Джулиус и Фелтон

— Да, черт возьми! Но откуда вы узнали?

— От надежного человека, — уклончиво ответил Джулиус.

Я сразу же решил, что это адвокат. Кто еще мог быть связан с человеком, помогающим полиции?

— Однако призрак несчастного мельника здесь не причем.

— Вы уже говорили, только я не понял, что вы подразумеваете под этим выражением?

Джулиус резко остановился, так резко, что я по инерции прошел вперед еще шагов пять.

— Идемте на мельницу, — и без промедления сменил направление движения.

И как ему удается удивлять меня снова и снова, и отчего-то мне не пришло в голову ослушаться? Признаться честно, я был заинтригован до предела. Журналистский нюх, который периодически просыпался во мне, уверено вел след в след за новым знакомым, и я доверился ему.

Мельница знавала лучшие времена, вероятно, после смерти владельца ее совсем забросили.

— Где у нее лопасти? — озадаченно спросил мистер Джулиус, задрав голову к небу. Я позволил себе легкую усмешку:

— Она водяная, Смотрите, у нее колесо в воде.

Проявляя подобную осведомленность, я от души надеялся, что продолжать не придется, ибо это было все, что я знал об устройстве водных мельниц.

— В любом случае нам нужно смотреть все помещения, сколько бы их не оказалось. Вы ничего не чувствуете?

Я старательно принюхался, но не почуял ничего, кроме специфического речного запаха.

— Нет.

— Неудивительно.

Не проронив более ни слова, Джулиус толкнул дверь, и та, к нашему удивлению, оказалась незапертой.

— А мы имеем право... — заколебался я, на что Джулиус неожиданно зло сверкнул насыщенно-карими глазами:

— Конечно, имеем. Тем более жертв может стать больше. Уж поверьте мне.

Мне ничего не осталось, кроме как принять его приглашение и пройти внутрь первым. Помещение напоминало дикую смесь кладовки и гостиной. От пыли засвербело в носу. Давно здесь никого не было, наверное, мы первые за последний год.

— Что мы ищем? — спросил я.

— От страха можно умереть, Филипп, если страх имеет облик.

Я задумался, вспоминая, на какой из моих многочисленных вопросов он ответил. Вспомнил и заинтересовался:

— Что вы имеете в виду?

— Очень просто. Вы боитесь темноты, банкротства, смерти, но разве вы умрете от этого? Мгновенно, испугавшись до инфаркта?

Я медленно покачал головой.

— А если бы на вас из-за угла выскочила бешеная собака с оскаленной пастью?

В его словах была логика, и я с ними был в чем-то согласен. Страх, чтобы убить, должен как-то выглядеть, что-то из себя представлять.

— То есть вы хотите сказать, что мисс Рид напугал человек?

— Отчасти.

Джулиус замолчал, словно бы прислушиваясь. Его внимательные темные глаза выискивали что-то, я же не замечал ничего особенного, впрочем, это первая мельница в моей жизни, увиденная изнутри.

Мой спутник сдвинулся с места, и я, невольно подражая ему, принялся методично осматривать помещение. Джулиус дотрагивался до всего, до чего мог дотянуться, даже до истрепанного ковра на полу. Мне стало интересно:

— Что вы делаете?

— Изучаю место преступления.

Я только присвистнул — вскрытие еще не проводилось, а он уже уверенно заявляет об убийстве. Бонни могла отравиться или действительно умереть от сердечного приступа, к тому же это произошло отнюдь не здесь, а на территории пансионата. Однако Джулиус точно читал мои мысли:

— Патологоанатом не ошибся с причиной смерти. Сердечный приступ. Наша же задача, как бы сказать, — он беззвучно пошевелил тонкими губами, — обнаружить причину причины смерти.

Определенно, этот человек не переставал меня удивлять.

— И еще, — он растянул тонкие губы в улыбке, которая очевидно должна была изображать добродушие, но почему-то пугала. — Место преступления и место обнаружения тела — это не одно и то же.

