Монастырь-4: безумие для ангела

— Фернандо, — Кристиан старался говорить шепотом, — есть догадки, что происходит?

— Анника и вчерашняя ночь, — ответил король. Он не смотрел на Луиса, чтобы тот не чувствовал себя под пристальным прицелом глаз — заботы выражают не кидаемыми изредка мимолетными взглядами. — У тебя есть другие мысли?

На прозвучавшем вопросе, расслышав имя Анники, Луис грохнулся с кровати и пополз под нее.

— Вот черт! — Кристиан кинулся к герцогу и кое-как вытащил его на свет божий. Теперь Легрэ положил герцога в подушки и, взяв за плечи, слегка тряхнул: — Я не знаю, что случилось, Луис, — тяжело дыша, говорил он. — Я не знаю, почему ты так себя ведешь. Но мы с Фернандо сейчас безумно о тебе беспокоимся, слышишь? Понимаешь или нет? Почему, Луис? Почему?

Юноша смотрел круглыми глазами и вдруг оттолкнул Легрэ, забираясь на подушки. Он истекал болью и подозрениями, страданием, что слишком много сотворил зла, что не заслуживает ни любви, ни прощения. Ксанте был прав — если все происходит, то лишь по его вине.

— Тише, милый, — подошедший сбоку король, которого Луис не видел из-за полной сосредоточенности на Кристиане, опять заключил мальчика в крепкие объятия. — Мальчик мой, ты обещал не молчать. Пожалуйста, милый.

Глаза наполнились водой. У герцога не было слов, только звуки невнятные и голос в голове. Но и он становился шумом.

— Я не молчу, — шепот перешел в сдавленное рыдание.

— Вот и умница, — Фернандо погладил мальчика по светлым взмокшим волосам, спутавшимся в какую-то немыслимую прическу. — Поплачь.

Легрэ обхватил руками голову и закрыл глаза. Это он виноват. Точно он, если Луис реагирует так.

Герцога затрясло. Он видел, что барон держится за голову и впадал в медленный ступор.

— Кристиан, — почувствовав как изменилась дрожь тела в руках, король поднял голову и в упор уставился на брата. — На столе вино. Быстро налил бокал и выпил. Залпом. Ты понял?

Легрэ не шелохнулся.

— Со мной все в порядке, — твердо сказал он.

— Кристиан, ты, кажется, не понял. Подойти к столу и выпей бокал вина. Залпом. — Фернандо говорил достаточно медленно и веско, продолжая гладить мальчика

Легрэ порывисто встал, и вызывающе глянув на брата, отошел к столу — там он налил себе вина и демонстративно выпил.

А тот все смотрел на барона остекленевшими глазами и мечтал лишь не просыпать и не вставать никогда больше. Шрамы, послы... шрамы... отец... спать с Анникой... Луис уронил слезу на щеку.

— Теперь быстро иди к окну и кричи первое, что придет в голову. Во всю глотку, — Фернандо не отрывал взгляд от брата, а руки все нежили и нежили маленького. Но если сейчас Кристиан не придет в себя, то разговорить Луиса будет еще сложнее.

— Я ничего не хочу кричать, — ответил Легрэ, а потом налил себе еще вина, виновато отпустил глаза. — Помогло уже. Спасибо.

— Кричи, — король продолжил настаивать спокойным голосом. Вино сейчас чуть убрало выплывшую на поверхность души брата черноту, но она останется, расползаясь чернильным пятном все больше и больше. Нужно убрать. — Кричи что хочешь, хоть богохульствуй, все равно. Начинай.

Луис сжал пальцы так, что те врезались в ладони. Ожидание крика было все равно, что его стон, застрявший в животе и не находящий себя выхода. Несколько часов отделили бы от жизни, но дьявол не отпускал и крепко держал рядом, успокаивая и поглаживая.

— Прекрати, Фернандо, — попросил Кристиан, боясь, что брат рассердиться. — Нам сейчас надо выяснить, что происходит вон с ним. — Легрэ указал взглядом на Луиса и снова выпил вина.

