Метель или Барыня- попаданка

Книга I. МИР.

Посвящается моей маме, Ивановой Марии Ивановне, уроженке деревни Васино Дорогобужского района Смоленской области.

Глава 1. Метель.

Вот знала, что Инка настойчива, и ей трудно отказать, только сегодня она позвонила и все всколыхнула, изменила все планы: 'Приезжай на дачу на выходные, посидим у камина. Мой уехал, Танюшка у свекрови, будем одни! Винца выпьем, посплетничаем всласть, мы так давно не общались.. И бла-бла-бла!' Да уж давно — неделю назад виделись, очень соскучились!!!

Хотела отделаться, но фиг от нее отобъешься, может она уговаривать, недаром психологом работает! Да и не умела я ей никогда отказывать, всегда одно и тоже было — она что-нибудь придумает, а я отдуваюсь! С самого детства это началось! Сколько мне из-за нее попадало, сколько раз мы с ней ругались и расходились 'навсегда!!!!!', но вновь мирились и сходились, как всегда притягиваются и сходятся разноименные полюса магнитов.

Да как не сойтись, ведь все наши 35 лет мы с ней и дружим. И жили в одном доме, только в соседних подъездах, и учились вместе в одном классе, а потом и в одном пединституте, только на разных факультетах. Я начфак кончила, всегда маленьких учить мечтала, а она на 'писихолога', как мои детки говорили, выучилась, сейчас известный семейный психолог-консультант, которой я исправно поставляю своих мамочек да их знакомых. И мне хорошо — меньше нервы треплют своими семейными дрязгами да разборками, да и Инке копейка лишняя не бывает.

Она даже время от времени и мне отстегивает за 'сводничество', как она выражается или подарки делает хорошие. И замуж мы почти одновременно вышли. Только она благополучно живет со своим Володей, дочку-красавицу 10-летнюю имеет, единственную Танюшку среди десятка Милан, Милен, Софий, Диан, даже Анджелина у нас с Есенией в школе есть. Да и как ей не быть Татьяной, ежели родилась девочка как раз в веселый день всех студентов, 25 января и "устроительницей" была отличной, оправдывая свое имя. Была она моей ученицей да любимицей, которую я помогала нянчить с детства и для которой я дома просто тетя Наташа, но в классе — как и для всех — Наталья Алексеевна, и попадает ей за дело наравне со всеми.

А вот мне не повезло — вроде все поначалу и неплохо было, а потом мой Сашенька спиваться начал помаленьку, ревновать на пустом месте, да язык полегоньку распускать, до рукоприкладства, правда не доходило, но ругаться мы стали очень часто и по пустякам. Потерпела я так почти 5 лет да и послала его нафиг, благо детей мы так и не заимели. Развели нас быстро, имущество и квартиру делить не надо было, так как жили мы у меня, в еще родительской квартире. Слышала потом краем уха, что он из Москвы в Питер перебрался и вроде даже женился, даже ребенка заимел, но я его искать не стала, да и он не искал, видно, у нас обоих отболело, улеглось все.

Еще после него были попытки семью создать, да все что-то не складывалось у меня. Да и детей я так ни с кем из мужчин и не завела, как ни старалась, даже ЭКО сделать хотела или усыновить кого-нибудь, а потом поняла, что вместо одного ребенка мне каждые 4 года по 25 деток усыновлять приходится, и, как говорят, 'вышла замуж за работу', успокоилась.

Родители мои ушли друг за дружкой, мама от инфаркта, а отец почти следом за ней от инсульта. Тут уж Инна меня хорошо поддержала, помогла и с похоронами, и с вступлением в наследство, и с обменом нашей старенькой двушки на новую квартиру, правда, однушку, но в новом доме с хорошей планировкой и почти с такой же площадью. Так что отказывала я ей редко, помогали мы друг другу во всем, близки были душами так, как иные родные сестры не бывают.

Так что и в этот раз уговорила меня подружайка, поперла я за тридевять земель на эту чертову дачу, хотя и видела, что погода ухудшается! По городу-то моя 'Маздочка', кстати, тоже купленная с помощью Инки в хорошем салоне под минимальную рассрочку, неплохо шла, дороги чистые, машин немного.

Но как выехала я за город, в чисто поле, так ветер задул все сильнее, да так, что стекла снегом залепило, дворники не справлялись! Куда ехать, непонятно, дороги совсем не видно, да еще и мотор не вовремя глохнуть стал, чихал, чихал, да и совсем замолк! И как назло — на дороге никого! Да и дураков особо нет перед Рождеством выезжать куда-то за город, да еще и в такую погоду, все едут в супермаркеты за продуктами да за подарками! Это в городе — люди и свет — а здесь только ветер да снег кругом. И хоть в машине и тепло, но понимаю я, что это счастье не надолго! Скоро аккумулятор сядет, бензин кончится, а его в баке было и не так и много, и придет за мной Большой Северный Песец!

И что-то так мне страшно стало! Даже в жар кинуло, прямо как волной обдало! Да и в туалет от страха так резко захотела! Решила выйти из машины, может, что-то увижу или услышу, дорогу разгляжу, помочь кого-нибудь попрошу, да заодно и попробую дела свои сделать! Только зря я так поступила! Не успела отойти от двери и двух шагов, как вдруг воздух сгустился, уплотнился, стал таким тяжелым, что дыхание захватило, метель стала охватывать меня плотным коконом, окутывать со всех сторон и поднимать вверх! Я стала задыхаться, в глазах потемнело, я уже не видела, а только чувствовала, как ветер превратился в сильный, ощущаемый всем телом поток, который целенаправленно нес меня куда-то.

Страха особого не было, было скорее непонимание ситуации, но ощущала я себя маленькой снежинкой, одной из тысяч в этой нескончаемой метельной круговерти, которую крутят и верят, как хотят! И почему-то вдруг в голове зазвучал вальс Георгия Свиридова из старого фильма 'Метель', который меня успокоил. Беспокойство мое понемногу утихло, но не исчезло, и я, человек не особо верующий, вдруг взмолилась искренне, от всей души: 'Господи, Спаси и Сохрани, перенеси меня туда, где мне будут рады!!' Я-то имела в виду подругу свою, а получилось, что вновь понесло меня куда-то, вертело, голова закружилась, в глазах окончательно потемнело, я уже было решила, что настал мой конец, и совсем отключилась.

Не знаю, долго ли я так в беспамятстве была, только очнулась я в какой-то теплой то ли коробочке, то ли домике, среди подушечек, тряпок, каких-то увязочек и сундучков. В голове откуда-то всплыло слово 'возок' и осознание, что и здесь я еду куда-то, только очень медленно, переваливаясь и слабо трясясь по сугробам.

В тусклом свете угольков, которые слабо теплились в ящичке под лавкой, и слабом огоньке светильника под самым потолком, я еле разглядела, что рядом со мной полусидит, полулежит незнакомая мне очень юная девушка, которую я вроде и не знаю, но почему-то чувствую, что она мне близка и дорога.

Только видно было, что ей очень плохо. Она тяжело дышала, вся горела, была в полуобморочном состоянии и только стонала тихонько. Обратила внимание, что сама я изменилась — то есть сознание мое, тело тоже вроде мое, а вот одежда и внешний вид совсем не мой. В руках муфточка, почти как у героини фильма 'Карнавальная ночь', на мне красивое старинное платье, как носили в начале 19 века, на голове какая-то шляпка— капор, покрытая теплой шалью, завязанной на спине, а я их с отроду не надевала. Да и девушка была одета в похожую старинную одежду.

Напротив нас, прижавшись друг к другу, как испуганные птички, сидели две девчушки в простых полушубках, выглядевшие чуть постарше моих восьмиклашек, детей моего предыдущего выпуска. И опять в голове появилось осознание, что это наши горничные Даша и Катюшка, сиротки, взятые из деревни для службы нам.

Тут я поняла, что попала в прошлое, недаром подсела на книги про попаданцев — рассказы о людях нашего времени, которых переносило в разные страны и времена, в прошлое или будущее, в разные фантастические миры. Любила я такие истории, особенно про попадание в прошлое России, но никак не ожидала, что сама стану героиней одной из них. Пробило меня еще раз не по-детски не столько от страха, сколько от неопределенности положения, но почему-то я была уверена, что все будет хорошо.

Да и особо переживать было некогда, надо было определяться — где мы и кто такая эта девушка, да и я сама кто такая. Начала осматриваться и нашла какой-то то ли кисет, то ли мешочек — оказалось, дамская сумочка такая. Начинаю в ней копошиться — и на мое счастье нахожу какие-то бумаги, слава Богу, на русском языке. Так, читаю, хоть и с трудом, орфография и буквы дореформенные, старинные, но понять можно. Постепенно начинаю вникать, правда в письме 'много букв', как сейчас говорят, которые я пропускаю, чтобы узнать основное: 'Любезнейшая моя, дорогая подруга Аннет! Тысяча благодарностей за Ваше гостеприимство и прекрасное время, проведенное вместе с тобой и твоими родителями. Надеюсь иметь удовольствие ещё раз тебя обнять и от души посплетничать обо всем и обо всех. Как я уже говорила, мы возвращаемся в мое имение Васино Дорогобужского уезда, чтобы встретить Рождество'. Так, тут много всего, но подробности потом, потом еще раз спокойно перечитаю. Ага, вот самое главное: 'Моя крестная Наталья Алексеевна также присоединяется к приглашению и ждёт вас с нетерпением на праздники'. И подпись: 'Твоя подруга Мария Ивановна И. 12 декабря 1811 г. '.

Интересно, почему письмо не отправлено, видно, не успела Маша это сделать. Но оно мне очень помогло! Постепенно я начинаю что-то понимать и вспоминать, но пока туманно. Итак, замечательно, имя — отчество совпадает с моим, так что путаться не буду. И имя девушки такое родное — мама моя такое же носила, да и деревня и уезд, вернее район в современности, где она жила, так же назывались. С этим все ясно, теперь надо узнать, далеко ли это Васино.

Тут, на мое счастье, возок остановился. Мужской голос прокричал: 'Ой, барыня, беда, совсем мы в метели заплутали, ни зги не видно! Как бы нам не пропасть!' Боже мой, и тут метель! Но делать что-то надо, а то и здесь погибнуть можем! Мне пришлось с трудом приоткрыть дверь и выглянуть наружу. Сначала ничего не было видно и слышно, кроме серой мглы и завывания ветра.

Но когда глаза и уши немного привыкли, да и ветер, как мне показалось, стал несколько ослабевать, я вдруг услышала слабые звуки, похожие на равномерный стук. Сначала решила, что мне показалось, но стук повторялся через промежутки. Я закричала: 'Слышишь, Степан, где-то стучат!' Почему назвала нашего извозчика именно так, и сама не знаю, но, видимо не ошиблась, потому что мужчина не удивился, а тоже проговорил: 'И правда, барыня, стучат! Видно, бьют в колокол! Ну, теперь, слава Богу, найдем дорогу! Налево надо править! Ну, родные, выноси!'

Лошади, видимо, тоже услышавшие стук и почуявшие дом и тепло, как-то подбодрились, дернули с места так резко, что я чуть не свалилась с сиденья. Несколько следующих минут дороги показались мне вечностью, нас уже трясло по сугробам так, что мне пришлось придерживаться за лавку одной рукой, чтобы окончательно не свалиться, а другой придерживать Машеньку, как я сразу стала называть девушку, невольной компаньонкой которой я стала.

Наконец-то мы поехали по более ровной дороге, которая шла мимо аллеи из заснеженных деревьев, еле видных в окошко, и остановились около какого-то большого дома-усадьбы, едва освещенного небольшими лампами по краям крылечка, к которому мы подъехали наконец. Послышался шум, женский голос спросил что-то, Степан ответил, но я уже не вникала — мы добрались, это главное! Теперь мне было важно было попробовать как-то выйти из возка самой и вынести Машеньку, которая была без сознания. На мое счастье голоса приблизились, дверь открылась и ко мне заглянула пожилая женщина. Около нее стояли еще какие-то люди, которые говорили почти разом, так что и разобрать было невозможно.

Было слышно только, как какой-то старичок, который стоял ближе всех, бубнил в густою бороду что-то про то, что 'завсегда в такую метель бьет в колокол, чтобы ежели кто заблудился, мог услышать да найти дорогу!' На эти слова Степан, который слез с облучка (кажется, так называлось его сиденье) стал обнимать его и тискать со словами: 'Ты -то нас и вывел, Антипушка, ты-то нас и спас!', чем ввел того в еще большее смущение.

Старушка, увидев нас, запричитала, захлебываясь в едва сдерживаемых рыданиях: 'Ахти, барыня, что же это! Что с барышней? Жива ли она?' И хотя я видела всех этих людей впервые, я старалась ничему не удивляться, а ответила: 'Жива, жива, только очень плоха! Видно, где-то простыла, в горячке она! Зови кого-нибудь, надо в дом ее срочно нести!'

Тут старушка закричала: 'Ванька, Прошка, где вы, Ироды, бегом сюда, надо барышню в дом отнесть'. Короче, встреча была хоть и бурная, но суетливая, немного бестолковая, и мне пришлось невольно всех строить, как своих школьников. Под мои команды прибежали какие-то парни, помогли выйти мне, вынесли Машеньку, и вся наша компания, сопровождаемая причитаниями старушки, бормотанием Степана, который остался во дворе, чтобы обиходить вместе с Антипом лошадей, и звуками стихающей метели, вошла в дом.

Глава 2. Усадьба и ее обитатели.

Дом был длинный, вытянутый, комнаты шли друг за другом, как сейчас бы сказали — "вагончиками", влево и вправо от центрального входа, составляя анфиладу. Двери во всех комнатах были открыты, что создавало впечатление их бесконечности, но не всегда ощущение тепла, так как, хотя изразцовые печи, встроенные в стены, и были в каждой комнате, тепла они давали не так уж много, да и оно и расходилось по всему дому. Поэтому неудивительно, что даже в комнатах ходили достаточно тепло одетыми, особенно зимой, в "трусах и майке", как сейчас при наличии центрального отопления, здесь не побегаешь. И спали недаром в теплых длинных ночных рубашках до пят, а на голову одевали колпаки и чепчики, которые не только ее согревали, но и предохраняли от попадания в волосы разных насекомых, водившихся даже в домах дворян, не говоря уж о простом народе.

Видно, что дом старый, деревянный пол, хоть и с красивым узором посередине, уже сильно вытоптан, тканевая обивка стен неяркая, выцветшая, мебель немного потертая. Я с интересом рассмотрела, что по углам стоят столы на изогнутых ножках со стульями с такими же необычными ножками, небольшие диванчики, на которых, скорее всего, было удобно сидеть, но не очень удобно лежать, а рядом — пуфики и мягкие банкеточки. Я глядела на все это, как на музейную обстановку, с которой была знакома по многочисленным экскурсиям в усадьбы Подмосковья, на которые ездила с детьми, но теперь это были не экспонаты, а действующая мебель, с которой мне еще придется знакомиться и обживать. Но долго задерживаться здесь мне было особо некогда, потом этим займусь, все же я не в музее.

В доме было очень много народу, в основном пожилого возраста, но все они или топтались и причитали без пользы, или стояли в ступоре и мало чем могли помочь. Было видно, что они ждут приказов от "вышестоящего начальства", но готовы выполнять их быстро и беспрекословно. Единственное, что меня немного смущало — я обращалась к ним не на "Вы" и по имени-отчеству, как всегда мы привыкли делать, а на "Ты" и просто по имени, но это никого не удивляло— я ведь Барыня, значит, имею право!

Пришлось мне с порога продолжать распоряжаться, так как старушка, которую звали Лукерьей, оказавшейся, как я узнала в последствие, бывшей няней Маши и нашей экономкой— ключницей, ответственной за все припасы в доме, неуловимо похожая на Пушкинскую Арину Родионовну, только причитала, да молитвы бормотала, да и от остальных толку было мало.

Я вошла в свою привычную учительскую роль и начала раздавать спокойным голосом распоряжения. Заставила перестелить кровать в самой теплой и удобной спальне, которая как раз принадлежала барышне, положить на нее Машу, приказала горничной расшнуровать ей платье, принести побольше чистого белья, полотенец, приготовить воду с уксусом, найти сушёную малину или еще какие-нибудь травы и заварить их, и так далее.

В одной из комнат, которая оказалась принадлежащей мне спальней, стояла широкая кровать, с легким, почти прозрачным пологом и балдахином, которые защищали летом от мух и других насекомых. Тут же были и какие-то сундуки с вещами. Среди всякой одежды, лежащей в них, горничная нашла для меня одеяние типа халата, в которое и переоделась, с трудом сняв свое прежнее платье, еле разобравшись в застежках и юбках, с которыми мне помогла справиться Даша, разбиравшаяся в них гораздо увереннее меня.

Свет в комнатах и спальне давали люстры, канделябры, жирандоли— подсвечники, на которых по кругу располагались свечи. Стояли они на столе и небольшом камине, который сейчас уютно потрескивал. Освещение было достаточно яркое, но непривычное для моих глаз — свечи горели неравномерно, потрескивали, иногда тухли, издавали довольно своеобразный запах, к чему надо было еще привыкнуть.

Центральной комнатой, как я позже узнала и в которую мы вошли сразу по приезду, была гостиная, сама главная и обустроенная комната. Именно в ней стояла вся парадная мебель и проводились приемы. Чтобы гостям было удобно, в гостиной были устроены и специальные 'уголки', отделенные от основного помещения высокими растениями в кадках или жардиньерками — специальными полочками для цветов.

Тут также стояли ломберные столы для игры в карты, покрытые зеленым сукном и небольшие изящные столики, на которых были разложены альбомы для стихов, закрытые закладками книги, еще что-то. На стенах были развешаны портреты мужчин и женщин в старинной одежде и напудренных париках — видимо, портреты предков, и картины — чаще всего виды природы.

Были в доме и диванная — комната для отдыха и домашних занятий, кабинет и библиотека — строгие комнаты, отделанные лакированным деревом, со шкафами для книг, бюро и секретерами, бильярдная — специальная комната для игры в бильярд, сейчас закрытые и запущенные, будуар — дамская комната для отдыха и приема друзей.

Имелись парадная столовая и буфетная — комната рядом со столовой для хранения дорогой серебряной и фарфоровой посуды, скатертей. В буфетную доставляли готовые блюда из кухни. Здесь главным по "тарелочкам" был лакей и он же дворецкий Николай, важный, как английский лорд. Его особо не любили, так как он любил 'стучать' на остальных, жалуясь барыне на малейшие проступки людей. Был также его вдовый взрослый сын, тоже Николай, или как все его звали, Коля— младший, который исполнял обязанности истопника и следивший за всеми печами и каминами дома.

Саму же кухня была размещена в самом конце дома, подальше от главных комнат, чтобы не раздражать хозяина и его гостей неприятными запахами. На нашей кухне главой и хозяйкой была Степанида, сестра Степана — видно, их родители, в отличие от современных, сильно не заморачивались с именами. Ей помогала мыть посуду и убираться после готовки ее дочка Варвара. Прибирали в комнатах и ухаживали за нами наши горничные — у Маши Катюшка, сестренка-погодок моей горничной Даши. Была и и Глаша, наша прачка и смотритель всей одежды и белья.

За домом были и надворные постройки с коровником, в которой главной была Клава (тут я невольно усмехнулась, вспомнив про компьютерную клавиатуру) или Клавдеюшка, как ее чаще звали, коровница, следящая также и за всеми животными и птицами усадьбы. Была и конюшня с лошадьми и их хозяином — Степаном, местным 'таксистом', кучером, а Антип служил сторожем. Иван был сыном Антипа и Лукерьи и работал дворником, а Прохор — сын Степана и Клавдии, помогал своему отцу ухаживать за лошадьми и другими животными.

В доме шныряли еще два мальчишки-казачка Вася и Егорка, они докладывали о приезде гостей, бегали с различными поручениями, разносили угощения во время званых обедов, короче, были мальчиками на побегушках. Самым незаметным, но очень нужным человеком был работник по дому Архип, готовый и дрова наколоть, и воды принести, и туалет вычистить, и определенный на столь не престижные работы за свое увлечение горячительными напитками.

Степанида и Глафира были вдовами, все их дети, кроме Варвары, уже жили отдельными семьями.

Вот такая дружная патриархальная семья дворовых людей, которые всю жизнь преданно и верно служили своим хозяевам. Жили они здесь же, в небольшой пристройке-людской, но часто ночевали и прямо в доме, при необходимости застилая какие-то сундучки или лавочки.

Там же в людской им готовила кушать 'черная кухарка' Анфиса, а Настасья, бывшая когда-то моей нянюшкой, но по старости лет перешедшая на покой, помогала ей по мере своих сил.

Людей было много, даже избыточно на мой взгляд, но так было почти во всех дворянских усадьбах, иначе ни те, ни другие просто бы не выжили друг без друга. Я знала, что иногда в крупных дворянских поместьях число дворовых людей превышало сотни, их и считали отдельно, и в списках указывали особым образом. Положение их в чем-то было легче простых крестьян — все-таки работа в доме проще, чем в поле, но и труднее — они в большей степени зависели от своих хозяев. Это ладно, если барин с барыней добрые, а если, не дай Бог, Салтычиха — изуверша какая-нибудь попадется! Тут уж даже тяжелой доле крестьян позавидуешь!

Понимала я их хорошо, только речь их была несколько устаревшей, со многими местными словечками и каким-то неуловимым говором. Что интересно, я сама воспринималась всеми как лицо знакомое и близкое, никто не кричал: 'Хватай демона! Барыня-то ненастоящая', как в известном фильме, здесь мои распоряжения воспринимались всеми окружающими как само собой разумеющиеся, выполнялись беспрекословно, даже с радостью, с осознанием, что они могут помочь мне и своей барышне-деточке. Видно, что Машеньку здесь искренне любили, а меня уважали и немного побаивались, называя про себя 'строгой барыней'.

Но задумываться некогда, надо Машеньку лечить. Эти люди мне не большие советчики, они только исполнители, вот и пришлось мне принять на себя функции и врача, и сиделки, и распорядительницы. Хоть я и не самый лучший терапевт, но телевизор и Интернет свое влияние оказывает, так что даже самый здоровый человек примерно представляет, как лечить основные заболевания. Я с помощью горничных поила девушку горячим питьем, обтирала уксусной водой, растирала грудь какими-то мазями. Но все мои усилия были пока бесполезны. Маша горела, кашляла, ей становилось все хуже, ничего не помогало, хотя прошло почти полдня и ночь.

Лукерья предложила отправить Степана за лекарем, благо метель совсем утихла и тот успел и покушать, и передохнуть. Я согласилась, хуже не будет, хотя и сомневалась, что в это время доктор может чем-то помочь человеку с сильной простудой или бронхитом, которые, как я думаю, были у девушки. По крайней мере, хрипела грудь у нее не хило, да и кашель пробивал ее слабенькое тело так, что бедняжка выбивалась из сил. Сознание к ней то возвращалось, то пропадало, что мне, в общем-то, было на руку, разговоры разговаривать будем позже.

Лекарь местный, Карл Карлович, которого все так ждали, прибыл достаточно быстро, на мое счастье он был на приеме у соседки, всего в нескольких верстах от нас. Так что уже через полчаса он был у нас. Но он даже руки не помыл, не послушал Машу, просто постоял рядышком, за руку подержал, якобы пульс послушал, а чего уж он услышал, бог весть. Выдал какие-то порошки и отбыл восвояси, получив с Лукерьи плату за визит.

А к ночи Машеньке стало еще хуже, она вся горела, близился кризис, который должен был все решить, и что-то я стала паниковать. Да и в доме так душно стало, печи сильно протопили. Решила я выйти на воздух постоять, подумать, помолиться, хотя не часто это и делала. Но раз один раз Господь услышал мои молитвы, может, и сейчас поможет. Вышла я на крылечко, подняла глаза к небу, а оно такое ясное, звезды огромные, лучистые, каких мы уже давно не видим в своих городах.

И опять так искренне у меня вырвалось: 'Господи, не за себя сейчас прошу. Спаси и помоги этому дитя, ведь совсем молоденькая, так жалко! Пошли ей выздоровление!' А сама подумала: 'Сейчас выпить бы ей хоть маленькую таблеточку какого-нибудь антибиотика и все было бы хорошо!!' И знаете, какой-то звук услышала, как бывает, когда СМС-ку отправляешь! Типа, принято, постараемся помочь!

И сразу меня ноги сами в дом понесли к моим вещам. Стала я в них копаться — и что вы думаете, на самом дне одного из сундуков действительно нашла упаковку антибиотика, самого лучшего и самого сильного! Вот тут-то я не выдержала, упала на колени и от всей души выдохнула: 'Спасибо тебе, Господи!'

Вытащила все таблетки из упаковки, кинула ее быстрее в печь, чтобы и следов не осталось, завернула таблетки в платочек, а сама быстрее взяла одну, растолкла в порошок и пошла в комнату. Пока я так возилась, в комнату неспешно вплыл какой-то священник в скромном облачении. Оказалось, местный товарищ, рядом живет, всех знает и всех окормляет. В Васино была небольшая деревянная церковь Успения Пресвятой Богородицы, где он и служил. Прихожан было немного и видимо, до него и дошла молва о болезни Машеньки.

И опять я действовала на автомате, подошла под благословение, поцеловала руку, спросила только: 'Отец Павел, а Вы-то как здесь?' На что мне густым басом ответили: 'Как же мне не быть, прослышал я, что Машенька плоха, вот и пришел ее исповедовать и причастить!'

Ох, и рассердилась я, но виду не показываю, знаю, что в это время Церковь всем правит, с ней спорить себе дороже. Говорю спокойно: 'Рано Вы, батюшка, Машеньку в покойницы записывает, тут Карл Карлович какие-то порошки оставил, сказал, сильно хорошие, вот и посмотрим, может, помогут они! А уж если не помогут, так тому и быть!' Покивал он головой, стоит рядышком, молитвы бормочет, кадилом машет. Вот и славно, хоть мешать не будет.

Выпоила я Маше свою таблетку под видом порошка лекарского, дала запить молоком горячим, и присела в кресле рядышком. Оставалось только ждать да на чудо надеяться. И видно, в тишине да тепле я задремала.

Чувствую, что охватила меня уже знакомая метель, понесла вновь куда-то. И очутилась я снова как ни в чем не бывало в своей машине, за рулем, хотя хорошо помню, что из нее выходила, а рядом телефон лежит, заливается! И только мокрые следы растаявшего снега на полу напоминали о метели, которая вновь вернула меня на место. Оказалось, что прошло часа три и за это время было 10 пропущенных звонков и 15 СМС от Инки! Совсем я про нее, бедняжку, забыла!

Взяла трубку, говорю: 'Алле!'. А в ответ сначала тишина, а потом через секунду — звуки плача, перемежающиеся с очень солеными матерными выражениями! Вот так на, ни разу при мне Инка не ревела, это я любительница слезки полить, а она-то стойкий солдатик, привыкший выслушивать жалобы других и не принимающий от этого близко к сердцу все эти 'сопли с сахаром', как она выражалась.

Впервые Инна так сильно переживала за меня — метель бушевала и у них на даче, да так, что и носа не высунешь, связи со мной не было, и она уже напридумывала самых страшных страстей. И так мне приятно было осознать, что за меня переживают и ценят, что я уже была совсем спокойна и свое перемещение восприняла как самое обыденное событие. Видно, и здесь во мне нуждались.

Пришлось успокаивать подругу, объяснять, что из-за метели связи не было, что у меня все нормально, но на дачу я уже не поеду, а поеду домой, короче, вешать лапшу на уши профессионалу. Вроде поверила, потом ворчать стала, значит, отошла, все порывалась ко мне приехать, проведать, да сто раз переспросила, правда, что у меня все в порядке и я себя нормально чувствую. Еле успокоила. И что еще интересно — по времени, как я уже говорила, здесь всего часа три, самое большое четыре прошло, а в прошлом полдня и почти вся ночь.

Осознание тоже появилось, что и тут я, и там, в прошлом, тоже я, два тела, совпадающих во всем, два сознания, действующих совершенно осознанно в своих обстоятельствах, и никакой шизофрении! Но думать об этом себе дороже, только голову зря сломаешь! И здесь тоже метель утихать стала, видимость улучшилась, да и мотор вновь завелся. Поехала я потихонечку, решив, что 'есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам', — как говорил Шекспир.

Приехала я благополучно, вошла в квартиру, встреченная не очень довольным мурчанием — ворчанием своего кота Мурзика, который не любил, когда я надолго уходила из дома, и его теплым носом, который ткнулся мне в руку, когда я его погладила привычно. Поели мы с ним тем, что в холодильнике нашли, села я передохнуть, подумать, что мне дальше делать.

Я почему-то уже не сомневалась, что смогу и дальше путешествовать из века в век, но важно было определиться, чем я могу помочь этим людям и как сделать так, чтобы никто ни в одном из миров ни о чем не догадался, ведь психушки что тогда, что и сейчас работают исправно, и если я начну всем рассказывать о своих перемещениях, мне их не избежать! Короче, мыслей было много, а дел еще больше.

Глава 3. Знакомство с самой собой (Я это или не Я?)

Следующее несколько часов я так и сделала, не столько раздумывая о своих приключениях, их причинах и принципе перемещения из будущего в прошлое и назад, сколько собираясь и действуя. Выпотрошила свою аптечку, решив по пословице: 'на Бога надейся, а сам не плошай, нечего лишний раз беспокоить просьбами', выбрала основные жаропонижающие и отхаркивающие лекарства, таблетки от давления, желудка, сердца.

Сбегала и быстро купила в ближайшей аптеке еще кое-что дополнительное по совету аптекаря, дамы в возрасте, которой я сказала, что еду к знакомым в деревню, а там живут одни старички, у которых и пенсия маленькая, да и возможностей купить лекарства особых нет. На это она мне выложила целую кучу таблеток, мазей, бутылочек с настойками, причем все лекарства были не из модных да дорогих, а простые, но действенные. Каждое лекарство я уже дома по возможности избавила от упаковок, надписи на бутылочках стерла так, что читать могла только я, сложила таблетки в платочки, вложила в них маленькие бумажки, где все подписала, как и сколько принимать, да отчего каждое средство.

Нашла сумочку, которую мне сделала и вышила в подарок одна из мамочек и которая напоминала 'ридикюльчик' из прошлого, и сложила туда все запасы. Получился достаточно объемный мешочек. Добавила туда же и рецепты своих любимых салатов, горячих блюд и пирогов с тортами. Авось и пригодятся. Кулинарка я не сильная, для себя готовила редко, но на все наши девичьи посиделки, которые часто проходили у меня дома, стол старалась накрыть вкусный и интересный.

Нашла и распечатала книги об этикете, обыденной жизни дворянства начала 19 века, образцы писем и официальных бумаг, еще что-то. Добавила слова и ноты своих любимых песен и романсов, тоже все распечатала, сложила все в ту же сумочку, которая разбухла еще больше. Ведь большинство попаданцев с того и начинают, что поют песни, в основном Владимира Семеновича Высоцкого, выдавая их за свои. Высоцкий сюда подходил только избрано, частично, но любимые мною романсы 'Белой акации гроздья душистые' 'Ты меня на рассвете разбудишь', 'Кавалергарды, век недолго', романс из фильма Эльдара Александровича Рязанова 'О бедном гусаре замолвите слово' и многие другие современные песни о той эпохе, да и просто о любви и вечных чувствах звучали, как родные. Да и детские песенки тоже не были забыты, начиная от нестареющей "В лесу родилась елочка", кончая "Детским альбомом " Петра Ильича Чайковского.

Хотя я и знала, что в то время дворяне разговаривали и даже думали на французском языке, он, а не русский, был для них основным разговорным, я решила немного сломать стереотипы и постепенно приучать всех к русскому языку и поэзии. Попаданка я или кто?

И так действовать по схеме попаданцев всех времен и народов: 'Перепеть Высоцкого, придти к Сталину, изобрести промежуточный патрон и командирскую башенку' я смогу лишь частично, так как до рождения Иосифа Виссарионовича Джугашвили должно пройти более семидесяти лет, а что такое промежуточный патрон и командирская башенка, я и понятия не имела, да и думаю, не очень-то они мне пригодятся, эти знания, когда вовсю, как даже я знаю, пользуются самым простыми ружьями и пистолетами.

Да и не мужчина я, как основные попаданцы, чтобы улучшать и изобретать оружие, воевать и изменять социальный строй. Мое дело прогресса, если он уж случится — женский быт, женский мир, который я и постараюсь облегчить по мере своих сил и возможностей. Но стараясь и сильно не засвечиваться, так как в те времена женщины, даже дворянки, были сильно ограничены в своих действиях и возможностях, всем заправляли мужчины.

Но думаю, за одно 'изобретение' нечто похожего на современные прокладки (миль пардон за мой французский), сотни женщин будут мне благодарны, так ничего подобного тогда и не было, и большинство женщин вообще не носили трусов, обходясь многочисленными нижними юбками. Кстати, идея, выдать прокладки за французскую новинку! Пусть это и будет самая простая вещь типа матерчатого пояса, к которому на пуговицах и петлях будут крепиться сменные насадки, несколько напоминающая пояс для чулок, который носила когда-то моя бабушка, но даже это будет величайшим прогрессом! Но стоп, стоп, куда-то меня уже понесло! Охладись, дорогая, решай проблемы по мере их поступления!

Добавила было в сумочку свой любимый сотовый, куда загрузила много музыки и текстов, но почему-то была заранее уверена, что он тут в будущем и останется.

Связалась в Ватсапе с группой своих классных мамочек, сообщила, что меня не будет в городе, чтобы они не звонили и не узнавали, что принести на труды в понедельник и что задали по "Окружайке". Хоть и не часто, но такое иногда случалось, но я давно сделала все, чтобы отучить детей и мамочек беспокоить меня по пустякам, приучив их узнавать новости друг у друга или в электронном журнале, где все также написано, накрутила хвосты, кому надо больше по привычке, для профилактики, и отключилась с чистой душой.

Еще раз перезвонила Инне, предупредила и ее, что меня не будет какое-то время, якобы за мной приедут богатые клиенты, которые попросили побыть в няньках — гувернантках с ребенком на даче за городом, где связь очень плохая (а я такие услуги уже оказывала неоднократно). На что она, поворчав, что 'к подруге не поехала, а тут помчалась', все-таки согласилась, что такой выгодный денежный вариант упускать негоже, благо платили вымышленные клиенты с моих слов 500 долларов за два дня.

Короче, приготовилась я по полной программе, подстраховавшись на все время, тем более близились выходные. Одного я теперь боялась — что перенестись в прошлое не удастся! А мне туда уже хотелось, эта история захватывала меня все больше и больше!

Но там меня, видимо, уже ждали, потому что стоило мне сесть в свое любимое домашнее кресло и немного расслабиться, представив уже целенаправленно всю ту же метельную круговерть, которая занесла меня в прошлое, как я почувствовала, что кто-то трогает меня за плечо и шепчет: 'Барыня, Наталья Алексеевна, проснитесь, вроде барышня в себя пришла!' Я очнулась, с облегчением заметив, что моя сумочка, на которую никто и внимание не обращает, лежит со мной рядом, чуть только припорошенная снежком, который, впрочем, быстро растаял.

Значит, все в порядке, я на месте. Надо действовать и дальше, как ни в чем и не бывало. Но что же с Машенькой, какова она! Когда я подошла девушке, она действительно смотрела на меня, хотя еще и несколько мутными глазами, но уже в сознании, только была очень потной и облизывала сухие губы. Первыми ее словами были: 'Крестная! Что со мной! Как болит голова! Я хочу пить!'

Я только вновь искренне перекрестилась (заметив при этом, что делаю я это уверенно и привычно, да и крестик на груди имею, которого не ношу в будущем), и вздохнула с облегчением — кризис прошел, она пойдет, надеюсь, на поправку!

Пришлось объяснять Маше, что в дороге она прихворнула, что она в своем имении, переодевать, поить ее, менять постель, короче, снова хлопотать. Тут и отец Павел ожил, подошел к нам, перекрестил, забормотал какие-то молитвы и сказал, что надо отслужить благодарственный молебен о здравии болящей рабы Божьей Марии, на что я теперь согласилась с чистой душой и даже охотой, так как сама чувствовала необходимость поблагодарить то ли Бога, то ли еще какого неведомого распорядителя и за мои перемещения, и за Машино выздоровление. Но попросила сделать это чуть позже и выпроводила старичка восвояси к общему облегчению.

Время и здесь прошло совсем немного — часа три, самое большое четыре, как и ранее. Я сначала удивлялась, но потом так закружилась, что уже воспринимала все, как есть. Мне правда, было интересно, что делает мое тело, когда я переношусь в прошлое, но думаю, оно не лежит "трупом", не ходит, как зомби, а в него переселяется на это время сознание Барыни из 19 века. Правда, я ей сочувствую — культурный шок она испытывает не шуточный, но, думаю, остатки моей души и навыков проступают в ней, как проступают остатки души Барыни и во мне. Надеюсь, что она привыкнет и адаптируется, может, даже почувствует интерес к такой жизни. Но пока надо думать о себе.

Прошлые знания проступали все яснее, я уже 'вспомнила', что Машина мама — Ольга — моя старинная подруга и дальняя родственница, поэтому-то меня все и знали, и мне подчинялись. 'Вспомнила', что наши мужья— друзья, служили в чине капитанов в одном полку. При этом у меня сразу всплыла немудрящая песенка 'Служили два товарища в одном и том полке' из одноименного фильма.

Но и здесь мне 'повезло' — замуж меня выдали рано, еще 16— летней, в возрасте моей сейчашней подопечной, была я типичной наивной провинциально барышней с небольшим приданным, поэтому, когда полк был проездом у нас в уезде и мы с Ольгой познакомились с "двумя капитанами" на каком-то балу, которые почти сразу посватались к нам — родители наши были только рады обвенчать нас по быстрому.

Но и тут, если у Ольги все было более или менее в рамках тогдашней жизни, то муж мой оказался игроком, игроманом, как сказали бы сейчас, и быстро проиграл не только свое имение, но и огромную сумму казенных денег. Долг необходимо было покрыть, иначе мужа ждало или увольнение с позором, или самоубийство с не менее позорными последствиями, но уже для моей жизни. Пришлось мне срочно продавать свое небольшое приданное — имение и деревушку под названием Деревенщики, находившуюся в стороне от Старой Смоленской дороги и от поместья Ольги, чтобы возместить этот проигрыш. Скандал удалось замять, но семейная жизнь наша стала напряженной и тяжелой. Не знаю, к радости или горю, но супруг сумел избежать увольнения, а точнее исключения с формулировкой 'исключается из службы, с тем чтобы впредь в оную не определять'. Муж ушел вместе с полком в Итальянскую кампанию. Он угодил в самое пекло Суворовского похода 1799 года, где и сложил голову в сражении при Бассиньяно. К моему счастью, хотя здесь вряд ли подходит это слово, но так уж было, своей героической смертью он хоть как-то обелил свое и мое имя и реноме.

Если бы супруг не был игроком, выплата 'по смерти супруга' была бы довольно значительной — в сумме единовременного годового жалованья. Увы, но послужной список моего покойного не позволял надеяться на достойную вдовью пенсию. А так после смерти мужа я оказалась в очень стесненном материальном положении. У меня в прямом смысле слова не было ни кола, ни двора и поэтому, когда Ольга написала, что я могу пожить у нее, я смирила свою гордость и приняла эту очень вовремя пришедшую помощь.

Жила я во флигеле недалеко от дома подруги, но большую часть дня хозяйничала в ее доме, помогая растить Машеньку, так как Оленька часто болела и умерла, когда девочке было лет 10.

Так что слуги ее были и моими слугами, так как мое имение было продано вместе с людьми, осталась только моя старая нянюшка Настасья и Катюшка с Дашей, которые тогда были совсем детьми, и приходящиеся ей какими-то двоюродными внучками и ставшие впоследствии моей горничной и горничной Маши, которых я сумела отстоять. Так и в дальнейшем я Машу и воспитывала, являясь ее крестной.

Официальным опекуном был назначен какой-то троюродный дядюшка, так как женщины в то время не могли быть опекунами даже своих детей или ближайших малолетних родственников. Я знала, что не только я, простая провинциальная помещица, но и Наталья Николаевна Пушкина-Гончарова после смерти мужа не могла быть опекуном своих четверых детей. Царь Николай I, которого мы обычно воспринимаем "как душителя свободы", как это ни странно, очень помогал детям Пушкина после смерти их отца и денежно, и по учёбе, оплатил все его долги и велел издать все произведения Пушкина, а прибыль отдать детям. Но официальным опекуном он не был. Была учреждена Опека во главе с графом Строгановым, в которую вошли также поэт Виельгорский, поэт и придворный Жуковский и титулярный советник Отрешков.

В нашем случае опекун был формальным, он просто назначил управляющего, с которым мне еще предстояло познакомиться и проверить его 'управление'. А фактически воспитанием и опекой Машеньки после смерти матери занималась я, и поэтому любила девочку, как свою родную дочь. Маша ехала от кого-то из подруг, я ее встречала. Была она в веселом настроении, довольная, все порывалась о чем-то мне рассказать, но не смогла, заболев горячкой.

У Маши после смерти матери во владении было всего две деревни — собственно Васино, рядом с которой и была наша усадьба, и Отрада, а по— деревенски — Позорешня — не подумайте чего плохого, просто рядом была речка Позорешня. Почему она имела такое название, уже никто и не помнил, но как говорится, из песни слов не выкинешь. Скорее всего, имело общий корень со словом "дозор" и являлась какой-то границей владений. А может, название было связано со старинным значением слова 'позор'— 'внимание, наблюдение" и тоже указывает, что река была границей, по которой за чем-то наблюдали.

Васино имело выгодное положение, так как стояло на бойком месте — Старой Смоленской дороге в 23 верстах по дороге из Дорогобужа в Вязьму. Было в ней всего 7 дворов, в которых жили 29 мужчин и 36 женщин, не считая детей до 18 лет и стариков старше 61 года. Но, к сожалению, как я узнала позже, выгодное местонахождение сыграет свою роль при отступлении французов зимой 1812 года. Деревня будет разграблена и частично сожжена, наша усадьба тоже значительно пострадает. Но я пока об этом не знала.

Васино было старым поселением, его история восходила еще к 17 веку, когда она сначала была пустошью во владении грунтовых казаков, которые чуть позже, уже в конце 17 века, осели на пустоши и основали деревню, названную в честь одного из владельцев деревни — помещика Василия Иванова, дедушки моей Машеньки. Фамилию Ивановых носили почти все помещики, которые наследовали эту деревню, да и большая часть деревенских жителей имели эту самую русскую исконную фамилию. Машенька, оказывается, тоже была Марией Ивановной Ивановой — прямо классика жанра!

Была при деревне и почтовая станция, которая была государственной конторой и мне не подчинялась, и постоялый двор со смотрителем и кузнецом, который мог подковать при необходимости лошадей проезжающих. Вот они-то и были нашими крестьянами и должны были отчитываться перед нами и приносить прибыль только нам. Рядом протекала речка с красивым названием Ордыонинка, откуда крестьяне брали воду. Летом в ней с удовольствием купались дети, а нередко и взрослые, водилась в ней и рыба, была и небольшая запруда — озерцо, в которой ловили рыбу даже зимой.

А вот Отрада — будем все-таки называть ее так, состояла всего из одного двора, в котором проживала дружная большая семья из 4 мужчин и 5 женщин — старика со старухой, двух женатых сыновей с невестками, еще одного неженатого сына и трех сестер на выданье. Были они пчеловодами, точнее, занимались бортничеством — собиранием меда у диких пчел, поскольку знакомые нам с детства улья с рамками для пчел и прочими хитростями, еще не существовали. Надо, кстати, озаботиться этим.

Ведь пчелы — это не только "ценный мех", ой, простите — мед, но и прополис, пыльца, перга, маточкино молочко — ценнейшие лечебные средства. Моя мама когда-то подрабатывала в компании, распространявшей медовую продукцию и много об этом рассказывала. Компания, к сожалению, разорилась, но ее продукция очень долго у нас жила вместе со всякой полезной литературой. Надо ее поискать дома — я ее не выкидывала. Вообще, моя мама была "хомячком"— любила делать запасы на "авось" и очень не любила что-нибудь выбрасывать, и я тоже была такой же. И, как ни странно, это качество часто оказывалось полезным — любые запасы рано или поздно пригождались! И еще я заметила странную особенность — стоило мне все-таки что-то выкинуть, как спустя непродолжительное время оказывалось, что именно эта вещь оказывалась остро нужной! Так что и мамины бумаги пригодились!

Хотя в каждой деревне должен быть свой староста, как-то изначально сложилось, что староста был один на обе деревни, так как располагались они почти рядом — в трех верстах друг от друга. Со старостой и всеми деревенскими жителями мне еще предстояло познакомиться.

Знания Барыни постепенно оживали в моем сознании. Проступали в голове даже отрывистые слова и фразы на французском языке, который тогда был чуть ли не первым разговорным языком в среде дворян, и которого я никогда и не учила. Короче, я вспомнила почти все, и чувствовала себя от этого отлично. Никакого раздвоения личности не было, я была в своем уме и памяти, четко все различала, хотя и где-то на задворках души и сохраняла все знания и память себя будущей. Но и здесь раздумывать было некогда, надо было действовать.

Хоть и кризис миновал, температура спала, все-таки современные антибиотики творят чудеса с людьми в данную эпоху, важно было теперь выходить девушку, которую я воспринимала как своего ребенка, искренне любила и жалела.

Так что вновь я крутилась, как белка в колесе. Поила горячим чаем и кормила Машу бульоном, растирала ей грудь современными средствами в вперемешку со старинными мазями на барсучьем жиру и гусином сале, заставила Лукерью еще раз пригласить лекаря, чтобы поблагодарить его за чудесные порошки, которые так отлично подействовали, на что доктор, довольный и надутый от тщеславия, как индюк, отвечал с сильным немецким акцентом: 'Я, Я, это очень хороший порошок!'

Таким образом, все были довольны — и лекарь Карл Карлович, которого многие звали просто Вороном, так как был он черный, высокий и носатый, да еще и имя-отчество имел соответствующие, с его чудесными порошками, слава о которых поползла позже по всему уезду , и который, пользуясь моментом, неплохо заработал на этих чудо-лекарствах. Уж не знаю, что он туда намешивал, но вроде пострадавших от его лечения не было, самовнушение творит чудеса во все времена. Была довольна и я, что все так замечательно сложилось и никто ничего не заподозрил.

Так что когда подошел вечер, я была настолько вымотана, что раздав всем ЦРУ (ценные руководящие указания), накрутив и тут всем хвосты, заставив навести в доме с утра полный порядок, все помыть и прибрать, наварить побольше легкого бульона для Маши и каши со щами для всех остальных людей, отбыла в свой флигелек, чтобы и там все проведать и посмотреть. Дашу я оставила в доме в помощь Катюшке, чтобы они вместе следили за порядком и если Маше будет хуже, срочно бежали за мной, или отправили мальчишек, а если все в порядке, должны придти позже, мне надо передохнуть.

Поскольку в руках у меня были вещи, я попросила все того же Степана, который был как раз во дворе и с которым я уже почти сроднилась после всех переживаний, помочь отнести их в маленький мой домик, чем-то напоминавший мою квартирку, да и по размеру бывший чуть больше ее. Он кликнул в помощь мальчишек— казачков, те сложили их на маленькие санки и с веселыми криками быстро довезли их до флигеля. Они же принесли дров и растопили печь. Степан, уходя, поклонился мне напоследок низко в пояс со словами: 'Спаси Вас, Бог, барыня за Вашу доброту, это ведь не Антип, а Вы нас спасли, да и барышня без Вас совсем бы померла...', и утер слезу, да и я, почувствовав надвигающиеся слезы, только и смогла молча поклониться ему в ответ, чем привела его в еще большее смущение. Так мы и расстались.

Глава 4. Планы и действия.

Войдя в домик, я решила осмотреться и перепрятать свои запасы, пока их никто не заметил. В углу комнаты был отгорожен ширмами небольшой уголок, типа будуара, где стояли сундуки, трюмо с зеркалом на подставке, на котором лежали дамские приспособления для наведения красоты — какие-то гребешки, зеркальца, веера, пуховочки, пудреницы, еще какие-то вещи. Я сложила в сундуки все свои сумочки и так и села около зеркал, разбирая и рассматривая вещи. Нашла шикарное черное старинное платье, расшитое стеклярусом, старые шляпки в рассыпающихся коробках, и стала все разглядывать.

Все-таки, как много мы потеряли, перейдя на фабричные одежду и изделия! Пусть их материалы не такие мягкие, а фасоны — неудобные для нас, швы плотные и трут с непривычки кожу! Пусть! Просто вещи ручной работы, а они все здесь были такими — интереснее, живее, несут на себе отзвук не только эпохи, моды, но и эмоции людей, которые их делали, тепло их рук! Я решила померить платье, которое прекрасно подошло мне по фигуре, надела шляпку и подошла к зеркалу. Мне надо было удостовериться, что я не изменилась, осталась собой.

Так и было — на меня смотрела дама, хоть и немного отличная от моего привычного вида, более взрослая, зрелая, исчез мой привычный макияж, волосы стали гуще и длиннее, были уложены в какую-то красивую хитрую прическу, изменилась и осанка, голова выпрямилась, я перестала сутулиться, чем страдала от постоянной проверки тетрадей и работы за компьютером, походка стала более плавной и спокойной — все-таки в длинном платье не побегаешь так, как в мини-юбке или тем более в брюках, пальцы рук вытянулись и утончились, кожа побелела и стала мягкой и гладкой, но общие черты были моими, что меня порадовало. И возраст был мой, но если в будущем я ходила в разряде "девушек", а то и "девочек", то здесь я была уже солидной дамой в "годах", вдовой — капитаншей! И обращались ко мне "Ваше благородие", как в песне!

Я представила себя в этом наряде на Новогоднем вечере, хихикнула, вообразив реакцию наших дам, и решила прихватить его в будущее. Надеюсь, получится, вещи же мои перенеслись все, кроме сотового, видимо, современным гаджетам здесь не место.

Сколько я просидела около сундуков и трюмо, не знаю, мне все было интересно, я чувствовала себя как в музее, но в котором все можно трогать руками и спокойно рассматривать, но пришлось заняться другими делами. Сейчас мне надо было попытаться определиться с денежными вопросами. Для этого я нашла все шкатулки, раскрыла их и стала смотреть, что там было. В них нашлись несколько колец, неплохое колье, красивый браслет, цепочка с подвеской, все это, насколько я поняла, было моим приданным, на которое муж не смел покуситься.

Отдельно в другой шкатулке лежала небольшая пачка банкнот и небольшая кучка серебряных и несколько золотых монет. Разбиралась я в их соотношении и покупательной стоимости пока приблизительно, но общее впечатление было таким же, как и в будущем: 'Денег нет, но вы держитесь!' Вряд ли эта сумма была достаточной для обеспеченной жизни без проблем.

Так что надо было подумать, на чем здесь можно заработать и как это сделать, так как дворяне, тем более женщины, не могли напрямую чем-то торговать, а обращались в откупщикам, мелким и крупным скупщикам, да и делали это ограниченно, в основном несколько раз продавая и перепродавая лес, будущий урожай, другие запасы, закладывали свои имения и крестьян, им принадлежавших.

Причем большинство имений были заложены и перезаложены много раз, все жили в долг, в кредит, как сказали бы сейчас! Всюду главенствовали мужчины, дворяне все служили по воинской или штатской части, те же, кто выходил в отставку, или сами управляли своими имениями, в основном некрупными, как у меня, или вращались в свете, поручив все дела своим управляющим, которые нередко обманывали хозяев и притесняли крестьян.

Мое еще счастье, что Смоленская губерния, в которой было наше имение, хоть и была большой по площади, но основное ее население было крестьянским. Крупных землевладельцев было мало, в основном мелкопоместные или беспоместные дворяне.

Да и соседей дворян было немного — пять-семь семейств , которые друг к другу в дела не лезли. К тому же я, как вдова, была более свободна в своих действиях, а так бы мой круг ограничился бы тремя пресловутыми 'К' — 'Киндер, Кирха, Кухонь', как в шутку переделал это выражение один мой знакомый, что мне, воспитанной на принципах современного женского равноправия или даже главенствования в семье, конечно, было бы не по нраву.

Еще благо, что все продукты были своими, в супермаркеты ходить не надо, все почти делали сами. Решила я чуть позже разобраться и с этим, определиться с запасами, посмотреть, в чем есть нужда.

Никто из дворовых не шел ко мне, значит, все было в порядке и я решила вернуться к себе, написав целый список вопросов, которые надо уточнить, села вновь в свое кресло, уже целенаправленно представила метельный вихрь и вернулась спокойно домой, вызвав на этот раз небольшое неудовольствие кота, которого я шутливо звала иногда Мурзелло Марковичем, стряхивавшего со своей черной шкурки несколько снежинок, попавших на него.

В моем запасе было не так уж много времени, надо было приготовиться к урокам, почитать литературу, уточнить все про те времена и прочее, и прочее. Просидев за Интернетом почти два часа, так что голова уже пухла от прочитанных книг, форумов, знаний и проблем, я решила пройтись немного в ближайший магазин, хоть купить продуктов на запас на время своих возвращений и немного развеяться.

Рождественская Москва — это прекрасное зрелище, метель утихла, снег еще был чистым и искрился на свету, сияли огнями украшенные витрины, все суетились, куда-то бежали, несли пакеты и коробки, загружали багажники машин целыми тележками продуктов, как будто завтра все запасы кончатся. Но мне нравилась эта суета, я вновь с удовольствием в нее окунулась.

Увидела в магазине елки и решила украсить там, в прошлом, такую же, накупила цветной бумаги, красок, карандашей, решив озадачить всех изготовлением простейших игрушек. Хотела сделать еще соленое тесто, из которого так любили лепить разные поделки мои ребятишки, но передумала — слишком расточительно это покажется простым крестьянам, для которых в большинстве случаев и ржаная мука в радость, боюсь, меня не поймут и осудят.

Села вновь в кресло — а я обратила внимание, что переносилась я теперь всегда сидя, уже привычно представила метельные вихри и вновь оказалась в своем домике. Под окнами топтались мальчишки, пришедшие за мной. Я сначала испугалась, что Маше стало хуже, но оказалось, что все в порядке, барышня слаба, но уже пытается вставать. Пришлось идти быстрее к ней, делать выговор, что ходить ей еще рано, пусть только встает понемногу по естественным делам.

Вызвала я и управляющего, которого звали Василием Васильевичем. Был он раньше мелким чиновником, к которому обращался по каким-то вопросам дядюшка-опекун. Чем-то он ему понравился, скорее всего, своим желанием во всем угодить да показными якобы знаниями во всех вопросах, и тот назначил его управлять нашими делами. Оказавшись 'большим начальником', да еще и без особого пригляда, начал он, освоившись, понемногу подворовывать, присваивая себе мелкие доходы с продаж леса, сена, притеснять крестьян и т.д.

Я вызвала его в кабинет и стала демонстративно рассматривать бумаги и канцелярские книги, которые нашла в столе в кабинете. Даже я, небольшой знаток бухгалтерии, увидела, что записи были специально запутаны и по ним выходило, что например, один и тот же участок леса на дрова продавался несколько раз, а деньги, вырученные от его продажи, тратились на неведомые покупки каких-то гончих собак, потом перепроданных кому-то. Короче, я не выдержала и достаточно сердитым голосом стала указывать ему на эти 'косяки'.

Василий Васильевич сначала лебезил передо мной, называл 'матушкой', все пытался поцеловать ручку, но уличенный документами и моими словами, начал слезно меня умолять не прогонять его. Мне стало немного жаль этого уже не молодого человека, да и консультации его были бы мне полезны, и я оставила его в доме, но от дел отлучила, сказав, что сама временно буду управлять делами, пока не найду нового управляющего, а о его проступках напишу опекуну.

С Лукерьей мы осмотрели все запасы, я удостоверилась, что основные продукты есть в достатке, в кладовой висели круги самодельной колбасы, шикарные окорока издавали обалденный запах настоящего копченого мяса, стояли крыночки и крынки со сметаной, маслом, лежали даже круги простого сыра, похожего больше по вкусу на брынзу, но очень вкусного.

Были и мука и крупа, много репы и не так много привычной нам картошки, основные овощи. Короче, здесь все было в порядке, надо было приобрести в будущем только риса и основных приправ, типа перца, корицы и гвоздики, которые здесь хоть и были, но стоили дорого и продавались только в уездном городе, куда еще предстояло попасть. Сахара, за неимением сахарной свеклы, здесь еще не знали, заменяя его медом. Можно будут попробовать ее развести, хотя и производство сахара дело очень замороченное, непростое, я могу просто использовать свекольный сгущенный сироп— патоку.

Лукерья оказалась хорошей рукодельницей, умела, как и все в те времена, прясть пряжу и вязать, спицы, хоть и костяные, так и мелькали в ее руках. Но вязали не только на спицах, но в технике одноигольного вязания, которая имитирует лицевую гладь и при этом получая две плоские части, потом обвязывающиеся, соединяющиеся в общую вещь.

Умели вязать и на пяти спицах привычные нам носки с пяткой и резинкой по верху. Вообще носков вязали очень много, вязаные носки играли важную роль в свадебных церемониях и различных ритуалах, составляли вместе с варежками значимую часть приданого. В основном носки были исключительно однотонные, чаще всего серые, но иногда сверху цветными нитками вышивался или вывязывался простой геометрический или растительный узор. В деревне считалось, что невеста хозяйственная и умелая, если она собственноручно одаривала родню мужа связанными носками, и чем разнообразнее узоры и больше носок, тем более мастеровитая будет будущая супруга, потом такие дорогие подарки надевали лишь по праздничным дням. Специальные носки ручной работы вязались из шерсти красного цвета, который означал 'красивый', 'значимый'.

Вязали и варежки, которые делились на мужские — попроще, без резинки, чтобы было удобнее работать и легко скинуть с руки, пот утереть или перекурить. Женские варежки, естественно, были миниатюрнее, наряднее, многоцветнее. Обычно надевалось несколько пар рукавиц: сначала вязаные (их называли 'исподочки'), а затем меховые — мехом наружу ('мохнатки'). Для работы сверху надевали холщовые, кожаные или связанные из конского волоса варежки. По праздникам носили 'исподочки' с орнаментом, в будни — однотонные.

В 19 веке девушки и молодые замужние женщины из зажиточных семей по большим праздникам носили 'накулачники' ('митенки') — длинные узкие перчатки без пальцев. Вязали их из белых хлопчатобумажных ниток и были они редкими. Мужских перчаток не было, что не всегда было и удобно, особенно для солдат, которым приходилось снимать варежки во время стрельбы. На это стоило обратить внимание и ввести их в быт, да и деньги заработать на этом можно.

Все это мне рассказала Лукерья, да и сама я многое узнала чуть позже и взяла себе на заметку, что можно попробовать вязать более крупные теплые вещи — жилетки, кофты, свитера, джемпера, разные юбки и даже платья. Я думаю, в нашем климате они быстро приживутся и понравятся, войдут в моду. Я ее попросила связать для подруги варежки или носочки и подарить их позже Инне и Танюшке. Я и сама умела все это делать, но была слишком занята всеми делами.

Маша, оказывается, чудесно умела вышивать, что и доказала мне, попросив достать из шкатулочки и подарив прекрасный платочек со словами: 'Это Вам за всю доброту, Крестная!', чем смутила меня до слез.

Я ожидала увидеть и крючки, но, как я потом узнала из Интернета, впервые узоры для вязания крючком были опубликованы в голландском журнале "Pеnеlopе" в 1824 году. В России вязание крючком стало популярным лишь к концу XIX века. Непорядок получается, надо обязательно их ввести в жизнь, вязать крючком в чем-то даже проще, чем на спицах, а изделия выходят намного интереснее и красивее. Сделаю себе заметку для памяти, озадачу местного кузнеца их изготовлением, дело не хитрое — делаю же здесь крючки для рыбалки, остроги , а принцип почти такой же, или из будущего принесуу при возможности.

Даже Дашутка с Катюшкой, скромно пискнув, что 'бабушка их и на коклюшках научила работать', тут же достали откуда-то подушечки для работы и свои палочки и стали быстро ими перебирать, приведя меня в полный восторг.

Короче, все оказались загружены работой на несколько дней. Степан и Антип тоже не сидели без дела, они вместе с молодыми парнями приводили в порядок двор, расчищали снег, обихаживали животных.

Все были оживлены, заняты работой, наш старый домик как-то встрепенулся, подтянулся, довольный, что в него вернулась такая активная жизнь. Даже наш старый дворовый пес Жучок, спавший все дни в своей будке, вылез из нее и глядя на всю эту суету, почесал себя в удивлении за ухом, типа, 'что тут творится, что деется', залез снова от греха подальше в свое нагретое тепло.

На что я еще обратила я внимание, что только время здесь сжимается и разжимается, дни же совпадают, но вот даты — нет, в связи с разными календарями и стилями летоисчисления — "старым и новым", календарь отставал на 12 дней. И если у нас было 24 декабря по "новому стилю", тут только 12 число, и если у нас все готовились к Европейскому Рождеству, несколько затмившему наше родное, православное, то тут все было спокойно, и Рождество ждали только через две недели, как и положено по старому стилю.

Фу, пока разобралась — испереживалась, в нашу ли Россию и историю я попала, но все оказалось нормально. Позже я узнала из разговоров, что все совпадало — и правление императоров, и основные даты и исторические личности, история мира не была альтернативной, а скорее — параллельной, что меня обрадовало. Мне было только на руку несовпадение дат, было время сделать спокойно все дела и здесь и в будущем, так как я решила провести небольшие праздники для всех живущих в нашем доме, а также пригласить ближайших соседей. Загрузив всех делами, я с чистой душой поднялась в спальню, попросив меня не беспокоить, так как хочу немного передохнуть, а сама отправилась в будущее, где у меня также было много дел и забот, которые нельзя было откладывать.

Глава 5. В школе и дома.

Да, конец четверти, тем более зимней, и предновогодние дни в школе — это бардак на корабле во время пожара, все куда-то бегут, срочно требуются какие-то отчеты, о которых никто не говорил, но которые, оказывается, обязательно нужно было сделать еще вчера, надо подводить итоги учебы, выставлять и 'забивать' оценки не только в школьном электронном журнале, но и общегородских отчетах, срочно получать и раздавать подарки для детей и делать сотню еще разных дел одновременно.

Да и классные мои детки требовали внимания — у Данилы, как всегда, выходила единственная тройка по пению среди всех остальных пятерок и четверок, и мне приходилось в очередной раз уговаривать нашу принципиальную 'Музыканшу', которую так и звали, кстати, Музой Петровной, что раз не дано ему стать очередным Басковым или Киркоровым (и слава Богу!), но в остальном он умница и молодец. Договорились, что он приготовит презентации о современной музыке, расскажет их детям, и разошлись довольные исправленной в очередной раз оценкой. Мне кажется, что Муза просто очень любит современную музыку, но поскольку в программе 4 класса про нее пока места нет, она таким способом просто расширяет свои знания и знания детей. А у Данила и рад стараться, тем более, что у его старшего брата есть неплохая рок-группа, широко известная в узких кругах. Так что это у нас такая своеобразная игра в конце каждой четверти.

Надо было навестить и нашего одноклассника — Диму, или Димульку, как его все звали — мальчика с парализованными ногами, передвигавшегося с трудом или на коляске, который сейчас немного приболел, но учился всегда наравне со всеми детьми, приезжая каждый день в школу на машине родителей.

Ну вот не повезло ребенку при родах, ребенок шел ягодичным прилеганием, а попросту-"попой", и хотя такие случаи не редки, акушерка была молодая, неопытная, приняла роды неправильно, повредив младенцу позвоночник. К счастью (хотя вряд ли подходит такое слово) у него только ноги не ходили, а голова была умнейшая. Его папа с мамой только что не молились на наш класс, так как дети не только не обижали его, а, наоборот, во всем помогали, причем пацаны не брезговали и в туалете ему помочь, и коляску ему катали по всей школе, устраивая такие уроки фигурного вождения, что все разбегались по сторонам, за что и получали от меня по заслугам.

Да как было не любить нашего умника и красавца, лучшего ученика по английскому и компьютерам, к которому уже сейчас обращались за советом не только старшеклассники, но и учителя, и которому все прочили славу будущего Билла Гейтса, влюбленного в Танюшку с первого класса, и отнюдь не безответно.

К тому же мы еще давно начали репетировать сценку из сказки Маршака 'Двенадцать месяцев', хотели показать ее родителям и читателям соседней детской библиотеки, с сотрудниками которой я давно дружила и в которую ходили все дети с первого класса. Так что дел и забот хватало, я и здесь крутилась, как белка в колесе. Но все прошло просто замечательно, отчеты все были сданы вовремя, в школе даже дали небольшую премию и подарки от администрации и профсоюза.

Сценка наша вызвала полный восторг, родители были довольны, надарили библиотекарям и мне кучу подарков и книг, мы попили чаю со всякими вкусняшками, которые настряпали мамочки, угостив всех присутствующих, и довольные разошлись на каникулы.

Хоть мы и должны были учиться еще пару дней, но с разрешения нашего завуча, с которой у меня были отличные отношения, я отпустила всех отдыхать, сказав, что можно приходить только по желанию, причем зная, что придут почти все, за исключением тех, кто уедет в отпуск или приболеет. Класс наш был очень дружный, веселый, среди мамочек, слава Богу, уже не было 'яжематерей', все друг другу помогали, хоть это и стоило мне больших усилий и времени в начале учебы в первом классе. Я всегда старалась сделать так, чтобы детям было интереснее общаться друг с другом, чем сидеть по домам в виртуальном мире Интернета. Мы ездили по елкам, ходили в театр, просто пили чай в тепле и уюте, причем я часто сидела незаметно в уголке, читая и размышляя, а дети болтали ни о чем и обо всем.

А размышляла я вот о чем. Я, пожалуй, единственная знала, что уже через полгода, 12 (24) июня, почти совпадая датой с другой войной, Великой, начнется война, которую мы все сейчас называем Отечественной войной 1812 года. Но бежать в Петербург к Александру I (за отсутствием Сталина) с криком: 'Я все знаю, выслушайте меня!' вряд ли мне стоило. Никто бы меня ни то что не выслушал, но просто не допустил бы до Императора. Да и глупости все это. Мне надо было о реальных делах думать, так уже через 8 месяцев, в августе, войска будут в Смоленской губернии.

Значит, собрать весь урожай крестьяне не успеют, а что успеют, не успеют обмолотить. Поэтому надо придумать, что выращивать быстро, без потерь и как обезопасить собранный урожай. Для этого в лесу надо начинать строить риги, овины и амбары. Надо увеличить посевы репы (её урожай был 2 раза в год), гороха, шире внедрить картофель, бобы, незнакомую пока крестьянам фасоль и кукурузу. Но кроме этого, надо позаботиться и о мясе, а для этого покупать поросят и птицу, чтобы откормить их и через полгода забить на тушёнку или засолить по-простому. Надо строить в лесу землянки и укрытия для стариков, детей и женщин, в которых они будут жить, пока на их земле шляются враги, и тем уберечь их от смерти, насилия.

И конечно, надо обучить крестьян самообороне. Партизанские отряды возникнут и без моего особого участия, но надо вооружить крестьян, чтобы они воевали не только вилами и косами, но и хоть каким-то примитивным огнестрельным оружием. Надо поднимать медицину, ввести хотя бы зачатки военно-полевой медицины, опередив Николая Ивановича Пирогова. Можно, помимо помощи от инфекций, помочь с обезболиванием и септиками, оказывая хотя бы простую помощь раненым солдатам и офицерам.

Надо, надо, надо! Голова идет кругом от этого 'Надо!' Надо все, а в первую очередь деньги, поскольку все тот же Наполеон очень точно сказал, что "для войны нужны три вещи — деньги, деньги, деньги!" Отсюда — самый главный вопрос— где взять эти деньги? Единственная идея, которая пришла мне в голову — покупать здесь, в будущем, серебро определённой пробы, отдавать его знакомому химику, чтобы он его переплавлял в слиток и скрывал современные пломбы (а он этим занимался втихаря, особенно не вникая в дела), а после этого продавать в прошлом правительству по курсу, меняя на монеты.

В таких размышлениях и заботах время летело незаметно, я даже подзадержалась больше обычного в будущем и переживала, смогу ли перенестись в прошлое нормально.

Да еще, только я присела как всегда дома в кресло и стала представлять метельную круговерть, ко мне на колени прыгнул Мурзик, заглянул пристально в глаза, обнял меня и прижался крепко, требовательно замяукав. Я всегда отлично его понимала и в этот раз поняла и спросила: 'Что, со мной хочешь?', на что получила одобрительный мяукающий ответ: 'Конечно, пропадаешь незнамо где, а я тут один скучаю!' На мой вопрос: 'А не боишься?' — он только презрительно фыркнул и прижался к коленкам плотнее.

Я немного волновалась за своего воспитанника и выкормыша, которого подобрала в прямом смысле на помойке двухнедельным малышом, почти умирающим, с еще закрытыми глазками, чудом услышав рядом с баком слабое уже не мяуканье, а сип и хрип. Я выходила, выпоила котенка детским питанием из пипетки, вставала ночью, массируя ему животик, укутывала в теплые тряпочки, выполняя все функции 'мамы-кошки', как в шутку называла меня тогда Инна.

Мой Мурзик быстро выправился, ожил, вырос, превратился постепенно в шикарнейшего черного кота с белым галстучком на груди и носочками на лапках. Он никогда нигде не гадил, научившись даже делать свои дела на унитаз и всегда с интересом глядел, как я его смываю, ничего лишнего не драл, обходясь старым ковриком, был очень степенным и спокойным, очень привязанным ко мне, да и для меня он был замечательным другом и собеседником.

И хотя я очень переживала за исход дела, но уверенность животного и его спокойствие передалось мне, и я решила попробовать. Все прошло нормально, уже в 'штатном режиме', я вернулась вновь в прошлое, да и Мурзик был цел, он, спокойно спрыгнув с моих ног, стал обходить комнату, обнюхивая каждый угол. И опять его появление не вызывало вопросов, было естественным и привычным, да и сам кот чувствовал себя как дома. Обойдя все комнаты и заглянув во все углы, он спустился в подвал, где сразу по-хозяйски зашуршал, гоняя мышей, хотя в городе этого никогда не делал за не имением таковых. Так что все прошло удачно к моей радости.

Глава 6. Хозяйство — дело непростое.

И опять время летело незаметно, кружилось метелью забот и хлопот. Я перешла в основную усадьбу, в которой были комнаты и для меня, чтобы легче всем управлять и всех видеть. Маша была еще очень слаба, да и по молодости лет пока слабо разбиралась в хозяйственных делах. В свой флигелек я наведывалась, чтобы отдохнуть или перенестись в будущее без лишних глаз.

Утро в усадьбе начиналось очень рано, с шарканья ног Лукерьи, которая поправляла лампадки перед иконами, а потом молилась, едва слышно, стуком дров и возней около печек Архипа, с запахами кухни, на которой уже начинала хозяйничать Степанида. Спали они нередко не в людской, а здесь же на полу, на каких-то матрасиках, утром их скатывая и убирая в стоящие в уголках сундучки.

Мое утро также начиналось рано, но, прежде чем вылезти из-под пуховиков, я звонила в колокольчик. Тут же в спальню входил лакей с подносом, на котором мне подавали чашку чая или кофе со сливками, как настоящей барыне — "кохвий в постель"! Это были самые мои любимые и спокойные минуты обдумывания планов на день и несколько еще ленивых мыслей. В красном углу перед иконами в красивых окладах зажигались лампады, и я вместе с Машей начинала день с молитвы.

После молитвы обыкновенно я принимала в кабинете с докладами и рапортами управляющего, дворецкого, ключницу, а потом, после знакомства — и деревенского старосту. Они заходили по одному по команде горничной, докладывали, какие работы предстоят в имении в ближайшее время, отчитывались о доходах и расходах, внимательно запоминая мои распоряжения, дворецкий докладывал о состоянии дел в усадьбе, ключница рапортовала о запасах в кладовых, а староста описывал обстановку в деревнях.

Для дворни день начинался со службы, которую служил отец Павел в своей маленькой церкви на территории усадьбы и на которую ходили все дворовые люди и крестьяне из ближайших деревень. Мы с Машенькой молились сами, перед домашними иконами, а по праздникам, конечно, посещали все службы в церкви, что нравилось нашим людям.

Далее был утренний туалет — мы умывались из кувшина над тазиком, пользовались 'ночной вазой'-туалетом, приводили себя в порядок с помощью наших горничных. Были здесь уже и зубные щетки, правда, щетина была натуральной, свиной и достаточно жесткой. Вместо зубной пасты было нечто вроде порошка — толченый мел с добавками каких-то трав. Сначала мне было не очень приятно, но постепенно я смирилась и привыкла.

Смирилась я и с темнотой — особенно утром, когда свечи еще не зажигали и комнаты освещались только слабым светом лампадок. Но все равно, моя рука так и тянулась к стенам, чтобы по привычке найти там выключатель.

Пришлось смириться и с тишиной, нарушаемой только тем же слабым треском горящих лампадок, шорохом шагов Лукерьи, которая вставала очень рано, шепотом наших горничных, бряканьем посуды и треском дров в печи. Смирилась я и с запахами, которые меня окружали — горящих дров, свечей и лампад, запахом тел дворни, печи и еды. Они были нередко приятными, не то что запах немытых ног и тел от 25 деток в пионерском лагере, где я однажды подработала воспитателем, будучи еще студенткой.

Смирилась я и с одеждой, которую приходилось снимать и надевать только с помощью горничных, которые разбирались в ней гораздо лучше меня, смирилась я и с корсетом, который вначале немилосердно впивался в мое тело. Но в конце концов, современные бюстгальтеры и пояса-утяжки не так уж далеко от них отошли, и чувство облегчения, которое я испытывала, снимая корсет, было сравнимо с теми чувствами, которые испытывают и современные дамы, вечером снимая свое нижнее белье. Кроме того, в доме я старалась побольше ходить в свободном капоте, напоминавшем современные пеньюары. А вот халаты были в это время чисто мужской домашней одеждой.

Но очень трудно было привыкнуть к особенностям одежды и гигиены. Нижнего белья у женщин не было, обходились большим количеством нижних юбок. 'Интимные' места обтирались тряпками, подобными же тряпочками подтирались после туалета "по большому".

Полностью мылись в бане раз в неделю, по субботам. Была одна баня, но с двумя отделениями — 'барская', где мылись мы с Машей вместе со своими 'горняшками', что почиталось за честь для них, и 'дворовая', где мылись остальные. Никаких шампуней, гелей для тела и прочих изысков, конечно, не было. Пользовались мы щелоком, простым комковатым мылом, да Лукерья делала для нас отвары на травах, которыми споласкивали тело и волосы. Но, как это не удивительно, промывали волосы эти примитивные средства гораздо лучше всяких патентованных и хваленных современных средств.

Часто ключница приходила нас парить, используя не только привычные березовые, но и дубовые, сосновые, липовые веники, которые привносили прекрасный лесной аромат. Топили баню по-черному, когда дым выходит через двери, топили очень сильно, так как мылись все в один день — сначала парились мужчины, потом, когда температура в бане опускалась, т.е. наступал 'второй пар', мыться ходили женщины. Таким образом, ходили в баню в два захода, а третий пар доставался баннику, которому также оставляли веник и воду. Это делали, чтобы не угореть, так как в это время дым сгущался, почти не находя выхода и дышать становилось труднее. После бани мы пили чай с разными вкусняшками, которые пекла Степанида, наслаждались чистотой и покоем.

Кроме банника, такие же хранители были и в овине, где жил овинник, и конечно, в доме, где жил домовой. Я сначала посмеивалась про себя над этими суевериями, но однажды в полусне ко мне пришел домовой — маленький мужичок в простой рубахе и штанах, растрепанный, и кудлатый, несколько напоминавший домовенка Кузьку из известного мультфильма. Я даже окликнула его: 'Кузька!', но только спугнула, так как он тут же пропал.

Далее с помощью доверенных Лукерьи и Николая распределялись люди на работу, проверялись все запасы и начиналась будничная работа — приготовление завтрака и обеда, уборка дома и усадьбы, мелкие хозяйственные дела. Я уходила в свой кабинет, где занималась бумагами, стараясь как можно плотнее войти во все мелочи организации жизни усадьбы.

Труднее всего было мне смириться с отсутствием новостей. Мы привыкли к очень насыщенной информацией жизни, когда каждую минуту одно событие сменяет другое, а здесь даже письма могли идти по несколько месяцев, так как перевозились почтовыми каретами. Здесь свежей считалась газета от сентября, полученная как раз к декабрю. Поэтому я радовалась возможности переходить в свою эпоху и хоть таким образом "глушить" свой сенсорный голод. Я даже смотрела там телевизор, чего почти не делала в обычное время. Но сейчас даже реклама меня не раздражала, а умиляла.

А еще я училась писать! Да, понимаю, что звучит смешно — учительница начальных классов учится писать! Но попробуйте сделать это и вы, да еще и предварительно очинив гусиное перо, что тоже не так и просто! Да на очень серой и плохой бумаге — это вам не современные тетради да замечательная фирменная бумага для ксероксов! Да и с соблюдением всех правил старинной орфографии, с этими ятями, фитами, юсами малыми и прочими устаревшими буквами, и вы убедитесь, что это все не так просто! Вот и я в этом убедилась и тратила много времени на овладение этими премудростями! Мое счастье, что большинство дворян также не отличалось высоким уровнем грамотности и ошибок допускали очень много! Да что говорить о мелкопоместных дворянах, когда даже в рукописях и письмах Александра Сергеевича Пушкина находили немало ошибок! Так что я пыхтела, ругалась про себя, но старательно занималась каждый день чистописанием, подключив к этому и Машу, у которой получалось чуть лучше.

Разбиралась я и с мерами весов, длин и прочего. Как удобно, оказывается, с десятичной системой! Мы все привыкли, что метр равен 100 сантиметрам, или 10 дециметрам, в которых соответственно 10 сантиметров. Тоже самое и с мерами веса, все кратно 10. Но попробуйте запомнить все эти версты, сажени, аршины и прочие футы и вы схватитесь за голову. Пришлось прибегнуть к педагогической хитрости и попросить своих учеников сделать доклады-рефераты о старинных мерах веса и длины и распечатать их.

Так у меня появилась шпаргалка-подсказка и я узнала, что вершок равен 4,445 сантиметрам или 44,45 миллиметрам — так что от "горшка два вершка— это примерно 90 сантиметров, то есть совсем немного. А попробуйте, что называется, запомнить "без бутылки", что 1 аршин = 1/3 сажени = 4 четверти = 16 вершков = 0,7112 м, а мне это надо было знать, чтобы покупать материал для платья. Узнала я и то, что косая сажень равна 2,16 метрам и содержит три аршина (72 см) по 16 вершков. Так что человек, у которого "косая сажень в плечах"— действительно богатырь. А уж верста почти равна нашему километру, в ней 1066,8 метра, поэтому, когда говорят, что человека слышно за версту, это значит, что он действительно очень громко кричит.

Пыталась я разобраться я с помощью детей и с денежной системой. Но там было все настолько запущенно, что оставалось только хвататься за голову. Дело в том, что тогда в России существовали две основные расчетные денежные единицы, это монеты и ассигнации, когда 1 серебряный рубль стоил примерно 4 рубля ассигнациями. Но при этом рубль ассигнациями никогда не был равен 100 копейкам серебром. Людям было выгоднее получать в качестве расчета монеты, а не "бумажки" и многие нередко этим пользовались. Например, приходил купец за бочкой меда, она стоит 10 рублей серебром. У него есть ассигнации, а торговец говорит, что если товар будет оплачен не монетами, а бумажками, то мед будет уже стоить 11 рублей ассигнациями. Эта приплата при покупке товара называлась "лаж". Отсюда же слова "облажаться" и "лажа". Вот так, век учись, а то можешь " облажаться"!

В обращении были золотые империалы (10 рублей) и полуимпериалы (5 рублей), серебряные рубли, полтины, полуполтинники и 10 копеек, а также медные монеты достоинством в 5, 2, 1 копейку и полушку. Так что выражение "за морем телушка— полушка, да рубль перевоз" действительно актуально и в наши дни, когда транспортные расходы во многом превышают стоимость товаров. Правда, я знала, что после войны 1812 года император Александр I произвел частичную денежную реформу и несколько упорядочил обращение ассигнаций. Основной главной монетной единицей был установлен серебряный рубль. Поэтому моя идея покупать в будущем серебро, чтобы потом обменять его на монеты, нравилась мне все больше и больше.

Но расскажу подробнее о своем распорядке дня. После всех туалетных дел подавался завтрак, а к завтраку горячее молоко, чай из смородинного листа, каша со сливками кофе, яйца, хлеб с маслом и мед. За завтраком обычно ставили на стол самовар и пили чай, гораздо реже — кофе. Байховый чай предпочитали цветочному. Часто пили и так называемый "копорский чай", когда заваривали цветы растения Иван-чая.

На столе были также яйца всмятку, горячий картофель. К чаю подавали варенье, сливки, печенье, кренделя. Обычно за завтраком следовали полдник, обед, ужин и паужин. Но я так часто есть не могла и не хотела, и мы ели 2 — 3 раза в день — завтракали, обедали, пили вечерний чай или ужинали. Тут же со Степанидой обсуждалось меню обеда, а с Николаем и Лукерьей общие дела усадьбы. Далее был обед и послеобеденный отдых, когда все или спали, или занимались мелкими хозяйственными делами — чинили одежду, пересматривали белье, убирались у животных и так далее.

Вечер завершался игрой в карты, в которые я совсем не умела играть, что вызывало большой смех и оживление Машеньки. Но я старалась учиться, так как знала, что игра в карты была основной формой досуга дворян. Мы с Машей много музицировали, разучивая новые и старые мелодии. Ложились спать в усадебном доме в обычные дни очень рано, только праздники были исключением. Приготовления ко сну начиналось с приказа Антипу закрывать ставни, которые со стуком запирались железными болтами. В 8 — 9 часов вечера сторож обходил усадьбу, проверяя запоры и спуская дворовых собак. Тишину в доме нарушали лишь мыши, лай собак на улице да стук сторожей в деревянную доску.

Если я не хотела спать, то читала в тишине под треск горящих свечей, писала и размышляла о делах, которые надо было совершить в ближайшее время, записывала покупки, которые могла сделать только в будущем. А не хватала очень многого — сахара, приправ, даже соль ценилась очень дорого и была грубой, серой, грязной от примесей. День был похож один на другой, но скуки не было, мне было очень интересно входить в повседневную жизнь дворян этой эпохи.

На следующий день, пока в доме все были заняты делами, я решила съездить проведать своих крепостных крестьян, о жизни которых, конечно, имела только книжные представления. Степан заложил легкие санки, Лукерья вынесла и укутала меня какой-то меховой накидкой, все подоткнула и проверила, наказала не гнать лошадку, перекрестив нас на дорожку.

Глава 7. "Россия, которую мы и не знали..."

Погода стояла чудесная, легкий морозец чуть щипал щеки, заставляя кровь приливать в лицу, ветра не было и прогулка по свежему воздуху доставила мне только радость, ведь поездка в открытых санях, да еще и в качестве пассажира, чудесным образом отличается от управления машиной, когда ты должен внимательно глядеть по сторонами, думать о дороге, не замечая красоты окружающего мира.

А тут кругом — заснеженные ели и сосны, искрящиеся чистые сугробы, спокойствие и тишина, красота и покой отдыхающей природы! Поэтому когда Степан, затянув тихонько какую-то мелодию, довольно веселую, стал немного погонять лошадку, оглянувшись на меня, я только одобрительно кивнула в ответ, на что он решительно прибавил ходу и мы понеслись, да так, что дух захватывало!

И мне сразу вспомнились знаменитые слова Николая Васильевича Гоголя: 'Какой русский не любит быстрой езды!' и его описание Руси-Тройки! Да и весь окружающий меня теперь мир и люди часто напоминали ожившие страницы книг Александра Пушкина, Николая Гоголя, Ивана Шмелева с его 'Летом Господним' и других произведений классиков русской литературы. Все казалось идеальным, немного сказочным и спокойным, но вот дальнейшее зрелище меня опечалило и показало, что вокруг — не сказка, а реальная, хоть и прошлая жизнь!

Я прекрасно знала и о почти полном отсутствии официальной медицинской помощи — с болезнями обращались к местным травницам, ведуньям, смертность от болезней была очень высокой, о частом голоде в деревнях, когда раз в 10 лет вымирали целыми деревнями, о неграмотности основной массы крестьян, которую удалось исправить только в 20-е годы 20 века большими усилиями многочисленных работников ликбеза, о том, что крестьяне рождались и умирали в крепостном рабстве, отличаясь от негров только наличием собственного плохонького куска земли, с которого и прокормиться — то иной раз было невозможно!

Та же Екатерина Великая, которая хоть и состояла в переписке с французскими просветителями и которую некоторые считают "демократичной" правительницей, писала тогда: "Столь великая империя, как Россия, погибла бы, если бы в ней установлен был иной образ правления, чем деспотический, потому что только он один может с необходимой скоростью пособить в нуждах отдаленных губерний, всякая же иная форма парализует своей волокитой деятельность, дающую всему жизнь".

Даже о жизни крестьян мы почти не знаем подлинные, точные факты — воспоминаний они не оставили, так как в 97 % были неграмотными, их жизнь передают достаточно условно только поздние фольклорные записи песен, былин, сказок, мы узнаем о их судьбах только опосредовательно — через воспоминания их хозяев — помещиков, которые не всегда были правдивыми. Да и как написать в мемуарах о том, что прадед-помещик имел гарем из 10-15 крестьянских девок, а тетушка с дядюшкой истязали своих крепостных, наказывая за любую провинность, запарывая людей до смерти, отдавали в солдаты, где их участь была еще тяжелее — их пропускали сквозь строй, наказывая шпицрутенами за малейшую провинность, вспомните тот же рассказ Льва Толстого " После бала" из школьной программы.

А уж что творили в семьях — рассказывать можно часами, жена полностью зависела от мужа не только у крестьян, но и у дворян. Даже знаменитый предок Пушкина, всем известный "Арап Петра Великого" Абрам Ганнибал, увидев рожденную его женой светлокожую и белокурую девочку, обвинил ту в измене, арестовал и держал в заключенииодиннадцать лет в ужасных условиях, 'бил несчастную смертельными побоями необычно' и много лет держал её 'под караулом' на грани смерти от голода, а сам женился второй раз на другой женщине. Так что "французской булкой хрустеть " я отнюдь не собиралась, тем более ее и не знали пока — она придет позже, из заграничных походов войны 12 года, и реальности жизни тогдашнего времени отнюдь не идеализировала.

Дома в деревушке, куда мы так лихо домчались, стояли притихшими. Это были, как я поняла, те самые курные избы, которые довольно мрачно описал Александр Николаевич Радищев в своём 'Путешествии из Петербурга в Москву'. Крыши домиков были почти полностью засыпаны снегом с кое-где торчавшей из-под него соломой, окна, затянутые льдом, светились еле видными слабыми огоньками. На улице никого не было, наш приезд смутил обитателей деревушки, даже дворовые собачки попрятались и только слабо побрехивали из-за углов.

Да, людей, любящих причитать о прошлой счастливой 'России, которую мы потеряли', я бы отправила на денек в такую деревушку, так как даже в самом захудалом современном поселке все уже живут в гораздо лучших условиях.

Чтобы попасть внутрь одной избы, мне пришлось подняться по деревянным ступеням простого крыльца, двускатная крыша которого поддерживалась столбами, врытыми в землю. Попав в холодные сени, мне пришлось сильно нагнуться, так как дверной проём из сеней в избу был небольшим, а порог высоким. На моё удивление, потолка в избе не оказалось, дым от печи сразу понимался к крыше. Унылые серые стены были без какого-либо декоративного покрытия, а в верхней части — чёрные от сажи.

Глаза мои сразу заслезились, я стала кашлять — топили-то по — черному, весь дым от печи шел в помещение, чтобы было теплее, да и запахи тел были соответствующими. Правда, когда топили печь, открывали дверь и небольшое окошко под потолком, чтобы дым выходил быстрей. Люди в это время или сидели на полу или выходили на улицу, чтобы дым не разъедал глаза. Но нередки были случаи, когда целые семьи угорали, задыхались от угарного газа, особенно ночью, когда дрова не успевали прогореть полностью или были сырыми. Преимущество топки по-чёрному в том, что малым количеством дров быстро протапливали помещение, а воздух становился жарким и сухим.

Домик был около 30 квадратных метров, таким образом, в нем жили 6 человек, не в тесноте, но и слишком шикарно. Спали не вповалку, дети на полатях — на деревянном настиле под потолком, хозяева на голбце около печи. Внутреннее убранство избы тоже особым роскошеством не выделялось. Каждая вещь была необходима в хозяйстве, делалась своими руками и передавалась из поколения в поколение.

Я рассматривала избу, чувствуя себя в очередной раз посетителем какого-то краеведческого музея, но для людей, в ней проживающей, она была их убежищем, центром жизни, которая в избе начиналась и в ней же заканчивалась. Несмотря на свою простоту, изба была многофункциональным жилищем, делилась на специальные зоны, каждая из которых имела свою функцию, закрепленную традицией и историей. Например, правый от печки угол назывался "бабий кут" или "середа" (середина). Здесь командовала хозяйка, всё было приспособлено для приготовления пищи, здесь же стояла прялка. Обычно это место было огорожено, отсюда и слово закуток, то есть обособленное место. Мужчины сюда не входили.

Центральный, или 'красный угол' избы, где сходились стены, занимали иконы, которые единственные были украшены красивыми вышитыми полотенцами — "набожниками. В крестьянских семьях полотенца сопровождали человека всю жизнь — от рождения до смерти. Полотенцем утирались, в него заворачивали новорожденных и караваи хлеба, полотенцем соединяли руки молодоженов во время венчания и связывали руки и ноги усопшего. Полотенца обязательно вышивались, они непременно входили в приданное невесты и по их количеству и красоте оценивались ее качества мастерицы.

В смоленской народной вышивке обычно употребляли белый льняной холст, частично затканный красными полосами, который был ведущим цветом, а уж ему подчинялись желтый и синий. Вся вышивка строилась на контрасте цветов, других сочетаний почти не встречалось, но выглядело это очень красиво

Вообще ткань была в основном льняная, ведь Смоленская губерния недаром считалась родиной льна. Кроме одежды, из льна делали масло, достаточно вкусное и полезное, а уж на нем — разные мази и настойки. Кстати, надо будет попробовать взять несколько полотенец на продажу или в подарки, такие вещи всегда в хозяйстве пригодятся.

Одежда крестьян отнюдь не была серой и некрасивой, напротив, многие наряды и сейчас вызвали бы интерес. Самой привлекательной была, конечно, одежда девушек, чьим традиционным нарядом, получившем повсеместное распространение, был портяк или хвальбовник, когда на юбке делалось так называемое, "плиссе караваем", то есть складки заглаживались горячим хлебом вместо утюга. Такая плиссировка была очень красива, прочна, складки долго не заминались и не расходились, а при ходьбе юбка задорно покачивалась на бедрах женщины. Так и возникло название наряда — "хвальбовник" — то есть девушки похвалялись при ходьбе своей фигурой.

Неотъемлемой частью одежды крестьянок были фартуки. Их носили поверх андараков и хвальбовников в будние и праздничные дни. Фартуки крепились на талии с помощью завязок-лямок. Они предохраняли одежду от грязи и служили также для хранения мелких вещей. Внутренних карманов еще не было, поэтому на поясе фартука висели мелкие хозяйственные вещи, ключи, за пояс затыкался серп или другой инструмент. Пояс был обязательной принадлежностью народного костюма, без него невозможно было показаться перед людьми. Это было устойчивой традицией, берущей начало в древности, когда опоясаться — значило спасти себя от козней нечистых сил.

У мужчин одежда, как всегда, была проще и функциональнее. В комплект крестьянской одежды мужчин входили рубаха домотканого полотна, пояс, штаны (порты), лапти. Сапоги были редкостью и высоко ценились, жених в сапогах котировался гораздо выше, сапоги носили редко, на праздники, порой всю жизнь, нередко передавая их своим сыновьям— наследникам.

Рубахи мужчин были простого кроя, делались прямыми — из двух или трех прямых полотнищ белого домотканого холста или ситца, или туникообразными. Мужские праздничные рубахи украшались вышивкой по вороту, распаху на груди, иногда по подолу. Вышивка в каждой деревне нередко отличалась узором, служила своеобразным паспортным маркером, по ней знающий специалист без труда смог узнать происхождение и место жительства человека.

Носили мужчины в холодное время армяки, в него был одет и знаменитый "Мужичок с ноготок" Николая Некрасова. Армяки делали из сукна или валяной шерсти, цвет их был серым или коричневый. Это очень длинная одежда, гораздо ниже колен. Порты были неширокими, длинными, сужающимися книзу штанами, которые держались на шнурке, завязывавшемся вокруг талии. Порты заправляли в сапоги или обертывали онучами и поверх надевали лапти.

Головной убор в народных представлениях был связан с небом, его украшали символами солнца, звезд, дерева, птиц. Девушки и женщины носили высокие и рогатые стеганые кички, под которые подкладывали жгут из пакли, или платки, которые были их незаменимыми головными уборами. Выйти с непокрытой головой, опростоволоситься — значит — опозориться, отсюда и пошло это выражение. Обнаженными люди могли быть только в банях, где нередко мылись всей семьей, а вот дома, даже в постели, люди носили длинную рубаху до пят — исподнее.

Вечерами, когда темнело, изба освещались лучинами. Пучок лучин вставлялся в специальные кованые светцы, которые можно было закрепить в любом месте. Иногда использовали масляные светильники — небольшие плошки с загнутыми вверх краями. Окна закрывались бычьими пузырями. Стёкла появились давно, но они были очень дорогими, и ставили их только в богатых домах. Пузыри только пропускали свет, да и то слабо, а что происходило на улице, через них видно не было.

У хороших хозяев, а здесь чувствовалось, что хозяева, а особенно хозяйка, хорошая, всё сверкало чистотой. Видно было, что почти все в избе сделано своими руками. Резные миски и ложки, ковши, ткани и полотенца, которые наверняка лежали в сундуках около стен, плетеные лапти и туеса, корзины — все это было сделано трудолюбивыми руками этих простых людей. Хотя и не отличалось убранство избы разнообразием мебели: стол, лавки, скамьи, стольцы (табуретки), сундуки, вот и все, что там стояло, но было видно, что всё делалось тщательно, с любовью и было не только полезным, но и красивым, радующим глаз. Это стремление к прекрасному, мастерство передавались от поколения к поколению.

Пол, стол, скамьи были выскреблены до блеска, оклады икон начищены до сияния. В доме ходили босиком или в специальных домашних опорках типа наших тапочек. Пол в избе делали из широких цельных плах — брёвен, разрубленных пополам, с тщательно отёсанной одной плоской стороной. Клали плахи от двери к противоположной стене, так половинки лучше лежали, и комната казалась больше. Пол настилался на три-четыре венца выше земли, и таким образам образовывался подпол. В нём хранились продукты, разные соленья. А приподнятость пола почти на метр от земли делала избу более тёплой. Тут же, под полом внизу помоста сидел и маленький поросенок, коротко хрюкнувший, когда холод зашел в помещение.

Люди, завидев меня, сначала упали на колени, а потом после моего замечания, стали кланяться низко, до самой земли, да все старались поцеловать мне руки, чем меня привели в полное смущение, называли 'Ваше благородие барыня', стесняясь, отвечали сначала коротко, потом понемногу почувствовали себя спокойнее. Разговаривать в такой дымной обстановке мне было неудобно да и жарко в моих тёплых уличных одеждах. Поэтому я огляделась и попросила хозяина с хозяйкой выйти на улицу, на небольшое крылечко, иначе мне пришлось бы говорить со слезами на глазах и всё время откашливаться.

Разговаривал со мной старик — отец семейства — Гаврила. Он рассказал, что, слава Богу, припасы ржицы пока есть, голодовать авось не придется, что он сам хороший бондарь, делает бочки, учит этому своих сыновей, которых у него двое, да двое дочек, старший сын отделился и живет отдельно, дочка замужем в соседней деревне, а младшие дети пока живут с ними.

Выглядел он отнюдь не изможденным, был плечистым, достаточно высоким, но и пивного брюшка, привычного для наших мужчин, конечно же, не было. Жена его тоже была спокойная, уютная, статная, но не толстая, как многие дамы сейчас. Я думала, что им за 50 лет, оказалось, они почти мои ровесники, им около 35— 40 лет, точно они не знают, поженились они в 14-15 лет, что меня сначала ужаснуло (это ведь современные 7-8-классники по нашим временам!!!), но потом я вспомнила, что это было нормой для того времени, так как продолжительность жизни была очень низкой, а детей надо было успеть поднять на ноги.

Была и изба чуть побольше, там жил со своим многочисленным семейством староста всех деревушек Григорий Авдеевич, которого все звали просто Авдеичем в знак уважения. В доме было тоже много людей, все его дети пока жили вместе, там я увидела и младенца в люльке, и малышей, которые держались за юбки матери, и деток постарше, занятых каким-то делом. Староста знал всех и все знали его, он и рассказал подробнее о всех жителях деревень. Выяснилось, что были тут и плотник, и бондарь — уже известный мне Гаврила, и даже кузнец, которые жили чуть вдали от других. Была и Марфа, лекарка -травница, жена Григория, которую я пригласила придти позже к Маше в дом и посоветоваться, какими травами еще ее следует полечить.

Оказалось, что рядом есть небольшая речка и прудик, в которых водилась рыба. Я старалась все запоминать, позже решив еще раз подробнее разобраться с бумагами, так как уже знала, что обычно есть у помещиков так называемые 'Ревизские сказки', списки всех крепостных, бывших у них в подчинении. Но списки эти были часто неточными, не полными, люди умирали, а в бумагах числились, что и позволило скупать их Павлу Ивановичу Чичикову для заклада в банках в знаменитом произведении Николая Васильевича Гоголя.

Я сказала, что мы с ним еще раз все уточним и обговорим, кому чем надо помочь. Авдеич, степенно поклонившись, начал жаловаться на управляющего, который притеснял крестьян и не разрешал им пользоваться даже общинным лесом и озером. Я сказала, что отлучила своего управляющего от дел, на что услышала одобрительное похмыкивание, типа: "ага, ага!". Тогда он сказал, что община хочет половить рыбки к празднику и попилить дровишек в лесу, пока холода спали, на что, конечно же, получил полное мое согласие — ваше имущество, вам и распоряжаться, я в эти дела лезть не могла.

Часть дров и рыбы осталась общине, а часть попросила привезти мне в усадьбу, пообещав заплатить деньгами или зерном. То, что я просила, а не приказывала, а также мой искренний интерес и спокойный уважительный тон очень польстили ему, и мы отправились к выходу, довольные друг другом. Люди уже, шушукаясь, передали друг другу, что 'барыня строга, но добра' и потихоньку выходили на улицы по своим делам.

На улице я увидела стайку ребятишек, спешивших к реке с деревянными салазками. Одеты они были в какие-то одежонки, армячки, напоминавшие легкие курточки, и простые штаны, никто их не кутал, на ногах были лапти или какие-то 'опорки', валенки были редкостью. Оказалось, про валенки здесь знали, их делали, но они намного отличались от современных, больше походили на знаменитые боты 'прощай, молодость' времен моей бабушки, были редкими и достаточно дорогими и делались к тому же на одну ногу, постепенно растаптываясь под хозяина. Решила взять и это себе на заметку, начав делать более привычные нам изделия, хотя бы для себя и своих людей пока, а там посмотрим.

Вообще мыслей опять было много, особенно про ребятишек и их будущее. Я первым делом уточнила, учат ли их, на что Авдеич ответил, что отец Павел зимой немного учит их, в основном молитвам да простейшему письму и чтению, что тоже привело меня к очередным размышлениям как учителя-профессионала о судьбах этих деток. Я, конечно, понимала, что знание грамоты, по мнению крестьян, им ничего не даст, в основном все они были неграмотными, но хотя бы элементарные навыки письма для составления простых документов им не помешают.

Короче, обязав старосту ставить меня в известность обо всех проблемах и нуждах, особенно, если кто заболеет, сообщать немедленно, так как в таких скученных условиях болезни распространялись мгновенно, я, поглощенная мыслями, подошла с ним к Степану, где мужчины уважительно поприветствовали друг друга, и мы отправились назад. Теперь мы уже не мчались, Степан, почувствовав мою задумчивость, ехал медленно, а на мои расспросы отвечал, что Авдеич мужчина разумный, деревушками управляет по совести, мора и голода давно не было, так что все было не так уж и плохо.

Люди были работящими, пьяниц, которых я не любила всегда, слава Богу, не было. Вообще крестьяне пили редко, только по праздникам. Хмельными напитками были ставленый мед, выдержка которого была от 5 до 35 лет, и при этом получался продукт, близкий к коньяку, берёзовица пьяная — забродивший березовый сок, мёд хмельной, мёд варёной, который по технологии был близок к пиву, квас, наливки. Пили и что-то типа самогона, который был редок и продавался только в крупных селах в кабаках. У нас такого счастья не было, и мне оно и не нужно было, спокойнее жить будем. Люди не матерились, слово 'черт' уже считалось ругательным, очень редко курили, в основном 'самосад', то есть самодельный табак, который выращивали на задворках основного огорода.

Мыслей было так много, что я решила заехать на почтовую станцию и в соседнюю Отраду в следующий раз — на первый раз довольно впечатлений!

Слова Степана немного меня успокоили и настроили на решительную помощь этим простым людям, не роптавшим на свою тяжелую жизнь, не ждавших помощи от государства, а спокойно живших своей непростой жизнью в надежде не столько на Бога, сколько на самих себя.

Глава 8. Мои размышления о попаданцах и не только.

Вернувшись домой, я сразу стала суммировать и записывать свои мысли и размышления, привычно разбивая все по пунктам — что сделать сейчас, что позже, что совсем на перспективу.

Сейчас шли текущие бытовые дела и подготовка к Рождеству и службе, которую должен был отслужить отец Павел.

Решила я сделать и небольшой прием гостей, ближайшие соседи уже интересовались нами, да мы отговаривались пока слабостью Машеньки. Да и за ней требовался еще заботливый уход, все-таки бронхит — болезнь долгая, а мне очень бы не хотелось, чтобы он перешел в чахотку, туберкулез по современному, который косил тогда повально в основном молодых людей, не щадив никого, не смотря на чины и звания. Я помнила, что даже среднего сына Александра III, Георгия, эта болезнь привела к гибели, что же говорить об остальных простых людях. Так что еще лечиться и лечиться, почти по Владимиру Ильичу!

В будущем предстояли Новогодние праздники, посиделки в школе, на которые я все-таки решила нарядиться в платье из прошлого, встреча Нового года с Инной и ее семьей и прочие мелкие радости и заботы, привычные и понятные.

На ближайшее время в прошлом тоже планы были простыми — уточнить все бумаги еще раз, определиться с нуждами и заботами окружающих, закупить еще лекарства, которые были здесь в прямом смысле бесценными, общие бытовые мелочи.

А вот на будущее планов было много — это и обучение детей, и проблемы с лечением по необходимости взрослых, и изготовление валенок, и возможно, изготовление игрушек, типа простых Матрешек, которых еще не знали, так как появились они ровно 100 лет спустя, хотя и считались всегда извечным символом России и много, много всего. Да и про женские проблемы и радости я помнила, как про них забудешь, как раз начались, но пока я обходилась запасами из будущего.

Я прекрасно понимала, что все мои 'изобретения' будут носить прикладной, хозяйственный характер и выпускаться в небольших масштабах. Не было у меня ни денег, ни сил, ни возможностей, а самое главное — желания делать глобальные вещи, заниматься промышленным производством по примеру других героев, которые умудрялись за месяц 'на коленке' даже в Средние века развернуть промышленное производства в масштабах 20 века.

Также мне помнилось положение о 'единстве производительных сил и производственных отношений', и я понимала нереальность сочиненного данными писателями. Не собиралась я и в 'одно лицо' изменять социальный строй и делать революцию в отдельно взятом уезде и строить здесь социализм и коммунизм, прекрасно понимая утопичность этих идей, в отличие от других авторов и их героев.

Да и удивляло меня всегда, как это попаданцы умудрялись так быстро и так кардинально улучшать достаточно консервативную и устоявшуюся жизнь того времени, в которое они попадали. Получалось, что до этого люди были глупыми и не жили, а доживали, ожидая, когда к ним явится прекрасный попаданец и улучшит их жизнь! Но так ведь не бывает! Люди прошлого сами придумывали и делали очень интересные вещи, совершали открытия. Мне же хотелось не столько привносить какие-то новшества из будущего в эту жизнь, а изучать её, погружаться в нее полностью. Я не эпоху хотела менять под свои дела, а свои дела вписывать в эту эпоху.

Да и что может сделать женщина из будущего, если у нее знания и представления о добре и зле современные, а возможности чётко исторические? Совсем немного! По сути, даже я, оказавшись в выгодной позиции, дворянкой, а не крестьянкой, не могла поменять жизнь в своём поместье и деревнях. Не могла, например, освободить своих крестьян от крепостной зависимости.

Как это сделать? Ответ вроде бы простой — я же помню из уроков истории об указе Александра I от 1803 года 'о вольных хлебопашцах'. Но на что я и Машенька будем жить дальше? Где и как мне, 'современной' дворянке с моими гуманными понятиями о недопустимости крепостничества, зарабатывать деньги на жизнь и на мои преобразования? Ведь даже те деньги, которые есть у меня, в основном добыты варварским путём, т.е. выбиты у крепостных, и по современным представлениям, это деньги крепостных, а не мои. Могу ли я ими воспользоваться, как своими? И что вообще получится из моих задумок, а что окажется неосуществимым в этих реалиях?

Я также не думаю, что мои преобразования будут приняты окружающими дворянами благосклонно, поскольку противоречат во многом сложившимся традиционным отношениям помещиков и крестьян того времени. Крестьян и истязали, наказывая за малейшую провинность, и продавали, и обменивали на собак, да и просто относились к ним как вещам.

Я вспомнила, как в одной из книг прочитала случай о крепостном — старосте деревни, которого его хозяин обещал отпустить на свободу, если тот принесет 100 рублей — очень большие деньги по тем временам. Ограничивая себя во всем, буквально по копеечке, обманывая и обсчитывая того же барина, притясняя во всем свою семью и близких, крепостной каким-то чудом собрал нужную сумму за несколько лет, но когда он принес их своему хозяину, тот уже об этом обещании и забыл, да и был не в настроении — как раз проигрался в карты, и со смехом сказал, что сейчас ему надо не 100, а 1000 рублей, и никакой вольной он никому не даст. Расстроенный бедняга пришел домой и повесился, не выдержав крушения мечты всей своей жизни.

Так что никакого счастья в жизни крепостных нет и не было, а была жесточайшая эксплуатация крестьян и полное их бесправие и зависимость от своего хозяина — помещика.

И как мне объяснить соседям-помещикам, с чего вдруг их 'коллега-дворянка' решила пойти поработать, а своим бывшим крепостным стала платить зарплату, оплачивать больничные, предоставлять отпуск, т.е. предоставлять весь тот социальный пакет, который в нашем мире воспринимается как нечто разумеющееся? Оказывается, не так-то просто нести просвещение в массы, когда эти массы этого категорически не хотят. Вот обо всем этом мне нужно было поразмыслить.

А ещё мне было интересно посетить Смоленск, Дорогобуж, Санкт-Петербург, увидеть, как живут в других деревнях, посмотреть на людей той эпохи. Я получила такую уникальную возможность — увидеть Александровскую или Пушкинскую (хотя Пушкин в это время ещё мальчик) эпоху своими глазами, что грех этим не воспользоваться!

Но самое важным для меня оставалось спасение людей от наступающей через полгода Отечественной войны, помощь русской армии и простым обычным людям этого времени. Для этого надо было сделать запасы, простейшие укрытия, все то, о чем я уже думала. Но своими только руками и силами я особо сделать ничего не могла, значит, надо искать помощников и здесь, в прошлом, и в будущем.

Полагала я привлечь к этому и отца Павла, и Карла Карловича, только вот все никак не могла решить, как это сделать. Сильно раскрываться, очень кардинально изменять свое поведение было небезопасно, это бы вызвало подозрение — жила себе такая обычная барыня, а теперь чудит что-то непривычное — а значит, опасное! Так что надо было делать это потихоньку, исподволь, неявно! Как говорили в знаменитом фильме 'Щит и меч': 'Вживаться, вживаться, вживаться. Нужен Иоганн Вайс. Не нужен и ещё долго будет не нужен Александр Белов". Так и тут, мне надо было только вживаться и не торопиться, чтобы не подставиться ни в прошлом, ни в будущем!

Решила я начать с самого простого — еще раз уточнить списки всех моих крестьян по 'Ревизским сказкам' вместе с Василием Васильевичем, отцом Павлом и Авдеичем, чтобы определиться, кто что может сделать полезного для себя и меня. Так я и сделала, в ближайшее время, вызвав всех к себе в именье. Сначала они робели передо мной, но потом успокоились и разговорились. Были уточнены все умершие и родившиеся, и я попросила отца Павла отслужить молебны по упокоившимся и новорожденным, что было принято хоть и с удивлением, но очень благосклонно.

Я сказала, чтобы начали делать заготовку дров и небольшие заимки в лесу для их хранения, а также засеки в наиболее проходимых местах, чтобы войска французов по ним пройти позже не смогли. Передала я и поручение Гавриле начать изготовление ларей, бочек, разных сундуков для припасов. Местной травнице наказала заготовить побольше сосновых почек и иголок, а также коры ивы, которая была прекрасным заменителем аспирина и прочих антибиотиков.

Сказала надрать побольше лыка — луба, мягкой части коры липы и других деревьев и наплести побольше лаптей, да наделать коробов и разных ларей. Все это было в рамках привычного и особого удивления не вызвало.

Я знала, что в это время крестьяне-охотники использовали силки, разные капканы и простые кремневые ружья, которые были дешёвыми и доступными и пороха требовали мало. Вот их я и предполагала купить для вооружения крестьян и поэтому предупредила старосту и управляющего, что если они где услышат, что кто-то продает их, сообщать мне. Я думала создать потом из парней, живущих в деревне, что-то типа отрядов самообороны для охраны своих и соседних жилищ, которые в дальнейшем могут стать основой партизанских отрядов, действующих в тылу у французов (чуть не написала — немцев).

Решила я и будущем попробовать приобрести какое-то оружие, на которое не нужно разрешений и специальных документов, а если это невозможно, хотя бы стволы для более совершенных ружей. Приклады для них и сами крестьяне выточат, именно под себя.

Но война войной, но жизнь-то продолжается. Требовалось в дальнейшем устраивать и личную жизнь Машеньки, искать ей хорошую партию, заводить знакомства в свете и так далее, и так далее. Но нужны были деньги, и я все размышляла, где их добыть.

В будущем я имела небольшие накопления, получая достаточно, тратила немного, вещизмом особо не страдала, стараясь иметь нарядов поменьше, но качественных и подходящих друг к другу, но эти деньги были не бесконечны, их как-то надо было пополнять.

Неожиданно подсказку мне дали сами мои люди. Лукерья с помощью других деревенских девушек за эти дни навязали столько разных носочков, варежек, передали мне прекрасные тканые полотенца с вышивкой, а мои девчушки сделали на пяльцах такие замечательные воротнички и манжеты, даже простейшие митенки получились такими красивыми, что я поняла — вот она, прибыль.

Хоть и не продаются дорого такие вещи в России, большинство женщин, особенно в возрасте, сами все умеют делать, покупают такие вещи редко. Но у меня был через знакомую выход на иностранцев, которые всегда высоко оценивали такой 'хейд-мейд' и с удовольствием его покупали, так как делать подобные искусные чудеса не умели, а вещи действительно были необычными.

Так что я, спросив у Лукерьи, есть ли запасы шерсти, на что она ответила, что немного есть, приказала после святок деревенским девушкам ее чесать, прясть, а потом вязать всего побольше в счет оброка, который они мне должны выплатить. Это меня устраивало, но я решила еще раз все четко уточнить — что крестьяне могли и делали как барщинные работы, а что — как оброк.

Еще одну идею подсказали мужчины — Авдеич выполнил свое обещание буквально через день, прислав целую подводу дров, а сверху огромный мешок рыбы, хоть и речной, но очень вкусной, часть которой мы засолили, а часть оставили коптить. Две огромнейшие щуки, прямо как в сказке о Емеле, я решила оставить и сделать и здесь, и в будущем, знаменитую рыбу 'фиш', рецепту которой меня научила одна из бабушек еще прошлых моих выпускников.

Выполнила и я свое слово — передала в счет оплаты за рыбу и дрова два мешка муки с пожеланием напечь из нее хлеба для общины на праздники и раздать всем нуждающимся. Позже я узнала, что все было так и сделано с благодарностью. Ведь хотя все запасы и были общинными, я могла бы и не заплатить, что дворяне нередко и делали в нарушении закона. А тут я еще раз подтвердила свою репутацию человека слова, что прибавило уважения ко мне как к хозяйке.

Вообще мифы о забитых крестьянах были достаточно условными, общине принадлежали и земля с посевами, и часть покосов, и лес, и озеро. Другое дело, что количество земли у крестьян было небольшим, она была истощена, урожай 'сам треть' уже считался хорошим, никаких удобрений не применялось, только навоз, да и то не всеми, многие просто брезговали удобрять землю 'г...ном'. Величина надела зависела от количества мужчин, недаром у Некрасова 'Мужичок с ноготок' говорит: 'Семья-то большая, но два человека всего мужиков-то — отец мой и я!'.

После смерти или выбытии одного из работников наделы перерезались, земля постоянно менялась, что также не способствовало вложению в нее удобрений — зачем заботиться о том, что потом отойдет другому. Но община была сильна своей поддержкой, в сельской общине крестьянин рождался, жил, работал и умирал. Труд на земле был тяжелым, изнуряющим. Без поддержки односельчан выжить было в сотни раз тяжелее, иногда просто нереально. Потому изгнание из общины было суровым наказанием. За что же односельчане могли изгнать крестьянина?

В селах царили строгие нравы. Антиобщественное поведение строго порицалось, виновники изгонялись. Собирался сельский сход, на котором 'по косточкам' разбирались поступки претендента на изгнание. Криминальные личности, в том числе воры, удалялись из крестьянской среды, причем закон давал на это полное право. Часто формулировка 'дурное поведение, которое явилось в воровстве и непомерном употреблении водки' уже обеспечивало человеку самое страшное наказание — изгнание из общины, таких людей называли 'извергами', так как их 'извергали', отлучали от общей жизни.

Так что реальная жизнь крестьян отнюдь не была идиллией, были и проблемы, но община старалась их сгладить, поддерживая вдов, особо бедные семьи, осуждая только пьяниц. Осуждались и бобыли — мужчины или женщины— одиночки, не создавшие семьи, так как это считалось большим грехом. Таким же грехом в русских селах считалось и внебрачное сожительство. То, что сегодня называется гражданским браком, в старину считалось преступлением против религии и идеала брачных отношений. Обо всем этом я прочитала в Интернете, а теперь все это видела и наяву.

Но вернусь к ревизии наших запасов. Были еще запасы меда и воска, вощины, соты, колбаса и сало, а также бутылки с наливками от Лукерьи, которые я также решила прихватить с собой для продажи. Даже лапоточки мне маленькие между делом кто-то из крестьян сделал, вызвав мой неподдельный интерес к таким, казалось бы, простым изделиям. Я попросила к следующему разу сделать их побольше, для подарков и сувениров на продажу.

Короче, отправляясь в очередной раз в будущее, я собрала огромный мешок с разными припасами и боялась только одного — как мне все это осилить и как перенесется этот мешок, но все прошло нормально. Через мгновение метельной круговерти я уже сидела дома, размышляя, глядя на мешок, как все затолкать в холодильник и что оставить себе и Инне, а что продать соседям, нашим дамам и их близким.

Ближайшие дни я провела в делах торговых, хотя особо и не любила этого, в 'бизнес', по заветам нашего премьер-министра, уходить я вовсе не собиралась. Я просто спустилась вниз к нашей консьержке Жанне Викторовне, бывшей, кстати, актрисе одного провинциального театра и осевшей в Москве еще в 70-ые годы, даме бойкой, знакомой со всеми и очень инициативной.

Я показала ей часть своих запасов, сказала, что привезла все из 'экологически чистой деревни, где живут фермеры, изготавливающие все по старинным рецептам без всяких добавок' (что было истинной правдой!) и предложила ей поторговать ими, объяснив, что поскольку была на машине, прихватила всего побольше, а мне столько не надо.

Понюхав мою колбасу, сало и рыбу, попробовав всего понемногу, она высказала полный восторг и тут же все забрала себе, сказала, что цену установит достойную и ей достаточно только 10% выручки. Жаннета тут же поднялась за остальным ко мне в квартиру, боясь, чтобы я не передумала. Я только вздохнула с облегчением — одной головной болью меньше.

Вязаные вещи я часть оставила на подарки, часть решила передать еще одной своей знакомой, Маргарите Павловне, Маргоше, которая когда-то работала в нашем лицее, а сейчас была гидом для иностранцев. Она также забрала почти все сразу, поохав и поахав над вещами, сказала, что таких уже не делают, что все разойдется влет, пообещала расплатиться долларами или евриками, а по желанию, сразу перевести все в рубли, что было мне намного удобнее.

Вот чем хороша профессия учителя, так это наличием знакомых во всех жизненных областях. Это или мамы моих сейчашных и прошлых учеников, или их родственники и знакомые, или знакомые родственников и знакомых. Стоило мне озвучить свою проблему, мне обязательно подсказывали, к кому можно обратиться, чтобы ее решить. Но и я сама никогда не оставалась в долгу, помогала или подсказывала, кто может помочь, всем, кто ко мне обращался.

Так что уже через несколько дней у меня скопилось достаточно средств, которые все прибывали, и я опять ломала голову, как обменять современные деньги на старинные и где их найти. Великий Интернет проинформировал меня, что купить деньги того времени возможно, но банкноты такие достаточно редки и стоят очень дорого. Проще было купить серебро, как я и собиралась сделать, и бесплатно переделать их на монеты в прошлом. А можно было и по— другому — приобрести несколько монет того времени и сдать их здесь коллекционерам или выставить их для продажи на каком-нибудь из сайтов, что, правда, требовало чуть больше времени. Такой круговорот денег во времени. Но об этом нужно было уточнить на месте.

Пришлось открыть новый счет, на который и решила переводить накопившиеся деньги и пока отложить эту проблему на потом по заветам известной героини, которая в таких ситуациях любила говорить: 'Об этом я подумаю завтра'. Хотя я ее немного недолюбливаю, но в этом случае она была права.

Глава 9. Разбор "полетов", запасы, покупки и другие хлопоты.

Время летело очень быстро, метельная круговерть совсем меня закружила и я решила немного передохнуть, тем более наступал Новогодние праздники. Я все-таки сходила в школу на наши посиделки в старинном платье, причем сначала была в привычной одежде, но когда, переодевшись в кабинете, вышла в наряде из прошлого, меня сразу и не узнали, а потом ахнули в восторге и долго рассматривали и платье, и сумочку, и веер, и перчатки.

В особом потрясении был наш историк Андрей Александрович и 'трудовичка', то есть учитель технологии по современному, Ирина Васильевна. Первого потрясла 'историческая аутентичность' наряда, полное совпадение с эпохой (ну еще бы!), а вторую -материал, сама техника и тщательность работы.

Они все допытывались, откуда такие прекрасные вещи. Пришлось объяснять, что наряд нашли в маленьком провинциальном музее, когда разбирали запасники (и опять я почти не погрешила против истины!) и мне он достался случайно, и что если что-то подобное еще будет, я им обязательно покажу. Короче, успех был полный, мои фото в этом наряде потом широко разошлись в Сети, причем я об этом даже и не знала. Кстати, эта история потом мне еще "аукнется", правда с хорошей стороны, но об этом я узнаю намного позже.

Новый год я встретила на даче, на которую тогда не доехала, вместе с Инной и ее семьей. Мы ели мои запасы, современные салаты, рыбу 'фиш', пили прекрасные наливки, веселились и танцевали, короче, отдыхали на славу. Когда зазвучали куранты, я загадала только одно желание — чтобы мое путешествие в прошлое продолжалось еще долго и благополучно, а затягивало оно меня все больше и больше.

Проводив Инну и все ее семейство на отдых в Турцию, я решила сначала почитать в книгах про попаданцев, узнать, бывают ли такие ситуации, как у меня. Оказалось, что такие сюжеты очень популярны, даже существует теория, что у каждого человека есть или был свой двойник, недаром в Интернете можно найти множество картинок, где люди настоящего являются копиями людей прошедших веков.

Да и я сама в толпе метро, вглядываясь в лица и пристально их примечая, увидела девчонок-подростков, у которых сквозь их боевой окрас вдруг проглядывали милые черты моих горничных, и заставляла их краснеть от своего пристального внимания.

Или проходя мимо церкви, в которую я стала неожиданно часто заходить, в толпе профессиональных нищих, встречала скромно стоявшую в отдалении маленькую старушку, напоминавшую мою хлопотунью Лукерью. Подойдя к ней и кое-как разговорив, я выясняла, что побираться ее заставляет пьяница-сын. И, конечно, возмутившись этим от души, шла к нему разбираться вместе с нашим 'классным' полицейским, папой одного из моих учеников, который, пригрозив тому, что если он и в дальнейшем выгонит мать побираться, иметь дело будет уже с ним и органами, пообещав помочь тому найти хоть какую-нибудь работу.

Вычитала я, что существует и такое понятие, как 'допельгантер', двойник, который собирает в себе самые отрицательные черты человека, является нередко его скрытой 'дьявольской' сутью и часто поглощает личность первую. Прислушалась к себе с некоторой опаской — но нет, вроде все в порядке, мой двойник (нельзя же сказать 'двойница') кажется, не такая, уживаемся мы вместе дружно, да и особых 'демонических' черт я не имела, была чаще всего 'белая и пушистая', хоть и могла постоять и за себя, и за своих подопечных в случае необходимости, защищая и оберегая их.

Анализируя свои впечатления, я понимала, что иногда смотрю на ситуации прошлого как на сериал или воспоминания своей прабабушки, но всегда очень искренне их воспринимая. Но я и чувствовала, что мы с моей " коллегой— Барыней" все больше и больше сливаемся, соединяемся в своих мыслях и эмоциях.

Иногда на меня нападал страх, что метельный портал, переносящий меня, закроется. Но почему-то я была уверена, что пока меня ждут и в будущем, и прошлом, он будет действовать. Именно эта любовь и позволяет мне так легко путешествовать во временах. По крайней мере, я чувствовала себя комфортно и привычно во всем и четко отдавала отчет в своих действиях. Так что так и будем существовать мирно и в дальнейшем.

Разобралась я и со временем — оно изменялось примерно 1:10, то есть в прошлом проходило 30 часов, в будущем — 3 и наоборот, что было достаточно удобно, никто меня особо не терял. Также же я поняла, что переноситься из сознания в сознание, переключаться из прошлого в будущее и обратно я стала без проблем, сидя в кресле, стоило только мне представить метель.

Немного разобравшись с особенностями переноса, я решила и дальше пользоваться такой счастливой возможностью, особо не задумываясь, как это действует и почему так происходит. Мы же не задумываемся над устройством сотовой связи, Интернета, даже привычного телевизора — пользуемся и все, хотя попроси нас рассказать о принципах их действия, мы начнем только мычать и разводить руками, усилено вспоминая обрывки школьных знаний.

Поскольку с обменом денег была пока загвоздка, я стала думать, на чем я могу заработать в прошлом анонимно, не подставляя себя. Как истинный попаданец, я решила начать с песен, а так как близились Рождественские и Новогодние праздники, принести в 'темные массы прошлого' (здесь должен быть ехидный смайлик!) песенки, связанные с этими днями. Кстати, смайлики тоже можно попробовать напечатать, назвав их 'колобками' (на них, кстати, они и похожи) или 'улыбашками'.

Решено, достаю принтер! Начала я, конечно, с классики жанра, с 'В лесу родилась елочка'. Вот тоже парадокс, все думают, что эта песенка народная и живет вечно, а ведь у нее есть авторы — Раиса Кудашева сочинила слова, а год спустя вовсе не профессиональный композитор, а ученый Леонид Бекман ко дню рождения своих дочерей придумал на эти слова простую мелодию, и все это произошло в 1903-1904 годах, так что нашей елочке чуть больше 115 лет.

Дальше пошли знакомая и любимая 'Маленькая елочка', которой холодно зимой, написанная Зинаидой Александровой и Михаилом Красевымуже в 1953 году (совсем свеженькая елочка) и другие песни для детей и взрослых. Принтер рычал и плакал, но работал исправно. Я решила в прошлом переписать тексты от руки и попробовать издать их под именами авторов. Свое имя я ставить не рискнула, да и неудобно было заниматься мне воровством чужих идей по примеру основной массы попаданцев, а потом я хотела продавать эти тексты через книжные магазины — должны же быть там такие.

Распечатала я и несколько рецептов современных салатов, типа селедки под шубой и мясного, более известного под гордым именем 'Оливье', хотя к классическому Оливье отношения не имеющему, так как в него входили вовсе другие составляющие. Для салатов нужен майонез и я решила 'изобрести' и его, тем более сделать его очень легко, просто мы привыкли к покупному. А соус этот уже был известен, только не очень популярен в Смоленской глуши. Можно назвать его именно "Смоленским" и тем самым привлечь внимание к идее.

Надо было закупиться и подарками для всех 'чад и домочадцев' и я отправилась в по магазинам. Там я приобрела хорошие стальные спицы, крючки, иголки, которых еще не делали, нитки и пряжу для Лукерьи и девчонок, у них, конечно, это все было, но худшего качества, купила всем старичкам теплые красивые тапочки, а то они носили какие-то опорки. Молодым парням добавила простые шапки типа ушанок — тогда чаще были теплые шляпы или так называемые треугольные шапки-малахаи, а девчушкам — платочки в стиле Павлово— Посадских. Тогда все носили платки, выйти простоволосой на люди нельзя было категорически, но платки были намного скромнее.

Себе я выбрала мягкие тапочки-туфельки, а для Машеньки нашла очень красивый 'отрез', как говорили раньше, нежно-голубого шелка на платье. Купила деревенским ребятишкам традиционных петушков на палочке, причем еле их нашла, всюду чупики заполонили, разных конфет без обертки, пряников, баранок, сухарей попроще, но и такое привычное и простое для нас угощение было для них чудом.

Отцу Павлу хотела приобрести красивое издание Библии в старом стиле, вспомнив, что у него она была уже старая и ветхая. Но спохватившись, поняла, что и бумага, и стиль печатания будет разительно отличаться от тогдашних, даже если тщательно и затереть год издания и выходные данные. Решила прикупить ему большой наперстный крест на цепочке — и солидно, и от тамошних почти не отличим. А уж "Библию" я ему позже куплю, в соседнем мужском Болдинском монастыре (не путать с Пушкинским Болдино), что был от нашей деревушки совсем недалеко, и куда я тоже планировала поехать чуть позже.

Да и там можно "прибарахлиться"— прикупить старинные книги, крестики, образочки, лампады, даже восковые свечки, что отличаются от современных, и продать их в будущем. Хотела купить на продажу и иконы, но поняла, что с ними геморрою больше — такие старинные уже редкость, они вызвали бы большой интерес не только искусствоведов, но и людей в штатском посерьезнее, и их справедливые вопросы: "А откуда, да как они к Вам, сударыня, попали, да не криминальное ли это дело?" Ну их, от греха подальше, куплю себе и хватит.

Даже про Жучка не забыла, купила средство от блох, антиблошиный ошейник и щетку для шерсти. Не обошла и своего любимца, который, подружившись с Жучком, нередко спал в его теплой будке, приобрела и ему такой же ошейник.

Вообще Мурзик симпатизировал всем, но больше всех уважал Клавдеюшку. После того, как он переловил в коровнике всех мышей, причем обязательно выкладывая их на видном месте для отчета, она первое самое вкусное парное молочко наливала именно ему в миску. А распробовав настоящую сметану и сливки, Мурзик был готов продать за них душу и ходил за ней по следам.

Он раздобрел, шерсть его лоснилась, и даже, к его и моему удивлению, он вновь обзавелся мужским достоинством, лишенным когда-то в детстве. Первое время он с удивлением поглядывал на свои 'бубенчики' — откуда взялись и что с ними делать, а потом лучшим занятием для него стало привычное дело всех котов — вылизывание своего богатства. Думаю, к весне появятся и невесты, а затем и котята.

Вспомнив, что бичом того времени были клопы, приобрела на всякий случай средств поядовитей. У себя в кровати я пока этой страсти не видела, но вреда не будет. Также зная, что основной проблемой тогда была скука, ограниченность досуга, ведь основной формой его проведения была игра в карты, я решила сломать стереотипы и купила классические лото с бочонками и настольные игры.

Затарившись таким образом всем этим, предупредив своих деток и родителей, а также Жаннету, о том, что я уезжаю на каникулы к знакомым и вновь могу что-нибудь привести, чему она очень обрадовалась, вновь отправилась в прошлое к людям, которых уже считала родными и близкими.

Глава 10. Подготовка к Рождеству и наш первый прием гостей.

Появилась я очень вовремя, еле успела припрятать свои запасы, как под дверями уже топтались мальчишки — меня уже заждались, по мне соскучились, что было очень приятно. Машенька уже неплохо выглядела, остался только небольшой кашель, который, надеюсь, тоже пройдет. Но лечение, в том числе и антибиотиком, хоть и в меньшей дозе, я потихоньку продолжала.

А в доме творилось что-то невероятное — все что-то готовили, пекли, жарили, солили и коптили, несмотря на строгий пост, ведь скоро Рождество и мы готовились к приему гостей.

Попробовав Степанидины ржаные лепешки, многочисленные каши — гречневую с грибами, пшенную с тыквой и другие, ту же полбу из сказки о Балде — а это, оказывается, просто крупа крупного помола, очень вкусные и необычные блюда из репы, классические постные кислые 'шти' и другие похлебки, я решила, что так поститься рада хоть круглый год, насколько все было вкусным, 'ум отъешь', как говорила одна моя коллега.

Обучив кухарку быстрому засолу рыбы и объяснив принцип простейшего винегрета, я посадила мальчишек сбивать майонез для салатов. Майонез уже знали, он был назван в честь города Маон (или Майон), который был завоёван герцогом Ришельё. Когда в 1758 году британцы осадили этот город, у французов иссякли запасы продовольствия, за исключением яиц и оливкового масла, и поварам из этих продуктов пришлось готовить чуть ли не каждый день яичницу и омлеты, которые изрядно надоели французским офицерам. Герцог Ришельё приказал своему повару приготовить какое-нибудь новое блюдо. Находчивый повар взбил яйца с маслом и приправил эту смесь солью и пряностями. Так этот соус и вошел в пищу, но в основном был распространен во Франции, в дворянской среде. Здесь же, в нашей Смоленской глубинке, его еще особо не знали, на чем я и хотела сыграть, назвав, как и хотела — " Смоленским"— и патриотично, и внимание привлекает.

А Маше, чтобы она не скучала, показала, как делать простейшие цепи и игрушки из цветной бумаги и вырезать снежинки. Я несколько раз все продемонстрировала, сделав самую простую снежинку и цепочку из ангелочков, чем вызвала неподдельный интерес не только Маши, но и Дашутки с Катюшкой, которые вначале хоть и стеснялись, но потом присели рядом и с небывалом интересом и старательностью тоже принялись за работу.

Простые эти занятия вызвали огромный интерес и азарт, ребятишки, а я их всех считала уже своими ребятишками, старались сделать свои изделия самыми замысловатыми, сравнивали, у кого лучше. Щеки Машеньки разгорелись, и я только сейчас и разглядела, насколько она еще молода, недалеко уйдя от Даши и Катюшки по возрасту. Значит, надо ее учить, что-то я могу преподавать и сама, правда, в очень ограниченной форме, а для каких-то предметов надо искать учителей. Короче, наш вечер прошел весело, в 'теплой дружеской обстановке', как говорили раньше.

Потом пришел отец Павел и велел всем готовиться к Рождественской службе, на которой я буду впервые присутствовать, обычно смотрела я это действие по телевизору, в передаче из Храма Христа Спасителя.

Так в хлопотах и прошла вся неделя, в течение которой все мыли и убирали дом, готовили угощение и украшения для дома. Как же мне хотелось поставить елку, нарядить ее красивыми игрушками, но, увы, пока этого обычая не было, а выбиваться из традиционного ряда мне было еще рано. Ограничилась большими сосновыми ветками в вазах, которые украсили цепями и гирляндами из ангелочков и снежинок.

Решилась я и на первую 'попаданческую' прогрессивную идею — изготовление валенок! Что же это за прогресс — скажете вы, их уже знают и делают чуть ли не с 15 века, и будете правы. Но пока делают простые и жесткие, а так же по одинаковой колодке на разные ноги. А я же с помощью своих ребятишек-школьников в одном из их рефератов нашла очень хороший и недорогой способ сделать их более мягкими и удобными.

С помощью моих подсказок и непосредственным приглядом Авдеича, который сразу смекнул, насколько эта обувь теплее и удобнее имеющейся, под катание валенок выделили отдельную избу на окраине одной из деревушек, поскольку это дело достаточно запашистое из-за медного купороса, который добавлялись в шерсть, чтобы с ней было легче работать.

Купорос я пока купила в будущем, но в дальнейшем его можно было покупать и здесь, в аптеках, его уже знали и применяли. Занялись этим две большие семьи, главы которых были братьями, со своими многочисленными детьми, но я сразу предупредила, чтобы они поменьше дышали этим воздухом, сделав в избе хотя бы простейшую вентиляцию.

Дело пошло не сразу, но когда работники поняли и отработали все этапы изготовления этих, казалось бы, простых изделий, дело пошло на лад. Были валенки пока серыми и самыми простыми, но я уже думала о том, как сделать их мягкими и белыми, чтобы можно было украсить их аппликациями или вышивками, превратив простые вещи из крестьянской обуви в обувь для дворян, ввести их в моду. Ведь ноги зимой мерзли у всех, не взирая на чины. Попросила я потом наделать и маленьких декоративных валеночек — сувениров, чтобы забрать их в будущее.

Предупредила я старосту и о том, что к нему скоро будут обращаться с просьбами купить валенки или рассказать об особенностях их изготовления. Я сказала, что продавать можно и нужно, а вот раскрывать секреты не стоит. Просила я предупредить об этом же и изготовителей валенок.

Озадачила я старосту и организацией работы по изготовлению лото. Маленькие бочоночки для него будет делать наш столяр, у которого даже был примитивный ножной токарный станок, а вот мешочки для него надо было нашить деревенским девушкам и украсить хотя бы небольшими вышивками. Бумажную основу для лото я поручила написать деревенским ребятишкам, которые, надеюсь, справятся с таким заданием.

Также я показала и костяшки домино, которые должен был сделать наш плотник из досок, лучше березовых. Из таких же маленьких плашечек сделана была и игра "Пятнашки", которая, несмотря на свою простоту, была очень азартной и интересной. Сказала я, чтобы и он никому не рассказывал о своих секретах, но продавать свои изделия также может через старосту и лучше тоже в мешочках. Я понимала, конечно, что повторить и изготовить эти изделия достаточно просто, но хотела хотя бы немного первоначально 'навариться' на них. Лучших работников я пообещала поощрить, а за работу заплатить или зачесть ее как часть барщины.

