Последний сезон дождей

— Мурены... или толстые зубастые змеи... нет, все-таки мурены... Ты уверена? Какие-то они странные, — прокомментировал Макс, тыкая пальцем в ровный ряд золотистых шариков внутри одной из мурен. Сашка, не поворачивая головы, кивнула. — Мне они что-то напоминают...

— Надо составить свой портрет. Данных медицинской истории явно недостаточно, — вполголоса проговорил Макс, добавляя новый рисунок в тоненькую папку личного дела Тани. — Поехали в детский дом.

* * *

Огромный черный Коверс плавно летел над дорогой, по широкой кольцевой дороге огибая город. Долго, напрямик было бы быстрее. Но... Там вдали осталась знаменитая Южная развязка, при приближении к которой Сашка каждый раз впадала в неконтролируемую истерику.

Южная развязка... гордость Города... Множество переплетающихся магнитных дорог, с двусторонним — верхним и нижним — движением, создавали на удивление гармоничный техногенный цветок, шедевр архитектурной и инженерной мысли, странно красивый и величественный. Гигантский многоуровневый автоузел. Место, запечатленное на миллионах открыток и фотоснимков туристов. А с недавних пор еще и место крупнейшей в истории автокатастрофы. 24 октября 20ХХ года... черная страница в истории Города.

Никто не мог с точностью сказать, из-за чего случилась трагедия. Почему банальная автомобильная авария переросла в катастрофу подобного масштаба.

Возможно первопричиной явилась плохая видимость, объяснявшаяся темным временем суток и бесконечным октябрьским дождем. Или огромная, без ограничений, скорость автомобилей. Или старые, давно не менявшиеся заграждения магнитных узлов...

Изначально столкнулось два автомобиля. Случай нередкий. Не сработало экстренное внутридорожное торможение, машины занесло, по пути они задели еще парочку. Затем общей массой снесли хлипкое защитное заграждение и сбили магистральный магнитный узел. И тогда начался ад. На двух секциях дороги отключилось магнитное сопровождение. Если в верхнем потоке машины выпускали колеса и приземлялись на поверхность дороги, продолжая по инерции двигаться, сталкивая и тараня друг друга, то автомобили нижнего потока, едущие под магистралью, просто срывались вниз. Водители не сразу понимали, что происходит, и на огромной скорости продолжали напирать сзади. Машины летели в пропасть, вниз, на другие ярусы, падая прямо на едущие там автомобили, устраивая новые аварии и заторы, увеличивая и без того немаленькую свалку.

В той катастрофе погибла сестра Сашки Инна, вместе с мужем и нерожденным ребенком, погибли родители Танечки. Именно с того дня девушка стала ненавидеть и октябрь с его неизбежным сезоном дождей и автомобильные дороги...

* * *

Детский дом вполне оправдал ожидания Сашки — бедненько, но чистенько. На стенах развешаны рисунки детей с яркими осенними пейзажами, рядом на столиках поделки из шишек и желудей — похоже, конкурс проходил. Из бокового коридора вкусно пахло выпечкой, мимо воли девушка повела носом в ту стороны, вызвав улыбку напарника. Издали доносилось приглушенное эхо визга, сопровождаемое глухими ударами мяча. И запах... неповторимый детский запах, какой бывает только в детских садах и школах.

У Сашки невольно защипало в носу. Когда-то и у нее был шанс на счастье. Ее сестра-близнец, ее Инночка, ее половинка. Обе с даром пси, с детства жили в постоянном Контакте, чувствуя друг друга как никто другой. Даже смерть родителей девушки пережили легко — им хватило поддержки друг друга. Затем Саша решила пройти инициацию, а Инна отказалась. "Я буду твоей семьей", — заявила она. Вышла замуж за их общего друга детства, забеременела. "У ребенка будет две мамы", — шутили сестры, вместе бегая к врачу... Давно это было...

Девушка задержала взгляд на светло-оранжевых линялых шторах, затем на еще крепком, но далеко не новом столе вахтерши...

— Откуда у детского дома деньги на псионика?

