— Добби замечательно справился! — улыбнулся Гарри в ответ. — Ты только что спас хорошего человека, а может, и целую семью. Требуй любую награду — ты ее получишь!

— Гарри Поттер, сэр... — в голосе домовика зазвенели почти забытые жалобные нотки. — Добби не осмеливается... Добби хотел бы получить завтра свободный день, сэр! У малышки Трилли открываются глаза, это очень важный день для эльфа, и Добби хотел бы быть вместе с Винки и Трилли!

— Боже милосердный, Добби, что ж ты раньше не сказал? Дочка — это святое. Так что завтрашний день весь твой, и это не награда. В смысле, уже сегодняшний. Ну, беги! Привет семье!

В степенном важном мажордоме словно бы проснулся прежний восторженный эльф, только что вырвавшийся из ужасов Малфой-Мэнора. С радостным воплем: "Великий Гарри Поттер — самый лучший хозяин в мире!!!" Добби подпрыгнул на добрый фут и исчез, не коснувшись ногами пола.

Только сейчас напряжение отпустило обоих полуночников. Билл Уизли, проводив взглядом домовика, хохотал до слез.

— Грри... Гарри! — граппа наконец-то ударила в голову Взломщику Проклятий, и язык его начал заплетаться. — Это — было — шоу! На ткое надо прдвать билл... блил... блилеты! Твой эльф всегда так — или тлько по птницам?

— Так... на этот столик — только тыквенный сок, — усмехнулся Гарри. — Давай-ка тоже домой. Выспись, отдохни, а утром выпей кофейку — и бегом за Флер. Поцелуй ее от меня, ладно?

— Флер... — улыбка на миг покинула покрытое шрамами лицо, затем вернулась. — Гарри, я тебе должен... мы оба тебе должны. И не взражай! Мы должны тебе — семейный обед. Вот. А то — у меня семья, у всех семья... даже у эльфа твоего семья, а у тебя — нет. Неспрведливо! Знаешь, чтоткое — буррито? Нет? Я в Мксике научился. Приходи — пзззнакомлю!

— "Буррито, это — Гарри, Гарри, это — буррито"... Обязательно. Но сначала тебе нужно выспаться. Кстати, ты пароль вашего камина выговорить сможешь? А то давай я...

— Смогу! Очнь даже смогу! — заверил Билл и пророкотал гулко, так, что стаканы на столе жалобно зазвенели: — Р-рокайль! О! Неделю учил...

— Вот и отлично. И не забудь завтра про Антипохмельное, Взломщик Бильбо!

— Как ты меня назвал?

— Взломщик Бильбо. А что? Все сходится: таскаешь золото из заколдованных пещер, иногда — из-под носа у драконов, водишься с гоблинами, эльфами и гномами, учился у старого мага, любившего играть чужими судьбами... и при этом обожаешь семейный уют. Правда, ростом не вышел — великоват...

— Н-не понял, — честно сознался Билл. — Это — шутка?

— В общем, да. Есть такая книжка... Ассио "Хоббит"! — в руки Гарри мотыльком порхнула потертая книжица в ярком переплете. На обложке удирал от разъяренного дракона низенький плотный человечек с неимоверно волосатыми босыми ногами, зажав под мышкой бриллиант размером с мяч. — Вот, держи. Тедди обожает эту историю. Твоей Вики она тоже должна понравиться. Не Бард Бидль, конечно, но тоже более чем неплохо.

Следующие пятнадцать минут прошли в самой что ни на есть приятельской атмосфере. Билл хлопал Гарри по плечу, шумно и многословно благодарил, тут же принимался извиняться, не менее многословно и бессвязно, клялся в вечной дружбе, звал в очередную экспедицию... Гарри соглашался, поддакивал, кивал, одновременно ненавязчиво подталкивая гостя в сторону камина. Уже захватив горсть Летучего Пороха, Билл вдруг остановился и пристально посмотрел Гарри в глаза:

— Габриэль!

— Извини?

— Габриэль — в порядке? Она говорила, что перед отъездом хочет повидаться с тобой.

— С ней все в порядке. Мы вместе прогулялись по городу, поужинали на Пикадилли, потом я проводил ее в Портальный зал Министерства, мы вместе создали портключ, и я отправил ее прямо домой. Она в безопасности, Билл, не волнуйся.

— Верю. Тебе — верю.

Билл размашисто кивнул — роскошный рыжий "пони-тэйл" взметнулся вверх, словно отгоняя муху — высыпал Летучий Порох на угли, отчаянно грассируя, рявкнул: "Рокайль!" и исчез в зеленом пламени.