Вот и наступила ночь перед Рождеством, которую так прекрасно описал Гоголь. Была она поистине сказочной — снег хлопьями падал с неба, ветра не было, было относительно тепло и тихо.

Накануне к нам пришли с колядками деревенские ребятишки. Вначале они робко толпились в передней, но потом, поняв, что их никто прогонять не собирается, осмелели, запели своими детскими голосами:

— Господин, господа, Господинова жена,

Двери отворите И нас одарите!

Пирогом, калачом Или чем-нибудь еще.

Осмелев, дальше они продолжили:

— Коляда-моляда, Накануне Рождества,

Подавай, не ломай, Все по целой подавай.

Если крошечку уронишь, То и Бога не замолишь.

Не подашь лепешки — Разобьем окошки.

Не подашь пирога — Уведем корову за рога, — чем вызвали мой смех.

Тут очень кстати пришлись и Степанидины, и мои угощения из будущего, которые вызвали полный восторг.

Поразила ребятишек и наши украшенные елочные ветви, внизу которой на небольшом столике горели свечки — на ветки крепить я их побоялась из-за опасности пожара.

Глаза их были круглыми от удивления и ужаса, лица у некоторых побледнели, у некоторых раскраснелись щеки, это были лица людей, увидевших нечто необычное! Для крестьян ель всегда была символом смерти, ведь недаром, провожая в последний путь, даже сейчас бросают на дорогу лапник. А тут что-то невероятное и красивое, да на елочных ветвях! Они были и испуганы, и очарованны этим зрелищем одновременно. У них, как говорят, произошел 'разрыв шаблона'.

Как трудно поразить современных детей, привыкших к разным развлечениям и технологиям, и как легко было удивить этих простых детишек — ведь тогда традиции наряжать дом к Новому году еще не было, она возникнет гораздо позже.

Да что говорить про детишек, когда даже Маша и все наши дворовые люди ахали и восторгались, когда увидели дом во всей красе его наряда, хотя сами его и украшали. Даже Мурзик с удовольствием сидел под ветками, изображая из себя Снегурочку. Кстати, про нее здесь не знали, она появится гораздо позже с легкой руки Александра Николаевича Островского и придет из его пьесы.

Продолжилась Рождественская ночь службой. Конечно, наша скромная церквушка ни в какое сравнение не шла с прекрасным главным храмом страны, но она была такая домашняя, теплая, добрая, так располагала к себе, что я с удовольствием не просто отстояла всю службу, а искренне молилась, благодаря Судьбу, которая привела меня к этим простым и искренним людям, ставшими моей новой доброй семьей.

Вручила я им и свои подарки, вызвав такой взрыв благодарности и удивления, ведь редко кто из дворян такие подарки своим людям делал, что мне даже неудобно стало. Лукерья все трогала спицы, крючки, иголки и поражалась их остроте и удобству, а на нитки сказала, что их, поди, монашки напрЯли, настолько они тонкие и красивые. Представив китайских тружениц, которые сделали эти нитки, в виде монашек, я невольно улыбнулась. Понравились всем и тапки, и другие вещи.

Молодежи мои подарки также пришлись по душе, особенно парням, которые сразу нарядились в новые шапки и гордо прошлись по деревне, вызвав интерес у других обитателей. Девчушки же мои платочки пока прибрали, сказали, что придут в них на Святки на посиделки, когда девушки гадать будут. Я решила потом по возможности посмотреть, как это делается в действительности, поскольку знала об этом обряде только из знаменитой поэмы Василия Жуковского 'Светлана'.

На следующий день к обеду стали съезжаться наши гости. Я с помощью Маши и Василия Васильевича, который все эти дни, стараясь загладить свои провинности, во всем старался угождать мне, разослали письма — приглашения для соседей. Что интересно, кроме тех, кого мы приглашали, было еще много других гостей, которых мы и особо не знали, чему я была удивлена. Оказалось, это было в порядке вещей, приезжали и по приглашению, и просто по-соседски, и никого не прогоняли, а, наоборот, с удовольствием принимали.

Тут я увидела во всей красе все типы помещиков, так верно описанные в романе Николая Васильевича Гоголя. Были тут и молодые, и старые, была и и типичная Коробочка, и Манилов, и Собакевич и многие другие.

Я заранее написала в прихожей красивое объявление, что сегодня все говорят по-русски, что вызвало у многих облегчение — хоть и владели они французским языком, но на уровне 'Май нейм есть Петя', то есть через пень — колоду. Ведь большинство из них были мелкопоместными и учились дома, у домашних учителей и гувернеров, которые были чуть выше их по образованию и нередко отнюдь не 'блистали' знаниями.

Всех их также поразила наши украшения и накрытое угощение, в котором я попыталась соединить и русские традиции, и свои новшества. По крайней мере, речные сомики под овощной шубой, которыми я заменила морскую селедку, бывшей редкой и считавшейся сорной рыбой и не котировавшейся у дворян, и салат Оливье, он же "мясной", вызвали интерес и не были отвергнуты. Правда, мне для Оливье пришлось принести из будущего консервированный горошек, но я знала и простые рецепты его приготовления с помощью содового раствора, и тоже собиралась его внедрить. Когда дамы стали наперебой узнавать рецепты, которые якобы были прочитаны мною в одном из французских журналов и немного переделаны, я сказала, что их можно будет скоро прочитать в книжечках, которые я постараюсь издать. А я сделала себе заметку, что мне надо как можно быстрее это сделать. Все с удовольствием ели и пили, общались между собой и сплетничали, а я 'мотала на ус', все запоминая.

Десерт я расположила в открытом доступе по типу шведского стола и предложила всем подходить и накладывать, кому чего хочется по принципу 'олл-инклюзив'. Все, конечно, ломанулись к столам, стараясь набрать всего и побольше, рассмешив меня — насколько люди не меняются, халява сладка во все времена.

Хорошо, что мы всего напекли и наделали всего много, особенно всех поразило простейшее пирожное по типу "картошки", про которое я вспомнила совсем напоследок, когда пекли торты и осталось много крошек и обрезков теста. Я просто соединила их с помощью сладкого медового сиропа и пропитала немного коньяком. Понравились всем и канапе с сыром, колбасой и солеными огурцами, для которых мои молодцы нащипали палочек по принципу лучинок, удивив Лукерью.

Когда все наелись и напились, мужчин мы отправили в курительную, а дамы уселись посплетничать. Но продолжались разговоры недолго и дамы попросили меня спеть, поскольку, как оказалось, я неплохо это умела делать и славилась своим небольшим талантом среди соседей. И опять — у меня прямо язык чесался, чтобы спеть знакомые всем Новогодние песни про то, что в лесу родилась елочку, и про то, что ей холодно зимой, но, увы, увы, увы... Елочки еще должны были подождать, подрасти!

Вообще я решила, в отличие от остальных попаданцев, как можно меньше использовать авторские песни, а как можно больше — народные. Тем более как раз сейчас появился большой интерес к народному творчеству. Недаром и Жуковский, а чуть позже и Пушкин, в основу многих своих произведений положат русские сказки и предания. Да и Владимир Иванович Даль как раз сейчас приступает к огромнейшей работе по сбору народных выражений, пословиц и поговорок к своему знаменитейшему словарю "Живого великорусского языка".

Поэтому я решила немного заняться рекламой и спеть про знаменитые "Валенки", которые "не подшиты и стареньки". Подыграла мне Машенька, которой немудреная песенка понравилась. Причем сделала я это в прямом смысле слова с выходом из-под печки, переобувшись в уголочке в один из первых образцов валенок, которые как раз успел переслать мастер. Пела я и плясала, стараясь хоть немного воспроизвести знаменитую Русланову, и, по-моему, у меня это получилось! Несколько мужчин также пошли вприсядку рядом со мной, а потом и какая-то из дам пошла по кругу, помахивая платочком!

Я немного рисковала, предлагая столь примитивную, по мнению бар, песню, ведь в то время помещики уж очень старались как можно больше отгородиться от всего 'мужицкого', некоторые барыни в усадьбах даже окна не разрешали открывать, чтобы 'простонародный воздух в усадьбу не проникал', но здесь, в провинции, нравы были попроще и песню приняли хоть и не "ура", но со снисхождением — " блажит барыня", больше заинтересовали всех мои валенки, и я объяснила, что их делают мои крепостные, а приобрести их можно или через управляющего или через старосту.

Видя, что гости немного запыхались, я решила сделать для них небольшой перерыв, присела к пианино и запела прекрасную песню Лидии Козловой и Юрия Березина, которую так чудесно исполняла в свое время группа 'Пламя' — 'Снег кружится', более известную по первым строчкам: 'Такого снегопада, такого снегопада, Давно не помнят здешние места'. Я пела и вспоминала метель, которая так волшебно занесла меня к этим людям в это время, и так ушла в воспоминания, что не сразу очнулась, пораженная тишиной и вздохами дам, которые украдкой вытирали слезы, да и у мужчин многих глаза слезились.

Ведь таких стихов здесь еще не знали, да и романтическая поэзия только начиналась зарождаться. Да, были уже стихи женщин-поэтесс — Анны Буниной, Анны Волковой, Александры Мурзиной, они издавались, их переписывали в свои альбомы дамы, но это было где-то далеко. А тут рядом — слова, понятные и близкие всем, легкие и запоминающиеся, вызывающие неподдельные эмоции и интерес. И мне пришлось объяснять, что стихи сочинила моя знакомая, а музыку — ее друг, что почти соответствовало истине, за исключением того, что жили, или, точнее, будут жить эти люди 200 лет спустя.

Закончила я прекрасным вальсом Георгия Свиридова из кинофильма 'Метель', который так успокоил меня во время первого переноса в прошлое. Дамы и кавалеры с удовольствием закружились под эту чудесную музыку, а я жалела лишь об одном, что фортепиано не передает всю красоту этой мелодии, как я ни старалась.

Видя, что гости немного притомились, я решила немного их развлечь и предложила вместо традиционной карточной игры поиграть в лото и домино. Лото и домино уже знали и в него играли, но было оно распространено не так широко, а я хотела ввести их как альтернативу картам, которые я не любила. Дамы выбрали лото, а вот мужчины, как это и было всегда, предпочли домино. Поскольку правила игр были простыми, а сами они очень азартными, игры всем понравились и заинтересовали. Вокруг так и слышались веселые выкрики гостей и стук костяшек и бочоночков!

Вообще, я поняла, на чем мне еще можно делать деньги — на досуге! Был он у дворян в то время очень непритязательным и ограничивался только приемами с перемыванием косточек и обсуждением по сто раз событий многодневной давности, да игрой в карты. А ведь досуг, шоу, самое быстрое и окупаемое вложение средств. Материалы дешевые, сделать их можно быстро, а продаваться они будут влет. А ведь кроме лото и домино, можно сделать настольные игры — 'Бродилки' с кубиками, разрезные мозаики по типу пазлов, да и всякие адаптированные 'Монополии' тоже можно будет попробовать внедрить.

Короче, наш прием прекрасно удался, так что зря я переживала. Разъезжались гости довольные, наш прием вызвал настоящий фурор в уезде и поразил массу слухов и сплетен. Хотя все немного подсмеивались немного надо мной, с усмешкой говоря: 'Чудит барыня', но, поскольку мои 'чудачества' никого не обижали, не задевали, а делали жизнь только интересней, то они постепенно начинали входить в быт и жизнь.

Помня о таком явлении, как Святочные рассказы, я решила написать и такой в необычном пока стиле. Начала я его так: "Однажды, давным-давно, в одной далёкой деревеньке, жил священник. Был он уже, такая жалость, очень стар, и ему было очень трудно исправлять свои обязанности, и он мечтал о молодом помощнике. Новый помощник должен был прибыть аккурат перед Рождеством, когда снег искрится бриллиантовой пылью, а в ночи на бархатно-синем небе сияют острые золотые звёзды... Но поскольку все эти дни шел сильный снег, старый священник решил украсить самую высокую ель около своей церквушки Вифлеемской звездой со свечой, чтобы ее свет был виден издалека, чтобы всем было видно дорогу. А на ветки ели он повесил колокольчики, чтобы они своим звоном привлекали запоздавших путников".

Героя рассказа я назвала Павлом, да и вообще, когда я писала рассказ, то так и видела перед собой нашего священника, которого стала очень уважать за его доброту и преданность простым людям. Он разительно отличался от современных служителей церкви, которые "отбывали службу", делая свою работу так же, как и другие делают сейчас — без души, отбывая время. Нет, он был истинным "служителем", во всем искренне помогая людям, причем как богатым, так и самым бедным, не отказывая никому в утешении и помощи.

Кроме того, мне очень хотелось, чтобы хоть так, через рассказ, обычай украшать елки вошел в будущем в жизнь, пришелся по вкусу и разошелся по всему уезду и губернии. Рассказ я решила послать в один из литературных журналов, которые тогда выходили.

Я постоянно хорошо отзывалась об отце Павле, поэтому в нашу небольшую церковь начали приезжать люди и из других мест, заказывали службы, молились, оставляли неплохие деньги в его церквушке. Он только удивлялся такому наплыву, а я радовалась, что смогла помочь хорошему человеку, отлично зная, что все деньги пойдут только на благо людям, а не в карман священника, как сейчас.

Смогла я и увидеть и даже поучаствовать в Святочных гаданиях деревенских девушек. Они наняли в складчину избушку на краю села и пели подблюдные песни, вытаскивали вещи из закрытой салфеткой тарелки, кормили курицу, бросали башмачки, короче, делали все, что положено делать в эти дни.

Об одном я жалела, что нельзя заснять и записать все это действие в живую, но вспомнив, что нас учили скорописи, успела зафиксировать за девушками все их присказки и песни, решив издать их в будущем. Позже я выставила свои записи в Сети и даже получила одобрительные отзывы о точности воспроизведения обычая.

Я также знала, что интерес к русскому творчеству начинает зарождаться и в дворянской среде. Ведь как раз в это время один из знаменитых собирателей русского фольклора, Александр Николаевич Афанасьев, начинает записывать русские сказки, которые позднее, в 50-60 годах 19 века, объединит в самый известный и полный сборник под названием 'Народные русские сказки'.

Я была очень благодарна нашим преподавателям, людям еще советской школы, которые учили нас не за страх, а за совесть, воспитывая настоящих будущих учителей, а не 'менеджеров от образования', которые заполняют постепенно современные школы, вытесняя старую гвардию. Именно они научили меня и играть на пианино, и рисовать, и делать разные поделки, привили интерес и желание учиться всему и всегда, впитывать все новое и интересное, за что я им безмерно благодарна.

Короче, Рождественские дни прошли очень насыщенно, я даже 'сбегала' в будущее, где провела со своими детками классный час в стиле Рождественских посиделок, показав им святочные гадания и разучив несколько колядок посмешнее и покороче, чем вызвала их огромный интерес. Чувствую, пойдут они по соседям с этими песенками, выпрашивая угощение, ну что ж, пусть они так поразвлекаются, не все рэп петь иноземный, чуждый нашей культуре.

Принесла я и прялку, которая так не вовремя сломалась у Лукерьи, что вызвало ее нешуточные страдания. Я хотела попросить наладить ее нашего трудовика, Сан Саныча, который мог отремонтировать все, что угодно, даже, пожалуй, и летающую тарелку с вечным двигателем, если бы они ему попались в руки. Но тут мне попался навстречу историк Андрей Александрович, который, как легавая собачка, в прямом смысле слова сделал стойку на мою прялку и чуть ли не выхватил ее из рук, умоляя уступить ее мне и уверяя, что сам ее отремонтирует. На мои робкие возражения, что мне вообще-то надо вернуть вещь владельцу, он заверил меня, что принесет такую же, но современную, еще лучшую. На мое недоуменный вопрос, а в чем же разница, он прокричал, что это подлинник, раритет, а то — современность, новодел, и умчался, прижимая мою прялку к груди, видимо, боясь, что я передумаю.

Он действительно сдержал свое слово и принес прялку, очень похожую на вещь Лукерьи, но более современную, еще не обжитую, не впитавшую в себя тепло ее рук. Но, надеюсь, она не будет против. Он заплатил мне за прялку очень большие деньги, сказав, что успешно продал ее в музей. Но чувствуя, что он оставил ее себе, я денег брать не хотела, так как знала, что у него большая семья и часть заработка он отдает старшему сыну на ипотеку. Он вспылил, стал говорить, что и так благодарен мне, короче, сторговались мы на половине суммы, что меня вполне устраивало.

Но, даже несмотря на то, что в будущем у меня было много приятных хлопот и встреч, я с нетерпением старалась как можно быстрее вернуться в прошлое — так мне там нравилось — нравились простые заботы людей, их чистота и даже некоторая наивность, прямодушие, нравилось, что люди общаются через настоящие письма, а не через виртуальные послания, нравились натуральные продукты, чистый воздух, все то, что ушло из нашей современной жизни.

И тут в прошлом свершились два события, которые во многом изменили мою дальнейшую жизнь — в город вошли военные, я нашла себе помощницу и — о, ЧУДО — своего коллегу — попаданца! Но обо всем по порядку.

Глава 11. Миша и его непростая чиновничья жизнь.

У Моисея, Монечки, в миру Михаила, была настоящая ЕВРЕЙСКАЯ мама — Софья Моисеевна. У нее всегда было два мнения — ЕЁ и неправильное, все распоряжения должны были строго выполняться всеми домашними. Бороться или ослушаться было невозможно — Софья Моисеевна шла, как танк.

Первым сдался и перестал сопротивляться муж, Иван Иванович. Как свела судьба простого скромного русского рабочего парня и еврейскую девочку-'ботаника', не помнил уже никто, но факт был фактом — плодом их связи и явился Монечка. Иван даже, как истинный джельтмен, женился на Сонечке, чего она и не ожидала. После рождения сына и наследника, Иван попробовал по началу выступить, как настоящий сильный мужчина, отец и воспитатель, но напор Софочки был таким мощным, она так активно закрывала своей немалой грудью ребеночка, что муж быстро сдулся и отступился, а затем тихо и незаметно вообще покинул семейное гнездо.

Да и Софочке он уже и не был нужен, всю свою любовь и заботу она отдавала своему ненаглядному Монечке. Так что он рос типичным 'мамсиком', как называют таких мужчин современные блогеры, тихим, немного забитым и скромным. Мише почти не передались еврейские черты, он был больше похож на русского папочку, что с одной стороны, огорчало Софью Моисеевну, с другой — радовало, меньше проблем, так что и в паспорте был типичный русский Михаил Иванович П.

В школе над ним смеялись, даже били, особенно в подростковом возрасте, но постепенно отступились, поскольку боялись связываться с его мамочкой, которая водила сЫнАчку за ручку и встречала после школы чуть ли не до выпускного класса. Девочки на него не обращали внимания, или подтрунивали, хотя он иногда и мечтал подружиться с одной из них. Учился Миша средне, ничем особо не блистал, единственное, чем он мог похвастаться — это красивый почерк. Миша даже увлекся стилизациями под различные эпохи, приобрел чернильницу и перо и нередко вечерами с увлечением выводил целые тексты в стилях различных эпох.

И работу он себе нашел соответствующую — очень среднего менеджера очень среднего звена, в чьи обязанности состояли в красивом оформлении очередных никому не нужных бумаг и распоряжений. Была у его начальника такая причуда — не очень жаловал современную оргтехнику, а отдавал предпочтение текстам, написанным от руки, за что и ценил Мишу.

Остальные сотрудники его не замечали или завидовали благосклонности начальства, большинство подтрунивали над молодым человеком, но в основном по-доброму — Миша был, в общем-то, по-своему симпатичен, ни с кем не конфликтовал, а наоборот, стремился всем угодить. Так что Мишу можно было назвать типичным представителем так называемого 'офисного планктона', особо ничем не выделяющимся молодым человеком, которых в Москве сотни тысяч.

Когда внезапно, на ходу, от острого инфаркта, умерла Софья Моисеевна, до этого никогда не жаловавшаяся на сердце, Монечка страшно растерялся. Он привык, что все бытовые и денежные вопросы решались мамочкой, и он даже не знал, где и за что надо платить, и в каком магазине можно купить продукты и вещи по дешевле.

Хорошо, что над ним взяла шефство соседка — Надежда Владимировна, до этого издалека приглядывавшаяся к скромному мужчине с очень меркантильной целью — у нее была дочка, Алиночка, девушка, мягко говоря, немного туповатая, интересовавшаяся только чтением повестей о любви 'графьев' и простых девушек,с похожими обложками и содержанием. Кроме того, доченька очень любила сладкое и была рыхлой и полноватой, поэтому мужчины ею особо не интересовались. Но это не мешало ей мечтать о том, что в один прекрасный день она встретит своего прекрасного рыцаря на белом коне, который увезет ее в свой богатый дом и обеспечит с ног до головы. На Мишу она внимание и не обращала — не подходил он под образ рыцаря. Но зато мамочка ее стала активно обхаживать юношу и заботиться о нем, как раньше заботилась его собственная мамочка, чему он был даже рад.

Правда, сразу после смерти матери Миша почувствовал свободу и даже сходил со своими коллегами на Болотную площадь, где протестовал вместе со всеми против нынешней власти, хотя не имел к ней никаких особых претензий и она его во всем устраивала. Но все пошли и Миша тоже пошел, чувствуя в этот момент себя чуть ли не революционером, протестующим против царизма! Но когда на площадь пришла полиция и стала арестовывать особо активных митингующих, Мишенька страшно испугался и быстро ее покинул, желая только одного — быстрее добраться до дома живым и здоровым.

Последней попыткой почувствовать свободу, было принятие приглашения на дачу, куда собирались ехать не очень знакомые сослуживцы. Но Мише вдруг очень захотелось поехать, может быть, познакомиться с какой-нибудь девушкой, даже выпить немного, хотя он отнюдь этим не увлекался. Все так и произошло — его посадили в машину к малознакомым людям и повезли куда-то. В машине все, кроме водителя, пили пиво, передали банку и Мише, потом еще и еще.

Через какое-то время Миша почувствовал, что выпитое просится наружу и попросил водителя остановиться, все остальные оставались в машине, продолжая веселиться. Тут налетел сильная метель и, также, как и меня когда-то, подхватила и понесла Мишу. Он очень сильно испугался и единственной мыслью, которая билась в его голове, была одна: 'Мамочка, дорогая, помоги!'

И Софья Моисеевна, как настоящая еврейская мама, даже с того света помогла своему непутевому ребеночку и перенесла его в прошлое. В машине не заметили отсутствия Миши и поехали дальше, даже не поняв, что один из пассажиров исчез. Позже мы окольными путями узнали, что он так и замерз около дороги и был похоронен как безродный, его и не искали особо — сколько таких людей пропадает, и быстро забыли.

Миша в прошлом попал в своего двойника, простого чиновника в небольшом департаменте, который, как и он в будущем, занимался переписыванием всяческих бумаг. Тут очень выручило Михаила его увлечение стилизацией бумаг и почерков, и он легко вошел в эпоху, тем более его обязанности в прошлом мало отличались от обязанностей в будущем. Единственная трудность, с которой ему пришлось столкнуться — это правила грамматики и наличие букв, которых не было в современном русском языке. Но и тут он потихоньку освоился, тем более, что бумаги были однотипными, да и уровень грамотности других чиновников отнюдь не был высоким.

Заботы о хозяйстве он сложил на свою кухарку Феклу, которая хоть и подсмеивалась в душе над ни к чему не приспособленным молодым человеком, по-матерински опекала его, впрочем, не забывая о себе любимой, по-мелкому подворовывая из его жалования, чего Миша и не замечал.

Надо отметить, что жалование чиновников было небольшим, бОльшая их часть бедствовала, нуждаясь даже в пропитании, будучи обременена притом работой до упаду. Материальная необеспеченность толкала чиновников на путь должностных преступлений, главным из которых было взяточничество.

Чиновники брались за любую работу по переписке, писали прошения, бумаги, просто письма для всех желающих, не стесняясь даже малейшими подношениями, брали не только деньгами, "барашком в бумажке", без которого не сдвигалось ни одно, даже простейшее дело, но и продуктами— яйцами, салом, даже куриц, привязанных за лапку в ожидании своей участи, можно было увидеть в присутственных местах. Канцелярские чиновники нередко жили вместе, в складчину, и приходили на службу по очереди, потому что у них были одни сапоги на двоих, а у многих и сюртук на двоих— на жалованье в три рубля в месяц трудно было одеваться. Недаром мечтой Акакия Акакиевича Башмачкина, героя повести Николая Васильевича Гоголя, была шинель — вещь не только теплая, но и статусная, а потому дорогая.

Холостяки нередко и жили в канцелярской комнате, ложились спать на тех же столах, на которых они скрипели перьями днем, переписывая нескончаемые бумаги. Современники писали тогда: "...присутственные места заполнялись часто людьми недостойными, безнравственными и совершенно необразованными. Ряды гражданских служащих пополняли уволенные из учебной заведения "за малозначительность успехов", "за долговременную неявку" или "безнадежность к продолжению учения, происходящую от упорной лености", что не способствовало повышению образовательного и нравственного уровня чиновничьего "сословия".

Маленькое жалованье определяло и узость интересов чиновников, желание подсидеть ближнего, урвать лишнюю копеечку, угодить начальнику, доносительство, раболепие да угодничество. Так что сослуживцы Миши отнюдь не отличались высоким культурным уровнем и благочинным поведением — нередко среди коллег вспыхивали ссоры, перебранки, особенно когда кто-то приходил в похмельном состоянии. Книг они не читали, в театр не ходили — дорого, вечера коротали за игрой в карты по "копеечке", да и пустыми разговорами о ближайшем повышении жалованья да мечтами, что они прикупят на эти деньги — все, как у нас!

Большинство будущих чиновников службу начинали с должности копииста, был им и Михаил. Для начинающего чиновника гражданская служба была нелегким делом. Рабочий день в учреждениях длился по 12 часов: с 5 утра до 2 часов дня и с 5 до 10 часов вечера, а в случае необходимости служащие оставались и позднее. До строительства специальных зданий присутственных мест губернские и уездные учреждения подчас размещались в малопригодных помещениях.

Так, в их губернии присутственные места были настолько ветхими, что осенью служащие страдали от дождей, а зимой — от сильных морозов. В одних комнатах находились и судьи, и секретарь с приказными, и просители, а уездная казна в связи с ветхостью кладовой хранилась в прихожей комнате за специальной печатью, настолько легко снимаемой, что этим нередко пользовались, потихоньку запуская в нее руку и забывая восстанавливать средства. Поэтому нехватка средств приводила к припискам и поддельным документам по их "нецелевому" расходу

Внутренняя обстановка, царившая в учреждениях, также соответствовала его облику — в присутствиях стены нередко имели темноватый вид — снизу от спин канцелярских чиновников, сверху от паутины, пыли. Бумаги часто лежали без коробок, в связках одна на другой, как дрова. Вместо чернильниц иногда торчало дно разбитой крынки или ковшика. Зимой чернила замерзали, летом в них нередко попадали мухи, и тогда приходилось их вылавливать вместе с чернилами.

Повсеместным явлением в жизни учреждений, особенно губернских и уездных, были наказания приказных. Они карались за опоздания или неявку на службу, нерадение и леность, пьянство, имевшее широкое распространение среди чиновников, побеги с места службы и многое другие провинности. Канцелярских служителей держали под арестом на хлебе и воде, сажали в колодки на цепь, били розгами, палками и плетьми, а в крайних случаях сдавали в солдаты. При медленном решении дел или несвоевременном представлении ведомостей и отчетов виновным задерживали выплату жалованья или, приставив охрану, их запирали "безвыходно" в учреждении до окончания работ.

Миша боялся этого, как огня, поэтому его не было видно и слышно, он стремился залезть чуть ли не под стол, когда большое начальство ненадолго заходило в комнату, где скрипели своими перьями переписчики. Он так и не сошелся ни с кем близко, так как не пил и не курил, что позволяло ему хоть на этом немного сэкономить. Любил он одно только занятие — чтение газет — книги и то ему были дороговаты. А газеты выписывали в канцелярии, где их почти никто не читал, нередко используя на самодельные самокрутки или в интимных целях. Поэтому Миша легко мог их забрать домой и в тишине насладиться чтением, предпочитая последние страницы с объявлениями.

К сожалению или к счастью, Миша не обрел способности передвигаться во времени, как я, ведь его там уже никто и не ждал, и остался в прошлом навсегда, даже забывал со временем о его прошлой — будущей жизни.

Не забывала о нем только соседка, которая подала на розыск после нескольких дней отсутствия молодого человека. Но в полиции даже брать ее заявление не стали, так как его могли подавать только родственники пропавшего. Единственное, что ей подсказали— подождать год, после которого человек объявляется пропавшим и можно распоряжаться его имуществом. Но Надежда Владимировна ждать не стала, а потихоньку обживала Мишину квартиру, так как уже давно имела от нее ключ, правда, делая это втайне от других соседей.

Итак, Миша забыл бы о жизни в будущем насовсем, но что-то неясное еще жило в его душе, не давало полностью освоиться в прошлом, тлело неясным огнем. И он очень надеялся найти близкого по времени человека, чтобы рассказать, как ему одиноко, прижаться к дружеской груди, как он когда-то прижимался к своей мамочке.

Глава 12. Подготовка к балу.

Главное событие, которое кардинально изменило мою жизнь, случилось под Новый год, который был у нас уже Старым. Вообще я всегда удивлялась, как активно идет жизнь в книгах у попаданцев, когда они за несколько месяцев успевают сделать столько, сколько обычный человек не сделает и за год. Но теперь и сама очутилась в таком же положении — прошло около двух— трех недель, как я попала в прошлое, а случилось столько событий!

Казалось, они кружили меня в своем водовороте, как метель, которая и занесла меня сюда, да так, что иной раз голова шла кругом. Меня все сильнее втягивало прошлое, я стала чувствовать, что мне стало труднее возвращаться в будущее. А ведь каникулы кончались, надо было больше времени проводить в привычном времени, ведь работа не ждет!

Но даже здесь, обнимая своих деток из века 21, которые имели все и даже больше, но порой не ценили своего благополучия и счастья, я вспоминала деревенских ребятишек 19 века — пусть не таких чистых, с руками в цыпках, со спутанными волосами и в небогатой одежде, но таких искренних и добрых! Им было так мало дано, но они умели радоваться самым простым и обыденным для нас вещам — вкусу простой конфетки или пряника, новому интересному развлечению, просто доброму к ним отношению! И мне так хотелось им помочь и как учителю, и как женщине, и я пообещала себе сделать все, от меня зависящее, чтобы глаза этих детей светились от радости как можно чаще.

С Инной после их возвращения из отпуска мы тоже встречались редко, в основном перезванивались, ведь ее также ждала работа и консультации. Но она своей чуткой душой профессионала что-то заподозрила и решила, что я влюбилась. Так оно и было, но я влюбилась не в человека, а в эпоху, пусть и жестокую по-своему, не всегда справедливую — а когда время было справедливо ко всем людям — но такую притягательную для меня.

И в прошлом забот тоже много было. После приема я хотела пожить спокойно, заняться хозяйством, да и производство валенок, изготовление лото, домино и "Пятнашек" тоже требовало пригляда, но не тут-то было. В уездный наш город вошли военные, точнее, к нам на постой стал гусарский полк.

Появление большого количества мужчин, в большей своей части молодых, красивых — а мужчина в форме всегда красив, недаром еще Козьма Прутков об этом писал, а самое главное — неженатых, вызвало огромный ажиотаж во всем уезде. Дамы готовили наряды, собираясь блеснуть в обществе, учились 'стрельбе глазами', во всю мечтали о встрече с 'тем самым...'!

Очень вовремя и в тоже время внезапно в нашей жизни появился еще один очень приятный человек— француженка Полетт, которую мы стали сразу звать Полей, Полинкой. Она была белошвейкой в доме соседей-помещиков, но на свою беду, обладая приятной миловидной внешностью, пришлась по нраву не только хозяйке, которую она обшивала, но и ее мужу. Он стал, как мы бы сказали юридическим языком, 'склонять женщину к интимным отношениям', а попросту, преследовать девушку, прекрасно понимая, что она не может дать ему отпор.

Все могло бы закончиться достаточно печально, но на беду Полетт, или, как позже оказалось, на счастье, в самый острый момент, когда помещик уже зажал несчастную в углу и стал ее целовать, их увидела мать семейства. Она устроила скандал, обвинив во всем, естественно, белошвейку, и выкинула в прямом смысле слова ее на улицу, не дав расчета, а позволив только собрать свои скромные пожитки.

Полине пришлось ночевать несколько дней чуть ли не на улице, на постоялом дворе, который был недалеко от нашей усадьбы. Но на ее счастье, о ней каким-то образом услышала Даша, которая была очень бойкой и общительной, и знала все сплетни, в отличии от своей спокойной и молчаливой сестры. Она рассказала о ней Лукерье, а та уже доложила обо всем мне.

Я, конечно же, пригласила эту девушку в дом, так как раз думала о продолжении обучения французскому языку для Маши. У нее был гувернер, который жил в их доме и обучал языку и танцам, но, к сожалению, недавно он заболел и умер. Поэтому Полина пришлась очень кстати.

Полина рассказала, что ее семья была достаточно обеспеченной до Французской революции, обладая небольшой мастерской по пошиву белья. Но после революции они все растеряли и семье пришлось уехать в Россию в поисках лучшей доли. Полина была тогда совсем маленькой девочкой, но поскольку в семье говорили в основном по— французски, сумела сохранить родной язык.

Ее семья пожила какое-то время в Москве, где мать работала в модном магазине. Но однажды отец Полины серьезно заболел и умер, а за ним также заболела и мать. Все накопления ушли на лечение, но, к сожалению, она так и не смогла подняться и умерла, оставив девушку с большими долгами. Полина устроилась на работу в тот же магазин, где работала ее мать, но потом хозяйка за что-то взъелась на нее, обвинила в утаивании денег, хотя была виновата другая служащая. Девушка совсем растерялась, накоплений осталось мало, а жизнь в Москве всегда была дорогой.

Пришлось ей уехать в провинцию, в наш губернский город. Там работы в магазине не нашлось, но приятная девушка устроилась белошвейкой и по совмещению гувернанткой и учительницей французского языка, поскольку, как мы сейчас говорим, являлась носителем языка, сохранив удачно и родной язык, и освоив русский, являясь типичным билингвом.

Полина мне понравилась своей скромностью, аккуратностью, приятным внешним видом. Да и иметь в семье профессиональную швею — это большая удача, особенно для меня, так как я все-таки думала ввести в жизнь кое-какие вещи из будущего. Задумок много, а тут под рукой такой исполнитель, тем более мне можно будет ссылаться на Францию, как родину новшеств. А уж тогда благоговение перед этой страной было не меньшим, чем у нас в годы тотального дефицита, когда высоко ценилась любая заграничная вещь только за свое происхождение.

Да и через Полину и ту же Дашу, которая, не выезжая из нашей деревни, знала все новости уезда через своих многочисленных подружек, и служила мне местным Яндексом, Гуглем и Рамблером в одном лице, я уже знала, что всех наших дам захватил такой ажиотаж по изготовлению новых нарядов, что салон мадам Зизи в уездном городе, которая в основном и занималась пошивом платьев, в прямом смысле слова 'зашивался'.

Я решила ввести в обиход выкройки и раскрой ткани по размерам, что очень экономило материал. Здесь же женщина сначала просто обматывалась тканью, которая драпировалась на ней, а потом только все это каким-то образом собиралось и сшивалось. Было даже выражение: 'Хорошо одетая женщина— это хорошо задрапированная дама'. В моде у дам в возрасте сохранялись еще объемные юбки с многочисленными нижними, корсеты, большие вырезы у платьев, когда декольте было чуть ли не до пупа, но длина платьев была до самого пола. Я хотела немного все изменить, взяв за основу стиль ампир, который активно входил в моду и который понравился мне своей простотой и элегантностью.

Я, как и хотела, придумала и сшила с помощью Полины платье для Маши в стиле 'ампир' — отрезное под грудью, с небольшим декольте, поскольку особо показывать было нечего. Рукавчики — фонарик переходили в красивые вязанные крючком перчатки, поскольку руки у Маши были еще детскими и худенькими.

Тут отличилась одна из девушек в деревне у Авдеича. Когда он передал мне эту вещь, я не могла сдержать возгласа от красоты увиденного. Они были настолько красивыми, ажурными, и в то же время нежными, мягкими, что только поразиться можно было. Они даже затмили привычные атласные перчатки, которые носили все, своим необычным внешним видом. Я заплатила за них рубль, а это было достаточно много, но не жалела нисколько! Такие вещи в наши времена стоят сотни долларов, да еще и найти их надо! Поэтому я наказала Авдеичу, чтобы он еще присылал мне такие и другие подобные изделия.

Говорят, после этого девушка — изготовительница перчаток, стала самой завидной невестой в деревне, где ценили не столько деньги, а хорошее ремесло и трудолюбие, справную семью, а это у девушки тоже присутствовало. Я была только рада, что она была оценена по достоинству, так как надеялась и в дальнейшем получать от нее не менее красивые вещи.

На плечах Маши должен был быть красивый нежно-голубой шелковый палантин, который я принесла из будущего. В качестве украшений она одела небольшое жемчужное ожерелье и подходящие к нему жемчужные сережки, которые только казались такими, а на самом деле были красивыми искусственными изделиями, правда, достаточно неплохой фирмы Shell pearl.

Были они похожи на 'римские' ожерелья, бывшие тогда в ходу и названные так потому, что искусственный жемчуг стали изготавливать в Риме в XV веке, но дальше его делали не только в Италии. 'Римский' жемчуг был стеклянным шариком, заполненным парафином и покрытый перламутром, мои изделия хоть и были похожи на них, но в то же время выглядели ярче, богаче. Я все это когда-то приобрела за небольшие деньги в надежде 'авось пригодятся', вот они и пригодились.

Чтобы объяснить их происхождение, мне пришлось перед Машенькой разыграть целое представление — однажды я вошла к ней в комнату со шкатулкой, в которой и лежали эти вещи со словами: "Посмотри, какую прелесть я нашла в одном из старых сундуков, видимо, папенька твой привез из Итальянского похода и матушке твоей подарил, а та тебе в приданное спрятала, да сказать забыла!" Моя история хоть и удивила Машеньку немного, но по своей молодости и наивности она в нее поверила сама и другим позже рассказывала мою версию. Вообще чистота ее поражали меня, в сравнении с современными девушками она была именно "наивной Смоленской девушкой" с интересами, знаниями и кругозором в узких рамках эпохи, но тем она мне и нравилась, и тем была интересна и близка.

Но продолжу далее описание ее наряда. Длину платья мы решили сделать немного короче принятого, где-то по щиколотки, так что были видны маленькие, но очень изящные голубенькие туфельки на небольшом каблучке, сделанные сапожником из нашей деревни. Он меня понял, правда, не сразу, но потом, как говорят, 'вошел в тему' и сделал прекрасные сафьяновые туфельки. Они были очень удобными и мягкими и подчеркивали красоту и стройность ножек Машеньки. Образ в целом получился достаточно скромный, но очень элегантный, необычный.

Себе, поскольку я была вдовой, я решила сделать платье темно-зеленого цвета, взяв за основу образ, который я увидела где-то в Интернете. Основа платья была светло-зеленого цвета, а накидка и рукава из темного кружевного полотна, которое я купила когда-то давным-давно, но никак не могла собраться и что-то из него сшить. Вот оно и пошло в дело.

Как я уже говорила, раскроила я свое платье с помощью нашей трудовички в будущем, 'сбегав' туда на несколько часов, она же и сшила его на 'живульку'. Образ ей тоже понравился, только удивил своей необычностью. Но я объяснила, что подружилась с 'реконструкторами', людьми, которые воссоздают наряды и вещи прошлого, инсценируют то или иное событие прошлых времен, и которые собираются разыграть сцену бала в стиле ' Войны и мира' — и опять я никого почти не обманула, другое дело, что бал будет настоящим.

Ирина Васильевна могла бы и сшить платье на машинке, это ей не составляло труда, но я боялась, что платье, сшитое таким образом, будет разительно отличаться своим качеством от ручной работы, а мне этого не хотелось бы. Изобретать машинку я не собиралась, слишком много там мелких металлических деталей, да и не к чему она мне, когда в доме появилась профессиональная швея — Полетт. Вот она-то мне платье и доделает, а я подскажу, если надо будет.

Никаких особенных украшений я решила не надевать, только нашла в своих современных запасах серьги под малахит и такой же браслет, очень подходящие под платье. На ноги я решила обуть небольшие темно-зеленые туфельки, сделанные все тем же сапожником. Чувствую, что заказов у него прибавится. И пусть, и человек заработает, и я в накладе не останусь.

Итак, все ждали бала в уездном собрании, где мне предстояло еще и знакомство с предводителем уездного дворянства, полковником в отставке, Вакселем Александром Васильевичем и его совсем молоденькой женой, Екатериной Антоновной Ваксель. Про Вакселя говорили, что был он человеком активным, пронырливым, не гнушающимся и подношений — "барашка в бумажке", без которых в любое время не обходится — "откаты" и в то время существовали, только скрывались тщательнее.

Когда говорят "предводитель уездного дворянства", мы сразу вспоминаем образ Ипполита Матвеевича Воробьянинова, и воспринимаем эту должность как несерьезную, анекдотичную.

На самом деле должность эта была очень ответственная, почетная, хотя и служили на ней без вознаграждения. Избирался предводитель на 3 года и кроме исполнения им собственно дворянских сословных обязанностей, он был активно вовлечен в общегосударственную деятельность. Закон предусматривал членство и председательство уездного предводителя дворянства во множестве комиссий, осуществлявших власть в уезде.

Должность уездного предводителя была особенно ответственной и потому, что административная система Российской империи не предусматривала единого руководителя и единой администрации на уездном уровне (в отличие от губернского). Уездный предводитель, член и председатель большинства уездных учреждений, оказывался связующим звеном между разрозненными учреждениями и де-факто главой уезда. После пребывания в должности в течение трех трехлетних сроков предводители получали чин V класса и становился статскими советниками — как знакомый нам Эраст Петрович Фандорин, герой романов Акунина. Но с Вакселем, а также другими дворянами уезда, мне еще предстояло познакомиться.

Глава 13. Троицкий Болдинский мужской монастырь и его обитатели.

Но прежде чем попасть в уездный город Дорогобуж, мы с Машей решили заехать в Троицкий Болдинский монастырь, который располагался западнее нашего Васино примерно в 8 верстах от него, а уж дальше был Дорогобуж, а восточнее нас шла как раз дорога на Москву. Я знала, что в монастыре есть своя типография, в которой печатали не только церковную литературу, но и обычные книги. Поэтому настоятель монастыря архимандрит Антоний, к которому я обратилась с просьбой о помощи в деле, которое, надеюсь, заинтересует и его, тут же принял меня.

Архимандрит оказался мужчиной среднего возраста, довольно активным и располагающим к себе. Я обратилась к нему с просьбой распечатать рецепты блюд, которые объединила в небольшую книжечку под названием 'Лучшие блюда мэтра Оливье'. Выслушав меня и заинтересовавшись рецептом винегрета, он немного попеняв на иностранное имя в названии, но заказ принял.

Договорились мы и о печатании книжечек с песнями, которые я пела на своем приеме. Песня про валенки была принята благосклонно, а вот светская песня и вальс — немного с натяжкой, но тоже пошли за компанию. Видно, что монастырь богат не был, а печатаньем только церковной литературы сыт не будешь, вот архимандрит и вынужден был идти на такие уступки, тем более, что я заплатила достойно и пообещала, что если дело пойдет на лад, его типография получит и другие заказы.

Но главное, что я хотела сделать, это начать печатать русские народные сказки. Да, да, те самые, знаменитые — 'Теремок', 'Колобок', 'Курочку Рябу', 'Морозко' и другие. Мне казалось, что их знают все, но в действительности, зафиксированы и изданы они будут официально позже, в 50-60 годы 19 века Александром Николаевичем Афанасьевым под названием 'Народные русские сказки'.

Причем я решила не просто издать отдельные книги, а сделать целый комплекс — напечатать обычную книгу, к ней — книгу— раскраску — а такого еще не было, картинки в книгах изначально были чаще всего черно-белыми литографиям, а цветные иллюстрации в журналах впечатывались отдельно, раскрашенные акварелью, добавить к ним мягкие игрушки героев сказок, кукольный театр и еще одну новинку — кубики для детей — где на кубике со сторон был рисунок к сказке и его надо собрать. Кубики мне и мои крестьяне напилят — дело нехитрое, было бы дерево подходящее, а вот картинки к ним должны были напечатать как раз монахи, которые сделают несколько гравюр на металле или дереве и оттиском перенесут его на плотную бумагу, типа картона. Штамповать на бумагу один раз нарисованную на металле картинку намного быстрей и дешевле, чем прорисовывать каждую доску. А потом монахи пусть раскрашивают всё акварелью.

Кроме сюжетов из сказок, можно было в дальнейшем придумать разные сюжеты для покупателей разных возрастов и пола, например, для девиц и дам — что-то романтичное, для юношей и мужей — героическое, для детей — былинное. Можно печатать и традиционные кубики с буквами и картинками, цифрами и знаками для обучения счету, как у нас и делают до сих пор, как раз монахи и буквы эти разрисуют, и напишут их правильно, и картинки нужные придумают. Можно потом и слоговые кубики по принципу любимых мною кубиков Зайцева, с помощью которых я выучила быстро читать слогами не один десяток малышей сделать — все детям и полезнее, и интереснее учиться будет, все пригодится!

Думала я и про пазлы, но пока не знала, есть ли тут настолько тонкое дерево, почти фанера, или плотная бумага типа картона. Пазлы уже были известны, их изобрел в 60-х годах XVIII века гравер из Англии Джон Спилсбери, когда просто разрезал одну из созданных им карт по границам стран. Но, естественно, в нашей провинции про них еще ничего не знали, поскольку дело было не таким и простым — каждый набор пазлов надо сделать вручную и очень кропотливо обработать дерево или картон, подготовить под роспись, разрисовать, закрепить изображение, выпилить пазлы. Это не дешёвое получается производство и достаточно трудоемкое, с кубиками все— таки возни меньше.

В качестве первой пробы я решила взять сказку 'Репка' — и героев много, и картинка достаточно простая, но интересная, да и сама сказка родная — ведь репа, а не привычная нам картошка была основой питания крестьян — недаром появилось выражение 'проще пареной репы'.

Кстати, первоначальный подлинный текст сказки "Репка", записанный и опубликованный чуть позже как раз исследователем фольклора А. Н. Афанасьевым в сборнике 'Народные русские сказки значительно отличался от знакомого с детства рассказа. Сначала было, как нам привычно, но вот потом! Убедитесь сами:

Посеял дедка репку; пошел репку рвать, захватился за репку: тянет-потянет, вытянуть не может! Со́звал дедка бабку; бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! Пришла внучка; внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! Пришла сучка; сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! Пришла но́га. Но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут!

Пришла дру́га но́га; дру́га но́га за но́гу, но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не можут! (и так далее до пятой но́ги).

Пришла пя́та но́га. Пять ног за четыре, четыре но́ги за три, три но́ги за две, две но́ги за но́гу, но́га за сучку, сучка за внучку, внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут: вытянули репку!

Исследователи до сих пор спорят, что это за ноги и что они хотят от всех героев сказки. Недаром один из литературоведов, Валерий Панюшкин, писал: "Мне кажется, как только я пойму, что это за ноги и что там у этих ног с репкой, дедкой, бабкой, внучкой и сучкой на самом деле произошло, я пойму самое существо русской народной души, и разъясню для себя все извивы отечественной истории, и прозрею будущее отечества, и вообще смогу спокойно умереть...' Но я мудрить не стала, убрала непонятные ноги, добавила мышку, сучку сделала привычной Жучкой, и моя сказка стала полностью родной и знакомой.

А вот данная просьба была выслушана и принята настоятелем очень благосклонно. Заинтересовался он еще и потому, что я с горячностью стала высказывать мысли, которые давно во мне зрели, но которые я никак не могла озвучить в среде дворян, чтобы не вызвать подозрение в "революционных идеях".

А говорила я о том, что мы считаем своих крепостных по "душам", тем самым отказывая помещикам в ее наличии, что дворовых мы называем просто "людьми", и получается, что дворяне -"нелюди", что как они без нас, так и они без нас просто не смогут прожить. Мысли мои были несколько богохульными и я, в общем-то, рисковала, их озвучивая, но, на мое счастье, архимандрит Антоний выслушал их хоть и с удивлением, но благосклонно, и сказал, что говорю я несколько и необычно, но он во многом со мной согласен, ибо сказано в "Писании": "Возлюби ближнего своего, как самого себя ", а кто ближе к нам, помещикам, чем простые деревенские и дворовые жители, и сие дело — богоугодное, служащее благу простого люда.

Так мы договорились, что он пока начнет печатать книги, сборники песен и рецепты и потом попробует делать картинки для кубиков — художники у него были, нарисовать простую картинку они с их опытом иконописи вполне смогут, а вот все остальное доделать я поручу своим людям, чтобы и монахам было хорошо, и мне неплохо, повторить — то идею достаточно легко.

Похлопав ресницам и разыграв перед архимандритом типичную "блондинку", я решила подсказать еще одну идею, очень популярную в наше время — изготовление рисунков с видами разных мест — предшественников магнитов на память о тех городах и странах, где люди побывали. Я сказала, что многие паломники, в том числе и я, потрясенные такой красотой и благолепием монастыря, не отказались бы привезти на память о его посещении небольшие рисунки с изображением и всего монастыря, и отдельных его соборов, да и просто красивых мест. Идея очень удивила и заинтересовала Антония — она лежала на поверхности, была и простой, и легко выполнимой, просто такое еще никто не делал, продавали только иконы, и ведь действительно — слава о монастыре и его красоте принесет и лишнюю прибыль, и новых постояльцев и паломников, а работники— иконописцы, материалы и краски у монастыря были.

Позже я узнала, что мысль моя была достаточно быстро осуществлена, и эти картинки пользовались большим спросом и стали модным сувениром. В благодарность и мне было подарено несколько таких — и больших, и маленьких, которые я с удовольствием оставила себе и в будущем, и в прошлом, и на которые многие "облизывались", выпрашивая их у меня. Но я всех отправляла в "сад", простите, в монастырь, где можно было купить подобное или еще лучше.

Были у меня еще мысли попробовать сделать матрешек, про которых еще не знали. Да, да, знаменитая матрешка, символ России, которая, казалось бы, существует изначально, появилась лишь в 1890 году, когда лучший игрушечник из Сергиева Посада Василий Звездочкин выточил ее по эскизам художника Сергея Малютина. Но пока я решила не торопиться, посмотрим, как монастырь справится с рецептами, книгами и кубиками а там, по итогам работы, и за пазлы с матрешками возьмемся.

Пока я разговаривала с архимандритом, Машенька обошла все иконы, поставила свечки и помолилась, а затем села на скамеечку передохнуть — все же слабость у нее после болезни чувствовалась. Прошлась по храму и я, помолившись перед иконами и поставив свечки за здравие всех живущих и упокой всех ушедших и в будущем, и в прошлом.

Заказав службы, мы решили немного отдохнуть, прежде чем двигаться дальше — очень мне хотелось посмотреть на быт монастыря того времени — когда еще подходящий случай выпадет! Надо заметить, что в то время в уездных городах преобладали мужские монастыри, в основном небольшие, жившие, как мы бы сказали, "на самоокупаемости" трудами самих монахов и небольшого количества послушников и пришлых людей. Монастырь в то время был замкнутой духовной корпорацией, изначально его основные задачи принадлежали сфере духовной жизни, но нередко монахи, как и в моем случае, не отказывали и в светских "подработках", если только они не сильно выходили из рамок привычных тем.

Я нередко бывала в монастырях, была и в Сергиевом Посаде с его знаменитейшей Троицко-Сергиевой лаврой, ездила и в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь в город Истра, была в других монастырях — знаменитых, святых, намоленных, но, к сожалению, многие современные монастыри — это скорее туристические центры, с толпами галдящих туристов, особенно китайских, постоянно подъезжающими автобусами с экскурсиями и паломниками, ощущением суеты и беспокойства. Там трудно остаться одному, помолиться и помолчать, подумать о душе и внутренней жизни, даже свечку к иконе поставить и спокойно постоять и то проблема, толкучка там такая, как в магазине в вечерние часы.

А Болдинский монастырь поражал своей тишиной, молчанием, величием. Даже сейчас, зимой, припорошенный снегом и спящий, он внушал уважение и преклонение, немного давил на человека своей непростой историей. Здесь именно душа поднималась ввысь, отвлекаясь от ежеминутных забот и хлопот, ощущалась именно та "благодать Божья", которая уже редка в современных соборах.

Я знала, что монастырь был очень старым, одним из древнейших на Смоленской земле, основанным еще в 1530 году преподобным Герасимом Болдинским. В XVI веке монастырь достаточно процветал, неоднократно получая в дары земли от царя, крупные вклады от бояр и состоятельных людей, обитель занималась и собственной торговой и промысловой деятельностью. К концу XVI века обитель владела более 80 селами и деревнями в Дорогобужском уезде, около 20 монастырскими деревнями в других уездах, мельницами, охотничьими и бортными угодьями, скотными дворами, рыбными ловлями. Монастырские подворья и торговые лавки существовали в Дорогобуже, Вязьме, Смоленске, Москве, он ширился и богател.

Но постепенно монастырь пришел в упадок, особенно после 1764 года, когда, согласно манифесту, подписанному Екатериной II, у монастыря были отобраны все земли. БольшУю помощь монастырю оказывал благотворитель князь Андрей Долгоруков. Тем не менее, монастырь был приписан всего лишь к III классу штатных монастырей и стал получать государственное финансирование, которое было ни таким уж и большим. Осенью и зимой в окрестностях монастыря проходили ярмарки, на которые собирались жители близлежащих деревень с целью не только продать или купить что-то, но и помолиться перед святыми образами, повидать знакомых и родных, заказать разные службы и требы.

Сами помещения монастыря были просторными, широко располагаясь по берегам одноименной речки Болдинки. Монастырь был довольно большим, включал в себя многочисленные храмы и часовни, самыми главными из которых были Собор Троицы Живоначальной, Церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы и Церковь преподобного Тихона Задонского, рядом возвышалась часовня и колокольня, колокола которой были слышны даже у нас в Васино. Монастырь не был многолюдным, в нем постоянно жили около 30— 35 монахов, но они в основном обитали в своих кельях, лишь на время трапезы и служб собираясь вместе. Но было много странников, послушников, просто путешественников, которые находили приют и простую пищу в многочисленных приемных домах монастыря.

Все обитатели монастыря обычно собирались в трапезной, в которой стояли большие деревянные столы, скамьи или лавки, а также кресло для настоятеля. Пища, конечно, была самой простой — каши, щи, простой хлеб, она должна была не приносить удовольствие человеку, а насыщать его для дальнейших трудов праведных. Конечно же, строго соблюдались постные дни — вторник и пятница, и длительные посты, когда еда еще сильнее ограничивалась.

Монахи отличались от остальных людей своим типом поведения, они были сосредоточенны не на внешнем, а на своем внутреннем мире размышлений и молитв, им было свойственно благоговение, усиленное внимание к собственному внутреннему миру, отношение ко всему окружающему как к творению Божию.

Ходили они тихо, разговаривали мало и в основном негромкими голосами, которые возвышались только на службе, во время молитв и богослужений, которых в течение дня было очень много. Они складывались из постоянных, положенных по уставу суточных служб, которыми были утреня, литургия, вечерня, повечерие, полуношница, молебен и часы. Но кроме того, были субботние и воскресные службы, а также еженедельное чтение молебнов и акафистов. В монастыре также торжественно отмечались двунадесятые праздники, минейные праздники, связанные с почитанием общехристианских, общеправославных и русских святых. Так что скучать монахам особо было некогда. Уйти в монастырь, чтобы ничего не делать, а жить на всем готовом, как мечтают иногда современные люди, было нельзя. Монастырь — это место труда, причем не только духовного, нравственного, но и физического.

Труд занимал заметное место в повседневной жизни обитателей, был одним из способов исполнения обета послушания, но носил вспомогательный характер, поскольку лишь дополнял главную работу инока — духовную.

Система монастырских послушаний охватывала все стороны жизни обители, все ее составляющие. Были различные виды послушания — клиросные послушания певчих, которые пели во время службы, гробовые службы иеромонахов, отпевавших усопших и справлявших все похоронные обряды, послушания, связанные с обеспечением трапезы на братию и других посетителей, были многочисленные люди, обеспечивающие монастырское хозяйство — в нее входила работа печников, мельников, конюхов, пастухов, сапожников, портных, кузнецов, столяров, плотников, а также сельскохозяйственные работы, огородничество, садоводство. Эти специалисты владели навыками переплетного мастерства, резьбы по дереву, слесарного и токарного мастерства, иконописи, что требовало владения определенными технологиями, сложным инструментарием, а также, не в последнюю очередь, особого склада натуры — спокойной, работящей, не боящейся достаточно тяжелой, однообразной работы.

Побывав на службе, познакомившись, хоть и бегло, с повседневной жизнью монастыря, переночевав в приемном доме для паломников, я поняла одно — для кого-то такая равномерная, спокойная, сосредоточенная на духовной составляющей жизнь может и быть в радость, но для меня — вряд ли, слишком я энергичная и бурлящая для этих спокойных берегов однообразного бытия. Поэтому утром, отстояв службу, прикупив разных церковных книг, образков, ладонок, крестиков, красивое издание "Библии" для отца Павла, внеся вклад в монастырскую кассу, сердечно попрощавшись с архимандритом и договорившись с ним, что или я, или кто-то из моих доверенных лиц приедет за книгами и рисунками для кубиков, я вздохнула с облегчением, и мы с Машей отправились в дальнейший путь, в Дорогобуж, главный город нашего уезда.

Глава 14. Уездный город и его жители.

До Дорогобужа еще надо было доехать около 16-18 верст, то есть чуть больше 18-20 километров. Это сейчас, даже на самом раздолбанном рейсовом автобусе, занимает около получаса со всеми остановками, а тогда — это дело пары часов.

Кроме того, я решила поехать пораньше, чтобы осмотреться в городе и посетить все его магазины и учреждения. Больше всего меня интересовал книжный магазин — надеюсь, там есть хотя бы лавка, почта и бакалея, а также дамские магазины и мастерские. Дорога, к моему облегчению, была не такая уж тяжелая, как я боялась. Как бы то ни было, через несколько часов мы были в Дорогобуже. Маша здесь уже была, вид города не вызывал у нее интереса, а для меня это была первая экскурсия по провинциальному городу начала 19 века, поэтому я старалась рассмотреть все подробно, но не выдавая явно своего любопытства.

Ну что сказать, господа, город мне понравился, хоть и был он небольшим по современным масштабам, тогда в городе проживало около 6000 человек, меньше, чем в хорошем бурно растущем микрорайоне крупного города сейчас.

По данным статистики, на начало 19 века в городе дворян было мало, а вот духовные лица разного уровня, городское сословие -мещане, купцы и прочий люд составляли основу города, много было военных и их жён, а вот крестьян было всего 47, видимо, в основном работающих в садах и огородах, которых было немало. В основном население было великорусским, но были и поляки ведь город долгое время входил в состав Речи Посполитой. Вот такой достаточно пестрый состав населения, в основном город был торговым, купеческим, имелись многочисленные магазины и лавки, что мне было на руку.

Дорогобуж свободно располагался по берегам Днепра и первое, что бросалось в глаза приезжим — это огромный холм — бывший вал городской крепости. Теперь на ней стояла церковь Святой Екатерины, построенная в 1760-х годах вместо сгоревшей церкви Успения Пресвятой Богородицы, место очень посещаемое и красивое, являющееся главной доминантой города. Дорогобуж летом утопал в зелени, так много здесь было деревьев, кустарников, садов и садиков. Но даже и сейчас, припорошенные снегом, город смотрелся уютно, деревья создавали сказочную картину.

Главная улица Дорогобужа — Московская, была достаточно широкая, без привычных нам тротуаров. На ней располагаются торговые лавки, административные здания, деревянные и каменные, в основном двухэтажные, несколько церквей. Если пересечь Московскую улицу и проехать по переулку дальше, можно попасть на Конную площадь, свернув с которой на Ямскую улицу, оказаться у почтовой станции. Она была достаточно бойкой, так как находилась на Старой Смоленской дороге, ведущей на Смоленск и Москву.

Я ожидала увидеть сонный, запорошенный снегом город, но к своему удивлению обнаружила, что жители города отнюдь не сидят дома, они посещают многочисленные лавки, магазины, здороваются и общаются друг с другом, чувствуется, что они хорошо знают соседей и не прочь обменяться новостями или просто посплетничать, тем более мороз был небольшим, а дышалось здесь прекрасно, в отличие от современных городов пахло тут лишь топимыми печами да слабым запахом сена и навоза от лошадей, причем довольно быстро убираемого дворниками.

Дорога была чисто выметена, чувствовалось, что дворники добросовестно следили за участками у своих домов-лавок, поэтому не только все центральные улицы были убраны, но и малые тоже. За чистотой улиц наблюдали специальные чины, которые могли и наказать нерадивого хозяина.

Заметную роль в жизни города играла торговля, Дорогобуж был активным купеческим городом. В 1763 году в результате сильного пожара выгорела почти вся центральная часть города, его восстановление продолжалось вплоть до начала XIX века. Тогда же в Дорогобуже и были построены новые каменные церкви, торговые и административные здания, красивые каменные купеческие дома.

Традиционными товарами купцов в Дорогобуже были пенька, сало, кожа. Здесь были небольшие заводики— салотопенные и свечные, кожевенные, воскобойный. С них и кормились купцы и работники.

Вообще, класс купцов в начале века только формировался, их расцвет придется на более поздние времена после отмены крепостного права, когда купцам могли стать и бывшие крепостные, выкупившиеся на волю. Было много мелких лавочек, по деревням ходили разносчики-"афони", предшественники коммивояжеров и представителей сетевых магазинов, предлагавшие мелкий товар — ленты, украшения, мелкие пуговицы и бусы для девушек и женщин, небольшие ножики и инструменты для мужчин, лакомства для детворы, свистульки и другие мелкие игрушки. Вспомните знаменитое стихотворение "Коробейник" Николая Некрасова: " Эх, полным— полна коробушка", и вам станет ясно, чем привлекали покупателей такие разносчики.

Торговля велась не только в постоянных лавках и магазинчиках, но и на ярмарках, торжках и базарах, на которых допускалась свободная 'продажа припасов и сельскохозяйственных произведений' без приобретения торговых свидетельств и билетов. С первых дней открытия ярмарки город становился многолюдным и оживленным, увеличиваясь за счет многочисленных приезжих, которые размещались или у знакомых и родственников, или в специальных гостиницах и домах, которые во время ярмарки могли получить неплохой доход.

Было в Дорогобуже и Духовное училище от Смоленской духовной семинарии, открытое в 1729 году, позже преобразованное в школу для обучения купеческих и мещанских сыновей, а чуть позже — в Дорогобужское малое народное училище. В основном здесь учились дети купцов и мещан, причем обучение было бесплатным.

После обучения в этом двухклассном училище дети могли поступать в пятиклассное губернское училище, и при наличии средств и способностей в дальнейшем сделать неплохую карьеру по чиновничьей линии.

Девочки тогда учились только дома и очень ограниченно — в основном хозяйственным навыкам да Слову Божьему, читать и писать умели на низком уровне, школа для девочек в Дорогобуже появится лишь в 1861 году.

Попечителем народного училища в Дорогобуже был Иван Иванович Барышников, человек знаменитый не только в уезде, но и в губернии. Будучи почетным смотрителем, он содержал за свой счет неимущих учеников, а позже подарил училищу своё каменное двухэтажное здание, которое смотрелось очень солидно.

Вообще узнала я о этом человеке много интересного, был он очень активен и сделал много и для уезда, и для губернии. Был он сыном крупного купца, Ивана Сидоровича Барышникова, который к концу жизни на торговле хлебом составил состояние в четыре тысячи крепостных и полмиллиона рублей — большие деньги и по нашим временам, а тогда тем более. В Семилетней войне отец, будучи маркитантом, снабженцем— закупщиком по современному, поставлял провиант армии генерал-фельдмаршала Степана Федоровича Апраксина. Сын его Иван был произведен в титулярные советники, то есть получил достаточно высокий государственный чин и определён на военную службу. Спустя десять лет, после смерти отца, он вышел в отставку майором артиллерии и был пожалован дворянским достоинством.

'Более застенчивый, нежели предприимчивый', как вспоминали современники, Иван Иванович Барышников прекратил откупные дела отца и занялся 'устройством имений своих, заведением хуторов, но всего более и с особенным знанием дела и любовию родовыми постройками". В Москве по его заказу была построена знаменитым Матвеем Казаковым усадьба на Мясницкой улице, которая, к сожалению, не сохранилась до нашего времени.

Был он одним из крупнейших коллекционеров картин того времени, в его картинной галерее хранились произведения Брюллова, Левицкого, даже Рафаэля. В имении Алексино работала школа крепостных художников, был создан оркестр из крепостных музыкантов. Для семьи Барышникова более 15 лет рисовал портреты Василий Тропинин. Вот такой обычный необычный уездный дворянин, известный и в наше время, жил в Дорогобуже.

Солидный доход Барышникову приносили торговля хлебом, садоводство, аренда мельниц, бондарное дело (производство деревянных бочек), он владел бумажной, суконной и стекольной фабриками, кожевенным заводом, то есть по нашим временам был почти олигархом, другой разговор, что сам поднял свое дело и сам заработал состояние, а не получил его в виде откатов и взяток. Было ему на это время уже 62 года, по тогдашним меркам — достаточно возрастной человек.

Гордостью дорогобужан является архитектурный комплекс села Алексино, принадлежащего с конца 18 века Барышниковым. Там находился крупнейший конный завод, лошадей которого поставляли военному ведомству. Здесь были возведены замечательные сооружения: дом-дворец, постройки конного двора, кремль с башенками и другие здания. Лепные украшения, роспись стен и потолков, мебель усадьбы— все это было создано алексинскими крестьянами. Ими посажен парк, выкопано подковообразное озеро в центре усадьбы, построены ажурные мостики и беседки. Строительство в Алексино велось крепостными архитекторами Яковом Ждановым и Дмитрием Поляковым под руководством знаменитого зодчего Доменико Жилярди. В парке по проекту Матвея Федоровича Казакова была сооружена Михаило-Архангельская церковь, украшенная классическими портиками с колоннадой. Не Архангельское, конечно, но тоже очень красивое место.

Но продолжим экскурсию по городу. Главная улица в Дорогобуже называлась Московской, именно на ней располагались все главные административные задания и многочисленные соборы. На нее, как на шампур, были нанизаны главные городские достопримечательности — торговые ряды, пожарная и полицейская часть, городской бульвар, дом исправника и другие присутственные места. Именно здесь, на главной улице, и происходила вся общественная жизнь. Церквей в Дорогобуже было много, более десяти. Некоторые из них возводились на личные пожертвования горожан и при их желании.

Нам, сегодняшним атеистически настроенным людям, такое не всегда можно понять. Наши современники сносят церкви, а если где-то хотят построить новую или восстановить ранее снесённую, могут устроить митинги против этого. Наши предки были иными. Они не представляли себе жизнь без веры, без красивых храмов.

И чем больше я погружалась в прошлую жизнь, тем больше понимала, что искренняя Вера действительно нужна людям, она поддерживает их в трудные минуты жизни. Только молитва и Вера должна быть не обменом: "Боже, сделай так, как я ХОЧУ, а я, так уж и быть, тебе свечку поставлю и службу закажу", а искренней просьбой от всей души. Тогда ее и выполнят.

Более значимой, но не главной, была Екатерининская церковь, которая находилась на крепостном холме у Московской улицы. Ещё были Покрово-Пятницкая церковь, Казанско-Пятницкая церковь, Никольская церковь, Фёдоровская церковь, Успенская церковь, Дмитровская церковь, Одигитриевская церковь, Архидьякова-Стефана церковь, монастырское подворье. Так что не только 'Москва златоглавая' красива своими куполами, Дорогобуж тоже был таким.

Названия улиц уезда были нередко красивыми, нарядными: Стрелецкая, Новая, Ямская, Спасская, Средняя Спасская, Нижняя Спасская; переулки: Межовский, Трубицин, Конная площадь и другие. А сейчас в Дорогобуже улицы носят названия в основном политические: Карла Маркса, Интернациональная, Октябрьская, Урицкого, Ленина, Горбачёва, Советская... Как говорится, почувствуйте разницу!

Книжный магазин, точнее , книжную лавку, хоть и небольшую, но достаточно уютную, нашли мы довольно быстро и зависла мы там с Машей надолго. Она разглядывала книги, а я общалась с хозяином лавки. Управлял магазином человек, ужасно похожий на нашего завхоза и звали его также Петром Степановичем. Оказался он таким же прижимистым, как и его тезка из будущего, и разговор между нами сильно напоминал диалоги, которые происходили, когда я у него что-то просила для класса или ремонта.

Увидев меня, он оживленно меня поприветствовал и начал разговор, в ходе которого оказалась, что и раньше я здесь частенько бывала:

— Здравствуйте, сударыни, рад Вас видеть! Давненько Вы ко мне не заходили! А я уж для Вас и новинку припас из нового поступления — книгу "Баллад" Василия Жуковского. Многие дамы уже заинтересовались, душевная вещь!

— Здравствуйте, Петр Степанович, и я рада Вас видеть! Вы, наверное, слышали, что крестница моя хворала, вот и не до поездок было. Теперь, Слава Богу, все в порядке, вот даже на бал смогли выбраться да знакомых своих проведать! А книжку я обязательно куплю, и, может, что еще присмотрю.

А сама подумала, что идея неплохая и надо книгу обязательно купить, тем более я в будущем читала не все баллады, будет интересно с ними познакомится подробнее, да и продать эту книгу и издания можно будет очень дорого при желании. Но я продолжала:

— Но есть у меня другая просьба к Вам, решила я издать песенки, которые пела на своем приеме, уж больно они заинтересовали дам. Авторов я не знаю, можно просто указать — Неизвестные. И еще рецепты должны мне необычные помочь издать в монастыре, да таких блюд, каких еще не было, думаю, будет интересно и другим их приготовить.

И дальше интригу гну:

— Да и сказку забавную мне ключница моя рассказала про репку, тоже монахи должны издать, да не просто так, а с картинками, которые дети смогут раскрашивать без ворчания родителей, что вечно они хорошие взрослые книжки портят своими каракулями. Авось, тоже кому интересны будут.

— Да вот только не знаю, к кому бы обратиться с просьбой — попробовать продать эти издания с выгодой для меня и других,— закончила я как бы задумчиво

Глаза Петра Степановича заблестели, но он, притворяясь равнодушным, поинтересовался, насколько хороши эти песенки, блюда да книжки?

— Хороши, хороши, вот увидите, в накладе не останетесь!

Я прекрасно видела, что он заинтересовался этой идеей, но продолжал все обсуждать и торговаться. Да и непривычно было ему говорить на такие темы с барыней, но коммерческий интерес возобладал.

Он предложил все-таки свою помощь в продаже и только уточнил, сколько штук книжечек я хочу продать. Я ответила, что пока должны мне сделать по 50 книжечек с песнями и штук 40 сборничков с рецептами, да сказок на пробу тоже штук 50 обещали напечатать, а если дело пойдет, то и больше можно заказать, архимандрит не откажет. Предложила ему 20 процентов от выручки проданных изданий. Сначала правда, я боялась, что этот термин еще неизвестен, но оказалось, что он в ходу и меня отлично поняли.

На это Петр Степанович всплеснул руками и возмущенно произнес, что я его без ножа режу, что вдруг их не купят и предложил другую цифру — 40%. Я сказала, что все купят непременно и чтобы он не сомневался, будет он еще и в прибытке, и предложила 30% и ни копейкой больше! Да еще пригрозила, что я и с монахами о продаже книжек могу договориться, хоть это и не очень следовало правилам — там продавали только церковную литературу! Но для меня архимандрит и исключение может по-соседски сделать.

На что он как бы неохотно согласился, добавив, что делает это только из уважения ко мне. Тогда я предложила составить договор о нашем сотрудничестве. Заверять юридически его не будем, но прописать на бумаге все нюансы все-таки надо. На это торговец опять всплеснул руками и возмущенно произнес, что все сделает честно, без всякого договора, и что я должна ему во всем верить. Но по его хитрым глазам было видно, что он был готов меня обмануть и верить ему особо нельзя.

Поэтому я сказала, что верить — то ему верю, но как говорится, доверяй, но проверяй. Попросила я также до поры до времени не рассказывать, от кого он эти песни да рецепты получил, я сама про них расскажу. Так мы и договорились. Надо будет потом проконтролировать, сколько книжек он продаст и за сколько рассчитается, хитрец он еще тот, выгоды нигде не упустит.

С этим мы и вышли из лавки, прикупив две книжки баллад, одну себе, другую — Машеньке в подарок, которую она и начала читать вслух, зачаровавшись прекрасным слогом Василия Андреевича Жуковского. Приобрела я еще и "Оды" Державина и три номера журнала 'Вестник Европы" с неоконченным романом Николая Михайловича Карамзина "Рыцарь нашего времени" (почти как у Лермонтова), которые завалялись в лавке — видно, посмотрев, что конца романа нет, их и не брали, а мне сгодится, да и прочитать интересно, про что там. Тем более вид у книги и журнала был уже несколько подержанный, их легко было внести в будущее.

Зашли мы и на почту, узнать новости, а то так ничего про историю этого мира и не знаю. Наш почтмейстер очень сильно напомнил мне Гоголевский персонаж, тоже был суетлив, любил совать нос в чужие дела. Там я держалась официально, много не разговаривала, отдала только письма для отправки.

Решила я дать объявление в одну из газет, которые тогда издавались в Москве да Санкт— Петербурге, попробовав отыскать своих 'коллег'— попаданцев. Может, не одна я такая красивая здесь нарисовалась. Текст объявления я сочинила еще в будущем, собрав все штампы фильмов про разведчиков: 'Алекс — Юстасу — мы с вами сегодня одинаково небрежны. Куплю славянский шкаф. Кровать с шарами не предлагать. Обращаться в имение госпожи Н.Д. Дорогобужского уезда Смоленской губернии'.

Отправила я также и письмо в те же газеты со святочным рассказом про отца Павла. Письма мои вызвали недоуменное лицо почтмейстера, его просто разрывало от любопытства, чувствовалось, что он их уже сегодня же и вскроет, чтобы узнать, о чем таком я пишу в газеты, но я сделала непроницаемое лицо, но внутри себя хихикала, представив, какие сплетни разойдутся по городу. Только потом я сообразила, что сглупила, можно было это же все сделать на своей почтовой станции в Васино, меньше бы интереса вызвало. Но дело было уже сделано.

Я хотела немного разворошить эту сонную скучную жизнь, не хотела и не могла действовать, как все, поэтому, заплатив деньги, вышла на улицу с мыслями: 'Будь что будет, а я буду действовать по принципу очень точных слов песни Андрея Макаревича: 'Не стоит прогибаться под изменчивый мир, однажды он прогнется под нас'.

Проезжая дальше по городу, мы заметили небольшую лавку 'Колониальных и бакалейных товаров', как тогда назывался продовольственный магазин. Маша выходить отказалась, вся погруженная в чтение, зашла я одна. Тут меня тоже знали и приветствовали. Там я рассказала, что меня научили делать новые блюда, рецепты которых скоро будут изданы, и что всех желающих их приобрести можно отправлять в книжный магазин или купить себе несколько экземпляров сборничков. Заинтриговав таким образом хозяина лавки и его приказчиков, я прикупила разных специй и фруктов, даже апельсины традиционные были здесь, к моему удивлению. Оказалось, что тут у меня открыт кредит и я могу расплачиваться в конце месяца или как мне удобно, что меня порадовало.

Не могли мы проехать и мимо и салона 'Мадам Зизи', у которой и прикупили нам с Машей по шикарной шляпке. Владелица салона мне понравилась, я думала, стоит ли и с ней 'замутить' новое дело — а именно изготовление простых приспособлений в виде пояса, к которому на пуговицы крепились длинные сменные прокладки для женских дел. Но тут решать еще надо — изготовить их легко, с ними справятся и мои девушки, которые владели иглой не хуже, а сама идея — золотое дно! Лучше я потом через ее салон их продавать будут, через кого-нибудь из посредников, да и ту же Полетт использовать — коллеги же. Можно будет пояснить, что идею мне как раз и подсказала новая белошвейка, видевшая подобную вещь в одном из магазинов Франции. Зинаида Петровна салон содержала строго, заказов имела много, круг знакомых дам имела широчайший— с ней надо дружить!

Увидела я и ювелирный магазин и тоже решила зайти — надо было часть серебра, купленного в будущем, обратить в деньги. Машу я отправила дальше, не хотела перед ней показывать серебро, а сама решилась пройтись немного, благо на улицах было чисто и спокойно, а идти до дома наших знакомых, у которых мы должны были остановиться, было совсем немного.

Хозяином магазина оказался типичный еврей по внешности, но с русским именем Яков Ильич, поскольку был выкрестом, так как тогда евреи не могли жить вне зоны оседлости, в которую Смоленская губерния, конечно, не входила. Но я-то видела, кто он такой и решила его немного подловить, захотев обратиться к нему с приветствием на идише, который немного знала от бабушки своего ученика, научившей меня готовить "рыбу фиш", но подумав, не стала этого делать, поняв, какой интерес вызовет барыня, знающая данный язык.

Поэтому я решила лишний раз не подставляться и общалась по-русски, лишь пристально глядя ему в глаза, показала ему свои слитки, из которых хотела бы сделать монеты. Яков Ильич объяснил, что сделать это можно, причем не только продать серебро и сделать монеты, но и заложить его с правом выкупа, как делают и у нас в ломбардах. Так что я договорилась, что на обратной дороге еще раз зайду к ним и заберу свои деньги, чтобы не 'светить' их сейчас. Я немного рисковала, доверившись ему, поэтому взяла расписку в получении средств, решив хотя бы немного подстраховаться.

Сдала я там и комплект из кольца, подвески и сережек, сделанных из искусственного рубина, которые купила в будущем. Камни комплекта отличались от натуральных своей огранкой, которую ювелир оценил как "англицкую", на что я только пожала плечами — пусть так и будет, поскольку единственное их отличие от нынешних изделий было в том, что они были не натуральными, а сделанными в специальных условия.

Я объяснила, что нашла их в доме случайно, остались они от мужа, который выиграл их когда-то у проезжего шулера в карты, а уж как они к тому попали — бог весть! Беспокоилась я только об одном — как бы не поползли слухи, что "барыня настолько обнищала, что драгоценности закладывает". Но, оказывается, многие дамы так делали в преддверие больших расходов, например, на бал, покупку нарядов, закладывая , а потом выкупая свои вещи. Да думаю, это и не в интересах хозяина — к слишком болтливому ювелиру никто и не придет.

Принял он мои вещи без вопросов, оценил достаточно в неплохую сумму, а я заранее посмотрела, сколько стоят подобные изделия, и пообещал рассчитаться также на обратной дороге. Пока шло все по плану, я поняла, что такие камни, вместе с жемчугом, также могут быть неплохим источником поступления средств, надо только продавать их там, где меня не знают — в Смоленске или Москве, если я туда доберусь.

Глава 15. Бал, бал, бал!!!!

Поскольку бал по обычаю того времени начинался вечером, нам надо было где-то остановиться, чтобы к нему приготовиться. Здесь мне помогла Маша, которая подсказала, что в Дорогобуже живет семья моих знакомых, к которым и ездила она в гости в момент моего попадания в этот мир.

Мы нашли их дом, и сразу попали в объятья моих и Машиных знакомых. Хозяин дома — Алексей Сергеевич, который служил в суде и был капитаном-исправником с девятым чином, да его жена Вера Дмитриевна, которую звали просто Верочкой, обаятельная хохотушка — пышечка, с дочкой Анечкой, Аннет, подружкой Маши, которая сразу ее увела к себе "поболтать", нас прекрасно приняли, накормили, расспросили и осмотрели. Я вручила им купленные апельсины и другие покупки, которые были с благодарностью приняты.

Оказалось, что мы в прямом смысле слова попали 'с корабля на бал' — перед большим балом у предводителя дворянства родственники наших знакомых решили дать небольшой бал-репетицию, чтобы посмотреть, как держатся девушки, как выглядят, чтобы не было накладок на главном "смотре" перед основной публикой. Для Маши этот бал был не первым, она была уже представлена и на нашем приеме, и выезжала на такие небольшие семейные балы ранее. Это для меня все было новым и интересным.

Там все было скромно, по-домашнему, и наши наряды, которые мы продемонстрировали, были признаны достаточно и модными, и в то же время соответствующими общему 'тренду' как мы бы сказали, все было признано нормальным.

Вечером мы засиделись с Верочкой за чаем и дружеской беседой. Мне было важно узнать все о предводителе дворянства Александре Васильевиче Вакселе и его семье. Оказалось, что я обратилась по адресу — Верочка знала все и обо всех и была рада немного просветить " провинциальную подругу" и говорила, говорила, говорила!!!! Мне оставалось только поддакивать, кивать и все запоминать. Вот ее рассказ— монолог, изредка прерываемый моими репликами:

— После праздника хотели мы с Алексеем Сергеевичем в Москву съездить, Анечку вывезти в Благородное Собрание. Там возможностей сделать хорошую партию поболее будет. У нас в уезде богатых женихов-то немного отыщется.

Верочка налила себе и мне чаю и отхлебнула глоточек.

Услышав про Благородное Собрание и Москву, в моей памяти мелькнуло что-то знакомое:

Её привозят и в Собранье.

Там теснота, волненье, жар,

МузЫки грохот, свеч блистанье,

Мельканье, вихорь быстрых пар'

и далее:

А глаз меж тем с неё не сводит

Какой-то важный генерал.

Друг другу тётушки мигнули

И локтем Таню враз толкнули....

Ну, точно! Именно в Московское Благородное Собрание Александр Сергеевич Пушкин 'вывозит' свою героиню Татьяну Ларину, там её и замечает будущий муж — 'важный генерал'. Надо взять на заметку рассказ Верочки, может и Машеньку придётся везти на эту 'ярмарку невест' в поисках достойного жениха.

— И Елизавета Николаевна, подруга моя, желала об этом для дочки своей, — продолжала Верочка. — Ты же помнишь Лизоньку, успокой Господь её душу. Так она мечтала, что мы наших девочек, она Катеньку, а я Анечку, вывезем в Москву... А не случилось. Умерла Лиза, когда Катюше и семи лет не исполнилось. Такой же сироткой росла, как твоя Машенька. Уж, прости, душенька, что напомнила!

— Ничего страшного, рассказывай,— сказала я, делая тоже глоток чая из красивой чашечки. А Верочка продолжала:

— Только Машеньку ты как родную растишь, а Катюша сиротскую долю сполна познала. Отец то её женился после смерти Лизоньки быстро, а уж Александра Ильинична, мачеха Катеньки, ох и сурова. По своему характеру она в девках-то засиделась. Только в 37 лет замуж вышла, а в 38 лет сына родила, Илью. А как только Катеньке исполнилось шестнадцать лет, так сразу жениха стала искать.

Мы с Верочкой одновременно отпили чай и улыбнулись друг другу.

— Нет, наш Александр Васильевич, предводитель дворянства, достойный человек, не зря его второй раз избрали, но не такого жениха для своей дочери Елизавета Николаевна желала. Катенька же по матери княжеского рода, да и по отцу древнего шляхетского.

— А дед Александра Васильевича — Свен Ваксель — из шведского подданства, поступил на русскую службу моряком ещё при Петре Великом. Это его сыну, Василию Свеновичу, отцу нашего предводителя дворянства, матушка-Императрица Екатерина Алексеевна дворянство пожаловала да земли в нашем Дорогобужском уезде. Вон в одной из своих деревень — Заселье — такое имение богатое построил, с парком, оранжереей. Вот женитьбой на Катеньке Александр Васильевич положение -то и упрочил.

— А Екатерина Антоновна, как теперь её все величают, хоть и стала женой предводителя дворянства, но на всех балах и собраниях заправляет её мачеха — Александра Ильинична. Александр Васильевич не вмешивается. В строгости жену держит. Завтра увидишь сей курьёз — первая дама не жена предводителя, а ее мачеха, теща Александра Васильевича.

Верочка наконец решительно отодвинула чашечку и встала:

— Ну, заболтала ты меня (ага, кто кого), пора и спать!

И мы разошлись по комнатам. Я была очень довольна разговором — "кто владеет информацией — владеет миром!", а моя двойник про все это как-то мне не подсказала, считала само собой разумеющимися все эти подробности.

А на следующий день начались сборы непосредственно на главный бал и как всегда, не хватало еще полчаса, чтобы все было безукоризненно. Прочитайте сцену подготовки к балу Наташи Ростовой или вспомните свои хлопоты по подготовке к большому корпоративу — и Вы все поймете!

Все выбивались из сил, что-то поправляя, дошивая платья, а наши горничные еще и срочно делали нам прически. Мы решили сделать их самыми традиционными — у Маши волосы были разделены на пробор и уложены в локоны, я же решила сделать пышную шишку, обвязав ее легким шарфом, концы которого скрепила камеей и перекинула на плечи. Получилось достаточно просто, но красиво. Нам было важно привлечь внимание к одежде, украшениям, а также к обуви.

Волновались мы с Машей, как две Наташи Ростовых перед своим первым балом. Для Маши это и вправду был хоть и не первый, но ответственный выезд в большой свет, а для меня экзамен — как примут местные дамы наши наряды, ведь хотя и даже здесь, в провинции, стиль ампир уже был распространен, вспомните хотя бы " Гусарскую балладу", где все девушки были как раз в таких платьях, а вот жемчуг, не привычный мелкий речной, который тогда был очень популярен и которым украшались даже седла, а ровный, крупный и более яркий, наши палантины и шарфы, моя камея были еще в новинку. Но я решила кивать на Полетт, у которой, как оказалось, были журналы самых модных французских нарядов! Пусть теперь ее бывшая хозяйка покусает локти, ведь из-за похотливого поведения мужа, она потеряла такую прекрасную возможность блеснуть новинками моды и замечательную работницу!

И вот мы собрались на бал, как две Золушки! Карета была хорошо отмыта и украшена, Степан наряжен в чистую одежду. В новой шапке набекрень он производил довольно лихое зрелище. Горничные наши тоже были нарядными, на их плечах лежали новые платочки, которыми они решили похвастаться перед другими слугами. Короче, все сияли и волновались. Если бы не моя двойник, я бы переживала еще сильнее, но, надеюсь, что она поможет избежать многих ошибок в правилах этикета и поведения в свете, которые я просто не знала. Дорогая, не подведи меня, а я уж тебя не подведу — обратилась я мысленно сама к себе и получила мысленный же ответ — не переживай, все будет хорошо!

Дом предводителя дворянства, к которому мы подъехали, был ярко освещен многочисленными плошками с жиром, которые нещадно чадили, но тем не менее создавали достаточно яркий свет. К крыльцу подкатывали самые разные кареты и возки, даже простые сани, в которых сидели многочисленные приглашенные.

Особенно меня поразило семейство, с которым я еще не была знакома, но раскланялась на всякий случай. В нем было сразу четверо девушек очень близкого возраста примерно от 15-16 лет и чуть старше — видимо, двойняшки или погодки. Возглавляла этот выводок мамаша среднего возраста и папенька, который был намного ее старше. Вместе с ним вышел еще совсем юный молодой человек, бывший буквально на год старше своих самых младших сестер. Да, нелегко придется папашке — ведь всех дочек надо удачно выдать замуж, дав хотя бы минимальное приданное, а с деньгами, насколько даже я поняла, глядя на их наряды, у них было не так уж и богато. Поэтому этот бал был для них прекрасным поводом найти себе женишка побогаче.

Мы с Машей приехали в середине сбора, не рано, но и не особо с опозданием. Наши наряды пока были скрыты под меховыми накидками, а на ногах были обуты простые валенки, поскольку погода сегодня была достаточно холодной. А мне не хотелось и самой простыть, и Машу после болезни еще раз простудить.

Итак, мы зашли в дом, но не пошли сразу в зал, а попали в гардеробную, где с помощью наших горничных сняли многочисленные теплые вещи и остались в наших нарядах. Там уже мы переобулись в туфли, которые почти не застыли, поскольку ехали вместе с нами в теплом возке да еще и в меховом мешочке, типа наших сменок.

Я проследила, чтобы все вещи были аккуратно сложены в одну кучу и их остались сторожить наши дворовые девушки. Они были рады увидеться со своими знакомыми — горничными других господ, и стали сразу с ними щебетать о своей новой интересной жизни. Степана тоже куда-то устроили, видимо, вместе с другими конюхами.

Рядом с гардеробными комнатами располагалась буфетная для гостей, в которой были приготовлены напитки, мороженое, пирожное, десерты, конфеты. Гости могли подходить и угощаться. Пить и есть мы не хотели, перекусив предварительно у знакомых, а только подошли и взяли по небольшой конфетке настоящего горького шоколада, которая мне понравилась, хоть и не была привычна для современного человека, все-таки мы больше предпочитаем мягкие, сливочные вкусы.

Мы вошли в большой зал, где уже собрались гости. Он был освещен множеством свечей, создававшими достаточно яркий свет. Высокие резные окна были почти полностью плотно закрыты из-за мороза, оставалась только небольшая открытая верхняя часть, поэтому в зале стоял небольшой пар и витал запах от продуктов горения свечей. Чувствовались и запахи, причем не только сильные запахи парфюмерии, но и запах разгоряченных потных тел. Ударил меня по отвыкшим от громких звуков ушам и сильный гул музыки и разговоров, когда люди старались переговорить друг друга.

Зал напоминал большой муравейник, разворошенный чье-то палкой, все куда-то перемещались, двигались, стараясь не задеть друг друга. Женщины бросали на соперниц ревнивые взгляды, а мужчины — заинтересованные, оценивающие. Взгляды многих дам так и прожигали гостей, в том числе и меня и Машу, словно фотоаппарат запечатляя все особенности нарядов, даже внутри себя слышались щелчки взводимой техники окружающих дам.

Я даже подумала, что явись я в своей мини-юбочке или в дранных на коленках современных джинсах, впечатление было бы намного меньшим! Правда, тогда бы меня точно бы отправили в психушку, как одержимую бесом! А тут вроде все и в рамках приличия, и такое необычное! Дамы косили на меня взглядом, да и кавалеры поглядывали, хотя явно этого стараясь не проявлять — " моветон!"

Гостей встречали предводитель с супругой, которая выглядела бледной и немного больной, но держалась изо всех сил. Мне показалось, что она была беременна и страдала от токсикоза, и внутри себя пожалела бедную девушку — хочешь — не хочешь, а гостей прими, накорми, развлеки, и только потом уже подумай о себе. Нас с Машей уже знали, представляться не надо было, мы только с хозяйкой поприветствовали друг друга легкими объятиями и поцелуями в щёки, как бы говоря, что рады друг друга видеть, хозяин дома поцеловал нам с Машей ручки, и мы отошли в сторону, чтобы позволить хозяевам поприветствовать других гостей.

Я с стояла немного в стороне, старалась держаться спокойно, со всеми быть любезной, отвечала на вопросы, с кем-то здоровалась, кому-то кивала, короче, пыталась выглядеть как все, хотя внутри и волновалась.

Хотя мне ли смущаться взглядов незнакомых людей после многочисленных выступлений на различных педагогических конференциях от районного до регионального уровня. Вот там да, было волнение, особенно на региональной конференции под взглядами тысячи людей, а тут так, 'детский сад, штаны на лямках', как говорят мои дети. Потом к Маше подошли ее знакомые девушки, и они отошли чуть в сторону, чирикая, как птички, и внимание ко мне несколько уменьшилось.

Но я все-таки чувствовала чей-то очень сильный взгляд. Немного повернув голову и чуть шагнув вперед, я увидела мужчину в красивой голубой форме гусара с белыми украшениями, причем явно не низкого чина. Это я еще не знала названий частей формы и их предназначения, а звучали эти слова очень красиво и интересно для современного уха— доломан, ментик, чекчиры — это же прелесть что такое!

Гусар заинтересовано смотрел на меня, в прямом смысле слова поедая глазами, оценивая и определяя статус и положение. Видимо я, как ни старалась, своим поведением, спокойным интересом, внимательным взглядом несколько отличалась от обычных стандартов дам, что и привлекло его.

Он, хоть и считал уже знакомых женщин явно десятками, будучи уже взрослым и опытным кавалером, впервые, наверное, заинтересовался дамой, обычно они искали знакомства с ним, кокетничая напропалую. Он тоже привлек мой интерес, чем-то напоминая героя фильма 'О бедном гусаре замолвите слово' в исполнении Валентина Гафта, правда, чуть помоложе. Его нельзя было назвать красивым, лицо было немного испорченно старым шрамом, видимо, от сабли, но от него шла такая сильная мужская энергетика, такая харизма, что все это забывалось. Давно я не видела такой силы и страсти в мужчине, так что и моя голова немного пошла кругом.

Он меня очень сильно заинтересовал, на его фоне все остальные кавалеры сразу померкли. Но я не могла так просто подойти к нему, по правилам этикета того времени мужчина должен быть представлен даме, вот я и ждала, когда он подойдет ко мне. Наконец полковник ожил и решительным шагом отправился куда-то в сторону, а затем приблизился ко мне со знакомым мужчиной, хозяином дома, в котором мы остановились, и который был на балу вместе со всем семейством. Алексей Сергеевич и представил мне его:

— Уважаемая Наталья Алексеевна, ваше благородие! Позвольте по-соседски и по-дружески представить Вам Его Сиятельство графа Александра Николаевича Ростовского, полковника восьмого Лубенского гусарского полка!

Теперь уже я мысленно подбирала свою челюсть — мало того, что имя-отчество совпадало с именем-отчеством моего мужа, так и фамилия была непростая, почти литературная, да еще и Вашим Сиятельством оказался, еще и "настоящим полковником"!

Во мне сразу зазвучала эта веселая фраза голосом Аллы Пугачевой и я невольно улыбнулась ему доброжелательно, протянув руку для поцелуя, старалась немного расшевелить его, стала говорить о каких-то пустяках, и он немного разошелся, но мне так и казалось, что он сейчас скажет что-то в стиле героя Михаила Казакова: 'Я старый солдат и не знаю слов любви!', но пока этого не происходило.

Слава Богу, нас отвлекли, да и мне важно было представиться местным государственным чинам и их жёнам, такие знакомства были очень нужны для претворения моих идей. Они-то в основном выше будут по положению, чем я. Дворян в губернии было много, но они каждый или каждая занимали свою ступень в иерархии, и эта ступень зависела от чина, который занимал мужчина, а женщина считалась по чину мужа или отца, если она незамужняя.

Недаром слово мужчина в то время расшифровывали как "муж и чин" и последняя составляющая была очень важна в жизни. Все чины и их класс были зафиксированы в Табели о рангах, подниматься по их ступеньках без связей и протекции было очень трудно, рост шел медленно и не всегда справедливо. Нередко хороших трудяг обходили в чинах более пронырливые деятели, вовремя оказавшие нужные услуги важному лицу.

Я опять поражалась, как неизменны обстоятельства и люди, все, как и у нас, в будущем. Я по мужу, а Маша по отцу — всего лишь капитанши, т.е. это девятый класс по Табели о рангах, что отнюдь не было таким уж высоким. Жёны майоров, подполковников, даже гвардейских капитанов — выше по положению меня и Маши. К слову, предводитель дворянства, который давал бал, был в чине статского советника пятого класса и его жена тоже считалась статской советницей, то есть стояли выше меня и на много. Это на современных раутах все равны, хотя и сейчас уже 'некоторые животные равней других', а в то время дворяне очень различались по положению и статусу, и чины при этом играли огромную роль. Поэтому-то внимание, какое оказал мне граф и которое не ускользнуло от взглядов окружающих, было не только лестно, но и выгодно для меня.

Наконец все успокоились и начались танцы. Танцы нашего двадцать первого века и танцы века девятнадцатого— это, как говорят, 'две большие разницы'. Во— первых, все танцы были парными, человека, танцующего самого по себе, просто нельзя было здесь увидеть. У дам была специальная книжечка, в которой они записывали, в какой последовательности и с кем танцуют. Отказать кому-либо без причины считалось верхом оскорбления.

Начинался бал торжественным полонезом, танцем-шествием, в котором должны были принять участие все приглашенные, даже если потом они весь вечер и всю ночь просиживали за карточными столами. Пришлось встать в пару и мне с тем же соседом, с благосклонного согласия его жены, которую выбрал еще один из гостей, бывших на моем приеме, Машенька встала с каким-то молодым гусаром в той же форме, что и у его начальника, но явно ниже по рангу и статусу, и пары состоялись.

Чтобы понять особенности полонеза, предлагаю включить ваше воображение и вспомнить начало бала в фильме " Война и мир", там как раз показан полонез. Представьте себе большой богато украшенный зал, по сторонам которого стоят все присутствующие. Середина помещения пуста, но ненадолго. Звучит торжественная музыка и процессия начинается. Мужчины и женщины парами выходят в зал, медленно продвигаются по нему, все время ориентируясь на первую пару. Именно она задает характер танца.

Такой первую пару составляют хозяин с 'наипочетнейшей' гостьей, в данном случае предводитель выбрал какую-то важную даму, видимо, высокого положения в обществе. Во второй паре шли дама в возрасте, скорее всего, как раз мачеха Екатерины Антоновны — Александра Ильинична, и граф, как 'наипочетнейший' гость данного бала.

Была она одета, как говорится, "ДороХо-боХато", но безвкусно, и очень напоминала мне незабвенную Фаину Георгиевну Раневскую как раз в роли мачехи в моем любимом фильме— сказке "Золушка". Мне так и казалось, что она сейчас скажет: " Эх, королевство, пардон, уезд маловат, разгуляться негде!", и я невольно усмехнулась, глядя на нее. Кстати, можно и эту сказку напечатать, как раз все герои перед нами.

Но вот полонез начался! Мне важно было не сбиться с ритма, не растеряться, поэтому я первое время была напряжена и смотрела не столько на других, сколько себе под ноги, старалась делать тоже, что и окружающие. Но танец был достаточно спокойный, плавный, и я быстро вошла во вкус его неторопливого течения. Но вот шествие, полное грациозности и достоинства, заканчивается. Танцующие переходят к исполнению следующих фигур.

Партнеры кружатся вокруг своих партнерш, затем они на время расходятся и меняются парами. На некоторое время танец соединил нас с графом, но потом вновь развел. После этого все пары выстраиваются в линию и поднимают сцепленные руки вверх. Образуется своеобразный тоннель, сквозь который проходит сначала первая пара, затем вторая, что напомнило мне всем знакомую детскую игру в ручеек и заставило легко улыбнуться — мне начинало все это нравиться!

Но что же делает полонез таким особенным и красивым — в первую очередь его торжественность и степенность в каждом движении, но в то же время он -танец-импровизация, где ведущую роль играет первая пара. Но, несмотря на это, танец был привержен своим ритуалам и правилам. Простая хореография танца кажется такой легкой лишь на первый взгляд. Не все способны держать осанку на протяжении длительного времени и наполнять каждое па грациозностью и изяществом.

Но в тоже время длительность танца, а был он иногда по 30-40 минут, позволяла оценить своего кавалера, встретиться с ним в очередном па, перекинуться словечком или даже успеть передать небольшую записочку с обещанием свидания. В танце гости не находились в одном помещении, а могли передвигаться по всему дому, обходя при этом все залы, все комнаты и лестницы. Эта особенность танца использовалась, чтобы показать всю роскошь дома хозяина бала, его богатство и статус.

Далее чередовались вальсы и мазурки, танцы более быстрые, захватывающие, энергичные. Эти танцы впечатлили меня не меньше полонеза, ведь вальс в то время танцевался не в привычные нам три такта, а в два! Танцевался долго, во время танца можно было прерваться и отдохнуть, посидеть, пообщаться со своим кавалером, а потом вновь пуститься в вихрь движения.

А у мазурки были очень яркие танцевальные фигуры, она действительно способна была по-настоящему вскружить голову любому танцующему, и не было преувеличением сказать, что мазурка прекрасна!

Мне очень хотелось посмотреть на этот знаменитый танец, о котором столько читала. И вот она началась! Внимание всех, и мое также, привлекала одна великолепная пара, вышедшая в центр, состоящая из молодой девушки — одной из тех четверых сестер, которых я видела перед входом, и более возрастного, но очень статного и подвижного гусара.

Выйдя вперед с некоторой робостью, девушка стала покачиваться, словно птица, готовящаяся взлететь, долго скользя ногой, она, будто на коньках, вдруг разрезала поверхность зеркального пола, потом, с шустростью ребенка, неожиданно выбежала вперед. Танец преобразил ее, всем она казалась сказочной принцессой, ее движения были изящны и элегантны, создавалось впечатление, что у нее за спиной крылья. Зрачки ее глаз расширились, взор заблестел, словно богиня охоты она с гордо поднятой головой и колышущейся грудью плавно рассекала воздух будто ладья, подчиняя себе пространство.

Через некоторое время девушка снова начала игриво скользить, обращая внимание на наблюдателей, улыбаться знакомым, протягивая точеные руки партнеру. Другие пары также постепенно присоединялись к ним, но всё же имено они были главными, центральными героями этого красивого танца — действия. И вновь первая пара несется с невероятной скоростью из одного угла комнаты в другой. Девушка устремляется вперед, летит, скользит, усталость румянит ее лицо, зажигает взгляд, заставляет двигаться медленнее; вскоре, утомленная и запыхавшаяся, она опускается на руки своего партнера, который подхватывает ее и на несколько секунд поднимает вверх, прежде чем завершить пламенную мазурку.

Наблюдатели, разумеется, в восторге, их лица сияют радостью, раздаются одобрительные возгласы и крики! Поистине, сейчас та девушка — королева бала, и без своего короля она вряд ли останется. По крайней мере, ее партнер не сводит своего восторженного взгляда и оказывает и в дальнейшем внимание и восхищение! Наверняка, в эти мгновения маменька с папенькой потирают ручки: "Вот и пристроили доченьку, даст Бог, и до сватовства дело дойдет, все на одну меньше!"

Сегодня современному человеку очень сложно будет даже приблизительно повторить эти фигуры, а в девятнадцатом веке их выполняли изящно и легко! Это ведь не наши танцы — дёрганье или топтание вокруг себя с партнёром в обнимку или на пионерском расстоянии, как раньше, а красота, энергетика, ритм и счастье слияния с музыкой и кавалером!

Машу приглашали часто, но вела она себя достаточно чинно и спокойно, часто пропуская танец и присаживаясь с приглашенным кавалером, чтобы передохнуть и поболтать, чувствовалось еще, что она слаба и быстро устает, но очень довольна и весела.

Приглашающие ее сменялись, так как не допускалось танцевать несколько танцев с одним и тем же человеком. К ней подходили какие-то знакомые девушки с гусарами, которые были сегодня героями бала, и несколько затмили остальных мужчин, а тем лишь оставалось смириться с этим, испепеляя военных взорами. Слава Богу, до открытых конфликтов, а тем более вызовов на дуэли, дело не дошло, все-таки культура воспитания и внутренняя дисциплина у этих людей в красивой военной форме была на высоте, да и граф достаточно зорко посматривал на своих подчиненных, не допуская даже искре скандала разгореться!

Танцевала и я, вместе с соседом, который явно оказывал мне знаки внимания, другими мужчинами, даже с графом тур вальса мы прошли по кругу, взглядывая друг на друга и перебрасываясь улыбками и короткими репликами. Лишь от мазурки я отказалась, побоявшись, что не справлюсь со столь сложным танцем, сослалась на усталость и духоту.

Все дамы по мере возможности и желания танцевали, за карты садились совсем уж возрастные женщины. Карточные столики поставили в другом зале, чтобы танцующие и игроки друг другу не мешали, но поскольку двери были открыты, матроны могли зорко следить за своими детками.

Возглавляла эту компанию как раз главная приглашенная, которая оказалась женой того самого Ивана Ивановича Барышникова, о котором я уже рассказывала. Я знала, что Иван Иванович долгое время не был женат и уже в преклонном возрасте, в 40 лет, женился на юной дочери московского богатого купца Елизавете Ивановне Яковлевой. Она родила ему тринадцать детей, из которых выжили два сына и пять дочерей. На балу его не было — говорят, приболел, по возрасту он такие мероприятия посещал редко, поэтому присутствовала только его жена. Это была очень энергичная и деятельная дама, которую все очень уважали и немного побаивались за колкий язычок.

Меня также представили ей, но я понимала, это сделали только потому, что граф проявил ко мне интерес — Елизавете Ивановне было интересно взглянуть, что представляет собой новая "птичка", как она выразилась, на которую положил глаз граф, а так кто бы обратил внимание на простую капитаншу!

Я про себя усмехнулась: "Еще посмотрим, кто тут будет птичкой и как высоко она взлетит", но держалась спокойно, доброжелательно, но без лести и робости, а подчеркивая уважение к делам ее мужа и к ней самой. Мое уважительное спокойное поведение Елизавете Ивановне понравилось и она даже пригласила меня "бывать у них запросто". Это знакомство было очень ценным для меня, расширяя круг общения, поэтому я поблагодарила искренне и от всей души.

Мне также предложили поиграть в карты, и я присела в одну из компаний дам возрастом помоложе, воспользовавшись этим предложением, чтобы и передохнуть, и наблюдая за игрой, подметить для себя особенности поведения окружающих, и прислушиваясь к разговорам остальных дам, запоминать все крупицы информации, оброненные между делом — потом осмыслю и запишу все их намеки и сплетни, все пригодится!

Наконец танцы кончились и нас пригласили 'перекусить по-простому', как, несколько кокетничая, пригласила всех к столу предводительница. 'Простой' стол ломился от еды, блюд было столько много, что скатерти и видно не было. Рядом лежало меню, в котором были перечислены основные блюда. Названия некоторых из них звучали для меня очень непривычно, вызывая желание все попробовать, но оказалось, что многие блюда, хоть и измененные, в том или ином виде дошли и до нашего времени, часто встречаясь в меню современных ресторанов, пусть и под другими названиями.

Итак, подавали суп-консоме в чашках — обычный бульон с клецками, но достаточно вкусный, салат из ершовых филеев с гарниром — тоже неплохо, напоминал наши салаты с рыбой, салат маседуан оказался чем-то похож на мой "Оливье", состоял из вареных овощей — моркови и картофеля, с добавлением яиц, ветчины, мяса раков, украшенный зеленью. А вот майонеза не было, заправлен он был сметаной. Так что мой "Оливье" хорошо ложился в эту традицию, дополняя и обогащая знакомый рецепт. А вот жаркое из молодой цесарки и фазана уже редко встретишь в современных ресторанах — птицы эти в природе почти исчезли, выращивают только на фермах, да и то не всюду, попробовать их было интересно — вкус у мяса оказался немного жестковатым, но с необычным привкусом.

Крем яблочный с ликёром кюрасо, поданный на десерт, был знаком и нашим современникам, и отличался ярко-синим цветом и несколько горьким апельсиновым привкусом самого ликера, а вот крем Франжипан, жареный по-немецки, меня очень заинтересовал. Я потом узнала, что крем состоит из сливочного масла и сахара, к которым добавлены яйца и мелко измельченный миндаль, и чем-то напоминает современный марципан, который также делается из миндаля. Я взяла себе его на заметку, решив при случаи попробовать сделать из марципана не только крем, но и конфеты и даже фигурки и съедобные игрушки.

Я попробовала всего понемногу, поскольку наедаться не хотела, да и блюд было слишком много для меня, да еще и на ночь. Я переживала немного, стараясь не попасть впросак, пользуясь многочисленными столовыми приборами, ведь мы не так часто это делаем. Но моя двойник замечательно в них ориентировалась, и все прошло благополучно, да и я хоть и не часто, но посещала хорошие рестораны и старалась там "держать марку", пользуясь приборами правильно, как положено, хотя многие уже эту культуру потихоньку смазывают, стирают.

Граф, сидевший рядом, хотя его и приглашали на место ближе к хозяйке, делал вид, что все так и надо, старался развлечь меня разговорами. Он рассказывал о славном боевом пути своего полка и подвигах сослуживцев, причем не злословил, а, наоборот, говорил о каждом добрые искренние слова, что мне очень понравилось.

Я ожидала увидеть тупого солдафона, этакого 'Скалозуба', а оказалось, что с графом очень приятно общаться. По-крайней мере, когда он спросил, может ли он бывать у нас в имении, я с удовольствием ответила положительно. Голова моя плыла и кружилась и от выпитого вина, и от схлынувшего напряжения этого вечера, я немного расслабилась и даже позволила себе немного пококетничать с графом. Да и как мужчина он меня тоже очень привлекал, конечно, не будем загадывать дальше, но дружба с ним мне будет только на пользу.

Ужин продолжался довольно долго, но постепенно гости стали разъезжаться по домам, тем более было уже около пяти— шести часов утра. Стали собираться домой и мы с Машей и нашими друзьями, но ушли по-"английски", не попрощавшись, поскольку, хоть и затихая понемногу, но бал продолжался.

Нам еще предстояло завтра сделать обязательный визит хозяйке и хозяину бала, чтобы поблагодарить их за гостеприимство. Маша тоже устала, но было видно, что она очень довольна — да и что не быть довольной молодой девушке, которая от души натанцевалась, нафлиртовалась, насплетничалась с подружками. Поэтому, как говорят, 'усталые, но довольные', найдя наших дремлющих на вещах слуг и разыскав свои кареты, мы поехали домой к нашим знакомым, причем было уже раннее утро, когда многие уже вставали, а мы только рухнули спать, еле дойдя до кроватей.

Глава 16. После бала.

На следующий день я встала по привычке рано, когда все еще спали, но чувствовала себя достаточно бодрой и выспавшейся. Волнение мое улеглось, все на балу прошло даже лучше, чем я мечтала. Знакомство с графом, представление Елизавете Ивановне, интересные впечатления о танцах и вообще организации бала — все это вдохновляло меня, я даже присела в уголочке, чтобы записать свои впечатления — авось, где-нибудь размещу на Сайтах под названием: "Бал как он есть в воспоминаниях дворянки 19 века", где все и расскажу — думаю, это будет необычно. Не все идеи из будущего применять, песни перепевать, прошлое в живом рассказе также интересно для нас, людей будущего, тем более постараюсь сделать его точным, эмоциональным, отражающим мои непосредственные мысли, а не пересказом сухой монографии.

Вчера вечером мы договорились, что еще немного задержимся у наших гостеприимных знакомых, так как нужно было приехать с ответным визитом и благодарностью за вечер. Да и мне нужно было закрепить и расширить свои знакомства, впечатления о себе и Маше.

Пошла я проведать и своих людей и расспросить, как они провели время. Оказалось, что все нормально, Степана конюхи приняли в свою компанию, они даже умудрились немного выпить и посплетничать про своих хозяев. Надеюсь, что он меня не ругал, мы как-то после перенесенных в метели приключений немного не то чтобы сблизились, такого и быть не могло, но очень симпатизировали друг другу. Я оценила его основательность, надежность, спокойствие, переживание о других. Я видела, что и он заметил мою заботу о людях и желание помочь всем, кто от меня зависил. Девушки-горничные наши тоже были довольны, их накормили, они даже прикорнули немного на вещах, после того как всласть наболтались с другими о своей жизни.

Хозяев удивила такая моя забота о своих людях, она была несколько непривычна. Но я уже придумала "отмазку", так как не хотела, чтобы это обсуждалось и осуждалось в свете. Я сказала, что отношусь к людям, как к своему имуществу, а об имуществе принято заботиться. Это, конечно, не соответствовало моим настоящим мыслям, но, по крайней мере, было понятно и объяснимо для людей того времени.

Привлекать внимание своими истинными демократическими мыслями я не хотела, так как это было чревато. Я даже где-то читала в Интернете, что в одной губернии дворяне принесли жалобу губернатору на помещика, который, по их мнению, слишком хорошо относился к своим крестьянам, и против которого возбудили целое расследование — не вольнодумец ли он и не стоит ли на всякий случай отправить его куда-нибудь подальше в Сибирь. Дело еле замяли, но нервов тому дворянину, я думаю, потрепали немало. Так что еще раз "конспирация, батенька, конспирация", как говорил дворянин Ульянов ( Ленин).

После обеда мне принесли небольшую коробочку от графа, в которой лежал красивый резной веер тонкой работы. Он был очень изящный и, думаю, не дешевый. В коробочке лежала записочка: "Скромный дар прекрасной даме"— и с намеком, и не пОшло, и приятно. Я оценила, наши хозяева, а особенно — Верочка, тоже. Пришлось писать ответную благодарственную записку. Знакомые наши немного подшучивали надо мной, но чувствовалось, что и завидуют тому, что благосклонность такого кавалера досталась мне, скромной капитанше.

Чуть позже мы собрались в уже знакомый дом предводителя дворянства, но в более скромных, не бальных нарядах. Но на Маше осталось ее жемчужное ожерелье и сережки, она снимала их только на ночь, боясь повредить, порвать, и носила почти постоянно — я видела, что они ей нравятся, она частенько гладила их бусинки, когда думала, что ее никто не видит, видимо, они ей действительно напоминали о родителях.

Я достала более скромное платье, сшитое уже нашей Полиной с помощью моих выкроек и очень выгодно подчеркивающее фигуру, на которое дамы посматривали с интересом. Я объяснила, что мне его сшила новая белошвейка Полетт, которая живет теперь в нашем доме и увидела, как скривилась одна из дам — оказалось, именно она и была бывшей хозяйкой девушки и ,видимо, уже сожалела, что прогнала такую ценную работницу.

В доме у предводителя уже сидели дамы и мужчины в разных компаниях, обсуждавшие как раз все перипетии бала. Компанию дам возглавляла Александра Ильинична, которая сказала, что Катенька, к сожалению, немного приболела, добавив с усмешкой: "Ах, эти дамские дела"! Чуть позже приехал и граф, привезший хозяйке шикарный букет из роз, которая явно была польщена таким знаком внимания — букет явно был дорогим и статусным. Я потом узнала, что он его выпросил — выкупил как раз у Ивана Ивановича Барышникова, у которого в имении был большой зимний сад с теплицей, где росли разнообразные растения, в том числе и очень редкие, за которыми ухаживал целый штат садовников.

Александра Ильинична вовсю кокетничала с кокетничала с графом, явно меня провоцируя: "Как я себя поведу, что сделаю?", а остальные дамы поглядывали с улыбками. А мне было и смешно смотреть на ее ухищрения — это было действительно довольно комично, когда дама в возрасте, а для того времени 50 лет — это уже почти старуха, ведет себя и разговаривает, как молодая девушка, и спокойно — и не так меня подначивали в свое время. Поэтому я продолжала общение с кем-то из дам, рассказывая о своих впечатлениях о посещении Болдинского монастыря и архимандрита Антония.

Освободившись от внимания окружающих, я выбрала момент, чтобы поблагодарить графа за подарок, и сообщила, что сочту за огромную честь принять в своем скромном имении как его самого, так и его сослуживцев, а также шефа полка — Алексея Петровича Мелиссино, потому что много слышала про славный путь гусарского полка и восторгаюсь его героями. Видно было, что граф это оценил и ответил, что как только Алексей Петрович вернется — а он был в отъезде по делам службы, он обязательно передаст мою просьбу и сообщит, когда они смогут посетить наше имение, чтобы я могла приготовится к приему.

Тут как раз предводитель вошел в комнату, чтобы поприветствовать дам и забрать в свою компанию графа. Увидев букет, он только скривился, а Александра Ильинична победно на него посмотрела: "Вот мол, как меня ценят,"— хотя букет изначально предназначался не ей, а Екатерине Антоновне. Видно было, что зять, которому было чуть за тридцать, и теща в возрасте за пятьдесят, взаимно недолюбливают друг друга, что нередко бывает и в наше время.

Вообще такие садовые цветы еще были редкостью, за ними требовался особый уход, что не всем было по карману. Но цветы дарили, существовал целый язык букета — в моду вошла традиция девицам и дамам дарить изящные букеты цветов с 'символическим содержанием', они были своего рода письмами — признаниями в чувствах, хоть и неявными, но легко читаемыми при наличии знаний.

В то время язык цветов был общеизвестен: мирт означал твердость духа, гвоздика — 'утешение в мысли о свидании', терн — 'зачем презрение?', роза (в зависимости от цвета) — 'полное признание', 'обещание счастья', 'приветливость' и т. д. Букеты душистых цветов считались 'самым приятным подарком'. Умение составлять букеты очень ценилось. И, конечно же, летом многие составляли гербарии, зарисовывали акварелью особенно понравившиеся растения, вкладывали цветок, подаренный милым другом, в книгу, которую читали.

Надо подумать, может принести из будущего луковицы тюльпанов, гиацинтов, других ранних цветов — уход за ними не такой трудный, а растения они многолетние, только выкапывай осенью, а сажай ранней весной, а уж деток они дают много и растут быстро. Будут еще тут к 8 марта традиционные букеты тюльпанов!

Можно и корни роз кустовых взять, клубни пионов, георгинов, гладиолусов, они и многолетние, и быстро разрастаются, только сажай да ухаживай. А уж куст цветущих пионов или георгинов — это же такая красота, а запах, а букет какой! Даже простые сентябринки или ромашки многолетние — и то в дело пойдут! Только обработать их надо, чтобы заразу какую садовую в этот мир не перенести.

Решено, еще одна идея в мою копилку. А уж найти их я легко найду — и коллеги многие дачи имеют, и бабульки— соседки помогут мне за денежку малую, да и в магазинах этого добра более чем достаточно. Кстати, надо семена еще посмотреть, только не селекционные, они на один раз, а обычные, но к нашим условиям привычные, у тех же бабушек можно много полезного поискать, они помогут.

Дамы наконец-то обратили внимание на сережки и бусы Маши — они им явно понравились. Маша выдала мой вариант их появления, а я дальше уже на импровизации продолжила, что нашла адрес старого друг отца Маши, который часто бывает по делам в Москве и имеет возможность приобрести разные редкие вещи, а я уже написала, чтобы он поспрашивал — может, есть еще такие или другие вещи на продажу.

А сама себе сделала заметку — обязательно принести еще пару — тройку таких изделий и предложить их тому же ювелиру продать подороже как редкость, выгода будет огромная. А может, и хороший китайский или индийский жемчуг где найду, а не только пластмассовую подделку, надо все это обдумать. На этом разговор с дамами и завершился — интерес проявлен, интрига осталась, желание продолжить знакомство со мной, чтобы приобрести необычную вещь — тоже, вот сколько зайцев за раз поймала, аж самой приятно!

Визит был кратким, только как дань вежливости и мы быстро уехали. Да нам пора возвращаться домой, в свое имение, пока зависть и ревность не испортила хорошее впечатление от общения с этими людьми. Вернувшись к знакомым, мы начали собираться домой — на первый раз довольно, слишком хорошо тоже нехорошо, надо и меру знать.

Расстались мы со знакомыми мирно, я им подарила и лото, и домино, рассказала, что вскоре в книжной лавке можно приобрести книжечки не только с текстом песен, но также рецепты блюд, не менее вкусных и интересных, чем были на балу у исправницы.

Короче, я во всю постаралась загладить чувство небольшой зависти к моему успеху. Ссориться мне с ними было не с руки, из-за такого пустяка терять достаточно приятных людей не хотелось, еще пригодятся.

Ездить в Дорогобуж я решила почаще, да и продолжить надо было контакты и с Петром Степановичем, и с Зизи, да и с другими дамами дружить надо, как с потенциальными покупательницами моих идей и товаров, только надо подумать, как это сделать культурнее — продавать напрямую я их не могла, дарить — жаба не позволяет, значит, нужен посредник. И я очень надеялась, что такой помощник после моего объявления появится!

Зайдя к ювелиру за расчетом за камни и серебро, я договорилась, что при возможности воспользуюсь его услугами еще не раз. Прикупив в лавке апельсинов, приправ, кофе для меня, мы отправились в обратную дорогу.

Путь домой всегда короче, поэтому мы очень быстро и незаметно домчались к себе в имение, где нас уже ждали. Начались расспросы, охи и радостные восклицания, разглядывание святых вещей из монастыря, которые я отдала Лукерье и опробование апельсинов. Они людям понравились запахом, но не понравились вкусом — 'кислятина', и это было действительно так — были они гораздо мельче и кислее современных, которые уже очень далеко ушли они своих прародителей, а являются уже полностью модифицированными продуктами. Но мне уже надо было в будущее, поэтому под предлогом усталости я ушла в свой флигелек, чтобы быстро перенестись к своим заботам простой учительницы начальных классов, не столь волнующим, но более привычным.

Глава 17. Новости школы и другие переживания и идеи.

Перенеслась я вновь с большим мешком изделий, связанных нашими деревенскими девушками, тканными льняными полотенцами и фартуками с традиционной Смоленской вышивкой, целым ворохом маленьких лапоточков, которые в охотку сделали мне мужчины, заготовками Лукерьи и книгами, которые я купила в Дорогобуже, картинами и иконами из Болдинского монастыря, которые решила оставить себе.

А вот ладанки, маленькие иконки, свечи, крестики и прочие церковные я предложила бабушке моей бывшей ученицы, которая помогала при службе в одной из московских церквей, объяснив, что все это приобрела во время поездки с туристами на каникулах в древний монастырь. Вообще, мне было легко объяснять происхождение своих вещей — ведь я говорила правду, вернее, полуправду — другое дело, что экскурсия-то была в монастырь 19 века.

Вещи ей понравились, она оценила их добротность и правильность исполнения— "не то, что нынашние, чувствуется, что старина", сказала, что договорится с настоятелем своей церкви о их продаже в лавочке и пообещала рассчитаться чуть позже. На иконы она, взглянув, сказала: " Не продавай, себе оставь, намоленные", с чем я также согласилась.

Я знала, что она никогда никого не обманывала и отдала вещи с легкостью — за этим человеком они не пропадут, а деньги мне пока не к спеху, как сделает — так и ладно. Пообещала при случае еще привезти, если нужно, на что мне ответили кратко: " Нужно, вези!", на чем и расстались, причем я на прощание подарила ей картину с видом Болдинского монастыря, на что мне кивнули с пониманием: "Вот ты где была, древнее место, святое", с чем я также была абсолютно согласна.

Что интересно, книги при переносе состарились, хотя я их покупала абсолютно новыми, что меня обрадовало — новая книга начала 19 века выглядела бы подозрительно. Я даже сделала на них стертые печати, как будто они были из какой-нибудь библиотеки или хранилища музея, чтобы уж полностью легализировать их.

Я их выставила на букинистическом сайте, написав, что нашли их знакомые моих знакомых чуть ли не на чердаке старого дома в заброшенной деревне. А уж как они туда попали — Бог весть, скорее всего, в революцию, когда грабили награбленное и забыли про них благополучно. А теперь нашли, да мне отдали — их такое старье не интересует, они больше глянцевыми журналами со сплетнями современными интересуются.

Это объяснение нужно было, чтобы не вызвать подозрения таким внезапным всплытием их спустя такое большое время — все же такие книги были редкими и учтенными специалистами. И почти сразу их забрал по очень хорошей цене известный коллекционер, который вполне удовлетворился таким объяснением — попали случайно хорошие вещи в руки "лохушки-учителки", бывает и не такое, надо пользоваться случаем. Думаю, и в следующий раз такая легенда сойдет, надо только брать книги не редкие, а достаточно часто издававшиеся, но экземпляры которых почти не сохранились. Те же баллады Жуковского, Батюшкова, даже "Оды" Державина, журналы Смердина — самый тот товар для продажи.

Я снова решила покупать серебро, но в этот раз столовые вещи — мелкие супницы, бокалы, тарелки, вазы, вещи массивные, но свободные в продаже, чтобы не вызывать подозрения частыми покупками слитков. Как я узнала в прошлом, эти вещи также скупались или сдавались в ломбард с правом выкупа или просто так. Да и на столе при приеме они могли пригодиться, не хотелось ударить в грязь лицом перед графом и его сослуживцами.

Приобрела я еще и в подарок графу красивый серебряный потсигар, маленькую стопочку и плоскую фляжку, которую можно засовывать в голенице сапога. Говорят, подобная был у Императора Александра III. Мне не очень хотелось поощрять пьянство человека, которому я симпатизировала, но понимала, что иногда, особенно зимой в походах, глоток коньяка не повредит.

Вернулась я как раз во время, в школе народ ходил возбужденный, чувствовалось, что всем не до уроков и детей. Все собирались кучками и что-то активно обсуждали. Я очень не любила сплетни и всегда старалась держаться подальше от всяких обсуждений, но здесь происходило что-то настолько непонятное, что я невольно присоединилась к одной из групп.

Оказалось, что нашу старую директриссу, которую все любили и ценили, убирают якобы по возрасту, а на ее место ставят молодую даму, работавшую всю жизнь в администрации города и не видевшую живых детей уже много лет, не знающую специфики работы такого организма, как большая современная школа.

И вот теперь ее за какие-то провинности отправляют к нам. Явно, что новая "метла" будет мести по-новому, и скорее всего, приведет с собой собственные кадры. Поэтому учителя боялись, что их ставки сократят и часть часов отдадут "пришельцам" от новой власти.

Меня это не столько беспокоило, без детей и нагрузки я не останусь, тем более, что вела подготовку к школе и свой будущий 1 класс уже хорошо знала и надеялась, что дети и родители нынешних четвероклассников тоже меня в обиду не дадут.

Взбесил меня больше сам факт, что заслуженного человека, проработавшего много лет, которого всегда ставили в пример другим директорам, в середине учебного года, не дав доработать и до каникул, могли убрать в одночасье только потому, что кому-то надо было посадить на уже стабильное место своего человечка. Да уж, прямо по Грибоедову:

"При мне служащие чужие очень редки,

Все больше сестрины, свояченицы детки".

Так что кумовство чиновников имеет очень давние корни.

Но как бы то ни было, надо было работать дальше. Хоть и был еще январь, но наши дети и родители уже задумывались о выпускном вечере. Под влиянием впечатлений о бале девятнадцатого века, я предложила нашим современным деткам сделать выпускной в форме такого бала. Девочки, конечно же, сразу загорелись этой идеей — еще бы, такая возможность покрасоваться в необычных платьях с прическами.

Мальчишки вначале этого ажиотажа не поддерживали, но когда я сказала, что можно придти в стилизованных гусарских или кавалергардских нарядах, тоже загорелись и уже начали шуметь, выясняя, кто кем нарядится. Но я предупредила, чтобы они были готовы рассказать о том полку, форму которого они выберут, чем он славен, в каких сражениях участвовал и так далее.

А девчонок я озадачила изучением бального этикета и вообще правил поведения дворян начала девятнадцатого века, чтением описания бала Наташи Ростовой в "Войне и мире" и других произведениях. Поскольку я невольно уже была хоть и небольшим, но экспертом в этих делах, я могла в дальнейшем оценивать их усилия.

Короче, моя идея оказалась и интересной, и полезной, позволяя современным подросткам узнать о прошлом в интересной для них форме. Родители тоже активно подключились и уже обменивались адресами костюмерных и студий, где можно было взять напрокат наряды той эпохи.

А сама я вновь взялась скупать лекарства в больших количествах. Случайно, рыская по страницам Интернета, я наткнулась на объявление о продаже наборов медика и поехала посмотреть по адресу, что они представляют. Оказалось, что это были чемоданчики наподобие тех, с которыми ездит "Скорая помощь", набитые разными лекарствами, приспособлениями для остановки кровотечения, накладывания шин и т.д.. Конечно же, я схватила их обеими руками и купила все пять штук, объяснив, что работаю в школе и они нам нужны для уроков по правилам безопасности и проведения различных выездов в лес, на природу. Молодой человек, продававший их, обрадовавшись, объяснил, что у него есть возможность еще достать (а скорее всего, элементарно списать и стащить) еще пять наборов, которые я тоже согласилась забрать, решив их оставить для оказания помощи раненым во время войны 1812 года. Оставила я их пока в будущем, надо еще придумать легенду для их появления.

Но, кроме лекарств готовых, я искала способы изготовления простых лекарств, которые можно было сделать в условиях прошлого. Остановилась я на мази Вишневского, поскольку основные ее компоненты, кроме ксероформа, который я в огромных количествах купила в аптеке, в ее состав входит березовый деготь и касторовое масло, уже известное в то время. Да и ксероформ, как оказалось, уже знали и его можно было приобрести и в прошлом, в аптеках.

А уж про пользу в лечении гнойных ран и различных воспалений этой замечательной мазью и говорить не приходится, недаром она, созданная знаменитым хирургом Александром Вишневским в годы Великой Отечественной войны, была высоко оценена всеми хирургами и очень долго использовалась и в быту. Даже я помню, как мама мне делала компрессы на руку, когда на ней вскочил большой неприятный фурункул, а в просторечии — чирей, и как быстро эта мазь его вытянула и вылечила.

Записала я и про изготовление йода, который будет изобретен как раз в 1811 году французским химиком-технологом Бернаром Куртуа. Он изучал золу морских водорослей, из которой тогда добывали соду и заметил, что медный котел, в котором выпаривались зольные растворы, разрушается слишком быстро. Проделывая серию опытов, Куртуа взял две колбы, в одну из которых поместил серную кислоту с железом, а в другую — золу морских водорослей со спиртом.

На плече у ученого во время опытов сидел его любимый кот. Однажды он неожиданно спрыгнул, опрокинув колбы, содержимое их смешалось. Куртуа увидел, что над лужицей, которая образовалась при падении сосудов, поднимается фиолетовое облачко, которое затем осело в виде необычных фиолетовых кристаллов, которые назвали йодом, от греческого iodes, ioeides — похожий цветом на фиалку, темно-синий, фиолетовый.

Не знаю, получится ли у меня или еще у кого-нибудь повторить этот опыт, тем более в условиях Смоленское губернии, где моря и водорослей что-то не наблюдается, да даже если и получится, количество полученного йода будет явно недостаточным для внедрения его в практику. Куртуа йод продавал по баснословной цене, т.к. водорослей шло много, а йода получалось мало, проще было как-то придумать, как легализовать купленный в настоящем времени йод или йодные настойки. Но пока эта идея подвисла в воздухе.

Знала я и про изготовление бриллиантовой зелени, а в просторечии "зеленки", которую можно получить из каменноугольной смолы, но сделать это опять же трудно в местных условиях, хоть и казалось это лекарство простым и распространенным всегда. Ан нет, в прошлом в это время ее только пробуют синтезировать в лабораториях да и то в малых количествах. Но лучше мне просто ею запастись, да побольше. Но рецепт на всякий случай сохранила, вдруг, сможет кто повторить в последствие.

Скачала я и статью и про изготовление карболовой кислоты, или карболки, которая также является сильнейшим антисептиком. Фенол, главный ее компонент, был обнаружен в 1834 году Фридлибом Фердинандом Рунге, который извлек его в нечистом виде из каменноугольной смолы и поэтому назвал "Karbolsäure или угольно-масляная кислота". Было бы просто чудесно, если бы я смогла ее получить, так как карболкой пользовались для обеззараживания ран очень долго, хотя она и была достаточно сильным веществом, применять которое надо очень осторожно.

А вот со спиртом получилось проще, для чего приобрела простейший самогонный аппарат и инструкцию по его применению. Думаю, в дальнейшем наши деревенские умельцы по его образцу сделают и свои, там самое хитрое — стеклянные трубки и змеевик, но надо подумать, как его сделать в "полевых" условиях. Но позже я от коллег — мужчин узнала, что стеклянные части вполне можно заменить на медные, которые может сделать и местный кузнец.

Попробую, может быть, заинтересую материалами про новые интересные лекарства Карла Карловича, уездного врача, которого хотела потом пригласить к Маше, чтобы он удостоверился в чудодейственной роли его порошков в деле выздоровления. Не получится с ним контакт установить, может, еще кого найду, время хоть и не терпит, можно пока и запасами из будущего обойтись, а уж самой мне это не изобрести и не повторить, я даже и лезть не буду, авось найду специалиста. И на мое счастье такой нашелся, но чуть позже рассажу все подробнее, очень уж там история была интересная.

Но уж об элементарных навыках гигиены — мытье рук и всех врачебных приспособлений, я обязательно расскажу всем. С гигиеной вообще в те времена было туго, отсюда и высокая смертность, даже Николай Иванович Пирогов нередко делал операции после вскрытия трупов, не обработав руки как следует, а потом искренне удивлялся — вроде и операция прошла хорошо, а больной взял да помер — а как не помереть -то от заражения крови, это и в нашем времени еще реально, а уж тогда!

Лекари XIX века упорно не соглашались с очевидным для нас правилом — мыть руки перед операциями, родовспоможением и прочими сложными медицинскими вмешательствами. И это с их стороны было не простое упрямство, а научно обоснованное мнение — микроорганизмы не вызывают инфекционные болезни. В то время болезни знали, бактерии открыли, а вот исследований, доказывающих, что бактерии и вызывают эти болезни, еще не провели.

А действовать нахрапом и доказывать необходимость обрабатывать руки хлорной известью или спиртом перед хирургическим вмешательством или перед родовспоможением мне нельзя, да и не по статусу — этим занимались лекари, доктора. Слово врач появилось позже, видимо, когда "врать" стали больным чаще (шутка!)

Не хотелось бы мне повторить судьбу австрийского доктора Земмельвейса. А дело было так. Ещё в 1860-е годы лекари после вскрытия трупов, не вымыв руки, а только протерев их платком, шли принимать роды. Смертность была колоссальной!

Австрийский врач венгерского происхождения Игнац Земмельвейс предложил перед родами и перед работой с детками обрабатывать руки хлорной известью. Смертность в клинике резко снизилась. Вроде бы — вот он. успех! Но!!! Коллеги назвали его шарлатаном, начали травлю, выгнали из клиники, а когда он опубликовал свой труд, его назвали психбольным и поместили в психушку! Только спустя 5 лет после смерти умнички Земмельвейса, в 1870 году, английский хирург Листер доказал вину микроорганизмов в возникновении болезней. Обрабатывать руки в Англии стали через два года после этого. Это к вопросу о том, как трудно продвигать передовые идеи в массы.

Поэтому я пока буду действовать потихоньку, полегоньку, постепенно приучая к чистоте своих людей — дворню и крепостных, которые, кстати, и сами по себе были довольно чистоплотными, что отмечалось и всеми иностранцами. В баню ходили часто, руки мыли, роды принимали в банях специальные бабушки-повитухи, в каждой большой деревне была своя травница, которая лечила народными средствами, часто используемыми и сейчас, тут все было более или менее благополучно.

Но смертность, даже среди дворян была очень высокой, а про крестьян и говорить не приходилось. Поэтому и рожали часто, в надежде, что хоть кто-то выживет. Да и средств предохранения не было никаких, поэтому и получалось по 10-12 детей. Кстати, поскольку крестьянки сами кормили грудью, происходило естественное предохранение, которое у дворянок, которые отдавали детей кормилицам, не срабатывало. Поэтому и в дворянских семьях нередко было много детей, так, Дмитрий Менделеев был 17!!! ребенком в семье и не последним

А вот по сравнению с Россией именно Европа была "немытой" — в сердцах Михаил Юрьевич это сказал, обидел русский народ. В Европе леса уже все сгубили, недаром старушка с хворостом — частая героиня сказок именно европейских, а у нас поднималась медленно в гору лошадка, "везущая хвороста воз!", почувствуйте разницу объемов! Поэтому мылись в Европе реже, не в бане, а в ванной, причем несколько человек друг за другом — горячую воду еще и нагреть надо, так что мытье это было чисто номинальным. У нас леса еще было очень много, даже нам, в 20 веке их, к счастью, еще хватает! Про это я много читала, знала, рассказывать можно еще и еще, но я и так сильно отвлеклась от темы.

