Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Что касается пистолетов-пулеметов, то выбирать предстояло между классическими советскими ППШ-41 и ППС-43; мелькнувшую у него на секунду мысль включить в список послевоенные чехословацкие ПП образец 24 и образец 26 конструктора Холека, ставшие предтечей "Узи", Вячеслав Владимирович отверг — эти ПП были хороши, спору нет, но, во-первых, как армейский образец заметно уступали тому же ППШ-41, за счет меньшей устойчивости при автоматическом режиме ведения огня, во-вторых, были сложнее и дороже в производстве.
Выбор был непрост — оба советских пистолета-пулемета обладали несомненными достоинствами, являясь классическими детищами русской/советской оружейной школы, с присущей ей склонностью к конструированию действительно боевого оружия, способного успешно работать в самых неблагоприятных условиях, и, в то же время, дешевого и технологичного. Это были армейские ПП — мощные, очень надежные, весьма технологичные.
Несомненным преимуществом ППШ-41 были его тактические характеристики — высокая устойчивость при автоматическом режиме огня, реальная прицельная дальность при режиме огня очередями, составлявшая 200 м, что очень много для ПП, при режиме огня одиночными выстрелами — до 300м, высокий темп стрельбы и наличие дискового магазина большой емкости позволяли создать высокую плотность огня, что очень важно при столкновениях на коротких дистанциях.
Все вышесказанное можно выразить и короче — на дистанциях до 150 м ППШ-41 был сопоставим с АК-47.
Свои несомненные достоинства имел и ППС-43 — более легкий и компактный, он был намного более маневренным оружием, чем ППШ-41, что очень существенно при действиях в стесненных условиях; кроме того, он был потрясающе технологичен — трудозатраты на один ППС были в почти в три раза меньше, чем на ППШ, а расход металла — в два раза меньше.
Можно выразиться и короче — ППС-43 недаром считается лучшим пистолетом-пулеметом Второй Мировой войны, правда, в основном, по критерию "стоимость-эффективность".
Полковник, решив, что честно заработал перекур, достал сигарету, и, закурив, задумался — уж очень велик был соблазн остановиться на ППС-43, получив очень приличную эффективность при минимальных затратах столь дефицитных ресурсов. Единственный существенный дефект ППС — легко разбалтывающийся складной приклад, скопированный с приклада МП-38/МП-40, легко было исправить, поставив на него очень надежный складной приклад от АКС-74.
С другой стороны, внедрение на вооружение пистолетов-пулеметов неизбежно должно было столкнуться с консерватизмом высшего военного руководства СССР — Вячеслав Владимирович прекрасно помнил слова Ворошилова, сказанные по адресу первого советского серийного пистолета-пулемета ППД-34: "Автомат — оружие американских гангстеров, а советскому бойцу нужна трехлинейка со штыком". Справедливости ради, надо заметить, что у Ворошилова были серьезные основания для такого резкого высказывания — пистолеты-пулеметы Дегтярева, мягко говоря, не блиставшие высокими характеристиками, были очень не технологичны, и, как следствие, крайне дороги. Достаточно сказать, что первый представитель этого семейства, ППД-34, в производстве был дороже ручного пулемета ДП-27; более совершенный ППД-34/38 был ненамного дешевле ДП-27.
В общем, для того, чтобы не просто "продавить" консерватизм Ворошилова и Буденного, кстати, впоследствии изрядно преувеличенный — они были консерваторами, но, никак не замшелыми ретроградами — а переубедить этих далеко не глупых и очень влиятельных военачальников, требовалось "показать товар лицом". Полковник прекрасно знал старую, но, увы, регулярно забываемую истину — бессмысленно пытаться предлагать людям инновацию, которую они психологически не готовы принять, и, совершенно не важно, что эта инновация может оказаться наилучшим из существующих вариантов — ее просто отвергнут, и точка. С этой точки зрения ППШ был практически идеален — он имел прицельную дальность, худо-бедно сопоставимую с винтовкой, был дешев и технологичен, и, последнее по счету, но не по важности — он имел классическую карабинную компоновку, включавшую привычный старым солдатам фиксированный деревянный приклад с пистолетовидной шейкой приклада, деревянную ложу, секторный прицел — проще говоря, он гарантированно не вызывал подсознательного отторжения непривычной компоновкой.
По здравому размышлению, полковник решил остановиться на следующем варианте — первым пистолетом-пулеметом, принимаемым на вооружение РККА согласно решению Реввоенсовета от 1925 года, согласно которому на вооружение РККА должны были быть приняты ПП, как класс стрелкового оружия, станет ППШ; это решение позволит, по крайней мере, частично, обеспечить благожелательное отношение Ворошилова и к этой инновации, и к другим инновациям, кроме того, армия получит действительно высококлассный пистолет-пулемет, и, разумеется, сможет освоить применение его применение, а, промышленность сможет наработать опыт массового производства этого дешевого и технологичного оружия. Пистолет-пулемет Судаева останется "про запас", как мобилизационный образец, рассчитанный на массовый выпуск в условиях военного времени. В этом случае его дешевизна и технологичность будут как нельзя более кстати, а на непривычную компоновку не обратит внимания даже "старая гвардия" Первой Конной армии, чье мнение было очень важно — ведь именно первоконники были верной опорой Сталина в РККА в 20-е — 30-е годы.
