Теперь, греясь в лучах приморского солнца, Луис подумывал о том, чтобы написать-таки письмо герцогу Сильвурсонни, дорогому отцу о том, что жив. Но останавливало Луиса одно обстоятельство — королевский гнев.
— Спасибо, Николай, за помощь, теперь я справлюсь, — юноша поклонился мужчине и тотчас вспомнил, что не при дворе, но взгляд собеседника был красноречивее всяких слов.
— Брат Николай, — хлопнул Луиса по плечу мужчина, опять заставив того пригнуться. — Привыкай! — и, подмигнув, отправился восвояси, оставив потирающего плечо юношу.
Оглянувшись несколько раз, Николай убедился, что юноша уже не видит его, и решительным шагом направился к аббату.
Тот уже находился в нижних галереях, проверяя уровень воды и чистоту стоков. Монастырь славился своими купальнями, которые строились по древним греческим чертежам. Практически в монастыре была целая система коммуникаций и даже туалетные комнаты, о которых в столицах и не слышали. Но доступ к купальням имели только монахи, которых давно в народе прозвали благоуханными, как цветы господа.
Себастьян недовольно закрыл одну из емкостей и оглянулся на Николая.
— Где Луис? — спросил сразу. — Легрэ за ним присматривает?
Мужчина быстро окинул взглядом галерею и опустился перед аббатом на колени.
— Благословите, отче.
Весь монастырь уже привык, что он называет падре Себастьяна "отец Себастьян". И просить благословения уже было широко известным ритуалом, негоже его нарушать, даже если они находятся вроде бы вдвоем. Никто не знает, кто может стоять за колоннами. Получив благословение, Николай встал и быстрым шагом обошел галерею, проверив все укромные углы. Вернувшись после сего не очень понятного действа к аббату, мужчина негромким голосом начал говорить:
— Легрэ отправил его напоить скотину. Я вообще не понимаю, о чем он думал. Мальчик не умеет ничего. Сразу понятно, что из дворян, причем не из простых. Его пока нельзя показывать другим братьям. В библиотеку — это еще ладно, с Этьеном еще можно договориться, а вот для остальных... Кстати, он сейчас точно руки в кровь сотрет — будет повод не выпускать из кельи несколько дней. Я его свиней отправил поить.
И Николай опять на всякий случай оглянулся.
Себастьян, давший благословение и дождавшийся того, чтобы Николай вернулся, выслушал доклад, нахмурив брови. Затем оставил проверку котлов и труб и, сделав знак следовать за собой, отправился по ступеням в лабиринт нижних этажей. Обычно сюда имели доступ лишь он и Николай, который занимался изготовлением вина. Сейчас от прошлогоднего урожая осталось лишь три мешка изюма, который должен был пойти на пасхальное угощение.
— Надеюсь, Этьен его задержит. Руки негоже до мозолей. Другого боюсь, он собрался отцу письмо писать. При мне не станет, а вот за столом — самое место, — мужчина еще больше разозлился. — Ворота открыты. Достаточно выйти за них... И ищи его потом... — Себастьян ускорил шаг. Николай двинулся следом и усмехнулся:
— Да не бойся ты, Себастьян. Как выйдет, так и вернется. Вот выйдет он за ворота — а дальше? Он же ничего не знает, да еще в одежде послушника. Его первый же крестьянин обратно приведет, чтобы не навлечь на себя твой гнев. Ты продолжай с ним нежненько. Да мальчишка и сам не захочет выйти. Ты в его глазки смотрел? Боится он, как пить дать, боится. Ну... — и на мгновение задумался, — можно с ним пожестче попробовать. Только прощупать нужно сначала. Есть такие, что только крепче становятся. Прощупать?
И с надеждой воззрился на аббата.
