Система стрелкового вооружения Ркка в мире Аи Амт.

Система стрелкового вооружения РККА в мире АИ АМТ.

Полковник Ленин попивал любимый крепкий чай, куря "Честерфилд". На балконном столике лежала груда справочников и монографий, посвященных стрелковому оружию XX века. Требовалось решить очередную нетривиальную задачу — рассчитать оптимальную систему вооружения пехоты РККА, и, при этом, входящее в эту систему вооружение должно было быть недорогим — СССР 30-х был крайне небогатой страной; технологически простым — культура производства у вчерашних выпускников ФЗУ, деликатно говоря, оставляла желать много лучшего; интуитивно понятным рядовому пехотинцу Красной Армии, как правило, имевшему начальное образование; очень надежным — настолько, чтобы вышеупомянутый пехотинец, в родной деревне или кишлаке не имевший возможности обрести навык обращения со сколько-нибудь сложной техникой, ничего не сломал в первый же день; по возможности, максимально пригодным для массового выпуска на неспециализированном оборудовании, не очень квалифицированным персоналом, и, по минимуму требующего дефицитных материалов. Заодно требовалось решить проблему боеприпасов для стрелкового оружия, при этом учитывая бедность СССР 30-х годов.

По здравому размышлению, вышеупомянутая линейка выглядела так:

1. пистолет или револьвер — в качестве личного оружия командного состава;

2. пистолет-пулемет — в качестве т.н. "оружия свободных рук", вооружения штурмовых групп, и, последнее по счету, но не по важности — самого дешевого мобилизационного оружия, если все будет совсем плохо, и, возможности массово выпускать более сложное и дорогое оружие с высокими характеристиками не будет;

3. винтовка, предпочтительно, самозарядная — в качестве личного оружия линейной пехоты, мотопехоты и кавалерии;

4. снайперская винтовка — абсолютно необходимая для наиболее метких стрелков;

5. ручной пулемет — в качестве легкого средства усиления отделения;

6. станковый пулемет — в качестве средства усиления взвода/роты;

7. крупнокалиберный пулемет — в качестве тяжелого средства усиления, решающего задачи борьбы с легкой бронетехникой, низколетящими самолетами, подавления огневых средств пехоты противника;

8. ручные и, возможно, винтовочные гранаты — в качестве "карманной артиллерии", предназначенной для борьбы с пехотой и бронетехникой противника;

9. ручные и станковые противотанковые гранатометы (соответственно, РПГ и СПГ) — в качестве основного противотанкового оружия пехоты;

10. противотанковые ружья (ПТР) — в качестве запасного варианта, на тот малоприятный случай, если не удастся создать приемлемые образцы РПГ и СПГ;

11. автоматический станковый гранатомет — в качестве средства борьбы с пехотой противника, если, конечно, на это, весьма эффективное, но, и, сугубо недешевое оружие, хватит денег.

Естественно, полковник начал с боеприпасов.

Строго говоря, винтовочному патрону 7,62x54, в просторечии 7,62 Мосин, альтернативы не просматривалось даже теоретически — во-первых, потому, что замена основного боеприпаса для стрелкового оружия ВС мероприятие безумно дорогое, чего Советский Союз в те времена себе никак не мог позволить, во-вторых, этот патрон недаром более ста лет состоял на снабжении сначала Императорской армии, затем — Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Советской Армии, потом — Российской Армии — и, надо отметить, даже в начале XXI века его отнюдь не собирались "отправлять в отставку", и, совсем недаром — хорошие баллистические характеристики при умеренном, разумеется, для винтовочного патрона, импульсе отдачи, делали его весьма удачным боеприпасом как для снайперских винтовок, так и для единых пулеметов. Есть у 7,62 Мосин и недостатки — во-первых, это типичная для всех классических винтовочных патронов избыточная мощность боеприпаса, применительно к использованию в личном оружии пехотинца, во-вторых, это крайне неудачная геометрия рантовой гильзы, делающая ее донельзя неудобной и для использования в коробчатых магазинах к самозарядных винтовкам, и очень усложняющая механизм подачи патрона в патронник. Но, увы, деваться некуда — заменить его совершенно нереально.

Что же касалось пистолетного патрона 7,62x25 ТТ, он же 7,62 ТТ, он же, в "девичестве" 7,63 Маузер, то ему реальной альтернативы также не просматривалось. Строго говоря, у этого отличного пистолетного патрона, прекрасно подходящего для использования в стрелковом оружии военного образца, был только один существенный недостаток — довольно скромное останавливающее действие пули, обусловленное небольшим калибром. Достоинств было намного больше — во-первых, его постановка на производство требовала наименьших затрат, по сравнению с иными образцами, во-вторых, он имел высокую начальную скорость (420 м/с; для сравнения — стандартный патрон НАТО 9 Парабеллум имеет начальную скорость 360 м/с. В.Т.) и хорошую настильность траектории, что было очень удобно при использовании в пистолетах-пулеметах (для сравнения — в ВС Германии и Израиля пришлось создавать специальные "автоматные" модификации патрона 9 Парабеллум, оптимизированные для использования в пистолетах-пулеметах, с усиленным зарядом пороха и облегченной пулей, причем, взаимозаменяемость этих патронов с обычными пистолетными была запрещена. В.Т.), в-третьих, он имел хорошее пробивное действие, конечно, для пистолетного патрона, в-четвертых, при всех этих достоинствах патрон имел вполне приемлемый импульс отдачи.