— Кристиан, — в голосе короля появилась небольшая угроза. — Я знаю что делаю и что говорю. Если захочешь, я тебе потом подробно все разъясню. А пока выполняй.

Кристиан с большим сомнением посмотрел на короля, потом на Луиса, потом снова на Фернандо.

— Ты хочешь, чтобы я подчинился, несмотря на то, что мне не хочется этого делать?

В комнате на секунды повисла гремящая тишина. Она давила на плечи, по крайней мере так казалось Сильвурсонни, у которого резко потемнело в глазах. Подчинение? Он говорил про нежелание подчиняться после того, как приходил исполосованный и едва дышал, после того, как неделями страдал от боли, а король на него глаз не поднимал и избегал.

— Да, — слово Фернандо упало тяжелой свинцовой каплей, возводя родившуюся тишину до хрустального звона.

Кристиан понимал, что необходимо снять напряжение, иначе доверию в их трио придет конец, потому он отставил бокал на стол, подошел к Фернандо и, легко и нежно коснувшись его губ своими, твердо сказал:

— Нет проблем. Если бы я тебя не любил, мне бы это не нравилось. Ты король — ты привык все контролировать, а я нет, мне проще. — Легрэ Ласково погладил Фернандо по щеке, ласково улыбнулся Луису, выпрямился, дошел до окна, и во все горло крикнул в небо, будто обращаясь к Богу: — Нам нужен этот чертов мальчишка, как жизнь! А он себя калечит из-за этого! — Кристиан обернулся и совершенно несерьезно добавил: — И это неправильно.

Герцог опустил глаза и уцепился за пустой флакон со змеей. Лишь бы взгляд на чем-то задержать. Он вообще не представлял, что говорить и внутри весь замерз, как будто косточки стали из хрупкого трескающегося льда. Но внешне это никак не проявлялось.

Мысль, что "чертов мальчишка" только что чуть не убил себя, булькала ядом сомнений.

Луис так сильно любил, что казался себе все более жалким и беспомощным перед напором синеглазого высокого архангела, так легко выражающего чувства. Даже в этой комнате он был собой, даже если нарядить его в парчу, он останется прежним.

— Луис, — Фернандо, не отпуская мальчика, легко погладил его по плечу, — закрой глаза и говори все, что придет в голову. Пусть глупость, пусть жестокость — все равно. Все, что сейчас крутится в голове. Говори, милый, — теплый поцелуй опустился на висок герцога благословением. — Пожалуйста.

Красное марево, — это сочетание сразу отчетливо пронеслось в мыслях. Луис никогда не понимал, что значит точно быть в красном мареве, из которого ползешь полуживой.

— Я виноват, — герцог шелестел губами. — Я пойду к Аннике, как вы хотите.

Кристиан тяжело и обреченно вздохнул, помотал головой, но ничего не сказал.

— В чем ты виноват, маленький?— негромко спросил Фернандо. Он тихой лаской убирал волосы мальчика: прилипшие ко лбу пряди прятались за уши, тяжелые влажные волосы, давящие на шею, передвигались на сторону — пусть прохладный, пахнущий дождем воздух холодит бледную кожу, возвращая ощущение окружающего мира.

Герцог не отвечал: привычка брать на себя любую вину и искать недостатки в себе предвещали непонимание, а Кристиану может стать хуже, и это тоже будет его вина.

— Я не должен был идти в подвал, простите.

— А я вот так не считаю, Луис. — Сказал Кристиан, садясь в ногах мальчика. Хотелось прикоснуться к нему, но герцог дал уже понять, что не желает этого. И разве объяснишь ему, на что готов ради его улыбки или счастья. Луис несчастен с ними — и ничего тут не поделать. Можно уговорить на время, заставить, замутить разум, но ничего не поделать. — Давай уже на чистоту поговорим. Это необходимо сейчас.

От фразы "на чистоту" Сильвурсонни встрепенулся. Он как-то не верил в то, что ему будут говорить правду, зато заставлять говорить что-то вполне в духе обоих. Они и по духу ведут себя часто похоже, родство выдают даже жесты, мимика, запрограммированная и почти незаметная, если не жить рядом долго.

— Давай, — кивнул устало юноша, сильнее опираясь на грудь Фернандо, когда Легрэ опустился на кровать.

— Ты нам не доверяешь? — король нежил мальчика, ощущая счастье от того, что держит его в руках, и вопрос был задан почти небрежно.

Луис не доверял. Луис понял это почти сразу, как только услышал Фернандо и уловил нежность его пальцев.

— Я обещаю, что пойду, как вы хотели, — сглотнув наступавшие слезы, что мешали мыслить здраво.

— Это звучит как "да". — Кристиан взял Луиса за руку. — Почему?

— Потому что, — горячая ладонь жгла герцога похуже реального пламени. Он бы мог говорить бесконечно, как любит Легрэ, что лишь в его бы глаза смотрел бесконечно, что лишь его бы вдыхал и чувствовал рядом. Он мог бы петь песни о любви к Фернандо, целовал бы его руки и признавался бы ему, что лишь в нем находит счастье. Но найти крупицы слов в реальности не хватало. — Потому что так надо.

— Ты как всегда очень открыт в ответах, Луис, — сказал Кристиан после долгого молчания, — а это значит, что ты не можешь говорить, или не хочешь. Жаль.

Герцог не отпускал взгляда барона и чуть сжал пальцы на его ладони. Нерешительно, потому что слабел от любви и ревности, которая была сильнее его разума.

— Мне тоже очень жаль.

— Закрой глаза, — монарх провел пальцами по векам мальчика, заставляя их опуститься, погружая Луиса во тьму. — Представь, что ты вдруг попал в лапы к дэву, который ответить на любые твои вопросы, — голос мужчины вился вкрадчивой змеей, что была на бутыльке с зельем. Сильное, даже дьявола способно заглушить на время, но с непривычки можно попасть в мир манящих иллюзий. — Что бы ты спросил?

— Я бы его попросил, — герцог судорожно выдохнул, — чтобы никогда не любить.

Фернандо чуть удовлетворенно улыбнулся — сознание мальчика все-таки чуть приоткрылось, пытаясь раствориться в сказке, услышанное переиначивает так, чтобы можно было избавиться от боли. Теперь может получиться всю правду, полностью.

— Увы, развел бы лапами дэв, только Аллах волен над этим. Нам запрещено воскрешать мертвых, влюблять против воли и убивать любовь. Что еще хочешь?

— Хочу уснуть и не просыпаться, — герцог растерянно слушал голос, поддаваясь на действие лекарства и слабости. — Чтобы ничего не чувствовать и не понимать.

Молочная кисть все держалась за Легрэ, боясь отпустить, голова лежала на плече монарха, а стук сердца постепенно приходил в норму.

— Что понимать, Луис? — осторожно спросил Кристиан.

— Не хочу больше ничего понимать, — зажмурившись, промямлил герцог, чувствуя себя жалким и смешным. Он же сам предугадывал, что так и случится, что Кристиан уйдет. Надо достойно отпускать, а не тешить себя глупыми надеждами.

Фернандо продолжил говорить мягким, чуть напевным голосом — таким, рассказывают страшные сказки:

— Дэв покачал бы головой — мальчик, Аллах дает нам жизнь не для того, что попусту ее тратить. Даже я — проклятый людьми, хочу жить. Вот тут, — Фернандо положил ладонь на грудь мальчика, — самая большая сила и самая большая слабость человека. Что будет здесь, если ты ничего не будешь хотеть, ничего не будешь понимать? Ничего. Пустота. А пустота всегда стремится заполниться. Первыми всегда успевают черти из преисподней — ведь пустота возможна только там, где нет бога. Спрашивай еще, сын человека, — а ладонь короля становилась все теплее и жарче и будто маленькие молнии тревожили кожу мальчика даже через рубашку.

— Пусть заполнится, — Луис не сдержал слез, — может, тогда... тогда я вас обоих разлюблю и перестанет быть так больно, когда меня обманывают и говорят неправду.

Легрэ сжал руку Луиса в своей ладони чуть сильнее и взволнованно посмотрел на Фернандо.

— О чем ты?

