Человечье сердце

Именно к фонтану сходились (или расходились от него?) все дорожки. Они были выложены белой шероховатой плиткой и возле каждой на деревянном столбе висел, чётко указывая направление, указатель, иногда даже не один. Глаз Сашки зацепился за слово "кафетерий" и он подумал, что как следует сегодня ещё не поел и что можно туда заглянуть, а потом признался себе, что трусит.

Впрочем, надпись "Приём посетителей" там была рядом. Как и все надписи, она была двуязычной — на русском и английском — а время от времени мигала и сменялась ненадолго знаками того или иного языка Галактики. Спрашивать никого не пришлось, хотя во дворе было достаточно народу — в основном земляне, но не только. Слышно было, как кто-то (ощущалось, что это запись) поёт —

— Заплачет солдатка, упав ничком —

Солдат объяснить не смог,

Что плакать не надо, что выбрал он

Лучшую из дорог...

...Тропинка, на которую отправил его указатель, упиралась прямо в двери — за углом здания, не в парадный вход наверху солидного крыльца, где каждая ступень лестницы с обеих концов была украшена декоративными вазами на массивных невысоких колоннах. Кстати, по этой лестнице никто особо не ходил, а вот в дверь, над которой располагалась та же надпись про приём посетителей, входили и выходили из неё каждые несколько секунд. Дверь была раздвижным автоматом и закрытой, по сути, не оставалась...

...В ярко освещённом вестибюле было прохладно несмотря на дверь. Воздух был нормальной влажности, пол устилал зеленовато-коричневый ковёр с коротким густым ворсом, прочно глушивший шаги, отчего в вестибюле стояла тишина, хотя и тут хватало самого разного народу. За длинной стойкой сидели с десяток девушек в военной форме. Одна из них — от неё как раз отошёл похожий на ворох дорогих тканей носатый калм — посмотрела на Сашку и приглашающе улыбнулась.

Он вздёрнул нос и с независимым видом, решительным шагом пошёл по вестибюлю, незаметно озираясь: где же тут то, что ему нужно?

В простенке между двумя дверями, за которыми вели наверх — влево и вправо — лестницы, замер часовой в синем с золотом (1.). За его спиной Сашка разглядел складки алого знамени, увенчанного золотой ладонью и украшенного такой же свастикой — прославленное боевой знамя Земли, которое знала теперь вся галактика.

1.Цвета улан ОВС Земли.

Ему стало не по себе. Как будто сразу вывернулась наизнанку душа — и то, что её заполняло, оказалось мелким и ничтожным рядом с этим полотнищем, словно бы впитавшим несчётные, несметные реки пролитой землянами в войне крови. Сашка даже удивился сам себе — откуда такие мысли?! Он поспешно отвёл глаза и на правой двери увидел в числе прочих наименований что-то про Плутон.

Мальчишка почти что поспешно юркнул в дверь — и на лестницу. Сверху спускались трое сторков — в ярких парадных мундирах и больших чинах, с непроницаемыми лицами, углом, зажав под мышками свои палки. Следом за ними почти с таким же лицом (а глаза поблёскивали то ли весельем, то ли насмешкой) шагал молодой офицер-землянин в хаки. Сашка пропустил их всех, проскочил в три прыжка лестничный пролёт и притормозил — на площадке у двери, ведущей в коридор второго этажа, стоял шикарно одетый мьюри. С недовольным видом, держа в руке изящный карманный компьютер. Вся его поза буквально говорила о том, что ему надо выговориться — и Сашка, отметив это, не ошибся.

— Эти земляне не так уж умны, — мьюри говорил на родном языке Драйи, который Сашка знал отлично. Голос мьюри был сердитым и обиженным, и Сашка, намеревавшийся пройти дальше, не останавливаясь, не удержался от вопроса:

— Что-то случилось?