Следующим, и, пожалуй, самым важным пунктом в списке, была винтовка. Строго говоря, вполне возможен был выбор между модернизацией старой, доброй трехлинейки и, принятием на вооружение качественно новой, для того времени, самозарядной винтовки. К достоинствам трехлинейки относились ее надежность, хороший бой, простота и доступность даже для совсем технически неграмотного призывника, технологичность и дешевизна, относительно небольшой расход патронов. К достоинствам самозарядки относилась ее намного более высокая огневая мощь, что было очень важно во Второй Мировой войне. Как показали сравнительные испытания, проведенные в начале 30-х, один стрелок, вооруженный самозарядной винтовкой, обеспечивал такую же плотность огня, как трое, вооруженных винтовками Мосина; более того, в некоторых ситуациях превосходство было пятикратным. В этих обстоятельствах самозарядная винтовка была намного предпочтительнее, разумеется, при том условии, если удастся создать мощную, надежную, с хорошим боем, дешевую и технологичную, доступную советскому пехотинцу того времени, и, вдобавок пригодную к массовому выпуску в условиях военного времени, с его неизбежным падением качества, винтовку.
Строго говоря, Красной Армии требовалось семейство индивидуального самозарядного/автоматического оружия, желательно, по максимуму унифицированное. В него должны были входить самозарядная винтовка, сконструированная под винтовочный патрон, самозарядная винтовка, автоматический карабин и ручной пулемет, сконструированные под промежуточный патрон.
Такой, на первый взгляд, нетипичный состав семейства объяснялся довольно просто — РККА в 30-е — 40-е годы предстояло воевать на самых разных ТВД, отличавшихся, в том числе, и разными характерными дистанциями боя. Например, для боевых действий в горах характерны дистанции боя до 1000 м; для боевых действий в степях, пустынях и полупустынях — до 800 м; для боевых действий в лесу — до 500 м; в городе — до 300 м.
Соответственно, область применения для самозарядки под винтовочный патрон, с ее реальной прицельной дальностью в 500-600 м, намечалась широчайшая — это были и пустыни Туркестана и Монголии; и горы Памира, Хингана, Карпат, а, при плохом раскладе, и Кавказа; и боевые действия в лесу, где требуется длинноствольное оружие под мощный патрон, необходимое для того, чтобы пробивать стволы деревьев, за которыми норовит укрываться противник — в общем, винтовке предстояло очень хорошо поработать.
Полковник прекрасно помнил и собственный афганский опыт, когда довелось столкнуться с душманами, вооруженными старыми, еще под патрон с черным порохом, английскими винтовками "Ли-Метфорд" — моджахеды использовали патроны домашнего снаряжения, естественно, снаряженные современным порохом, благо "Ли-Метфорды" имели изрядный запас прочности — и, старые, крупного калибра, винтовки прицельно били на километр.
На практике хватало случаев, вроде того, который Вячеслав Владимирович видел собственными глазами — на базе в Баграме что-то строили, крановщик работал в кабине башенного крана; выстрела толком и не услышали — просто увидели, что кран неуправляем; разобрались, что крановщик убит выстрелом снайпера; подняли в воздух Ми-24 — летчики быстро обнаружили и прикончили душмана; когда обыскали тело, выяснилось, что всего снаряжения у снайпера — древний, как кости мамонта, "Ли-Метфорд", два десятка патронов, да завернутая в тряпицу пропитанная бараньим жиром лепешка вместо сухпайка.
Разумеется, противостоять противнику, оснащенному столь дальнобойным оружием, с винтовками и автоматами под промежуточный патрон было чревато очень серьезными, и, самое главное, совершенно не неизбежными потерями.
В принципе, та же самая история повторилась после ввода войск НАТО в Афганистан — натовские солдаты, имевшие на вооружении автоматы под патрон 5,56x45, с их реальной прицельной дальностью метров в 400, регулярно попадали под обстрел душманских снайперов, бивших с 500 и более метров. Магазинные снайперские винтовки, состоявшие на вооружении натовских армий, имели отличный бой — просто нет слов — но не имели нужной скорострельности, так что военным ведомствам пришлось срочно закупать самозарядные снайперки.
Самозарядная винтовка под промежуточный патрон была оптимальна, в том числе, и по критерию "стоимость/эффективность" для европейского ТВД, где характерные дистанции боя, чаще всего не превышали 500 м.
Автоматический карабин был необходим и в системе вооружения стрелкового отделения — для того, чтобы создавать высокую плотность огня на коротких дистанциях, для чего в реальной истории использовались ПП, поскольку полковник считал наилучшим вариантом оснащение стрелкового отделения оружием под один патрон; и для оснащения элитных частей и соединений.
Ну и ручной пулемет под промежуточный патрон, предназначавшийся на роль группового оружия стрелкового отделения, был необходим для создания высокой плотности огня на средних и коротких дистанциях.