— Страховка, — неожиданно отозвался сбоку низкий женский голос. — Государству наплевать, как живут сироты, но ему не плевать, когда они умирают. Детская смертность портит статистику и негативно отражается на репутации правительства, — без тени шутки произнесла крупная женщина в тяжелых круглых очках — по-видимому заведующая, что должна была их встретить. — Поэтому у всех детей есть страховка. И каждый знает десяток способов, как сломать себе руку или ногу, чтобы не ходить на уроки. Или подольше задержаться в больнице, где тепло, сытно и есть телевизор. Такова жизнь.

Макс внимательно посмотрел на Сашку, пытаясь понять не нужна ли той поддержка, но девушка лишь отвернулась. И так все плохо. Начни она думать о судьбах сирот, и из плохого все станет совсем ужасным.

Алла Алексеевна, так звали заведующую, встретила гостей с умеренным дружелюбием. Руки, понятное дело, не подала — наоборот, бесцеремонно оглядела форму визитеров. Убедилась, что все наглухо застегнуто и руки в перчатках, и лишь тогда пригласила пройти за собой. Но вместе с тем не было и едкого, еле скрываемого страха, к которому привыкли псионики. Сашка и Макс послушно последовали в кабинет заведующей.

О родителях Алла Алексеевна ничего толком сказать не могла.

— У нас нет таких данных. Мы не должны выделять никого из детей. Нельзя кого-то жалеть больше или меньше. Но поскольку речь идет о жизни или смерти Танечки, думаю, можно послать запрос в Управление. Я перезвоню вам, как только появится хоть какая-то информация. Хотя... судя по дате рождения... наверняка ее родители погибли. А близких родственников либо не нашлось, либо те не захотели лишней обузы. Нередкая история.

— Расскажите нам о Тане. Все что угодно — любые мелочи, — вежливо попросил Макс. — Должен же у нее быть характер, любимые книги или занятия, мечты?

— Таня... как вам сказать... очень странная девочка, — женщина со вздохом поправила очки. — Почти ни с кем не дружит. Ничего не просит, не ластится к воспитателям, как другие. Молчалива. До трех лет мы вообще думали, то она немая. Иногда кажется, что ей и слова не нужны. Посмотрит внимательно, и ты уже знаешь, что суп не ест, потому что горячий, а не потому что не нравится...

Звучало очень знакомо. Сашка с Максом понимающе переглянулись.

— А вы не пробовали проверить ее на эстрасенсорные способности?

— Конечно пробовали! У нас всех детей проверяют. А уж Таню и подавно. Не прошла ни одного теста. Мы уж думали, вдруг ошибка. Несколько раз втихаря перепроверяли. А нам отвечают, мол, быть такого не может. Если способности есть, находятся со стопроцентной вероятностью, никакой погрешности.

— А отношения с воспитателями? Другими детьми?

— Не то, чтобы ее здесь не любили... Я бы сказала — уважают, но побаиваются. К примеру, собираюсь я как-то домой, а она мне говорит: "Не едьте сегодня на автобусе". Сказала и дальше пошла. Я, понятно, не послушала — не пешком же идти. Еду, а у самой душа не на месте. За три остановки до дома не утерпела — вышла. А за квартал до моего дома автобус столкнулся с легковушкой. Никто не пострадал, но машина врезалась точнехонько туда, где я сидела. А вот не вышла бы? Кто знает...

Женщина тихо вздохнула и украдкой перекрестилась. Сашка обернулась к своему спутнику.

— Похоже на предвидение... — чуть шевельнулись губы девушки.

— Интересы... не знаю. Читать научилась рано. Книги из библиотеки все подряд таскает — нельзя сказать, что выделяет что-то особое. Иногда рисует. Но в остальном чаще просто делает то, что нужно. Надо петь — поет, лепить из пластилина — лепит, зарядку делать — делает. Послушная... даже слишком...

— А это вам не знакомо? — вместе с вопросом Сашка протянула Алле Алексеевне свой рисунок последнего Контакта. Дождливая полосатая синева с яркими светящимися муренами в горошек.