Также не просматривалось альтернативы револьверному патрону 7,62x38R, он же 7,62x39 Наган, он же 7,62 Наган — этот довольно мощный, очень точный и надежный револьверный патрон, имевший только один дефект — небольшое останавливающее действие, просто не было смысла на что-либо менять; в любом случае, эпоха револьверов в качестве армейского оружия заканчивалась, так что "овчинка не стоила выделки".

Крайне непростым, но очень перспективным делом выглядело внедрение промежуточного патрона.

В принципе, в середине 20-х годов в СССР шла оживленная дискуссия о замене 7,62 Мосин японским винтовочным патроном 6,5x50SR, он же 6,5 Арисака. Этот патрон, формально относящийся к винтовочным, по своим характеристикам был заметно ближе к промежуточным патронам, чем к большинству винтовочных патронов. Его крупным достоинством была т.н. полурантовая гильза, что без особых проблем позволяло использовать его в автоматическом оружии; кроме того, он имел очень приличную баллистику при приемлемом уровне отдачи. Помимо всего прочего, в России имелось небольшое производство этих патронов, поскольку во время Первой Мировой войны было закуплено значительное количество японских винтовок Арисака под этот патрон, кроме того, под него же был спроектирован автомат Федорова.

Имелись у этого боеприпаса и серьезные недостатки — во-первых, он был слишком маломощен для использования в станковых пулеметах и снайперских винтовках — а переход на бипатронную систему в то время, для бедного СССР, был очень обременителен экономически; во-вторых, и в то время, и заметно позже, специальные пули, например, трассирующие, не могли быть изготовлены в калибре менее 6,75-мм; в-третьих, этот калибр имел заметно меньшее останавливающее действие, чем калибр 7,62-мм — в первом приближении, почти в 1,4 раза — что крайне существенно при дистанции боестолкновения до 100 м — а такая дистанция характерна и для боя в населенном пункте, и для боя в лесу, да и в обычном общевойсковом бою такая дистанция вовсе не редкость.

С другой стороны, переход на бипатронную систему в 20-е — 30-е годы осуществили Италия, Швеция, Япония; Советский же Союз фактически осуществил переход на бипатронную систему в 1942 г., когда основным индивидуальным оружием пехоты, наряду с винтовкой, стал пистолет-пулемет. Это немедленно отразилось на соотношении выпускаемых патронов — в 1943 г. из 7 млрд. выпущенных патронов 3,2 млрд. составили пистолетные патроны. Переход же на бипатронную систему еще в начале 30-х годов, в принципе, вполне возможный, позволил бы использовать ограниченные ресурсы Советского Союза с намного большей эффективностью, с одной стороны, экономя ресурсы на производстве избыточно мощных винтовочных патронов, с другой — производя самозарядные винтовки и карабины, а, в перспективе, и автоматы и ручные пулеметы под промежуточный патрон, не мучаясь при этом с избыточной мощностью и очень неудобной рантовой гильзой 7,62 Мосин, с третьей же стороны, РККА бы получила в свое распоряжение индивидуальное автоматическое оружие, по своим возможностям намного превосходящее даже такой удачный пистолет-пулемет, как ППШ-41.

Проблема специальных пуль легко решалась принятием калибра от 6,75-мм до 7,62-мм включительно — с этим никаких проблем не предвиделось.

Хуже было с меньшим останавливающим действием — полковник прекрасно помнил опыт последних лет афганской войны, когда потери 40-й армии в боестолкновениях на средних и коротких дистанциях существенно увеличились — и, профессионалы объясняли это заменой АКМ/АКМС на АК-74/АКС-74, чьи пули калибра 5,45-мм имели и намного меньшее останавливающее действие, и намного худшую устойчивость на траектории. Да что там чужой опыт — Вячеслав Владимирович прекрасно помнил бой в "зеленке", когда он, будучи вооружен АКС-74, истратил весь магазин, все 25 патронов, пытаясь достать душмана, укрывшегося за густым кустом — и, будучи первоклассным стрелком, настоящим профессионалом боевой стрельбы, не смог попасть в "духа". Секрет был прост и понятен — густые ветви куста попросту отклоняли в сторону легкие пули, имевшие минимальный запас устойчивости на траектории.

Конечно, с калибрами 6,75-7 мм все обстояло намного лучше, чем с калибром 5,45-мм — как-никак это были полноценные средние калибры, никак не мелкие, кроме того, никто не заставлял — полковник мысленно три раза сплюнул через левое плечо, незлым тихим словом помянув руководителей, принявших этот патрон на вооружение СА — заменять нормальные пули армейского образца на пули с минимальным запасом устойчивости на траектории.

Кроме того, имея в своем распоряжении самозарядный карабин под промежуточный патрон, с втрое большей практической скорострельностью, чем у мосинки, нормально подготовленный боец вполне мог компенсировать меньшее останавливающее действие пули большим количеством попаданий, попросту вогнав во врага две или три пули вместо одной.

Конечно, было очень жаль, что не удастся принять на вооружение РККА наверно, лучший автоматный патрон XX века — надежнейший, проверенный в бесчисленных войнах и конфликтах 7,62x39, он же 7,62 Калашников; увы, но технологии порохов 20-х — 30-х годов никак не позволяли в точности воспроизвести этот патрон с той же формулой.