— Уйти далеко, конечно, не уйдет, но вот письмишко отправит. — Себастьян помолчал, словно что-то вспомнив, — и заплатить у него есть чем. Крест золотой, цепочка... Остальное-то я отобрал, — аббат свернул к последней из галерей, за которой лестница вела на поверхность. — Прощупать... Поспрашивать можно. Но без рук. Он и мне не особо-то рассказывает. Если бы не остановили обоз стражники, в море подался. Знаешь, сколько с ним вещей было? — Себастьян поманил Николая в сторону и достал связку ключей, чтобы открыть одну из дверей кладовых. За ней стояли тюки и сундуки, обитые железом. — Заходи! — аббат шагнул внутрь и открыл первый же из сундуков, набитый доверху дорогой одеждой. Тут же лежал ларец из листового золота. Еще один взмах, и ... на солнце заблестели каменья. — Луис — сын герцога. Племянник короля Фернандо. Наследник огромных земель, сопредельных с нашими. Понимаешь?
Николай растерянно потер подбородок.
— Не понимаю, как его не ограбили, с таким-то сундуком и внешностью "обманите, меня, пожалуйста". Себастьян, ты уверен, что это не ловушка? Сам знаешь, можно прикинуться паинькой, а потом... А письмо... Выдавай ему бумагу под счет. Сколько ты дал, столько он вернул. У других бумаги ему не добыть, разве что у Этьена. Да... Без Этьена нам не обойтись — если этот мальчик действительно убежал из дома сам, в чем я сомневаюсь, видя этот сундук, только Этьен сможет ему задурить мозги редкими книжками. Я-то, конечно, тоже могу — есть у меня, что порассказать всяким романтичным юношам, но книжки лучше. Тем более, он говорил про переписывание книг.
— То, что сбежал, я не сомневаюсь. История политическая, не простая, — аббат прикрыл дверь. — Обоз ехал невооруженный около недели. Мальчишка брал только самое необходимое, оделся скромно, волосы спрятал. Я обнаружил рекомендательные письма на посольство. Луис не хотел возвращаться домой. Более того, собирался отправиться на мусульманские берега.
Себастьян покачал головой.
— Надо убрать его вещи как можно дальше, чтобы даже намека не было. Одежду сжечь, а драгоценности лучше всего отнести... Ну, ты знаешь куда. И еще, я не всегда могу следить за ним. Держать взаперти — вызывать его подозрения. Мне нужно добиться его согласия на все. Подписать бумаги. Заставить герцога Сильвурсонни отдать положенную долю монастырю. А потому мальчик ни минуты один оставаться не должен. Возможно, сейчас посыла бежать и нет, но настанет тот момент, когда он начнет вырываться, и желание написать письмо лишь начало его желания вернуться к мирской жизни. Такой возможности я ему не дам.
Мужчина, наконец, вышел из кладовой, вручив Николаю ключ, и поднялся с ним во внутренний двор. Крестьяне уже ушли. Монахи завершили подсчеты и тоже удалились в трапезную.
Себастьян огляделся. Ворота закрыты плотно. Лишь Луиса нигде не видно.
— К тому же, — теперь аббат перешел на шепот, — через три дня к нам прибудут гости из столицы, святейшая инквизиция. Хоть Легрэ и уверен, что наши богатство и сила не дают покоя феодалам, но на этот раз следствие ведет не городской дознаватель, которого легко убедить в кротости и смиренности. К нам едет инквизиторский обоз. Так что, дело осложняется неимоверно, — мужчина кивнул Николаю поискать Луиса в библиотеке, а сам отправился к трапезной, чтобы расспросить Кристиана, где же он оставил послушника.
3
В библиотеке было сумрачно, почти мрачно. Дубовые книжные шкафы уходили под сводчатый потолок, коридор, ведущий в соседний зал, казался темным и неприветливым, несколько длинных столов и скамей дополняли скудную обстановку. Семь толстых свечей в медном подсвечнике не были зажжены — высокие узкие окна, наполовину прикрытые тяжелыми ставнями, пропускали достаточно света. За окном происходили какие-то действия хозяйственного характера, и Этьен в который раз вознес хвалу Господу за свои способности к чтению, письму и языкам, позволившим ему занять должность библиотекаря — отличный повод лишний раз увильнуть от нудных и утомительных работ и посвятить себя чтению. На столе лежал огромный увесистый том "Истории британских королей", переписанный от руки, и по идее, Этьену надлежало при помощи братьев повторить подвиг безымянного подвижника... но пока никто не видел, можно было просто открыть книгу и погрузиться в удивительный мир бриттов.