Но кроме лекарств, стала я запасаться и семенами. Всякие разные генетически улучшенные я брать не стала, от них потом семян не получишь, а вот через своих бабушек-садоводов стала приобретать семена фасоли, кабачков, тыквы, кукурузы, сахарной свеклы, топинамбура, редьки дайкон — их тогда и не знали, а ведь это очень питательные овощи.

Горох и бобы, морковь и свеклу, капусту и огурцы я сначала покупать не стала — и в прошлом все это хорошо знали, решила, потом этим озадачусь, все-таки современные сорта урожайнее и выносливее. Купила я и разные сорта помидор, можно попробовать посадить их в небольшой тепличке под стеклом. Но это скорее баловство, а вот клубни хорошей сортовой картошки — это уже необходимость. Короче, опять набрав порядочный мешок, я вновь вернулась в прошлое и вовремя — откликнулся второй попаданец, Миша. Но об этом подробнее далее.

18 глава. Мы знакомимся с Мишей, а Миша с нами.

Миша стал забывать о своей прошлой — будущей жизни и совсем бы смирился и привык к жизни новой, в прошлом-настоящем, если бы не сны. Снилась мама, которая смотрела на своего ребенка грустными глазами, но как не пытался Миша ее о чем-то расспросить, только молчала. После этого Миша ходил грустный, ничего его не радовало. Да и радостей было мало — жалованье скудное, еле-еле позволяющее сводить концы с концами, развлечений никаких, только разве газетку вечером почитаешь. Газетка была в присутствии, где служил Миша, и он часто, пользуясь моментом, уносил её себе домой, а прочитав, возвращал — покупать возможности не было, выписывали газету из Москвы специально на все казенные учреждения.

Газетку Миша полюбил, особенно последние странички с объявлениями о находках и пропажах. Он читал и мечтал, что найдет какую-нибудь дорогую вещь и, конечно, как человек порядочный, вернет ее владельцу, который отблагодарит его, вручив 50, нет, лучше 100 рублей. Но увы, мечты оставались мечтами, никаких вещей Миша не находил и денег тоже.

Но вот однажды одно объявление в Московской газетке, которая случайно попала в его руки, чем-то задело его. Текст был глупый, непонятный, но что-то царапало в нем. И только ночью его осенило — оно было из будущего, ведь здесь, в прошлом, никто и не знал всех тех фильмов, фразы из которых были упомянуты в объявлении. Сначала Миша очень обрадовался, а потом испугался — что там за дама хочет с ним встретится, и вдруг его вернут в будущее, где его никто не ждет, и все считают умершим или пропавшим. Он не хотел сначала отзываться, но потом решил, что хуже не будет и решил написать ответное письмо.

Но как дать понять, что он тоже оттуда, свой брат попаданец, нельзя же в открытую это написать, Миша знал, что многие письма проверяются цензурой. Много он извел бумаги, изгрыз перьев, пока дрожащей рукой не вывел: "Ваше благородие, сударыня Наталья Алексеевна. Я заинтересовался Вашим предложением и если Ваш славянский шкаф уже продан, хотел бы в свою очередь предложить купить мою тумбочку. Писать в город... на квартиру чиновнику Михаилу Ивановичу П."

Затем он решительным голосом позвал кухарку и велел ей отнести письмо на почту. Сам он идти уже не мог — руки и ноги его дрожали, настолько он переволновался, пока писал это краткое, но такое важное для него послание, определившее всю его дальнейшую судьбу и изменившую жизнь к лучшему, чего Миша пока и не знал.

Кухарка, достаточно снисходительно относившаяся к Мише и нисколько его не боявшаяся, на почту сразу не пошла, а заболтавшись с соседкой, совсем про письмо забыла и таскала в кармане дня два, пока Миша не спросил, нет ли для него ответа. И только тогда, уже потертое и помятое, оно было извлечено и отдано благополучно на почту.

Получив это письмо, я очень обрадовалась — еще бы, помощь молодого, и как я надеялась, инициативного мужчины была мне очень кстати. Я хотела сделать его своим поверенным-управляющим и переложить на него все деловые переговоры и встречи, а сама только бы подбрасывала идеи и руководила бы делами. Но увы, сначала мои мечты были развеяны прахом.

Получив приглашение, Миша опять долго мялся — ехать или не ехать, но решив, что раз начал это дело, надо его и закончить. Приехал он к нам через неделю после бала, очень стеснялся, заикался и робел, никак не мог найти верного тона в разговоре, все время съезжал на угоднический тон мелкого чиновника перед барыней— дворянкой.

Но я надеялась, что это все постепенно выправится и поручила пока Мишу бывшему управляющему Василию Васильевичу, который взялся опекать молодого человека с отеческой заботой. Вообще, он оказался не таким уж плохим человеком, в делах разбирался, просто без постоянного пригляда опекуна немного расслабился, но под моей твердой руководящей рукой исправился и стал активно помогать. Идти ему было особо некуда, родни и семьи не было, так что и выбор особый тоже не стоял. Мишу я представила как дальнего родственника своего покойного мужа, так что особых вопросов не возникло.

Миша тоже подружился с Василием Васильевичем, опекавшим его как своего сына, сошелся и с Полетт, которая также симпатизировала скромному молодому человеку, даже с Машей общался хоть и с робостью, но активно, лишь меня стеснялся почему-то по прежнему, обращался с просьбами редко, в основном через Василия Васильевича и называл часто "Вашим благородием, барыней", что конечно, немного меня напрягало. Но я надеялась, что постепенно он втянется и войдет в круг дела.

Но вот однажды утром Миша не вошел робко в комнату, как обычно делал, а влетел с криком: " Мама, мамочка моя заговорила!!!", чем ввел меня в полный ступор. Я, конечно же, знала в общих чертах его историю и очень удивилась — как это его мертвая мама могла с ним заговорить и уже заподозрила, что он тронулся головой от всех переживаний, а оказалось все намного интереснее! Немного успокоившись, отдышавшись и выпив воды, Миша приступил к своему рассказу. Передаю его почти дословно:

— Я в прошлую ночь заснул очень крепко и быстро, но вдруг, в одно мгновение, проснулся, как будто меня кто толкнул и с удивление увидел свою маму, входящую в спальню. Я этому не удивился, не испугался, а бросился в ее объятия, крепко прижимая к себе и только приговаривая: "Мама, мамочка", так по ней соскучился, и чувствовал ее тепло, как от живого человека. Мама тоже обнял меня, гладила по голове, как всегда делала, крепко обнимая в своих любящих объятиях, слезы текли у нас по лицам сами по себе.

Но потом она решительно отодвинула меня, вытерев слезы, и сев в кресло, заговорила властно и коротко, как всегда делала, зная, что все ее советы будут выполнены. Вот что она сказала:

— Миша, молчи и запоминай. Мне немного времени дали, а сказать надо многое. Ты попал к хорошим людям, теперь я за тебя спокойна. Слушайся Наталью Алексеевну во всем и по мере сил помогай во всех в делах, тут теперь твое место и время, тут и счастье будет.

Но при ближайшей возможности тебе с ней надо попасть в нашу квартиру и забрать там то, что я скажу. Не перебивай, я знаю, она может. Квартиру не продавай, пусть Наталья распоряжается ею, еще пригодится. В столе в нижнем ящике двойное дно, там лежат карточки с деньгами, их много, отдай все барыне, она распорядится с умом. Пин у всех одинаковый — мой день рождения— помнишь еще?

— Конечно, мамочка, 15 июля.

— Верно, но слушай дальше.

— На антресолях в бабушкиной шкатулке лежит золото, есть и бабушкино, и мое, заберете его сюда, там оно ничего не стоит, а здесь дорого оценят. Пусть этим Наталья займется, сам не лезь.

Надежда хоть и хозяйничает у нас, но баба она честная, ничего не тронула. Она, конечно, Алинку за тебя замуж хотела выдать, хоть и не нравилось это все мне, но как мать я ее понимаю.

Так, что еще, а, вспомнила. Оставь себе только крестик на цепочке, это я покупала, и носи постоянно, я крещеная была и ты тоже, хоть и еврей по мне, теперь это без разницы, тут — ты русский и православный, все службы справляй, как положено, это важно. Хорошо, что по отцу русским записан и облик у тебя больше на него похож.

— Да, еще, заберешь себе все фото и мои бумаги на память, а документы на квартиру, как сказала, отдай Наталье, она разберется. Что еще? Вроде все сказала, что хотела, хоть и долго думала и собиралась, пока отпустили.

— Мамочка, а как ты?

— Все нормально, я теперь с твоим отцом, он тут тоже, глупая я была, счастья своего не поняла, теперь все вверну сполна. Ребенок ребенком, но и родного человека забывать нельзя было.

— Да, иду, иду, зовут меня уже, я еще разок если смогу, приду, а потом уже и не надо будет. Но ты не переживай, поминай только почаще, особенно в день Веры, Надежды и Любви и матери их Софьи, это и мой день, у отца Павла спросишь. Ну, все родной, до свидания, я тебя всегда любила и берегла, будь хороший мальчик!

— И с этими словам она исчезла,— завершил грустным голосом свой рассказ Миша.

История эта потрясла меня до глубины души, я еще раз убедилась, что материнская любовь — самая сильная, сильнее смерти! Мои-то родители мне давно не снились, видно, знали, чувствовали, что у меня все в порядке, а здесь даже сквозь время и смерть мамочка о сыночке позаботиться смогла. И я, конечно же, пообещала, что при ближайшей возможности сделаю все, как просила Софья Моисеевна, тем более и сама думала, как помочь Мише в его делах.

Глава 19. "Не ждали!"

Итак, мы с Мишей договорились в ближайшее время совершить его перенос в будущее. Я, конечно, волновалась, как все произойдет, но переносила же я до этого Мурзика, а вес в Мише был явно меньше мешка с продуктами, которые я также успешно таскала в будущее. Но мне пришлось сказать, что ему нужно для этого сесть ко мне на колени и плотно прижаться к телу, что он, смущаясь и краснея, и сделал. Волновались мы оба безумно, я чувствовала, как быстро бьется Мишино сердце и как он немного дрожит, наверное, также билось и мое сердце, но к нашему облегчению, перенос состоялся успешно.

Требовалось только заменить Мишину одежду — он так и перешел в будущее в сюртуке чиновника начала 19 века. Пришлось мне быстро сбегать до ближайшего Ашана и купить ему джинсы, простую куртку, рубашку и ботинки и переодеть в современный наряд, от которого он уже и отвыкать начал. Мы долго думали, как легализировать пропажу и новое появление Миши в будущем, и общими усилиями придумали историю о том, что во время пребывания на даче у друзей он заболел, а после болезни на фоне высокой температуры ненадолго потерял память, что не позволяло ему оповестить о себе на работе и дома, и вновь вспомнил о своей жизни он только недавно. Конечно, история была шита "белыми нитками", но и такая сойдет.

На работу он позвонил по телефону, выдав эту же историю в краткой версии, сказал, что уезжает в деревню по состоянию здоровья, и чтобы уж они как-нибудь сами все оформили, а ему еще нельзя надолго выходить из дома. В ответ он выслушал удивленные ахи и возгласы и уверение в том, что все так и будет сделано, и он даже сможет получить расчет, который ему переведут на карточку. Так что тут все дела были завершены. Оставался вопрос с квартирой и вещами Миши и мамы.

Появление Миши на пороге своей квартиры было подобно эффекту разорвавшейся бомбы. Надежда Владимировна, соседка Миши, потихоньку прибиралась в ней, счастливо напевая, поскольку уже вполне в ней освоилась и считала своей, мечтая поселить сюда дочку с каким-нибудь мужчиной, ведь невеста с квартирой, да еще и в старом доме в хорошем районе Москвы — это товар "дефицитный" и очень привлекательный для женихов.

И вдруг открывается дверь и на пороге появляется всеми забытый хозяин, да еще и в сопровождении какой-то строгой дамы, которую он представил, как свою родственницу из провинции. Конечно, это я выступала в ее роли, так как не могла, да и не хотела оставлять Мишу одного в этой ситуации. Миша сначала растерялся, но потом повел себя достаточно решительно, отчитывая соседку и вытесняя ее из комнаты.

Никакой легенды особо и не понадобилось, я кратко сообщила, что Миша был болен, поэтому отсутствовал. Но поскольку он погасил все задолженности по квартплате и никаких претензий со стороны государства к нему не имеется, а мы предварительно так и сделали, а также не сделал никаких заявлений о смене собственника, квартира остается за ним в полном распоряжении и претендовать на нее никто не должен.

Кроме того, я сообщила, что хотя Михаил Иванович по работе и переезжает в другой город, эта квартира переходит ко мне по праву долгосрочной аренды и я буду здесь очень часто появляться, и показала соседке сделанную ранее по всей форме "Генеральную доверенность" на квартиру. Мне хотелось в Мишиной комнате проверить, смогу ли я перенестись из незнакомого помещения в прошлое, да заодно понаблюдать Мише, как меняется мое поведение при переносе. Мы договорились, что он побудет здесь подольше, чтобы заняться своим здоровьем, раз так все хорошо вышло.

Я села на телефон, созвонилась со своей очередной знакомой — медиком и попросила помочь с лечением зубов и полным обследованием "своего кузена из провинции" в хорошей частной клинике, где она работала, сказав, что за оплатой дело не станет, и надо все сделать быстро и буквально с завтрашнего дня.

Выслушав много хорошего о том, что надо предупреждать заранее, на что я ответила, что человек и сам не знал и смог только сейчас приехать, мне обещали перезвонить через час. И, действительно, знакомая перезвонила, назвала адрес, записала Мишины данные и сказала, что будут ждать завтра в 9 утра.

Деньги на лечение я хотела предложить свои, но Миша как раз нашел все карточки, о которых говорила его мама, и гордо отказался. Порывался он заплатить и за купленную мною одежду, но я сказала, что обижусь и что сумма не велика, а одежда еще пригодится — мало ли когда понадобится еще побывать в будущем в экстренном случае. Нашел он благополучно и все свои документы, включая паспорт и медицинский полис, и вновь стал официальным членом современного государства.

Сделала я и еще один важный звонок бывшей учительнице биологии нашей школы, которая сейчас работала в каком-то сельскохозяйственном НИИ, носила негласное прозвище "Садистка" (от слова "сад", не подумайте плохого) и знала о растениях все и даже больше.

Трубку взял кто-то из сотрудников, но быстро передал ее нашей Анфисе Павловне. Кстати, ее имя имело как раз значение — "цветущая", "растущая". Славилась Анфиса Павловна еще и своей страстью к разговору и болтать умела часами, и поэтому разговор с ней затянулся. Я знала такую ее особенность, переключила телефон на громкую связь и приготовила листок и ручку для записи ее советов. Только успев сказать, что присматриваю себе "домик в деревне" в Смоленской области, я услышала ее монолог, в который почти не могла вмешаться:

— А что так далеко? Хотя поближе все хорошее дорого, а все плохое и с "деньгами не надоть и без денег не надь!"

— Так, про почвы не спрашиваю, вряд ли ты в курсе, скорее, суглинок. Болота есть? Значит, грунтовые воды близко, надо канавки будет копать и деревья глубоко не сажать.

— Посадки-то какие есть? Еще не знаешь? Грядки-то будут, или как все нынче — травку рОстить будешь? Говоришь, будут, ага-ага, тогда я тебе распишу, что лучше сажать да сорта покупать. Деньги есть? Тогда я у себя наберу побольше, потом рассчитаемся. Картошки, говоришь, скороспелки еще? Будет и картошка! Рожь хочешь посеять да еще что? А это зачем? А, чтобы земля пока не пустовала? А что, много ее? Гектар? Ого, есть где развернутся! Будет тебе и рожь, и кукуруза, и подсолнух, только успевай сажать! Да, я могу и удобрения подогнать, и разные стимуляторы роста. Надо? Тогда будут!

— Цветы еще, розы кустовые, тюльпаны да георгины с пионами, говоришь, посадить хочешь? Осенью надо было, весной только луковичные, да и то не все. Пусть будут, не пролежат, говоришь? Тогда ладно, будут. Тебе сильно сортовые или что покрепче, но без выпендрежу? Понятно, сделаю. Книги нужны? Пособия? Распечатать есть где? Хотя что спрашиваю, в школе чай принтеры не вывелись!

— А работники-то есть, в одни руки не осилишь? Говоришь, в поселке работы особо нет, за деньги нанимать будешь? Понятно, набери еще водки, да получше и побольше, мужуки за бутылку к тебе охотнее пойдут.

-Так, почта электроннаяя у тебя та же? Я тебе тогда на нее все сорта и названия пособий скину. Говоришь, лучше сканы сделать, а ты распечатаешь? Ну, давай так. Только не сразу, неделю терпишь? Даже две? А семена же еще не сейчас нужны? Что, часть сейчас заберешь? Тогда как все куплю, отправлю тебе СМСку, когда забрать можно. Что, знакомый заберет? Небось, жаниха завела? Да ладно тебе, дело-то житейское! Молодой говоришь, родственник дальний, ладно, дай ему мои координаты, посмотрим на него, у меня полкафедры молодых да незамужних сиднем сидят!— На этом наш столь бурный разговор и завершился.

Таким образом, решив еще одну проблему, быстренько сбегав по аптекам и в очередной раз пополнив запасы лекарств, купив в хозяйственном магазине побольше анилиновой краски разных цветов, которая являлась не только прекрасным красителем, но и основой для многих лекарств, в том числе и сульфаниламидов — сильнейших противомикробных средств, я села в Мишино кресло, чем-то напоминавшее мое, представила метель и сразу почувствовала, как она меня понесла вновь в прошлое.

Перенос произошел удачно, я оказалась в своей комнате, спокойно сидящей в ставшем родным и любимым кресле. Я решила задержаться в прошлом чуть подольше, чтобы дать возможность понаблюдать за "моим" и "не моим" поведением.

Поэтому я спокойно поболтала с Машей, в очередной раз вспомнив с ней о бале, прочитала записочку графа, который просил о встрече, написала ему ответ и только спустя часа три-четыре переместилась вновь в будущее. Миша на мои нетерпеливые вопросы ответил, что вначале я была как бы не в себе, рассеянна, но потом что-то вспомнила, общалась и вела себя, почти как обычно, лишь затрудняясь в пользовании бытовыми приборами.

Мы решили эксперимент продолжить и подольше побыть каждая в разном времени. Особенно это нужно было Барыне, я-то уже как-то приспособилась к прошлому, а вот ей придется нелегко в реалиях современности и окружении незнакомых вещей, людей и приборов. Наказав Мише провести курс "молодого бойца" по СБО (социально-бытовой ориентировке), научить ее элементарным навыкам использования бытовой техникой, познакомить с компьютером и Интернетом, сводить в ближайший магазин за продуктами, ознакомить с системой расчетов по карточкам и банкоматами, я оставила их в "свободном плаванье".

Я, конечно, переживала, как все пройдет, но надеялась, что как во мне в прошлом всплывают воспоминания и навыки Барыни, так и здесь Я — будущая смогу руководить и сопровождать Барыню в современной обстановке. Но на всякий случай я решила подстраховаться и, сходив в поликлинику, взяла больничный, так как действительно и чувствовала себя не очень хорошо, да и подставляться не хотела, ведь Барыня все-таки не знала моих деток и особенностей их обучения.

Я даже забежала на минутку в школу, чтобы об этом сообщить, на что мне махнули рукой: "Не до того, иди, болей!", видимо, страсти по внедрению новой администрации были в самом разгаре. Я договорилась о замене с подругой-коллегой, предупредила деток, чтобы они "вели себя хорошо, пока меня нет" и сопровождаемая их частично сочувственными, частично радостными вздохами — при замене уроки часто сокращали, проводили только основные, поэтому дети раньше освобождались — я отбыла домой в прошлое. А было оно уже оно для меня именно 'домом'.

Глава 20. " Я планов наших люблю громадье!?...."

В своем кабинете, в тишине и сосредоточении, впервые, пожалуй, за все время, я смогла спокойно подвести итоги того, что со мной произошло и что я уже успела "натворить", и что надо было сделать еще.

Кстати, я убедилась, что пресловутый "эффект бабочки" из знаменитого рассказа Рэя Брэдбери и фильма "И грянул гром" несколько преувеличен. Пока мои скромные попытки что-то ввести в прошлое на будущем никак не сказались, слишком незначительны они были. И песни, как существовали здесь под тем же авторством, так и существуют, они же уже были в будущем, когда я их пела в прошлом. Короче, в очередной раз решив не морочить себе голову завихрениями последствий своего переноса, я взяла листок бумаги и стала кратко обозначать всю свою историю и намечать планы на будущее.

Итак, 11-12 декабря 1811 года я попадаю в прошлое, знакомлюсь со всеми дворовыми людьми и вылечиваю Машу. Побывав в деревне, узнаю ближе быт крестьян и постепенно налаживаю производство валенок, лото, домино, потом кубиков. Начинает идти первая прибыль. Но тут надо сделать себе пометку — необходимо производство расширять и механизировать, вводить простейшие станки и приспособления. Надо про это уточнить во много знающем Интернете.

Особенно надо расширять производство валенок, они уже входят в моду, "Васинские валенки" становятся "брендом", как мы бы сказали и неплохим обменным товаром. После того, как я подарила всей своей дворне, даже мальчишкам-казачкам, по паре валенок, на меня обрушилась такая волна теплых благодарственных слов, слез, попыток поцеловать ручку, что я сама даже растерялась. Особенно рады были обновке Степан, Антип и Клавдеюшка, которые больше всех проводили времени на улице, и для которых эта теплая и удобная обувь стала просто находкой.

Песенка про валенки тоже дошла до них, я нередко слышала, как все тот же Степан бормочет себе в бороду потихоньку: "Валенки, валенки, эх, подшиты, новеньки"— именно так он немного переделал слова — видно, не хотел он обижать свою любимую обувку словами "неподшиты, стареньки". Таким образом, песня из народа вновь в него и вернулась.

Так что надо договариваться с Авдеичем о расширении производства, ставить еще людей, покупать химикаты в будущем и шерсти побольше здесь, искать здесь или нести из будущего котел побольше для варки шерсти, да смотреть в Интернете, как это производство можно облегчить с помощью простейших приспособлений.

Та же история была и с лото, домино, кубиками и "Пятнашками", которые, кстати, как-то мало шли, видно, трудно было их собирать, не каждый мог сообразить. Я, вот, так и не смогла этого сделать, мне проще было их высыпать и разложить по местам, чем гонять из угла в угол.

Производить их было нелегко, ведь мелкие плашечки труднее вырезать и обработать, надо было сделать и небольшое углубление для пальца и подписать каждую чернилами, чем занимались дети под руководством отца Павла, да еще и коробочку под них надо было сделать особую. Короче, возни очень много, оставлю их как "эксклюзивный товар", "редкость из-за границы" на подарки да взятки нужным людям, пусть будут модным дефицитом, который не у всех, а только у Вас и.... ( и палец вверх)! Это же какое уважение появится к себе и насколько быстрее дела пойдут после такого подношения!

Еще и тут надо смотреть, какие механизмы могли бы облегчить ручной труд моего столяра, увеличить его производительность, и конечно, количество готовых изделий. Надо также людей добавлять, материалы готовить. Да еще мне Авдеич посетовал, что трудно кубики делать гладкими и картинки клеить, значит, нужно приобрести наждачную бумагу, чтобы их обрабатывать. Да клей надо прихватить посильнее для приклейки картинок к кубикам, чтобы они не отлетали. Тут пользовались рыбным клеем, который варился из костей рыбы и костным клеем, который делался также из костей и сухожилий животных, и которые немилосердно пахли.

И вообще, пора идти на консультацию к Сан Санычу, нашему трудовику, может, он что еще подскажет. С плетенными кузовочками и мешочками под лото и кубики вроде проблем нет, надо только лыка побольше надрать, а мне ниток хороших принести. Ткани мне наткут, но можно и из будущего прихватить самой простой саржи, мешковины да ткани на наперники, они и стоят дешево, а выглядят неплохо, тем более в прошлом. Кстати, надо еще прикупить мелкого бисера, пайеток, стекляруса разного для вышивок — здесь что-то такого я не видела. Стоит все это у нас копейки, продается всюду, товар легкий, "будем брать!" и "побольше, побольше!"

Ох, как просто и быстро, словно по мановению волшебной палочки, все происходит в книгах многих писателей, которые сочиняют романы про попаданцев. Раз — и домна у них стоит, чугун выпускает, два — и в 17 веке уже бензин делают в промышленных масштабах и на автомобильное производство замахиваются, три — и уже самолеты в 18 веке полетели — вот где чудеса! А я с изготовлением простых, казалось бы, вещей с такими проблемами столкнулась на практике, что и голова пухнет! Неправильная я какая-то героиня, не геройская! Ну ладно, какая есть, надо подводить итоги дальше!

А дальше — мой первый прием, новые блюда и песни. С песнями пока повременим, а вот с рецептами надо продолжить. Я пока про майонез, винегрет да салат Оливье, который "мясной" рассказала. А ведь была еще рыба "под шубой", консервированный горошек, то же пирожное-"картошка" да канапе с сыром и ветчиной. Надо снова к монахам ехать, допечатать рецепты, или еще где типографию поискать, подумать надо.

Да рецепты сделать подробные, желательно бы и с картинками простейшими, да с использованием измерения компонентов в ложках — чайной, десертной, столовой, а не в золотниках да гранах, как в знаменитой книге Елены Молоховец, которую часто пародировали— троллили за знаменитую фразу: "Если к вам неожиданно пришли гости, пошлите девку в погреб, пусть она принесёт холодной телятины и клубники со сливками. Это будет вполне прилично". Но ее советы, хоть и в большинстве случаев, неплохие, я пока использовать не буду, а "пойду своим путем", как говорил , или не говорил Владимир Ильич Ульянов, еще не Ленин.

Можно и к Барышниковым обратиться, знаю, что у них типография есть, только боюсь, что, как истинные купцы, перехватят они мои рецепты и сами печатать начнут помимо меня и воздействовать на них я не смогу — первый документ, который в России будет регулировать эти отношения, появится еще через полгода, 17 июня 1812 гола, когда Александр подпишет манифест 'О привилегиях на разные изобретения и открытия в ремёслах и художествах', являющийся первым патентным законом в России. Вот тогда только все идеи и будут защищены, и я смогу предъявлять претензии по их использованию помимо меня, а пока — увы! Но ждать до июня мне некогда, значит, будем думать еще.

Самое главное событие, конечно, это бал у предводителя дворянства и мое знакомство с графом. Тут мне еще много работы предстоит по приему полка и его героев. Да и просто знакомство с графом и внимание такого мужчины льстило мне и кружило голову. Но стоп, не улетаем в мыслях высоко, возвращаемся на землю.

Тут все еще впереди, но очень хочется мне через него тоже прогрессивные идеи ввести. Не оружие новое, опять же, как большинство попаданцев — мужчин, упаси Бог, где я, а где оружие! А рассказать про вошебойку да полевую кухню, чтобы облегчить быт простых солдатиков да уменьшить количество потерь от болезней и плохой еды, было бы куда полезней!

Но и тут не все просто — питались тогда солдаты вскладчину, деньгами и закупками заведовал выбранный доверенный человек, а еду варили на кострах по очереди или выбирая особого кашевара.

Да и с вошебойкой не так все просто, надо специальные химикаты для обработки людей и одежды, но хотя бы мыло дегтярное сделать — и то дело! Тут надо было еще думать, как идею подать, а потом через полковника ввести.

Да и вообще с мылом тут проблемы, оно еще больше похоже на наше жидкое мыло, было комковатым, некрасивым. А ведь в Дорогобуже есть салотопенные заводики, можно подкинуть им идеи про изготовление настоящего твердого мыла, да с разными добавками и запахами.

Хотя можно и самим мыло варить — была у нас в школе такая дама, увлеклась самодельным мыловарением и настолько хорошо это у нее стало получаться, что и на подарки всем доставалось, и продавала она свои изделия с достаточным успехом и прибылью. Точно, еще одна идея!

А ведь там, наверняка, есть и полковой медик, через которого я могу свои медицинские идеи внедрить, ту же мазь Вишневского, про которую уже думала. Другое дело, внедрять ее мне надо с опаской и очень осторожно, я уже писала о судьбах многих медиков, которых и в психушку сажали за их "умные идеи", да просто внимания на них не обращали. Трудно лечить по-новому тех, кто никак этого не желал, "трудно быть Богом"— когда еще было сказано умными людьми, и я их поняла теперь, как никто!

С Карлом Карловичем у нас, к сожалению, не "срослось", да и вряд ли могло что-то получиться, он выслушивал мои речи снисходительно, поддакивал: "Я, Я, конечно!", но ничего менять в своей практике не собирался — уезд был большой, круг его клиентуры уже сложился, вреда от его лечения особого не было, хотя польза, по моему мнению, была чисто психотерапевтическая, так как барыни страдали в основном от мигреней, а мужчины — от подагры. И то, и другое неплохо лечилось диетой, простыми прогулками на свежем воздухе, трудом и развлечениями.

Я вообще убедилась, что многие болезни здесь, особенно у дам, были связаны именно с безделием, тяжелой пищей, неправильным режимом дня и обычным "недотр...ом", простите, неупорядоченной половой жизнью мужчин и отсутствием такого понятия, как оргазм, у женщин!

О каком оргазме говорить, когда даже элементарных знаний о сексуальной жизни тут не было! Женщины считались "сосудом греха" и предназначались только для воспроизведения потомства. Дамы в основной массе своей были фригидны и подумать не могли, что "этот" процесс мог приносить удовольствие не только мужчине, но и ей. Почитайте интимнейшее стихотворение Александра Пушкина "Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем", посвященное Наталье Гончаровой — там как раз про это, поэту приходилось прилагать достаточные усилия, чтобы возбудить свою жену, но это его как раз и заводило!

Дворянские девушки всерьез были убеждены, что дети появляются от поцелуя или в результате обряда венчания, и когда они сталкивались с реалиями первой брачной ночи, то это часто приводило к трагикомичным случаям. Например, одна юная жена прямо в ночной рубашке и босиком убежала домой, крича, что муж делает с ней что-то отвратительное и скотское, а он просто хотел предъявить свои права мужчины. И такие случаи были не единичными, а скорее массовыми, просто скрывались от людей.

Ни одна мать никогда не заговаривала об этом с дочерью, а девочке даже в голову не могло прийти спрашивать ее о таких непотребных вещах. Тема плотской жизни считалась постыдной и была табуирована для девочек, ее оберегали от этой 'грязи'. Парадокс заключался в том, что при этом их учили кокетничать и нравиться. В обществе царил культ любви мужчины и женщины, но без какого-либо упоминания о физической стороне этого процесса.

В итоге задача полового просвещения откладывалась до брака и возлагалась на мужчин. Делали они это по-разному и иногда весьма нелицеприятными способами. Например, была распространена практика, когда муж занимался сексом с дворовой девкой при юной жене, чтобы продемонстрировать ей процесс. Конечно, это кажется нам очень неприятным, но такова была реальность.

Да что про других говорить, когда мою героиню, восторженную и наивную чистую барышню, муж просто и грубо в первую брачную ночь практически изнасиловал, потому что та представления не имела об интимных отношениях и зажималась, как могла. Да и в дальнейшем их отношения в этом плане проходили по схеме, опять же, простите, скажу в стиле поручика Ржевского, героя анекдотов как раз про эту эпоху — "сунул, вынул и пошел" и "упал, отжался и ушел", что отнюдь не добавляло к нему любви и расположения.

Но и мужчинам нужна была разрядка , но им в этом отношении было немного проще, они знакомились с азами половой жизни или с помощью все тех же дворовых девок, или старшие родственники — обычно дядя, отводили юношу в хороший бордель, где его обычно принимала "мамка"— хозяйка заведения, или самая опытная дама "низкой социальной ответственности", как сейчас принято говорить, обучала его этому действу. Отсюда и появление многочисленных любовниц из разряда цыганок, актрис, балерин, особенно французских, которым как раз разрешалось вести себя чуть свободнее и раскованнее, чем они и пользовались, зарабатывая на этом себе деньги и подарки.

Среди мужчин был распространен и гомосексуализм, на который смотрели сквозь пальцы, без особого осуждения, особенно в среде закрытых учебных заведений и армии, среди "золотой" молодежи. Да что там говорить, даже в знаменитом Царскосельском Лицее одного из лицеистов отчислили как раз за "ЭТО". Причем не за то, что связь порочная, а за то, что занялись мальчики любовью под бюстом Императора в библиотеке почти у всех на глазах. Любопытствующих отправляю в Интернет за подробностями, но факт подлинный.

У женщин лесбиянство скрывалось тщательнее под маской "подруг, компаньонок, служанок и приживалок", но тоже было. Знаменитое стихотворение Марины Цветаевой "Мне нравится, что Вы больны не мной" как раз обращено не к мужчине, а к ее подруге Софье Парок. И с этой реальностью мне приходилось считаться, ведь я очень хотела и Машу просветить хотя бы немного, да и сама я не смогу лежать с мужчиной просто бревном, что предписывалось делать правилами той эпохи. Про это много можно рассказывать, но я и так отвлеклась от темы.

К чему я это все говорю, а к тому, что моя прекрасная идея с прокладками тоже пока повисла в воздухе. Да, сделала Полетт под моим руководством первый пояс, к которому должны были крепиться матерчатые тряпочки-прокладки, и что? Маша краснела, как маков цвет и не знала, куда спрятать глаза от смущения, как только увидела это приспособление, и я ей объяснила, для чего оно нужно. Но тут она неожиданно для меня расплакалась, и мне пришлось ее очень ласково утешать.

Оказалось, месячные у нее начались совсем недавно, где-то с полгода назад, что меня очень удивило — у нас уже и в десять лет они считаются нормой, видимо, физиологическое созревание девушек здесь шло с задержкой.

Маша очень испугалась и посчитала, что больна какой-то страшной неизлечимой болезнью, от которой умрет в ближайшее время! Никому об этом, она, естественно сказать не могла. Пришлось мне очень тактично рассказывать, что это естественный процесс для женщины, а не болезнь, что просто надо следить за своей гигиеной и как раз пользоваться этими прокладками, а не лежать целый день в многочисленных юбках, которые и намокали, и пахли, которые она просто выкидывала или сжигала, да и стирать их было куда труднее, чем простую тряпочку.

Маша вновь расплакалась от облегчения, что все с ней в порядке, а успокоившись, стала заинтересовано крутить в руках мое приспособление. Да, вот что значит современная сексуальная революция и свободный доступ к Интернету у всех! По моему, у нас уже дошкольники в садике все знали про "Это" и свободно общались на эту тему. Хотя мне моя мама рассказывала, что даже в ее время, в 60-70 годы двадцатого уже столетия эта тема была еще полузакрытой и обсуждалась втихушку среди подружек, как самый большой секрет, о котором "никому!".... Так что и тут требовалась осторожность и тактичность внедрения этих интимных вещей.

Хорошо было героям книг — попаданцам в царей да великих князей — сказал: "Царь повелеть изволил" и все бросились повеление исполнять! Хотя и тут вряд ли было так просто — даже в наше время сколько прекрасных указов и распоряжений на местах просто тихо игнорируется, пока президент в очередной раз не вмешается да пальчиком не погрозит!

Но вернемся к моим следующим проблемам и событиям — печатанью сказок! А вот тут поле непаханое и раздолье необъятное! Следующая сказка, на которую я хотела замахнуться — это горячо мною любимая сказка "Морозко". Переходить дорогу мною уважаемому Владимиру Федоровичу ОдОевскому, который в 1841 году издаст эту сказку под названием " Мороз Иванович" в своем сборнике " Сказки дедушки Иринея" я не хотела, а решила сделать свою сказку больше похожей на опять же любимейший фильм Александра Роу, дополнив и расширив сюжет традиционной сказки.

Вместе с ней я хотела изготовить еще и кукольный театр — а традиция такая уже была, со всеми героями, включая Деда Мороза и Бабу Ягу, но Ленивицу заменить на Марфушеньку — душеньку, Рукодельницу — на Настеньку и сделать их похожими на соответствующих актрис — мною обожаемую Инну Чурикову и Наталью Седых, которая меня раздражала в фильме своим писклявым голосочком.

Идея была опять же золотая, но надо было думать, как практически все сделать — с одеждой-то для героев проблемы не было, а вот как сделать головы кукол? А Дед Мороз? Как сделать настоящего шикарного Дедушку? Применить папье-маше? Но тут столько бумаги нет лишней — у нас-то с газетами для нее проблемы нет, вон их столько в ящики кладут всяких разных, а здесь — это редкость. Опять думать надо, как свои идеи воплотить.

Легче было сделать игру " бродилку" с кубиками — напечатать ее мне смогут и в Болдино, кубики уже есть, а игра завлекательная и интересная.

А ведь есть еще и " Курочка Ряба", которую можно издать к Пасхе и продавать вместе с курочкой из марципана, посадить ее в яйцо по принципу "Киндер сюрпризов", будут у нас яйца Фаберже за много лет до знаменитого ювелира!

А " Колобок" со смайликами-личиками Колобка и еще одной игрой — бродилкой! А " Теремок", для которого можно сделать мягкие игрушки! Сказок много, даже если и повторять за мной будут, я только радоваться стану и новую идею придумаю — привнесу из будущего! Вот где деньги!

Кстати, о деньгах! Надо не забыть купить в будущем жемчужные вещи и помочь Мише с золотыми украшениями его мамы. Надо будет оправы снять, расплавить в слиток, а камни почистить и подумать, как их тоже легализовать.

Была у меня идея использовать деньги за них для объявления его купцом третьей пока гильдии, что позволяло поднять его статус и более свободно совершать разные покупки и сделки. Я знала, что минимальные размеры объявляемого капитала должны составлять не менее 8000 рублей, что было достаточно большой суммой. Надо только уточнить подробнее у того же Миши, как бывшего чиновника, как это удобнее сделать.

Надо было возвращаться в будущее и забирать Михаила, меняясь местами с Барыней, пусть она немного отойдет от реалий современной жизни и культурного шока всех тех чудес, которые она там увидела. Так что я вновь села в кресло и перенеслась уже в Мишину квартиру. Соседки видно не было, Миша сказал, что все это время она старалась вместе со своей дочкой не показываться ему на глаза.

Надо отметить, что Миша как-то быстро освоился в будущем. Душа и память погибшего в будущем Мони и душа чиновника к взаимно соединились вместе довольно безболезненно в одно целое, и он воспринимал все спокойно.

Но для Барыни это было самое большое потрясение в жизни. Прежние переносы во времени она воспринимала как дьявольское наваждение, страшный сон, от которого надо просто скорее проснуться. И, поскольку, они по времени были достаточно краткими, эти страхи вскоре забывались.

А теперь бедная Барыня очень растерялась, когда осознала, что это — действительность, что она попала в какую-то странную жизнь, где все было не так, как она привыкла.

Никто не молился, нигде не было икон! За окном был страшный шум, в комнату проникали странные, неприятные запахи! А свет! Он был такой яркий, что резал глаза! И самое необычное — он возникал от прикосновения руки и так же исчезал!

А кухня! Не было привычной плиты с дровами, а была какая-то чудо-печь, которую надо было зажигать простой спичкой, и она горела ровным голубоватым пламенем, но с не очень приятным запахом.

А одежда людей! Ладно, мужчины не носят привычной одежды, но они хоть что-то носят! А вот дамы! Увидев девушку в дранных брюках, она посочувствовала ей: "Бедняжка, совсем нищая, одеть нечего! Мужские дранные брюки носит!" и совсем растерялась, когда Миша, засмеявшись, объяснил, что так сейчас модно! " Странная мода! Женщина в брюках!"— только и оставалось сказать барыне.

На улицах не было привычных экипажей, карет, лошадей, а мчались какие-то рычащие и чадящие чудовища, которые назывались машинами! Еще большие чудовища перевозили сразу много людей! И никто их не боялся! Наоборот, чудовища останавливались внезапно, чтобы пропустить людей! А те не торопясь и без опаски переходили дорогу и шли дальше, как ни в чем не бывало!

Но постепенно Барыня успокоилась и начала рассматривать все с интересом. Да и моя поддержка тоже сказалась, страх постепенно исчез. Она ходила по комнатам и все рассматривала, как делал и я, очутившись впервые в прошлом. В конце концов Барыня постепенно неплохо освоилась и даже завела здесь знакомства с интересными людьми.

Оказалось, выстрелила Новогодняя фотография, на которой я была в платье и шляпке из прошлого. Ею заинтересовались реконструкторы — люди, воссоздающие прошлое во всех подробностях. Каким-то образом они узнали, кто на ней сфотографирован, нашли мой телефон и позвонили по нему.

Барыня сначала разговаривала по аппарату, позволявшему только слышать голос человека, но так, будто он стоял рядом с вами, очень робко и с опаской, но потом осмелилась, и стала общаться все активнее.

Она ДАЖЕ согласилась на встречу с одним них, но только при условии, что придет не одна, а с другом, в роли которого выступал, конечно, Миша. Встреча состоялась в кафе на Арбате, которое очень заинтересовало барыню. Держалась она несколько скованно, скромно, но этим и понравилась своему новому знакомому, который оказался бывшим военным, только подполковником (три Ха-Ха!) специалистом по войне 1812 года и быту дворян той эпохи. Звали его Сергеем Михайловичем, чему мы только обрадовались — третьего Александра Николаевича мы бы не вынесли!

Про войну Барыня обеспокоенно сказала, что пока про нее и не слышала, чем вызвала улыбку собеседника, а вот про быт рассказать может. Встреча заинтересовала нас обеих — и человек интересный, и материал знает, будет полезен с точки зрения информации, да и мужчина приятный.

Он попросил разрешение еще звонить, на что Барыня со смущенной улыбкой заметила, что телефона у нее нет, тогда был записан его телефон, и они договорились еще о встрече и продолжении знакомства.

Мише пришлось тут же на Арбате покупать Барыне самый простой кнопочный телефон и учить премудростям обращения с ним. Она освоилась настолько быстро, что уже через некоторое время сумела сама позвонить Сергею Михайловичу, чтобы передать свой номер. На удивление, Барыня боялась все меньше, и все быстрее осваивалась в будущем.

Сергей Михайлович шел домой и улыбался: "Странная какая женщина, чудачка эта Наталья Алексеевна! Как не от мира сего! Таких уже и не встретишь! Про войну она не знает! И ведь не обманывает! Неужели сумасшедшая? Но вроде в остальном она адекватно себя вела? Интересно было бы продолжить знакомство!"

Я только радовалась, что так удачно все складывалось, так как чувствовала, что вместе с зимой и метелью мои перемещения могут закончиться, и нас разведет по времени. Я-то уже почти освоилась в прошлом, а вот Барыню хотела сделать модной блогершой, специалистом-консультантом для людей, интересующихся этой эпохой, что позволяло и статус ее поднять, да и деньги на этом можно заработать.

Камни из колец и сережек Мишиной мамы мы отдали в ювелирную мастерскую, где их вытащили, почистили, а оправу расплавили в небольшой слиток. Там же я приобрела неплохое индийское натуральное жемчужное колье, сережки и браслет для продажи, а также еще симпатичные сережки— капельки и такой же перстенек, сделанные из фианита — искусственного бриллианта, но блестевшие не хуже натуральных камней, которые решила оставить для Маши в подарок.

Фотографии и документы Миша уже собрал, переоделся в привычную одежду из прошлого и был готов отбыть назад. Крест на красивой золотой цепочке уже висел на его груди, мы сделали все, как просила его мама. Зубы он полечил, точнее, оказалось, что они у него достаточно в хорошем состоянии, их только почистили от зубных камней и обработали каким-то средством, чтобы они и дальше не разрушались. Так что и здесь все дела были сделаны.

Когда я спросила, не хочет ли остаться здесь навсегда, Миша со страхом и еле сдерживаемыми эмоциями сказал, что ни за что, что он уже отвык от будущего, что в прошлом ему лучше, он чувствует себя там намного увереннее, там его уважают и ждут. Он так разволновался, что я его еле успокоила, уверив, что никто его здесь не оставляет, но при желании, время от времени он сможет здесь появляться, раз так все успешно сложилось. И вот мы вновь прижались друг другу, как брат с сестрой и спокойно перенеслись в прошлое, в знакомую обстановку.

Кстати, потом Миша сообщил, что на следующую ночь мама вновь приснилась ему, довольная, улыбающаяся, и больше не снилась, видимо убедившись, что ее сыночек у хороших людей и в добрых руках, успокоилась и больше не переживала о его судьбе. Я заказала отцу Павлу панихиду по ней, моим родителям — будущим и прошлым, моему мужу из прошлого, и мне тоже стало очень спокойно на душе, когда я отдала дань памяти всем тем родным и близким, кто бы ни был рядом со мной и в прошлом, и в будущем.

С этого дня Миша повеселел, перестал меня стесняться, мы часто общались с ним запросто, особенно он любил вспоминать о своем детстве и маме, но редко говорил о своей чиновничьей жизни и в будущем, и в прошлом — чувствовалось, что ему про это неприятно вспоминать, а я и не настаивала.

Так постепенно Миша освоился и в нем проснулся тот самый двойник — доппельгантер — воплощение другой стороны личности человека. Но на наше счастье, это воплощение оказало только самое благотворное влияние на Мишу — он стал инициативным, начал вникать во все дела, глаза его горели деловым огнем, он похудел и даже похорошел, исчезла всегдашняя его робость и вялость. Он вместе с Василием Васильевичем объездил потихоньку всех соседей и узнал подробности жизни уезда. Познакомился он и с архимандритом Антонием, когда съездил в Болдинский монастырь, чтобы забрать напечатанные книжки-сказки, рецепты, песенки и картинки к кубикам. Затем он отправился в Дорогобуж к Петру Степановичу и передал ему готовые книги для продажи, как и договаривались. Короче, он летал по уезду, как метель.

Я дала ему в распоряжение свой небольшой возок, а в качестве кучера, помощника и охранника — одного из деревенских парней — Никиту, который очень мне напоминал Герасима — героя рассказа Ивана Сергеевича Тургенева своей основательной богатырской фигурой и неразговорчивым характером. Но, к сожалению, одна нога у него была когда-то сломана и он сильно хромал, поэтому, несмотря на свой молодецкий вид, в деревне он считался неудачником.

Но я знала, что за Никитой Миша будет, как за каменной стеной, тем более, что лошадей он знал и любил, а ходить ему придется немного. Да и Никита был рад, что стал дворовым — участок земли его был совсем маленьким, жил он вдвоем со старухой-матерью — а тут и людей можно посмотреть, да и денег заработать, так что все устроилось к всеобщей радости. Мать его хоть и осталась в деревне, была под присмотром моего старосты, да еще и деньги ей сынок передавал, так что и она осталась довольна изменениями в их жизни.

Мише я сняла небольшой домик в Дорогобуже, так как, как и говорила, хотела сделать его купцом третьей гильдии. Дело было за деньгами, часть ее Миша выручил за камни, которые сдал тому же ювелиру с легендой, что они ему достались от какого-то проезжего гусара, проигравшегося и искавшего деньги, а камни его партер принимать не хотел, вот он и избавился от них по быстрому.

Хотели мы в домике сделать и лавку, чтобы торговать всем тем, что успели сделать — валенками, лото, домино, книгами, рецептами, надо было только подыскать доверенного человека на это место — не хотелось отдавать столь выгодный товар в руки посторонних приказчиков, не всегда честных. А Мишу на это место я сажать не хотела, мне надо было, чтобы он был 'разъездным менеджером по закупкам', скупая все, что нам надо было для хозяйства.

Вообще, я заметила, что только у меня образовывалась нужда в воплощении как-нибудь полезной идеи, как появлялся человек, который помогал ее решать. Кто-то или Что-то явно ко мне благотворило, и я во всю старалась это доверие оправдать.

Глава 21. 'Безумный день' хлопот и забот.

Итак, подбив предварительные итоги своей 'бурной деятельности', я вновь вернулась на привычное место работы и жизни — в будущее, точнее — в настоящее, и сразу окунулась в целый водоворот событий. Да уж, как закружила меня метель, так и не отпускает, и хотя и шла у меня кругом голова ото всех событий в прошлом и будущем, избавляться я от них не собиралась, мне все безумно нравилось.

Позвонила Инна и с удивленной заинтересованностью сказала, что видела меня мельком в компании двух мужчин в кафе на Арбате, но заходить не стала, чтобы не смущать. Я ответила, что один мужчина — мой дальний родственник из провинции, который приехал лечить в столицу зубы и обратился за помощью ко мне, а вот второй — недавний знакомый, изучает историю России начала 19 века и, увидев меня в бальном платье той эпохи, решил со мной пообщаться.

Я ни сколько не лгала, а говорила искренне, и Инка успокоилась. Она спросила только: 'Интересный хоть мужчина?' — на что я только пожала плечами и ответила, что еще не разобрала, общались слишком мало, но встречу назначила. 'Потом расскажешь', — с этими словами подруга и положила трубку.

А я поняла, что в следующий перенос Барыни в будущее надо попробовать познакомить их с друг с другом — еще не понятно, как все обернется, вдруг и вправду наши путешествия закончатся, а поддержка подруги будет не лишней, да и если я прерву нашу многолетнюю дружбу, это Инну и удивит, и огорчит, а я вовсе этого не хотела.

Тут, как будто подслушав наш разговор, позвонил Сергей Михайлович! Он просил о встрече, но я с сожалением сказала, что недавно переболела и только выхожу на работу, что дел очень много, но чуть позже — пожалуйста! Он немного огорчился, но тоже понял, что не набиваю себе цену, не кокетничаю, а говорю правду, и он откланялся. Я решила, пусть с ним общается только Барыня, все-таки разница в поведении чувствуется, пусть это знакомство будет только ее, а мне и своих забот хватает.

Я засела в Интернете и стала искать, как облегчить изготовление валенок и других моих идей. С валенками, к сожалению, оказалось совсем грустно!

Даже сейчас настоящее ручное валяние валенок — а для их именно 'валяли' шерсть, было делом непростым, почти не механизированным и очень вонючим из-за химикатов, которые использовались для отбеливания и смягчения шерсти. Как мне ни хотелось помочь своим людям, сделать это пока было невозможно. Единственное, что я могла сделать, это озадачиться приобретением больших производственных респираторов— масок и целой кучей сменных насадок для них. Я решила предварительно показать их архимандриту Антонию, чтобы тот благословил сей 'девайс' — все-таки вид у маски был для непривычного деревенского человека, мягко говоря, несколько устрашающим. А так — сами монахи благословили, значит, ЭТО не страшно и даже полезно! Так я потом и сделала, зайдя в большой хозяйственный магазин и прикупив целый мешок этих спецсредств.

Была у меня еще идея пообещать мужикам дать вольную после войны за изготовление валенок и предложить им выбрать как один из вариантов родовую фамилию Пимановых или Пимашковых — была у меня одна знакомая, которая жила в Красноярске, рассказывала, что их бывший мэр как раз носил такую фамилию и негласное ласковое прозвище Петр Фонтаныч, вместо Ивановича — очень уж он фонтаны приветствовал, при нем только за год их более 40 открылось — от самых больших до самых маленьких у кафе и скверов. Очень жители жалели, когда того в Москву на повышение забрали. Ведь 'валенки' еще и 'пимами' называются, а эта фамилия звучит красивее, чем 'Валенковы'! Вот и у меня и будут свои люди с такой славной фамилией. А пока я им буду платить или деньги, или зерно за их работу — по их выбору.

А вот с приспособлениями для облегчения изготовления кубиков, плашек для домино и лото оказалось намного проще и труднее — я нашла кучу схем станков для работы с деревом, ничего в них не поняла, кроме того, что большинство из них работает на электричестве, до которого нам, как да 'лампочки Ильича'. Поэтому я сделала себе заметку — как только выйду с больничного, идти к Сан Санычу, нашему 'трудовику' на поклон, пусть поможет разобраться. Надо только ему колбаски деревенской прихватить да настоечку от Лукерьи — я помнила, что на Новый год она ему очень понравилась, хоть и пил он редко. Да, вот еще одна тема — надо записать все эти рецепты настоек всяких, 'ерофеевичей', 'спотыкачей' и прочих алкогольных премудростей, и выложить от лица барыни в её блоге, который я назвала, конечно, 'Барыня-попаданка'!

Кстати, о больничном — мне же к врачу надо, закрывать его пора! И я помчалась галопом, прихватив в подарок красивое льняное полотенце. С врачом я дружила, человек была она отзывчивый, и рецепты выписывала бесплатные, какие могла, и больничный могла дать, если сильно надо, да, может, какие идеи по лекарствам подкинет!

К сожалению, сильно пообщаться нам не дали, под дверями сидело куча народу — и с больничным, и по записи, и просто спросить, так что когда я почти через два часа еле попала к ней в кабинет, она только устало подняла голову, с благодарностью улыбнулась, приняв мой подарок, закрыла больничный и хриплым голосом сказала: 'Рецепты потом заберешь! Вечером перезвоню, видишь, что творится!', — с чем я и вышла из кабинета.

На работу мне надо было только завтра, и я решила заняться закупками. Бежав мимо метро, я заметила женщину, которая продавала отростки алоэ и коланхоэ и, конечно же, остановилась возле нее. Как же я забыла про эти прекрасные лекарственные растения! А они ведь отличное средство не только от ран, но и от насморка, отитов, а настойку алоэ с медом и сейчас используют как мощное средство для укрепления иммунитета, оно является прекрасным профилактическим и лечебным средством от многих болезней.

Бабуля сказала, что у нее еще есть, и если надо, она может отдать и цветок, и другие растения, и книги про лекарственные травы! Я тут же сказала: 'Беру все!' и вызвала такси прямо к метро. Боясь, что я передумаю, женщина быстренько погрузилась с цветами в машину, и мы поехали к ней домой. Цветок мы пока оставили внизу, чтобы зря не тащиться, и поднялись к ней в квартиру. Там я попала в целое царство растений — они стояли на окнах ее маленькой уютной квартиры, на полках, шкафах, всюду, и в прямом смысле слова 'цвели и пахли'.

Бабулька, которую звали Варварой Петровна, оказалась бывшим химиком— технологом, но очень любила растения и много лет занималась их разведением. Она знала про растения очень много, любила их, разговаривала, ухаживала, для нее они были ее детками, которых ей Бог, к сожалению, не дал. Муж ее давно умер и жила она одна, но чувствуя, что ей уже тяжело стало ухаживать за таким большим количеством питомцев, стала их потихоньку раздавать в 'хорошие руки'!

— Кому попало я их не отдам, а вот Вам с удовольствием, растениям у Вас будет хорошо!— сказала она с волнением. Я заверила, что не подведу ее и забрала часть цветов и книг о лекарственных травах. Варвара Петровна сказала, что за них надо заплатить простые монеты, без этого нельзя — примета такая, но я среди монет завернула и красненькую купюру покрупнее — от меня не убудет, а человеку нужнее. Обменявшись адресами и телефонами, я опять вызвала такси и повезла это богатство домой.

Не успела я занести цветы в квартиру и пристроить их на подоконник, как позвонила Анфиса Павловна и сказала, что если я свободна, она может переслать мне с человеком мешочек семян и книги по растениеводству! Вздохнув, я сказала, что свободна и что жду ее курьера дома. Только я успела выпить чаю и немного отдохнуть, в домофон позвонили, и ко мне вскоре поднялся молодой человек, который еле занес обещанный 'мешочек' семян, который оказался огромным мешком с картошкой. В другом мешке, чуть поменьше, лежали семена разных растений, которые мне еще предстояло разобрать.

Напоив несчастного мужчину чаем, поблагодарив от души, я выдала ему кусочек сала из своих запасов со словами: 'Примите от души за труды, свое сало, деревенское', который он принял с благодарностью и откланялся с облегчением. Я тут же позвонила Анфисе Павловне со словами: 'И это Вы называете 'мешочком' семян!'— на что услышала ответ: 'Ты сказала, у тебя гектар, тебе и этого мало будет, на еду только на второй год оставить сможешь!'— и она отключилась. А чуть позже я получила СМС-ку с суммой за семена и книги, которая оказалась на удивление маленькой — я ожидала большего, видно 'Садистка' их по своим каналам купила, намного дешевле, чем в магазинах.

Остаток вечера я потратила на создание блога и выставление моей статьи про бал у предводителя дворянства. Времени ушло немало, но получилось красиво, с картинками, ссылками на другие материалы, все, как положено. Я была довольна!

Позвонила и врач, которую я озадачила перечнем книг по лечению простых болезней в деревенских условиях, историей лекарств и другими вопросами. На это она удивленно спросила: ' Для чего тебе?', на что я ответила, что заказали курсовые по таким темам, так что если она даст наводку на материал, я буду благодарна. А если хочет, могу ей потом и заплатить за работу.

— Наводку говоришь, будет тебе на водку, свою студентку озадачу, они как раз историю медицины проходят. А про деньги потом поговорим, взаимозачетом разберемся, там как раз кому-то репетитор нужен. Представляешь, ребенок в первом классе, а ему уже репетитора надо!— хмыкнула она.

— Чего, так совсем запущено?

— Это у мамы запущено, ей больше репетитор нужен, совсем ребенку внимание не уделяет! Я понимаю, сапожник всегда без сапог, работы много, устаешь, как собака, но хоть немного с девчонкой— то позаниматься и самой можно! Ладно, это я так, замучалась за день. Потом материалы скину, почту твою знаю,— и она отключилась.

На этом мой день хлопот не закончился, мне пришлось потратить целый вечер, разбирая семена, избавляясь от современных ярких пакетиков и подписывая сорта и названия растений в старинном стиле, в котором я уже наловчилась писать, под бормотание своего телевизора, в котором показывали очередную сказку про современную Золушку и принца. 'Кстати, надо про Золушку не забыть', — подумала я, совсем засыпая. Завтра мне предстоял не менее хлопотливый день.

22 глава. 'Дети бывают разные или "Жорик— мажорик".

Только я утром зашла в класс, как послышался дружный радостный крик: 'Ура, Наталь Лексевна пришла!'— и слезы чуть не выступили у меня из глаз! Ну как тут их оставишь, своих любимчиков, которых пестовала и 'дрессировала' четыре года, которых люблю, как родных! Мне только и оставалось выдохнуть: 'Спасибо, ребята, как Вы тут?' — как вокруг послышались реплики:

— Нормально, сильно не шалили!

— Ага, а сам замечание от Сан Саныча получил, что руки у тебя не оттуда растут!

— Ну и ладно, подумаешь, и без его трудов обойдусь, сейчас любого специалиста вызвать можно!

— Самому-то интереснее и дешевле сделать!

— А у нас новенький, вчера пришел!— раздался чей-то девчачий голосок. Я оглянулась, но не успела заметить, кто сказал, а голос не узнала — как будто изменили специально.

Удивительно, новенькие в 4 классе редко появляются, тем более в середине года, все стараются на старом месте доучиваться, как бы далеко ездить не приходилось, терпят до 5 класса. Потом я узнала, что это мне новая администрация расстаралась — мальчик сменил много школ и редко где задерживался из-за своего характера и гонора родителей, вот и посадили его ко мне, в самый сильный класс на "перевоспитание", но об этом я узнала чуть позже, от коллег. Детки мои действительно были развитые, даже чересчур, ни раз удивляли меня и других учителей своими знаниями, посещали многочисленные кружки, общались в Интернете, вели блоги, странички в Инстаграмме, много читали, что их отличало от других детей, короче, были очень продвинутыми современными подростками, выглядевшими гораздо старше своих ровесников из других классов, с которыми, что называется, надо было держать "ухо востро"!

На эти слова вперед вышел довольно смазливый мальчик, одетый в красивую, явно дорогую рубашку и джинсы, пока без нашей общей формы, и почему-то в моей голове сразу прозвучало слово 'мажорчик', и гордо представился:

— Боярский Георгий! Не путать с Михаилом! И я — не Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора, а Георгий, можно Гера, но и не Герыч. Мама придумала, а мне отдувайся!

— Хорошо, 'земледелец', у нас в школе знаний мало не бывает, пахать придется много! Так что, будьте любезны, озаботьтесь 'спецодеждой', если у нас задержаться хотите, — и я показала рукой на наши фирменные костюмы и жилетки, которые носили все дети класса.

— Пусть мама в родительский чат зайдет, там ей подскажут, где их приобрести можно.

— А теперь садитесь на место, да начнем урок!

Но Гера стоял, недоуменный, а потом спросил:

— А почему Вы меня 'земледельцем' назвали, папа у меня в крупной фирме не самым мелким менеджером работает, землю у нас никто не пашет!

— А разве ты не знаешь, что твое имя с греческого так переводится? Мы еще чуть ли не в первом классе узнавали, что наши имена значат, да про своих святых — покровителей! Ведь раньше не день рождения праздновали, а именины, это день того святого, в честь которого ты назван! — ну это, конечно, Танюшка, уж "ее голосок я узнаю из тысячи', как в песне поется! А она продолжала:

— Вот я, например, Татьяна, что значит 'Устроительница' и мои именины — 25 января, я как раз тогда родилась, а это день Студентов, так как именно тогда был учрежден Московский университет. А было это в именинины Татьяны Родионовны, матери Ивана Шувалова, основателя этого учебного заведения, первого в России. Ну, а кто он такой и чем знаменита святая Татиана, надеюсь, сам узнаешь, Интернет для всех открыт! (дети начали потихоньку хихикать).

А девочка продолжала:

— А ты когда родился?

— Не знаю!

— Как не знаешь? Ты чего?

На Геру-Жору-Юру было смешно смотреть! Мальчик явно не ожидал такого напора и вала информации, которая на него обрушилась. Он-то думал, что будет тут самым крутым, 'первым верблюдом по Дагестану', как говорила наша коллега, а тут, оказывается, есть и круче его, и кто — девчонка! Полный 'когнитивный диссонанс'! А Танюша продолжала, как ни в чем не бывало, не обращая внимание на смешки детей:

— Твой главный святой покровитель — великомученик Георгий Победоносец — а его день и в ноябре, и в декабрь, и в апреле, а в мае — 5 числа, почти в день Победы, недаром парад Георгий Жуков принимал, наш великий полководец, хоть и старались все про то забыть, а совпадение— то знаковое! Нам Наталья Алексеевна про все рассказывала — и про Юрьев день, когда крестьяне могли менять себе хозяина, и про то, что когда его отменили, появилась пословица: "Вот тебе бабушка, и Юрьев день". Ну, надеюсь, про Георгия Победоносца ты слышал? И знаешь, как он Змия победил и почему на гербе Москвы изображен?

Дети хихикали все громче, а Георгий уже не знал, куда спрятаться от информации и напора девочки. А Татьяна вдохновленно продолжала — а у нее была такая особенность — пока все не расскажет, не успокоится, все до конца выложит. Учителя уже про это знали, а дети нередко и пользовались, особенно когда многие уроки не выучат, просили Таню "заговорить учителю зубы", что она и делала с удовольствием. А память у нее была прекрасная, что-то однажды узнав, она запоминала это навсегда. Правда, и рассказывала она интересно , и я ее не прерывала.

— А чьих ты бояр холоп будешь? — спросила она неожиданно, а когда мальчик гордо вздернул голову и хотел что-то сказать, она продолжила:

— Да, да, не удивляйся, это холопы боярские так при переписи записывались, а у самих бояр фамилии были красивые, родовые, многие уже и до наших дней сохранились! Вот Димулька — мальчик чуть кивнул головой,— как раз из таких бояр будет, из Морозовых, правда из боковой ветви! Слышал, надеюсь, про такую боярыню Морозову, на знаменитой картине Сурикова изображена! Ну, про церковный Раскол и старообрядцев я уже и не спрашиваю! Кстати, можно сказать, что он твой тезка, его имя греческой богине Деметре посвящено и переводится как "Мать Земли, плодородная".

Добив такими словами пацана до конца, Танюша наконец успокоилась и села рядом с Димулькой, где всегда и сидела, а Гера поплелся в конец класса, где лежали его вещи.

А я продолжала, как ни в чем не бывало, называя детей на Вы и полными именами, чем очень им льстила:

— Ну что же, Татьяна, спасибо Вам за политинформацию, думаю, Георгию было полезно узнать все это! Но скажите, дорогие мои детишки (тут уже захихикали все!) что у вас с подготовкой к выпускному балу? Вот Вы, "защитник людей", что про это рассказать можете?

Саша Кушкин, к которому я обратилась, и про которого ходила присказка: "Я не Пушкин, я только Кушкин" игру принял и продолжил с поклоном:

— Многоуважаемая Родная Оберегающая (а таково значение моего имени и имени отца), все идет по плану, мужчины полки себе в основном выбрали, большинство стали гусарами да кавалергардами, славный путь своих частей изучаем, название формы уже знаем. Как там Александр Сергеевич, но опять же не Пушкин, говорил словами Скалозуба: "А форменные есть отлички:

В мундирах выпушки, погончики, петлички!"

— Занятная, кстати, пиеса, жаль, что ее мало знают, там многие себя бы узнали! — и он важно сел уже под хохот детей.

Я тоже не выдержала и засмеялась, очень уж кстати все пришлось. Но тут же успокоившись, продолжила:

— Благодарю Вас, многоуважаемый "Защитник людей", но тут я с Вами немного не согласна! Имя Александра Сергеевича, как Вы выразились, не Пушкина, отнюдь не забыто и многие выражения из его пиесы вошли в наш язык, чего многие уже и не знают.

— Вот ведь, как интересно получается,— продолжала я задумчиво,— написал человек всего одну пьесу и красивый вальс, погиб, по современному говоря, в "горячей точке" при исполнении " служебных обязанностей", а имя его осталось в истории культуры навсегда. И я рада, что Вы прочитали его произведение, хотя по программе его в восьмом классе проходят! Молодец!

Саша покраснел, но довольный, поклонился, а дети захлопали, и я их поддержала! На Георгия уже было смешно смотреть не только детям, но и мне — он, по-моему, ничего не понял из нашего разговора и только недоуменно хлопал глазами.

Но я теперь обратилась к еще одному лидеру девочек, к нашей Есении:

— Ну а Вы, "Весенняя " наша, что можете про прекрасную часть класса доложить?

Она гордо встала, теребя свою прекрасную длинную косу, ее и мою гордость — именно я запретила ей подстригаться и всячески хвалила за терпение — но коса того стоила! Именно по ней и необычному имени, которое ей необыкновенно шло и которым она гордилась, ее и знала вся школа!

— Мы уже и поспорили, и помирились, фасоны нарядов в основном выбраны, они или шьются, или ищутся! Хуже с манерами! За столом красиво вести себя не умеют, приборы путают, французским владеют слабо! Особенно мальчики, пардон, кавалеры! Нос рукавом, уже слава Богу, не вытирают, но еще работы предстоит — поле непаханое! Я уже не говорю про танцы — на ноги наступают все, а уж про туры вальса и фигуры мазурки я и не говорю!

Я чуть не сказала:

— Да уж, мазурка дело непростое, это точно! Своими глазами видела,— но вовремя прикусила язык!

— Ну что же, продолжаем работать в том же духе! Надеюсь, Вы объясните нашему новому товарищу— я специально выделила это слово, все про наши задумки к выпускному! А на этом урок — я опять выделила слово— закончен. Жаль, тему про математике мы так и не закрепили, но подобный материал мы уже много отрабатывали — так что если кому что не понятно, можете ко мне подойти! Особенно, Вы, "Победитель народов"— тут я обратилась к Николаю, самому проблемному в учебе своему ученику.

Ну, слабое было у ребенка здоровье с детства, часто не хватало, как говорится "тяму", но брал он усердием и старанием, и я с ним занималась дополнительно просто так, зная, что денег у родителей особо нет — семья была большая, все дети были еще школьниками, мама сидела с малышами, работал только папа, простым шофером. Но и тот помогал мне, как только мог— и с автобусами для экскурсий договаривался подешевле, да и так не никогда не отказывал, когда машина нужна была. Но Коля бойко ответил:

— Не, я все понял, мне все Димулька, то есть Дмитрий объяснил! Спасибо!

— Ну что же, я рада! А вот и звонок!

На этих моих слова прозвучал звонок и все столпились около Георгия, жарко что-то ему рассказывая.

А Танюша подошла ко мне и спросила по-тихоньку:

— Тетя Наташа, чем так вкусно у Вас из сумки пахнет? Я весь урок принюхивалась!

На это я с улыбкой ответила:

— Помнишь колбаску, которой я Вас на Новый год угощала? Вот, еще мне передали! Хочу Сан Саныча угостить, дело у меня к нему есть! И вам тоже дам, только домой вечерочком забеги! Ладно? И что там за история с Сан Санычем?

— Да это мальчишки, дурачки, начали спорить, что в наше время проще специалистов вызвать, чем самим что-то починить!

— Понятно, тогда и про это стоит поговорить! Ну ладно, иди отдохни, скоро звонок, перемена совсем маленькая. И мне немного передохнуть надо.

Глава 23 "Учат в школе!?...."

После перемены я хотела продолжать уроки, как обычно, но не тут то было. Наш Гера, который не Гога, никак не успокаивался. Поняв, что знаниями он поразить не может, они у него явно были не блестящими, он решил блеснуть крутизной и богатством. В самом начале урока он поднял руку и сказал: "Можно спросить?"— на что я со вздохом ответила, понимая, что он все-равно не уймется: "Можно, спрашивайте!".

Он одернул одежду и с вызовом начал:

— Я так понял, вы на выпускной хотите какую-то непонятную одежду напялить, танцы разучиваете, которые никому не нужны и прочей ерундой маетесь, простите, занимаетесь. Зачем это нужно, так никто не делает. У моего папы есть большой лимузин в гараже, можно взять...

Тут Данила продолжил за него:

— Взять ящик пива!

Я чуть не поперхнулась и погрозила ему пальцем! Это что такое, вот так знания для десятилетки! Я понимала, конечно, что они, по современному выыражаясь, троллят меня, но вести такие разговоры в школе!

Саша решил поправить:

— Ну, что ты, Данилыч, это мелко, ящик водки!

Я совсем обалдела и уже в открытую грозила всем мальчишкам! Нет, я знала, что они приколисты еще те, и никакого пива, а тем более, водки не пьют, но такие слова в присутствии учителя!

Но тут Есения подхватила игру:

— Фи, мальчики, водка! Это не комильфо! Тогда уж шампанского!

— Ладно, дамам шампанского, а себе — как пойдет такая пьянка,— продолжал Данила под смешки класса.

Я только еще раз погрозила всем, но пока помалкивала, в разговоры не вмешивалась, ждала, как пойдет дальше, разборки я и потом устрою. А Данил, поняв это, продолжал со вкусом:

— Поедем лучше к цыганам, к "Яру!" Как там: " Эх, ямщик, гони-ка к Яру, лошадей, брат не жалей, тройку ты запряг, не пару, так вези, брат, веселей! — пропел он довольно браво!

— И этот человек притворяется, что петь не умеет,— только и сказала я, глядя на обалдевших одноклассников.

— Это я то, что Муза Петровна поет, петь не умею. Это же не серьезно: "Если с другом вышел в путь!"— это мы еще в садике на выпускном пели! А так мне многие песни старые нравятся! И рок! То ли дело Кипелыч: " Я свободен! Словно птица в небесах!"— пропел он также довольно точно.

— Вот и песня для Вас на выпускной!— подхватила я, а Данил пожал плечами — будет вам песня!

Тут вмешался Гера, который опять, растерявшись от того, что его отодвинули в разговоре в сторону, решил поставить всех на место:

— Зачем в какое-то старье ехать, можно пойти в клуб, потанцевать, а выпить и там что найдется, хоть мы еще и маленькие, ради меня могут сделать исключение! Уж какие-нибудь коктейли там найдутся!

— А покушать там что есть?— спросил наш главный обжора и сладкоежка Никита, по прозвищу Поддубный — он занимался борьбой, ел очень много, но полным никогда не был, все уходило в мышцы и спорт.

— Найдем! Там высокая кухня!

— Ага, знаем мы вашу высокую кухню — принесут на тарелочке с гулькин хр..., пардон, нос, а денег сдерут! Ходил я тут с родителями в такой! Нет уж, мы лучше Милкину маму пригласим! Какие она пироги печет! А торты! Помните, пацаны, какой она торт сделала на 23 февраля в прошлом году! В виде танка Т-34! До сих пор забыть не могу! Я даже на чай согласен, но только с тортом, — Никита закатил глаза и облизнулся!

Общий стон мальчишек был ему ответом, а Милочка, которой ужасно шло ее имя, и мама которой была шефом-кондитером в ресторане, успокоила:

— Не переживайте, мама сказала, что и в этом году не хуже будет, и выпускной она берет на себя! Да и мы с девчонками кое-что придумали, но это пока секрет!

Дружное "Ура" мальчиков было ей ответом! Мила, довольная, села на место. Она училась средне, но вот по хозяйственной части была "впереди планеты всей", у нее и я консультировалась, и другие учителя. Вот, кстати, надо ее озадачить рецептами старинных блюд, которые можно и мне приготовить, и в блоге выложить.

Гера предпринял последнюю атаку:

— Ну, ладно, с рестораном пусть, но одежда, танцы, это же смешно! Так ведь никто не ходит! Мама моя в Италию ездит закупаться, может и вам на заказ привезти, только размеры напишите.

Тут вмешалась наша законодательница мод Кристинка, у которой мама как раз держала магазин одежды, и которая нередко просвещала девочек в современных направлениях моды. Вздохнув, она проговорила задумчиво — язвительно:

— Эх, ничего вы, мужчины, в одежде не понимали и понимать никогда не будете! Ведь это так романтично — платье в стиле ампир в пол, жемчуга на шее, веер, украшения! Даже проклятый корсет не так уж и мешает, когда к нему привыкнешь! Зато какая осанка, а походка, "грация тигрицы перед прыжком! Такую женщину мужчины просто не пропускают",— закончила она цитатой из знаменитого фильма под улыбки девочек и смешки мальчишек.

Тут и я не выдержала:

— Абсолютно с Вами, Кристина, согласна! Пересмотрите хотя бы "Гусарскую балладу"— какой там цветник барышень! Ну и заодно и про прототипа героини, Надежду Дурову, почитайте! Там довольно интересная история с современной гендерной точки зрения. Сейчас у многих на этой почве, мягко говоря, проблемы.

Наши умники и умницы немного сбавили напор и призадумались, о чем таком интересном и непонятном я сказала. А Гера опять вошел в ступор от такого сообщения.

Только сейчас я, наконец, могла сказать:

— А теперь позвольте, лицеисты мои многознающие, все-таки перейти к уроку окружающего мира и нашей теме " Комнатные растения".

Вспомнив о Варваре Петровне, я начала рассказ о ней и ее растениях, о том, какими полезными свойствами обладают многие, как они появились на подоконниках людей и какими были в диком состоянии, о том, что цветы реагируют на голос человека и лучше растут у тех, кто с ними разговаривает ласково. Рассказывать я всегда старалась интересно, да и многое уже успела узнать из книг Варвары Петровны, которые, правда, проглядела пока бегло, и Интернета. Показывала я и презентацию с фотографиями самых распространенных комнатных растений, и дети гулом подтверждали, что многие есть и у них дома. Тут я услышала голос Геры, который, увидев щучий хвост, произнес:

— У нас такой есть! Щучий хвост называется, — и, довольный, улыбнулся — мол, как я всех уел! Почти сругнулся!

Но я спокойно подтвердила:

— Да,. сансевиерия — настоящее, научное наименование данного растения. В народе же его называют по-разному: и щучий хвост, и змеиная кожа, и тещин язык, даже индийский меч и так далее.

— Точно! А я все думал, на что оно похоже! Это же вылитая пата, или пуддха, знаменитый индийский меч!— подхватил Всеволод, наш эксперт по оружию и будущий военный. У него все в семье служили, и он после 4 класса уходил в Кадетский корпус, о чем желали многие учителя, но не препятствовали, все понимали — это его судьба. Он про оружие знал очень много от дяди, у которого была огромная коллекция всякого холодного оружия, которое видели, и то втихушку , только доверенные друзья Севы — дядя не любил, когда ее разглядывали посторонние, тем более мальчишки.

Тут подняла руку Анютка — наш главный садовод, которая и сама это дело любила, и бабушка её тоже активно занималась комнатными растениями.

— Вы, Анна, что-то хотели спросить?

— Нет, я сказать хотела. Моя бабушка тоже всегда с растениями разговаривает! А когда она приболела, и они поникли, хотя я за ними и ухаживала, как обычно! А как бабуля выздоровела, так и цветы повеселели! А еще я напомнить хотела, помните, бабушка Вам обещала отросток золотого уса? Так она сказала, что он уже готов, можно пересаживать в землю!

— Замечательно! Обязательно возьму! Приноси! А теперь расскажите, пожалуйста, про это прекрасное растение!

И Аня начала заливаться соловьем:

— Родиной золотого уса или каллизии душистой считается Мексика. В Россию это растение привёз учёный-ботаник, основатель Батумского ботанического сада Андрей Николаевич Краснов. Так, с конца XIX началось путешествие цветка-целителя по нашей стране. Благодаря большому количеству полезных веществ, витаминов и микроэлементов, а также их соотношению, растение успешно применяют при лечении желудка и кишечника, при нарушенном кроветворении, повреждении кожи, при обменных нарушениях — ожирении и сахарном диабете. При лечении различных заболеваний используют сок, мази, масло, настои и настойки на базе цветка. Готовят их из взрослого растения, с усами в 8-10 колен и небольшими розетками. Там много чего интересного можно рассказать, но бабушка лично знала человека, который вылечился соком этого растения от рака. Вот такой чудесный цветок. Это мне все бабушка рассказывала, а я запомнила, очень уж интересно было!— и она села на место, показав язык мальчишкам.

Мила тут же спросила:

— А твоя бабушка еще отросток дать может? А то у мамы на работе очень хороший повар диабетом страдает, представляете, кондитер, которому сладкого совсем нельзя!

— Принесу, конечно, только пусть он сначала с врачом посоветуется, а то, мало ли что!

— Конечно, конечно, я маме передам.

На этой оптимистической ноте прозвенел звонок и урок окончился.

Глава 24. Уроки жизни.

Следующим был урок физкультуры, и дети стали собираться в зал, чтобы переодеться и приготовиться. Никита, как всегда, взялся за коляску Димульки и тоже повез его со всеми. Дима никогда от физкультуры не отлынивал, старался заниматься тем, что ему было доступно — поднимал легкие гантели, работал с разными экспандерами, короче, развивал руки, раз ноги его подвели.

А я пока решила сходить к Сан Санычу, отнести ему так смущавшую Танюшку колбасу и наливку, и поговорить про станки для обработки дерева, про которые я так и ничего не поняла из Интернета вчера вечером.

Только Сан Саныч, поздоровавшись со мной, с благодарностью принял колбаску и понюхав, зажмурившись от предстоящего удовольствия, убрал ее и наливку к себе в большой старый портфель, с которым не расставался уже лет 10, хотя мы ему неоднократно дарили новые, фирменные, как в кабинет влетела Есения и задыхаясь, прокричала:

— Сан Саныч, Наталь Лексевна, хорошо, что я вас нашла, там, там, там ТАКОЕ!

И такой страх, восторг и удивление были в ее голосе, что мы с трудовиком, не раздумывая, выскочили из кабинета. Сан Саныч, правда, задержался, чтобы закрыть его, как делал всегда уже на автомате. Я же побежала за девочкой дальше, под удивленными взглядами учеников и учителей. Сан Саныч старательно пыхтел сзади. Ворвавшись в спортивный зал, мы застали следующую картину.

Гера стоял в стороне, окруженный мальчишками, из носа у него текла кровь. Дима лежал на полу, рядом с ним сидела Танюшка и гладила его по голове. Коляска валялась шагах в десяти от них. Остальные ребята стояли стайкой рядом с ними, но немного в стороне. Гам стоял невероятный, все что-то кричали и махали руками. Учитель физкультуры, Владимир Александрович, был еще молодой и поэтому задержался в подсобке, где сидели учителя перед уроком, хотя должен был наблюдать за детьми. Сейчас он в недоумении крутил головой, пытаясь разобраться в произошедшем.

Тут же в зал залетел наш охранник, Иван Васильевич, по прозвищу Царь, поскольку и фамилию он имел соответствующую — Царев, и представляться любил скромно: " Царь, очень приятно, просто Царь", бывший прапорщик. Видимо, он все увидел по монитору, стоявшему в кабинете, и оперативно среагировал. Военный всегда военный, он сориентировался быстрее всех и гаркнул своим знаменитым басом: "Всем молчать! Стоять смирно!" Все тут же замерли на месте, встав по стойке смирно, шум мгновенно стих. А он продолжал, подойдя к Всеволоду:

— Рядовой Луценко, доложить обстановку!

На это, вытянувшись еще больше в струнку, Севка начал свой доклад:

— Разрешите доложить, товарищ прапорщик! Этот боярский сын, — взгляд на Геру был брошен убийственный, — начал заедаться к Димке, простите, рядовому Морозову. Он подошел к нему и Татьяне, которая стояла рядом и сказал: " Зачем тебе этот инвалид! Что ты с ним дружишь!" А тут еще посмотреть надо, кто из них инвалид! Ну, Димка, то есть рядовой Морозов, и дал ему в нос! И был прав! А Герка еще и коляску толкнул да так, что Дима упал! Вот так все и было! Можете у всех спросить!

Дети гулом одобрения поддержали мальчика. Иван Васильевич обратился к Гере: — Так, рядовой.....

— Боярский, — послышались подсказки детей.

— Боярский, говоришь, а поступаешь вовсе не по чину! Ты подтверждаешь слова рядового Луценко?— спросил он.

— А чего он сразу драться полез, — пытался оправдаться "мажорчик".

— Не слышу! Так подтверждаешь или нет!— напирал прапорщик.

— Подтверждаю, — нехотя промямлил мальчишка и совсем сник.

— Разбор инцендента закончен, рядовой Морозов прав. А что касается, почему сразу и в нос — так и надо поступать с такими, хм, боярскими детьми, "добро должно быть с кулаками", понимающий человек написал! Свою честь и достоинство надо всегда отстаивать!

И тут уже он обратился к лежащему Диме голосом, от которого пошли мурашки по телу у всех! Так, наверное, говорил сам Иисус, когда воскрешал Лазаря:

— А ты, Дмитрий! Встань и ИДИ!

Опираясь на руку Танюши, Дима поднялся и, немного шатаясь, неверными шагами ПОШЕЛ! Он прошел все расстояние до коляски, которую поднял Никита, и только тогда упал — сел в нее! Тут заревели все, снимая слезами напряжение ситуации, даже сам Иван Васильевич, не ожидавший такого эффекта от своих слов, утирал слезы. Не плакал сначала один Гера, который недоуменно всех рассматривал, но потом и он заревел совсем по-детски, размазывая слезы и кровь по лицу:

— Я больше так не буду, я все понял, я никому жаловаться не пойду, только не выгоняйте меня, вы такие классные, никогда таких не видел в других школах! И столько знаете! Я буду стараться! Извини, меня, Дима! — и он протянул тому руку.

Дима, еще не пришедший в себя от потрясения, крепко пожал ее. Он все время шептал: " Я могу ходить, я могу ходить" и сам в это не верил. Таня стояла рядом и только шептала в ответ: "Да, ты можешь, один раз смог и еще сможешь!" Нет, какие у меня все-таки замечательные дети!

Я только взяла у Вовочки, Владимира Александровича, ключ от кабинета, нашла аптечку и вернулась в зал, протягивая Гере ватку с перекисью водорода, чтобы остановить кровь, что он и сделал с моей помощью.

Тут все стали прыгать, обниматься, урок физкультуры окончательно был сорван! Но урок жизни нашему Георгию Боярскому был преподан знатный! Думаю, надолго он запомнится ему!

Но, поскольку, звонка с урока еще не было, а утихомирить детей и привести их в чувство надо было, я повела всю эту гомонящую компанию в свой класс, пока мы не перебаламутили всю школу.

Рассевшись по местам, дети смотрели, как я пишу на доске простые слова: ЧЕСТЬ, СОВЕСТЬ, ДОСТОИНСТВО, ЧЕЛОВЕК, РАЗУМ, и потихоньку успокаивались. А я начала говорить совсем тихим голосом, как говорила всегда, когда видела, что дети шумят и волнуются. Стараясь прислушаться к тому, о чем же я сейчас расскываю, дети совсем притихли.

— Итак, всем знакомые слова, но их так редко сейчас используют. А давайте разберем их по составу и задумаемся над их исконним значением. Итак, слово ЧЕСТЬ — его корень ?

— Есть,— подсказали дети.

— А что же такое Ч, которое есть? Многие исследователи считают, что это усеченное слово "человек", то есть его основа, а большинство — что слово восходит к древнеиндийскому "мышление, понимание", опять же — является основным отличием человека от животного мира.

— Ага, теперь понятно, почему военные говорят:" Честь имею! Это они свое мышление проверяют!— задумчиво промолвил Сева.

Я только улыбнулась! Точно, некоторым военным следует почаще проверять свое мышление!

— Ну, со словом СОВЕСТЬ я думаю, вы сами справитесь!

— Конечно, со — приставка, весть — корень, нулевое окончание, — выпалил Коля, с которым мы долго отрабатывали эту тему.

— Отлично, Николай, все правильно! А какое значение приставки СО?

— Приближение, присоединение, объединение, передача мысли! — Это опять Николай!

— Еще раз молодец! Напомните мне потом, чтобы я Вам пятерку в электронный журнал поставила! И Анне по окружающему миру за рассказ о каллизии!

Коля сиял от удовольствия, что мог отличиться!

— Посмотрите, что-то или кто-то внутри вас весть подает: "Э, нет, братец, ты плохо сделал", или, наоборот: "Сегодня ты молодец!" Никто ничего мог и не видеть, но совесть-то все видит! Помните рассказ Валентины Осеевой "Совесть?" — рассказ они помнили, мы о многом говорили в свое время на основе этого маленького рассказа. Жаль, что этого замечательного автора почти забыли и редко переиздают, но я ее очень люблю и часто использую на уроках ее творчество.

А я продолжала:

— И говорит совесть, пока может, ворочается в человеке, когда ее утешают и обманывают, а уж когда ее совсем затопчут, то и получаются люди без вести, совсем пропащие, бессовестные!

— Последнее слово разберем сейчас, а об остальных подумайте дома. Итак, ДОСТОИНСТВО! Что кто думает:

Тут встала наша тихоня Сонюшка, голос которой мы слышали редко, но если уж она говорила, то к ней все прислушивались — настолько разумны были ее высказывания:

— Я думаю, это то, на чем человек стоит до конца, с чего он никогда не сходит, уважение к себе, его основа! До чего он всегда стоит!— она выделила голосом каждое слово!

Не выдержав, я подошла к ней и крепко обняла:

— Я всегда знала, что Вы — мудрая, но теперь свое имя оправдали сполна!

А Сонюшка наша цвела, как маков цвет! Ее воспитывали папа и бабушка, мама умерла, когда девочка была совсем маленькой, и я при любом удобном случае обнимала и ласкала ее по-матерински, чему она вовсе не противилась.

Тут прозвучал звонок и ребята, притихшие и задумчивые, пошли на перемену. Я отправила Геру с Никитой в медкабинет, хотя кровь и перестала идти, надо было проверить на всякий случай, все ли тут в порядке. Они вернулись быстро и взглядом Никита показал, что беспокоиться не о чем. Это подтвердил и Гера. На этом инцендент все посчитали законченным. Я боялась, что завтра он продолжится, но на сегодня уже было достаточно.

И хотя у нас еще должен быть еще урок чтения, я отпустила детей домой, попросив только позвонить родителям или посидеть в столовой, пока за ними не приедут — многие жили далеко и их привозили и увозили. Гера уходил задумчивый, молчаливый, нос его немного распух, но если особо не приглядываться, все было в норме.

Диму я попросила, чтобы его родители зашли в мой кабинет сами, я предупрежу охрану. Они вошли очень быстро, взволнованные, особенно мама. Я рассказала им обо всем подробно с самого начала, особенно о том, как мальчик пошел себя. Отец только промолвил:

— Каков подлец! А сын все правильно сделал! Таких сразу учить надо!

Мама же утирала слезы:

— Неужели случилось то, чего мы так долго ждали?

Оказалось, что последнее лечение, которое они проходили у какого-то супер знаменитого специалиста, было самым успешным, и профессор пообещал, что мальчик сможет ходить, только ему нужен толчок. Видимо, сегодняшняя стрессовая ситуация и была той стартовой точкой, которая и сдвинула Диму с места.

-Дай-то Бог, дай-то Бог,— только и смогла сказать я.

На этом этот длинный учебный день и закончился. Родители Димы довезли меня домой, а он спал рядом со смной на заднем сиденье, уставший от всех переживаний.

Я еле поднялась к себе и кое-как раздевшись, тоже легла спать, хотя было совсем мало времени. Думать о чем-либо или делать что-то я уже не могла — слишком была вымотана.

Глава 25. Мой самый длинный день закончен!

Проснулась я от звонка домофона. "Танюша пришла,"— подумала я сразу, так как только она могла ко мне приходить в гости, остальные просто не знали адреса. Я поднялась и почувствовала себя совсем отдохнувшей, хотя спала совсем немного, не больше часа. Разрядка спала, можно было действовать дальше. Запустив девочку, я включила чайник и стала готовиться к чаепитию — и сама перекушу, и девочку накормлю. Инна на работе, да и готовить та не очень любила, обходясь частенько полуфабрикатами. Таня маму понимала и многое уже научилась делать сама, к радости родителей.

Достала палочку колбасы для Тани и последнюю — для себя и сделала заметку: "Надо еще принести", — больно она вкусная, не сравнить с магазинной, может, не такая мягкая, чуть более жесткая, но пахла она мясом и содержала только его, а не всякие добавки и прибавки непонятные. Тоже и сыр — мягкий, немного с кислинкой, больше похожий на брынзу, был очень вкусным.

Таня влетела в комнату, как ураган. Передвигаться спокойно, степенно она не могла по определению. Первый ее вопрос немного меня напряг:

— А где Мурзик? Я что-то его не вижу?

Пришлось ответить опять полуправдой:

— Знакомым в деревню отвезла, мышей половить да молочка деревенского полакать!

— Навсегда?!— ужаснулась девочка, которая любила кота не меньше меня.

— Пока на прокат, а там посмотрим, может, и сам Мурзик захочет остаться!

-Ну ладно, только Вам без него скучно будет!

Тут она обратила внимание на мой стол:

— О, колбаска, сырок, "ням-ням"! А это нам? Классно!

— Иди руки вымой да сядь за стол спокойно, никуда твоя колбаска с сыром не убегут!

Татьяна ушла в ванну, но плескалась недолго и вновь уселась за стол. Её распирало желание поговорить, но она знала, что я придерживаюсь правила: "Пока я ем, я глух и нем", — и пока терпела. Утолив первый голод, она отставила чашку и стала тараторить:

— Нет, все-таки наш Иван Васильевич — Царь! Как он сказал:" Встань и иди"! Тут и мертвый бы пошел! Это же Чудо какое-то! Все просто прибалдели! Ой, то есть сильно удивились!

— Дима у какого-то знаменитого профессора лечился в последний раз, вот лечение и подействовало! Никакого чуда особо и не было! Просто сильное волнение и желание сыграли свою роль!

— Ну и это тоже, но тот, кто ждет и просит чуда, к тому оно и приходит!— заявила она безаппеляционно!

А я уставилась на нее в удивлении — а ведь и верно она сказала, я ждала и просила чуда, вот оно со мной и произошло! Вот уж точно сказано: "Устами младенца глаголет истина"!

А Татьяна продолжала, как ни в чем не бывало:

— А этот, холоп боярский, как Вы думаете, что-нибудь понял?

— А что народ думает?

— Все по разному, но в основном он нам не понравился, больно заносчивый! Но, может, и его проняло в конце!

— Посмотрим, посмотрим! Вы уже его пока не трогайте зря, посмотрим, что дальше будет!

— Это понятно, мы же не звери какие!— сказала девочка с улыбкой.

— Ну ладно, мне долго сидеть некогда, дел еще много!— и она, схватив колбасу, стала собираться домой.

Оглянувшись на меня, она добавила уже спокойно и очень веско:

— А я всегда с Димой была и буду! И никакой он и не инвалид! А получше всяких разных в сто раз будет!

— Погоди, егоза, я с тобой выйду, прогуляюсь немного, а то голова болит. Да и в магазин надо зайти!

Татьяна пританцовывала в нетерпении, пока я одевалась, а потом полетела впереди меня. Я не стала ее задерживать, махнула рукой — беги, не задерживаю, — а сама пошла медленно, наслаждаясь морозным воздухом. Вообще зима стояла многоснежная, с метелями, но относительно теплая, сильных морозов не было.

Увидела магазин тканей, решила в него зайти. Набрала там крючков для вязания и одежды, кнопок, спиц, стразов, мелких бусинок, разной другой красоты. Увидела мелкие разноцветные пуговички и, вспомнив, что в то время они были костяными, только темными, я набрала их целую россыпь. Были там и поделочные камни для отделки костюмов, тоже взяла, больно уж они завлекательно блестели. Купила еще и материала на платья для себя и Машеньки — красивого переливающегося атласа бледно-зеленого и темно-зеленого цвета, будем с Машенькой в одном стиле. Целый мешок разных остатков тканей мне отдала Ирина Васильевна — ее снабжали неликвидом с ткацкой фабрики. А мне на мешочки для моих игр как раз все подойдет.

Затарившись как следует, я решила идти домой, но по дороге увидев еще небольшой магазин сувениров, зашла туда, чтобы спросить, принимают ли они разные вещи. Мне ведь надо было куда-то сдавать свои полотенца, варежки, лапоточки, а у Марго уже было этого достаточно. Оказалось, принимают, но выборочно. Я решила ковать железо, пока оно горячо, быстро вернулась домой, бросив пакет с тканями и прихватив пакет со своими вещами, опять побежала в магазин. Мои поделки получили высочайшее одобрение, их забрали все, особенно восторгались лапоточками, и выдав мне часть аванса, сказали придти за остальными деньгами через недельку, или они сами позвонят. Когда я спросила, а можно ли еще принести, мне в голос ответили: " Можно и нужно, сейчас это в ходу, многие и на подарки, и просто так берут", что меня очень обрадовало.

Сняв деньги со своей "попаданческой" карточки, как я называла средства, полученные от продажи вещей из прошлого, я вернулась домой. Тут я стала подбивать свои финансы и запасы. Денег было достаточно, можно будет еще подкупить камни и жемчуг, раз он так хорошо пошел. Надо набрать еще хорошего инструмента для крестьян — пил, кос, топоров, разных приспособлений для работы с деревом, да еще и к Сан Санычу не забыть подойти насчет деревообрабатывающих станков. Возможно, и здесь придется заплатить. Лекарств пока достаточно, надо только разобраться с ними, а то я складывала пока все в кучу.

Да и Анфисе Петровне надо деньги за семена перевести, а то забуду. Решив еще раз выйти из дома, я решила заодно подъехать в гости и к Варваре Петровне. Опять зайдя в магазин, я перевела деньги Анфисе и запаслась покупками для "Цветочницы Варвары", как я про себя называла эту славную женщину.

Думаю, от хорошего сыра, колбаски, чая, конфет, печенья, она не откажется. Тут же позвонила ей и спросила позволения приехать в гости. Варвара Петровна с радостным удивлением ответила:" Не забыли меня, старуху! Конечно, приезжайте, могу еще цветов дать!"— и я отправилась к ней в гости. Варвара Петровна только всплеснула руками на мое угощение: " Ну зачем так много! Это же все дорого! Зачем было так тратиться!"— но было видно, что она довольна не столько покупками, сколько вниманием, какое ей оказали.

Она усадила меня за стол, а сама стала хлопотать с чаем. На мою отговорку, что я уже пила чай, она ответила. что такого я точно не пила, она сама смешивает травы и разные виды чаев и получает свою заварку. Чай, действительно, был очень вкусным, с запахом лета и разных цветов и ягод. А каким вареньем необычным она меня угощала — и лесной клубники, и терновника, и ежевики. Все было очень вкусно. Я рассказала ей, что использовала ее книги и знания при знакомстве детей с комнатными растениями. Женщина была очень довольна и сияла от удовольствия: " Вот и я пригодилась! Вы там мой телефон Аниной бабушке дайте, может, поболтаем когда по-старушечьи про цветочки наши". Расстались мы с ней обюдно довольные — я еще с горшками с цветами в пакете, а она с монетками и купюрой, которую я положила в пакет с продуктуктами.

Вечером я стала собирать в кучу свои запасы. Их оказалась "прицеп и маленькая тележка"! Тут был мешок картошки и мешок семян от Анфисы, ткани из магазина, цветы от Варвары Петровны, остатки лекарств и всякая всячина, взятая на запас. Поняв, что моя "грузоподъемность" все же ограничена силой в одну Барыню, я решила, что мне придется сделать несколько переносов. Оставалось дождаться вечера или ночи, чтобы не появиться в доме с мешками картошки в руках. Как только стемнело, я так и сделала, перенеслась мгновенно с лекарствами и тканями, остальное пока решила оставить на "потом".

Барыня, то есть я в роли Барыни, короче, мы обе спали. Я быстро поднялась и спрятала свои запасы в сундуки и тут же ушла. Как ни хотелось мне остаться, я понимала, что мои школьные заботы — только мои, и проблемы с детьми надо решать мне. Барыня только растеряется, и сама не справится, и меня подведет.

А теперь и мне пора спать! Этот длинный, безумный, сложный день подошел к концу! Уф!

Глава 26. Все закончилось благополучно!?...

Утро следующего дня было для меня немного напряженным. Я ждала разговора с родителями Георгия. Не то что я его боялась — Дима поступил правильно, но просто я не любила разборок. Тем более я не знала, как новая администрация воспримет этот конфликт.

Прежняя директор всегда была на стороне детей и учителей, если они были правы, а новая — не знаю, могут и на сторону родителей встать — лишь бы выглядеть красивыми в их глазах. Но утром Гера вошел в класс как ни в чем не бывало. Нос его был чуть припухшим, но если не приглядываться, это в глаза не бросалось. Он был уже в костюме — еще не в нашем фирменном, но уже похожем на форму. На мой немой взгляд он ответил, подойдя ко мне: "Мама вчера поздно пришла, куда-то на тусню очередную с подругой ездила. А папа на работе ночевал, у них завал, кризис разгребают. Баба Катя приедет, я ей передам насчет формы. Баба Катя — моя няня, она меня еще маленького воспитывала. Она сейчас у своей дочери в гостях."

И мне так жалко стала этого Жору — Геру, сироту при живых родителях, от которого просто откупаются вещами и деньгами, для которого чужая женщина ближе родных людей! Я только написала ему свой телефон и просила связать меня потом с этой бабой Катей. Еще я сказала потихоньку, чтобы дети не слышали: " Ты уже понял, у нас дети многое знают помимо программы. Если помощь какая нужна или тему не понял — не стесняйся, я после уроков могу объяснить дополнительно, без денег. Да и к нашим можешь к любому подойти — не откажут". Дети вели себя естественно, общались с ним нормально, и мальчишка успокоился. Возможно, он еще покажет себя, но пока конфликт исчерпался, и все вздохнули спокойно

День прошел по накатанной дороге, и после уроков я пошла к Сан Санычу в кабинет. Мы с ним давно были "на дружеской ноге", я к нему обращалась на "Вы", он ко мне — на "Ты", что было очень большой честью. Уроки у него тоже кончились и он что-то делал, посвистывая потихоньку — любил он это дело, хотя мы много раз ему пеняли: "Денег не будет!" Но он только посмеивался: "Это у кого рук нет, у того и денег нет! А у меня руки на месте и остальное тоже!" И это было правдой — без денег он не сидел, к нему шли все. С коллег он не брал, но помимо от подработок не отказывался.

Меня он поприветствовал радостно:" Ну, снабженка-колбасница, как там твои! Слушай, я вчера прибалдел на нашего Царя! После его слов и мертвый встанет! Силен мужик!"

Мне опять пришлось рассказывать про чудо-профессора, на что Сан Саныч только похмыкал: "Ну, ну! Рассказывай! Ладно, чего хотела?" Я стала говорить, что в деревне, откуда я привозила колбасу, живет молодой мастер. Руки есть, желание работать тоже, нет нормального инструмента. Надо подсказать станок хороший деревообрабатывающий. Но поскольку в деревне перебои с электричеством, лучше всего ручной или с простейшим приводом. Хочет делать матрешки, яйца деревянные, разные плашечки для поделок. И опять я не врала — все так и было! Другое дело — мастер — "не нашего времени"! Может, от того, что я не обманывала, а просто не договаривала, мне так и помогали? Вполне такое возможно!

Я показала Сан Санычу материалы, которые нашла в Интернете, на что он ответил, почти как Чапаев: "Наплевать и забыть! Я тебя услышал, есть у меня один человек хороший, раньше как раз такими поделками баловался. Он от дел отошел, стар стал, а инструмент остался. Выкинуть рука не поднимается, а продаст с удовольствием, тем более новичку. И еще книжек хороших может дать из серии: " Испорти материал сам!" Не бойся, дорого не попросит! Я у него тоже очень многим разжился! Как тебе такой вариант?"

Я не могла сдержать удовлетворенного возгласа: " Ура! Самый лучший! Беру все! И сама заплачу! Потом с мастером разберусь ! А Вам за посредничество еще могу сала и колбаски потом дать! Как раз его родные готовят, не поскупятся! И мастеру Вашему тоже!" На этом и договорились. Сан Саныч сказал, что сам ко мне подойдет или детей отправит, когда все решится.

Нет, правда, интересно,кто и что мне помогает? Но пока все идет, как по заказу! Надо в церковь сходить — свечку поставить! Это уже от Барыни пошло, но и я не противилась — если от души благодарность идет — почему бы и нет!

Успокоенная, я решила не надолго "сбегать" в прошлое, тем более, что сегодня была пятница — завтра и послезавтра выходные, никто меня не должен схватиться. А Барыня пускай еще в будущем побудет, пообтирается сама, уже без помощи Миши, но с моим контролем.

Перейдя в прошлое, я решила немного развеяться и поехала в Дорогобуж с целью узнать новости, прикупить новые книги и разные вкусности. Степан заложил возок, и мы отправились в путь. Я, как и в прошлый раз, остановилась в гостеприимном доме своих знакомых, и застала всегда бойкую Верочку грустной, бледной, лежащей на диванчике. На мой взволнованный участливый вопрос:

— Что случилось? Не заболела ли ты, голубушка, часом? — Верочка только рукой махнула:

— Ах, сама знаешь, такая болезнь у нас каждый месяц, вот и приходится лежать!

Ага, вот мой шанс прорекламировать мои пояса с прокладками, испытать их, как говорится, в "боевых условиях"! Как хорошо, что я как раз прихватила все с собой — хотела показать мадам Зизи!

И тут мне очень пригодилось общение с Полетт — я впервые свободно вставляла в разговор французские выражения!

Я достала из сумочки свои вещи, протянула их удивленной и заинтересованной Верочке, и начала разговор, понизив голос, как говорят, рассказывая о чем-то секретном:

— Entre vous et moi ( между нами говоря). Раз зашел у нас с тобой такой conversation intime (интимный разговор), посмотри, что у меня есть! Вот какую интересную штучку мне моя француженка — модистка Полетт сделала! Говорит, видела подобные у себя во Франции, только аристократки их носили! Ах, как же она говорила! Вспомнила, 'с'est une chose exclusive'" (эксклюзивная вещь), то есть не для всех, а для избранных!

На этих словах глаза Верочки загорелись, и она прореагировала, как и каждая истинная женщина — "не для всех, а только для избранных"— это же такая замануха!

А я продолжала свою рекламную компанию не хуже опытного менеджера по продажам:

— Вот посмотри, этот пояс одевается на тело, под все юбки, застегивается на талии, а эти тряпочки должны быть между ног, крепятся с помощью петелек к пуговицам! Я, кстати, уже опробовала, гораздо удобнее, чем юбки пачкать, да и выкинуть тряпочку намного проще, надо только менять их почаще, все-таки они небольшие, а то mauvaise odeur (дурной запах)!

Верочка заинтересовано вертела мое изобретение и вдруг неожиданно выдала:

— На вериги чем-то похоже!

Я чуть не поперхнулась — где вериги, а где пояс, но поддакнула:

— Святые вериги носят, а нам тем более не стыдно такое носить!

И тут же добавила:

— Не хочешь попробовать? Вот, возьми, дарю!

Заинтригованная, Верочка тут же выхватила пояс с прокладкам у меня из рук и исчезла в дамской комнате. Появилась она не сразу, скорее всего, разбиралась, что и как, и вышла из комнаты немного нараскоряку, неуклюже, видно было, что ей непривычно так ходить — дамы же трусов не носили, обходились нижними юбками, поэтому, конечно, было на первый раз не очень удобно! Но интересно!

Я тут же ее поддержала:

— На первых порах и мне было неудобно ходить, а как обвыклась, так и замечать их перестала! И ты привыкнешь! Только это между нами, никому, пусть будет нашим petit secret de dame (маленьким дамским секретом)!

Глаза Верочки разгорелись еще больше, и я поняла, что скоро этот "секрет" пойдет гулять по всему свету, то есть, пока уезду. А я продолжала:

— А то и остальные дамы захотят иметь у себя такую удобную вещь, а у моей Полетт и так работы полно! Правда, от пары — тройки заказов она не откажется, но только это должны быть dames particulièrement confiantes (особо доверенные дамы), а не просто кто захочет!

Верочка еще больше засияла — выбирать, кто доверенная дама, а кто просто так — это же так заманчиво! Ты чувствуешь себя вершителем судеб, человеком, стоящим у истоков истории!

Я, конечно, понимала, что рано или поздно моя идея войдет в жизнь и помимо меня — повторить все это в силах любой портнихе, но я не гналась в данном случае за славой и деньгами — мне было как раз нужно, чтобы она овладела "прогрессивными массами трудящихся", пардон, наших уездных дам, а далее, в губернии или еще шире! Дамы-то всюду одинаковы, проблемы интимные имеются у всех, а к хорошему привыкаешь очень быстро! А зная общительный характер Верочки и ее связи в городе и уезде, я была почти стопроцентно уверена, что моя идея быстро разойдется!

Кто молодец? — Барыня молодец, да и я немного — опять чужими руками жар загребла, такую большую проблему решила!

Очень довольная собою, я поехала в книжную лавку и прикупила новых книг и журналов у Петра Степановича — на этот раз это были "Атала, или Любовь двух дикарей в пустыне" Франсуа Рене де Шатобриана и пьеса 'Орлеанская дева' Фридриха Шиллера. Первая книга привлекла меня интересным названием, а про вторую я слышала, но не читала.

Петр Степанович не знал, как мне угодить — и рецепты, и песни пользовались огромным спросом. Я сказала, чтобы он передал деньги за них моему новому управляющему — Михаилу Ивановичу, который и привозил ему эти издания. Петр Степанович с надеждой в глазах полюбопытствовал — будут ли новые, на что я ответила — непременно, но не сейчас, чуть позже — я занята, надо и себе немного цену набить.

А сама подумала, что надо посадить Машу и попросить записать тексты песен и ноты — она их уже выучила, да и рецепты мне легче продиктовать, чем писать самой — все-таки в этом у меня были еще проблемы. Я поступила, как истинный учитель — свои дела решила за счет других — но так и Маше будет заделье, и мне легче. Вообще надо почаще привлекать Машеньку к своим проблемам — чувствовала она сейчас уже хорошо, времени свободного имела много — пусть помогает по мере сил.

Заехала я и в бакалейную лавку, где заплатила часть кредита и приобрела приправы, соль, еще кофе — больно уж он мне понравился, хотя был необыкновенно крепким. Хозяин лавки похвастался выложенными на прилавок моими книжечками с рецептами и тоже спросил, будут ли новые? Я ответила, что как только, так сразу, и решила заняться рецептами прямо сегодня. Заехала я и к Мише на квартиру, которуюон уже успел снять в Дорогобуже, но не застала его — кухарка ответила, что молодой барин с Никитой куда-то уехали. Я оставила ему записку, написанную обычным нашим современным письмом — вряд ли кто её сможет так легко прочитать.

Сделав все покупки, я вернулась домой, в Васино. Тут, не откладывая в долгий ящик, посадила Машу записывать рецепты и тексты песен. Но наш спокойный урок письма был прерван появлением Миши, который ворвался в комнату, как вихрь. Он почти прокричал: "Деревенщики продают! И недорого! Надо ехать торговаться!"

Я даже ахнула — Деревенщики были как раз моим приданным, которое пришлось продать из-за долгов мужа! И выкупить их надо было обязательно! Это и моя семейная память, дом родителей и деда, и восстановление моего престижа и репутации!

Я только спросила: " Когда ехать?"

— Сегодня уже поздно! Завтра с утра, об этом еще не объявлено, я случайно узнал, надо быть первыми! Даже с нотариусом знакомым из Дорогобужа договорился, он утром приедет, чтобы подтвердить официальность сделки.

Ну что же, придется Барыне еще побыть в будущем! Пусть привыкает к самостоятельности! Я ее, конечно, поддержу, но и ей надо изживать понемногу свои страхи. На этом мы улеглись спать, чтобы с утра поехать в мой бывший родной дом.

Глава 27. Деревенщики — наши!

В эту ночь я почти не спала — сначала собирала все средства, которые у меня были. Было их не так уж и мало — небольшие деньги, которые были в запасе до попадания, это и деньги за валенки, лото и домино — пусть еще не такие большие, но они были, и расчет за рецепты, сказки и песни от Петра Степановича, и даже деньги за мой святочный рассказ — вернее, заемное письмо на сумму в сто рублей, которое пришло мне на почту совсем недавно с припиской редактора — "Пеши исчо! Аффтар, пеши исчо!"— говоря современным жаргонным языком.

А самое главное — деньги за серебро, камни и жемчуг из будущего, которые я как раз прихватила с собой. Я так была рада, что успела в Дорогобуже сдать их ювелиру! В этот раз он уже ничего не спросил и только молча выложил мне три тысячи пятьсот серебряных монет! Это была достойная плата! Конечно, и ювелир в накладе не останется, но и я получила примерно ожидаемую сумму. На них я надеялась в первую очередь — да и выглядело это убедительно — мол, последние свои драгоценности отдала, чтобы выкупить родовое гнездо — и слезы из глаз.

Вечером подошел Миша и молча протянул камни и золото своей мамы. Горло мое перехватило от благодарности, и я только смогла сказать, что воспользуюсь ими в самом крайнем случае.

Вспоминала я и все, что связано с Деревенщиками — вернее, вспоминала Барыня, а я только следовала ее мыслям. Но я буду рассказывать все от своего лица, чтобы не запутаться.

Как я говорила — эта деревня была моей родиной, там было имение, принадлежащее еще моему деду и отцу. Отец — Алексей Георгиевич, умер рано, еще молодым, мать отправилась следом за ним, когда мне было еще 8 лет, и моим воспитанием занялся дед — Георгий Иванович. Когда я вспоминаю его, на ум сразу приходит старик Болконский в исполнении великого актера Анатолия Кторова — такой же высокий, сухопарый, сдержанный, требовательный, но безумно меня любивший. Умер он спустя погода после моего замужества, свято уверенный в моем счастье. Он служил еще при Елизавете Петровне, дочери Петра I, о которых много рассказывал. Дед участвовал в Семилетней войне, был ранен в битве при Гросс— Егерсдорфе, вышел в отставку и поселился в своем имении в Деревенщиках.

Усадьба, насколько я помнила, была гораздо больше Васино, с многочисленными хозяйственными постройками и флигелями. Все дворовые служили там давно, еще со времен деда. Будет интересно посмотреть, кто из них еще жив.

На территории Деревенщиков был ректификационный (спиртовый) заводик и горшечное производство. Со спиртного дед и получал самый большой свой доход — производство вина всегда приносило неплохие средства. Сама деревня Деревенщики была небольшой, имела 8 дворов, в которых проживали 21 мужчина и 25 женщин.

Но постепенно дед старел, сил следить за хозяйством уже было недостаточно, и доход стал потихоньку уменьшаться. Когда муж проигрался и надо было срочно выручать деньги, усадьба была проданы гораздо ниже своей цены. Я в этом ничего не понимала тогда и в дела не вникала. Теперь мне предстояло во всем разбираться очень плотно.

Деревенщики находились в стороне от Старой Смоленской дороги, в пролеске. Никакой речки рядом с деревней не было, жители пользовались колодезной водой. Крестьянское население там было белорусским, и они называли свою деревню на белорусский манер — Деревеньчики. Я так любила в детстве слушать их мягкий говор, отличающийся от великорусского. Перед каждым словом они произносят 'ти', а букву 'л' в конце слова заменяют на 'в', отчего вместо 'видел' или 'ходил' у них получается 'ти видив' или 'ти ходив'. Такой же говор имела и моя старая няня Настасья, которая когда-то жила здесь. А вот Дашутка и Катюша, воспитанные уже в Васино, в большей мере имели великорусский говор, и только иногда в их речи проскальзывали мягкие согласные "женьчины", "мучины" вместо твердых "женщины" и " мужчины".

Насколько я помнила, крестьяне этих деревень отличались от великорусских. Первое, что сразу бросалось в глаза — это одежда. Великорусские васинские мужики носили кафтаны из цветного сукна, крашенные рубашки, чёрные шляпы, женщины носили синие сарафаны, пёстрые передники, на головах кокошники, девушки же повязывали на голову цветные повязки.

Одежда белорусских крестьян была почти вся белого цвета. Недаром их иногда называли "белыми людьми"! Мужчины носили кафтаны из белого некрашеного сукна, белые рубашки, белые валяные колпаки в виде усечённого конуса вместо шляпы. Женщины одевали белые зипуны, белые рубашки подпоясывали белыми суконными юбками 'андараками', на головы надевали белые полотенчатые головные уборы — намётки, или как их называли белорусские крестьянки — намитки. Девушки носили белые повязки, а в праздничные дни надевали длинные, доходящие сзади до половины спины белые повязки с красными узорчатыми концами, а голову украшали цветами или перьями.

Избы у белорусских крестьян были тоже курными, без труб, но домашняя утварь отличалась. Позже выяснилось, что белорусские крестьяне пользуются сохой с узким лемехом, и у них вовсе отсутствует борона с железными зубьями, её заменяет простая борона из срубленных деревьев, с сучьями вместо зубьев.

Что касается внешнего вида, то мужчины из Деревенщиков были ниже ростом васинцев, были они менее плотными, тонкокостными, чем наши крестьяне. Белорусские крестьянки тоже были невысокими и миниатюрными, лица их имели тонкие и красивые черты. Почти все белорусские крестьяне были светло-русыми, с голубыми или серыми глазами. Взгляд их был кротким и добрым. Были они хозяйственными, спокойными, девушки и парни ценились как хорошие варианты для женитьбы и замужества. Надеюсь, они с радостью примут меня как новую — старую хозяйку.

Вечером Миша рассказал, что после меня Деревенщики перешли в руки какого-то отставного гусара, который хозяйством не занимался, а поручил все дела своему управляющему, а сам основное время проводил в столице. Управляющий так хорошо "науправлял", что доход стал еще меньше. Еле теплился только винокуренный завод, да и то он значительно захирел. И вдруг Миша случайно из общения с управляющим, который пристрастился к дегустации производства своего завода и который как-то обмолвился под "шофе", что хозяин собирается продавать имение, так как ему срочно нужны деньги — видимо, проигрался в карты. Настоящую цену управляющий почти не знал, помнил только ту цену, за которую его купили, управлял им спустя рукава. Так что мы могли купить имение и не так дорого.

Утром на том же возке с тем же Степаном мы отправились в путь вместе с Мишей. Нотариус, или как их тогда называли — подьячий крепостных дел, скромный молодой человек, смирно сидел в возке и вопросов пока не задавал. Я только сжимала руки и просила Бога, чтобы нам повезло. И нам повезло!

Настоящего хозяина не было, он только написал доверенность на своего управляющего с правом продажи имения. Это нам было только на руку!

Управляющий, мужчина средних лет и очень потертого вида, был явно с похмелья. Он старался держаться строго официально, но это ему не очень удавалось. Миша представил меня ему, но тот не знал, что я была когда-то владелицей этих земель. Пригласив нас в дом, он прежде всего усадил за стол и предложил закусить и выпить. Я, конечно, отказалась, но подмигнула Мише, чтобы он составил компанию. Тот только делал вид, что пьет то, что наливал ему управляющий, а он хмелел все больше. Когда он дошел до кондиции, я начала разговор:

— Уважаемый Порфирий Петрович (да, как у Достоевского!) Я случайно узнала, что Илья Владимирович (тот самый гусар, владелец усадьбы), нуждаясь в средствах, продает Деревенщики. По-дружески и по-соседски я готова выручить его и приобрести усадьбу и деревню. Я даже пожертвовала своими драгоценностями, чтобы сделать это! Так я уважаю Вашего хозяина, про которого слышала много хорошего!— и я сделала вид, что вытираю слезы.

Порфирий Петрович уже не очень соображал, о чем мы говорим, но вид делал важный:

— Да, Илья Владимирович сейчас немного нуждается в средствах, но и продавать просто так мы не можем! Вы прекрасно знаете, что имение приносит хороший доход!

— Приносило когда-то,— мягко поправила я. — Теперь, насколько мне известно, имение уже мало ценно.

— Но заводик! Только с него мы имеем триста рублей годового дохода! Да и Илье Владимировичу надо еще три тысячи!

Сумма, запрошенная управляющим, у меня имелась, но я стала усиленно торговаться:

— Побойтесь Бога, Порфирий Петрович! Мне известно, что больше ста рублей в год заводик и не дает! Да и откупщики стали прижимистыми, так просто не уступают! Давайте я Вам отдам три тысячи и заемное письмо на сто рублей, вы поедете в Дорогобуж и под это все напишите купчую на три тысячи рублей. Я думаю, это всех устроит!— Я была бы рада, чтобы все так хорошо устроилось. А камней с жемчугом мне не было жалко — еще принесу!

Порфирий Петрович икнул, извинился и согласился! Он прикинул, наверное, что сможет отослать необходимые три тысячи, а остальные сто рублей оставит себе. Мы, не долго думая, написали намерение о продаже имения и деревни, и нотариус заверил его своими официальными печатями и подписями. Тут же я отправила Мишу, нотариуса и Порфирия Петровича в Дорогобуж, чтобы все оформить официально. Миша мог это сделать как мой представитель, я была там не особо нужна. А мне предстояло еще вновь познакомиться со своим старым — новым поместьем и его жителями.

И Барыня тоже время зря не теряла — она осваивалась в будущем. Страх постепенно уменьшался, и выступало извечное женское любопытство. Она впервые, пожалуй, оценила ту заботу, которую оказывали ей дворовые люди. Не было рядом Степаниды, готовившую такие вкусные блюда, не было и Лукерьи, которую можно было в любой момент послать в погреб за припасами. Она не осмелилась сама зажигать газ и поэтому попила только остывший чай с сыром и колбасой. Они ей понравились своей мягкостью, но несколько смутили вкусом — было в них что-то ненатуральное, не такое, как она привыкла.

Поэтому когда по телефону позвонил Сергей Михайлович и пригласил ее в кафе, она с радостью согласилась. Барыня даже воспользовалась телефоном, чтобы вызвать такси. Хотя она и очень боялась этого рычащего чудовища, она просто не знала, как добраться до кафе самой, но адрес она запомнила.

В машине она забилась в уголок и сидела, сжавшись от страха. Водитель только усмехнулся:

— Из деревни что ли?

— Да, — коротко ответила барыня, не желавшая опускаться до разговора с каким-то извозчиком.

— Надолго в Москву приехала?

Барыню шокировало обращение на "ты" к незнакомой женщине, и поэтому она ответила кратко:

— Еще не знаю!

— Понятно, из "понаехавших"! И что вас так в столицу тянет?— водитель и сам совсем недавно приехал в Москву из небольшого городка Курской области, но уже считал себя настоящим москвичом и с презрением относился к остальным приезжим.

Барыня промолчала, но ее удивило, что извозчик назвал Москву столицей — ведь в ее время им был Санкт-Петербург. Когда водитель остановился около кафе, ее уже поджидал Сергей Михайлович. Она, чтобы расплатиться за такси, протянула сто рублей и была очень удивлена, когда шофер, фыркнув, сказал, что этого не достаточно. Во времена Барыни это были огромные деньги, а тут они явно ничего не стоили. Пришлось добавлять еще две банкноты.

Поздоровавшись с кавалером, барыня протянула руку для поцелуя таким привычным жестом, что Сергею Михайловичу не оставалось ничего другого, как поцеловать пальчики женщины, усмехнувшись про себя: "Экая дама! Поистине Барыня!" Они прошли в кафе, и он предложил пообедать, передав Барыне меню. Та несколько растерялась в картинках и названиях и поэтому поступила просто — предложила ему выбрать блюда на свой вкус.

Сделав заказ, они стали разговаривать. Первым делом Барыня хотела спросить про Москву, но что-то ее остановило — это проявилась я — из будущего и объяснила, что произошло. Сергей Михайлович, видя растерянность дамы, стал рассказывать, что в ближайшее время реконструкторы хотят провести бал, и им требуется ее консультация.

Почувствовав себя в своей тарелке, Барыня тут же забросала его вопросами — кто проводит, в каком помещении, каков статус приглашенных, какое угощение они планируют и так далее, и так далее. Сергей Михайлович даже растерялся от ее напора и сказал, что все тонкости он уточнит и потом ей передаст. Он даже предложил ей создать свой сайт, а когда уже я — будущая сказала, что он уже у меня есть, и часть материалов уже выставлена, то очень обрадовался и попросил ссылку на нее.

Принесли заказ и мужчину поразила красота обращения с приборами и поведение за столом барыни. Он, по военной привычке, ел быстро, а дама ела медленно, отрезала маленькие кусочки от куска мяса, который они заказали, держалась прямо и делала все очень аккуратно.

— Как настоящая аристократка, видно, был кто-то непростой в родовЕ,— подумал Сергей Михайлович, выходец из семьи простых рабочих.

Закончив с едой, они выпили по чашке кофе, который был не столь крепким, как привыкла Барыня, но который ей неожиданно понравился своим мягким сливочным вкусом. Тут она сообразила и передала тысячу рублей — огромные деньги в ее время, но она уже знала, что здесь они были не такой значительной суммой. Сергей Михайлович отказался, что очень понравилось Барыне. Они решили немного прогуляться и она согласилась. Ей уже было не так страшно, она с удовольствием приняла предложение пройтись под ручку и только прижималась к кавалеру крепче, когда переходили дорогу или видели летящий на них транспорт.

— Совсем из глубинки приехала, трудно ей будет в городе,— подумал Сергей Михайлович, который уже знал, что дама приехала из небольшой деревни в Смоленской области.

Он прошлись до машины Сергея, и он довез Барыню до дома. Расставались они обоюдно довольные и договорились о новой встрече.

Глава 28. Новые и старые знакомые.

Проводив Мишу с управляющим и нотариусом в Дорогобуж, я осталась стоять во дворе и задумалась настолько, что не заметила, как меня окружили крестьяне деревни и дворня усадьбы. Перед их отъездом я только сказала Мише, чтобы он попросил управляющего распорядиться, чтобы меня потом отвезли домой. Управляющий после разговора с Мишей громко и грубо крикнул кому-то: "Слыхали, холопы, чтобы Барыню домой доставили как следует!"— и с этим залез в возок.

А люди так же стояли молча, готовые принять любое известие. Наконец, я пришла в себя и увидела их всех. Ожидание явно читалось на их лицах, и я не смогла их не оповестить на их родном языке, который вдруг всплыл у меня сам собою:

— Даведаецеся ці Вы мяне? Я была калісьці тут гаспадыняй. Калі ўсё складзецца ўдала, я зноў стану вашай барыняй. Прымеце таму, людзі добрыя? ( Узнаете ли Вы меня? Я была когда-то здесь хозяйкой. Если все сложится удачно, я вновь стану Вашей Барыней. Примете назад, люди добрые?)

На это мне отозвался такой гул голосов, плача, радостных воскликов, что я не выдержала и сама чуть не заплакала — напряжение от оформления сделки покинуло меня и я смогла немного расслабится.

Вдруг вперед всех из толпы вышел старик, который опирался на руку молодого парня, очень на него похожего. Старик поклонился мне в пояс, с трудом разогнулся и одышливо произнес:

— З вяртаннем, Ваша благароддзе, матухна Наталля Аляксееўна, вядома, многія з Вас даведаліся. А вось Вы пазнаеце мяне? (С возвращением, Ваше благородие, матушка Наталья Алексеевна, конечно, многие Вас узнали. А вот Вы узнаете меня?)

Я с удивлением вгляделась в старика и узнала в нем дедового старого доверенного слугу, Луку, бывшего его денщика, который и спас его после ранения — перевязал, отвез к лекарю, ухаживал за ним, как за малым ребенком. Дед хотел дать ему вольную, но тот отказался со словами: "Куда же я от вас, Ваше благородие?" Так он и остался в доме, помогая деду меня воспитывать.

Тут от удивления я вновь перешла на русский язык, который старик хорошо понимал:

— Дядюшка Лукаш? — а я звала его именно так. — Ты ли это?

— Я, я барыня, рад, что дожил до Вашего возвращения! Вижу, что все у Вас хорошо, раз смогли вернуть себе имение. А это внук мой, Лукашик, помощник мой. Но что же мы во дворе стоим, вот Ваш дом, теперь Вы в нем хозяйка!— старик также перешел на русский язык, который перенял от моего деда.

И мы все вместе зашли вновь в мой старый новый дом. Стол еще стоял накрытый, и я пригласила старика присесть к нему, видя, что тому тяжело стоять. Дядюшка Лукаш поклонился и сел с достоинством. Его внук остался стоять. Я стала расспрашивать его:

-Ты же знаешь, дядюшка Лукаш, что не по своей воли я рассталась со своим родным домом и продала имение и деревню.

— Знаем, все знаем, матушка барыня, и про мужа Вашего покойного, Царство ему небесного и прощения за все грехи, и про всю жизнь Вашу тоже до нас слухи доходили.

— Ну, расскажите, а как Вы тут жили? До меня тоже только отдельные вести доходили, все-таки больше семи лет прошло, как я от сюда уехала.

— Ну что ж, сказать, Барыня-матушка, плохо мы тут жили. Хозяина своего и не видели почти, а всеми делами управляющий занимался. Только он больше внимания заводику уделял да вино пил, а остальное его и не волновало — только денег требовал все больше да лютовал знатно, когда что не по нему было. Дед Ваш, Георгий Иванович, Царство ему небесное, за все годы и не наказывал никого, а этот аспид и руки мог распустить, и на конюшню драть отправить!

— Ничего, дядюшка Лукаш, кончилось его время. Тебя я хотела управляющим сделать.

— Нет, матушка-барыня, стар я стал для управляющего, есть кто и помоложе. Вот внучок мой — Лукашик— его возьмите, толковый будет помощник, а я уж за ним пригляжу.

Парень с достоинством мне поклонился. Я посмотрела на него — он держался спокойно, выглядел опрятно, лицо его было умным и располагало к себе.

— Ну что же, посмотрим, как себя покажет. А старостой кто сейчас в деревне?

— Староста тоже управляющего друг, Иванка, помните ли такого?

— Иванка? Так он самый драчливый да скандальный парень был по деревне! И за девушками первый бегал, хоть и не любили его! Неужели поумнел да за дело взялся?

— Как бы ни так, Барыня, таким и остался, еще и хуже, он и был у управляющего в главных слугах, он и людей наказывал! Сколько из-за него слез наши бабы да девки пролили, скольким он жизнь испортил! И не рассказать!

— А где же он сейчас?

— Да как узнал, что деревню продают, так и исчез, даже следов не оставил! Все хозяйство свое бросил, а сам пропал — как в воду канул! Видно, чуял, что отольются ему наши слезы.

— Так надо в розыск на него подать! А то беглым будет числиться!

— Бог его рассудит — сильно далеко ему зимой и не убежать!

— Ну ладно, о старосте еще поговорим. Ты лучше вот скажи — что с имением, вижу, что и тут мало порядку.

— Ну про дом Вам лучше Авдотья расскажет, ключница наша.

Тут вперед вышла старушка, в которой я с трудом узнала мою любимицу — хозяйку нашей усадьбы. Именно она нередко прятала меня маленькую в своих широких юбках, когда дед сердился на меня, именно она ласкала меня и вместе с Настасьей нянчила и баловала, именно она отказалась уехать вместе со мной, объяснив, что не может бросить родную усадьбу. Она тоже бросилась ко мне со слезами радости на глазах:

— Матухна-заступніца Маці Божая, сподобила мяне зноў убачыць Вас, ваша благароддзе Наталля Аляксееўна! (Матушка-заступница Матерь Божья, сподобила меня вновь увидеть Вас, ваше благородие Наталья Алексеевна!)

— Аўдоцця, Авдотьюшка, якая я табе высакароднасць, памятаю, як ты мяне яшчэ паненкай Натальюшка называла! А я цябе зусім маленькая цётачкай Дотей клікала! Памятаеш? (Авдотья, Авдотьюшка, какая я тебе благородие, помню, как ты меня еще барышней Натальюшкой называла! А я тебя совсем маленькая тетушкой Дотей звала! Помнишь?)

-Як забыцца, матухна Наталля Аляксееўна! Ужо і не спадзяваліся мы з Вамі зноў пабачыцца! І ніхто і не ведаў, хто наша маёмасьць ды вёсачку купіць! Ужо да самага дрэннага падрыхтаваліся, хоць і так худа жылі! ( Как забыть, матушка Наталья Алексеевна! Уж и не чаяли мы с Вами вновь свидеться! И никто и не знал, кто наше имение да деревушку купит! Уже к самому плохому приготовились, хотя и так худо жили!)

Я вновь перешла на привычный мне язык, зная, что и Авдотья его понимает. Все дворовые хорошо владели и своим, и великорусским языком.

— Ладно, Авдотьюшка, теперь все позади! Я вот что вам скажу. Я пока не знаю, здесь я буду жить, или в Васино останусь — там моя крестница живет, родная моя душа, да и переболела она серьезно недавно — не могу пока я её без пригляда оставить. Да и оформить все надо окончательно, все бумаги как следует в порядок привести. Поэтому пока я Вас оставлю, но дня через два вновь приеду. Надо за это время усадьбу отмыть да в порядок привести. Ты уж тут сама распорядись, если что надо будет, пока Лукашику говори, мы потом все обсудим. Старосту сами деревенские пусть выберут, хозяйство Иванкино пока не трогайте, да приглядывайте — вдруг и он сам объявится.

С этими словами я вновь вышла на улицу и тоже самое повторила крестьянам. Они одобрительно загудели:

— Не хвалюйцеся, матухна — барыня. Цяпер мы ў надзейных руках. Дзядулю вашага, яго высакароднасць, Георгія Іванавіча толькі добрым словам і ўспаміналі, цяпер на Вас уся наша надзея засталася! (Не переживайте, матушка — барыня. Теперь -то мы в надежных руках. Дедушку Вашего, его благородие, Георгия Ивановича только добрым словом и вспоминали, теперь на Вас вся наша надежда осталась!)

На этих словах я вновь подошла к Лукашику, чтобы ехать домой. Но тому и приказывать ничего не пришлось — он и сам все сообразил. Через несколько минут к крыльцу дома подъехал старый наш возок, который служил еще моему деду. Но выглядел он чистым, ухоженным, чувствовалось, что за ним хорошо следили. Управлял им ладный молодой парень, который поклонился мне в пояс и произнес по— русски:

— Демидом меня зовут, Ваше благородие — барыня! За лошадками я тут приглядывал, конюхом да служил. Надеюсь, не прогоните с места!

— Посмотрим, посмотрим, как себя покажешь. дорогу-то до Васино знаешь, довести сможешь?

— Знаю, отвезу, Вы не сумлевайтесь, барыня.

На этом мы и тронулись в путь. Но я еще долго видела, что люди не расходились и махали вслед нашему возку. Надеюсь, все у нас сложится нормально. Доехали мы быстро, дорогу Демид действительно знал и лошадьми управлял не хуже Степана. Можно будет действительно оставить его на месте — от добра добра не ищут, и других дел полно.

На крылечке меня уже поджидали— видно, услышали звук возка. Маша с нетерпением проговорила:

— Михаил Иванович еще в Дорогобуже, ждем в скорости. А у Вас как все прошло?

— Да вроде нормально все, работы много только предстоит! Но что же ты здесь мерзнешь, нельзя тебе еще! Пойдемте в дом!

А выглянувшему Антипу я сказала:

— Это Демид, конюх из Дорогобужа, ты уж ему покажи, куда лошадей поставить да самого его надо накормить да приютить — он пока здесь побудет.

Удивленный таким приемом Демид только поклонился в пояс:

— Благодарствуйте, барыня, за добрый прием Ваш!

— Ладно, ладно, потом поговорим!

Зайдя в дом, я тут же оказалась в добрых руках Лукерьи. Мне помогли раздеться, согреться, накормили и напоили чаем и только тогда приступили к расспросам. Я видела, что Машу волнует один вопрос и даже догадывалась, какой именно, но пока не хотела обсуждать его при людях. Зайдя в кабинет, я начала:

— Машенька, дорогая, милая моя! Ты же знаешь, что ты мне как доченька! Я же вижу, что ты спросить хочешь! Так вот — никуда я тебя не брошу, как жили мы, так и жить будем, пока ты замуж не выйдешь и полной хозяйкой не станешь. А я и в Деревенщики ездить буду, и тут тоже жить буду! Только и тебе придется мне больше помогать и хозяйством заниматься. Есть и еще для тебя у меня идеи, но это потом обсудим. А пока я хочу немного отдохнуть да в себя придти.

С этими словами успокоенная Маша оставила меня. Вскоре и Миша приехал из Дорогобужа — уже один. Он только потряс бумагами и удовлетворенно выдохнул устало: — Все, дело сделано! Все оформлено официально! Деревенщики теперь Ваши! Управляющего я накормил, напоил, да в гостиницу в Дорогобуже определил! Он даже возвращаться не захотел, сказал, потом человека за своими вещами пошлет. Я ему проживание за неделю заплатил и приказал поить до изумления!

Я только крепко обняла Мишу и отдала ему золото и камни мамы, которые, к счастью, нам не пригодились. Я прошептала ему: " Какое счастье, что ты нашелся! Что бы я без тебя делала?"— я впервые назвала Мишу на "ты" как друга, как брата. Миша также тихо ответил: " Я тоже рад, что ответил тогда на это странное объявление!" Мы еще раз обнялись и Миша ушел отдыхать.

И я тоже легла и действительно заснула — так была утомлена всеми этими событиями. Спала я беспокойно, во сне видела, что и Барыня тоже переполнена событиями своего полностью самостоятельного дня. И хотя мне и ей очень хотелось вернуться назад, мы обе решили пока подзадержаться— предстояло сделать еще очень и очень много за эти так называемые "выходные " дни.

Глава 29. "Сэр Чарльз", " Хозяин гостиницы " и другие.

С этими всеми переживаниями я почти забыла про Александра Николаевича. Но зато он не забыл о нас.

На следующее утро я встала рано, но еще долго разбиралась с бумагами на Деревенщики. Эйфория от приобретения имения схлынула, настало время подсчетов средств и определения дальнейших направлений работы. Я даже завтракать пока не стала, а углубилась в дела.