Гарри еще минутку постоял у гаснущего камина и вернулся в спальню. Улыбка на его лице сменилась озабоченным выражением, а затем и тревогой. Экс-гриффиндорец думал о семье Люпин. Ремус, по делам Департамента Сотрудничества с Иными Магическими Расами, третью неделю пропадал в Корнуолле, посещая анклавы местных оборотней, следовательно, был недоступен. А ломиться через камин посреди ночи, поднимать с постели Тонкс, только чтобы убедиться, что она на месте и в порядке, было бы, по меньшей мере, невежливо.

Несмотря на усталость и выпивку, Гарри еще долго ворочался, мучаясь тревожными предчувствиями. Только под утро юноша забылся беспокойным сном.

(1)Pecunii Ritus Ratio (лат.) — примерно "Деньги счет любят"

Глава 2. Heros sola est

Посетители "Бургер Кинга" едва глаза не вывихнули, непрерывно косясь на пару, занявшую столик на двоих у самого окна. Основное внимание привлекала молодая леди — именно так, язык не повернулся бы назвать это совершенство просто "девушкой" — ослепительно красивая платиновая блондинка в неброском, но явно очень дорогом костюме. С куриными крылышками и картофельной соломкой она управлялась изящно, словно с какими-нибудь перепелами или тюрбо. Вообще, такую гостью скорее ожидаешь увидеть не здесь, а по соседству, в "Ритце" или "Меридиане", в компании солидного джентльмена с благородной сединой, или не менее представительного молодого человека с клубной эмблемой на пиджаке, с отработанной улыбкой и стальным отблеском в глазах.

От блондинки исходила мощная сексуальная аура, не отреагировать на которую было невозможно. Впрочем, большинству посетителей доставались крохи; процентов девяносто этого агрессивного очарования было направлено на спутника красавицы, парня лет двадцати, выглядевшего обычным студентом: встрепанные черные волосы, круглые очки a la Джон Леннон, яркая спортивная куртка и линялые джинсы... в общем, ничего особенного. Парень, надо признать, держался молодцом. Он не исходил на слюну, пожирая спутницу преданным взглядом голодного спаниеля, не мерз на месте, словно деревянная статуя, которую немножко научили ходить и говорить... лишь иногда в ответ на реплики подруги смущенно опускал глаза.

Пара оживленно о чем-то беседовала, но о чем именно — разобрать было невозможно. Стоило кому-нибудь прислушаться, как шум машин снаружи и нестройный гул голосов внутри тут же заглушали все слова. Лишь иногда прорывался смех красавицы-блондинки, мелодичный, как серебряный колокольчик.

— "Арри, я и не думала, что в вашей Академии этому тоже учат!

— Чему "этому", Габриэль?

— Искусству болтать и не проговариваться о главном! — Габриэль Делакур подняла руку, останавливая возражение. — Ты подарил мне великолепную прогулку, я за этот вечер узнала о Лондоне больше, чем за всю жизнь... "Площадь Воротничков", надо же! — девушка кивнула на окно, за которым в сгустившихся летних сумерках уже бродили по площади, по фасадам старинных зданий, по проносящимся автомобилям и по памятнику Купидону разноцветные отсветы знаменитых неоновых реклам. — Но ты при этом ни слова не сказал о себе, а от прямых вопросов уходил — весьма искусно, надо признать! Раньше я за тобой такого не замечала.

— Мы все меняемся, Габриэль.

— Я не спорю. Но меня беспокоит, как меняешься ты! В последний раз мы встречались...

— Год назад?

— Полгода. Ты был в английской команде на турнире по боевой магии, помнишь?

— Конечно, помню. Но разве это была встреча? Мы едва обменялись парой слов...

— Для меня это была встреча, "Арри, — француженка накрыла руку юноши своей, и тот вздрогнул, словно от электрической искры. — Мы видимся нечасто, и потому я сразу замечаю, как ты меняешься. Взрослеешь, мужаешь... и словно бы отращиваешь на себе панцирь, слой за слоем. Даже от меня ты отгораживаешься. Зачем?

— Я что, и вправду отгораживаюсь?

— "Арри, не пытайся обмануть вейлу... тем более вейлу-парижанку! — Габриэль легонько, едва касаясь, поглаживала руку своего спутника, словно успокаивала взъерошенного котенка. — Я хотела повидаться с тобой, а не с Лондоном. Хотя, в твоей подаче, это более чем симпатичное место!

Гарри смущенно улыбнулся.

— Прости, Габриэль. Просто за все это время я слишком привык быть один. "Герой должен быть один!" — как говаривал сэр Генри Олди, мой сэнсей — в смысле, учитель боевых искусств.