Дверь скрипнула внезапно, и тонкая фигура просочилась в сокровищницу знаний, оглядываясь по сторонам. Луис, напоивший скотину, не отправился обратно на второй этаж к аббату, а решил навестить место, к которому питал священную страсть.
Юноша прошел вдоль столов, предназначенных для братьев, и внезапно столкнулся взглядом с молодым человеком, который все это время наблюдал за Луисом, бесцеремонно трогавшим письменные принадлежности.
— Я Луис, здравствуй, — представился сразу, чтобы не было подозрений, — это мне настоятель берет книги для переписывания и иллюстраций. А ты Этьен?
— Да, я Этьен, — молодой человек улыбнулся, с трудом удержавшись от желания озорно подмигнуть — уж очень торжественно-серьезным выглядел этот Луис. Признаться, Этьену давно хотелось посмотреть на послушника, который, по слухам, выходил из покоев аббата только по очень большой нужде. Белокурый, голубоглазый, с тонкими чертами лица и сам весь какой-то утонченно-возвышенный, он был похож на принца из сказки или легендарного короля бриттов в юности — ну, по крайней мере, именно так Этьен представлял себе принцев и королей. — Что же, отец настоятель не пускает вас сюда, Лу-и? Или вам самому удобнее работать в его... то есть в своей келье?
Юноша очевидно смутился. Вопрос задевал его неприятную сторону жизни. И все эти недели Луис банально приходил в себя после побега из столицы.
— Я не знаю, — сказал просто. — Падре считал, что мне пока рано. Я зашел без его разрешения, — еще больший азарт в глазах, оглядывающих полки. — Я могу попросить...
— Можешь, — щедро разрешил Этьен. — Проси!
Юноша опустил глаза.
— Я бы хотел почитать Илиаду. Если это возможно?
— Возможно, разумеется, если ты знаешь греческий... Чего я спрашиваю? Конечно, знаешь... — библиотекарь встал со скамьи, потянулся, с наслаждением распрямляя спину и плечи, и направился к соседнему залу — античная литература была именно там. Признаться, Этьен обрадовался поводу слегка размяться — от строчек уже рябило в глазах, да и визит прекрасного послушника был из разряда событий, которые не каждый день случаются. — И зови меня "брат Этьен", все мы тут братья... кроме тех, кто уже отцы... — через распахнутую дверь было слышно, как библиотекарь двигает тяжелую лестницу.
— "Илиада", "Илиада"... где-то здесь она была... или на полку выше? Ага!
Довольный собой, Этьен вернулся в зал, где ждал его Луис, на ходу заправляя прядь за ухо — на лбу и виске осталась пыльная полоса.
— Держи свою "Илиаду", брат Лу-и...с.
— Спасибо, брат Этьен, — поблагодарил юноша, он мялся и явно не хотел уходить. — А что вы читаете? — глаза вновь пробежали по столам. Луис прошелся вдоль них. Оставленные книги, бумага, перья, чернила... — Я могу посидеть и пописать? — спросил с надеждой.
— Historia Regum Britanniae, — Этьен вновь приземлился на свою скамью. — Почему нет? Садись, пиши... а что собираешься писать, брат Лу-ис?
— Письмо, — юноша опустился на скамью с благородным изяществом, которое свойственно лишь знатным вельможам. Да и сидел он прямо, словно в спину вколотили палку, не склоняясь над столом, не нависая, не раскидывая по столешнице руки. Взял перо, открыл чернильницу. В голубых глазах появилась задумчивость. Несколько минут Луис размышлял, посматривая на Этьена, а потом что-то начал выводить на бумаге аккуратным почерком.