Я промолчал, и мы разошлись в разные стороны. Однако он не нашел того, что искал или надеялся найти, а я тем более потерпел в этом деле фиаско. Мы вернулись, храня молчание, обратно в пансионат. Возле крыльца нас поджидал угрюмый инспектор Гаррисон. Джулиус спросил:

— Кто?

— Виола Элиот.

— Когда?

— Предположительно одновременно, плюс-минус полчаса. Тело нашли в ванной комнате.

Я поспешил вмешаться:

— Тело? Какое тело?

— Мисс Элиот, — вместо инспектора пояснил Джулиус. — Мне жаль, но я предполагал подобное.

Мисс Элиот была теткой Бонни Рид, тенью таскавшейся за ветреной девушкой, с хладнокровием ящерицы выдерживая ее темперамент. Я часто видел их вместе, в том числе и в тот день, когда общался с Бонни в последний раз.

— Боже мой... Неужели и ее тоже убили?

Инспектор бросил на Джулиуса гневный взгляд из-под нахмуренных кустистых бровей, на что тот покачал головой. Я не понял смысла их обмена жестами — я был потрясен и сокрушен.

— Мистер Фелтон, вы были в курсе, что мисс Рид и мисс Эллиот в действительности были сводными сестрами?

Вопрос инспектора застал меня врасплох:

— Нет! Но разве теперь это важно?

— Невероятно важно, — сурово отрезал Джулиус. — Невероятно.

На несколько долгих дней я был отстранен от расследования и был вынужден терпеть бесконечные пересуды взволнованных постояльцев и скучные однообразные допросы полицейских. Самого меня официально допрашивали лишь раз, но мне хватило и того. По пансионату расползались жуткие истории про неупокоенный дух хозяина мельницы. Я держал в уме фразу Джулиуса о том, что мельник не при чем, и удивлялся внезапно проснувшейся суеверности и истеричности людей, еще вчера считавших себя цивилизованными и просвещенными. В частности это касалось адвоката Эндрю Картера. Я лично оказался свидетелем отвратительной сцены, когда мистер Картер затеял ссору с инспектором.

— Вы не имеете права возбуждать дело и держать нас здесь взаперти! — кричал он. — Эти чертовы женщины умерли естественной смертью!

— Наши эксперты утверждают обратное.

— Пусть ваши эксперты катятся к чертям! Я буду жаловаться!

Возмущение адвоката, в сущности, были оправданы, но меня смутила горячность, с которой он отстаивал свое мнение. Горячность, которая ранее в нем не присутствовала.

Однажды после обеда я вновь был удостоен чести быть приглашенным во временный штаб полиции, где встретил мистера Джулиуса в компании уже знакомого мне букиниста из Лондона. Я поприветствовал их.

— Добрый день, Филипп. Вы, вероятно, удивлены, застав здесь вашего соседа?

Букинист снисходительно улыбался.

— Мистер Ллойд оказал нам услугу, опознав обрывок бумаги, найденный в камине одного из постояльцев.

Я осторожно взял в руки бумагу, обгоревшую по краям, и сразу же подумал о том, что камин летом не топят. Кто-то сжег ее намеренно.

— Что здесь написано? — символы оказались мне не знакомы.

— Что-то очень древнее и очень могущественное, — туманно выразился мистер Ллойд. — Вам этот текст едва ли знаком.

Джулиус нацепил шляпу и схватил со стола маленький кожаный чемоданчик:

— Идемте, Филипп, мне понадобится ваша помощь.

Я не знаю, почему тогда согласился пойти с ним. Из любопытства, внезапной привязанности или страха сказать 'нет'? Однако выбор был сделан, путь наш лежал в сторону мельницы, и шестое чувство подсказывало мне, что финал близок.

К удивлению моему, у дверей стоял мрачный констебль в каске. При нашем появлении он выгнул грудь колесом и глухим, точно доносившимся из пресловутой каски, голосом доложил:

— Подозрительных личностей не обнаружено, сэр!

Джулиус рассеянно кивнул и прошел мимо, я за ним.

— Что мы ищем теперь? — спросил я, не особо надеясь на ответ. Его и не последовало.

