Волонтеры

Впрочем, Вэнхаму было не привыкать.

Именно благодаря тому, что он торчал на палубе в тот день и любовался городом, появление акумы не стало внезапностью для экипажа, когда огромное, похожее на морского ежа страшилище всплыло у борта парохода, переворачивая лодчонки арабских мальчишек, пытавшихся продать фрукты или развлечь матросов акробатическими трюками. Даже не успев толком испугаться, дети юрко, как вспугнутая сельдяная стайка, бросились к берегу, а Ривер заорал своим:

— Ложись! — и успел рухнуть на палубу до того, как акума начал пальбу из всех своих орудий. Пули застучали по железным бокам "Капрала", Вэнхам пытался добраться по-пластунски до прикрытого мешковиной амулета, снизу на шум уже спешил Мари, разматывая свои струны...

— Хэээй! — послышался девичий голос со стороны порта. — Рыбка-рыбка, а повернись-ка ко мне!

Выстрелы прекратились. Акума медленно разворачивался к новой противнице.

— Ты одна или с подружками? — допытывался звонкий голос. — Ловись большая...

Раздался взрыв, смешавшийся с плеском волны и грохотом обвалившейся стены портового склада — перед смертью акума все-таки успел выпустить пулеметную очередь. И, кажется, не он один.

Ривер осторожно приподнялся над парапетом. По пристани плясала худенькая чернявая девчушка. Плясала, прыгала, кувыркалась, короткими перебежками перемещалась от одного укрытия к другому, уходя от пуль акум и при этом еще и успевая стрелять в ответ. Тонкую, подростковую фигурку обтягивала черная форма с серебряным шитьем, а короткоствольный арбалет был заряжен частичками Чистой Силы.

— ... и маленькая!

"Наша!" — с необъяснимой гордостью подумал Ривер.

— Ноэль Органон! — а это уже Мари — выбрался на верхнюю палубу, откуда мог хорошо видеть всех противников. Акум было не то, чтоб много, но они уходили от экзорцистов под воду, бились о днище парохода, раскачивая его. Палуба уходила из-под ног, но Ривер вцепился в рукояти амулета, направляя луч — он не собирался оставаться в стороне от сражения.

Когда сражение закончилось — так же внезапно, как и началось — водная гладь была вновь зеркально-чиста, солнце продолжало светить безмятежно, а осколки акум благополучно пошли ко дну. Только опустевшая пристань и стены в щербинах от пуль напоминали, что недавно тут было жарко отнюдь не только по вине африканского солнца.

Смуглая, черноглазая экзорцистка поднялась на палубу и, прежде всего, решительно пожала руку Мари. И лишь затем повернулась к капитану.

— Моё имя — Сол Гален, — сообщила она и тряхнула кучерявой челкой. Она была ниже капитана МакДугала на две головы, но все равно как-то умудрялась смотреть на него свысока. — Куда направляется это судно?

Против обыкновения Ривер не испытал раздражения от приказного тона в словах экзорцистки. Наверное, все ещё сказывался выброс адреналина в кровь.

— В Чивитавеккью, мисс. А затем — к берегам Британии и меловым скалам Дувра.

— Отлично! — она довольно потерла ладони. — Тогда принимайте меня на борт и подготовьте каюту. Я отправляюсь с вами!

Палуба едва заметно подрагивала у них под ногами, но теперь это не было сигналом беды, наоборот — заработало машинное отделение.

С берега уходящему пароходу долго махали два искателя:

— Доброго пути, мисс Гален!

Когда Сол думала, что на неё не смотрят, она махала им в ответ.

4.

К берегам Италии они пристали ранним утром. Ривер приязненно попрощался с капитаном и командой (попутчики-экзорцисты или спали оба, или не считали необходимым уделять этому событию хоть какое-то внимание) и сошел на твердую землю, наконец. После стольких дней пути то, что поверхность под ногами не качается, казалось невероятным чудом.

Он подхватил свой чемодан и успел на следующий в Рим почтовый дилижанс. Так, теперь главным будет не заблудиться...

