| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Бани и, даже самые простейшие-элементарные души с тёплой водой — где можно помыться после работы, отсутствовали.
Горячую пищу рабочие получали только один раз в день — да и то низкокалорийную и очень плохого качества, в результате чего стремительно росло количество истощенных больных, доставляемых в медпункты зачастую в бессознательном состоянии…
Сказать по правде, от увиденного у меня сперва опустились руки. Но затем я сказал себе:
— Нет таких крепостей, которые не взял бы попаданец!
И первым дело, окружив своими людьми с бейсбольными битами самый запущенный по санитарии барак, самолично приколотил к нему табличку:
«Чистота — залог здоровья!».
После чего, под угрозой избиения застал его обитателей вымыть-выскрести чуть ли не языком. Поощрив оставшихся в живых в здоровых праздничным ужином и новой мебелью и, проследив чтоб её не пропили в первую же ночь — на следующий день самолично первым стал копать котлован под баню… Очень скоро, буквально не успел оглянуться — у меня оказались добровольно-принудительные последователи и, буквально через неделю — мы с ними смогли по-человечьи помыться-попариться, хотя имелись неоднократные попытки как бы случайно уронить моё мыло… Эээ… Обдать меня в парилке кипятком.
С первого раза, конечно, не зашло — не тот народ у нас, ё!
Мебель всё-таки пропили (когда только успели?!) и, мне пришлось для искоренения некоторых не совсем здоровых привычек хроноаборигеннов — применить биологическое оружие массового оздоровления: грибной порошок из серых навозников — после чего число «употребляющих» сократилось на порядок и воровать стало не так интересно.
Прошло буквально полгода и заводской посёлок не узнать.
Хотя по-прежнему экологией и не пахло — а совсем наоборот, но хотя бы семейные стали жить в «ульяновских домиках», одинокие в чистых бараках с мебелью от ульяновских производителей… В столовых подавали шти без тараканов, кашу с мяслом, а компот с сахаром.
И средь электората, нет — нет, да и слышалось:
— Жить стало лучше, жить стало веселей!
Стало быть, мои статьи в местных и краевых газетах они тоже читают, а не просто употребляют последние в «местах для уединения» не по назначению.
И главное: начато строительство шести школ, одного педагогического училища и трёх фабрично-заводских. В проекте — НИИ химической промышленности и, даже образование в посёлке городского типа Чёрном — Наркомата химической промышленности Нижегородского края.
Но, увы…
В химии, я не особо «Копенгаген» — здесь нужен СПЕЦИАЛИСТ(!!!) с большой буквы. И очень желательно, чтоб он ещё имел и дар хорошего менеджера.
И такой человек нашёлся!
* * *
Вроде бы уже рассказывал, но повторюсь…
Вскоре после начала войны 1914 года, часть заводов химической промышленности расположенных в Царстве Польском была потеряна, другая часть работала исключительно на заграничном сырье — которое из-за блокады главных портов страны, поступало крайне недостаточно. В связи с этим, а так же после техногенной катастрофы — взрыва Охтенского казённого завода1 и, без того убого-мизерное производство пороха и взрывчатых веществ в России — попало в исключительно-безвыходное положение.
Пожалуй единственный раз за всю историю, царское правительство поступило экономически разумно, решая эту проблему: химическая отрасль не была отдана на откуп обнаглевшим от полной безнаказанности ворам из Военно-промышленных комитетов (ВПК2) могильщика Империи либерала Гучкова3. По инициативе Начальника Главного Артиллерийского Управления (ГАУ) генерала Маниковского была создана специальная комиссия под началом выдающегося специалиста — генерала Ипатьева, позже преобразованная в «Химический комитет» при ГАУ.
Рисунок 55. Владимир Николаевич Ипатьев.
Не особо надеясь на поставки пороха, взрывчатки и компонентов для их изготовления из-за рубежа, генерал Ипатьев сделал выбор в пользу создания собственных производственных мощностей и добился на этом поприще до изумления выдающихся результатов. Строительство химического предприятия в среднем занимало около года и, с января 1916 по май 1917 года, было пущено 33 сернокислотных завода — причем с сентября по ноябрь 1916 года, их количество увеличилось более чем в два раза, с 14-ти до 30-ти.
В результате за один только год — с 1915/16 год, производство взрывчатки увеличилось немногим менее — чем в 15 раз, а всего за весь период войны — в 50 раз. К началу Февральского переворота, в распоряжении Комитета работало около 200 заводов, производивших не только различные виды взрывчатки — но и боевые отравляющие вещества: хлор, фосген, хлорпикрин. Причем не только для газобалонных атак — но и для артиллерийских снарядов.
Так вот: никуда он не делся, в никакую эмиграцию не уехал!
Профессор Ипатьев остался в Советской России и конечно же, я чисто по определению — не мог пройти мимо такого выдающегося человека, как Владимир Николаевич.
