилая какие-то сундучки или лавочки.
Там же в людской им готовила кушать 'черная кухарка' Анфиса, а Настасья, бывшая когда-то моей нянюшкой, но по старости лет перешедшая на покой, помогала ей по мере своих сил.
Людей было много, даже избыточно на мой взгляд, но так было почти во всех дворянских усадьбах, иначе ни те, ни другие просто бы не выжили друг без друга. Я знала, что иногда в крупных дворянских поместьях число дворовых людей превышало сотни, их и считали отдельно, и в списках указывали особым образом. Положение их в чем-то было легче простых крестьян — все-таки работа в доме проще, чем в поле, но и труднее — они в большей степени зависели от своих хозяев. Это ладно, если барин с барыней добрые, а если, не дай Бог, Салтычиха — изуверша какая-нибудь попадется! Тут уж даже тяжелой доле крестьян позавидуешь!
Понимала я их хорошо, только речь их была несколько устаревшей, со многими местными словечками и каким-то неуловимым говором. Что интересно, я сама воспринималась всеми как лицо знакомое и близкое, никто не кричал: 'Хватай демона! Барыня-то ненастоящая', как в известном фильме, здесь мои распоряжения воспринимались всеми окружающими как само собой разумеющиеся, выполнялись беспрекословно, даже с радостью, с осознанием, что они могут помочь мне и своей барышне-деточке. Видно, что Машеньку здесь искренне любили, а меня уважали и немного побаивались, называя про себя 'строгой барыней'.
Но задумываться некогда, надо Машеньку лечить. Эти люди мне не большие советчики, они только исполнители, вот и пришлось мне принять на себя функции и врача, и сиделки, и распорядительницы. Хоть я и не самый лучший терапевт, но телевизор и Интернет свое влияние оказывает, так что даже самый здоровый человек примерно представляет, как лечить основные заболевания. Я с помощью горничных поила девушку горячим питьем, обтирала уксусной водой, растирала грудь какими-то мазями. Но все мои усилия были пока бесполезны. Маша горела, кашляла, ей становилось все хуже, ничего не помогало, хотя прошло почти полдня и ночь.
Лукерья предложила отправить Степана за лекарем, благо метель совсем утихла и тот успел и покушать, и передохнуть. Я согласилась, хуже не будет, хотя и сомневалась, что в это время доктор может чем-то помочь человеку с сильной простудой или бронхитом, которые, как я думаю, были у девушки. По крайней мере, хрипела грудь у нее не хило, да и кашель пробивал ее слабенькое тело так, что бедняжка выбивалась из сил. Сознание к ней то возвращалось, то пропадало, что мне, в общем-то, было на руку, разговоры разговаривать будем позже.
Лекарь местный, Карл Карлович, которого все так ждали, прибыл достаточно быстро, на мое счастье он был на приеме у соседки, всего в нескольких верстах от нас. Так что уже через полчаса он был у нас. Но он даже руки не помыл, не послушал Машу, просто постоял рядышком, за руку подержал, якобы пульс послушал, а чего уж он услышал, бог весть. Выдал какие-то порошки и отбыл восвояси, получив с Лукерьи плату за визит.
А к ночи Машеньке стало еще хуже, она вся горела, близился кризис, который должен был все решить, и что-то я стала паниковать. Да и в доме так душно стало, печи сильно протопили. Решила я выйти на воздух постоять, подумать, помолиться, хотя не часто это и делала. Но раз один раз Господь услышал мои молитвы, может, и сейчас поможет. Вышла я на крылечко, подняла глаза к небу, а оно такое ясное, звезды огромные, лучистые, каких мы уже давно не видим в своих городах.
И опять так искренне у меня вырвалось: 'Господи, не за себя сейчас прошу. Спаси и помоги этому дитя, ведь совсем молоденькая, так жалко! Пошли ей выздоровление!' А сама подумала: 'Сейчас выпить бы ей хоть маленькую таблеточку какого-нибудь антибиотика и все было бы хорошо!!' И знаете, какой-то звук услышала, как бывает, когда СМС-ку отправляешь! Типа, принято, постараемся помочь!
И сразу меня ноги сами в дом понесли к моим вещам. Стала я в них копаться — и что вы думаете, на самом дне одного из сундуков действительно нашла упаковку антибиотика, самого лучшего и самого сильного! Вот тут-то я не выдержала, упала на колени и от всей души выдохнула: 'Спасибо тебе, Господи!'
Вытащила все таблетки из упаковки, кинула ее быстрее в печь, чтобы и следов не осталось, завернула таблетки в платочек, а сама быстрее взяла одну, растолкла в порошок и пошла в комнату. Пока я так возилась, в комнату неспешно вплыл какой-то священник в скромном облачении. Оказалось, местный товарищ, рядом живет, всех знает и всех окормляет. В Васино была небольшая деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, где он и служил. Прихожан было немного и видимо, до него и дошла молва о болезни Машеньки.
И опять я действовала на автомате, подошла под благословение, поцеловала руку, спросила только: 'Отец Павел, а Вы-то как здесь?' На что мне густым басом ответили: 'Как же мне не быть, прослышал я, что Машенька плоха, вот и пришел ее исповедовать и причастить!'