Этьену было до чертиков любопытно, что там за письмо собрался писать принц крови, как он про себя окрестил Луиса. Но подходить и заглядывать через плечо было как-то... не хотелось, одним словом. Поэтому библиотекарь вновь раскрыл эпический труд Гальфрида Монмутского... но словно сошедший с иконы юный аристократ в данный момент интересовал его все же больше, чем его британский собрат по голубой крови.
— Семье? — наугад спросил Этьен, надеясь все-таки разговорить юношу.
Луис оторвался от кропотливого занятия, поднял глаза на монаха. Тот казался ему экзотически, необъяснимо красивым. Эти темные волосы, как на картинах новых художников, что частенько приносили отцу свои работы на продажу, карие глаза, которые в солнце золотились, словно мед, стройное тело, которому явно не идет одежда монаха.
— Да, я пишу отцу, — подтвердил он. — С кем можно будет отправить в Силвусье? Я даже не представляю... Слышал есть внизу постоянный посыльный. — Луис еще раз пробежал письмо и поставил подпись.
— Есть, ага... но он вот так запросто у тебя письмо не возьмет — только с благословения аббата... да и не знает он тебя — ты же не выходишь почти никуда, брат Луис. Пусть отец Себастьян ему записочку черкнет... хм, а читать-то он умеет? Не помню... Ну, или отдай письмо отцу Себастьяну, а он передаст кому надо. Твой отец не против, что ты избрал путь служения Господу, брат Луис? — это, конечно, было не его дело, но, как здраво рассудил Этьен, за спрос денег не берут. Отправить не в меру любопытного библиотекаря в пешее паломничество по Большому Афедрону и его окрестностям юный послушник мог в любой момент... а мог и еще чего интересного рассказать.
Луис задумчиво в этот момент складывал письмо. Мысли его явно закрутились и были где-то уже не здесь.
— Я вообще еще не монах, — вдруг сказал Луис и поднялся со скамьи. — Я здесь, потому что... — в глазах появился ледяной блеск... — Мне надо идти. Спасибо, брат Этьен. — Юноша уже собирался выйти из библиотеки, как в нее ввалился брат Николай.
— Я знаю, — как можно мягче ответил библиотекарь. — Не за что! Заходи в любое время, брат Луи-с... или Луис, если вашей светлости так больше нравится, — уголки губ Этьена дрогнули, сложившись в озорную улыбку. — Про "Илиаду" не забудь... О, доброго здравия, брат Николай!
— И тебе не болеть, брат Этьен! — широко заулыбался мужчина, цепким взглядом охватив открывшуюся картину. И опять затараторил:
— Луис! А ты какими судьбами тут? Как твое послушание, наложенное братом Кристианом? Сделал? Руки как, не болят, не стесал? Если стесал, то тебе нужно сейчас к брату Микаэлю, за примочками.
Пока Николай все это говорил, он успел бесцеремонно вытащить письмо, окинув его вроде бы пустым взглядом, и положить письмо на стол и проверить руки юноши.
— Да, в целом все нормально. Ты у нас в какой руке ведро носил? — спросил Николай и вроде как нечаянно уселся на письмо.
Луис удивленно поглядел на свои ладони. На одном и пальцев и правда появилась мозоль.
— Все в порядке, — сказал спокойно, хмуря брови. — Брат Николай, ты на письмо мое сел.
Юноша потянулся за книгой, которую собирался прочитать.
— Ты не видел падре Себастьяна?
— Где? — мужчина поелозил по столу, якобы пытаясь встать, а сам продолжил тем временем, — так в какой руке-то ведро носил? Ногу покажи, наверняка синяк себе набил!
Вытащив, наконец, письмо, Николай оглядел его:
— Ой! Луис, извини!
Его серые глаза смотрели на юношу очень растерянно и виновато.
— Все со мной в порядке, — юноша покосился на Этьена, который наблюдал за происходящим с возросшим интересом и молчал. — Спасибо за заботу, брат Николай. Так вы не видели падре Себастьяна... Я сам найду.
Николай продолжал мять в руках бумажку.
— Ты лучше к нему в келью загляни, скоро обеденное время, он должен быть у себя. А так может быть где угодно, зачем тебе за ним по всему монастырю бегать?