Но, было вполне реально получить патрон с такими же, или, практически такими же, характеристиками — другое дело, что для этого неизбежно понадобится более длинная гильза.

Довольно сложную проблему представлял собой выбор калибра. В принципе, наилучшее сочетание кучности и останавливающего действия пули, разумеется, при соответствующей форме пули, давал калибр 6,75-мм — недаром американцы в 2003 г. создали патрон 6,8x43 Ремингтон, или просто 6,8 Ремингтон, планирующийся на замену патрона 5,56x45; к слову сказать, с очень приличными характеристиками. С другой стороны, в СССР того времени все оружейное и патронное производство было оптимизировано в расчете на калибр 7,62-мм, вплоть до того, что макаронные фабрики могли быть переведены на производство патронов калибра 7,62-мм, а, производство лапши — на резку порохов. Но, калибр 7,62-мм давал пусть и не идеальное, но, тоже очень хорошее сочетание кучности и останавливающего действия пули, ненамного проигрывая в этом калибру 6,75-мм — а, его "протолкнуть" на вооружение РККА было бы намного проще.

Закончив с патронами, полковник перешел к анализу собственно вооружения пехоты.

Итак, револьвер системы Наган образца 1895 г., производивший в Российской Империи и СССР с 1898 г. по 1942 г. и, выпущенный, в общей сложности, в количестве примерно двух миллионов экземпляров. Этот револьвер отличался исключительной кучностью боя (при стрельбе с предварительным взводом курка), хорошей мощностью, несмотря на небольшой калибр, небольшими, конечно, для револьвера, габаритами и массой, высокой технологичностью и надежностью в эксплуатации. Недостатков у этого оружия было два — во-первых, невысокое останавливающее действие пули, во-вторых, сложный и длительный способ заряжания и разряжания по одному патрону. Со вторым недостатком, в принципе, можно было бы справиться, поставив на производство модель образца 1910 г., отличавшуюся откидывавшимся вправо барабаном, что обеспечивало более быстрое перезаряжание. Другое дело, что необходимость этого мероприятия была не вполне очевидна — все-таки наган был "уходящей натурой", и, имело смысл концентрировать ресурсы на пистолете ТТ.

Пистолет ТТ, действительно, первоклассный Тульский Токарева, был принят на вооружение в 1930 г. Этот пистолет по своим техническим характеристикам не уступал лучшим образцам иностранных пистолетов того времени. Автоматика ТТ работает по принципу использования энергии отдачи при коротком ходе ствола. ТТ имел многочисленные достоинства: во-первых, пистолет отличался простотой, прочностью и очень высокой надежностью устройства, в частности, очень удобным в эксплуатации оказалось объединение всех деталей ударного механизма в одну колодку; во-вторых, высокая настильность траектории полета пули обеспечивала большую прицельную дальность стрельбы и упрощала выбор точки прицеливания; в-третьих, низкое расположение оси канала ствола по отношению к рукоятке уменьшала вращающий момент силы отдачи и повышала кучность стрельбы; в-четвертых, имея относительно небольшие, разумеется, для пистолета военного образца, габариты и массу, ТТ имел длинную прицельную линию, что в сочетании с хорошим балансом и довольно мягким спуском позволяло даже начинающим стрелкам быстро добиться хороших результатов в непростом деле стрельбы из пистолета; в-пятых, использование очень мощного маузеровского пистолетного патрона позволило получить очень хорошее пробивное действие пули при нормальной для армейского пистолета длине ствола; в-шестых, ТТ был устойчив к загрязнению, легко разбирался для чистки и смазки, имел хорошую ремонтопригодность. В общем, ТТ недаром занимал почетное второе место в негласном рейтинге "рабочих лошадок", после немецкого Вальтера Р-38. Имелись у этого отличного пистолета и недостатки, основных было два: во-первых, это неудачная рукоятка, имевшая недостаточный угол наклона, что затрудняло стрельбу навскидку, и, самое главное, выполненная прямой, а не "под конус", что создавало большие неудобства с правильным хватом оружия; во-вторых, это небольшое останавливающее действие пули, что весьма важно для кобурного оружия.

Справиться с этой проблемой можно было, модернизировав ТТ по образцу венгерского FEG Tokagypt 58 — т.е. заменив храповый предохранитель курка на рычажный предохранитель со спусковой тягой; новый предохранитель установили в задней части рамы, на левой стороне; кроме того, венгерский "Токарев египетский" был оснащен новыми щечками рукоятки, по образцу "Вальтера П-38", полностью охватывавшими рукоятку сзади, что заметно улучшало эргономику оружия.

Что касается пистолетов-пулеметов, то выбирать предстояло между классическими советскими ППШ-41 и ППС-43; мелькнувшую у него на секунду мысль включить в список послевоенные чехословацкие ПП образец 24 и образец 26 конструктора Холека, ставшие предтечей "Узи", Вячеслав Владимирович отверг — эти ПП были хороши, спору нет, но, во-первых, как армейский образец заметно уступали тому же ППШ-41, за счет меньшей устойчивости при автоматическом режиме ведения огня, во-вторых, были сложнее и дороже в производстве.

Выбор был непрост — оба советских пистолета-пулемета обладали несомненными достоинствами, являясь классическими детищами русской/советской оружейной школы, с присущей ей склонностью к конструированию действительно боевого оружия, способного успешно работать в самых неблагоприятных условиях, и, в то же время, дешевого и технологичного. Это были армейские ПП — мощные, очень надежные, весьма технологичные.