— Дурак твой учитель! — девушка возмущено шлепнула Гарри по руке. — И ты дурак, если с ним соглашаешься!

Гарри, угрожающе глядя исподлобья, прорычал железным голосом без интонаций:

— Ты посмела оскорбить моего УЧИТЕЛЯ?!!

Габриэль отпрянула было, но тут же заметила мелькнувшие под насупленными бровями веселые искорки. С самым сокрушенным выражением на лице девушка сложила руки перед грудью и отвесила изящный церемонный поклон:

— Недостойная тысячекратно просит прощения у Великого Учителя Олди! Ее вина воистину достойна смерти!

Челюсть парня сама собой поехала вниз. В следующее мгновение Габриэль откинулась на стуле, от души хохоча. Секунду спустя Гарри присоединился к ней. Сценка из просмотренного час назад фильма была разыграна, как по нотам.

Отсмеявшись, Габриэль спросила:

— Постой, а как же так вышло, что ты остался один? Поверить не могу! У тебя же было столько друзей...

— Увы, придется поверить. Старые друзья за эти три года разбежались по своим орбитам, а новыми я как-то не оброс. Я вообще трудно схожусь с людьми, ты же знаешь.

— Даже с девушками?

— Безотносительно. Да и где бы мне сейчас взять девушку? Вне Академии Аврората я почти ни с кем не общаюсь, а в самой Академии... Я ведь уже два года как младший инструктор по боевой подготовке, спасибо сэру Генри. Почти профессор!

— Поздравляю!

— Да было бы с чем... В результате я оказался в двойственном положении. Уже не курсант, еще не учитель. Женщины-преподаватели по меньшей мере вдвое старше меня, к тому же все сплошь замужем, а завязывать личные отношения с курсантками мне теперь нельзя. Устав Академии запрещает.

— Не уклоняйся от темы! А как же я? Я все-таки тоже девушка, а со мной ты общаешься вполне свободно...

— И такая богиня, как ты, скромно именует себя просто "девушкой"? Да я не достоин чести целовать землю, по которой ступают твои туфельки...

— "Арри! — Габриэль чуть сильнее, чем игриво, шлепнула своего визави по руке. — Избавь меня от комплиментов третьей свежести!

— Вот видишь, я же говорил!

— Ничего, я тебя прощаю... на первый раз. Но — серьезно: у тебя же была невеста, сестренка Билла, если не ошибаюсь...

— Не ошибаешься, — ответил Гарри несколько чересчур сухо.

— Я помню письма Флер — у тебя с Джинни ведь так хорошо все начиналось! Они с Биллом уже начали было готовить подарки к свадьбе, и я тоже... Что произошло?

— Ну да... ключевое слово — "начиналось", — Гарри осунулся, пальцы его стиснули пивной бокал так, что костяшки побелели. — Знаешь, Габриэль... после "Авады" в лоб и прогулки на тот свет и обратно начинаешь совсем по-другому смотреть на некоторые вещи. И вообще на жизнь. "Мальчик-Который-Выжил", Герой, Избранный, Спаситель всея магической Британии и прочее в том же духе — он в самом деле, как и планировал великий комбинатор Дамблдор, выполнил свою миссию и умер. Я, который остался в живых — не он. Я — Гарри Поттер, просто Гарри... А Джинни этого так и не поняла. Или не желала понимать.

— Но она же тебя любила!

— "Любила"... Смешно, прости! Иногда мне кажется, что она однажды невзначай хлебнула Амортенции с собственным волосом. И я ее понимаю, хотя и не оправдываю нисколько. Младший ребенок из, мягко говоря, небогатой семьи, шесть старших братьев, безумные мечтания — и никаких перспектив. По-честному, мы оба изначально приняли желаемое за действительное. После смерти крестного я отчаянно хотел, чтобы у меня появился хоть один близкий человек. По-настоящему близкий. Рон и Гермиона, увы, не в счет — они были слишком заняты выяснением отношений между собой, я не хотел им мешать. А Джинни с младенчества выросла на мифах и легендах о подвиге Избранного. Более того, каждый год в Хогвартсе только пополнял коллекцию этих мифов — к тому же в некоторых из моих приключений участвовала и она сама. Немудрено, что я стал для нее в конце концов этаким рыцарем на белом коне, — Гарри грустно усмехнулся, — так что она, разглядев свой шанс, вцепилась в него всеми руками и ногами. Рон для виду покривил физиономию, сыграл сурового старшего брата и как бы нехотя разрешил нам встречаться. Я был счастлив; я поверить не мог, что у меня наконец-то — НАКОНЕЦ-ТО! — словно у какого-нибудь нормального парня, появилась девушка, с которой можно гулять по коридорам, держась за руки, которую можно приглашать в Хогсмид по выходным, которую можно затащить в какой-нибудь чулан для метел и целоваться там до потери пульса, и все такое прочее. Я думал, что это и есть любовь... вот идиот, правда? Знаешь, сейчас, когда я вспоминаю ту зиму, мне все чаще кажется, что природа нашего романа была чисто химической — ты понимаешь, о чем я. Ну не может такого быть, чтобы я еще вчера относился к девушке в лучшем случае как к сестре, прикрывал ее от Рона, когда она бегала на свидания с другими парнями, и вдруг ни с того ни с сего стал сходить по ней с ума и ревновать ее к любому существу мужского пола... даже к мужским побегам Кусачей Герани!