Джулиус скинул шляпу, поставил чемоданчик на пол и заходил по комнате. Я почувствовал себя лишним и по собственному почину отправился гулять по мельнице. Одна из дверей привела меня туда, где, как я полагал, жернова перемалывали зерно, и получался белый порошок, из которого хозяйки пекут аппетитную сдобу. Я с интересом осмотрелся, впрочем, не решаясь что-либо трогать, пока не услышал требовательный оклик:

— Филипп!

Вернувшись назад, я заметил некоторые перемены, а именно — потрепанный ковер, еще недавно располагавшийся под ногами, рулоном лежал у стены, а в воздухе витала пыль. Мой компаньон был сосредоточен и крайне серьезен, что изрядно меня встревожило.

— Знаете ли вы, почему полиция прибегла к моим услугам? — как бы между прочим поинтересовался Джулиус. Я пожал плечами:

— Откуда мне знать, — обиженно пожал я плечами. — Вы же не говорите.

— Потому что полиция не в состоянии справиться вот с этим.

Я посмотрел под ноги — на грубо окрашенных досках белым мелом был нарисован двойной круг с вписанной в него пятиконечной звездой. Края рисунка пестрели неизвестными мне знаками-закорючками. Несмотря на нелепость сего чертежа, он наводил на определенные мысли.

— Теперь понимаете?

— Понимаю, но лишь то, что кто-то, вероятно преступник, психически невменяем или специально насмехается над следствием. Боже мой, от псевдооккультных каракуль еще никто не умирал.

Закончив свою обличительную речь, я пересекся глазами с Джулиусом и стушевался. В его взгляде читалось разочарование и обидная снисходительность. В остальном же он предпочел сделать вид, что ничего не слышал:

— Духов великое множество, и не все они злые. Это весьма глубокая тема и мы не станем ее касаться, по крайней мере, сейчас. Наш маг в точности прорисовал пентакль. Посмотри, по краю внутренней окружности вписаны та называемые 'божественные имена'. Не советую произносить их вслух. Сама звезда опоясана символами добрых духов-защитников. Все, казалось бы, предусмотрено, однако горе-заклинатель кое-что не учел. Он не замкнул круг защитным знаком, и поэтому призванная им сущность до сих пор на свободе. Я ведь предупреждал, что будут еще жертвы? Тварь не успокоится, пока не насытит свой голод. Повезло, что днем люди в относительной безопасности.

Я не верил своим ушам:

— Вы с ума сошли? О чем вы толкуете? Колдовство, духи, заклинания, — я спохватился. — Постойте, вы же говорили, что мельник...

— ... не при чем. Я помню. И это так. Бедолага умер окончательно и бесповоротно.

— Нет, ну все. Я ухожу, — и я действительно пошел к выходу, но обманчиво спокойный голос остановил меня у самого порога:

— А я-то надеялся, вы мне поможете.

— В чем? — я обернулся, — Нужно найти и наказать убийцу, а не играть в волшебников.

— Убийца не проблема. Инспектор Гаррисон уже к утру назовет вам его имя, но сами убийства не прекратятся, Филипп. Помогите мне, другого такого человека, как вы, мне не найти.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Ничего особенного. Останетесь — увидите, — и Джулиус приподнял уголок губ в подобии дружеской улыбки.

Я сколь угодно долго мог убеждать себя, что дело не в откровенной лести и не в примитивной наживке 'останетесь — увидите' и уж тем более не в том, что я хоть на секунду поверил в эту мистическую чушь, однако я остался, чтобы своими глазами все увидеть и после сказать — ну я же был прав!

Ждать пришлось долго — целых восемь часов. Констебль принес нам обед, но Джулиус к нему даже не прикоснулся, обмолвился, что это собьет физический настрой. Уже спустя первые четыре часа я искренне пожалел о своей сговорчивости:

— А разговаривать вам тоже нельзя?

— Отчего же, можно.

— Тогда почему вы молчите?

— Вы ни о чем не спрашиваете.

Я приуныл, ведь все равно от него не дождешься вразумительных ответов. Подумав немного, я все же спросил:

— Зачем я вам нужен?