Познакомившись мы с ним в Горках у Надежды Константиновны Крупской, где я довольно часто бывал по вопросам проектирования, а затем и строительства музея Ленина, заодно навещая свою законную супругу — Елизавету Молчанову, работающую секретарём-референтом у вдовы Вождя мирового пролетариата. Главная же причина посещений, это вовсе не исполнение супружеских обязанностей — хотя это тоже присутствовало, а управление через Крупскую своим «Кремлёвским лобби». Посредством последнего же, я тайно — но не без успеха управлял внутренней и внешней политикой центрального правительства СССР.
Ну, в курсе, да?
Хотя и, не всегда получалось так — как я того хотел…
Не Господь же Бог, я в самом то деле!
И как можно догадаться даже не имея пресловутых «семи пядей во лбу»: основной причиной моих редких, но досадных неудач — является пресловутый человеческий фактор, а он и самому Всевышнему не по зубам.
Ипатьев лично знал Владимира Ильича, всемерно уважал его и не мог отказать Крупской.
* * *
Первым делом поговорили о науке, в частности о химии в коей я кое-что шурупил…
Конечно, некоторые термины не совпадали и звучали для меня как-то дико. Напрягало, что профессор называл привычный мне химический реактор «бомбой» и, первое время, каждый раз при этом слове — я невольно пугливо озирался по сторонам в поисках ближайшего укрытия.
Потом, ничего — привык.
Заодно получил более чёткое представление про общее состояние химической промышленности в стране, что будет нелишним в связи с моими далеко идущими планами.
Как я сразу понял, главным нынешним занятием Ипатьева — стали заграничные командировки с целью уболтать иностранных капиталистов, которых большевики — буквально вчера самыми толстыми куями крыли, на сотрудничество в виде концессий и инвестиций.
Даже Гришка Питерский (Зиновьев) то и дело всуе поминал слова Ленина, что мол концессии — это «вид борьбы, продолжение классовой борьбы в иной форме, а никоим образом не замена классовой борьбы классовым миром. Способы борьбы покажет практика».
Однако, не то чтобы западный буржуй был злопамятный…
Предложить взамен было нечего!
Вторым делом разговорил Ипатьева и, участливо-внимательно выслушал про все пережитые им мытарства за годы Советской Власти, отчего сделал вывод что в связи с изменившимся обстоятельствами — тот решил свинтить из страны несколько раньше, чем «в реале».
— Если Вас не затруднит, Владимир Николаевич, расскажите про своё житиё-бытиё4.
Удивлён и приподняв бровь, вполне резонно интересуется:
— Для чего, коль не секрет?
Приняв вид скромника:
— Немного графоманю и как знать — возможно, когда-нибудь напишу про Вас книжку… Эээ… «Жизнь одного химика».
— Вот, даже как… Хорошо! С чего всё начиналось? С момента рождения?
— В основном, меня интересует период начиная с объявления НЭПа.
— Извольте…
* * *
Владимир Николаевич, оказался человеком коммуникабельным и довольно словоохотливым и, усевшись поудобнее в кресле, он начал неторопливый рассказ:
— …В своей знаменитой статье, появившейся в «Правде» вскоре после подавления Тамбовского и Кронштадтского мятежей, Ленин приносит покаянную в том, что они во многом «просчитались» и ставит об этом в известность не только свою партию, но и весь народ.
Вот это для меня было новостью! Вроде бы хорошо знаю историю предшествующую введению НЭПа, но чтобы Ильич каялся…
Не может быть!
— Извините, Вы не могли бы назвать день выхода газеты с такой статьёй?
Тот наморщив лоб:
— Знать бы заранее, что кто-то поинтересуется… Нет, не припомню.
Стало быть после смерти Ленина, историки партии постарались спрятать куда поглубже кое-какие его высказывания, идущие вразрез с их идеологическими воззрениями.
— Не суть важно! Продолжайте, Владимир Николаевич.
И тот не заставил себя два раза упрашивать:
— Называя пережитое время «военным коммунизмом», Ленин оправдывает его введение необходимостью для победы в Гражданской войне, после чего дает партии и народу те директивы — которые надо теперь проводить в жизнь, чтобы наладить народное хозяйство. Называя новую хозяйственную программу коммунистической партии — «Новой Экономической Политикой» (НЭП), он призывает органы Советской Власти немедленно начать проводить ее в жизнь: заменить ненавистную для крестьян продразверстку денежным продналогом, отменить заградительные отряды, разрешить свободу передвижения и свободную торговлю в городах и дать возможность крестьянам арендовать у соседей землю и нанимать работников для обработки арендованной у малоимущих односельчан земли…
Перебиваю:
— Это были очевидные меры для выхода из экономического кризиса, альтернативы им не было.