Вдруг Машенька зашла ко мне, и я услышала от всегда сдержанной девушки радостный смех и возглас: "Крестная, посмотрите, какая прелесть!" В руках она держала симпатичную корзиночку, из которой извлекла миленькую собачку с большими ушками, волнистой шерсткой и выразительными карими глазками. В той же корзиночке лежала записка, что это щеночек породы кинг-чарльз спаниеля и зовут его, естественно, сэр Чарльз! Прислал щеночка как раз Александр Николаевич мне в подарок.

Я его оценила — порода была редкая и ценная и в мое время, а тут и тем более! Пришлось писать благодарственное письмо и прикладывать к нему "отдарок"— ту самую маленькую стопочку и фляжку, которую можно засовывать в голенище сапога, т я принесла из будущего.

Машенька же не выпускала щеночка из рук, обнимала его, гладила, "сюлькала", как говорила моя мама, и я убедилась, какая она еще ребенок! Щеночек только недоуменно щурил глазки, но ласки принимал благосклонно, не вырывался. Тут же как из-под земли появилось и еще одно заинтересованное лицо, вернее, мордочка — наш Мурзелло Маркович! Он с интересом посмотрел на собачку и поднял на меня глаза, мол, что это за создание?

-Это собачка, сэром Чарльзом зовут!

Мурзик заинтересованно обнюхал щеночка и фыркнул:

— Маловат он будет для сэра! — прямо голосом героя мультика! — И за Чарлика сойдет!

— Ничего, подрастет! Зато посмотри, какой хорошенький!

— Вполне ничего! Но и покрасивей его найдутся!

Щеночек обнюхивание Мурзика принял спокойно и даже с любопытством — мол, кто тут такой большой и важный.

А Мурзик ревниво спросил-промяукал:

— Меня-то меньше любить не будешь?

На эти слова— мысли я вполне искренне ответила:

— Никогда, ты мой самый любимый и неповторимый мужчина!

На что Мурзик удовлетворенно мяукнул:

— Ладно, Чарлик, так Чарлик, пусть живет, не объест, он еще такой маленький!

Но видно было, что он очень доволен моим ответом. Обнюхав по-хозяйски еще раз собачку, он гордо удалился, чтобы не мешать дамам ухаживать за малышом. А Чарлик был напоен молочком, приобрел голубенький бантик и домик в той же корзиночке,в которой он появился и куда положили тряпочки, где и заснул после всех переживаний.

Так у нас появился еще один член семьи, любимец Маши, которая привязалась к собачке изо всех сил. Чарлик отвечал ей также полным доверием и любовью. Он обожал, когда его гладили, трепали, расчесывали нежную шерстку, у него был целый набор щеточек, бантиков и ошейничков, которые сменялись, как наряды у записной модницы. Его не раздражали ласковые и нередко крепкие объятия Маши, наоборот, он им искренне радовался. Собачка в прямом смысле слова ходила за девушкой "хвостиком", и мы уже знали — где она, там и песик, и наоборот, где песик, там и Машенька.

Короче, собачку дарили мне, но хозяйкой ей стала Машенька — но я была не в претензии, у меня и без того забот хватало. Ужился Чарлик и с Мурзиком, и нередко играл с его хвостом, что указывало, что его охотничьи инстинкты, доставшиеся в наследство от предков, вполне сохранились. Пытался он и мышей ловить наравне с котом, но тот дал ему понять, что это его работа, и чтобы он не лез, куда не просят, так что песик ограничивался пока мячиками и другими игрушками.

Кстати, вот одна идея на будущее — игрушки и одежда для маленьких собачек пользовалась и в будущем огромным спросом, а здесь маленькие комнатные собачки вроде мопсов, пуделей, пекинесов, левреток, тех же кинг-чарльз-спаниелей, нередко жили в дворянских семьях в качестве любимцев у барыней. Вспомните бедняжку Му-му, которая приглянулась Тургеневской героине. Так что рынок сбыта этой мелочи будет огромный!

Только мы все успокоились и сели завтракать, как в комнату вошла Лукерья и недовольно проговорила:

— Матушка-барыня, тут до Вас и Михаила Ивановича какой-то охломон лезет! Я ему говорю, что баре завтракают, а он:

— Мне ждать некогда, меня там каждую минуту хватиться могут!

Я улыбнулась и сказала:

— Ну, зови, посмотрим, что за охломон такой!

В комнату вошел — ввалился огромный молодой мужчина, одетый в поддевку и обутый в наши валенки! В руках он держал шапку. Парень поражал своей силой, статью, чистотой и опрятностью.

Я уже знала со слов Миши, что это — Матвей, который служит на постоялом дворе. У нас был как-то разговор, как улучшить и расширить его хозяйство, а тут и он сам приехал к нам, да еще и от обеда отвлекает! Но чувствует за собой правоту и никого не боится! Хоть и отвлекает бар от еды, все равно на своем настаивает. Хотя за такое и наказать могли! Но для него желание отстоять свое имя было сильнее страха наказания. Бедовый парень!

Тут к столу вышел Миша — он вчера сильно устал и спал сегодня подольше. И он сразу напустился на этого парня, вроде как сердито, но я-то видела, что он улыбается в сторону:

— Ты зачем приехал! Я тебе что сказал! Ждать, когда я или Барыня тебя вызовет! А ты!

И обращаясь ко мне, добавил:

— Извольте видеть, Наталья Алексеевна, какой инициативный! Я ему сказал ждать распоряжений у себя на месте, а он сюда приехал!

Поклонившись нам всем в пояс, парень заговорил басом:

— Так я и ждал на постоялом дворе, да так и не дождался! А раз лично зовут к барыне, значит, что-то серьезное! Вот и приехал раньше времени! Али чем я Вас прогневал? Но вроде нет за мной никаких грехов! Всех проезжающих обихаживаю, как положено! Никто не жаловался!

И тут он вдруг замолк с открытым ртом и уставился на нашу Дашутку! А надо сказать, что девчушки наши как-то резко повзрослели, расцвели, похорошели! Они и всегда были аккуратистками, а теперь и тем более стали хорошо одеваться, следили за собой. И если Дашутка по прежнему была скромницей и никто ее особо и не замечал, то Катюшка носилась по всему дому, успевала узнать все новости вокруг и нередко сообщала их нам.

И вот этот огромный парень остолбенел, когда увидел нашу скромняшку! А та глаза в пол опустила, покраснела от внимания мужчины, но чувствовалось, что это ей очень нравилось. Я решила прервать это молчание и поинтересовалась:

— А ты кто такой?

— Так на постоялом дворе я служу, Матвеем меня кличут! Батюшка мой там служил, и я после смерти там же и остался! Я и книги привез, в которых записи делаю по всем заботам постоялого двора и могу показать, что всё в порядке! Как без этого? У меня и батюшкины записи в целости и сохранности! Мы порядки знаем! Вот хоть у Михаила Ивановича спросите, нет на меня никаких жалоб!

— Нету, нету на тебя жалоб, успокойся!— улыбаясь, сказал Миша.

— Значит, ты грамотный?

— Отец Павел научил, да и сам люблю это дело, проезжающие и газетку оставят, а иной раз и книгу! Вечером зимой хоть заделье есть, а то я один остался после смерти батюшки, матушка уж давно померла, Царство ей небесное!— и он широко перекрестившись, опять посмотрел на Дашутку.

— Понятно, понятно! А валенки у тебя откуда?

— Так это наши валенки, васинские, Авдеич и дал! Ох, и хороша обувка! И теплая, и легкая! Сноса ей нет! Так выручает! Многие проезжающие ими интересуются, себе купить хотят!

— Интересуются, говоришь! Ладно, подумаю, как их интересу помочь! Ну ступай в людскую, отдохни. Да пусть Настасья тебя там покормит чем-нибудь! Потом с тобой поговорим.

— Благодарствуйте, барыня, за Ваш хлеб-соль!

Лукерья тоже подхватила:

— Ступай, ступай! Показался барыне и будет! Только снегу нанес!

— И вовсе нет, я ноги веничком очистил, я порядки уважаю!

И с этими словами он вышел из комнаты. Мы все невольно рассмеялись — всем нам наш "Хозяин гостиницы" понравился своей самостоятельностью, независимостью. Чувствовалось, что такой и себя в обиду не даст, и проезжающих обиходит как надо. Я была рада с ним познакомиться и сразу взяла себе на заметку — сделать на его постоялом дворе что-то типа "ларька"— продавать те же наши валенки, книжки, рецепты, домино, лото. Место было бойкое, народу проезжало много, брать их будут хорошо!

Можно еще и вывеску сделать, что-то типа "Приют усталого путника", чаем да баранками угощать. Можно из булочками с котлетками по типу гамбургеров да пирогами, супами разными людей кормить! Думаю, от желающих это попробовать да с собой взять отбою не будут. Только хозяйку надо хорошую для всего этого поставить. Но если Матвей так нашей Дашуткой заинтересовался, я препятствовать не буду — ей там самое место! Она хоть и молчунья, но аккуратная, трудолюбивая, все работы знает. А через нее и новости узнавать будем! Так что все отлично складывается.

Я уточнила у Миши:

— Михаил Иванович, так Вы этого Матвея давно знаете?

— Знаю, а как же, не раз у него на постоялом дворе бывал. Хороший парень, аккуратный, все у него, как положено. И кузнец рядом справный, Филипп. Вот уж поистине — "любитель коней"! Он с лошадьми, как с людьми разговаривает, никаких не боится. И жена у него славная, хоть и молоденькая, тоже наша Васинская, Евдокия, Дуняша наша, вот Лукерья ее знает! А Матвей никак не женится, хоть и хозяин он отличный. Но не каждая деревенская девушка захочет отдельно от родни жить, да чужим людям прислуживать! — и Миша весело подмигнул мне — он явно смекнул, к чему весь этот разговор шел. А Даша, хоть и делал вид, что ее этот разговор не касается, явно была в нем заинтересована.

Мне же это только на руку было. После завтрака я рассказала Мише свою идею и он ее только поддержал.

— Отлично придумано! Тут столько разного можно продавать! Кто-то и сутки — двое на дворе сидит, пока погоду ждет! Вот тут наши игры и пойдут в дело! Да и детишкам книжки и игрушки брать будут! Здорово! А насчет супов да каш — идея, конечно, хорошая, только кончатся они быстро — и где еще возьмем при необходимости? Может, попробовать что-то типа гамбургеров делать — булочки с котлеткой или колбаской, готовые блинчики, которые можно только разогреть, пельмени в дорогу, пироги? Только для этого надо отдельную кухню с печкой хорошей ставить да кухарку нанимать в помощь, а то одной хозяйке не справится!

— Слушай, какой ты молодец! А ведь это идея! Будет у нас такой "Приют странника" — "Дом вне дома!" Вот и рекламный слоган придумался! Думаю, успех будет обеспечен. Решено, давай активно занимайся оформлением в купеческой гильдии! И в Дорогобуже надо такую лавку ставить! Там народу много бывает, особенно на ярмарках, никому дорогу из имеющихся торговцев не перейдем! Всем хватит! Ты мне в разъездах нужен, но думаю, найдем кого-нибудь на место приказчика в эту лавку! Ты там у себя поспрашивай, может, и найдем людей! А на днях надо будет действительно потом съездить к этому Матвею на постоялый двор да посмотреть, что там и как.

С этими словами мы с Мишей, окончив завтрак, прошли в кабинет, куда пригласили и Матвея, и кратко рассказали о наших планах. Его они заинтересовали, и он удовлетворенно прогудел:

— Хорошее дело, очень хорошее! Особенно пироги с блинами хороши будут. В дороге многие перекусить не прочь! Только ведь это хозяйку хорошую надо!

— А это уж твоя забота хозяйку найти, я тебе препятствовать не буду,— так я намекнула Матвею на нашу Дашутку.

Матвей намек понял, хмыкнул с удовольствием и откланялся. Дальнейший разговор с Мишей прошел уже позже:

— Денег-то нам много надо! И Деревенщики восстанавливать, и производство расширять, и крестьян инструментом обеспечивать. Да и про войну забывать нельзя — надо и продукты запасать, и дрова, и сено! В Васино-то французы стоять будут, а вот в Деревенщиках, насколько я помню, их и не будут! Над туда основные посадки перенести! Решено! Сегодня я разбираю все, что нанесла, и мы смотрим, что еще надо взять. Что лишнее, ты в Деревенщики увезешь — там никто и не увидит, а здесь интерес может вызвать. Да и надо нам какой-нибудь склад небольшой присмотреть для хранения всех припасов. Да еще подумать надо — что такого в будущее принести, чтобы легче продать да денег заработать? А то поделки деревенские уже таким спросом не пользуются, слишком много я всего натаскала. А книги каждый раз носить не будешь — слишком подозрительно это все!

— А Вы фарфор носить не хотите? Мне помнится, даже самая маленькая чашечка бешенных денег стоила, а уж ее появление объяснить проще — от бабушки в наследство осталась!

— Миша, ты гений! Ну, конечно! Вазочки, статуэтки, чашечки — все это легкое, мелкое, но ведь действительно — такое дорогое! Решено! Я завтра постараюсь уйти в будущее, а ты тут побудь, подстрахуй Барыню! А я как все дела сделаю, постараюсь вернуться поскорее. Надо еще имение смотреть, помнится, у дедушки там много чего интересного было!

На этом мы и разошлись по делам. Я стала разбирать свои многочисленные припасы, а Мишу попросила продолжить с Машей записи сказок и рецептов. Так и прошел этот день — спокойно, по-хозяйски.

А барыня тоже занималась делами, осваивала компьютер — Миша ей бегло все показал, но особого времени не было, чтобы во всем разобраться. И хотя барыня первое время страшно боялась, что если она нажмет не ту кнопочку — то весь мир и исчезнет — постепенно перешла от метода "обезьянки"— когда она тыкала подряд во все кнопки — к более осмысленному действию.

Ее только удивляли многочисленные английские надписи, но и тут она разобралась потихоньку. Читать тексты ей было достаточно трудно с экрана, глаза с непривычки уставали быстро, а вот на простые игры типа "три в ряд" она подсела капитально — они ее так затянули, что она и не заметила, как день прошел. В этот раз барыня даже осмелилась разогреть в микроволновке какую-то еду, купленную еще Мишей. Ее поразила быстрота этого действия, а вот вкус показался непривычным и пресноватым. Но есть хотелось, так что пошла в ход и такая пища! Так что все были заняты полезными делами!

Глава 30. Обретения и потери.

За это время я натаскала столько припасов, что уже и не помнила, что куда засовывала в спешке. Поэтому я стала методично все вытаскивать, объяснив Маше, что занялась уборкой. Мишу я попросила продолжить с ней запись сказки "Морозко" и рецептов.

Запасы мои поражали своей многочисленностью и не системностью — еще бы, первое время я носила все подряд, боясь, что переносов больше не будет. Пришлось потратить немало времени, чтобы отложить лекарства, освободив их от имеющихся упаковок, снова разложить по пакетикам с учетом особенностей действия, все подписать и систематизировать. Набрался достаточно большой пакет — скорее, мешок. На этом я пока решила остановиться — ведь дома в будущем у меня стояло десять медицинских сумок "Скорой помощи"— я еще докупила пять к имеющимся уже наборам. Нести их в таком виде, как они были, опасно, предстояло еще и с ними разобраться. Часть лекарств я решила забрать в Деревенщики, часть оставить здесь, все хорошо спрятав.

Далее — ткани, нитки, фурнитура, украшения — все это тоже оставалось дома, для Полетт. Тут же была и анилиновая краска, которую я хотела использовать не только как основу для лекарств, но и как отличный краситель. Надо пробовать покрасить ею нитки для вязания и шитья. Предстоял прием полка и надо было озаботиться новыми нарядами, более шикарными и интересными. Кроме того, я заметила, что Маша отлично рисует, и задумала применить ее таланты в создании журналов мод — они уже были, но их выписывали в основном из Франции, а можно было попробовать издавать их здесь.

Была еще и идея из моего детства — бумажные куклы с нарядами. Я думаю, такие были у всех девочек в разное время — и у моей бабушки, и у мамы, и у меня. Менялось время, наряды, общей была идея, довольно легко осуществимая — Машина фантазия могла создать такие бумажные наряды очень легко.

Можно было рисовать одежду прошлого, русские и белорусские наряды, Барышню и Гусара, Крестьянку и Крестьянина, Купца и Купчиху — только фантазируй. Дело упиралось в краски и хорошую бумагу. Не хотелось бы носить все из будущего, надо искать местные ресурсы. Я не хотела просить монахов помочь мне с этой идеей — слишком богохульственной они бы ее посчитали — ведь основная кукла должна быть полуодета — так чтобы сверху можно было накладывать новые наряды. Вряд ли это понравится архимандриту. Об этом предстояло еще поразмыслить.

Кроме того, после разговора с Верочкой я не сомневалась, что к Полетт обратятся местные дамы с заказами на пояса с прокладками. Надо было думать, как ей помочь справиться с этой работой. Пока я попросила Мишу поискать в Дорогобуже женщин — жен оставных военных и мещан, которых было немало в городе. Думаю, с такой простой работой они справятся, а лишняя копеечка никому не помешает. Перебегать дорогу Зизи я с ее салоном я не хотела, это скорее было актом благотворительности.

Кроме того, надо мне озаботиться элементарной медицинской подготовкой, поискать какие-нибудь курсы для медсестер потолковее, да с хорошей практической частью.

А вот растения, книги, семена, картошку — все это надо было нести в имение деда — там я решила сделать экспериментальные посадки, чтобы посмотреть, как себя поведут семена из будущего в эту эпоху. Думаю, их улучшенная селекция даст бОльшие результаты, чем у обычных посевов.

По размышлению и после совета с Мишей, мы решили, что в Васино остается и расширяется все производственная база — валенки, игры, книги, рецепты и их продажа на постоялом дворе и будущей лавочке в Дорогобуже. Тут же пригодятся станки и инструменты, обещанные мне Сан Санычем. Кроме того, запасы шерсти для валенок у нас были на исходе, требовалось срочно их пополнять.

Но это все продлится где-то по май, когда крестьянам уже будет не до валенок — начнется работа на земле, когда каждый день дорог. Поэтому надо думать, куда дальше переносить производство. Дорогобуж подходил больше всего, но там осенью будут французы, город значительно пострадает. Значит, надо будут озаботься сохранностью производства заранее.

В Деревенщиках же будут все посадки и сельские запасы. Я надеялась также на дедушкин горшечный завод и спиртовое производство. Была у меня идея начать производить водку по улучшенным технологиям, причем делать и простую водку, и напитки с добавками — перца, ягод, различных трав. Да и просто спирт тоже пригодится, можно попробовать на его основе сделать что-то типа духов или туалетной воды. Сейчас это было, но основой для духов служили масла и их вытяжки. Если бы все удалось сделать, это принесло огромный доход. Послужит спирт и медицине при обработке ран и как простое болеутоляющее средство.

А горшечное производство поставляло бы, кроме тары, и глиняные игрушки в стиле Дымково, разные свистульки, а также головки для героев моего кукольного театра — наконец-то я догадалась, как их сделать. И Деда Мороза можно было сделать из глины, только добавить ему одежду, обувь — те же валенки, сделать бороду из ниток или ваты.

Но надо быть очень осторожной. Пока мои телодвижения особых подозрений не вызывали — были они мелкими, осторожными. Хотелось бы, чтобы и в дальнейшем так происходило.

И мои переносы пока недоумений не вызывали — мы с Барыней все больше сливались, соединялись и памятью, и делами. И если раньше это и было заметно близким, вопросов они не задавали — Маша болела, а дворня излишним любопытством к барским делам не страдала.

Подбив все запасы, все записав, я решила съездить в Деревенщики, пока было еще время. Надо сказать, что я стала замечать его сдвижение — если раньше оно не совпадало, то теперь и оно слилось — шло параллельно, то есть если я уходила из будущего в 9 утра, так в это же время минута в минуту я и попадала в прошлое. Осталось неизменным только отставание дат календаря, связанное с новым и старым стилем. Так что и само время будто подгоняло меня — делай быстрее, делай больше — осталось всего 3— 4 месяца — а там и война!

Да я и начинала чувствовать, что с наступлением весны мои переносы кончатся вместе с метелями, что тоже не давало мне время на раскачку. Вообще, за эти два месяца середины декабря — января и начала февраля было сделано достаточно много, но сидеть на "попе ровно" мне было некогда — предстояло сделать еще больше. Накопление денег, рессурсов, людей было в самом разгаре, скучать не приходилось. Редкие часы спокойного отдыха были у меня только поздно вечером и ночью, когда все спали. Но и тогда я писала, вспоминала идеи будущего, песни и стихи.

Да и в будущем предстояло много работы — шла самая тяжелая третья четверть, надо было готовиться в контрольным итоговым работам, да и выпускной бал наш нельзя было пускать на самотек. Дети тоже требовали присмотра. Кроме того, надо было продолжить помогать Барыне адаптироваться в будущем, развивать ее блог, знакомство с реконструкторами, дружбу с Сергеем Михайловичем. Да и денежный запас ей надо было сделать — когда там она начнет сама зарабатывать, да и кем сможет работать. Школа однозначно отпадает — дети ее раскусят тут же, в музее или галерее — надо хорошую музейную подготовку, да и устроиться туда не просто — оставался Интернет, писательство, вхождение в интеллектуальную элиту, что тоже было не беспроблемно.

Появилась у меня идея попробовать сделать здесь, в прошлом, закладки с книгами, картинами, вещами, посудой, чтобы потом отрыть в будущем и преподнести находки как найденные клады. Тогда бы никаких вопросов по их появлению просто бы не возникло! Клад! А продажа всего этого позволило бы барыне жить вполне обеспеченно. Так, еще одна информация к размышлению!

Кроме того, я думала о том, что вся это история не просто так — не было бы переноса, не о чем бы таком Барыня и не задумывалась, жила бы себе спокойно, воспитывала Машу, выдала бы ее замуж, растила бы ее внуков. Или сама бы вышла замуж за какого-нибудь соседа — помещика, жила бы спокойной размеренной жизнью.

И в войну бы уехала куда подальше, бросив своих крестьян, как поступали очень многие помещики, обрекая тем самым людей на смерть от голода или разбой. Ведь мародерством занимались не только французы, но и свои крестьяне от безысходности, да и мелкие помещики нередко под шумок грабили своих же соседей, стремясь к обогащению. Значит, я здесь для чего-то нужна! И это понимание цели моего попадания наступит очень скоро!

Кроме того, я очень много размышляла о последствиях своих переносов и воздействия их на будущее. Я очень боялась, что однажды вернусь в измененное время, где я — вовсе не я и все по другому, как было у Брэдбери в его знаменитом "Эффекте бабочки". Но тогда в этом параллельном мире может и не быть всего того, что окружает меня — не будет меня самой, а будет другая женщина, не будет подруги Инны, моей профессии, детей и т.д.

Но потом, после долгого размышления, решила так — будущее, которое СЕЙЧАС окружает меня, сложилось на основе прошлого, которое я и изменила — да и изменения эти настолько незначительны, что их можно не учитывать! Не настолько уж глобально мое воздействие! Ну улучшила я производство валенок, домино, лото — так все эти вещи уже есть! Я же их не изобрела! Вязание крючком — тоже будет, но чуть позже, тут только небольшой временной сдвиг. Рецепты блюд — тоже самое! Песни — так их уже поют в будущем, значит — все в порядке! Я вот искренне не понимала всегда и не понимаю теперь все эти теории о параллельных вселенных, точках бифуркации и прочих умных вещах.

Нет, довольно, пора проветриться, всех дум не передумаешь! Позвав Мишу, я кратко рассказала ему итоги своих разборок и размышлений. Он все одобрил и сказал только, что из будущего надо принести еще хороший инвентарь для сельхозработ — лопаты, пилы, вилы, косы, серпы и другое. Здесь все это было, но низкого качества. Можно было принести и просто хорошего железа в полосах, чтобы местные кузнецы сделали что-то похожее. Да, Наталья Алексеевна, скоро твои мышцы совсем окрепнут от этих тяжестей и ты станешь профессиональной атлеткой! Но мысль была здравая.

Да и серебро, камни, золото надо будет опять приносить — хоть и опасно это становится. Еврей есть еврей, наверняка он сообщает полиции о крупных поступлениях товара, тем более такого необычного. Надо думать, как обезопасить себя. Но средства будут нужны, пока поступления от продаж небольшие. А ремонт тех же Деревенщиков требует немалых денег.

Кроме того, я где-то мельком читала, что уже в это время были изобретены первые бульонные кубики. Причем изобрел их отец Анны Петровны Керн, той самой, которая "гений чистой красоты!" Петр Маркович Полторацкий еще в 1809 году предложил правительству оригинальный способ производства сухого мясного концентрата. Жидкость, которая оставалась после вываривания сала, высушивалась в специальных формах, и получались великолепные бульонные кубики. Производство стоило копейки, а выгода для снабжения армии была огромной. Император Александр I наградил помещика Полторацкого орденом за полезное изобретение, но по всегдашней русской привычке дело положили в долгий ящик.

Тогда Петр Маркович решил действовать на свой страх и риск. Потратив огромные средства, он 'купил скота, сварил бульон, которым предполагалось кормить армию во время войны, повез его в Петербург, чтобы продать его в казну, но не хотел подмазать приемщиков, и бульон забраковали. Он повез его в Москву, сложил там. Пришёл Наполеон и съел бульон',— так иронично вспоминала об этом прожекте отца Анна Петровна. Надо будет уточнить всю эту историю поподробнее и если не перекупить данную партию кубиков, так попробовать самим сделать нечто подобное.

Кроме того, можно было все-таки принести из будущего разные "Дошираки"— пусть не на продажу — это действительно опасно — а на еду для крестьян во время войны. Да и каши, супы в пакетах, заварной кофе, кисель, чай — все в дело пойдет для себя. Да и голодных в войну будет столько, что никто там сильно и смотреть не будет — чем тебя кормят, лишь бы горячим было! А значит, надо будет заранее готовить такие места, где люди могут обогреться и хотя бы элементарно перекусить! Ох, тяжела ты участь попаданца, нет тебе покоя, "гори, но живи", как поется в песне.

Оставив Машу на хозяйстве — а я старалась делать это все чаще, чтобы она постепенно привыкала к самостоятельности, мы собрались в усадьбу в Деревенщики. Демид был уже готов, подогнав наш возок к крылечку. Он был обут в валенки — оказывается, это Степан уступил их своему молодому коллеге, а себе оставил старые! Вот и будет реклама нашим валенкам. Ай да Степан! Я его поблагодарила и пообещала сама привести ему новые валенки или Мише поручить. Видно было, что Степан был доволен, что его добрый поступок оценили так высоко.

Демид тоже был доволен нашим гостеприимством. Он сказал, что много разговаривал с Настасьей, рассказывал ей о делах в Деревенщиках и жизни с дедушкой. Надо будет порасспрашивать нянюшку об этом. Дорога была неблизкой, но за разговорами мы ее и не заметили. Настроение было веселым, планов много, но все они были осуществимыми.

Но подъехав к усадьбе, наше настроение резко изменилось — мы увидели угрюмую толпу, окружившую тело человека, лежащего на снегу. Рядом стоял человек в форме, видимо, полицейский. Полицейский подошел ко мне, откозырял:

— Позвольте представиться, я местный становой пристав Евграф Петрович К. С кем имею честь?

— Я — капитанская вдова Наталья Алексеевна Д. С сегодняшнего дня вновь являюсь владелицей данного имения, ранее принадлежавшего моему деду. Это — управляющий имения в Васино, Михаил Иванович П. Вот документы на имение, только вчера были оформлены в Дорогобуже вместе с бывшим управляющим Порфирием Петровичем. Что случилось, Евграф Петрович?

— Да вот, извольте видеть, Ваше благородие, человека замершего в стороне от дороги нашли. Люди говорят, Вашей деревни житель, некий Иванка. Знаете такого?

— Раньше знала, но давно не видела, сказать, он ли это, не могу. Я много лет не была в имении, все уже изменилось. Спросите лучше нашего нового управляющего, Луку, он Вам больше поможет.

— Так он его и опознал. Говорит, после отъезда управляющего Иванка забоялся отставаться в деревне, кое-какие вещи прихватил и убежал, да видно, заплутал и замерз по дороге.

— Царство ему небесное, но Бог его и наказал.

— Да, не говорите, Ваше благородие. Так что протокол я составил, требуется только подписать.

— Так пройдемте в дом, Евграф Петрович, что же на морозе мерзнуть. Позвольте только, я распоряжусь.

— Лука! — позвала я. Лукашик-младший степенно подошел. Было видно, что ему вся эта ситуация не по нраву, но он молчал. Я обратилась к нему:

— Лука, голубчик, ты уж распорядись, чтобы все было сделано по — христиански. Остался кто у него?

— Нет, бобылем жил, мать давно умерла.

— Понятно. Ну ладно, после поговорим.

С этим мы зашли в дом. Я распорядилась насчет обеда, предложила становому выпить водки, на что он согласился, удовлетворенно крякнув. Оказался он вполне вменяемым человеком, и я была удовлетворена знакомством с ним — пригодится. Становой, отобедав и получив подписанную мной бумагу и небольшую мзду, отбыл вполне довольный. Миша тоже уехал вместе с ним. Толпа деревенских разошлась, тела Иванки уже не было видно — перенесли, видимо, куда-то.

Я принялась обходить усадьбу и знакомиться со старыми и новыми ее обитателями. Авдотья неплохо поработала — все было уже чистым, комнаты приобрели жилой вид. Слуги в основном были старыми, служившими еще при дедушке. Все они кланялись мне в пояс, называли "матухна-барыня", глядели немного настороженно. Чувствуется, что они настолько натерпелись, что уже не верят в хорошее к ним отношение. Ну, думаю, все будет нормально.

Я обошла весь дом и спустилась в подвал — а я помнила, что был он теплым и оборудованным. Дед, по примеру Петра Первого, любил что-нибудь мастерить своими руками, и в подвале были его мастерские. Я только ахнула — там была отличнейшая лаборатория химика — а дед в последние годы все искал возможность создания эликсира здоровья, а также маленькая типография со станком! Тут же лежали какие-то рассыпающиеся в руках бумаги, видимо, материал для печати.

Были тут и какие-то станки, приспособления, инструменты, материалы, тоже уже покрытые пылью, ржавые, но скорее всего, после чистки, вполне пригодные к работе! Прямо то, что доктор прописал! Вот уж поистине, кто-то ворожит мне, помогая осуществить мои желания. Говорить о своих находках я пока никому не стала, буду сама здесь все разбирать.

Прошла я и в кабинет деда и обнаружила там отличную библиотеку — многие книги были редкими, изданными очень давно! Вот они-то и пойдут в закладку клада для барыни! Кстати надо туда и пару гравюр отправить, которые также были среди книг. Прихватить что ли одну, узнать их автора и стоимость. Решено, выбираю самую маленькую. Были тут и фарфоровые статуэтки — я особенно в детстве любила пастушку, около ног которой сидела овечка. Эта статуэточка так и стояла на привычном месте, и я ее с удовольствием погладила — как привет от деда.

Хотя настоящая Я никогда не видела его, но чувствовала, что он по настоящему любил свою внучку, которая у него осталась, как единственная память о сыне и невестке. Я тихо сказала: "Георгий Иванович, уважаемый и любимый, не переживайте, я постараюсь сделать все, чтобы людям было лучше жить!"— и как бы почувствовала удовлетворенный вздох обрадованного человека.

На сегодня было достаточно, день клонился к вечеру, надо было возвращаться в Васино. Вызвав Луку и Лукашика, я спросила, как поступили с телом Иванки. Оказалось, местный священник уже распорядился насчет похорон, а пока погибший отпевался в церкви. Завтра с утра староста отправит крестьян на кладбище готовить могилу — земля была мерзлая, требовалось немало потрудиться, чтобы ее вскопать. А на третий день, как положено, будут похороны.

Я выделила Лукашику денег на оплату всех хлопот и поминки дя крестьян, а также попросила расписать для меня, что нужно в имении, и кто из крестьян в чем нуждается. Надо будет потом и самой все обойти, но пока так. Лукашик оказался грамотным, писал и читал довольно бойко. Чувствовалось, что старший Лука его многому научил — он тоже был грамотным, его выучил сам дедушка. Так что помощники у меня уже были.

Я помнила о своем обещании сделать прием для полка и решила убить сразу трех зайцев — объединить новоселье, точнее, "староселье", прием для полка и прием для соседей— дворян здесь, у себя в Деревенщиках. Этим я хотела показать изменения в своем статусе и Александру Николаевичу, и другим дворянам. Теперь я уже не приживалка у своей крестницы, а самостоятельная помещица, пусть и не особо богатая, но и не хуже других. Нужно будет и Верочку с мужем и Анечкой пригласить — кавалеров будет много, может, приглянется какой. Да и соседские барышни с воодушевлением, я думаю, примут эту идею. Я коротко сказала о своих планах и спросила, сколько дней надо на подготовку. Она ответила, что дня три — четыре достаточно. Я решила сделать прием в следующую пятницу вечером — так мне было проще уйти сюда, да и времени на подготовку было больше.

Кроме того, оказалось, что кто-то из соседей как раз сейчас продает большую отару овец и коз вместе с запасом шерсти! Отлично, то, что надо! Я только сказала Лукашику, чтобы он предварительно узнал цену всего этого богатства и поторговавшись, договорился бы предварительно о покупке. А через день я снова приеду, и мы все постараемся решить окончательно. На этом мы и расстались. Тот же Демид, отдохнувший и пообедавший, снова отвез меня в Васино. Выходные кончались, нужно было возвращаться в будущее, где также были свои заботы.

Глава 31. Дела и развлечения.

В этот раз впервые за все время и Барыня решила прихватить в прошлое кое-что из будущего. Уж больно ей приглянулась современная косметика — тушь, лак для ногтей, духи, подводки для глаз и губ. Вот она и использовала это в полной мере — и я перенеслась в ее образе! А я так ярко никогда не красилась, вот и пришлось мне все это смывать и убирать. А барыне, прихватившей в прошлое современную косметику, хватило ума припасы свои не показывать, а сразу припрятать!

Ох, я ведь тоже могла наделать таких же глупостей в первое время, мы ведь — женщины, и нам так свойственно украшательство! Ладно, потом подскажу еще Барыне, что можно и нужно носить, а что нельзя!

А я в этот раз набрала всяких блюдечек, чашечек, статуэточек — благо, их и у дедушки, и у Барыни было много. Как-то я не очень любила эти пылесборники, поэтому не жалела их, а денег они действительно стоили немалых. В этом я убедилась в том маленьком сувенирном магазинчике, куда уже сдавала вещи. Встретили меня там чуть ли не с распростертыми объятиями — все, что я принесла раньше, быстро продалось с неплохим наваром, за них со мной рассчитались без проблем и новые вещи взяли без вопросов — такие мелкие вещи были не редкими, а спросом пользовались.

В этот раз я решила пока деньги придержать — надо будет и за станки рассчитаться, да может и семян Анфиса еще подкинет, да, и, действительно, инструменты для крестьян надо поискать. Надо было вообще озаботиться приобретением разных книг, учебников, пособий — раз гаджеты не проходят. Да это и к лучшему — книги меньше вопросов вызывают, пусть даже и их орфография немного отличается от имеющейся. А вот такие необычные вещи сразу вызовут массу ненужных мне вопросов! Да и зарядка их не бесконечна, а заморачиваться солнечными батареями мне не хотелось — и так проблем по уши! Нет уж, книги проще достать, хоть и переносить тяжелее! Но мне после всех этих мешков с картошкой, тканями и прочими цветами уже было не привыкать. Видно, мера переноса у меня уже установилась: "Мешок! Не меньше!" (голосом Кролика из мультфильма о Винни Пухе!)

В школе все было спокойно, Гера уже щеголял в нашей форме и на мой вопрос ответил спокойно: "Да, баба Катя приехала, вечером Вам позвонит". Ну ладно, замечательно, может, все и обойдется. Сидел он с нашей Сонечкой, а та, умница, мне еще и подмигнула — мол, не переживайте, все будет нормально. Я была бы рада, если Гера с ней подружится — девочка она разумная.

День прошел спокойно, а после уроков меня позвали к Сан Санычу. Он про меня не забыл и подготовил целый мешок книг, частей от инструментов, разных приспособлений и другой всячины. Да все это и с картинками пошаговыми "для самых одаренных" — как все приспособить к делу! Пришлось дарить обещанную колбаску и сало, а также полотенца, мелкие сувениры и иконки из Болдинского монастыря. Все было принято с удовлетворением, особенно вещи из Болдино — человек, передавший вещи, оказался истинно верующим, как раз все для него и зашло, как угадала! И с деньгами разобрались — я отдала Сан Санычу запрошенную сумму, кстати, очень даже скромную за все богатство, я даже уточнила, не мало ли, на что мне ответили: "Не переживай, все нормально!"

Ну раз так, значит так! Пришлось вызывать такси, чтобы увезти все домой, а там мгновенно перейдя в прошлое, сгрузить все это во флигеле, где как раз и была Барыня. Она на этот раз едва и поняла, что произошло, настолько быстро все это было сделано.

А Барыня занималась записью своих впечатлений от будущего — настолько оно ее потрясло! Тоже дело неплохое — будет первым в России писателем — фантастом, даже жанра литературы еще и не было — станет зачинательницей! Не знаю, насколько это будет востребовано, но Маша ее слушала, как интересную сказку — вроде и верила, вроде и нет! Но на фоне блюдечек с яблочкам наши сотовые казались не такой уж большой выдумкой! И скатерть самобранка — чем не доставка пищи с готовой едой! Барыня объяснила все необычными снами, которые она стала видеть. Так что пусть, потом разберемся, что с этими записками делать. Можно будет попробовать переслать их в журнал, куда я уже отсылала свой Святочный рассказ. И псевдоним придумать — Жюльетта Верн, в память знаменитого автора.

Позвонила Варвара Петровна, поблагодарила за телефон Аниной бабушки — старушки подружились, уже даже побывали друг у друга в гостях, обменялись какими-то ростками! Вот и замечательно — все не так одиноко станет прекрасному человеку. Вечер у меня был свободен, и я опять напросилась в гости и была с удовольствием приглашена! Вот нравилась мне эта женщина своей какой-то аурой добра — недаром растения ее так любили. Заряжалась я от нее этой энергией надолго. Опять, через магазин с большим пакетом вкусняшек, я поехала в ней в гости. Была вновь напоена каким-то необычным чаем, да еще и заварок надавала разных мне Варвара, а также варенья и цветов в горшочках, разных отростков с подписями — чем они полезны!

И книг про растения лекарственные опять несколько штук — да редких! Ну как не взять! Где еще так сразу такое богатство найдешь! А тут дают — только бери! Перекочевала к Варваре и очередная мелочь с бумажкой побольше, которую я несколько не жалела — в прошлом все эти издания будут на вес золота в прямом смысле слова! Опять пришлось уже дома перенестись по-быстрому в прошлое — а то в моей маленькой квартирке все уже было заставлено цветами! Барыня только вздрогнула, когда я перенеслась в очередной раз, но все растолкала, как я и хотела! Пусть растет, я потом большую часть в Деревенщики увезу!

Вечером позвонила баба Катя, Екатерина Николаевна, няня Геры, рассказала всю его историю, довольно типичную в наше время первичного капитализма. Оказывается, его отец еще в 90-х как-то резко попал в струю бизнеса — сначала криминального, потом более легального, и большие деньги повлекли немалые заботы. От жены и ребенка он просто откупался, что еще надо — всем обеспечены! Да и мама ушла в вихрь светских забот и тусовок! Некогда, надо на очередную сходку таких же "светских кошек" спешить! Не до сына!

А ребенку нужна была элементарная забота, ласка, внимание, как и каждому из нас. Вот и стал барагозить — хоть такими выходками напоминать о себе! У родителей и времени не было разбираться — переводили из школы в школу, из лицея в лицей, благо деньги позволяли. Вот и привык наш Гера к попустительству, и никак не ожидал, что даже на такое крутое яичко, каким он себя считал, есть своя ложечка! Вот и получил! Надеюсь, теперь спесь собьется!

Кстати, Екатерина Николаевна сказала, что обо всем произошедшем знает только она, и все наши действия поддерживает и на сторону воспитанника в этой ситуации не становится, а наоборот, отчитала того как следует. С формой вопрос решила просто — вошла в нашу группу мамочек, быстро стала там своей, связалась с закупкой и все приобрела! Деловая дама, очень она мне понравилась. Неделя пролетела спокойно, и я немного расслабилась. Тут как раз совпал укороченный день пятницы — в лицее ждали какую-то большую делегацию гостей из других городов, новая директриса носилась, как наскипидаренная, всех лишних отпустили, чтобы под ногами не мешались, а мне это было на руку! И я решила пораньше уйти и подольше побывать в прошлом, приготовиться к приему. Жаль, сейчас зима, можно было сделать что-то типа пикника с шашлыками или чай в беседке накрыть — была у дедушки в саду такая шикарная огромная крытая беседка, человек на двадцать! Но увы!

Но раз появился вариант с бараниной, я думала, как ее еще приспособить. Будет много мужчин, значит, надо мяса побольше! Сделаю бешбармак, можно еще плов сделать — а я его неплохо умею. Надо только риса хорошего взять, приправ, масла подсолнечного побольше. Так, а салаты — Оливье сделать уже мною использованный, остальное — все, что уже было. Добавлю еще сладкое — торт "Медовик" и мороженое — мужчинам и дамам побольше. Если успею — напитки на основе водки с травами и ягодами, наливки.

Надо еще шампанского поискать. Хоть и немного позже зашло оно в России в огромных масштабах от мадам Клико — после победы над Наполеоном — но уже было. Да, список нехилый получился, но надеюсь, потом отобью рецептами, надо будет уже печатать передавать. Где бы мне еще человека в типографию найти! И химика — фармацевта! И в лавку человека надежного! И станочек губозакатальный!

Затарившись всем по списку, добавив свою заветную сковороду для торта, сложила все опять в традиционный мешок! Скоро надо еще подкупать — кончаются запасы тары! Ладно, не привыкать уже! На старт, внимание, полетели!

А Барыня уже привычно стала осваивать Интернет, да читать "Войну и мир" Толстого — ей как раз на все выходные хватит! Тут и про войну, и про любовь, и время близкое!

А я вновь поехала после переноса в Деревенщики. Напросились со мой и Миша с Машенькой, ну и Чарлик увязался — как это без него его обожаемая хозяйка куда-то поехала! Повезли нас Степан вместе с Никитой — они тоже решил посмотреть на новое — старое жилье, да и рассказы Демида их заинтересовали. Ехали с нами, конечно, и Катюша с Дашуткой, причем Катюша с интересом поглядывала на Никиту. Неужели еще одна судьба решается? Было бы славно их соединить — уж больно хорошо они сочетаются — миниатюрная болтушка Катя и молчаливый богатырь Никита. Я только рада буду, но пока вмешиваться не стану, пусть сами договариваются. Им также было интересно посмотреть на мою родину, да и мне их советы были бы кстати.

На ногах у Степана вновь красовались валенки — Миша выполнил наше обещание. И мне несколько пар привез — я решила подарить их Авдотье, Луке и Лукашику, а в дальнейшем поощрять за хорошую работу— будут в виде премии! А как побольше их наделают, постараюсь и остальных обеспечить. Кроме того, в возок мы поставили мешки с цветами, семенами, лекарствами, другими запасами — вот мужчины и помогут их таскать. Ехали в тесноте, но не в обиде.

Миша как закончил с Машей все записи, мы договорились, что сказку он повезет печатать в Болдино, а игрушки начнут потихоньку делать дети во главе с отцом Павлом. Когда я передала для него кубики с буквами и цифрами, учеба началась более активно, дети почувствовали интерес, ведь играя, все это происходит намного быстрее и легче! Вот и тут — пусть учатся читать по сказкам, разыгрывают сюжет, впитывают идеи сказок, такие им близкие — трудиться — хорошо, лениться — плохо!

Ведь вся их жизнь на этом построена! Только жаль, что их труд там мало ценен и считается их изначальным предназначением, а рабство естественным. И как бы я внутренне ни протестовала против этого, как бы ни хотела выйти за рамки системы — увы, я сделать этого не могла, я жила внутри этой социальной системы, класса помещиков, что определяло и мои поступки, и не могла кардинально эту систему изменить, даже если бы и захотела.

Не было социальной основы для этих изменений, а крестьянские революции выливались в крестьянские бунты — " жестокие и беспощадные" и подавлялись всей мощью государства!

Даже тот же знаменитый Александр Васильевич Суворов, которого мы превозносим как великого полководца — и по праву, прославился до этого как один из активных участников подавления бунта Емельяна Пугачева!

Крестьяне мечтали не о воле, от нее многие отказывались— как тот же Лука— старший, а о добром помещике и добром царе, верили, что царь — БАТЮШКА, хочет сделать всем, как лучше, а это злые люди не рассказывают ему всей правды о их жизни (вам это ничего не напоминает?)! Отсюда и многочисленные ходоки за этой правдой, вспомните знаменитое " Размышление у парадного подъезда "Некрасова! И чем все кончилось:

И пошли они, солнцем палимы,

Повторяя: 'Суди его бог!',

Разводя безнадежно руками,

И, покуда я видеть их мог,

С непокрытыми шли головами...

А владелец роскошных палат

Еще сном был глубоким объят...

Любой помещик жил трудом и на деньги этих бедолаг — каким добрым он не был, сам он ничего не производил, а эксплуатировал других, живя за их счет! Ведь и я, по сути, поступала также! Это хорошо, что у меня была возможность приносить вещи из будущего — а не было бы этого — нужны были бы деньги для их покупки — а где их взять? Продавать зерно, шерсть, вещи, сделанные руками крестьян! Грустно все это! Но факты неумолимы и очень жестоко правдивы. Оставалась только облегчать жизнь хотя бы тех, кто меня окружал. Но — "делай, что должно и будь, что будет"! Не одну меня утешала эта фраза! Иначе зачем смысл моего здесь появления! Ладно, надо дальше жить и стараться!

Я настроилась на работу по подготовке к приему полка, обходу деревни, всех построек, но не суждено было мне спокойной жизни — по дороге из Васино в Деревенщики, как раз на развилке, которая вела в деревню и имение Вороново, стояли люди и что-то громко обсуждали.

Тут же громко лаяли целые своры собак, суетились егеря, охотники, стоял страшный шум и гвалт. Дежавю какое-то! Неужели опять мертвый! Мы несколько опешили от этой картины, а больше всех испугался бедный Чарлик — он никак не ожидал увидеть таких больших и грозных своих собратьев — собак и просто забился под юбки Машеньки! Да, Чарлик, это тебе не за хвостом Мурзика гоняться — здесь дела намного посерьезнее!

Оказалось, случилось большое и опасное происшествие — стая волков, попросту подкопав земляной пол, напало на овчарню в имении Воронова, где было собрано большое стадо овец и коз для продажи — как раз про них мне Лукашик и говорил, и вырезала несколько животных. И только своевременное вмешательство сторожей спасло всех овец от жестокой смерти — у сторожей были ружья и они отогнали волков! Тут я себе сделала заметку — оказывается, можно крестьянам иметь оружие, правда, как средство обороны. Надо будет озаботиться!

Охотники пошли по следу и обнаружили, что логово волков расположено в лесу, недалеко от нашей усадьбы в Деревенщиках. Хозяин Воронова, Владимир Семенович, попросил у меня разрешения на охоту в моих владениях. Я, конечно же, согласилась — эта напасть была в первую очередь опасна для жителей моей деревни и имения, а эту проблему одной не решить, да и не участвовали женщины в таких охотах, это было чисто мужское занятие.

Тут и Миша впервые в жизни загорелся и захотел быть рядом с этими мужчинам и стал просить, чтобы его тоже взяли на охоту — как я его не отговаривала! Он ведь и ружья в руках не держал! Но на все мои слова сосед с усмешкой проговорил: "Что Вы его опекаете, как маленького, не переживайте, поставлю его рядом с проверенным егерем, да и сам присмотрю за молодым человеком!" Пришлось согласится, действительно, негоже его подставлять, тем более и так честь оказали — недворянина пригласили участвовать в дворянской "тусовке". Да и будет присматривать за охотниками, чтобы они ничего лишнего не натворили в моих землях.

Так что Миша впервые в жизни взял в руки ружье и даже пытался усвоить, как им пользоваться. Одно меня утешало — Никита, конечно, не мог оставить своего хозяина без опеки, и тоже поехал с ним. Он относился к нему как к младшему брату, помогал и оберегал иногда чрезмерно, но я была только рада — Мише эта опека была только на пользу.

Короче, спокойные выходные опять накрылись. Но и отказать я не могла. Итак, "идет охота на волков"! Как раз и повод наконец-то прозвучать Высоцкому — выполнить хотя бы один пункт "великого плана всех попаданцев"!

Глава 32. "Идет охота на волков, идет охота!"

Миша готовился к охоте, одевался и обувался соответственно погоде в теплый полушубок и валенки , а потом и в сопровождении Никиты в санях отбыл на охоту, а мы с Машей остались "на хозяйстве" переживать за него.

Пока Маша осматривала и осваивала дом, Степан перенес все мешки в дом, и я попросила Машу помочь их разобрать — никаких особых признаков будущего на них не было, поэтому я особо не беспокоилась. А Маше заделье, пусть лишний раз почувствует себя нужной и полезной.

А мы с Лукашиком прошли на заводик, посмотреть, что там и как. Распоряжался на заводике как раз закадычный дружок нашего бывшего управляющего — Харлампий Аполлинарьевич, судя по всему, из бывших священнослужителей. Одно его имя уже вызывало улыбку — попробуйте его выговорить с разбега! А в пьяном виде — вообще песТня, как говорят! Были варианты от Лампия Линарьевича до Хари Наливальевича!

Но чаще всего его звали просто "Харлашкой — большой баклажкой", так как маленькие дозы он не признавал! Грязь и раздрай на заводике были несусветные! Чувствовалось, что производство работало только на нужды управляющего и Харлашки. Пришлось ставить ему ультиматум — или он до завтра приводит все в порядок, или мы с ним расстаемся! Он что-то пробурчал недовольно, но его помощник, Прокоп, который показался более вменяемым, сказал, что постарается. Да, чувствуется, мне надо сразу вскрывать это безобразие, иначе я с ним еще хлебну лиха.

Между тем я у Лукашика спросила, похоронили ли Иванку, и кто теперь старостой в Деревенщиках. Он ответил, что Иванку похоронили, его избушка пока пустует. Старосту выбрали, им оказался закадычный друг Лукашика, Яким, который, хоть и вполне оправдывал свое имя — "благодушный", но по отзыву Лукашика порядки любил и с людьми ладил. Ладно, раз люди так решили, пусть так и будет. Я только сказала, чтобы Яким подошел ко мне попозже переговорить.

А Миша в это время, сидя в санях, выслушивал рассказ егеря об особенностях охоты на волков с собаками. Оказывается, разыскав логово волков, охотники подводили борзых к окраине леса, а дальше направляли гончих собак непосредственно на логово. Доезжачий, непременно самый хороший егерь, должен расставить стрелков по номерам, сообразуясь с направлением ветра и лаза, а сам с тремя смычками гонцов направляется в остров, где и напускает собак. Остальные смычки остаются при выжлятниках где-нибудь на опушке. Как только гончие дадут голос по волку и погонят, доезжачий дает сигнал в рог, чтобы спустили остальных собак. Как доезжачий, так и выжлятники, должны иметь хорошо выезженных и приезженных к стае верховых лошадей.

Гончие гнали волков от логова, которые уходили из леса через так называемые лазы, где их уже ждали охотники с борзыми. Борзые легко догоняли волка на открытой местности, и охотники брали волка. Выводок волков под гончими обычно разбивается, и на охоте образуется несколько отдельных групп гончих, идущих по разным волкам. Злобные гончие быстро расправляются с волками и примыкают к другим собакам. Если некоторые волки прорвутся за линию стрелков в поле, выжлятники спешат за гончими, и если собаки достаточно смелы, то волков из-под лихих гонцов иногда удается принимать. Кажется просто, но и в этом простом деле множество нюансов, которые не всегда можно учесть. Мише ужасно понравились эти необычные слова — "доезжачий", "выжлятники", "смычки собак", да и сам процесс охоты его заинтересовал.

Прибыв на место, Миша вместе с Владимиром Семеновичем был определен на один из номеров, поглядывать, не пробежит ли волк. Сначала ждать было интересно, Миша прислушивался к крикам загонщиков, звукам рожка, лаю собак. Но постепенно нетерпение отпускало, да и мороз стал проникать даже под ту теплую одежду, которая была на нем. Поэтому Миша с благодарностью принял от Владимира Семеновича фляжку и глотнул из нее! Глаза у него полезли на лоб, он закашлялся, показались слезы — он-то думал, что там чай, а там оказалось какое-то крепкое спиртное! Владимир Семенович только усмехнулся: "Экий тюха-матюха,"— но ничего не сказал.

Но тут лай собак стал слышен совсем близко, охотники насторожились, взвели курки ружей и проделали тоже самое с ружьем Миши. Ему на мгновение стало очень страшно, но отступать уже не было ни времени, ни возможности. Он только успел увидеть, как мгновенно подобрались Никита и Владимир Семенович, как из-за кустов прямо на них выскочил огромный волк!

Видно было, что он уже устал — зверь тяжело дышал, высунув язык, как собака, все его тело ходило ходуном, глаза горели, зубы скалились в страшной пасти! Все это Миша разглядел за секунду, ему казалось, что волк сейчас набросится прямо на него, и он, в страхе и каком-то оцепенении, нажал на курок своего ружья, которое автоматически направил почти не глядя прямо на страшное животное! Прозвучал выстрел, запахло порохом, Мишу качнуло на ногах от отдачи. Он даже закрыл глаза и открыл их только тогда, когда услышал голос охотника: "Ай да тюха-матюха! Ты посмотри, с первого выстрела какого матерого зверя уложил! Прямо в пасть попал! Будет из тебя толк! Молодец!"

Когда Миша пришел в себя, он увидел, что огромный зверь лежит почти у его ног, и только струйка крови, катившаяся из его пасти, показывала, что волк мертв. Тут-то Мишу и накрыло — он задрожал, его затошнило, голова пошла кругом, и он был готов упасть рядом с волком, ноги его совсем не держали. Хорошо, верный Никита приобнял его и что-то бурчал неразборчиво, успокаивая. Теперь фляжка от егеря была принята спокойно, и глоток был сделан очень большой и выпит уже без всякого содрогания.

Вскоре прозвучал рожок, оповещающий о конце охоты — все волки были убиты, осталось только собрать собак и все трофеи. Никита взял волка за задние лапы и с большим усилием поволок на дорогу, куда съезжались сани с охотниками. Все были удивлены, что такого матерого волка убил не опытный охотник, а человек, который впервые в ней участвовал, все хвалили Мишу, хлопали его по плечу. Волка завалили в сани и повезли к дому, куда свозили и остальных убитых волков.

После охоты все, еще разгоряченные, под впечатлением от перипетий событий, собрались в доме Воронова. Опять было вино, рассказы о добыче волка, крик и шум. Сначала Миша несколько растерялся — он впервые был в чисто мужской компании, но выпитое спиртное дало знать — ему вдруг страшно понравились эти храбрые люди, которые подходили к нему, слушали его рассказ о выстреле, предлагали ему выпить. Он пил, пожимал руки, слушал других и рассказывал сам. Вдруг кто-то взял гитару и зазвучали тихие аккорды.

И тут, опять впервые в жизни, Мише тоже захотелось спеть, снять через музыку все напряжение, все страхи этого такого необычного дня. Он попросил гитару, и песня сама зазвучала, как-то помимо него и вместо него. И что же он решил спеть — догадайтесь с трех раз! Конечно же, Высоцкого, его "Охоту на волков":

Рвусь из сил, и из всех сухожилий,

Но сегодня опять, как вчера,

Обложили меня, обложили,

Гонят весело на номера.

Из-за елей хлопочут двустволки,

Там охотники прячутся в тень.

На снегу кувыркаются волки,

Превратившись в живую мишень.

Идет охота на волков, идет охота.

На серых хищников — матерых и щенков.

Кричат загонщики, и лают псы до рвоты,

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Голоса у Миши особо не было, слуха тоже, но было огромное желание и энтузиазм — он хрипел, кричал, не попадал в ноты, но пел с таким огромным чувством, что это вызывало и смех, и уважение перед талантом, которого никто и ничто не испортят! Пение Миши вызвало восторг, просили еще повторить, но певец уже тихо спал в обнимку с гитарой. Пришлось Никите тащить его чуть ли не на руках в ближащую спальню и укладывать спать, как маленького ребенка.

Тут в дом к Воронову неожиданно для всех вошел Александр Николаевич. Оказывается, у него выпало немного свободного времени, и он без уведомления, в надежде, что я не рассержусь, поехал к нам в Васино, чтобы обговорить подробности приема членов его полка, но никого не застал. Растерянная Лукерья ответила расстроенному барину, что все уехали в Деревенщики!

Где это, она и путем объяснить не могла, хорошо, догадалась вызвать Настасью, которая кое-как смогла объяснить дорогу! И вот без Джи Пи Эс, без карты, в метель, наш храбрый вояка поехал за три девять земель неизвестно куда! И на половине дороги он встретил охотников, которые и подсказали ему, что управляющий из Васино как раз находится в гостях у барина в Вороново, так как участвовал сегодня в охоте.

Вот Александр Николаевич и поехал за "живым путеводителем" в надежде, что Миша покажет ему дорогу. А Миша уже ничего и никому не мог показать. Выручил все тот же верный Никита, который попросил забрать от греха подальше Мишу, а то "Барыня будет ругаться, она Михаила Ивановича дома у себя ждет", и пообещал показать дорогу в Деревенщики, которую он хорошо знал. Таким образом Миша был полуразбужен, одет и обут и погружен в сани. Тут же ехала его добыча, которую он не захотел оставлять в доме — так ему хотелось похвастаться ею. И всю дорогу Миша рассказывал Александру Николаевичу, как он убил волка!

Глава 33. "Бобик в гостях у Барбоски".

Наступал вечер, и мы уже начинали беспокоиться, что Миши долго нет, как во двор въехали сани, и на первой из них сидел Миша в обнимку с Никитой и гордо держал ноги на огромной туше волка! А рядом я увидела олицетворение всех девичих грез — прекрасного принца на коне! Только мой принц был гусарской форме — в синем доломане с жёлтыми обшлагами, в синем ментике с серым мерлушковым мехом, в синих чакчирах (штанах), синем поясе-кушаке и с ташкой синего цвета с белой отделкой. Хоть и конь у него был не белый, а вороной, это было восхитительное зрелище! Я даже оторопела — ведь передо мной стоял "принц", которого я никак не предполагала увидеть — Александр Николаевич!

Миша увидел нас и с воодушевлением закричал:

— Посмотрите, какого матерого волка я завалил! Прямо на меня выскочил! Как он зарычит! А зубы такие огромные! И глаза горят! Ох, и испугался я сначала, но потом не растерялся — все сделал, как Владимир Семенович показывал — и выстрелил прямо в волка! А он упал, как подкошенный, прямо рядом со мной!

Он рассказывал эту историю с таким же восторгом, как мальчишки-подростки пересказывают фильмы-страшилки или какую-нибудь новую компьютерную игру! Эмоции переполняли его, глаза горели, он размахивал руками, короче, наш всегда сдержанный Мишутка впервые почувствовал себя настоящим крутым мужчиной! Ай да Миша, ай да молодец!

Показал себя "храбрым" псом-защитником и Чарлик, он облаял тушу волка, выказав себя настоящей большой собакой! Я с улыбкой сказала Александру Николаевичу: "Посмотрите на свой подарок, видите, какой грозный зверь растет!"

Маша рядом тоже улыбнулась: "Видела бы Мишу сейчас Полетт!" Это что за новости, почему не знаю? Оказалось, что Миша и Полетт симпатизируют друг другу, хотя француженка и постарше нашего Миши, его это как раз и устраивает — все-таки тяга к женщине-мамочке у него очень сильна. А мне боялись рассказать, решив почему-то, что я "ругаться буду"! Глупые, я только рада, если у них все сладится! Недаром Софья Марковна говорила, что Миша именно здесь свое счастье найдет!

Александр Николаевич тоже тихо улыбался, глядя на Мишу, Чарлика и нас с Машей. Видно было, что графа удивили такие дружеские отношения между Барыней и ее наемным работником-управляющим, но он пока молчал.

Чувствовал, что он несколько напряжен и пока не знает, как себя вести. Он стал было извиняться, что приехал один и без предупреждений, но я только рукой махнула — какие условности, я всегда рада Вас видеть! И я действительно была очень рада, что могу показать свои хозяйские и женские таланты во всей красе, узнать его поближе, расспросить о его жизни — ведь мы виделись только третий раз, а после последней встречи у предводителя дворянства прошло более двух недель.

Я, только уточнив, каким временем граф может располагать, узнала, что он может остаться до завтра, стала быстро распоряжаться по заветам моей любимой "бабуленьки-ягуленьки" из сказки — сначала путника надо накормить, напоить, в бане помыть, а уж потом и расспрашивать. Баня была уже натоплена, и я отправила мужчин вместе с Никитой мыться. Граф несколько оторопел от моего напора, но сопротивляться не стал.

Теперь мне предстояло всех накормить. Оказалось, в благодарность за разрешение на охоту, Владимир Семенович отправил мне тушу уже разделанного барана — как раз одного из тех, кого поранили волки. Это было очень кстати. Ну, что ж, будут теперь и плов, и бешбармак — как раз самый то по холодку поесть жирной горячей пищи! Вот и мой казан пригодится, который я прихватила из будущего — все-таки плов в глиняном горшке совсем не тот вкус имеет. Я распорядилась отобрать жир и мясо отдельно, очистить кишки — можно еще и колбаску сделать, короче, останутся от козлика, вернее, овечки, рожки и ножки, которые потом и на холодец можно пустить! Плов я сделаю завтра, все-таки это дело нескорое, а вот бешбармак сделать можно и сейчас.

И вот на кухне творилось что-то невероятное — варилось мясо для бешбармака — его сделать просто, названия такого не было, а "мясо кусками" давно всем было известно. Так, кроме горячего надо хоть пару простых салатов, хоть тот же винегрет, да закусок сделать. Надо еще и кровати приготовить, да и гостиную открыть — после можно передохнуть да поговорить! Короче, я носилась по дому, не хуже той метели.

Но, к счастью, все было сделано, стол накрыт, спальни приготовлены, курительная и гостиная открыты и прибраны, ждали только возвращения мужчин из бани. Они пришли распаренные, благодушные, сияющие.

За столом Миша порывался еще раз рассказать о своих приключениях, но после бани его так развезло, что оставалось только одно — отнести его в спальню, что Никита и сделал. После я отвела его в сторонку и сунула в руку рубль. Когда он удивленно поднял на меня глаза, я потихоньку сказала: "Это тебе за все хлопоты, за Михаила Ивановича, а теперь иди, отдыхай, там тебя в людской покормят, я распорядилась". На это Никита только поклонился в пояс и сказал: " Благодарствуйте, Барыня!"— он никак не ожидал, что его усилия увидят и оценят — для всех остальных это было естественным, как "от века повелось", ведь он был слуга, а Миша — "Барин", хотя таковым по сути и не являлся.

В столовой остались только мы с Машей и Александр Николаевич. Мне было интересно узнать о его жизни, и я начала разговор исподволь, жалуясь несколько преувеличенно, что вот смогла выкупить свое родовое поместье, а что и как в нем делать — и ума не приложу!

На что граф со смехом сказал:" Увы, дорогая Наталья Алексеевна, тут я Вам не подсказчик! Нашим имением, которое недалеко от Москвы расположено, моя матушка распоряжается, да ее управляющие, я сам в этих делах ничего не смыслю. Я как с детства из семьи ушел — сначала в военном училище учился, потом в полках разных служил, теперь вот в наш полк попал, так и служу потихоньку!"

Машенька с невольной грустью проговорила: " А маменька Ваша как же, одна живет? Ей, наверное, совсем одиноко! И неужели Вы никогда не мечтали о теплом уголке, куда можно вернуться после бурь и сражений?"

Лицо графа закаменело и он сухо ответил: "Нет, почему же, был и у меня теплый уголок, была и семья, жена молодая, очень на Вас, Мария Ивановна, похожа была, тоже Машенькой звали. Только умерла в родах моя Машенька, и ребенок только день и прожил, мальчик мой, Николенькой покрестить успели. А у маменьки моей, Елизаветы Петровны, еще дочка есть, моя сестрица, Елена Николаевна, а у той четверо деток. Да и имение в триста душ, так что скучать не приходится. "

Нас с Машей стало безумно жаль этого отважного мужчину с большим заледеневшим сердцем. Нет, так не пойдет! Надо как-то отвлечь его! Я села за фортепиано и сказала, что хочу спеть для него. А решила я спеть свою любимую песню Владимира Семеновича Высоцкого — "Балладу о любви" из кинофильма " Баллада о доблестном рыцаре Айвенго":

Когда вода Всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась Любовь —

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было — сорок сороков...

И чудаки — еще такие есть —

Вдыхают полной грудью эту смесь,

И ни наград не ждут, ни наказанья, —

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же — неровного — дыханья.

Я поля влюбленным постелю —

Пусть поют во сне и наяву!..

Я дышу, и значит — я люблю!

Я люблю, и значит — я живу!

Пела я негромко, как бы про себя, и Александр Николаевич призадумался, лоб его перестал хмуриться, он ушел мыслями куда-то в прошлое. А я решила продолжить и начала свою любимую песню композитора Михаила Фрадкина на стихи Николая Доризо из кинофильма "Простая история":

На тот большак, на перекресток,

Уже не надо больше мне спешить.

Жить без любви, быть может, просто,

Но как на свете без любви прожить?

Не надо мне, не надо было

Любви навстречу столько лет спешить.

Я б никогда не полюбила,

Но как на свете без любви прожить?

Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?!

От этих мест куда мне деться?

С любой травинкой хочется дружить,

Ведь здесь мое осталось сердце,

А как на свете без него прожить?

Пела и вспоминала своего мужа из будущего, своих родителей, которые ушли так рано и которые так любили друг друга, что не смогли прожить без этой любви, всю свою историю. И опять мужчина расчувствовался, пригорюнился.

Нет, так дело не пойдет! Надо что-то веселое спеть! И я решила немного похулиганить, спеть песню, которую вряд ли приняли бы в дворянском обществе. А я вот проверю, как Александр к ней отнесется. Это будет своеобразный тест для нег о— как он воспримет мое поведение, столь отличающееся от привычных стандартов.

Я подмигнула Машеньке, мы с ней вышли на минутку из комнаты, одели платочки и в образе этаких Барышень-крестьянок задорно запели замечательную песню из старого советского кинофильма "Русское поле", в котором играла Нонна Мордюкова со своим сыном Владимиром Тихоновым. Песню многие считают народной, но ее написал Леонид Дербенев, на музыку Александра Флярковского. Мы с Машей ее давно выучили, и нам обеим она безумно нравилась! А песенку все знают по первым словам:

Говорила мама мне про любовь обманную,

Да напрасно тратила слова,

Затыкала уши я, я её не слушала,

Ах, мама, мама, как же ты была права.

Припев:

Ах, мамочка, на саночках каталась я не с тем.

Ах, зачем я в полюшке повстречала Колюшку,

Ах, мамочка, зачем?

Шила платье белое и завивку делала,

От любви кружилась голова,

Но подружка Зиночка перешла тропиночку,

Ах, мама, мама, как же ты была права.

К моему облегчению, песня вызвала у Александра Николаевича огромный восторг и вопросы — откуда она? Пришлось придумать, что песенку я слышала от своих дворовых, а те ее переняли от деревенских — короче, ищите в народе! Кстати, я позже узнала, что моя песенка запомнилась дворовыми, которые были невольными ее слушателями, и очень им понравилась. Позже песенка прозвучала в Деревенщиках и разошлась по многочисленным гулянкам крестьянской молодежи, где каждый раз дополнялась и изменялась в зависимости от симпатий деревенских барышень и кавалеров.

На этой веселой ноте мы решили укладываться спать. Ушла отдыхать Машенька, давно спал сном ребенка Миша, в доме стало тихо и спокойно. А у меня сил уже не было встать и идти в спальню, и я просто сидела за полуубранным столом, тихонько перебирая струны гитары. Я думала про то, почему большинство попаданцев поют песни, в основном старые, советские. Видимо, они, такие искренние и чистые, со стихами, а не просто с текстами песен, являются связующим звеном "между прошлым и будущим", ведь эмоции, чувства людей всегда неизменны, они любят, страдают, ревнуют как в девятнадцатом, так и в двадцать первом веке.

Тут ко мне подошел Александр Николаевич. Чувствовалось, что он очень хочет что-то высказать, но никак не решается. Я просто сказала: "Помните, граф, в моем доме Вас всегда ждут, здесь Вы всегда можете найти приют и покой. А теперь давайте спать! Спокойной ночи! Ваша спальня прямо по коридору!" И я резко поднялась и вышла из комнаты, так как боялась, что просто кинусь ему на шею и буду обнимать и целовать — так он мне был близок и дорог!

Но нельзя, не положено, этикет дворянский не позволяет, нравы совсем не те! Эх, как же тяжело им было, бедненьким, а мы им еще завидуем! Насколько мы раскованнее и свободнее, и насколько дворяне зажаты рамками сословий, этикета и воспитания! Плохо это или хорошо, не мне судить, но сейчас мне реально было жаль этих людей, которые не могли напрямую проявить свои чувства!

Спала я плохо — все думала о нас, искала выход из положения. Я решила вести себя просто, естественно, никаких расспросов больше не делать, а там будь что будет, все-таки в это время все решения в любовных делах принимал мужчина. Я слышала, что и Саша, а я так стала его называть хотя бы сама с собой, тоже долго не спал, ходил по комнате, курил — запах табака доставал и до меняя, двигал стулом — видимо, что-то писал за столом.

Короче, ночь была беспокойной.

Глава 34. "Странная женщина, странная!"

Утром я встала как всегда рано и стала заниматься хозяйскими делами На кухне хозяйничала молодая жена Лукашика — Алеся. Она действительно была, как девушка из знаменитой песни — вся какая-то светящаяся, искренняя, когда она глядела на своего мужа, столько любви и ласки было в ее глазах, что я им искренне позавидовала. Я была очень рада, что именно она готовит еду — делала это она так аккуратно, так красиво, как делают истинные мастера.

Вскоре вышла к нам и Машенька и тоже присоединилась к нашим хлопотам. Мы все двигались тихо, стараясь не беспокоить наших мужчин.

Но это нам не очень удалось — Александр Николаевич тоже рано встал и наблюдал за нашей работой. А я решила сделать все-таки плов и резала морковь маленькими кусочками — оказывается, терок здесь не было — безобразие, как это без них, сделаем обязательно, и рис надо было промыть, и приправы добавить, и масла, масла не жалеть! Хорошо, что я прихватила пару бутылочек подсолнечного — все-таки плов на льняном масле я не представляю! Саша заинтересовался, что за блюдо я готовлю, пришлось рассказывать, что от деда рецепт переняла, а ему друг рассказал, что на Кавказе служил.

И как продолжение своего рассказа, я попросила Сашу рассказать о его службе. Он с улыбкой начал рассказывать, что полк сформировался совсем недавно, ему всего четвертый год, и изначально вербовали в полк очень активно, поэтому поступающих было много. Шеф полка, Алексей Петрович Мелиссино, сам принимал прибывших в

часть, проверял документы, зачислял в списки полка, переодевал по форме,

распределял по эскадронам и строжайшею дисциплиной приводил в порядок.

Были среди желающих и те, кто вступал в полк в ожидании разгульной гусарской жизни, но они быстро понимали, что ошиблись. Их встречал сам грозный генерал Мелиссино, который каждого новоприбывшего угощал несколькими ударами палки 'в назидание на будущее время'. Эти крутые меры Шефа полка Саша объяснял и жёстким нравом генерала, и необходимостью из столь разношёрстной компании в короткий срок сделать отличных военных.

— Поверьте, Наталья Алексеевна,— рассуждал подполковник,— нужны были именно умение, сила, воля, энергия и старания генерала Мелиссино, чтобы из всего этого сброда сделать отличных воинов, готовых приносить пользу отечеству. Хотя многие офицеры и не приветствовали такие жесткие способы, они были необходимы, иначе это был бы не полк, а сброд всякой швали! Уж простите меня за невольную грубость!

— Посудите сами, мадам,— продолжал он рассказ, — кого только к нам в полк не принесло: и греки, и сербы, и молдаване, и немцы, и французы, поляки, цыгане, крещёные евреи и даже несколько негров. Они попали в Россию еще во время Итальянских походов Суворова и быстро обрусели. Один из них, Алим, так ловко научился разговаривать по-русски, что многие поражались!

Однажды мы стояли в маленьком городке, и Алим захотел купить что-то на базаре. Так баба бросила свой товар и закричала:" Лишенько мне, черт-то по-русски разговаривает!". Она его за черта приняла! Было в полку и не мало богатых людей, во время походов за нами тянулись богатые экипажи, принадлежавшие "простым" непростым рядовым. Бывало, сидит на козлах провиантской фуры барин в солдатской форме, а за ними едет его карета с поваром и прислугой!

Мы с Машей так и покатились со смеху, когда представили эту сцену! Рассмеялась и Алеся и, нечаянно дернув рукой, обожглась о горячий казан. Тут-то я и решила продемонстрировать все прекрасные свойства своего чудо-растения — алоэ! Я сорвала несколько листьев, разрезала их пополам и приложила все это к ее руке, забинтовав чистой тряпицей. А через несколько минут Алеся сказала, что рука совсем не болит. Но такая забота от барыни ее очень поразила. Я потом узнала, что она рассказала обо всем Лукашику и гордо продемонстрировала руку, которую лечила "сама барыня"!

Тут к нам вышел Миша — и мы все еще раз рассмеялись — так жалко он выглядел — был растрепанным, бледным, хрипел и сопел, и было видно, что ему очень плохо! Пришлось и его лечить — отпаивать теплым молоком с несколькими каплями золотого уса, капать в нос сок каланхоэ, короче, использовать все свои растения, которые мы привезли. Подполковник с удивлением смотрел на все это, а я рассказала ему и про алоэ, и про другие лекарственные растения и даже пообещала дать с собой несколько отростков, чтобы он попросил кого-нибудь посадить их в горшок — все-таки негоже доблестному воину с землей и растениями возиться!

Тут и плов подоспел и мы все с удовольствием его поели — он удался на славу! А после сели играть в лото — мне не терпелось продемонстрировать свои изделия. Игра всех увлекла, Саша оказался довольно азартным и выиграл целых 5 пуговиц, на которые мы играли! Я со смехом продела в них ниточку и повесила ему на руку, примотав покрепче — чтобы как только ему понадобится пуговица, он мог ее взять! Руки наши соприкоснулись, я покраснела — оказалось, что вот такие прикосновения, ласки, возбуждают куда сильнее, чем современный секс! Когда самая большая разрешенная ласка — поцелуй запястья у края перчатки, как-то лучше понимаешь строчки Марины Цветаевой:

Мне нравится, что можно быть смешной Распущенной — и не играть словами, И не краснеть удушливой волной, Слегка соприкоснувшись рукавами.

Действительно, даже нечаянные прикосновения заставляли мое сердце биться сильнее и вызывали прилив любви и нежности! А мы многое все-таки потеряли, когда перестали играть в эти любовные игры, когда люди годами ждали обручения и свадьбы, когда чистота и невинность невесты были непреложным фактом, а не "глупым исключением", как многие это оценивают сейчас, когда решительное слово "нет" от женщины останавливало даже самого разгоряченного мужчину, когда..... Эх, да о чем говорить!

Время летело незаметно, но как не хотелось Александру остаться, надо было ехать в полк. Он-то надеялся обернуться быстро — договориться о приеме небольшой группы своих товарищей в доме у той интересной дамы, с которой он познакомился у предводителя дворянства и которая заинтересовала его. А тут он пережил целую историю — общался с дворянами-охотниками, соседями Барыни, выручал ее приказчика, попал в новый ее дом, где его и помыли, и накормили необычной едой, развлекали интересными песнями и играми. Сказать, что подполковник был ошарашен — это было мало, он был потрясен этой необычной и странной женщиной. Если бы кто-то мог прочитать его мысли сейчас, он бы тоже удивился, потому что граф думал так о Натали:

— Она вела себя совсем не так, как было принято в свете — не кокетничала, не жеманничала, не выпрашивала себе каких-то подарков, а вела себя естественно, спокойно, как друг, которому можно все рассказать. Ведь в его кругу дамы изначально считались красивыми куклами без мозгов, пригодными только для употребления в одном виде — Любовном (это он так мягко выразился). А Натали была совсем другой. Он не мог долго определить ее отличие, но вот, пожалуй, слово найдено — Друг! Не любовница на час, а человек, которому можно доверять. Но в то же время он видел, что и как мужчина он ее заинтересовал, да и она как женщина была ему очень и очень интересна. И как она его слушала — не притворялась, а действительно ей было интересны все подробности жизни полка!

— И ее отношение к дворовым — где это видано, чтобы барыня лечила свою кухарку! Другая бы по щекам отхлестала за неловкость, а она руку перевязывает, беспокоится! И этот ее управляющий — она тоже с ним не как с зависимым человеком разговаривала, а как с другом, на равных! И он тоже все это спокойно принимал, как положенное, не лебезил, не угодничал! Странно все это!

А эти песни необычные, каких он никогда и не слышал. Как там пелось:

Пускай любовь сто раз обманет,

Пускай не стоит ею дорожить,

Пускай она печалью станет,

Но как на свете без любви прожить?!

Действительно, трудно без любви на свете жить, даже если ты и закрыл свое сердце на замок, она все равно войдет к тебе без всяких ключей и отмычек. Для нее нет преград и нет условностей.

И как интересно она ответила, когда он спросил, откуда эти песни, кто автор:

— Сама не знаю, приходят ко мне ночью, то ли из прошлого, то ли из будущего, сами в голове звучат, мне остается только их спеть — они уже готовы, внутри меня и помимо меня!

Короче, у графа произошел полный разрыв шаблона! Но это и привлекало его к Натали! Он договорился с ней, что в следующую субботу к обеду она будет ждать компанию его ближайших друзей у себя в гостях.

— Обязательно будем! И лекаря нашего, Цекерта Егора Фомича привезу, пусть посмотрит на Ваши чудо растения, ему-то эти отростки и вручу и про руку Вашей кухарки расскажу!

С этими словами он сел на своего верного коня, который тоже был явно доволен пребыванием в гостях — он был ухожен и накормлен, его поместили в теплую конюшню. И всю дорогу до Дорогобужа граф улыбался и приговаривал про себя: "Странная женщина, ей Богу, странная! Такая необычная!" И он невольно потрогал те смешные пуговицы, которые она привязала к его руке, и почувствовал тепло и ласку рук, их привязавших! И ему очень хотелось как можно быстрее еще раз увидеться с этой дамой! Почти такие же слова произносил про себя и Сергей Михайлович после очередной встречи с Барыней. Она, вся под впечатлением от прочитанной " Войны и мира," стала резко осуждать поведение Наташи Ростовой, которую преподносили как идеал дворянской девушки:

— Ну разве так себя порядочные дамы ведут! Она же графиня, Ваше Сиятельство, а поступает хуже простолюдинки! В детстве увлекается Борисом Друбецким, потом учителем пения, затем героическим другом брата — Василием Денисовым! Потом этот развратный Анатоль Куракин, потом Андрей Болконский и, наконец, замужество за Пьером! И автор ее не осуждает, а наоборот называет своей любимой героиней!

— То ли дело Марья Болконская — послушная, любящая дочь и сестра, прекрасная музыкантша-пианистка, человек глубоко верующий и порядочный! И пусть она не так красива, как Наташа, она гораздо привлекательнее этой взбалмошной особы!

— А сам писатель хорош — этот Ваш знаменитый Лев Толстой! Я прочитала, что он был графом, а ходил босиком, землю пахал вместе с крестьянами! Представляю, как крестьяне над ним потешались! Для них это тяжкий труд, а для графа — это игра, представление, искупление грехов — как ношение вериг, как многочисленные молитвы, обеты для верующих!

Сергей Михайлович даже опешил от такого напора! Он, честно говоря, роман читал в школе, вернее, прошел мимо него, как и многие ученики, обращал внимание только на военные сцены и описание Бородинской битвы. А тут человек рассуждает так, как будто герои этого далекого от нашего времени романа — ее соседи, знакомые, друзья детства!

— И война эта! Такая тяжелая Бородинская битва! Столько людей погибло! И бедный юный Петя Ростов! Зачем было погибать такому славному, полному жизни мальчику! И неужели нельзя было предупредить Императора, избежать сдачи Москвы! Ведь это такое горе для жителей! А эта пресловутая "дубина народной войны"! Ведь она не только по французам могла ударить, но и своих задеть! Нет, не правильный роман, не точный!— закончила барыня с большим воодушевлением!

Сергей Михайлович только головой покачал и развел руками! Странная женщина, странная! Но тем и интересная!

Глава 35. " Бартер по-дворянски."

Как ни грустно мне было после расставания с Сашей, надо было заниматься делом. Заручившись поддержкой Михаила, его неразлучного Никиты и Степана как силовой поддержкой, я отправилась на заводик, и вновь застала уже знакомую картину — Харлампий опять был пьян, и ничего не было сделано. Пришлось осуществлять свою угрозу и с помощью мужчин выдворять его в хибарку, давать ему полный расчет. Больше терпеть это разгильдяйство я была не намерена. Пришлось консультироваться у Лукашика и Якима, кто бы мог его заменить.

Оказалось, что Прокоп — помощник Харлашки, неплохо во всем разбирается и часто заменял его, когда тот уходил в загул. Я вызвала Прокопа и сказала, что все дела временно переходят под его попечение, приказала сделать спиртовые настойки алоэ, коланхоэ, золотого уса для лечения. Для приема полка и продажи я заказала сделать как можно больше бутылок водки на перце, травах, орехах и ягодах рябины. Если он справится со своей работой, я обещала оставить его в имении и платить за работу, как наемному рабочему, а кроме жалования еще и добавлять 20 % денег от проданного спиртного. Я надеялась таким образом заставить его делать хороший продукт, который бы пользовался спросом. Это было выгодно и мне, и ему.

Прихватив несколько бутылок, мы двинулись к дому и очень вовремя — во двор въезжал уже знакомый возок соседа — Владимира Семеновича. Он сказал, что приехал проведать Мишу и привез обещанного скорняка, который обещался выделать шкуру волка как следует. Но кроме этого, сосед имел еще и намерение продать то несчастное стадо овец и коз, которое послужило приманкой для волков. Я была очень заинтересована в покупке, но денег свободных у меня уже особо не было, а камни и жемчуг светить перед ним я не хотела. Я решила разыграть перед ним беспомощную провинциалку, которая ни в чем не разбирается, и которую сам Бог велел облапошить. Хлопая ресницами, я завела "жалобную песню":

— Ах, Владимир Семенович, Вы же знаете, что я сильно поистратилась, выкупая имение, даже фамильные драгоценности пришлось продать, и поэтому очень ограничена в средствах.

— А хотите поменяемся?— с усмешкой сказал сосед.

— Поменяемся? На что?— недоуменно спросила я.

— Да вот хоть на Вашу служанку!— и он схватил за руку мою Катюшку.

Мы с Катюшей обмерла от недоумения, у Никиты закаменело лицо, у Миши заходили желваки. Владимир Семенович захохотал, видя нашу реакцию.

— А что такого? Разве мои овцы хуже Вашей крестьянки?

Я подошла к нему поближе, чтобы сказать что-нибудь ядовитое, но он, глядя в глаза, с усмешкой сказал:

— Да пошутил я, пошутил!

— Хорошо, если так!— решительно проговорила я. — Но впредь таких шуток не допускайте!

Я поняла, что приобрела если не врага, то большого недоброжелателя, но нисколько не жалела о своей реакции.

— Ну раз крестьянку не хотите, давайте еще на что-нибудь поменяемся,— проговорил сосед.

Его настойчивость была подозрительна, он явно хотел избавиться от стада, но и мне не хотелось упускать такой шанс — приобрести животных, а там разберемся, в чем там дело. Да и после отезда Александра я была расстроена и немного рассеяна, и сразу не подумала сначала осмотреть свою покупку, а потом ее оформлять.

— Что Вы еще хотите?

— Да вот хотя бы Ваши наливки! Я согласен на двадцать бутылок наливки и двадцать — чистого спирта!

— Странный обмен, но он меня устраивает! Но столько спиртного сразу у меня нет, могу дать только по десять.

— Так Вы согласны?— напирал Владимир Семенович.

— Согласна!

— По рукам?

— По рукам!

И мы закрепили обмен рукопожатием, а затем с помощью Миши составили купчую. Мне все больше и больше казалось это подозрительным, Миша тоже во всю показывал мне знаками, что меняться не стоит, но я решила рискнуть. Пусть сосед уверится, что я такая "лохушка", которую можно легко развести. Это лучше, чем обозленный человек, готовый на всякую гадость. Владимир Семенович тут же уехал, забрав часть спиртного, сказав, что уже к вечеру стадо и шерсть будет у нас.

Действительно, через несколько часов все это мекающее богатство оказалось у нас во дворе и тут я поняла, почему сосед так хотел от них избавиться. Животные еле стояли на ногах — такими они были худыми и замученными, шерсть их была грязной и свалявшейся, давно не стриженной и нечесаной. Мы так и ахнули, но делать было нечего — уговор дороже денег. Сделала я глупость, теперь надо выходить из нее с наименьшими потерями.

Сначала мы решили разобраться с козами — их было меньше и с ними было проще управиться. Пришлось вызывать Лукашика и с помощью всех, кто был во дворе, прогонять животных через загон, где их немного обмывали теплой водой и обсушивали с помощью сена, а затем кормили и поили.

Козочек с козлятами я приказала раздать по домам с маленькими детьми и сказала, что они могут доить животных и забирать молоко себе. Если козлята выживут, я разрешу потом забрать себе и козленка в уплату за все хлопоты. Я дала Лукашику денег, чтобы он подкупил сена и другой корм для животных. Коз следовало обстричь, а из шести сделать пряжу. Я потом попросила собрать всех женщин, чтобы показать им простые приемы вязания крючком, благо они были в моих запасах. Это устраивало как меня, так и крестьян, и было принято с благодарностью.

Овец также частично обстригли, сняв самую густую часть шерсти. Я сказала Лукашику, что эту шерсть заберу для изготовления валенок, а вот оставшуюся шерсть надо попробовать расчесать и из нее напрясть ниток. Я пообещала, что заплачу за работу или деньгами, или зерном, также, как делала это в Васино.

Если животное же совсем обессилит, надо его забить и постараться сохранить мясо на леднике или сварить, разлив по горшочкам и залив жиром — получить такую импровизированную тушенку. Думаю, на леднике в подвале она сможет продержаться до весны, а там мы ее используем на посевной для питания работников.

Да, подставил меня сосед — по-соседски, от всей широты дворянской души! Я еще раз убедилась, что жадность и стремление обмануть ближних не имеет срока давности и свойственно некоторым вне зависимости от времени! Ну что же, будет мне урок на будущее!

Раздав указания, показав женщинам приемы работы крючком, я стала собираться в Васино. Надо было возвращаться домой, в будущее, а это лучше сделать там. Да и шерсть надо было увести.

Оказалось, что мы с Мишей перемудрили с технологиями по изготовлению валенок — все было намного проще. Химикаты нужны были только для отбеливания шерсти и получения белых валенок, а нас пока устраивали самые простые — серые. Из Интернета я уточнила все этапы изготовления валенок и узнала, что сам процесс просто физически тяжелый и трудоемкий, но не настолько вонючий, как мы боялись. Так что было решено продолжать в том же духе, но в больших масштабах, тем более шерсть появилась.

Но что-то меня накрывать стало — пурхаюсь я, ношусь туда-сюда, а время идет, ничего конкретного не сделано — а война ждать не станет. Все эти запасы пригодятся мне и самым близким, а большего я не могу сделать, и да и кто меня будет слушать — "простую русскую женщину", провинциальную дворянку— капитаншу с минимумом возможностей. Даже титул графа мало что даст, лишь поднимет мой статус. Но и это не позволит мне осуществить все мои задумки в полном масштабе. Что-то расклеилась я, видимо, общение с соседом сказалось.

На этой грустной ноте я возвратилась в будущее. Тут я впервые почувствовала раздражение и от Барыни — она как раз смотрела фильм Сергея Бондарчука "Война и мир" и остановилась на эпизоде Бородинского боя. Я конечно бы тоже расстроилась, если бы меня прервали на таком интересном месте. Пробормотав про себя: "Прости, подруга, срочно надо, я не надолго, скоро продолжишь", я стала собираться в аптеку, где и закупила традиционный мешок лекарств, в том числе и детских, про которые я совсем забыла в этой сутолоке. Прихватила я и часть лекарств из своих медицинских сумок, еще какие-то лекарственные запасы и приготовилась к перелету в Васино. Но все пошло совсем не так, как я предполагала.

Глава 36. Полеты во сне и наяву или Обыкновенное чудо.

Этот мой перенос сразу пошел как-то неправильно. Во-первых, метель меня закрутила очень сильно, как никогда раньше. Во-вторых, я поняла, что меня несет куда-то значительно дальше, чем по обычному маршруту в усадьбу. Но и сейчас страха не было, а было ожидание новой интересной истории, которая, как я была уверена, изменит мою жизнь к лучшему.

Итак, я очутилась в какой-то в большой зале, богато расписанной и обставленной, и глядя на обстановку, предположила, что оказалась в богатом особняке или дворце.

Сейчас ночь, все спали, залы пусты, никто меня не остановил и не видел. Я проходила одну за одной через пустые тёмные комнаты, которые освещались только светом яркой луны. Подошла к полуоткрытой двери одной из них и услышала разговор двух женщин, судя по голосам, молодой и более пожилой. Молодая женщина говорила, едва сдерживая слезы:

— Ах, мой бедный котеночек! Так жар и не спадает! И все эти зубы, так трудно режутся! Что же делать, что делать? Она совсем слаба! Я так боюсь за нее!

Вторая женщина утешающим голосом отвечала ей:

— Может, еще раз медика позвать? Он должен помочь!

— Ну, ты же знаешь, что господин Франк и так старается делать, что может, нам остается только молиться и надеяться на чудо!

Я вспомнила про свои лекарства и подумала, что могла бы помочь этим людям, тихо открыла дверь пошире и проскользнула в комнату. Женщины меня и не заметили сначала, так как в комнате было темно, только скудный свет нескольких свечей освещал усталую молодую женщину в скромном темно-синем одеянии и чепце, сидевшую на стуле около кроватки с ребенком.

Пожилая женщина стояла рядом и чуть в отдалении. Я подошла поближе — в кроватке лежала прелестная девочка где-то полутора лет, тихо плачущая от боли. Голова ее горела, волосы были спутаны, на лбу выступил пот. Тут же выступила из темноты пожилая женщина, которая, вскрикнув, загородила своим телом кроватку. Молодая женщина подошла в столу, чтобы взять в руки колокольчик и вызвать охрану. Я тихо проговорила:

— Не бойтесь меня, сударыни, я не враг Вам, а друг!

Молодая женщина посмотрела на меня, увидела мое спокойствие и доброжелательность и, кивнув головой, поставила колокольчик. Она спросила не столько испуганным, сколько удивленным голосом:

— Откуда Вы? Кто Вы? Чего Вы хотите? Почему охрана пропустила Вас?

Я поспешила ее успокоить:

— Мадам, простите за внезапное появление, но так получилось, что я услышала Ваш разговор и подумала, что могу помочь больному ребенку, если Вы позволите мне сделать это. У меня есть лекарства, которые помогут сделать это. Я дворянка, меня зовут Наталья, и я не желаю никому зла.

Женщина испытующе посмотрела на меня, лучик надежды зажегся в ее глазах, ей так хотелось поверить мне, и в то же время было боязно отдавать лечение ребенка в незнакомые руки. Она чуть отступила в сторону и с робкой надеждой спросила: — Вы действительно можете помочь?

— Клянусь Пресвятой Богородицей и всеми святыми, что я не сделаю девочке ничего плохого, а, наоборот, постараюсь вылечить ее. Я сделаю все возможное, а остальное — в руках Божьих! — и я перекрестившись, поцеловала крестик.

Мои слова ее немного успокоили, ведь такими клятвами в те времена так просто не разбрасывались. Женщина посмотрела на меня еще раз испытующе, но вот в ее лице что-то дрогнуло и она сказала:

-Хорошо, я доверю лечение своей дочери Вам и я очень надеюсь, что оно будет успешно! Моя дочь в опасности, и я надеюсь на чудо, так как лечение пока не помогает.

— Сударыня, я полностью вверяю свою жизнь в Ваши руки, но и Вы доверьтесь мне! — Хорошо, действуйте, но Вы будете объяснять все, что Вы делаете. У Лизоньки последние зубки трудно режутся, даже горячка началась, ничего не ест и не спит уже второй день!

— Покажите только, где можно руки помыть!

Пожилая дама принесла тазик и кувшин с водой и помогла мне помыть руки, несколько удивленно на меня поглядывая — лекари того времени так не делали.

Я подошла к девочке и стала осматривать, разговаривая с ней спокойным, мягким голосом, обволакивая ее и мать своим теплом и уверенностью, как говорила моя мама, "курлыкая" на ребенком. Так "курлыкала " и она, когда болела я, так "курлыкали" и мы с Инной, когда болела Танюша.

— Ну что, моя птичка, что тут у нас? Совсем разболелась, рыбонька! Сейчас я тебе помогу! Все будет хорошо! Как тебя зовут?

— Елизавета, Лиза, — тихо откликнулась мать.

Я потихоньку обратилась к ней:

— Мне нужна уксусная вода, она снимет жар, я буду обтирать ею ребенка, а следом надо насухо ее вытереть и поменять одежду, эта вся влажная!

Мать кивнула пожилой женщине:

— Делайте, как Вас просят, — и мы в четыре руки принялись за дело, а я продолжала "курлыкать" над девочкой:

— Лизонька, какое чудесное имя, а я про тебе стишочек знаю!

И я стала тихонько напевать, потихоньку обтирая ее:

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что из крыльев комаришки

Сделал две себе манишки,

И в крахмал, и в крахмал!

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что из грецкого ореха

Сделал стул, чтоб слушать эхо,

И кричал, и кричал!

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что из скорлупы яичной

Фаэтон себе отличный

Заказал, заказал!

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что из скорлупы рачонка

Сшил четыре башмачонка,

И на бал, и на бал!

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал

Что из листика сирени

Сделал зонтик он от тени,

И гулял, и гулял!

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что, одувши одуванчик,

Он набил себе диванчик,

Тут и спал, тут и спал.

Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,

Что наткать себе холстины

Пауку из паутины

Заказал, заказал.

Пока я так разговаривала с девочкой, молодая женщина с удивлением смотрела на меня — еще бы, это стихотворение Константина Аксаков, сына того самого писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, автора "Детства Багрова внука" и "Аленького цветочка", еще не существовало на свете, оно появится только в 1836 году, а чуть позже Петр Ильич Чайковский напишет на него романс, заменив первоначальное, не очень понятное имя Марихен именно на Лизочек. Мать даже подошла к столу и стала торопливо его записывать, а я продолжала и напевала помедленнее, чтобы она успела это сделать.

Стишок и мой ласковый голос успокоил и расслабил девочку, и я в это время успела осмотреть ребенка: рот ее был приоткрыт, у девочки было очень сильное слюнотечение, из-за чего на подбородке даже появились прыщики, она дышала через рот, её носик весь забит соплями, так что она иногда подкашливает. Приподняв губки, я увидела ярко-красные воспалённые дёсны.

Все понятно — надо по возможности очистить нос и рот, смазать десны, сняв воспаление. Как хорошо, что я прихватила из будущего детские лекарства! И еще одна заметка себе — надо будет озаботиться прививками, вернее, лекарствами, которыми их делают, так как тут существует только прививка от оспы, а от остальных детских болезней, которые сейчас проходят намного легче — корь, краснуха, дифтерия, другие — прививок еще нет и очень многие дети погибают в раннем детстве именно от них.

Я спросила у женщин, не было ли у девочки расстройства пищеварения или рвоты — я боялась еще кишечных расстройств на фоне температуры — слава Богу, этого не было, только горячка, кашель, сопли и много-много слюней. Видимо, клыки никак не могли прорезаться, что и вызвало все эти явления.

Итак, я должна охладить дёсны и снять с них воспаление — у меня для этого есть гель для зубов, надо сбить с температуру, обезболить девочку — для этого, на мое счастье, есть специальный сироп, я просто должна определиться с его дозировкой, а в носик закапать капельки. Вот с этого и начнем.

И я, приговаривая еще раз стишочек про Лизочка, аккуратно закапала капли в нос, скрывая в руке обычную пипетку — ведь их тоже пока не было. Придется забрать ее,не было еще в то время и резины такой, да и стекла специального, надеюсь, соломинкой обойдутся. Так, теперь отсморкаться. И я обратилась к девочке с тихой улыбкой:

— Как кричит слоник? У него нос большой, любопытный, давай и ты подуй носиком, как слоник!— и девочка, к моему удовлетворению, высморкалась, чуть улыбувшись! Прямо молодец! Кстати, можно сказку Киплинга издать про любопытного слоненка и про то, откуда у него такой длинный нос взялся, но это все потом, потом!

Теперь гелем намазать десны, вытереть слюни. Ну вот, девочке чуть легче, дыхание выровнялось, слюнки уменьшились, отлично! Хотя женщины по-прежнему внимательно смотрели на меня, я продолжала свое дело, только тихонько комментируя каждое действие, чтобы потом они объяснили все врачу.

Сироп начнёт действовать минут через двадцать, значит, столько времени мне надо, чтобы ребенок окончательно успокоился. Ну что же, вспомним классику советского детства! И я, качая ее в кроватке, поглаживая по спинке и головке, лежавшую уже в сухой одежде и кроватке, стала напевать колыбельную, знакомую всем детям по знаменитой передаче "Спокойной ночи, малыши", нашей любимой "Спокушки", авторов которой тоже почти никто и не знает, а это поэтесса Зоя Петрова и композитор Аркадий Островский, соединив и классические куплеты, и уже современные вставки:

Спят усталые игрушки, книжки спят.

Одеяла и подушки ждут ребят.

Даже сказка спать ложится,

Чтобы ночью нам присниться.

Ты ей пожелай: Баю-бай.

Обязательно по дому в этот час

Тихо-тихо ходит дрема возле нас.

За окошком всё темнее,

Утро ночи мудренее.

Глазки закрывай, Баю-бай.

В сказке можно покататься на Луне,

И по радуге промчаться на коне,

Со слонёнком подружиться,

И поймать перо Жар — птицы,

Ты ей пожелай — Баю — бай.

Баю-бай, должны все люди ночью спать.

Баю-баю, завтра будет день опять.

За день мы устали очень,

Скажем всем: "Спокойной ночи!"

Глазки закрывай, Баю-бай.

И успокоившийся ребенок тихо заснул, наконец-то избавившись от мучавшей ее боли. Девочка спокойно задышала чистым носиком, перестала подкашливать, жар уменьшился, сразу было видно значительное улучшение состояния!

Мы все вздохнули с облегчением, и убедившись в том, что ребенок успокоился, я едва не упала — у меня просто ноги подкосились, я только теперь почувствовала, насколько устала! Слава Богу, осталось совсем немного — я потихоньку сняла современные этикетки с лекарств, отдала бутылочки пожилой женщине, чтобы она сама подписала их — что от зубов, что от жара.

Я объяснила женщине, что еще несколько дней надо смазывать рот ребенка лекарством, давать ей порошки, если поднимется температура, полоскать десны раствором теплой воды с ромашкой, чтобы снять раздражение. А после разрешать ей грызть небольшие сухарики, сушки, кусочки яблок, чтобы облегчить прорезывание зубов. Я уверила женщин, что через день — два воспаление должно уменьшится и боль пройдет. Молодая дама сначала хотела броситься мне на грудь, но остановилась и только пожала мне руки.

— Чем я могу отблагодарить Вас? Скажите, сколько я Вам должна заплатить за спасение дочери? И Вы так хорошо обращались с моим ребенком, видно, у Вас тоже есть дети?

— Денег мне не надо, я делала это только ради больного ребенка. А вот у меня самой, к сожалению, детей нет, есть только крестница, которую я воспитываю с малого возраста, так как ее мать много болела и рано умерла.

— Вы сотворили чудо! Вас нам Бог послал, вы ангел с небес, я обещаю сохранить Ваше имя в своей душе! Возьмите на память о этом вот этот платочек и помните, что я всегда буду молиться за Вас и Вашу помощь моему ребенку! Знайте, что Елизавета молится за Наталию!

И она протянула мне красивый кружевной платочек с вышитым вензелем "ЕА" и короной над буквами, заколотый небольшой булавкой с глазком-камнем.

Пока она отвернулась, чтобы удостовериться, что девочка спокойно спит, я тихо выскользнула из комнаты. Все та же пожилая дама вышла вместе со мной. Она проговорила, вытирая слезы:

— Вы даже не понимаете, какое чудо Вы сотворили для Императрицы и Великой княжны!

Я остолбенела и переспросила:

— Для кого?

— Как? Вы не узнали? Не мудрено, в такой-то обстановке! Но знайте, Вы оказали услугу Императрице Елизавете Алексеевне и ее доченьке, Великой княжне Елизавете!

Вот это да! Получается, что теперь я перенеслась не только в пространстве, но и во времени, ведь я помнила, что маленькая Лизонька, дочь Императрицы от ее любовника, Алексея Охотникова, но которую Император Александр 1 принял как свою родную, умерла в возрасте как раз полутора лет от горячки, вызванной трудным прорезыванием зубов! И произошло это три года назад, в 1808 году!

Но пожилая дама продолжила свои распросы:

— Но почему Вы мыли руки? И что за чудесная песенка, которую Вы пели? Я такой и не знаю! Спойте еще раз, если можно!

Я легко приобняла пожилую даму, которая схлынувшее волнение выплеснула в многочисленных вопросах, и стала спокойно отвечать:

— Руки я мыла, потому что они грязные и эта грязь могла попасть в рот ребенка. Пусть и горничная так делает каждый раз, когда будет смазывать десны ребенка. А песенка очень простая, — и я еще раз запела ее, успокаивая верную подругу или служанку, или то и другое вместе. Она вытерла слезы и улыбнулась:

— Я запомнила, чудесная песенка, буду ее петь для княжны.

— Но я должна идти! Возвращайтесь к Императрице, Вам всем надо отдохнуть!

Я почти затолкала удивленную женщину в комнату, потому что чувствовала, что метель вновь подхватывает меня и переносит в нашу комнату в Васино, где меня ждал удивленный Миша.

Я рассказала ему всю эту историю и он показал мне газету, которую как раз недавно привез из Дорогобужа. В ней говорилось, что в ноябре 1811 года отмечали в пятый раз именины дочери Императрицы и Императора, а он помнил, что заметки такой раньше не было и быть не могло, т.к. я изменила прошлое сейчас, а газету привезли некоторое время назад.

Так я получила подтверждение, что действительно была во дворце, причем в прошлом своего прошлого. Но раз история этого мира не изменилась, влияние этого случая оказалось минимальным — только внутри своей семьи. Так что пресловутый "эффект бабочки" не сработал, и я зря боялась.

Да, вот и еще одно доказательство того, что мой перенос из одного времени в другое — не просто так, это Судьба! Именно она предоставила мне эту возможность для спасения людей, именно Она решила еще раз мне помочь, и поэтому произошёл этот скачок во времени! Как, каким образом — это не важно, главное, что теперь с помощью Императрицы я могу сделать намного больше, спасти не только свою усадьбу и крестьян, но и солдат и офицеров, раненых в боях. Такой влиятельный покровитель, как Императрица, откроет для меня те двери, которые никогда не откроются перед простой уездной мелкопоместной дворянкой.

Решено, надо написать письмо и напомнить о себе всей Императорской семье, пожелать здоровья и процветания и приложить подарки! Только надо придумать — чтобы и полезные, и необычные были! А подписать письмо надо теми словами, которые повторила мне тогда императрица, но немного перевернуть их — не 'Елизавета молится за Наталию', а — 'Наталия, за которую молится Елизавета'. И буду надеяться, что по этой подписи императрица меня вспомнит и назначит встречу! Но до этого мне предстоит большая работа — я дожна уже предстать не только как простая дворянка, но как человек идеи и дела! И раз все так сложилось, надо крепко подумать, как это все осуществить!

У меня разом поднялось настроение, появились новые мысли! Все неприятности забылись, они уже казались мелкими и никчемными!

Впереди еще прием полка , на котором я надеюсь также заинтересовать полкового медика Цекерта каким-нибудь необычным лекарством!

И таким лекарством я выбрала мазь Вишневского. И хотя в будущем некоторые врачи будут оспаривать ее ценность и лечебные свойства, но один только факт, что Вишневскому вручили Сталинскую премию за лечение гнойных ран во время Великой Отечественной войны с помощью его знаменитой мази, уже вызывает уважение.

А самое главное — состав мази очень простой и все его средства доступны. Основу лекарства составляют березовый деготь и ксероформ (соединение висмута), в качестве дополнительного компонента используется касторовое масло. Ксероформ уже был известен, им лечили воспаления кожи у лошадей, деготь также широко применялся в ветеринарии, а касторкой в то время лечили желудочные расстройства. Но даже если я и не смогу достать эти химические компоненты, можно взять мед, сок алоэ и деготь — и уже будет прекрасное ранозаживляющее средств! То есть, мне не надо приносить составляющие из будущего, мне нужен только специалист, который поможет соединить все компоненты в одно целое и сделает это очень полезное лекарство.

И такой специалист скоро нашелся, к моей огромной радости. Да еще и с другим, очень нужным человеком — прекрасным печатником и ювелиром! Но про их появление в нашей жизни надо рассказать чуть подробнееи чуть дальше.

Глава 37. Запас карман не тянет.

Дни шли за днями, была уже середина февраля, закружили метели, они как будто подталкивали меня — быстрее, быстрее, время не ждет! И я кружилась вместе с ними — переносилась хоть на немного, но почти каждый день — носила все — нужное и не очень, необходимое сейчас и в будущем, ценное и дешевое, поскольку чувствовала — пригодится каждая вещь!

Но это для меня время летело вихрем, а для обычных людей все шло по порядку и вполне размеренно.

Позвонила моя врач, про которую я совсем забыла в этой сутолоке и напомнила о моей просьбе — найти материалы по истории медицины. Я-то забыла, а вот она, умница, вернее, ее дочь, помнила, и отправила мне огромную работу на эту тему с указанием всех лекарств и истории изобретения их и составляющих компонентов! Это было замечательным приобретением, и я, конечно, оценила его достойно.

Кроме того, она сообщила, что ее знакомая продает библиотеку, в которой есть достаточно редкие справочники и книги по медицине. Она уже себе отобрала необходимое, но может и со мной поделиться. Я, конечно же, сразу согласилась и сказала, что заберу все — а это были справочники для медсестер и фельдшеров, подробнейшие рекомендации по лечению детских и взрослых болезней, рецептурные справочники различных лекарств — все это для меня было на вес золота!

Позвонила и Анфиса и опять прислала мешки с картошкой, топинамбуром, еще какими-то клубнями и семенами, это я сразу отнесла в Васино, чтобы затем перевести в Деревенщики.

Но самое лучшее приобретение помогла мне сделать моя любимая цветочница Варвара, которую я так и называла уже вслух, что ей очень нравилось, и к которой я сердечно привязалась — я сильно тосковала по маме, умершей рано, а она своим теплом и добротой очень меня поддерживала, относясь ко мне, как дочери. Я старалась ездить к ней как можно чаще, привозя каждый раз что-то вкусненькое, и с удовольствием пила ее необычный чай с вареньем.

Вот она как-то раз и сказала мне, что у ее подруги умер муж, который занимался поделками из дерева и железа, и после него остался целая мастерская с разным инструментом и все это продается, так как жене это не интересно. Но надо ехать в небольшой поселок неподалеку. А мне, конечно, было очень интересно и надо! И вот, придя пораньше из школы, мы с ней отправились туда.

Приехав на место, переговорив с хозяйкой, мы пошли в мастерскую, дверь в которую хозяйка открыла с большим трудом, и я ахнула — это была пещера Аладдина, не меньше — все было забито различными инструментами, заготовками, полу готовыми или почти готовыми поделками, коробочками и баночками с разными гвоздиками, винтиками, болтиками, все это аккуратно висело или лежало на полках, было подписано и упаковано, короче, было все, что надо для дела и даже больше!

Конечно же, я тут же сказала, что заберу все, тем более и цену хозяйка просила самую минимальную, не сознавая истинной ценности этих богатств. Я согласилась, не торгуясь, нужна была только машина для перевозки. Оказалось, что и это не проблема — у соседа есть небольшая "Газелька", на которой он может увезти это богатство в город. Я решила пока квартиру свою не загромождать, а увести все к Мише, тем более, что его квартира стояла пустая.

Пока мужчины под руководством соседа и хозяйки грузили все это богатство, я решила пройтись по поселку и вдруг услышала какие-то звуки, как будто кто-то плакал. Конечно же, я поспешила на них и обнаружила маленькую кошечку! Опять мне подкидыша судьба подарила — но делать нечего, надо забирать, будет невеста для Мурзика. Я понесла ее в дом и стала спрашивать, чья это кошка — оказалось, у соседей кошка принесла котят, всех раздали, а про эту и забыли — а она сама гулять отправилась, да мне и попалась! Вот и будет Самуськой, Муськой, раз такая самостоятельная! И с разрешения хозяев я спрятала ее у себя на груди, а она, пригревшись, и замурлыкала, как маленький трактор!

У этих людей еще и кролики были, и я не устояла — приобрела парочку ангорок с прекрасной шерсткой — может, смогу перенести их в прошлое — буду разводить. Были у них и утки, и гуси, и необычные куры, и какие-то индоутки, про которых я и не слышала, и я себе взяла на заметку — если перенос кроликов удастся, можно поближе к весне взять яйца или птенчиков, и тоже их перенести в прошлое. Буду улучшать породу, надеюсь, получится.

Варвара, видя, что я очень довольна поездкой, тоже сияла, а я попросила ее, если кто еще что будет подобное продавать — говорить мне, объясняя, что купила дом в деревне и буду заниматься хозяйством. Она робко сказала: "Как бы и я хотела пожить там, вместе с Вами!"— и тут же смутилась, а я призадумалась.

Может, действительно, стоит попробовать перенести ее в прошлое — здесь ей одиноко, только цветы ее и держат, да моя забота, а там бы ее знания очень пригодились. К тому же оказалось, что она по специальности химик — технолог и очень хороший, опытный. Надо подумать только, как ей все объяснить, да приготовить все, как следует. Но это дело не одного дня, а теперь надо ехать в город.

Варвару мы завезли домой, пока вместе с Муськой и кроликами, которых она попросила подержать у себя, а сами поехали к Мише на квартиру. Надежда Владимировна так и ахнула, увидев мужчин, которые начали таскать многочисленные коробки в комнаты. Она-то надеялась, что я забуду про квартиру, и она снова сможет в ней хозяйничать — а тут снова я, да с целой кучей добра. Да, таскать мне это надо долго, тут надо по паре мешков сразу брать! Но делать нечего, "запас карман не тянет!"

Отзвонилась мне и бабушка, которой я отдавала вещи из Болдинского монастыря, принесла большую сумму денег, и когда я с удивлением спросила: "Откуда столько много!"— она ответила, что это еще не все! Оказалось, к ним приехала большая группа православных паломников из Беларуси и увидев эти вещи, сразу забрали все за очень достойную цену! Так что надо нести еще, раз пошел такой спрос!

Деньги приходили и уходили, но запас еще был, и я отправилась по сувенирным и антикварным магазинам — мне надо было подумать, какие подарки я вручу военным на приеме — не отпускать же их с пустыми руками! И вот в одном магазинчике я наткнулась на шикарный письменный прибор из малахита — или подделки из него — уж не знаю. Там была чернильница, ручка и пресс-папье с промокашкой.

И меня как будто током проткнуло — я вспомнила прекрасный роман одной из любимых своих авторов-дам, где героиня-попаданка как раз и разбогатела, изготавливая ручки с пером и чернильницы — непроливайки! Вот что можно и нужно делать! Перышки из серебра и золота пока трудно сделать, для этого ювелир нужен, а вот чернильницы можно попробовать и на моем гончарном заводе изготовить, надо только почитать, как их глазуровать да украшать. Так что я купила набор в подарок для полка, да еще и набрала небольших портсигаров и мундштуков для мужчин— в подарки на будущее.

Кстати, можно для гостей еще и игрушки сделать в стиле Дымково — для дам кукол — солдатиков, а для мужчин — красивых дам в кокошниках! Так, надо искать, как их раскрашивать, посмотрим в Интернете!

Кстати, можно попробовать создать связь между мной и Барыней — я буду оставлять ей записки с просьбами искать материалы в Интернете, а она — писать мне, что еще надо принести из прошлого! Так мы поможем друг другу и сможем больше проводить времени каждая в своем времени — смешно получилось, но точно!

Да еще и Инна звонит, в гости приглашает, уже даже беспокоиться начала, что я так давно у них не появляюсь! Надо договариваться, а то приедет, когда меня нет, и Барыня впросак попадет! А может, пусть она с ней пообщается — только надо все ей подробно написать, как и что говорить! Хоть и срастались наши воспоминания и привычки все больше, были такие мелочи, которые враз и не вспомнишь, но на которых "шпионы" и палились!

А еще, готовясь к празднику Армии, читая книги про войну, я наткнулась в одной из них на воспоминания ветерана, где он писал, что самым ценным трофеем считались простые иголки, особенно для швейных машинок! А уж если кому-то из воинов посчастливилось заиметь и саму швейную машинку "Зингер"— то все, жизнь удалась, он будет самым лучшим женихом на своей родине — машинка была лучшим приданным!

И я вспомнила, какими толстыми и неудобными были иголки в прошлом, как их берегли и как переживали, когда они ломались или терялись, и поняла, что их можно и нужно носить из будущего! Ведь в России стальные иголки не делали вплоть до середины 20 века, не было такого металла, да и производство было сложным, несмотря на простоту самого изделия!

И еще одно замечательное приобретение в прямом смысле слова почти упало мне под ноги — на нашей помойке кто-то выставил несколько огромных коробок с книгами — а среди них были детские книги, разные раскраски, книжки с заданиями, а самое главное — старые советские учебники и прописи, чуть ли не 50-60-х годов, уж не знаю, кто их сберег, а кто выкинул! И среди этого богатства попалась и ручка с пером, какой писали раньше! Ну как тут не понять намека!

Были и художественные книги, разрозненные и полные собрания, в том числе и детективы, какие-то любовные романы, фантастика, разные романы советских и зарубежных авторов! Когда-то это был огромный дефецит, люди ночами в очереди стояли, чтобы получить заветную подписку, макулатуру сдавали, а теперь это все на помойку пошло! Вот не понимаю я этого — не надо тебе, отнеси в библиотеку, там все берут, в дальние поселки, в больницы да дома ветеранов отвозят, а здесь — ничего не жалеют, так обидно стало за книги! И конечно же, пришлось за несколько раз перетаскивать это все себе домой.

Пока я все это делала, выглянула Маргоша и сказала, что все это выбросил внук одного из жильцов дома — пожилой мужчина умер, а молодому — не надо! И у него еще есть, только он уже поленился на ночь глядя нести выкидывать. Но я не поленилась — поднялась к соседу, увидела еще такие же коробки и сказала, чтобы он мне их занес, а не на помойку, что парень и сделал с удовольствием.

А еще после деда у него куча всякого, как он выразился, "барахла" осталась, и он мне с удовольствием все за пять тысяч рублей отдаст! А "барахлом" оказались разные мужские красивые жилетки и рубашки, галстуки, часы, зажигалки, зажимы для галстуков, запонки, наборы для слесарного и мелкого столярного дела, даже инструменты для изготовления ювелирных изделий!

А самое главное — старинный деревянный стетоскоп-трубочка, как у докторов в прошлом, разные медицинские старые инструменты и наборы, даже микроскоп древний — видимо, интересовался человек этим, а может, от кого из предков осталось! Вот этот стетоскоп я доктору Цекерту и подарю! Опять — как не взять, когда сама Судьба все это дает!

Молодежь это не ценит, парню надо покупать новые модели часов и телефонов, гнаться за модой, а это "барахло" — не в "тренде", значит — ерунда! Стремление за вещами не дает возможности их ценить и беречь, гонит все за новыми и новыми марками и моделями, выбрасывая без жалости старые! А для меня — эти вещи не только история и судьба человека, его жизнь, но еще и ценнейшие раритеты, которые пригодятся в прошлом!

Так что за это время моя маленькая квартирка потихоньку превратилась в большой склад, но я не расстраивалась — перетаскаю потихоньку, сейчас это стоит копейки или ничего не стоит, а в прошлом будет цениться!

И еще одна идея пришла ко мне ночью, когда я думала, что еще можно сделать простого, но интересного — я вспомнила, как в детстве с удовольствием играла с калейдоскопом — крутила его и с замиранием сердца всматривалась в прекрасные узоры, которые получались из сочетания обычных стекляшек! Считается, что эту яркую и вроде бы простую, но завораживающую детскую игрушку, придумал в 1816 году шотландский физик Сэр Давид Брюстер. В России он появится только в середине века и будет игрушкой не только для детей, но и для взрослых. А ведь и впрямь — сделать его просто, а вещь необычная, красивая и интересная! Надо будет поискать по магазинам настоящую игрушку, только вот давно их не видно — все заполонили китайские пластмассовые, которые ломались через полчаса игры!

Так, все равно не сплю, надо опять подбивать итоги, что уже сделано и что надо сделать, а то я все таскаю и таскаю, делаю и делаю, а про планы и забыла!

Главная задумка по продаже Мишиного золота и камней и введение его в купеческое звание начала потихоньку осуществляться. Часть камней мы уже продали, опасались сразу показать много, но оказалось, что продешевили, так как по сообщению все того же Интернета камни стоили намного дороже. Но данные мы нашли не сразу, очень уж редкие они.

Хорошо, что спохватились вовремя, теперь будем умнее! С местом под лавку вроде тоже решилось, есть зацепка, надо уточнять, пострадает ли это здание во время войны и как сильно. Нужен только человек в лавку, и я все сильнее склонялась к мысли посадить туда Демида — уж очень он мне нравился своим спокойным нравом и рассудительностью. А возить меня будет Степан, а Мишу — его неразлучный Никита. Надо только переговорить с Демидом, согласится ли он уехать. Я, конечно, могла приказать — он был бесправен и подчинился бы любому решению барыни, но вот не хотелось мне "самодурить", надо было все по человечески решить.

Матвея и Дашу, если у них все сложится, сажаем на постоялом дворе и открываем продажу пирожков, булочек с котлетками, блинов, разной другой еды, а также все тех же вещей, что и в Дорогобуже. Только ищем им хорошую помощницу— стряпуху.

Дальше — в Васино производство расширяем до весны, весной сажаем минимум, в основном ранние культуры. Делаем еще заимки, запасы дров и сена, продуктов и зерна, но постепенно, чтобы не вызвать интереса у соседей и ненужных вопросов. Часть уже сделано моим хозяйственным Авдеичем, но надо еще их поторопить, пока работ на земле нет. Надо принести туда еще "Дошираков", каш, консервов, разных простых продуктов, но так, чтобы опять никто особо не видел, поручить все это Мише. Кое-что уже на месте, но надо еще написать Полторацкому и скупить у него бульонные кубики, попробовать сделать это через Александра.

Основные посадки делаем в Деревенщиках, сажаем как можно больше картошки и разных овощей, строим простые дома для переселения части жителей из Васино, из других мест. Раз купила овец и коз, будем делать пряжу и вязать хотя бы простые платки, а если получится — улучшать поголовье коз и выводить породу с длинной и мягкой шерстью и делать платки, близкие к оренбургским пуховым. Пробовать делать тушенку, хотя бы простейшую.

Так, теперь по книгам — "Репка" с кубиками есть, "Морозко" с игрушками и Дедом Морозом — тоже, теперь возьмемся за "Колобка"— с игрой-бродилкой и наклейками— "смайлами"— "улыбашками"! А там к Пасхе и "Курочка Ряба" подойдет с курочками из глины и яйцами, украшенными в стиле Фаберже!

Дальше — печатаем еще песни и рецепты, часть отдаем в книжный магазин Дорогобуж, часть оставляем себе на продажу.

Теперь — по новым идеям — ручки с перьями, чернильницы, калейдоскоп, книжки-раскраски по номерам и куклы с платьями, можно попробовать придумать какую-нибудь историю с продолжениями и послать в журнал.

А еще делать мазь и деревянные трубки-стетоскопы, собирать наборы для будущих санитаров, думать, кого и как лечить.

Мои мысли уже путались, глаза закрывались, но я еще раз пыталась осмыслить, что уже сделано и что нет, а потом просто махнула рукой— "война план покажет"! И на этом я окончательно заснула!

Глава 38. Три "апостола" из Болдино.

В один из своих кратковременных прилетов я успела съездить в Деревенщики. Мне бы хотелось сразу там появляться, но это было очень опасно — не было Барыни минуту назад — и вот она уже в доме, а откуда взялась — непонятно. Поэтому приходилось делать так — сначала перемещаться в Васино, а уж оттуда — ехать, как все, в Деревенщики. Но с другой стороны — это было удобно, я каждый раз увозила кучу вещей, доставленных из будущего, и это уже выглядело естественным — обустраивает Барыня вновь приобретенное имение, вот и привозит разные вещи для хозяйства.

Таким образом я уже привезла часть инструментов для крестьян — лопаты, косы, топоры, разные тяпки и рыхлилки, ножи, ложки и чашки — все пригодится на посевной — а сажать я собиралась много. Увезла и часть семян и даже удобрения умудрилась принести из будущего — попробую их применять на своих экспериментальных грядках, на которых посажу семена из будущего.

В этот раз я пересеклась со священником из Деревенщиков — отцом Петром. Был он полной противоположностью моему отцу Павлу из Васина — тот был большим, полным, степенным, напоминал мне чем-то печку, к которой хорошо прикоснуться в холодный день и подпитаться теплом, которое шло от него. А отец Петр был высоким, худым, очень подвижным, он не ходил, а переставлял длинные ноги, как журавль. Знал он также всех и вся и очень одобрил мою идею раздать коз по дворам, где есть дети.

К моему облегчению, за это время Вороновский "бартер" не погиб, наоборот, овцы были расчесаны и выглядели гораздо веселее. Да и шерсти с них напряли достаточно и платков навязали тоже — теплых и плотных. Я показала в виде образца вязаную жилетку мужчины — соседа, которую забрала из будущего, и попросила попробовать сделать такую же, если не получится всю, то хотя бы большую часть, а уж вязку проймы горловины и рукавов я сама потом им покажу. На том и договорились.

Так вот, этот отец Петр оказался хорошим другом архимандрита Антония из монастыря в Болдино. На мои просьбы поискать хорошего химика и печатника он сказал, что слышал от того, что сейчас как раз в монастыре живут два брата — были они трудниками, но не захотели принять монашеский чин. Но остались они без дела, и уйти им некуда — сироты они. Оказалось, один из них неплохо знает химию, делал и мыло монастырское, и разные другие премудрости знает, а второй помогал в монастыре как раз в типографии. Я, конечно же, почти сразу поехала в монастырь.

Архимандрит Антоний принял меня тотчас же, видно, что я была у него в фаворе и своими идеями, и вкладами, которые делала в кассу монастыря, да и тем, что покупала много изделий монастырских. Вот и в этот раз, помня просьбу бабушки из церкви в своем времени, набрала опять и крестиков, и иконок, и лампадок, другого всякого добра. Да и помолилась вновь в тиши монастыря с большим удовольствием — так там все располагало к этому, да и мне было не грех поблагодарить Судьбу за всю ту помощь, которая мне дается.

Архимандрит к моей просьбе отнесся благосклонно, он и сам переживал за судьбу молодых людей, но сказал, что решение целиком зависит от них. Послушник вызвал братьев, которые незамедлительно явились. Я смотрела на них и внутренне смеялась — они были близнецами и походили друг на друга, как две капли воды. Только цвет волос у них был разный — у одного светло-русый, а вот у другого — темнее намного. Только так их, как я поняла, и различали. А звали их как апостолов — Фома и Фаддей.

Были они совсем молодыми, лет 19-20, такими чистыми и искренними, что я даже растерялась — а захотят ли они уйти в мир из монастыря, не побоятся жизни вне этих защищающих стен?

Но свои предложения озвучила — сказала, что дедушка мой занимался разными химическими изобретениями, и после него осталась хорошая лаборатория, а также небольшая, но неплохо оснащенная печатня. Вот для работы там мне и понадобились помощники. А идеи у меня есть, жить они будут в доме, да и с деньгами не обижу. Но я попросила их немного рассказать о себе.

Молодые люди переглянулись, одновременно кивнули головой, и стали рассказывать, дополняя друг друга, да так ловко, что и не перебивали, и не останавливались — как будто один человек говорил:

— Мы из Смоленска, наши родители — мещане, доход имели небольшой от службы батюшки, он у градоначальника в канцелярии работал. Но хоть и жили мы небогато, родители смогли нас отправить учиться в гимназию при Императорском Казанском университете. Гимназия была очень сильная, директор гимназии Илья Федорович Яковкин— такой строгий!

Даже говорили некоторые, что "не гимназия состояла при университете, а университет при гимназии и в полной подчинённой зависимости от гимназического начальства!' Мы ее успешно закончили, а потом уж и в самом университете учились, там даже студентов не хватало, а нас, как лучших выпускников гимназии, сразу зачислили.

Я вот сначала на лекарском отделении учился, потом химией увлекся, даже лекарства пытался сделать. А Фаддей на отделении словесных наук, в типографии университетской немного работал. Но только не доучились мы — умерли наши родители в одночасье, вот и пришлось возвращаться домой. А там какие-то дальние родственники подсуетились, забрали наш домишко маленький якобы за долги. Помыкались мы, помыкались и поехали в Болдино в монастырь — услышали, что там трудники нужны. Мы тут уже почти два года живем, все здесь хорошо, только не лежит наша душа к монашескому подвигу, хотим и дальше учиться, да и делом каким-нибудь заняться!

Только одно условие есть у нас! Друг наш тоже хотел бы уйти в мир, он художник да немного ювелир. Если его тоже возьмете, то мы согласны.

— Что же он сам за себя не похлопочет?

— Да он стесняется, а так он вон — там стоит. Эй, Варфоломей, иди к нам!

Уф, еще один апостол! А рыжий, а веснушчатый! Прямо солнечный человек! А улыбается так смущенно, одежду теребит! Ну как такого прелестного не взять!

— Здравствуйте, Ваше благородие! Я и правда очень хотел бы с моими друзьями работать, если только архимандрит отпустит!

-А что Вы умеете да знаете? И родные у Вас есть?

— Нет у меня никого, я сирота, у мастера по ювелирному делу в подмастерьях был. Он человек неплохой, только семья у него большая, приходилось не только делом заниматься, но и по хозяйству помогать. А тут еще и заболел он сильно, совсем заказов не стало. Мастер Авдей меня сам в монастырь отправил, когда понял, что прокормить всех не сможет. А тут уж я с братьями и подружился крепко, плохо мне без них будет! — а у самого глаза такие печальные, прямо кот из "Шрека"!

— Ну что же, хорошо, работы всем хватит. У меня печатня есть, да лаборатория химическая в поместье. Да и ювелир не помешает. У меня много задумок, но я потом все расскажу. А теперь давайте архимандрита спросим, отпустит ли он Вас?

— Отпущу, хоть и жаль мне, но раз не лежит у них душа к монашескому подвигу, неволить не буду. Пусть собираются !— махнул рукой отец Антоний.

— Сейчас, вещей у нас немного, мигом сделаем! Только Вы уж нас, сударыня, подождите!— и побежали вприпрыжку, как мои ученики!

И действительно, не прошло и получаса — уже прискакали с небольшими узелочками в руках — видно, все их богатство в них и помещалось. Ладно, вещи не проблема, что-нибудь придумаю.

Дом мой скромный привел их в ступор — видно было, что они в поместьях до этого не бывали, да и из монастыря редко выезжали — вон как головами крутят, все рассматривают с интересом. Да и Лука с Лукашиком, а с ними и остальная дворня с интересом на них поглядывают — кто это вместе с барыней такие интересные приехали! Хорошо, отец Петр подоспел — он-то парней знал, обнял, в флигелек повел, который мы для них определили. А то они совсем растерялись. Да и одеть и обуть их надо, а то смотреть жалко на их вид — рясы старенькие, на ногах какие-то опорки.

Вещи-то я там им приготовила, надеюсь, в пору все будет. Там было и белье, и рубашки, и теплые жилетки, и даже валенки. Представляю, с каким интересом мальчишки все это рассматривали да мерили.

Не прошло и получаса — вышли мои "апостолы" к нам в дом, принаряженные, довольные, сияющие, все мне руки порывались поцеловать, благодарили чуть ли не со слезами — видно было, никак не ожидали они такого счастья.

Алеся потом рассказала, что как стали их кормить, тоже умилились все — такие они худенькие — обнять и плакать! Но ели степенно, аккуратно, кланялись нашим кухаркам и слугам. Всем они понравились своим вежеством, да и жалко их — без материнского пригляда росли, да в монастыре, среди работ и молитв пожалеть их особо некому. Ладно, найдутся, кто приласкает — вот как Алеся на них смотрит — как на братьев, за которыми уход да ласка нужны.

Вот и ладно, а теперь пошли в лабораторию. А там у них глаза и разбежались — все рассматривают, трогают потихоньку, видно, что хочется им за дело взяться, но ждут моих распоряжений. А у меня они пока одни — навести здесь порядок, все вымыть, приготовить, освоить, а уж работы потом будет непочатый край.

Сводила я их на заводик спиртовой, в котором был уже полный порядок и рассказала о задумках по очистке спирта и изготовлении разных спиртовых настоек на основе лекарственных растений, и на свой горшечный заводик, на который заглядывала пока только мельком.

Тут тоже дело шло, но пока не очень активно. Поручила работникам наделать игрушек Дымковских, показав и оставив образцы. Расписывать будем потом гуашью, пока пусть тренируются делать обычные. Но эти игрушки всех заинтересовали, сказали, что попробуют. Разрешила привлекать к их изготовлению ребятишек и всех желающих, сказала, что заплачу за самые удачные и красивые. Все полезли чесать затылки и озадачились, а мне того и надо!

Я решила пока так — Варфоломей, как ювелир, займется пером для ручки и чернильницей, а близнецы — один — мазью Вишневского, другой — печатаньем сказок и кукол с одеждой. Материалами я их обеспечу, подскажу в начале, что и как делать, а там уж пусть сами пробуют — справятся — молодцы, награжу и поощрю, нет — буду думать, но выгонять их, конечно, не стану, просто придется самой в это впрягаться, а у меня и так забот полон рот! Но надеюсь, справятся, вроде парнишки неглупые.

Ладно, пусть освоятся немного, потом я им задания определю. А пока мне пора и домой возвращаться — завтра ведь на работу!

А на работе стоял шум и гам — определяли нагрузку на следующий учебный год, часы делили! Оказалось, многих наших опытных учителей, проработавших много лет, обидели — нагрузку уменьшили под прикрытием заботы о них — мол, возраст уже не тот, не справляются старички, хотя до этого все было нормально и никто не жаловался. Зато протеже нового директора вовсе не обижены остались — набрали почти двойную нагрузку. Но жаловаться некому — формально директор была в своем праве, сейчас ее рука — владыка.

И меня тоже вызвали и поставили перед фактом, что первый класс, который я планировала взять и который уже хорошо знала, так как вела с детьми подготовительные к школе занятия, отдали молодой и ранней учительнице — родственнице директора, а мне на следующий год планировали "подарить" самый слабый третий класс, в котором я была бы уже четвертой учительницей — ну не повезло детям, учителя там то увольнялись, то в декрет уходили, да и скомплектовали его по остаточному принципу из слабых детей. Вот и получилось так, что совсем скатились дети! Директор-то подала это так, что я, как одна из самых сильных учителей, должна помочь ученикам, а получалась, что меня наказали, а не поощрили — уж больно много усилий требовалось, чтобы подтянуть детей!

А у меня все чаще и чаще закрадывалась в голову мысль, что скоро мои перелеты с метелью кончатся вместе с зимой и придет время Судьбе определять — в каком времени кому остаться. Конечно, получалось, что мне было хорошо в прошлом, а вот Барыня все лучше и увереннее чувствовала себя в будущем! Но это уж как Судьба распорядится, надеюсь, не просто так нас местами поменяли!

Но вот только если Барыня здесь останется, класс, да еще такой сложный, она вести не сможет. Значит, надо что-то решать с ее работой и денежной подушкой. Блог вроде у нее шел не плохо, но на этом не прокормишься, надо какую-то постоянную работу. И тут неожиданно помог Сергей Михайлович, который позвонил и сказал, что у него есть интересное предложение. Пришлось мне быстренько переходить в прошлое, а Барыне — на мое место.

А предложил Сергей Михайлович работу консультанта в небольшом фонде, который занимался реконструкторской работой, организовывал разные форумы, да и антиквариатом потихоньку приторговывал.

Зарплата там была не ахти какая, но были и возможности подработок — сейчас многие старались найти свои корни, обустраивали дома в стиле русских дворянских усадеб, даже одежду носили соответствующую — а тут-то знания и навыки Барыни и пригодились бы. Да и французский язык многие взялись изучать, книги и фильмы читать, это сейчас модно, а репетиторов не так много, как на английском. Барыня обещала подумать и написала записку мне, где все это и изложила.

И еще одно прекрасное предложение — разбирают старый склад части, которую расформировывают. А там запасы чуть ли не со времен девяностых годов — нижнее солдатское белье, сапоги, верхняя одежда разная, а самое главное — одеяла, белье постельное и разные другие солдатские мелочи. Можно брать много и недорого!

Я ответила только одно:" Соглашайтесь на Фонд! А в складе брать столько, сколько дадут — деньги есть! Объяснить, что в деревню пошлете знакомым родственникам — переселенцам с Украины, которые бежали от войны голы и босы", — и вновь ушла в прошлое — надо было последние приготовления к приему полка доделать.

Но если со складом сложится — мой "хомячок" будет счастлив до умопомрачения! Чувствую, как он лапки потирает да ножками притоптывает в нетерпении — когда уж это все к нему попадет! Такое богатство для крестьян, а здесь уже и не надо никому! Только как это все перетаскать! Но: "Надо, Федя, надо", — главное — набрать, а там и перетаскаю потихоньку.

А дальше с делами пусть сама Барыня разбирается, большая уже девушка! А мне пора свои проблемы решать!

Глава 39. "Нас принимают, мы принимаем!"

Всю неделю я была как на иголках, готовясь к приему офицеров полка. Планировала меню, думала, кто и как будет прислуживать за столом, что одеть и чем развлекать гостей. Мне надо было и не сильно отличаться от других помещиков, но и внимание к себе привлечь — и как это соединить?

Решила так — основными блюдами сделать те, которые я уже делала — мясной салат "а-ля Оливье", винегрет, плов и бозбаш, добавить еще шашлыки — баранины осталось много, как раз вся и уйдет. Для дам — что-то рыбное на выбор — уху с рыбными фрикадельками, запеченную рыбу, филе рыбы в сырном соусе, рыбу "фиш", если еще щука будет, просто жаренную в сухарях.