Во время плавания Ривер старательно перечитывал "Прогулки по Риму" Стендаля, надеясь впечатлиться городом заранее. Он закрывал глаза и пытался представить грандиозные опустевшие палаццо, дикую красоту остатков древнеримских развалин, музеи и галереи. Получалось плохо.

Еще хуже получилось это представить в самом Риме. Город-музей внезапно показался ему слишком пестрым, слишком претенциозным и довольно грязным, хоть и не без некоторого специфического очарования. Он бродил по улочкам, вздыхая, любовался церквями и глазел по сторонам, пока у него не загудели ноги от усталости, и только тогда он все-таки нанял фиакр, чтоб добраться до папской резиденции. И все это время он не мог избавиться от ощущения, что где-то его обманули.

Наверное, он просто был слишком черствым и нудным человеком для такого прекрасного города. Или слишком не выспавшимся. Или у него было слишком мало времени, чтоб проникнуться духом культурных и религиозных святынь? Ривер дал себе зарок: обязательно вернуться в Рим еще раз, побездельничать пару недель и все осмотреть, как нормальный турист, а не как ужаленный любопытством командировочный.

А ещё ему было интересно сравнивать разноликий, многоголосый Рим с чопорным и торжественным Ватиканом. И проводить параллели с Орденом и порядками в нем. Что-то схожее уж точно было, особенно в этой уверенности папства, что оно управляет всем и вся.

А впрочем, с чего бы им не быть схожими? Управляют ведь одни и те же люди.

В одном из запутанных переходов встретил чиновника с эмблемой Святого Грааля на лацкане, к нему и обратился с просьбой посоветовать, кого же ему разыскивать.

Старик-чиновник внимательно, со всех сторон осмотрел его паспорт и направление, выданное канцелярией Океанского подразделения, даже понюхал их зачем-то. Затем пожевал губу и выдал, наконец, вердикт:

— К Леверье ступайте, молодой человек. Он в своем кабинете, этажом выше, поплутаете там чуть и... Вам повезло, что он ещё здесь, поговорите с ним — избавите себя от тягомотины с оформлением и экзаменацией. Если не боитесь, конечно.

— А что? Он такой страшный? — растерянно уточнил Вэнхам.

— Он же Леверье! — старик посмотрел на "темного" собеседника с каким-то неясным тому презрением, Ривер смутился, извинился, поблагодарил и быстро пошел дальше, не продолжая расспросов.

5.

Нужный кабинет он нашел быстро. Особенной догадливости для этого не потребовалось: на обтянутых кожей дверях висела позолоченная табличка "Старший инспектор Малькольм С. Леверье". Ривер попытался кое-как причесать вечно топорщившиеся во все стороны волосы, осознал всю бесполезность этих попыток, вдохнул, выдохнул и постучал. За дверями некоторое время стояла тишина, а затем одна створка распахнулась.

— Добрый день. Вы по какому вопросу? — спросили Ривера откуда-то снизу. Тот удивленно опустил взгляд и увидел белобрысого мальчишку, лет тринадцати, может, даже младше. С твердым, невероятно серьезным для его возраста, взглядом, настолько же невероятно прямой спиной и ватиканской эмблемой на галстучной булавке.

Видимо, Ривер слишком долго хлопал глазами, пытаясь соотнести юный возраст секретаря со своими представлениями о должности, что мальчику пришлось повторить свой вопрос, уже громче.

— А... — глубокомысленно изрек Вэнхам. Малец терпеливо ждал. — Мне необходимо поговорить с инспектором Леверье.

— Я предполагал это, — секретарь выразительно покосился на табличку с именем на двери. — Уточните, пожалуйста, тему разговора и как вас представить?

— Ривер Вэнхам. Я ученый. Из Океанского подразделения, меня перевели в Центр... — второй раз за день он протянул свои документы, не уверенный, что они кого-то заинтересуют, но мальчик ловко выхватил их из пальцев и даже бегло просмотрел.

— А, Вэнхам... амулеты, верно? — Риверу стоило немалых трудов не уронить челюсть и кивнуть. — Ожидайте.