Джангри и мьюри были родственниками. Но Сашка отлично знал, что хмуроватые, собранные, озабоченные джангри весьма недолюбливают свою богатую, развязную и хитроватую при этом родню. И сам перенял такое отношение. Однако, всё-таки было интересно услышать претензии этого мьюри к землянам...

Видимо, мьюри и правда нуждался в собеседнике. Он готовно подшагнул ближе, даже чуть склонился к Сашке (запахло парфюмерией и жевательной палочкой), потом быстро огляделся и прошептал прямо в ухо мальчишке:

— Формула разоружения! (1.)

1.На самом деле идея формулы разоружения взята мною из одного из рассказов В.С.Высоцкого о реальном случае, свидетелем которому он был.

После чего отстранился с победным видом и несколько раз значительно кивнул. Глаза его гордо блестели.

Сашка ощутил себя дурачком. Ему явно сказали что-то важное, а он не понял — что. Однако, задавать дополнительные вопросы не пришлось. Мьюри обнял Сашку за плечи (отвратительный жест!) и снова зашептал, то и дело озираясь, словно вокруг кишел народ:

— Последние семь лет я работал над этой проблемой — над формулой разоружения. Это синтетическое знание, для полного овладения которым следует углубленно изучить множество отраслей знания, если вы... вы ведь космолётчик?.. понимаете меня. Но фокус в том, что после всех сложностей выведения формулы применение её крайне просто и логично, доступно даже профану, знакомому лишь с азами алгебры и логики — а результат просто-таки сокрушительный!!! Понимаете?! Недлинный ряд чисел и знаков, — мьюри провёл по воздуху свободной рукой, — и Галактика навсегда избавляется от войн! Разумеется, когда я понял, что моя работа увенчалась успехом, я тут же поспешил предложить формулу землянам, как расе, наиболее заинтересованной в таком, эммм, развитии событий. Причём без-воз-мезд-но, движимый исключительно стремлением к миру во всём мире!

— И они?!. — поневоле заинтересовавшись, понукнул Сашка.

— Они меня выслушали до конца, бегло просмотрели выкладки и попросили удалиться, — с невыразимым отвращением произнёс мьюри. — У них в руках была власть над Галактикой, но они не смогли даже осознать этого. Я просил, чтобы с материалами ознакомился специалист, но какой-то солдафон, на вид — ваших лет — ответил, что он кто-то там такой из какого-то там семейства, что у него какое-то научное звание по биполярной математике и что он очень огорчён, но у формулы вечного двигателя больше шансов воплотиться в жизнь, чем у моего, как он выразился, "малоадекватного синкретизма". Биполярная математика, вот ведь! Биполярное расстройство! Обскуранты!

"А, — сообразил наконец Сашка, — ну, понятно..." Он встречал таких даже в рабстве — не просто фанатики какой-то идеи, а откровенно на ней спятившие. Интересно, что подумали земляне, когда он начал им всё это излагать? Хотя... наверное, к ним подобные являются каждый день. Он уже начал подумывать, как отделаться от мьюри, не нашумев, но тот неожиданно равнодушно отстранился и зашагал вниз по лестнице, на ходу включая свой аппаратик и что-то бормоча.

Сашка перевёл дух и, не оглядываясь, шагнул в коридор.

Навстречу сразу попались несколько молодых парней в разномастной военной форме. Видно было, что это ветераны, видно по лицам, по их особому выражению, видно и по планкам наград — и как-то очень неуместно в понимании Сашки звучала в их устах песня, которую они даже не пели, а весело горланили под аккомпанемент гитары в руках идущего в середине группы:

— Слева — мама, справа — папа,

И я — классный такой! —

Босиком иду по лужам,

улыбаясь прохожим!

Мне всего четыре года,

Карамель за щекой —

И я сам — на карамельку

похожий!

Не переставая петь под гитару, они спокойно расступились, пропуская насторожившегося Сашку. И пошли дальше, а он — он не выдержал, оглянулся, слушая незнакомую песню...