— Море... Да, знакомо. Когда-то мы смотрели обучающий фильм о подводном мире. Чем-то он привлек Танечку. Целый день ходила непривычно возбужденная. Постоянно говорила о море, о муренах, о морских змеях, просила показать еще что-нибудь. И начала рисовать.

Вместо объяснений женщина ненадолго вышла и вернулась с толстой папкой.

— Вот — это ее рисунки и аппликации. В основном по заданным сюжетам. Можете выбрать те, что рисовались на свободную тему. Надеюсь, они помогут.

Сашка с Максом склонились над рисунками. Действительно... темное, сине-черное море, волны, то мурены, то змеи — почему-то всегда с желтыми светящимися шариками внутри... и неизменные косые линии дождя.

— А дождь то в море откуда?

Заведующая пожала плечами.

— Мне тоже интересно. Таня всегда отвечала просто — "так надо", или "потому что там идет дождь".

— А друзья у нее есть? Можно поговорить?

— Есть один друг. Зорик Славецкий. Вот в больнице и поговорите с ним, — голос воспитательницы со стажем мгновенно утратил сентиментальность. — Ногу сломал, балбес!

"Жестко", — только и подумала Сашка, — "могла бы и пожалеть". Затем встретила насмешливый взгляд напарника и вспомнила: "И каждый знает десяток способов сломать руку или ногу, чтобы подольше побыть в больнице".

— Специально? — невольно вырвалось у девушки, с трудом понимающей, как можно сломать себе ногу. Заведующая совершенно правильно расшифровала ее взгляд.

— Конечно. Стащил к кухни лед, обмотал ногу, потом две табуретки... — женщина запнулась, глядя на расширяющиеся глаза Сашки, — извините, не нужно вам это. Даже сердиться на Зорьку не выходит. Не в его это характере. Просто за Таню беспокоится — вот... нашел способ, как за ней в больницу отправиться. Поговорите с ним.

Макс открыл блокнот и быстро черкнул имя мальчишки.

Прозвенел звонок. За дверью кабинета сразу же стало шумно — дети радовались перемене, с удовольствием пищали и бегали по коридору. Заведующая попрощалась с псиониками, передав их Елене Витальевне — молоденькой девушке, воспитательнице Тани. Тоненькая фигурка, бледное личико... "Как она только с детьми справляется?" — думала Сашка, следуя за новой проводницей. Та сначала сводила их в крыло, где находились совсем маленькие дети, где Таня провела первые шесть лет жизни. Показала группу, кроватку, которую девочка раньше занимала. Затем та же процедура повторилась, только теперь они шли по интернату для старших детей. Псионики внимательно рассмотрели место, где жила девочка, посмотрели игрушки и книги... Ничего нового им это не дало.

Поговорив еще немного в воспитательницей, псионики засобирались обратно в больницу. Уже на пороге их снова остановила заведующая.

— Есть еще кое-то. Таня несколько раз говорила, что когда ей будет восемь, у нее начнется новая жизнь... Знаете, мы всегда думали, что это просто фантазии. Все дети говорят подобное, ожидая, что их усыновят. Никто бы и не подумал, речь может идти о болезни... Выходит она заранее знала?.. Но... ведь восемь ей еще не исполнилось?..

* * *

Больничная палата — белая, холодная, стерильно чистая — действовала на нервы. На общем фоне размеренно пикающие приборы казались почти живыми. Пришедшей с шумной дождливой улицы Сашке вдруг захотелось сделать что-нибудь дерзкое — разбить стеклянный шкаф, затоптать грязными ботинками весь пол или хотя бы громко хлопнуть дверью. "Что простительно Сашке, не простительно Александре Николаевне", — одернула она саму себя. Набросила халат, такой же белый и чистый, осторожно на цыпочках прошла внутрь. Дежурная медсестра мгновенно покинула помещение, оставляя псиоников наедине с пациенткой — бледной худенькой девочкой, укрытой до подбородка простыней. Макс привычно запрыгнул на подоконник, сливаясь с темным фоном окна. Сашка разделась и легла к девочке.