Дальше — закуски — канапе, яйца фаршированные — это необычно и интересно, икра, паштеты, соленые грибы и овощи — это надо на месте смотреть. Сладкое — торт "Медовик" или " Муравейник"— его можно и порционно наделать, если получится — мороженое, конфеты, сладости, чай и кофе из Дорогобужа!

Потом случайно нашла забавное стихотворение поэта Владимира Филимонова, который был еще и архангельским губернатором и оставил нам описание закусок дворянского стола:

Тут кюммель гданьский разнесли,

За ним, с тверскими калачами,

Икру зернистую, угрей,

Балык и сёмгу с колбасами.

Вот устрицы чужих морей,

Форшмак из килек и сельдей,

Подарок кухни нам немецкой,

Фондю швейцарский, сюльта шведский,

Англо-британский уэлшрабит,

Анчоус в соусе голландском,

Салакушка в рагу испанском,

Минога с луком а ля аб,

И Кольский лабардан отварной.

Какие названия, от одного перечня слюнки текут, но большая часть блюд уже и не доступна нам — сказывается санкции. Поэтому будем скромнее!

Дальше — с обслуживанием гостей — консультируюсь с Николаем — дворецким из Васино, кто это умеет, везу их к себе в Деревенщики. В крайнем случае организую фуршет или свободный подход к блюдам и самообслуживание, хотя и не хотелось бы этого.

Наряд — новый надо, вроде что-то там Полетт с Машей придумали, меня обмерили, но пока я не видела готового варианта. Если что, и бальное платье можно немного переделать, если добавить красивый палантин или шаль, вполне сойдет.

Развлечения — лото, домино, можно фанты, новые песни и танцы — отдыхать люди пришли. В подарок в полк — лото и домино, письменный прибор, что я купила, табак, кисеты можно нашить. Для Цекерта — трубки-стетоскопы, лекарственные растения, рассказ о пользе мытья рук и употребления кипяченной воды в походах. Установление полного контакта с ним для дальнейшего сотрудничества. Вроде все продумала, а у самой мысли так и мечутся.

А тут еще и 23 февраля подходит, надо думать, как мальчишек поздравлять. И праздник так удачно на пятницу попал, значит, я смогу уйти в четверг вечером и у меня вся пятница и полдня субботы на приготовление будут.

Я-то заранее мальчикам книг набрала про армию, много как раз про войну 1812 года получилось. Я всегда разные набираю, знаю, что потом меняются и общаются по поводу прочитанного, другие книги на эту тему или авторов покупают или в библиотеке берут — это намного интереснее, чем все одинаковые дарить. Девчонки что-то замышляют, шушукаются, я только спросила, не нужна ли помощь? Вроде нет, сами все делают, просили меня только платье одеть из прошлого.

Дальше — с обслуживанием гостей — консультируюсь с Николаем — дворецким из Васино, кто это умеет, везу их к себе в Деревенщики. В крайнем случае организую фуршет или свободный подход к блюдам и самообслуживание, хотя и не хотелось бы этого.

Решила я через Барыню Сергея Михайловича пригласить — и поздравить, и пусть про Войну 1812 года расскажет. Целый квест разработали — сначала я детей настраиваю, ухожу, Барыня на моем месте приглашает Сергея, сидит в классе вместе с ним, поздравляет и общается, потом появляюсь снова я и заканчиваю праздник. Не знаю, как получится, вроде бы неплохо придумано. Через записки "самой себе от самой себя" у нас как-то лучше контакт наладился, я даже пишу, что заранее купить или сделать, а Барыня делает — так быстрее получается.

И вот четверг— уроки сокращены, да и учиться настроения нет — праздник! Я Сан Саныча и Ивана Васильевича Царева поздравила набором вкусностей из прошлого да хорошим мужским парфюмом, за что мне и ручку поцеловали, и щечку! Довольны вроде оба! Иван Васильевич после того случая с Димой вообще в школе стал легендарной личностью, но все по праву — настоящий Мужчина, как не уважать!

Сан Саныч намекнул, что еще можно набрать инструментов и книг и получил полный карт— бланш! Берем все и много!

А в классе — шум и гам, мальчишек выгнали, девчонки переодеваются — оказывается, они не утерпели, хотят заранее свои платья продемонстрировать в стиле девятнадцатого века! Но девчонки в платьях в стиле ампир чудо как хороши! Наташи Ростовы! Кому не хочется побыть героиней роман! Так это красиво получается! Телефоны только сверкают— и селфи, и подружки группками, и все вместе фотографируются!

Но пора и мальчишек запускать, а мне уходить в девятнадцатый век! А мальчишки, зайдя, аж остолбенели от такой красоты! Особенно Гера рот раскрыл — он ведь и не ожидал, что это так красиво! А девчонки и рады — у многих сумочка, веер в руках, обмахиваются, глазками стреляют из-под него! Откуда что и взялось только!

Да и у Барыни неплохо получилось! Она-то в своем образе перешла, а получилось интересно! И Сергей Михайлович вместе с мальчишками зашел — остолбенел от такого цветника! Он тоже молодец — пришел в реконструкторском образе — не подвел!

Но постепенно пришли в себя, за стол сели, стали Сергея Михайловича слушать, про эту эпоху расспрашивать, да чай с тортом Милочкиной мамы кушать — а в этот раз он чудо как хорош был — с фигурками марципановыми в виде гусар! Даже есть жалко, мальчишки фигурки по себе разобрали— на память!

Это я потом все увидела, на фото, когда уже сама в будущее попала. Правда, и мне кусочек перепал — уж больно торт большой был, не осилили!

А пока я только облизывалась мысленно, да с Мишей и Николаем общалась — обсуждала как гостей обслуживать. Оказалось, наши горничные тоже умеют за столом подавать, да он, да сын тоже тому обучен. Вот и ладно, увезу их потом в Деревенщики вместе с Мишей и Машей.

А девчонки в классе "Кавалергарды, век недолог" пели, вальс пробовали танцевать, получалось не всегда удачно, но всем понравилось! А смеху, а ненароком оттоптанных туфелек и ботинок, но все без обид и с извинениями на французском! Жаль, что я тоже это все только в записи и увидела!

Но ладно, время много прошло, пора нам меняться местами! Как раз хорошо получилось — Барыня за дверь вышла, а я на ее место вошла — вроде как уже успела переодеться! Уф, наш квест по перемещению вроде без проколов прошел, правда, по-моему Сергей что-то заподозрил немного, все-таки мы отличаемся, но виду не подал! И подарок наш ему понравился — энциклопедия про оружие прошлого века, я все сайты книжные пересмотрела, пока подходящую нашла. Но видно было, что угодила! Расходились довольные, переодеваться не захотели многие, так по школе и ходили важные, внимание привлекали!

А я быстрее домой, собираться! И вдруг — звонок от Варвары — и голос такой тихий, больной, жалобный! Оказывается, сердце прихватило, а скорую вызывать не хочет: "Вдруг в больницу увезут, с кем цветочки свои оставлю!" Пришлось все бросить и к ней ехать — скорую вызывать, успокаивать. Врачи приехали, вроде сняли приступ, оказывается, не сердце, а межреберная невралгия так сильно отдала в грудь, она часто на сердечную боль похожа.

И решила я с Варварой заговорить про перенос во времени. Она мне только помощницей будет, с "апостолами" можно ее поселить — и присмотрит, и поможет, да и привязалась я к ней сильно, бросать не хочется на Барыню, у той и так своих забот полно, да и близости моей нет. Волновалась жутко, когда стала объяснять, что могу забрать ее, как она хотела, в "домик в деревне", только та деревня от нас не только по расстоянию, но и по времени отстоит на 200 лет. Боялась, что не поверит, за сумашедшую примет, а она тихо сказала: "То-то от Вас дымом печным иногда пахнет, воздухом деревенским!" А я и не замечала этого! Но самые главные ее слова: "Я с Вами хоть в будущее, хоть в прошлое! Деточка ты моя!"— а у самой слезы текут тихо— тихо! И я — обнимать и рыдать!

Глава 40. Подготовка и прием полка.

Наш дом был похож на муравейник, в котором сосредоточенно передвигались по многочисленным делам люди-мураши. А дел и вправду было немало. Надо было вымыть, протопить и украсить большую залу, бильярдную, курительную, комнату для дам, так как в усадьбе эти нежилые помещения топились только в такие моменты, а не каждый день, в отличие от жилых комнат. Достать и начистить канделябры, подготовить свечи, позаботиться об украшении залы. Подготовить спальные места, пересмотреть одеяла, подушки, перины, постельное бельё, чтобы всё было в наличии и не съедено молью за столько лет со смерти деда, подготовить грелки в кровати и прочее, и прочее, и прочее.

А надо еще основные блюда готовить заранее. Итак, сегодня готовим майонез для салатов и сами салаты — пусть пропитаются хорошенько, поставим на ледник вместо холодильника, делаем тесто для "Муравейника" и "Медовика", печем все, пропитываем медом и сметаной, тоже ставим на холод. Маринуем мясо для шашлыка в вине, разделываем баранину для плова и супа, а варить будем завтра!

Всех мясорубка поразила, я объяснила, что в Дорогобуже купила, какая-то немецкая новинка. А на самом деле изобретением мясорубки мы обязаны Карлу Дрезу, именно в начале 19 века она и появилась, но точная дата не известна, так как стала она известна примерно с середины века. Несколько позже похожий механизм изобрел австриец Петер Миттерхофер, который стремился тем самым помочь своей жене.

До этого мясной фарш готовили с помощью специального ножа. Он имел полукруглую форму с двумя ручками. Перекатывая нож, можно было постепенно измельчить мясо в фарш, хотя при всех стараниях он все равно получался достаточно грубым. Для домашнего хозяйства существовал агрегат с ромбовидным барабаном для подачи мяса и стекания крови сквозь специальные отверстия и острыми ножами, расположенными вертикально. Так что я со своим "девайсом" из будущего лишь немного опередила время, буду использовать его для себя, никому лишнему не показывать, надо об этом и помощников моих предупредить.

Все-таки неплохо быть барыней — всем указание раздала, сама только присматриваю, как "апостолы", пыхтя, майонез сбивают, Лукашик мясо разделывает, Алеся салаты стругает, все остальные тоже по меру сил и старания помогают.

Но и мне забот хватает! Напрасно думают, что "баре только и делали, что ничего не делали", на самом деле работы всем много, как и сейчас в большом загородном хозяйстве — и хозяевам, и работникам — всем достается! Мне тоже заделье нашлось — по комнатам пройтись, проверить все, подарки свои приготовить, подумать, что петь буду, как организовать развлечения.

Поскольку много молодежи, надо игры продумать, может, кто в биллиард захочет поиграть, да и ломберные столы для карт тоже достать надо. Хоть и не люблю я это дело, но именно за картами мне удобнее всего и будет поговорить с Цекертом и Мелиссино. Так, как там в конюшне — лошадей-то много будет! Пойдем посмотрим, заодно и про спиртное спрошу — готовы ли наливки для Воронова за овец, да для завтрашнего угощения. Вроде все нормально, уже в дом унесли, приготовили! Ну что же, теперь осталось только ждать гостей и волноваться!

Все утро субботы прошло под лозунгом: "Готовим много и еще больше". Мне мама всегда говорила: " Ждешь в гости пятерых, готовь на десятерых!"— а тут кроме офицеров должны были приехать Верочкина семья и соседи-помещики. Должен быть и Воронов, которому я вынуждена была послать приглашение — отсутствие ближайшего соседа, с кем я уже общалась, породило бы большие слухи, чем его присутствие — в своем доме уж я с ним справлюсь. Да и за овец мне надо было с ним рассчитаться до конца.

Итак, считаем приглашённых: из полка 8 офицеров, включая Александра Николаевича и и Цекерта, прибавляем девятого — генерала Мелиссино, он тоже обещался быть. Далее семья Верочки — Верочка, её муж, дочь Анна. Сосед Воронов, пара семей соседей -мужья, жёны, в каждой семье по 3 дочери. Значит, вместе со мной и Машей — 26 человек всего, из них 14 мужчин и 12 дам, с таким количеством гостей должны справиться!

Да еще и от Верочки в письме известие получила — оказывается, у нее гость нежданный, друг желанный для моей Машеньки! Дмитрий Иванович Ржевский (упасть и не встать!), какой-то дальний родственник Верочки — поручик Черниговского пехотного полка, третьей пехотной дивизии генерала Петра Петровича Коновницына — друг детства Машеньки!

Отец Машеньки и отец Дмитрия были дальними родственниками и договорились о браке своих детей, когда те были ещё в очень юном возрасте. Официальной помолвки не было, но дети уже просватаны, как Шурочка и поручик Ржевский в фильме 'Гусарская баллада'. Ждали только официальной помолвки, которая могло состояться, как только Маша достигнет брачного возраста. И вот этот возраст настал, и Дмитрий приехал к своей невесте. Это о нем Маша писала Анетт, о нем мечтала все эти годы! И теперь он приехал на кратковременную побывку в гости к своим родственникам, и тут и узнал о приеме полка. И, конечно же, с меня было взято строжайшее обещание ничего до нашего приема Машеньке не говорить, Верочка хочет устроить Машеньке сюрприз и привезти Дмитрия к нам в гости!

Кроме того, мне предстояла непростая задача — кроме развлечения гостей установить контакт с полковым лекарем Егором Фомичем Цекертом и с самим шефом полка Алексеем Петровичем Мелиссино, показать, что я не только умею хорошо петь, содержать свой дом, придумывать новые блюда, но и интересуюсь историей и культурой народа, имею интересные медицинские идеи, думаю и действую как патриотка в преддверие войны.

Утром и сама Машенька приехала, а Миша на "хозяйстве" остался, пусть с Полиной пообщается побольше, пока барыня не видит! Это я хихикаю от волнения. Умница Машенька мне мой наряд привезла, Полина с моими подсказками и с минимумом примерок такую красоту сотворила! Я просила сделать что-то в стиле "маленького черного платья" Коко Шанель — простое, свободное, но элегантное, и это ей удалось! Пусть оно не в этой моде, но мне оно безумно нравится и хорошо сидит! Только не черное, а темно-голубое, как я люблю. И Маше очень понравилось.

А украшения опять из будущего — красивый набор из фианита, и Маше я новый набор подарила — надо же приданное собирать! Буду блистать почти в бриллиантах, никто и не разберет, а всем скажу, что нашла спрятанную дедушкой шкатулку, которую он убрал до лучших времен, а мне ничего и не сказал. Пусть проверят, если не поверят! Машенька одета скромнее— на ней только жемчужный набор, в котором она уже была на балу. Не пристало барышне в драгоценностях щеголять. Кумушки её за такой неподобающий внешний вид быстро под орех разделают. Да, это вам не современные выпускницы, которые размалевываются как Коломбины и разряжаются как мадам Помпадур. Барышня начала девятнадцатого века — сама скромность и добродетель — скромная причёска, скромное платье, никакой косметики и минимум украшений и опять — самых скромных.

В доме был уже готов огромный казан с пловом и кастрюльки с базбашем и ухой с рыбными фрикадельками, запеченная рыба с лимоном, большой противень пирогов -расстегаев, стояли хрустальные салатницы из будущего с салатами и засолками, маленькие салатницы с разными паштетами, икрой, фаршированными яйцами, канапе с сыром и ветчиной, а на улице одуряющее пахло шашлыками, которые уже потихоньку начинали готовить.

Так что волновалась я знатно, в очередной раз оглядывая приготовленное угощение, своих людей, которые должны были помогать гостям. Для помощи моим дворовым в обслуживании гостей Маша привезла своих лакеев — Николая и его сына Николая-младшего. И они принарядились — у Николая большого и Коли— маленького были даже ливреи, в которых они выглядели, как английские лорды, а не как слуги, это я уж с точки зрения человека из будущего сужу, Катя и Даша были в новых платьях, с одинаковыми кружевными воротничками и манжетами, с белоснежнейшими фартуками, прямо как в фильмах в стиле "Аббатства Даунтон". Служанки так станут одеваться чуть позже, ближе к середине века, так что я удивлю этой униформой горничных своих гостей, которым такой внешний вид служанок должен понравится, выглядят они потрясающе.

В восемнадцатом веке в России была принята французская сервировка, которая на праздничных застольях у нас принята и сегодня. Это когда все блюда ставятся на стол сраз,у и гости берут то, что им хочется. Но именно в начале девятнадцатого века французский повар Мари Антуан Карем, который служил у Кутузова, ввел русскую сервировку. Он за основу взял сервировку Московской Руси, когда горячие блюда вносили, так сказать с пылу с жару, а не выставляли на стол заранее, где они остывали.

Но если в старой московской сервировке в каждую перемену приносили несколько блюд, то Карем сделал в одну перемену одно блюдо. Это быстро вошло в моду и в самых передовых домах вытеснило французскую сервировку. И я решила сервировать стол по последней моде, как в лучших домах и дворцах Петербурга, по-русски, т.е. холодные блюда ставить на стол, а горячие выносить попеременно — одно блюдо в перемену. Сначала это будут бозбаш — его я решила сделать простым — без гороха или нута, просто отварное мясо большими кусками с картофелем, а то не дай Бог, у кого из гостей на горох не начались бы естественные физиологические трудности, будет неловко.

Будет и уха с рыбными фрикадельками для дам, которые могут посчитать мясной бульон слишком тяжелым блюдом, а потом — плов и шашлыки, которые сняты с шампуров и разложены с разными соусами и приправами на больших тарелках. Для этого был использован заветный дедушкин сервиз, прекрасного фарфора и рисунка.

Итак, все и всё готово, только "апостолы" мои в лаборатории сидят, уже накормленные, я им тоже работу нашла — сделать воду ароматическую с алоэ для мытья рук и мазь — масло, мед, да сок алоэ уварить погуще, да посмотреть, что из этого получится, да песни с рецептами начинать печатать, а Варфоломею — попробовать разобраться с пером — будет для них первая проверка в деле.

На улице Степан и Демид, в новых шапках и валенках, тоже стояли в ожидании гостей. И вот кто-то из ребятишек крикнул: "Едуць, едуць! Ваенныя едуць! Ды якія прыгожыя!" Тут же все стали чуть ли не на вытяжку, ожидая появления гостей. Вышли и мы с Машей, набросив шубки и наши красивые теплые шали, замерли в ожидании.

И вот они уже въехали во двор, раскрасневшиеся от мороза, в своей красивой форме, один за другим. И вдруг — вот это да — самый красивый конь встал на дыбы, управляемый твердой рукой одного из гусар, и помахал приветственно копытами! Это же сам Алексей Петрович Мелиссино! Его считают, и по праву, лучшим кавалеристом во всей армии! А рядом еще один всадник также поднял коня — это уже мой Александр! Мы с Машей не выдержали и зааплодировали им!

Недаром шефа полка ценят как кавалериста — именно его отец, Петр Иванович Меллисино, служил образцом для фигуры Петра Первого знаменитому скульптору Фальконе. Зная его, как замечательного всадника, тот попросил его позировать для скульптуры. Петр Иванович был высок, строен, ловок, и очень похож на Петра Великого, даже ходили слухи, что он являлся его незаконным сыном, но вряд ли это было правдой.

Меллисино приходилось разъезжать на лошади по помещению, совершенно не предусмотренному для выездки, раз за разом поднимая своего коня, как требовал скульптор. Именно благодаря всаднику Мелиссино образ Петра I приобретает ту величественную позу, которую мы сейчас видим в Медном всаднике.

Но я немного отвлеклась, а следом за командиром и его гусары на своих прекрасных лошадях пошли по кругу, как в танце, а затем кони преклонили перед нами свои ноги и поклонились нам! Прекрасное, сказочное действие! Я не выдержала, подошла поближе, тоже сделала книксен этим прекрасным животным!

А тут и Алеся, умничка, подошла, принесла целый поднос с морковкой, которая от плова осталась. Кони брали морковку из моих рук своими бархатными губами, фыркали мне в лицо, ржали благодарно, ластились. Кажется, гусарам это понравилось, улыбались удивленно. Они друг за другом спешились, передали коней слугам, подошли для представления, обступили нас по кругу. Вот и Александр подошел ко мне, представил своего командира:

— Natalia Alekseevna! Maria Ivanovna! Je vous présente S. E. le major-général Alexei Petrovich Melissino! (Наталья Алексеевна! Мария Ивановна! Разрешите вам представить его превосходительство, генерал-майора Алексея Петровича Мелиссино!)

— Madame, je suis très heureux de vous rencontrer! Je suis flatté que vous ayez eu l'honneur de nous recevoir chez vous! (Мадам, я очень рад нашему знакомству! Я польщен, что Вы оказали честь принимать нас в вашем доме!)

А Алексей Петрович хорош! Какая стать, какая сила воли, сразу видно командира! А усы, а кудри, а черные греческие глаза, он же потомок древнего дворянского рода византийского происхождения! Да, если бы не Александр, голова бы моя закружилась! Но я беру себя в руки:

— Très agréable, votre excellence! C'est un grand honneur d'accueillir de si glorieux guerriers! (Очень приятно, Ваше превосходительство! Это большая честь, принимать у себя в гостях таких славных воинов!)

— Votre excellence, je suis également heureuse d'accueillir tout le monde! (Ваше превосходительство, я также рада приветствовать всех!) — а это уже Маша.

Вот что значит постоянное общение с носителем языка — благодаря Полетт я все лучше и лучше говорю по-французски!

Алексей Николаевич по очереди представил своих сослуживцев, которые подошли к нам по очереди, а я постаралась всех запомнить: майор Менжинский, майоры Борзов 1-й и Борзов 2-й (сразу видно, что братья), ротмистр Новицкий, штаб-ротмистр Скоробогатов и полковой лекарь Цекерт, Егор Фомич. Все молодые, усатые, симпатичные, один Цекерт чуть постарше и без усов, приехал в повозке. Нам целовали по очереди ручку и щелкая каблуками, представлялись.

А какие все красивые в своей форме! Недаром говорили, что синие ментики, и в целом форма Лубенских гусар, была самой красивой в российской армии! Некоторые пижоны даже вышивали сзади серебряными нитями целующихся голубей! Вон, увидела таких у самого молодого, штабс-ротмистра Скоробогатого, наверное, самый знатный щеголь в полку, вон как ус подкручивает, а там и нет еще особо ничего! И сам Мелиссино ничего не мог с этим поделать, лишь смеется в усы! Такова была Боевая Слава его полка, что на такие вольности и внимания не обращали!

А за ними кареты, возки, подъезжают еще гости. Так, посылаем подмогу — да и сами сообразили — вижу Лукашика, даже деда Луку, который сегодня одел старинную военную форму времен службы вместе с дедушкой и выглядит, несмотря на возраст, очень браво, кто-то еще из дворовых помогает выйти из карет и отводит лошадей в сторону, чтобы освободить проезд. Молодцы, действуют быстро, но ловко, обязательно всех потом похвалю и поощрю! Но пока все в дом, в дом!

Глава 41. Продолжение банкета.

Гости зашли в дом, оглядывая друг друга. Наряды наши еще скрыты шубками, откроемся чуть позже. Теперь помочь гостям раздеться, привести себя в порядок — тут уж Даша с Катей подоспели, еще дворовые девушки подошли, принимают одежду, проводят в зал.

А вот теперь и мы с Машей разделись — ага, шок — это по нашему! Все рассматривают меня и мой наряд и украшения и видно, что многих оно сразило наповал — вроде и не по моде, но такое элегантное.

Как там говорила Коко Шанель: "Я не создаю моду, я — сама мода." Вот сегодня — я сама мода и очень этим горжусь. Длина у платья, конечно, как и принято, до пола, я никогда бы не рискнула обнажить здесь и сейчас колени, но сам покрой — простой, струящийся по плечам, и вроде похож на ампир, и немного от него отличается.

Это больше похоже на платьядвадцатых— тридцатых годов нашего времени, которые я люблю за их элегантную простоту, только не черное, а темно-синее, почти фиолетовое. Если я вдова и у меня есть определённая свобода, то Маша — барышня и к ней предъявляются очень жёсткие требования. Поэтому ее наряд и более траиционен.

Этим и отличаются барышни и общество девятнадцатого идвадцать первого веков. Что свободно делает современная школьница, категорически не могла даже в мыслях себе представить барышня века девятнадцатого. К лучшему это, или к худшему— вопрос спорный, остается только воскликнуть вслед за древними мудрецами: "O tempora, o mores!"( О времена, о нравы!).

Я, как хозяйка, приветствовала всех, знакомила друг с другом. Дамы целовали мне щечки — "Чмоки-чмоки", мужчины — ручки. От всех гусар была вручена огромная корзина цветов и коробка конфект (так тогда произносили это слово) — даже здесь классический набор для дамы! Гусары отстегнули свои сабли, передали Луке и Лукашику, которые с поклоном их приняли. Мой старый заслуженный воин всем понравился, вон кто-то положил ему в руку денежку — пусть, заслужили оба!

А вот и Верочка — впереди семейство, а чуть позади — молодой мужчина в военной форме — предполагаю, тот самый Дмитрий, пока не видный Машеньке. И вот все расступаются — и я впервые в жизни вижу, как девушка бледнеет до состояния белого полотна. Маша так крепко сжимает мне руку, что мне даже больно — но я терплю. Память Барыни подсказала, что последний раз мы все месте виделись года три назад, когда Дмитрий убывал в полк.

Да и Дима не лучше — остолбенел, с места стронуться не может! Конечно, он же видел Машу последний раз, когда она была подростком — "гадким утенком", а теперь перед ним прелестная молодая девушка, которая смотрит на него взглядом, полным узнавания и симпатии. В его глазах такая любовь, что и слов не надо! Радость от долгожданной встречи с любимым человеком сложно передать словами, её можно только увидеть и почувствовать.

Скромный молодой человек, робкий и несмелый в нашем присутствии, очень мне понравился. Я смотрела на Диму и улыбалась невольно — так он был не похож на героев анекдотов, лихого гусара Дмитрия Ржевского в исполнении обаятельнейшего Юрия Яковлева! Может, потому, что не гусар, а пехотинец! Тем не менее, именно эта пехота решит исход Бородинской битвы, в том числе и тот полк, в котором служил Дмитрий, прославился своей отвагой и тем, что стоял на смерть под огнем врага.

Интересно, как он среагирует, если рассказать самый скромный анекдот об его однофамильце! Или уж не портить молодежь!

А вот и мой лучший враг — Воронов — прилетел, смотрит на меня, взглядом прожигает!

Ну а теперь всех гостей прошу перед обедом, когда все сняли перчатки — ели без них — помыть руки "восточной водой" , которую успели сделать "апостолы" из простой кипяченной, с добавлением сока алоэ да каланхоэ, это всех удивляет, но никто не противится — вода-то непростая, а "восточная"! Объясняю, что у дедушки в записях вычитала, очень уж она благотворно на кожу рук действует, а он известным ученым славился среди соседей.

А вот и священник, отец Петр, мы договорились, что он благословит наш обед и всех гостей, настроит на благостный лад! А голос-то у него какой, низкий и громкий, никак не подумаешь, глядя на него! Замечательно вышло, все расчувствовались, притихли сразу. Отец Петр уходит, довольный, его уже накормили предварительно и отблагодарили. Позже я узнаю, что он заходил к "апостолам" и интересовался, как они устроились, и был рад их восторгам и благодарным словам в мой адрес.

Ну а теперь дворецкий Николай, с салфеткою под мышкой, по тогдашнему обычаю, важным голосом докладывает, что обед подан. Гости попарно шествуют к столу, где и рассаживаются чинно. Мой букет отправляется на подставку так, чтобы всем было видно.

Алексей Петрович на правах "Наипочтеннейшего" гостя провозглашает здравицу ( так тогда называли тосты):

— Permettez au Seigneur, en votre nom et en celui de tous mes collègues, de saluer la maîtresse de cette maison et de lui souhaiter bonne santé et prospérité! (Позвольте господа, от своего лица и лица всех моих сослуживцев поприветствовать хозяйку этого дома, и пожелать ей здравия и процветания!)

Гости улыбаются: "Bienvenue à l'hôtesse! La santé et le bien-être" (Приветствуем хозяйку! Здоровья и благополучия!), — поднимают бокалы, приветствуя меня.

Теперь и моя очередь поприветствовать всех:

-À mon tour, je souhaite saluer aujourd'hui tous mes invités, y compris les glorieux soldats du régiment de hussards de loubensk! Je suis ravie de vous voir chez moi! Votre santé, messieurs! (В свою очередь я хочу поприветствовать сегодня всех своих гостей, в том числе и славных воинов Лубенского гусарского полка! Я очень рада Вас видеть в своем доме! Ваше здоровье, господа!), — опять улыбки и поднятые бокалы!

Блюда мои и впечатляют, и интересуют, а уж салатницы и креманки и вовсе сразили наповал — "все от дедушки, он припрятал, я нашла!" Простите меня, Георгий Иванович, но сегодня я постоянно на Вас ссылаться буду, надеюсь, Вы не в обиде!

Разливают суп и уху — вкусные, насыщенные запахи сразу возбуждают интерес и аппетит! Но больше всех мой плов поразил, который принесли прямо на огромном блюде и оттуда уже раскладывали по тарелкам, и шашлык, который клали вместе с приправами и маринованным луком — пришлось объяснять, что тоже от дедушки эти блюда, походные, армейские. Шашлык да плов больше мужчинам пришелся по вкусу, а вот уха и запеченная с лимоном рыба, салаты, канапэ — дамам. Тут уж только успевают слуги подкладывать, да и сами гости не промах — и наливочки мои пробуют, и всем блюдам честь отдают. А рецепты потом в лавочке да на постоялом дворе разберут, как напечатаем.

Так, вроде наелись все, выходят из-за стола, рассаживаются чинно в гостиной, теперь развлекаться будем. Я сажусь за фортепиано и начинаю петь, лишь немного изменив бессмертный текст Булата Окуджавы:

Увы, гусары, век недолог,

и потому так сладок он.

Поет труба, откинут полог,

и где-то слышен сабель звон.

Еще рокочет голос струнный,

но командир уже в седле...

Не обещайте деве юной

любови вечной на земле!

Дамы слушают, вздыхают, поглядывают лукаво на красавцев — гусар, а те довольны, усы подкручивают — про них же песня, да такая красивая! А уж когда упоминается командир — еще большие восторги! Александр смотрит на меня, взгляд туманный, задумчивый. Дима с Машей глаз с друг с друга не сводят, сидят, грезят наяву.

Ну что же, продолжим моей любимой песней, тоже авторства Окуджавы. Уже давным-давно успешно забыт фильм "Нас венчали не в церкви" про первых революционеров-народников, а песня осталась навсегда в чудесном исполнении Елены Камбуровой:

Еще он не сшит, твой наряд подвенечный,

и хор в нашу честь не споет...

А время торопит — возница беспечный, —

и просятся кони в полет.

Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,

не смолк бубенец под дугой...

Две вечных подруги — любовь и разлука —

не ходят одна без другой.

Опять вздохи, дамы расчувствовались, вон, даже слезки вытирают, один из Борзовых, глядя на своего брата, видимо, вспомнив какую-то свою историю, воскликнул: " Ah, Madame, comme c'est exact: "l'Amour et la séparation — ils ne marchent pas l'un sans l'autre." (Ах, мадам, как это точно: "Любовь и разлука — не ходят одна без другой."), на что второй брат только вздохнул грустно!

Пока я пела, Воронов не сводил с меня глаз. А после пения он встал и вышел. Правда через мгновенье вернулся с гитарой, которую он, как оказалось, привёз с собой.

— Разрешите и мне исполнить романс, — сказал он и запел, подыгрывая себе на гитаре:

Милая вечор сидела Под кустом у ручейка.

Песенку она запела; Я внимал издалека.

Будто с ней перекликался Ближней рощи соловей.

Голос милой раздавался, Отдался в душе моей.

Мне зефиры приносили Иногда ее слова.

Иногда слова глушили Вкруг шумящи дерева.

Смолкни всё! Престань мешаться Ты, завистный соловей!

Пусть один в душе раздастся Голос милой лишь моей.

(стихи Юрия Александровича Нелединского-Мелецкого).

У Воронова оказался приятный баритон с хрипотцой. О любви он пел настолько убедительно, что слушая его, можно было потерять голову. Оказалось, что этот человек может быть вполне приятным и обаятельным, даже я невольно заслушалась и неожиданно для себя попала под магическое обаяние этого текста, такого наивного и романтического, совсем отличного от современных стихов. Из грёз меня вывело щебетание дам:

— Quel charme! (Какая прелесть!)

Воронов перестал петь и не отрываясь смотрел на меня, словно хотел всем показать, для кого предназначался его романс. Этот взгляд заметили и гости.

— Ах, charmante (прелестно) ! И что бы ответила сия искусительница? — спросила, улыбаясь, соседка-помещица Ольга Капитоновна, ни к кому конкретно не обращаясь, но было видно, что ей прекрасно понятно, для какой 'искусительницы' пел Воронов.

Решив принять этот песенный вызов, я подошла к фортепиано и вывела в бой тяжёлую артиллерию — спела романс на стихи Марины Цветаевой и музыку Микаэла Таривердиева:

Хочу у зеркала, где муть

И сон туманящий,

Я выпытать, куда вам путь

И где пристанище.

Я вижу мачты корабля,

И вы на палубе,

Вы в дыме, а кругом поля,

Поля в вечерней жалобе.

Вечерние поля в росе,

Над ними вороны,

Благословляю вас, благословляю вас,

Благословляю вас на все четыре стороны.

Благословляю вас, благословляю вас,

Благословляю вас на все четыре стороны.

Намек, надеюсь, понят: "Шли бы Вы, сударь, на все четыре стороны!" Все зааплодировали и повторяли: 'Charmant!" ( Очаровательно!)

— Toucher!— смеясь, воскликнул майор Менжинский.

Вдруг к нашему песенному поединку присоединился Александр Николаевич. Ого, а я и не знала, что он петь умеет! Он попросил у Воронова гитару и запел, точнее заговорил речитативом, красиво скандируя слова глубоким баритоном:

По северу, по югу С Москвы орел парит;

Всему земному кругу Полёт его звучит.

О! исполать, ребяты, Вам, русские солдаты!

Что вы неустрашимы, Никем непобедимы: За здравье ваше пьем.  

Орел бросает взоры На льва и на луну,

Стокгольмы и Босфоры Все бьют челом ему.

О! исполать вам, вои, Бессмертные герои, Румянцев и Суворов!

За столько славных бо́ев Мы в память вашу пьем.  

Орел глядит очами На солнце в высоты,

Герои под шлемами -На женски красоты.

О! исполать, красотки , Вам, росски амазонки!

Вы в мужестве почтенны,

Вы в нежности любезны: За здравье ваше пьем! (стихи Гавриила Романовича Державина).

Последние строчки Александр поет, глядя на меня, их подхватывают все гусары, пьют стоя за дам! Воронов искрит глазами, Александр скрещивает с ним взгляд, как шпагу. Э, нет мальчики, "такого хоккея нам не надо", как говорил кто-то из советских спортивных комментаторов, так и до дуэли недалеко.

Я подхожу поближе к Александру и как бы невзначай кладу руку на сгиб локтя руки, которая держит гитару, он сразу успокаивается, а дамы с интересом поглядывают на нас. Чтобы быстрей закончить эту песенную дуэль, я решаю всех примирить и спеть песню "Журавли", предварив ее словами:

— Эту песню я также хочу посвятить всем воинам, кто погиб на полях сражений. Ее должен петь мужчина, но я попробую:

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю эту полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей.

Они до сей поры с времен тех дальних

Летят и подают нам голоса.

Не потому ль так часто и печально

Мы замолкаем, глядя в небеса?

Сегодня, предвечернею порою,

Я вижу, как в тумане журавли

Летят своим определенным строем,

Как по полям людьми они брели.

Летит, летит по небу клин усталый —

Летит в тумане на исходе дня,

И в том строю есть промежуток малый —

Быть может, это место для меня!

Настанет день, и с журавлиной стаей

Я поплыву в такой же сизой мгле,

Из-под небес по-птичьи окликая

Всех вас, кого оставил на земле.

Не успели отзвучать еще последние слова этой замечательной песни, как Алексей Петрович и все гусары, как по команде поднялись и склонили головы в память погибших друзей, отдавших жизнь за Отечество. Им, воинам начала XIX века, оказались очень близки и понятны стихи Расула Гамзатова и проникновенная музыка Яна Френкеля.

— А теперь я хочу подарить всем гостям песню о надежде, которая всегда подерживает нас в нашей судьбе. И я начинаю знаменитую песню Александры Пахмутовой, , лишь немного изменив замечательные слова Николая Добронравова:

Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома,

Снова между нами города,

Долгие дороги нам до дома.

Здесь у нас туманы и дожди,

Здесь у нас холодные рассветы,

Здесь на неизведанном пути

Ждут замысловатые сюжеты.

Припев:

Надежда — мой компас земной,

А удача— награда за смелость.

А песни довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось.

Ты поверь, что здесь, издалека,

Многое теряется из виду,

Тают грозовые облака,

Кажутся нелепыми обиды.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости минуты временами.

Припев

И забыть по-прежнему нельзя

Все, что мы когда-то не допели,

Милые усталые глаза,

Синие смоленские метели.

Снова между нами города,

Жизнь нас разлучает, как и прежде.

В небе незнакомая звезда

Светит, словно памятник надежде.

Припев:

Надежда — мой компас земной,

А удача — награда за смелость.

А песни довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось.

Последний куплет уже все вместе поют, и гусары, и гости мои. Но что-то засиделась у нас молодежь, да и остальным гостям пора поразмяться! Теперь гости сами себя пусть поразвлекают, а мне надо с Цекертом и Мелиссино переговорить.

И я предлагаю:

— Господа и дамы, а не поиграть ли в "Фанты"!

Оживились, заулыбались! Игра знакомая, всеми любимая, только немного ее изменю сегодня. Тогда смысл игры заключался в исполнении так называемых штрафных заданий для фантов (игроков, вытянувших карту). Гости записывали на бумаге различные задания, а затем пускали шляпу с ними по кругу, заставляя милых и дам и кавалеров вытаскивать случайный фант и выполнять его.

А я попрошу сложить в шляпу разные мелкие вещи гостей и одного из них вытащить первый предмет — фант и придумать интересное задание для того, кому эта вещь принадлежит. А потом этот человек вытаскивает следующий фант и придумывает задание для его обладателя — то есть поиграть так, как играют сейчас

Итак, молодежь играет в фанты, Маша и Дмитрий, присев на диванчик, о чем-то тихо разговаривают, на них никто и внимание не обращает, Воронов, Мелиссино, муж Верочки и сосед-помещик идут в курительную, а две дамы и оставшийся помещик садятся играть в лото, а заодно и потихоньку сплетничают. А уж сколько поводов для сплетен я сегодня дала — за полгода не обговорить, вот как на меня посматривают, ждут, когда я уйду, чтобы косточки мои помыть всласть!

Вот, и до этого, Верочка мне по секрету шепнула, что по уезду уже ходят слухи про нас с Александром и автором этих сплетен все считают тещу нашего предводителя дворянства — Александру Ильиничну. Вот ведь старая перечница, неужели она надеялась на внимание со стороны Александра! Нет, надо срочным образом печатать "Золушку" и мачеху прямо с нее списывать! И песенку про нее можно спеть из репертуара Верки Сердючки: "Даже если Вам немного за тридцать!" Точно, только надо подумать, как это все сделать!

Глава 42. "Вист по -медицински"

А мне нужен Цекерт — а человек он в полку не из последних. Армейский полковой лекарь носил чин капитан-поручика, это соответствует 10 классу, тоже был "Вашим благородием", а назначался на эту должность человек, прошедший полный курс обучения на медицинском факультете университета или окончивший Московскую или Петербургскую ( как Цекерт) медико-хирургическую академию. В ведении полкового лекаря находился полковой лазарет, фельдшеры и подлекари. Это не нынешний "лепила" с фельдшерским образованием, а очень образованный человек. Лекарей, а тем более полковых лекарей, было не так и уж много, они многие были знакомы лично или по переписке, обменивались интересными идеями.

А вот и Цекерт, а Алексей Петрович куда-то отлучился, возможно, проверяет молодежь, а может, отправился в курительную отдохнуть и распробовать мой табак. Ну что же, приглашаю за карточный столик Егора Фомича и Александра, чтобы поменьше ревновал из-за Воронова, сыграть вместе со мной и Верочкой в вист. Я заранее выучила правила, но все равно надеюсь на знания и помощь барыни.

А я, садясь за карты, неожиданно для себя загадываю — если выиграю эту партию в вист, то значит и с Цекертом и Мелиссино у меня всё получится, все мои медицинские задумки осуществятся. И вспоминаю такую же ситуацию в "Войне и мире", когда князь Андрей Болконский загадывает у Толстого: "Ежели она (Наташа Ростова) подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой'. Как Вы помните, Наташа подошла прежде к кузине, но к сожалению, женой Андрея не стала, так как после ее неудачного побега с Анатолем Куракиным Болконский разрывает помолвку, а затем погибает от ран, полученных в Бородинском сражении. Но, надеюсь, моя история не будет столь трагична, и мое желание сбудется. Но я опять отвлеклась.

Итак, все соглашаются и мы рассаживаемся, определяя, кто с кем играет в паре — для этого из колоды вытаскиваем по очереди карты, чтобы определить партнёров. У Цекерта и Александра — валет и десятка, у меня и Верочки — шестёрка и девятка, значит парами в первых двух партиях — робберах — играют Цекерт и Александр — у них карты старше, а мы играем с Верочкой — у нас карты младше. Сдаю я, так как вытащила при жеребьёвке самую младшую карту. Сдав все карты, я показываю последнюю карту игрокам и объявляю козыря — трефы. Начинается игра, и с нею непринуждённая беседа.

— Наталья Алексеевна! Мне вот Александр Николаевич про Ваш чудо-цветок рассказывал, которым Вы ожог Вашей кухарки лечили! — говорит Цекерт.

— Да, этот лечебный цветок называется алоэ. Его сок помогает при ожогах и при ранах, — отвечаю я, забирая первую взятку себе.

— Что это за чудо-цветок, Ma chérie ? — поинтересовалась Верочка и, перебивая валета Цекерта своей дамой, забирает взятку.

— Это алоэ, я покажу своё чудо. Покажу и другие лекарственные растения. Даже могу подарить росточек, — отвечаю я.

— Буду очень рада, голубушка моя. Очень мне нравятся твои новинки, — кивает Верочка и улыбается, намекая на маленькие женские тайны, подвязки и подкладки, которые с моей легкой руки и помощи теперь шьют и ее портнихи, и портнихи в салоне мадам Зизи. Пошла идея дальше меня и Веры, да и не удержишь ее — слишком простая и легко исполнимая, ладно, не жалко, пусть пользуются дамы. Да и не хотела я, чтобы от меня много новинок шло — это и интерес ненужный привлекает, и вопросы разные. Лучше я их раздам по разным людям — лишь бы на пользу!

— И росточки подарю и мазь свою дам, — продолжаю вить словесную паутину вокруг Цекерта и Александра, который также с интересом поглядывает на меня, не забывая при этом запоминать сброшенные карты и просчитывать ходы.

— И цветы, и рецепты мазей мне достались от моего деда — Георгия Ивановича. Он увлекался наукой, собирал редкости и диковины из разных стран. Есть у него в коллекции интересная трубочка, при помощи которой можно услышать, как стучит сердце и как человек дышит.

— Разве такое возможно, — удивляется Егор Фомич, — услышать дыхание человека?

— Возможно! Надо только один конец трубочки приставить к груди человека, а другой приложить к уху лекаря, и всё слышно.

Александр Николаевич, который с огромным большим интересом прислушивался к нашему разговору, бьёт королём, но я перебиваю его козырной семёркой и забираю взятку. Отлично, мы с Верочкой пока ведем эту партию.

— Откуда такая диковинка у вашего дедушки? — спрашивает Цекерт.

— Ему привезли откуда-то с востока, — не моргнув глазом, продолжаю я, — то ли с Османской Империи, то ли с Персии, я точно не помню.

Стетоскоп будет изобретён только в 1816 году, но его надо как-то легализовать в 1812 году, поэтому проще всё свалить на загадочный восток, главное никакой конкретики — по-шпионски путаем следы, сплетая реальную историю изобретения прибора французским врачом Рене Лаэннеком, которую я и положу в основу своей истории, и восточную сказку.

— Дедушка рассказывал, что это нехитрое устройство было случайно изобретено придворным лекарем какого-то падихаша. Лекаря вызвали к его любимой наложнице, которая жаловалась на боли в области сердца, и у лекаря была непростая задача определить причину боли. Но стандартный способ прикладывания уха к груди был невозможным из-за тучного телосложения пациентки и пышной груди, а также невозможности мужчины прикасаться напрямую к телу женщины.

Тогда на ум лекарю пришла отличная мысль скрутить лист бумаги и приложить эту трубку к больной, чтобы послушать ее сердце. Каково же было его удивление, когда он услышал сердечный ритм более отчетливо, чем прежде. Этот свернутый бумажный лист и стал прототипом стетоскопа , что в переводе и значит 'осматриватель груди'. Первый экземпляр такого прибора потом лекарь вырезал на станке из орехового дерева и успешно применял и дальше.

— Какая интересная история!— восклицает Верочка. — Прямо восточная сказка!

— Да уж, какие сказочники, такие и сказочки!— улыбаюсь я про себя.

— А можно посмотреть эту трубочку? — спрашивает Цекерт.

— Конечно, — соглашаюсь я, — после игры я вам её покажу, а если она окажется вам полезна, то и подарю.

— Покорнейше благодарю вас, Наталья Алексеевна, — расцветает Егор Фомич, обрадованный и обещанию подарка и тем, что удалось отыграть у дам одну взятку.

Первая партия в вист заканчивается победой меня и Верочки. В разговоре с Цекертом я также одерживает победу — стетоскоп удачно сыграл роль приманки. Но Александр Николаевич и Егор Фомич, как истинные военные, конечно, хотят отыграться, и мы опять продолжаем. На второй партии я продолжаю свою двойную игру.

— Мой дед, Георгий Иванович, вообще очень любил рассказывать мне в детстве истории про разные страны.

— Расскажи какую-нибудь историю, ma chérie, — попросила Верочка, проявляя неподдельный интерес. Чувствуется, что она безумно польщена компанией таких знатных людей, и будет рассказывать о нашей игре всем своим знакомым и полузнакомым дамам.

— Расскажу еще одну восточную легенду про некого мудреца, которую слышала от дедушки. Однажды к мудрецу обратился мастеру, лепивший красивые вазы и кувшины. Он сломал руку и не мог работать. Мудрец обмотал сломанную руку мастера плотной тканью и обмазал той же смесью, из которой тот ваял свои вазы. Смесь быстро затвердела. Мастер носил повязку несколько недель, а когда снял, то оказалось, что рука срослась правильно. При этом он не испытал никаких особых неудобств.

— Легенда, конечно, полный бред, но надо же познакомить местное общество с применением гипса в медицине,— это я уже произношу про себя.

И тут вдруг Цекерт воскликнул:

— Не может быть, Наталья Алексеевна! Но простите мне мой возглас. Я поражён этой историей. Ведь нечто похожее написал недавно мне мой молодой коллега.

Оказалось, что Егор Фомич знаком с молодым минским хирургом Карлом Филиппом фон Гибенталем (его на русский манер звали Карлом Ивановичем). И тот совсем недавно в письме отписал Цекерту о своём медицинском опыте. Егор Фомич рассказал, что Карл Иванович Гибенталь, помимо медицины, занимался художественной лепкой. И вот некоторое время назад к нему привезли пострадавшего с переломом предплечья, а Гибенталь в это время лепил бюст из гипса. Он решил скрепить гипсом перелом, и скоро обнаружил, что перелом сросся правильно, а пациент не очень страдал. Цекерт посоветовал своему коллеге написать об этом методе статью в медицинский журнал Петербургской медико-хирургической академии. И теперь они ждут рецензии на статью и ответ.

Эта новость ошеломила меня. Нет, вот так — ОШЕЛОМИЛА. Гипсовая повязка была введена ещё до Отечественной войны 1812 года? А как же Пирогов? Ведь известно, что гипсовые повязки внедрит в практику Николай Иванович Пирогов во время Крымской войны. Неужели произошли какие-то изменения в истории и я что-то упустила? В любом случае хорошо — значит о гипсовых повязках узнают до Отечественной войны 1812 года.

Первый роббер мы с Верочкой выиграли. Перед вторым роббером опять провели жеребьёвку, согласно которой я играла в паре с Александром Николаевичем, а Верочка с Егором Фомичом. Первая партия опять за мной. Началась вторая партия. Из курительной комнаты к нам присоединился Алексей Петрович Мелиссино.

Вот и пришло время включать в игру генерала, который сел рядом и с интересом прислушивался к нашим разговорам. И изучив ещё раз свои карты на руках и вспомнив недавние ходы партнёров, я решаю зайти с козырей. Дело не такое простое — глядеть в карты, рассчитывать ходы и рассказывать, но я потихоньку справляюсь! Сегодня и правда, сказки "Тысяча и одной ночи"! Кстати, можно и ее издавать — восток ведь всегда так притягателен!

И я продолжаю рассказывать о том, как спасали раненных воинов в одном восточном царстве, опять не помню, в каком именно — ах, женская память такая непредсказуемая! И между очередными ходами я поведала всем заинтересованным слушателям о 'летучих лазаретах' — двухколёсных повозках, запряжённых парой лошадей, которые продвигались за армией, а приставленные к ним санитары эвакуировали раненых воинов прямо с поля боя. Рассказываю и о том, как непосредственно рядом с полем боя происходила и сортировка раненых на первоочередных и очередных в зависимости от полученных ран в бою, о полевых госпиталях. Это всё уже ввёл наполеоновский хирург Жан Доменик Лоррей еще в начале 19 века, но я это упоминать не буду, ни к чему выдавать 'агентуру', но опыт и идеи его постараюсь как можно подробнее рассказать и Цекерту, и Мелиссино.

Сидевший рядом со столиком генерал Мелиссино, заинтересованный услышанным, вступает в разговор.

— Как интересно! Что-то такое я слышал про французского военного лекаря Лоррея, любимца этого выскочки Наполеона. А ведь это верно, если выносить раненых сразу с поля боя и оказывать им помощь, многих солдат можно спасти и вернуть в строй. Да и французам можем доказать, что и наши лекари не хуже справляются с этими проблемами! Не так ли, Егор Фомич? — обратился он к Цекерту.

— Да, Ваше превосходительство. Это очень помогло бы и раненым и нам, лекарям, — отозвался Цекерт, уже полностью попавший под мое обаяние и мои интересные истории.

Алексей Петрович тут же распоряжается Александру Николаевичу и Егору Фомичу продумать, как можно внедрить это в полку. А уж потом, если будет хороший результат, он доложит об этом и самому Императору.

Партия! Я выиграла и игру в вист, и 'интеллектуальный поединок' с полковым лекарем Егором Фомичом Цекертом и с генерал-майором Алексеем Петровичем Мелиссино. Браво! " Кто молодец— я молодец!"

Закончив партии в карты, я приглашаю гостей на чаепитие, которое дворовые уже накрыли в столовой. А у меня не "Муравейник", а "Ежик" получился — я наделала маленьких колобков и в каждый воткнула зубочистку, чтобы дамы ручки свои прелестные не запачкали! Даже интереснее получилось, необычнее! И опять интересующиеся взгляды и возгласы, просьбы рецептов — все будет, голубушки, только потерпите немного!

Сразу после чаепития я подарила Цекерту трубочку стетоскопа, которую тот берёт с благоговением. Генерал-майор Мелиссино поблагодарил меня за приём:

— Je n'ai jamais rencontré une femme aussi incroyable (Я никогда не встречал такой удивительной женщины) , — очарованно проговорил он, целуя мне ручку.— Chanceux à l'homme À qui vous donnez votre cœur. (Повезет тому мужчине, которому Вы подарите свое сердце.)

Я краснею и опускаю глаза, мне приятно внимание такого человека. Вижу, что Александр ревнует, подхожу и к нему и улыбаюсь нежно, говоря искренне:

— Je suis tellement inquiet, comment sera ma réception. Pensez-vous que Vos collègues ont aimé? (Я так переживала, как пройдет мой прием. Как Вы думаете, Вашим сослуживцам понравилось?)

— Bien sûr, Madame! Vous vous inquiétez pas! Tout le monde est ravi de Votre réception et de Vous! Et plus que tout, je ressens ce plaisir! (Конечно же, сударыня! Вы зря переживаете! Все в восторге от Вашего приема и Вас! А больше всех я испытываю этот восторг! )

Я делаю вид, что не слышу последних слов, а у самой сердце так и трепещет! Вот, что и требовалось доказать, как говорят математики! Именно этих нечаянно выскочивших слов я и добивалась весь вечер! Ну что же, железный полковник, треснул твой панцирь! " И даже пень в весенний день березкой снова стать мечтает!" Как же я влюблена, как кружится моя голова! " Остановись, мгновенье, ты прекрасно!"

А потом все гусары, вместе с Мелиссино, Цекертом и Александром, уезжают. В санях Цекерт увозит мои подарки для полка — письменный прибор, табак, лото и домино,отросточки растений с моими советами по их выращиванию, а также "восточную воду" и мазь с алоэ, которую успевают сделать "апостолы", с моим примечанием, что мазь нельзя долго хранить, и советами для применения — от потертостей кожи, легких ожогов, порезов, ран, для смягчения кожи рук -"от всех болезней нет полезней"!

Все это принимается Егором Фомичом с интересом и благодарностью, мне целуются ручки, берется разрешение писать и бывать, на что я тут же соглашаюсь, но говорю, глядя не на шефа полка, которому он непосредственно подчиняется, а на Александра: "Если Александр Николаевич разрешит, тогда непременно!" Александр перестает хмуриться, Цекерт улыбается — он понял мою маленькую игру. Все садятся на лошадей, миг — и лихие кони уже унесли их со двора. Мы с Машей, обнявшись, стоим и машем им вслед, хотя понимаем, что они нас уже вряд ли видят. Но — чудо— Александр в конце аллеи оборачивается и еще раз поднимает своего коня в прощальном приветствии, а затем резко скачет вперед.

Уезжают все соседи-помещики, им близко добираться, Воронов порывался остаться, да я намекнула, что гостей много, а места мало, кое-как его спровадила, загрузив в его повозку бутылки с ликером за овец — теперь мы в расчете.

Остается только "близкий круг"— Верочка с семейством и Дмитрий. Вижу, что он хочет что-то нам сказать— но я устала и уже не могу ни о чем не только говорить, но и думать. Но надо сделать последнее дело на сегодня — поблагодарить всех слуг за помощь, а они уже и ждут — я просила всех собраться. Благодарю от души, улыбаясь и кланяясь:

— Дзякуй усім за службу і дапамогу! Чакайце цяпер падарункаў! Спасибо всем за службу и подмогу! Ждите теперь подарков!

А сама Лукашику шепчу — пусть он поспрашивает — кто что хочет в награду — деньги или подарок. А в подарок женщинам иголки или платочек, а мужчинам — валенки или инструменты. Думаю, это их заинтересует.

И последняя благодарность — я подхожу к портрету дедушки Георгия Ивановича, который случайно обнаружили слуги на чердаке, когда прибирали дом, вместе с портретами бабушки, отца и матери — видимо, прошлый хозяин дома велел снять и выбросить, да слуги ослушались, просто спрятали с глаз подальше, да потом и позабыли. Дедушка в старинной одежде, в парике, важный, но я (или память Барыни) ведь помнит, какой он бывал и добрый, и веселый.

Я глажу портрет рукой и говорю шепотом:

— Вы уж простите, Георгий Иванович, что я тут от Вашего имени разных сказок насочиняла, просто так нужно было, напрямую ведь не скажешь!

И я вдруг вижу, что дед подмигивает мне с портрета! Я моргаю — наваждение исчезло, но ведь это было! Или мне все причудилось от усталости? Но в одном я теперь уверена — дедушка не сердится, а наоборот, очень рад, что и дом ожил, и гости в нем были интересные, и ученики появились толковые, и у меня все хорошо складывается!

И на этой радостной ноте мы все отправляемся СПАТЬ! Все остальное— ЗАВТРА!

Мой "вист по-медицински" имеет интересное продолжение. Через несколько дней после приема Егор Фомич Цекерт прислал мне письмо, в котором ещё раз поблагодарил за замечательный и полезный подарок — стетоскоп. Он написал, что все гусары сначала с небольшими опасениями, а потом с огромным интересом не только разрешали ему выслушивать свое дыхание и сердцебиение, но и просили трубочку, чтобы самим проделать эту нехитрую процедуру — как дети, право! Он заказал полковому столяру изготовить еще несколько таких стетоскопов, чтобы затем показать их своим коллегам и спрашивал на то моего разрешения.

Написал он и о судьбе статьи своего друга и коллеги Гибенталя о лечении переломов с помощью гипсовой повязки — её к печати не допустили. Рапорт о его открытии кочевал по петербургским инстанциям, и в конце концов попал к светилу столичной медицины хирургу И.Ф.Бушу, который вынес вердикт: 'Сие было бы хорошо для простых переломов, где еще нет опухоли, но в сложных и сопряженных он пользы иметь не может'. Мнение знаменитости никто оспаривать не стал, и в итоге изобретение Гибенталя положили под сукно. Так что нет пророка в своем отечестве.

Но справедливости ради, ведь в чем -то светило был и прав — при оскольчатом переломе, переломе со смещением, гипс не поможет, а только навредит. Надо рентгеновские снимки, нередко — операции — а тогда такого, конечно, не было. Гипс поможет в это время при простых переломах, когда кости легко совместить. Но и это уже немало!

В ответном письме я, конечно же, даю свое разрешение на широчайший показ и пропаганду стетоскопа. Также прошу Цекерта использовать все свои связи, чтобы помочь довести статью до печати.

Вскоре я получила ещё одно письмо от полкового лекаря, в котором он сообщил, что помогая молодому коллеге, он переправил его статью ординарному профессору патологии и терапии Московского университета Матвею Ивановичу Мудрову и президенту Военно-медицинской академии в Петербурге Якову Васильевичу Виллие. И вот теперь он радостно сообщал, что гипсовые повязки рекомендуют для лечения переломов. 'Отлично!', — подумала я, — 'Значит нам удалось изменить историю и уже в Отечественную войну 1812 года лекари смогут лечить переломы при помощи гипсовых повязок'. Еще один выигрыш от моего приема и от партии "виста по— медицински"!

Глава 43. " А на утро они проснулись"!

Утром я, как всегда, проснулась очень рано — учительская привычка вставать с первыми птицами не подводит и здесь. Радость переполняла меня — как хорошо все вчера сложилось! Неужели я потихоньку начала изменять этот мир и обстоятельства, неужели то, ради чего я сюда, видимо, и попала, начинает исполняться!

И Александру я не безразлична, кажется, его железный панцирь, одетый когда-то после смерти жены и сына, начинает потихоньку трескаться! И Мелиссино я очаровала, а Цекерт вообще готов бывать у меня каждый день! И "вист по-медицински" я выиграла, значит, медицина хоть немного, но шагнет вперед! "Маленький шаг для человека, но огромный — для всего человечества!'

Будут спасены сотни людей, изобретены новые лекарства, и мне плевать, сколько "крылышек бабочек " я оттопчу, как при этом изменится история, смогу ли я в очередной раз вернуться в 21 век, какие изменения застану, связанные с моей историей, и будут ли они такими уж значительными, а скорее всего и нет! Голова моя кружилась, я готова взлететь и без метели! Но жизнь вновь возвращает меня на землю.

Мое настроение становится намного серьезнее — в комнату, постучавшись, вошел Дмитрий. Я, конечно, ждала его и даже предполагала, с каким решением он пришел, мы с Машей уже немного посекретничали по этому поводу, она накануне мне все рассказала, и я, конечно, поддержала и порадовалась за нее, но как всякой женщине, мне казалось, что это будет еще не скоро — так мне не хотелось отпускать от себя свою кровиночку.

Я предложила ему присесть, но он остался стоять:

— Ваше благородие, Наталья Алексеевна! Вы знаете, что мы с Марией Ивановной сговорены с детства, а вчера окончательно объяснились. Я намерен просить ее руки у опекуна и буду подать рапорт о разрешении на брак полковому начальству — генерал-лейтенанту Петру Петровичу Коновницину и командиру полка — подполковнику Ивану Михайловичу Ушакову. В знак благодарности за то, что Вы заменили ей мать и много лет заботились и растили Марию Ивановну, я хочу поставить Вас в известность о своём намерении, — держится он спокойно, волнение выдают чуть дрожащие пальцы рук, почти не заметные.

Молодец, коротко, четко, по военному, человек дела, а не тысячи слов. Верю, что именно такие порутчики (так писали тогда это звание) и стояли на смерть на Бородинском поле, под снарядами и пулями, когда от пороха ничего не видно и от командира поступает только один ответ на вопрос, что же им делать: "Стоять и умирать".

Уважаю, вовсе он не герой анекдотов, правильный офицер! И я не должна его подвести:

— Дмитрий Иванович!— я стараюсь не дрогнуть голосом, и это мне почти удается. — Я не опекун, я всего лишь женщина, которая, надеюсь, заменила Машеньке, — я исправляюсь,— Марии Ивановне, мать. И как каждая мать, я желаю только счастья своему дитя. Я хочу поблагодарить Вас за оказанную мне честь, но со свадьбой прошу повременить. Судьба офицера, насколько Вы понимаете, Дмитрий Иванович, в руках Бога и его командира,— тоже неплохо, хоть и многословно, но это от непривычки к таким ситуациям.

Дмитрий выслушал меня уже спокойно, поблагодарил меня за решение, кивнул головой, по-военному четко повернулся и вышел из комнаты. Там он поглядел на Машу, чуть заметно улыбнулся, а та, все поняв, мгновенно облегченно вздохнула — все хорошо, все решилось, пусть еще не сейчас и не скоро, но они будут вместе. Она тоже держится внешне невозмутимо, только опять бледна, как полотно.

Да, дворян тогда муштровали не хило. У англичан есть такое понятие — 'stiff upper lip' — застывшая верхняя губа — так говорят о джентльменах, которые умеют сохранять невозмутимость в любой ситуации. Наших дворян также с детства учили быть выдержанными, соблюдать приличия, быть ровными во всех ситуациях. Они не кричат: "Усе пропало, Шеф!", не бьются в истерике, не разговаривают матом, они вообще не ругаются, они только бледнеют до состояния полотна и у них дрожат пальцы, когда решается их судьба. Плоха или хороша такая сдержанность — не мне судить. Я не такая изначально, но я учусь быть такой.

И я с сочувствием подумала о Барыне — много лет она воспитывала Машеньку, как родную, но по сложившейся традиции не может ни в чем вмешаться в ее судьбу— она всего лишь крестная, а официальный опекун, человек абсолютно равнодушный к девушке, будет решать ее судьбу вместо самого близкого человека.

И еще я в очередной раз размышляла, насколько же трудно жилось дворянам с нашей точки зрения поведения — этого нельзя, того нельзя, невесту тебе сосватали — и понравились Вы друг другу, и то не все слава Богу, надо кандидатуру по инстанциям согласовать. Остаться с ней — нельзя, даже за ручку подержать — и то нельзя, не то что поцеловаться. Но, конечно, сочувствовать им было не всегда корректно— крепостным крестьянам жилось намного труднее и в этом отношении.

Но двойные стандарты существовали и тогда — любовницу-модистку иметь не то что можно, но и нужно. Бережно и трепетно относиться к невесте до свадьбы — можно и нужно, но изменять ей же после — пожалуйста, иметь гарем дворовых девок, пить, дебоширить — с вашим удовольствием.

Размышляла я и о том, насколько кардинально изменились традиции сватовства и женитьбы за эти двести лет. О том, что родители заранее сватают жениха и невесту чуть ли не детьми, мы узнаем как исключение, да и они случаются только в глухих национальных селеньях. Очень редко в наше время люди спрашивают благословение на свадьбу у родителей заранее, чаще всего просто ставят, или не ставят, в известность о своем решении.

Я знаю пару, которая жила в браке три года, и только на четвертом году родители обеих "молодоженов" узнали, что их детки, оказываются, давно и счастливы женаты, хотя обе стороны и жили в одном городе и были даже шапочно знакомы. Да и я сама такая же — наши с бывшим мужем родители познакомились спустя чуть ли не полгода после того, как мы начали жить вместе, но еще не поженились официально.

А уж услышав о том, что люди годами могли считаться женихом и невестой в связи с какими-то обстоятельствами и пожениться только спустя годы, мы бы долго потешались и считали бы таких людей "лохами. Но была ведь и история любви Ольги Александровны Романовой, сестры последнего царя, которую любящая мамочка, мечтавшая не расставаться с нею, выдала замуж за гомосексуалиста, с которым та за все годы брака не имела интимных отношений, но затем, влюбившись в его адъютанта, Николая Куликовского, еще почти десять лет будет добиваться развода, и получит его только в годы Первой Мировой войны, когда стерлись социальные различия, стоявшие между ней и любимым человеком.

Барыня в далекой Москве двадцать первого века также размышляла об особенностях поведения людей, которые сейчас ее окружали. Эти особенности сначала ужасали ее, поражали своей невозможностью для людей прошлого, и в то же время нормальностью для всех — они не скрывали своих эмоций и чувств, открыто говорили о физиологических потребностях, чего не могли допустить дворяне, были порой грубы и в словах, и в поступках, но они были так притягательно естественны и искренни, что им все прощалось — как прощаются поступки маленьких детей.

И я искренне посочувствовала, ведь ей будет очень непросто привыкнуть к особенностям поведения многих современных людей, и стоит ли к этому привыкать? Но мне надо вернуться на землю, слишком далеко я ушла в историю в своих мыслях.

Уже накрыли стол к чаю, к нам выходит семья Верочки. Увидев открытый рояль, она восклицает:

— Какие ты, душенька, пела вчера чудесные песенки Никогда таких не слышала! Откуда они, кто их сочинил?

— Сама не знаю, они приходят ко мне ночью, во сне, звучат до утра и мне остается только записать их. Кто их сочинил, какие люди, в прошлом или в будущем, Бог весть! — я отвечаю очень искренне, и Верочка лишь вздыхает, очарованная. А я продолжила:

— Вот и сегодня ночью пришел куплет вот такой милой песни. Послушайте:

Звать любовь не надо — явится нежданно,

Счастьем расцветет вокруг.

Он придет однажды, ласковый, желанный,

Самый настоящий друг.

Взглядом ты его проводишь,

День весь как во сне проходишь.

Ночью лишь подушке, девичьей подружке,

Выскажешь свои мечты.

Припев:

Если все не так,

Если все иначе,

Если ночь полна цветами,

Если сон бежит,

Если сердце плачет —

Плачет благодарными слезами,—

Если целый мир

Стал для сердца тесен,

Если воздух полон песен,

Если, расставаясь,

Встречи ищешь вновь, —

Значит, ты пришла,

Моя любовь!

Эта песня была очень популярна в 1940-годы после выхода фильма 'Моя любовь', где сыграла очаровательная Лидия Смирнова. Авторы песни — Исаак Дунаевский и Анатолий Д*Актиль. И она сейчас как никогда кстати отвечает мыслям всех присутствующих дам.

Верочка оглядывается на своего мужа и доченьку, Анечка вздыхает, Маша перекидывается взглядом с Димитрием, я вспоминаю об Александре, мы все улыбаемся.

— И еще одна песенка пришла как-то ко мне ночью,— говорю я и пою свою любимую песню:

Когда простым и нежным взором

Ласкаешь ты меня, мой друг,

Необычайным, цветным узором

Земля и небо вспыхивают вдруг.

Веселья час и боль разлуки

Хочу делить с тобой всегда.

Давай пожмём друг другу руки

И в дальний путь на долгие года.

Мы так близки, что слов не нужно

Чтоб повторять друг другу вновь,

Что наша нежность и наша дружба

Сильнее страсти, больше чем любовь.

Веселья час придёт к нам снова

Вернёшься ты и вот тогда,

Тогда дадим друг другу слово,

Что будем вместе, вместе навсегда.

Веселья час и боль разлуки

Хочу делить с тобой всегда.

Давай пожмём друг другу руки

И в дальний путь на долгие года.

Это лирическое настроение песни, автором которого все считают ее исполнителя — Вадима Козина, а на самом деле это поэт Андрей Петрович Шмульян и композитор Владимир Алексеевич Сидоров, которые написали песню "Дружба" ему в подарок на день рождения, всех расслабляет, Верочка промакивает платочком глаза, все расслаблены, все друг друга любят.

Спустя некоторое время отбывают с прощальными "обнимашками и целовашками" наши друзья вместе с Дмитрием, сгрузив в возок мои подарки — ликеры для Алексея Сергеевича, мазь с алоэ и отростки растений для Верочки, игрушки глиняных Барыни и Гусара, которые успели сделать "горшечники" для Анечки. Остаются только Маша, я и наши Васинские слуги.

Дом сразу притихает, вздыхает с облегчением — он устал, хотя и был рад шуму, гостям, но он от всего этого отвык и теперь рад этой тишине. Мне остается совсем немного распоряжений. Я попросила раздать оставшееся угощение всем дворовым и, по возможности, крестьянам деревни, в первую очередь тем, кто помогал с овцами и шерстью, дала задание вязать шали и косынки, показала Авдотье, как провязать простую пройму у жилетки, попросила навязать вещей сколько получится из оставшейся шерсти, но разных размеров, обещая заплатить зерном или вещам.

Наградила Прокопа деньгами за ликер, подарила ему листочек с разными способами очистки спирта, благополучно взятыми из Интернета и переписанными для меня Мишей, объясняя, что управляющий услышал про это в разговоре каких-то помещиков на охоте. Пусть Прокоп сделает чистый продукт, пригодится еще под настойки с лекарственными растениями, да и наливки лучше получатся.

Вызвал "горшечников" и похвалила их от души за чудесные игрушки — а они действительно получились не хуже своих знаменитых прототипов, заплатила им за работу, вызывая благодарный ступор — прежний хозяин так никогда не делал, попросила сделать еще, сколько выйдет, а также налепить маленьких горшочков— баночек под мази и бутылочек под настойки.

Озадачила "апостолов" завершением печатанья сказки " Морозко", разработкой новых рецептов мазей на основе всех растений, изготовлением пера и чернильницы и отправила всех работать!

Пошла к отцу Петру и застала его в окружении деревенских ребятишек, чего мне и надо было. Я оглядела их всех, попросила священника переписать их имена и возраст, состояние здоровья и семейные остоятельства, а сама обратилась к ним с вопросом, как они поживают. Дети сначала несколько дичились меня, стеснялись, но потом стали смелее.

Я спросила, умеют ли они читать— несколько человек ответили, что немного умеют. Тогда я сказала, что записала сказку и хотела бы сделать ее героев, но вот незадача — "горшечникам" необходима помощь в изготовлении головок для кукольного театра, кроме того, надо сшить им одежки, закончив всю работу, налепить глиняных игрушек и свистулек побольше к очередному моему приезду, обещая заплатить зерном или деньгами. Дети заинтересовано переглядывались — им интересно это поручение, но кроме того, есть возможность помочь своим близким. Отец Петр подтвердил мне, что все будет сделано, как я прошу.

Остаются только все свои, и я чуть расслабилась, сняла "дворянские путы. Попросила Лукашика собрать всех слуг. Они пришли настороженные, недоуменные, никак не ожидающие моих слов, но тем больше их радость и оживление:

— Дорогие друзья! Благодарю всех за помощь и поддержку, без вас бы не получился вчерашний прекрасный вечер и сегодняшнее не менее замечательное утро.

Лукашик выкрикивал имена и пожелания всех моих помощников, а я, как настоящий Дед Мороз, раздала всем подарки — иголки — это просьба всех женщин, инструменты — а это заказы почти всех мужчин. Теперь понятно, что мне еще требуется докупить в будущем.

Разговор с Демидом я пока откложила — с лавкой в Дорогобуже до конца не решено, зачем сбивать человека с толку раньше времени. Поговорим, как все решится.

Последний шаг — сначала к портретам родителей:

— Простите родные, я Вас совсем плохо помню, была совсем маленькой, но знайте, что я всегда Вас любила и люблю, — мама с отцом улыбаются, кажется, они рады видеть меня снова. Их лица сливаются с лицами моих настоящих родителей, я невольно глотаю слезы.

Теперь — к портрету дедушки с тихими словами:

— Не скучайте, Георгий Иванович, я покидаю Вас не надолго. Вы уж нас простите за суету в доме и сказочки мои, но все так хорошо получилось. А сказки мы с Вами еще и не такие насочиняем!— я подмигиваю деду и вновь вижу, как портрет подмигивает мне! Чудеса и только! Но их было уже столько, что очередное меня уже не удивляет. Я глажу портрет рукой — а он теплый и живой, и дед улыбается уголками губ и еще раз подмигивает мне уже очень четко!

Ну а теперь— песенка на "посошок"— подарок моим любимым " белорусам", как я про себя называю жителей Деревенщиков. И я спела и для себя, и для них, отринув все условности и со смехом поглядела на обалдевших слуг— Барыня их песню народную поет, вот это да!:

1. Дзе нi едзем, дзе нi iдзём,

Карчмы не мiнаем.

Як на працы, то нi п'ём,

А ў гасцях гуляем.

Прыпеў

Чарка на пасашок,

На марозе кажушок!

А за ёй чарговая

Чарка аглаблёвая

2. І няма такога дня,

Каб жылi без свята.

Што ні госці, то радня,

Не пусцее хата!

Прыпеў

Чарка на пасашок,

На марозе кажушок!

А за ёй чарговая

Чарка аглаблёвая

3. Эх, славянскае жыццё —

Стрэчы і растаннi.

Пасля чаркi забыццё,

Потым пакаянне.

Прыпеў

Чарка на пасашок,

На марозе кажушок!

А за ёй чарговая

Чарка аглаблёвая!

1. Где ни едем, где ни идём

Корчму не обходим.

Как на работе, так не пьём.

А в гостях гуляем.

Припев.

Чарка на посошок

На морозе кожушок.

А за ней очерёдная

Чарка оглоблёвая

2. И нет такого дня,

Чтобы жили без праздника.

Что ни гости — всё родня,

Не пустеет дом!

Припев.

Чарка на посошок

На морозе кожушок.

А за ней очерёдная

Чарка оглоблёвая

3. Эх. славянская жизнь:

Встречи и расставания...

После чарки — забытьё,

Потом — покаяние.

Припев.

Чарка на посошок

На морозе кожушок.

А за ней очерёдная

Чарка оглоблёвая.

Вот теперь действительно все — собрались в обратную дорогу и мы, Маша сидела в возке тихонько, задумчивая, нежная. Наш возок тоже полон — тут и ликеры, и часть готовых вязаных вещей, и игрушки, и разные припасы от Алеси и Авдотьи, оставшаяся еда и большая часть тортов — везем Мише для угощения, да и Чарлика надо задобрить — он ведь тоже с нетерпением ждет дома свою ненаглядную хозяйку.

Наши горничные попросились в сани к Николаям, хохочут, поют " Валенки" и "Ах, маменька!" Ничего, девочки, я скоро Вас и другим песням научу, и частушкам, которые станут популярны чуть позже, с середины века, будут у вас народные песни из будущего в прошлом!

А я тихо вздыхаю и думаю, как же сложится судьба этого не анекдотичного порутчика Ржевского и впервые не хочу узнавать ее у все знающей Википедии. История уже изменяется и все предсказания и знания чуть расходятся. Будет так, как будет, мы с Машей примем любую судьбу Дмитрия и свою тоже.

Глава 44. Планы, идеи и реальность.

Настроение мое резко улучшилось, когда мы приехали в Васино. Нам навстречу вышел Миша с прекрасным известием — он получил Купеческое свидетельство! Конечно, это стоило немало хлопот — окончательно проданы все камни Мишиной мамы, чтобы заплатить за оформление документов и их регистрацию. На этот раз он уже был в курсе дела с ценами — а уж торговля еврея с евреем — это потрясающее зрелище. Миша и сам смеялся, когда воспроизводил эту сцену:

— Яков Ильич,— говорил я, — вей мир, как я рад, что познакомился с Вами. Благодаря Вам я потерял кучу денег, но приобрел приятное знакомство. Вы же прекрасно знали, что таких камней, как у меня, Вы нигде больше не найдете, и стоят они гораздо дороже, чем Вы мне заплатили. Но в знак уважения к Вам я не буду кричать, что Вы нечестный человек, но надеюсь, что в этот раз Вы будете ко мне более благосклонны, и поступите, как положено. А я, в свою очередь, расскажу во всем уезде о Вашей щедрости и благородстве.

— Вы бы видели, Наталья Алексеевна, его выпученные глаза. Он никак не ожидал такого разговора и опешив, заплатил мне намного больше, чем раньше. Вот эти деньги и пошли в уплату за свидетельство. Конечно, пришлось еще и чиновникам приплатить за быстрое прохождение всех документов, но теперь меня можно поздравить с получением купечества! Остается только определиться, где и чем мы будем торговать, оформить лавку, посадить надежного человека в нее — всего-то — начать и кончить!

Да, отлично, что все так складывается, но теперь работы еще больше! После небольшого отдыха мы с Мишей заперлись в кабинете, чтобы определить основные итоги уже сделанной работы и планы на будущее. Дом для лавки был снят, единственное, что нас смущало — по данным из истории, он значительно пострадал от пожара во время войны. Правда, во время войны всё равно торговля прекратится и лавка опустеет, а после её надо будет просто восстановить. Но можно еще поискать и запасной вариант, такой же, но с "перламутровыми пуговицами", не пострадавший от войны.

На мое предложение посадить Демида "смотрящим" — продавцом в лавку, Миша категорически не согласился:

— Посудите сами, Наталья Алексеевна, человек никогда не был связан с торговлей, не знает ни цен, ни людей, ни товара — может ли он быть хорошим специалистом? Он — крестьянин, извозчик, конюх, но никак не торгаш! Да и трудно ему оторваться от земли, привычного уклада жизни, семью перевозить надо будет. Нет, тут кого-то из местных надо искать, спеца, пройдоху, но который побоится воровать и обманывать нас. У меня уже есть небольшие прикидки, пока определяюсь с ними.

— Пожалуй, ты прав,— пришлось согласиться мне,— пусть тогда будет Демид нашим извозчиком, как и было, он меня во всем устраивает. А ты ищи подходящего человека.

Рассказала я Мише и про Варвару-цветочницу и ее желании переселиться в это время. Сказала и о том, что она пригодилась бы нам не только как прекрасный цветовод и знаток растений, но и как химик-технолог — у меня появилась идея о приготовлении в преддверии войны простейших анестетиков, асептиков и антисептиков. Операций предстоит много, нужны местные и общие обезболивающие, значит надо пробовать изобрести хлороформ, эфирный наркоз. А это вполне реально, обезболивающие свойства серного эфира были описаны Парацельсом еще в шестнадцатом веке, и тогда уже алхимики получали его перегонкой этилового спирта с серной кислотой — технология несложная.

— Идея очень хорошая!— воскликнул Миша,— Отличная! Но надо все продумать. Ведь Варвара Петровна — женщина в возрасте, с проблемами в здоровье, а Вы сами понимаете, насколько тяжело здесь с медициной. Значит, надо ее пролечить в будущем, забрать все лекарства на большой срок вперед, определить, где поселить, а уж потом думать о создании с ее помощью лекарств.

— Я уже кое-что начала делать. На днях Варвару я отвезу в хороший Центр, где ее не только обследуют, как положено, но и определят все ее дальнейшее лечение и лекарства для поддержания здоровья. С этим-то как раз меньше всего проблем.

— Надо подумать, как и куда ее переносить будете? Она же сама не перенесется, только с Вами, как и я в свое время.

— Я думаю, что лучше всего это сделать в Болдинском монастыре. Я туда поеду, попрошусь посидеть в келье, а там и перенесусь в будущее, заберу Варвару, вместе с ней вернусь в прошлое. Надо только одежду ей подходящую подыскать. А там уж она потихоньку выйдет из кельи и смешается с паломниками.

— Слушай, какая идея пришла сейчас ко мне в голову— можно ее сделать твоей какой-нибудь троюродной тетушкой или вдовой чиновника, которого ты когда-то знал по службе. Тогда и тебе надо там быть, она к тебе подойдет — я заранее фото покажу, и вы признаете друг друга, а там все вместе в Дорогобуж и поедем, там она с тобой поживет, документы получит, одежду и вещи подходящие купит, адаптируется немного. А уж потом ее в Деревенщики привезу, там я ее чаще видеть буду, а чтобы не скучала, с Фомой— химиком -"апостолом" познакомлю, пусть курирует его.

— Отличный вариант, а с документами я попробую через своего друга договорится, который нам Деревенщики помогал оформлять, здесь это просто. Примерный возраст проставим, дату рождения подберем близкую к настоящей, все, как положено.

— Миша, какой ты стал рассудительный и умный! Настоящий "купец-молодец!" Как мне повезло, что я нашла тебя!

— Нет, это мне повезло, что я Вас нашел! Сидел бы сейчас в своем департаменте, от голода и холода загибался, от скуки бы и пить начал, а тут — и дом родной, и люди добрые кругом. И знаете что, Наталья Алексеевна, я тут Полине Ивановне высказал свою симпатию и предложил руку и сердце, и она согласилась! Только ей креститься надо, да и приданное собрать, как она сказала — не хочет бесприданницей быть!

— Отличная новость! Я очень рада, торопиться, конечно, не стоит, и с крещением вопрос не быстрый, а вот насчет приданного я подумаю! Я вот ей за работу ни разу не платила, да и тебе тоже, непорядок это! Сегодня же и рассчитаюсь. Да и за прокладки все деньги ее будут — работа -то ее, моя только идея. Думаю еще одну большую задумку с ней провернуть, но пока это наш секрет.

А мы с Полетт решили, что прокладки — слишком мелкий уровень для такой хорошей портнихи, как она. Да и с легкой руки Верочки их уже шьют и в салоне мадам Зизи, да и сами помещицы своих белошвеек припрягли. А показала я ей образцы нижнего белья— плавочек, поясов— утяжек, комбинаций, бюстгалтеров, которые можно шить в двух видах: ажурное, шелковое белье— для дворянок, а более простое— для купчих и мещанок. Это уже вещи статусные, красивое белье женщины из рук хватать будут.

Ведь только в 1889 году первый бюстгальтер был представлен на выставке в Париже француженкой Э.Кадоль. А после некоторых доработок в 1899 году первый бюстгальтер был запатентован Кристиной Хардт (Германия). Согласно истории, однажды девушка надела просторное платье, грудь из которого так и норовила выскочить. Чтобы не допустить этого, Кристина взяла два носовых платка, ленту и связала между собой. После проведенного в таком изделии вечера, она и решила, что его нужно продвигать в массы. Свое творения Кристина Хардт назвала ничем иным как "женской фуфайкой на лямках с укрепленными чашечками для груди". Русское слово бюстгальтер происходит от немецкого Büstenhalter, из Büste -"женская грудь" + Halter 'держатель'. А вот женская комбинация появится в дамском гардеробе только в последнее десятилетие ХIХ века. А по— настоящему популярной сделаются в XX веке.

Но надо уже сейчас облегчить жизнь дам, заменить корсеты, которые вредно влияли на их здоровье. Вот и шила Полетт пока первые образцы этих вещей для меня, Маши, да и себе в приданное.

— А теперь по магазину давай определимся по ассортименту. Я хочу его назвать "Куча не мала"— у нас ведь там действительно куча всякого товара получается. Ведь товар наш ориентирован на купцов и мещан, их такое название заинтересует.

— Название мне нравится, у нас действительно куча всего, как в хорошем сельском магазине. Но пока товару как бы и много, и мало, всего на две-три недели торговли, ведь начали мы активно заниматься этим всего около месяца — двух назад.

— Первый наш товар — это валенки. Тут проблемы только в шерсти — боюсь, я уже всю скупил по деревням, надо на больших закупщиков выходить, есть у меня зацепки в Дорогобуже, буду пробивать — теперь у меня и статус есть. Можно уже и белых валенок побольше сделать — химические добавки у нас есть. Кстати, прозвище "Пимашки" уже прижилось, их все так и кличут, мастерам нравится.

— Очень хорошо. А про белые валенки — будут статусной вещью, на подарки, на взятки, на поощрение. А еще помнишь — были такие бурки — валенки с подошвами резиновыми, их в Советской Армии даже генералы носили, если сделаем такие для Мелиссино, наши идеи лучше пойдут. Можно кожи крепкой поискать, ею обшить. Давай подумаем над темой, эта идея на будущее.

— Но, видишь, что еще я подумала — валенки товар, во-первых, сезонный, во-вторых— крестьянский, деревенский. Простым людям его особенно не купить — дорого, а вот кто побогаче, могут и нос воротить от такого товара.

ѓ-Тут Вы не совсем правы, дворяне тоже про валенки спрашивают, ноги-то у всех одинаково мерзнут.

— Хорошо, тогда продавай им подороже, чтобы ценили. А основной запас пока все-таки для себя оставим, по заимкам попрячем дополнительно — для раненых, партизан, других крестьян.

— Еще проблема — после чеса шерсти много мелких остатков появилось, которые в дело пока не идут, надо подумать, куда бы их использовать?

— Игрушки тряпочные набивать ими можно? Не сильно они жесткие? Следующая сказка — "Колобок", как раз бы и пригодились! А еще из остатков можно фетр делать, красить его, аппликации на валенки вырезать да клеить, игрушки да панно разные — типа ковриков на стену. А еще игрушки вяленые, их и легко можно сделать, и быстро — если руку набить. Можно и пояса овечьи на спину, говорят, помогает от радикулита. Хотя тут собачья да верблюжья шерсть лучше будет. Но опять это идеи на вырост.

— Работников нам уже не хватает, в Васино многие заняты, даже ребятишки. Да, кстати, Вам отец Павел список передал детей, как Вы и просили, с указанием возраста, семьи, потребностей в хозяйстве.

— Спасибо, что не забыл, хочу потихоньку помогать вещами и продуктами.

— Дело хорошее, но тут думать надо — если начнем раздавать просто так — не вызовет ли это вопросы у крестьян? Да и я считаю, что лучше их за работу поощрять, рассчитываться деньгами или продуктами.

— Вот посмотрите — Пимашки нам фактически оброк уже выплатили валенками своими, значит, следующий товар надо у них покупать. Столяр, который лото да домино делает — тоже, дети и девушки деревенские, которые помогали мешочки да кузовочки делать — или в оброк их работу считать, или платить. По цене я уже примерно прикинул, можно и рассчет сделать. Тут бухгалтерия хитрая, я все записи веду, вот Вам могу копии передать. А то все на оброк уйдут, весной на барщине работать некому будет — а сеять надо будет много и быстро.

— Хорошо, с расчетом подумаю— денег совсем мало осталось, надо опять из будущего нести.

— Итак, дальше — сказка "Репка" и кубики к ней, сколько их уже?

— Книжек уже штук 50 монахи мне передали, тут все на "мази", а вот с кубиками — проблема. Клей хороший кончился, со шкуркой проблема для обработки кубиков. Тут всего наборов 30 сделали.

— Тогда сделаем так — наборы с кубиками продавать дороже раза в два, а то и в три, а вот книжек отдельно еще напечатать, пусть так покупают, там ведь тоже интересная фишка, если помнишь — книжка раскраска — такого здесь еще нет, так что брать будут охотно.

— Теперь сказка " Морозко"— книжки тоже напечатаны, а вот с кукольным театром только сейчас сдвинулось — я тебе говорила, что с головками кукол были проблемы — вроде из глины получились неплохие. Будем пока только книжки продавать, тут " апостолов" надо немного поторопить, поощрить их.

— Кстати, я тебе не показала, какие мне глиняные игрушки "горшечники" налепили? Посмотри, что за красавцы, думаю, их охотно будут брать. А еще игрушки глиняные, свистульки, но тут работа только началась.

— А вот песни и рецепты надо еще допечатывать. Рецепты опять монахам отдам, а вот песни придется Петру Степановичу на откуп — не справимся сами, слишком много всего не осилим, "слона надо есть кусочками!" За предыдущий товар он полностью рассчитался, честно?

— Вроде честно, ему с нами не резон ссорится, песни да рецепты идут на расхват, песни особенно барышни охотно берут, а рецепты — кухарки для хозяек. Так что можно и нужно с ним продолжать сотрудничество.

— Он тут Вам книги передал, и мне такие же дал, сказал, в подарок, — и Миша протянул мне два больших тома -"Указатель дорог Российской Империи, содержащий в себе описание всех главных и побочных почтовых и других проезжих больших дорог, ведущих от обеих Столиц к Губернским городам, и соединяющих взаимно оные меж собою и с уездными. С новою Генеральною дорожною картою России в пользу и употребление войскам для маршрутов; провиантской и коммисариатской частям, и купечеству для отправления транспортов; также для отправления естафетов и для взимания за подорожныя денег; а путешествующим как для знания, так и сокращения их пути. Сочинен Свиты Его Императорского Величества по Квартирмейстерской части Генерал-Майором Михаилом Вистицким. Печатано в Санкт-Петербурге в Типографии Театральной Дирекции. 1804 год".

— Отлично, прекрасный вариант, попробую в будущем их продать. И вообще, теперь можно и нужно расширять тебе географию поездок, кроме Дорогобужа много других городов рядом — а там тоже есть ювелиры, можно им сдавать. Да и иголки там проще продать, бисер, палантины, духи, косметику, жемчуг, мелкие украшения (броши, камеи, кулоны), другие вещи из будущего — приехал, реализовал быстренько, уехал, только деньги сильно не свети. Тут я еще с Никитой поговорю, а тебе баллончик с перцовым газом принесла, все какая-то защита.

— Но не забывать надо и про подготовку к войне, это наша главная проблема.

— Сначала расскажу я сделала — в Деревенщиках мы с Якимом, старостой в Деревенщиках, решили так — я помогаю им строить для каждой семьи белую избу с хозяйственными постройками, выделю удобное место под огороды и всё это отдам с уговором — старые избы освободить к августу-сентябрю. А в освободившиеся избы на время войны избы переселим, как и хотели, из Васино детей, женщин да стариков от войны подальше, не дело им по лесам скитаться, в заимках мужчин крепких оставим, будут партизанить помаленьку при возможности и желании по зиме. Начали строить и большой одноэтажный барак с печками, разделим его на комнатушки, сделаем нары и прочие помещения, можно и туалет маленький пристроить, и баньку. Там можно размещать несчастных людей, которые побегут от войны и голода. А после войны все эти люди будут вынуждены вернуться в деревни к своим помещикам. Но многие помещики будут разорены — в Смоленской губернии же много именно мелкопоместных помещиков, значит очень небогатых. Вот тогда и начнём потихоньку скупать эти деревни у мелкопоместных дворян. Лес будут рубить и возить уже на неделе, обещали не тянуть. Они довольны приемом и моими подарками, приняли они меня.

— Определили большой участок под картошку да зерновые, гряды спланировали, будут ранние культуры там, решили вопрос с навозом, большинство удобрений туда уйдут. Вроде все, времени не так и много было на эти разговоры, все силы на прием ушли.

— А я и не спросил, как все прошло? Удачно получилось?

— Более чем, лучше, чем я планировала, — и я рассказала и про прием, и про "вист по— медицински" и про мои дальнейшие планы с "апостолами" по мази Вишневского, по сказкам, и по перышку железному с чернильницей-непроливайкой. Мише все идеи понравились необычайно, он и не ожидал такого размаха.

— А у тебя как дела, что сделано в Васино?

— Тут Авдеич молодец, много успел сделать. Готовы уже две заимки, на подходе третья, там запас дров. Туда же потом запасы еды и зерна, лекарств привезем. Есть ручные мельницы, можно молоть при надобности. Печки простые, топить будут по черному, но пока так.

— Отлично, похвали и награди Авдеича. Пусть еще рыбы насолят да насушат, тоже все пригодится. Меда можно добавить, вощины, свечей, сало и колбасы. Но это позже, к осени ближе. И еще — надо попробовать кузнецу простейшие печки — буржуйки заказать, ищи в Дорогобуже хорошее железо, я тут картинки да инструкции принесла, ты перепиши да с ним эту идею обсуди. В солдатские и офицерские палатки-шатры переносные печки, как у походников, очень бы пригодились. Есть задумка и по простой полевой кухне, если где хороший котел увидишь, обязательно бери. Не слишком я на тебя работы навалила?

— Нет, мне очень нравится, чувствуешь нужным себя всем, мне все интересно!

— Вот и ладно, вот и хорошо! Ну что же, какие у тебя еще просьбы или вопросы? Я тут на днях в твоей квартире буду, может, что-то надо принести, что забыл?

-Да вроде все взял, если только случайно что-то найдется. А просьб вроде тоже никаких, если только Полине Ивановне в подарок что-то посмотреть? Но тут я на Вас полагаюсь, я придумать ничего не смог, кроме колечка маминого, можно его как обручальное подарить?— и Миша показал небольшое изящное колечко с маленьким— глазком из рубина. — Мама его давно, видно покупала, пусть Полине подарок будет, я надеюсь, она бы ей понравилась, как думаете? — и он робко поднял на меня свои карие глаза.

Ах, Миша, мальчик ты наш любимый, как же тебе мамочки не хватает, и как я рада, что у Вас с Полиной все так сложилась — я же вижу, что у нее к тебе — любовь— опека, любовь— забота, больше материнская, чем женская. Да и я, хоть и старше всего на десять лет, больше младшим братом ощущаю, даже где-то и сыночком. И я постараюсь сделать все, чтобы ты был счастлив в этом времени. И подарок приготовлю — обработаю фото твоей мамы в стиле картин прошлого, оформлю в рамку — вот и будет семейный портрет.

И я уверенно сказала:

— Конечно, понравилась бы! И колечко чудесное! И приданное ей будет! И свадьбу мы Вам сыграем на зависть всем! Только дай время! — Миша покраснел, но видно было, что он доволен моей похвалой.

— Ой, еще чуть не забыл! Тут от Барышниковых приглашение Вам пришло, говорят, они большой прием делают через две недели, но не всех собирают, это честь большая, к ним попасть! Я думаю, что тут Ваше знакомство с полковником вызвало, еще со времен бала. Да уж, вот это новость! Вроде и Интернета нет, и чатов разных, а уже пошли слухи, "начала писать губерния", зашевелились дамы, любопытство я к себе знатное возбудила. Верочка с семейством только недавно выехала домой и явно не успела пустить слух о приёме, гости помещики — все местные и ехать после приёма в Дорогобуж, чтобы потрепаться, они бы тоже не стали. Гусары поехали к себе в полк, а не в гостиные. Так откуда по уезду все узнали про приём спустя только сутки? Очень интересно! Видно, новые слухи легли на "старые дрожжи", вот и решили Барышниковы на меня поближе посмотреть.

Ну что же, будем готовиться к приему, надо будет и "Золушку" напечатать, и про прием подумать, появилась у меня сразу же идея очень хулиганская.

Незабвенная Верка Сердючка мгновенно в голове запела: "Даже если Вам немного за тридцать", прямо отлично песенка сюда ложится, будет моя маленькая "мстя" Александре Ильиничне, теще Вакслера, которая про нас с Александром сплетни разносит. Хотя получается, что это песенка и про меня, ведь мне тоже за тридцать и я мечтаю выйти замуж за принца-полковника. Может, не стоит опускаться до каких-то интриг и выяснений отношений со вздорными бабами? Так я сама опущусь на тот же уровень скандалистки и сплетницы, достойней быть выше всех этих сплетен.

А Машу можно Золушкой нарядить, да песенку ей спеть голоском Людмилы Сенчиной: "Хоть поверьте, хоть проверьте..", ей она прекрасно подойдет!

Но кроме веселья, надо с Барышниковыми контакт установить крепкий, постоянный, подкинув Елизавете Ивановне идею по организации женского патриотического общества, которое будет заниматься призрением за сиротами, особенно девочками, которыми никто не занимался. Но готовить их в санитарки сейчас никто не даст. Только когда начнётся война и потоком из Смоленска пойдут раненые, можно через императрицу предложить обучить девушек навыкам сестёр милосердия — перевязать рану, принести попить и пр. Общество пока не готово видеть девушку рядом с раненым полуголым мужиком... Нужна протекция императрицы, а внедрять идею тогда, когда настанет критический момент.

А вот сейчас можно помощь солдатам во время военных действий организовать— закупать обувь, тёплые одеяла, средства гигиены и прочее. Объяснить просто — знакомство с гусарами, обмолвки да намеки на ближайшую войну — тут вопросов не вызовет.

Да, проблемы за проблемами, и как другие попаданцы так резво со своими делами справляются, ружья да пушки в Средние века делают, порох изобретают! Тут простейшие вещи — и те вопросы вызывают, вроде и идей много, но то сырья нет, то работников, то просто возможностей. "Просто было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить!"

Еще раз убеждаюсь — неправильная я попаданка, без волшебной палочки и магии, только своей головой да через людей толковых идеи осуществляю, а это и времени, и сил требует.

И с этими мыслями я переместилась в будущее, с полной тетрадкой пометок и записей, с пухнущей от забот головой. Надо и тут планы подбивать да дела осуществлять. Да и узнать, как там у Барыни дела, а то я за своими заботами совсем ее забросила, бедняжку.

Глава 45. Лечение мазью аля-"Вишневский".

А в это время в Деревенщиках Фома ломал голову над моими рецептами, которые я ему вручила с такими словами:

— Я тут дневник Георгия Ивановича читала и нашла вот такой листочек с рецептами. Он пишет, что это пропись мазей, которые изготавливал знакомый лекарь по фамилии Вишневский, — а мне очень хотелось оставить именно это название знаменитой мази. Отмечает дедушка, что уж больно хороши они были в лечении разных гнойников да ран. Короче, попробуйте сделать подобные, может, что получится

Один рецепт был классическим по составу, с висмутом и ксероформом, которые еще требовалось сделать. Висмут уже был известен под названием "визмута и бисмута", но был очень редок и практически не применялся. Ксероформ также был известен химикам и фармацевтам, но соединить все вместе никто еще не пробовал.

А вот вторая мазь была проще — там только деготь нужен был и касторовое масло, причём по количеству это был основной компонент — 94 части масла против 3 частей дёгтя и 3 частей ксероформа. Касторовое масло в России распространилось позже, с середины века, поэтому лекарь его заменил льняным. Ксероформ — порошок— антисептик с вяжущим и подсушивающим свойством, он сменил мелом, как вспомогательным веществом в качестве твёрдой основы, нерастворимой в воде, хотя, конечно, никакими медицинскими свойствами мел не обладал.

Фома воодушевился и в достаточно короткое время простую мазь сделал, но думал и над получением мази по сложному варианту. Конечно, вторая мазь лишь отдаленно напоминала своего знаменитого прототипа, но лечебные свойства имела.

Только вот никак "апостол" не мог испытать ее в действии — не было нужного предлога, но однажды тот нашел его сам.

И тут получилось так, что я впервые ругалась на своих людей, и на кого — на Лукашика, с которым мы сошлись очень близко, и которого я уважала и отмечала. А сейчас он стоял около меня вместе со своим сыном Степаном, Сцяпаном на белорусский лад, опустив голову, мял шапку и только покряхтывал в самые мои патетические моменты. А Степка вообще старался спрятаться за отца, "прикинуться ветошью и не отсвечивать", как говорили в наше время.

А я ругалась на Лукашика тихо, в пол голоса, но этим напугала его гораздо сильнее, чем если бы его била и таскала за "чупрыну", как в сказке Пушкина. Вообще, дворяне ругались и женщины тоже, и били своих дворовых, но я так никогда не делала. Но тут даже моя выдержка учителя не вынесла произошедшего, и я ругалась. Но меня переклинило, и вместо того, чтобы попросту выругаться современными словами, я стала ругаться названиями цветов!

Видимо, урок про комнатные растения очень мне запомнился в связи с Жориком-"мажориком", их названия глубоко запали мне в душу, и вот эти длинные и умные слова так и полились из моих уст, чем и привели Лукашика в еще большую оторопь:

— Ах, ты, традесканция глупая! Где была твоя голова, аспарагус ты неразумный! Я же тебе говорила, как кто заболеет, срочно мне сообщать! Антониева огня захотел, без руки мальчишку оставить! Что ты утворил, щучий хвост этакий!

На последние слова Лукашик наконец поднял голову и уставился на меня — какие Барыня слова говорит!

А случилось вот что. Этот самый Степка был первым любимым шестилетним сынком Лукашика, пронырой и шалуном, каких и свет не видывал. В наше время его назвали бы гиперактивным, поставили бы на учет у психиатра и лечили бы разными лекарствами.

Лукашик тоже нередко лечил Степку, но старым дедовским способом — розгами, или ставил на горох, но тому все было не почем. Все шалости, проказы, игры — всюду был Степка-Сцяпанка! Очень он напоминал Незнайку из знаменитой повести Носова — такой же вечно растрепанный выдумщик и проказник Но над отдать ему должное, был он добрым и активность его была только от избытка энергии, так и распиравшей его худенькое тельце.

Итак, вскочил у Степки на руке прыщик — вскочил и вскочил, дело житейское, как сказал бы Карлсон, еще один знаменитый проказник. Степка почесал его раз, почесал два, а поскольку он только что помогал отцу убирать навоз в коровнике, и руки у него были отнюдь не чистые, эта грязь и попала на ранку. Прыщик начал расти!

Степка сначала, как истинный мужчина, не обращал на него внимание — "само пройдет!" Но само не проходило! Тут Степка вспомнил о том, что мать его в таких делах советовала пожевать хлеба с солью и приложить к руке. Так он и сделал, и оно бы и помогло, если бы тряпочка была чистой. Но Степка взял первую попавшуюся под руку, а попалась ему какая-то грязная тряпица, и привязал. Сначала ему стало легче и он успокоился было, да и дел всяких разных мальчишечьих было много — не до того!

Но прыщ явно не желал оставлять Степку в покое и продолжал расти! Рука не только не перестала болеть, но стала воспаляться и гноиться, дергаться, прыщик превратился в полноценный прыщ, опухоль шла все дальше и дальше.

Степка уже не мог терпеть боль и хоть и скрывал свои страдания, ходил грустный и притихший, чем и вызвал подозрения отца. Лукашик заставил мальчика показать руку и только ахнул! Сначала он тоже попробовал обойтись своими силами и силами Алеси, но процесс уже пошел, как говорил знаменитый политик, и рука разболелась еще больше.

Лукашик обратился к месному травнику, но тот не придал большого значения руке мальчишки, а промыл рану солёной водой и посоветовал наложить простую тугую повязку на недельку (!), ещё и руки не помыл перед осмотром Стёпки, но что Лукашик обратил внимание, так как я всех заставляла мыть руки.

Лукашик сначала было вздохнул облегченно, надеясь, что помощь травника поможет, но, к сожалению, боль стала еще сильнее, а рука стала чернеть и пахнуть уже очень нехорошо. Тут— то и пришел Лукашик со Степкой ко мне и слушал мою ругань!

Но я уже успокоилась и поняла, что Лукашик и не виноват так уж сильно, он хотел как лучше, а получилось как всегда, прямо классика жанра по Виктору Степановичу Черномырдину!

Во-первых, запустил-то болячку Стёпка сам, Лукашик просто поздно ее увидел. Во-вторых, он пытался лечить ее так, как это принято было у крестьян — обращением к травнику и другими народными методами.

А что ему в тех условиях оставалось делать? Фельдшерско-акушерских пунктов ещё нет — их начнёт Николай II распространять, земских лекарей тоже нет — Александр II ещё реформы не только не провёл, он даже ещё не родился.

А травник, к которому он обратился, и не помог вовсе. Вот Лукашик и пришел ко мне, своей хозяйке— помещице.

Ведь помещикам, как правило, было всё равно до болячек крепостных, а то, что Лукашик рискнул обратиться ко мне — отчаянный поступок, показывающий меру любви к сыну и заботу о нем. Да и видел он, что Барыня его жене помогла, и к другим крестьянам благосклонно относится, подарки дарит, заботится о их нуждах. Вот сейчас и наступил момент истины — пришёл к барыне Лукашик со своим горем, а что получил в ответ? Его обругали и обозвали, что называется, попал человек под раздачу.

Так что проговорив про себя все, что я думаю о данной ситуации, успокоившись и выдохнув все эмоции, я успокоила и Лукашика, и Стёпку, и всех вокруг, сказав, что сама буду лечить ребенка. Я решила — вот способ "нос утрала", как говорила моя мама, доказать силу мази Вишневского и распространить ее дальше. Да Степку я очень любила и спасти его тоже хотела.

Поэтому, вызвав Фому, мы приступили к обработке раны и лечению несчастного Степки, который, перепуганный, только дрожал от боли и страха за свою руку. Лукашика, который переживал больше сына, мы отправили домой, сказав, что он может придти позже, чтобы узнать новости. Нечего было ему мешаться под ногами, да и я хотела использовать свои инструменты будущего из моей сумки " Скорой помощи", которую я перенесла и припрятала до поры и времени.

Фома под моим надзором промыл руку той же кипяченной соленой водой, прочистил и выпустил весь гной предварительно прокипяченными моими ланцетами из будущего. Конечно, их необычный вид вызвал у него интерес, но пока он промолчал, молчала и я. Я уже придумала предварительную легенду для них — мол, от дедушки остались, как и рецепты мази, это подарок от его друга-лекаря.

"Апостол" наложил повязку с мазью, чтобы снять воспаление, а я еще втихушку сунула Степке порошок с антибиотиком, так как переживала, как наша мазь — заменитель сработает.

Надо отдать Степке должное, всю процедуру, довольно болезненную, он вытерпел стоически, только слезы невольно катились из его глаз. Я стала уважать ребенка еще больше и решила и в дальнейшем присматривать за ним, почаще направлять его энергию в "мирных целях".

Наконец, все закончилось и мы оставили мальчишку в комнате "апостолов" под их наблюдением и лечением. Процедура утомила ребенка, и накормив его кашей и напоив сладким чаем, оставили в покое, и он крепко уснул на лавке.

А я еще устроила для всех настоящий мастер класс — достала старый дедов микроскоп, объяснила, что в него видны самые мелкие частички, и продемонстрировала всем смывы с грязных рук. Кишевшие там микробы я назвала "зверушками— микробусами", которые пожирают грязнуль изнутри, и те умирают от антонова огня, лихоманки и других болезней, или, в лучшем случае, без рук-ног идут просить куски по дорогам. Тут же я показала и смывы с чистых рук, и все убедились, что "микробусов" намного меньше. Тоже самое я сделала и с каплей сырой и кипяченной воды, и все, глядя в глазок, сами могли убедиться, что в кипяченной воде "микробусов" куда как меньше.

Дворовые испытали благоговейный страх, рассказали об увиденном всем в деревне, и я с радостью узнала, что они стали чаще мыть руки и пить только кипяченную воду. Единственное, что меня огорчило — известие, что Лукашик выпорол Сцяпанку и за то, что сразу ему ничего не сказал, и за то, что воспользовался грязной тряпкой, да и просто снимая свой страх и переживание. Правда, тут же его пожалел и предупредил, чтобы он больше так не делал.

Сцяпанка порку воспринял как справедливую, а вид страшных зверьков -"микробусов" так его впечатлил, что он рассказал о них всем местным пацанам, преувеличив размеры чуть ли не в трое. Мальчишки прониклись, они уже знали о его лечении, и тоже стали более аккуратными.

Лечение Степки еще продолжалось около недели и привело к отличному результату — краснота спала, гной ушел, рука очистилась, прыщик значительно уменьшился, а когда благополучно вышел гнойный стержень, совсем и заросло и исчезло место гнойника, рука ребенка была спасена.

С моей и Фомы легкой руки мазь быстро распространилась среди крестьян, ведь ее составляющие были им привычны, приготовление — несложным, а эффективность использования они увидели.

Еще раз свои чудодейственные свойства мазь подтвердила уже в необычной обстановке — лечении руки моего нового кучера — Демида. На следующий день я решила поехать в Дорогобуж вместе с Фомой, чтобы прикупить кое-что на нужды лаборатории, да и приготовить квартиру к переносу Варвары. Я знала, что и Миша в эти дни тоже там, надо было узнать, что там с документами для моей " Цветочницы".

По дороге я заметила, что Демид постоянно прижимает к себе руку, а сам чем-то озадачен. Я спросила, что того беспокоит, и он признался, что день назад рассадил руку, пытался её лечить сам, но она болит все сильней. С разрешения Демида я осмотрела руку, и увидела, что она воспалена и рана уже начала гноиться.

По приезду в Дорогобуж мы остановились в доме Миши, и я попросила того пригласить Карла Карловича, надеясь на его помощь и опыт. Тот не отказал из уважения ко мне, так как думал, что его вызвали для моего лечения. но и не придал большого значения руке какого-то крепостного.

Он только промыл рану солёной водой и туго её забинтовал, рекомендуя снять повязку через несколько дней. Причем, как всегда, он даже не помыл руки. Но его вызов нужен был мне для подстраховки, так как в открытую лечить я пока не могла. Но я понимала, что такое лечение только загубит руку мужчины.

Я посетовала Фоме, что мы не захватили мазь, которую он изготовил для лечения Сцяпанки по рецепту дедушки Георгия Ивановича. На что он ответил, что хорошо помнит все компоненты и готов ее сделать.

Миша по моей просьбе пошел в лавку, чтобы купить эти составляющие, и случайно встретил в городе Цекерта (Слава Богу, городок маленький). Цекерт узнав о трудностях, поспешил оказать мне услугу, да и необычные составляющие мази его заинтересовали.

Миша привел его в дом, где мы остановилась. Цекерт увидел воспалённую и гнойную рану Демида и посоветовал такое же лечение, как и Карл Калович — методы то лечения одинаковы в это время.

Но тут вступил в бой Фома и сказал, что хочет попробовать лечить Демида мазью по рецепту моего дедушки. Также он рассказал, что лечил этой мазью руку мальчишки в Деревенщиках — мы с ним заранее договарились, чтобы он не упоминал мою роль в лечении Сцяпанки.

Егор Фомич зантересовался, и как настоящий лекарь, он всегда был готов узнать что-то новое. Фома попросил помочь ему обработать руку, промыть ее и убрать гной. Приготовив мазь под заинтересованным взглядом полкового лекаря, он наложил ее на чистую тряпочку и помыр руки, обмыл соленой водой и рану Демида, то есть поступил также, как делала я. Мы с Мишей скромно стояли в сторонке и только переглядывались, довольные: " Молодец, " апостол", будет из тебя толк!"

Фома важный, как настоящий лекарь, попросил Цекерта тоже помыть руки. Тот удивился этой просьбой, но интерес ко всему происходящему вынудил его выполнить это распоряжение "апостола", лишь уточняя, почему он так делает. Тот рассказал о поразивших его зверьках — "микробусах" и демонстрации их в смывах грязных рук. Цекерт, конечно, уже знал уже о микробах, но пока лекари отрицают их роль в возбуждении болезней, и только пожимал плечами. Но для Фомы это уже аксиома и он подчинил своим напором более опытного взрослого лекаря — вреда-то явно не будет!

Цекерт помог Фоме выдавить гной, они наложили мазь на рану, закрыли чистой тканью и забинтовали ее свободно. Демид выдержал эти процедуры молча, лишь крупный пот выступал на его лице. Но он был польщен, что столько важных людей занялись его раной, да и боль немного спала.

Мы попросили Цекерта завтра приехать и осмотреть рану Демида, да и дела наши не все сделаны, надо задержаться. Цекерт приехал к обеду, ему самому интересно было посмотреть на результаты лечения, да и то, что он поехал к больному, которому частично оказывал помощь, сделал его визит приличным и обязательным. К его удивлению, краснота раны значительно уменьшилась, да и сам Демид подтвердил, что рука болит значительно меньше.

Егор Фомич удивлённо расспрашивал о мази, в эффекте лечения которой он сам убедился. Фома рассказал ему всю нашу легенду о реуепте дедушки и передал оба рецепта мази— полный— а вдруг кто и сделает, и наш, "лайт" вариант, но оба — под названием мази Вишневского, чтобы он мог продвигать лекарство дальше по своим военно-медицинским каналам — коллегам-лекарям в других полках.

Цекерту я сказала, что можно заставить солдат мыть руки и пить только кипяченную воду самым простым способом, объявив, что свою ежедневную винную порцию будут получать только те из них, кто будет выполняет эти нехитрые условия, и строго следить за этим. Он сначала заулыбался, но потом призадумался— ведь небоевые потери от разных инфекционных болезней достигали порой 70%. Тогда я ему предложила провести небольшой эксперимент— заставить все это делать и рядовых, и офицеров хотя бы в течение двух недель, да и самому также поступать, а потом проверить— меньше или больше стало больных, каково самочувствие людей, да все с записями, с сравнениями, чтобы все по науке было.

Цекерт попросил у нас баночку с мазью — у него, мол, в полку у одного из рядовых вскочил фурункул на самом мягком месте, так что тот, бедняжка, и сидеть в седле не может, а только лежит, а лечение пока результата не даёт — может чудо-мазь поможет?

Я, конечно, мазь дала, и позже узнала, что не только рядовые сподобились лечению этой мазью — потренировавшись на кошках, пардон, на простых людях, чудо-мазью стали пользовать еще и унтер-офицеров и даже офицеров полка! Буквально через пару дней Цекерт в письме сообщил, что пациентам становится намного лучше, и эффект лечения производит на всех большое впечатление.

Но главное, что с подачи Цекерта потихоньку негласно начали применять нашу мазь Вишневского и другие военные лекари. Сработало 'сарафанное радио', да и Цекерт ещё попросил позволения статью написать в медицинский журнал, получив полнейшее мое согласие, отправил её президенту Военно-медицинской академии Виллие, приложив к статье оба рецепта мази. Того статья и мази очень заинтересовали, так изобретение Вишневского обрела свое исконное имя и заслуженную славу.

Глава 46. Барыня и посетители.

Пока я в прошлом решала свои проблемы, Барыня в будущем отдувалась за меня. А все мои друзья и знакомые, как специально, решили обо мне вспомнить. Первой, конечно же, была Инна. Она позвонила по телефону и сказала, что находится рядом со мной и сейчас подойдет в гости. Такое было не по правилам прошлого времени, но Барыня уже стала потихоньку приспосабливаться к бесцеремонности века, в который она попала, хотя многое ее и смущало по прежнему.

Барыня достала из холодильника, к которому она привыкла быстрее всего и удобство которого сполна оценила, принесенную мною колбасу, сыр, масло, кое-как их нарезала, разложила по тарелкам, положила приборы, поставила чашки и окинула стол оценивающим взглядом. Хотя обслуживать себя оказалось не так просто, это стало получаться у нее все лучше и лучше, но она каждый раз вспоминала о простой и незаметной заботе своих дворовых, которую считала естественной и привычной, но которую не замечала и не ценила раньше.

Инна ворвалась, как вихрь и сразу села к столу, что тоже было не по правилам, и начала расспрашивать:

— Ну, подруга, рассказывай, как твои дела? Что там за военный к мальчишкам приходил? И что за выпускной ты затеяла? Танюшка мне уже все уши прожужжала. Они с Ниной Владимировной, свекровкой, какой-то наряд необычный шьют, перчатки вяжут. Знала, что ты выдумщица, но такого еще никто не делал. Вся школа на ушах стоять будет!

Барыню немного смутил напор женщины, но чувствуя мою внутреннюю поддержку, она начала рассказывать спокойно и тихо, своим голосом воздействуя на собеседницу:

— Ты же знаешь, что я историей и культурой начала девятнадцатого века увлекаюсь, вот и захотела детей с тем временем подробнее познакомить. Так и пришла идея выпускной в виде бала сделать. А военный — мой знакомый, Сергей Михайлович, реконструктор, бывший военный, ты его со мной в кафе видела, он про войну с Наполеоном рассказывал.

Успокоившись, Инна продолжала намного тише:

— А с работой у тебя как? Что в школе происходит? Мне мамы в чате уже целые романы пишут про новую директрису и ее к тебе неприязнь.

— С работой не понятно,— вздохнули мы с Барыней одновременно,— из школы, скорее всего, придется уйти. Да и дом я хочу купить в деревне, уехать туда хотя бы на лето, хозяйством заняться. А потом еще Сергей Михайлович предлагал в фонде поработать консультантом по 19 веку, балы помогать устраивать, разные мероприятия. Вот скоро первый такой пройдет, можешь и ты с мужем придти, только там одно условие — одежда должна быть соответствующая, да и знания этикета хотя бы минимальные.

— Интересненько, не знаю, сможем ли мы с Володей придти, а вот Танюшку обязательно отправим, тем более, что платье почти готово! Когда это будет?

— Пока не понятно, но думаю, недели через две. Я потом сообщу, когда точно все решится.

— А с Сергеем Михайловичем у тебя как — просто знакомство, или " любовь-морковь"? А покраснела, покраснела, никогда такого за тобой не замечала! Нравится он тебе?

Барыню опять задела непосредственность собеседницы — она еще не привыкла в открытую, как делали здесь, обсуждать свои чувства и поступки, и ничего не сказала. Но Инна поняла ее молчание по своему:

— Да и дай Бог, если все сладится, сколько можно одной жить! Да и видно, что человек он интересный — мне Танюша показывала на телефоне, как он занимательно про войну рассказывал. Ну ладно, засиделась я у тебя, а скоро консультацию проводить очередную, пожилых родителей со взрослыми детьми мирить, никак ужиться вместе не могут. Я им уж и разъехаться предлагала — ан нет, лучше вместе ругаться будут, чем врозь спокойно жить, вид спорта у них такой. Все, убегаю, убегаю! А колбаска у тебя вкусная, хоть и жестковата немного!

И с этими словами она исчезла, как вихрь, заставив Барыню пожать плечами в недоумении: " И что это было?".

Следующим позвонил Сергей Михайлович и сообщил, что готов привезти вещи со склада, о котором он рассказывал, куда мне надо. А куда надо — Барыня и не знала и назвала мой адрес.

Через какое-то время в домофон позвонили, она кого-то запустила, а потом с недоумением наблюдала, как в ее квартиру входил какой-то молодой человек, здоровался с ней, ставил коробку или ящик, мешок или мешочек, и исчезал, чтобы на его месте появился очередной мужчина, который проделывал тоже самое с другим грузом. Барыня только успевала здороваться и мучительно думала, когда она сможет спокойно ходить по комнате, не натыкаясь на эти залежи. Последним появился Сергей Михайлович, который удовлетворенным взглядом окинул принесенное богатство и сказал, что при необходимости он может и помочь увести все это туда, куда скажут.

— Это было бы чудесно,— подумали мы с Барыней опять одновременно,— но, к великому сожалению, не выполнимо.

Пришлось Барыне благодарить всех, передав последнему из носильщиков колбасу и сало, которые были приняты с благодарностью, а Сергея Михайловича приглашать к столу и поить чаем. Посидел он не долго, поблагодарил за угощение и сказал, что с подготовкой бала все идет нормально, но дня через два будет необходима полная оценка всех усилий.

Только Барыня уселась за стол, чтобы дописать свои " Сны о будущем"— а именно так она назвала свои впечатления об этом времени, как позвонила Анфиса Павловна и сказала, что готова передать последние семена и книги по садоводству и огородничеству. Через какое-то время Барыне пришлось запустить еще одного молодого человека, который также принес огромный мешок и пакеты с чем-то сыпучим на ощупь. Барыня и его наградила последним кусочком сала и подумала, что неплохо было бы пополнить эти вкусные запасы.

И Барыня решила сама отправиться в прошлое, по которому она скучала уже не так остро. Но чтобы не идти с пустыми руками, она прихватила небольшой мешочек, который принесли последним.

Появилась она вовремя — мы как раз приехали из Дорогобужа, решив продолжить лечение Демида в спокойной обстановке. Да и то, что я хотела, я уже сделала — рана Демида выглядит намного лучше, Цекерт новым лекарством заинтересовался, мазь пошла к людям, а возбуждать ненужный интерес к своим делам лишний раз я не хотела.

Да и мне хотелось проведать Варвару Петровну и сообщить ей, что документы сделаны, она теперь вдова чиновника, комната в квартире Миши в Дорогобуже приготовлена, и я даже купила одежду для нее подходящего размера, чтобы не заморачиваться в будущем. И поэтому, если желание не исчезло, я могу перенести ее в любое удобное время, тем более, что осмотр ее здоровья в Центре завершен, осталось только закупить необходимые лекарства.

И вот тогда впервые и сработал новый подарок от Судьбы, который я условно назвала "Ниточка и иголочка"— мы с Барыней получили способность исчезать и появляться в то же время, откуда уходили, да еще и вещи носить в каждый перенос. Это было прекрасно, иначе я бы и не справилась с тем объемом вещей, который на нас свалился. И так весь флигель в Васино, квартира Миши в Дорогобуже, комнаты в Деревенщиках — все было заставлено сундуками и коробами с вещами, которые я принесла.

Часть вещей мы с Мишей уже приготовили для продажи — он собирался ехать в Смоленск с иголками, камнями, жемчугом, бисером и другими вещами, и теперь собирался в дорогу. Мне надо было только приобрести оружие для него — пистолеты из прошлого он брать не хотел, боялся, что не справится с их зарядкой — а она действительно была непростой.

Вот как этот процесс описывали в книгах девятнадцатого века: " Пороховой заряд, завёрнутый в пористую бумагу, укладывался в дно ствола, присыпаясь сбоку через окошко порохом в порошковом виде, затем мягкая пуля, выполненная из свинца, размерами чуть больше сечения отверстия ствола, с силой загонялась в ствол, обеспечивая герметичную посадку. Крышка окна в основании ствола была изнутри покрыта материалом на основе магния, дававшем при трении яркую искру. Когда стрельба не велась, крышка закрывалась, защищая порох от ветра и влаги. Курок -подпружиненный крепёж для кремня -твёрдого камня или металлической детали, бьющей по внутреннему слою открытой крышки, взводился вручную. После удара о крышку высекает искру, падающую на порох, воспламеняя его и заряд в бумаге, большая часть газа выходила через это же окошко, остальной газ толкал пулю. Потом всё заново. Зарядка занимала массу времени и сил, поэтому носилось сразу несколько заряженных пистолетов, которые заряжались уже вне боя". Так что, действительно, геморрой еще тот!

Мы решили принести из будущего какие-нибудь пистолеты с резиновыми пулями — травмировать ими человека можно, но убить — очень трудно. Приготовлен был и перцовый баллончик, и даже фонарь— электрошокер, но я беспокоилась, как он сработает.

Короче, мы постарались подстраховаться, как следует — и Мишу было жалко — он стал мне прекрасным помощником, без которого я уже не могла обойтись, да и товары были дорогие, хотя и не объемные, и выручить за них мы планировали большие деньги, необходимые нам для дальнейшей жизни — все наши денежные запасы уже были почти подчищены текущими расходами.

Итак, оставив Барыню на время в Васино, я быстро перенеслась в будущее, прихватив очередную партию разных кружечек, статуэточек, колбасу и сало, а также остатки вещей из Болдинского монастыря и путеводитель, который передал мне Миша. Опять набрался нехилый такой мешочек!

Позвонив Варваре, я быстренько отправилась к ней. Выглядела она гораздо лучше и когда я спросила, не передумала ли она, ведь в том времени такого лечения не будет, та ответила, что врачи ее уверили, что с ней все не так уж и плохо, надо только больше гулять на свежем воздухе, вести активный образ жизни и не хандрить. Я засмеялась:

— Уж это мы Вам обеспечим в полном объеме! Не переживайте!— и рассказала, как мы замыслили ее перенести, и показала портрет Миши.

— Хорошо Вы придумали, да и в монастыре я с удовольствием побываю, только надо мне крестик хороший купить, да молитвы вспомнить. Ведь знала в детстве, да за время все забыла. Есть только одно мое желание — я хочу, чтобы моя квартира досталась Вам, точнее той Барыне, которая придет на Ваше место. Ее или продать можно, или сдавать в аренду— все деньги будут, а мне она уже и не нужна. Надо только все оформить правильно, мои вещи и цветочки все перенести. Да и вот эту живность тоже, — и она показала на кошку и кроликов, которые смирно спали в коробках, и про которых я, честно говоря, совсем и запамятовала.

Так мы и договорились — оформляем дарственную, чтобы меньше за бумаги платить, собираем все вещи и документы, я переношу все, оставляя только мебель, а там и саму Варвару перенесу. Она же за это время хотела раздать часть цветов своим соседям, с которыми приятельствовала, а также попрощаться с бабушкой моей ученицы— Ани, с которой очень подружилась — она ей обещала какие-то отростки растений. Ей она решила сказать, что уезжает жить к знакомым в деревню, что почти соответствовало правде. Кроме того, узнав, что современное золото имеет большую цену в прошлом, она обрадовалась:

— Вот и хорошо, много золота у меня нет, но пара-тройка перстенечков, цепочка да сережки найдутся. Если мне поможете, я их в Дорогобуже и продам тому ювелиру, к которому Миша ходит, пусть и меня с ним сведет. Не хочу Вас сильно в деньгах обременять, пригодятся, на них и можно мне одежду и вещи купить. Да и надо еще всяких химикатов мне набрать и книг по химии, раз мы планируем, что я лекарства и косметику буду делать.

Варвара была взволнована предстоящими изменениями в жизни, и, как каждый человек с устаявшейся жизнью, немного боялась и в то же время хотела их. Я даже спросила, не передумала ли она. Но та с большим жаром уверила меня, что нисколько, просто ей не так легко к этому привыкнуть. Мы решили, что перенос произведем после возвращения Миши из Смоленска и оформления всех документов на квартиру в будущем. И после переноса она сначала поживет в Дорогобуже, освоится в прошлом, купит вещи, получит документы и тогда поедет со мной в Деревенщики.

Прихватив большой уже подготовленный пакет, я быстро перенесла их и тут же вернулась за очередной партией. Сделав так три ходки и немного устав, я уехала домой, договорившись с Варварой, что в ближайшие дни найду юриста, который все и оформит, как следует.

Дома я еще раз перенесла в прошлое мешок с книгами от Анфисы и улеглась спать — устала! Теперь, когда мы получили возможность появляться в то же время, из которого уходили, было гораздо проще и быстрее все сделать. Но в любом случае — выходные кончились, завтра на работу!

Глава 47. Заботы и развлечения.

Опять окунувшись в каждодневные заботы учителя, я не забывала и о драгоценной дарованной мне возможности появляться и исчезать за секунды, и старалась делать это как можно чаще. Переноситься я теперь могла в любое место, которое хотела, и в любое время, но старалась делать это в основном поздно вечером или ночью — и таскала, носила, складывала, убирала, расставляла и прятала раз за разом.

Бедная Барыня только вздрагивала во сне от этих мгновенных переходов. Мне иногда было жалко ее — за своими проблемами и заботами я во многом забывала о ее чувствах, поступала эгоистично, выдергивая ее по своему желанию и необходимости. Но надо отдать ей должное, она на меня не сердилась, понимая, что я так поступаю, желая лучшего. И я еще заметила — между нами установилась какая-то межвременная ментальная связь — мы очень четко чувствовали друг друга, и я старалась переносится тогда, когда знала — сейчас можно, никого это не удивит, и я не подведу свою подругу из прошлого.

Первым делом я постаралась освободить свою — а теперь Барыни — квартиру. Вещи, которые передал Сергей Михайлович, привели меня в полный восторг— там было простое нательное солдатское белье, наборы термобелья для офицеров, шапки-ушанки, куртки, брюки, жилетки-разгрузки, а самое главное — сапоги и ботинки-берцы, другие мужские мелочи.

Это сейчас они стоят недорого,м а в годы войны этому богатству цены не будет, все в ход пойдет. Его я начала таскать в первую очередь, чтобы Миша успел перевести часть вещей на заимки, а большинство мешков сама переносила сразу в Деревенщики и прятала по всем закоулкам.

Затем перешли остатки вещей и книг соседа — их я тоже перенесла в Деревенщики. Хорошо, что там был большой дом и большинство комнат стояли закрытыми после приема, в них мало кто ходил, а сундуков, шкафов и шкафчиков там было много. Книги я убрала вторым и третьим рядом в библиотеку, среди книг деда: "Где прятать лист, как не в лесу",— как говорил Шерлок Холмс.

Оставались вещи из мастерской знакомого Варвары и собственно ее вещи — но их я решила перенести чуть позже — хотела еще ближе к лету съездить за яйцами и птенчиками, да может, еще кроликов привезу. Самуська — Муська у Варвары прижилась, с кроликами подружилась, и "Цветочница" очень просила их не разлучать, а оставить жить там же, где и она. Мне не трудно, пусть так и будет.

За этими хлопотами я уже и забыла, что скоро восьмое марта. Подарок девочкам давно был готов — книга Елены Молоховец " Подарок молодым хозяйкам"— я представляла, как девчонки будут ее рассматривать и хихикать над некоторыми рецептами, типа: "Окрошка постная из разностей. Очистить и нарезать огурцов свежих или соленых, маринованных грибов, маринованных соленых груздей, волнушек, рыжиков, яблок свежих и моченых, можно класть сливы, вишни, персики и моченый виноград. Сварить и очистить картофель, свеклу и зеленую фасоль, всего полную тарелку, сложить все это в суповую чашку. Перед самым обедом положить в каменную посуду ½ ложечки готовой сарепской горчицы и ложечку соли, влить по капле ложку прованского [оливкового] масла, мешая, пока горчица не обратится в густой соус. Потом развести 2 бутылками баварского кваса и 1 бутылкой кислых щей, прибавить по желанию соли, перцу, зеленого луку, петрушки, укропу, размешать все вместе, положить кусок льда и вышеозначенного количества кваса". Мы-то привыкли к совсем другому рецепту этого нехитрого блюда.

А еще я набрала у мадам Зизи несколько вееров в подарок себе, Машеньке и Верочке, которые, конечно, еще ничего не знали о нашем "женском дне", но которых я хотела обрадовать просто так. Купила я красивые веера и Инне с Катюшкой, для которых это будут очень ценный подарок— ведь такие вещи стоили в будущем очень дорого. Они и тут, в прошлом, были ни так уж и дешевы, но я выторговала скидку по знакомству. Кстати, можно еще парочку вееров прихватить в будущее и для продажи.

И еще одну идею я все-таки решила осуществить — спеть на нашем празднике песенку Андрея Данилко в образе Верки Сердючки: "Я не поняла", которую мы все знаем по первой строчке: "Даже если вам немного за тридцать....". Если не удастся спеть ее в прошлом, так я хоть сейчас душу отведу.

Я позвонила своей знакомой — гримеру в театре, и она одолжила мне парик, хороший театральный грим и накладную грудь. Я решила сделать микс из образов, смешав привычную Верку с Мачехой из "Золушки" и дворянкой начала 19 века. Когда я дома оделась и загримировалась, то не узнала саму себя — это было так смешно и неожиданно, что я сама расхохоталась! Посмотрим, узнают ли меня в школе!

"Золушка" наша была общими усилиями напечатана в количестве пока 30 штук, так что дамы в прошлом должны догадаться, на кого я намекаю. Сделала я сказку на основе фильма и книги Евгения Шварца, более веселой и озорной, чем сказка Шарля Перро, надеюсь, он меня простит. Я сделала симпатичным образ самой Золушки, стараясь вызвать к ней как можно сочувствия, так как знала, что ее прототип, Катенька Ваксель в последнее время плохо чувствовала себя, будучи уже глубоко беременной.

И уже не только желание отомстить за сплетни Александре Ильиничне — Бог уж с ней, подзуживало меня на этот рискованнейший поступок, а возможность расшевелить это общество, проверить и отношение Александра к ситуации, да и просто хулиганство, которое всегда сидит даже в самой строгой "учителке". Вот надо было так сделать, и все!

И так все и получилось в школе — никто меня не узнал, я залетела в зал, как вихрь, приведя всех в ступор своим появлением, а затем, пока я пела, все так и зажимали рты от хохота, чтобы не мешать мне, а потом я так и исчезла под сплошной смех зала! Импровизация удалась полностью, никем не замеченная, я потихоньку переоделась в учительской раздевалке, где уже никого не было и спокойно пошла в класс, где меня ждали мои ученики.

Мальчишки сделали сюрприз, они, по примеру девочек, решили продемонстрировать свою форму и выправку и явились в гусарских нарядах. Девчонки были в восторге и любовались бравыми военными, не узнавая их в привычных одноклассниках. Даже Жорик-"мажорик" пришел во фраке, объяснив это тем, что не всем же быть военными, можно и по чиновничьей стезе карьеру сделать, как Александр Сергеевич, который "не Пушкин". Он заявил, что прочитал "Горе от ума" и ему пьеса очень понравилась, как он сказал: "Чиновники на коллег отца во многом похожи, да и "высший свет" и сейчас такой же!"— с чем я была во многом согласна.

Так что наш праздник прошел замечательно, опять поразив всю школу! Мне подарили цепочку с крестиком, видимо, заметили, что я стала его носить. Мой крестик был простой, из Болдинского монастыря, а этот очень изящным и богатым. Я была тронута. А Серж, как стала про себя называть своего знакомого Барыня, подарил ей сенсорный телефон вместо простого кнопочного, который купил еще Миша. Барыня отдарилась набором с ножом и фляжкой, что очень тронуло бывшего военного.

Так что и у Барыни все было нормально— подготовка бала подошла к концу, и его решили провести как раз в праздничные дни. Как волновалась Барыня, как переживал Сергей Михайлович, ведь именно он пригласил Барыню в качестве консультанта и отвечал за нее — не передать словами! Но, к их облегчению, все прошло удачно — и танцы, и угощение — все было на нужном уровне! И участники бала были довольны — необычный формат "тусовки" вызвал интерес и восторг участников — "все чинно-благородно, по старому!"

Конечно, эти люди только играли в "дворянскую жизнь", выйдя отсюда, они по прежнему становились чиновниками высокого ранга, бизнесменами, менеджерами и просто домохозяйками. Да и вряд ли у них действительно были дворянские корни, скорее всего, их деды и прадеды были как раз простыми крестьянами, которых социальный лифт советской власти вознес на самый высокий уровень. Но так было приятно прикоснуться этим людям к чему-то необычному, почти забытому, но такому аристократичному.

Барыня по моей заявке озадачила Сергея необычной просьбой — ей нужен был травматический пистолет, но стилизованный под оружие 19 века. Все-таки оружие, которое я принесла Мише, слишком отличалось от этого времени и могло вызвать подозрение. Это было бы тоже самое, что написать на Мише: " Сами мы не здешние, из 21 века!". Сергей пообещал поспрашивать умельцев, которые делали оружие для реконструкции битвы под Бородино.

Но кроме развлечений, я готовилась в приему у Барышниковых. Песни песнями, но я хотела заинтересовать дам идеями по подготовке к войне — можно было не только "щипать корпию", чем занимались барышни в "Гусарской балладе", которые договаривались "Завтра в пять из тряпок корпию щипать" (корпия — это разделенная на нити старая, ветхая льняная ткань), но заниматься и более серьезными делами.

Идей было много, но как к ним отнесутся заинтересованные лица — неизвестно. Но как говорил Наполеон: "Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет"! Загадывать не буду, но идеи записываю, положив в основу деятельность "Общества патриотических дам", которое и будет создано, но чуть позже — после войны, в декабре 1812 года для 'вспомоществования бедным, от войны пострадавшим'.