А потом он вдруг сообразил, что стоит у нужной двери. На ней — первой справа — была обычная, не электронная, табличка с надписью на десятке языков. Сашка прочёл, бездумно скользя взглядом со строчки на строчку (он знал эти языки почти все):

Межимперская Комиссия Плутон.

Филиал работает круглосуточно.

Сашка задержал дыхание и, с трудом удержавшись от желания зажмуриться, толкнул дверь...

...Окончившаяся не так давно война оставила после себя проблем как бы не больше, чем приходилось решать в собственно военные годы. Галактика шевелилась, как растревоженный муравейник. Множество получивших свободу не знали, что с ней делать. Не меньше было и тех, кто решил, что свобода им дана только для того, чтобы можно было тут же приняться лишать её других. Хватало и третьих — тех, кто вообще не мыслил такими категориями, но твёрдо был настроен ловить, а то и глушить рыбку в мутной воде. Лишившиеся власти не собирались мириться с этим. Получившие власть не понимали, как ею распорядиться. По стремительно набухавшей новыми войнами Галактике перемещались в бестолковом, но для них крайне важном движении десятки миллионов живых существ, у каждого из которых была цель — зачастую, понятная только этому конкретному существу. Миллионы разумных желали вернуться в родные места — и не имели возможности сделать это. Миллионы других не менее разумных больше всего боялись, что их вернут на родину и готовы были пойти на что угодно, дабы избежать такого исхода. Скороспелые пиратские флотилии, честолюбиво-властолюбивые (или, что ещё хуже, искренне-пассионарные) строители собственных сиюминутных государств, вспухшие мутным половодьем контрабандные потоки, неожиданные миграции, хаотичные пока что мелкие войны — всё это оказалось на руках землян, как невоспитанный, бестолковый, агрессивный, разноязыкий и несчастный огромный детский сад на руках у кучки усталых, замотанных воспитателей. Кстати, подобные случаи тоже имели место без всяких "фигурально выражаясь".

На землян глядели все, без исключения. С ненавистью или с любовью, с завистью иди с надеждой, недоверчиво или влюблённо, но — все.

Наконец, в Галактике блуждали миллионы и самих землян. Многие из которых даже и не помнили, что Земля — их Родина. Другие боялись вернуться. Третьи вернуться стремились — и не могли. Четвёртые просто хотели вернуться как можно скорей. Именно для работы с ними со всеми и была создана Комиссия Плутон, даже Сашка слышал о ней. Слышал ещё до того, как решился... нет, вообще до того, как задумался о Земле.

...Внутри к его удивлению оказалась не одна комната, а снова большой и довольно шумный коридор с десятком дверей на каждой стороне. Шумным коридор был от того, что в нём не только сидели на удобных мягких диванах вдоль украшенных пейзажами палевых стен люди, но ещё и от того, что не меньше десятка маленьких детей играли в дальнем конце, где стояли несколько деревьев в кадках и располагалась крохотная, но симпатичная спортивная площадка. Правда, ещё больше детей, в том числе и такого же возраста, жались ко взрослым. Помимо этого, орали двое малышей. И в завершение всего под потолком светился экран, на котором высвечивались цифры, дублировавшиеся женским голосом — он то и дело просил "при наличии талона номер такой-то пройти в кабинет номер такой-то" — и над одной из дверей (как правило, в этот момент она распахивалась и оттуда кто-то выходил) начинал пульсировать зелёный сигнал.

Сашка не то чтобы растерялся — просто он совершенно не ожидал такого. Слегка удивлённо он оглядывался кругом, не в силах привыкнуть к мысли, что он, оказывается, и правда не один такой, и загадочная комиссия, почему-то названная (он уточнял) по имени невзрачной окраинной недопланетки Солнечной Системы, похоже, завалена работой. Это подбадривало, но и настораживало — Сашка не любил, когда что-то куда-то приманивает разных существ, высока вероятность ловушки или обмана.