Джулиус пошевелился на стуле, отчего луч заходящего солнца упал на его лицо, придавая густо-коричневым глазам медный блеск:

— Чтобы меня спасти, — он посмотрел в окно. — Солнце садится. Слушайте меня, пожалуйста, внимательно. От того, все ли вы сделаете правильно, будет зависеть моя жизнь и жизни невинных людей.

Я пообещал быть внимательным, и Джулиус продолжил:

— Я подготовлю все к ритуалу призыва и войду в транс. Что бы вы не увидели и не услышали, Филипп, как бы ужасно это ни было, не убегайте. Как только начнет затухать последняя свеча, разбудите меня, каким угодно способом, но я должен прийти в себя до того, как свечи погаснут. Вам все ясно?

— Ясно, но... Вы ведь это уже делали?

— И не раз.

— Кто же был с вами до меня?

Джулиус задумчиво пошевелил губами и просто сказал:

— Кошка.

Я не понял, смеяться мне или плакать:

— Кошка? Но как? Что с ней стало?

— Кошки, Филипп, очень умные и чувствительные существа, но, увы, не вечные. Милли умерла от старости.

Оставшееся время я размышлял о том, что призван сегодня заменить почившую кошку. Оптимизма это не прибавляло.

Окончательно пал духом я, когда Джулиус резво подскочил со стула и хлопнул в ладоши:

— Пора!

Он задернул шторы и повернулся ко мне:

— Сядьте вон на тот стул и наберитесь терпения. Если вы заснете — нам обоим конец.

Это 'нам' не укрылось от моего внимания. Теперь не ясная еще угроза нависла и над моей головой тоже. Я послушно сел и стал наблюдать.

Джулиус скинул пиджак, оставшись в темно-сером жилете и белой накрахмаленной рубашке, и без стеснения опустился на четвереньки. Мелком, извлеченным из недр чемоданчика, он старательно, словно школьник на грифельной доске, прорисовывал едва видимые в сумраке знаки по краям уже начерченного кем-то круга. Изредка мужчина отстранялся, любуясь делом рук своих, и пояснял:

— Я замкнул круг вызова в нескольких местах так, чтобы в него можно было попасть, но самостоятельно выбраться нельзя. Если бы вы хоть что-нибудь понимали, то непременно оценили бы гениальную простоту моей затеи.

После этого Джулиус расставил по углам звезды пять коротких толстых свечей неожиданно белого цвета, в то время как я, признаться, ожидал черного или красного цветов. Впрочем, я мог ориентироваться лишь по бульварным романам средней руки. Мне о многом хотелось спросить, но, предвидя такой поворот, Джулиус приложил палец к губам и, запалив по очереди все свечи, торжественно вошел в круг.

Сердце мое замерло.

Однако я слишком много читал. Ни грома, ни молний, ни иных проявлений гнева небес не последовало. И все же жуткая тишина, тени на окнах, легкое потрескивание свечей, но, более всего, неподвижный силуэт мужчины в белой рубашке, наводили страх гораздо более иррациональный, нежели я мог себе представить. За полчаса воск свечей лишь едва оплавился. Я начал непроизвольно покачиваться, погружаясь в дрему, как вдруг две свечи одновременно погасли. В комнате заметно похолодало, и непонятно откуда взявшийся сквозняк зашевелил волосы на затылке. Словно чье-то дыхание коснулось вспотевшей спины холодным воздухом. Так я впервые почувствовал страх. Погасла третья свеча, и фигура заклинателя наполовину погрузилась во мрак. Я помнил его наставления, но уже с трудом представлял себе, как стану их исполнять, потому что я слышал. Тихий шелест, будто ползет змея в траве, шепот, как сквозь толстое стекло, и гул. Гул все нарастал, и вместе с затуханием четвертой свечи Джулиус закричал. В этом крике мне сквозили нечеловеческие боль и страх. Я боялся даже представить, что с ним происходило и что он чувствовал. Воздух сгустился вокруг него, корчащегося в центре нарисованного круга, и вновь повисшая тишина была полна отголосками стихшего вопля.