Джулиус и Фелтон

Дело N1

Смертельный страх

Утро начиналось с традиционной прогулки, и наступивший день ничем не отличался от других. В первых числах августа воздух на заре пах свежескошенной травой, клевером и речной водой. Пансионат 'Старая мельница' не мог выбрать места более удачного и живописного, чем это, и я нисколько не жалел, что уступил уговорам бывших коллег и покинул душный город, дабы поправить пошатнувшееся душевное здоровье на лоне природы. Территория пансионата органично вписывалась в окружающий пасторальный пейзаж. Я бодро шагал по тропинке в сторону узкого горбатого мостика, сразу и прочно завладевшего моими мыслями. В сумке через плечо лежала главная драгоценность — компактный фотоаппарат со вспышкой. Внимание мое привлек куст с незнакомыми мне крупными желтыми цветами, я скинул сумку на траву и сделал несколько снимков, потом повернулся к мосту, желая запечатлеть его издали. Навел объектив и замер, заметив человека в темно-сером строгом костюме и низко надвинутой на глаза шляпе. Он стоял, перегнувшись через перила, на мостике и сосредоточено смотрел в воду, точно видел в ней что-то, недоступное другим. Я окрикнул незнакомца и помахал рукой, однако тот отстранился от перил и быстро покинул мостик.

Любопытство мое было задето. В силу профессии, что не отпускала меня и сейчас, я отлично помнил всех жильцов 'Старой мельницы', и высокого мужчины в сером костюме и шляпе среди них не было. А меж тем, в его сосредоточенном взгляде и непринужденной позе таилось нечто странное и завораживающее. Весь интерес к съемке пропал. Я сделал несколько небрежных снимков, однако без таинственного пришельца мост был всего лишь мостом, и скоро я собрался и тронулся в обратный путь.

Это незначительное происшествие слегка поколебало то сонное благодушие, в плену которого я пребывал последние дни.

— Мистер фотограф! — из пансионата навстречу мне вышла юная мисс Рид, едва не угодив прямо в мои объятия. — Уже с прогулки?

— Доброе утро, — я вежливо приложил пальцы к козырьку фуражки. — Ходил к мосту, пока не так жарко.

Юная особа преследовала меня со дня нашей встречи. Кто-то внушил ей мысль о ее безграничной красоте, и девушка искренне недоумевала, отчего я так упорно не желаю делать ее портрет. Я лихорадочно принялся перебирать в уме поводы избежать беседы.

— Ах, Филипп, вы абсолютно не умеете выбирать объект для фотографирования, — кокетливо пожурила меня девушка. — Вот я бы с удовольствием стала вашей моделью.

Бонни Рид была из тех современных девушек, что, добившись равенств с мужчинами, частенько путали свободу с ветреностью, а равноправие со вседозволенностью. К счастью на этот раз меня спасло появление тетушки настойчивой мисс Рид, молодой печальной женщины, на вид едва ли много старше своей непутевой племянницы. Я спешно попрощался с дамами и отправился в общую гостиную.

После плотного завтрака мужчины курили и обсуждали новости, которые с опозданием докатывались до нашей глубинки, пока старый полковник, имени которого я, к стыду своему, еще не запомнил, да и он сам, похоже, его частенько забывал, обмолвился о пугающем случае, приключившемся в соседней деревне пару дней назад.

— Трагическое происшествие, господа, — попыхивая трубкой, вещал полковник. — Ужасное несчастье. Мне говорили, что вдова пекаря скончалась при весьма загадочных обстоятельствах. Можете себе представить, поговаривают, что женщина умерла от страха.

— То есть как это, от страха? — спросил кто-то.

— В самой прямом смысле, молодой человек. Нашли бедняжку у реки, на лице — печать невыразимого ужаса, — мужчина, очевидно, был склонен к театральным эффектам. Он помолчал немного и добавил. — Соседи слышали жуткие вопли и собачий вой. Ужасное несчастье, да...

Мистер Картер, адвокат, гостивший в 'Старой мельнице' со дня моего заселения, скептически усмехнулся:

— Чушь и ерунда. Невозможно умереть от страха, разве что только она не увидела привидение.

Мужчины согласно загомонили. Я с возрастающим интересом прислушался к разговору:

— Простите, а где именно обнаружили тело?

— Аккурат возле мельницы, — охотно отозвался бравый рассказчик. — После полуночи, еще теплая была.

— Боже мой, кто?

— Так покойница же.

Беседа несколько сбилась с темы, как вдруг один из постояльцев, пожилой букинист из Лондона, задумчиво протянул:

— А вы знаете, джентльмены, я вспомнил одну историю, — и, ободряемый интересом слушателей, продолжил. — У меня в деревне есть знакомые. Они как-то рассказали, что на мельнице обитает призрак — Призрак Мельника, так его называют. Бедняга упал в реку в пьяном угаре и утонул. С тех пор увидеть его ночью — дурной знак.

Адвокат не сдавался:

— Деревенские байки. Я таких с десяток сочиню. Господа, с меня довольно. Такие истории хороши зимой у камина, но никак не после завтрака.

Удачно вставленная шутка разрядила обстановку, и разговор скоро сошел на нет.

Я бы тоже о нем забыл, если бы байка о Мельнике снова не всплыла при обстоятельствах весьма необычных для тихого провинциального пансионата.

Срок моего пребывания наедине с природой подходил к концу. Уезжать мне не хотелось не столько из-за местных красот и свежего воздуха, сколько из-за неопределенности собственного положения. Бессрочный отпуск грозил затянуться, обернувшись увольнением, и мысли о вынужденном бездействии тяготили меня.

Однажды за завтраком ко мне подсел незнакомый мужчина и, сложив руки на груди, без предисловий произнес:

— Призрак Мельника здесь точно не при чем.

Я вздрогнул и едва не подавился кофе.

— Люди склонны верить в потустороннее и даже такую нелепую и обыденную смерть окутали ореолом тайны, — продолжил он, точно не замечая моего смятения. — Вы согласны со мной?

Я, не задумываясь, покивал, осторожно присматриваясь. В памяти, еще не пробудившейся ото сна, зашевелилось что-то забытое, но не до конца. Поставив на стол чашку с кофе, я внимательно взглянул на незнакомца, и, наконец, вспомнил, где видел это строгое лицо с пронзительными цепкими глазами.

— Мы, кажется, не знакомы? — он степенно кивнул. — Вы новый постоялец?

Мужчина молчал и загадочно улыбался самым уголком губ, отчего улыбка показалась мне насмешливой и даже в некоторой степени коварной.

— Приятного аппетита, — пожелал он, не меняя выражения лица, поднялся из-за стола, нацепил шляпу и низко надвинул ее на глаза. Я не мог отпустить его, ничего не выяснив. Откуда ему вообще стало известно о призраке Мельника? Разве он был в то утро в гостиной? В голове у меня щелкнуло:

— Подождите! — я бросился за ним вдогонку. — Стойте же, я видел вас раньше!

Следом за незнакомцем в шляпе я выбежал на веранду, но опоздал. Он в очередной раз пропал без следа.

Сама по себе эта неожиданная встреча ничего не значила, однако именно после нее события приняли печальный оборот.

Полночи я не мог заснуть — в памяти постоянно всплывал таинственный незнакомец. Черточку за черточкой я воскрешал его образ, пока не увидел во всей красе. Никогда прежде ни один человек не оказывал на меня такого сильного впечатления, я словно был околдован и не мог заставить себя не думать о нем.

Утро для меня наступило раньше обычного и причиной тому послужили громкие взволнованные голоса в коридоре, среди которых доминировал чей-то уверенный голос, отдающий распоряжения. Похоже, я остался единственным человеком в 'Старой мельнице', кто не понимал, в чем дело. В халате и мягких тапочках я вышел из комнаты и увидел, как человек в форме констебля огораживал желтой лентой противоположный конец длинного коридора. Я нахмурился, двинувшись к нему, но тут вдруг налетел на кого-то, едва не сбив с ног.

— Простите, мэм, что происходит? — обратился я к одной из любопытствующих соседей.

Миссис Клэр окинула меня удивленным взглядом — пожилая сплетница, еще более неприятная и сморщенная без толстого слоя косметики и в домашнем платье, искренне недоумевала, как я мог проспать такое событие. Если бы она знала, о чем я размышлял вместо сна!..

— Умерла Бонни Рид! Ночью, — миссис Клэр закатила глаза и прижала сухую, похожую на птичью лапку, руку к впалой груди. — Полиция полагает, что это убийство.

В голове не укладывалось. Мисс Рид? Умерла? Та самая девчонка, которая просила сделать ее портрет? Как это возможно?

Констебль быстро разогнал зевак, и мне удалось ненадолго приблизиться к заграждению.

— Вам нельзя здесь находиться, — сухо одернул меня страж порядка.

— Я журналист.

Но констебль, критически оглядев мой халат и торчащую из-под него полосатую пижаму, остался непреклонен, и я вернулся к себе, пытаясь осознать, что глуповатая, но милая и жизнерадостная Бонни Рид, еще вчера допекающая меня своими капризами, вдруг... умерла. Ни с того, ни с сего, просто была, и нет ее больше.

Я просидел на кровати никак не меньше получаса, как в дверь осторожно постучали и голос горничной сообщил, что меня ждут в спальне умершей. Я был безмерно удивлен. Неужели мне дадут написать о трагедии уникальную статью с места событий? Или... предъявят обвинение в убийстве?

Подходя к желтому ограждению, я трепетал и ликовал одновременно, но в то же время внутренний голос, что некоторые люди зовут совестью, шептал мне, с каких пор я успел стать таким циником, что уже через полчаса после смерти знакомой мне девушки сочиняю о ней статейку?

— Филипп Фелтон?

Я тихо прикрыл за собой дверь, кивнул и с возрастающим волнением пожал протянутую жилистую крепкую руку. Передо мной стоял угрюмый коренастый мужчина в потертом твидовом костюме, и если меня попросили бы описать его, то едва ли я смог бы вспомнить что-то кроме его шикарных густых усов.

— Я инспектор Гаррисон, — представился он. — Мне следует предупредить вас, что детали дела не должны покинуть пределы этой комнаты и тем более попасть в прессу.

Странное предупреждение. Разве его не известили, что я журналист? Впрочем, я торопливо заверил его в своем содействии и сразу же завалил вопросами, не в силах совладать с собой:

— Ее действительно убили? Но кто? Как?

Инспектор недовольно нахмурился и кивнул в сторону окна:

— Мой... коллега вам все объяснит.

Я повернулся ко второму действующему лицу этой странной постановки и едва не подпрыгнул от неожиданности — в ореоле из слепящих лучей восходящего солнца рядом с кроватью стоял высокий человек в сером костюме. На сей раз без шляпы.

— Это я просил инспектора позвать вас, — он шагнул мне навстречу и сразу же приобрел более ясные и приземленные очертания. — Я плохо разбираюсь в людях и, раз уж мы почти знакомы, ваше участие может оказаться полезным.

Я был не просто удивлен, я был ошарашен. Однако здравый смысл позволил мне взять себя в руки и хладнокровно спросить, ибо я не был настроен столь же оптимистично:

— Кто вы, позвольте узнать?

Мужчина немного растеряно переглянулся с инспектором Гаррисоном. На губах его играла легкая улыбка:

— Я? Волонтер.

Ответ еще больше меня запутал:

— Как вас зовут?

— Джулиус.

— Это имя или фамилия?

— Это профессиональный интерес или праздное любопытство?

— Попытка познакомиться.

Мистер Джулиус, кем бы он ни был, задумчиво поджал губы и после непродолжительного молчания изрек:

— И то и другое.

Я предположил, что это был ответ на мой вопрос, хотя ясности он не внес. Я по-прежнему не понимал, зачем я здесь, и странное поведение мистера Джулиуса только добавило мне головной боли. Не пытается ли он выставить меня идиотом?

— Простите, но причем здесь я?

— Уважаемый...

— Фелтон. Филипп Фелтон.

— ФФ? Чудесное имя, — Джулиус очевидно сбился с мысли и снова на некоторое время замолчал. — Взгляните на тело.

Он резко откинул простыню, и нашим взорам открылась неприглядная картина внезапной смерти. Бледное до синевы лицо девушки было до неузнаваемости искажено гримасой ужаса. Судя по положению тела, смерть застигла бедняжку врасплох — мисс Рид вскинула руку, точно пытаясь отгородиться от чего-то, что нам неведомо. Для меня это была полная неожиданность, ведь меня никто не спросил, хочу ли я увидеть покойную? Я боялся мертвецов, и сейчас мне сделалось жутко не по себе.

— Причина смерти — остановка сердца, — пояснил инспектор Гаррисон. — Она умерла мгновенно.

Я не сводил глаз со сведенных судорогой пальцев девушки, про себя проклиная Джулиуса.

— Вы журналист, Фелтон, — напомнил он о себе. — Вы наверняка помните всех постояльцев, их повадки и привычки. Чтобы избежать паники, мы сначала поговорим с вами.

Наконец, он соизволил объяснить, зачем меня пригласили. Если это поможет делу, то я с удовольствием помогу, но прежде все-таки выясню одну вещь:

— Так вы полицейский?

Инспектор насмешливо хмыкнул в густые усы, Джулиус сделал вид, что не услышал моего вопроса.

— Для начала давайте прогуляемся, и вы расскажете мне, какой была мисс Бонни Рид.

Мы покинули пансионат сразу после того, как я торопливо переоделся.

Пение птиц и ласковые лучи августовского солнца уже не могли вернуть мне былого расположение духа. Сельская идиллия дала трещину, обнажив суровую, беспощадную к чужим страданиям реальность. Рядом размашисто шагал мистер Джулиус, человек-загадка.

— Я не из полиции, — внезапно заявил он, и я почти не удивился неожиданной смене темы. Видимо, для него не существовало начала и окончания беседы, только ее фрагменты, расставленные им в произвольном, понятном лишь для него, порядке.

— Так кто же вы?

— Энтузиаст. Доброволец, — я терпеливо переждал паузу, точно пластинку в граммофоне заело. — Вы были близко знакомы с погибшей?

— Погибшей? Она была убита?

— Да или нет?

