Последыш 4

Итак, языческая коронация короля Швеции, на которой присутствовал сейчас Ингвар, проходила в декорациях, теоретически более подходящих христианам. Очень пышно, ярко и громко и, разумеется, недешево. Били колокола, жрецы в снежно-белых, расшитых золотом ризах выводили мощными голосами псалмы и гимны, играл орган, пели ангельскими голосами детки обоего пола, обряженные во что-то вроде пурпурных хламид с капюшонами, и торжественно свидетельствовали прибывшие на коронацию короли, князья и герцоги Божьей милостью, увенчанные золотыми коронами и одетые в бархатные придворные мантии с накинутыми на плечи владетельскими плащами, подбитыми мехом царственного горностая. В общем, это была эклектика в чистом виде, но, чего уж там, выглядело это все впечатляюще, как и должно быть, наверное, на настоящей коронации. Во всяком случае, это действо напомнило Бармину коронационные торжества по случаю восхождения на престол Елизаветы II Английской. Нашел он как-то, по случаю, на просторах тамошнего интернета документальный фильм о ее коронации. Тоже неслабо и недешево, но шведы, пожалуй, выступили круче великобританцев.

В общем, длилось все это долго или, скорее, даже очень долго. Иначе какая же это коронация, если присутствующие, включая самого виновника торжества, не умотаются до смерти? Бармин был куда крепче иных других, но в какой-то момент это начало утомлять даже его. Возможно, поэтому он отвлекся от церемонии и принялся рассматривать окружающих его непростых людей. Зрелище, к слову сказать, более чем впечатляющее и весьма поучительное. Их, то есть, тех, кто прибыл на коронацию, чтобы свидетельствовать о вступлении во власть нового короля Швеции, собралось в огромном храмовом зале человек семьдесят. Не гости, — вернее, не просто гости, — не зрители и не статисты, которых здесь и вне зала было на порядок больше. Активные участники церемонии, на них Бармин и смотрел из-под полуопущенных ресниц. Впрочем, он знал, что они, все и каждый, чувствуют его взгляд точно так же, как он чувствовал их интерес к себе. Угадать, с каким чувством они на него смотрят, было практически невозможно, поэтому Ингвар голову себе этими глупостями не занимал: смотрят и смотрят, их право. Сам же он проявлял всего лишь обычное человеческое любопытство.

Он не был лично знаком с абсолютным большинством присутствующих, никогда с ними прежде не встречался и, если видел где-то когда-то, то только на фотографиях. Однако, сейчас у него появилась отличная возможность увидеть их всех воочию, и первое, что пришло ему в голову при изучении их фигур и лиц, это сакраментальное "магия рулит". Даже не интересуясь этим вопросом в своей прежней жизни, Бармин знал, что европейская аристократия — это отнюдь не сборище голливудских красавцев и красавиц. Холеные, ухоженные и хорошо одетые, они все-таки оставались обычными людьми. Высокие и не очень, полноватые и лысоватые, как один из принцев Монако, и зачастую отнюдь не красавцы, как, например, семейка все той же Елизаветы Английской второй этого имени. Была у нее в семье одна красивая женщина, так и ту съели, суки, потому что пришлая. Здесь же, в этом мире, естественный отбор был подвержен сильному воздействию магии, и результат был, что называется, налицо. Все эти короли и принцы, княгини и герцогини были красивыми и породистыми, не говоря уже о том, что все, как один, находились в хорошей физической форме, хотя конечно в каждой избушке свои игрушки. В одних семьях доминировали высокие или даже очень высокие женщины, а в других встречались и совсем некрупные фемины, как, скажем, его Дарена, у которой рост всего 163 сантиметра, хотя и она, разумеется, красива и крепка телом. А вот мужчины все, как на подбор, оказались высокими. Другое дело, что таких гигантов, как Ингвар Менгден, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Все-таки многовековая селекция, помноженная на магию, дает великолепные результаты, не говоря уже об условиях жизни, пластической хирургии и целительских штучках-дрючках.