Идеи и дела этого общества были замечательными, но мне хотелось, чтобы оно было создано чуть раньше, для помощи не после войны, а уже во время ее. Но для этого нужно покровительство Императора, а еще лучше — Императрицы Елизаветы Алексеевны, которая была мне обязана чудесным спасением дочери три года назад. Пора было напомнить о себе.

Но это — планы будущего, а сейчас мы собирали Мишу в поездку в Смоленск.

Глава 48. Как Миша в поход собрался.

Мы собирали Мишу в поездку в Смоленск, как собирали первых космонавтов в полет. Во-первых, вместе с Полетт мы сшили жилетку-разгрузку, между сторонами которой в кармашках были спрятаны жемчуг, камни и иголки — самые дорогие товары.

В этот раз я поднапряглась по деньгам и купила всего побольше в разных магазинах. Кроме того, Барыня по моей просьбе и помощи заказала через Интернет интересные камни и изделия из них. Покупка по Сети ей очень понравилась — сиди, выбирай красивые вещи, заказывай их и получай на месте, только смотри, чтобы сумма получилась в пределах твоего бюджета.

Миша заручился рекомендательным письмом от Дорогобужского ювелира, Якова Ильича, к его какому-то родственнику в Смоленске, который и мог купить эти камни. После последнего разговора с Мишей он его как-то зауважал и стал ему покровительствовать, но больше камни не покупал.

Затем мы озадачились выбором оружия. Долго думали, Барыня советовалась с Сергеем, она даже создала тему на одном из форумов, и вот, общими усилиями мы решили — надо брать револьвер! Он и многозарядный, и достаточно небольшой, но очень удобный. По своим военным и реконструкторским каналам Сергей пообещал найти старый револьвер, который представлял собой только историческую ценность, и за приобретение которого не надо было отчитываться перед государством.

Револьверы появились в русской армии и на флоте во время и сразу после окончания Крымской войны 1853-1856 годов, но уже в начале 19 века были предприняты попытки сделать многозарядное оружие. Американец Артемас Уиллер совсем скоро, в 1818 году, создаст один из первых револьверов, еще кремниевый. Однако американские военные и промышленники не посчитали оружие представляющим интерес из-за сложности и дороговизны его изготовления. Но тем не менее, факт такой был.

Да и Миша не собирался сильно показывать свой "желтый ревОльвер", а решил носить в кобуре под одеждой, на поясе, как истинный ковбой! И теперь он учился его доставать и стрелять, а также ухаживать за ним. Всем этим премудростям его обучал старый Лука, который был солдатом в полку моего деда, и к которому Миша специально ездил, заодно отвозя и мои припасы.

Луку, конечно, удивил необычный вид оружия, но Миша сказал, что купил его у проезжего офицера в Дорогобуже, а тому оно досталось от какого-то иностранца — короче, ищи ветра в поле. Лука отнесся к поручению очень ответственно и гонял Мишу, как гоняют только поступивших на службу солдат. Он заставлял его раз за разом вынимать оружие, взводить, стрелять в цель. И если в первое время все это получалось очень долго и неуклюже, то после недели мучений все более или менее наладилось и Миша даже стал попадать очень близко к цели.

Вооружили и Никиту — у него оказался обрез, который заряжался крупной картечью — оружие тоже достаточно удобное, его можно было спрятать под полой тулупа. С оружием Никита умел обращаться, что и продемонстрировал нам. На поясе у него был топор, с которым он искусно обращался.

Укрепили мы и карету, оббив ее изнутри толстым материалом — и теплее будет, и пули задержит. Лошади были осмотрены, подкованы и готовы к дальней дороге. А ехать предстояло по Старой Смоленской дороге около 90 верст. В это время эта дорога называлась Московским или Можайским трактом.

По подаренной Петром Степановичем книге мы выяснили, что по дороге от Дорогобужа он проедет казённую деревню Хотычку (ныне Хатычка), что на реке Хотычка, владетельную деревеньку Усвятье на речке Уже. Следом идут большие казённые деревни Быково и Холодилово (обе на речке Антоновка) и казённая деревня Михайловка, где была расположена почтовая станция. В Михайловке Миша может передохнуть и перекусить. От Дорогобужа до Михайловки 22,5 версты, то есть около 20 километров. Скорость лошади, запряженной в карету, составляла около 4— 5 километров в час, то есть эту дорогу должны были осилить за 4, 5— 5 часов.

Мы уточнили интересную подробность — оказывается, крестьяне не были единой массой. Были крестьяне, которые принадлежали каким-либо хозяевам и жили во владельческом селении, то есть были в церковном или частном владении, как наши с Машей люди.

Но были и государственные (казённые) крестьяне, которые, в отличие от помещичьих крестьян, считались лично свободными, хотя и были прикреплёнными к земле, жили на государственных землях и платили в казну подати. Государственные крестьяне, в отличие от владельческих, рассматривались как лица, обладающие юридическими правами: они могли выступать в суде, заключать сделки, владеть собственностью. Государственным крестьянам было разрешено вести розничную и оптовую торговлю, открывать фабрики и заводы.

Но мы немного отвлеклись. Следуем далее— выехав из Михайловки, Миша проедет казённые деревни Дубки, Челновую и Коровники. Далее он пересечёт реку Днепр и окажется в очень большой деревне Соловьёво, где тоже есть почтовая станция и можно заночевать. От Дорогобужа до Соловьева около 40 вёрст. Это будет первый день пути.

Далее по Старой Смоленской дороге идут казённые деревни Еськово и Фальковичи на речке Лосмине, а следом владетельная деревня Кузьмишкино при речке Репникне. Следующая почтовая станция находится во владетельном сельце Курдымово — от Соловьёва в 25 верстах. Там также Миша может передохнуть и перекусить. Следом пойдут владетельные деревни Кривцы и Острагань. А там уже и Смоленск. От Соловьёва до Смоленска около 45 вёрст.

Таким образом, Мише потребуется два дня пути, одна ночёвка (в Соловьёво) и две остановки для дневного отдыха (в Михайловке и в Курдымово). Там везде есть почтовые станции, сотрудники которых подчинялись Министерству внутренних дел. На них можно было отдохнуть, даже перекусить, сменить, при необходимости, лошадей и произвести обмен почтой между почтарями. Классическое описание службы и быта станционного смотрителя мы можем узнать в знаменитом произведении Александра Сергеевича Пушкина.

Но что же, собственно говоря, вез Миша на продажу, кроме камней и иголок? Да все те же книги, игры, бисер и пайетки, а также вязанные жилетки и кофты, которые успели навязать наши умелицы из Деревенщиков. Эта поездка во многом была разведовательной, чтобы понять, что пользуется спросом.

И вот, после напутственной службы отца Павла, наш купец отправился в путь. Ждали мы его через две недели и очень волновались.

Вот как рассказывал о поездке сам Миша:

— Первая часть пути прошла успешно, лошадки не устали, дорога была накатанной, морозец слабый, и мы даже немного расслабились от того напряжения, которое давило на нас в начале. Деревни оставались в стороне, многих и видно не было за заснеженным лесом. Я думал, что совсем скоро здесь будут проходить остатки Великой французской армии, и очень многие завоеватели найдут свое пристанище по ее обочинам. Но пока тут было все спокойно.

В Михайловке мы не только пообедали, накормили лошадей и дали им отдохнуть, но я совершил свою первую продажу. На станции томился такой же проезжающий, помещик из деревни Ковали, что располагалась по другой стороне дороги, который ехал из Дорогобужа домой. Мы разговорились за самоваром, и я предложил ему сыграть в домино, пока была передышка. Он представился Иваном Сергеевичем, отставным поручиком, который уже давно вышел в отставку и живет семейственно в своем имении, лишь изредка выбираясь к соседям да по делам в город.

Игра ему очень понравилась и он спросил, где же такую вещь можно приобрести, и был очень удивлен, когда услышал, что ее делали наши крепостные. Он купил игру, а вместе с ней и лото, и книги, короче, набрал всего и рассчитался сразу, вынув большую пачку денег — оказывается, он получил наследство от какого-то дальнего родственника и как раз ездил его оформлять. Родственник оставил ему значительную сумму с одним только условием — целый год заказывать службы в его поминование. Тот на радостях обещал делать это не только в течение года, но сразу трех — так был доволен его щедрым наследством. Он уехал немного раньше, так как его карета была уже готова, а мы с Никитой остались отдыхать.

Где-то через полчаса мы поехали дальше, так как старались за светло проехать как можно больший путь. Но не успели мы отъехать и версты, как услышали звуки выстрелов. Мы сначала остановились, чтобы понять, что происходит, и тут нас нагнал мальчишка в одежде казачка, который бежал к нам на встречу по дороге, проваливаясь в снег и что-то крича.

Оказалось, что это слуга того помещика, которого мы встретили на почтовой станции. Он пытался что-то сказать, но задохнулся и только через минуту смог выговорить:

— Там, там на барина разбойники напали, я смог из кареты выскочить, меня на помощь он отправил! Помогите, барин, Христом Богом прошу, пропадет наш кормилец не за грош!—

И он тут же побежал дальше на почтовую станцию за помощью.

Конечно же, мы не могли оставить в беде хорошего человека и подстегнули лошадей. Через какое-то время мы увидели, что дорога повернула в сторону и около развилки стоит карета, кучер которой лежит на земле и из головы его идет кровь, а карету окружила шайка разбойников.

Около кареты стоял наш попутчик и яростно отбивался саблей от нападающих. Один из них уже лежал около кареты, но было видно, что и поручик ранен — из плеча текла кровь, движения его становились все более медленные и затрудненные. Разбойники кричали и еще плотнее окружали его, но близко подойти боялись, так как у них в руках были только топоры и дубины.

Ситуация получалась патовая — и разбойники не могли подойти ближе, и помещик, уже обессиленный, истекающий кровью, не мог дать им полновесный отпор. Нашу карету они пока не замечали, увлеченные нападением. Мы с Никитой подошли с сзади, чтобы пока не выдать себя.

Тут из-за угла кареты выскочил плотный человек, скорее всего, атаман разбойников. В руках его было какое-то оружие, из которого он попытался попасть в помещика. Он крикнул грубым голосом:

— Васька, Гришка, чего вы там смотрите, кончай его!

И тут я сам не заметил, как револьвер оказался в моей руке и я крикнул:

— Стой, стрелять буду, — и выстрелил сначала в воздух. Разбойник сначала остановился, но, видимо, посчитал меня несерьезной угрозой и еще ближе подошел к карете.

Тогда я выстрелил в одного разбойника, потом в другого, а третий, видя, что его подельники были поражены за несколько секунд, бросился на утек! Никита также выстрелил и попал в убегающего, который, споткнувшись, улетел в снег.

Атаман разбойников был очень удивлен такой моей прытью и попробовал попасть в меня! Но что там кремниевое оружие против изобретения великого мастера — он не успел еще как следует прицелиться, как я уже выстрелил и попал ему в руку! Дело было сделано! Враг поражен! Но надо было осмотреть их и связать при необходимости.

К моему облегчению, оказалось, что я только ранил разбойников — мне все-таки очень не хотелось брать грех на душу и убивать этих людей, хотя и людьми -то их назвать было трудно.

Вот тут-то и пригодились аптечки "Скорой помощи", которые собрала мне в дорогу Наталья Алексеевна и которые были и у меня, и у Никиты. Я отправил его оказывать помощь кучеру помещика и разбойникам, а потом сказал связать их, да покрепче! А сам отправился к помещику, который, тяжело дыша, еле сидел на снегу:

— Ловко Вы их, никак не ожидал, думал, уж конец мне пришел. Хорошо, слугу успел на помощь послать, знал, что Вы собирались вскоре за мной выехать. Разбойники завалили деревом дорогу, остановили карету и напали на кучера, ударив его по голове. Я успел выстрелить из пистолетов, даже одного, кажется, убил или ранил, сам выскочил из кареты и стал отбиваться саблей. Один из разбойников незаметно подошел ко мне сзади и сильно ударил пару раз дубинкой по руке, да и рубиться на снегу не удобно. Так что Вы во время подоспели. Теперь я Ваш должник!

— Пустяки, дело житейское,— словами Карлсона ответил я, вызвав еще удивленный взгляд Ивана Сергеевича. Но я, действительно, чувствовал себя прекрасно, что в очередной раз смог доказать себе и другим, что я чего-то стою как мужчина! И мне очень хотелось, чтобы меня в это мгновение видела Полетт и моя мамочка!

— Но Вас нужно перевязать, и стоит вернуться на почтовую станцию и вызвать полицию, станового пристава, пусть он разбирается с этими разбойниками.

Так мы и сделали. Мы с Никитой перевязали Ивана Сергеевича и его кучера Макара на скорую руку и вернулись все вместе на станцию.

Наше возвращение вызвало огромный переполох всех присутствующих, там уже собрался целый отряд желающих придти на помощь, и поручику пришлось во всех деталях рассказать о происшествии. Он так меня расхваливал за смелость и решительность, что мне даже не удобно стало. Оказалось, эти разбойники не впервые напали на проезжающих, особенно на боковых дорогах, перегораживая их сваленными деревьями. Вот и в этот раз они понадеялись на легкую добычу и численное преимущество — семеро против троих. Но тем лучше, что они вовремя получили отпор и больше не будут никого грабить и убивать.

Но пока нужно было оказать помощь ослабевшему потерпевшему. Я вспомнил все уроки Натальи Алексеевны, попросил воды, вымыл руки и приступил к перевязке раны.

К счастью, все оказалось не так уж и страшно — рана на руке хоть и сильно кровила, была поверхностной, дубинка только содрала кожу и оставила сильный синяк. Я попросил станционного смотрителя отправить кого-нибудь за лекарем на всякий случай, а сам ограничился тем, что хорошо очистил кожу вокруг раны и наложил нашу мазь Вишневского, которая так хорошо себя зарекомендовала — хуже не будет!

Я думал, что мы тут и переночуем, но Иван Сергеевич настаивал на том, что он хочет вернуться к себе домой — там его ждут и будут беспокоиться и пригласил и нас к себе гости. Да и рану он назвал пустяковой и не требующей больших забот.

Мне пришлось согласиться — все-таки он был очень слаб после ранения, да и кучер его нуждался в помощи. Оставив всех дожидаться урядника, который должен был разобраться с разбойниками, помещенными в отдельное помещение под крепкий запор, и попросив отправить лекаря сразу в имение Ивана Сергеевича, мы потихоньку тронулись в путь.

Ехать предстояло около десяти верст, Ивану Сергеевичу стало хуже, как он не храбрился, было видно, что рука его сильно беспокоит. Я только молился, чтобы мы быстрее смогли приехать к нему в дом, где его так ждали.

Но вот, наконец, мы добрались. Нам на встречу высыпала целая группа людей, которая с причитаниями помогла вынести из кареты совсем обессилившего хозяина и унесла его в дом. Нас пригласили следовать за ними. Домик оказался совсем не богатым, видно было, что дела бывшего поручика идут плоховато, но приняли меня любезно. Пришлось рассказывать всю историю наших приключений, которые вызвали целую бурю эмоций и которая чуть не довела до обморока женщину, стоявшую рядом, видимо, жену помещика.

Нас хвалили и принимали чудесно до тех пор, пока я не представился. И тут я впервые столкнулся с сословными различиями. Узнав, что я всего на всего купец, а не дворянин, отношение хозяйки сразу изменилось — и восхваления стали не такими громкими, и глядеть на меня она стала не так восторженно, как буквально несколько минут назад, что меня не смутило, а только насмешило— я то видел, что помещик совсем небогат, и одежда хозяйки уже не модная, и дом требует ремонта — " но понты дороже денег", как сказали бы в будущем, про которое я стал совсем забывать.

К вечеру приехал лекарь, осмотрел рану, похвалил нашу мазь, еще раз перевязал раненого и уехал, пообещав приехать завтра — его ждала роженица в соседнем имении. Я втихомолку дал раненому выпить обезболивающее и жаропонижающее лекарство из будущего, которое также было в нашей аптечке.

Вечером меня покормили и уложили спать, а большего и не надо. Никиту поместили вместе с раненым Макаром, к которому так никто и не пришел, и пришлось Никите оказывать ему помощь самому. А вот рана кучера не была легкой — его ударили кастетом по голове, и мой верный слуга также сделал все, как положено — перевязал беднягу и наложил на рану мазь, в которую верил как в самое лучшее лекарство.

Утром я с беспокойством заглянул в комнату, где лежал пострадавший. Оказалось, что ему намного лучше, жар спал и боль уменьшилась — лекарства сработали. Похвалили и нашу мазь, которую я с удовольствием подарил. Благодарность Ивана Сергеевича была искренней и горячей, он просил меня задержаться, но надо ехать — дорога еще долгая, а мы и так задержались. И после плотного завтрака на отдохнувших лошадях мы вновь отправились в путь.

Глава 49. Дела сердечные и переживания дорожные.

Пока прерву рассказ Миши о его дальнейшей дороге в Смоленск, так как в это же время с нами тоже приключилась интересная история, а об окончании поездки Миши расскажу чуть позже. Пока же он спокойно продолжает свой дальнейший путь.

Как я жалела сейчас об отсутствии в прошлом хоть какой-нибудь быстрой связи! Пусть не сотового, а обычного старого телефона, в котором надо крутить пальцем дырочки с цифрами! Как он нужен был в отсутствии Миши! Мы с Полетт места себе не находили от беспокойства, а если бы знали про его приключения, то переживали бы еще больше! Но, увы, мы даже не договорились обмениваться письмами, которые здесь доходили довольно быстро! Надеюсь, Миша сообразит это сделать.

Ждала я известия и от Александра и Егора Фомича — после приема было три записки от лекаря и одна от Саши, и все, дальше — молчание. Я уже вся извелась и не знала, что делать — уже хотела узнать как-то стороной, что там случилось.

Но на мое облегчение, пришло письмо от Александра, в котором он писал, что очень занят по службе, так как в ближайшее время планируется перевод полка на другое место. Кроме того, он сообщал, что он будет на приеме у Барышниковых и хочет поговорить со мной обо всех обстоятельствах.

Переживала и Барыня — после бала она как-то взгрустнула, вновь оказавшись, хоть и не надолго, в той обстановке, к которой она привыкла. Но, как не странно, она могла признаться самой себе — хотя она и скучала по старым временам, но сначала это очень пугающее, потом все более привлекающее и интересное окружение, в котором она была сейчас, нравилось ей все больше и больше.

Пусть поведение людей было грубым, они нарушали массу правил, к которым она привыкла, тем не менее они привлекали своей искренностью, непосредственностью, они не боялись вести себя так, как им хотелось, не оглядываясь на то, что "будет говорить княгиня Марья Алексеевна".

И если бы ее сейчас спросили, в каком из времен она хотела бы остаться, Барыня бы глубоко задумалась и сразу на данный вопрос и не ответила. Кроме того — Серж! Даже от одного звука этого имени у Барыни путались мысли и краснели щеки! Хоть и стыдно было признаться даже самой себе, но Барыня впервые за свои годы была влюблена, и отказаться от этого прекрасного состояния она категорически не хотела. И еще ее привлекало отношение людей к возрасту — в прошлом она была уже дама " в летах", а здесь могла вполне сойти за молодую женщину, даже девушку, как ее нередко называли и это ей очень нравилось— она действительно чувствовала себя молодой и привлекательной.

Но переживания переживаниями, а прием у Барышниковых приближался. После долгих размышлений я отказалась от идеи с переодеванием в Верку Сердючку. Во— первых, свое желание я уже выполнила на нашем празднике в школе. Во— вторых— было все-таки очень опасно все это провернуть — а если бы что-то не сложилось? А если бы меня узнали? Да, и поразмыслив, я подумала, что намекаю этой песенкой и на себя — мне ведь тоже за тридцать и я мечтаю выйти замуж за принца, точнее за полковника. Так что от греха подальше— буду серьезной и благоразумной.

Готовилась я к приему основательно, так как хотела, как уже говорила, поговорить на нем об основании "Женского патриотического общества". Готовились и наряды— у Машеньки, как всегда, более скромный и спокойный, бледно-голубой, очень нежный, а я новый наряд шить не стала, оставила тот, в котором была на приеме полка, добавив к платью только красивую вязанную шаль, сделанную нашими рукодельницами из тонкой козьей шерсти — почти "оренбургский пуховый " платок получился.

Такой же я взяла в подарок и Елизавете Ивановна Барышниковой, а Ивану Ивановичу мы общими усилиями с Пимашками все-таки сделали белые бурки, только подошвы получились из плотной кожи, а не резины, которой еще не было. Многочисленным сыновьям и дочкам взяты в подарок глиняные барышни и кавалеры и все наши наборы со сказками. Сразу на приеме я это дарить не буду — не удобно, а вот если останусь погостить там еще немного, на что я очень надеялась, то тогда все это и вручу.

И вот мы с Машенькой поехали сначала в Дорогобуж, а потом уже с семьей Верочки хотели попасть в имение Барышниковых Алексино, которое находилось от Дорогобужа в 19 верстах, то есть по времени на дорогу должно было уйти без останов ок не менее 8 часов.

Мы выехали почти засветло, чтобы успеть пораньше — мне хотелось у Верочки узнать все сплетни, но получилось намного "интереснее", если можно так сказать.

Только мы отъехали от Васино, как началась метель, да такая сильная, как та, что перенесла меня сюда, в это время. Погода как бы намекала мне: " Торопись, голубушка, тебе мало времени осталось! Поспешай!"

Мы хотели сначала вернуться домой, но я посчитала это плохой приметой и поняла, что нам ближе и удобнее переждать непогоду на нашем постоялом дворе, у Матвея, тем более я так и не выполнила пока своего обещания и не побывала у него. Хотя это и было несколько не по правилам того времени, я поступала как современная женщина, но как хозяйка постоялого двора посчитала, что могу навещать его по своему желанию в любое время. Добрались мы быстро, и стали оглядывать владения нашего "хозяина гостиницы".

У Матвея все было в порядке, людей никого не было, что мне было на руку — меньше сплетен, в доме все чисто и аккуратно. Катюша осталась в Васино, так как немного приболела, с нами была одна Дашутка. Она, хоть и стесняясь, прошлась по комнатам, хозяйским глазом все оглядела, на все обратила внимание, и видно было, что здесь ей понравилось. Надо сказать, что на постоялом дворе не только отдыхали и меняли лошадей, в них можно было совершать торгово-коммерческие операции. Так что моя мысль с лавочкой была в тему. Матвей сказал, что переданные ему Мишей книги и игры уже распроданы и он ждет товар еще. А так как многие здесь задерживались на несколько дней, то и организация питания была тоже неплохой идеей.

Вдруг дверь открылась, запустив холодный воздух в помещение, и вместе с ним в дом зашел Воронов! Он был один, видимо, кучер управлялся с лошадью.

Вот это и встреча! Владимир Семенович тоже удивлено посмотрел на нас:

— Сударыня, вот уж не ожидал? Доброе утро! Я вот к Барышниковым на прием ехал, да метель заставила приют искать. ? А Вы с чего это Вы здесь?

— А с того, что этот постоялый двор моей крестнице принадлежит, я думаю, Вы в курсе. Мы тоже на прием ехали, да также и подзастряли в пути.

Воронов повернулся к Машеньке:

— Добрый день, барышня! Вы не только хороши собой, но и недурная хозяйка! Вот будет кому-то прекрасная супруга! Да и Вы, сударыня, еще вполне можете составить счастье мужчине! А я-то вот второй год вдовец, без пригляда женского страдаю!

Я старалась держаться от него подальше и говорить сухо, так как, когда Владимир подошел ко мне поближе, почувствовала, что он пьян и очень плохо контролирует себя. Машу от греха подальше я отправила в соседнюю комнату, читать и пережидать метель. Воронов заказал завтрак и выпивку и все порывался пригласить меня посидеть рядом, пытался притянуть или полу обнять. Я отодвигалась все дальше, а потом сказала, что иду отдыхать и предупредила потихоньку Матвея, чтобы он во все глаза следил за Вороновым и звал Степана на помощь, если надо будет. Матвей прогудел в бороду: — Нешто, барыня, не беспокойтесь, я сам за себя постоять могу, не в первой таких постояльцев укрощать!

— Ну смотри, но будь осторожен!

А Воронов пьянел все больше и вел себя все развязнее: — А как там, сударыня, мои овечки поживают? Зря Вы от обмена их на ту девку отказались Но мне и эта сойдет, тоже неплоха! Давайте я ее куплю у Вас, содержанкой будет, в шелках ходить станет! — и он притянул к себе Дашутку. Я рванула ее к себе, прижала поближе, а он только захохотал. Его поведение беспокоило меня, чувствовалось, что он пошел в разнос. Если бы это происходило в будущем, я бы решила, что он под наркотиками. Но поскольку этого "счастья" еще нет, просто был сильно пьян и не владеет собой. Но выгнать его на мороз я не могла, поэтому постаралась ответить как можно холоднее:

— Вы забываетесь, сударь! Держите себя в руках! — А то что будет? Ваш вояка далеко, защитить Вас некому! Это вообще ни в какие рамки не входит, мужчина за такое поведение давно бы на дуэль вызвал! Такую грубость по отношению к дамам редко кто позволял, удивительно, что его так закусило!

— Я и сама способна себя защитить! Держите себя в рамках, сударь! Иначе весь уезд узнает о Вашей грубости!

— Ладно, ладно, я пошутил! Но зря Вы со своими крестьянами нянчитесь, холопы они и ими помрут! Я-то своих в кулаке держу, они и пикнуть не смеют, раз в неделю всех на конюшне порю, и правых, и виноватых, пусть боятся! Ух!— и он потряс своим огромным кулаком. Видно, что он привык все проблемы решать силой и, не имея отпора от других, грубостью решил и меня подчинить. Но я-то не из таких! — Это Вас отнюдь не красит в моих глазах!— и, повернувшись, мы с Дашуткой отправились в комнату к Маше.

На всякий случай я получше закрыла дверь и поставила рядом с ней стул — если Воронов войдет, то он упадет, и шум нас насторожит. А себе под подушку положила маленький пистолетик с резиновыми пульками, который раздобыл для Миши Сергей, но забрала его я — хоть и нельзя было ими убить, но в лоб получить можно нехило. Я его взяла как раз на такой случай, как чувствовала.

Мы решили с Машей немного почитать и отдохнуть, раз так все получилось, в надежде, что метель скоро утихнет. Но долго этого сделать не удавалось — Воронов все шумел, требовал еще выпивки, но, наконец, и он успокоился. Но наш покой нарушился грохотом стула — это Воронов вполз в мою комнату. Он еле стоял на ногах и вряд ли что-то соображал! Но тем не менее он попытался обнять и поцеловать Дашутку, которая во всю отбивалась от него!

Матвей появился в дверях, держа в руках топор. Рядом стоял и Степан с таким же топором в руках. Ситуация становилась все опаснее. Я показала взглядом Матвею и Степану, чтобы они пока не вмешивались, а то крайним будут — крепостные подняли руку на барина, а сама подошла поближе и уперла свой пистолетик в плечо Воронова.

Я старалась говорить спокойно, но внутри меня все тряслось от негодования — Сударь, если бы я была мужчиной, Вы бы давно стояли у барьера! Но поскольку я слабая дама, я сделаю проще — как только Вы пошевельнетесь, я прострелю Вам руку, а потом и Вашу глупую голову! Неужели Вы не осознаете, что об этом инциденте будет известно не только предводителю дворянства, но и земскому заседателю! Поэтому предлагаю Вам отойти на три шага назад, идти в свою комнату, где Вы и будете заперты. А потом Вы покинете этот дом и больше никогда, слышите, никогда больше нас не побеспокоите!

Тут я подняла пистолет и выстрелила в противоположную стену, пуля, отскочив от нее, пронеслась буквально в паре сантиментов от головы Воронова и попала в другую стену! Все стояли, пораженные, и только крестились, приговаривая: "Свят, свят!"

Воронов выпал в осадок в прямом смысле слова — он присел на стул, стоявший рядом, и с большим страхом смотрел на меня. Ведь дамы в то время не брали в руки оружие, это было делом мужчин. Тем более такое необычное оружие — маленькое, без дымного пороха, но достаточно пугающее.

Кажется, наконец-то его проняло и он понял, что и на его силу найдется другая сила, и, бормоча что-то бессвязное, пошел в комнату. Матвей и Степан опустили топоры, Даша разрыдалась от страха, и мне пришлось ее успокаивать, а потом, передав в руки Матвея, я пошла в комнату, чтобы посмотреть, что там происходит. Но, на наше счастье, Воронов рухнул на кровать и просто храпел на всю мощь!

Да уж, дворянин, ваше благородие, а ведет себя как последняя пьянь! Вот что значит "барство дикое"! И, к несчастью, таких большинство, это о них писал Александр Сергеевич:

Здесь барство дикое, без чувства, без закона,

Присвоило себе насильственной лозой

И труд, и собственность, и время земледельца

Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,

Здесь рабство тощее влачится по браздам

Неумолимого владельца.

И сделать пока против них я ничего не могу! Оставалось только повторять вслед за поэтом:

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный

И рабство, падшее по манию царя,

И над отечеством свободы просвещенной

Взойдет ли наконец прекрасная заря?

Я-то знала, что заря взойдет и будет и прекрасной, и кровавой, и ждать ее больше ста лет, но все будет! Но пока жалобу предводителю дворянства подам, пусть не повадно будет!

Но, прошло пару часов и метель утихла, мы собирались ехать дальше. Воронов, проспавшись, вышел их своей комнаты общался с нами, как ни в чем не бывало. Было такое впечатление, что он ничего не помнит о произошедшем. Он с удивлением посмотрел на нас, как будто видел в первый раз:

— Мадам, мадемуазель, и Вы здесь? Счастливая встреча! Я вот в Дорогобуж собрался, Вы, вероятно, тоже! Могу Вам компанию составить!

Вот так дела! И как теперь жаловаться на него предводителю! Он же все отрицать будет, а меня еще и сплетницей назовут! А пока я, отказавшись от его компании и выпроводив с помощью Матвея в дорогу, осталась в постоялом дворе для разборок.

Я вызвала всех свидетелей произошедшего в комнату и сказала:

— Утром ничего не было и Вы ничего не видели! Не рассказывать никому, не обсуждать даже между собой! Комнаты прибрать, навести всюду порядок!

Мужчины и Дашутка закивали головами, видимо, еще под впечатлением вчерашнего моего поведения, а я взялась искать свою пулю, которую благополучно и выковыряла из стены. Да уж, не ожидала я от себя такого поступка, видимо, так стресс сказался! Но надо ехать дальше, в Дорогобуж, дела то не ждут!

Глава 50. Слова и действия.

Всю дальнейшую дорогу, уже совсем спокойную, я думала о том, что уж больно быстро пришел в себя Воронов. И какой интересный способ ухаживания он выбрал! Напрямую действовать он, по— видимому, опасается, зная крутой нрав полковника и его отношение ко мне. Ведь он понимал, что я могу все тому рассказать, и таким образом он может посчитать его поступок оскорбительным и действительно вызвать его на дуэль. Ухаживания, предпринятые им на приеме, мною оказались не восприняты, так он решил вызвать мою реакцию постоянным преследованием моих горничных, хотя прекрасно знал, как я их опекаю и берегу. Уж не провоцировал ли он меня специально, а его пьяный вид был только притворством? А, может, и правда он под наркотиками был? Только откуда они в нашей глуши? "Все страньше и страньше", как говорила одна девочка.

Чего он добивался? Покорить меня силой? Напугать? Что это было — ревность, развлечение от скуки жизни или вызов для меня?

Но как бы то ни было, надо быть с ним очень осторожной. Даже если он и сделал вид, что ничего не было, но факт-то был. Да и Маша с Дашуткой — свидетели, вон, до сих пор сидят напуганные. Надо с крестницей поговорить пока едем, в этой сутолоке дел и забот я ее как-то забросила, посчитала самостоятельной, а ведь она совсем ребенок и по душе, и по поступкам:

-Машенька, ты сильно напугалась Воронова? Не бойся, я его поступок так просто не оставлю, если еще раз спровоцирует нас, отомщу сама, без жалости. Ты уж меня прости, давно мы с тобой не разговаривали, все дела да заботы. Сама понимаешь, в Деревенщиках надо порядки наводить, там после предыдущего хозяина разгребать и разгребать. Ты ведь сама убедилась, что быть хозяйкой— помещицей не так уж и легко!

— Да, крестная, убедилась и поражаюсь, как много вы успеваете. И вы сильно изменились за это время, другой стали!

Я затаила дыхание и почти спокойно спросила:

— А как изменилась? В лучшую или худшую сторону?

— Конечно, в лучшую! Вы раньше такая тихая были, робкая, только нашим маленьким домом и хозяйством занимались, а теперь вон сколько интересного придумали — и валенки, и игры, и книги!

-Так жизнь заставляет, деньги нужны, ты вон в невестах ходишь, приданное надо готовить, да и в Деревенщиках столько расходов предстоит, вот и приходится придумывать. Хорошо бы волшебную палочку иметь, как у феи в сказке — взмахнула, все и исполнилось! А тут все приходится самой или через людей делать! Если бы мужчина в доме был, он бы этим занимался, а так только на себя и полагаться надо. Но с другой стороны — а если муж самодур и пьяница, и сам хозяйством не занимается, и жена не может— это еще хуже! Хорошо, Михаил Иванович таким хорошим помощником оказался, а так и не справились бы мы.

— Да, это правда. И вы к нему тоже необычно относитесь — как к равному, а он ведь даже не дворянин, а мещанин, а теперь и купец! И с Полетт разговариваете, как и со мной, а она просто наша служанка, работница!

-Да разве в дворянстве дело, вон посмотри на Воронова — дворянин, а вел себя как! Простые крестьяне на нашу защиту не думая кинулись, руку на барина чужого поднять хотели, а ведь за это и наказать их могли. А сколько добра от той же Полетт и Михаила Ивановича мы видим! Вот и думай, что ценнее— титул или сам человек!

— Да, только необычно это! — да уж, это точно, нарушаю я порядки на каждом шагу, как это еще никто этого не заметил! А может, и заметили, но только пока молчат до поры до времени, или за моей спиной все и обсуждают, что скорее всего и происходит. Закрытое дворянское общество, состоящее из сложнейшего этикета, предрассудков, ханжества, чванства вряд ли благосклонно реагирует на все мои промахи. Но я решила жить по принципу: " Собака лает, ветер носит". Раз я не знаю, о чем сплетничают дамы, то этого для меня как бы и не существует! Но по другому я вести себя просто не могу, как не стараюсь— вылазит из меня "советская сущность", не укладываюсь в рамки эпохи!

Но Маша продолжала:

-А как Вы выстрелили! Я даже не поняла ничего!

— Это мне опять же Михаил Иванович удружил — у какого-то офицера этот необычный пистолет купил, купил, а тот из Англии привез, какой-то новый, необычный! Ты только никому про него не рассказывай, хорошо! Пусть это секретом будет!

— Конечно, крестная!

Маша примолкла и я решила, что разговор закончен, тем более мне было очень непросто излагать очевидные для женщин 21 века истины этой неиспорченной дворянской девушке, но было видно, что ее что-то еще интересует. Смутившись, она все же решила продолжить:

— Вот вы говорите, что женщина на себя должна полагаться, но что она может? Она же мужу подчиняться должна?

— Знаешь ведь как говорят: " Муж — голова, а жена— шея!" Не подчиняться нужно, а вместе все обсуждать, разговаривать. А для этого и нужно хорошо в хозяйстве разбираться, подсказывать мужу. Где-то я читала, что мужчины открывают мир, а женщины его обустраивают. Наше дело — так обустроить мир семьи, чтобы мужчина возвращался туда с нетерпением, знал, что его там любят и ждут, примут и обиходят. Особенно это нужно людям военным, после походов да тягот куда как приятно в тепле и уюте оказаться!

— Да, я заметила, как Александр Николаевич на вас смотрел, когда вы по хозяйству хлопотали! Он даже улыбаться начал, хотя всегда строго себя держит!

— Да как не быть ему строгим, когда столько людей в подчинении! Начальник и должен быть строгим, но и справедливым — не наказывать зря и больше вины, быть спокойным и ко всем одинаковым, а это так не просто!

— Это я тоже уже поняла! Даже не думала, что столько всего делать надо!

— Даже короли без дела не сидят, а уж про нас и говорить не приходится! Хоть и мечтают девушки о принцах, а потом оказывается, что столько забот с ними! И мы с ней весело рассмеялись. А я все-таки решила похулиганить ( хоть и не было пока этого слова— ирландец Патрик Хулихен (Patrick Houlihan), от чьей фамилии и произошло, как говорят, это слово, еще не прославился своими уличными драками и грабежами, это произойдет примерно в 1870 годах) и запела потихоньку, протяжно и задумчиво, как романс: " Даже если Вам немного за тридцать.." Маша так задорно смеялась после этой немудреной песенки, что я не выдержала и тоже засмеялась. А потом запела еще одну песню, которой почти всегда кончались наши дамские посиделки в школе — тоже несколько рискованную для этого времени, но такую мною любимую, которую все опять же считают народной. Но это не так — такую народность ей придал специально советский композитор Алексей Муравлёв. Впервые композиция Алексея Алексеевича на стихи неизвестного автора прозвучала в 1960 году в художественной киноленте 'Тучи над Борском' и сразу всем полюбилась:

Виновата ли я, виновата ли я,

Виновата ли я, что люблю?

Виновата ли я, что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему?

Виновата ли я, что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему?

Целовал-миловал, целовал-миловал,

Говорил, что я буду его.

А я верила все и, как роза цвела,

Потому что любила его.

А я верила все и, как роза цвела,

Потому что любила его.

Ой ты, мама моя, ой ты, мама моя!

Отпусти ты меня погулять.

Ночью звезды горят, ночью ласки дарят,

Ночью все о любви говорят.

Виновата сама, виновата во всем.

Еще хочешь себя оправдать.

Так зачем же, зачем в эту темную ночь

Позволяла себя целовать?

Так зачем же, зачем в эту темную ночь

Позволяла себя целовать?

Виновата ли я, виновата ли я,

Виновата ли я, что люблю?

Виновата ли я, что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему?

Виновата ли я, что мой голос дрожал,

Когда пела я песню ему? Я знала, что никогда не смогу спеть эту песню в кругу светских дам — слишком она по этому времени "распутная" по содержанию, но здесь, среди своих близких — а я и Дашутку уже считала такой — я заливалась соловьем и была рада увидеть, что песенка понравилась— Даша сначала шевелила губами, запоминая слова, а потом, сначала несмело, а затем все увереннее, присоединила и свой голосок к моему. Так еще одна песня, народная по сути, уйдет в люди, я только рада этому. Так, под песни и смех мы и доехали до Дорогобужа. Настроение наше улучшилось, инцидент с Вороновым несколько забылся до поры до времени. У Верочки нас уже ждали, я ей заранее написала, так что наше появление было ожидаемым. Но я заметила, что Верочка и ее муж, которые жили достаточно дружно, чем-то огорчены и дуются друг на друга. Я не хотела вмешиваться в семейные разборки, но тут сама Верочка начала разговор: — Вот посмотрите, душечка, на этого человека. У людей беда случилась, а он все одно твердит:" Это дело государственное, пусть начальники и разбираются". А сам разве не начальник? Да еще и не самого низкого ранга, что вопрос решить не может? Муж Верочки только руками развел и стал объяснять: — Ну вот сами посудите, мадам. Узнал я, как капитан-исправник, что недавно осиротела мещанская семья — загорелся дом, родители детей спасли, всех вынесли, а сами уже не успели выйти, погибли. В семье этой семь человек детей, прямо по пословице — двое мальчиков, один так совсем маленький, да пятеро девочек. И родных больше никого у них нет, они откуда-то издалека к нам приехали, только обустроились, а тут такая беда. Мы пока детей в сиротский дом определили, но там девочки отдельно от мальчиков жить должны, а те уперлись, плачут, очень просят их не разлучать, особенно малыша жалко. Вот и наседает на меня моя Вера Михайловна, чтобы я помог деткам, как мог. Помочь -то можно и нужно, только время и решение начальства ждать надо, без этого никак. По закону старших определят по ремесленным училищам, малышам найдут опекунов, а когда тем исполнится 10-11 лет, также отправят в ремесленные училища. И даже не в одном городе они будут жить. Их даже никто не спросит — хотят ли они обучатся выбранному для них мастерству. Так что никак по другому сделать нельзя. — Ну да, так уж и никак! Все можно сделать, если захотеть, а не ждать приказа! Дети и так такое горе перенесли, все в одночасье потеряли, а теперь их еще и разлучить должны. Мы бы взяли кого-нибудь из них, одного— двух, а всех взять никак не можем! Я с удивлением посмотрела на Верочку — честно говоря, я никак не ожидала от этой, как мне казалось, пустой светской дамы такого активного и очень сильного напора в этом непростом деле. И еще раз подумала, что не зря я затеваю Женское Патриотическое общество — таких Верочек, готовых делать добро, очень много, надо только их организовать и направлять. Да и идеи благотворительности тогда уже были сильны, были различные больницы, сиротские дома, аптеки, богадельни, дома для неизлечимо больных, работные дома, которые содержались не только на государственные средства, но и организовывались и финансировались частным порядком. Так что не надо думать о людях плохо, не одна я такая добродетельная тут. У меня уже оформилась идея, как решить эту проблему, я хотела предложить им жить у меня в Деревенщиках, будут помощниками и "апостолам", и Варваре. И я так и предложила: — Алексей Сергеевич, я обращаюсь к Вам как чиновнику земского суда, административно-полицейском органе уезда. Раз Вы будете решать вопрос с этими детьми, предлагаю сделать так— я выступлю опекуном этих детей и увезу всех к себе в Деревенщики. Там мы и решим вопроси и с их обучением грамоте и ремеслу, мне и отец Петр в том поможет. Там и дом уже готов, можно пока их туда и поселить. Алексей Сергеевич был очень доволен, что все так благополучно получается:— А там, как все документы оформим, мы вам и деньгами, и вещами для них поможем, с пустыми руками не отпустим. Я обязательно похлопочу, чтобы это все побыстрее сделали, не затягивали это дело.

— Верочка, довольная, даже захлопала в ладоши:

-Вот и ладно, вот и молодцы, я тоже прослежу, чтобы деток не обидели да и с дамами переговорю, соберем им по подписке средства на обустройство, да и вещи поможем купить! Вот после приема мы их вызовем и все расскажем!

Но нам надо было торопиться — времени и так много ушло, а предстояла дорога до имения Барышниковых — Алексино, так что, пообедав на скорую руку, мы поехали туда.

Глава 51. Прием у Барышниковых и организация Женского общества.

Садясь в кареты, мы решили разделиться — я села с Верочкой и ее супругом, а Машенька села с Анечкой, взяв к себе Дашутку и Груню — горничную Анетт и Верочки — пусть подружки поболтают без присмотра старших. А мне хотелось как можно больше узнать, какова же судьба будет у сирот — а вдруг мое опекунство не будет одобрено.

К тому же, к своему стыду, я очень мало знала о социальных службах России того времени, и мне было интересно услышать подробности от одного из чиновников этого ведомства. Я стала расспрашивать Алексея Сергеевича, и он, довольный, что дама заинтересовалась его службой, поведал мне, что в то время все сироты определялись в казенные учреждения и обязательно не только учились читать и писать, но и обучались какому-то ремеслу.

Я узнала, что в это время существовали народные училища — прообраз современных школ, которые появились еще при Екатерине II. Они были внесословными и бесплатными, туда принимались все дети, кроме крепостных. При Александре I прошла реформа и народные училища разделились и стали приходскими, уездными и губернскими. Приходские одноклассные училища были при приходах, в них обучении проводил священник — как у меня и Маши в имении. Кстати, опять мое упущение — я совсем не слежу, чему там обучают, стыдно — учительница называется! Только огромным грузом дел и могу оправдать такое упущение, но обязательно в следующий приезд это исправлю.

Уездные трёхклассные училища были в каждом уездном городе, в том числе и в Дорогобуже, в котором было малое народное училище, преобразованное в уездное училище. Почётным смотрителем училища был как раз Иван Иванович Барышников, к которому мы ехали.

В Смоленске были и губернские четырёхлетние училища, после окончания которого мальчики могли работать учителями в приходских или уездных училищах или подумать о поступлении в университет для дальнейшего обучения.

С девочками по другому. Они получали домашнее образование и обучались домашнему хозяйству.

Ну что же, если не получится забрать всех детей, я смогу увести девочек и там отдать их пока под опеку отца Петра и, в дальнейшем, Варвары, которую надеюсь перенести к тому времени.

К нашему разговору присоединилась и Верочка, которая прямо навела на разговор о Женском Патриотическом обществе:

— Как жаль, что судьбу этих детей определяют и решают чиновники, я думаю, многие дамы вполне могли бы чем-то помочь их пристройству.

— Конечно, можно и новые школы открывать, где девочки учились бы наряду с мальчиками, и детские приюты семейного типа, где дети бы не разлучались, а жили одной семьей, а воспитатели осуществляли бы функции родителей ( а в будущем это была очень распространенная система), да и о наших защитниках можно позаботиться — закупить одежды и обуви для солдат, медикаментов побольше, много чего сделать можно. Только общество женское создать надо, которое все это бы и организовывала,— я прямо сияла, когда разговор перешел на эту тему.

— Вот после бала у Барышниковых это и можно обсудить,— подхватила меня довольная Верочка.

А я радовалась, что идея пойдет не от меня, а то и так я слишком стала привлекать внимание своими действиями, а тут все замечательно — заинтересовалась жена чиновника судьбой сироток и предлагает идеи по их присмотру — а я как бы сбоку все дополняю и расширяю!

За разговорами и обдумыванием идей мы и не заметили, как подъехали к усадьбе Алексино, ярко освещенной в темноте вечера. Усадьбу приобрел еще отец Ивана Ивановича Барышникова, Иван Сидорович, у знатного землевладельца Салтыкова. Купцы, как сословие "неблагородное", не могли иметь поместья и крестьян, поэтому он купил имение на подставное лицо, на своего покровителя графа Ивана Григорьевича Орлова. В1782 году его сын Иван Иванович был пожалован Екатериной II в потомственное дворянство, и с этих пор Алексино стало родовым имением семьи. Обустройство усадьбы началось сразу после покупки. Для этого для создания усадебного ансамбля пригласили лучшего архитектора того времени — Матвея Казакова.

Кроме усадьбы, в Алексине началось строительство здания бумажной фабрики и целого комплекса амбаров, складов и контор. Следы работы были видны даже сейчас, зимой— занесенные снегом ямы и кучи, копошащиеся в свете костров люди. Самой эффектной постройкой станет конный двор в виде крепости, который так и называли "Андреевская крепость," и церковь Михаила Архангела по проекту Матвея Казакова. Строительство будет вестить при непосредственном наблюдении крепостного архитектора Владимира Жданова, ученика Матвея Казакова. Вокруг дома разобьют новый парк с каскадом прудов, построют флигеля, музыкальный павильон. Жаль, что сейчас не лето и мне не повезло увидеть наяву всю эту красоту, да и строительство только началось и будет продолжаться многие годы.

При въезде нас встречали лакеи, которые помогли нам выйти из карет и проводили в дом. Мы разделись, привели себя в порядок и вошли в зал, полный народу. Играл оркестр, музыканты которого были крепостными Ивана Ивановича. Зал уже был полон, и мы сразу попали в водоворот людей, который подхватил Верочку и ее семейство. Дамы сразу обратили внимание на мой наряд в стиле Шанель — ведь его видели только наши соседи, бывшие у меня на приеме полка. Взгляды их останавливались и на прекрасном вязанном платке из козьей шерсти, который лежал на моих плечах и был вовсе не лишним— в зале, несмотря на большое количество народа, было довольно прохладно. Я видела, как присутствующие шепчутся и обсуждают меня, но сделала вид, что это меня не касается, да так оно и было — не до сплетен мне сейчас.

Я глазами все искала Александра, который обещался быть здесь и не сразу его увидела — он стоял в стороне и одна рука его была на повязке. Он тоже искал меня и вот наконец-то смог преодолеть толпу и подойти ко мне:

— Здравствуйте, сударыня! Рад вас видеть!

— Я тоже очень рада вас видеть! Но что с вами? Что с рукой?

— А это, извольте видеть, буквально позавчера впервые в жизни неудачно упал с лошади прямо на руку и сломал ее. Уж очень еобыла попалась норовистая и необъезженная, Хорошо, Егор Фомич вспомнил о способе лечения переломов его друга Гибенталя и ваш рассказ о лекаре, который закрепил сломанные кости с помощью гипса. Он быстро послал за ним в соседнюю строительную артель и скрепил мне кость, уверив, что она только сломана, но не смещена. Так что благодаря и вашим советам Егор Фомич меня лечил. Вот я и вынужден носить эту повязку и ждать, когда все срастется. Но поскольку я обещался быть на приеме, я не мог его пропустить.

— Надеюсь, все будет в порядке! Надо держать повязку не менее трех недель, а потом постепенно разминать и разрабатывать руку. Сначала будет трудно, даже больно, но если вы сделаете все, как положено, то совсем скоро забудете об этой беде. Вам надо только пить больше молока, есть творога и рыбы. А если есть возможность, пусть вам варят крепкий костный бульон или делают заливное из мяса, тогда рука срастется еще быстрее.

— Да, представляю, как будут подтрунивать надо мной мои друзья — гусар, который пьет молоко, а не вино! Но раз вы так говорите, придется так и сделать.

— Но почему вы так давно не писали и не приезжали?

— Полк готовится к походу, в начале апреля мы уйдем из города. Было много хлопот по подготовке полка.

— И мы больше с вами не увидимся,— затаив дыхание, спросила я.

— Вот об этом я и хотел поговорить. Нам надо объясниться. Если вы не против, я бы хотел посетить вас в следующую пятницу вечером.

— Конечно, я всегда рада вас видеть,— дыхание мое прервалось, я была взволнована.

Неужели он признается мне! Но не буду загадывать, в это время только от мужчины исходила инициатива по общению с дамами. Как мы помним, женщина даже не могла первой написать кавалеру, который ее заинтересовал. Только Татьяна Ларина нарушила эту традицию, написав Онегину письмо. По меркам того времени Татьяна сделала просто безумный поступок, объяснившись в любви к Онегину первой. Со стороны современного читателя её ситуация не кажется неординарной, но в то время предрассудки играли слишком большую роль во мнениях людей. Тогда было попросту стыдно молодой девушке первой оказывать знаки внимания мужчине. Общество считало такой поступок унизительным для женщины, ведь добиваться благосклонности должна не она, а кавалер. Так что мне оставалась ждать нашей встречи и результатов объяснения Александра. А вариантов было ровно два— или признание в симпатии, или полный разрыв— все-таки он граф, а я бедная провинциальная помещица, и таких знакомств у него в каждом городе было не мало. Но что заранее переживать, буду ждать и надеяться.

Пока мы разговаривали, отзвучали последние звуки полонеза и танцующие разошлись по своим местам. Тут же зазвучали звуки вальса и пары закружились в его вихре. Хорошо, что я заранее записала Александра в карне— свою бальную книжечку, так как просто подойти и пригласить на следующий танец кавалеру было трудно. И поэтому когда он пригласил меня на тур вальса, я сделала вид, что так все идет по плану.

Александр крепко обнял меня здоровой рукой, а вторая рука, на повязке, прижалась к моему телу. Я готова была взлететь в вихре вальса, тем более, что после бала у предводителя дворянства я потратила много времени и усилий, чтобы хорошо овладеть всеми премудростями танцев этого времени.

Мы станцевали еще один танец, но по обычаю того времени, большего позволить себе не могли.

Мы пока разошлись, и тут же ко мне подошел Воронов и попросил записать и его на следующий танец. И как мне ни хотелось ему отказать, я вынуждена была принять его предложение. Он все пытался прижать меня к себе поближе, но я все отодвигалась от него. Я видела, как смотрит Александр на меня и Воронова, и вовсе не хотела возбуждать его ревность. Владимир пытался о чем-то заговорить, но у меня вовсе не было желания еще и общаться с ним, поэтому я отвечала односложно, а потом и вовсе замолчала.

Как только танец кончился, он проводил меня на место, а я через какое-то время быстрым шагом пошла в сторону от него, сделав вид, что в толпе ищу Машеньку — да мне и действительно надо было ее увидеть и удостоверится, что все ней нормально. Я нашла ее в кругу подружек, которые о чем-то щебетали и вздохнула с облегчением — все в порядке. Но больше я не стала танцевать, а присела на кушетку и стала оглядываться по сторонам.

Ко мне подошла одна из дам и передала, что Елизавета Ивановна Барышникова хотела бы меня видеть. Ей немного нездоровится, поэтому сегодня приемом в большей степени руководил ее муж — Иван Иванович. Я, конечно же, приняла это предложение, так как могла как раз поговорить о Женском обществе. Проходя по залу, я видела на стенах прекрасные картины крепостных художников, которые обучались в школе при имении.

Елизавета Ивановна сидела в стороне в общей зале за карточным столом вместе с Верой — уж без нее ни одно событие не могло совершится. Дамы, сидевшие неподалеку за карточными столиками или разговаривавшие между собой, сидя на диванчиках, вовсе не торопились составить им компанию — еще бы, они все дворянки во многих поколениях, а Елизавета Ивановна, хоть и была богаче всех вместе взятых, была всего лишь купчихой и женой сына купца, дворянкой только в первом поколении и их дворянству было всего тридцать лет. И хотя ее и Ивана Ивановича можно было назвать олигархами, "новыми русскими", отношение к ним было совсем другое, чем к таким людям в будущем — тут больше ценился все-таки именно происхождение человека и его чин, а не состояние, как в наше время.

Барышникова по мужу всего лишь майорша в отставке, т.е. VIII класс Табели о рангах. Верочка по мужу надворная советница, т.е. это уже VII класс Табели о рангах, и дворянство их более древнее. Даже я — по мужу капитанша, т.е. не намного ниже по чину, чем Барышникова — IX класс, и дворянка в четвертом поколении — по прадеду. Но мне важен не чин Елизаветы Ивановны, а ее связи в уезде и городе, а также ее деньги. Поэтому я поздоровалась с ней и приняла предложение принять участие в игре " Мушка", которая была очень популярна в то время

Верочка как раз раздавала карты и рассказывала о сиротах, над которыми я хотела взять опеку. Барышникова заговорила несколько простуженным голосом:

— Вот тут мне рассказали об вашем попечении сирот. Ну что же, дело благородное, христианское, милосердие да забота о сирых и убогих всегда было делом благородным

— Я уверена, что на моем месте так же поступили и многие другие дамы. Да и Ваш муж тоже много времени и сил отдает попечительству над детьми. Но ведь не только мужчины, но и женщины, по своей материнской сути, могут оказать помощь своим участием и состраданием не только на словах, но и делами.

— Ах, милочка, как Вы точно говорите! Я только об этом говорила, предлагала сделать так, чтобы можно было и деток не разлучать, создавая для них семейные приюты, и девочек обучать разным ремеслам,— подхватила Верочка, повторив мои идеи. Да мне не жалко, даже лучше, что не я одна об этом хлопочу.

— Можно и фонд помощи таким деткам организовать, я думаю, многие не откажутся помочь им материально. А средства из него использовать и на одежду для них, и на обучение, да и на другие расходы.

— И солдатам можно оказать помощь. Я узнала, что полк скоро уйдет из города,— подхватила я.

— Увы, это так, и наше общество потеряет много прекрасных знакомств. Александр Васильевич Ваксель уже и прощальный прием готовит,— сказала Елизавета Ивановна и многие дамы, сидевшие рядом, горестно вздохнули.

— У меня есть идея, — сказала я взволновано, как будто это только пришло мне в голову. Но я уже давно обдумывала эту мысль.— Я уверена, что многие дамы обладают талантами рисования, прекрасно вышивают, вяжут, делают другие интересные вещи. Можно заранее сделать выставку этих работ, которые каждый желающий может приобрести себе на память. Я думаю, дамы будут рады показать свое искусство, а наши кавалеры оценят его по праву. А на деньги, собранные за эти поделки, можно приобрести обувь и одежду для солдат, медикаменты, купить ткани на бинты, разные продукты и вещи. Я думаю, это будет прекрасным подарком и памятью о нашем уезде на долгое время для всего полка.

— А также можно концерт организовать, где дамы также могут блеснуть своими талантами — спеть или сыграть на инструменте,— завершила я свой рассказ специально громким голосом, чтобы меня слышали.

— Интересная идея! Мне нравится! Прекрасно!— загомонили дамы, окружившие нас во время разговоров. — Надо только заранее объявить об этом, чтобы дамы могли подготовиться!

— Вот сейчас мы так и обговорим!— завершила наш разговор Елизавета Ивановна, закончив игру-она выиграла.— Но я надеюсь, что вы останетесь у нас до завтра, нам много надо обсудить более подробно, а теперь надо идти к гостям.

— Конечно, сударыня, я буду рада вам помогать, так как надеюсь, что именно под вашим руководством наше Женское общество прославит наш город и уезд.

Польщенная Елизавета Ивановна кивнула мне головой и прошествовала мимо меня в зал. Дамы стали обсуждать мон предложение и предлагали идеи по организации концерта.

Я немного задержалась, так как не могла скрыть своего восторга — все получилось, даже лучше, чем я планировала. Завтра надо все обговорить и записать, официально все оформить, определить, кто и как будет собирать средства на все наши задумки. Но самое главное уже сделано — очень важный разговор состоялся помимо меня и вместе со мной, так что дальше только и надо все развивать и организовывать.

Когда я вышла в зал, Елизавета Ивановна как раз закончила рассказ о моей идеи Александру Васильевичу, правда, не назвав её автора, но я была не в обиде:

— Я думаю, Вы не откажитесь, если мы организуем такой концерт на приеме в честь отбытия полка. Там нашим дамам как раз и возможно будет блестнуть своими талатами, а кавалерам— оценить их.

— Идея неплохая, надо подумать,— видно было, что Александр Васильевич был озадачен— и отказать нельзя— сразу дамы обидятся, и, возможно, это предложение меняло его планы.

Гомон голосов дам и кавалеров был прекрасным ответом на это объявление, но, все-таки, для многих дам главной была не благая идея помощи сиротам и солдатам, а возможность блеснуть перед другими своими талантами.

Вряд ли кто-то из этих дам будет серьезно помогать в чисто практической работе Общества, которое замутили какая-то выскочка — купчиха и бедная капитанша. Объединить дворян и заставить их служить на благо простого народа — очень сложно. Жизнь — не роман, в котором "аборигены" так и ждут мудрых указаний попаданца и по его желанию тут же бегут исполнять все его придумки. Но буду играть на вневременном желании дам похвастаться, особенно перед мужчинами. А уж организационную сторону я смогу взять на себя— сколько такой работы приходится делать учителю! Надеюсь, Елизавета Ивановна в желании заработать себе реноме, тоже меня не подведет.

Конца приема я еле дождалась — все-таки большая дорога, пережитое волнение после стычки с Вороновым, да и переживания по поводу отношений с Александром и принятия моих идей сказались на моем самочувствии, и я с трудом досидела до окончания ужина и почти ничего не ела. Видя это, Барышникова предложила мне и Маше, которая также выглядела очень усталой, пройти в одну из спален и приготовиться к отдыху, что мы с удовольствием и сделали, оставив Верочку еще веселиться. А мы мечтали лишь о чистой кровати и отдыхе! Все остальное— завтра! Единственное, что я сделала перед сном — передала Елизавете Ивановне микстуру на основе меда и алоэ, которую я предусмотрительно прихватила с собой. Я взяла целую сумку своих микстур и мазей на всякий случай. Надеюсь, что она поможет вылечить больное горло очень приятной мне дамы. Утром я об этом обязательно спрошу, а теперь— спать!

Глава 52. Пояснения и объяснения.

Проснулась я, как всегда рано, и, стараясь не разбудить Машеньку, села за стол, чтобы начерно набросать те идеи, которые я планировала осуществить через Женское общество. Я хотела, чтобы оно не было чисто кастовым, аристократическим, захватывающим в основном только столицу и Москву, как было в действительности, но включало в себя именно провинциальное общество, было связано с простыми, но нужными делами помощи сиротам, бедным, солдатам.

А уж форм привлечения не только женщин, но и мужчин к участию в делах Общества я могла придумать массу, — от организации выставок работ дам, до аукционов и благотворительных спектаклей и концертов, на которых бы собирались средства для разных форм помощи нуждающимся. Но основную работу я хотела направить на помощь детям-сиротам и раненым, внедрению через Общество новых лекарств и способов лечения. Но это все — дело будущего и я все больше склонялась к мысли о том, что мне надо ехать в столицу и встречаться с Императрицей, напомнив о себе, и через нее и сестру Императора Екатерину Павловну осуществлять свои идеи.

Я решила это сделать после возвращения Миши из Смоленска, так как на поездку надо было много денег. К тому времени я хотела перенести и Варвару, которую планировала оставить на хозяйстве в Деревенщиках, вместе сиротами, если их разрешат взять под опеку. Дел и идей было очень много, времени не хватало, я разрывалась буквально пополам, мне надо было и завершить все дела в будущем — завершить обучение своего класса, провести выпускной бал, перенести все вещи и постараться как-то обеспечить Барыню хотя бы минимальными средствами на будущее.

Голова моя кипела, я даже не сразу услышала приглашение на завтрак от Елизаветы Ивановны. Мы с Машенькой вышли в столовую — гости почти все сидели там, но уже более свободно. Среди гостей были и Иван Иванович Барышников, и Александр Васильевич Ваксель, которых вчера я видела только мельком. Вот и замечательно — "будем ковать железо, не отходя от кассы", как говорил герой Анатолия Дмитриевича Папанова.

Неугомонная Верочка, сияя, сообщила мне, что они с дамами уже собрали сто рублей на нужды сирот — значительную сумму. Я была очень тронута и попросила ее распорядиться ими самой, приобретя нужные вещи для детей, а то вдруг мое опекунство не утвердят, да и детей я не видела и не знала, что им надо. Но мне хотелось помочь не только этим детям, но и другим нуждающимся. И я обратилась к Алексею Сергеевичу, сидящему рядом с женой:

— А ведь таких сирот по уезду, наверное, очень много! — Увы, сударыня, это так! — И у вас и списки их есть, и возраст всех деток известен и семьи указаны, в которых они живут?— спросила я, невинно хлопая ресницами. Алексей Сергеевич несколько смутился, но ответил: — Могу у своих чиновников уточнить. Такие данные должны быть. — Вот если бы такие списки составить да еще бы узнать, кому что из семей надо, можно было на собранные деньги и купить необходимые вещи, — заключила я. — Отлично, можно и еще денег собрать, я могу это на себя взять,— с энтузиазмом подхватила Верочка.

— Можно для сирот и дом отдельный снять или построить на средства Общества, которое мы организуем. Было бы лучше, если бы дом двухэтажный был, чтобы мальчики на одном этаже, а девочки на другом жили. Мальчиков начать обучать грамоте, чтобы они могли поступить в уездное училище. Девочек тоже начать обучать грамоте, рукоделию, уходу за собой и ближними, лекарскому делу. Это, конечно, дело не скорое, но начать стоит!

— А еще в нашем городе много отставных военных, солдаток, потерявших кормильцев. Можно предложить им работу: сшить на память в полк сумки, в которые положить бинты, полотенце, мыло, лекарства, другие нужные припасы. И женщинам хорошо— деньги не лишние заработают, и память будет у военных о нашем городе. А деньги на покупку всего необходимого да оплату работы как раз из собранных за выставку и концерт использовать, — закончила я "загрузку" Алексея Сергеевича.

— — Да уж, лекарства у вас хорошие, совсем горло мое перестало болеть!— встрепенулась и Елизавета Ивановна,— уж не знаю, на чем вы их настаиваете, но помогают они хорошо.

— Они на меду да на соке растений лекарственных, их можно в моем поместье у управляющего приобрести, а деньги я тоже в фонд Общества отдам.

-И кстати, про концерт и выставку,— произнесла она озабоченно.— Как все это организовать ?

— Если позволите, я бы сначала распорядилась место выделить, куда дамы могут свои работы отдавать для выставки, да время определить, когда их покупать можно, человека посадить, который все записывать будет да деньги учитывать. А перед концертом надо также человека организовать, который будет всех участниц записывать, чтобы распределять, кто за кем выступать будет — кто стихи читает, кто поет, кто на инструменте играет, чтобы не было, что все сразу только поют, а потом все только играют— так интереснее. Это тоже заранее сделать надо, за день, а то и за два перед концертом. Да оповестить всех каким-то образом надо, в какой день это все происходить будет

— Эк, как вы все продумали тщательно, удивительно даже!— воскликнула Елизавета Ивановна.

Ага, удивили ёжика голой ...., хм. Уж сколько я за время работы таких мероприятий организовала— уже и не счесть. Но меня бы эти дамы— дворянки и слушать не стали, а Барышниковой сделать это проще.

А Елизавета Ивановна продолжала:

— Место для сбора дамских поделок я в своем доме организую, и человека из чиновников вот Алексей Сергеевич отправит, и с концертом учитель из училища Ивана Ивановича, надеюсь, не откажется помочь! Да и деньги можно начать собрать, вон Александр Васильевич в том нам и поможет. Я могу сразу двести рублей на это дать! — заключила она, торжественно обведя всех взглядом.

Вот и отлично! Опять я чужими руками жар загребла и через других свои идеи внедрить. Я была рада, что такие деятельные люди, обладавшие большими связями и средствами, направят свою энергию и деньги на благое дело, которое, надеюсь, только будет крепнуть и расширяться. Можно и еще многое сделать, но на первый раз достаточно— и так всех загрузила работой.

Верочка, которую я спросила, поедет ли она домой, только головой помотала— здесь столько интересного, как все бросишь, никуда она пока не поедет. Я бы тоже рада остаться, только мне в будущее надо— завтра на работу.

Так что надо нам ехать в Дорогобуж, только вот договорюсь с Алексеем Сергеевичем, чтобы он сообщил, когда будет решен еще вопрос с опекунством над сиротами. Я уточнила у него — оказывается, мальчики были совсем маленькими, одному около пяти лет, а второму — всего около двух лет, а вот девочки были старше— одной лет 13-14, затем— 11-12, потом 10 , 8 и 6 лет, то есть их точно можно попробовать забрать всех вместе, тем более что Алексей Сергеевич обещал походатайствовать о его положительном решении.

Ну что же, раз так, пора и Варвару переносить — и ей легче будет адаптироваться, и девочки будут ей помощницами в изготовлении лекарств. Надо только заранее ей об этом сказать. Как раз и Миша должен к тому времени вернуться из Смоленска, все и провернем. Надо еще подумать, кто в имении за детьми присматривать будет, надо будет с Лукашиком да Алесей переговорить.

Дорога домой всегда быстрее, так что в Дорогобуж мы приехали уже после обеда. Я быстро объехала все лавки, передала Петру Степановичу еще рецепты и тексты уже спетых мною песен, забрала деньги за проданное, купила у него редкую книгу 1789 года с интересным названием "Приключение лишеннаго отечества Дамона, или Пагубныя следствия дружбы" без указания автора — отдал дешево, поскольку никого она не заинтересовала, а мне название понравилось. Заглянула к мадам Зизи и приобрела еще пару вееров и шляпки для меня и Маши и мы поехали домой в надежде к ночи быть на месте.

К моему и Маши облегчению доехали мы благополучно и тут же легли спать— слишком много событий и хлопот свалилось на нас.

Утром я поменялась местами с Барыней, предварительно перенеся еще часть вещей из прошлого — продукты, мед, настойки, платки и полотенца. В будущем оставались только вещи Варвары и остатки вещей из гаража — все остальное было благополучно перенесено и растолкано по разным местам. Я пыталась сначала записывать, что и куда я распихиваю, но потом махнула рукой — потом разберусь, сейчас не до того, тем более планирую еще носить вещи и туда, и обратно.

После переноса позвонила Варваре — узнать, как ее дела, да сообщить новости. Голос ее был бодрый, настроение нормальное, а узнав, что ей предстоит опекать сразу семерых детей, мал — мала меньше, она только ахнула:

— Вот уж не чаяла на старости лет таким большим количеством деток обзавестись, своих Бог не дал, так теперь сразу семеро! Справлюсь ли я?

— Не волнуйтесь, справитесь, поможем вам. А пока закупитесь по аптекам детскими лекарствами и игрушками, деньги я вам дам. Только деревянные игрушки берите, самые простые, а список лекарств я вам передам.

— Не беспокойтесь, кое-какие накопления и у меня есть, пока не надо. Я еще у соседок поспрашиваю, многие и вещи, и игрушки дешево отдают, да и так дарят— брать?

— Брать, покупать, собирать, только игрушки не резиновые да не пластмассовые берите, а деревянные да мягкие всякие. Да и у одежды все ярлыки надо убрать заранее, да смотрите, чтобы надписей всяких иностранных не было. Хотя, и эти вещи тоже подойдут, мы в подшефный приют отвезем. А в прошлом детский дом я потом сделать хочу семейного типа, все пригодится. Кстати, я и своих мам озадачу, скажу, что в деревню детям в приют отвезу, ведь и правда, так и получается.

— С оформлением квартиры не передумали?

— Нет, что вы! Все уже сделали, ваши данные записали.

— Тут мне опять знакомая звонила, у которой мы были, вы говорили, что цыплят да утят купить хотели? Так вот, через неделю можно взять, и кролики скоро котиться будут. Берете? И еще другой сосед, узнав, что вы инструменты и вещи покупаете, предлагает старые косы, серпы, лопаты, тяпки, еще что-то — он дом продает, а этого добра у всех и своего много, дешево отдаст.

— Берем, все берем, договаривайтесь, когда к ним можно подъехать, я с работой определюсь тогда.

Продавать вещи из прошлого я пока не стала— надо и для Барыни запас сделать, будет потом распродавать потихоньку. Хотела я закладку сделать в прошлом, чтобы Барыня ее откопала, но мы обе поняли, что так хлопот больше, а государству придется проценты отдавать, себе только четверть средств оставить придется.

Лучше будет Барыня потихоньку в разных местах и в разное время это продавать будет, стараясь не вызывать к себе повышенный интерес. Что забавно — продукты, мелкие вещи и сувениры при переносе не портятся и не старятся, а вот картины, книги — все выглядит старым, так что вопросов они не вызывают.

Так, значит, озадачиваю мам сбором вещей и игрушек для детей, надо еще книги и учебники поспрашивать, еще покупаю лекарства, ищу в Интернете материалы про изготовление лекарств, рецепт дегтярного мыла и других видов простого мыла и кремов на основе растений, и еще— уроки и текущие дела. И как это все в 24 часа суток сделать? Но— надо, время не ждет! Скоро весна, конец метелям, а значит, надо все успеть сделать очень быстро!

Глава 53. Приключения Миши в Смоленске.

Пока я занималась организацией Женского Общества, Миша ехали дальше к Смоленску. Дорога была благополучной, больше никаких приключений не совершилось, да и старались дальше Миша с Никитой ехать с кем-нибудь вместе, надежнее было.

Сама дорога к Смоленску была неоднократно особо отмечена царским вниманием, так случилась на ней однажды интересная история, очень напоминающая происходящее в двадцать первом веке. Павел I сразу же после коронации решил ближе познакомиться со страной и народом и заодно проверить работу местной администрации. В мае 1797 года вместе с сыновьями Константином и Александром царь отправился из Москвы в Смоленск и далее в белорусские губернии. Совсем недавно, в апреле месяце, Павел подписал "Манифест о крепостных крестьянах", по которому барщина сокращалась до трёх дней в неделю и запрещались принудительные работы в выходные и праздничные дни. Кроме того, желая видеть настоящее положение дел, император строго-настрого воспретил какие бы то ни было особые приготовления к его встрече.

Смоленская губерния, которой выпала участь первой подвергнуться испытанию монаршей инспекцией, в страхе затаила дыхание. Лучше других понимал ситуацию и нависшую над губернской администрацией опасность опытный чиновник — смоленский генерал-губернатор Михаил Михайлович Философов. Знал Философов о некоторых слабостях и привычках Павла Петровича — например, о его приверженности к быстрой, без помех и задержек езде. Знал он и о плохом состоянии дорог в своей губернии. Времени у генерал-губернатора было в обрез. Но административный ресурс — великая сила всегда, а тем более в то время. Поэтому чиновник, несмотря на указ, срочно начинает готовиться к высочайшему визиту.

Во-первых, для встречи грозного ревизора генерал объявил общую чиновничью мобилизацию, во-вторых, приказал срочно привести в идеальное состояние непокорный исторический Московский тракт, по которому должен был ехать Император, и главное — самые проблемные дорогобужские участки. В кратчайшие сроки выровняли всё, что только возможно, перебрали мосты, а главное, сделали гладкий настил из хорошо подогнанных тёсаных брёвен на размытых недавним паводком заболоченных местах. Только в России ещё возможны такие чудеса! Но для этого использовался дешевый труд простых крестьян, которые надрывались под этими бревнами из последних сил днем и ночью.

Но как бы то ни было, дорога была отремонтирована. Конный поезд с царём, его сыновьями и свитой, подобно вихрю нёсся по тёсаным брёвнам к Смоленску, император был в прекрасном настроении. Но когда оставался последний перегон, наехала царская карета на непредвиденный пень — село Пнёво, что близ Соловьёвой переправы. Оправдало село своё каверзное имечко: кинулась тут в ноги Царю-Батюшке серая сермяжная рать — простые мужики, брошенные господами на срочные дорожные работы, принесли слёзную жалобу на крайнее своё изнурение непосильными трудами, да ещё в самую что ни на есть горячую посевную пору, когда один день весь год кормит. Павел Петрович потерял контроль над собою и впал в натуральную ярость.

— Палача! Палача сюда! — закричал император, желая тут же произвести суд и расправу и казнить виноватых чиновников. Палача обнаружить не удалось, поэтому едва живых от страха чиновников обули в невесть откуда подвернувшиеся кандалы и повезлидальше в Смоленск — для казни. На следующий день с раннего утра у въезда в Смоленск в полном составе в полуобморочном состоянии, в ожидании самого худшего, стояла вся высшая губернская власть: Философов во главе административного корпуса, комендант крепости с гарнизонными чинами и батальоном, архиепископ — владыка Дмитрий с духовным причтом. Всё трепетало!

И вот, наконец, вдали показался строй всадников и карет, Смоленск ударил во все колокола, закадили, запели священнослужители. Преосвященный Димитрий, подавшись вперёд, осенил крестом вышедшего из кареты Павла и попытался начать речь.

— Не надо! — оборвал царь архипастыря и, следуя ритуалу, направился вверх, к Успенскому собору, где всё было готово к торжественному молебну. Но у входа в собор Философов неожиданно заступил царю дорогу и встал в дверях, раскинув руки.

— Это что ещё такое? — не столько рассердился, сколько поразился Павел.

— Государь, в Писании сказано, гневные да не войдут во храм Божий, входить надо со смиренным сердцем, а ты, государь, во гневе.

— Я на тебя не сержусь.

— Да ни на кого не надо сердиться. Узнай наперёд, как да что, а голову отрубить завсегда успеешь.

Павел Петрович полуобнял генерал-губернатора и вошёл с ним в собор. Богослужение шло долго, утомительно, и у умудрённого летами и службой Философова было время объяснить императору, что треклятую дорогу правили и мостили по его личному распоряжению, а иначе царский кортеж и за месяц не добрался бы до Смоленска. Павел Петрович вспыхивал, как серная спичка, но и перегорал почти с той же скоростью.

— Я больше не гневен, я равнодушен. Прощаю всех!

С арестантов совлекли железо, а немного погодя даже наградили . Короче говоря, все остались довольны, но Смоленск еще долго вспоминал пережитые страхи, приходил в себя от мимолётного царского визита, ставил свечки в благодарность за чудесное спасение. А проиграли на этот раз, как и всегда на святой Руси, её вековые стрелочники и козлы отпущения — мужики деревенские. Каково жилось теперь тем челобитчикам, что поверили в царский указ и возопили против 'тёсаных брёвен'? Ответ известен! Так что все преходяще, одни чиновники вечны!

Но вернемся к нашим героям. Устали путешественники сильно, да и помыться хотелось — все-таки ночевки на постоялых дворах сказывались. В одном месте в тюфяках кроватных было столько клопов, что Миша не выдержал и лег спать на полу, на сене, которое ему принес из конюшни Никита, завернувшись в кучу одеял, и то он чувствовал сквозь сон, как по нему кто-то ползал. Тут он и пожалел, что не взял средства от насекомых, принесенные мною из будущего — совсем забыли мы про них в суете сборов, решил в следующий раз набрать с лихвой.

А в остальном поездка Мише очень нравилась, его привлекли и новые знакомства, и возможность узнать о жизни в прошлом, да и продажи шли неплохо. Во время ночевки в Соловьево одного из проезжающих заинтересовала иголка, которой Никита зашивал ему порвавшиеся брюки. Убедившись в ее остроте и превосходном качестве, он купил целых три дюжины, заплатив за каждую по полтиннику, что было очень неплохо. Взял бы он и еще, но Миша отговорился, что больше нет — не хотел сразу светить большое количество необычного товара.

Предложил ему Миша и пять камней и жемчуг, сказав, что знакомый хозяйки выиграл в карты и просил продать, на что купец, не моргнув глазом, выложил за каждый камень по сто рублей, не торгуясь. Миша пожалел, что мало предложил, но уже поздно было доставать еще, да и опасно было перед незнакомым человеком показывать такое богатство.

Мужчина представился Можайским купцом третьей гильдии Никифором Михайловичем З., занимавшемся торговлей мануфактурными, галантерейными, скобяными и бакалейными товарами.

Это тоже — Никифор Перович, по фамилии Зайцев, но он родился чуть позже, в 1822 году и прожил до 1905 года. Жил он в Минусинске и сделал очень много для своего родного города и даже стал его почетным гражданином. В основу главы положены реальные факты его жизни, уж очень они меня заинтересовали.

На удивленный вопрос, что он так издалека едет, Никифор Михайлович прогудел в бороду:

— Это еще не далече, я дальше на Север, в Псков поеду, там у меня друг-напарник, предлагает хорошее столовое серебро, моржовой да слоновой костью отделанное, вазы серебряные. Сказал, уж больно необычная да красивая посуда, ни у кого такого товара еще нет, а он по случаю у англицких купцов большую партию взял под кредит, а все распродать не смог. У нас такого товара нет, продам с Божьей помощью потихоньку, да и другу помогу.

— А что касается расстояния, купца, как волка, ноги кормят, за хорошим товаром не грех и съездить. А вы откуда быть изволите?

— Я тоже купец, зовут меня Михаилом Ивановичем, живу в имении у помещицы под Дорогобужем. Был я раньше мелким чиновником, но личные обстоятельства так сложились, что стал я у нее управляющим. Но потом удалось средств скопить и купеческое свидетельство получить. Так что купец я начинающий, никогда не откажусь поучиться у опытного человека!

Мише очень понравился купец, в уже в возрасте, но с молодыми глазами, азарный и рисковый — поехать из Можайска в Псков, за три девять земель, да еще и за товаром, который в глаза не видел, полагаясь только на слова друга, которому помочь хочет — это вам не покупки по каталогу, где каждый товар сфотографирован и описан со всех сторон.

Но Никифор продолжал:

-Это да, я ведь тоже не сразу купцом стал, был простым крестьянином, да спасибо Императору нашему Александру I, дай Бог ему здоровья и благоденствия! — и купец размашисто перекрестился.— По его указу 'О вольных хлебопашцах" я и стал свободным, благо сумел денег накопить да у своего хозяина выкупиться. А потом стал потихоньку разными товарами, которые горожанам нужны были, торговать, да хороший подряд получил от окружных учреждений на поставку бумаги, так и закрутился помаленьку. Столько за эти годы разных случаев было, не перечесть! Только вот грамоте так и не выучился, все некогда было. Но не беда, у меня управляющим мой зять, хозяин тоже крепкий, вместо меня бумаги составляет и подписывает. Я уж шестой год торгую, столько за эти годы разных случаев было, не перечесть!

— Вот и у нас приключение случилось — разбойники напали на помещика, с которым на почтовой станции познакомились. Но мы сумели ему помочь отбиться и разбойников заарестовать!— не удержался и похвастался Миша.

— И разбойники не раз нападали, и в дороге чуть не замерз, и лавку мою грабители разорить хотели, еле отбились, все было! Но что это мы с тобой, Миша, на сухую разговариваем, давай-ка поужинаем да выпьем маленько с мороза!— перешел купец по простому на "ты".

Миша при слове "выпьем" даже вздрогнул, вспомнив, как ему было плохо после выпивки на охоте на волков. Поэтому он сказал:

— Нет, Никифор Михайлович, вы пейте, а я не буду — болею сильно после спиртного, вот и зарок дал не пить в дороге. Вот лучше скажите мне, есть ли у вас в Пскове знакомые, которые дальше на Север, к Белому морю ездят. Тут ко мне лекарь наш уездный подходил со странной просьбой — надо ему водоросли сушеные привести, он из них какое-то лекарство хотел сделать, обещал хорошо заплатить, а водоросли эти в холодных водах растут. Есть ли возможность узнать про это, а еще лучше купить эти водоросли, только лекарь сказал, что их как-то по особому надо сушить. Он мне даже картинку нарисовал, какие растения ему нужны, там же он и написал, как их сушить правильно надобно.

-Говорил, что и есть их можно, сильно полезная вещь для организма, хоть и выглядит странно. Я вам и аванс могу дать, пусть купят, сколько смогут, да посушат по совету лекаря, или так привезут, только уж не знаю, как их сохранить можно, чтобы не пропали. А так товар легкий, удобный, без проблем привести можно, — и Миша, вспомнивший о моей просьбе, протянул бумагу, на которой была нарисована ламинария, водоросль, очень богатая йодом.

— Хм, интересно, не видел такой! Говоришь, лекарство сделать можно? Дело хорошее, узнаю, а аванса мне не надо, так договорюсь, мое слово крепкое, все про то знают. А водоросли эти и во льду привезти можно, как рыбу возят. Напиши только, где тебя можно разыскать? Да и валенки мне твои понравились. Где такие прикупить можно?

— А это наши умельцы делают в имении у Марии Ивановны, у которой я управляющий. Если хотите, могу продать, у меня еще есть. А найти меня можно просто,— и Миша протянул визитную карточку, которую мы ему напечатали вместе с "апостолами". Визитные карточки чаще всего изготавливались и разрисовывались в это время от руки, свидетельствовали о статусе и богатстве ее владельца и были у дворян. У купцов еще визитки в ходу не были, а тут, напечатанная типографским способом, хоть и литографически и черно-белая, но в стиле 21 века, Мишина визитка смотрелась довольно шикарно.

— Эк, какая красота, надо и себе такую заказать, солидно смотрится! А прочитай, что здесь написано? — купец заинтересовано вертел в руках Мишину карточку.

— А это мне в имении крестной моей хозяйки напечатали, там типография маленькая есть. А написано здесь — Михаил Иванович П. и адрес мой — Смоленская губерния, Дорогобужский уезд, имение Васино, а хозяйка моя — Мария Ивановна Иванова, а ей помогает ее крестная, Наталья Алексеевна. У нас много разного товара интересного делается, приезжайте, можем договориться о дальнейшей совместной торговле! Да и наборы ваши меня заинтересовали, надо будет посмотреть, может, что и мы купим, — Миша не скрывал своей заинтересованности и радости — новые связи не будут лишними.

— Тогда и ты мой адрес запомни или запиши: Московская губерния, Можайский уезд, город Можайск, дом купца Никифора Михайловича З. Меня в городе каждая собака знает, не ошибешься. Да и когда в наших краях будешь, заезжай, гостем дорогим будешь!

Вместе поужинав, Миша и его новый знакомый улеглись спать в одной комнате. Никифор сразу же заснул и захрапел на удивление тонким голосом со свистом, а Миша вертелся на месте и никак не мог заснуть. Поэтому под утро он только разоспался, и был не рад, когда с утра пораньше Никифор Михайлович разбудил его и предложил ехать до Смоленска вместе. Миша подсел в его карету, но, не выспавшись, клевал носом, а мужчина все посмеивался над ним добродушно:

— Какой же ты купец! Хороший хозяин раньше всех встать должен, всех приказчиков проверить, товары в порядок привести, все счета вместе собрать да сосчитать, да прикинуть, как продать товар, чтобы и не продешевить, и в выигрыше оказаться.

Так он всю дорогу и обучал Мишу купеческим премудростям, то подсаживаясь в Мишин возок, то приглашая к себе. Но Миша был только рад поучиться у опытного человека. Расставались они если не друзьями, все-таки Никифор гораздо старше был, но хорошими приятелями. Напоследок Миша решился предупредить купца о будущих бедах войны:

— У вас, Никифор Михайлович, связи среди купцов большие?

-Как не быть, меня многие знают.

-А в Москве знакомые по купеческой части есть?

— Как же, многие со мной торговлю ведут.

— Тут такое дело, не знаю, поверите вы или нет, но рассказать хочу. Мимо нашего имения в Болдинский монастырь странники святые часто ходят, так вот в последнее время многие предрекали беду и войну большую, даже говорили, что Москва сгорит в пожаре огромном. Я, конечно, в это не очень верю, только полковник, который в гости к нам захаживал, тоже говорил, что возможно война скоро будет, уж очень активно француз этот, Бонапарт, свои войска собирает. Как говорится, за что купил, за то и продаю, но вы уж предупредите своих знакомых, чтобы товары с осени увезли из Москвы подальше в другое место. И сами поостерегитесь, вдруг и в ваших местах беда будет. Не будет ничего — так и назад вернете, а случится беда — в выигрыше будете.

— Ну что же, спасибо тебе, обязательно предупрежу и сам поостерегусь. Ну, бывай здоров, Михаил Иванович, чай еще свидимся, жди в гости! — и купец крепко обнял его.

Он остался отдыхать на постоялом дворе, а Миша поехал в гостиницу, которую ему порекомендовал все тот же Никифор. Дал он и адреса своих знакомых купцов и в Смоленске, и в Москве, с которыми вел сам торговлю и которые могли и Мишин товар взять. Купец предлагал и ему на постоялом дворе пожить с ним вместе, но Мише уже было тяжело его храп слушать, да и самостоятельно поторговать хотелось.

Первым делом, только расположившись в гостинице и наскоро перекусив, они с Никитой отправились в баню, париться и мыться после дальней дороги. Вернувшись довольные, они застали в своем номере какого-то подростка, который сидел за столом и с жадностью засовывал в себя не доеденные путешественниками куски.

Хорошо, что Миша по совету Никиты все вырученные деньги спрятал в жилетку, с которой не расставался, а основные непроданные вещи в сундуках убрал подальше под кровать, что их и не видно было.

— Это что такое, кто ты такой и что тут делаешь! Ну-ка, Никита, покличь-ка хозяина!

— Барин, барин, не зовите никого! Просто я хотел сильно есть, в рот ничего не брал уже второй день. Батька с мамкой от лихорадки померли, я один остался, а жили мы в деревне здесь недалече, мы государственные, не барские, так что не думайте, не беглый я. Вот дядька мой, отца брат, и стал меня из дома выживать — и бил за любые провинности, и кормил плохо, да еще и каждым куском хлеба попрекал, хотя я все делал, что он да его жена приказывали. Вот я и сбежал от них, здесь два дня уже скитаюсь. Зашел потихоньку в гостиницу, думал хоть копейку какую заработать, увидел еду и не утерпел. А больше я у вас ничего и не брал, Христом Богом клянусь!

— А как ты к нам в номер попал?

— Так у вас дверь не закрыта была, я толкнул, а она и открылась!

Тут Никита укоризненно посмотрел на Мишу, а тот покраснел до ушей — и верно, Никита вышел раньше, а Миша выходил последним и по привычке просто захлопнул дверь, забыв, что автоматически закрывающихся, так называемых английских штифтовых замков еще не было, их изобретут к середине века, а тогда надо было замок на большой ключ закрывать.

— А как зовут-то тебя, друг ситный?

— Минька я, то есть Михаил Иванович П., — гордо поправился мальчишка.

Тут Миша и Никита аж глаза вытаращили от удивления — все совпадало с данными Миши. Это что же, еще один попаданец? Или это предок Миши из будущего? Как-то отец тому рассказывал, что его родственники как раз под Смоленском жили. Интересные дела получаются. Но мальчишка так жалобно смотрел на них, что сердобольный Никита не выдержал:

— Не гоните, его, барин, получается, тезка он ваш полный, а может и родня какая.

— Ладно, не прогоню, только ты его теперь тоже в баню веди, мне тут вшей и грязи не надо!

— Не надо меня в баню, я чистый, в деревне помылся, а здесь у кого-то в конюшне ночевал, конюх добрый пустил, так что и не запачкался вовсе.

— Но есть-то еще будешь? Только давай по нормальному пообедаем, а не кусками давиться.

— Я распоряжусь, барин,— сказал довольный Никита. Он знал доброту Миши и не сомневался, что тот не бросит своего тезку.

Пообедав, Миша с Никитой и новым компаньоном отправились в город в ювелирный магазин, адрес которого дал ему Яков Ильич, ювелир из Дорогобужа. Магазин его знакомого была гораздо богаче и больше, да и товар намного интереснее, чем в уезде — все-таки Смоленск был древним торговым городом с большой историей. Передав хозяину магазина, Льву Ильичу, записку от его коллеги и родственика, и узнав из нее, что у Миши есть необычный товар, он был приглашен в хозяйский кабинет, где и предложил ювелиру на продажу еще семь камней и пять жемчужин. Лев Ильич жадным взором охватил камни и жемчуг, оценил необычность огранки камней и красоту жемчуга, предложил за все.... сто рублей!

— Побойтесь Бога, сударь, мне за каждый камень давали сто рублей, а вы за все хотите такую сумму. А мне вас Яков Ильич как честного купца рекомендовал! Пойду-ка я на соседнюю улицу, там тоже лавка ювелирная есть, надеюсь, там мне дадут настоящую цену этим камням, которые мне знакомые из Англии привезли.

— Хорошо, хорошо, дам по пятьдесят рублей!

— Сто двадцать или я ухожу!— мамочкина еврейская кровь и страсть к торговле закипела в Мише вновь не на шутку.

— Но сударь, вы только что говорили сто рублей!

— А теперь сто двадцать! Вы же сами видете, что камни необычные и продадите вы их гораздо дороже! А будете спорить, так и сто пятьдесят запрошу! И только золотыми монетами! — закончил Миша и с удовольствием посмотрел на ювелира, который только молча открывал рот и не мог произнести ни слова! Миша сделал вид, что привстает со стула и хочет уйти, но ювелир схватил его за рукав и закричал:

— Согласен, согласен, по сто двадцать беру!— и стал выкладывать монеты на стол, но и здесь он постарался обмануть Мишу, не додав ему десять монет. А когда Миша ему на это заметил, тот даже и не смутился особо — не вышло в этот раз обмануть, другого постарается вокруг пальца обвести!

Проверив все монеты и еще раз все их пересчитав, Миша довольный сложил их в мешочек и вышел на улицу. Был легкий мороз, светило яркое солнце, до гостиницы было недалеко и он решил прогуляться. Верный Никита шел рядом и сбоку, а Минька — чуть сзади. Но вот он что-то заметил и подойдя к Никите, шепнул тому что-то на ухо. Никита приблизился и тихо произнес:

-Тут малец заметил, что от лавки ювелирной за нами два каких-то бугая идут, вон, потихоньку посмотрите, они у витрины стоят. Видно, ювелиру своих денег жалко стало, отобрать приказал!

Ага, и правда, стоят два из ларца, одинаковых с лица, женские шляпки рассматривают — уж больно они им любопытны показались. Миша демонстративно подошел поближе и специально громко взвел курок своего револьвера, чуть показав его из-под полы одежды, а Никита вытащил из-за пазухи кастет, отобранный у грабителей и стал его рассматривать да на пальцы прилаживать. Несостоявшиеся грабители молча переглянулись и также молча пошли мимо — все-таки своя жизнь дороже, а хозяйский гнев и пережить можно. Но до гостиницы Миша с Никитой дошли быстрее ветра, Минька аж запыхался, догоняя их.

За свою наблюдательность и сообразительность он был еще раз накормлен и уложен спать вместе с Никитой. Завтра Миша хотел распродать остатки товаров, посмотреть Смоленск и его достопримечательности, и в путь обратный надо собираться. С этими мыслями Миша и заснул, а во сне ему снилось Васино и все его обитатели, и он счастливо улыбался — соскучился он уже по всем, а по Полине— Полетт в особенности.

Глава 54. Продолжение Мишиных приключений в Смоленске.

Как ни устал Миша вчера после всех приключений, но на утро встал рано — как и все тут, около шести часов, когда стало едва рассветать.

А распорядок дня был в это время довольно строгий — рабочее время строго чередовалось с отдыхом. Рабочее время назывался уповод. Первый уповод длился с восхода солнца (после завтрака) до 10-12 часов, т.е. до обеда. Да-да, обед у русских крестьян был именно в это время. Далее шёл дневной отдых — часа два, обязательный для всех! Иностранцы, посещавшие Россию в те века, писали, что после обеда все лавки закрывались на несколько часов на послеобеденный отдых и никто и ничто не могло поднять русских, чтобы продолжить дело. И Лжедмитрий прокололся на этом, ему не простили несоблюдение этой русской традиции — он после обеда работал.

Второй уповод начинался в 12-14 часов и длился до 16-17 часов,когда устраивали паужень и сумеречение — вечерний отдых. Третий уповод длился до захода солнца (в марте это приблизительно до 19 часов). Такое расписание соблюдал и Миша, вполне к нему привыкший.

Миша сразу вспомнил о других моих просьбах — заказать кому-нибудь сланец для изготовления ихтиоловой мази, да отправить письма в Петербург. Поэтому он поскорее собрался, поторопив и Никиту, и они поехали на постоялый двор в надежде застать там Никифора Михайловича. Миша теперь ни на шаг не отпускал своего верного охранника, а Миньку оставил отсыпаться после всех переживаний.

На удачу Михаила Никифор еще не уехал, а разговаривал с каким-то мужчиной— таким же богатырем-бородачом. Он с удивление оглянулся на запыхавшегося молодого человека:

— Ты чего, Михаил, беда случилась какая?

-Да ничего не случилось, просто я забыл еще об одной просьбе нашего лекаря. Говорил он, что на Севере есть какой-то особый камень, горючим сланцем называется, лекарство из него тоже уж больно хорошее получается — сланцевая мазь, которая всякую болезнь (он чуть не сказал — "инфекцию", но вовремя спохватился — об этом еще не знали) из раны вытягивает, так что они быстрее заживают. А раз вы на Север едете, то, может, и про этот сланец можете узнать, а есть он в Эстляндской губернии. Пусть поспрашивают, а потом сообщат, где да как можно купить его. А уж благодарен я буду от всей души! Лекарь у нас толковый, да и просьбы его выполнить выгодно — и в деньгах не обидит, и связи у него хорошие! — Тут Миша имел в виду Цекерта, а отнюдь не Карла Карловича, но уточнять о том не стал.

— Ишь ты, молодец какой, что слово держишь! Так и надо, слово купеческое твердым должно быть, а то кто ему поверит! Поспрашиваю я про твой сланец, уж люди там поди знают, что за чудо такое.

— Но и ты мою просьбу выполни!— продолжил он тише, подойдя к Мише совсем близко.— Продай моему другу иголок, уж сколько есть, уж больно они ему понравились! Я ему дюжину по 60 копеек уступил, но он еще бы взял.— И он подмигнул Мише— мол, имей в виду цену! — Да еще если какой галантерейный товар есть, тоже ему предложи — у него тут лавка, а купец он честный, не обманет! Прямо можешь сейчас и поехать к нему, а мне уже в дорогу пора!— А Никифор не промах, на ходу подметки рвет, не упустил своего — продал Мишин товар дороже и ему об этом намекнул.

— Ну, ладно, друзья мои, я поехал дальше, а вы уж тут друг с другом поладьте. А ты, Нифонт Петрович, Михайлу не забижай, он хоть и молодой, но купец толковый,— и Никифор вышел из избы, как его и не бывало.

— Ох, шустер Никифор, ох и шустер! Сколько его знаю, всегда таким был. Вот вчера приехал, уж как его в гости ни звал, отказал — мол, рано уеду, не хочу беспокоить, а какое беспокойство промежду друзьями,— пробурчал его друг.— Тебя, как я понял, Михаилом зовут, а как по батюшке?

— Иванович, но вы можете прямо по имени звать, я не в обиде буду.

— Ну, хорошо, Михаил, а я Нифонт Петрович, лавку галантерейную здесь держу, если у тебя какой товар еще есть, могу взять, сторгуемся!

— Отчего ж не сторговаться, если цену хорошую дадите! Только у меня товар в гостинице остался, я ведь торопился просьбу передать.

— Ну вот сейчас туда и поедем, а там ко мне в лавку и завернем! Ты ведь и не ел еще? Я тебя там и покормлю, жена моя мастерица пироги печь! Ты-то женат?

— Нет еще, но думаю посвататься, есть женщина хорошая, нравится мне, — засмущался Миша.

-Это дело доброе, у купца семья — якорь, который его держит во всех горестях!— и с этими словами купец вышел на улицу, а Миша с Никитой — за ним.

По дороге Миша с большим интересом оглядывал город, который впечатлял своими крепостными стенами, красивыми соборами, широким Днепром, который сейчас был скован льдом. Он вспоминал все, что когда-то читал или слышал об этом древнем городе. Смоленск был издревле центром торговли, здесь проходил великий водный путь 'из варяг в греки', соединявший Скандинавию с бассейном Черного моря. Преодолев по мелким рекам, озерам и суше водораздел между Западной Двиной и Днепром, торговые люди на берегу реки ремонтировали и смолили суда, приводили в порядок обувь, одежду, сбрую. Отсюда и название города, связанное со словом "смола".

Во всей многовековой истории города не было такого столетия, когда бы смолянам не приходилось браться за оружие. По ее земле проходили и половцы, и тевтонские рыцари, и поляки, и шведы. Но никогда гордые жители не склоняли головы перед захватчиками, отстаивали свой город.

История здесь напоминала о себе то земляным оборонительным валом, то древним храмом, то крепостной башней. Город захватывал правый и левый берега Днепра, соединенные каменным мостом, выше которого имелся и старинный деревянный мост. Главная часть города лежала на левом крутом берегу Днепра, на четырех холмах, разделенных шестью глубокими оврагами, из которых текли три ручья. В этой части Смоленска, богатой садами, находились присутственные места и учебные заведения. Здесь же были и основные лавки и магазины города и гостиница, в которой жили путешественники.

Вскоре они подъехали к месту, но не успели зайти в гостиницу, как услышали шум и грохот около их номера. И что интересно, никого из служителей не было видно ни в коридоре, ни рядом при входе.

Подойдя поближе, он увидели, что в двери их номера долбятся те же молодцы, что вчера хотели напасть на них по приказу ювелира. Но увидев мужчин, они бросились наутек по узкому коридору, в панике не сообразив, что будут пробегать как раз мимо них. Миша в растерянности заступил им дорогу, и это оказалось как раз правильным действием — молодцы налетели на него и упали, а сверху них уже упали Никита и Нифонт, которые кричали:

-Держи их, вяжи их!

Худенького Мишу не на шутку придавили оба молодца, и он еле выбрался из этой кучи — малы. Кое-как придя в себя, он стал искать, чем же связать нападавших, на спинах которых так и сидели купец и Никита. Тут дверь номера открылась и оттуда с опаской выглянул Минька, державший в руках какие-то веревки. Он подошел поближе и стал тараторить, захлебываясь от эмоций:

— Вы только ушли, а тут эти, стали стучать, двери ломать, а никто не шел, я стол еле придвинул, дверь подпер, а они все ругались, что вы вчера обманули их хозяина. Я так боялся, хорошо, что ты, дядька Никита и вы, ваше благородие Михаил Иванович, пришли!

— Ты молодец, не растерялся, а теперь беги вниз к хозяину и кричи громко, зови на помощь, грозись, что мы жаловаться будем градоначальнику. А мы тут посторожим этих молодцев! — Никита пыхтел, связывая руки нападавшим.

Кое-как прислонив их к стене, все стали ждать начальства. Хозяин пришел достаточно быстро, но сделал вид, что он не причем, хотя, наверняка, ему "отстегнули", чтобы он не вмешивался в эту ситуацию. Нападавшие тоже смекнули, что их защищают, стали оправдываться, что ничего плохого не хотели, а просто хозяин отправил их за Михаилом, пригласить того в магазин, хотел предложить ему и свой товар, что они" белые и пушистые" и никого обидеть не хотели.

Но больше здесь Миша оставаться побоялся — напали раз, нападут еще, и теперь не знал, что ему делать. Он коротко рассказал Нифонту о всей этой истории и был очень рад, когда тот предложил всем им перебраться в его дом, где никто их не тронет. Молодцев связанных они так и оставили в коридоре — пусть хозяин с ними разбирается!

Миша был очень рад этому предложению и поражен — пригласить незнакомого человека в свой дом, поверив в его историю — в будущем ни каждый на такое был способен. И он от души поблагодарил своего нового знакомого. Забрав все вещи, и не расчитавшись — не за что было, они тут же сели в возок купца и поехали к нему в дом, который оказался совсем рядом.

Дом был каменный, основательный, внушающий почтение. На первом этаже была лавка, на втором — жила семья купца. Приказчики в лавке здоровались с Нифонтом с уважением, но без подобострастия, видно было, что его уважали и немного побаивались. На Мишу и его компанию посмотрели с интересом, но от дела не отрывались — продолжали обслуживать покупателей, которых, несмотря на раннее время, было много, видно было, что лавка пользуется успехом.

На верху их уже ждали, видимо, хозяйка успела из окна увидеть. Жена Нифонта была такая же крепкая, какая-то уютная, сразу располагающая к себе. Она поклонилась незнакомцам спокойно, без удивления — такие гости тут были, судя по всему, не редки. Рядом с ней за ее широкими юбками пряталась девчушка лет трех-четырех, которая хотела подойти к отцу, но застеснялась незнакомцев. Но Нифонт, поклонившись жене, тотчас подхватил ее на руки и, с едва скрываемой любовью, произнес:

— Знакомься, Михаил Иванович, супруга моя Матрена Степановна, да доченька Василисушка.

— Прекрасная и Премудрая,— улыбнулся Миша. Ему все больше нравился его новый знакомый.

— Еще какая, уже сейчас всех радует. А сынок старшенький, Захарий, в где-то на улице с мальчишками бегает, видел уж нас, сейчас прибежит. Но что мы на голодный желудок разговариваем, зови-ка, жена, всех за стол, позавтракаем, и слугу твоего, и мальчонку тоже накормить надо.

— Никита мне не столько слуга, но и помощник и охраник хороший, я без него никуда. А мальчонка к нам сам пришел, да и еще моим полным тезкой оказался. Как такого выгонишь, вот уже и пригодился — без него эти бы разбойникив номер попали и все мои вещи унесли,— Миша говорил и видел, как довольно улыбается от его слов Никита и расцветает Минька.

— Ну тогда пусть с нами садятся, раз такие молодцы!— и это понравилось Мише больше всего. Правда, он сидел рядом с Нифонтом, который так и не спустил с колен свою дочку, а Никита и Минька сидели на краю стола, но и это было большой честью — никогда ни один дворянин не сел бы за один стол с купцом, а уж про его слугу и неизвестного крестьянского мальчишку и говорить не приходится.

— Нифонт Петрович, вы вот человек знающий, подскажите, как мне на Миньку, Михаила то есть, бумаги какие-никакие выправить. А то получается, что Минька беглый и его следует вернуть в деревню или сдать в Земскую управу, которая отправит его обратно. Сами знаете, "без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек",— Миша как раз кстати вспомнил современную присказку.

— Как ты сказал? Ха-ха-ха! Надо запомнить!— и Нифонт от всей души рассмеялся.— А про документы что-нибудь придумаем, не переживай. Есть у меня связи в Земской управе, завтра похлопочем, но уж без "барашка в бумажке" тут не обойдешься.

— Это-то понятно, не обижу. Ты сам-то как, не против с нами поехать, или в деревню вернешься? — Миша, улыбаясь, смотрел на мальчишку. Но его испуганный вид сразу дал ответ на его вопрос.

— Не бросайте меня, ваше благородие, я все, что скажите, делать буду. Я и грамоту немного знаю, и писать умею, нас священник учил. Только не отправляйте меня в деревню, дядька меня там совсем забьет за то, что сбежал,— голос Миньки дрожал и прерывался.

— Ладно, ладно, успокойся, никто тебя не гонит!— спокойно сказал Миша и стал пить чай с очень вкусными пирогами, которые сами так и просились в рот.

Позавтракав, Миша поблагодарил за угощение и решил подарить всем подарки. Он, поклонившись, начал:

— Спасибо, Вам, Нифонт Петрович и Матрена Васильевна за хлеб-соль. Вот, хочу подарить от всего сердца за доброту вашу,— и он, как фокусник из шляпы, стал доставать из своего сундучка валенки для мужчины, шаль для его жены, для сына — сказку "Репка" с кубиками, а первый пробный лист кукол с одеждой, как раз там купец и купчиха были, он протянул девчушке.

Василиса раскрыла рот от удивления и закричала:

— Тятенька, маменька, это же вы!— и вправду, куклы, нарисованные Машей, чем-то походили на его новых знакомых, а точнее, отражали типичные образы купцов.

— Вот так подарки! Вот так чудо! И за что это нам?

— Как за что? Вы, меня не зная, в свой дом привели, всех за стол посадили, накормили, приют дали. У меня еще товара много, будете смотреть?— и Миша хитро улыбнулся.

— Ну, спасибо, ежели так. А товар, конечно, обязательно посмотрю, вижу, что хорош он у тебя. Только пойдем ко мне в светелку, там все и разложим,— и он утянул Мишу за собой.

Миша, решив, что от добра добра не ищут, стал доставать постепенно все свои припасы. В первую очередь ушли иголки, которые купец прямо выхватил из рук, сторговались по 60 копеек за штуку, забрал последние три дюжины. Купил он и платки, за каждый отдав по 30 рублей, и Миша пожалел, что их было только три — цену он дал достойную. А увидев пайетки, бисер, мелкие камешки, аж руки у купчины задрожали — такой товар поштучно продавался да еще и найти его надо было. Миша не стал жадничать и отдал всю эту кучу за сто пятьдесят рублей — как за камни.

Нифонт стал ловко считать на счетах, перекидывая костяшки со скоростью пулемета и насчитал всего 240 рублей серебром. Добавив до ровного счета еще 10 рублей на Мишину торговую удачу, он ловко сосчитал монеты, и сложив их в мешочек, отдал Мише. Нифонт ловко убрал весь товар и очень довольный, подмигнул Мише. Миша тоже улыбался — все распродал даже лучше, чем ожидал и теперь можно ехать домой!

— Но только ты не говори, что за товар мне продал, и в другой раз только со мной дело имей! — попросил купец.

Ох и хитер Нифонт, не хочет конкурентов поощрять, сам таким редким товаром торговать будет! Но Мише это на руку — цену он дал хорошую, человек добрый и толковый — почему бы и не продолжить знакомство. Ему Миша тоже отдал свою карточку, которая того также заинтересовала. Попросил он и себе таких сделать.

Остались только сказки и рецепты с песнями. Тут Нифонт уже решил не жадничать, а уступить их своему другу — владельцу книжной лавки, за которым он и послал своего сына, уже прибежавшего с улицы и успевшего схватить пирожок. Вообще казалось, что у Нифонта весь город в друзьях.

Позже, когда пришел владелец книжной лавки, Нифонт похвастался визиткой Миши и тому пришлось взять и для него заказ на их изготовление, записав адрес и фамилию купца. Вот и еще одна хорошая идея на будущее — такого тоже ни у кого нет.

Книги, игры, рецепты и песни знакомый Нифонта забрал, не торгуясь, сразу отсчитав запрошенные Мишей четыреста рублей. Он еще и боялся, что дорого запросил, но тот и глазом не моргнул — видимо, знал, что в прибытке останется. А увидев у Василисы бумажных кукол, тут же загорелся и прямо умолял, что если такой товар еще будет, он весь заберет!

Миша рассказал и ему о ювелире и о том, как он хотел его обсчитать, да своих бугаев на него натравил на улице и в гостинице. Купцы переглянулись, а Нифонт сказал:

— Знали мы про то, что Лев Ильич нечист на руку, но чтобы на своего брата-купца молодцов напустить, да в комнату к нему лезть, такого никогда не было. Расскажем мы о его делах всем знакомым, никто с ним и дел больше иметь не захочет!

После был плотный обед, а потом, увидев, что Миша клюёт носом, Никифор со смехом отправил его в спальню, где его уже ожидали Никита и Минька, уютно устроившиеся на одном матрасе. Миша с удовольствием растянулся на кровати, предварительно убрав всю свою выручку и решив после все пересчитать и записать. Но своей первой торговой поездкой, несмотря на все приключения, он остался доволен.

После "сончаса" Миша проснулся бодрый и активный. Он решил уже завтра ехать с утра пораньше домой — авось с документами для Миньки что-нибудь и придумается. Вообще-то дело было трудным, мальчишка был крепостной казённый крестьянин и освободить его могло только государство или Император в его лице.

Миша, как купец, не мог иметь крепостных, пока фактически получалось, что он укрывает беглого крестьянина. Но, глядя на мирно спящего Миньку, он понимал, что уже не может выгнать мальчишку, что он обязан для него что-нибудь сделать, иначе случится что-то плохое. Поэтому молодой человек решил во что бы то ни стало выправить на него хоть какие-нибудь документы.

В принципе, паспорта, их в это время называли "адресными билетами" , нужны были только взрослым крестьянам, отправляющимся на заработки. Выдачей этих удостоверений личности занимались специальные 'Конторы адресов' при полицейских участках. Крестьяне, не покидавшие свое место жительство, никаких документов могли и не иметь.

При рождении их записывали в метрические книги, которые велись духовными лицами в церквях. Далее вносилась записи об изменении семейного положения, рождении детей и дата смерти. Крепостные, принадлежащие барину, записывались в "Ревизских сказках", в которых указывались имя, отчество и фамилия (если она имелась) владельца двора, его возраст, имена и отчества членов его семьи, их возраст и отношение к главе семьи. Вот и все записи, подтверждавшие наличие человека в этом мире.

Но как бы то ни было, решать вопрос с документами для Миньки надо было. Для этого оставалось ждать чиновника, который должен был подойти по просьбе Нкифора.

Но пока Миша решил убрать все свои деньги. Жилет получился тяжелый, золотые монеты в карманах немного позвякивали, но если одеть сверху одежду, звука почти не было слышно. Миша оставил немного денег на продукты на дорогу — в этот раз он решил ехать как можно больше без остановок и потратить на обратный путь всего два дня — и так он задержался и чувствовал, как за него волнуются. Проснувшегося Никиту он отправил в лавку за провизией и на почтовую станцию — отправить письма, которыне ему передала Наталья Алексеевна. Это были письма в журнал, в котором она уже публиковалась. В первом были рассказы Барыни " Сны о будущем", а во втором— песни и рецепты от самой Натальи Алексеевны. Она и просила в письме оплатить эти сочинения отдельно, чтобы потом передать полученный гонорар Барыне, объяснив, что рассказы сочинила ее знакомая, которая хочет оставаться инкогнито и подписала рассказы псевдонимом— Жюли Верн. Сам Миша с позволения хозяина решил посмотреть на его торговлю в магазигине — поучиться у знающего человека.

Сначала приказчики посматривали на него с любопытством, но потом привыкли и уже не обращали внимания. Мише понравилось, что они не лебезили перед покупателями, но все объясняли спокойно и достойно. Торговля шла бойко, но у Миши были идеи, как ее улучшить и он решил рассказать о них Нифонту.

Так, он предложил ему сделать простейшие манекены мужчины и женщины, одеть их в наряды, разложить рядом другие ткани, поставить столики, на которые выставить посуду, создав таким образом атмосферу домашнего чаепития и оформить все это в углу лавки или при входе, огородив для этого особый уголок. Современные большие стеклянные витрины пока были не возможны — окна были небольшими, они сильно замерзали, да и электричества, ярко освещавшего их, еще не было.

Рассказал он и о системе скидок и бонусов, а также распродажах, которые были так популярны в будущем. Он объяснил, что таким образом привлекаются новые покупатели и увеличиваются доходы, значительно перекрывающие те суммы, на которые были скидки. Нифонт в начале несколько иронично прислушивался к его идеям — мол, что ты, молодой, можешь подсказать мне интересного — потом слушал уже очень внимательно и заинтересовано.

Чуть позже подошел чиновник из Земской управы и подтвердил самые худшие предположения Миши — официально оформить Миньку не представлялось возможности.

-Но, — сказал чиновник, которого звали Федором Федоровичем, — есть один способ, только он больших денег требует!

— Постойте, я и сам кажется понимаю, что вы имеете в виду! Но подтвердите мои мысли! А за деньгами дело не станет, не гнать же его на улицу такого полезного!— и Миша с усмешкой посмотрел на сникшего Миньку.

— Единственный вариант— ехать вам в деревню Миньки и договариваться со старостой и общиной, с крестьянами. Только должны вы выплатить сразу за Миньку налог вперёд за несколько лет и пообещать выплачивать налог впредь. Если не будете жадничать и заинтересуете общину — они отпустят парня на заработки, тем более никому он там особо не интересен. А им ежегодно будет приходить хорошая сумма, которую община выплатит государству. Потом просить волостных чиновников, чтобы те выдали Миньке паспорт и разрешили выехать на работы в другой уезд на заработки, тут тоже придется чиновникам 'барашка' дать, чтобы парню паспорт справили.

— Федор Федорович, помогите мне, а я уж в долгу не останусь, давайте завтра с утра и поедем в деревню вместе с вами, я вам и возок найму!— теперь просящий голос был у Миши.

Он подошел к чиновнику поближе и осторожно сунул ему в карман две десятирублевых золотых монет, шепнув, что это пока аванс. Чиновник пощупал их, убедился в ценности и, кивнув головой, спросил мальчишку:

— Как деревня-то твоя называется, чудо-ты гороховое?

— Королево, ваше благородие. Она у нас совсем маленькая, в два двора, только восемь мужей там и живет. Это близко, всего в трех верстах отсюда.

— Это хорошо, значит легче договориться будет. А староста там есть?

— Да мой дядька там за главного и был.

— Тогда еще лучше. Ну, условимся так — я утром за вами заеду, помогу с общиной договориться, там и паспорт оформим, а вы уж меня не подведите — никому про то не рассказывайте!— На том они и порешили.

Глядя на грустного мальчишки, Миша все-таки смог улыбнуться ему:

— Не горюй, друг Минька, что-нибудь придумаем, но тебя здесь не оставим.

Договорившись, что они тронутся в дорогу рано утром, сложив весь свой сильно уменьшившийся багаж в сундучок, Миша присоединился к семье Нифонта, которые пили чай. После этого, поиграв с ними в лото, которое особенно понравилось сыну купца, выигрывшего партию, Миша откланялся и ушел в свою комнату.

Ему очень понравилась эта семья, спокойная, хлебосольная, доброжелательная. Да и сам купеческий круг ему показался очень симпатичным, хотя там тоже были свои правила и условности, но не такие строгие, как у дворян, более человечные и мягкие. Конечно, он понимал, что не все купцы были такими, как встреченные ему — были и выжиги, которые обсчитывали и обманывали покупателей, унижали своих приказчиков, но в основном купеческое сословие показалось ему гораздо приятнее, чем чиновничье, хотя и были чиновники статусом выше купцов. Нет, Миша чувствовал, что попал в интересную и близкую ему среду и был рад, что так все случилось.

Глава 55. "Усыновление" Миньки и окончание путешествия Миши.

С утра пораньше, собрав все вещи и продукты, среди которых были и пирожки от Матрены Васильевны, одуряюще пахнувшие свежей сдобой, Миша спустился к возку. Сунула купчиха и какую-то одежонку для мальчишки, видимо, от своего сына. Никита сел на облучок, конь мотнул гривой — он тоже хорошо отдохнул и был накормлен вкусным овсом. Минька прижался в уголке повозки и что-то шептал, видимо, молился о положительном решении своего дела.

До Минькиной деревушки долетели в две минуты и чуть ее не пропустили — она была едва видна с дороги. Хорошо, Минька закричал:

— Вот моя деревня, вот она!

Домишки были маленькие, вросшие в землю, ветхие, люди, вышедшие на звук колокольчиков — худыми, плохо одетыми, они щурились на яркий свет и искрящийся снег. Миша сравнивал их с крестьянами, живущими в Васино и Деревенщиках и видел, что эти бедные крестьяне живут гораздо хуже них.

Миша решил разговаривать с крестьянами спокойно, доброжелательно:

— Здравствуйте, люди добрые. Хочу поговорить я с вами. Кто тут у вас староста? Покажись нам!

— Я, Ваше благородие, -с опаской сказал один из мужчин, согнувшийся в поклоне до самой земли.

— А почему так выходит, уважаемый староста, что у тебя в деревне беглые? Почему за своими людьми не следишь?

— Никак нет, все на месте, не извольте гневаться, барин!

— А вот и нет, не все! А это кто?— и он вытолкал вперед Миньку, которого выволок из возка.— Мальчишка говорит, что здесь жил. Мы его в Смоленске подобрали, а ты говоришь, что все здесь!

— Минька, ты ли это! — ахнул мужчина и продолжил еще жалобнее.— Смилуйтесь, Ваше благородие, наш это мальчонка, сбежал на днях. А мы решили, что он замерз по дороге, уж и начальству сообщить хотели!

— Хотели они,— заворчал Миша.— Вот скажите спасибо, приютил я вашего мальчишку, хочу слугой своим сделать.

— Так как же быть, ежели он живой, нам за него подушную подать платить надо, да и в списках он значится, как ему без пачпорта?

— Насчет паспорта это не ваша забота, будет ему документ. А налог за него я внесу. И ежели его в рекруты захотят записать, и кто его заменит, тоже отступные получит. И за дорожные работы тоже заплачу. Лучше скажите, согласны вы его отпустить?

— Согласны-то мы согласны, но ...,— и тут мужчина выразительно посмотрел на Мишу.

— Вы ведь три рубля налога в год платите, верно?

— Верно, барин, в прошлом годе еще два рубли платили, а нонче уже больше.

— Так вот — вот вам налог за Миньку за пять лет вперед, да и еще купите на всех корову да лошадь, муки, продуктов каких,— и Миша подошел к мужчине и дал ему три ассигнации по десять рублей. Крестьянин ахнул, когда увидел такие деньги.

Миша продолжил:

— Значит так, в Смоленске напишут бумагу, что ваша община согласна отпустить мальчишку, да расписку в получении денег в уплату налога, там же и выправим ему документы. Поедешь со мной сейчас в город, там все у чиновников уладим. Ты грамотный? Расписаться сможешь?

-Маленько грамотный, подпись накарябаю.

— Вот и славно, садись на облучок к кучеру, поедем побыстрее!— и Миша зашел в возок, а Минька, которого оставили в покое, тут же снова спрятался в уголок— боялся, что его оставят здесь.

Доехав вновь до Смоленска, они нашли управу и обратились к Федору Федоровичу, который уже ждал их. Чиновник утвердил расписку о получении денег в счет уплаты налога, оформил согласие общины на выбытие мальчика и дал подписать эти документы старосте. Потом он стал старательно оформлять документы на Миньку. Так как Минька покидал деревню надолго, то в паспорте было указано, помимо данных Миньки и описания его внешности, что он может отлучаться от деревни далее 30 вёрст и сроком более чем на полгода. Паспорт решили пока оформить на год, за что Миша уплатил пошлину в шесть рублей ассигнациями.

Как только все было сделано, Федор Федорович передал все бумаги Мише, раскланялся с ним и ощутив оказавшиеся в его кармане еще две монеты, расстался с ними очень довольный.

Довольны были и Миша с мальчиком, а также крестьяне его деревни — за какого-то сироту, никому не нужного мальчишку, они получили большие деньги, которые можно истратить на всех.

Минька, получив от Миши на руки свой драгоценный документ, повалился ему в ноги и все попытался поцеловать руки. Он плакал от счастья и, задыхаясь, шептал:

— Ваше благородие, барин Михаил Иванович! Во век не забуду вашу доброту! Вы не сомневайтесь, самым лучшим слугой вам буду, отработаю все ваши затраты, сделаю все, не пожалеете , что меня взяли!

— Ну, будет, будет,— Миша тоже был взволнован от души, — полно, успокойся! Я и так не жалею, ты вон как нам в гостинице помог! Но пора уже ехать, дорога дальняя, время поджимает!— и с этими словами они уселись в возок и вновь выехали из Смоленска.

На этот раз дорога до ближайшей станции в Курдымово была спокойной, накатанной, погода хорошей, морозец небольшим, и лошадь одолела дорогу в 35 верст очень быстро. Но как бы то ни было, ей требовался отдых — это же не машина, которой нужен только бензин. Да и самим путешественникам требовался и обед, и отдых.

В это время сельцо было небольшим, всего в один двор, в котором проживало двое мужчин и девять женщин. Одна из версий о происхождении названия деревни рассказывает о том времени, когда местные жители занимались углежжением — изготовлением древесного угля. Поэтому над этим местом стоял темный, едкий дым — 'курный дым'. Возможно, так и появилось название 'Курдымово', со временем превратившись в 'Кардымово'.

Станция была тихой, так что Миша со своей компанией смог и перекусить и отдохнуть немного. До Соловьево оставалось еще около двадцать верст, и Миша решил посоветоваться с Никитой — ехать дальше или не рисковать и остаться здесь ночевать. Никита решил осмотреть лошадь и потом решить, стоит ли продолжать дорогу. Через некоторое время он вынес вердикт, что лошадь устала не сильно и вполне способна одолеть оставшуюся дорогу. Так и сделали — всем хотелось добраться домой поскорее.

Никита сильно не гнал свою верную помощницу, но и она сама торопилась скорее добраться до места, так что и остальная дорога была завершена благополучно, хоть и уже поздно вечером. Все так устали, что смогли только раздеться, поужинать наскоро и лечь спать в небольшой комнатке почтовой станции в Соловьево.

Утром им предстояло переправиться через Днепр по льду, так как моста здесь еще не было. Место это было древнее, первые поселения появились ещё во втором тысячелетии до нашей эры. Сама Соловьёва переправа была известна с XV века как Соловьёв перевоз, через который переправлялись войска литовцев, в XVII веке через этот перевоз переправлялись уже поляки. Почти три века в домах соловьевских мужиков хранились и использовались в хозяйстве якоря, оставленные литовцами. Позже они пригодятся в войне 1812 года и будут использованы для строительства мостов, по которым будет переправляться русское войско.

Соловьева переправа располагалась на исторически важном пересечении двух путей развития Руси: сухопутного — 'Старой Смоленской дороги' и водного — великой славянской реки Днепр, в водах которого крестили Русь. В этом святом месте они пересекаются в виде православного креста.

Чтобы попасть на другой берег, летом использовался понтон, на котором помещалось около тридцати человек. В зимнее время понтон не работал, и реку предстояло преодолеть по мосткам. По дороге туда они переезжали реку вместе с другими повозками и ехали в середине "поезда", как тогда называли несколько повозок, едущих друг за другом. Поэтому они как-то и не заметили опасности переправы. А в этот раз они были одни на дороге и поэтому Никита решил не рисковать и попросил Мишу и Миньку выйти из возка, а сам вел лошадь под узцы.

Никита вел лошадь осторожно, строго по мосткам, проложенным по льду, объезжая полыньи и сугробы, которые встречались на пути. За ним с большой опаской шли Миша и Минька. И хотя ширина реки была не очень большой, перетрухнули все знатно, и были очень рады выбраться на твердую землю и снова сесть в возок. Но прежде чем это сделать, Миша подошел к верной лошадке и от души её поблагодарил, пообещав дома накормить самым лучшим овсом.

Оставался последний участок пути — до Васино было еще сорок верст. Следующей остановкой была уже знакомая почтовая станция в Михайловке, до которой было около 25 верст. Тут уже не спешили, решили переночевать. На станции Мишу узнали и приняли как родного, смотритель начал всем рассказывать о нападении разбойников и смелом поступке молодого человека. Присутствующие ахали, а Миша, хоть и краснел, был очень рад такой оценке его поведения.

Присутствующие предложили Мише выпить, и как он не отнекивался, его усадили за стол и чуть ли не насильно заставили выпить несколько бокалов вина. Последнее, что помнил Миша— как он пил с каким-то военным за славных гусар его полка, причем, он уже и не помнил, какого.

Опять пришлось верному Никите, ворча, нести его в возок и укладывать туда спящего. Миша, проснувшийся через несколько часов, чувствовал себя ужасно — голова болела, во рту было горько и противно, руки и ноги дрожали, и он дал себе зарок уже больше никогда не пить спиртного, а тем более с гусаром. Минька подал барину рассолу и выпив его, Мише стало чуть лучше. Не найдя свой верный жилет, он похолодел — неужели все деньги пропали? Но, к его счастью, все тот же Минька подал ему одежду, укоризненно глядя на него:

— Это я ваш жилет припрятал, когда вы с военным пить стали — жарко вам показалось!

Мише стало очень стыдно, и он сказал:

— Зарок даю, больше никогда пить не буду! А теперь давайте поедем быстрее домой!

И они вновь отправились в путь. Теперь уже всем не терпелось окончить эту долгую дорогу, и все с нетерпением подгоняли отдохнувшую лошадку. Она и сама была рада оказаться вновь в родной конюшне и ехала скоро и быстро! Не успели они оглянуться, как показался Дорогобуж! Родной город, родные стены! Но здесь они остановились лишь на небольшой отдых и посещение ювелирной лавки Якова Ильича и рассказ о поведении его знакомого из Смоленска. Ювелир охал и ахал, но по мнению Миши, не был особо удивлен этим рассказом— видимо, такие поступки были не в первой.

Остальное— потом, все потом, скорее, скорее увидеть родные лица!

Все небольшую дорогу до Васино Миша сидел уже как на иголках, нетерпеливо подгоняя и так спешившего коня. Но вот, наконец, родная усадьба и голос Катюшки:

— Барыня, барышня, смотрите, Михаил Иванович приехали!

— Все,— выдохнул радостный Миша, — вот мы и дома!

И он выпрыгнул прямо в радостные объятия Полетт, которая целовала его со слезами на глазах. Рядом Катюша обнимала смущенного Никиту, а Минька крутил головой и с интересом всех рассматривал.

Миша, обнимая Полетт и улыбаясь Маше и Наталье Алексеевне, понял окончательно, что именно здесь навсегда его дом и его близкие. А сейчас он хотел помыться в бане, что-нибудь поесть и лечь спать наконец-то со спокойной душой. Все переживания позади, он ДОМА!

Глава 56. Семейные хлопоты и заботы.

Проснулся Миша в прекрасном настроении — вечером Полина шепнула ему, что с переменой религии вопрос решен. Она очень много разговаривала с отцом Павлом и исповедовалась в Православном храме и прошла Причастие на литургии святых таинств. Перекрещиваться ей не надо было, так что тут все было в порядке — Полина Ивановна стала православной.

— И потом, если вы не передумали, — и тут Полина лукаво посмотрела на Мишу,— мы сможем обвенчаться.

Миша горячо заверил ее, что не передумал, а, наоборот, еще больше стал этого желать, и обнял Полину. Он хотел поцеловать ее, но она, улыбнувшись, отклонилась и ушла, улыбаясь слабой улыбкой.

Повалявшись в мягкой постели, Миша понял, что заснуть уже не удастся и вышел в зал. Чуть позже туда спустились и остальные домачадцы— завтракать. Все с нетерпением ждали рассказа Миши о его приключениях . И он начал:

— А теперь я расскажу о нашей поездке,— и он звучным голосом начал рассказывать о поездке, как об интересном приключении.

А дальше он поведал и о нападении разбойников в Михайловке, и о опасности переправы в Соловьево, и о "бугаях" Ильи Львовича в Смоленске. Рассказал он и о появлении Миньки и эпопеи с его документами.

Слушатели ахали и охали, восторгаясь смелостью Миши и его предприимчивостью. Одна я смотрела на него с улыбкой. Закончив рассказ, он поклонился и получил в ответ заслуженные аплодисменты — как настоящий актер. Но Миша вовсе не удивился, когда, после того, как все слушатели разошлись по делам, он услышал :

— А Вас, Михаил Иванович, я попрошу..

— Остаться?— улыбаясь, спросил Миша.

— Пройти в мой кабинет, -закончила я.

— А теперь расскажите все, о чем Вы утаили,— и тут уже я смотрела на удивившегося Мишу.

— Но откуда вы знаете?

— Вы выглядели так, как мои ученики, когда что-то хотят скрыть. И еще — давайте разберемся с деньгами— я хочу, чтобы вы получили пятьдесят процентов от вырученной суммы. И не возражайте!— сказала я, глядя на Михаила.— И этими деньгами вы можете распоряжаться, как угодно, хоть на устройство своих семейных обстоятельств,— тут я улыбнулась.

— А теперь рассказывайте все подробно и по порядку. И что за история с Мишей? Почему вы решили его забрать?

И Миша еще раз рассказал все, в этот раз не скрывая и свой страх, и радость, и азарт, и огорчение, и почувствовал после этого себя прекрасно и понял, для чего нужны психотерапевты — чтобы было кому рассказать обо всем. А про Миньку он сказал так:

-Понимаете, не мог я его бросить, просто физически не мог. Мне кажется, это мой предок и если бы я его бросил, то и жизнь Миши из будущего изменилась бы кардинально.

— Но вы понимаете, что теперь вы полностью отвечаете за него? Ведь его и учить надо, и ремесло в руки давать. Заберу-ка я его в Деревенщики, вместе с сиротами будет, там тоже вопрос решен. Вместе ему веселее и интереснее будет, а у вас и так забот хватает.

Миша согласился, а потом он тщательно отчитался о каждой продаже и о том, на что потратил деньги. Только после этого он вздохнул свободно. Но от половины выручки он решительно отказался, так как товар покупался на мои деньги, а он лишь его продавал. Решили так— треть денег остается у Миши, треть— у меня, а оставшиеся деньги мы оставляем на общие нужды.

После этого я быстро перенеслась в будущее и связалась с Варварой — нужно было решать вопрос и с ней. Оказалось, что документы на продажу ее квартиры были оформлены, осталось забрать только последние ее вещи и ее саму. Перенос Варвары мы пока отложили на завтра — еще надо было нам приехать в Болдинский монастырь, так что я забрала остатки вещей и кошку с кроликами. А пока Варвара пошла прощаться с соседями, с которыми у нее были хорошие отношения. Всем она говорила, что уезжает со мной в деревню, а поскольку меня часто видели, вопросов никаких не возникло.

На следующее утро мы поехали в Болдинский монастырь, составила нам компанию и Маша. Все произошло, как по нотам — я уединилась в келью помолиться, быстро перенеслась в Москву, посадила Варвару, переодевшуюся в старинную одежду и державшую последнюю корзинку с какой-то мелочью, себе на колени, и мы вместе перенеслись в прошлое.

Варвара перенос перенесла прекрасно — я заранее ее подготовила. Она потихоньку смешалась с толпой монастыря, даже купила себе крестик, какую-то иконку, и увидев Мишу, которого она знала по фотографии, радостно воскликнула:

-Мишенька, ой, извините, Михаил Иванович, как я рада вас видеть!

— Варвара Петровна, тетушка, как вы тут оказались?

— Да вот, приехала помолиться! — и они начали разговор, как старые знакомые и родственники. И опять это не вызвало никакого удивления. Потом они подошли к нам с Машей, и Миша представил Варвару, как свою дальнюю родственницу.

Тут уже и я вступила в ситуацию и предложила Варваре пожить у нас в гостях. Машеньке приятная дама тоже понравилась, и мы все вместе поехали в Васино, где Варвара и осталась на ночлег. Вечером я зашла к ней в комнату и спросила:

— Ну, как Вы тут? Вам нравится?

— Как в кино, все очень интересно и необычно! Очень нравится!— улыбнулась Варвара.

— То ли еще будет, завтра мы едем в Дорогобуж, пришло письмо, что решился вопрос с опекунством сирот-погорельцев. Вот мы и их заберем, и вам вещи купим. А потом ко мне в Деревенщики поедем все вместе.

На завтра мы отправились в Дорогобуж. Отправив Машу, Мишу и Варвару по магазинам, я поехала в Верочке. Алексей Сергеевич подтвердил, что документы по опекунству детей уже составлены, и я могу их уже забрать. Верочка передала мне собранные для детей вещи и деньги. Оказалось, это начало работу наше Женское общество. Также на собранные деньги были наняты женщины, которые шили сумки для подарков гусарам, а также складывали их содержимое, делали необходимые вещи. Дамы готовились к концерты и хвастались друг перед другом своими поделками.

Очень довольные, что проблемы решаются, мы стали ждать детей, которые пришли достаточно быстро. Их действительно было семеро — очень похожих друг на друга и очень дружных, что сразу бросалось в глаза. Они все стояли близко друг другу, держась за руки, а самый маленький мальчик еще и крепко обнял сестру за шею и видно было, что оторвать его можно с большим трудом. Дети глядели настороженно, видно было, что они немного растерялись в обстановке богатого дворянского дома. Главной и старшей среди них была девочка лет 13-14. Но трудно было назвать ее ребенком — так она была физически развита, было видно, что она привыкла к тому, что все дети ее слушаются. К ней я и обратилась:

-Здравствуйте, дети! Меня зовут Наталья Алексеевна. Я владелица имения в Деревенщиках и теперь являюсь вашей опекуншей. Я предлагаю вам всем вместе переехать в мое имение, там уже и дом готовый есть, учиться будете и дела для вас посильные найдутся. Вот Алексей Сергеевич и документы оформил, так что все в порядке. Захотите потом уйти — денег дам, с жильем и работой помогу, никто держать не будет.

Дети переглянулись, а старшая девушка спросила:

— А что мы там делать будем?

— Помощники мне нужны, дел в имении много, рук не хватает. Я ведь вам и деньги за работу платить буду, и делу интересному и полезному научу, не просто так вы там жить будете. И учиться вы там продолжите. И еще Алексей Сергеевич помог мне нанять женщину, которая вам помогать будет. Да вы ее знаете — это соседка ваша, Агриппина Савельевна, которая согласилась поехать с вами ко мне в имение.

— Так тетя Груня тоже будет с нами?— оживились дети.

-Да, она обещала тоже подойти, я ей и деньги буду платить, и вещи вот для вас собрали, и деньги на обстановку. Все ей передам.

Тут действительно подошла женщина возраста, близкого к Варваре. Одета она было скромно, но со вкусом. Насколько я поняла, она— вдова, жила в доме рядом с детьми, помогала им в дни после смерти родителей, даже навещала в приюте, куда они попали.

Вообще я заметила, что все люди, окружающие меня — сироты или вдовы, одинокие и неприкаянные, а вот моя помощь помогала найти им пристанище и близких. Мне бы хотелось, что так было с Варварой и Агриппиной, которые, как я надеялась, подружатся.

Как хорошо, что все хорошо складывается! Через некоторое время и наша компания подошла, довольные, с покупками. Варвара и Агриппина огляделись с симпатией — сразу видно было, что они понравились друг другу и готовы дружить. Поскольку людей было много, мы решили так — отправили пока в Васино Варвару, Мишу и Машу, а для остальных наняли большую карету и возок, в которые сели дети и Агриппина со мной в компании.

Кое-как разместившись, распределив часть вещей детей — остальные заберем потом, мы тронулись в путь. Дети немного грустили и это было понятно— трудно расставаться с родными местами, но я уверила их, что при любой возможности они смогут повидать своих подружек или пригласить их в гости.