Несомненным преимуществом ППШ-41 были его тактические характеристики — высокая устойчивость при автоматическом режиме огня, реальная прицельная дальность при режиме огня очередями, составлявшая 200 м, что очень много для ПП, при режиме огня одиночными выстрелами — до 300м, высокий темп стрельбы и наличие дискового магазина большой емкости позволяли создать высокую плотность огня, что очень важно при столкновениях на коротких дистанциях.

Все вышесказанное можно выразить и короче — на дистанциях до 150 м ППШ-41 был сопоставим с АК-47.

Свои несомненные достоинства имел и ППС-43 — более легкий и компактный, он был намного более маневренным оружием, чем ППШ-41, что очень существенно при действиях в стесненных условиях; кроме того, он был потрясающе технологичен — трудозатраты на один ППС были в почти в три раза меньше, чем на ППШ, а расход металла — в два раза меньше.

Можно выразиться и короче — ППС-43 недаром считается лучшим пистолетом-пулеметом Второй Мировой войны, правда, в основном, по критерию "стоимость-эффективность".

Полковник, решив, что честно заработал перекур, достал сигарету, и, закурив, задумался — уж очень велик был соблазн остановиться на ППС-43, получив очень приличную эффективность при минимальных затратах столь дефицитных ресурсов. Единственный существенный дефект ППС — легко разбалтывающийся складной приклад, скопированный с приклада МП-38/МП-40, легко было исправить, поставив на него очень надежный складной приклад от АКС-74.

С другой стороны, внедрение на вооружение пистолетов-пулеметов неизбежно должно было столкнуться с консерватизмом высшего военного руководства СССР — Вячеслав Владимирович прекрасно помнил слова Ворошилова, сказанные по адресу первого советского серийного пистолета-пулемета ППД-34: "Автомат — оружие американских гангстеров, а советскому бойцу нужна трехлинейка со штыком". Справедливости ради, надо заметить, что у Ворошилова были серьезные основания для такого резкого высказывания — пистолеты-пулеметы Дегтярева, мягко говоря, не блиставшие высокими характеристиками, были очень не технологичны, и, как следствие, крайне дороги. Достаточно сказать, что первый представитель этого семейства, ППД-34, в производстве был дороже ручного пулемета ДП-27; более совершенный ППД-34/38 был ненамного дешевле ДП-27.

В общем, для того, чтобы не просто "продавить" консерватизм Ворошилова и Буденного, кстати, впоследствии изрядно преувеличенный — они были консерваторами, но, никак не замшелыми ретроградами — а переубедить этих далеко не глупых и очень влиятельных военачальников, требовалось "показать товар лицом". Полковник прекрасно знал старую, но, увы, регулярно забываемую истину — бессмысленно пытаться предлагать людям инновацию, которую они психологически не готовы принять, и, совершенно не важно, что эта инновация может оказаться наилучшим из существующих вариантов — ее просто отвергнут, и точка. С этой точки зрения ППШ был практически идеален — он имел прицельную дальность, худо-бедно сопоставимую с винтовкой, был дешев и технологичен, и, последнее по счету, но не по важности — он имел классическую карабинную компоновку, включавшую привычный старым солдатам фиксированный деревянный приклад с пистолетовидной шейкой приклада, деревянную ложу, секторный прицел — проще говоря, он гарантированно не вызывал подсознательного отторжения непривычной компоновкой.

По здравому размышлению, полковник решил остановиться на следующем варианте — первым пистолетом-пулеметом, принимаемым на вооружение РККА согласно решению Реввоенсовета от 1925 года, согласно которому на вооружение РККА должны были быть приняты ПП, как класс стрелкового оружия, станет ППШ; это решение позволит, по крайней мере, частично, обеспечить благожелательное отношение Ворошилова и к этой инновации, и к другим инновациям, кроме того, армия получит действительно высококлассный пистолет-пулемет, и, разумеется, сможет освоить применение его применение, а, промышленность сможет наработать опыт массового производства этого дешевого и технологичного оружия. Пистолет-пулемет Судаева останется "про запас", как мобилизационный образец, рассчитанный на массовый выпуск в условиях военного времени. В этом случае его дешевизна и технологичность будут как нельзя более кстати, а на непривычную компоновку не обратит внимания даже "старая гвардия" Первой Конной армии, чье мнение было очень важно — ведь именно первоконники были верной опорой Сталина в РККА в 20-е — 30-е годы.

Следующим, и, пожалуй, самым важным пунктом в списке, была винтовка. Строго говоря, вполне возможен был выбор между модернизацией старой, доброй трехлинейки и, принятием на вооружение качественно новой, для того времени, самозарядной винтовки. К достоинствам трехлинейки относились ее надежность, хороший бой, простота и доступность даже для совсем технически неграмотного призывника, технологичность и дешевизна, относительно небольшой расход патронов. К достоинствам самозарядки относилась ее намного более высокая огневая мощь, что было очень важно во Второй Мировой войне. Как показали сравнительные испытания, проведенные в начале 30-х, один стрелок, вооруженный самозарядной винтовкой, обеспечивал такую же плотность огня, как трое, вооруженных винтовками Мосина; более того, в некоторых ситуациях превосходство было пятикратным. В этих обстоятельствах самозарядная винтовка была намного предпочтительнее, разумеется, при том условии, если удастся создать мощную, надежную, с хорошим боем, дешевую и технологичную, доступную советскому пехотинцу того времени, и, вдобавок пригодную к массовому выпуску в условиях военного времени, с его неизбежным падением качества, винтовку.