И скрылся за дверями. Ждать, впрочем, пришлось недолго, спустя пару минут мальчик появился вновь и провел ученого сквозь приемную, сплошь заставленную шкафами с книгами и документами.

Инспектор, вставший из-за стола навстречу Риверу, показался ему даже чересчур внушительной фигурой. Жесткая линия губ, суровый взгляд, авторитарные жесты — все в нем выдавало человека, обличенного властью, осознающего всю её тяжесть и ответственность. И готового при необходимости придавить этой тяжестью всех несогласных.

— Прошу, присаживайтесь, — он указал на кресло перед своим столом, и Ривер безропотно плюхнулся на сиденье. — Выпьете чаю со мной?

Вопрос был задан так, словно никакого другого ответа, кроме положительного, не предполагал, но Ривер все равно зачем-то кивнул.

— Говард, будь добр, принеси нам чаю.

— И бисквит, сэр?

— Да. Там ведь ещё остался клубничный.

— Да, сэр.

— Ну вот, — Леверье довольно улыбнулся, и у Ривера по спине пробежался табун мурашек. — Я с большим интересом ознакомился с вашей работой, капитан Вэнхам...

"...а еще с военным досье", — мысленно дополнил эту фразу Ривер.

— Она впечатляет. Для человека, практически незнакомого с понятием работы магической энергии, вы удивительно точно ухватили суть вопроса.

— Прошу меня простить... — голос Ривера от волнения сперва прозвучал слишком тихо, он раздраженно кашлянул и повторил уже громче:

— Господин инспектор, прошу меня простить, но понятия работы и энергии с точки зрения физики мне знакомо достаточно хорошо. А законы взаимодействия, принципы — они одинаковы, вне зависимости от источника. Поэтому вы несколько преувеличиваете удивительность моих выводов.

В кабинет вернулся Говард — руки были заняты подносом, поэтому дверь за собой он небрежно подтолкнул пяткой. Та хлопнула слишком громко, и Леверье укоризненно покосился на вмиг смутившегося мальчика. Пряча глаза от неловкости, юный секретарь принялся быстро выставлять чайные приборы на стол, а Ривер поспешил продолжить, чтоб отвлечь внимание строгого начальства на себя:

— Кроме того, военная инженерия — моя специальность. Поэтому мне и показалось, что эти мысли и разработки могут пригодиться ордену, — быстро выпалил он и добавил веское: — Сэр.

Инспектор кивнул.

— Да. Я затребовал внутренние оценки вашей работы, получил в довесок к ним рекомендации от смотрителя Нансена... — он подвинул к Риверу блюдце с бисквитом. — Да вы ешьте тортик, не стесняйтесь.

— Спасибо, — тот сунул ложку с пирожным в рот. — Очень вкусно.

Леверье заулыбался довольно:

— Я рад. Люблю, знаете ли, экспериментировать с компонентами, — Ривер едва не поперхнулся, — и не всегда бываю уверен, что результат понравится другим. К тому же, когда я готовлю, мне лучше думается. Так вот... о чем мы?

— О моих рекомендациях.

— Именно. Но ещё больше ваших инженерных талантов меня заинтересовал ваш талант администратора.

— Но, господин инспектор, у меня нет опыта работы администратором...

— У вас есть опыт командования отрядом — не смущайтесь, я узнал обстоятельства получения вами внеочередного звания. У вас есть стремление организовывать и систематизировать беспорядок вокруг себя. А ещё, — он наставил на Ривера указательный палец, — у вас есть понимание того, что правила — какими бы они ни были по вашему мнению, верными или неверными, — необходимо соблюдать.

"Он знает или не знает про искателей и уроки меткости?" — промелькнула в голове паническая мысль, но Вэнхам запил её чаем и сказал со значением:

— Правила — это правила. Они ненамного слабее физических законов, с ними нельзя не считаться.

— Абсолютно с вами согласен. И надеюсь, что вы не измените своего мнения позже. Нам нужны в Европейском подразделении лояльные сотрудники.

— Понимаю, сэр. Готов... эмн... соответствовать требованиям.