Оставив Мишу и Машу в Васино, мы поехали в Деревенщики, где с помощью Варвары и Агриппины постарались устроить детей. Все уже ждали нас— я сказала Лукашику и Алесе, что привезу детей, и они окружили их и сразу повели всех за стол. Дети сначала чинились, но потом освоились и уже с интересом рассматривали мой дом. На ночь мы их определили в еще один флигель, ранее пустовавший, но теперь подготовленный для проживание. Была готова и изба под школу, в которой согласился проводить уроки отец Петр, а помогать ему должны " апостолы". Так я наконец-то исправила свою оплошность с обучением детей, тем более, что учеников прибавилось.

Варвара поселилась в крыле дома, рядом со мной. Ее я представила как свою компаньонку и помощницу. Потом все вместе мы пошли знакомиться с "апостолами". Только мы подошли к крыльцу, нам на встречу выскочил Варфоломей — наш ювелир, самый скромный и тихий из друзей. Но тут его было не узнать. Он кричал, чего никогда не было, и чем-то размахивал:

— Получилось, у меня наконец-то получилось!

Оказалось, у него наконец-то получилось сделать перьевую ручку и чернильницу-непроливайку, а также хорошие чернила. Варвара тут же подошла к нему и стала обсуждать, как можно сделать еще и цветные чернила. Муська крутилась тут же, жалась к своей хозяйке. Так что и здесь был полный контакт.

Кроликов разобрали ребятишки, гладили, угощали. Короче, остаток дня ушел на устройство и знакомство, но вроде все нормально складывалось. А мне пора было возвращаться в будущее, к своим делам. Благодаря новому феномену времени, в будущем я попала в ту же обстановку, из которой ушла, а Барыня вновь вернулась в Васино— немного отдохнуть от суеты 21 века. Пока замен никто не замечал, все текло спокойно.

Глава 57. Информация и размышления.

Кончался март, наступали каникулы, небольшая передышка на работе и дома. Пока шло все неплохо — о нашей с Барыней "двойной жизни" никто не догадывался, мы обе все больше привыкали к новому для нас времени и обстановке.

Мне, пожалуй, было легче, я ставила определенные цели и пыталась их достичь, а вот Барыня была ведомой, и мне иногда было искренне ее жаль — как же трудно ей жить с этими скачками по временам. Но и она понемногу привыкла в этому суматошному ритму и образу жизни. Общение с Сергеем, его друзьями — реконструкторами, работа в Центре Дворянской культуры, выполнение моих поручений не давали ей скучать. Подружилась она и с инной и ее семьей и уже несколько раз побывала у них в гостях.

Если вначале она с большим трудом могла дышать воздухом города с его бензиновой гарью, пылью, острыми запахами, то постепенно, хоть и с трудом, она привыкла к нему. Если раньше тяжело воспринимала мельтешение людей, яркую рекламу, шум и громкие звуки, то теперь ей это даже нравилось, единственное, с чем она не могла примириться — с грубой, нецензурной речью некоторых окружающих.

Но интерес к необычной обстановке пересиливал все эти трудности. Да и возможность останавливать время, возвращаясь к тому, откуда мы уходили, несколько смягчал все эти проблемы.

И еще она подсела на Интернет, которого поначалу страшно боялась — ей казалось, что если она нажмет не на ту кнопку, то весь мир взорвется! Но постепенно страх ушел, а возможность читать, общаться с людьми по всему миру, смотреть интересные фильмы, даже играть — поглотили ее полностью. И она порой не замечала, как часами проводила за компьютером, выискивая интересные сайты и форумы. С деньгами пока проблем не было — продажа вещей из прошлого шла успешно, кроме того, я продолжала переносить и на запас, а еще мы успешно сдали квартиры Миши и Варвары в аренду — одну — моей коллеге, а вторую — знакомым Сергея Михайловича. Так что материально Барыня была обеспечена.

Мне же предстояло еще много работы. Я каждый день, а иногда и несколько раз в день переходила по времени, перенося нужные вещи туда и оттуда. Перенос Варвары подталкивал нас к более активной работе по изготовлению лекарств. Надеялись мы и на купцов, которые должны были привезти нам водоросли и сланец для йода и ихтиоловой мази. Из коры ивы, выпаривая ее отвар, мы решили сделать ацетиловую кислоту, или аспирин, как ее чаще называли — сильнейшее жаропонижающее и обезболивающее средство.

Надо было вспомнить и о анилине, который я принесла в самом начале. Его ведь можно было использовать не только как замечательную основу красок для тканей, чернил, основу духов, но и производное для таких замечательных лекарств, как парацетамол и фенацетин, которые отличаются также жаропонижающим действием.

Мы запланировали и "изобретение" эфира, точнее, практическое его применение в лечение, поскольку сам диэтиловый эфир — самое 'старое' из синтезированных человеком органических лекарственных средств. Первые упоминания о его синтезе приходятся на 1540 г. и связаны с именем Валериуса Кордуса, а в 1818 году знаменитый ученый Майкл Фарадей описал свойства эфира в своей статье, упомянув заодно и его наркотический эффект. Так что мы лишь на немного опережали время.

Сама же история анестезиологии началась с первой публичной демонстрации эфирного наркоза 16 октября 1846 года в Массачусетской многопрофильной больнице города Бостон (США). Именно тогда был проведен первый в мире наркоз эфиром при операции по удалению поднижнечелюстной опухоли у пациента. В ней приняли участие анестезиолог Уильям Мортон и хирург Джон Уоррен. Но они накладывали марлю, пропитанную эфиром, непосредственно на лицо больного, что не всегда было хорошо— трудно было рассчитать дозу, а мы решили сделать маску, на которую капался эфир. Больной начинал считать, а потом засыпал — и врачу было легче контролировать процесс.

Сам же эфир было получить достаточно просто, для этого используется перегонка смеси спирта и серной кислоты при нагревании до 140-150оС. Серную кислоту можно было достаточно свободно приобрести, так как она входила в состав жидкости для аккумуляторов, что я и сделала. Закупила я и большое количество различной лабораторной посуды и реактивов по предварительному списку Варвары, который она мне оставила еще раньше.

Взяла я и мелкие медицинские приборы, которые работали на батарейках — тонометр, глюкометр, небулайзер, купила фондоскоп и различные наборы мелких медицинских инструментов. Для приборов я набрала целые мешки батареек, которые потом надеялась восстановить. Пока я решила их убрать, используя очень редко и не в открытую. Забрала я и остатки медицинских и лекарственных справочников, различных пособий и учебников, которые мне передала знакомая врач.

Но кроме этого, я в очередной раз купила очень много лекарств, в основном обезболивающего и антисептического характера. Все это я быстро перенесла в Васино и спрятала в своем флигеле. Поскольку часть вещей уже была увезена на заимку и в Деревенщики, сундуки немного освободились. Но сейчас Миша потихоньку составлял списки всего этого богатства, а в Деревенщиках этим же занималась Варвара.

Мы хотели часть этих лекарств отдать в Женское общество, чтобы их положили в сшитые уже санитарные сумки. Лекарства мы истолкли в порошки и все подписали. Надеюсь, солдаты, которым предназначались эти сумки, смогут разобраться в применении лекарств. Кроме того, надо было выполнить и обязательство по изготовлению дегтярного мыла против вшей.

Для этого Миша закупил в Дорогобуже, где было развито салотопенное производство, большой котел и жир, на основе которого Варвара и должна была сварить мыло. Я была безумно рада, что судьба свела меня с этой чудесной женщиной, прекрасным специалистом старой советской школы и просто очень доброй и обаятельной женщиной. Я видела, что и она быстро вошла в нашу жизнь, забыла про свои болячки, была энергичной и активной.

Ее знания мы объяснили тем, что ее муж был аптекарем и химиком, но, поскольку он часто болел, она заменяла его и набралась разных знаний. Ведь в её молодости школ для девочек ещё не было, только домашнее обучение, а так понятно-женщина вынужена интересоваться делом мужа, чтобы помочь ему.

В очередную свою поездку в Деревенщики я убедилась, что Агриппина и Варвара подружились, дети хорошо устроились и освоились, познакомились с деревенскими детьми и вместе с ними начали учебу у отца Петра. Минька и старшая девочка — Анфиса, руководили всеми, как самые возрастные. Они быстро подружились, и хоть иногда и пытались выяснить, "кто в доме хозяин", с удовольствием выполняли задания взрослых. "Апостолов" я попросила напечатать сказку "Курочка Ряба" и наделать раличных яиц из глины, украсив их различными способами, к чему привлекли и всех ребятишек. Все это мы хотели продать на Пасху. Варфоломей продолжил работу над созданием письменных наборов из глиняной чернильницы, которую он решил попробовать покрыть глазурью, ручки и набора разных чернил, изобретенных нашим "апостолом" — химиком Фомой, для которых он использовал анилин.

Конечно же, он не мог сделать традиционное стальное перо — наши ремесленные условия просто не позволяли изготовить его на "коленке", но он умудрился сделать их из серебра и золота, которое я ему дала. И пусть они не так сильно пружинили при письме, милые сердцу учителя линии— "волосяная и нажим"— получались хуже, перья были более жесткими, но уже то, что их не надо было поминутно чинить, то, что они писали более ровно и красиво, делало их очень привлекательными.

Маша рисовала кукол и одежду для них, а также иллюстрации к "Золушке" и другим книгам. Она уже хорошо ориентировалась в хозяйстве, стала более активной и самостоятельной.

Агриппина, которая хорошо знала Дорогобуж, подсказала нам кандитатуру приказчика для нашей лавочки, которого звали Антоном. Это был какой-то ее дальний родственник, который служил у купца в помощниках, но давно хотел самостоятельной работы. Он был молодой, но активный и толковый. Мы взяли его пока на месяц испытательного срока, с тем, чтобы Миша за ним присматривал. Хоть и его поездка принесла достаточную выручку, деньги были нужны и на текущие расходы, и на будущее.

В лавку мы отдали такой же товар, какой Миша возил в Смоленск — иголки, игры, книги, разные мелочи. Перед открытием мы написали вывеску, в которой обещали в первые три дня призы и подарки покупателям, что сразу же привлекло к нашей торговле большое внимание и вызвало большой прилив желающих их получить. Дальше мы планировали сделать бонусные и скидочные карты — все по заветам современной торговли.

Пимашки передали Маше прекрасные белые "генеральские" бурки в подарок Мелиссимо и Александру. Только подшита подошва была прочной бычьей кожей, а не резиной. Выглядели они шикарно — не только функционально, но иочень красиво.

Все шло спокойно, все были заняты делом, но лишь я мучилась все это время — меня ждал разговор с Александром. Я понимала, что дело шло к объяснению в симпатии. Я ведь видела, что с каждой нашей встречей, хоть и не столь частой, как нам хотелось, я становлюсь ему все роднее и ближе, а уж про меня и говорить не приходится— я была влюблена, как никогда в жизни. И, конечно, я очень хотела ответить положительно на его чувства. Но одно меня останавливало — я до конца не знала своей судьбы.

Останусь ли я в прошлом, а Барыня — в будущем, или нас вернут на свои места, а это время мы будем вспоминать как интересный сон — никто из нас этого не знал. Одно я знала уже точно— все должно решиться окончательно к июню, к началу войны. Но как об этом сказать, не отталкивая любимого, но и не обещая особо многого— я не знала и это меня очень мучило. Была только одна идея — сказать, что я взяла обет после смерти мужа не выходить замуж определенное время, это было понятно людям этой эпохи и даже поднимала меня в глазах окружающих. Оставалось только разговора и реакции Александра на эти слова. Но к моему облегчению, он прислал записку, в которой писал, что в связи с уходом полка он очень сильно занят и надеется увидеться со мной после прощального вечера. Объяснение пока откладывалось и я вздохнула чуть спокойнее.

Но я заранее подготовила все материалы, котрые не успела передать Цекерту и Мелиссимо— и про полевую кухню, и про военно— полевую медицину, и даже про пулю Минье.

Про пулю я долго думала— стоит ли ее внедрять сейчас, но потом решила— стоит, пусть она появится перед Отечественной войной 1812 года, а не перед Крымской войной 1853— 56 годов, когда русская армия немало страдала от гораздо более метких и дальнобойных винтовок французов и англичан. Гладкоствольные ружья русской армии имели дальность стрельбы до 300 шагов, нарезные же с пулями Минье били на тысячу шагов. Неприятельские английские и французские войска имели возможность поражать русских уже во время подхода к месту боя, нанося поражения даже отдаленным резервам.

Я тщательно записала все материалы, которые нашла, по изготовлению нарезного оружия и пули, используя старую орфографию, которую уже хорошо освоила. Бумагу я также специально состарила и обработала, решив в этот раз выдать все это за изобретение моего отца, который якобы подсмотрел это оружие во время Итальянского похода у кого-то из противников.

Так что даже если мы и расстанемся, пусть эти идеи пригодятся моему " настоящему полковнику" и его сослуживцам. Ведь я прекрасно понимала, что если эти идеи будут идти от меня, никто их и рассматривать не будет. А вот заслуженные военные, любимцы императора— это другое дело!

На этом я успокоилась и стала ждать прощального вечера. Для аукциона я связала шаль из козьей шерсти, конечно, она не выглядела так шикарно, как классические оренбургские платки, но была тоже необычной.

А на вечере я решила не петь новые песни, а вспомнить уже спетые, которые я собрала в один сборник и издала с помощью Петра Степановича. Так что оставалось только готовиться и ждать.

Глава 58. Безумный день или Информация к размышлениям.

То ли близкое расставание с Александром, то ли небольшая простуда от переносов туда и обратно — но настроение у меня было гнетущее. Я сердилась, хотя все складывалось просто отлично.

Но само осознание, что все идеи, которые я предлагала, слишком лёгко находили понимание и молниеносно внедрялись мною самой или нужными людьми, и все происходило легко и просто, не давало мне покоя. Никто не отвергал мои идеи, не критиковал, я не сталкивалась с непониманием или осмеянием окружавших людей. Нужны мне деньги — я их быстро заработала — правда, не своими руками, но тем не менее.

Нужно было своё имение, где можно будет спрятаться людям от войны — тут же появляется деревенька, да ещё с заводиками и по дешёвке. Нужны люди для исполнения задумок— и вот передо мной, как лист перед травой, стоят профессиональные работники, которые сами знают, что делать. Я не преодолевала трудности, мне не противостояли противники идей — а так не бывает! Что-то тут не то! Или это Судьба так мне помогает? Но даже она не в состоянии изменить людей настолько.

Вначале я думала, что буду менять только женский мир. Но уровень прокладок и новых способов раскроя ткани быстро исчерпался и мне надоел. Потом пришли игры, книги, валенки, переносы вещей, которые позволили заработать деньги.

Потом, понимая, что надвигается война с Наполеоном и мои деревни находились в эпицентре этих событий, я приняла решение спасти своих людей и, по возможности, помочь армии. А что может сделать женщина? Помогать раненым или уставшим солдатам. Как? С помощью тех же женщин, так возникло наше Общество. Но и тут все получилось легко и просто.

Но я всё с большим упорством влезала в мужские дела, что опять же никого не смущало. Пусть советы по внедрению пули Минье, полевых кухонь и полевой медицины, способов лечения людей пока остаются в большей степени советами, и воплотят их в жизнь, или нет — большой вопрос, но тем не менее, я пытаюсь их внедрить.

Но даже, если к ним и прислушаются, не очень понятно — где взять столько железа на полевые кухни, как их быстро массово отлить, распределить по армиям? И ведь для перевозки этих кухонь нужны лошади и повозки. Ту же пулю Минье надо отлить, опробовать, запустить в производство. А на это нужно согласие императора, одобрение военачальников. Слишком легко мне всё даётся, а это снижает радости от побед. Я ругала других авторов, у которых герои решали все проблемы по мановению волшебной палочки, а теперь уподобилась одной из них.

Даже с медициной и лекарствами я взяла на себя такой масштаб, который обычной дворянке, да и дворянину, не осилить. Это государственный масштаб, на который требуется огромные финансовые вливания и время. Но и тут с помощью Варвары мы справились быстро и блестяще — стоит лишь рассказать о лекарствах, как все сразу не просто прониклись этими идеями, а тут же исполнили. Но как бы мы не старались, на все три армии мы лекарств не наготовим. А лекарства, положенные в сумки гусарам одного полка — это очень мизерная помощь, да ещё и не понятно, воспользуются ли ей гусары. А ведь общество лекарей очень консервативное и раскачать их на новые способы лечения— очень трудно, чему и Карл Карлович являлся подтверждением. Он так и не проникся ими и довольно скептически отзывался о наших идеях.

Значит что — надо выходить на более высокий уровень и ехать в Петербург, к Императрице. Но время идет, дороги все хуже и хуже, а бросить все дела просто так я не могу. Да и жертвовать комфортом Барыни и надеяться, что она с пониманием отнесется к этой идее и помчится на перекладных в столицу и обратно, чтобы в нужный момент появилась я такая красивая и встретилась с императрицей, показав всем какая я умница, тоже не просто. Да даже если я и появлюсь в столице, не факт, что Императрица вспомнит обо мне и захочет встретиться. Но даже если встреча и состоится, ее авторитет не так высок, чтобы воздействовать на неповоротливую громаду чиновничества и военных. Но с другой стороны — лучше сделать и пожалеть об этом, чем не делать ничего.

И Барыня тоже хороша, уже зная масштаб трагедии от войны 1812 года, понимая, что её близкие, родные и просто знакомые могут погибнуть, ничего не делает для пользы дела, полностью полагаясь на мои усилия. Она только сидит в Интернете и развлекается, да устраивает тематические вечера.

За бурной деятельностью меня и Миши потерялась Маша, её чувства, её мысли, её становление. Но, с другой стороны, утратив мою плотную опеку, она стала взрослее и самостоятельнее, принимала свои решения, часто ездила в деревню, помогая крестьянам. Приняв мои слова, что людей надо оценивать по их качествам, а не по статусу, она много общалась с Полиной и Мишей, училась у них.

Вот и сейчас, я совсем не знала, что она приготовила для аукциона подарков и концерта. Единственное, что я слышала, это то, как она распевалась. Я ей показала несколько песен, подходящих для ее голоса, но что она выбрала — было секретом и для меня.

Мои беспокойные мысли были вызваны еще и этим самым пресловутым концертом и аукционом. Насколько я знала из рассказов Маши, которой писала Анетт, девушки и дамы вначале даже перессорились, кому за кем выступать. Чиновник, приставленный для составления списка выступлений, никак не мог их угомонить — каждой хотелось быть первой. Кое-как примирил их жребий, который провели для этого. Но в основном были песни или игра на фортепиано. Но для этого времени такое естественно— именно музицированием и занимались дамы.

Большинство работ на аукционе тоже традиционные — рисунки, вышивки, салфетки— то, чем занимались барышни этого времени. Многие работы были довольно искусными, особенно мне понравились вышивки. Одну я даже купила, а Маша выбрала симпатичную акварель. Но в основном работы покупали кавалеры в память о своих симпатиях. На вырученные деньги успели купить вещи — одежду, обувь — я точно не знала, так как вовсе не старалась в это влезать. Есть комитет во главе с Барышниковой и Верочкой— вот этим они и занимались, а дамы они инициативные.

С такими эмоциями я и зашла в зал и сразу увидела Барышникову и Верочку, которые приветствовали гостей.

— Bonjour, Madame! heureux de vous voir! La vente aux enchères va bien, avez-vous réussi à acheter quelque chose? (Добрый день, сударыни! Рады вас видеть! С аукционом все в порядке, сумели что-нибудь приобрести?).

— Oui, bien sûr! Nous avons recueilli de l'argent pour acheter de la nourriture et du tissu pour les vêtements des hussards. (Да, конечно! Мы собрали деньги на закупку продуктов и сукна на одежду для гусар.),— это Верочка.

Ну что же, все не так плохо. Уточню дальше:

— Et les sacs de médicaments et de choses ont-ils réussi à faire? (А сумки с лекарствами и вещами успели сделать?).

— Pas autant qu'ils le voulaient, mais 50 pièces ont fonctionné. (Не так много, как хотели, но штук 50 получилось.)-, а это уже Барышникова.

-Super, je suis ravie! Vous vous êtes bien débrouillé! (Замечательно, я очень рада! У вас отлично получилось!) — я была действительно искренне обрадована.

Дамы были также польщены моей искренней оценкой и скромно улыбнулись. Теперь концерт, он будет проходить в самом большом зале, где стоял рояль, а вокруг располагались стулья. Почти все места заняты гусарами, да семействами с маменьками и папеньками, барышни где-то готовятся к выступлению.

Шум, перешептывание, оценивающие взгляды — все как всегда. А вот гусарики многие уже "веселые", подшофе, но ведут себя пока прилично. Александр в стороне, увидел меня, поклонился. Сердце встрепенулось, но надо держать себя в руках, и я успокаиваюсь. Злость и раздражение проходят, я понимаю, что сегодня произойдет окончательное объяснение.

Ну что же, смотрим концерт. Шесть желающих в первом отделении, потом будет перерыв и еще пять выступлений, Маша предпоследняя, потом я, последняя— мы сами так захотели. Приступают. Первая— какая-то родственница или знакомая Барышниковой, видела я ее у нее на приеме. Поет романс Ивана Ивановича Дмитриева и довольно миленько, "гости аплодируют, аплодируют, кончили аплодировать":

Ах! когда б я прежде знала,

Что любовь родит беды́,

Веселясь бы не встречала

Полуночныя звезды!

Не лила б от всех украдкой

Золотого я кольца;

Не была б в надежде сладкой

Видеть милого льстеца!

К удалению удара

В лютой, злой моей судьбе

Я слила б из воска яра

Легки крылышки себе

И на родину вспорхнула

Мила друга моего;

Нежно, нежно бы взглянула

Хоть однажды на него.

А потом бы улетела

Со слезами и тоской;

Подгорюнившись бы села

На дороге я большой;

Возрыдала б, возопила:

'Добры люди! Как мне быть?

Я неверного любила...

Научите не любить'.

И следующая что-то там играет, довольно громко и бравурно, и тоже все хвалят и восторгаются. Так, друг за другом, выступают барышни, микрофона явно многим не хватает, голоса слабые, да еще и смущаются многие, краснеют и бледнеют, смотрят на маменек, ищут поддержку. Но все выглядит достаточно симпатично.

А вот и Машенька, она бледна и строга, смотрит на всех, я поддерживающе улыбаюсь. Она начинает "Романс Настеньки" из кинофильма "О бедном гусаре замолвите слово" композитора Андрея Петрова на стихи Марины Цветаевой, и все потихоньку замолкают:

Вы, чьи широкие шинели

Hапоминали паруса,

Чьи шпоры весело звенели

И голоса, и голоса,

И чьи глаза, как бриллианты,

Hа сердце оставляли след, —

Очаровательные франты,

Очаровательные франты

Прекрасных лет!

Одним ожесточеньем воли

Вы брали сердце и скалу

Цари на каждом бранном поле

И на балу

И на балу

Вам все вершины были малы

И мягок самый черствый хлеб

О, молодые генералы,

О, молодые генералы

Своих судеб

О, как мне кажется могли вы

Рукою полною перстней

И кудри дев ласкать и гривы

Своих коней,

Своих коней

В одной невероятной скачке

Вы проживете век

И ваши кудри, ваши бачки

И ваши кудри, ваши бачки

Засыплет снег...

Молодец, правильно песню выбрала, и голос у нее потрясающий, и слова я правильно изменила. Зал взрывается, гусары кричат "браво" и "бис", Маша же чуть улыбается, и я уверена, что сейчас он вспоминает о Дмитрии.

Ну что же, бравые гусары, а теперь я вас добью, уж простите меня, многоуважаемый Константин Михайлович, но тут без вас никак нельзя. Я собираю всех взглядом, жду тишины, подчиняя всех своим спокойствием, и начинаю:

— Дамы и господа, сегодня я хочу прочитать стихотворение, которое написал мужчина, но обращено оно к нам, милые дамы. Именно мы остаемся ждать наших любимых, которые в очередной раз покидаю нас, потому что долг зовет. Поэтому я хочу прочитать его сегодня, как просьбу, как молитву от мужчины нам, женщинам.

И я начиная тихо, лишь в конце повышая голос:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души...

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: — Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,—

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Мертвая тишина, все затаили дыхание, многие дамы вытирают слезы, гусары наконец-то утихомирились и задумались. Концерт закончен, все встают и уже спокойно расходятся, в ящик для пожертвований падают купюры. Мы с Машей кладем по десять золотых каждая, да еще мы отправили лекарства, которые успели расфасовать из запасов из будущего. Будем надеяться, что пусть не все, но кто-нибудь сможет ими воспользоваться. Проходим мимо Александра, и мы с ним начинаем говорить одновременно:

— Я вас жду сегодня у себя в имении,— это я.

— Позвольте мне быть у вас сегодня, — это он.

Оба улыбаемся, он бледен, да и я, наверное, не лучше. Все-таки этот день был очень трудным.

Ехали назад в тишине, Маша молчала, только я видела, как ее губы шептали слова стихотворения. Я обняла ее, прижимая к себе, и мы обе еле сдерживали слезы. Также молча мы доехали до Васино, где Миша вышел нам на встречу, хотел о чем-то спросить, но видя наше состояние, тоже просто молча поклонился и помог Маше пройти в дом. Я тут же я попросила Никиту отвезти меня в Деревенщики и уже на автомате доехала до своего имения. Без сил я просто упала на диванчик, стоявший в уголке и уже через сон почувствовала, что Алеся укрывает меня каким-то одеялом.

Проснулась я толчком, около меня стоял Александр, который смотрел на меня очень теплым взглядом. Я поправила волосы, платье, чувствовала себя немного напряженно. В комнатах никого не было, стояла полная тишина, только дрова стреляли в печи. Александр молча смотрел на меня, чувствовалось, что он очень хочет что-то сказать, но никак не решается. Я решила его подтолкнуть, подошла к фортепиано и запела песню, которую пела Алла Пугачева " Ты на свете есть" Марка Минкова на стихи Леонида Дербенева:

Ты, теперь я знаю, ты на свете есть,

И каждую минуту,

Я тобой дышу, тобой живу

И во сне, и наяву.

Нет, мне ничего не надо от тебя.

Нет, все, чего хочу я, —

Тенью на твоем мелькнув пути,

Несколько шагов пройти.

Пройти, не поднимая глаз,

Пройти, оставив легкие следы,

Пройти хотя бы раз

По краешку твоей судьбы.

Пусть любовь совсем короткой будет, пусть

И горькою разлука.

Близко от тебя пройти позволь

И запомнить голос твой.

Ты, теперь я знаю, ты на свете есть,

И все о чем прошу я

Солнечным лучем мелькни в окне

вот и все, что нужно мне

Пройти, не поднимая глаз,

Пройти, оставив легкие следы,

Пройти хотя бы раз

По краешку твоей судьбы.

Ты, теперь я знаю, ты на свете есть,

И каждую минуту,

Я тобой дышу, тобой живу

И во сне, и наяву.

Я молчала — за меня все сказала песня. И тут Александр не выдержал, подошел ко мне, накрыл мою руку, приблизил ее к губам и стал жадно целовать, приговаривая: " Так вы любите меня? Я тоже люблю, никогда так не любил, ни одну женщину, даже жену! Она, бедняжка, слишком молода была, а потом в родах умерла, так я задавил себя, весь в службу ушел! А тут тебя встретил и понял — все, пропал подполковник, вот твоя судьба! Ах, Натали, Натали, что ты со мной делаешь!" — Он впервые назвал меня по имени и на "ты".

Речь его становилась все бессвязней, он задыхался от нахлынувших чувств, и я не смогла на них не ответить. Я просто тихо повернула его голову, посмотрела в глаза и молча поцеловала этого отважного мужчину с большим заледеневшим сердцем. Поцелуй наш затянулся, мы оба потерялись в этом доме, и не заметили, как оказались в спальне. Мы задыхались, целовали и обнимали друг друга, я шептала: " Милый, милый, только не торопись, только не спеши" и ласкала этого такого уязвимого и грозного мужчину, которого сейчас полностью подчинила себе.

Барыня впервые через меня и с помощью меня смогла познать всю тайну ответной любви, когда каждый и берет, и отдает в полной мере. И это нам обеим было очень приятно. Я немного стеснялась своей раскрепощенности 21 века, но, наверное, она здесь как раз и нужна была — в этой партии я была запевалой, но и партнер мой откликался мне в такт. Так продолжалось бесконечно долго или очень быстро — не знаю, я совсем закружилась в хороводе чувств и успокоилась еще не скоро. Но и силы мужчины были уже на исходе, и мы уже просто в изнеможении откинулись на простыни.

Мы оба посмотрели друг на друга и в унисон произнесли: " Как долго я этого ждала! — Как мне этого не хватало!" И вновь были объятия, поцелуи, но уже спокойные, ласковые, нежные, душевные. Ночь была длинной, мы ласкали друг друга, я гладила многочисленные шрамы, покрывавшие тело Саши, а потом я тихо заснула на его плече, а он держал меня за руку, как будто боялся потерять обретенное счастье. Так закончился тот большой день и мне ни о чем не хотелось думать и я ни о чем не жалела.

Глава 59. Сюрпризы для полковника.

Утром я потихоньку вылезла из-под руки любимого. Хотя я и взрослая "девочка", но так давно не занималась "этим", как говорили раньше, что у меня все болело. Мне надо было придти в себя и привести тело в порядок, что я и сделала потихоньку за ширмой. Саша крепко спал, разметавшись, и я не стала его беспокоить, оделась в домашнее платье и вышла в столовую. Там я попросила Алесю накрыть стол к чаю, сказав, что ухаживать за гостем буду сама.

Вошла Варвара, потихоньку спросив разрешения. За эти дни она окончательно освоилась и все относились к ней так, как будто знали много лет. Она отлично сошлась с "апостолами" и многому их учила, особенно своего коллегу-Фому. Вот и теперь она обрадовала меня — оказывается, общими усилиями они успели сделать две дюжины кусков дегтярного мыла, использовав жир, оставшийся от овечек, пошедших на плов еще во время приема полка, благо он хорошо сохранился. А деготь у нас был от мази "а-ля Вишневского". Но Варвара обещала сделать и еще мыла, было бы из чего, технологию они отработали. Значит, надо закупать еще жира, ведь мы планировали еще и мази на лекарственных травах сделать.

Приготовили мы лекарства и бинты, да еще и смогли упаковать их в бумагу, пропитанную воском, из старых запасов наших бортников. Они с моей легкой руки тоже получили родовую фамилию — Пчелкины, которая очень им понравилась и замечательно отражала характер этой дружной и трудолюбивой семьи.

И еще прекрасный сюрприз ожидал меня — оказывается, Миша передал мне простейшую печь-буржуйку, которую заказал сделать еще в Смоленске из прочного железа, которое там нашлось. Замечательно, будет еще один подарок для полка — только назовем мы печь "гусаркой", никаких буржуев! Александру вместе с печкой передам и чертежи— надеюсь, их полковые кузнецы разберутся с этим изобретением. Написал он и еще об одном сюрпризе — полевой кухне, которая ждет нас в Васино. Ай да Миша, какой же он молодец, сколько успел сделать!

Итак, в углу комнаты стала набираться большая куча вещей в подарок для Александра и его полка — продукты, лекарства, печка, мыло, теплые вещи для солдат и офицеров из запасов будущего, а самое главное— красивые белые бурки, сделанные Пимашками, но не с резиновой подошвой, а подшитые прочной бычьей кожей, что пожалуй, делало их не хуже, а чем-то лучше. И я стояла и размышляла, как же это все увести — ведь Александр приехал только на своей верной лошадке, точнее, коне, надо будет возок вместе с ним отправлять.

Пока я думала над этой проблемой, Александр вышел уже одетый в столовую и улыбаясь, смотрел на меня:

— Я так давно крепко и спокойно ни спал! Как в детстве побывал!

Он, видимо, ждал, что я буду настаивать на объяснениях, но вот как раз этого я делать и не собиралась. Не дождавшись, он продолжил:

— Я сообщил о тебе матушке, она хочет с тобой познакомиться и ждет в нашем поместье под Москвой. Я написал ей письмо и был бы рад, если бы ты смогла его передать,— таким образом полковник хотел познакомить двух самых любимых своих женщин.

И опять вопросительный взгляд и ожидание уточнений, в качестве кого он меня представил, но я только спокойно проговорила:

— К твоей матушке я с удовольствием заеду, тем более в ближайшее время собиралась в столицу по делам нашего Женского общества. Буду рада с ней познакомиться.

И я спокойно пригласила его к столу, где мы и позавтракали в молчании. Далее я продолжила собирать вещи, складывая все в кучу. Тут уж полковник не выдержал:

— Ты чем-то озабочена?— он ждал опять каких-то вопросов или претензий и был удивлен, услышав мои спокойные слова:

— Да вот думаю, как ты повезешь все это "богатство", которое я собрала для тебя. Смотри — в первую очередь я хочу передать тебе эти бумаги,— и я подошла поближе, держа их в руках.

Саша хотел меня обнять, но я мягко отодвинулась и спокойно продолжила:

— Тут три пакета — один для Егора Фомича, в нем советы по военной медицине, организации помощи раненым. Ему же вот эти сумки с лекарствами и бинтами, здесь все подписано и указано. Вот это специальное мыло хорошо действует на волосяных насекомых, убивая их (слово "вошь" дворянке не пристало говорить), а это рецепт по его изготовлению. Было бы замечательно, если бы он получил привилегию по его изготовлению на себя и передал эти рекомендации от своего имени Якову Васильевичу Виллие. Я знаю, что Егор Фомич с ним списывался, здесь в письме еще дополнительные советы.

— Далее — этот пакет для Алексея Петровича с рисунками полевой кухни, на которой можно готовить на ходу и с картами Смоленской и Московской губерний, другими картами, возможно, они пригодятся. Михаил Иванович, управляющий моей крестницы, написал, что наши мастера смогли сделать простейший образец такой кухни и она ждет нас в Васино. Для полка же — вот эта полевая печка, которая очень удобна в палатках и походах, и рисунки по ее изготовлению. Эти придумки — от моего дедушки, ты же знаешь, он в отставке занимался многими интересными изобретениями для военных. Пусть Алексей Петрович оформит их на себя и через Императора, который к нему благоволит, попробует протолкнуть эти изобретения в войска.

— И последний пакет -это для тебя, здесь подробные документы по новым пулям. Оформляй привилегию на свое имя, сделай это сразу, как только появится такая возможность, а до этого попробуйте с механиками сделать хотя бы несколько десятков новых пуль, вот тебе образцы, — закончила я, глядя на удивленного Александра и протянула ему коробки с пулями Нейслера для гладкоствольного оружия и пулями Минье для нарезного.

— Подожди, какие пули, какие раненые, какая кухня, о чем ты? Я ничего не понимаю!— воскликнул он.

-Эти пули сделал мой отец по образцу, привезенному им из походов,— и я выдала удивленному военному подготовленную мной легенду. Понятно, называла я их не по действительным авторам их изобретения, надеюсь, они меня простят, а просто новыми пулями. Я сказала, что отец писал, что они позволяют увеличить дальность и точность стрельбы для гладкоствольного оружия в полтора-два раза, а нарезное дают возможность заряжать так же быстро как гладкоствольное, при том что дальность полета у таких пуль в четыре раза больше, чем у обычных круглых, выпущенных из гладкого ствола, да и точность попадания выше в два-три раза. Я сама в этом ничего не понимала, просто повторила то, что он подробно написал в бумагах.

Все это пули, пулелейки к ним и документы по подробному их изготовлению мне передала Барыня, а нашел все Сергей Михайлович из запасов реконструкторов.

— А теперь, если хочешь, можно сейчас опробовать их, я же вижу, что они тебя заинтересовали,— с улыбкой продолжила я, глядя, как полковник, как истинный мужчина, с интересом вертит вещи в руках. — А пока обуй вот эти бурки, хоть и неуставная это обувь, но очень теплая.

Александр был глубоко озадачен — он ждал каких-то объяснений, возможно, требований, но никак не такого разговора. Гусар-монахов не бывает в природе, у него были мимолетные связи, обычно кончавшиеся откупом-подарком для женщины или бурным объяснением с ней, но он был в очередной раз сбит с толку этой необычной женщиной. Она не только ничего не требовала, но, наоборот, дарила не задумываясь, причем вещи очень ценные, которые могли принести большие доходы.

И ошарашенный, ничего не понимающий полковник на автомате обул бурки, сразу отметив их теплую, мягкую и удобную форму, и чуть ли не за руку был выведен мною на двор, где Демид уже приготовил стол для оружия и мишени для стрельбы. Там уже лежало и обычное оружие — гладкоствольный мушкет, и "винтовальная фузея", как их здесь сейчас называют, купленные Мишей в Смоленске. Кроме того, я попросила достать его собственные пистолеты, которые были при нём, как у каждого офицера.

Военный есть военный, и как бы ни был озадачен Саша, он тут же заинтересовался этим испытанием, и встав против мишени, открыл огонь из мушкета. Сначала он стрелял обычными круглыми пулями, которыми можно поразить цель не дальше, чем за двести шагов. Привлеченные выстрелами, из дома вышли мои дворовые, во главе с дедом Лукашом, который с большим интересом наблюдал за этим действием.

Стрелял Саша надо сказать, довольно быстро и метко, чувствовался большой опыт. Хоть и считали почему-то в будущем, что основное оружие гусар — холодное, легко кавалерийская сабля, но и огнестрелом они владели прекрасно. Ведь недаром гусаров сравнивали с десантными войсками по способу их действия — быстро налететь на врага, быстро их пострелять и порубить, и также быстро постараться уйти от преследования. Но как бы Саша ни старался, но всё же часть пуль попала в стороне от центра мишени. Даже я прекрасно видела это, а уж он и тем более.

Затем Демид по приказу Александра перенёс мишень в полтора раза дальше, на триста шагов, и подполковник начал стрелять пулями Нейслера, которые, как он прочитал в описании, представлявляли собой короткий цилиндр, закруглённый спереди, с конической выемкой позади, на дне которой был закруглённый бугорок. При выстреле пороховые газы распирали эту выемку и пуля плотно прилегала к стволу, что увеличивало её скорость, дальность и пробивную силу. Заинтересованный таким необычным действием, рассмотрев пулю во всех подробностях, полковник выстрелил и убедился, что все так и есть— дощатый щит мишени пули пробивали насквозь, причём практически все попали в центр. Удивлённый этим результатом, Саша после осмотра мишени велел отнести её ещё на сто шагов, и когда Демид сделал это, снова начал стрелять. Судя по увиденному, результат оказался не намного хуже.

После этого Саша, отставив мушкет, взялся за "винтовальную фузею", и сделав пару выстрелов обычными пулями, зарядил её пулей Минье, представлявшей собой остроконечную продолговатую пулю с парой косых нарезов углом назад, с конической выемкой внутри, в которую входил железный стаканчик.

Тут он открыл огонь по мишени, отнесённой Демидом на восемьсот шагов, и результат оказался просто отличным! Пуля Минье поражала мишень не хуже, чем до этого пуля Нейслера на дистанции абсолютно запредельной для обычных гладкоствольных ружей и круглых пуль, и даже дальше, чем старыми пулями из нарезного ствола. Заряжалось оружие намного быстрее, чем обычными пулями старого образца, которые надо было заколачивать в нарезы ствола шомполом и молотком.

Как сообщил мне подполковник после испытаний, хорошо обученный солдат делал из мушкета пять-шесть выстрелов в минуту, а из нарезного оружия за тот же срок всего один выстрел. Кроме того, по словам Саши, при прежнем способе заряжания нарезные стволы выдерживали не больше двухсот выстрелов, забиваясь свинцом и окалиной, да и нарезы ударами шомпола сбивались. А ведь нарезное оружие было дороже гладкоствольного! Здесь же новая пуля, которая калибром была немного меньше, свободно проваливалась в ствол, словно он был гладким. При выстреле стаканчик входил глубже в выемку и расширял пулю, которая входила в нарезы ствола и вылетала закручиваясь, что и придавало ей дальность и меткость. Опять же, я видела, как военный, шевеля губами, читает это описание, а потом проверяет— так ли это!

Саша ещё пострелял пулями Нейслера из своих пистолетов— а результат тоже оказался превосходным, сто шагов против прежних пятидесяти, был вне себя от восторга. Глядя на него, я понимала, что у мужчин, конечно, свои игрушки, только большие и железные. А ещё вспомнилось услышанное в будущем выражение, что военные — те же дети, только с большими.. .пистолетами, а не с тем, о чем вы подумали!

Когда Александр закончил стрелять и отдал мушкет и фузею Демиду, оставив себе запас неиспользованных пуль, он подошёл, глядя на меня с огромным удивлением и восторгом! Он был поражен! Если эти пули хотя бы частично внедрить в армии, польза будет огромная! Чувствовалось, что только воспитание и наличие дворовых мешает графу крепко обнять и поцеловать меня на глазах у всех в благодарность за такие прекрасные подарки. Ноближ оближ, ничего не поделаешь!

Взволнованный, он зашел в дом и только тут не совладал с волнением и стал осыпать меня поцелуями, в которых были и любовь, и благодарность, и преклонение передо мною. Я не смогла не ответить, и мы опять готовы были потерять головы! Но как бы нам обоим ни хотелось продолжить, Саше надо было возвращаться в полк — и так быстрый его отъезд и отсутствие ночью могли бросить тень на мою репутацию.

Поэтому я решила так — Демид приготовил возок, в котором кое-как поместилась я и все припасы, а Александр должен был вместе со мной прибыть в Васино, чтобы забрать полевую кухню, заранее подготовленную Мишей. Таким образом, получалось, что он ездил не ко мне, а за подарками для полка, и моя репутация " святой вдовицы", как язвительно называли меня сплетницы-соседки, не была испорчена.

Оглядываясь на своего любимого, который ехал впереди, я видела, как он был поражен и огорошен — еще бы, такие сюрпризы! Прибыв в Васино, мы еще издалека почувствовали запах гречневой каши с тушёнкой, от которой пробивались слюни. Посередине двора стояла полевая кухня, а вокруг нее — наши крестьяне, а Миша и Никита раздавали кашу в одноразовые тарелки, правда, бумажные — пластик мы не стали нести в будущее. А уж ложка у каждого была своя.

Саша также получил чистую ложку и огромную порцию каши, которую съел с большим апетитом, а потом с удивлением расматривал эту чудесную кухню на колесах — как просто, но как гениально! Это будет действительно прекрасный подарок не только для его гусар, но и для всех военных, а сделать такую кухню по готовым рисункам будет уже просто!

Потрясающе! Что за женщина! Какие у нее придумки — Саша подозревал, что хоть и ссылалась я на своего деда и отца, но, по всей видимости, и сама к ним руку тоже приложила! Зайдя в дом, он не выдержал и обратился ко мне:

— Послушай, Натали, нам надо объясниться!— начал он. — Это слишком большие подарки! Сейчас я не могу собой располагать, но ...— и тут он почувствовал, что моя мягкая ручка прикрыла ему рот.

— Молчи, ничего не говори, я только рада буду, если эти придумки пригодятся вам в будущем. И ты помни, я всегда буду тебя ждать, чтобы не случилось. Вот еще — тут все слова песен, которые я пела, пусть они напоминают об этих метельных днях в наших смоленских местах,— и я протянула Саше тоненькую книжечку со стихами.— И иконка из Болдинского монастыря, пусть она тебя хранит,— и, я одев Саше цепочку с иконкой Божьей Матери, поцеловала в лоб, перекрестила и почти бегом выскочила из комнаты — меня душили слезы. Успокоившись за дверью, глубоко вздохнула, заталкивая слезы назад в горло, и дала распоряжение всем готовиться к отъезду.

— Все готово, можно ехать, дорогой граф. И еще раз помните, вас ждут и любят,— и я протянула руку Александру. Он попробовал притянуть меня к себе, обнять и поцеловать, но я мягко выскользнула из его рук, так как чувствовала, что еще мгновение и у меня из глаз польются слезы, а мне очень не хотелось провожать любимого так.

Набросив платок, я вышла на крыльцо, где уже ждал возок с Демидом, кухня с Мишей и Никитой и оседланный конь Александра.

Саша вышел сосредоточенный, молчаливый, быстро вскочил на коня и вихрем выехал из ворот поместья. Только в самой конце аллеи, так же как и во время приема, он резко поднял коня на дыбы, замерев в классической позе, а затем опять так же резко поскакал дальше и скрылся из глаз, так что возок с кухней остались далеко позади.

А я почувствовала, как земля уходит у меня из под ног, в глазах темнеет, голова закружилась, и я впервые в жизни упала в обморок. Хорошо, что в это время Маша вышла на крыльцо, разыскивая меня, и не растерявшись, позвала слуг. Дальше меня унесли в дом, раздели, положили на кровать, но мне становилось все хуже, я вся горела— у меня случилась, как тогда говорили, нервная горячка.

Глава 60. Встреча с Создателем или Наконец-то все определилось.

Я горела, бредила, мне казалось, что я умирала, и это было совсем не больно, а как бы — любопытно, что ли. Я почему-то чувствовала, что это последнее испытание и скоро все решится так или иначе, и для этого стоило потерпеть. За телом Барыни с моей душой ухаживала Маша, ей помогала срочно приехавшая из Деревенщиков Варвара.

Чуть позже к ним присоединился и Миша, который с триумфом вернулся из Дорогобужа. Еще на крыльце дома он с воодушевлением начал рассказывать женщинам о торжественном въезде полевой кухни и восторженном ее приеме. Оценили и "гусарку", которую продемонстрировали в одной из палаток военных. Ну а бурки у генерала вызвали не только интерес, но и восторг после того, как он в них походил по морозу. Правда, хотя в них можно было сидеть в седле, но управлять качественно лошадью было достаточно трудно. Но зато ходить по земле было просто замечательно.

Конечно, это были только первые капли их практического применения, на все три армии нужен целый поток таких изделий. Но, как говорят китайцы, "путь в тысячи ли начинается с первого шага", так что будем надеяться на успех наших изобретений.

Узнав о моей болезни, а я для него стала не только хозяйкой, а близким человеком, он также активно включился в помощь по лечению, вспоминая все знания из будущего.

Барыня в моем теле также болела и горела в московской квартире. Ее лечила перепуганная Инна — умница Танюша, узнав, что в школе меня нет, вызвонила маму, а та, открыв своим ключом дверь, нашла бедняжку почти без сознания и сразу вызвала "Скорую".Врачи осмотрели женщину и определили сильную простуду. Они сбили температуру и предложили увести ее в больницу, но Барыня решительно отказалась, и подруга решила сама ухаживать за больной, насколько сможет. Пришедшая из поликлиники по вызову терапевт прописала массу назначений, которые Инна с Танюшей тщательно выполняли.

Приехал и Сергей Михайлович, который как раз в это время решил позвонить своей такой интересной знакомой. Он страшно обеспокоился и понял вдруг, что эта необычная женщина стала ему по настоящему близкой. А уж Барыню его прикосновения заставляли таять от любви и ласки.

Короче, тела наши были под тщательной заботой. Но вот головы у нас в прямом смысле пухли — в ней смешались все мои знания и знания Барыни, я говорила по-французски, а она по-английски, я уточняла этикет и знания о прошлом, а она еще раз овладевала всеми премудростями компьютерной грамоты и реалиями жизни в будущем.

Я шептала: "Только Саше не говорите", а она тихо звала Сережу. Так продолжалось ровно три дня. Мы обе были в горячке, и окружающие уже серьезно за нас переживали. Продолжая ухаживать за нами, все ждали кризиса.

И вот на третий день мы обе перенеслись в какой-то большой белый зал. Я видела Барыню, а она — меня, мы смогли наконец-то обняться, и я промолвила тихо:

— Прости меня, подруга, я была эгоистка, совсем о тебе не думала.

— Но ты же делала это не для себя, а для других, это я тебе ничем не помогала. И еще, хоть я и была невольно третьей лишней той ночью, но мне понравилось! Возможно, и я на такое скоро решусь! — и она лукаво посмотрела на меня.

— Ты определилась ? Где ты остаешься?— волновалась я.

— Неужели ты не поняла? Конечно, в будущем, тут так интересно, хоть и трудно! Но ведь этот обмен того стоил? Правда?— прошептала она.

И получила такой же мой тихий ответ:

— Да! Стоил! Твое место там, а мое здесь, как не смешно это звучит!

Тут перед нами появился Творец, почему-то мы обе одновременно назвали его так. Я ожидала увидеть традиционного старца с седыми волосами и бородой и мудрыми, все понимающими глазами — а увидела молодого человека, одетого в простой белый костюм по типу современного врачебного.

И вообще он сильно напоминал хорошего профессионального врача — в меру циничного, привыкшего в горю и радостям людей, очень хорошо их понимающего. Вот и теперь он смотрел на нас и лицо его не было спокойным, а все время изменялось и поддергивалось рябью, как плохо настроенный старый телевизор. Мужчина с иронией посмотрел на нас:

— Интересные дела, они все за меня уже решили! Кто сказал, что будет так, как вы хотите? Признаться, вначале мне было забавно за вами наблюдать, но слишком уж активно вы стали действовать, особенно вы, мадам "Учителка"!— и он посмотрел в мою сторону.

— А что вы скажете, если я верну все на свои места и сотру даже память об этих событиях?

Я оглянулась на Барыню и та знаком показала, что во всем полагается на меня.

— Скажу, что это было бы очень несправедливо. Обмен изначально был вашей задумкой, это так, но каждая из нас на своем месте и в меру своих сил и понимания старались сделать жизнь окружающих лучше. Да и возвращать нас к мужчинам, которые любят совсем других женщин, было бы неправильно! И потом, истинный Создатель даровал свободу воли!

— Неправильно, несправедливо! Что вы в этом понимаете!— проворчал мужчина, но было видно, что мои слова его задели.

— Ладно, буду справедливым и правильным,— и взмахнув рукой, он превратился в традиционного седобородого старца, этакую смесь Льва Толстого и индийских мудрецов одновременно.

— Итак, объясните, зачем вы хотите поменяться местами? Что, мало дел у каждой в своем времени?

— Зачем?— задумалась я,— Изначально было желание помогать простым людям, улучшать их жизнь, спасать в войне, благо вы даровали возможность не только душе переходить из тела в тело, но и переносить вещи, за что огромное спасибо. Потом и возможность внедрить и новые лекарства и вещи подключилась, да и сердечная привязанность тоже!

— Понятно, помогать, лечить, изобретать! Прекрасными намерениями сама знаешь куда дорога устлана. Слишком много на себя взяла, да и в мужские дела ты зря полезла, сама уже поняла.

Я понурилась — о таком и я думала. Старец посматривал лукаво, и видно, что он доволен моим смущением.

— Ну, а ты, Барыня, тебе — то чего не хватало? Жила спокойно, хранила бы крестницу, выдала бы замуж, деток бы ее воспитывала, чем не жизнь!

— Мне интересен этот мир и люди, их похожесть и отличие от нашего времени. Да и у меня было желание не только познакомить их со своим миром, во всем его объеме и противоречии, а не только " с хрустом французской булки", как здесь говорят, но и улучшить его.

— А нужно ли это им? Они со своим временем не могут разобраться, а ты им о давно прошедших делах толкуешь!— вновь иронично воскликнул творец, заставив и Барыню поникнуть головой. Слезы разочарования показались и у нее в глазах.

Мы уже ждали, что ничего не получится, и были безмерно удивлены, когда услышали:

— Ладно, не расстраивайтесь так, троллил я вас, как сейчас говорят. Вы еще ничего, хоть искренние, чистые, действительно для других стараетесь, не то что некоторые другие, которые в цари да в князья попали,— и он усмехнулся, увидев наше удивление.— Что, сами знаете, не одни вы у меня такие " экспериментальные" подопытные, я давно так развлекаюсь. Понравились вы мне, выполню я ваше желание, поменяю местами и временами. Но вижу, еще что-то спросить хотите?

И я начала:

— У меня два вопроса. Первый и главный — то прошлое, в котором я буду теперь жить, я могу изменять? Это будет другая история? Она никак не скажется на моем старом мире?

— Хм, интересно, обычно люди не с этого начинают. Будущее уже свершилось и его не изменишь. Ты можешь делать в прошлом все, что захочешь, в разумных, конечно, пределах. Это будет немного другая история с теми же людьми. Ответил? Тогда давай второй вопрос.

— Второй скорее не вопрос, а просьба. Только пообещайте, что выполните.

— Подумаю. Если просьба разумная, выполню.

— Меня поджимает время, надо многое успеть сделать, а мне надо еще ехать в Петербург на встречу с Императрицей, а это большая и очень долгая и трудная дорога. Как бы сделать её более быстрой?

— Неужели вы обе еще не поняли— время изменяемо, оно может ускоряться или замедляться, когда сильно этого захотим. Так что пробуй, переносись из места на место, как хочешь.

Мужчина посмотрел на нас уже сочувственно:

— И последний мой дар вам обеим — еще 40 дней будете переноситься в будущее и назад без проблем. Вот за это время все свои дела и должны успеть сделать. А потом, уж не обессудьте, обратной дороги не будет. Но поскольку вы мне понравились — дарю еще одну возможность — через сны общаться со своим двойником и помогать друг другу.

И на этих словах я очнулась и почувствовала себя полностью здоровой и знала, что в далекой Москве будущего точно также очнулась и выздоровела Барыня.

Честно говоря, некоторое недоумение после разговора с Создателем у меня не проходило.

Во— первых, получается, что перенос— всего лишь его шутка, развлечение? А может, это своеобразное испытание и истинных целей нам просто не было озвучено, что мы должны были сделать— испытать себя в новых обстоятельствах жизни, найти любовь, помочь другим или все сразу? Ведь именно в этом выборе и состоит дарованная Создателем свобода воли.

Во— вторых— не очень ясно, почему выбраны именно мы— только ли по совпадению двойников или это более глубинный выбор и в чем его цель? Или— действительно— не мы первые и не мы последние и это своеобразная лоторея?

И в третьих— я поняла, что неопределенность положения заставляла меня делать очень много, но иногда без точной цели, разбросано.

Точнее, целей было несколько и они порой взаимно исключали друг друга. Первоначально моей идеей было спасение близких людей в войне, я мыслила на бытовом уровне, зарабатывая деньги и статус в этом обществе. Тут я могла спасти только своих и соседских крестьян, знакомцев из дворян, заранее предупредив их покинуть Дорогобуж, сирот и ещё какое-то население Дорогобужа и Смоленска, возможно, полк гусар, вооружив его медицинскими новшествами и утеплив их, ну ещё раненых солдат, которые отступая на Москву, могли затеряться в лесах Смоленщины.

Но, конечно, этого мне стало мало и я решила выйти на более высокий уровень — оказав помощь Императрице, я хотела подтолкнуть ее к созданию Женского патриотического общества, через первые попытки его организации у нас в уезде и губернии, расширить эту идею по всей России, что и произошло и в реальной истории. Елизавета Алексеевна всё это делала, с задержкой на месяцев пять, только после войны.

Вот я и решила поторопить императрицу с созданием Женского патриотического общества и расширить эту помощь: заранее закупать одеяла для раненых и тёплую одежду и обувь для войска, т.к. умирали от холода больше, чем от ран; заготавливать провиант и продумать его своевременную доставку отступающей армии, в том числе примениви полевые кухни и печки-гусарки; закупать лошадей, телеги для подвод для раненых, готовить упряжки для манёвренности подвоза провианта и вооружения; продумать пути и места эвакуации для раненых, чтобы их из Смоленска, Дорогобужа, Вятки, Бородино везли не в Москву, которую займёт неприятель, а в Тверь, Калугу и ещё куда-нибудь -это снизит боевые потери.

Но тут меня захватила светская жизнь и любовь и я немного упустила время. Но с другой стороны— прошло только чуть меньше пяти месяцев со времени наших переносов, а так много сделано. И немного успокоенная и ободренная окончательным решением своей судьбы, я начала сборы в Петербург и Москву. Чувствовала я себя как приговоренный, который наконец-то узнал решение судьи по своему делу, да еще и оправдательному и такому долгожданному.

Итак, у нас было сорок дней в запасе— я прикинула, как раз до июня, начала войны. И значит, надо продолжать действовать. Я почувствовала облегчение, радость от решения своей судьбы— ведь я была ответственна не только за себя, но и за своих "коллег" попаданцев— Мишу и Варвару, жизнь которых так тесно была связана теперь с моей. Так что разговор и решение Создателя меня очень обрадовали и подтолкнули к дальнейшим активным действиям.

Глава 61. Были сборы недолги.

И я начала собираться в поездку в Москву и Петербург. Раз мне было обещано мгновенное перемещение, я решила сделать это как можно быстрее, взяв с собой своих "коллег— попаданцев"-Мишу и Варвару.

Без компаньонки даме-дворянке нельзя, вот она и будет ею, да и по лекарственным вопросам меня сможет проконсультировать. Да и так отсутствие горничной у дворянки вызовет подозрение, а переносить Дашу или Катюшку никак нельзя — они-то не в курсе моих перемещений, так что обойдемся так. Хорошо, что мгновенное перемещение дало мне возможность перенести все наши сумки и сундуки со сменными вещами и наряды для меня и моих спутников и с авоськи с подарками. У Миши тоже много дел— он заодно и купцов Московских проведает, и в Питере узнает, как там наши заказы с водорослями и сланцем для лекарств. Да и наши товары другим купцам продемонстрировать можно.

Итак— о чем я буду говорить с Императрицей (а я очень надеюсь на эту встречу)— конечно же, о создании Женского патриотического общества, которое соберёт достаточное количество денег для помощи армии: закупка теплой одежды, одеял, перевязочного материала, лекарств, провианта и пр. Трат предстоит много, нужно успеть собрать деньги и начать закупать всё необходимое. Я хочу расказать о уже созданном обществе у нас в Дорогобуже и сделанных им делах— и коллег похвалю, и покажу, что это не пустые разговоры, а уже реальные дела.

Кроме того, через Женское патриотическое общество надо уже сейчас готовить повозки, в которых бы были одеяла и другие теплые вещи для раненых. Раз уж я залезла с внедрением полевой кухни и печек— гусарок, надо шире внедрять их изготовление. Кроме того, нужно больше шанцевого инструмента лопат, пил, топоров для подготовок флешей и различных укрытий. Этим можно озадачить мастеровых Тулы и других городов. Надо и продумать пути и места эвакуации для раненых, чтобы их из Смоленска, Дорогобужа, Вятки, Бородино везли не в Москву, которую займёт неприятель, а в Тверь, Калугу и ещё куда-нибудь (это снизит боевые потери). И эти места надо заранее подготовить и о них должны знать все военноначальники.

Кроме того, надо шире распространять гигиенические требования— заставлять пить только кипяченную воду и мыть руки, чего добился уже в гусарском полку Цекерт. Он был очень удивлен, что даже такие минимальные ограничения позволили снизить заболеваемость в полку.

В первую очередь надо еще раз попытаться протолкнуть идеи военно— полевой медицины из будущего, положив в основу идеи главного хирурга наполеоновской армии Доминика Жана Ларрея, о которых я уже говорила и с Цекертом, и с Мелисинно, а в столице, надеюсь поговорить об этих вопросах с Яковом Васильевичем Виллие. Эх, только выслушает ли меня этот уважаемый человек— провинциальную капитаншу, не медика и не мужчину! Ну почему я не попала в мужское тело, я бы даже писать стоя научилась бы ! ( шутка!) Но надеюсь и его заинтересовать, передав ему письмо от Цекерта с предложениями от меня в обработке Цекерта.

Виллие и сам много сделал в этом вопросе, именно он придумал и внедрил госпитальную систему, которая во время Отечественной войны 1812 года не имела аналогов в мире. Первую помощь раненым оказывали в перевязочных пунктах, которые располагались в укрытиях по периметру поля боя. Затем санитары, в роли которых обычно выступали ополченцы, доставляли тех, кто не мог идти сам, в три развозных госпиталя (один в центре, два — на флангах). Здесь проводились срочные операции и определялась дальнейшая судьба пациентов — их распределяли по подвижным госпиталям, которые размещались в 10-15 километрах от места сражения. Кроме того, в крупных населенных пунктах имелись стационары. То есть фактически эта система являлась предвестницей современной полевой медицины.

Но я считала, что надо было сделать санитаров более обученными, дать им простейшие перевязочные материалы и лекарства, лежавшие в тех самых брезентовых сумках, которые висели на боку сандружинниц и сестер времен Великой Отечественной войны и которые мы вручили нашим гусарам. А положить туда уже можно было и мазь Вишневского, и перевязочные материалы в упаковках, и йод и ихтиоловку и еще много чего. Кроме того, Виллие я хотела передать и рецепты эфира, лекарств на основе анилина и мазей с лекарственными растениями— опять буду на дедушку ссылаться по этим идеям. У нас пока нет мази Вишневского, йода и ихтиолки в таких количествах, чтобы снабдить всю армию. Да и йод и ихтиолку Варвара пока не смогла воспроизвести в своей лаборатории. Да и мы еще не смогли воспроизвести эфир, а также лекарства на основе анилина и всё это протестировать. Но хотя бы заинтересовать лекарей этими идеями надо, у них возможностей больше и народа тоже. Но опять все зависит от того, насколько благосклонно отнесется Виллие ко мне и моим идеям.

Есть у меня задумки и о детях и медицине— раз мы с ней "познакомились" как раз на этой почве. Я хотела бы поговорить о более широком привлечение женщин в образование и медицину— абсолютно мужские сейчас и почти абсолютно женские области жизни в будущем. Но с этими идеями надо идти к вдовствующей императрице Марии Фёдоровне, т.к. образование находилось в её ведомстве. Возможно, я смогу через Елизавету передать ей письмо, хотя знаю, что они находятся в очень натянутых отношениях. Но очень надеюсь, что мои слова, что эти идеи касаются лечения детей, смогут подтолкнуть Императрицу к этому.

Сейчас существует только одно образовательное учреждение, полностью "заточенное" под женщин — знаменитый Смольный институт благородных девиц, открытый еще в 1764 году по инициативе Екатерины Великой. Но выпускницы института или продолжали в нем работать классными дамами, или становились фрейлинами двора. Лишь единицы выбирали работу гувернанток в богатых дворянских семьях. Но этого очень мало, надо расширять сеть учреждений для обучения девушек, причем не только из дворянской среды, но и купеческой и мещанско-чиновничьей тоже.

Да, я знала, что в 1802 году император Александр I учредил Министерство народного просвещения. Его основными принципами были бессословность, за исключением крепостных, и бесплатность начального образования, а также преемственность учебных программ.

В 1804 году при церковных приходах стали открывать начальные школы, куда ходили в основном крестьянские дети. Такие школы были и у нас с Машей в Васино и Деревенщиках. С 1803 года главные народные училища стали преобразовывать в гимназии, но первая женская гимназия открылась только в 1858 году, в Петербурге.

В гимназиях делали упор на классическое образование — в приоритете были гуманитарные науки. А мне бы хотелось, чтобы гимназии, в том числе и женские, открылись бы уже сейчас, и в их программу надо бы добавить практическую направленность обучения, в том числе и врачебную направленность.

Но это все— дела послевоенные. А сейчас, пока у нас есть в запасе время, хотя его и ни так уж много, надо заняться именно подготовкой к войне.

Ох, сколько мыслей и идей, но выслушают ли их! Но — будем надеяться на лучшее!

Итак — что же я беру с собой— во— первых, письменные наборы с перьевой ручкой и чернильницами — у Варфоломея получилось сделать два варианта— очень изящных— мужской и женский, это на подарки.

Игры, книги, наборы бумажных кукол, валенки, бурки, мази, вещи для продажи из будущего заберет Миша, деньги нужны. Он же свяжется с купцами с целью установления дальнейших контактов и предупреждения их бедствиях войны. Приготовлены уже и клише визиток для продажи, только печатай сам или у специалистов.

Давно точет меня идея найти Алексея Ивановича Мусина-Пушкина и предупредить его о пожаре Москвы— пусть он спрячет получше рукопись "Слова о Полку Игореве", а то нам известны только два полных воспроизведения текста 'Слова'. Первое издание 1800 года, подготовленное графом, в котором Мусин-Пушкин разобрал манускрипт, ввел разделение слов, заглавные буквы и пр. Благодаря его кропотливой работе удивительный памятник древнерусской литературы дошел до наших дней и понятен нам. И вторая — снятая для императрицы в 1795 копия, известная как 'Екатерининская копия'. Она была издана академиком Пекарским в 1864 году. Но было бы отлично сохранить для исследователей именно подлинник.

И вторая идея — напомнить Императору еще раз о Петре Марковиче Полторацком и его бульонных кубиках и все-таки ввести их в войска. Идея-то отличная, и очень жаль, что в реальности она не осуществилась.

Ну и была у меня маленькая мечта— увидеть хотя бы мельком лицеиста Сашу Пушкина, он как раз в это время уже там учится. Конечно, у него вся жизнь впереди и вряд ли подросток воспримет мои предупреждения в стиле немки Шарлотты Кирхгоф, которая напророчила ему и двойное изгнание, и признание своего народа, заметив попутно, что жизнь поэта может продлиться и долго, но только на 37 году жизни он может погибнуть от мужчины-блондина или белой лошади. Я пророчить ничего не буду, а вот посмотреть на него мне очень хотелось.

Ну, и конечно, встреча с мамой Александра в ее имении. Ох, как же она отнесется ко мне? Свекровь — это всегда проблема! Мама моего мужа из будущего жила в Питере, виделись мы с ней буквально считанные разы, но и то я чувствовала, что не очень ей нравлюсь. А тут— какая-та вдовушка — капитанша заморочила голову Его Сиятельству, графу, да еще и на что-то надеется! Чувствую, будет мне нелегко! Но и для нее у меня и подарки есть, и идеи. В подарок— в первую очередь большая вязанная пуховая шаль— красивая, теплая и легкая и набор с перьевой ручкой и чернильницей с разноцветными чернилами.

А идея— во-первых, предупреждение о войне, о пожаре Москвы. А во— вторых— подсказки по приготовлению мазей и мыла. Имение у мамы Александра большое, богатое, думаю, найдется возможность изготовить такие вещи не только для себя, но и для продажи. Можно ведь мыло сделать с добавками трав и лекарственных растений, которые я также хочу взять с собой.

Ох, что-то много всего набирается, унесем ли? Надеюсь, справимся! Итак, скоро "в полет!"

Глава 62. "Переходы, перегрузки, долгий путь домой...."

Перелет совершился, как по нотам. Сначала я перенеслась в Москву будущего, купила там в подарок Императрице и другим дамам красивые кашемировые палантины — они были очень модными в то время.

Приготовила еще остальные подарки, взятые из прошлого— игры, книги-сказки и раскраски, куклы с одеждой— все это для маленькой Элизы. Для дам— наборы с перьевой ручкой и красивые наборы из серебра с жемчугом, которые в наше время стоили сущие копейки, а смотрелись очень шикарно. Купила, пользуясь моментом такой набор и Маше, и Полине в подарок на свадьбу, а также набор для своей "свекрови" и ее дочери, моей золовки.

Надо Мише потом подсказать, чтобы и он приобрел что-нибудь для Полины, пока есть возможность. Надо и Барыню озадачить— пусть также наберет нам на продажу таких наборов, да и себя любимую порадует— денег у нас в будущем очень много, можно набрать всего на продажу и на запас.

Кроме того, я попросила ее закупить запас различных приправ, особенно корицы, гвоздики, черного перца, горчицы в семенах и порошковой. Все это сейчас также было дешевым, а в прошлом ценилось на вес золота.

Поскольку я могла перемещаться только в знакомые места, я решила сделать так -перенестись самой сначала в будущее в Москву, потом поехать в Питер на поезде, найти места, куда бы я могла перенестись без опаски, а потом перенести туда сначала Варвару, а за ней — Мишу.

Как и в прошлый раз, для переноса я хотела выбрать какую-нибудь церковь или монастырь. Я остановилась на Александро-Невской лавре, которая была открыта для посетителей и в прошлом, и в настоящем. Решила выбрать укромную келью, уда перенестись сначала самой, оглядеться, а затем перенести по быстрому Варвару и Мишу с минимумом вещей. Была идея перенестись на территорию Лазаревского кладбища, одного из самых старых в городе, но оно было тогда небольшим и никаких и откуда там толп посетителей, чтобы затеряться на нем, пока не было. Это же не современный музей под открытым небом и не туристский центр, и не центр города, как сейчас, а окраина города.

Я представила картину, как между могилками на Лазаревском кладбище в Александро-Невской лавре вдруг появляется дама с мужчиной на руках, затем она исчезает и появляется уже со старушкой на руках, а потом с сундуками. А потом эти пришельцы тащат эти сундуки, петляя между склепами и могильными плитами, на площадь Александра Невского, чтобы поймать извозчика. И как мы будем объяснять извозчику и монахам откуда они взялись на кладбище с сундуками? И представив все это, я засмеялась и поняла, что сначала надо все разведать, а потом только делать.

Остановиться мы решили в знаменитом Демутовом трактире, тесно связанном позже с именем Пушкина. Но в это время это достаточно популярная гостиница на 50 номеров, находящаяся в самом центре города, на Мойке в доме ? 40. Но во времена Пушкина адрес Демутова трактира был иным, он располагался на участке между набережной Мойки и Большой Конюшенной улицы. Причём на Мойку выходил каменный дом в 2 этажа, а на Большую Конюшенную — трёхэтажный. На дворовой территории между ними располагались продольные флигели с номерами.

Сейчас это здание находится в частном владении, принадлежит компании "Петербургские отели", я даже зашла туда, чтобы уточнить, могли ли в прошлом там останавливаться женщины без сопровождения мужчин. К сожалению, молодые менеджеры не смогли мне ответить и даже были удивлены, когда я коротко начала рассказывать славную историю этого здания— многие этого не знали.

А ведь в 'Демутовом трактире' часто и подолгу гостил Александр Сергеевич Пушкин. Первый раз он очутился здесь в 1811 году, вместе со своим дядей — Василием Львовичем Пушкиным, перед поступлением в Лицей. Впоследствии, Пушкин возвращался в 'Демутов трактир' не раз и не два: летом 1827 года поэт снял здесь крохотный номер, где работал над 'Евгением Онегиным', 'Графом Нулиным' и 'Сценой из Фауста'. Осенью 1828 года Пушкин вернулся в 'Демутов трактир' еще раз, чтобы закончить поэму 'Полтава'.

Среди других знаменитых гостей 'Демутова трактира' — знаменитый русский генерал, герой Кавказской войны, Алексей Ермолов, публицисты Павел Чаадаев и Александр Герцен. В трактире долгое время жили Тютчев и Грибоедов. В 1859 году в нем останавливался Отто фон Бисмарк — 'железный' рейхсканцлер Германской империи, а тогда — простой дипломат, прибывший в Петербург с посольской миссией. Как и многие петербургские дома, 'трактир' многократно перестраивался.

Но надо возвращаться к нашим заботам. Если я не смогу с Варварой остановиться здесь, на всякий случай были присмотрены адреса нескольких доходных домов и гостиниц, в которых останавливались приезжие. Самую большую надежду мы возлагали на дом ? 16 по Невскому проспекту, где находился самый дорогой, престижный и шикарный отель Петербурга — 'Лондон' или как называл его первоначально хозяин гостиницы немец Георг Гейденрейх — 'Трактир город Лондон'. К сожалению, здание сейчас не сохранилось, я могла только посмотреть на его место расположение в будущем. Также была надежда на одну из первых больших гостиниц в Санкт-Петербурге — "Большая гостиница Париж", открытая в 1804 году на Малой Морской улице, 23/8. Этот дом сохранился и я смогла полюбоваться на него. Насколько я выяснила из истории, в них могли останавливаться и женщины без сопровождения мужчин.

Точно также решено сделать и в Москве— остановиться в гостинице или доходном доме. Но тут дело шло труднее— мало сохранилось зданий начала 19 века, переживших все катаклизмы времени. Пришлось пока обойтись только адресами, по которым располагались доходные дома и гостиницы. Так, в начале 19 века у Покровских, Никитских, Сретенских, Пречистинских ворот возводятся 11 парных гостиниц по два этажа. До наших дней сохранилось только одно из этих зданий, расположенное на Покровке, в 17 доме, так называемая "Гостиница Стасова", названная так, поскольку ее проектировал архитектор Стасов. Сейчас это было обычное двухэтажное здание, на первом этаже которого располагался гастроном.

Но в крайнем случае, будем ориентироваться на местности. Да, насколько удобнее сейчас заказывать гостиницу через "Букинг" или подобные сайты и не размышлять, поселят ли одинокую даму в гостинице или нет.

А дальше нам предстояло еще и путешествие в имение мамы Александра Николаевича и знакомство с ней и сестрой Александра, которое пугало меня до дрожи в коленях. Я даже хотела отказаться от поездки, но слово, данное моему любимому, что я передам письма от него и осознание, что обо мне уже знают и надо каким-то образом все равно решать эту проблему, останавливало меня.

Но и еще мне предстояло написать письмо для Императрицы, чтобы напомнить о себе и напроситься на прием. Это тоже было непросто— ну не писала я письма таким высокопоставленным людям и даже не знала, с чего начать. Мне не хотелось, чтобы я выглядела очередной попрошайкой, намекающей на то, что Елизавете обязана мне жизнью дочери, но и бедной родственницей тоже быть не хотелось.

Вот и думала я над этой проблемой все эти дни, никак оно мне не давалось, ведь для составления писем в то время существовали строгие правила. Регламентировали не только обращения к адресату, подпись, стиль, но и количество обращений в письме, поля на странице, отступление после обращения и т.д. Пришлось переписать массу вариантов, пока получилось нечто, более или менее удовлятворяющее этикету того времени и одобренное Барыней и Мишей, к чьим консультациям я также прибегла. Итак, вот что я написала:

"Всемилостивейшая Государыня Елизавета Алексеевна! Подательница сего письма пишет от имени дам Дорогобужского уезда Смоленской губернии, которые желают быть полезными Отечеству. Дамы нижайше просят позволения и помощи Её Императорского Величества в организации женского благотворительного общества. Нами создано Женское патриотическое общество, которое своей целью имеет помощь нашим славным воинам. Для этого был проведен благотворительный концерт и аукцион, на котором были представлены работы дам нашего уезда. На собранные деньги была закуплена теплая одежда, перевязочный материал, лекарства, провиант для славных гусаров 8 Лубенского полка, стоявших в нашем городе.

Кроме того, Благотворительное общество имеет целью призрения сирот, которые в это тяжёлое время остались без родительского тепла. Для этого общество хочет организовать в уезде образовательное учреждение для девочек небогатых родителей купеческого и мещанского сословия. Дамы уезда будут очень признательны, если Её Императорское Величество одобрит и благословит сие богоугодное дело и позволит женскому благотворительному обществу именоваться именем Её Императорского Высочества Великой княжны Елизаветы Александровны.

В заключении письма желаю здравия Её Величеству и Их Высочеству и долгого царствования на благо Отечества Её Величеству Императрице Елизавете Алексеевне.

Всемилостивейшая Государыня, Вашего Императорского Величества, верноподданная Наталия Д. , за которую молится Елизавета."

Письмо я послала сразу, как я первая перенеслась в столицу, надеюсь, Императрица им заинтересуется, тем более что и на конверте я написала наш пароль: "От Наталии, за которую молится Елизавета." Надеюсь, меня вспомнят и назначат ауедиенцию в ближайшие дни.

Глава 63. "Просто было на бумаге, да забыли про овраги..."

Так красиво я все спланировала, но как говорят, "просто было на бумаге..." Консультация Барыни и данные Интернета дали моим планам прыжком оказаться на месте полный облом.

Я узнала, что для путешествия нужна была подорожная — документ, удостоверяющий личность путешественника, в котором отражались цель и маршрут его поездки. Его получали у начальства в губернии или уезде. Без подорожной не только не давали лошадей на почтовой станции, но и выехать за черту города было проблематично. Стоящие на заставах ("рогатках") караульные офицеры поднимали шлагбаум только после проверки документов и внесения данных о въезжающих/отъезжающих в специальные списки. А сведения о прибытии и отъезде лиц дворянского сословия публиковались в газете.

Поэтому появиться в Москве или Петербурге при помощи переноса мы не могли! Нам для легальности надо проехать ВСЕ почтовые станции и отметиться во всех книгах! Нам даже выехать за пределы губернии со своими людьми без огласки НЕЛЬЗЯ! Это называется-"УПС!" Так что придется нам классическим способом трястись по ухабам всех дорог. Увы!

А чтобы подстраховаться, я быстро перенеслась в будущее и опять взяла больничный на время всей моей поездки — ведь Барыня не могла заменить меня на работе, а заставлять ее трястись в карете вместо себя было как-то "не камильфо".

Врач сделала больничный без всяких вопросов — ведь я (а точнее Барыня) действительно сильно болела совсем недавно. Так что пусть сидит дома да по моим заявкам собирает материал из Интернета о Войне 12 года, кладах Наполеона, всех событиях в мире и России на 50 лет вперед, описание технических и медицинских открытий и т.д. и т.п. Да и запасы лекарств и разных мелочей пополняет.

Кроме того, я дала объявление и мне обещали привести настоящую старинную швейную машинку Зингера. Чуть позже можно разобрать ее на части, в прошлом взять на каждую часть патент, да и попробовать ее "изобрести" раньше Зингера.

Единственное, мне надо постараться вернуться в будущее к 25 мая, когда назначен наш выпускной. Подготовка к нему шла полным ходом и без меня— наряды почти готовы, танцы выучены, сценарий расписан до мелочей. Как раз из-за разницы календарей в прошлом и будущем получается предпоследний день, когда я смогу совершать переносы. Но надо до этого принести столько, сколько можно, скоро халява кончится. Еще день на прощание с будущим, доделывание всех дел — и навсегда назад в прошлое! Вроде и грустно, но очень уж я вросла в новую прошлую жизнь и расставаться с ней уже не хочу. Нужно еще раз уточнить у Барыни и про ее планы, а позже мы с Барыней договорились общаться во сне.

Так же мы переменили наши планы о маршруте поездки. Мы решили миновать Москву и ехать через Смоленск. Рано мне еще появляться на глаза графини Ростовцевой, рано. Представляю картину: 'Здрасте, МамО. Я невеста Вашего сына. Вот Вам письмо от него. Мы всё решили, а Вы уж примите меня по всем правилам',— и графиня падает в обморок, а меня в три шеи гонят из дома. Нет уж, письмо можно отправить и из Смоленска, надежнее будет, раз уж я обещала Александру выполнить функции почтальона

Потом мы частично повторим маршрут Миши с уже известными остановками: Васино -Дорогобуж (там взять подорожную и ехать далее) — Михайловка — Кардымово — Смоленск. На это потребуется 3 дня.

От Смоленска до Петербурга: Смоленск — Велиж — Усвяты — Великие Луки — Порхов — Боровичи (псковские) — Луга — Выра (описанная Пушкиным в "Станционном смотрителе") — Гатчина — София (Царское Село) — Петербург. Дорога займёт 10-11 дней. Итого, этот маршрут при благоприятных условиях и минимальных остановках займёт 13-14 дней.

Но надо еще и дождаться приема у Императрицы, ведь сейчас продолжается Великий Пост. Все увеселительные мероприятия запрещены — балы не проводятся, театры закрыты. Попасть на аудиенцию к императрице не просто.

Пока письмо попадет к Императрице, пока она ответит и назначит встречу, пройдет какое-то время. Это, скорей всего, будет 'камерный' приём, т.е. всего несколько дам из ее окружения. И по времени он будет недлинным. Возможно, Императрица пригласит меня ещё пару-тройку раз, чтобы решить большую часть организационных вопросов. Поэтому надо планировать, что в Петербурге мы задержимся ещё недели на две-три.

Главное, только надо предупредить Императрицу, что главная помощь должна состоять из теплых одеял и одежды и провианта. Пока Общество начнёт свою деятельность в Петербурге и Москве, начнут собирать деньги, Наполеон вторгнется в пределы России и русская армия начнёт отступать. Возникнут вопросы с ранеными и провиантом. Вот тут Общество и поможет деньгами, т.е. пустит накопленную кассу на провизию, тёплые вещи, организацию медицинской помощи. Надо только предложить создавать госпитали не в Москве, которая будет отдана врагу, а в ближайших городах — Калуге, Твери, Владимире и других.

Так что мы начали подготовку к поездке со всем старанием. Я, Миша, Даша — без горничной нельзя, Варвара и Никита, как лакей и охрана, собирались в поездку. Никита готовил возок, Миша и Варвара собирали все наши вещи на продажу в Дорогобуже и Смоленске, дальше губернии торговать было нельзя, дворня готовила нам припасы в дорогу, все были при делах.

Я очень переживала за Варвару, за ее здоровье, даже взялась отговаривать ее от поездки, но она уперлась и настаивала на своем присутствии в нашем путешествии. Но надо отметить, что спокойная деревенская жизнь благоприятно сказалась на ней, она даже помолодела и выглядела очень неплохо. Но на всякий случай огромная аптечка отправилась в багаж, а самые нужные лекарства я положила в сумочку, поближе.

Пока шли сборы, я раздавала распоряжения в Деревенщиках, где на хозяйстве оставались Лукашок, Агриппина и Яким. Дети учились у отца Петра, там все было нормально. Якиму и Лукашку были выданы семена для "барских посадок" с рекомендациями, как сажать и ухаживать за растениями. Тут должны быть основные посадки картофеля, фасоли, бобов, гороха, кукурузы и других ранних и быстрорастущих культур. Но надеюсь, к основным посадкам мы вернемся.

В Васино оставались Маша, Полина, готовящаяся к свадьбе и шившая приданное себе и Маше на запас, Авдеич и старый управляющий Василий Васильевич, который, осознав ответственность, обещал не подвести. Маше заранее через Верочку нашли компаньонку— дворянку— однодворку, нашу соседку, приятную даму лет пятидесяти, которая всем понравилась. Ведь без присмотра я ее оставить не могла, а тут хоть какая, но кампания. Маша много рисовала, ее иллюстрации к сказкам были прекрасны. А еще лучше — рисунки нарядов для вырезных кукол, которые они с Полиной старались по возможности и в жизнь воплотить. Так что и она не скучала, да и пусть самостоятельно побудет настоящей хозяйкой.

Маше я порекомендовала через дворовых шепнуть Васинцам о предстоящей войне и нашествии врагов, чтобы они побольше сеяли ранних культур. На "барских посевах" тоже должны быть посеяны только ранние и быстро растущие культуры, чтобы поменьше врагу досталось. Авдеич должен потихоньку продолжать заготавливать дрова и непортящиеся продукты в наших заимках.

Итак, все позади и мы отправились в дорогу, сопровождаемые пожеланиями доброго пути от Маши и наших дворовых. Но сначала на наших лошадях и в нашей карете мы доехали до Дорогобужа, чтобы там получить подорожные. Нас вез Степан, который очень переживал, что его оставляют дома. Он всю дорогу что-то говорил Никите, видимо, давал советы. В Дорогобуже я отправилась к исправнику, чтобы выписать подорожную.

"Подорожная" или "Проезжая грамота" давалась на определённое лицо, в данном случае на меня, т.к. я помещица, а со мной едут мои люди. Мы решили оформить отдельную подорожную и Мише, чтобы он смог съездить в Москву. В подорожной указывалось, откуда и куда направлялся путник. В моем случае было указано: " Дорогобуж — Смоленск — Петербург -Дорогобуж', а у Миши: 'Дорогобуж — Смоленск — Петербург — Москва — Дорогобуж'. В " Подорожной" указывалось также количество лошадей, которых путник мог брать на почтовой станции. Количество лошадей зависело от чина по Табели о рангах. Я, как капитанша, вполне могла рассчитывать на тройку. И лошадей дальше я буду получать только благодаря Подорожной. Иначе придётся самой искать лошадей у свободных извозчиков и переплачивать им в 3, а то и в 4-5 раз. Верста же на почтовых лошадях стоила от 5 до 10 копеек. Весь наш путь около 700 вёрст, т.е. за дорогу я заплачу от 35 до 70 рублей в один конец. Останавливаться мы будет на почтовых станциях (ямах).

Пока я занималась документами, Миша быстро сходил в наш магазинчик, получил выручку и отчеты Антона, отдал ему часть товара, а затем зашел к Петру Степановичу, вручил ему сказку про "Колобка" и новые рецепты и песни, а также получил деньги за уже проданные книги, рецепты и песни. Даша в это время сбегала в лавочку, где закупила в дорогу чая, кофе, хороших конфет и всяких сладостей. Варвара осталась на почтовой станции следить за вещами и наблюдала, как Степан выпряг наших лошадей, а в нашу карету запрягли лошадей почтовой станции. Этот вид путешествия — на своей карете и казённых лошадях называется путешествовать на перекладных.

Степан вместе с Никитой проверил лошадей и убедился, что все в порядке. И вот все собрались и мы уселись в карету, а Степан еще долго махал нам вслед и крестил наш путь. Наше путешествие началось!

Глава 64. " Ехали на тройке с бубенцами..."

До Михайловки, первой почтовой станции на пути в Смоленск, мы не доехали, а долетели. На мое удивление, несмотря на середину апреля, дорожную грязь подхватило легким морозцем, и наша карета ехала очень быстро. Но это нам просто повезло, ведь по статистическим данным Комитета Внутренних дел Российской Империи в XIX веке дороги в Смоленской губернии из-за состава почвы крайне неудобны для путников. Они размыты и образуют промоины не только весной-осенью, но и летом после дождей. После засухи летом глинистая грязь на дорогах высыхает и образует комья, которые причиняют неудобства и лошадям, и экипажам. Поэтому, как бы не хотелось путникам ехать 'быстро и ровно', но не всегда это получится. Да и извозчикам предписывалось осенью-весной двигаться со скоростью 8 вёрст в час, т.е. 7,5 км/ч. Сейчас велосипедист движется быстрей. Так что мы пользовались моментом и подгоняли извозчика, как могли.

Тройка, запряженная нам в Дорогобуже, была прекрасной — центральный конь (коренник), гнедой масти, как ему и положено, смотрел прямо, а боковые лошадки (пристяжные)— тоже гнедые, красиво изгибали головы в сторону, чудо картина!

Да еще и бубенчики под дугой сразу напоминали обо всех тех прекрасных песнях и стихах, где упоминалась тройка — символ русской души и дороги. Тут и пушкинская "Зимняя дорога", и "Тройка мчится, тройка скачет" Вяземского, и Некрасовская "Что ты жадно глядишь на дорогу" , а также 'тройка удалая' с 'колокольчиком — даром Валдая' Глинки. Поэтам нравилась ее лихость и скорость — она 'борзая', 'бойкая', 'лихая', 'шальная', 'бешеная'; ямщик на ней 'ухарский'. Сохранилось более тридцати таких песен— и известных, и забытых, имеющих авторов или народных.

Вот и наш ямщик был "ухарем"— в длинной синей поддёвке со складками, застегивающейся на левую сторону металлическими пуговицами. На голове его был гречник — валяная шапка, похожая на пирог из гречневой муки — высокая, с узкими полями и слегка коническая. Подпоясан он был красным кушаком, в который убирл какие-то свои мелкие вещи— он служил ему своеобразной сумочкой— поясом, так популярной одно время у наших торговцев. Он свистел, крутил своим кнутом над головами коней, но они и не нуждались в том, чтобы их подгоняли, ехали быстро, ровно.

"... Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи,"— Николай Васильевич Гоголь на все времена сказал!

Настроение у нас было замечательное и мы всю дорогу пели. Начали, конечно, с песни Павла Булахова на стихи Петра Вяземского " Тройка мчится, тройка скачет.." Будет она сложена только в 1865 году, но уж больно хорошо ложилась она на дорогу, грех не спеть ее пораньше на пятьдесят лет:

Тройка мчится, тройка скачет,

Вьётся пыль из-под копыт,

Колокольчик, звонко плачет,

Упоительно звенит.

Едет, едет, едет к ней,

Едет к любушке своей,

Едет, едет, едет к ней,

Едет к любушке своей!

Далее хорошо пошла " Тройка" которую мы знаем по первым словам: "Вот мчится тройка удалая" композитора Верстовского на стихи Федора Глинки, которая была частью его большого стихотворения "Сон русского на чужбине". Эта песня чуть помоложе, 1828 года рождения. Именно ответом на нее и появились стихи Вяземского:

Вот мчится тройка удалая

Вдоль по дороге столбовой,

И колокольчик, дар Валдая,

Гудит уныло под дугой.

Ямщик лихой — он встал с полночи,

Ему взгрустнулося в тиши —

И он запел про ясны очи,

Про очи девицы-души:

'Ах, очи, очи голубые!

Вы сокрушили молодца;

Зачем, о люди, люди злые,

Вы их разрознили сердца?

Теперь я бедный сиротина!..'

И вдруг махнул по всем по трем —

И тройкой тешился детина,

И заливался соловьем.

Затянули было и "Однозвучно гремит колокольчик" Гурилева на стихи Ивана Макарова, чей отец был крепостным почтовым ямщиком у помещика Всеволожского. Однажды в дороге он попал в буран, нашли его уже умершим. Так же закончил свою жизнь и его сын Иван, который в возрасте 31 года замерз в дороге. В его мешке обнаружили рукописи — это были его стихи. Песни на его стихи, уже широко известные к тому времени, считались народными, без авторства. И только в 1930-х годах авторство Ивана Макарова и его судьбу установил пермский филолог Александр Кузьмич Шарц. Но прекрасные слова его стихотворения до сих пор будоражат душу и навевают грусть:

Однозвучно гремит колокольчик,

И дорога пылится слегка,

И уныло по ровному полю

Разливается песнь ямщика.

Столько грусти в той песне унылой,

Столько грусти в напеве родном,

Что в душе моей хладной, остылой

Разгорелося сердце огнем.

Продолжили мы не менее грустной и задумчивой песней на стихи Николая Алексеевича фон Риттера и музыку Якова Лазаревича Фельдмана, которую все считают народной и которая создана в самом начале 20 века, примерно в 1915 году:

Как грустно, туманно кругом,

Тосклив, безотраден мой путь,

А прошлое кажется сном,

Томит наболевшую грудь!

Ямщик, не гони лошадей!

Мне некуда больше спешить,

Мне некого больше любить,

Ямщик, не гони лошадей!

Но после этой грусти захотелось раздолья, веселья, хулиганства и я запела песню Андрея Данилко , известного всем как " Сердючка"— " Гуляночка", только заменила слова "Ше не вмерла Украина, если мы гуляем так" на "Знать гуляет СмоленщИна, если мы поем тут так!" Немного нескладно, но пусть так:

Пьем за то чтоб жить без слез, чтобы сердцу пелося

Пьем за то, чтобы сбылось, все чего хотелось нам

Тройка, тройка, тройка, тройка белых лошадей

Скачет, скачет, скачет по поляночке

Ну отгадайте, что у нас, отгадайте, что у нас

А у нас, а у нас, а у нас гуляночка

Льются песни, льются вина

И стучат, стучат, стучат бокалы в такт

Знать гуляет СмоленщИна, если мы поем тут так!

Так, с песнями и смехом мы и домчались до Михайловки. Ямщик, выпрягая лошадей, все качал головой да приговаривал:

— Ну, веселые вы баре, так бы и ехал с вами еще сто верст!

А когда Миша, желая отблагодарить его, сунул какую-то мелочь в его руку, тот поклонился ему в пояс и сказал:

— Спасибо за ласку, а еще пуще спасибо за песни веселые, никогда таких не слышал, распотешили вы меня!

В Михайловской почтовой станции смотритель сразу вспомнил Мишу и его приключения и бросился к нам на встречу, стал пожимать Мише руку, рассказывать всем о его храбрости в деле поимки "злых разбойников". Миша отнекивался, типа " так поступил бы каждый", но было видно, что ему приятно и внимание, и то, что его не забыли. Надо отметить, что пребывание в прошлом также сказалось благотворно на бывшем "мамсике"— он заматерел, подтянулся, даже отпустил себе усы и начал отращивать бороду— какой купец без бороды, но смотрелся он с ней очень забавно. Настоящий мужчина, ответственный за свое дело и людей, а не мальчишка получился из Михаила на радость всем нам!

Пока мы грелись и пили чай из большого самовара с баранками и калачами, лошадей нам уже перепрягли. "По блату" нам дали их быстро и неплохих, так что мы только успели сходить по своим надобностям, как можно было ехать.

Меня пугала Соловьева переправа, так как я переживала, что лед уже хрупкий и может провалиться. Ямщик уверял нас о безопасности перехода, так как ледоход уже прошел и был наведен плашкоутный (или наплывной) мост, по которому мы и переехали на другой берег.

Я все оглядывалась на Варвару— как она, но та выглядела бойко, разговаривала весело, пела с нами наравне — у нее оказался вполне приятный голос. Я только попросила ее :

— Не стесняйтесь, если плохо будет, обязательно говорите,— на что она ответила уже в стиле 19 века:

— Не переживайте, голубушка Наталья Алексеевна, все в порядке, я прекрасно себя чувствую и ничуть не жалею об этой поездке.

Ну раз так, едем дальше, до Курдымова, где и заночуем. В этот раз мы уже не пели, все-таки устали немного, да и смеркаться начинало, поэтому мы очень обрадовались, когда уже почти в полной темноте увидели огни почтовой станции. Зашли мы туда тихо, стараясь не побеспокоить людей, расположились в номере на верху. Никита ночевал в карете, охраняя наш багаж, Миша расположился в соседней комнате, на всякий случай достав из багажа пистолеты из будущего. Он хотел составить компанию Никите, но он прогудел в бороду:

— Нешто, барин, у меня тут тоже ружжо есть, вы не переживайте, справлюсь, ежели што! Да и почта тут проверенная, редко что случается!

Но тем не менее, мы были готовы к разным неприятностям, я даже вооружилась шокером на батарейках, только переживала, что он быстро разрядится. Пистолет с резиновыми пулями, так выручивший меня в инценденте с Вороновым, также лежал под рукой. Но ночью было спокойно и мы хорошо выспались.

Но утром мы были разбужены шумом и криками, а когда выглянули вниз, увидели молодого военного, которого заносили в дом. Оказалось, что он спешил по "казенной надобности", но его конь заскользил копытами по размокшей глине и грязи и упал, придавив своего ездока. Лошадь то сразу вскочила на ноги, а вот молодой человек сам не смог подняться. Хорошо, что это произошло уже вблизи почтовой станции и его быстро заметили.

Я подошла к молодому человеку, представилась и сказала, что я и мои люди могут оказать ему помощь, пока прибудет лекарь, за которым отправил слугу почтовый смотритель. Я сказала, что мой помощник может помочь снять ему одежду и осмотрит его. Пока Миша мыл руки, Варвара приготовила нашу аптечку. На счастье пострадавшего и на мое облегчение, кости на первый взгляд были целы, хотя без рентгена трудно это определитью. Но суставы сгибались свободно, хоть и ткани были опухшими. Но вся спина представляла один багровый синяк, на который пока приложили лед, а потом смазали мазью с обезболивающим и охлаждающим эффектом из своих запасов из будущего. Дала я ему выпить и растолченную в порошок обезболивающую таблетку, так как видела, что удар был достаточно сильный.

Молодой человек слабо стонал, но крепился изо всех сил. Он поймал мою руку и произнес:

— Мадам, безмерно вам благодарен! Позвольте представиться — Анатоль Долохов, корнет...... уланского полка.

Мда, еще один почти тезка литературного героя, только Долохов у Толстого был Федором, а Анатолем— Куракин. Что-то слишком много совпадений, интересно, к чему бы это! Но вот я почему-то четко ощущала, что этот человек нам еще встретится на пути и это знакомство не спроста, а очередная " плюшка " от Создателя.

Только часа через два приехал лекарь, одобрил наше лечение, сказал пострадавшему лежать спокойно хотя бы день, туго перевязал ему тело, принюхавшись к нашим мазям.

Оставив своему подопечному карточку Миши и оставив еще мазь и лекарства, с ожалением прощаемся корнетом. Ему уже получше, боль притихла, отлежится и скоро будет легче, а нам пора в путь. Опять меняют лошадей и мы отправляемся.

Следующий наш пункт — Смоленск, а до него еще ехать и ехать. Дорога стала хуже и тут уж нам пришлость на своих боках испытать все прелести русских ухабов, даже многочисленные подушечки не помогали. Уже начало подтаивать, а где-то еще оставались замерзшие комья грязи, которые летели из-под копыт лошадей. Скорость сильно упала, по— моему, на велосипеде быстрее можно доехать, пришлось даже в одном месте всем выходить, а Никите помогать выталкивать карету из грязевой ямы, в которую мы попали. Так что мы были безумно рады, когда доползли до Смоленска, и кряхтя и потирая бока, вышли около гостиницы, где останавливался Миша. Мы наняли две комнаты— женскую и мужскую, перенесли все свои вещи и все припрятали, закрыв и запечатав на навесные замки из будущего, еще не подвластные ворам.

Хозяин также узнал Мишу и все поглядывал на него и нашу компанию со страхом. Но нам уже было не до него, наскоро умывшись и немного придя в себя, перекусив остатками наших припасов, мы легли на мягкие перины кроватей, правда, заранее обильно посыпав их средством от клопов, которое в этот раз взяли не жалея, помня о Мишиных жалобах. Но то ли мы сильно устали, то ли средство подействовало, но спали мы крепко, договорившись, что день-два проведем в городе, тем более и я, и Варвара очень хотели увидеть старый Смоленск.

Миша расторгует наши остатки товаров — дальше это сделать нельзя, посетит своего друга-купца, отдаст заказанные визитки, закупит продукты в дорогу— короче, поработает купцом на наше и свое благо. А пока— отдых!

Глава 65. Смоленские покупки.

Выспалась я на славу, встала первой, пока Варвара еще нежилась в постели — пусть отдохнет, все-таки возраст сказывается. С помощью Дашутки привела себя в порядок и стукнулась в комнату к Мише. Они с Никитой тоже были на ногах и даже заказали для всех нас завтрак — все-таки уже хотелось чего-то горячего, надоела дорожная сухомятка. Пока заказ готовился, мы разобрали наши сундуки — что продать, что оставить для Питера, в подарки. Договорились, что основной товар он отдаст Никифору, узнает про наши заказы, возможно, что-то у него и купит.

Пригласили к завтраку и мы все спустились вниз. Шел еще Великий пост перед Пасхой, поэтому стол в основном был заставлен кашами, грибами, разными соленостями. В зале пока пусто, так что нам расположились спокойно и свободно.

В постные дни, кроме хлеба и "серых" щей, ели вареный горох, пареную репу ("бушму"), пили квас, ели пшенную и ячневую каши, овсяные блины с рыжиками и квасом. Кстати, квас делали не только из хлеба, но и из сушеной репы, его называли "репица"; ели также редьку, брюкву, рыбу — чаще соленую и сухую (треску, палтус, свежую сельдь, сайду) — уже забытые и редкие теперь виды рыбы.

Из жидких кушаний — луковый взварец — соус; репу не только парили, но и жарили. Щи, супы, похлебки с добавлением капусты, гороха, фасоли или чечевицы, каши, отварные и жареные грибы с добавлением небольшого количества подсолнечного, льняного или конопляного масла, кисели, овощи, тыква, брусника, клюква, изюм, мед — все это также было на столе в эти дни. А вот всеми нами любимая картошка встречалась редко, в обиход она входила с трудом, будет активно внедряться в бытовое меню только после 30-40 годов 19 века.

Но несмотря на ограничения еды, стол был достаточно обильный и блюда вкусные, да и полезные.

Перекусив от души кашей с грибами, запив ее чаем с медом и лепешками, мы отправились по делам, оставив в комнатах Дашутку и Никиту, наказав им крепко запереться и не выходить никуда. А мы веселой гурьбой вышли на улицу. Ярко светит солнце, чирикают птицы, в воздухе пахнет весной, время идет, а так много еще сделать надо.

Миша уехал по делам, а мы договорились с Варварой, что попробуем " ниточкой с иголочкой" перейти в ближайшее время в будущее, пока еще можно — она хотела посмотреть на дела в оставленной квартире, подкупить еще медикаментов — как-то напомнила про порошок борной кислоты и хлорку — а я ведь и совсем забыла про эти простые, но такие нужные обеззараживающие вещества. Да и остался там ее любимый фикус — уж не смогла я его перенести — слишком тяжелый и громозкий — проведать хочет. Ладно, раз уже получился перенос, почему бы не попробовать еще.

Без особой цели шли по улице, смотрели по сторонам. Ага, вот и книжный магазин — зашли! Надо и себе в дорогу, да и Барыне что-нибудь подкупить на продажу. А народу достаточно, рассматривают книги и журналы. Вот только нигде не увидела открыток — а ведь их активно собирали не только дети, но и взрослые, менялись, составляли целые коллекции, посылали друг другу, меня тоже это не обошло— занималась "Посткроссингом"— обменом по миру почти три года, потом "англичанке"— учителю английского открытки почти все передарила — пусть дети тренируются в переводе, кстати, потом многие сами ребятишки вошли в азарт и стали переписываться и обмениваться.

Но тут вспомнила, что первые открытки в России будут введены в обращение почтовым ведомством только 1 января 1872 года, ещё их называли открытыми письмами. Это была монополия государства. Карточки были без иллюстраций— одна сторона открытки предназначалась для адреса и наклеивания марки, обратная сторона предназначалась для письменного сообщения.

Первые открытки были совсем невзрачные, обычно серовато-белые. Позже, в мае 1872 года почтовое ведомство стало выпускать почтовые карточки трёх видов: черные-универсальные, их можно было отправлять куда угодно, в зависимости от цены наклеенной марки; коричневые — только для отправки внутри города и зелёные — открытки для отправки в другие города. И только 19 октября 1894 года министром внутренних дел России было разрешено выпускать 'бланки открытых писем частного изготовления', но с условием: 'адресная сторона должна иметь такое же оформление, как у стандартных карточек почтового департамента'. Таким образом, именно 1894 год можно считать годом рождения иллюстрированной поздравительной открытки в России. Первыми иллюстрированными открытками в России считают видовые фотографические открытки с изображением достопримечательностей Москвы.

Вот и еще одна идея для Женского общества— через Императрицу, так как почта была монополией государства, ввести такие открытки и продавать их, а часть средств перечислять на нужды армии и благотворительность.

Надо записать, пока не забыла. Так, для этого купила вот такие записные книжечки— себе, Варваре на память, да и Барыне как привет из прошлого! И еще альбомчик для записей и рисунков — сколько их хранилось у барышень! Маше взяла в подарок, да и себя не обидела!

А теперь книги посмотрели — ого, какая красота: "История Российская с самых древнейших времен неусыпными трудами через тридцать лет собранная и описанная покойным тайным советником и астраханским губернатором Васильем Никитичем Татищевым". Напечатано при Императорском Университете в 1768-1784 гг., да еще и в четырех томах. Странно, что она здесь продается— эту книгу выписывали не для продажи обывателям, а для академий и университетов, интересно, откуда она взялась в провинциальной лавке. Но в любом случае, взяла однозначно, интересненько, сколько она стоит в будущем! Явно не копейки, будет для Барыни хороший куш. Несколько номеров журнала Карамзина "Вестник Европы"— тоже в кучку!

И женские журналы— это для Полины с Машей взяла, не знала, что они уже есть. А оказывается, первый в России женский журнал появился уже в 1779 году. Он назывался 'Модное ежемесячное издание. Библиотека для дамского туалета' и представлял собой литературный альманах. В нем публиковали любовные женские романы, стихи, сентиментальные рассказы. Редактором его был крупнейший издатель эпохи Николай Новиков.

Красочных иллюстраций в 'Библиотеке' не было, но в каждом номере помещали гравюру-карикатуру на легкомысленных дам. Излишним интересом он не пользовался и через год его закрыли. А здесь, в провинции, номерок и завалялся, купила — такую редкость грех упускать! И еще вот эти картинки с нарядами — тоже для Полины, может, какую идею отсюда возьмем для наряда!

Да, да, Варвара Петровна, сейчас, сейчас! Инка также меня за рукав вытаскивала в свое время из книжного магазина, особенно после получки меня туда нельзя было запускать — могла ползарплаты оставить! Правда, последнее время чуть остыла, на электронку перешла, а то столько книг раздала да в библиотеку передала — не счесть! Так, рассчитались и вышли — и так тут зависли. А оказывается, книги можно и не тащить самим — мальчишка посыльный в гостиницу отнес, вот и замечательно, а то тяжелые они оказались! Беги, постреленок, вот тебе конфетка для скорости!

Дальше — дамская мастерская. Платье я себе заказывать не буду, мне и Полина много чего интересного по моим выкройкам нашила, а вот Варваре можно и подкупить — у нее всего одно платье на выход, не дело. Так, ничего не знаю, вот довольно симпатичное, как раз на Вас, только подделать. Завтра можно получить? Ах, уже сегодня к вечеру будет готово, замечательно, тоже пришлите в гостиницу! И слышать ничего не хочу, Варвара Петровна, лучше вот капор померьте, по-моему, неплохо смотрится, тоже берем! Ладно, ладно, с деньгами потом разберемся! Вы и так столько помогаете, давно заслужили!

А кто там пролетел нам наперерез и чуть не сбил с ног! Миша! Весь в мыле, возбужденный, красный!

— Что случилось, Миша, голубчик! Откуда Вы мчитесь?

— Ох, как хорошо, что я Вас встретил! Пришли наши заказы!

— Что, какие, да не молчите Вы!

— Сланец нашли, немного, но уже есть! Скоро привезут. Про водоросли сказали — только к лету будут, пока рано их добывать. А самое главное, посуда серебряная пришла, не подвел компаньон Никифора. В гости приглашу в гостиницу, посмотреть и прицениться. Там такая красота, в жизни не видел краше! А самое главное, можно бартером взять, поменять на наши товары! Я думаю, в накладе не останемся! Я там в подарок Полине небольшую вазочку присмотрел, можно, я возьму?

— Не можно, а нужно! И обязательно передайте наше согласие, приглашай.

— Тогда я побежал к нему, а потом к вам в гостиницу.

— Ты лучше извозчика найми. Ну, вот убежал, сумасшедший! Надо нам возвращаться в гостиницу, готовиться к вечеру.

Так мы и сделали, а там уже и наши книги принесли, и платье для Варвары. Пока время есть, надо бы в будущее сбегать — только вот одежды подходящей нет . А если шаль накинуть, платье она вполне прикроет, как будто из деревни бабулька приехала. Сойдет на недолго. Ну, что, полетели! И мы взмыли через времена и города.

Все прошло удачно, очутились в моей квартире. Видно, что Барыня уже адаптировалась здесь, все чистое, в холодильнике еды много, но надо еще принести. Так, пока Варвара оглядывается, она у меня в гостях еще не была, быстренько возвратилась я в прошлое — продуктов подкупила, да книги сразу забрала. Эх, как здорово уметь так летать, не хуже Маргариты получается, даже метлы не нужно.

Так, позвонили на квартиру Варваре, где-то и ключ есть, но без спроса как-то неудобно. Все в порядке, квартиранты ждут и даже денежки готовы отдать за месяц вперед. Прекрасно, оставим их пока Барыне, нас и в прошлом неплохо кормят!

Поехали домой к Варваре, где нас уже ждали. Приятная молодая семья, маленькая девочка лет четырех. Варвара сразу к фикусу прошла, проверяла, не завял ли, что-то ему шептала, листочки протирала, нас уже и не замечает. Хозяйка рассказала, что фикус долго болел, грустил, даже часть листьев сбросил, сейчас вроде отошел, привык. Варвара похвалила женщину, подсказала, как часто поливать и чем удобрять. Деньги нам отдали, расписку написали, можно и идти. Дарим на прощание небольшую статуэтку собачки из прошлого для девочки, намекаем о ее цености. Под благодарные слова вышли из квартиры. А тут и соседка навстречу, с распросами, что да как дела:

— Варвара Петровна, а Вы хорошо выглядите, посвежели, даже помолодели! И платье такое интересное , и шаль красивая. Модная "мадама" совсем стала!

— Да вот все жизнь деревенская такое действие оказала, хлопоты да заботы. Тут-то я скучала да хандрила, а благодаря моей Наталье Алексеевне снова как в молодость вернулась. Вот приехала квартиру проведать, весной уже некогда будет, сами знаете, дел на земле много.

— Рада за Вас, мы тоже к лету на дачу уедем, авось, осенью встретимся.

— Посмотрим, как получится, далеко, не сразу и доберешься. Ну, всего доброго, храни Вас Господь!

Ну все в порядке, Варвара довольна, что с фикусом все нормально, соседи убедились, что она жива— здорова и не пропала из-за квартиры. Надо ей подсказать, чтобы она писем соседке написала, будет Барыня их передавать, да от ее имени звонить. Поинтересовалась:

— Не скучаете по будущему, остаться здесь не хотите, у Барыни?

— Побойтесь Бога, как же я без Вас, без Мишеньки, семья вы моя теперь, мне будет плохо без вас!— а у самой слезки на глаза набежали!

Успокоила, поцеловала, я ведь тоже привязалась к этой такой теплой женщине, как к тетушке, которой у меня не было.

Прошли мимо аптеки, вспомнили про борную кислоту и хлорку, набираем всего побольше. Хлорка давно уже в сухом виде не продается, вместо нее уже таблетки, гранулы и порошки. Тоже набрали целый мешок, на нас даже коситься начинают. Вышли, зашли через дом в соседнюю аптеку, снова набрали. Еще раз — и руки уже полные, поехали на такси, водитель все принюхивался и даже чихать начал.

Пока все у Барыни не провоняло, быстро перенесла все купленное в прошлое сначала сама, потом возвратилась назад вместе с Варварой, пока никто не видит, спрятала все поглубже по сундукам. Вовремя мы возвратились — как раз Дашутка зашла, выходила куда-то по делам. Тоже носиком шморгает — все-таки запах хлорки чувствуется немного.

Есть не хотим, подождем до ужина, легли отдыхать после всех этих полетов. Через какое-то время и Миша постучался, надо собираться встречать гостей. Варвара уже в новом платье, отлично на ней смотрится, как же мы его вовремя купили. Так, надо и от нас подарки взять. Взяла шаль для хозяйки, хозяину валенки— все-таки купец много на улице время проводит, деткам новые книжки про "Курочку Рябу" и "Золушку", игрушки. Миша поехал за гостями на извозчике, даже подпрыгивал от нетерпения.

А вот и гости, стесняются, стоят несмело, все-таки нечасто дворяне купцов приглашают. Это честь и редкость, даже некое нарушение сословных обычаев. Зашли, поклонились в пояс, да и я головой кивнула — им приятно, а у меня не отвалится. Одежда простая, наряды оденутся позже, на Пасху. Сразу подарили подарки, что тянуть. Шаль наша принимается с такими охами и благодарностями, сразу накидывается на плечи хозяйкой, видно, что она довольна. Хозяин крутит валенки, видно, что тоже польщен, все при делах и довольные— такая честь. Представляю, как они будут завтра этими подарками перед соседями хвалиться и удивлять их. Не жалко, видно, что люди хорошие!

Но пока попросили показать чудо-посуду. А там целый сундук, еле занесли в комнаты, она и в прямь чудесная! Такую и в музее не всяком увидишь — соусники, вазочки, чайнички, сливочники, рюмочки, наборы столовой посуды— дух от красоты замирает. Подмигиваю Мише, это его роль— торговаться, а я в сторонке постою, поддержу морально.

Но чувствую, что торговля будет успешной, вот как глаза у Никифора горят, когда Миша достал целую гору иголок, спиц, крючков, бисера и пайеток, пуговиц, книжек и игрушек, искусственных камней и жемчуга, а уж когда появились наши шали из козьей шерсти и палантины, вязанные на крючке и спицах жилетки и кофточки, тут и хозяйка не выдерживает, рядом становится, глаз не сводит! А мы что — мы ничего, только рады, за один такой соусник Барыня столько денег выручит, что год сможет безбедно прожить.

А уж иголок и остального я столько натаскала, что на много времени хватит. Смотрю, уже и по рукам ударили, договорились! Еще и денег Никифор добавил, значит, понимает, что в накладе не останется. Договарились, что пока наши покупки у Никифора полежат, что таскать туда-сюда, а на обратной дороге и заберем. Да и деньги не все заберем, часть пусть у него хранится, только пусть расписку напишет. Это я уже Мише шепнула, что вызвало только уважение у купца— молодой, молодой, а дело знает!

Да, чуть не забыли— отдаем визитки для купцов, по заказу. Вот и за них деньги переданы, все в порядке. Хорошо, что в запарке чуть про сланец не забыли— Варвара напомнила. Обещает Никифор поторопить, потом сообщит нам. Будем ждать, ничего не поделаешь.

Вот теперь и за стол сели, дела сделаны. Сидели долго, Никифор со смехом рассказывает, что после Мишиной жалобы у ювелира местного большие неприятности были, перестали ему люди доверять, дела так плохо пошли, что и уехал он отсюда, лавку продал. Купить бы ее, но Смоленск гореть будут, что там с лавкой произойдет— непонятно, потом посмотрим. Еще раз намекаю хозяивам про грядущую войну, советую дровами запасаться, продуктами, Варвара дарит нашу мазь Вишневского, объясняет, как ею пользоваться, говорит, чтот из сланца аптекарь еще лучшую мазь может сделать, только время надо.

Про баню договариваемся на завтра, теперь так объелись да засиделись, что уже ничего не охота. Пора и честь знать— завтра тоже много дел,а уже послезавтра с утра надо снова в путь— дорогу!

Глава 66. "Только версты полосаты попадаются одне.."

К сожалению, мы узнали, что общественных бань в Смоленске в это время еще не было, были только частные. Да и мылись в те времена вместе мужчины и женщины, вся семья вместе. Нам это было как-то неприемлемо, поэтому мы решали — или потерпеть до Питера, или перенестись в будущее и там помыться. Остановились на последнем варианте, но вначале я перенесла в Деревенщики все наши химикаты, хорошо, вышло так, что в доме никого не было и я успела их спрятать в подвале в лаборатории, где во всю уже обосновались "апостолы".

Далее мы с Варварой еще раз перешли к Барыне и быстренько помылись в моей бывшей квартире. Затем отправились с Мишей и задержались уже надолго — купили еще палантины, камни, красивые серебряные гартитуры с жемчугом для Маши и Полины, разные другие мелочи для продажи на обратном пути — пока есть такая возможность, надо ею пользоваться.

Пока Миша мылся, я написала очередное задание для Барыни и сходила продлила больничный, что моя знакомая врач сделала без вопросов — выглядела я достаточно разбитой и усталой после дороги, так что особых проблем не было. Не забыла я и о ее просьбе — порекомендовала свою подругу в качестве репетитора для дочери ее коллеги. Позже оказалось, что особых проблем там и не было, не хватало именно внимания и минимальной поддержки, так что девочка стала показывать неплохие успехи, мама не нарадовалась на них, а коллега получала неплохие деньги — и все были довольны.

Никиту и Дашутку отправились в баню к Никифору, так что вечером мы уже собирали вещи в дальнейшую дорогу. Лишние покупки и деньги были оставлены Никифору, карета наша немного облегчилась и стала просторнее и уютнее. Итак, нам предстояла еще очень большая дорога до Санкт— Петербурга, гораздо большая, чем мы проехали.

Отметив подорожную в Смоленске, мы отправились в путь. Дорогу сильно развезло, грязь комьями летела из-под копыт лошадей и колес кареты, она переваливалась с боку на бок, но приходилось терпеть. Первый пункт нашего путешествия была небольшая деревенька Велиж, где нам поменяли лошадей.

Велиж— один из древнейших населенных пунктов Смоленщины. Официальной датой его основания считается 19 июля 1536 года, когда на границе Московского государства по указу Ивана Грозного на старом велижском городище в Торопецком уезде была построена пограничная крепость Велиж — трехсрубовая, дубовая, с 9 башнями. Однако, история города более древняя, еще в XII веке в состав Торопецкого княжества, являющегося частью Смоленского княжества, входила и Велижская волость.

Но сейчас это была обычный населенный пункт, последний в Смоленской губернии, дальше уже начиналась Псковская земля. Как бы нам не хотелось задержаться здесь подольше, надо было ехать дальше. Итак — поменяли лошадей— и дальше в путь.

К вечеру мы уже были в Усвятах, древнейшем поселении на территории России. В 1773 году императрица Российской Империи подарила Усвяты генерал-прокурору России А. А. Вяземскому. Сама Екатерина II посещала Усвяты, заезжая в гости к его владельцу. К ее прибытию Вяземский построил летний дворец из дерева, на Замковой горе. Позднее усадьба отошла к графу Зубову. Далее хозяевами Усвят поочередно были: племянник князя Потемкина — Энгельгардт, Софья Юсупова, ее сын — Александр Потемкин, граф Шувалов, граф Рибопьер, генерал Дурасов. Также было бы интересно посмотреть подробно эти места — но дорога не ждет, и так много времени уже прошло, надо торопиться.

И опять — дорога, все уже приустали, но терпеливо переносили тяготы путешествия, мы даже приспособились дремать в карете или я читала стихи. Ведь как тут не вспомнить строчки Пушкина " Только версты полосаты попадаются одне", глядя на полосатые деревянные верстовые столбы с указанием расстояния между городами, которые появились ещё в XVI веке. Там, где столбы стояли, дорога стала называться столбовой, а про столб народ придумал загадку: 'Нем и глух, а счёт знает'. Хотя стихотворение, откуда пришли на ум эти строчки, написано про зимнюю дорогу, его настроение совпадало с моим — и размышления, и тоска, и скука дороги, и ожидание новых встреч.

Я все размышляла, примет ли меня Императрица, как быстро это произойдет и как она воспримет мои предложения по организации Женского общества. В реальной истории ею было сделано немало, но чуть позже, когда все столкнуться с бедами войны. А сейчас, пока войны не случилось, не получится ли так, что я бегу " впереди паровоза"? Но будь, что будет— даже если поддержки от государства мои идеи и не найдут, будем действовать сами, как и планировали ранее — изобретать по возможности лекарства, учить детей, организовывать заимки с запасами, строить дома для переселения людей, создавать запасы и так далее.

А пока — следующий пункт нашего пути -город Великие Луки, в котором мы решили остановиться подольше, да и все тройки были в разгоне, так что мы могли и передохнуть, и познакомиться с этим интересным городом. Больше посетителей не было и пройдясь немного по притихшему в Пост городу, в котором все заведения был закрыты, мы вернулись на почтовую станцию.

Присели за самовар да и разговорились со станционным смотрителем, который очень много знал о своем городе и был рад пообщаться с нами. От него мы узнали, что название "Луки" происходит от множественного числа слова "лукА", что значит "кривизна, заворот реки; дуга", отсюда и Пушкинское Лукоморье. Город древний, впервые упоминается в Новгородской летописи как город Луки на Ловати под 1166 годом, буквально на двадцать лет позже Москвы.

Гордился смотритель и тем, что входя в состав Новгородской земли, Великие Луки на протяжении веков играли важное стратегическое значение, защищая северо-западные рубежи нашей страны. Неоднократно город разорялся врагами, но каждый раз восстанавливался заново. Вовсе не случайно его называли "оплечьем Новгорода" (оплечье — самая крепкая часть кольчуги). Позднее в составе Московского государства Великие Луки продолжали играть большую роль в деле безопасности русских границ. Из "предсердия Москвы", как величали в то время город, войска, возглавляемые царём Иваном Грозным, уходили в походы против Литвы, Польши, Ливонского ордена. Бессмертной славой покрыли себя защитники крепости на Ловати, оберегая ее от войска польского короля Стефана Батория в 1580 году, сорвавшие, совместно с другими городами Псковщины, агрессивные планы захватчиков. В Смутное время Великие Луки подверглись страшному разорению, несмотря на это, в конце XVII века они стали крупным городом, но никогда уже не достигли прежнего развития и богатства.

Рассказали нам и о том, что в начале XVIII века в Луках дважды побывал Пётр I. По указанию царя-реформатора, по чертежам выдающегося математика Л. Ф. Магницкого в городе в 1708 году была построена новая, первоклассная по тем временам земляная крепость, валы которой сохранились и поныне. При Екатерине, побывавшей в городе, Великие Луки становятся уездным центром Псковской губернии. Екатерина утвердила и план генеральной застройки города, планировка центральных улиц которого осталась до сегодняшнего дня.

Но а сейчас Великие Луки — небольшой уездный городок, каких в России было множество, утопающий летом в зелени садов, среди которых белели стены более чем десятка храмов. Тихий и патриархальный, он оживлялся, только когда проходили церковные праздники или ярмарки.

Но не все благополучно бывало в городе. Понизив голос, смотритель по секрету поведал нам о буйстве некоторых жителей, а именно о бесшабашности помещиков, образчиком которых служил Григорий Михельсон, промотавший еще по молодости все благосостояние, оставленного отцом; помещик самых диких свойств, он совершал набеги на Великие Луки и Невель, причем пускал в ход даже дарованные отцу пушки; тучею носились по улицам города его слуги, от которых купцы запирали лавки, женщины скрывали детей и прятались сами, так как не было суда и расправы над именитым баричем.

Таких людей здесь было много, и смотритель, которому было скучно и которого мы специально подталкивали к дальнейшему разговору, поведал нам о еще одном помещике, Алексее Орлове, который десять лет безнаказанно грабил соседа своего Василевского. Отбивал у него скот, увозил рожь, хватал и насиловал девушек. Тщетно Василевский искал суда, Орлов высек заезжавшего к нему для допроса исправника, и то побоями, то подачками замазывал рты корыстолюбивым подьячим. Случайно сошлись они на молитве в церкви Св. Троицы; 'Не молись', — говорил Алексей Орлов, гордо сидевший на стуле у левого клироса, стоявшему на коленях и молившемуся Василевскому, — 'Не молись иконе, а помолись мне: захочу — помилую, захочу — сгублю', и народ затрепетал, услышав кощунство.

— А еще был тут у нас помещик Григорий Савоскеев, поколотивший в 1760 году секунд-майора Лаврова, он же в 1765 душил и нещадно драл за волосы бургомистра городового магистрата и выбил в его доме все оконные стекла. А этот же секунд-майор Лавров, пылая злобою и отуманенный винными парами, собрав дворовых людей своих, всего до 100 человек, с дубьем и рогатинами делает набег на имение жены Савоскеева, ругает последнюю, бьет её по щекам немилосердно, приказывая челяди грабить село и бить всякого противящегося смертным боем. Избитая, полунагая помещица, бежит в соседнее имение версты за три, а победитель, нагрузив несколько возов пожитками соседки, везет их к себе как трофеи победы, присоединив к ним баб и девок Савоскеевских — яко пленных,— и тут смотритель перекрестился, закончив свой рассказ.

Мы даже ахнули от таких подробностей, а смотритель, оглядев нас, предложил обзавестись защитой в виде знакомых ему мужиков, служивших при станции. От охраны мы отказались, сказав, что сами справимся, но за предупреждение поблагодарили и одарили его деньгами. Никита с Мишей, переглянувшись, достали потихоньку из наших сундуков все оружие, да и я еще раз проверила, чтобы мой пистолетик и шокер были под рукой. Но вот вернулась разгонная тройка и нам смотритель сказал, что часа через два можно будет ехать. Поблагодарив его еще раз за рассказ о городе, мы тронулись в путь.

И вновь— дорога, уже развякшая в тени и подсохшая на солнце, которое светит совсем по весеннему. Конечно, не самое подходящее время мы выбрали, но делать нечего, надо ехать дальше.

Глава 67. "Эх, дороги..."

И снова в путь, но еегодня я не в настроении — и дорога утомила, и мысли:" А стоило ли затевать все это путешествие, а если толку не будет", да переживания за моих коллег— попаданцев— они тоже устали и держатся из последних сил — особенно Варвара. И опять размышления: "Стоило ли ее дергать с собой, может, надо было в Деревенщиках оставить вместе с "апостолами"— больше бы проку было? Но и без компаньонки нельзя, не положено".

Да еще и (пардон) задержка у меня небольшая. Я понимаю, что с этими перелетами все могло и сбиться, но раньше эти дела шли у меня как часы. Вот меня и пробил страх: " А вдруг я беременна?" Конечно, за один раз это бывает редко, но ведь бывает! "Я" из будущего только бы безумно радовалась этому — у нас никого не удивляет, если женщина без официального мужа рожает для себя. Но тут вам не там, это огромный урон репутации, причем не только моей, но и Машиной— а мне этого очень не хочется.

Варвара и Миша видят мою взволнованность, но тактично не лезут. Пока я так переживала, мы подъехали к Порхову. Город этот древний, основан еще в 1239 году как деревянная крепость новгородским князем Александром Ярославичем, которого мы все знаем как Александра Невского. Крепость входила в систему крепостей на реке Шелонь с целью защиты юго-западных подступов к Новгороду. До сих пор сохранились стены и башни этой крепости, видные при подъезде к городку. Название города связывают со словом "порох" в его значении "пыль, прах". Но нам не до экскурсии по городку, надо ехать дальше. Но в этот раз извозчик показался мне подозрительным— он шатался, от него ощутимо пахло чем-то спиртным. Я предупредила Мишу, а тот отправил Никиту посидеть рядом с ямщиком на облучке, тем более день был ясным и солнце пригревало совсем по весеннему.

И очеь хорошо, что мы так сделали— ямщик еле подгонял лошадей, карета едва тащилась, да еще он выехал из колеи и чуть не опрокинул нас на скользкой грязи. Хорошо, Никита успел перехватить поводья и выправить лошадей, а то мы так бы и улетели с дороги в канаву. Пришлось Никите взять управление в свои руки, а ямщика он крепко обругал, да еще и толкнул с облучка, так что тот свалился в грязь. Пришлось ему бежать за каретой да просить прощение у бар. Ну, поделом ему, хоть немного протрезвел. Но я обязательно на следующей станции пожалуюсь смотрителю, пусть ему неповадно будет.

Следующий наш пункт— деревня Боровичи. Это и сейчас совсем небольшая деревушка, а сейчас— буквально несколько домов, да почтовая станция. Смотритель совсем обтреханный, какой-то забитый, в помещении грязно, и как нам не хотелось отдохнуть подольше, мы не стали тут этого делать— потерпим до следующей станции. Лошадок нам дали совсем заморенных, да и ямщик был не лучше. Но делать нечего, лучшего здесь ждать не приходится, как нибудь дотянем до Луги, а там и переночуем.

Городом Луга стала совсем недавно, в 1777 году, во время правления Екатерины Великой. В летнее время в Лугу и её ближайшие окрестности съезжается значительное число дачников, благодаря относительной сухости здешнего климата и обилию хвойных лесов, город сильно разрастался. Даже сейчас в воздухе чувствуется свежий сосновый запах. Лучшие улицы в городе — Покровская, Новгородская и Успенская. Вот завтра мы по ним и прогуляемся. А сейчас распологаемся на станции, отмечаем подорожную, ужинаем, немного приводим себя в порядок, традиционно обсыпаем белье нашими средствами и ложимся спать. Все остальное— утром.

Город стоит на реке ЛУга. Название её имеет, скорее всего, финно-угорское происхождение (по-ижорски и по-фински она называется соответственно Лоукаа и Лаукаанйоки) и к слову "луг" отношения не имеет. Река берёт начало в больших болотах к северу от Великого Новгорода и несёт свои воды в Финский залив. Здесь довольно сильное течение, холодный ветер, лед давно сошел.

Прославится город во время Великой Отечественной войны, когда на так называемом Лужском рубеже летом 1941 года город, вместе с построенной при нём линией долговременных укреплений, стал юго-западным щитом Ленинграда, остановившим наступление немецких войск на целых три недели, в течение которых советские войска успели должным образом усилить оборону Ленинграда. Приняв удар на себя, Луга была оккупирована немецкими войсками 24 августа 1941 года, а освобождена уже 12 февраля 1944, — после полного разгрома немцев под Ленинградом. В наше время знаменит город станет и своими природными достопримечательностями— реликтовыми лесами урочища "Липовые горы", валунными полями близ деревни Малое Конезерье, песчаными дюнами вблизи южной окраины города Луга, ценными в ботаническом отношении породами хвойных и лиственных деревьев.

А сейчас это обычный заштатный городок, а улицы которого почти пусты, прохожих мало, лавки бедные и в них нет ничего интересного. Поэтому мы вновь возвращаемся на станцию. Пока есть возможность, надо мне слетать в будущее, кое-что подкупить еще из лекарств и вещей. Все отдыхают, меня не схватятся.

В будущем я поступила просто— в аптеках скупила все самые расхожие детские лекарства (пригодятся для Элизы и на запас), в магазинах— игрушки и сувениры. Беру еще палантины, шали, красивые вязанные воротнички и манжеты— выдам их за изделия своих мастериц. Дома у Барыни порядок, я могу немного отдохнуть и привести себя в порядок. Тут и месячные начинаются, и я вздыхаю и с сожалением и с облегчением. Но надо возвращаться.

Нам осталось около 130-140 верст до Санкт— Петербурга, это уже не так много. Следующая остановка— деревня ВЫра, в которой была довольно большая почтовая станция, здесь содержалось до 45— 55 почтовых лошадей. Именно эта станция и ее смотритель стали прообразами для повести Александра Сергеевича Пушкина " Станционный смотритель". Так и кажется, что к нам выйдет сам Самсон Вырин и начнет свою печальную историю:

"Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранивался? Кто, в минуту гнева, не требовал от них роковой книги, дабы вписать в оную свою бесполезную жалобу на притеснение, грубость и неисправность? Кто не почитает их извергами человеческого рода, равными покойным подьячим или, по крайней мере, муромским разбойникам? Будем однако справедливы, постараемся войти в их положение и, может быть, станем судить о них гораздо снисходительнее. Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный своим чином токмо от побоев, и то не всегда (ссылаюсь на совесть моих читателей). Какова должность сего диктатора, как называет его шутливо князь Вяземский? Не настоящая ли каторга? Покою ни днем, ни ночью. Всю досаду, накопленную во время скучной езды, путешественник вымещает на смотрителе. Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут — а виноват смотритель".

Но смотрителя зовут Иваном и он вовсе не похож на своего литературного коллегу. Но обстановка станции во многом совпадает с той, что воссоздана в наше время в литературном музее , даже комнаты обставлены похожей мебелью. Здесь очень чисто и уютно, мы отдыхаем несколько часов, хотя сменные тройки есть и уехать можно быстро— нам интересно окунуться в атмосферу пушкинского произведения.

Остается совсем немного— следующая большая станция— Гатчина, а потом София (Царское Село) и Петербург! Нам всем уже нетерпится закончить такой большой путь и мы вновь в дороге.

Глава 68. "Цыганка гадала, за ручку брала..."

Мы потихоньку оживали, понимая, что наша долгая дорога подходит к концу, осталась только Гатчина, а там и Санкт-Петербург. Но, конечно, мне очень хотелось побывать в Пушкино (Царском селе), которое сейчас называлось Софией и увидеть знаменитых лицейских, как их тогда называли — Пушкина, Пущина, Дельвига, Кюхельбекера и других юношей. Они еще обычные подростки, им по 12-14 лет, это по нашим понятиям 6-8 класс, совсем юные.

Этот первый самый знаменитый выпуск останется навсегда в памяти потомков как "пушкинский", но сам Саша еще не знает о своей славе и ведет себя как обычный мальчишка— хулиганит, дружит, мечтает, даже влюбляется впервые. Вся его жизнь впереди и мне очень хотелось как-то в нее вмешаться, предотвратить ту страшную дуэль, которая его погубила. Но поверит ли он сейчас в эти предупреждения — не знаю, но возможно, что-то в его память и западет.

Эти мои мысли были вызваны нашими приготовлениями к маскараду — я хочу предстать перед лицейскими в облике цыганки-гадалки. Ей-то они поверят больше, да и так проще попасть на территорию Екатерининского дворца — все-таки царская резиденция и ее должны как-то охранять.

Поэтому мы достаем самые цветастые палантины и сшиваем их на тонкую нитку в широкую юбку. Так же собирается простая кофта со свободным вырезом. Сверху будут различные бусы, цепочки, монисты, которых у нас уже много собралось. На голову цветная шаль — и вуаля— перед нами не провинциальная барыня, а цыганка из табора.

Так в этих приготовлениях и подъехали мы к Гатчине. К сожалению, станция далеко отстояла от знаменитого Большого Гатчинского дворца, построенного по велению Екатерины II для своего фаворита графа Григория Орлова, и который был любимым местом обитания Павла I. Возможно позже, если будет такая возможность, мы сможем прогуляться по прекрасным паркам Гатчины, как я это делала в будущем, а сейчас мы отдыхаем и ждем сменных лошадей.

Станция переполнена — все-таки близость столицы сказывается, и кругом одни мужчины. Вот группа военных играет с азартом в карты, а вот за другим столом какие-то важные чиновники обмывают чье-то повышение по службе. Кругом гам, шум, крики. Мне становится неуютно и мы все вместе от греха подальше быстро скрываемся в комнате, отставляя верного Никиту в карете караулить вещи. Вспоминаю столкновение с Вороновым и на всякий случай вооружаю Мишу и подставляю под дверь стул, чтобы он своим шумом предупредил нас о нежданных посетителях. Но к нашему облегчению, смотритель, поощренный небольшой денежкой, сообщил, что можно ехать дальше.

И вот она — София, мое любимое Царское село. Станция совсем недалеко от парка и мы с Варварой и Мишей, которым также не терпелось посмотреть на Сашеньку Пушкина, как выразилась Варвара, идем по парку. Знаменитый Екатерининский дворец с его толпами китайских туристов, стоявших в будущем в знаменитую Янтарную комнату со всеми удобствами— стульчиками и зонтами, остается где-то в стороне.

К нашему удивлению, никто нам не препятствует, поэтому мы движемся вполне свободно. Миша и Варвара также одеты цыганами, только гитары не хватает в руках, но ее заменяет бубен и трещотка. И вот я потихоньку напеваю песню "Гадалка" из фильма 'Ах, водевиль, водевиль...', которую написал Леонид Дербенев на музыку Максима Дунаевского, которую мы знаем по первым строчкам:

Ежедневно меняется мода, Но, покуда cтоит белый свет, У цыганки со старой колодой, Хоть один, да найдется клиент В ожиданьи чудес невозможных

Постучится хоть кто-нибудь к ней И раскинет она и разложит Благородных своих королей. Припев: Ну, что сказать, ну, что сказать, Устроены так люди, Желают знать, желают знать, Желают знать что будет.

Но вот Миша, шедший впереди, остановился и сделал нам знак, чтобы мы тихо подошли к нему. И, о чудо — на полянке под деревом сидел сам Пушкин и, читая какую-то книжку, грыз травинку. Не узнать эти кудряшки и смуглый профиль просто невозможно, и мы, замерев, затаили дыхание и просто любовались им. Но тут и нас, и Сашу вспугнул чей-то крик:

— Эй, Пушкин! Француз ( это лицейское прозвище Саши), ты где?

И на полянку выскочил плотненький мальчик с очень знакомым лицом. Да это же "друг Жано", Ванечка Пущин, ближайший друг Александра. Вот и наш выход, надо подойти к ним, пока они не убежали. И запев чуть погромче, мы всей гурьбой вышли на полянку. Друзья стоят чуть в сторонке, а я подхожу ближе:

— Ах, какие молоденькие да хорошенькие господа! А позолотите ручку цыганке и она вам все расскажет да предскажет!

И пока оторопелые юноши еще не пришли в себя, я взяла руку Ивана Пущина:

— Ну, что, друг Жано! Сейчас все про тебя расскажу.

Мальчик удивлено посмотрел на меня.