— Нет, — и пояснил. — Мы познакомились в пансионате, изредка беседовали ни о чем. Понимаете ли...

— Разные интересы.

— Именно, — мне стало легче от того, что он меня понимал.

За неторопливым разговором, мало походящим на допрос, в моем, конечно, понимании этого слова, мы дошли до горбатого мостика. Я рассказал, что видел Бонни в последний раз, возвращаясь с утренней прогулки.

— Да, я тоже заметил вас с моста. Отличный фотоаппарат.

— Бонни умерла от страха? — мне вспомнился вчерашний разговор в гостиной. — Это вообще возможно?

— Вы не представляете себе, мой дорогой Филипп, сколько в мире возможных вещей.

Я действительно не догадывался, сколько, и меня терзало чувство, что Джулиусу, на самом-то деле, известно гораздо больше, чем он говорит. Что он за человек такой?

Вместо дальнейших, бессмысленных, стоит полагать, расспросов с моей стороны, я обстоятельно поведал обо всех жильцах 'Старой мельницы', благо обладал неплохой памятью и вниманием к деталям. Но мне показалось, что Джулиус меня не слушает.

— Простите, это все важно, о чем я говорю?

Он рассеянно поправил шляпу и улыбнулся знакомой мне улыбкой — самым уголком рта.

— Прошлым днем вы обсуждали подозрительную смерть женщины из деревни.

Я был поражен его осведомленностью:

— Да, черт возьми! Но откуда вы узнали?

— От надежного человека, — уклончиво ответил Джулиус.

Я сразу же решил, что это адвокат. Кто еще мог быть связан с человеком, помогающим полиции?

— Однако призрак несчастного мельника здесь не причем.

— Вы уже говорили, только я не понял, что вы подразумеваете под этим выражением?

Джулиус резко остановился, так резко, что я по инерции прошел вперед еще шагов пять.

— Идемте на мельницу, — и без промедления сменил направление движения.

И как ему удается удивлять меня снова и снова, и отчего-то мне не пришло в голову ослушаться? Признаться честно, я был заинтригован до предела. Журналистский нюх, который периодически просыпался во мне, уверено вел след в след за новым знакомым, и я доверился ему.

Мельница знавала лучшие времена, вероятно, после смерти владельца ее совсем забросили.

— Где у нее лопасти? — озадаченно спросил мистер Джулиус, задрав голову к небу. Я позволил себе легкую усмешку:

— Она водяная, Смотрите, у нее колесо в воде.

Проявляя подобную осведомленность, я от души надеялся, что продолжать не придется, ибо это было все, что я знал об устройстве водных мельниц.

— В любом случае нам нужно смотреть все помещения, сколько бы их не оказалось. Вы ничего не чувствуете?

Я старательно принюхался, но не почуял ничего, кроме специфического речного запаха.

— Нет.

— Неудивительно.

Не проронив более ни слова, Джулиус толкнул дверь, и та, к нашему удивлению, оказалась незапертой.

— А мы имеем право... — заколебался я, на что Джулиус неожиданно зло сверкнул насыщенно-карими глазами:

— Конечно, имеем. Тем более жертв может стать больше. Уж поверьте мне.

Мне ничего не осталось, кроме как принять его приглашение и пройти внутрь первым. Помещение напоминало дикую смесь кладовки и гостиной. От пыли засвербело в носу. Давно здесь никого не было, наверное, мы первые за последний год.

— Что мы ищем? — спросил я.

— От страха можно умереть, Филипп, если страх имеет облик.

Я задумался, вспоминая, на какой из моих многочисленных вопросов он ответил. Вспомнил и заинтересовался:

— Что вы имеете в виду?

— Очень просто. Вы боитесь темноты, банкротства, смерти, но разве вы умрете от этого? Мгновенно, испугавшись до инфаркта?

Я медленно покачал головой.

— А если бы на вас из-за угла выскочила бешеная собака с оскаленной пастью?

В его словах была логика, и я с ними был в чем-то согласен. Страх, чтобы убить, должен как-то выглядеть, что-то из себя представлять.

— То есть вы хотите сказать, что мисс Рид напугал человек?

— Отчасти.

Джулиус замолчал, словно бы прислушиваясь. Его внимательные темные глаза выискивали что-то, я же не замечал ничего особенного, впрочем, это первая мельница в моей жизни, увиденная изнутри.

Мой спутник сдвинулся с места, и я, невольно подражая ему, принялся методично осматривать помещение. Джулиус дотрагивался до всего, до чего мог дотянуться, даже до истрепанного ковра на полу. Мне стало интересно:

— Что вы делаете?

— Изучаю место преступления.

Я только присвистнул — вскрытие еще не проводилось, а он уже уверенно заявляет об убийстве. Бонни могла отравиться или действительно умереть от сердечного приступа, к тому же это произошло отнюдь не здесь, а на территории пансионата. Однако Джулиус точно читал мои мысли:

— Патологоанатом не ошибся с причиной смерти. Сердечный приступ. Наша же задача, как бы сказать, — он беззвучно пошевелил тонкими губами, — обнаружить причину причины смерти.

Определенно, этот человек не переставал меня удивлять.

— И еще, — он растянул тонкие губы в улыбке, которая очевидно должна была изображать добродушие, но почему-то пугала. — Место преступления и место обнаружения тела — это не одно и то же.

Я промолчал, и мы разошлись в разные стороны. Однако он не нашел того, что искал или надеялся найти, а я тем более потерпел в этом деле фиаско. Мы вернулись, храня молчание, обратно в пансионат. Возле крыльца нас поджидал угрюмый инспектор Гаррисон. Джулиус спросил:

— Кто?

— Виола Элиот.

— Когда?

— Предположительно одновременно, плюс-минус полчаса. Тело нашли в ванной комнате.

Я поспешил вмешаться:

— Тело? Какое тело?

— Мисс Элиот, — вместо инспектора пояснил Джулиус. — Мне жаль, но я предполагал подобное.

Мисс Элиот была теткой Бонни Рид, тенью таскавшейся за ветреной девушкой, с хладнокровием ящерицы выдерживая ее темперамент. Я часто видел их вместе, в том числе и в тот день, когда общался с Бонни в последний раз.

— Боже мой... Неужели и ее тоже убили?

Инспектор бросил на Джулиуса гневный взгляд из-под нахмуренных кустистых бровей, на что тот покачал головой. Я не понял смысла их обмена жестами — я был потрясен и сокрушен.

— Мистер Фелтон, вы были в курсе, что мисс Рид и мисс Эллиот в действительности были сводными сестрами?

Вопрос инспектора застал меня врасплох:

— Нет! Но разве теперь это важно?

— Невероятно важно, — сурово отрезал Джулиус. — Невероятно.

На несколько долгих дней я был отстранен от расследования и был вынужден терпеть бесконечные пересуды взволнованных постояльцев и скучные однообразные допросы полицейских. Самого меня официально допрашивали лишь раз, но мне хватило и того. По пансионату расползались жуткие истории про неупокоенный дух хозяина мельницы. Я держал в уме фразу Джулиуса о том, что мельник не при чем, и удивлялся внезапно проснувшейся суеверности и истеричности людей, еще вчера считавших себя цивилизованными и просвещенными. В частности это касалось адвоката Эндрю Картера. Я лично оказался свидетелем отвратительной сцены, когда мистер Картер затеял ссору с инспектором.

— Вы не имеете права возбуждать дело и держать нас здесь взаперти! — кричал он. — Эти чертовы женщины умерли естественной смертью!

— Наши эксперты утверждают обратное.

— Пусть ваши эксперты катятся к чертям! Я буду жаловаться!

Возмущение адвоката, в сущности, были оправданы, но меня смутила горячность, с которой он отстаивал свое мнение. Горячность, которая ранее в нем не присутствовала.

Однажды после обеда я вновь был удостоен чести быть приглашенным во временный штаб полиции, где встретил мистера Джулиуса в компании уже знакомого мне букиниста из Лондона. Я поприветствовал их.

— Добрый день, Филипп. Вы, вероятно, удивлены, застав здесь вашего соседа?

Букинист снисходительно улыбался.

— Мистер Ллойд оказал нам услугу, опознав обрывок бумаги, найденный в камине одного из постояльцев.

Я осторожно взял в руки бумагу, обгоревшую по краям, и сразу же подумал о том, что камин летом не топят. Кто-то сжег ее намеренно.

— Что здесь написано? — символы оказались мне не знакомы.

— Что-то очень древнее и очень могущественное, — туманно выразился мистер Ллойд. — Вам этот текст едва ли знаком.

Джулиус нацепил шляпу и схватил со стола маленький кожаный чемоданчик:

— Идемте, Филипп, мне понадобится ваша помощь.

Я не знаю, почему тогда согласился пойти с ним. Из любопытства, внезапной привязанности или страха сказать 'нет'? Однако выбор был сделан, путь наш лежал в сторону мельницы, и шестое чувство подсказывало мне, что финал близок.

К удивлению моему, у дверей стоял мрачный констебль в каске. При нашем появлении он выгнул грудь колесом и глухим, точно доносившимся из пресловутой каски, голосом доложил:

— Подозрительных личностей не обнаружено, сэр!

Джулиус рассеянно кивнул и прошел мимо, я за ним.

— Что мы ищем теперь? — спросил я, не особо надеясь на ответ. Его и не последовало.

Джулиус скинул шляпу, поставил чемоданчик на пол и заходил по комнате. Я почувствовал себя лишним и по собственному почину отправился гулять по мельнице. Одна из дверей привела меня туда, где, как я полагал, жернова перемалывали зерно, и получался белый порошок, из которого хозяйки пекут аппетитную сдобу. Я с интересом осмотрелся, впрочем, не решаясь что-либо трогать, пока не услышал требовательный оклик:

— Филипп!

Вернувшись назад, я заметил некоторые перемены, а именно — потрепанный ковер, еще недавно располагавшийся под ногами, рулоном лежал у стены, а в воздухе витала пыль. Мой компаньон был сосредоточен и крайне серьезен, что изрядно меня встревожило.

— Знаете ли вы, почему полиция прибегла к моим услугам? — как бы между прочим поинтересовался Джулиус. Я пожал плечами:

— Откуда мне знать, — обиженно пожал я плечами. — Вы же не говорите.

— Потому что полиция не в состоянии справиться вот с этим.

Я посмотрел под ноги — на грубо окрашенных досках белым мелом был нарисован двойной круг с вписанной в него пятиконечной звездой. Края рисунка пестрели неизвестными мне знаками-закорючками. Несмотря на нелепость сего чертежа, он наводил на определенные мысли.

— Теперь понимаете?

— Понимаю, но лишь то, что кто-то, вероятно преступник, психически невменяем или специально насмехается над следствием. Боже мой, от псевдооккультных каракуль еще никто не умирал.

Закончив свою обличительную речь, я пересекся глазами с Джулиусом и стушевался. В его взгляде читалось разочарование и обидная снисходительность. В остальном же он предпочел сделать вид, что ничего не слышал:

— Духов великое множество, и не все они злые. Это весьма глубокая тема и мы не станем ее касаться, по крайней мере, сейчас. Наш маг в точности прорисовал пентакль. Посмотри, по краю внутренней окружности вписаны та называемые 'божественные имена'. Не советую произносить их вслух. Сама звезда опоясана символами добрых духов-защитников. Все, казалось бы, предусмотрено, однако горе-заклинатель кое-что не учел. Он не замкнул круг защитным знаком, и поэтому призванная им сущность до сих пор на свободе. Я ведь предупреждал, что будут еще жертвы? Тварь не успокоится, пока не насытит свой голод. Повезло, что днем люди в относительной безопасности.

Я не верил своим ушам:

— Вы с ума сошли? О чем вы толкуете? Колдовство, духи, заклинания, — я спохватился. — Постойте, вы же говорили, что мельник...

— ... не при чем. Я помню. И это так. Бедолага умер окончательно и бесповоротно.

— Нет, ну все. Я ухожу, — и я действительно пошел к выходу, но обманчиво спокойный голос остановил меня у самого порога:

— А я-то надеялся, вы мне поможете.

— В чем? — я обернулся, — Нужно найти и наказать убийцу, а не играть в волшебников.

— Убийца не проблема. Инспектор Гаррисон уже к утру назовет вам его имя, но сами убийства не прекратятся, Филипп. Помогите мне, другого такого человека, как вы, мне не найти.

— Что вы собираетесь предпринять?

— Ничего особенного. Останетесь — увидите, — и Джулиус приподнял уголок губ в подобии дружеской улыбки.

Я сколь угодно долго мог убеждать себя, что дело не в откровенной лести и не в примитивной наживке 'останетесь — увидите' и уж тем более не в том, что я хоть на секунду поверил в эту мистическую чушь, однако я остался, чтобы своими глазами все увидеть и после сказать — ну я же был прав!

Ждать пришлось долго — целых восемь часов. Констебль принес нам обед, но Джулиус к нему даже не прикоснулся, обмолвился, что это собьет физический настрой. Уже спустя первые четыре часа я искренне пожалел о своей сговорчивости:

— А разговаривать вам тоже нельзя?

— Отчего же, можно.

— Тогда почему вы молчите?

— Вы ни о чем не спрашиваете.

Я приуныл, ведь все равно от него не дождешься вразумительных ответов. Подумав немного, я все же спросил:

— Зачем я вам нужен?

Джулиус пошевелился на стуле, отчего луч заходящего солнца упал на его лицо, придавая густо-коричневым глазам медный блеск:

— Чтобы меня спасти, — он посмотрел в окно. — Солнце садится. Слушайте меня, пожалуйста, внимательно. От того, все ли вы сделаете правильно, будет зависеть моя жизнь и жизни невинных людей.

Я пообещал быть внимательным, и Джулиус продолжил:

— Я подготовлю все к ритуалу призыва и войду в транс. Что бы вы не увидели и не услышали, Филипп, как бы ужасно это ни было, не убегайте. Как только начнет затухать последняя свеча, разбудите меня, каким угодно способом, но я должен прийти в себя до того, как свечи погаснут. Вам все ясно?

— Ясно, но... Вы ведь это уже делали?

— И не раз.

— Кто же был с вами до меня?