Из двери рядом с ним вышла — спиной — женщина с двумя детьми, мальчиком лет пяти и девочкой чуть постарше. Дети цеплялись за материнские локти, а женщина плакала, улыбалась и всё норовила поклониться внутрь кабинета, но тут же явно сама себя одёргивала. В руках, сжатых перед грудью, она держала пластиковую карточку. Закрыв наконец дверь, она скользнула по Сашке (за её спиной вошёл внутрь хромающий молодой мужчина с напряжённым лицом) невидящим взглядом, но потом моргнула и сказала голосом, исполненным недоверия и в то же время тихого счастья:

— Сразу всё дали. Понимаете, сразу. И мне и им, — она уронила карточку (Сашка поймал её на лету стремительным движением и подал обратно), обняла детей. — А они ведь Земли и не видели... они у меня родились в... в... — она уже не обняла, а просто-таки притиснула к себе ребятишек, потом взяла карточку судорожным движением, пошла прочь, ведя детей и что-то шепча, немного похожая на счастливую сомнамбулу.

До Сашки дошло, что зря он стоит просто так. Наискось ближе всего сидел парень его лет — нехорошо худой, с полными недоверия и злости глазами. Но слева и справа к нему приткнулись ещё трое мальчишек лет по 5-10, они спокойно спали, губы у всех троих были в крошках и каком-то соусе.

— Тут где-то надо записаться? — деловито спросил Сашка. Парень смерил его взглядом, помолчал, потом словно бы нехотя, но вполне вежливо ответил на куда более чистом, чем у Сашки, русском:

— Вон, позади тебя, в стене — автомат. Просто кнопку ткни.

Сашка поблагодарил кивком, про себя ругнувшись, повернулся. В стене и правда мерцал экран — серебристо-серый, вогнутый — и под ним единственная белая кнопка и узкая щель. Кнопка была отчётливо вогнута тоже — и не сама по себе, её стёрли касания. Он нажал кнопку — и наружу выскользнул маленький белый листок с цифрами "57-4", а тот же голос, но исходящий из экрана, его уведомил, что следует дождаться вызова по талону номер 57 и пройти в кабинет 4. Если же есть какие-то предварительные вопросы — следует приложить ладонь к экрану и отчётливо озвучить их на любом языке.

Предварительных вопросов у Сашки не было. Он отошёл от аппарата, помедлил, прошёлся по коридору, с интересом разглядывая картины — это были именно картины, не снимки. Пейзажи и только пейзажи. Красивые. Сашка бывал на ботанически геоморфных планетах, многие растения казались знакомыми, уже виденными... вот только — когда и где? Может, в детстве, когда он жил... жил дома? Или всё-таки из его... путешествий?

Он усмехнулся — "путешествий". Ну да. Прошёл поближе к площадке, посмотрел, как барахтаются, кувыркаются и вопят дети. Подумалось: а ведь он никогда не играл вот так. Вообще — играл. Даже в самые страшные дни находились и время, и желание. Но не так, нет. С оглядкой. И тихо. По крайней мере, помнилось только такое. Когда его взял к себе кен ло Артан — он был уже слишком взрослый. Или казался себе таким, какая разница... А, может быть, случись та неожиданная свобода на пару лет раньше — и он бы снова научился играть вот так, как эти? Ведь ты не знаешь, Сашка, какое у них было ещё недавнее прошлое. Может быть, не слаще твоего?

Нет, наверное всё-таки слаще. Ведь они тут все — с родителями. Как минимум, с матерями. А он... почему у него получилось — как получилось? Он отчётливо вспомнил страшное, беззащитное одиночество, когда даже брошенный лишний кусок пищи казался праздником. И землян, которые встречались на его пути — таких же рабов, которые ничем не могли ему помочь.

Почти все хотели. Очень многие пытались. Но по-настоящему никто не смог и не мог...

... — При наличии талона номер пятьдесят семь просим пройти в кабинет номер четыре.