Строго говоря, Красной Армии требовалось семейство индивидуального самозарядного/автоматического оружия, желательно, по максимуму унифицированное. В него должны были входить самозарядная винтовка, сконструированная под винтовочный патрон, самозарядная винтовка, автоматический карабин и ручной пулемет, сконструированные под промежуточный патрон.

Такой, на первый взгляд, нетипичный состав семейства объяснялся довольно просто — РККА в 30-е — 40-е годы предстояло воевать на самых разных ТВД, отличавшихся, в том числе, и разными характерными дистанциями боя. Например, для боевых действий в горах характерны дистанции боя до 1000 м; для боевых действий в степях, пустынях и полупустынях — до 800 м; для боевых действий в лесу — до 500 м; в городе — до 300 м.

Соответственно, область применения для самозарядки под винтовочный патрон, с ее реальной прицельной дальностью в 500-600 м, намечалась широчайшая — это были и пустыни Туркестана и Монголии; и горы Памира, Хингана, Карпат, а, при плохом раскладе, и Кавказа; и боевые действия в лесу, где требуется длинноствольное оружие под мощный патрон, необходимое для того, чтобы пробивать стволы деревьев, за которыми норовит укрываться противник — в общем, винтовке предстояло очень хорошо поработать.

Полковник прекрасно помнил и собственный афганский опыт, когда довелось столкнуться с душманами, вооруженными старыми, еще под патрон с черным порохом, английскими винтовками "Ли-Метфорд" — моджахеды использовали патроны домашнего снаряжения, естественно, снаряженные современным порохом, благо "Ли-Метфорды" имели изрядный запас прочности — и, старые, крупного калибра, винтовки прицельно били на километр.

На практике хватало случаев, вроде того, который Вячеслав Владимирович видел собственными глазами — на базе в Баграме что-то строили, крановщик работал в кабине башенного крана; выстрела толком и не услышали — просто увидели, что кран неуправляем; разобрались, что крановщик убит выстрелом снайпера; подняли в воздух Ми-24 — летчики быстро обнаружили и прикончили душмана; когда обыскали тело, выяснилось, что всего снаряжения у снайпера — древний, как кости мамонта, "Ли-Метфорд", два десятка патронов, да завернутая в тряпицу пропитанная бараньим жиром лепешка вместо сухпайка.

Разумеется, противостоять противнику, оснащенному столь дальнобойным оружием, с винтовками и автоматами под промежуточный патрон было чревато очень серьезными, и, самое главное, совершенно не неизбежными потерями.

В принципе, та же самая история повторилась после ввода войск НАТО в Афганистан — натовские солдаты, имевшие на вооружении автоматы под патрон 5,56x45, с их реальной прицельной дальностью метров в 400, регулярно попадали под обстрел душманских снайперов, бивших с 500 и более метров. Магазинные снайперские винтовки, состоявшие на вооружении натовских армий, имели отличный бой — просто нет слов — но не имели нужной скорострельности, так что военным ведомствам пришлось срочно закупать самозарядные снайперки.

Самозарядная винтовка под промежуточный патрон была оптимальна, в том числе, и по критерию "стоимость/эффективность" для европейского ТВД, где характерные дистанции боя, чаще всего не превышали 500 м.

Автоматический карабин был необходим и в системе вооружения стрелкового отделения — для того, чтобы создавать высокую плотность огня на коротких дистанциях, для чего в реальной истории использовались ПП, поскольку полковник считал наилучшим вариантом оснащение стрелкового отделения оружием под один патрон; и для оснащения элитных частей и соединений.

Ну и ручной пулемет под промежуточный патрон, предназначавшийся на роль группового оружия стрелкового отделения, был необходим для создания высокой плотности огня на средних и коротких дистанциях.

Вячеслав Владимирович задумчиво закурил очередной "Честерфилд" — с выбором были очень большие проблемы. Нет, хорошие винтовки имелись — те же АВС-36 и СВТ-38/40 вплоть до 1945 г. верой и правдой служили пограничникам и морским пехотинцам; относительно них имелось три проблемы — слишком дорогие в производстве в мирное время, слишком сложные для рядового пехотинца РККА, слишком нетехнологичные для массового производства в военное время. На практике это "ставило крест" на вооружении РККА этими винтовками.

Имелся, правда, один крайне существенный нюанс — одним из лучших семейств послевоенного самозарядного/автоматического оружия было семейство FN FAL. По сути дела, винтовка FN FAL была доработанной СВТ-40 — бельгийский конструктор Д. Сэв исправил ошибки Токарева в расчете газоотвода и диаметра канала поршня — из-за меньшего, чем было необходимо, диаметра, канал быстро засорялся нагаром, и, поршень заклинивало. Кроме того, Сэв поместил СВТ-40 в новую ложу и, улучшил эргономику винтовки, введя пистолетную рукоятку управления огнем.

В результате получилась достаточно надежная, удобная, с очень хорошим боем, доступная даже африканским солдатам, винтовка.

Что интересно, первоначальный вариант FN FAL проектировался под английский промежуточный патрон 7x43, и, лишь позже, винтовка была перепроектирована под американский, по сути дела, винтовочный патрон 7,62x51.