Джулиус задумчиво пошевелил губами и просто сказал:

— Кошка.

Я не понял, смеяться мне или плакать:

— Кошка? Но как? Что с ней стало?

— Кошки, Филипп, очень умные и чувствительные существа, но, увы, не вечные. Милли умерла от старости.

Оставшееся время я размышлял о том, что призван сегодня заменить почившую кошку. Оптимизма это не прибавляло.

Окончательно пал духом я, когда Джулиус резво подскочил со стула и хлопнул в ладоши:

— Пора!

Он задернул шторы и повернулся ко мне:

— Сядьте вон на тот стул и наберитесь терпения. Если вы заснете — нам обоим конец.

Это 'нам' не укрылось от моего внимания. Теперь не ясная еще угроза нависла и над моей головой тоже. Я послушно сел и стал наблюдать.

Джулиус скинул пиджак, оставшись в темно-сером жилете и белой накрахмаленной рубашке, и без стеснения опустился на четвереньки. Мелком, извлеченным из недр чемоданчика, он старательно, словно школьник на грифельной доске, прорисовывал едва видимые в сумраке знаки по краям уже начерченного кем-то круга. Изредка мужчина отстранялся, любуясь делом рук своих, и пояснял:

— Я замкнул круг вызова в нескольких местах так, чтобы в него можно было попасть, но самостоятельно выбраться нельзя. Если бы вы хоть что-нибудь понимали, то непременно оценили бы гениальную простоту моей затеи.

После этого Джулиус расставил по углам звезды пять коротких толстых свечей неожиданно белого цвета, в то время как я, признаться, ожидал черного или красного цветов. Впрочем, я мог ориентироваться лишь по бульварным романам средней руки. Мне о многом хотелось спросить, но, предвидя такой поворот, Джулиус приложил палец к губам и, запалив по очереди все свечи, торжественно вошел в круг.

Сердце мое замерло.

Однако я слишком много читал. Ни грома, ни молний, ни иных проявлений гнева небес не последовало. И все же жуткая тишина, тени на окнах, легкое потрескивание свечей, но, более всего, неподвижный силуэт мужчины в белой рубашке, наводили страх гораздо более иррациональный, нежели я мог себе представить. За полчаса воск свечей лишь едва оплавился. Я начал непроизвольно покачиваться, погружаясь в дрему, как вдруг две свечи одновременно погасли. В комнате заметно похолодало, и непонятно откуда взявшийся сквозняк зашевелил волосы на затылке. Словно чье-то дыхание коснулось вспотевшей спины холодным воздухом. Так я впервые почувствовал страх. Погасла третья свеча, и фигура заклинателя наполовину погрузилась во мрак. Я помнил его наставления, но уже с трудом представлял себе, как стану их исполнять, потому что я слышал. Тихий шелест, будто ползет змея в траве, шепот, как сквозь толстое стекло, и гул. Гул все нарастал, и вместе с затуханием четвертой свечи Джулиус закричал. В этом крике мне сквозили нечеловеческие боль и страх. Я боялся даже представить, что с ним происходило и что он чувствовал. Воздух сгустился вокруг него, корчащегося в центре нарисованного круга, и вновь повисшая тишина была полна отголосками стихшего вопля.

— Что мне делать? Скажи, что мне делать?

Естественно, он не ответил. То, что показалось мне обманом зрения, проступало четче, то сливалось с телом Джулиуса, то словно бы выныривая из него. Я покрылся холодным потом. В чернильной темноте мельницы остался гореть лишь один слабый огонек. Последний маяк.

Джулиус снова закричал, перемежая отчаянные вопли со словами на древнем языке. Я был близок к тому, чтобы разрыдаться от бессилия.

Огонек свечи затрепетал, угасая. Я испуганно вскрикнул, ворвался в круг и, обхватив Джулиуса за пояс, вместе с ним упал на пол. Уже в полной темноте...

Мои познания в медицине никуда не годились, а зов о помощи остался без ответа. Искусственное дыхание и непрямой массаж сердца, увы, были единственным, что я сумел предпринять. Джулиус не шевелился и едва заметно дышал. И без того светлая кожа его приобрела восковую бледность, влажные от пота волосы свернулись в завитки на лбу и висках и казались почти черными в лунном свете. Я не решился подходить к свечам. Пережитый ужас еще бродил в моей крови. Я сидел, привалившись к стене, и голова моя была пуста и легка.

— Мистер Фелтон! Мистер Джулиус! Мистер Фелтон!

Я подскочил к окну и с радостью Робинзона Крузо замахал людям из полиции.

Мы были спасены!

Вряд ли тогда я мог внятно объяснить, что произошло, но, по счастью, этого и не понадобилось. Видимо, инспектор Гаррисон был в курсе всего, и лишь я один чувствовал себя не в своей тарелке, впрочем, судя по выражениям лиц, бравые констебли тоже испытывали неловкость.

Джулиус пришел в себя по пути к пансионату, я заметил это первым, однако он был настолько слаб, что не смог или не пожелала со мной разговаривать.

— Мы заперли мерзавца в его спальне, — сообщил Гаррисон. — Но он совсем плох. Не в себе.

Джулиус с трудом присел на носилках и даже сделал попытку спустить вниз ноги, но был остановлен бдительной медсестрой из местного персонала.

— Я должен с ним поговорить, узнать. Он должен мне сказать.

Инспектор обратился ко мне:

— Вы свободны, Фелтон. Благодарю за сотрудничество.

И скоро я остался один, словно и не было ничего. Острое чувство обиды захлестнуло меня, и, кроме того, мне было безумно интересно, к какому результату привело наше ночное предприятие. Так я промучился не более получаса, после чего решительно направился за объяснениями. И что самое удивительное, меня выслушали и проводили в другую комнату, этажом выше!

— Вы хотите знать, кто убийца, Филипп? — Джулиус удобно развалился в кресле с видом человека, выполнившего свой долг. — Смотрите.

Я робко огляделся, встревоженный его едкой интонацией, и почти сразу натолкнулся взглядом на скрюченное тело в углу. Адвокат Эндрю Картер навеки замер с вытаращенными от страха глазами и широко раскрытым в немом крике ртом. Я отвернулся.

— Что с ним случилось?

— Зло вернулось. Зло всегда возвращается, — Джулиус указал мне на соседнее кресло. — Перед вами человек, убивший троих — мисс Элиот, мисс Рид и самого себя.

В беседу вступил инспектор:

— Подозреваемых было мало, и нам не составило труда изучить их биографии, поднять старые связи. У покойного мистера Картера несколько лет назад был роман с мисс Элиот. Известно так же, что закончился он резко и весьма неприятно для обеих сторон. Картер преследовал женщину, слал письма и тому подобное и, не добившись расположения, начал угрожать.

— Иными словами, мотив прост как мир, — подключился Джулиус. — Но каков способ! Наш преступник приобрел на редкость правдивую рукопись одного вряд ли Вам известного исследователя оккультизма. Тут как нельзя лучше приключилась история с таинственной смертью у мельницы, вспомнились деревенские сплетни. И Картер решает расправиться с обидчицей с помощью сил, неподвластных людям. Сам он при этом остается вне подозрений. Да и о каких подозрениях может идти речь, если бы женщина умерла от остановки сердца. Но Картер кое-что упустил.

У мисс Элиот была сводной сестрой мисс Рид, незаконнорожденной дочерью их общего отца. Волосы или что-то другое, взятое для 'приманки' духа, сыграли с мисс Рид злую шутку. Испугавшись, убийца спрятал свои художества под ковром, потому что, опасаясь вас, бродящего кругом с фотоаппаратом, не успел их уничтожить. Кстати, вы проявляли снимки? Нет? Займитесь этим в самое ближайшее время, возможно, на них мы увидим много интересного.

Я машинально покивал, однако смысл слов доходил до меня с опозданием. Дух, Картер, сестры. Все это словно дурной сон.

— А мельник?

— Что мельник?

— Женщину из деревни убил его призрак?

Джулиус от души расхохотался:

— Не городите чепухи, Филипп! Нет, конечно.

— А эта истории про собачий вой и жуткие вопли той ночью? — я не собирался сдаваться.

— Не верьте всему, что слышите, верьте тому, что видите сами.

Я покосился на мертвеца в углу:

— Так что же с ним случилось?

Джулиус на редкость легкомысленно отмахнулся:

— Умер от страха. Я боролся с духом и победил, но тот перед тем, как исчезнуть, явился перед хозяином. И убил его, — и добавил жестче. — Так оно и бывает. А вы что хотели? Заигрывать со злом опасно, а пытаться им управлять — смертельно.

Утро, наконец, наступило, но оно не было больше таким же, что и всегда. Я стоял возле открытого окна, на постели лежал собранный чемодан.

— Уезжаете? — в комнату без стука вошли. Я кивнул:

— Да. А вы?

— Уезжаю, я свою работу выполнил.

Джулиус встал рядом и посмотрел в окно, на полоску реки и одиноко возвышающуюся над ней мельницу.

— Было приятно иметь с вами дело, Филипп. Я, по сути, оказался поблизости случайно, но ничуть о том не жалею.

Пол заскрипел под его шагами

— И, к слову, Джулиус — это имя.

Я словно очнулся ото сна, ведь сколько не отгораживайся, реальность все равно рано или поздно прорвется наружу, и некоторые вещи лучше принять такими, какие они есть. Я схватил чемодан и выбежал вон:

— Стойте! Стойте! — крикнул я, выбегая на крыльцо, и Джулиус остановился, едва сойдя со ступенек крыльца. — Кто теперь будет помогать вам?

— Не знаю, — мужчина нахмурился. — Заведу другую кошку.

— Не надо кошку, — встретившись с ним глазами, я выпалил, не раздумывая. — Хотите, я поеду с вами?

Джулиус озорно улыбнулся:

— 'И не убоюсь я зла'?

— Так хотите или нет?

Он поправил шляпу, помолчал немного и протянул руку:

— Джулиус Олдридж. Приятно познакомиться.

Дело N2

Зеркала в огне

Пустые стены в обрывках старых обоев и голые грязные окна против обыкновения не нагоняли тоску. Наоборот, они будоражили фантазию, и в уме уже складывались картинки будущего интерьера.

— Стены красить не будем, слишком официально. Купим обои подороже и... Эй, вы меня слушаете?

Джулиус ни единым жестом не дал понять, что его застали врасплох. Мой товарищ и компаньон не разделял радужного настроя, царившего у меня в душе, чем, признаться, немало меня обижал. Дело в том, что после двухмесячных мытарств по дешевым гостиницам и постоялым дворам, мы вернулись в Блэкпул, где мне, не без некоторых усилий, удалось уговорить Джулиуса арендовать помещение для оказания специфических услуг нуждающимся в них людям. За прошедшие два месяца я, проводивший с ним дни и ночи, ни на йоту не продвинулся в осмыслении его удивительных способностей. Зато мне доводилось быть очевидцем самых неожиданных и, не побоюсь этого слова, невозможных проявлений непознанной человеком природы потустороннего мира, о существовании которого обыватели могут лишь догадываться. И вот, офис нашего будущего детективного агентства, предмет моей тайно гордости, в нашем полном распоряжении, но отчего-то Олдридж хранил суровое и многообещающее, как и весь он сам, молчание. Я начал испытывать определенное беспокойство:

— Вам не нравится?

— Я все прекрасно слышу, мой юный восторженный друг, — медленно, точно через силу, промолвил он, отвечая на мой первый вопрос, заданный много минут назад. — И не имею ничего против конкретно этого помещения.

Наученный опытом, я терпеливо ожидал продолжения.

— Однако сама идея... Какая глупость, простите, Филипп, предлагать людям наши услуги, точно горячие пирожки на вокзале. 'Агентство 'Олдридж и Фелтон'. Оказание магических услуг населению'?

Неприятно было слышать подобное высказывание из его уст, но, тем не менее, стоит признать, что зерно истины в нем есть.

— Можно придумать другое название... — под пристальным взглядом компаньона я вконец растерялся. Похоже, планам не суждено было претвориться в жизнь.

Внезапно размышления мои прервал некий звук. Он повторился, и я с удивлением узнал в нем стук. Обычный стук в дверь, если забыть, что никому, за исключением владельца, адрес не был известен.

— Кто бы это мог быть?

Джулиус не тронулся с места, и мне пришлось самому принимать неожиданного гостя. Точнее, гостью, ибо на пороге стояла строгая дама с неприятным вытянутым лицом и прижимала к груди ридикюль:

— Мистер Джулиус?

— Да, но... — я хотел исправить женщину, но в последний момент не стал. Незнакомым людям мой товарищ представлялся лишь своим именем, тем самым вводя в заблуждение и не позволяя узнать о себе все. Раз дама знала его как мистера Джулиуса, значит, он так захотел, — Нет. Я его компаньон.

— Молодой человек, — сурово, как школьная учительница, произнесла дама, — Мне необходимо увидеть мистера Джулиуса. Немедленно доложите ему о моем визите.

— Нет нужды, — к нам неслышно подошел сам Джулиус и галантно поклонился, — Мэм, чем обязан?

Дама прошла в прихожую и едва заметно наморщила нос. Я был рад, что компаньон избавил меня от общения с ней, потому как моя неприязнь к нашей посетительнице крепла с каждым сказанным ею словом.

— Инспектор Гаррисон рекомендовал вас как высококвалифицированного специалиста по решению, скажем так, деликатных вопросов.

Произнося эту замысловатую фразу, она исподволь разгадывала убогую обстановку нашего будущего офиса — облупленные стены, пыльный пол, из мебели лишь письменный стол у окна в смежной комнате да пара стульев.

— Прошу вас, мадам, давайте пройдем в... кабинет, — он запнулся, представив, какое впечатление произвел на женщину царящий вокруг бардак, — Я готов внимательно вас выслушать.

Для меня явилось открытием то, насколько галантным и обходительным может быть мой странный друг. Обычно манера его поведения вызывала у людей удивление, недоумение, а порой, что тоже случалось, раздражение. Вы бы поняли меня, если бы сами пообщались с ним, получая ответы на примитивные бытовые вопросы спустя четверть часа, причем их содержание могло быть связано с заданным вопросом лишь косвенно. Сейчас же передо мной был совсем иной Джулиус, умело и ловко обхаживающий потенциальную, даже поверить сложно, клиентку. Я достал из внутреннего кармана маленький блокнот и карандаш и приготовился конспектировать предстоящий разговор.