Вячеслав Владимирович задумчиво закурил очередной "Честерфилд" — с выбором были очень большие проблемы. Нет, хорошие винтовки имелись — те же АВС-36 и СВТ-38/40 вплоть до 1945 г. верой и правдой служили пограничникам и морским пехотинцам; относительно них имелось три проблемы — слишком дорогие в производстве в мирное время, слишком сложные для рядового пехотинца РККА, слишком нетехнологичные для массового производства в военное время. На практике это "ставило крест" на вооружении РККА этими винтовками.
Имелся, правда, один крайне существенный нюанс — одним из лучших семейств послевоенного самозарядного/автоматического оружия было семейство FN FAL. По сути дела, винтовка FN FAL была доработанной СВТ-40 — бельгийский конструктор Д. Сэв исправил ошибки Токарева в расчете газоотвода и диаметра канала поршня — из-за меньшего, чем было необходимо, диаметра, канал быстро засорялся нагаром, и, поршень заклинивало. Кроме того, Сэв поместил СВТ-40 в новую ложу и, улучшил эргономику винтовки, введя пистолетную рукоятку управления огнем.
В результате получилась достаточно надежная, удобная, с очень хорошим боем, доступная даже африканским солдатам, винтовка.
Что интересно, первоначальный вариант FN FAL проектировался под английский промежуточный патрон 7x43, и, лишь позже, винтовка была перепроектирована под американский, по сути дела, винтовочный патрон 7,62x51.
По сути дела, та же беда была и с иностранными самозарядками того времени: хороши были и чехословацкая ZH-29, и американская Гаранд М1, а немецкую автоматическую винтовку ФГ-42 смело можно было назвать великолепным оружием. Но, и с чехословацкой винтовкой, и с американской были те же проблемы — их могли выпускать высококвалифицированные специалисты на специализированном оборудовании и, с успехом использовать хорошо подготовленные солдаты; что же касается ФГ-42, то она была настолько сложна и дорога в производстве, что даже немцы, с их образцовой оружейной промышленностью, выпускали ее небольшими сериями для воздушно-десантных войск.
Полковник с искренней печалью вспомнил АКМ и СКС-45, полностью отвечавшие всем вышеприведенным требованиям, в том числе простые и интуитивно понятные настолько, что их за два или три месяца осваивали даже горе-воины Анголы, Мозамбика и Зимбабве. Он слегка улыбнулся, вспомнив свои африканские командировки, точнее, ту их часть, когда общался на базах с нашими прапорщиками, имевшими несчастье обучать негритянское воинство — надо заметить, что советские прапорщики, способные за два года сделать нормального солдата из почти любого гражданского разгильдяя, пообщавшись месячишко с чернокожими "борцами с империализмом и расизмом", переставали ругаться матом и, начинали матом разговаривать; правда, при этом их мнения на подопечных заметно расходились: первые утверждали, что были отцами всех своих новоявленных подчиненных; вторые — что они являются отцами всего африканского континента; третьи настаивали на том, что негры являются несомненным видом человекообразных обезьян; четвертые — что негры есть не что иное, как промежуточное звено между обезьяной и человеком.
При наличии на вооружении промежуточного патрона к списку возможных вариантов, помимо доработанной до уровня FN FAL СВТ-40 добавлялись СКС-45 и АКМ. Все три системы были очень хороши — тот случай, когда просто грех жаловаться — но полковник колебался в выборе между доработанной СВТ и АКМ.
В том случае, если выбор пал бы на АКМ, Вячеслав Владимирович склонялся к следующему варианту действий — сначала протолкнуть на вооружение модификацию югославской самозарядной винтовки "Застава" М76, представлявшей собой самозарядный вариант АКМ под мощный винтовочный патрон, разумеется, не в варианте под патрон 7,92 Маузер, а под родной патрон 7,62 Мосин. Это позволяло несколько уменьшить скептический консерватизм большинства советских военачальников, многие из которых предъявляли к автоматическому оружию явно завышенные требования, заключавшиеся в том, что от самозарядной винтовки, с ее намного более напряженным режимом работы, требовали такой же массы, как и у мосинки, ничуть не меньшей надежности, при том, что самозарядка представляла собой заметно более сложную систему, чем магазинная винтовка.
Принятие на вооружение "Заставы" позволяло снять все эти вопросы, при этом не делая "предельную" винтовку, каковой была СВТ-38/40 (увы, но требование сделать винтовку той же массы, что и трехлинейка, заставило Токарева экономить буквально каждый грамм, что не лучшим образом отразилось на надежности; и все равно СВТ-38 весила 4,9 кг, а СВТ-40 — 4,3 кг, против 4 кг у мосинки) — с более простой М76 все было не столь напряженно — вариант под более мощный, чем 7,62 Мосин, патрон 7,92 Маузер весил 4,35 кг, и, при этом "Застава" вполне сохраняла непревзойденную надежность АКМ, да и Вячеслав Владимирович ничуть не сомневался в своей способности убедить противников "закрыть глаза" на лишние 150-200 граммов.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |