Забыть нельзя вернуться

Тонкий светлый плащ с капюшоном замаскировал безобразие — как обозвал внешность девушки граф — а шелковая повязка скрыла лицо до самых глаз. Каролина попросила всех выйти, и, воспользовавшись свободной минутой, спрятала под плащ свою сумку, а в один из двух мешков с одеждой — аккуратно уложила рубашку и платье, испачканные болотной тиной. За ночь вещи высохли, но надо было выстирать и зашить прорехи, оставленные острыми краями соломенных трубочек. Может, у неё не получится, но расставаться вот так, сразу, с привычной одеждой, — не хотелось. Двух полотенец с лихвой хватило, чтобы завернуть платье. Не хватало еще испортить господские наряды. Мало ли, вдруг их потребуют обратно?

Дорога к месту встречи с гонцами заняла немногим больше половины дня. Граф спал, а мнимая кандидатка в гарем бодрствовала, провожая глазами мелькающие деревеньки за окном. Если бы время близилось к зиме, то карета двигалась бы уже в сумерках, но стоял конец первого осеннего месяца, зоревника. В родных местах Каролины — чудесная пора для сбора урожая фруктов, ягод, трав на зиму. Когда Алнаир исчезнет с небосклона, оставляя ночи темными, в обители будут праздновать прощание с летом. Наставница хотела после ритуала перевести ученицу в ранг послушницы. Волосы ей должны были обрезать до ключиц специальными, освященными в осеннем костре, ножницами. А состриженную массу — сжечь. Ритуальная жертва послужила бы доказательством преданности Богине. Каролина прижала к глазам запястья, надавливая с силой, до боли. Нельзя думать о том, что могло бы быть. Мысли о прошлом могут отравить будущее, отвратить от неё сияющий лик Матери. Девушка чувствовала: семья уже покинула свой, с такой любовью построенный дом. Ясновидение? Нет, скорее кровная связь позволяла касаться чаянием матери, ожидающей третьего желанного ребенка, любимой сестры, сурового, но справедливого отца.

Каро встряхнулась, отбрасывая прочь размышления, и поняла, что стражи остановили карету. Граф мгновенно проснулся, потер ладонями лицо, приходя в чувство.

— Помни, девочка. Судьба твоей семьи в твоих руках, — злясь на самого себя, процедил он и вышел на свежий воздух. — Прощай.

Винсент придержал дверцу, помогая девушке выбраться, передал мешки с одеждой высокому худощавому мужчине. Потом, не оглядываясь, залез обратно, махнув рукой кучеру. Каролина с неожиданной болью в сердце провожала взглядом удаляющийся силуэт кареты, когда новый сопровождающий предложил ей занять место рядом с другими девушками. Послушно наклонив голову, Каро поднялась по раскладным ступенькам в большую вместительную телегу, закрытую со всех сторон пологом из плотной ткани, прикрепленной к каркасу. Караван тронулся с места, обрывая надежду на побег в зародыше. Вокруг трех одинаковых транспортов поднимала пыль по меньшей мере половина черной сотни. Высокие злые жеребцы так и норовили цапнуть спокойных рассудительных тягловых животных, отчего те спешили вперед по дороге так, как никогда раньше.

Фургон показался девушке довольно чистым внутри. Для удобства на полу кто-то постелил одеяла и набросал множество подушек. Окон не было, это понятно — кто же будет цельную ткань резать? Каро положила свои мешки один на другой и села сверху, прижимая к животу сумку. Кроме неё, в Карер, столицу Растабана, ехали еще несколько девушек в таких же светлых плащах. Не желая разговаривать, травница откинулась на бортик, обитый чем-то мягким, и прикрыла глаза. Но подремать не получилось. Спустя пару минут обитатели передвижного убежища вернулись к прежнему разговору.

— Ну, вот, еще одну подсадили. Кто-нибудь знает, зачем столько?

— Кроме нас, три фургона в караване. Там что, тоже девчонки?

— Не девчонки, а девушки. Вы что, не заметили? Раньше брали кандидаток от двенадцати до пятнадцати лет. А мы старше. У меня вообще свадьба через неделю должна была быть.

— Тихо, нельзя жаловаться, — тоненький голос дрожал от страха.

— А то что? — язвительно поинтересовалась бывшая невеста, но тон убавила. На всякий случай.

— Голову отрежут, — серьезно ответила обладательница тоненького голоса. В воображении Каро возникла худенькая большеглазая красавица с копной волос пшеничного цвета.

— С чего бы?

— С того, что нас много. Одной больше, одной меньше, никому и дела нет.

— А что будет с теми, кого в гарем не возьмут?

— Убьют всех.

— Или отдадут в жены кому-нибудь.

— Ага, размечталась. В наложницы. Они ж в столице умные стали. Зачем жениться, если можно и так? Повелителю можно, значит и всем остальным тоже.

— Тихо!

Все притихли, а снаружи кто-то грозно постучал по борту фургона. Когда стук копыт отдалился, девушки вернулись к разговору, но уже шепотом.

— А я знаю, что в других телегах, — гордо заявила еще одна красавица, молчавшая до сих пор. — Там подарки для Императора. Ткани, драгоценности, посуда, диковинные животные. Они у нас в городке обедали. Так я, пока мы с отцом ждали, под пологи позаглядывала. Никто не заметил, кажется. В наших шахтах добывают белый металл, очень редкий, так вот управляющий целых три ящика отгрузил в последний фургон.

— Не "отгрузил", а "погрузил", — поучительно заметила другая девица. — Учись говорить правильно.

— Да счас, — тихонько захихикала любопытная особа. — Им от нас не знания требуются.

— Никогда не знаешь, что пригодится, а что — нет.

— Какие животные? Ты их видела? — Каро всё-таки открыла глаза. Образ печальной волчицы с потухшим взглядом не давал ей покоя.

— Конечно!

Любопытная Варвара оказалась пухленькой розовощёкой хохотушкой. Она уже стащила с головы капюшон, рассыпав по спине светлые кудряшки, и с аппетитом жевала что-то вкусно пахнущее.

Увидев, как приходит в себя Каролина, девушка достала из корзинки второй пирожок и предложила:

— Хочешь? С капустой! Я сама пекла!

— Спасибо, — Каро откусила кусочек. Тесто таяло во рту. — Очень вкусно. Ты настоящая мастерица. Как это тебя родители не пожалели, отдали в гарем?

— А ты чего, совсем темная? — сделала большие глаза хохотушка. — Да если хотя бы одна из нас подойдет в наложницы, то её семья получит уйму всяческих благ. А город будет на три года освобожден от налогов. Представляешь? К тому же я точно не соответствую образу будущей повелительницы. Где вы видели Императрицу моего объёма, пекущую пироги? А? Нет, я не пропаду, найду себе занятие, вот увидите. Кто ещё кушать хочет?

Помянув про себя незлым, тихим словом графа, Каро попробовала выяснить:

— Если честно, то мы вообще ни разу в жизни не видели Императриц. Никаких. Про животных-то расскажи. Кого видела?

— А! Сейчас. В одной клетке — точно змей. Только белый. Кольца чешуйчатые видела. В другой — кто-то рыжий, пушистый, и хвост такой, знаете? С кисточкой. В третьей — ни разу такое существо не видела, — одни иглы торчат в разные стороны. В четвертой — волчата. С кучу сбились, лапы только и разглядела.

— Не может быть! — потрясенно ахнула Каро. — Кто посмел? Это же нарушение Закона.

— Ты откуда вообще вынырнула? — лениво вмешалась обладательница приятного грудного контральто. — В Империи давно уже никто не соблюдает законы. Да разве можно было бы отнимать дочерей у аристократов, чтобы заполнять гаремы? Всё рушится: древние правила поведения, традиции, отношение к детям, к другим расам. Не сегодня — так завтра войну соседям объявят, попомните моё слово.

— Эй, кому говорят! — снаружи послышался стук копыт. — Нечего языками трепать, готовьтесь, подъезжаем!

Тягостное молчание повисло внутри фургона. Девушки прятали лица под повязками, надевали капюшоны, перебирали скудные вещи, которые им позволили взять с собой. Шорох колес по мостовой прозвучал для каждой из них приговором. По крайней мере, именно так показалось Каролине.

Людмила

С досадой перебирая кипу бумаг на захламленном донельзя столе, Люда могла только плотнее сжимать зубы. Надо бы выругаться, чтобы выпустить пар, благо, в комнате пусто, никто не услышит. Но воспитание не позволяло распускаться даже наедине с самой собой. Её не было всего лишь каких-то три недели и вот, пожалуйста. Работы навалили столько, что не разгрести до Нового года. Да, она — интерн, и что? Девочка для сортировки бухгалтерской отчетности? Черт бы их всех побрал. Видите ли, старшая медсестра в отпуске, а больше некому расходы посчитать. Весь день крутилась, как уж на сковородке, пора домой уходить, но заведующая с ехидной улыбкой велела срочно зайти, чтобы обсудить план будущей работы. Отказаться Люда не посмела, пришлось идти — стоять посреди кабинета навытяжку, выслушивать наставления. Со старой мымры станется — такое в характеристике нацарапает — потом доказывай, что не верблюд. А ведь говорят, золото, не человек, была женщина в молодости. Как нас меняет жизнь, эх. Краем уха девушка слышала, что интернов не выгоняют, но кто знает наверняка? Вдруг она будет первой? Часы, трофейные, привезенные из самого Берлина бывшим директором больницы, ныне покойным, пробили семь часов вечера. В очередной раз восхитившись мастерством немецкого часовщика (столько лет прошло, а все тикают), Люда фыркнула и набрала номер.

— Володя?

— Да, дорогая, — спокойно ответил парень, глядя на только что разобранный по частям двигатель мотоцикла. Свидание, похоже, отменяется. С другой стороны, хоть они и не виделись больше трех недель, он особо не соскучился. — У меня тут проблема нарисовалась. К сожалению, я сегодня весь вечер занят.

— У меня тоже, — притворно рассмеялась Людмила. — Работы выше крыши. Но на выходные план прежний? Если хочешь, я за тобой заеду.

— Не надо. — Владимир постарался скрыть неожиданную радость в голосе. — Я ещё не забыл, как мы тогда колесо меняли на твоей древней телеге. Доеду как-нибудь, а за тобой ребята приедут, я договорился, оставишь драндулет дома. Будь готова к пяти утра.

— Думаешь, так лучше? Ладно, так и сделаем, хотя мне все-таки удобнее, когда транспорт свой. В любой момент можно уехать.

Люда бросила телефон в сумку и раздраженно уставилась на стопку счетов и расходных листов. Интересно, где в её характеристике написано, что она обладает навыками сестры-хозяйки? Но, если просто смотреть на бумажки — дело с мертвой точки не сдвинется? Кому-то надо разобраться с завалом, так почему не ей? Девушка налила себе кофе в термокружку, подвинула настольную лампу ближе и вытащила первый листочек. Прошел час, второй, третий... Перед носом возникла тарелочка с горячими блинчиками и ароматный свежезаваренный чай, отвлекая внимание от кипы заметок, которые следовало разложить по соответствующим папкам. Ну, или вписать — там, где нужно.

— Ксень Андревна, спасибо. Я уже совсем о времени позабыла.

— То-то и вижу. Сидишь, сгорбилась в три погибели, глаза красные. Это тебе не в Турции на пляже голым пузом светить. Вон, загорелая вся, залюбуешься. Прям, как статуэтка из гарема султана. Ну, в кабинете у мымры которая стоит. Гладенькая, даже пыль не садится на нее. Не знаешь, из чего сделана?

— Теть Ксень, вы как скажете, — рассмеялась, наконец-то, девушка, сбрасывая с себя усталость и плохое настроение. — Хоть стой, хоть падай. Ведь образованнейший человек, два диплома! А санитаркой работаете.

— А что ж я, по-твоему, должна на пенсии делать? Внукам сопли подтирать и с другими бабками у подъезда кости соседям перетирать? Или вокруг деда на цыпочках перемещаться, пока он программы переключает на новом телевизоре. Давече сын принес, подарок на годовщину свадьбы. Экран на полстены. Скажи, нормальному человеку оно надо? Всю жизнь таращиться в зомбоящик?

— Ну, да. — Люда покрутила шеей, снимая напряжение. — Утки выносить, полы мыть, постели больным менять, оно, конечно, лучше. А библию вы зачем им читаете? Особенно в пятой палате. Там же люди в коме лежат, ничего не слышат.

— Много ты понимаешь, молодая ещё. Доживешь до моих лет, тогда и поговорим. Сходи в шестую, не нравится мне что-то пульс у Антиповны. Разомнёшься заодно.

— Вы мне скажите, что, бумажки целый месяц не раскладывали? И зачем компьютеры у нас стоят... Для украшения, наверное.