— Меня зовут Генриетта Жаклин Терилл-Диксон, — представилась дама. — Я происхожу из древнего аристократического рода Диксонов, берущего свое начало со второй половины восемнадцатого века... — я с тоской отложил карандаш в сторону, готовясь к длинной и совершенно не нужной лекции о генеалогии славного рода Диксонов, но, к счастью, Джулиус также не жаждал услышать увлекательную историю сего семейства. Он обаятельно улыбнулся и мягко прервал рассказчицу:

— Прошу прощения, мадам, но могу ли я узнать, как сказанное вами относится к делу, приведшему вас ко мне?

Миссис Терилл-Диксон оскорблённо поджала губы:

— Молодой человек, имейте хоть каплю почтения к истории!

Готов поклясться, что темно-карие глаза моего компаньона наполнились таким искренним раскаянием, что я испугался, не захочет ли он продолжения 'урока'. Но нет, я, видимо, еще не достаточно хорошо его знал, если знал вообще.

— Что вы, мадам, мой дед служил в Королевском Ирландском полку, и я, несомненно, чту историю своей страны, но сам, как человек нового, двадцатого, века вряд ли могу послужить ей иначе, как разобравшись с вашим, бесспорно, деликатным и серьезным делом.

Мне сию же секунду захотелось зааплодировать актерскому гению Джулиуса, и лишь присутствие миссис Т-Д остановило меня от поспешного поступка.

— Что ж, тогда перейдем к сути. Меня пытаются убить.

Олдридж ничем не показал заинтересованности, только чуть подался вперед:

— Прошу вас, продолжайте.

— Моей жизни угрожает опасность. В моем собственном доме! Я уверена, меня прокляли.

С таким убеждением миссис Терилл-Диксон направилась прямиком в полицейское управление к самому инспектору Гаррисону. Я никого не удивлю, если скажу, что ее заявление не восприняли всерьез, но, учитывая странные обстоятельства неудавшихся 'покушений', опытный инспектор рекомендовал женщине обратиться собственно к нам, зная о затее с детективным агентством.

— Я ежесекундно рискую жизнью, — патетично вещала пострадавшая, — Буквально вчера со мной приключился такой случай.

Миссис Т-Д всегда поздно отправлялась в постель и по традиции полчаса перед сном проводила в кабинете покойного мужа. Так же она поступила и накануне вечером. Погасив в кабинете свет перед уходом, женщина взялась за дверную ручку, но обнаружила, что дверь заперта снаружи. Кабинет вдруг заполнили клубы светящегося тумана. Миссис Терилл-Диксон вспомнила, как почувствовала легкую вибрацию, исходящую от стен и пола, и внезапно один из тяжелых стеллажей с книгами опасно накренился и медленно рухнул, непременно придавив бы своей массой растерянную женщину, если бы та не успела спрятаться под стол.

— И это уже третий случай. На прошедшей неделе вода в ванной нагрелась без видимых причин, хотя минуту назад была еле теплой, а ковер на лестнице сама собой выскользнул из-под ног, так что я уцелела лишь чудом. Прошу вас, помогите. Инспектор заверил меня, что вам можно доверять, — миссис Терилл-Диксон сжала ридикюль сильнее, впиваясь желтоватыми ногтями в кожаную ручку. — Еще одну такую ночь мне не пережить.

— Ночь? — вскинулся Джулиус, точно охотничий пес, почуявший добычу. — Трагические неприятности случались только с вами и только ночью?

— После 23:00, если быть точнее, — педантично поправила визитерша. — Естественно, только со мной. Говорю же вам, молодой человек, меня прокляли.

Несмотря на некоторый опыт, полученный мною при совместной работе с Олдриджем, я склонен был подвергнуть слова миссис Терилл-Диксон сомнению. Право слово, люди изобрели телефон и автомобиль, как тут верить в такую чушь, как сглазы и проклятия?

— Мадам, — проникновенным голосом обратился Олдридж, — даю вам слово джентльмена, что проклятия, о котором вы говорите, нет. Вас никто не проклинал.

— Но как же так? — забавно возмутилась дама. — Молодой человек, я абсолютно уверена, меня прокляли!

Она так часто и так уверено повторяла эту фразу, что у меня зародились подозрения о вменяемости нашей посетительницы. Переубедить ее уж точно не представляется возможным.

Джулиус поднялся во весь свой внушительный рост:

— В любом случае нам с коллегой необходимо посетить ваш дом и сделать собственные выводы. Если вы согласны, давайте обсудим условия.

Таким образом, еще не открывшееся паранормально-детективное агентство получило свое первое дело.

— Почему вы решили, что на ней нет проклятия? — спросил я, когда на следующее утро мы садились в такси. — То есть это вообще возможно — наложить проклятие?

Джулиус прохладно относился к автомобилям и предпочел бы пройтись пешком, если бы адрес, названный миссис Терилл-Диксон не находился в пригороде.

— Конечно, возможно. 'Есть много на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам'.*

Он осторожно влез на заднее сидение Volkswagen Beetle и застыл неподвижно. Страх перед автомобилями — еще одна странность моего компаньона, причем самая безобидная из них.

— Так все же, как вы узнали?

— Профессиональный секрет, — таинственно ответил он, и я всю дорогу гадал, в чем же он заключался.

Родовое гнездо Диксонов мне понравилось. Большой, но аккуратный дом из обветшалого красного кирпича в окружении буйной зелени деревьев и розовых кустов. . Белые оконные рамы сияли краской, а начищенные стекла отражали солнечный свет. Пройдя по идеально ровной гравийной дорожке к тщательно подметенному крыльцу, я вынужден был признать, что хозяйка держит владения в железном кулаке.

— Я не знаю такого проклятия, которое бы действовало ночью, но не действовало днем или, скажем, утром, — поделился своими размышлениями Олдридж, выбираясь из душного салона. Я с легкостью парировал:

— Что если в самом тексте проклятия значилась именно ночь?

Джулиус удивленно приподнял брови:

— Что за вздор? Проклинают сгоряча, а не заранее заготовленными фразами.

Оставив меня осмысливать услышанное, он поднялся по ступенькам и позвонил в старомодный колокольчик.

Как особа педантичная и в высшей степени пунктуальная, миссис Терилл-Диксон ожидала нас в гостиной в компании франтоватого юноши с копной непокорных каштановых волос, вероятно сына или племянника. При нашем появлении дама поднялась. Я на миг ощутил себя этаким Ватсоном из любительской постановки детективов сэра Артура Конан Дойла, явившимся вместе с Великим Сыщиком раскрыть очередное запутанное преступление.

— Мадам, — Джулиус изобразил легкий поклон. — Позвольте напомнить, мы здесь с неофициальным визитом и не стоило все же...

— С меня довольно! — внезапно воскликнул юноша, вскакивая. — Я ухожу!

Он промчался мимо, как ветер, хлопнув на прощание тяжелой дверью. Повисла неприятная пауза.

— Прошу его простить, — справилась с собой хозяйка, потемнев лицом от сдерживаемого гнева. — Невоспитанный мальчишка.

Джулиус подмигнул мне, уже вовсю строя в голове гипотезы, постичь которые я пока не мог.

Нам показали дом и познакомили с малочисленной обслугой. Мне очень хотелось произвести впечатление на компаньона, и я старательно фиксировал в блокнотике все маломальские детали, независимо от их важности.

Вниманию нашему представили галерею портретов славных предков миссис Терилл-Диксон и предметы исключительной художественной и исторической ценности, на мой любительский взгляд. Без преувеличения можно сказать, что жилище и его обитатели знали и лучшие времена. Что поделать, годы летят, сминая все, что раньше казалось важным.

Олдридж достал из кармана жилета старомодные серебряные часы на цепочке:

— Будет лучше, если мы вернемся вечером и постараемся засечь ваш... феномен. Завтра вас устроит?

Женщина боролась с собой. Я посмотрел на Джулиуса и увидел в его глазах превосходство. Он знал, что услышит.

— Я прикажу, чтобы открыли комнаты для гостей, — не очень-то гостеприимно выдавила миссис Терилл-Диксон. — Чем скорее вы разгадаете эту загадку, тем скорее я смогу спокойно заснуть.

Такое решение устраивало обе стороны. Сославшись на предписание врача, хозяйка удались в свою спальню, и мы остались представлены самим себе.

— Что скажете, Филипп?

Вылизанная до неприличия полукруглая прихожая упиралась в беломраморную лестницу, устланную чуть потертой, но тщательно вычищенной ковровой дорожкой. Открытая галерея взирала вниз глазами с потемневших старинных портретов, а из открытых дверей первого этажа тянуло сыростью, свежими цветами и золой. По вечерам, вероятно, в каминах разжигали огонь, несмотря на летнее тепло. Все было так аккуратно, чисто и на своих местах, заботливо протерто от пыли и расставлено в строгом порядке, что походило на музейную выставку. Точно законсервировано во времени, отголосок умирающей эпохи.

— Не знаю, Джулиус, мне как-то не по себе.

Он кивнул, соглашаясь то ли со мной, то ли со своими мыслями.

— Вы что-то записывали? Давайте посмотрим на наши комнаты и обсудим план действий.

Молоденькая горничная, почти ребенок, как могла, привела комнаты в жилой вид, но запах плесени и гнилой воды неприятно ударил в ноздри.

— Господи, что это за жуть?!

Олдридж невозмутимо прошествовал в комнату и безошибочно указал на забытую на подоконнике вазу. Позеленевшая вода источала гнилостные флюиды.

— Какая преступная забывчивость, — тихо пробормотал Джулиус, так что сложно было понять, имеет ли он в виду вазу или что-то другое.

Сквозняк скрипнул дверью в глубине комнаты. Наши спальни оказались смежными и сообщались между собой. Я почувствовал облегчение от того, что не буду совершенно один перед лицом неизвестной опасности. И тут же устыдился. Что бы это ни было, оно не сможет навредить нам при свете дня, впрочем, ведь еще никто, кроме хозяйки, не сталкивался с трудностями. Я почти убедил себя, что имею дело с фантазиями пожилой викторианской леди с чудинкой, однако что-то упорно твердило мне, что Олдридж не ошибается, а он точно что-то подозревал.

Джулиус посоветовал мне прогуляться по дому и записать все, что покажется мне любопытным. Не совсем поняв суть поручения, я добросовестно заносил в блокнот буквально все, что видел и слышал.

Вечером мы снова встретились.

— 'Слишком много роз', 'горничная подозрительно смотрит', 'с кухни пахнет паленым', — Джулиус захлопнул мой блокнот, — Чем, позвольте спросить, вы занимались весь день, Филипп? — строго спросил он. — Бродили вокруг кухни и подглядывали за горничной? Может быть, подсчитывали розы?

Краска стыда обожгла щеки, я не краснел так с тех времен, когда учитель математики драл меня за уши. Я был посрамлен и пристыжен, слова оправданий не лезли в голову.

— Неужели совсем ничего полезного? — робко спросил я, стараясь придать голосу хоть каплю твердости, а интонации — уверенности. Джулиус еще сердился, но мне показалось, по нахмуренным бровям, плотно сжатым тонким губам и взгляду, направленному куда-то сквозь мой несчастный блокнот, что мысли его уже заняты чем-то иным.

— Так вы подсчитали розы или нет?

Я оскорбился:

— Не считайте меня дураком, Джулиус, я...

— Так идите и запишите, где и сколько букетов расставлено, в каком они состоянии и как часто их меняют. Времени у вас — час. Идите же!

Подобные розыгрыши были совсем не в стиле моего компаньона, и потому я уныло побрел проводить свое 'расследование'.

Вернувшись, я застал Олдриджа пребывающим в глубокой задумчивости.

— Ах, это вы... Милейшая миссис Терилл-Диксон пару минут назад покинула кабинет. Возьмите с собой спички, свет может пригодиться.

И ни слова о злосчастных розах!

Пустой дом, погруженный во тьму, — что может быть более пугающим и будоражащим фантазию, щекочущим нервы? Все звуки, услышанные днем, всплывают из глубин подсознания, приобретая причудливые формы. Гул автомобильного двигателя может показаться вам органной музыкой, шорох одежды — бестелесным шепотом, а скрип половиц — лязгом цепей. Ночь волнует, ночь рождает фантомов.

Мы, не зажигая огня, брели по пустым темным коридорам, словно две тени. Я старался анализировать свои ощущения, но даже собственное прерывистое дыхание пугало до мурашек на коже. Я зябко повел плечами и понял вдруг, что действительно замерз.

— Джулиус, — свистящим шепотом позвал я. — Вы это чувствуете?

Он ответил одними глазами, большими и черными от расширившихся зрачков. Меня пробила дрожь.

Мы вышли на галерею. Портреты точно ждали этого, уставившись масляно поблескивающими глазами, зло и дико, прямо в упор. Так, как бывает только ночью.

Часы пробили полночь.

Джулиус, не останавливаясь, покинул галерею, войдя в темный тоннель узкого коридора. Я последовал за ним и увидел, с трудом преодолевая черноту, как он указывает на что-то пальцем. В конце коридора сиял крошечный огонек. Я подался вперед, выглядывая из-за плеча рослого компаньона, и в этот момент тьма раскрасилась множеством пылающих голубым огнем пятен. Свет струился из стен, сливался между собой и сворачивался в туманные кольца. И туман пел.

Я стиснул голову ладонями, пытаясь заглушить заунывный гул, будто звенела туго натянутая струна, и Джулиус потянул меня за локоть, крича прямо в ухо:

— Скорее! Миссис Диксон!

Мы побежали прочь, через галерею, на лестницу и оттуда — в главный коридор. Из-под двери спальни хозяйки сочился голубоватый свет. Я невольно отшатнулся, однако Олдридж без колебаний вынес хлипкую преграду и исчез внутри. Я не нашел в себе сил пойти за ним....

Я не смел показаться Джулиусу на глаза. Пережитый ужас и позор буквально приковали меня к постели.