* * *

Бескрайняя колышущаяся синева, прохладное влажное прикосновение воздуха к горячей коже, размеренный стук капель...

— Что это? Море?

— Наверное... не знаю... наверное, море.

— А видела море раньше?

— Да, по телевизору — очень похоже.

— А почему здесь идет дождь?

— Потому что идет дождь. Сейчас же сезон дождей?

— Да, но внутри моря дождя не бывает. Он только сверху.

Сашка послала мысленный образ моря — наверху частые шумные капли выбивают с поверхности воды маленькие хлюпающие фонтанчики, зато в глубине тихо, спокойно и умиротворенно — нет ни шума дождя, ни прибоя.

— Правда? Странно... А в моем море бывает. Наверное, у меня неправильное море.

* * *

— Давай что-ли снова Зорика поищем? — предложила Сашка, не зная, чем еще себя занять. Выходить под дождь и бежать в соседнее здание страшно не хотелось, но сидеть рядом с Таней, не имея возможности что-либо сделать, было в сто раз хуже. Сейчас Сашка тянула время, выжидая положенные три часа перерыва до нового Контакта.

Псионики уже дважды по возвращению из детского дома пытались навестить мальчика. Однако... один раз он был на процедурах, второй — пошел навестить какого-то новоявленного друга из неизвестно какой палаты. В этот раз Зорика снова не оказалось на месте. Сашка внимательно осмотрела палату. Довольно большая, на шесть коек. Светлая. Половина мест пустует.

— Давай тут немного подождем? — тихо попросила девушка. Макс кивнул. Да, здесь ждать лучше, гораздо лучше. Тут не было тягучей-гнетущей атмосферы, присущей реанимации. Не ощущались боль и страх пациентов, отчаяние бродящих по коридорам родственников, привычный цинизм привыкших ко всему медработников. Напротив, дети свое пребывание в больнице воспринимали как приключение. На псиоников смотрели с любопытством, а самые смелые даже втихаря пытались дотронуться. Заметив это, Сашка даже позволила себе слегка улыбнуться. Дети... пусть иногда по-своему злые и жестокие, но все же милые и неиспорченные... За полчаса Зорик не вернулся. Зато псиоников ждал сюрприз по возвращению в реанимацию. Оказалось, мальчишка умудрился пробраться сюда и последние полчаса как раз сидел возле Тани, рассказывая ей последние новости. Медсестра пыталась выгнать... "Да вы что? Она же все слышит и понимает!" — только отмахнулся в ответ Зорик. А теперь вот обратно к себе побежал. На процедуры пора...

— Что-то он слишком резво бегает со сломанной то ногой, — недовольно пробурчала Сашка, глядя вслед уходящей медсестре.

* * *

Конец дня вышел и вовсе неутешительным. Контакт хоть и удался, но... разговаривать Таня не хотела, на вопросы не отвечала, заметив лишь, что если Сашка будет мешать, то ее сюда больше не пустят. Пришлось умолкнуть...

Сашка, немного растормошенная последними двумя днями, снова ушла в себя. Рисовать после контакта было нечего, разговаривать не хотелось. Увидев очередной раз в коридоре чьих-то рыдающих родственников, девушка вдруг отчаянно позавидовала пациентам реанимации. У них есть близкие, их кто-то любит, они кому-то нужны. Острое чувство одиночества снова укололо в сердце. Можно ли к этому привыкнуть?..

— Давай ты у меня переночуешь? Или я у тебя? — предложил Макс, обеспокоенно глядя на подругу. Сашке стало стыдно. О ней тоже беспокоятся. Пусть и немного по-другому.

— Не надо. Правда, — девушка заставила себя посмотреть в глаза напарнику. — Я в порядке. Честно. Таня... знаешь, как бы я себя не чувствовала, у меня сейчас есть стимул жить. Я хочу ее спасти. Я очень хочу ее спасти! Я не могу дать ей умереть... Еще и ей... Это желание сильнее депрессии, сильнее апатии, сильнее всего сейчас. Я не наделаю глупостей. Только не сейчас...