Разглядывание герцогов и принцесс развлекло Бармина, направив ход его мысли по совсем другому руслу. Он в очередной раз, — благо время позволяло, — задумался о том, что здесь делает именно он — семидесятилетний профессор психиатрии Игорь Викентиевич Бармин, и в чем заключается сакральный смысл его существования в этом мире и в этом теле. Как-то не верилось, что это простая случайность. С чего вдруг такой подарок судьбы? Мало того, что получил второй шанс, — что само по себе невероятная удача, — так ведь не в теле гопника с городской окраины, деревенского дурочка или наркомана, подыхающего от передоза в вонючей канаве. Был когда-то такой канадский сериал про каких-то путешественников из будущего, которые по незнанию вселились в совершенно неподходящих для этого людей прошлого. Типа, извиняйте, ошибочка вышла.

В его же случае все обстояло с точностью до наоборот. Уж очень качественное, если не сказать адресное, получилось попадание. Тело мало что молодое, так ко всему прочему крепкое, сильное и вполне пригодное для жизни, не говоря уже о любви. О титуле, деньгах и прочих плюшках даже заговаривать стыдно. И возникает вопрос, вернее, два: кто это тут такой всесильный и щедрый, и для кого этот аноним так круто выступил? По первому вопросу ответ, вроде бы, напрашивался: Марена, тем более, что богиня была близка к стихии Смерти. Но так ли это, на самом деле, Бармину было никак не проверить. По второму же вопросу, ответ был и вовсе скрыт под густым слоем тумана. Но можно было, разумеется, кое-что предположить. Вряд ли некая сверхчеловеческая сущность, — скажем, та же богиня, — ворожила какому-то ничем не примечательному старому хрычу из иной реальности. Бармин твердо знал, что ничем великим или из ряда вон выходящим он не отмечен. Одним словом, не гений, не герой и не творец. Таких, как он, в современном мире, то есть, в его прошлом мире, не просто много, а очень много. Университеты и те исчисляются десятками тысяч. Что уж говорить о профессорах! Следовательно, дело не в нем самом, а в Ингваре Менгдене, который, возможно, сильно нужен этой реальности или конкретно Марене для каких-то своих, неведомых Бармину целей.

Допустим, что это так, и еще допустим, что с прошлым сознанием не срослось, и потребовалась срочная замена. Однако, снова же неясно, почему на замену выбрали именно Игоря Викентиевича? Можно подумать, что там и тогда, в XXI веке, нельзя было подобрать более умного, талантливого и опытного человека? Какого-нибудь спецназовского полковника или генерала, например, или матерого политического интригана. Почему же богиня, — если, разумеется, это она, — выбрала именно Бармина? В чем скрытый смысл ее поступка? Какова причина? Но, увы, гадай или нет, никто готового ответа на все эти вопросы и недоумения Бармину не предоставил и вряд ли предоставит в будущем. Так что придется ему жить с тем, что есть, и попусту не стенать, а радоваться, что лично для него все сложилось более, чем хорошо.

Вообще, если не лукавить, жизнь Ингвара Менгдена Бармину нравилась, и чем дальше, тем больше. Да, нервно, временами, опасно, — и часто больно, — но зато дико интересно. И дело не только в более, чем доступном и разнообразном сексе, — хотя и в нем тоже, — но, в первую очередь, в стиле этой новой жизни, ее содержании и ритме. Оказалось, что большое количество адреналина и эндорфинов в крови делает жизнь куда интереснее, чем у обычных людей, живущих в рамках "от и до" и не знающих, бедолаги, что такое стресс, страсть, гнев и прочие чрезмерности. И все это только часть тех сокровищ, что упали на него сразу вдруг, как выигрыш в лотерею по случайно купленному билету.

Старый психиатр стал молодым аристократом самых, что ни на есть, голубых кровей, сильным колдуном и хозяином огромной и богатой страны. Самодержцем, как бы он ни назывался официально, — королем, князем или графом, — хотя и под властью императора. Язычник, ну надо же! И ко всему прочему, многоженец, при том, что его жены все, как одна, красавицы и в их жилах течет все та же самая голубая, как медный купорос, кровь. Что-то еще? Много всего, и, начни он все это записывать, список вышел бы очень длинным, но такими глупостями он заниматься, разумеется, не станет. Незачем.