— Да, Иван, не удивляйся, я все про тебя знаю. Друг ты верный и преданный, муж ученый будешь, писатель хороший. Но запомни дату: 14 декабря 1825 года. В этот день постарайся уехать из Петербурга и Кюхельбекера, Кюхлю, об этом же предупреди. И ради Бога, не всегда верь всем своим знакомым, иначе в беду большую попадешь, в Сибири окажешься. Эти же слова и Вильгельму передай!

Пока Ваня переваривает мое предсказание, я подхожу ближе к Пушкину и беру смуглую руку Саши с длинными сухими пальцами и дрожь пробирает мое тело! Неужели я в самом деле держу за руку "наше все"! Да за одно это надо сказать спасибо тому счастливому случаю, что перенес меня в прошлое. Но мое молчание затягивается, мальчик удивленно смотрит на меня. Я беру себя в руки и начинаю:

— Что Вам сказать, Александр Сергеевич (ну не могу я ему говорить "ты", хотя к Пущину обращалась именно так)! Вы станете великим пиитом ( так тогда произносилось это слово), слух о вас пройдет по всей Руси великой ( я почти дословно повторяю строчки самого Пушкина из стихотворения "Памятник"). Вы станете мужем самой прекрасной женщины, у вас будет 4 детей (тут Ваня начинает хихикать). У вас будет много дуэлей, которые останутся без последствий, вы дважды подвергнется ссылке, но проживете долго, если на 37-м году возраста не случится с вами беды от белой лошади, или белой головы, или белого человека, которых и должны вы о опасаться. И умоляю вас, не верьте тем глупостям, которые вы прочитаете тогда в подметных письмах (тут я почти повторяю предсказание немки-гадалки Кирхгоф, которую поэт посетил в 1819 году, и о которых он часто рассказывал и в которые безусловно верил, поскольку они все сбылись).

Я отпускаю руку Пушкина и потихоньку иду в глубь сада, пока юноши не пришли в себя. Но тут вспоминаю о еще одном их близком друге и останавливаясь на минутку, говорю чуть громче, чтобы меня услышали:

— И передайте Антону Дельвигу, Тосе, чтобы он следил за своим здоровьем и избегал простуд. Он будет прекрасным поэтом и издателем и очень поможет вам, Александр. А теперь прощайте, господа, и помните о моих предсказаниях, тогда ваша судьба сложится счастливо. И храни вас Бог!

Я окончательно скрываюсь в кустах, рыдания душат меня, друзья подхватывают меня под руки и мы быстро исчезаем. По дороге мы встречаем какую-то придворную даму, которая с недоумением смотрит на нашу пеструю группу. Ей я предсказываю любовь червонного короля и даю в руку письмо к Императрице с просьбой передать ее по назначению. Надеюсь, хотя бы из любопытства она это сделает.

Уже на выходе из парка мы сталкиваемся со сторожем, который подозрительно смотрит на нашу компанию. Сунув ему в руку денежку, пообещав казенный дом и любовь крестовой дамы, мы оставляем его в изумлении и быстро идем к извозчику, который и довозит нашу компанию до станции.

В карете мы быстро снимаем свои цыганские наряды, одетые поверх привычной одежды и высаживаемся из повозки уже в своем обычном виде, чем приводим нашего извозчика в полное недоумение, которое исчезает, как только в его руке оказывается двойная плата — баре шутят и не так.

В комнате мы переглядываемся и начинаем хохотать— все получилось, мы сделали это! Миша в шутку предлагает мне как можно дольше не мыть руки, в которых были пальцы самого Пушкина!

Не знаю, последуют ли нашим советам полностью эти мальчики, но зная веру в приметы и предсказания, которые свойственны сейчас людям, в том числе и Пушкину, я думаю, что по крайней мере они их запомнят и перескажут своим друзьям в ближайшее же время.

А нам надо ехать дальше— столица совсем рядом, и так мы провели в дороге больше двух недель. Осталось последнее— организация встречи с Императрицей. Надеюсь она произойдет также удачно.

Глава 69. Вот мы и на месте! Банный день.

В Санкт-Петербург мы приехали в середине дня и сразу, отметив наш подорожные, стали искать гостиницу. Миша, отправленный к Демутовому трактиру, в котором мы планировали остановиться, принес неутешительную весть — там отказали в приеме женщин. Мы, расстроенные, сидели на почтовой станции и размышляли, что же нам делать. Жить на почтовой станции длительное время нельзя, надо искать другой вариант.

Смотритель, увидев, что мы расстроены, стал распрашивать о наших проблемах. Я сказала, что приехала хлопотать о пенсии за мужа, но, к сожалению, нам негде остановиться, так как знакомые, у которых мы планировали это сделать, заболели, а жить нам надо примерно две недели. Он предложил свой вариант — расположиться во флигеле, который сдавала его родственница. Скорее всего он был посредником и не первый раз осуществлял такие услуги за определенный процент. Опять тот же Миша, ставший для меня " палочкой— выручалочкой", съездил по предложенному адресу и через какое-то время вернулся довольный — этот вариант ему понравился. Нам же было уже все равно, лишь быстрее оказаться на месте. Смотритель даже разрешил нам пока не распрягать лошадей, чтобы лишний раз не вытаскивать вещи из кареты.

Мы приехали куда-то на Лиговку — точнее сориентироваться было трудно, договорились с хозяйкой и перетаскали в комнаты наши сундучки и увязки, чтобы и Никита мог отдохнуть от обязанностей сторожа. Лошадь, освобожденная от кареты, вернулась с возчиком на постоялый двор. Расположившись, мы первым делом отправили Мишу на разведку насчет бани — переноситься в будущее и мыться в ванной не хотелось — лучше было помыться и попариться по полной программе.

Оказалось, что общественные бани в Петербурге были и в большом количестве. Они назывались торговыми, причем во многих банях мужчины и женщины мылись вместе. Работали бани 4 дня в неделю — понедельник, вторник, четверг и субботу. Топили бани 2 раза в день — утренние с полуночи и открывались к заутрене, вечерние с полудня и открывались к вечернему звону.

Поскольку мы прибыли как раз в Чистый четверг, мы решили пойти вечером в ближайшую баню. Отправив незаменимых Мишу с Никитой договариваться, мы с Варварой стали готовиться к процессу — доставали чистое белье, полотенца, шампуни и мыло из будущего— мы их замаскировали под привычные здесь баночки. Когда мальчики пришли, мы поинтересовались, сколько номеров и на какое время они заказали. Оказалось, что время посещения здесь не ограничивалось, а заказано два номера в мужской и женской части.

Баня, найденная Мишей, оказалась совсем рядом и мы решили пройтись пешком. Бани в Петербурге славились водой, в основном брали воду из Невы, она считалась самой чистой. Самая же плохая по качеству вода считалась из Екатерининского канала. В начале века властями было предписано, чтобы народ не был отягощен платой за баню. В связи с этим было введено 4 разряда, которые стоили 3 копейки, 7 копеек, 15 копеек и 75 копеек серебром. Мы заказали номера самого высшего разряда, решив не экономить. Кроме того, в банях предлагалось пиво, квас, мыло, мочалки, простыни и сырые яйца для тех, кто ими пользовался для мытья головы. В случае кражи одежды в общественной бане пострадавшему выплачивалась компенсация.

Существовал определенный порядок посещения бани — первое помещение бани — передняя, в которой мы разулись и оставили верхнюю одежду, за ней следовала раздевальня, в которой мы разделись до гола. Далее мы зашли уже в основное помещение парилки и оказались в опытных руках банщицы — очень крупной фигуристой женщины с вениками в руках. Выбрав меня, как главную, она уложила меня на полку, застеленную соломой и покрытую чистой скатертью и через несколько минут начала хлестать березовым веником, что открывало поры и усиливало испарину.

Затем банщица энергично терла меня пальцами по всему телу, чтобы отделить нечистоту, и натирала мылом и омывала холодной и горячей водой по моему желанию. Так она проделала еще дважды, пока я не запросила пощады.

Тут же она перешла к Варваре, которая оказалась более подготовленной и выдержала пять подходов. Даша работала веником сама, а потом помогла мне хорошо промыть волосы, которые потом я сполоснула раствором ромашки, чтобы немного осветить волосы. Тут же стояли горшочки с заваренной мятой, лавандой и шалфеем для аромата.

Веники тоже могли быть разными — липовый — от простуды, березовый — для легких, дубовый — от мышечных болей, можжевеловый — от легочных заболеваний, калиновый — от кашля, а также из бузины — для суставов. Существовали и особые лечебные бани, в которых предлагали специфические процедуры — массаж, кровопускание, лечение пиявками, клистирами и ваннами с настоями из различных трав.

Распаренные, чистые и довольные, мы вышли в раздевальню и одели нижние рубашки. Поскольку это были последние дни Страстной недели, сейчас соблюдался самый строгий пост, то нам предложили только пустой чай и сухари, но мы и этому были рады.

Соблюдались в этот день и особые традиции — хозяйки вечером варили яйца и красили их луковой шелухой, месили тесто и ставили выпекаться куличи.

Делали они и так называемую "четверговую соль"— ее готовили на основе обычной соли, когда кристаллики смешивают с размокшим мякишем ржаного хлеба или с гущей, которая осталась после оседания кваса. Затем все это завязывали в тряпочку и ставили в печь на самый жар или закапывали в пепел и плотно закрывали створку на три-четыре часа. После чего толкли в ступе, всё это время читая молитвы. Затем соль освящали в алтаре. Считалось, что она послужит прекрасным оберегом для всей семьи, причем действовать будет целый год. Поэтому хранили такую соль нужно на почетном месте.

После, дождавшись наших мужчин, которые парились дольше, мы всей нашей веселой компанией пришли на место и стали совещаться, чем мы займемся дальше. Письмо Императрице, уже сто раз продуманное и переписанное на специальной гербовой бумаге нашей перьевой ручкой, красивым почерком с завитушками, было отправлено по почте с указанием нашего теперешнего адреса, теперь оставалось только ждать.

В пятницу и субботу все заведения были закрыты, поэтому мы решили только выйти на прогулку и отдыхать после длительного пути. А вот в воскресенье, конечно же, мы все вместе захотели пойти на Пасхальную службу в ближайшую церковь.

После Пасхи открываются все заведения и общим желание было посещение театра и какого-нибудь спектакля. Сейчас билеты продавались не на каждое представление, а выкупалась постоянная ложа, и можно было придти в любой удобный день на любой спектакль. Поскольку ложи у нас не было, то мы решили посмотреть, возможно ли приобрести свободные места. На отдельный спектакль продавались не ложи, а места в партере по определенному числу кресел. В партере могли сидеть военные, чиновники, даже богатые купцы и приезжие из других городов.

Тут мне на глаза попала газета 'Санкт-Петербургские ведомости', которая выходила 2 раза в неделю — по вторникам и пятницам. Этот номер был как раз за вторник и я начала его изучать с целью найти подходящий вариант.

Мое внимание привлекло объявление о спектакле "Амур и Психея" в так называемом театре Канзасси — предшественике Александрийского театра, который располагался на землях Аничкова дворца, позднее названных площадью Островского. Театр был еще деревянный, архитектор В. Бренна перестроил под него один из садовых павильонов усадьбы Аничкова дворца для нужд антрепренёра Казасси. Вот он и организовал здесь со своей оперной труппой первые спектакли. "Амур и Психея" представлял собой пантомимный балет в 5 актах, поставленный прославленным балетмейстером Шарлем Дидло, другом композитора, вот на него мы и хотели попробовать попасть. Но это все завтра, а сейчас усталость отдолгой поездки и расслабленное состояние после бани заставило нас улечься нв мягкие перины в уютной комнате.

Глава 70. Экскурсия по городу, которого нет.

После долгой дороги и бани, да еще на мягких перинах и чистом белье — мы спали, как убитые и проснулись достаточно поздно. Собравшись чуть позже все вместе, мы решили определиться с дальнейшими делами. Самое главное, для чего мы и приехали и что предстояло сделать в первую очередь — передать письмо Императрице и ждать аудиенции.

Как это сделать, мы узнали, расспросив управляющего. Оказывается, Императрица Елизавета Алексеевна сейчас живёт в Каменноостровском дворце. Я поинтересовалась, как можно отправить Императрице письма, объяснив тем, что хлопочу о пенсии за погибшего мужа. Но, к нашему сожалению, выяснилось, что письмо Императрице почтой из Петербурга не отправить, т.к. внутри города такой услуги нет, можно это сделать только посыльным.

Надо ждать конца ледохода на Неве, т.к. в Каменностровский дворец пока не попасть — мостов уже не наводят, так как уже несколько дней идет лед, но это значит, что после окончания ледохода наведут мосты и можно будет попасть на острова. Кроме того, к этим дням приурочивается и открытие навигации по Неве, которое празднуется особо торжественно, и которое нам очень хотелось бы посмотреть, так как в будущем эта традиция значительно изменилась. Но нам предстояло ждать несколько дней. Ну что же, против природы не пойдешь, значит, у нас есть время оглядеться в городе и приготовиться к приему и приготовить пасхальные подарки Императрице и Великой Княжне.

А пока надо узнать о последних событиях в мире и в городе, чтобы в разговоре не попасть впросак. А то получается, что мы столько времени находимся в прошлом, а о текущих событиях почти ничего и не знаем. Значит, надо купить газету, желательно найти даже несколько последних номеров и изучить их. Так мы и делаем — спустившись вниз, Миша спросил служителей, где купить газеты, а потом отправил Никиту купить газету 'Санкт-Петербургские Ведомости' и наказал поискать и прошлые номера. Никита, несколько пораженный масштабами города и растерянный, в испуге спросил, как это сделать. Служитель, молодой человек, несколько пренебрежительно, с усмешкой над провинциалом, объяснил, что газеты можно купить у мальчишек— рассыльных на улице и чуть ли не вытолкнул Никиту на улицу. Но надо отдать ему должное, тот все-таки преодолел страх и принес благополучно газеты, которые мы и взялись изучать.

Мое внимание привлекло объявление о спектакле "Амур и Психея" в так называемом театре Канзасси — предшественике Александрийского театра, который располагался на землях Аничкова дворца, позднее названных площадью Островского. Театр был еще деревянный, архитектор В. Бренна перестроил под него один из садовых павильонов усадьбы Аничкова дворца для нужд антрепренёра Казасси. Вот он и организовал здесь со своей оперной труппой первые спектакли. "Амур и Психея" представлял собой пантомимный балет в 5 актах, поставленный прославленным балетмейстером Шарлем Дидло, другом композитора, на него мы и хотели попробовать попасть, если получится.

Сегодняшним днем была Страстная Пятница— самый строгий день Великого Поста. Все готовились к главному празднику года — Пасхе. В пятницу соблюдались строгие ограничения в еде, многие даже не завтракали, дожидаясь выноса Плащаницы в церквях, которое обычно проводилось в 3 часа, и после возвращения из церкви уже принимали пищу.

Мы тоже решили так сделать, уточнив, где находится ближайший храм. Оказалось, что это — Спасо-Конюшенная приходская церковь или церковь Спаса Нерукотворного образа. Она уже тогда была каменной, но не вмещала в себя всех прихожан. Чуть позже, в 1816-1823 годах она будет перестроена и приобретёт тот вид, который мы можем видеть и сегодня. Именно в этой церкви в 1837 году будут отпевать Пушкина. Но надеюсь, я вмешаюсь в эту историю и изменю её, уж эту бабочку я истопчу с большим удовольствием.

Туда отправились Никита и Даша, а мы решили посетить этот храм на обратном пути, он был совсем рядом с нашим временным пристанищем.

А сейчас нашей целью была знаменитая Пятиугольная церковь Успения Богородицы с трехъярусной колокольней, которую называли еще и "Спас на Сенной", так как она располагалась на одной из главных торговых площадей города — Сенной. Церковь была возведена в середине 18 века, а снесена в 1961 году. Так что нам было интересно посмотреть на этот утраченный собор, а заодно и посетить и прославленную Николаем Алексеевичем Некрасовым площадь.

Поэтому мы решили так— сначала прогуляться по городу, пройдя пешком по центру, сколько сможем, посетить "Спас на Сенной" и зайти на знаменитую площадь. Оделись мы скромно, но достаточно тепло — с утра дул прохладный ветер, было всего около 5 градусов тепла. Но было так приятно после долгого сидения в тесной карете размять ноги, наслаждаясь свежим воздухом города. А он действительно был свежим, но достаточно сырым от многочисленных каналов и рек, а также близости Балтики.

И мы шли, любуясь на город начала 19 века и его главную улицу— Невский проспект, который всегда был центром города, его сердцем. Мы видели на улицах города множество людей, их было так много, что центр города походил на муравейник. Лучше всего утренний город описал Пушкин в "Евгении Онегине":

Встает купец, идет разносчик,

На биржу тянется извозчик,

С кувшином охтенка спешит,

Под ней снег утренний хрустит.

Проснулся утра шум приятный.

Открыты ставни; трубный дым

Столбом восходит голубым,

И хлебник, немец аккуратный,

В бумажном колпаке, не раз

Уж отворял свой васисдас.

Здесь можно было встретить людей всех сословий: дворяне, купцы, духовенство, мещане, ремесленники, крестьяне, но больше всего нам попадалось военных. В городе и его окрестностях располагалось множество воинских частей — и гвардейский, и армейских. Не стоит забывать и о военных учебных заведениях — училищах и академии. Воистину, Петербург 1812 года — город военных, город мужчин, которых значительно больше, чем женщин.

Работали фабрики, на которых применялся исключительно мужской труд. Из деревень приезжали в столицу люди, желающие освоить новую профессию. Наиболее востребованными были каменщики, ремесленники, извозчики, плотники, которые испокон жили отдельными словодами.

Смесь людей разного чина всегда была свойственна столице. Современники отмечали, что 'можно смело сказать, что только вокруг Зимнего дворца, на Невском проспекте до Аничкова моста, в двух Морских и в двух Миллионных была Европа, далее повсюду выглядывала Азия и старинная предпетровская Русь, с своею полудикостью и полуварварством',— так описывал известный литератор Булгарин город начала XIX века.

Мы обратили внимание, что на Невском проспекте, куда мы вышли, через каждые полтораста шагов находилась полицейская будка с двумя попеременно дежурившими будочниками с алебардами. Имевшиеся у них свистками они передавали сигналы от будки к будке и таким образом выполняли функции и ППС— ников, и полицейских из будущего.

Утром на проспекте больше кипела простонародная жизнь -мы видели крестьян, торговцев, прислугу, которые достаточно бодро двигались по своим делам. Пространство от Мойки до Фонтанки, по которому мы неспешно шли, оглядывая незнакомый— знакомый город, представляло собой бульвар или булевар, как тогда говорили, так как посередине Невского проспекта на этом участке находилась аллея.

Тротуары были вымощены плитами, а проезжая часть булыжником, отчего стоял невыносимый грохот, который нас буквально оглушил после тишины дороги. Мы шли по тротуару, по аллее, а в стороне от нас ехали нагруженные с верхом телеги и фуры. Но начинали попадаться и первые кареты, украшенные гербами, и щегольские коляски. Миша загляделся на одну из карет, остановившись посреди дороги, и когда я спросила, в чем дело, он закричал:

— Рессоры! Вы понимаете, рессоры!

Я, конечно, ничего не поняла, но Миша пояснил, что увидел карету на рессорах, а значит, они уже изобретены и можно приобрести такую карету, что облегчит во многом наш обратный путь. Действительно, в 1805 году каретный мастер Эллиот придумал лежачую рессору, которая служила пружинящей 'прокладкой' между колёсной осью и кузовом экипажа, что значительно облегчало ход кареты и делало его мягким и легким. Он загорелся прямо сейчас мчаться искать такую, но мы его несколько остудили — дело это не терпит суеты, надо посмотреть да поискать подходящую, да и вряд ли сегодня кто-то будет торговать такими вещами.

Иностранцы исстари называли Невский проспект улицею веротерпимости. Убедились в этом и мы, поскольку на небольшом участке улицы увидели стоявшие рядом многочисленные не православные церкви, построенные для общин петербуржцев-иностранцев, которых всегда было очень много в этом городе. Здесь по-соседски разместились голландская, немецкая, финская, шведская общины. У всех были свои церкви, которые сохранились до наших дней.

Так, голландская реформаторская церковь спокойно располагалась рядом с участком немецкой общины с небольшой лютеранской церковью Петра и Павла, которая славилась своим органом, считавшимся одним из лучших городе.

Хотя обычно реформаторы и лютеране не очень дружат друг с другом, тут они вполне мирно уживались.

Интересной была и история финской и шведской церквей, которые располагались совсем рядом. Первоначально существовала шведская церковь святой Екатерины, в которой попеременно шли службы и для финнов, и для шведов, но постепенно разногласия привели к тому, что произошел раскол, и шведы и финны поделили между собой территорию, разделив её стеной. Первым досталась сторона участка вдоль Малой Конюшенной улицы, которая тогда называлась Большой Рождественской. За вторыми остался старый деревянный храм со стороны Большой Конюшенной улицы, даже первое время в стене существовала калитка, соединявшая храмы, но после её заделали.

Затем финская община построила свою церковь святой Марии в классическом стиле, с колоннами, очень красивую, похожую на дворец. К великому счастью, она сохранилась и до наших дней.

А шведская община осталась пока в старом еще деревянном здании, но уже в 1767 году было построено новое здание храма, и даже для лучшего подхода к храму был проложен переулок, названный Шведским. Здесь же были школа для мальчиков и девочек и приют. Среди прихожан были семьи Нобель и Лидваль, позже Фаберже, Маннергейм, ёё посещали рабочие завода Нобеля, служащие Финляндской железной дороги, персонал шведского посольства.

Так что люди разной веры и происхождения, соединившись на Русской земле, вполне мирно соседствовали, отринув прошлые разногласия и противоречия.

Напротив, на нечётной стороне, вольготно раскинулся красивейший дворец графа Строганова. За ним виднелись еще дома с большими участками, а далее простирался совсем свежий, только построенный в 1811 году знаменитый Казанский собор, еще без скульптур Кутузова и Барклая-де-Толли. Но мы решили не переходить дорогу, а посетить это прославленное сооружение в следующий раз, на Пасхальную службу.

Обо всем этом я, как заправский экскурсовод, рассказывала своим попутчикам, используя материалы современных путеводителей, которые читала в будущем. Мой рассказ больше всего заинтересовал Варвару, которая призналась, что была в Санкт-Петербурге, тогда Ленинграде, очень давно, еще с мужем. А теперь пребывание в этом городе, да еще и в прошлом времени, очень ее возбуждало. Да и Миша с большим восторгом крутил головой по сторонам, рассматривая город. Он был здесь на недельной экскурсии, поэтому многое не успел посмотреть. А теперь такая медленная и интересная прогулка по городу ему очень нравилась. Да и я, сравнивая город будущего и настоящего— прошлого, находила для себя много забытых интересных мелочей, исчезнувших во времени, революции и войнах.

Перейдя Екатерининский канал (ныне канал Грибоедова), мы вышли к зданию католической базилики святой Екатерины Александрийской, которое тоже сохранилось до наших дней. Несколько лет назад в ней был захоронен последний польский король Станислав Понятовский, а через год захоронят наполеоновского маршала Моро. И именно в этой базилике через несколько лет будут венчаться убийца Пушкина Жорж Дантес и Екатерина Гончарова.

Здание храма имело форму латинского креста с поперечным трансептом-нефом— вытянутым помещением, где можно находится прихожанам, и было увенчано большим куполом. Храм был очень большой, он одновременно вмещал около 2000 человек. Фасад был завершен высоким парапетом, над которым возвышались фигуры Четырех Евангелистов и двух ангелов, держащих латинский крест.

Варвара почему-то шепотом спросила, можно ли туда зайти. Я ответила, что, конечно, можно, в этот храм можно зайти свободно человеку и православной веры. Мы все уже немного устали и поэтому с удовольствием присели на скамеечки, любуясь на прекрасный вид внутри и на на купол, через который лился свет.

С католической общиной соседствовала армянская община. Их Екатерининская церковь, как и базилика, тоже выходила на Невский проспект. Само здание, с изящным бело-голубым куполом, хоть и небольшое, привлекало своим летящим легким видом, стройностью и величием.

Вот такая смесь зданий различных религий, многие из которых сохранились и до наших дней и действуют сейчас, поразила и захватила нас на Невском проспекте и прилегающих улицах.

Проспект еще не принял свой классический вид, многие здания, прославившие его, будут построены позже, но уже сейчас чувствовался его потенциал, он уже поражал приезжих и жителей города. Недаром Иван Пушкарев, один из авторов того времени, писал:

"Вот Невский проспект, предмет водевилей, эпиграмм, повестей и рассказов. Не бывавши даже в Петербурге, вы может быть слышали о Невском проспекте в какой-нибудь отдаленной деревеньке, в кругу семейств, посещавших нашу северную столицу. Добрые помещики любят развлекать однообразие сельской жизни, скуку семейных вечеров разговорами о Невском проспекте, о пышности и великолепии его магазинов, кондитерских, гостиниц, о красоте и ловкости магазинщиц и необыкновенной услужливости магазинщиков, о превосходной перспективе для прогулок, для приятных ощущений".

Так и мы, я думаю, в имении будем вспоминать о городе, "которого уже нет" в будущем, но который предстал перед нами во всей красе здесь и сейчас в прошлом— настоящем.

Пока же за Фонтанкой была ещё преимущественно частная купеческая застройка с большей степени деревянными домами, с огородами и заборами. Параллельно Невскому проспекту за Фонтанкой селились дворцовые служащие, там и сегодня улицы и переулки сохранили свои названия по их занятиям (Свечной, Кузнечный и т.п.).

Торговые здания располагались от Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова) и до Садовой улицы по нечётной стороне. Больше торговых точек в то время было на Садовой улице от Невского проспекта и до Сенной площади, на которую мы и шли. На углу канала и проспекта располагались Милютинские ряды с лавками, за ними дом купцов Яковлевых, далее каменная аркада Серебряных рядов, за которыми виднелась Башня городской думы

А уже за Думой располагался знаменитый и поныне Гостиный двор — торговый центр Петербурга, а уж за ним и Садовая улица, на которую мы должны повернуть, чтобы попасть к Спасу на Сенной.

Гостиный двор был открыт, но мы только прошли мимо, торопясь в храм, но запоминали, что интересного можно посмотреть. А посмотреть есть на что — сквозь зеркальные стекла, как в калейдоскопе, пестрели различные изделия с волшебными прилагательными: аглицкое, голландское, италианское, французское. Но очень часто они выходили из-под рук чухонских или русских мастеров и только выдавались за иностранные, как и сейчас, когда итальянские или французские товары чаще всего сделаны в Китае.

Оставалось пройти еще чуть менее половины пути, но мы уже устали и поэтому по общему решению стали искать извозчика, который довез бы нас до места. А вот и он, сам с шиком подлетел к нам.

Извозчики были, как правило, из крепостных крестьян, приходивших в город, чтобы заработать денег на оброк. От извозчиков требовалось знание грамоты, чтобы они могли название улицы и номер дома прочитать. Но требование это соблюдалось с трудом — грамотных среди крестьян было мало. Проезд на извозчике стоил дорого — до 80 копеек в зависимости от расстояния. Примерно столько же составлял дневной заработок мелкого чиновника, поэтому горожане предпочитали ходить пешком. Но, поскольку, нам оставалось доехать совсем немного до заветного места, мы сторговались за 15 копеек.

Итак, наш "таксист", свернув на Садовую улицу, с шиком стал подгонять лошадку и мимо нас проносились здания одно за другим по разным сторонам дороги, у нас даже в глазах зарябило от быстроты смены картинки и не успели мы оглянуться, как очутились около Апраксина двора, в складских и торговых помещениях которого велась бойкая торговля, несмотря на Великий Пост. Здесь мы резко остановили нашего извозчика, поскольку решили дальше пройтись пешком.

На рынке, также как и сейчас, можно было купить практически все: от ягод, грибов и кур с поросятами, до редких ценных книг, золота и оружия. Даже названия линий Апраксина двора говорили о их назначении: Курятная, где торговали курами, Суконная — на ней торговали сукном, Фруктовая линия, Ягодный проезд и Яблочная площадь. Приказчики зазывали нас, но мы решили сделать покупки позже, специально приехав за ними.

При входе на Сенную площадь располагалась Гауптвахта. Перед ней ещё в начале XIX века устраивали публичные порки крепостных, о которых и писал Некрасов. Помните:

Вчерашний день, часу в шестом,

Зашел я на Сенную;

Там били женщину кнутом,

Крестьянку молодую.

Ни звука из ее груди,

Лишь бич свистал, играя...

И Музе я сказал: "Гляди!

Сестра твоя родная!"

Ну а чуть далее и возвышалось здание Пятиугольной церкови Успения Богородицы с трехъярусной колокольней, которую называли "Спас на Сенной", и к которой мы так стремились. Она сразу привлекала наше внимание — его величественное и просторное здание увенчивали пять куполов, расположенных на многогранных барабанах. Стоявшая рядом трёхъярусная колокольня завершалась слегка удлинённым куполом, к ней примыкала высокая трапезная. Здание как бы парило в небесах, удивляя своими пропорциями и изяществом.

Войдя во внутрь, мы поразились красоте высокого вызолоченного иконостаса с иконами середины 18 века, который считался одним из лучших в столице. В церкви был также установлен престол с золочёной ротондой, украшенной серебряными барельефами, отличавшийся совершенством художественной чеканки. Весивший более 100 килограммов уникальный престол был пожертвован в 1786 году создателем храма, богатым откупщиком Саввой Яковлевым (Собакиным), который также преподнёс храму плащиницу малинового бархата, шитую серебром, золотом и жемчугом. Вот ее вынос и ждали все посетители храма, внимая службе. Нас охватило общее для всех ощущение ожидания чуда и оно состоялось— плащаница, чье появление так долго ждали, была поистине чудесной.

Выйдя из храма, мы долго молчали, переживая чувство единения друг с другом и другими прихожанами, то чувство "благодати Божьей", которое так редко посещает сейчас современных людей. После долгой службы мы уже единогласно решили ехать на извозчике. Он уже вез нас медленно, так как на улицах явно увеличилась интенсивность движения. По улицам уже резво скакали верховые, неслись кареты, коляски и дрожки, возки, дормезы и скромные тарантайки.

В одном месте мы встретили даже такое привычное явление современности, как транспортная "пробка", которая образовалась из-за ДТП образца 19 века — столкнулись и никак не могли разъехаться возок и тяжелая фура. Крики, ругань, свистки полицейских, советы со всех сторон сопровождали это происшествие также, как и в наше время. Но вот, наконец-то, возок с трудом объехал фуру, которую откатили чуть в сторону и движение вновь возобновилось.

Так, потихоньку— полегоньку мы и возвратились в трактир. Скромно перекусив, все, кроме меня, легли отдыхать. Я же, пользуясь моментом и сказав, что хочу узнать про билеты, вышла в подсобное помещение гостиницы и перенеслась в будущее, чтобы пополнить еще наши запасы. Я делала просто — заходила в ближайший магазин и смотрела, что можно купить на запас. Были приобретены еще спицы, крючки, иголки, нитки, разная рассыпная мелочь, которую я спрятала в сумочку, чтобы не особо было видно, а потом действительно подошла к управляющему и попросила его приобрести для нас три места на выбранный нами спектакль на любую ближайшую дату на Пасхе, на что мне обещали помочь в этом. Ну что же, теперь и мне можно немного отдохнуть.

Вечером, как и собирались, мы посетили вечерню службу в Конюшенной церкви и помолились, каждый о своем. Я просила осуществления всех своих задумок, желала здравия своим друзьям, вспоминала Александра и просила помощи ему в его нелегкой службе. На этом наш очень насыщенный день закончился и мы разошлись отдыхать.

Глава 71. Пасхальные радости.

Итак, наступила суббота, день приготовления к празднованию Пасхи. Мы решили прикупить продуктов для праздничного стола, крашенные яйца, приобрести новую одежду и подарки — на этом настояла уже я. По традиции, на праздничное богослужение и в Пасхальные дни доставались праздничные наряды или покупались новые.

Продукты мы решили купить на Апраксином дворе, а на обратной дороге заехать за обновками в Гостиный двор. В этот раз мы поехали все вместе, но, поскольку "кареты"— дрожки легковых извозчиков, "ванек", были двухместными, мы наняли сразу две повозки, в одну сели, немного потеснились, я с Варварой и Дашей, а мужчины сели в другие дрожки. Никита и Даша с интересом осматривали город, который они еще не видели.

И вот перед нами Апраксин двор, чья история берет свое начало с середины восемнадцатого века, когда купцу Ивану Щукину и графу Федору Матвеевичу Апраксину были пожалованы земли в центре города под торговлю. Владения Ивана Щукина сразу начали застраиваться торговыми лавками, рынок же графа Апраксина застраивался только по периметру, а в центре шла так называемая "толкучая" торговля., оживленная и многолюдная сегодня. Мы, чтобы не потеряться в толпе, решили ходить группами — Никита, я и Варвара, Даша и Миша, а потом собираться всем вместе около входа.

Запахи, звуки, яркие краски товаров окружили нас и подталкивали к покупкам, и мы начали — крашенные яйца, большой кусок ветчины, колбаса, пасха и куличи, пряники, бисквитные бабы, сладкие пироги, икра и копченная рыба, творог, сметана — мы оглянуться не успели, как наши руки были полны всяких вкусностей, от которых шел вкусный запах, вызывающий слюну. К моему удивлению, все эти товары были очень дёшевы, да ещё и Варвара с Дашей с упоением торговались, почувствовав себя в родной стихии.

Увидели мы и сахар, и соль и решили купить запасы побольше перед отправлением домой. Был тут и миндаль, и грецкие орехи, и фундук, а точнее, лещина. Тут уж встрепенулась я и купила миндаля, чтобы сделать марципановую массу и попробовать полепить из нее.

Увидели и маленькие яйца из поделочных камней, которые упоминал Шмелёв, и яйца из дерева и стекла, фарфоровые изделия разных цветов и размеров, тут уж оторвались мы с Мишей — набрали целый мешочек, который нам любезно подарил довольный продавец. Часть их я решила чуть позже переправить Барыне, а остальное— оставить себе и на подарки. Купили и красивые бусы и платок для Даши, а Никите — новую рубашку и картуз, чем их порадовали и удивили.

Короче, мы едва остановились, набрав целую кучу корзинок и корзин, которые отправили вместе с Никитой и Дашей в гостиницу, а самими поехали за обновками в Гостиный двор. Большой Гостиный двор занимал целый квартал протяженностью более километра. Снаружи здание было двухэтажным, со двора — трехэтажным. Главный фасад выходил на Невский проспект.

Здание было оформлено в виде неправильного четырёхугольника, по его боковым сторонам и главному фасаду располагались торговые ряды или линии. Вдоль Невского проспекта пролегала Суконная линия, здесь торговали мануфактурой, писчебумажными товарами, парфюмерией, галантереей и книгами. На нее мы и отправились в первую очередь, решив купить все, на что упадет глаз и кошелек. Сначала приобрели новый сюртук и рубашку для Миши, чем смутили его от души, но тут уж мы с Варварой хором сказали, что он заслужил гораздо большего, и спорить не надо. Здесь же мы присмотрели хорошее сукно для одеял, простое нижнее белье , которое решили купить чуть позже для солдат. Миша продал тут же перенесенные мною иголки и мелкие пуговицы, и получилось так, что эта продажа оправдвла и его покупки, и еще деньги остались. Значит, надо еще принести эти мелочи, пока есть возможность.

Перешли в парфюмерный ряд, а тут уж мы с Варварой оторвались, купив духи в красивом флаконе и крем, который был сделан на воске, с добавлением разных трав, как определила по запаху Варвара. Все духи и крема были привозные, французские, русской парфюмерии пока нет, надеюсь, мы будем первооткрывателями. Духи пока на основе масел, а не спирта, а крема на основе животных жиров. Здесь же продаются и флаконы для духов и кремов, которых мы также набрали от души и решили купить еще больше для наших изделий чуть позже.

В книжной лавке опять пришлось меня уводить за руку, но я успела купить 'Арифметические исследования' — первый крупный труд 24-летнего немецкого математика Карла Фридриха Гаусса, опубликованный в Лейпциг в 1801 году на латинском языке, и драму Фридриха Шиллера "Орлеанская дева", посвящённую истории Жанны д'Арк— переправлю потом Барыне. В книжной лавке мы показали свои сказки и сборники тексов песен и рецептов, и сказали, что хотели бы продать их. Приказчик сказал, что покажет образцы хозяину лавки и сообщит нам результат договоренности.

На Большой Суровской и Малой Суровской торговали дамскими туалетами. Тут мы приобрели новую шляпку для меня и красивое платье для Варвары, а также перчатки и ботинки мне и Варваре для прогулок по улице. Тут уж торговалась я, хотя денег было и достаточно, нам они ещё пригодятся для закупок в предверии войны. От платья я отказалась — у меня их был целый сундучок, еще не одетых ни разу. Я убедилась, что мои наряды хоть и были в струе моды, отличались большей элегантностью и необычностью, поэтому я не стала их менять на привычные наряды.

Последней была Зеркальная линия, на которой велась торговля зеркалами, изделиями из золота, серебра и бронзы. Здесь Миша купил для Полины красивые бусы и набор из серебряных яиц разного размера и цвета. Для Маши также были куплены красивые фарфоровые наборы яиц и брошь в виде цветка. Здесь же в одной из ювелирных лавок мы продали часть камней, причем, произошло это без всяких вопросов и проблем, причем цены оказались гораздо выше, чем в Смоленске.

Увидев это, и Варвара отдала свои колечки, хотя я и противилась, но уж больно щепетильной была эта маленькая женщина, не хотела быть обязанной. Я сказала, что в следующий перенос куплю на деньги от аренды ее квартиры еще камни и она их продаст, чтобы иметь свои средства. Эта идея ей очень понравилась, да и мне самой надо было пополнить запасы камней и различных изделий из них.

Провели мы здесь более трех часов и уехали, усталые, договорившись, что еще ни раз здесь побываем, чтобы купить товары и для продажи себе, и Барыне.

В гостинице Даша и Никита уже времени зря не теряли, они убрали все припасы на холод с разрешения месье Гюге. Их можно было есть только завтра, после пасхальной службы. А я с помощниками стала лепить из марципанновой массы курочек, маленькие яйца и гнездышки, в которые я их и сажала. Мы настолько увлеклись этим делом, что забыли и про еду и попили только чай с сухарями. Несмотря на ограничения в еде уже вторые сутки, мы чувтвовали себя прекрасно, легко и спокойно перенося эти ограничения.

Но вот и время отправляться на всенощную службу, мы решили поехать на нее в Казанский собор. Нарядились в обновки, вызвали такси— извозчика и возбужденные и взволнованные, отправились на место. Казанский собор такой же огромный, как и в будущем и такой же возвышенно— торжественный.

Он возводился только силами русских мастеров и только из отечественных строительных материалов. Зал Казанского собора выглядит как зал дворца, иконы для него были написаны знаменитыми русскими художниками — В. Боровиковским, О. Кипренским, А. Ивановым, Ф. Брюлло.

Мы почти потерялись среди монолитных колонн из красного гранита, а пол в зале, покрытый несколькими тысячами пластин из шокшинского камня и олонецкого мрамора, был почти не виден под ногами многочисленных прихожан, заполнивших собор. Публика была очень разной— было много военных в красивой форме, чиновников высокого ранга, дворянские семьи, а рядом с ними стояли и крестьяне, и купцы, и разные раночинцы— все были в этот час равны перед службой.

И вот началась служба перед иконостасом, главной иконой которого была знаменитая икона Казанской Божьей матери, в честь которой и назван собор. Она была перенесена сюда из деревянной церкови Рождества Богородицы, ранее стоявшей на этом месте еще с середины 18 века.

При приближении полуночи все священнослужители в полном облачении встали по чину у Престола и зажгли свечи, тоже самое сделали и мы все. В алтаре началось тихое пение, набирающее силу, и в это время с высоты колокольни полился ликующий пасхальный трезвон. Затем все вышли из Церкви на Крестный ход вокруг храма при непрерывном трезвоне колоколов и пении священиков и прихожан.

Впереди крестного хода несли фонарь, за ним крест, зобраз Божией Матери, далее шли двумя рядами, попарно, хоругвеносцы, певцы, диаконы со своими свечами и кадильницами и за ними священники. В последней паре священников идущий справа нес Евангелие, а идущий слева — икону Воскресения. Завершал шествие предстоятель храма с трисвешником и Крестом в левой руке.

Обойдя храм, крестный ход останавился перед закрытыми дверями, как перед входом в пещеру Гроба Господня. Трезвон прекратился, настоятель храма и священнослужители трижды спели радостный пасхальный тропарь, который подхватили и другие священники и все присутствующие. Затем священник произносил стихи древнего пророчества св. царя Давида: 'Да воскреснет Бог и расточатся врази Его...', а хор и народ в ответ на каждый стих пели: 'Христос воскресе из мертвых...'.

Затем священнослужители пели стихи и тропари, которые подхватывала вся паства. Открылись церковные двери, и крестный ход зашел вновь в храм, где и начиналось пение пасхального канона. За Пасхальной утреней последовала Божественная литургия и освящение артоса — особого хлеба с изображением Креста или Воскресения Христова— он хранится в храме до следующей субботы, когда раздается верующим.Тут же освящаются и принесенные куличи и яйца.

Во время службы священник снова и снова с радостью приветствовал всех молящихся словами 'Христос воскресе!' и каждый раз молящиеся отвечали: 'Воистину воскресе!' Через короткие интервалы времени духовенство поменяло облачения и обошло храм в красных, желтых, синих, зеленых и белых ризах. Служба заканчилась, постепенно народ разошелся.

На улице мы услышали глухие отзвуки залпов пушек Петропавловской и Адмиралтейской крепостей. Служба была очень красивой и как положенно, очень долгой, но, как ни странно, мы нисколько не устали и выдержали ее довольно легко до самого конца. На выходе, оглянувшись на собор и перекрестившись, мы обняли друг друга и поцеловались по обычаю, причем мы все не скрывали слез— за это время мы стали родными и близкими друг для друга, сблизились.

А в трактире мы уже разговелись яйцами и куличом, которые осветили в Соборе, обменялись яйцами и даже устроили шуточное соревнование, дошедшее до нашего времени— били яйца друг у друга в руках, стараясь повредить скорлупу, чтобы забрать поврежденное. Устроили и еще одну традиционную игру— соревнование-"каталочки", когда по наклонной дощечке скатывалось яйцо и им игрок пытался сбить другие яйца, стоящие внизу. Лучшим игроком оказались Никита и Даша, которые набрали себе больше всех призов, чувствовалось, что игра им знакома и близка.Обменялись мы и подарками, я даже подарила месье Гюге корзиночку с курочкой и яйцами и пасхального кролика, сделанного из марципана в стиле католических обычаев. Он не ожидал такого и был очень тронут. Он обрадовал нас сообщением, что лед на Неве прошел и возобновилось лодочное сообщение через Неву, а это значит, что мы можем передать письмо для Императрицы. Еще одна радость в этот праздничный день!

Так, развлекаясь и смеясь, поедая всякие вкусные угощения, мы сидели общим кругом за столом в праздник, объединяющий всех людей России и в прошлом, и в будущем.

Глава 72. Пасхальные развлечения.

Следующий день мы начали позже обычного, все-таки долгое стояние на ногах и поздний отбой сказался на всех. Сегодня мы решили отдохнуть и заняться текущими делами.

Начали с того, что Миша поехал в Таврический дворец. Корреспонденцию в то время конкретному адресату доставлял посыльный, но его еще надо найти, чтобы быть уверенным в его добросовестности. Пришлось Мише самому стать таким посыльным. Попасть во внутрь он, конечно, не попал, но был встречен каким-то важным человеком, которому он с душевным трепетом и передал заветное письмо с просьбой передать прямо в руки Императрице. Его заверили, что все будет в порядке и пусть ожидает ответа. Успокоенный Миша с воодушевлением поехал в трактир.

А мы с Варварой наслаждались чтение газеты " Санкт— Петербургские ведомости", которая была достаточно объемной.

Меня заинтересовали мировые новости— причём сообщения из Франции и Великобритании печатались по Берлинским Ведомостям или от Гамбургского корреспондента.

Так, во Франции с 1 апреля по сентябрь бедным слоям населения ежедневно раздавались бесплатно по 2 млн. порций Румфортского супа и потратили на это мероприятие 22,5 млн. франков. Видно, что дела во Франции и спустя 13 лет после революции неважные — власти вынуждены принимать меры против новых волнений и раздачей супа убирать голодных и злых людей с улиц.

Далее новости Великобритании. Сообщают о том, что цена на хлеб повысилась, а из-за худого прошлогоднего урожая картофеля жители Дублина терпят крайнюю нужду. И ещё народ возмущён, что их правительство приказала купцам немедленно отчитаться о том, какие голландские и французские товары у них имеются. Эти новости-отголоски континентальной блокады Англии, к присоединению которой Наполеон подталкивал Россию. Отказ от этого явился одной из причин войны.

Новости Рейнского Союза -того самого, что был создан из немецких государств под давлением Наполеона и был обязан предоставлять Наполеону военные ресурсы. Очень скоро Россия ощутит мощь этой военной машины и новости оттуда также не радуют. Лейпциг жалуется на остановку торговли колониальных товаров, но во Франкфурте торговля продолжается.

В Австрии -нашей некогда союзнице под Аустерлицем, а сейчас вынужденной противнице и союзнице Наполеона и родственнице — их принцесса замужем за Бонапартом, новости тоже не радостные. Венгерским поданным сообщалось, что 'при настоящих обстоятельствах, король никак не может отменить сделанного им требования о доставлении ему Венгрией 12 млн. наличными деньгами на государственные нужды', но 'Его Величество, по собственному Своему благоволению и собственному побуждению' позволяет Венгрии вместо денег поставить разные съестные припасы. Т.е. Австрия собирает деньги и провизию.

Так что все эти новости свидетельствуют об нагнетании приготовлений к грядущей войне. Голод растёт, торговля останавливается, провизию собирают. Скоро рванёт... Можно будет упомянуть эти данные в разговоре с Императрицей— мол, Европа волнуется, не исключено самое худшее— война, и лучше к ней приготовиться заранее, сейчас, а не после того, как...

Но политика— политикой, заграница нам, увы, мало поможет, посмотрим, что там в России. Эти новости шли двумя 'Прибавлениями' — казёнными и частными известиями. Первое Прибавление — Казённые известия. Здесь публикуются объявления от государственных учреждений.

Интересными были подряды. Они показывали, чем живёт местное население. Например, Пажеский Корпус искал поставщиков провизии и вот какие они предлагали расценки по некоторым продуктам: пуд баранины за 11 руб. 50 коп., пуд телятины за 14 руб., студень говяжью ( слово "студень" было тогда женского рода) за 2 руб. 25 коп., почки говяжьи 85 коп. пара, кислые щи по 60 коп.— это вид кваса.

Нам эти цены кажутся смешными, мы уже тысячу рублей не считаем большой суммой, но если соотнести с ценами будущего, то окажется, что это — не так уж мало. Например, почки говяжьи пара 85 копеек получаются около 670 рублей на наши деньги, щи, видимо, бутылка— по 60 копеек— это не много, не мало, а 473 рублей.

Это только кажется, что дворяне в прошлом купались в деньгах. На самом деле, это было не так. Возьмем военных, среднее жалование капитана, штабс-капитана, ротмистра в то время — 450 руб. в год, т.е. 35,5 рублей в месяц — и это серебряными рублями, а не ассигнациями. В пересчёте на наши деньги — около 30000 рублей, вроде бы неплохо.

Но, надо не забывать, что в России все тоже не просто — в стране инфляция, ассигнации выпускаются бесконтрольно, деньги обесценились. Только-только начали изымать излишки ассигнаций. Серебряных и медных монет не хватает. Состояния в 100 000 руб. ассигнациями обесценились до 25 000 руб. серебром. Представьте, было 100 000 руб., и вдруг они стали всего 25 000 руб. Такое мы уже проходили, когда рухнуло всё и все вклады вылетели в трубу.

Жалования платят не серебряными рублями — их просто негде взять! Недаром перенесенное мною серебро скупают с удовольствием без всяких вопросов. Платят ассигнациями, бумажками, которые в 4 раза дешевле серебра. Таким образом, тот же капитан или ротмистр получают не 35,5 рублей (30000 рублей), а около 9 руб. (7000 рублей).

Так что надо нам в расходах быть поаккуратнее и больших покупок не делать или их не показывать. А то получается — провинциальная вдова-капитанша приехала хлопотать о пенсии за мужа, а сама сорит деньгами, за день спустив полугодовое жалование мужа-капитана. И люди вокруг всё видят, сразу молва разлетится, что приехала барыня из провинции, у которой денег куры не клюют и которая скупает серебро, фарфор, парфюм по баснословным ценам и одаривает крепостных бусами и дорогими вещами. Сразу возникнут вопросы — откуда у бедной вдовы такие богатства и стартовый капитал на её задумки? Вот и придет ко мне налоговая инспекция, шучу, просто какой-нибудь человек с дубинкой, да отберет все купленное и деньги оставшиеся. Забыли мы о конспирации, забыли, надо напомнить всем.

Проговорив эти мысли потихоньку Варваре и получив полное ее согласие, продолжили чтение газеты. А дальше было интереснее — шли объявления о публичных торгах. Предлагали катер с такелажем, дома, лавки, ружья с оружейного завода, оранжерейные растения и прочее.

Можно было бы прикупить лавку, чтобы торговать своим товаром, но — кто в ней служить будет и кто следить за ней будет в наше отсутствие? На совесть людей полагаться трудно, найти человека, которому мы доверимся так быстро — совсем невозможно. Оставить Мишу с Никитой здесь для ее организации — значит, в поездке остаться без мужчин и их защиты. Лучше мы предложим товары еще раз в разных лавках города и выручим живые деньги здесь и сейчас и получше их спрячем.

Отдельно были объявления о книгах. Продавали календари на 1812 год, Академия Наук предлагала Историко-Географический Атлас господина Лесажа, переведённый на русский язык. Интересный вариант, можно прикупить для Барыни.

Далее сообщали о продаже движимого и недвижимого имущества. Продавали всё и все! Мишу, уже вернувшегося к нам, заинтересовало объявление о продаже Ефимом Фоминым " весьма хороших карет, брички на рессорах, дрожек и четырёх разгонных лошадей. Узнать обо всё можно в Малой Морской в доме господина Лепена".

С одной стороны— неплохо бы и прикупить карету на рессорах. Но с другой стороны — куда тогда девать старую? Оставлять себе сразу две кареты — слишком дорогое удовольствие, карета — роскошь, её цена около 2000— 1,5000 рублей, то есть около миллиона на деньги будущего— стоимость неплохой подержанной машины.

Кроме того, у меня в Деревенщиках тоже есть карета, третью мы просто не потянем, продавать — кому и когда, вряд ли мы успеем сделать это быстро. Надо думать, лучше попробовать приделать рессоры к нашей карете— все дешевле обойдется. Пусть Миша лучше этой проблемой озадачится.

Но читаем далее — а далее шли еще объявления о продаже карет и линеек, видно, предложений больше, чем спроса, вятских лошадок, канареек, офицерских киверов, краски, семян. Тут уж заинтересовалась продажей краски Варвара и тоже решила отправиться по адресу, чтобы узнать, что там продают.

Спросила она и про аптеки — есть ли и чем торгуют. Я сказала, что аптек пока мало, в основном лекари делают лекарства сами. Но в столице первая аптека открылась уже в 1704 году при Петре I в одном из бастионов мрачноватой тогда Петропавловской крепости. В 1733 году уже после смерти Петра Анна Иоановна запретила торговать опасными веществами в городских торговых рядах вместе с другими товарами. За мышьяком, сулемой, 'крепкой водкой' и купоросным маслом теперь следовало обращаться только в Главную аптеку Санкт-Петербурга, которая в это время находилась на Адмиралтейской стороне, в конце Луговой линии. На Большой Миллионной улице стояла Сухопутная главная аптека. Еще одна — Адмиралтейская аптека — была на Васильевском острове. Так что пусть она выбирает, куда хочет отправиться. Варвара решила начать с Главной аптеки, а потом посмотреть по возможности и остальные.

Далее шли ещё разные частные объявления. Потом информация о приезжающих и отъезжающих, причём информация по приезжающим за 14-17 апреля. Наших фамилий пока нет, мы приехали позже.

Далее вексельный и денежный курс и прогноз погоды на 15, 16 и 17 апреля. Температура днём около +8+9 Реомюра— то есть 10-12 градусов Цельсия. Но привычная нам шкала будет введена в России чуть позже.

Ну что же, громкое чтение закончено, но сегодня лавки вряд ли работают, поэтому мы решаем отложить все покупки до завтра. А сегодня отправились на народные Пасхальные гуляния, которые проходили на Исаакиевской площади. Здесь устраивались качели и карусели, открывались многочисленные деревянные ларьки с различным праздничным товаром.

Знаменитый Исаакиевский Собор еще не построен, его строительство началось после войны с Наполеоном, и шло сорок лет, с 1818 по 1858 год. Пока на его месте стоит третий по счету вариант собора, построенный и освященный в 1802 году.

Ну что же— сказано— сделано! Нарядные, в праздничных одеждах мы отправились к Исаакию. А там— шум, гам, столпотворение! Кажется, весь город здесь — и богатые, и победнее! Опять разбиваемся на группки и держимся друг друга — потеряться здесь очень просто, толпа крутит и вертит во все стороны.

Нарядные люди целуются друг с другом, поздравляя со светлым праздником. Особенно усердствуют незамужние барышни и неженатые кавалеры — сегодня все можно! Вот и к нам с Варварой подлетели два молодчика — один постарше, другой — помоложе— то ли друзья, то ли родственники, а отказать нельзя — большая обида будет! Ну что же, поцеловались троекратно, я больше видимость создавала, а кавалер и вправду нацеловывал, во вкус вошел, а потом все оглядывался, да ус крутил, да подмигивал — смех, да и только!

Мишу тоже еле отбили от какой-то купчихи— видно, почуяла коллегу, очень эта сцена мне напомнила фильм "Женитьба Бальзаминова", когда героиня Нонны Мордюковой , прижав к забору, целует несчастного героя Георгия Вицина. Тоже дородная дама была, помяла нашего Мишутку, смутила напором! В сторонке, скромно целовался Никита, да и Дашутка нашла кавалера — вот как покраснела, увидев мой взгляд!

— Не тушуйся! Праздник! Святой день! Все равны перед ним!— говорю я ей и улыбаюсь.

Тут же и ларьки, и просто торговцы с коробами, с товаром, рассчитанным на невзыскательную и небогатую публику. Торгуют всем, что 'залежалось' за год, и за полцены — 'тещиными языками', дешевыми игрушками, пищалками, павлиньими перьями. Особым спросом пользовались черти. Вот один выпрыгивал из табакерки, а другой— в стеклянной пробирке. Ну и, конечно, целая россыпь всевозможных яиц — деревянных, фарфоровых, стеклянных, глиняных, из папье-маше. Дорого яичко в Христов день, а сегодня— уже запоздалый товар. Но все же купили для смеха табакерку с чертенком, павлинье перо и парочку самых красивых яиц— пусть будет память.

Но пошли дальше— а вот и качели с каруселями — народу— толпы, все хотели прокатиться, но очередь идет быстро, да и публику почище пропускают вперед. Сели и мы — как не прокатиться на карусели 19 века! Похожи они уже на современные, с такими же красивыми расписными лошадками, что и у нас в будущем, только двигаются гораздо медленнее — крутят их пока не моторы, а люди, натягивая цепь вращающегося барабана. Здесь же и шарманщик со своим инструментом— красота, почти как в будущем на Красной площади во время праздников! Хотя шарманка появилась в Европе как инструмент бродячих музыкантов в конце 17 века, она только начала свое распространение по России с начала 19 века.

Интересна и история возникновения каруселей — в 1559 году на рыцарском турнире в честь мирных договоров Франции с Испанией и Савойей граф Монтгомери смертельно ранил короля Генриха II обломком копья, который попал королю в глаз.

С тех пор кровопролитные рыцарские турниры были запрещены, а им на смену пришли карусели.

Слово "карусель" (итал. carosello "маленькая война", франц. carrousel) — появилось еще в средние века и обозначало военный праздник, парад, красочное показательное выступление конницы. Обязательным элементом такого праздника были рыцарские игры. Так, например, всадники перемещались по кругу и копьями срывали развешанные золотые кольца.

Для тренировки юных наездников в XVIII веке французские инженеры начали строить вращающийся аттракцион с подвесными деревянными лошадьми, сидя на которых посетители должны были снимать копьем кольца со столбов или поражать установленные по кругу мишени. Позднее карусели стали делать не только для обучения детей, но и для развлечения, а помимо лошадей на них появились и другие животные.

Одну из таких механических каруселей привез в Россию Петр I. — ну как без него! Постепенно карусели разошлись по площадям и полюбились как веселое развлечение.

А вон толпа сначала смеялась, а потом ахала от ужаса— подошли и мы посмотреть. А это цыган дрессированного медведя заставлял танцевать, а тот не хотел, ревел, головой мотал, страху нагонял, в сторону дергался! Дашутка охала от страха, Никита утешал— мол, медведь больше играл, чем на самом деле пугал. Видно, что девушка ему нравится, но он границ не переступает— сохраняет верность своей невесте— Катюшке. А я поругала сама себя— надо было повенчать Никиту с Катюшей и взять с собой— вот и было бы им свадебное путешествие, но умная " мысля " как всегда приходит " опосля"-сглупила барыня!

А нас с Варварой больше заинтересовал традиционный кукольный театр с Петрушкой— правда, театром его назвать еще трудно— пока это балаган— простой короб, внутри которого сидел один или два актера, а снаружи традиционные герои— Петрушка, Солдат да Чёрт, которого эти герои попеременно били дубинкой, прогоняя прочь. Голоса у актеров резкие, шутки незамысловатые, но окружающие смеялись— им это в радость.

Но все уже устали, да и темнеет уже, народ потихоньку расходится, пора и нам домой, отдыхать.

В гостинице нас обрадовали— в среду есть возможность взять места на спектакль, отличная новость! Праздник за праздником— все равно надо ждать ответа на письмо, будем развлекаться. А сейчас— ужинать и спать.

Глава 73. Дела культурные и прочие.

Сегодня вечером мы должны были пойти в театр. Но мы сначала решили завершить некоторые дела, а потом не торопясь приготовиться к его посещению. Кроме того, мы еще раз обговорили, что не стоит так сильно показывать все покупки, которые мы делали — большие траты у бедной провинциальной барыни были бы подозрительны. Мы решили совершать их только в компании друг друга и уносить вещи в будущее сразу, чтобы потом забрать при приезде. Мы также категорически отказались от поездки Миши в Москву — покупки мы можем сделать и здесь, а оставаться без охраны мужчин и их каждодневной заботы мы не хотели.

Миша поехал узнавать про возможность установки рессор на карету, а ему утром ему пришлось договариваться с месье Гюге о фраке и подходящей к нему жилетке — мы чуть не забыли об этой обязательной " спецодежде" мужчин для светских мероприятий. Управляющий пообещал достать подходящий за небольшую плату.

Обычно Миша был одет в костюм, сшитый ему Полиной по нашим общим рисункам, сюртук его больше был похож на пиджак, а пантолоны не были столько обтягивающими, скореее напоминали брюки, весь костюм был похож на современный. Смотрелся он непривычно для этого времени, но был ему удобен и привычен, только вот по этикету именно во фраке мужчины должны быть в театре.

Варвара с Дашуткой отправились по аптекам, а я решила побывать в издательствах того времени и попробовать передать для опубликования свои рассказы и песни. Во— первых, я бы не р казалась от денег, а во— вторых, чтобы сделать себе имя в свете как нового необычного автора стихов. Рассказы я пока буду печатать под псевдонимом— женщины прозу пока активно не печатали, это была прерогатива мужчин.

Журналов, тем более художественных, в это время было не так уж и много, в них все больше публиковались публицистические заметки, а расцвет именно художественной журналистики наступит позже и приоритете тут будет у Москвы, но кое-какие адреса у меня были.

Решив не складывать " все яйца в одну корзину", сначала я поехала в ддостсточно скромное издательство журнала "Улей", который был помесячным и выходил в Петербурге всего один год, как раз сейчас. Его я решила немного поддержать и привлечь читателей к этому симпатичному журналу.

Издателем его был ныне забытый поэт, учёный, переводчик, один из первых русских библиографов Василий Григорьевич Анастасевич. Ему я передала несколько текстов песен под псевдонимом " Мадам Н.Д.". Издатель любезно принял меня сам, стихи ему понравились, но гонорар он пообещал выплатить только после выхода очередного номера журнала в свет. Посмотрим, выполнит ли он свое обязательство, но расписку я с него взяла.

Следующее место, куда я отправилась, было издательство 'Журнала российской словесности', редактором которого был который Николай Петрович Брусилов. Этот журнал считался по праву одним из лучших литературных журналов своего времени, с либеральным направлением. Там я решила передать еще один рассказ Барыни из цикла " Сны о будущем".

Кроме того, раз я уже невольно занялась литературным плагиатом с текстами песен, я решила напечатать и рассказ о жизни в провинции с детективным сюжетом, который назвала "Забытое убийство" В его основу я положила сюжет Агаты Кристи, значительно переделанный в русских реалиях. Героиней я сделала Евгению Кристинскую, соединив имя Джейн — в русском варианте Евгения, знаменитую героиню рассказов, и фамилию автора, также переделанную на русский лад.

Эта провинциальная старушка-вдова, знающую всех в округе, невольно оказывается втянута в расследование убийства соседа по имению. И убийцу находит именно она, основываясь только на тонком наблюдении за поступками и репликами окружающих. В этом рассказе я упомянула идеи нового оружия, из которого и был сделан роковой выстрел, мне надо было привлечь к нему внимание читателей. Кроме того, в этом рассказе я подчеркивала необходимость более активного привлечения женщин в жизнь общества, чтобы они не ограничивались только рамками своей семьи. Между делом в тексте я также упомянула и нашу мазь " Вишневского", которой героиня вылечила рану одного из действующих лиц рассказа.

Второе произведение я написала на основе рассказов Артура Конань Дойля, сделав героями двух друзей — отставного военного и местного лекаря. Сюжетом послужило знакомство героев и их расследование пропажи драгоценностей у богатого помещика. Таких детективных историй еще не было, они появятся только в сороковых годах девятнадцатого века, когда знаменитый писатель Эдгар По напишет цикл романов с главным героем — сыщиком Арсеном Дюпоном. Думаю, это привлечет внимание издателя. Для подстраховки я подписала его также псевдонимом— Артур Холмсов, опять соединив имя героя и фамилию автора.

В рассказе я подсказала идею снятия отпечатков пальцев и их исключительности для каждого человека, как основную идею поиска преступника. Это исследование было использовано значительно позже, только в восьмидесятых годах девятнадцатого века, когда англичанин Уильям Гершель, служивший полицейским чиновником в Индии, выдвинул гипотезу о неизменности отпечатков ладони человека. А сама дактилоскопия была введена в качестве метода регистрации уголовных преступников в Англии в конце века антропологом Френсисом Гальтоном.

Надеюсь, эта подсказка пригодится и русским следователям, хотя такой профессии еще и не было, а преступления были самые простые и обыденные. Но закладка на будущее, думаю, кому-нибудь и пригодится. Там же я повторила идеи о микробах и антисептиках, которыми пользовал своих больных герой рассказа. Я и в дальнейшем решила писать по принципу: "Делай добро и бросай его в воду", то есть в своих рассказах буду давать намеки на идеи и изобретения, которые будут сделаны значительно позже.

С самим издателем газеты я не встретилась, передала рассказы через сотрудников, также взяв с них расписку о получении и оставив свой адрес в Дермутовом трактире. Сотрудники посмотрели с интересом и недоумением — такого пока не было, чтобы дама занималась написанием романов, но я пояснила, что автором является мой хороший знакомый, живущий в Смоленском уезде.

Заехала я и в книжную лавку, в которой оставляла сборники рецептов и песен. Тут меня принял уже не приказчик, а сам хозяин лавки, сказав, что эти издания привлекли его внимание и он согласен взять их на продажу, но назвал очень низкую цену. Меня это не устроило, но я не стала с ним спорить и торговаться — это не знакомый мне Дорогобуж с его книжной лавкой, здесь такое поведение было бы неуместно— не барское это дело. Но и уступать я не собиралась и просто забрала у него книги, сказав, что в дальнейшем он может обращаться к моему управляющему Михаилу Ивановичу, и назвала наш адрес. Надо было сразу Мишу послать, он уже набил руку и торгуется как заправский купец.

Закончив раздачу своих и не своих произведений, я вернулась в трактир, где меня уже ждали друзья— попаданцы. Миша обрадовал нас сообщением, что можно не покупать карету, а сделать рессоры у нашей старой, ещё и укрепив её побольше.

А вот Варвара приехала разочарованной— она невольно ожидала увидеть разнообразие и блеск современных аптек, а обнаружила чуть ли не алхимические лаборатории, в которой изготавливались необычные лекарства, ныне почти забытые— особенно её привлекли так называемые " бестужевы капли", оподельдок и доверов порошок.

" Бестужевы капли" её сначала заинтересовали названием — ещё бы, их создателем был Алексей Петрович Бестужев, знаменитый русский дипломат, который увлекался алхимией, как и многие в восемнадцатом веке. Вот в одном из таких опытов он и получил необычную жидкость, имеющую удивительное свойство. Раствор золотого цвета, постояв на окошке, становился прозрачным, но после переноса в темноту снова восстанавливал цвет. Это производило впечатление — многим казалось, что препарат чудодейственный и капли использовали при всех недомоганиях.

Даже императрица Екатерина, которая приобрела у Бестужева за три тысячи рублей секрет изготовления золотого эликсира, использовала его "во всех случаях". Капли содержали раствор железа и служили хорошим кровевосстанавливающим средством после основного средства лечения тогда — кровопускания. Но то, что капли Бестужева, продаваемые свободно и без рецепта, рекомендовались аптекарем от приступов падучей болезни, от закупорки сосудов, от недержания и запоров, даже в качестве афродизиака и одновременно 'панацеи от всех бедствий, насылаемых Венерой', как тогда называли заболевания, передающиеся половым путём, смутило Варвару. Как она правильно решила, это средство являлось полезным при его правильном употреблении, но отнюдь не было панацеей-" от всех болезней всех полезней".

А вот оподельдок— гомеопатическое средство для наружного применения, которое употребляется при травмах конечностей, вывихах, растяжениях и многих других заболеваний, сильно заинтересовало её. Она приобрела всё, что было в аптеке и заказала ещё — эта мазь использовалась и в будущем достаточно успешно.

Правда, первоначально эта сложная мазь изготавливалась из смеси медицинского мыла, камфоры, спирта, тимьянового и розмаринового масла. Но поскольку жидкость имела крайне неприятный запах из-за высокого содержания камфоры и спирта, то позже фармацевты изменили состав на менее 'пахучие' компоненты — мыльный спирт, винный спирт и дополнительные добавки в виде календулы, розмарина, глицерина и других лекарственных веществ. Его мы решили взять на заметку и попробовать сделать в своих условиях, тем более, что рецепт не трудный.

А " доверов порошок" также внушил ей опасение, так как весьма известное в это лекарство от кашля заключало в себе опий и рвотный корень и было изобретено английским врачом Довером. Употреблялся он иногда также и при страданиях кишечника, но она вовсе не хотела связываться с наркотиками, хотя и знала, что в это время опий широко применялся при лечении и не считался вредным веществом— лекари еще не знали о его опасных свойствах.

Набрала Варвара и различные бутылочки и баночки для фасовки лекарств, специальные аптекарские весы с массой гирек, другие аптекарские припасы, а также приобрела толстую книгу — государственную русскую фармакопею, переведенную с латыни на русский язык студентом университета Иваном Леонтовичем и изданную 1802 году. На неё мы и будем ссылаться при изготовлении и внедрении новых лекарств.

Собравшись все вместе и пообедав, мы стали готовиться к посещению театра. Тогда в театр ходили не только для того, чтобы посмотреть спектакль. Это было такое же светское событие, как и бал: мужчины обсуждали политику и заводили полезные знакомства, дамы обменивались новостями и демонстрировали роскошные наряды. Существовали особые правила поведения в театре и специальный "дресс-код". Все это нам надо было учесть, чтобы нам не выглядеть провинциальными простаками, над которыми будут потешаться столичные знатоки.

С Варварой было проще— она сопровождала меня и её наряд был традиционно скромным и официальным— как раз то платье, которое мы купили, сюда замечательно подходило.

Она была довольная и лучилась от ожидания интересного развлечения. Я как-то её спросила , не обижает ли её роль, которую она выполняет— ведь фактически она была моей служанкой, приживалкой при барыни. Она засмеялась и сказала, чтобы я не брала глупостей в голову, ей всё безумно нравится, она чувствует себя героиней какого-то исторического сериала, кроме того, она прекрасно знает мое доброе к ней отношение. Я вздохнула тогда с облегчением, это меня действительно несколько угнетало.

Миша тоже был готов — доставленный месье Гюге красивый темно-синий фрак дополнила белоснежная новая рубашка с накрахмаленными манжетами и воротничком и вышитый цветной жилет, тоже одолженный месье. Завершением наряда стал шейный платок и перчатки белого цвета. В моду как раз входили цилиндры, их стали считать приличным головным убором для выхода в свет, но мы пока решили обойтись шляпой. И хотя Миша ворчал потихоньку, что напоминает какого-то опереточного героя, наряд этот ему очень шел, выглядел он импозантно и сам себе явно нравился.

А я решила, что фрак и пару— тройку жилетов надо обязательно купить перед отъездом — надеюсь, такой выход в свет был не последним, пригодится в будущем.

А вот с моим нарядом было больше проблем — ведь театральный этикет XIX века содержал довольно строгие требования к внешнему виду дам. Он определял даже необходимую глубину декольте: чем ниже был ярус, в котором сидела дама, тем более глубоким был вырез на ее платье. Поскольку мы будем сидеть в ложе, вырез моего наряда мог быть достаточно глубоким. Но тут я решила не перебарщивать и не уподобляться светским львицам, которые были готовы выпрыгнуть из своего декольте.

Молодые девушки носили платья яркого цвета, с пышной отделкой из цветов, лент и кружев. Дамы постарше могли прикрыть декольте легкой накидкой — вот это для меня, можно как раз продемонстрировать один из легких палантинов из будущего. Любое платье обязательно дополняли перчатками, веером и шляпкой подходящего цвета— это у меня есть. Из украшений в театр надевали бриллианты — я думаю, стразы Сваровски, принесенные мною, будут смотреться не хуже. Высокие прически и головные уборы были дурным тоном: они заслоняли сцену тем, кто сидел сзади— ну что же, тоже учтем вместе с Дашуткой. Итак, учтя все эти требования, я все-таки остановилась на моем любимом черном платье, дополнив его соответствующими аксессуарами.

Наше появление внизу вызвало фурор, месье Гюге и его служащие наговорили нам массу комплиментов и помогли найти карету, чтобы не испачкать наши наряды. Итак, вперед, на встречу с прекрасным!

Глава 74. Театр , театр!

К зданию театра мы подкатили пораньше, чтобы найти свои места и удобно расположиться. Конечно, театр Канзасси — это еще не та Александринка, которая будет блистать через десяток лет, это еще Малый деревянный театр с многочисленными разнохарактерными пристройками, который не имел четкого архитектурного решения и не соответствовал пока важному месту, которое он занимал на площади, примыкавшей к главному проспекту города.

Этот небольшой деревянный театр не всегда вмещал всех желающих — вот и сегодня около театра было уже много экипажей, а еще до начала было много времени. Части зрителей придется стоять по бокам на ногах, нередко стояли зрители и в ложах— иначе ничего не было видно, их ограждение было довольно высоким.

Современных мягких удобных кресел еще не было, часто это были простые скамьи, на которых сидели достаточно плотно— лишь бы поместить всех желающих.

Внутри помещение было также достаточно тесным — ведь архитектор вынужден был перестраивать достаточно небольшой деревянный Итальянский павильон, находившийся на территории Аничкова дворца. При этом ему пришлось частично разбирать стены и встраивать в него зрительный зал. Отсюда и небольшое количество мест, и не совсем удобное их расположение.

Но даже и в этом случае существовали негласные правила — зрители рассаживались в театральном зале соответственно положению в обществе. Первый ряд в партере заняли какие-то важные чиновники и военные высокого, видимо, звания — в красивой форме, с эполетами и вензелями. Места во втором и третьем рядах были заполнены блистательными кавалерами — скорее всего, представителями высшего дворянского общества. За ними — большая компания офицеров с одной стороны и более скромная компания дворян — с другой. Дамы не могли появляться в партере: считалось, что там они слишком привлекают к себе внимание окружающих. Женские места находились на балконах и в ложах, где им отводили передние кресла. Как раз там, в правой ложе и уселась вся наша компания.

Зрители делились в зале и по театральным предпочтениям. Справа рассаживались те, кто бывал в театре от случая к случаю — такие, как мы.

А вот левую сторону занимали завсегдатаи — те, кто часто бывал на спектаклях и порой имел собственные места, выкупленные на несколько постановок вперед. Они могли приехать на спектакль только для того, чтобы посмотреть одну любимую сцену или послушать отдельную арию, именно они определяли судьбу спектакля или актера, по их мановению делались рукоплескания и вызовы артисток, по их мановению плохая игра сопровождалась змеиным шипением. Они производили решительные приговоры на таланты и оркестровку больших опер, их уважали, даже боялись многие актрисы и танцовщицы. Увидели таких знатоков и мы — да и не увидеть их было трудно — вели себя они достаточно бесцеремонно, рассматривали сидящих, особенно дам, в лорнеты, что-то громко обсуждали между собой.

Звонков, оповещающих о начале спектакля, предупреждений о том, что "зрители должны выключить свои сотовые телефоны" ( шучу), да и вообще каких-то строгих запретов еще не было. Зрители могли свободно передвигаться, входить и выходить через отдельные коридоры, но только в ложах, где они не мешали другим.

Но вот все более или менее расположились и относительно притихли и приготовились к началу зрелища. Лучше, чем Александр Сергеевич Пушкин, об этом не скажет никто, поэтому предоставлю ему слово:

Театр уж полон; ложи блещут;

Партер и кресла — все кипит;

В райке нетерпеливо плещут,

И, взвившись, занавес шумит.

Балет " Амур и Психея", поставленный Шарлем Дидло в 1809 году на музыку композитора Катерино Кавоса, на который мы попали, был довольно прогрессивен для своего времени.

Сюжет спектакля, с которым я познакомила своих друзей по дороге, и сам по себе был интересен и был похож на историю одного из современных многочисленных " мыльных" сериалов.

Итак, редкой красотой славилась юная царевна Психея. О ней говорили, что она прекраснее Венеры. Но девушка не была от этого счастлива. Многое ей пришлось пережить — и зависть сестёр, и гнев самой Венеры, которая не желала, чтобы смертная превзошла её красотой. Психею полюбил Амур, его чувство тоже не осталось безответным. Но это принесло девушке только новые испытания. К счастью, счастливый конец восторжествовал — в итоге Амур и Психея соединились браком. Венера сменила гнев на милость, Психея была взята на Олимп и получила бессмертие. Это — если коротко, но вся история была гораздо длиннее и показана в четырех актах балета достаточно подробно.

Спектакль считался предтечей нового искусства, он уже основывался на завершенном сюжетном действии с использованием не только статичной пантомимы, но и первых попытках создания психологических образов действующих лиц с помощью движений. Тем интереснее было нам сравнить его со знаменитыми балетами будущего времени.

В сценических творениях балетмейстер Дидло — неутомимый фантазер. И все его фантазии с грандиозным размахом, так что в спектаклях заняты не только взрослые артисты балета, но и все ученики. Сто, двести человек на сцене для Дидло — обычное дело. Он и триста фигурантов задействовал бы, если б сценическая площадка позволила. Нимфы, наяды, амуры, боги, богини, ветры, волны, пастухи и пастушки — всем найдется место в феериях Шарля Дидло.

Зазвучала музыка, в основном это были скрипки. Но где же сами музыканты? Я невольно искала знакомую оркестровую яму, но вспомнила, что ее ещё не было— музыканты сидели впереди зрителей, перед партером, на одном с ними уровне, что было не всегда удобно. Часто их инструменты загораживали обзор первым рядам, а бывало и так, что зрители чуть ли не наступали им на голову, пытаясь что-то рассмотреть поближе.

Первое, что удивило моих друзей — одежда балерин, которые вышли на сцену. Ожидаемых ими традиционных балетных пачек у балерин еще не было, обтягивающих трико у мужчин — тем более. Актрисы были одеты в струящиеся сценические наряды по подобию древнегреческих одеяний — туник.

Но я удивила их ещё больше, сказав, что и это уже — прогресс, ранее танцовщицам приходилось не столько танцевать, сколько ходить по сцене в громоздких платьях с кринолинами, в стягивающих корсетах, которые мешали движениям, и в которых они могли только делать несложные движения. Да и длина этих платьев была только чуть — чуть короче обычной, укороченные юбки, показывающие— о Боже!— щиколотки балерины, и то были еще большой новостью!

И тяжелые туфли на каблуках, которые носили ранее, только относительно недавно заменили сандалиями на манер древнеримских и атласной обувью на плоской подошве, которые крепили на ногах с помощью длинных изящных лент и были предтечей современных пуантов.

Мужчины— танцовщики раньше также были обуты в модные в то время туфли на каблуках, одеты в расшитые камзолы и панталоны, носили вычурные головные уборы. Но и в то время они уже стремились к открытости ног — главной балетной мужской красоте. Но и тут Дидло выступил реформатором, он изменил тяжёлую 'униформу' танцовщиков, сделав ее похожей на одежду греческих героев в таких же туниках, как у танцовщиц, причем мужчины нередко танцевали просто босиком.

А вот декорации явно были интереснее, чем в спектаклях будущего — очень пышные, яркие, красивые, они даже могли двигаться и изменяться.

В первой сцене, где Психея прикована цепями к вершине крутой скалы, была действительно достаточно реалистично воссоздана высокая гора, на которой и страдала героиня. Она содрогалась при виде зияющей под ней глубокой пропасти, в отчаянии простирала руки к небу, моля его о помощи, и, не в силах более сопротивляться страшным образам, рисуемым ее воображением, падала почти замертво в позе, наиболее подходящей, чтобы выразить бесконечную ее скорбь и отчаяние. Выглядело все это довольно забавно, несмотря на трагизм происходящего, и больше напоминало пантомиму, чем балет. Мы невольно улыбнулись и приготовились в дальнейшему действию.

Рядом с нами сидела большая компания молодых дам и кавалеров, и мы невольно прислушались к их разговорам:

— Ах, как жаль, что мы уже не увидим блистательную Марию Данилову!

— Да, умереть от чахотки в расцвете своего таланта, в 17 лет! Такая потеря для месье Дидло и всего русского балета! Это была любимая солистка, она исполняла все ведущие партии в его балетах!

-Увы, мы уже не увидим знаменитую сцену, где она парила высоко над сценой! Говорят, в ее платье спрятали специальное крепление для тросов, за которые ее и поднимали!

— Именно это платье, душенька, и стало причиной ее гибели— во время репетиций механизм дал сбой — тросы резко натянулись, ее сильно качнуло и от этого удара у нее позже пошла горлом кровь и она вскоре умерла от чахотки. Я это точно знаю— мой приятель вхож в круг знакомых месье Дидло и он сам об этом сокрушался!— закончил молодой мужчина.

— Говорят, именно она однажды танцевала на пальцах ног— это было так изящно, но к сожалению, этого уже никто не повторит!— закончила разговор одна из дам.

Мы невольно переглянулись — сегодня на сцене была явно более слабая солистка, а вот солист был хорош. Мы так и ахнули, когда он буквально в три прыжка пересёк сцену.

Партер лишь рукоплескал — у аристократов считалось дурным тоном громко обсуждать актеров, костюмы и декорации, кричать 'браво' или 'бис'. Аплодировали только мужчины: женщинам не следовало так бурно выражать свои эмоции.

Незаметно прошел первый акт балета. В антракте позволялось выходить только мужчинам, женщинам, которые находились в ложе, по этикету не следовало покидать ее. Миша, как наш сопровождающий, мог ее оставить, поэтому, узнав, что мы желаем выпить чего-нибудь освежающего, вышел из ложи. Вернулся он через некоторое время, а за ним шел слуга и нес небольшой кувшин и несколько бокалов. В кувшине был великолепный лимонад, холодный и очень вкусный, которым мы все с удовольствием насладились.

Мы вновь вошли в ложу и уселись на места, но тут меня стало преследовать ощущение, что кто-то пристально рассматривает нашу кампанию.

-Возможно, кто-то из мужчин любуется на меня, такую красивую,— с усмешкой подумала я. Но тут и Миша стал невольно оглядываться— ему также почудилось, что на него смотрят. Загадка стала еще больше, когда служитель передал записку вместе с коробочкой конфет. Я с удивлением ее развернула и стала читать вслух:

— Сударыня, счастливый случай свел меня вновь с вами и вашими помощниками. Не знаю, помните ли вы того несчастного драгуна, которому ваш друг оказал помощь на почтовой станции под Смоленском? Но я прекрасно это помню, тем более, что лекарь, приехавший позже, высоко ее оценил. Буду рад отблагодарить вас лично. С уважением, Анатоль Куракин.

В следующем антракте мы вышли в фойе, чтобы немного прогуляться и увидели блестящего военного, спешащего нам на встречу. Это был действительно тот молодой человек, который упал с лошади по дороге недалеко от Смоленска. Он склонился к моей руке и поздоровался с Михаилом:

— Сударыня, как рад вас видеть! Вы тогда спасли меня, оказав такую неоценимую помощь! После этого я достаточно успешно добрался до нужного мне места. Сейчас я в небольшом отпуску, жду дальнейшего распоряжения относительно своей судьбы. Проживаю я сейчас в доме дальних родственников моей матушки.

— А я приехала хлопотать о пенсии за своего бедного покойного мужа,— уточнила я и продолжила,— расположились мы в Дермутовом трактире.

Но антракт закончился и мы вновь вошли в ложу. В третьей сцене декорации изображали адскую пещеру; в глубине виден Флегетон— огненная река царства смерти. Декорации были достаточно рналистическими, очень красивыми. И актеры стали более активны. Теперь танцовщица не просто красиво стояла в позах, а двигалась быстрее— в прыжке антраша балерина быстро перекрещивала ноги в воздухе, а в прыжке кабриоль — отводила ногу назад, также она отводила руки и поднимала их вверх.

Сложные прыжки, вращения — пируэты, фуэте появятся на сцене гораздо позже, а вместе с ними и для их исполнения появится и специальное балетное платье— пачка, которое представляло собой многослойную юбку, закрепленную на корсаже. Корсаж застегивали сзади на крючки и затягивали лентами, а юбку шили из воздушной ткани или марли.

В следующем антракте, перед завершающим действием, я спросила своих друзей, как им нравится представление. Варвара высказалась таким образом:

— Конечно, это не совсем то, что я ожидала увидеть, но это интересно и необычно.

— А мне понравились необычные декорации и эффекты,— добавила я к общему мнению.

Миша высказался более скептично:

— Не "Лебединое озеро" по телевизору, но смотреть можно. По крайней мере, это забавно и действия короткие.

Действительно, действие уже потихоньку подходило к концу. Теперь декорации изображали дворец Венеры. В глубине стоял трон, на котором сидела Венера. Грации окружают ее и венчают короной, Амуры и Зефиры образуют разнообразные группы, а свита Венеры — Игры, Утехи и Нимфы — составляет изящный двор богини. Тут поражало большое количество статистов, участвующих в сцене.

Появляются Амур и Психея. При виде Психеи Венера сердится — она не может простить Психее, что, будучи самой прекрасной из смертных, она красотой своей отвлекла от богини толпу обожателей и подчинила себе ее сына Амура. Видимо, неприязнь свекрови к избраннице сына была свойственна и греческим богиням.

И только угрозы Амура, который отшвыривает свой колчан и стрелы, ломает лук и клянется опрокинуть ее алтарь и навсегда отречься от ее власти заставляют Венеру смягчится и подарить прощение Психее.

Венера велит принести Психее свадебный наряд. Психея, вне себя от счастья, устремляется в объятия Венеры, чтобы выразить ей свою благодарность. Ее ведут к алтарю, где Амур зажигает свой светильник от светильника Гименея. Курится фимиам. Все радуются этому прекрасному мгновению. Зрители также вздыхают с облегчением

И вдруг молния рассекает тучу, слышится удар грома. Зрители вздрагивают от неожиданного звука и с удивлением видят, что сверкающие облака, закрывавшие дворец Венеры, расходятся, и на месте его виден Олимп: появляется Юпитер во всей боевой славе; он выражает желание не только присутствовать при этом священнодействии, но также даровать бессмертие той, которая сумела так пленить всех. Счастливый конец, спектакль окончен!

Довольные интересным зрелищем и возобновлением приятного знакомства, мы поехали в свой временный дом, где нас уже ждали заспанные слуги, которые помогли нам раздеться, привести себя в порядок и лечь спать.

Глава 75. В салоне Олениных.

Утро началось с нежданного сюрприза — мне передали красивый букет с визитной карточкой от нашего знакомца — славного драгуна. Анатоль просил позволения посетить нас и еще раз поблагодарить за помощь.

Принимать его чревато — с чего это вдруг провинциальной вдовой заинтересовался такой молодой красавец? Но и не принять без уважительной причины — тоже нельзя, это оскорбление. Пришлось дать согласие, хотя с утра у меня было какое-то грустное настроение — ожидание всегда тяжело, а тут и время нас поджимало.

Я понимала, что Императрица не обязана принять меня тотчас, возможно, она уже и забыла о случае, что свел нас. Да и вообще, что-то так домой в 21 век захотелось, что я уже еле терпела и только ожидание визита Анатоля не давало мне возможности перенестись туда немедленно.

Чтобы немного развеяться, я села за фортепиано и во мне сразу зазвучала песня Игоря Корнелюка на стихи Регины Лисиц, во многом созвучная сегодняшнему настроению:

Ночь и тишина, данная на век,

Дождь, а может быть, падает снег,

Всё равно, бесконечно надеждой согрет,

Я вдали вижу город, которого нет...

Где легко найти страннику приют,

Где, наверняка, помнят и ждут.

День за днём, то теряя, то путая след,

Я иду в этот город, которого нет...

Там для меня горит очаг,

Как вечный знак забытых истин.

Мне до него последний шаг,

И этот шаг длиннее жизни...

Кто ответит мне, что судьбой дано,

Пусть об этом знать не суждено.

Может быть, за порогом растраченных лет

Я найду этот город, которого нет...

Там для меня горит очаг,

Как вечный знак забытых истин.

Мне до него последний шаг,

И этот шаг длиннее жизни...

Там для меня горит очаг,

Как вечный знак забытых истин.

Мне до него последний шаг,

И этот шаг длиннее жизни...

Я так ушла в песню, в эмоции, которые она всколыхнула, что даже не заметила появления нашего знакомца. Он слушал песню с таким вниманием, что это мне польстило. А в конце его бурные аплодисменты и не менее бурные эмоции привели меня в чувство:

— Мадам, какая потрясающая песня! И какая необычная! Но кто ее автор? Вы?

— Увы, не я, а мой хороший знакомый.

— Но почему никто ранее ее не слышал?

Но не могу же я сказать, что ее еще не сочинили в этом мире. Поэтому я ограничиваюсь кратким:

— Он не стремится к известности, пишет для себя. Я услышала эту песню случайно, на одном из приемов и запомнила. Другие тексты песен я собрала в небольшой сборник, который хотела бы издать, — и я протянула Анатолю сборник песен, который он принялся с интересом листать. А я еще раз уточнила:

— Это стихи не мои, я лишь их собиратель и популяризатор. Мне хочется, чтобы и другие могли познакомиться с этими песнями.

— Это очень интересно, очень! Я вхож в дом Олениных, моя матушка, урожденная Шишкова, дальняя родственница жены хозяина дома — Елизаветы Марковны. Если позволите, я покажу ваш сборник Алексею Николаевичу, я думаю, он им заинтересуется. В его доме часто собираются литераторы, историки, художники. Вы согласны?

Я киваю, не в силах выговорить ни слова — дыхание мое захватило. Ещё бы мне не согласиться! Салон семьи Олениных по праву считался одним из самых знаменитых салонов Петербурга.

В доме под 101 номером на Фонтанке собирались знаменитые люди того времени. Привлекала их терпимость хозяина к разным взглядам на искусство, недаром салон называли 'Ноевым ковчегом', подчеркивая многочисленность его участников и различие их взглядов. Там не только читали стихи, но и разыгрывали пьесы, музицировали, делились мнением по всем вопросам. И, конечно, побывать в этом доме было бы просто замечательно.

Анатоль, к моему счастью, долго не задержался, он ушел, унося сборник стихов и обещание сегодня же переговорить с родственниками и просить их позволения пригласить меня в их дом.

Интересно, чопорное петербургское общество заинтересуется провинциальной вдовой-дворянкой, которая путешествует одна, без сопровождения мужчины, без определённого штата прислуги, в компании молодого неженатого купца?

По крайней мере я надеюсь, что необычные тексты стихов привлекут их внимание и любопытство победит. К тому же я помню, что семья была достаточно либеральной и в их гостеприимном доме бывали люди разных взглядов и положения.

А пока есть время и возможность, надо мне все-таки побывать в будущем — срок моего больничного кончался, надо его закрыть да и появиться на работе хоть не надолго. Вот интересно — долгое прибытие в прошлом настолько стало действовать на меня, что мне уже не так интересны мои дела в школе, отношения с директором, хотя за детей я переживаю по прежнему.

Да и Миша попросил меня на остатки денег с его карточек приобрести какой-нибудь подарок для Полины. Надо бы его самого перенести, но как объяснить его отсутствие на месте? Это мне с моей заместительницей— двойником Барыней это сделать легче, а вот как быть с ним?

Но мы придумали, как убить двух зайцев— сначала Миша поехал в книжную лавку, все-таки решив попробовать продать часть сборников песен и рецептов и разрешить допечатать их еще для продажи.

А я тем временем, отправив Никиту и Дашу отдыхать и сказав, что и сама хочу отдохнуть, решила, чтобы зря время не терять, перенестись в будущее и решить проблему с больничным. На мое счастье, в этот раз очереди я ждала недолго и все сделала, да еще и знакомая врач передала еще книги по истории медицины с подробным описанием открытий лекарств и методов лечения. Отличное приобретение, пригодится ни раз!

Далее я забежала в школу — детей уже моих отпустили, но я предупредила, что появлюсь завтра, как обычно. Боюсь, мое долгое отсутствие и не совсем обычное поведение уже стало подозрительным. Но как я уже отвыкла от запахов, звуков, яркого света будущего! Как меня уже раздражает это мелькание людей и их поведение, движение машин, грохот музыки из кафе! Вот что значит полное погружение в прошлое! Интересно, а как Барыня чувствует себя в прошлой жизни, отвыкла ли она от нее, как я уже отвыкла от своего времени? Как знать, как знать?

Затем я быстро оббежала близлежащие магазины и купила еще лекарств, мелкие игрушки, сувениры, еще серебро в слитках в каком-то банке, затем несколько камней в ювелирном магазине, короче, старалась за небольшое время поймать нескольких зайцев. Все купленное пока оставляю в своей квартире, вернее, уже у Барыни, чтобы забрать позже.

Появилась я как раз во время — вернулся довольный Миша — сделка состоялась и цену дали хорошую. А Миша растет над собой — как в шутку говорили в будущем, видно, что торговля — его призвание.

Теперь надо быстро перенести его. Снова в номере трактира Миша переодевается в одежду будущего, которая хранилась у нас как раз для такого случая. И мы быстро переносимся вместе, и он рысцой бежит в ювелирный, затем в галантерейный магазин, заканчивая магазином сувениров, полностью закрывая свои карточки. Его покупки мы также пока оставляем — не стоит их показывать.

Остался перенос Варвары. Одежда из будущего тоже с нами и мы быстро переодеваемся.

Мгновенно перенеслись и вместе пробежались теперь по аптекам. Опять закупили много антибиотиков, самых простых лекарств, взяли одноразовые шприцы и иглы к ним, случайно обнаружили и старый традиционный стеклянный шприц вместе со стерилизатором и также забираем и его.

Варвара вспомнила о своей пенсионной карточке, на которую у неё остались накопления и до сих пор идут переводы — юридически она же жива в этом мире, и решила воспользоваться ею для закупки камней и серебра по моей подсказке. Покупает она и красивый набор из серебра из колье, сережек и красивого браслета для подарка на свадьбу Миши и Полины. Уж очень ей хочется быть самостоятельной в тратах и я не хочу ей в этом мешать.

Опять мгновенный переход и мы на месте — кажется, никто нас не хватился, но уже голова кружится от всех этих перелетов. Теперь отдых и приведение в порядок всех перенесенных вещей, чтобы их не увидели наши и чужие слуги. Правда, ни Никита, ни Дашутка никогда не показывают своего не нужного интереса к делам, полностью доверяя нам.

Следующий день прошел спокойно, в мелких заботах и хлопотах, а к вечеру я получила приглашение быть через три дня на скромном домашнем приеме в семье у Олениных. Быстро же они среагировали, даже не ожидала, но, естественно, это приглашение только для меня одной— ни Мишу— купца, ни Варвару— компаньонку даже эти очень прогрессивные люди не могли пригласить в гости, увы. Но, на мое счастье, они ни сколько не высказывают обиду и уверяют меня, что у них и так занятий достаточно.

Время до приема прошло в мелких делах и переходах в будущее. А сегодня надо собираться в гости. Поскольку заявлено о небольшом семейном приеме, я решаю остановиться на скромном платье, сшитом мне Полиной по моим идеям. Оно скорее похоже на офисный костюм — строгая черная юбка в пол, жакет и белоснежная блузка с жабо и красивыми манжетами — очень элегантно и необычно, но думаю, дамы оценят. Такие наряды войдут в моду чуть позже, во второй половине века и повторится в наше время, Варвара в шутку назвала меня в этом наряде "Депутатом Верховного Совета, который идёт на прием в Смольный".

Анатоль, который заехал за мной, тоже с большим интересом оглядел мой наряд, видно, он не ожидал увидеть нечто необычное у провинциальной дамы. Но и мы не лыком шиты.

Я очень сильно волновалась — не столько от того, что это будет мой первый прием в столичном кругу, сколько от того, выслушают ли меня и мои идеи — а я хотела именно здесь прорепетировать свои идеи о Женском обществе в частности и о расширении роли женщины в обществе. Я понимала, что до идей эмансипации и феминизма ещё очень далеко, но начинать — то потихоньку надо.

Дорогу до дома Олениных я почти и не заметила, как зашли — тоже, но первый, кого я увидела в комнате среди сидящих людей, с любопытством меня оглядывавших, был Иван Андреевич Крылов, или дедушка Крылов, как привыкли его называть в будущем. Но он явно не выглядел дедушкой — ему сейчас всего сорок три года, он еще достаточно моложав, но уже очень полный, грузный.

Когда мужчины встали при моем появлении, он лишь немного приподнялся, но это меня нисколько не обидело. Увидеть Крылова я никак не ожидала, хотя знала, что он был другом этой семьи, подолгу жил в их доме, именно Оленин устроит Крылова на должность в Императорскую Публичную библиотеку, директором которой он стал совсем недавно, чуть меньше года назад. Да, вот бы была сенсация среди моих деток, если бы я сказала, что видела автора знаменитых басен, которые мы так любили разыгрывать на уроках — " Вороны и Лисицы", " Волка и Ягненка", " Музыкантов" и многих других.

Эта мысль заставила меня улыбнуться и я уже спокойно слушала представление Анатоля, который назвал меня поэтессой и автором сборника стихов, который он держал в руках. Я спокойно поправила его:

— Увы, но это не я автор всех этих текстов, я всего лишь их собирательница. Эти тесты сочинили совсем другие люди, но я решила их показать широкой публике.

— Да, это скорее так,— вдруг сказал Иван Андреевич,— все тексты слишком разные как по стилю написания, так и по структуре. И потом, многие явно написаны мужчинами и для мужчин, а другие — дамами или для дам.

Я с интересом посмотрела на него и подивилась проницательности профессионального литератора.

Пока присутствовавшие украдкой осматривали меня, я также украдкой смотрела на обстановку дома. Оленин был поклонником искусства древней Эллады, поэтому комнаты его дома украшали предметы античности, стояли маленькие столики, накрытые для ужина. Угощение было достаточно скромным, но все было свежим и вкусным.

Поразил меня и внешний облик хозяина дома— Алексей Николаевич был очень маленького роста, почти как карлик, худое вытянутое лиццо казалось бы невыразительным, если бы не пронзительные черные глаза, внимательно меня осматривающие. Говорят, именно он был прототипом Митрофанушки из комедии Дениса Фонвизина, но устыдившись написанного, стал учиться и значительно исправился, да так, что стал академиком и знаменитым ученым и чиновником высокого ранга.

За столом все разговаривали по-русски, в карты не играли, зато играли в разные занимательные игры и преимущественно в шарады. Я пожалела, что не сообразила прихватить с собой наше лото и домино, но решила послать его потом в подарок за прием.

В шараде мне выпал фант, по которому, я, естественно, должна была что-то исполнить. Я растерялась и решила не петь, а прочитать одну из первых басен Ивана Андреевича Крылова "Недовольный гостьми стихотворец", которую я как-то нашла и выучила ради интереса:

У Рифмохвата

Случилося гостей полна палата;

Но он, имея много дум,

На прозе и стихах помешанный свой ум,

И быв душей немного болен,

Гостьми не очень был доволен;

И спрашивал меня: 'Как горю пособить,

Чтоб их скорее проводить?

Взбеситься надобно, коль в доме их оставить,

А честно их нельзя отправить

Из дома вон'.

Но только зачал лишь читать свою он оду,

Не стало вмиг народу,

И при втором стихе один остался он.

Все рассмеялись и я почувствовала себя намного спокойнее. Разговор перешел на литературу и творчество поэтов и писателей. В это время как раз активно шел спор о языке. Это был спор 'архаистов' и 'новаторов' — 'шишковистов' с 'карамзинистами'. Адмирал и литератор Александр Семенович Шишков, основатель литературного общества 'Беседа любителей российского слова', резко выступал против тех, кто, по его словам, 'заражен неисцелимою и лишающею всякого рассудка страстию к Французскому языку'.

К таковым им причислялись не только литераторы сентименталистского направления, главой которых тогда был Николай Михайлович Карамзин, и которые задались целью усвоить западную словесность, по преимуществу французскую, создав в литературе сентиментальный 'новый слог', но и значительная часть русского высшего дворянского общества, которая была полностью или частично ориентирована на французскую культуру и поведение людей.

Захотели узнать и мое мнение и я, вспомнив о засилье англицизмов и американизмов в русском языке, сказала, что во многом Александр Семенович прав — надо стараться сохранять русский язык как основу души народа, изучать и записывать фольклор и даже похвасталась, что также начала собирать русские народные сказки и пообещала прислать Олениным свои наборы сказок, которые у нас остались. Но в тоже время и от заимствования оойтись нельзя— ведь слова приходят вместе с предметами из других стран. Так обогащается наш "живой как жизнь", по выражению Корнея Чуковского, русский язык. Я видела, что мои высказывания заинтересовали гостей и они переглядывались с интересом, не ожидая такой смелости от тихой провинциалки.

Вспомнив о своем желании предупредить Мусина — Пушкина о пожаре Москвы и сохранении " Слова о полку Игореве", я стала искренне восхищаться этим бессмертным памятником древнерусской культуры и посоветовала Алексею Николаевичу просить передать список "Слова" в Публичную библиотеку, чтобы литераторы имели возможность изучать это произведение. И я обрадовалась, когда он пообещал подумать над этой идеей.

Так, потихоньку — полегоньку и длился этот разговор, но как-то не выходил на нужную мне тему. Помог опять Крылов, он все это время с интересом листал мой сборник. Он начал несколько издалека:

— Да, стихи интересные, особенно стихи дам-поэтесс, вот это— "Вы, чьи широкие шинели

Hапоминали паруса", это явно девушка написала о героях всех войн. Это так?

— Так, Иван Андреевич,— и я снова поражаюсь его поэтической чуткости.

И решаюсь выйти как раз на интересующую меня тему:

— Чуткая женская душа прочувствовала не только прошлые, но и будущие войны. Вы знаете, что разговоры о войне с Наполеоном давно ходят в свете. Я также думаю, скорее, я уверена, что Бонапарту скоро тесно станет в Европе и он расширит свои военные действия. Вот и надо заранее приготовиться к ним, а для этого мы у себя и организовали Женское общество. Оно только начало работу, мы успели провести благотворительный вечер и ярмарку и на собранные деньги закупить вещи для гусарского полка, который стоял у нас в уезде.

Мои слова заинтересовали дам и я, обрадованная возможностью поделиться своими идеями, стала говорить о роли женщин в обществе, о том, что давно пора расширить рамки участия женщин в жизни страны, о том, что надо учить не только ведению хозяйства, но и медицине, педагогике, другим наукам. Стояла тишина и я поняла, что несколько увлеклась — как бы ни были люди, здесь присутствующие, прогрессивными и либеральными, идеи, мною изложенные, все-таки несколько опережали время. Я смутилась и сказала:

— Простите, я несколько увлеклась. Это — дело будущего, но начинать надо уже сейчас.

И я решила перевести тему разговора на другие проблемы. Помня, что Елизавета Марковна в девичестве носила фамилию Полторацкая и являлась родной сестрой Петра Марковича Полторацкого, который являлся прародителем сухих бульонных кубиков, о которых я уже вспоминала, я со смехом начала этот разговор:

— Вы знаете, Елизавета Марковна, мой управляющий довольно прогрессивный человек и вот от каких-то купцов он услышал об изобретении вашим братом сухого бульона, которым возможно заменить бульон обычный, особенно в путешествии или в иных подобных обстоятельствах. Я пообещала узнать подробности. Если можно, разрешите ему написать управляющему вашего брата и узнать технологию изготовления этого бульона?

— Я думаю, это возможно, — переглянувшись с мужем, сказала Елизавета Марковна.

Остаток вечера я уже скромно сидела в уголке и только слушала разговоры других — и так я достаточно потрясла общество. Они ожидали увидеть скромную провинциалку, которая будет сидеть и не отсвечивать, с открытым ртом слушая разговоры именитых гостей, а тут — и наряд у дамы необычный, и высказывания, да и все поведение явно выходит из рамок, так что поразила я их знатно. Через какое-то время гости стали прощаться, и, пообещав прислать сборники сказок, я покинула гостеприимное общество.

Анатоль вышел меня проводить и высказал, я думаю, не только свое мнение:

— Вы очень интересная собеседница, тетушка была заинтересована вашими идеями. Жаль, что скоро общество разъедется на лето, но думаю, тетушка похлопочет об устройстве благотоворительной ярмарки. Позвольте мне еще раз посетить вас, чтобы сообщить об итогах организации этой идеи?

Я согласилась, но предупредила, что мы скоро можем уехать, поскольку ждем решения вопроса о назначении мне пенсии за покойного мужа. Анатоль попросил позволения писать мне и я дала ему адрес своего имения в Деревенщиках.

Дома, на все расспросы моих друзей, я в первую очередь поведала, что видела САМОГО Крылова, что вызвала восторженные реплики моих коллег. Далее я уже спокойно поведала о содержании всех разговоров и договорилась с Мишей, что завтра он увезет в дом Олениным обещанные мною сказки и домино с лото в подарок. Ночью я спала плохо— все-таки переживания и напряжение вечера, встреча и разговоры с великими людьми, взволновали меня. Но уже сама эта возможность общаться с ними воодушевляла и поддерживала меня.

Глава 76. " Лёд тронулся, господа!"

Так, за делами и заботами, и тянулось время ожидания. Я отправила в дом Олениных в подарок лото и домино, а также наборы со сказками и получила в ответ книгу Крылова с автографом.

Мы все долго любовались подписью и, хотя я сначала в припадке щедрости хотела отдать книгу Барыне, но потом решила во-первых — я сама заработала этот приз и никому его не отдам — жаба не велит! А во -вторых, Барыне трудно будет объяснить появление этой книги с автографом великого баснописца — все они учтены литературоведами и появление нового просто всколыхнет их. Мои друзья во всем меня поддержали и полностью согласились с моим желанием.

Миша все-таки добился переделки нашей кареты на новые рессоры и мы даже опробовали их, прокатившись до Царского Села в надежде на ещё одну встречу с Пушкиным и его друзьями. Ход кареты был действительно более мягкий, спокойный, чем ранее. Но в этот раз нам не повезло — сколько мы не бродили по парку, но так и не встретили лицейских, видимо, время прогулки прошло и мы вынужены были уехать, расстроившись.

Пришлось нам прогуляться просто по Летнему Саду, где уже появились первые цветы и листья на деревьях. И нам всем так резко захотелось домой, что мы чуть ли не хором вздохнули.

— Как там Маша, справляется ли с делами? Как в Деревенщиках, успели ли со всеми посевами, сделали ли, как я просила?— проговорила я.

— Как Полина? Как лавка в Дорогобуже? — подхватил Миша.

— Как "апостолы", как дети? -эхом откликнулась Варвара и мы улыбнулись — все одновременно подумали об одном и том же.

Решили так — ждем ещё три-четыре дня, а потом начинаем сборы и отъезд домой, даже если мы и не дождёмся ответа Императрицы — время поджимает, надо торопиться.

Тут же в Саду мы услышали разговор двух кавалеров, что лёд в Неве совсем сошёл и завтра ожидается праздник по поводу открытия навигации на Неве, на котором будет "весь свет" с прехорошенькими бырышнями в том числе. Мы переглянулись и решили — и мы там будем!

Утром набережные Невы и Стрелку Васильевского острова заполнили толпы петербуржцев. Здесь, казалось бы, были люди всех сословий — все ждали зрелища.

Мы расположилиснедалеко от Зимнего дворца, чтобы увидеть весь праздник с лучших мест. Приехать и занять это место нам пришлось с девяти утра и мы оделись потеплей, т.к. от Невы достаточно сильно дуло. Сидели мы пока в карете, чтобы не замёрзнуть от ожидания, и перекусывали ранним традиционным завтраком двадцатого века — бутербродами с колбасой, сыром и мясом, запивая всё горячим кофе из термоса, прихваченного из будущего. Кстати, надо попробовать сделать нечто подобное, озадачив "апостолов", только вот проблему со стеклом решить будет непросто. Но это — дело будущего, а пока — праздник!

Главными действующими лицами праздника были три главных чина — главный командир порта, управляющий речной полицией и комендант Петропавловской крепости.

И вот толпа зашумела: " Плывут, плывут!"— это управляющий столичной речной полицией отчаливал на катере от Домика Петра Великого, что на Петербургской стороне, и в сопровождении флотилии частных судов направился к Петропавловской крепости. Одновременно от Адмиралтейства на таком же катере к Петропавловской крепости плыл начальник петербургского порта. Около половины двенадцатого они встретились напротив Петропавловской крепости. Их катера салютовали крепости семью выстрелами и получали такие же салюты в ответ.

Толпа с трепетом наблюдала, как от Петропавловской крепости к двум катерам устремлялся двенадцативёсельный катер, на котором стоял в полной парадной форме генерал, комендант Петропавловской крепости. Управляющий речной полицией рапортовал коменданту о том, что сообщении по правую сторону Невы свободно. Так же рапортовал и начальник порта, только про левую сторону Невы. Затем три катера во главе с комендантским направлялась к Дворцовой пристани — к Зимнему дворцу. Все это напоминало приём парада в честь дня Победы на Красной площади, только в водном варианте.

Рядом, в толпе зевак, которые посторонились, уступив дамам места получше, мы услышали разговор двух мужчин, по виду купцов:

— Проиграл всё-таки Фома Анисимович спор, проиграл! Он тут бился на днях об заклад с Гордеем Мокиным, что навигация начнётся только после седьмого числа. А сегодня ведь пятое! Вот и придется ему расстаться и с портсигаром.и с тремя рублями ассигнаций — уговор дороже денег!

— Это что, вот в прошлом годе Тимофей Щукин проиграл Филимону Филину червонец! Только он утверждал, что Нева раньше откроется, а оно позже вышло. Характер у Невы строптивый, год на год не приходится, трудно угадать!

Пока шел этот разговор, на середине реки комендант наполнил водой серебряный кубок. Когда флотилия приблизилась к причалу у Зимнего дворца, комендант салютовал семью выстрелами. Матросы дружно закричала 'ура', и вся толпа подхватила этот крик.

Причалив к пристани, матросы поставили вёсла 'на валёк'. А комендант крепости, начальник речной полиции и главный командир порта направились в Зимний дворец.

Мы решили, что всё закончилось, но толпа не расходилась. Тогда Миша спросил наших соседей:

— Скажите, уважаемые, а что будет дальше? Мы вот впервые в столице и не знаем сего действия.

Снисходительно посмотрев на провинциалов, один из чиновников объяснил,что во дворце каждый начальник отдаст рапОрт Его Высокопревосходительству военному генералу Вязмитинову Сергею Кузьмичу.

— Так то оно надо отдать честь Его Величеству Амператору Александру Павловичу, но раз Его Величества Амператора в городе нету, он находится в Вильно, то рапОрт и отдают Его Высокопревосходительству генералу Сергею Козьмичу,— пояснил чиновник.

Его сосед подхватил дальше, стараясь показать и свою осведомленность в высоких делах Империи:

— А дальше Комендант крепости Его превосходительство Павел Андреич, то есть генерал-лейтенант Сафонов, подаст Его Высокопревосходительству Сергею Козьмичу кубок с невской водичкой и тот, выплеснув её, наполнит сей кубок до краёв серебряными рублями, по давнишнему народному обычаю, чтобы вода была чистой и никаких происшествий не происходило,— и он торжествующе посмотрел на нас— мол, знай наших!

Поблагодарив услужливых рассказчиков за объяснения, мы стали ждать продолжения событий. И вот через некоторое время на причале у Зимнего дворца опять показались комендант крепости генерал-лейтенант Сафонов, начальник речной полиции и главный командир порта. Каждый сел в свой катер и отправились на середину Невы.

Было видно, что комендант крепости Сафонов выливает воду из кубка обратно. Миша пробормотал:

— Интересно, где тогда серебряные рубли, щедро насыпанные в кубок, согласно народному преданию?

Купцы переглянулись и усмехнулись вместе с нами:

— Как где? В Неве! Концы в воду и все в порядке!

В этот момент на Петропавловской крепости выстрелила пушка, 'отмечая' полдень. Вслед за этим на сигнальной мачте Петропавловской крепости подняли флаг. И началось!

Салютовали с крепости и с судов на Неве, ввысь взмывали фейерверки, набережные Невы и Стрелка Васильевского острова взревели криками 'ура!', вверх взлетали шапки и картузы. Мы даже оторопели от такого напора толпы — ну прямо как в будущем, во времена массовых гуляний! Мы даже немного испугались, как бы нас не примяли от такого энтузиазма, и поторопились обратно в карету, которую охранял Никита. Даша осталась в гостинице— она немного простыла и мы решили ее пока не беспокоить.

На Неве также было столпотворение — на реку тут же вышло множество катеров лодок, яликов, украшенных флагами — прямо как на большом проспекте в час пик! Народ ликовал и поздравлял друг друга с праздником — ведь открытие навигации — важный праздник для Петербурга. И жаль, что он не празднуется в будущем в таких масштабах, как сейчас.

Лодочники приглашали желающих прокатиться по Неве и мы решили рискнуть — когда такой повод ещё будет! Выбрав лодку побольше и поустойчивее, мы с Варварой и Мишей с некоторой опаской уселись в качающееся на волне судно. Было немного страшновато — все же это не современный прогулочный катер, а небольшая посудина. Поэтому мы попросили далеко от берега не отходить и прокатить нас на небольшое расстояние. Миша посмеивался над нашим страхом, но было видно, что и он волновался.

Но лодка шла бойко и уверенно, волнение наше улеглось, мы наслаждались ветерком и свежестью воды. Сойдя на берег, мы одновременно переглянулись и бросили в воду небольшие монеты — на память и в надежде на возвращение в этот город, "знакомый до слез".

Замерзнув на водной прогулке, мы вернулись к Дермуту, где пообедали и отдохнули. А вот к вечеру мы решили немного прогуляться по набережной, где продолжался праздник. Корабли, катера, лодки так и сновали по реке,подсвеченные факелами и лампами— прямо День Военно-Морского флота, такое же оживление и красота.

Люди прогуливались семьями, компаниями, встречались и расходились, эта оживленная толпа возбуждала и радовала нас — мы как будто вернулись в будущее, в сутолоку праздничного города. На набережной мы наблюдали, как устанавливают понтонные мосты, соединяющие берега Невы и многочисленные каналы" Северной Венеции". Не хотелось никуда торопиться, переноситься через времена, а хотелось наслаждаться этим вечным городом и рекой, этим праздником и радостью людей, так не похожих, но в то же время так близких нам.

А когда мы вернулись на место, меня ждало письмо от Императрицы, которая приглашала меня через день на малый прием во дворец. Событие, которого мы так ждали и свершения которого так торопили, вдруг показалось неожиданным и волнующим. Все мысли, все заготовленные заранее речи вдруг рассыпались, я страшно растерялась. Как вести себя, что говорить, что одеть, в конце концов?

Друзья, видя мою растерянность, стали сначала успокаивать меня, потом оставили одну, видя, что их усилия только ещё больше волнуют меня. Я глубоко вздохнула и выдохнула и решила: " Будь что будет!"

Трудно предугадать наш разговор и поведение Елизаветы, я же постараюсь начать со здоровья и самочувствия маленькой Элизы— а меня действительно это волновало, затем перейти к вопросу о детях— сиротах и помощи им, а уж отсюда превести на роль женщины в обществе и расширении границ их участия в жизни. Это будет логично и в тоже время позволит поговорить о том, что меня волнует. Атак— "война план покажет", как говАривал Портос.

Надо ещё приготовить все подарки и сложить всё в красивые сундучки и упаковки— не будешь же дарить их как попало. Весь следующий день мы так и делали— а подарков получилось немало— это и письменные наборы для Императора и Императрицы с пером и чернилами разных цветов, и вязанная шаль для Елизаветы, и сборники песен и рецептов, и наборы сказок для Элизы, и бумажные куклы с набором нарядов, и лото, и домино. Отдельно я приготовила красиво оформленные папки из будущего — для Императора — выкладки про пули Менье и новое штуцерное оружие, организацию военно— медицинской помощи, они повторяли уже сказанное мною полковнику и Цекерту— но "повторение — мать учения" для Императрицы— мои мысли про организацию Женского патриотического общества и расширению роли женщин в обществе вообще и новым формам обучения мальчиков и девочек и их профессиональной подготовке в частности. Если бы эти идеи вошли в жизнь, пусть "не прямовотсчас", но хотя бы в ближайшее время — мою миссию в этом мире можно было бы считать выполненной.

Глава77. Прием у Императрицы.

Итак, все это время я готовилась к приему у Императрицы. Самое трудное — это выбрать наряд, в осовремененном виде я придти не могла, поэтому остановилась на платье, которое нашла в самый первый день переноса — такой скромный наряд как раз подходил провинциальной вдове-помещице, каковой я и являлась.

Мои друзья волновались вместе со мной, Миша решил меня проводить до дворца и даже порывался ждать меня в карете, но я сказала, что прием — дело небыстрое, зачем тратить деньги и время на ожидание, пусть лучше они с Варварой держат за меня кулачки и поджидают меня на месте.

И вот, незадолго до назначенного времени, мы подъехали к Таврическому дворцу, в котором проживала сейчас императрица. Первым владельцем Таврического дворца был светлейший князь Григорий Потемкин, фаворит Екатерины II. Он был генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний, короче, почти всего современного Юга, которого тогда называли Тавридою.

Сначала я увидела караул, который охранял эту царскую резиденцию. Дежурный офицер караула, которому я робко протянула приглашение Императрицы, проверил его и мои коробки с подарками. Внимательно все рассмотрев, забрал коробки, передал одному из солдат, и только после этого произнес строго:

— Ступайте следом, — и повернувшись, вернулся на место, а солдат мерным шагом пошел впереди, я же скромно следовала за ними по дороге, не замечая ничего вокруг. Дверь нам открыл привратник, и я вместе с солдатом оказалась в Вестибюле дворца. Если снаружи он не казался очень большим, то внутри поражал своим величием и объёмом. Затем солдат провел меня направо от Вестибюля и я оказалась в Передней. Здесь нас встретил камер-фурьер, который, очень внимательно изучив мое приглашение, записал данные и цель визита в специальный дворцовый журнал.

Меня передали камердинеру, который ещё раз внимательно рассмотрел подарки и строго приказал следовать теперь за ним. Так, передавая меня из рук в руки, меня вели по дворцу. Внутри главный корпус почти весь образовывал одну громадную залу с двумя боковыми крыльями с двойным рядом колонн, а далее был виден проход в виде огромной триумфальной арки, который вел в Купольный зал.

В зале гулко отдавались мои шаги, казалось, что исполинскими силами тут была вмещена огромная площадь города. Тогда, ночью, три года назад, я почти не рассмотрела этот великолепный дворец, а сейчас шла по нему зачарованная, казалось, что я попала в сказку, и из-за колонны сейчас выйдет прекрасный принц и протянет мне руку.

По дороге я вспоминала правила поведения перед Императрицей, которые знали все поданные:

— Нельзя поворачиваться к Императрице спиной, садиться позволяется после её приглашения, если Елизавета Алексеевна протянет руку, вы обязаны снять перчатки. Говорить только, когда спросят и на те темы, которые предложит императрица. Обращаться только 'Ваше Императорское Величество', к Великой Княжне — 'Ваше Императорское Высочество'.

Да, нелёгкое это дело, с императорами общаться. Но раз мы потратили столько времени и сил, чтобы добиться этой аудиенции, то отступать некуда, впереди война!

Мы пошли в восточное, правое крыло дворца, я еще удивилась, что никого из придворных не видно, только слуги тенями проходили по коридорам или занимались какими-то делами. Мы долго шли длинным проходом, прошли две комнаты, коридор и, повернув налево, оказались перед гостиной, где нас их встретила ещё одна придворная— гофмейстерина, которая и завела меня в небольшую уютную комнату и объявила, взяв заранее у камердинера мою визитку:

— Вдова капитана ? пехотного полка, помещица Дорогобужского уезда Смоленской губернии, Наталья Алексеевна Д.

Мои подарки занесли следом и оставили на столике при входе.

Дамы о чем-то разговаривали перед моим приходом и теперь смотрели на меня достаточно благожелательно. И я вздохнула свободнее и очень обрадовалась, что Императрица приняла меня в столь узком кругу самых близких придворных, меня, простую провинциальную капитаншу!

А вот и она сама — супруга императора Александра I, Елизавета Алексеевна, в девичестве Луиза Мария Августа Баденская, одна из самых красивых женщин Санкт-Петербурга. Она могла бы упиваться властью, кружить головы офицерам и плести интриги, но предпочитала уединение, книги и прогулки в парке.

Елизавета действительно очень красива, черты лица тонкие, прекрасные русые волосы убраны в простую причёску, но глаза её грустны, ведь все знают о непростых отношениях с мужем и о том, что её свекровь, Мария Фёдоровна, недолюбливает невестку, что нередко бывало во все времена — вспомним ту же Венеру и Психею.

Я присела в глубоком реверансе — недаром учила его с Варварой все эти дни, а потом, вставая, как бы ненароком дотрагиваюсь до булавки, приколотой на видном месте на платье.

Это она вместе с подаренный мне платочком была в письме Елизаветы — хорошо, что я вспомнила про эти вещи и прихватила их с собой на всякий случай. Волна узнавания и воспоминаний пробежала по лицу Императрицы и она сказала по-русски, обращаясь к дамам:

— Сударыни, эта дама написала мне об интересных идеях, над которыми и я думала.

— Ваше Императорское величество, я благодарна Вам, что мои мысли заинтересовали вас,— уф, а ноги то дрожали, и язык немного заплелся!

— Не надо так официально, вы в кругу друзей.

Я посмотрела на присутствующих дам и сначала сделала реверанс перед фрейлиной, княжной Еленой Михайловной Голицыной, наставницей Великой Княжны — она постарше и посолиднее, а потом перед молодой женщиной яркой южной внешности — любимой фрейлиной Елизаветы Роксандрой Скарлатовной Стурдза.

Какие имена, какие знатнейшие и родовитейшие фамилии — и я, простая учительница из 21 века. Я подумала — вот бы в будущем рассказать, так никто же не поверит — и эта мысль заставила меня улыбнуться и успокоиться.

Елизавета Алексеевна показала рукой на одно из кресел и предложила мне присесть. Я с удовольствием сделала это — ведь все это время я стояла и ноги мои уже подкашивались, не столько от усталости, прошло совсем немного времени, сколько от волнения.

— Вы писали о созданном в вашем уезде Женском обществе,— поинтересовалась Елизавета.

— Да, Ваше Величество, нами было создано Женское общество, которое помогало закупке дополнительных медикаментов и различных вещей для военных.

— Интересно, интересно, расскажите подробнее, чем оно занималось?— заинтересовалась Елена Михайловна.

Этого вопроса я и ждала и стала рассказывать о наших дела — и об аукционе, и об благотворительном вечере, устроенном нами и об идеях по поддержке армии и помощи раненым. Я старалась говорить эмоционально, но четко и ясно. В конце я добавила:

— Все наши идеи по созданию Женского общества я записала здесь с помощью нового пера, которое придумали мои помощники,— и я с поклоном протянула Императрице папку и коробочку с пером и чернильницами.

— Но почему вы так уверены, что нашим военным понадобится дополнительная помощь? Почему вы говорите о подготовке к войне?— опять поинтересовалась Императрица.

Я и ждала этого вопроса, и боялась его, потому что в открытую рассказать, что я знаю о войне, я не могу, пришлось выкручиваться, упирая на увлечение мистицизмом в эту эпоху:

-Ваше Величество, мне уже несколько недель подряд снится один и тот же сон — войска Наполеона перешли границу России, идут сражения, затем была сильнейшая битва под маленьким селением под названием Бородино, затем я увидела горящие Смоленск и Москву,— тут дамы непроизвольно ахнули.

А я продолжала:

— Но на стороне России и Бог, и природа, — тут я перекрестилась, дамы следом за мной перекрестились тоже. — Зимний холод погнал войска французов прочь с нашей земли вместе с наши славными военными, французы замерзали и погибали, пока не покинули пределов нашей земли.

Женщины молчали, потрясенные, но я видела, что они мне не очень верят. Да и в наше время вплоть до нападения Германии Сталин и его военные не верили в войну с Гитлером, считали многочисленные приграничные конфликты и развертывание войск провокациями. Я решила зайти с другого конца:

-Ваше Величество, мы общались с военными, которые стояли в нашем уезде. И даже в нашей провинции очень многие знают про Наполеона Бонапарта, участвовали в военных походах. Наполеон или будет всеми силами перетягивать Россию на свою сторону, чтобы опять, как было при Александре Васильевиче Суворове, использовать нашу армию в своих целях, или...,— тут я примолкла, давая присутствующим самим додумать продолжение.

Кажется, что я не сказала ничего лишнего. Всё это они и без меня знали. Но надо продолжить:

— Вот поэтому и надо подготовиться к разным поворотам развития событий. Я думаю, что не будет лишним именно сейчас создать общество, которое заранее начнет собирать средства для помощи в военных событиях. А кому, как ни женщинам, заняться этим. Именно женская рука, женское доброе сердце и сострадание послужит опорой в испытаниях.

Дамы слушали, но не верили, слишком это было невероятно. Император в Вильне развлекается на балах, он не привёл армии в боевую готовность, не назначил главнокомандующего армиями, тем более, что с Наполеоном вообще — то подписан Тильзитский мир.

Так почему капитанша из провинции, где про Наполеона и его военные походы всего лишь 'слышали', решила, что тот будет вести войну с Россией, да ещё и на её территории? Поэтому мои слова повисли в воздухе. Но императрица — чуткая дама, решила перевести разговор на другое:

— Но вы что-то принесли с собой?— с улыбкой спросила Императрица, видя, что я невольно кошу глаза на свои коробки.

— Ваше Величество! Позвольте мне от всего сердца вручить вам и Великой Княжне мои скромные подарки,— произнесла я и увидела, что глаза присутствующих загорелись от интереса — что за подарки захотела вручить Императрице, женщине, у которой есть все, какая-то неизвестная провинциалка.

И я начинаю доставать игрушки, кубики, бродилки вместе с книжками, а также бумажные листы с куклами и одеждой для них. Вряд ли кто ранее дарил такие обычные, но в тоже время необычные подарки столь высокопоставленной даме.

Я даже замираю — а вдруг их сочтут простонародными, вдруг их выкинут и меня вместе с ними. Но вижу заинтересованные взгляды присутствующих, в том числе и Императрицы.

-Кто это сделал?— спрашивает Роксандра Скарлатовна.

Вдохнув побольше воздуха, я начала говорить:

— Ваше Высокопревосходительство! Это сделали мои люди, я только собрала и записала сказки, которые придумал народ. А этих кукол нарисовала моя крестница, Мария Ивановна Иванова, которая живет в поместье в Смоленской губернии.

— Очень интересно, очень,— благосклонно кивают одновременно Императрица и Елена Михайловна

Елизавета Алексеевна благосклонно смотрит на меня и говорит:

— Всё, что вы рассказали, очень интересно, мы обдумаем ваши предложения и ещё раз пригласим вас. Приглашение вам будет передано.

Я еще раз приседаю в глубоком реверансе и не поворачиваясь, задом покидаю комнату. И тут наступает откат — руки и ноги мои дрожат, становится тяжело дышать, я готова упасть в обморок — не каждый день приходится переживать такие волнения. Но учительское самообладание вновь помогает мне — я еще несколько раз глубоко вдыхаю и выдыхаю, понемногу приходя в себя. Ну что же, можно ехать домой.

Но сначала я почувствовала разочарование— так долго ждать, готовиться, и так мало успеть сказать— вся встреча длилась не более пятнадцати минут. Но потом я немного успокоилась— меня приняли, выслушали, заинтересовались идеями, пригласили еще раз— чего ещё большего желать! Самое главное уже произошло, встреча состоялась, пусть мне сейчас не поверили, дальше, надеюсь, произойдет развитие наших идей. Грех жаловаться!

Обратную дорогу я почти не ощутила, вновь вспоминая и переживая разговор с Императрицей — как я держалась, как разговаривала, не нарушила ли правила этикета?

В трактире взволнованные друзья встречают меня одним вопросом:

— Ну как все прошло?— но видя мое состояние, Варвара сначала налила мне горячего чая и дала какую-то еду, которую я автоматически проглотила.

Только заметив, что я пришла в чувство, они еще раз посмотрели на меня вопросительными взглядами, но тут уж я и сама стала рассказывать о пережитом— эмоции слишком переполняли меня.

Друзья выдохнули и даже потихоньку покричали ура— теперь, после того, как мы выполнили главную задачу нашей поездки, можно немного выдохнуть и ждать продолжения разговора. Но пока мы все прилегли отдохнуть— нервное напряжение нуждалось в разрядке. А вечером мы еще раз спокойно прогулялись по городу, стараясь впитывать в себя запахи, звуки, свет этого чудесного города, знакомого и незнакомого нам. И внутри меня зазвучала песня композитора Александра Борисовича Матюхина на стихи Осипа Мальдештама, которую я потихоньку напевала своим друзьям:

Ленинград

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

Ты вернулся сюда, так глотай же скорей

Рыбий жир ленинградских речных фонарей,

Узнавай же скорее декабрьский денек,

Где к зловещему дегтю подмешан желток.

Петербург! я еще не хочу умирать!

У тебя телефонов моих номера.

Петербург! У меня еще есть адреса,

По которым найду мертвецов голоса.

Я на лестнице черной живу, и в висок

Ударяет мне вырванный с мясом звонок,

И всю ночь напролет жду гостей дорогих,

Шевеля кандалами цепочек дверных.

День кончился долгими дружескими спокойными посиделками— мы болтали, играли в лото и домино, пели песни, короче, разряжались после долгого напряженного ожидания. Надеюсь, продолжение разговора состоится и будет более продуктивным.

Глава 78. Время разбрасывать камни завершилось.

Следующие день я помнила не очень чётко — всё переживала о неудаче приёма у Императрицы. Понятно, что она не поверила словам о войне в России — и я бы не поверила, если бы мне кто-нибудь об этом рассказал. Идут балы, приёмы, войска рассосредоточены на своих постоянных местах, все спокойно и размеренно. Здесь, в это время, как и в предвоенном Советском Союзе, если и думали о войне, то о битвах " на чужой территории и малой кровью ".

Но, как мы помним, ничего этого в Великой Отечественной войне не случилось. Эта Отечественная война не будет столь долгой, как последующая, в общей сложности, с Заграничными походами, она продлится около двух лет. И во время неё состоится только одна битва, сопоставимая с будущими и решившая ход войны — Бородинская, по своим масштабам вполне соотносима со Сталинградской битвой. Но сейчас об этом никто не думал.

В конце концов, и я отбросила грустные мысли — ну что же, не поверили сейчас, поверят через месяц, в июне, когда Наполеон вступит на нашу землю. А нам надо продолжать готовиться к войне самостоятельно и не вешать нос. Не будем полагаться на милости "административного резерва", с этим всегда в России туго, будем надеяться на себя и свои силы.

И я стала как заведенная носиться из прошлого в будущее. Что опять меня удивило и обрадовало, в эти разы Барыня уже не ворчала, как это бывало в последнее время, она понимала, что наши переносы уже заканчиваются и осталось потерпеть совсе не много. Мы договорились через записки-сообщения писать, что мне надо купить или сделать. Барыня делала это, а я лишь забирала мелкие покупки или складывала отдельно крупные, что занимало буквально минуты времени.

Мои напарники особо ко мне не приставали, занимались тихонько своими делами. Миша пытался наладить контакты с местными купцами для оптовых закупок сукном, одеялами, другими вещами в помощь военным.

Варвара ещё раз проехалась по аптекам инакупила каких-то сборов, скляночек и баночек, используя деньги, полученные от сдачи квартиры в будущем, на которые были закуплены камни и серебро. Я не вмешивалась, хочет так человек, пусть делает, только старалась к её деньгам добавить и свои накопления. Все были заняты делом, постепенно завершая наше пребывание в столице.

А на завтра принесли повторное приглашение через день на прием к Императрице. Я ждала его уже без того волнения, которое было первоначально, и без особых надежд.

В этот раз все происходило по такому же сценарию — меня ждали и также, передавая из рук в руки, проводили по коридору до дверей комнаты, где меня должны были завести к Императрице.

Но перед этим гофмейстерина тихонько приоткрыла дверь в детскую комнату, где под присмотром нянек, служанок и уже знакомой мне Елены Михайловны Голицыной, которая была наставницей Великой Княжны, играли в мяч две прелестные девочки в розовых пышных платьях, повторяющих наряды светских дам — специальной детской одежды тогда не было. Там же на столике лежали мои кубики, вырезанные бумажные куклы, ещё какие-то игрушки.

Я сразу поняла, что одна из девочек — Великая княжна Элиза, а вторая— ее подружка, тоже Лизочка — маленькая княжна Елизавета Александровна Голицына, дочь рано умершей подруги Елизаветы Алексеевны — Натальи Фёдоровны Шаховской-Голицыной.

Таким образом тактичная Императрица дала мне понять, что с девочкой всё в порядке, игрушки и мои другие подарки оценены по достоинству, что мне было очень лестно. О моей помощи помнят и мне благодарны, но обстоятельства этого приключения разглашать не стоит, иначе меня же и придется наказать за "несанкционированное проникновение на особо охраняемый объект".

Вообще эта вся история с переносом не только в пространстве, но и во времени, бесприпятственное попадание во дворец высшего лица в государстве человека с улицы и помощь не медика маленькой девочке, явно не обошлась без помощи Создателя.

Просто представьте ситуацию — человек нашего времени с самыми лучшими намерениями стремится попасть в Кремль к Путину, чтобы дать ему таблеточку от головной боли. И кто его пустит? И что сделают с эти сердобольным человеком?

Пусть в прошлые времена охрана была не такой технически оснащенной, но ведь она была и я в этом вполне убедилась. Так что тут явно все было не так просто.

Удостоверившись, что я все поняла правильно и кивнув мне головой, меня провели по коридору чуть дальше и открыли дверь в большую комнату, где было много красивых дам, сидевших около стола и негромко разговаривавших между собой. Елизавета находилась в центре и о чем-то говорила с дамой рядом. Опять произошло представление меня, но в этот раз я поняла, что со мной и моими идеями были знакомы. Но про Войну не было сказано ни слово, разговор шел о традиционной благотворительной помощи нуждающимся, сиротам, организации различных школ, курсов и так далее, то есть о той помощи, которую оказывало Женское патриотическое общество в реальной истории.

Меня спросили о помощи сиротам и я кратко рассказала история с Минькой и сиротами из Дорогобужа. Вообще, у меня сложилось такое впечатление, что меня решили просто показать дамам как одну из активных дам из провинции.

В этот раз я просто присутствовала, слушала и запоминала лица приближенных. Кроме того, я передала папки с идеями по новым пулям и организации помощи раненым вызванному Елизаветой дежурному офицеру с наказом передать их лейб— медику Виллие и Аракчееву— военному министру. Об этом я даже и не мечтала — никак не думала, что Императрица поможет мне и в этом вопросе.

В конце приема мне была вручена небольшая шкатулка, в которой я дома обнаружила вексель на пятьсот рублей, предназначенный для нужд Женского патриотического общества под патронажем Её Императорского Величества Елизаветы Алексеевны, грамоту на мое имя в качестве участницы этого же общества и небольшую бриллиантовая брошь в виде колыбельки — это был прелестный намек и на мою помощь Великой Княжне и на песенку " Спят усталые игрушки", которую не забыли.

Этого я никак не ожидала, это было более, чем я могла мечтать. Всё-таки Императрица показала свою заинтересованность в этой идее и не только приняла ее, оценила и одобрила, но и оказала огромную поддержку мне и моим идеям.

Итак, все, что мы могли сделать — мы сделали, время разбрасывать камни прошло, разбросили мы семена щедрой рукой в надежде, что хоть что-нибудь, да и взойдет. Теперь осталось дожидаться времени, когда можно будет собирать урожай наших идей и дел.

Воодушевленные случившимся, мы активно стали собираться в обратный путь, решая, что нужно и можно продать, что купить, что унести Барыне, а что потихоньку забрать от нее.

Этим мы и занимались следующие четыре дня, а затем, искренне поблагодарив всех сотрудников трактира и самого месье Гюге, закупив побольше продуктов вдорогу, сели в обновленную карету, надеясь, что обратный путь будет легче и быстрее — дорога уже подсохла, рессоры действительно облегчали передвижение, да и сами мы решили по возможности делать более длительные перегоны, останавливаясь только для смены лошадей.

Итак, пребывание в столице нашей старой — новой России— Санкт— Петербурге (пока не городе-герое) завершено! Оставалось ровно две недели на обратную дорогу и последние переносы вещей, выпускной у меня, прощание с близкими у меня и Барыни, и окончательное и полное погружение в выбранное нами время уже без помощи Создателя, а только в надежде на свои силы и силы моих друзей— " попаданцев".

Итак, в путь дорогу, друзья! С Богом и в добрый час! мы возвращаемся домой! Только сейчас я окончательно поняла, что это время и мои люди и есть мой Путь и мой Дом!

Конец первой книги. Продолжение следует.