— Ой, ой, ой, какие мы нежные. Не гневи Высшие Силы, а то другое испытание пошлют, не обрадуешься. Переполнена больница наша. Дежурная из сил выбилась, прилегла только, не хочется беспокоить. Так что ты уж сходи, погляди, что там с подругой моей. Ну, всё, поплелась я домой, дед звонил уже три раза. Голодный сидит, а ужинать в одиночку не хочет, меня ждет.

Когда за разговорчивой санитаркой захлопнулась дверь, Люда проведала Антиповну, благо, что шестая палата располагалась напротив ординаторской. Убедилась, что пульс спящей женщины в норме, вышла на балкон и вдохнула свежий воздух. Интересно, кто такая эта пожилая женщина, если ей выделили отдельную палату, пусть маленькую, но с санузлом и крошечным балконом? Сентябрь. Пройдет немного времени, и в десять вечера будет царствовать глухая ночь. А пока только сереть начало, размывая очертания домов и деревьев. Девушка подняла голову, рассматривая едва появившиеся звезды над головой. Что там, в мрачной глубине неба? Может быть, в эту самую минуту, где-то далеко-далеко на другом краю Вселенной стоит на балконе точно такая же девушка, как она, и с тоской всматривается в безбрежные космические дали... Может быть, они даже выглядят одинаково, похожи друг на друга, как две капли воды. Черные длинные волосы, нежная, похожая на прозрачный японский фарфор, кожа, брови вразлёт. Пухлые коралловые губы, из-за которых весь курс считал, что она тайком делает себе инъекции, чтобы быть похожей на Лару Крофт. Серые, как осенняя хмарь, глаза. Впрочем, они не всегда такие. Когда хорошее настроение, когда она счастлива, радужки приобретали экзотический синеватый отлив, и тогда окружающие считали, что она носит контактные линзы. Не сознавая, что делает, Людмила протянула обе руки вверх, мечтая о полете среди звезд. Как героиня той единственной книжки, которую ей удалось прочитать во время отпуска. Лисси, так её звали. Приключения, космос, сплоченная команда на корабле! Сказочные прекрасные существа — драконы! Мечта идиотки. А она вынуждена сидеть здесь, прикованная цепями долга к больнице. И всё почему? Она мечтала о карьере пилота, но отец, военный лётчик, хотел, чтобы дочь стала врачом. Он так часто говорил ей об этом, что Люда даже не удивилась, когда в итоге он бросил их с мамой и ушел из семьи к хирургу, женщине, работавшей в госпитале. Все годы, что прошли после развода родителей, она так хотела, чтобы отец к ним вернулся, чтобы он любил её по-прежнему. Хотела настолько сильно, нуждалась до боли, что когда пришла пора выбирать профессию — поступила в медицинский институт. С первого раза. Гордая, счастливая она приехала тогда к отцу, чтобы он порадовался её успеху. И чем закончились её надежды? Чужие. Они стали чужими людьми друг для друга. Но она не бросила институт. Училась, закончила с отличием, пора думать о собственной семье. Тем более что мама давно вышла замуж и уехала в Германию, к мужу. Теперь у неё новая семья, маленький сын, сводный брат Людмилы. Муж матери уже договорился о стажировке для Люды в немецкой клинике. Осталось проработать год интерном, а потом она помашет рукой родному городу и поедет к матери в гости. Или насовсем, как получится. Если за это время у неё не появится причина, чтобы остаться. К примеру, Вовка может предложить ей руку и сердце. Странно, что он ни разу не позвонил за прошедшие дни. Ведь он, единственный из всех знакомых, знал, что поехала она вовсе даже не в Турцию, а в деревню, к бабушке. И загорела на грядках, обливаясь трудовым потом, как раб на плантации. Бабушка так её и называла, смеясь. Рабыня Изаура с высшим образованием. И все же, все же... Людмила снова взглянула на звезды. Почему, почему её так тянет... Куда? На крошечную долю секунды ей показалось чужое лицо, так похожее на неё саму. И капюшон, светлый, обрамляющий загорелую кожу. Легкое касание едва заметного ночного ветерка стерло из памяти девушки странный образ, оставив только ощущение чего-то волшебного, неуловимого... Только не видела Людочка, что Антиповна на минуту открыла глаза, сияющие черным огнем, и презрительно усмехнулась. Мысли интерна были для ведьмы открытой книгой. Желания сбываются, так испокон веков устроен мир. Судьба уже отмерила нить жизни Людмилы, и теперь примерялась на ткани бытия, куда её вплести.