Глава 1 (2)

Женщины Бармина отреагировали на призыв оперативно. Елена и Дарена остались на хозяйстве, — кто-то ведь должен осуществлять общее руководство в Усть-Угле и Вологде, — а Варвара и Ольга, вылетев из Череповца в 9.30 утра двадцать девятого ноября, и сделав по пути две кратких остановки в Ниене и Або, приземлились в аэропорту Гётеборг Ландветтер в два часа дня. Ингвар был в это время занят, — он после завершения коронации знакомился с ближней и дальней родней королевского дома Швеции, — и поэтому прилетевших встречала на аэродроме одна лишь Мария Полоцкая. А Бармин увиделся с женщинами позже, за час до начала, приуроченного к коронационным торжествам приема. Вообще-то, все ожидали традиционного для подобного рода событий застолья, — то есть, как говорят в империи, пира на весь мир, — и следующего за ним прицепом роскошного бала. Но, к немалому удивлению гостей, все эти излишества и роскошества были перенесены на тридцатое ноября, что, разумеется, создавало в глазах Света весьма непростую интригу. А на вечер дня коронации был назначен официальный раут. Раут же по шведской традиции подразумевал один лишь фуршет, — да, да, тот самый шведский стол, о котором так много было сказано до и после капиталистической контрреволюции в России, — но зато подобный формат позволял гостям вволю пообщаться между собой, а принимающей стороне выступить с короткими, но, по-видимому, важным обращением к "Городу и миру". Ингвар, как виновник торжества, разумеется, знал о причинах изменения регламента и о содержании королевского спича, что называется, из первых уст, остальным же гостям шведской короны оставалось об этом лишь гадать.

Итак, Бармин, проведший практически все время после восшествия Карла Августа на престол в компании Ульрики Катерины и ее дочери, вернулся, наконец, в свои апартаменты, а там его уже ожидали готовые к выходу Ольга и Варвара с Петром, добравшимся до Гетеборга только к пяти часам вечера. Их присутствие было необходимо в связи со скоропалительной свадьбой Ингвара. Однако до "полного комплекта" пока не хватало еще, как минимум, шести персон. Завтра с утра в Гетеборг должны были прилететь, — и, разумеется, разными рейсами, — Нестор Глинский со своей второй женой Аленой Дмитриевной, Конрад Менгден с супругой и Федор Северский-Бабичев со своей эльфой. Все они уже подтвердили свое участие в торжествах, — повод-то не рядовой, — но, понятное дело, в таком цейтноте никто никогда, кажется, свадеб в их кругу не играл. И Бармин чувствовал из-за этого некоторую неловкость, но извиняться за причиненные неудобства не собирался. Во-первых, потому что "Отчаянные времена требуют отчаянных мер". А во-вторых, если не можете порадоваться за друга, — поскольку он вам не друг, — порадуйтесь за союзника, обретающего, благодаря браку с сестрой Карла Августа поддержку не самого слабого европейского государства. Ведь и ежу ясно, устроить свадьбу своей сестры на следующий день после "венчания на царство", может только любящий брат, уважающий к тому же своего будущего зятя.

— Все привезла? — спросил Ингвар Варвару, когда, извинившись перед остальными, они остались наедине.

— Все, что заказывали, мой князь! — Варвара поставила на стол небольшой кожаный саквояж, который до этого момента держала в руке, раскрыла его и вытащила на свет божий плоский титановый чемоданчик, на котором стояли видимые невооруженным глазом артефактные замки. Такой переносной сейф крайне трудно украсть, — он попросту никому, кроме хозяина и доверенных лиц, не дается в руки, — да и открывать его, не имея кода доступа, замыкаешься. Впрочем, и стоимость у него сопоставима с тем, что он должен хранить в своих "недрах".

— Все здесь, — щелкнула женщина замком.

— Кстати, о князьях, — усмехнулся Бармин, останавливая Варвару, вознамерившуюся открыть сейф. — Разреши тебя поздравить, мой друг. С сегодняшнего дня ты носишь титул княгини Ижорской и снова становишься моим вассалом, но теперь уже в качестве князя Острожского.

— Не благодари! — улыбнулся, глядя на ошарашенную Варвару. — Хотел тебя порадовать. Да, и вообще, в обществе, где титулы значат так много... Ну, ты понимаешь.

Варвара понимала. Она обошла стол, приблизилась к Ингвару и, прижавшись к нему всем телом, поцеловала в губы.

— Хорошо, но мало, — сказала, оторвавшись наконец от Бармина.

— А на много у нас нет сейчас времени, — усмехнулся в ответ Ингвар. — Хорошо еще, что прием пройдет здесь же, во дворце, а то пришлось бы надевать пальто и куда-нибудь тащиться под дождем.