Срочно вызванный доктор обследовал миссис Терилл-Диксон, которую, по словам Олдриджа, некая невидимая сила едва не задушила в постели, однако не обнаружил никаких следов удушения! Мне ужасно хотелось присутствовать при разговоре с доктором, но чувство вины прочно удерживало меня на месте.

Дверь соседней комнаты скрипнула.

— Филипп! Прекратите убиваться и идите сюда!

Я принял приглашение с радостью. Джулиус стоял у окна вполоборота, опершись локтем о подоконник. Заметив меня, он криво улыбнулся:

— Не стоит так себя корить, все остались живы и относительно невредимы.

С последним утверждением можно было бы и поспорить, впрочем, оно того не стоило.

— Советую вам выспаться, как следует, завтра нас ждет долгий день и бессонная ночь.

Последовать совету было совсем не просто. Я беспрестанно вздрагивал во сне, куда-то бежал, кажется, даже звал на помощь, и рассвет встретил сидящим на груде смятого постельного белья, невыспавшийся и мокрый от пота.

Первым делом мы посетили комнату вспыльчивого юноши — сына миссис Терилл-Диксон, которого, как выяснилось, звали Ричардом. Имя вполне подходящее для отпрыска старой влиятельной семьи, коей Диксоны когда-то были. Ричард ночевал вне дома и еще не вернулся.

— Посмотрите, какая милая девушка, — Джулиус извлек из-под подушки салонный снимок белокурой красавицы с сияющей улыбкой. — Здесь подпись 'Мое сердце твое навеки', — он так и эдак покрутил фразу на языке и сморщился, как будто съел слишком много сладкого. — Смею предположить, тайная возлюбленная, иначе, зачем прятать ее снимок?

Он положил фотокарточку на место и замер в охотничьей стойке, уже мне знакомой:

— Тут что-то еще.

На свет появилась тонкая мягкая книжечка в черной обложке. Личный дневник, предположил я, и ошибся. Мне приходилось сталкиваться с подобными изданиями, и от них был только один вред.

— Мальчик увлекается магией?

Джулиус не успел ответить. Дверь едва не слетела с петель, и в проеме возник сам Ричард Терилл-Диксон:

— Какого черта?! Что вы здесь делаете?

В отличие от меня, Олдридж сохранил спокойствие в сложившейся неприятной ситуации:

— Это Ваше? А матушка знает?

Юноша нервно выхватил книжку и как был, в ботинках, растянулся на кровати, всем видом выражая презрение:

— Можете рассказать, мне плевать. Мне на всех вас плевать, слышите?

Я не умел вести беседы с трудными подростками, однако Джулиус не был настроен на долгий разговор:

— Вы хотели отомстить матери за то, что она пытается разлучить вас с дамой сердца?

Щеки Ричарда вспыхнули:

— Откуда вы... — потом догадался о фотографии. — Может и хотел, вам какое дело?

— И отомстили?

Юный Диксон опустил глаза, вдруг растеряв весь боевой задор:

— Нет... Не смог.

Джулиус кивнул и вышел.

Такое уже случалось. Люди легко прибегают к помощи сил, им неподвластных, дабы удовлетворить свои низменные желания. И кто-то желал мести, и он ее творил. Бедный парнишка, выбрал неверный путь.

Джулиус поприветствовал поднимающуюся по лестнице незнакомую женщину. Она была невысокой и крупной, с округлыми чертами лица и пухлыми белыми пальцами, цепляющимися за перила. Несмотря на кажущуюся мягкость, в женщине был характер, он чувствовался в цепком взгляде, коим он нас наградила:

— Доброе утро, господа. С кем имею честь?

Мы представились и в свою очередь узнали имя дамы. Ею казалась Хелен Ларсен, сестра миссис Терилл-Диксон. Джулиус высказал желание немедленно побеседовать с миссис Ларсен.

— А, детективы, — протянула миссис Ларсен насмешливо. — В таком случае, пройдемте в мою комнату, чтобы вы лично убедились, что я не прячу там дамский пистолет или крысиный яд.

Лишним будет даже упоминать, насколько непохожими оказались сестры — сухая и чопорная Генриетта и саркастичная волевая Хелен.

Миссис Ларсен поведала нам в характерной насмешливой манере о том, как после смерти мужа сестра приютила ее у себя, 'поделилась кровом и пищей', как высказалась сама Хелен.

— Можно сказать, я живу здесь из милости, слежу за домом, руковожу прислугой, веду бухгалтерию, но я благодарна Генриетте за ее доброту и понимание.

Я по-иному взглянул на чистый дом и ухоженный сад. Как оказалась, вся эта красота — дело рук совсем не той сестры, что нам думалось.

— Вы только что вернулись, — прервал Джулиус. — Позвольте спросить, где вы были?

— Ночевала у старой школьной подруги. Она тяжело заболела и за ней некому ухаживать, кроме меня.

— Часто вы у нее гостите?

— Довольно часто в последнее время. Это все?

Уточнив имя подруги, Джулиус пропустил служанку с охапкой свежих роз и откланялся. Я поспешил за ним.

— Вы видели эти розы, Филипп? — спросил он до странности жизнерадостным голосом.

— Конечно, видел, я же говорил вам, что их часто меняют.

— И вы, конечно, заметили, что время не совпадает с тем, что вы же указали в своих записях?

Я начал злиться:

— К черту розы, Джулиус! Подумайте лучше, что вы скажете миссис Терилл-Диксон о ее сыне.

-Что вы имеете в виду?

— Как это, что? — я изумился непонятливости компаньона. — Что именно он повинен во всех покушениях.

На что Олдридж невозмутимо ответил:

— Не будем с этим торопиться, мой друг, подождем утра.

Ожидание было мучительно. Я не видел Олдриджа с тех самых пор, как он зашел к миссис Терилл-Диксон, и после, так ничего и не объяснив, вызвал такси и уехал. Несомненно, в его странной голове созрел план, однако посвятить меня в подробности он вновь не счел нужным.

С каждым часом мне становилось все тревожнее, к ужину я едва притронулся, гипнотизируя взглядом пустой стул Джулиуса. Часы безжалостно отсчитывали минуты.

Миссис Терилл-Диксон закрылась в кабинете мужа, и, когда я мерил шагами гостиную, появился Джулиус.

— Какого черта вы творите?! — ярость буквально клокотала во мне. — Это нечестно! Вы исчезаете на весь день, будто так и надо, а потом выставляете меня дураком!

Вспышка гнева обессилела меня, к тому же, я чувствовал, что перегнул палку, в конце концов, никто не путался выставлять меня дураком, разве что, кроме меня самого. Я одними губами прошептал:

— Простите...

Джулиус прошествовал к миниатюрному диванчику и тяжело сел. Я только сейчас заметил, как он устал.

— У нас есть два часа, насколько я могу судить по предыдущим случаям. Надеюсь, вы хорошо отдохнули, иначе нам всем несдобровать. А пока расскажите мне, что происходило в доме в мое отсутствие.

Мне нечего было сказать, кроме того, что миссис Терилл-Диксон не далее, как четверть часа назад закрылась в своей спальне, а ее сестра ушла к подруге.

— А юный Ричард?

Его я не видел с ужина.

— Что ж, тогда предлагаю начать, — Джулиус энергично подскочил с диванчика, но я преградил ему путь:

— Одну минуту, компаньон, вы забыли посвятить меня в ваш гениальный план.

— Ах, это, — он недовольно прищурился. — Ваше любопытство не знает границ, Филипп. Объяснения могут подождать до утра?

— Нет!

Как объяснить ему, что это не просто любопытство, а инстинкт самосохранения? Я должен знать, что нам предстоит, чтобы быть полезным и, в случае чего, суметь за себя постоять.

Джулиус приблизился и доверительно взял мои руки в свои:

— Филипп, мы много пережили вместе за эти несколько месяцев. Неужели, вы настолько не доверяете мне? Без нужных доказательств — грош цена нашему расследованию. Вы понимаете? — я согласился. — Вы — мой маяк и опора, я уже говорил вам.

— Постойте, но вы не говорили, почему?

— Разве это имеет значение сейчас? Вы готовы играть свою партию вслепую? Делать то, что я буду вам говорить?

Мне такой план был не по душе, но я еще не выработал в себе такую силу воли, чтобы отказать проникновенному взгляду умных карих глаз, блестевших так близко, то отвернуться не было возможности. Это шантаж чистой воды, манипулирование и шантаж.

— Что я должен делать?

Часы пробили полночь. Я поправил беруши, даже не представляя, зачем они могут нам понадобиться. Тишина стала почти осязаемой, плотной, как вата в моих ушах. Джулиус поймал мой хмурый взгляд и ободряюще улыбнулся. Мы, на первый взгляд, бесцельно бродили по пустому спящему дому.

В такие минуты мысли не способны сосредотачиваться на чем-то конкретном, однако я отчетливо помню, что перед тем, как мистический туман выпустил свои щупальца, думал о том, с каким удовольствием коснусь головой подушки и усну. Я, правда, очень хотел спать, наверное, дало о себе знать нервное напряжение.

Мы стояли посреди полукруглого холла, в котором не так давно хорошо потрудились, перетащив сюда все зеркала из коридоров второго этажа. Их оказалось так много, что все было заставлено тускло блестевшим отполированным стеклом.

Джулиус знаком велел мне максимально сосредоточиться, и благодаря ему я не пропустил момент, когда зеркала вспыхнули. Призрачный голубой огонь вырывался из зазеркалья, и в абсолютной тишине ночи это зрелище производило сильное впечатление. Джулиус наклонился и прокричал мне в самое ухо: 'Бегите к миссис Ларсен и разбейте зеркало, скорее!' и толкнул в объятия колдовского огня и тумана.

Я помчался наверх быстрее ветра, подгоняемый вибрирующей волной, бьющей в спину и сжимающей голову стальным обручем, и с разбега ворвался в незапертую дверь. В нос ударил запах золы. Розы свесили вниз поникшие бутоны.

Гул достиг своего пика и рассыпался стеклянным звоном. Я перевел дух и вынул из ушей осточертевшую вату, испачканную кровью. Нужно было скорее исполнить поручение Джулиуса. Я огляделся и увидел старинный комод, а над ним — темное зеркало в деревянной, покрытой пеплом раме. Дерево еще дымилось, а отражающая поверхность клубилась голубым сияющим туманом. Я протянул к нему руку, и искры ужалили ладонь. Было слышно, как часы на стене отмеряют время. Я схватил табурет и швырнул в зеркало. Меня окатило дождем из осколков и жалящими искорками умирающего колдовства...

В холле дела обстояли не лучше. Пол хрустел под ногами битым стеклом, в электрическом свете мелкие осколки сверкали как бриллианты. Посреди хаоса возвышался Джулиус с победно скрещенными на груди руками. Я подошел ближе и увидел красные подтеки на его шее, тянущиеся от ушей и исчезающие за некогда белым воротником рубашки, лицо и руки его были также изранены и кровоточили.

— Боже мой, Джулиус, что вы натворили?! И главное, как?

— Что? — он потрогал ухо и сморщился от боли. — Повторите, пожалуйста, громче.

Я повторил.

— А, вот вы о чем. Все очень просто, мой друг, — он извлек из кармана тонкую дудочку и гордо мне продемонстрировал. — Этот свисток издает высокочастотные звуки, они разрушают чувствительные ушные перепонки человека и столь же разрушительно воздействуют на некоторые другие предметы, например, стекло.

— Ультразвук!

— Вы абсолютно правы. Ну, а зеркало в комнате миссис Ларсен?

— Я разбил его, как вы и велели.

Олдридж нетвердой походкой добрался до дивана и рухнул на него:

— Благодарю, вы, возможно, спасли жизнь нашей первой клиентке, — он впервые заговорил об агентстве серьезно, что не могло не радовать. — Кому-то из нас придется провести ночь здесь, чтобы изобличить злодея.

— Я останусь и посторожу, а вам стоит вздремнуть, чтобы наутро блестяще завершить расследование.

Джулиус растроганно улыбнулся:

— Вы просто ангел, спустившийся с небес, Филипп.

Он перекинул ноги через подлокотник и закрыл глаза, а я сел в кресло напротив двери и приготовился ждать.

Шаги на крыльце вывели меня из глубокой задумчивости, в которой я пребывал последние несколько часов перед рассветом. Я стряхнул наваждения и осторожно разбудил своего мирно спящего компаньона. Он поднялся навстречу миссис Ларсен и вежливо пожелал доброго утра. До меня, наконец, дошло, что имел в виду Джулиус, прося подождать до утра, и посмотрела на женщину самым презрительным взглядом, на который только был способен.

— И вам доброго утра, господа, — она окинула поле боя цепким взглядом и побледнела. — Что здесь произошло?

Я хотел было ответить, но Олдридж остановил меня:

— Давайте позовем нашу любезную хозяйку, вашу сестру, и я назову имя злоумышленника.

Втроем мы устроились среди битого стекла, а Джулиус возвышался над нами подобно мужественному воплощению Фемиды**:

— Миссис Терилл-Диксон обратилась к нам с деликатной проблемой. Кто-то желал ей смерти и для этого использовал весьма нетрадиционные средства. Мы с мистером Фелтоном лично убедились в наличии некой сверхъестественной силы, покушающейся на жизнь миссис Терилл-Диксон. Силы, умело направляемой злой человеческой волей. Проведя предварительное расследование, мы также обнаружили, что у обоих членов семьи были основания желать нашей клиентке смерти. Филипп?

Я смутился, мне не приходило в голову, что придется что-то говорить:

— Да... Ричард, ваш сын, мадам, он хотел отомстить за то, что вы препятствуете его отношениям с девушкой, чью фотографию он хранит под подушкой.

Джулиус одобрительно покивал:

— Теперь вы, миссис Ларсен. Вы старшая из сестер Диксон, но живете в родовом гнезде на правах экономки, почти прислуги. Наверняка, вам хотелось справедливости.

Миссис Ларсен скептически фыркнула.

— Этот некто, замысливший убийство, поступает весьма хитроумно. Не просто насылает порчу или проклятие на жертву, а проводит над зеркалом определенный сложный ритуал, призывая в наш мир целый сонм духов из зазеркалья. Пока то, первое, зеркало цело, его владелец управляет сонмом, и те используют все зеркала в доме как порталы из своего измерения в наше. При этом, несомненно, рискуют оба, и потенциальная жертва и сам преступник, но дело ведь того стоит? Надо лишь осторожно обращаться с первым зеркалом.

Все присутствующие затаили дыхание, ожидая, когда, наконец, прозвучит имя.

— Розы маскировали запах паленого дерева от медленно тлеющей рамки зеркала, неприспособленного к таким нагрузкам. Но розы быстро вяли. Филипп тщательно записал время, когда в доме меняют цветы. Чаще всего это делали в двух комнатах, — выдержав театральную паузу, Джулиус торжественно перешел к главному. — Ричард Терилл-Диксон не виновен, по ночам он встречается с девушкой, и давно забросил мысль о мести. Миссис Ларсен... не виновна, — в этот момент обе женщины испустили удивленные вздохи. — Зеркало было найдено в ее комнате, но его повесили туда лишь накануне. Вопрос, где оно висело раньше? — он обвел нас взглядом и остановился на хозяйке. — Вы. Вы приказали перевесить зеркало, вы увешали зеркалами коридоры и дали распоряжение горничной менять цветы в своей комнате в два раза чаще. Я почувствовал их запах в самый первый день. Потом, конечно спохватились, и начали заметать следы, ведь вы не ожидали, что мы настолько продвинемся.

Миссис Терилл-Диксон подскочила:

— Да как вы смеете! Я потомок древнего рода! Вы лжец, лжец и негодяй!

— А не хотите ли услышать, почему вы организовывали покушения на саму себя?

Хелен Ларсен подняла руку:

— Я хочу услышать. Мне интересно, в чем меня чуть не обвинили.

— А тут все гораздо проще. Я проверил алиби миссис Ларсен — она действительно навещала больную подругу. После я сходил к вашему семейному адвокату и рассказал ему свою версию, ему оставалось лишь подтвердить.

Свою часть наследства миссис Терилл-Диксон давно потратила и финансы сестры пришлись как раз кстати, однако миссис Ларсен вдруг заявила права на половину дома и грозила подать исковое заявление в суд. Это грозило не только потерей денег, но и грязным пятном на белейшей репутации семьи Диксонов. Тогда благородная дама придумала сложный и хитрый план, который пришелся бы полиции не по зубам, а чтобы окончательно выйти из-под подозрения, наняла двух никому не известных детективов, россказням которых о светящемся тумане никто не поверит. Но она ошиблась, инспектор поверит, как верил Джулиусу и всегда до этого.

— Умереть должна была не Генриетта, а Хелен.

Я едва верил услышанному, до того это было невероятна и запутанно.

Миссис Терилл-Диксон внезапно выхватила из складок старомодной траурной юбки дамский пистолет и возбужденно замахала им перед нашими носами:

— Все назад, я не виновна, вы ничего не сможете доказать. Я происхожу из уважаемого семейства...

Входная дверь тихонько скрипнула, и женщина, безумно закричав, открыла стрельбу на звук. Мы с Джулиусом бросились на нее с разных сторон и повалили на диван. Оружие выпало из ослабевших пальцев.

— Это Ричард! — воскликнула миссис Ларсен. — Боже мой, Ричард! Он ранен!

Поверженная женщина на диване беззвучно разрыдалась.

Ричарда осмотрел тот же врач, что не так давно его мать. Полицию вызывать не стали, на этом настояла миссис Ларсен. Она твердо решила обойтись без полиции, но иск в суд все же решила подать.

— Нельзя доверять дом наших родителей сумасшедшей. Я позабочусь о нем, и о Генриетте с племянником тоже.

Получив гонорар, заметно увеличенный благодарной женщиной, мы отбыли обратно в агентство.

— Вы не пойдете домой, Джулиус? — спросил я в дверях.

— Мне нужно подумать, не ждите меня.

— Вы недовольны? Мы... Вы оказались правы во всем и раскрыли наше первое дело. Справедливость восстановлена.

— Восстановлена ли? Это непростой вопрос, Филипп, вы слишком молоды, чтобы судить беспристрастно.

Я пожал плечами, на вид Олдридж казался не старше сорока, я бы даже сказал, моложе, но внешность бывает обманчива. А еще, не всегда стоит понимать слова Джулиуса буквально.

— Хорошего дня, — я вышел и прикрыл за собой дверь.

Джулиус долго смотрел на закрытую дверь и размышлял. Трудно сказать, что именно происходил в этой странной голове, но глаза его были печальны и темны.

На самом деле, он не всегда любил оказываться правым.

* 'Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам' — Шекспир 'Гамлет'

** Фемида — античная богиня правосудия

Дело N3

Вдохновение на крови

Газеты пестрели шокирующими заголовками.

Джулиус раздраженно отбросил свежий выпуск 'Блэкпул Тайм' и, поморщившись, сжал пальцами виски. Я до сих пор непозволительно мало знал о своем компаньоне, в том числе, чем он занимается, возвращаясь в пустую квартиру на Санрайз-авеню, однако не мог не заметить, что особенно скверно Олдридж выглядел после ночи пятницы, хотя он сам же настоял на том, чтобы не закрывать агентство на выходные.

Одним таким пасмурным субботним утром мы как раз сидели в офисе детективного агентства, когда Джулиус начал просматривать прессу. По мере того, как менялось его вечно серьезное неподвижное лицо, росло и мое любопытство. Что за статья могла вызвать у него такую бурю эмоций?

— Что за чушь! — воскликнул он в сердцах и нахохлился, точно сердитая ворона. — Ваши коллеги, Филипп, не видят дальше своего длинного носа, да и то, что замечают, преподносят исключительно пережаренным!

Я нисколько не обиделся, тем более, что находился в бессрочном отпуске и не спешил пока возвращаться в родную редакцию. Недавняя заметка об убийстве молодого парня-эмигранта действительно была написана несколько вызывающим языком, а факты, в ней описанные, откровенно, на мой профессиональный взгляд, надуманы. Что делать, при отсутствии интересного материала для периодической печати даже из самого скучного сюжета можно раздуть сенсацию. Впрочем, скучным конкретно этот сюжет точно не был. Подобрав газету, я вслух зачитал:

'Кровопийца из Зеленого квартала.

Кто объявил войну выходцам из Северной Ирландии? Нашему корреспонденту удалось одним из первых оказаться на месте очередного зверского убийства...'

Я прервался, вопросительно посмотрев на Джулиуса.

— Продолжайте, продолжайте, — ядовито пробормотал тот. — Вы еще не все прочитали.

Я пробежался глазами по крикливым строчкам, каждое слово которых, казалось, состояло исключительно из заглавных букв, а уж количество восклицательных знаков грозило превзойти все мировые рекорды:

'Полиция отказывается давать комментарии произошедшему, но местные жители уверены — убийства продолжатся!'

Я отложил газету:

— Я все еще не понимаю, что вас так расстроило?

— О, Филипп! Дайте сюда, — Джулиус порывисто выхватил у меня из рук 'Блэкпул Тайм' и, водя пальцем по строкам, зачитал:

'Полиция запретила фотографировать тело, однако на лицо большая потеря крови'.

— Почему, Филипп? Что с ним случилось?

— Парню крепко досталось? — предположил я неуверенно.

— А теперь проявите хоть каплю дедуктивного таланта, мой друг, и еще раз взгляните на заголовок.

Я подчинился:

— 'Кровопийца из Зеленого квартала'.

Джулиус ждал продолжения, однако я никак не мог понять, чего он от меня хочет. Надеюсь, степень моего смущения не сильно отразилась на лице, хотя от мучительных раздумий щеки мои начали ощутимо гореть.

— Ладно, — Олдридж откинулся на спинку кресла с видом скучающим и ленивым. — Не мучайте себя, от вас уже пышет жаром как от парового котла.

Что я мог ответить на это?

Джулиус взял со стола карандаш, что-то черкнул в газете и подтолкнул ее ко мне. На первой полосе слово 'кровопийца' было жирно обведено в неровный кружок. В голове у меня, наконец, щелкнуло, и стало удивительно, как же я сразу не догадался, к чему он вел, ведь все было очевидно:

— Вы считаете, что это вампир!

— Господи, Филипп! Кто вам такое сказал? — досадливо поморщился мой друг. — Это вы считаете, что это вампир.

С минуту я просто молчал, переваривая услышанное, а потом Джулиус, как будто и не было этого странного разговора, продолжил мысль, оборванную уже давно:

— Инспектор Гаррисон еще не позвонил! Весьма легкомысленно с его стороны не обращать внимания на очевидные факты присутствия в этом деле потусторонних сил...

— У нас нет телефона.

— ... хотя даже вы поняли... Что вы сказали?

Настал мой черед снисходительно улыбаться:

— У нас нет телефона. Мастер обещал явиться в начале недели, но так и не пришел. Нет телефона — нет звонка из полиции. Это элементарно.

На краткий, очень краткий миг я возвысился до небывалых вершин, но стук в дверь низверг меня обратно на землю.

— Вероятно, Гаррисон пришел к тому же выводу, — криво усмехнулся Джулиус, оставив меня переживать свое прискорбное падение.

— Доброе утро, джентльмены, — громогласно поприветствовал инспектор, и от его коренастой плотной фигуры пахнуло сыростью, холодом и крепким табаком. Я пожал протянутую руку и по привычке приготовил блокнот для записей, тем не менее не ожидая услышать что-то новое.

— Чаю? — Олдридж был сама любезность. — Нет? В таком случае, я готов выслушать, что привело вас к нам.

По его серьезному прямому взгляду и сжатым в тонкую ниточку губам никак нельзя было догадаться, что он и без длинных предисловий знал причину столь раннего визита. И инспектор действительно не сумел нас удивить:

— Дело темное, Джулиус, — закончил он свой рассказ и, спросив разрешения, закурил. Грубые пальцы с желтоватыми ногтями заядлого курильщика ловко извлекли сигарету из помятой пачки и чиркнули спичкой. Комната погрузилась в облако густого едкого дыма. — Писаки уже пронюхали, — он бросил на меня быстрый взгляд. — Простите, Фелтон. Мои ребята изъяли все фотографии, но одна все же просочилась. Редактор 'Блэкпул Геральд' не желает идти на уступки, и к вечеру весь город будет в курсе событий, а к завтрашнему утру — весь Ланкашир! Начнется паника.

Гаррисон был так искренне раздосадован, что мне даже стало его жаль. Если, конечно, забыть, что он покушается на свободу слова — самое святое, что есть у каждого уважающего себя журналиста.

— Иными словами, вы просите меня о помощи? — Джулиус криво улыбнулся, сложив руки в замок под подбородком. — И у вас, верно, есть основания полагать, что в деле замешано сверхъестественное?

Инспектор нерешительно пожевал губами:

— Я полагаю, что вам будет интересно взглянуть на тело.

Джулиус наотрез отказался воспользоваться служебным автомобилем инспектора, и мы проделали отнюдь не близкий путь до полицейского морга под отвратительным моросящим дождем, к сожалению, нередким в наших краях. Он оседал на волосах и одежде, что ничуть не прибавляло настроения, и очень скоро я промок до нитки и дрожал от холода, а вот Олдриджа погода, похоже, ничуть не смущала. В своем темно-сером плаще и фетровой шляпе он вышагивал по Променаду* точно лондонский денди — я с легкостью представлял его в цилиндре и белых перчатках, выстукивающего тростью дробь по мостовой.

Гаррисон оказался умнее и, сославшись на простуду, уехал без нас. Жаль, что мой упрямый компаньон не желал признавать удобство нового средства передвижения.

Дождь усиливался.

Мы, наконец, добрались до полицейского морга, где нам выдали белые халаты и одну пару перчаток на двоих, видимо, ждали только Джулиуса. Я не жаловался — пальцы закоченели так, что натягивать на них что-то было бы преступлением. В своей профессиональной деятельности я ни разу не сталкивался с трупами — для такого рода материалов у нас был особый человек. Чуть более терпимым я стал после знакомства с Джулиусом, но все же вид хладного неподвижного тела, еще недавно мыслящего, живого, до сих пор нагонял на меня дрожь. К такому сложно привыкнуть, да я и не хотел. Есть вещи, от которых я бы с удовольствием держался подальше, и трупы входили в их число.

Суровый медик откинул простыню, и весь неприкрытый ужас смерти открылся нашим взглядам. Было что-то унизительное, грязное в том, чтобы смотреть на мертвецов, точно подглядываешь за ничего не подозревающим человеком. Неловко и как-то стыдно.

Джулиус без колебаний приступил к внешнему осмотру. Он так ловко и быстро обследовал каждый сантиметр тела, будто листал книгу. Я старался смотреть только на его строгий профиль, но взгляд сам собою опускался ниже, на длинные пальцы, обтянутые тонкой резиной, и на белую твердую плоть, которой они касались. Меня резко замутило. От запаха формалина... Совершенно точно от него...

— Филипп? Филипп, вам нехорошо?

Я старательно замотал головой, рискуя расстаться с легким завтраком, впопыхах перехваченным по пути в агентство. Джулиус удовлетворенно кивнул:

— Тогда скажите мне, коллега, что интересного вы видите в этом трупе?

— Интересного? — ужаснулся я.

— Боюсь, я неверно выразился, — терпеливо исправился он. — Необычного. Не бойтесь, подойдите ближе.

— Ну... — неуверенно протянул я. — Он очень бледный. Но ведь покойники и должны быть такими, да? — я сконфуженно хихикнул, чем заслужил неодобрительный взгляд лысого усатого медика:

— Не вижу ничего смешного, юноша, но вы правы в своем нехитром умозаключении. Между прочим, — повернулся он к Джулиусу. — Я все изложил в отчете, мистер Олдридж.

— Я его не читал.

Обмен колкостями притупил мое внимание, и я оказался схвачен за запястье и буквально с нечеловеческой силой притянут к столу.

— Не подведите меня, Филипп, — шепнул мне Джулиус на ухо и разжал пальцы.