— Тогда вам остается только заполнить некоторые бумаги, и затем вы сможете отдохнуть и присоединиться к нам в путешествии. Завтра, около десяти утра, я вновь выезжаю в штаб-квартиру. Думаю, вы не откажитесь составить нам компанию.

— Нет, конечно, я буду вам весьма обязан...

— Вот и хорошо. Говард, пожалуйста, проведи капитана Вэнхама в канцелярию.

— Следуйте за мной, пожалуйста, — сухо проговорил мальчик, и Ривер быстрым шагом покинул кабинет.

В коридоре Говард внезапно обернулся и спросил:

— Вы уже поселились где-нибудь?

— Нет. А что?

— Пойдемте, я сперва вас поселю в нашей гостинице. Оплачивать её не надо будет, вы же сотрудник Ордена.

— Я могу и потом...

Мальчик глянул на него так, как смотрят на полудурков: с легкой жалостью и вынужденным терпением.

— "Потом" может настать довольно поздно. Наши уж если вцепятся — заставят вас записать всю биографию, от самого рождения и с указанием точного порядка выпадения молочных зубов, и обязательно при них. А если вы "потом" будете метаться по ночному Риму в поисках места для ночлега, с вами может случиться какая-нибудь неприятность.

— Ты... — Ривер наткнулся на холодный взгляд мальчишки, запнулся и поправился тут же: — Вы имеете в виду каких-нибудь грабителей? Я могу постоять за себя, не сомневайтесь...

Говард хмыкнул.

— Свежие трупы за вами убирать тоже не в наших интересах. Идемте. Вы теперь в некотором роде под моей опекой.

Уже позже, когда они оставили чемодан Вэнхама в указанной мальчиком гостинице и дошли до канцелярии, где Риверу вручили толстенную стопку бумаг на заполнение, а Говард салютовал коротко и вернулся к исполнению основных обязанностей, ученый проводил его взглядом и обернулся к чиновнику за кафедрой:

— Какой все-таки молодой у Леверье секретарь...

— А он не совсем обычный секретарь, — равнодушно ответил ему давешний старик.

— Аааа... родственник...

— Нет, — чиновник протянул ему вторую стопку бумаг. — Телохранитель. Садитесь вон там, за стол, и можете начинать заполнять.

6.

Ривер вернулся в гостиницу усталый, проспал ночь, как убитый, и разбудить его, пожалуй, смог бы только пушечный выстрел. Или солнечный луч, пробравшийся между тяжелыми занавесями, и настойчиво, упорно светивший ему то в один глаз, то во второй.

И разбудил-таки, зараза.

Как назло — в отведенном Риверу номере не оказалось часов, а свои карманные он замотался и забыл завести. Пришлось вскакивать, наскоро делать зарядку, умываться прохладной водой, одеваться в дорожную одежду и бежать вниз, в гостиничный холл, чтоб уточнить время там. А уточнив — вздохнуть, собраться гораздо спокойнее и позавтракать в маленьком бистро неподалеку. Пить чай с бисквитами в гостях у начальства Риверу почему-то больше не хотелось.

После завтрака время у него еще оставалось, поэтому он отправился гулять по Ватикану. Ошеломился собором Святого Петра, восхищаясь, прошел по залам пинакотеки... Потом он умудрился заблудиться все же и безумно обрадовался, когда на одной из открытых галерей заметил светлую макушку секретаря Леверье. "Уж этот-то меня выведет!" — радостно подумал и уже устремился вперед, чтоб поздороваться и попросить помощи, но что-то его остановило, заставило замедлить ход, замереть на полпути.

Этим "чем-то" было выражение, застывшее на лице мальчишки. Тяжелое, тоскливое, обреченное. Говард стоял у парапета, уложив руку на перила, и смотрел вниз. Он не заметил Ривера, он вообще ничего не замечал, только смотрел и смотрел, не отводя глаз. Казалось — если б он, хоть на секунду, потерял остатки самоконтроля, он бы сиганул с высоты этой галереи, наплевав на опасность разбиться о камни брусчатки. Вниз. Где блестело сокровище, которого он мог быть лишен навсегда.