За окнами действительно шел дождь и дул сильный ветер, то и дело заставлявший водяные капли лупить под прямым углом в бронированные оконные стекла.

"Мерзкая погода!" — поморщился Бармин.

В конце концов, он отвлекся от непогоды и вернулся к привезенному Варварой портативному сейфу, в котором лежали коробочки с обручальными кольцами, гладким золотым ободком для самого Ингвара и изысканным, украшенным бриллиантом круглой огранки, вес которого составлял около 4 карат, для Ульрики Катерины. Кроме того, Варвара нашла в сокровищнице подходящий случаю подарок невесте — изумрудную парюру из двенадцати предметов, включавших диадему, колье, серьги, парные браслеты, перстень, аграф, каффы, декоративный гребень, шпильки для волос и фероньерку с еще одним изумительной чистоты четырехкаратным бриллиантом. Набор был создан в начале XIX века в Венеции и был украшен изумрудами двух разных оттенков, — тёмно— и светло-зелёного, — а так же зелеными и бесцветными бриллиантами и несколькими крупными сине-зелеными сапфирами. В общем, как говорили на его первой родине, это было "что-то с чем-то".

— Должно понравится, как думаешь? — спросил он Варвару.

— Если бы не думала, что понравится, не стала бы предлагать, — пожала плечами женщина. — Она оценит, уж поверь моему чутью!

— Верю, — улыбнулся Ингвар. — Я так понимаю, что все остальные тоже видели и все выбор одобрили?

— Все, кроме Мии, ей я показать еще не успела.

— Ничего, — отмахнулся Бармин, — Миа оценит позже. А сейчас иди, мне нужно переодеться.

— Можно подумать! — усмехнулась Варвара, но все-таки вышла. Они находились в чужом доме и множить слухи было не в их интересах. Варвара сестра, этого достаточно.

Что ж, ему опять приходилось спешить. Принять душ, переодеться... На то, чтобы поесть, — а у него с утра маковой росинки во рту не было, — времени уже не оставалось. На прием, посвященный коронации опаздывать не принято. Тем более, если только что взошедший на престол король Швеции собирается объявить этим вечером о твоей собственной свадьбе. Поэтому Бармин спешил, и, что бы там ни было, успел. Они с Петром и их женщинами вошли в парадный зал дворца Дроттнингхольм, что называется, с боем часов.

Вошли и, следуя указаниям распорядителя, встали на почетные места неподалеку от возвышения, на котором обычно стоит королевский трон. Сегодня трона не было, но зато была установлена кафедра для оратора, оснащенная микрофонами, ибо новоиспеченный король желал говорить. Ну, он и сказал. Вошел под звуки фанфар в зал, поднялся на возвышение, встал за кафедру и закатил "краткую" речь на тридцать пять долгих минут. Говорил, в основном, о том, чем будет отмечено его правление, то есть о своих планах, — краткосрочных, среднесрочных и даже долгосрочных, — а в завершении спича объявил радостную весть. Оказывается, в июне месяце сего года состоялась тайная помолвка его любимой сестры кронпринцессы Ульрики Катарины герцогини Сконе с графом Ингваром Менгденом четвертым сего имени, и завтра, — "вы уж извините, дамы и господа, но молодым не терпится", — во второй половине дня состоится их свадьба. Бракосочетание пройдет по старинному обряду в том же храме, где сегодня утром был коронован сам Карл Август. В связи с этим король поздравил жениха и невесту, — Бармин вышел к кафедре вместе Ульрикой и встал перед королем, — пожелал им счастья, здоровья и скорейшего прибавления в семействе, отчего все в зале, скорее всего, подумали, что это свадьба по залету, и в конце своей прочувствованной речи поздравил Ингвара с тем что граф Менгден щедростью его "дорогого" брата императора Ивана VIII вернул себе титул князя Острожского, получив в управление Северную пятину. Ну, и чтобы "знали наших", тут же одарил Ингвара еще одним титулом, на этот раз шведским. Так что следующие десять минут Бармин принимал грамоты, свидетельствующие о возведении его в титул герцога Даларна, коллар с гербом герцогства, владетельский перстень и древний меч викингов, являвшийся неотъемлемой частью герцогских регалий. Ну, а после этого, начался, собственно, сам раут, и Бармина начали поздравлять. Вернее, так — поздравление, кроме всего прочего, было поводом, не теряя лица, представиться и завязать знакомство.