По сути дела, та же беда была и с иностранными самозарядками того времени: хороши были и чехословацкая ZH-29, и американская Гаранд М1, а немецкую автоматическую винтовку ФГ-42 смело можно было назвать великолепным оружием. Но, и с чехословацкой винтовкой, и с американской были те же проблемы — их могли выпускать высококвалифицированные специалисты на специализированном оборудовании и, с успехом использовать хорошо подготовленные солдаты; что же касается ФГ-42, то она была настолько сложна и дорога в производстве, что даже немцы, с их образцовой оружейной промышленностью, выпускали ее небольшими сериями для воздушно-десантных войск.

Полковник с искренней печалью вспомнил АКМ и СКС-45, полностью отвечавшие всем вышеприведенным требованиям, в том числе простые и интуитивно понятные настолько, что их за два или три месяца осваивали даже горе-воины Анголы, Мозамбика и Зимбабве. Он слегка улыбнулся, вспомнив свои африканские командировки, точнее, ту их часть, когда общался на базах с нашими прапорщиками, имевшими несчастье обучать негритянское воинство — надо заметить, что советские прапорщики, способные за два года сделать нормального солдата из почти любого гражданского разгильдяя, пообщавшись месячишко с чернокожими "борцами с империализмом и расизмом", переставали ругаться матом и, начинали матом разговаривать; правда, при этом их мнения на подопечных заметно расходились: первые утверждали, что были отцами всех своих новоявленных подчиненных; вторые — что они являются отцами всего африканского континента; третьи настаивали на том, что негры являются несомненным видом человекообразных обезьян; четвертые — что негры есть не что иное, как промежуточное звено между обезьяной и человеком.

При наличии на вооружении промежуточного патрона к списку возможных вариантов, помимо доработанной до уровня FN FAL СВТ-40 добавлялись СКС-45 и АКМ. Все три системы были очень хороши — тот случай, когда просто грех жаловаться — но полковник колебался в выборе между доработанной СВТ и АКМ.

В том случае, если выбор пал бы на АКМ, Вячеслав Владимирович склонялся к следующему варианту действий — сначала протолкнуть на вооружение модификацию югославской самозарядной винтовки "Застава" М76, представлявшей собой самозарядный вариант АКМ под мощный винтовочный патрон, разумеется, не в варианте под патрон 7,92 Маузер, а под родной патрон 7,62 Мосин. Это позволяло несколько уменьшить скептический консерватизм большинства советских военачальников, многие из которых предъявляли к автоматическому оружию явно завышенные требования, заключавшиеся в том, что от самозарядной винтовки, с ее намного более напряженным режимом работы, требовали такой же массы, как и у мосинки, ничуть не меньшей надежности, при том, что самозарядка представляла собой заметно более сложную систему, чем магазинная винтовка.

Принятие на вооружение "Заставы" позволяло снять все эти вопросы, при этом не делая "предельную" винтовку, каковой была СВТ-38/40 (увы, но требование сделать винтовку той же массы, что и трехлинейка, заставило Токарева экономить буквально каждый грамм, что не лучшим образом отразилось на надежности; и все равно СВТ-38 весила 4,9 кг, а СВТ-40 — 4,3 кг, против 4 кг у мосинки) — с более простой М76 все было не столь напряженно — вариант под более мощный, чем 7,62 Мосин, патрон 7,92 Маузер весил 4,35 кг, и, при этом "Застава" вполне сохраняла непревзойденную надежность АКМ, да и Вячеслав Владимирович ничуть не сомневался в своей способности убедить противников "закрыть глаза" на лишние 150-200 граммов.

Так же к достоинствам "Заставы" М76 относился хороший бой — нет, конечно, несмотря на то, что в сербской армии она числилась снайперской винтовкой, она явно не дотягивала до уровня, например, СВД — кучность в 1,5-2 МОА при стрельбе целевыми патронами была недостаточна для полноценной снайперской винтовки, но ее кучности более чем хватало для обычного оружия линейной пехоты.

Сняв таким образом вопросы к самозарядной винтовке, можно было идти дальше, продвигая на вооружение вариант "Заставы" под промежуточный патрон. Тут предстояли очень большие хлопоты, связанные с преодолением консерватизма советских военных руководителей. Самое грустное было в том, что они вовсе не были оторванными от жизни кабинетными теоретиками — наоборот, те же Ворошилов и Буденный воевали не за письменными столами, и, например, прекрасно знали, что предел прицельной дальности обычного бойца равен 500 м — и, это не "средняя температура по больнице", а, именно что предел. Соответственно, делать массовую винтовку с эффективной дальностью стрельбы более 500 м не имело особого смысла — в этом случае кулак бил бы дальше, чем видели глаза. Но шаблонность мышления — страшная вещь; советские военачальники упорно требовали винтовку, пригодную для стрельбы залпами на расстояние более километра, прекрасно зная при этом, что ведение огня обычными бойцами на дистанции более 500 м в лучшем случае является беспокоящим огнем, в худшем — пустой тратой патронов.

Но, все вышеперечисленное было бы возможно в одном-единственном случае — если бы советским конструкторам удалось бы адаптировать "Заставу" и АКМ/АКМС/РПК, рассчитанные на производственную базу и марки оружейной стали, существовавшие в СССР и Югославии в 60-х — 70-х годах, к производственной базе и оружейным сталям Советского Союза 30-х годов, без существенного ухудшения характеристик.