Я склонился над телом. Вблизи кожа выглядела прозрачной, сквозь нее просвечивали голубоватые прожилки вен. Я непроизвольно сглотнул тягучую слюну, борясь с желанием отойти подальше, а лучше вообще на улице.

— Обрати внимание на внутреннюю поверхность рук.

Ободренный подсказкой, я осторожно, воспользовавшись любезно одолженной мне перчаткой, повернул затвердевшее запястье покойника и обнаружил чуть ниже локтевого сгиба ни много ни мало следы острых как иглы зубов!

— Это... это... — голос не слушался.

— Проколы, вероятно, от шприца, — хмуро сказал доктор.

— Нет, вы не понимаете...

Горячая ладонь легла мне на плечо, и голос Джулиуса, спокойный и вежливый, произнес:

— Разумеется, вы правы. Благодарим за уделенное нам время. Всего хорошего.

Мы вышли на свежий воздух, где дрожь пальцев было гораздо проще выдать за озноб. Я с трудом засунул руки в неудобные узкие карманы и спросил, даже не стараясь скрыть раздражения:

— И что теперь? Это была чья-то шутка? Ваша или инспектора?

— Не горячитесь, Филипп, — Олдридж невозмутимо надвинул на лоб шляпу и сверился с карманными часами темного серебра. — До ленча пара часов, не хотите ли прогуляться?

Еще злясь и негодуя, я все же позволил фамильярно взять себя под локоть и увести прочь от холодного жуткого морга и его неприветливого хозяина, словно перенервничавшую девицу.

Мы шли довольно быстро для обычной прогулки, да и Променад, излюбленное место горожан и гостей города, остался далеко позади, и чем дальше мы удалялись от побережья, тем невыносимее становилось мое любопытство.

— Куда вы меня ведете?

— Веду? О, мне кажется, вы вполне в состоянии идти сами, — Джулиус сдержанно усмехнулся, стараясь, видимо, не сильно меня задет. — Или вас все еще мутит?

— Нет! Да с чего вы вообще это взяли?

Однако мой праведный гнев не произвел ровным счетом никакого впечатления, и я добавил тише:

— Спасибо, со мной все хорошо.

— Иными словами, трупы вас не беспокоят? Тогда добро пожаловать в Зеленый квартал!

Зеленый, он же Ирландский, квартал представлял собой несколько коротких улиц в восточной части Блэкпула. Население его, как видно из названия, состояло в основном из выходцев из Ирландии и, реже, Шотландии. Добропорядочным и законопослушным гражданам не рекомендовалось гулять здесь после заката, да и днем всегда оставался риск нарваться на неприятности. Тот факт, что неизвестный убийца выбрал именно это место для своих преступлений, не вызвало у меня удивления, впрочем, все мы ходим под луной.**

Нас встретил невыспавшийся и промокший до нитки дежурный констебль:

— Прошу за мной, господа.

Ботинки заскользили по размокшей от дождя дороге, и жидкая грязь забрызгала брюки. Кроме того, в воздухе витал легкий, но от этого не менее тошнотворный запах помоев и гниющего мусора, что местные, ничуть не смущаясь, выбрасывали прямо вдоль дороги. Нелицеприятное мнение мое об Ирландском квартале только укрепилось.

Место преступления огородили желтой лентой, но даже я понимал, что дождь смыл все следы, если они вообще были. В этом смысле сырой приморский Блэкпул — раздолье для преступных элементов. По нахмуренным бровям Джулиуса я догадался, что он думает о том же. И все же он тщательно осмотрел ничем не примечательный, кроме того, что здесь убили человека, клочок земли у покосившегося забора. И стоило мне только слегка отвлечься, как мой неутомимый компаньон исчез.

— Вы видели, куда пошел мой друг? — обратился я к дежурному, на что тот неопределенно махнул рукой:

— Да тут и идти-то особо некуда. За забором местный паб, клуб или как он там у них, ирландцев, называется.

Я поблагодарил и, провожаемый равнодушным взглядом, обошел ограду вокруг и оказался прямо перед входом в искомое заведение, судя по линялой безыскусной вывеске, именуемое 'Веселый Патрик'. Весело там точно не было, потому как, стоило мне скрипнуть дверью, несколько пар хмурых глаз тут же уставились на меня. У барной стойки я узнал Джулиуса, он беседовал с высоченным медноволосым мужчиной, в чьих грубых чертах любой без труда бы угадал разбойное прошлое.

— А, Филипп! — Олдридж обернулся и помахал мне рукой. — Это мой друг, Филипп Фелтон. Идите же сюда, не стойте как истукан.

Было похоже, что он не испытывал неловкости или напряженности, витавших в прокуренном воздухе, и я подошел к нему, справедливо рассудив, что вдвоем у нас больше шансов выйти отсюда на своих ногах.

Боже, что за мысли!

Рыжий протянул мне жилистую руку, покрытую мелкими светлыми волосками, которую я пожал, внутренне содрогаясь. Да, я отдавал себе отчет в том, что веду себя как последний расист, однако никак не мог побороть предубеждение против 'нищих мигрантов', въевшееся в кровь едва ли не с молоком матери.

— Полиция закрыла паб? — спросил Джулиус.

— Сегодня откроемся. Ваши ищейки ничего не найдут в моем заведении. Так я им и сказал.

— Мы не из полиции, О'Тэди. Мы просто хотим помочь, и, — он доверительно наклонился вперед. — Мы действительно можем помочь.

— Да валяйте. Только без толку все это.

Джулиус кивнул и повернулся к выходу. За столиком у самой двери за нами пристально наблюдал неряшливо одетый мужчина неопределенного возраста. Я случайно поймал его внимательный взгляд, и он торопливо отвернулся, да так резко, что едва не сломал шаткий стул.

Чужакам здесь не рады.

На обратном пути я едва поспевал за длинноногим Джулиусом. Погруженный в свои мысли, он совершенно забыл о моем существовании, да и существовании всего остального мира тоже — только грязь разлеталась в стороны из-под его черных щегольских туфель. Мне многое хотелось спросить, но я откровенно робел, взирая на строгую и прямую, как доска, спину компаньона, и, наконец, решился:

— Как мы собираемся ловить убийцу, если даже полиция ничего не может сделать? Как мы узнаем, кто он?

— Мы уже знаем, кто он.

Я так удивился, что поскользнулся и едва не сел в лужу:

— Как это — знаем? — мысли проносились голове вихрем, но ни одна из них ничем мне не помогла.

— Вы видите сложность не там, где она есть, — Олдридж сжалился и приостановил шаг. — Я знаю, кто убийца, но вычислить ее — дело не из легких. И не из самых безопасных.

— Ее? Подождите, вы хотите сказать, что это женщина?!

— Господи, Филипп! Не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть. Вы прекрасно меня поняли.

Тут уж и я не выдержал. Догнал его и схватил за ворот плаща:

— Нет, это вы не делайте из меня дурака! Если вы настолько гениальны, что можете раскрывать преступления еще до того, как их совершат, это отнюдь не означает, что для всех вокруг это столь же очевидно. Черт возьми, да вы самый большой эгоист, с которым мне довелось общаться! Или выкладывайте все как есть или не рассчитывайте на мою помощь, ни сейчас, ни когда-либо впредь. Вам ясно?

Спустя время я могу точно сказать, что то была самая эмоциональная и прочувствованная речь в моей жизни и вместе с тем, самая позорная. Не стоило так распаляться, но тогда я был совершенно не способен к разумным рассуждениям.

Джулиус не делал попыток отстраниться или урезонить меня. Как раз наоборот, заглянув в его темные глубокие глаза, я увидел там не злость или обиду, а сочувствие и тепло. Он снова сумел поставить меня в тупик.

— Прошу вас, успокойтесь, Филипп, — мягко попросил он, кладя ледяные руки поверх моих, судорожно стискивающих лацканы его мокрого плаща. — Приношу свои извинения, я забылся и позволил себе грубость. Моя кошка никогда не задавала вопросов, увы, я отвык от диалогов.

Меня снова сравнили с кошкой, и все же на душе стало легче — я выговорился и спустил пар, а Джулиус сумел воспринять это адекватно и легко свел неприятную ситуацию к шутке. Я не знал, что он так умеет.

— Давайте доберемся до ближайшего приличного кафе и там поговорим, — я согласно кивнул. — Обещаю ничего не скрывать.

Время обеда — не самое удачное для уединения, в кафе просто не оказалось свободных мест, и откровенный разговор пришлось отложить, ненадолго, но и этого часа мне хватило, чтобы окончательно известись.

Мы расположились друг напротив друга, Джулиус в мягком кресле, а я на стуле. Моросящий дождик перешел в ливень, и стук капель прекрасно располагал к долгим задушевным беседам.

— Налить вам чаю?

— Нет, благодарю, — он любил чай, но я не удивился отказу. Оба понимали, что чай подождет. Я достал блокнот и ручку, с ними я чувствовал себя привычнее, как-то стабильнее.

— Есть старая ирландская легенда — начал Олдридж издалека. — Забытая, покрытая пылью и мраком история. В ней рассказывается о деве волшебной красоты, голос которой вдохновлял поэтов и музыкантов. Ее звали Ланнан Ши или Ланон Ши, что означает 'чудесная возлюбленная', — он замолчал.

— Кто она такая?

— Фейри.

— Фейри? Она фея? Эльф? — я готов был рассмеяться, но сдержал себя.

— Я же уже сказал. Она Ланнан Ши, и это не имя. Это ее природа.

Капли барабанили по стеклу, тихо жужжала лампочка под потолком, скрипел старый стул.

— Ланнан Ши дарит вдохновение в обмен на восхищение, она купается в нем как змея в солнечном свете, но стоит только признаться в любви — и ты пропал. Ланнан Ши ищет любви, но, получив, не способна с ней справиться.

Я оторвался от записей и спросил:

— Поэтому найденные тела принадлежали только молодым крепким парням? Но зачем же она это делает? И как?

— Я не знаю, и вряд ли знает кто-то, кроме нее самой, — Джулиус провел рукой по волосам, взлохмачивая темные волны. — Она выпивает всю кровь, до последней капли.

Повисла тягостная пауза. Я вспоминал холодный морг и мертвое тело с прозрачной кожей, а что вспоминал Джулиус... Кто знает, кроме него самого?

— Я был с вами честен, Филипп. Вы не передумали помогать мне?

— Конечно, нет. Мы же компаньоны.

Вечер я встретил далеко от дома. Дав клятвенное обещание помогать расследованию всеми силами, я, честно признаться, не ожидал получить столь рискованное задание. 'Сегодня в 'Веселом Патрике' будет вечер памяти погибших ребят, — сказал Джулиус, оценивающим взглядом прожигая во мне дыру. — Не ждите слез и трагических песнопений. О'Тэди любезно предупредил меня, что в пабе планирует выступить местный музыкальный ансамбль, будут читать стихи и, конечно же, танцевать джигу'. Однако как ни приукрашивай действительность, прежде всего меня ждет разведка, к коей мне, как известно, не привыкать.

Итак, за несколько часов до полуночи я оказался, сам тому не веря, перед дверью ирландского паба, из которого лились свет и громкая музыка. Я ожидал косых взглядов и недовольства, но все взоры были прикованы к импровизированной сцене, где пятеро разудалых молодцов терзали инструменты и выкрикивали маловразумительные песни. Помня наставления Джулиуса, я прошел сквозь толпу до бара, вглядываясь в женские лица. Ни мой друг, ни тем более я не знали, как Ланнан Ши может выглядеть, но она, несомненно, должна быть красива, сказочно хороша. Увы, красота — понятие субъективное, и местные рыжие девицы ничуть не привлекали меня.

— Эй, парень! — проворковал над ухом низкий женский голос, не лишенный обаяния. — Не видела тебя раньше. Ты откуда?

Со мной заговорила девушка-разносчица, и первым, что я в ней заметил, были ярко-алые губы.

— Эй, чего застыл? Что пить будешь?

Опомниться я не успел.

После третьей пинты темного пива я узнал, что милую разносчицу звали Агна и что это имя ей не очень идет

* * *

. Музыканты вошли во вкус, Агна вместе с подругами показывала мне, как танцуют джигу и степ. И я совсем забыл, зачем явился, но мне помог случай, впрочем, на тот счет у меня имеется свое мнение.

— Эй, ты. Да, да, именно ты, — ко мне приближались, протискиваясь сквозь веселящуюся толпу, двое мужчин с угрожающими лицами. — Не лезь к моей подруге, если жизнь дорога.

Я оглянулся и заметил, как побледнела красавица Агна. До моего хмельного сознания начала медленно доходить вся опасность ситуации. Мне прежде не доводилось оказываться в подобных ситуациях, однако несложно было догадаться, что лучший способ урегулировать конфликт — извиниться и отступить.

— Парни, я только...

Тяжелый кулак профессионального бойца заехал мне в нос, и оправдываться сразу расхотелось. Несколько уроков бокса, что я получил в университетской секции, помогли продержаться пару минут, а дальше разъяренная толпа, где все знали друг друга и жаждали помочь, вынесла меня на улицу. Хвала небесам, что перед дракой я много выпил, и боль чувствовалась слабо, алкоголь с легкостью притуплял ее. И с той же легкостью туманил рассудок. В какой-то момент мне привиделось прекрасное лицо, склонившееся надо мной. Золотистые локоны щекотали мою шею. Прекрасная фея коснулась моего лба прохладной рукой, и очнулся я уже утром. В грязной луже и с перебитым носом.

— Могу вас поздравить, — сказал Джулиус, когда увидел меня в компании сержанта полиции, выводившего меня из камеры. — Избили вас умело, все кости целы, скоро будете как новенький.

— Джулиус! — обрадовался, но быстро приуныл. — Я провалил ваше задание...

— О, дорогой мой, — протянул он с улыбкой. — Вы только подтвердили мои подозрения. Благодарю вас, сержант, передавайте наилучшие пожелания детективу-инспектору Гаррисону.

Мы вернулись в агентство, где Олдридж вновь поразил меня, занявшись моими ссадинами и синяками. С проворством опытной санитарки он наложил стерильные повязки и налил мне горячего чая, что, по его мнению, заменяло все лекарства мира.

— Простите, — я все не мог смириться с поражением. Такого позора я не переживал никогда. — Я вас подвел.

— Ну в самом деле, хватит уже. Неужели вы всерьез решили, что я ожидал, когда вы притащите мне Ланнан Ши в кармане?

— То есть все зря? — я едва не потерял дар речи. — Я рисковал собой просто так?

Джулиус пригубил из своей чашки, молочно-белой со сложным черным рисунком-вязью, и только после этого ответил в привычной манере:

— Вы ее видели?

— Я... я не знаю. Возможно, — и я рассказал ему о девушке из своего пьяного полусна-полуяви.

Он выслушал меня более чем внимательно и сообщил, совершенно спокойно, что этим же вечером лично навестит паб 'Веселый Патрик'. Мне бы стоило его отговорить, однако время шло, а расследование наше не двигалось с места. Приняв мое молчание за одобрение, Джулиус поднялся из кресла, со скрипом потянулся и, пожелав мне доброго дня, покинул офис. Я остался предоставлен самому себе, снова.

Часы до вечера тянулись точно резиновые. Я успел поужинать, трижды попить чай и даже один раз неплохо вздремнуть, прежде чем на огонек заглянул Джулиус и тут же вновь ушел, на сей раз прямиком в Зеленый квартал.

Я ждал его до самого утра, не смыкая глаз, чашку за чашкой вливая в себя обжигающе горячий кофе. Мне было страшно за компаньона, представить его участвующим в уличной потасовке просто не представлялось возможным! Где-то глубоко мерзкий голосок твердил: 'Он бы не стал так за тебя переживать', но ведь я — не он. Я — это я, и потому, отправив грязные чашки обратно в белый раритетный буфет, быстро собрался и побежал в полицейский участок.

Детектив-инспектор Гаррисон отнесся к моим словам со всей серьезностью, впрочем, за пышными моржовыми усами сложно было угадать его настрой. Мужчина выпустил мне в лицо целое облако едкого дыма и только после этого заговорил:

— Послушайте моего совета, Фелтон, не принимайте все так близко к сердцу. Вы переживаете не за того, кому это нужно. Переживайте-ка лучше за себя, а старый лис Джулиус сам справиться, ему не впервой. Знаете ли вы, Фелтон, почему он вообще занимается всей этой, ммм... чертовщиной? А?

Интересный вопрос, но я никогда им не задавался. И куда девалось мое профессиональное любопытство? В предвкушении тайны, я подался вперед, сам не замечая, что копирую его движения:

— Так почему же?

— Когда-то он сказал мне, что...

— Прошу прощения, сэр! — в кабинет без стука ворвался сержант Оливер, а следом за ним, не дождавшись разрешения, вошел Джулиус собственной персоной. Момент был упущен, однако то, что товарищ мой вернулся цел и невредим, немного утешало.

— Это Грегори Хиггинс!

Инспектор бросил окурок в пепельницу, полную пеплом до краев:

— Что Грегори Хиггинс?

— Он укрывает Ланнан Ши! Собирайся, Филипп, нам нужно срочно его навестить!

— Погоди, Джулиус, остынь, — Гаррисон сделал знак сержанту, и тот вышел, плотно прикрыв за собой дверь, — Я слышал эту историю от Фелтона, но мало что понял. Кто такая Ланнан Ши?

Горящий взгляд Олдриджа, наконец, остановился на мне.

— Доброе утро, — поприветствовал он, словно и не пропадал где-то всю ночь. — Не ожидал вас здесь встретить. Что-то произошло?

Боже, да он, кажется, пьян! Иначе как объяснить эту несвойственную ему оживленность и лихорадочный блеск в глазах?

— Вас не было всю ночь, что мне оставалось делать?

Джулиус взмахнул рукой и едва не повалился на пол:

— Это все ерунда! Вставайте, вставайте, мы опаздываем на встречу с молодым перспективным поэтом нового века, мистером Грегори Хиггинсом.

Хиггинс жил на самой длинной из трех улиц Ирландского квартала. Не так давно никто и имени его не знал, как вдруг, словно гром среди ясного неба — признание и почетное членство в городской ассоциации поэтов. Иначе, чем чудом это и не назовешь.

Джулиус едва перебирал ногами, и я смог убедить его отложить встречу хотя бы на час. Когда мы прибыли в мою квартиру — она была ближе всего к участку — он уснул на жестком диване, уткнувшись лицом в подушку, и к стыду своему я вдруг понял, что не опьянение столь дурно повлияло на его поведение, а здоровая шишка на затылке. Всколоченные завитки волос слиплись от крови. Похоже на удар чем-то тяжелым сзади, со спины. Интересно было бы послушать историю его ночных приключений.

Перспективный поэт нового века встретил гостей холодно, даже не пригласил войти. Мне его поведение показалось излишне нервным, дерганным, да и сам он, высокий и нескладный, казался скорее бунтующим подростком, чем молодым дарованием.

— Я занят. Зайдите завтра.

Однако Джулиус, восстановив силы, не собирался сдаваться так просто:

— Мы ненадолго, мистер Хиггинс. Вы живете один?

Бестактный вопрос застал поэта врасплох, и Джулиус проскользнул в прихожую и по-хозяйски огляделся. На мгновение в дверном проеме мелькнуло хорошенькое личико и исчезло.

— Что вы себе позволяете?! — взвизгнул Хиггинс, его вытянутое прыщавое лицо исказилось рассерженной гримасой. — Пошли вон, оба, не то я вызову полицию!

Одним словом, Грегори Хиггинс мне не понравился.

— Ланнан Ши у него, — сказал Олдридж, когда мы отошли от негостеприимного дома подальше. — Видимо, он пишет действительно хорошие стихи, раз она так к нему привязалась. Помнишь, она ведь дарит вдохновение.

Он поймал за рукав пробегавшего мимо мальчишку, взял у меня блокнот и, черканув пару слов, вырвал страничку и вручил мальчонке:

— Передашь красивой леди, что живет в доме мистера Хиггинса. Понял меня?

Получив два шиллинга и легкий подзатыльник, юный посыльный убежал исполнять поручение.

Все было готово к финальному акту.

Вечер понедельника мы встретили во всеоружии, и это не просто фигура речи — Джулиус достал из сейфа револьвер, таких старых моделей мне еще не доводилось держать в руках:

— Возьмите, он заряжен серебром, на случай, если что-то пойдет не так. Цельтесь не в грудь, Ланнан Ши нужна нам живой. Стрелять вы, надеюсь, умеете?

Я с трепетом принял оружие и покачал головой. Я кое-что смыслил в стрельбе, но сам никогда этим не занимался.

— Тогда отдадите его сержанту Оливеру, он парень толковый. Гаррисон и он будут в укрытии неподалеку, и вы с ними.

В записке Джулиус назначил свидание девушке, которую считал фэйри. Несмотря на то, как глупо это звучало в принципе, к плану операции мы все подошли основательно.

Проверяя готовность перед самым выходом из агентства, я провел пальцами по гладкой рукоятке револьвера и обнаружил подозрительные насечки, больше всего напоминающие попытку скрыть именную чеканку. Об этом тоже стоило подумать, но позже, когда в деле об убийствах в Ирландском квартале будет поставлена точка.

Она появилась внезапно. Пустынный переулок, глухие заборы по обеим сторонам, совсем рядом с местом последнего убийства, вечерний туман только-только начал выпускать свои дымчатые щупальца. И вот она уже здесь, стоит, переминаясь с ноги на ногу, прекрасная и волшебная, как в моем видении. Тяжелые золотые локоны струились по спине и плечам, нежные белые пальчики смущенно мяли ткань национального платья цвета июльской листвы, но более всего выделялись губы — ярко-алые, манящие. Из укрытия я видел, как Джулиус поспешил ей навстречу со скромным букетом в руках. Никто кроме него самого не знал всех деталей плана, но пока происходящее напоминало банальное свидание. Ветерок донес до нас приглушенные голоса.

— Зачем ты звал меня? Грегори очень рассердится, если узнает, — прозвучал чудный голосок девушки. Ей ответил глубокий уверенный голос:

— Чтобы увидеть тебя.

Она рассмеялась, словно зажурчал горный ручей:

— Что же во мне такого?

— Ты прекрасна.

Лицо красавицы изменилось, прозрачно-голубые глаза заблестели в предвкушении:

— Я тебе нравлюсь?

В тот момент я страстно захотел, чтобы Джулиус промолчал. Пусть план катится к чертям, но он не должен был ей отвечать!

— Я...

— Значит так ты со мной?!

Прямо мимо нашего укрытия пронесся разгневанный мужчина, в котором пусть не сразу, но узнавался обманутый поэт Грегори Хиггинс:

— Чертово отродье! Разве я не дарил тебе подарки, не писал для тебя стихи? Ты ведь хотела стихов, а? О любви! — кричал он, брызгая слюной.

— О любви? — Ланнан Ши, теперь я не сомневался, неуверенно отошла от Джулиуса и протянула тонкие руки к Хиггинсу. — Ты любишь меня, Грегори?

Напряженная борьба отразилась на некрасивом лице поэта. Он знал, что нельзя отвечать. Ланнан Ши ждала. Я незаметно всунул револьвер в руку сержанта Оливера. Сердце предчувствовало беду.

— Ланнан Ши, — позвал Джулиус. Она резко обернулась. — Ты хочешь любви, я знаю. Он не сможет тебе ее дать. Он просто человек.

— Заткнись!

— Слушай меня, я дам тебе ее. Много, очень много любви.

Несчастное создание разрывалось на части. Я не понимал, чего Джулиус добивается, как вдруг Грегори выкрикнул: 'Я люблю тебя!', и фэйри, издав отчаянный вопль, обнажила острые клыки и бросилась на возлюбленного. Оливер вскочил на ноги и выстрелил. Кто-то вскрикнул от боли. Инспектор подтолкнул меня в спину, и мы покинули укрытие.

Земля была залита темной кровью, такой темной, что казалась почти черной. На земле лежала девушка, нет — Ланнан Ши, со столовым ножом в груди, рукоятка отливала серебром. Рядом с ней стоял на коленях Грегори и рыдал безутешно, как ребенок.

— Она была моей, — причитал он, покачиваясь на месте. — Только моей, она меня любила... Только меня.... Моя фея...

Сержант Оливер занялся Хиггинсом, инспектор отправился за помощью, чтобы перенести раненую в машину, а я подошел к Джулиусу. Тот зажимал плечо рукой.

— Господи, вас ранили! Дайте взглянуть.

— Нет! Не прикасайтесь ко мне! — внезапно рявкнул тот, отстраняясь. В темно-карих глазах плескалось безумие. Он оттолкнул меня здоровой рукой и скрылся так быстро, точно за ним гнались все демоны ада.

— Не переживайте, — подошел инспектор, попыхивая новой сигаретой. — Он расстроен и устал, позже образумится и извинится.

— Стали адвокатом? — огрызнулся я и случайно бросил взгляд на Ланнан Ши. — Смотрите!

Хрупкое, будто бы невесомое тело ее стремительно светлело, пока вдруг не вспыхнуло бесцветным пламенем и не исчезло у нас на глазах. Сержант Оливер беспомощно развел руками, но сказать ничего не смог. Я устало потер виски и отвернулся. Дальше Гаррисон справится сам.

— Печальная вышла история, да? — Джулиус встретил меня на пороге с чашкой чая в левой руке. — Ведь вы не сердитесь, Филипп?

Он выглядел обеспокоенным и каким-то помятым. Глаза тусклые, под ними залегли усталые круги, а волосы, обычно тщательно напомаженные и уложенные, забавно топорщились. Я прошел мимо и практически упал в кресло:

— Налейте мне тоже. Нет, стойте. На верхней полке был коньяк, что принесла миссис Оуэн на прошлой неделе.

— Миссис Оушен, — машинально поправил Олдридж, но коньяк достал и разлил по чашкам. Чайным.

Мы выпили и немного помолчали.

— Хиггинса отпустят. Его не за что держать под замком, и убийца так и останется ненайденным.

Я не видел Джулиуса, но чувствовал его присутствие где-то за спиной. Он тихо ответил:

— Зато никто больше не умрет.

Был один вопрос, что терзал меня весь день:

— Ланнан Ши нападала только на ирландцев. На что же вы рассчитывали, назначая ей встречу?

— Вы правы, Филипп. Помните, я упоминал своего деда, служившего в Королевском Ирландском полку? Мою бабушку он нашел именно там.

Не ожидая честного ответа, я поспешил воспользоваться моментом откровенности:

— Почему вы не хотели, чтобы в Ланнан Ши стреляли? Ведь она убийца.

— А вы как думаете? Смерть за смерть — дурная справедливость. Человеческая. А Ланнан Ши человеком не была, в ее мире свои правила. Достаточно было просто ее остановить.

Я вспомнил рыдающего Хиггинса и открыл было рот, но Джулиус опередил меня:

— Видимо, не зря бедняжке не дано было познать любовь — это чувство ее убило.

Я повернулся так, чтобы видеть собеседника. Джулиус сидел верхом на стуле, положив голову на руки, казалось, он вот-вот заснет:

— Раз уж мы заговорили так открыто, скажите мне, почему вы не спали прошлой ночью?

— Это же совершенно ясно, — я не понимал, почему подобные вещи никак не укладываются в его странной голове. — Я беспокоился за вас.

— За меня? Вы меня ждали? — столько удивления было в его в голосе.

— Именно, — я улыбнулся и взял со стола вечернюю газету. — И прекрати уже мне 'выкать', я чувствую себя словно в третьесортном викторианском романе.

Оставив Джулиуса свыкаться с новым положением дел, я раскрыл газету и не заметил, как уснул.

Сквозь полудрему просачивался тихий-тихий голос, декламирующий стихи. Последние стихи несчастного Грегори Хиггинса.

Дай мне воды колодезной,

Жар утолить в груди.

Нет мне ни сна, ни радости —

Грустный, сижу один.

Только тобой, любимая,

Брежу в ночной тиши.

Сердце мое похитила

Дева из рода Ши...

* Променад — главная улица Блэкпула

** У. Шекспир

* * *

Агна — целомудренная, святая (ирл.)