— Как это «не было»? Была «альтернатива»: Лев Троцкий — тогда, как и ныне глава Красной Армии — предлагал использовать красноармейцев как рабочую силу для промышленных предприятий и для налаживания жизни всех видов народного хозяйства. Эдакие, аракчеевские «военные поселения» времён царствования Николая Палкина — ныне реализуемые Зиновьевым в Ленинграде.
Чувствуя, как ярко горят мои уши, лепечу:
— Действительно, досталось этому городу в двадцатом веке… И ещё достанется.
Профессора, просто распирало от возмущённой ярости:
— И как только могут рождаться подобные мысли в головах людей ХХ века, которые буквально вчера кричали, что они несут факел свободы для человечества и призваны разорвать те оковы, которые были надеты на пролетариат капиталистами и помещиками!
Пожимаю плечами:
— Марксистско-гегелевская диалектика: количество переходит в качество, а затем наоборот…
Затем, делаю довольно дерзкое предположение, хотя по нынешним временам — довольно безопасное:
— …Возможно, Троцкий на самом деле — наймит мировой буржуазии, по заданию которой делал всё — чтобы отвратить пролетариат от марксизма и Мировой революции.
— Вот, даже как?! Если это так — то ему это в полной мере удалось, — Ипатьев даже как-то потерялся на время, но потом вынужден был признать, — а если хорошенько призадуматься, некоторые деяния большевиков — ничем иным обосновать нельзя.
Вдруг спохватившись, продолжил:
— Ленин, после внесения проекта о НЭПе, остался в меньшинстве в Политбюро — решающем все важнейшие вопросы политики партии, а также главные хозяйственные вопросы страны, а затем в Центральный Комитет партии. Тогда он сделал то, что привык делать в подобных ситуациях: подал в отставку, отказываясь быть лидером государства и ВКП(б). Страна была около суток без правительства и, лишь потом соратники Ленина приняли закон об Новой Экономической Политике.
Помолчав, Ипатьев подытожил рассказанное:
— Я считаю именно это, а вовсе не революцию — самым выдающимся вкладом Владимира Ильича в историю страны и народа!
При таких словах в голову пришло сразу несколько вариантов «альтернативки» — которые тут же захотелось записать на бумаге пока не забыл и, я с великим трудом вернулся к прежде интересующей меня теме:
— Хорошо… А как лично на Вас сказалась начало НЭПа?
— В то время я жил в Петрограде с семьёй и, незадолго до вышеописанных событий согласившись стать директором «ГОНТИ» — «Государственного Института Научно-Технических Исследований», планировал возобновить опыты по каталитическим реакциям при высоких давлениях… Но взамен приходилось заниматься всякой чепухой, которой меня загружал Петросовет — вплоть до освобождения русла Невы и каналов от затонувших барж методом взрывов.
— Тоже дело нужное, заметил я.
— И полезное для организма, — согласился химик, — благодаря глушённой рыбе, мы с коллегами смогли хорошенько разнообразить свой рацион.
— И что за рыба? Знаменитая балтийская салака, корюшка?
— Всякая попадалась, изредка даже балтийский лосось.
И показал руками изрядный размер своей браконьерской добычи:
— Вот такие!
— Да, ну?! По сему поводу есть один старый, но основательно забытый анекдот…
Я рассказ байку про двух рыбаков, огромную щуку — которую выловил один из них и, горящий подсвечник в её брюхе. Вместе от души посмеялись, затем он продолжил, уже про собственные потуги заняться в период раннего НЭПа предпринимательской деятельностью. Чисто для прокорма — не корысти ради.
Кое-что из последнего меня очень заинтересовало.
* * *
Ещё в период раннего НЭПа, по инициативе профессора Рижского Политехнического Института Карла Блахера, в Петрограде было создано Кооперативное «Российское Товарищество химико-фармацевтического производства» — больше известное как «Кооперахимия». Имеющий кое-какой вес в кремлёвских политических кругах Игнатьев, стал членом Технического Совета организации, который возглавил профессор Московского университета Владимир Гулевич.
Кроме других, стоит упомянуть инженера химической промышленности Александра Сахно и специалиста по технологии каучука инженера Иванова, ранее работающего на фабрике «Красный треугольник» производящей резинотехническую продукцию.
Коммерческой деятельностью «Кооперахимии» управлял некто Николай Кудрявцев из дореволюционных военных чиновников, прежде служащий в Главном штабе. Тип крученный-верченный, типа «моего» Ксавера — могущий достать буквально птичье молоко из-под земли.
На лицо готовый если не наркомат химической промышленности, то государственно-кооперативно-частный трест — каких в последнее время развелось как нерезаных собак…
Так почему бы, не почему?
И я осторожно положил на «Кооперахимию» свой хозяйственный глаз:
— Так Вы говорите, это предприятие занимается лекарствами?
— Да, в основном фармакологией.
Сам дивясь нежданно-негаданной удаче, ликуя воскликнул:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