Поскольку у полковника, помимо двух высших военных образований, было и высшее техническое образование, он прекрасно понимал, что с гарантиями этого дело обстоит плохо — слишком сильно отличались и станочный парк, и квалификация основной массы специалистов, и марки сталей — одним словом, абсолютно все.

С доведенной же СВТ дело обстояло с точностью наоборот — можно было твердо рассчитывать на ее полную адаптацию к производственной базе и оружейным сталям. Конечно, это не отменяло недостатков даже доработанной СВТ по сравнению с АКМ/"Заставой"М76 — несколько большие габариты и масса, заметно большая сложность в производстве и цена, несколько меньшая надежность.

С другой стороны, Вячеслав Владимирович прекрасно понимал, что, условно говоря, СВТ/ФАЛ гарантированно будет лучшим семейством самозарядных/автоматических винтовок Второй Мировой войны по совокупным ТТХ, и, скорее всего, и по критерию "стоимость/эффективность" (хотя, конечно, в этом отношении следовало ждать серьезной конкуренции со стороны американских "Гарандов").

В общем, предстояло выбирать между очень не гарантированной реализацией в данных условиях достоинств семейства АКМ и практически стопроцентно гарантированной реализацией ненамного меньших достоинств семейства СВТ/ФАЛ. По здравому размышлению, Вячеслав Владимирович склонялся ко второму варианту.

Определившись с вариантами винтовки, полковник занялся анализом вариантов ручного пулемета. С учетом реалий производственной базы альтернативы ДП-27 не просматривалось — впрочем, для того времени ДП был очень приличным ручным пулеметом, имевшим несомненные достоинства — неплохую надежность, приличную огневую мощь, очень высокую технологичность и несомненную простоту в обращении, невысокую стоимость. Безусловно, имелись и недостатки — надежность можно и нужно было увеличить, также в серьезном улучшении нуждалась эргономика пулемета.

Справиться с недостатками ДП-27 было вполне возможно, заблаговременно проведя его модернизацию по образцу ДПМ, с некоторыми элементами ПК, а, именно: во-первых, надо было возвратно-боевую пружину установить в специальную трубку в спусковой раме над прикладом, что кардинально решало проблемы с ее перегревом; во-вторых, был необходим быстросменный ствол с рукояткой, поскольку у ДП замена ствола требовала специального ключа для снятия его замыкателя и защиты рук от ожогов; в-третьих, крайне полезен был бы секторный магазин по типу пулемета БРЭН, емкостью от 25 до 35 патронов, вместо тяжелого, неудобного для снаряжения, и чувствительного к повреждениям дискового магазина — самое странное, что такая модификация ДП-27 выпускалась серийно для ВДВ, но, почему-то не получила распространения, и, это притом, что пехотинцы характеризовали "блин" исключительно отборным матом, очень уж он был неудобен; в-четвертых, необходимо было улучшить эргономику, введя пистолетную рукоять и приклад по типу ПК, и, соответственно, заменив клавишный автоматический предохранитель, создававший изрядные неудобства при длительной стрельбе (нагрузка на кисть руки), на рычажный; в-пятых, надо было заменить отъемные сошки, имевшие нехорошую привычку разбалтываться и теряться, на неотъемные, и, перенести узел крепления сошек из-под ствола наверх.

Все это, вместе взятое, позволяло заметно повысить надежность хорошего пулемета и, резко улучшить его эргономику — и, что немаловажно — практически не отражалось на его стоимости и технологичности.

Закончив с ручным пулеметом, Вячеслав Владимирович перешел к анализу вариантов единого и станкового пулеметов.

Имевшийся на вооружении "Максим" обр. 1910/30 г., с его массой в 67 кг, из которой 20 кг приходилось на тело пулемета, 4 кг — на воду, и, 43 кг — на колесный станок конструкции Соколова, условиям современной войны категорически не отвечал — мало того, что он был сложен в производстве и эксплуатации, очень металлоемок, так и перемещать эту конструкцию в условиях реального боя, было, деликатно выражаясь, крайне затруднительно.

Разумеется, полковнику прекрасно была знакома старая истина, гласившая, что оружие поддержки ротного уровня должно весить не более 20-23 кг — в противном случае, эту система не будет иметь необходимой мобильности на поле боя.

Почему наши военные, с таким упорством, достойным намного лучшего применения, держались за колесный станок, было абсолютно непонятно — всем было прекрасно известно, что на марше "Максим" необходимо нести на руках, в противном случае, быстро разбалтывается крепление тела пулемета к станку — со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями.

Конечно, можно было бы поставить "Максим" на треножный станок, как это давно было сделано в германской армии — но, во-первых, в этом случае пулемет все равно был бы тяжелее необходимых 23 кг, во-вторых, никуда бы не делись его сложность в производстве и обслуживании, в-третьих, в этом случае, инициатору пришлось бы выдержать эпическую битву с консерваторами в армейском командовании — и, даже в случае далеко не гарантированного успеха, получить "в довесок" напрочь испорченные отношения почти со всем высшим командованием РККА; в худшем же, куда, кстати, более вероятном, случае, инициатор получал бы и вражду с советским генералитетом, и "Максим" на колесном станке.

Вообще-то, в СССР многие понимали недостатки "Максима" — и, с конца 20-х годов шла работа над облегченным станковым пулеметом, увенчавшаяся принятием на вооружение пулемета ДС-39, имевшего, как раз, легкий треножный станок и воздушное охлаждение ствола. С этим, надо признать, неплохим пулеметом было две проблемы — во-первых, он был недоведен не столько конструктивно, столько технологически, а ДС-39 требовал большей точности обработки деталей, чем "Максим"; во-вторых, к облегченному ДС-39, трудами армейских консерваторов, упорно предъявлялись те же требования, что и к "Максиму", требования, более соответствовавшие не оружию поддержки ротного уровня, а, скорее, батальонного уровня, что никак не сочеталось с относительно небольшой массой пулемета.

Значительно более удачным, и, это надо особо отметить — на редкость технологичным — оказался станковый пулемет Горюнова СГ-43. Но этот, в целом весьма удачный, пулемет, во-первых, вряд ли мог быть получен раньше, чем в реальной истории — тот случай, когда крайне маловероятно ускорить разработку оружия, во-вторых, СГ-43 оставался избыточно тяжелым оружием — первоначальный вариант СГ-43, на колесном станке, весил 40,4 кг, послевоенный СГМ, соответственно, на колесном и треножном станках — 36,9 кг и 27,7 кг.

Куда более перспективным представлялось принятие на вооружение единого пулемета — тут Вячеслав Владимирович с искренним сожалением вспомнил великолепное семейство ПКМ/ПКМС, тяжко при этом вздохнув, поскольку он прекрасно понимал, что приспособить ПКМ к производственной базе и маркам сталей 30-х годов без существенного падения характеристик не удастся — но это было невозможно по одной причине — обязательным условием для единого пулемета является крепление коробки с лентой к телу пулемета, для чего, в свою очередь, необходима металлическая патронная лента, выпуск которой в СССР был настолько катастрофически мал, что в 30-е годы с огромным трудом удалось обеспечить металлическими лентами авиационные пушки и пулеметы. Впрочем, проблема, в значительной степени, сохранялась и во время войны — не от хорошей жизни СГ-43 снабдили лентоприемником, рассчитанным и на использование металлических, и на использование холщовых лент. Использовать же в едином пулемете холщовую ленту было невозможно, поскольку она намокала в неидеальную погоду, и, высыхая от нагрева, неизбежного при стрельбе, коробилась, что, в свою очередь, неизбежно вело к большому количеству задержек — а это для ручного пулемета категорически неприемлемо.

Таким образом, единственным возможным вариантом оставался станковый пулемет, максимально приближенный к единому пулемету, т.е., с воздушным охлаждением ствола, на легком треножном станке — но, все же, станковый пулемет, с питанием от холщовой ленты.

Базовых вариантов для такого пулемета, имевших требуемые ТТХ, доступных для советской промышленности 30-х годов, вполне дешевых и пригодных для массового производства, при внимательном рассмотрении обнаружилось два: во-первых, это советский пулемет РП-46, во-вторых, китайский единый пулемет "Тип 67".

РП-46, сиречь ротный пулемет обр. 1946 г., представлял собой ДПМ, со следующими отличиями — во-первых, отличаясь от него более тяжелым, массивным стволом, во-вторых, измененной конструкцией газового регулятора, в-третьих, добавленной рукояткой для переноски, в-четвертых, главным отличием стало ленточное питание, причем узел ленточного питания, сделанный в виде отдельного модуля, мог быть снят, и, пулемет мог использоваться с дисковыми магазинами. РП-46, правда, был рассчитан на питание от металлической ленты, но, в принципе, узел ленточного питания можно было бы переделать на холщовую ленту. Создание же дешевого и технологичного треножного станка и вовсе не составляло большой проблемы. При условии доработки эргономики пулемета по образцу ПК, должно было получиться оружие, вполне сопоставимое с МГ-42, но, при этом, заметно более дешевое и технологичное. Особым достоинством этого варианта было то, что все вышеуказанные переделки гарантированно были по силам советской оборонной промышленности, при этом достигалась высокая степень унификации с модернизированным ДП-27.

Не менее интересным вариантом был китайский "Тип 67". Надо заметить, что китайские конструкторы, создавая свой первый единый пулемет, сделали "сборную солянку" из уже отработанных узлов различных моделей пулеметов: так, цикл работы практически идентичен циклу РП-46, также близка и конструкция, лишь затвор запирается перекосом; механизм подачи ленты заимствован у "Максима"; затвор и ударный механизм — у чешского ZB26; спусковой механизм — у ДПМ; газовый регулятор — у РПД; способ крепления в ствольной коробке ствола с возможностью регулировки зазора между дном гильзы и зеркалом затвора взят у СГ-43. Как это ни удивительно, но столь эклетичная конструкция, вдобавок изготавливаемая из низкокачественной оружейной стали, на не самых лучших станках, и, не самыми квалифицированными рабочими, по совокупным характеристикам приближалась к ПК. Само собой, "Тип67" пришлост бы переделывать, в расчете на холщовую ленту. Да и вообще, хлопот с адаптацией этого пулемета к советской производственной базе и маркам стали было бы заметно больше, чем в случае с РП-46, но и выигрыш ожидался немалый — во-первых, советская сталь 30-х годов была намного лучшего качества, чем китайская — 70-х; во-вторых, особой разницы в качестве станочного парка, используемых технологиях и квалификации специалистов не было, а вот советская версия, за счет лучшего качества стали, могла получиться заметно лучше китайского прототипа.