Габриэль не выдержала, прыснула со смеху, тут же смутилась и принялась торопливо извиняться. Теперь уже Гарри успокаивал ее, улыбаясь так, как умеют только глубокие старики: чуть заметно, с огромной светлой печалью в глазах.

— По-честному, весь наш "роман" длился меньше полугода. А потом все полетело кувырком. Дамблдор был убит, так и не доплетя до конца очередную интригу, Министерство пало, вся магическая Британия оказалась под каблуком Волдеморта, а трое студентов-недоучек отправились охотиться на Хоркруксы... мда. Не хочу даже вспоминать, — Гарри припал к бокалу с пивом, сделал несколько быстрых судорожных глотков. — А Джинни вернулась в Хогвартс.

Не знаю, во что превратили старый добрый Хог Сопливус и близнецы Кэрроу, наверняка во что-то вроде колонии для малолетних преступников Сент-Брутус, которой меня всю жизнь пугали Дурсли. Но когда весной, после штурма Хогвартса и последнего сражения, я снова встретил Джинни — это была совсем другая Джинни. Расчетливая, холодная, циничная; точно знающая, с какой стороны масло на бутерброде. Ну знаешь, как в той песенке Джона Леннона...

— "Любит, чтоб в кругу друзей ты дураком смотрелся с ней..." — пропела Габриэль и сочувственно кивнула. — Я понимаю.

— Вот-вот. Я для нее стал чем-то вроде военного трофея, Praedia Bellica. Мерлин Бессмертный, она обожала водить меня по всяческим великосветским приемам, словно ручного льва на коротком поводке! Вот уж кто точно знал, что делать со славой! Миссис Молли тоже знала. И включила "нюхлерский инстинкт" на всю катушку. За счет наградных сумм, полагающихся к Орденам Мерлина, — их получил весь рыжий клан, даже Перси, который всю битву за Хогвартс провалялся в отключке, получив кирпичом по башке, — плюс компенсации жертвам волдемортовского террора, она здорово набила семейную кубышку. И планировала, по-родственному наложив лапу на авуары Поттеров и Блэков, как минимум удесятерить свои капиталы. Но тут выяснилась весьма занятная вещь... — Гарри криво усмехнулся, освежил горло еще одним глотком пива и продолжил. — Наследство Поттеров было объявлено выморочным еще в 1984 году — ровно через три года и один день после смерти последнего члена семьи и за отсутствием заявленных наследников. Дамблдор так старался спрятать меня от всего магического мира, что в итоге я остался с одним только школьным вкладом в "Гринготтсе" — правда, родители, светлая им память, снабдили меня на Хогвартскую семилетку более чем щедро. Все остальное — недвижимость, земли, доли в предприятиях — пошло с молотка. С наследством крестного вышла похожая история. Его родители столь охотно финансировали Темного Лорда и его банду, что от состояния Блэков к восемьдесят первому году остались крохи. В итоге я унаследовал от Сириуса только громкий титул, развалюху на Гриммо-Плейс 12 и старый байк. Нет, сейчас-то наши дела поправились, — торопливо добавил юноша, — спасибо тете Энди... в смысле, леди Андромеде Блэк-Тонкс. Как только я отменил решение предыдущего патриарха Блэков об изгнании ее из семьи, она вплотную занялась делами нашего Дома. И весьма успешно — она же по образованию юрист, к тому же слизеринка. Менее чем за два года она вернула почти все, что утратили Блэки и Поттеры в минувшей войне. Благодаря ее усилиям Дом Певерелл-Блэк преодолел планку имущественного ценза и снова имеет свои голоса в Визенгамоте. Так что теперь я не бедствую, если для тебя это важно, — Гарри подмигнул своей визави, — и преподаванием в Академии могу заниматься — как это говорится? — pour l'amour de l'art(1).