Ох, и рассердилась я, но виду не показываю, знаю, что в это время Церковь всем правит, с ней спорить себе дороже. Говорю спокойно: 'Рано Вы, батюшка, Машеньку в покойницы записывает, тут Карл Карлович какие-то порошки оставил, сказал, сильно хорошие, вот и посмотрим, может, помогут они! А уж если не помогут, так тому и быть!' Покивал он головой, стоит рядышком, молитвы бормочет, кадилом машет. Вот и славно, хоть мешать не будет.
Выпоила я Маше свою таблетку под видом порошка лекарского, дала запить молоком горячим, и присела в кресле рядышком. Оставалось только ждать да на чудо надеяться. И видно, в тишине да тепле я задремала.
Чувствую, что охватила меня уже знакомая метель, понесла вновь куда-то. И очутилась я снова как ни в чем не бывало в своей машине, за рулем, хотя хорошо помню, что из нее выходила, а рядом телефон лежит, заливается! И только мокрые следы растаявшего снега на полу напоминали о метели, которая вновь вернула меня на место. Оказалось, что прошло часа три и за это время было 10 пропущенных звонков и 15 СМС от Инки! Совсем я про нее, бедняжку, забыла!
Взяла трубку, говорю: 'Алле!'. А в ответ сначала тишина, а потом через секунду — звуки плача, перемежающиеся с очень солеными матерными выражениями! Вот так на, ни разу при мне Инка не ревела, это я любительница слезки полить, а она-то стойкий солдатик, привыкший выслушивать жалобы других и не принимающий от этого близко к сердцу все эти 'сопли с сахаром', как она выражалась.
Впервые Инна так сильно переживала за меня — метель бушевала и у них на даче, да так, что и носа не высунешь, связи со мной не было, и она уже напридумывала самых страшных страстей. И так мне приятно было осознать, что за меня переживают и ценят, что я уже была совсем спокойна и свое перемещение восприняла как самое обыденное событие. Видно, и здесь во мне нуждались.
Пришлось успокаивать подругу, объяснять, что из-за метели связи не было, что у меня все нормально, но на дачу я уже не поеду, а поеду домой, короче, вешать лапшу на уши профессионалу. Вроде поверила, потом ворчать стала, значит, отошла, все порывалась ко мне приехать, проведать, да сто раз переспросила, правда, что у меня все в порядке и я себя нормально чувствую. Еле успокоила. И что еще интересно — по времени, как я уже говорила, здесь всего часа три, самое большое четыре прошло, а в прошлом полдня и почти вся ночь.
Осознание тоже появилось, что и тут я, и там, в прошлом, тоже я, два тела, совпадающих во всем, два сознания, действующих совершенно осознанно в своих обстоятельствах, и никакой шизофрении! Но думать об этом себе дороже, только голову зря сломаешь! И здесь тоже метель утихать стала, видимость улучшилась, да и мотор вновь завелся. Поехала я потихонечку, решив, что 'есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам', — как говорил Шекспир.
Приехала я благополучно, вошла в квартиру, встреченная не очень довольным мурчанием — ворчанием своего кота Мурзика, который не любил, когда я надолго уходила из дома, и его теплым носом, который ткнулся мне в руку, когда я его погладила привычно. Поели мы с ним тем, что в холодильнике нашли, села я передохнуть, подумать, что мне дальше делать.
Я почему-то уже не сомневалась, что смогу и дальше путешествовать из века в век, но важно было определиться, чем я могу помочь этим людям и как сделать так, чтобы никто ни в одном из миров ни о чем не догадался, ведь психушки что тогда, что и сейчас работают исправно, и если я начну всем рассказывать о своих перемещениях, мне их не избежать! Короче, мыслей было много, а дел еще больше.
Глава 3. Знакомство с самой собой (Я это или не Я?)
Следующее несколько часов я так и сделала, не столько раздумывая о своих приключениях, их причинах и принципе перемещения из будущего в прошлое и назад, сколько собираясь и действуя. Выпотрошила свою аптечку, решив по пословице: 'на Бога надейся, а сам не плошай, нечего лишний раз беспокоить просьбами', выбрала основные жаропонижающие и отхаркивающие лекарства, таблетки от давления, желудка, сердца.
Сбегала и быстро купила в ближайшей аптеке еще кое-что дополнительное по совету аптекаря, дамы в возрасте, которой я сказала, что еду к знакомым в деревню, а там живут одни старички, у которых и пенсия маленькая, да и возможностей купить лекарства особых нет. На это она мне выложила целую кучу таблеток, мазей, бутылочек с настойками, причем все лекарства были не из модных да дорогих, а простые, но действенные. Каждое лекарство я уже дома по возможности избавила от упаковок, надписи на бутылочках стерла так, что читать могла только я, сложила таблетки в платочки, вложила в них маленькие бумажки, где все подписала, как и сколько принимать, да отчего каждое средство.
Нашла сумочку, которую мне сделала и вышила в подарок одна из мамочек и которая напоминала 'ридикюльчик' из прошлого, и сложила туда все запасы. Получился достаточно объемный мешочек. Добавила туда же и рецепты своих любимых салатов, горячих блюд и пирогов с тортами. Авось и пригодятся. Кулинарка я не сильная, для себя готовила редко, но на все наши девичьи посиделки, которые часто проходили у меня дома, стол старалась накрыть вкусный и интересный.