— Ты изменил, я чувствую, — открыть глаза стоило огромных усилий. — Вы оба не сказали мне правду, прятали глаза. И Фернандо тебя наказал за это ... Но это все не важно, Легрэ, я не перестал тебя любить даже после... А теперь вы хотите, чтобы я ходил к Аннике. Я буду, если вам это так нужно.

— Милый, не сердись на меня, — губы короля проложили легкую дорожку по виску, перешли на щеку. — Ты был настолько восхитителен, что я забыл сказать тебе самое главное — будешь ли ты ходить к Аннике, захочешь ли ты, чтобы у нас были еще дети — решать только тебе. Я тебя когда-нибудь обманывал?

— Нет, не обманывал, — покачал головой Луис. — Вы сказали, чтобы я подчинился, я буду ходить.

— Мы просили тебя отнестись к появлению наследников с пониманием. — Легрэ отчего-то проигнорировал обвинение в измене. Он вообще не понимал, как Луис мог узнать. Неужели Фернандо рассказал ему? Нет, он никогда бы не поступил так. — Никто не тащил тебя силой к Аннике, никто не погонит туда плетью против твоей воли. Фернандо только просил войти в его положение. Или все же заставили?

— Я же дал слово, — нервно сглотнул Луис. — Я буду исполнять все, что вы хотите, — голос его задрожал. Глаза наполнились туманом новых слез.

— Мы хотим, чтобы тебе было хорошо. Тебе, милый. Я забираю твое слово, как полученное неправильным путем, — Фернандо шептал на ухо мальчику, перебирая пальцами рубашку напротив сердца мальчика.

Герцог наклонился и вторую ладонь положил поверх руки любимого. Тревога никуда не ушла, но разницы нет никакой. Из сердца не вырезать этих двоих, для этого есть только один способ...

— Что вы делали с послом варваров? — спросил, глядя в синие глаза барона.

Кристиан вздохнул.

— Мы?

Луис поджал губы и напрягся, все мышцы налились сталью. Еще секунда, и такое чувство, что он бросился бы в атаку, но это ложное ощущение складывалось лишь из-за ожидания продолжения, ответный вопрос его не удовлетворял.

— Я должен признаться, да? — Легрэ задумчиво перебирал пальцы юноши в своих руках. Если он из-за этого оттолкнул, и полез в пыточную из-за этого, то... Кристиан положил ладонь Луиса на постель и погладил в последний раз. — Фернандо с ним ничего не делал, а я да... Ты поэтому убить себя решил?

Большого усилия стоило герцогу не завопить и не вцепиться барону в лицо. Он так отчетливо представил, что могло происходить, как в синих глазах появляется страсть, что неожиданно для себя завыл.

Легрэ выругался на себя, не понимая, почему не смог соврать. Ведь знал, что юноша отреагирует, знал. Теперь осталось только одно — сказать всю правду.

— Он заставил меня, Луис, — эти слова вырвались сами собой и Кристиан положил ладонь на плечо герцога. — Прости, но я ничего не мог сделать... Я не хотел, чтобы ты страдал из-за этого... Луис.

Если бы только замолчали сомнения и решение поехать с ними не полыхало в голове неправильностью, если бы можно было кинуться в ноги к Ксанте и умолять себя убить, то Луис сделал бы этот шаг.

— Ты не мог так поступить, не мог, не мог... — зашептал мотая из стороны в сторону головой. — Ты не мог...

— Я был должен! — крикнул Легрэ. — И мне это было противно, но я был должен.

— Луис, — голос Фернандо был холоден как северный лед, а руки все равно удерживали мягко и тепло. — Кристиана изнасиловали. Для тебя это имеет значение? Или имеет значение только то, что он был с другим?

— Что? — герцог начал заикаться и икать, хватая ртом воздух.

Легрэ виновато отвел взгляд. Даже вспоминать не хотелось все это, не то, что говорить.

— А как иначе называется действие, когда человека берут без его согласия? — также прохладно осведомился король у мальчика.

Тот замотал головой. Страх полоснул по сердцу.

— Я не знал, — тише ветерка в погожий день отозвался. — Я не хотел... Кристиан, прости, — юноша бросился на шею барону и зарылся носом в его плече.