Налево от полярной звезды

— Ты первый парень для меня, — неожиданное говорит Авив. — Я никогда не имел дела с... такими, как ты.

Вот это да. Ничего себе, эксперименты под старость.

— А жена где? — я ленив и томен.

— В Эйлате, отдыхает.

А я так туда и не съездил. Ронен все обещает, и каждый раз у него какие-то дела. Надо будет раскрутить моего любовничка на этот курорт.

Однако, Авив явно не знает, что делать дальше. Он добрался до моих бедер и застыл там, то ли смущаясь, то ли по каким-то еще причинам. Придется ему помочь.

— Авив, тебя помыть? — у меня немного хулиганское настроение, дают себя знать пиво и крепкий кофе.

Авив с радостью предоставляет мне инициативу. Заставляю его повернуться ко мне спиной, встать на колени (кряхтение, сопение, проклятые годы). Наливаю на ладони мыло и начинаю легонько массировать ему шею, лопатки, поясницу, опускаюсь все ниже, руки мои скрываются под водой. Однако, воду надо бы похолоднее, а то ничего у нас не выйдет. Распарится мужичок и опозорится. Закрываю кран с горячей водой и открываю холодную. От неожиданности Авив взвизгивает. Ах ты, зайка, ладно, не будем испытывать тебя на прочность. Все остальное — в спальне. Вылезаю из воды, шлепаю за полотенцем. Поворачиваясь, ловлю восхищенный взгляд Авива. Я тебе нравлюсь, милый? Не ты первый. Надеюсь, что не ты и последний.

Ах, какая роскошная спальня. Точнее, Спальная комната. именно так, с большой буквы. Сколько ж на этой кровати таких, как я, поместится? Минимум, пятеро. Нет, дорогой, свет мы выключать не будем. Пусть себе горит эта интимная лампочка у твоей роскошной постели. В ее нежном свете тебе будет лучше видно, какой я красивый и как умею любить...

Утро

Слава Богу, Ронен спит. Бедолага, он прождал меня всю ночь и уснул в салоне в кресле. Тихонько пробираюсь в спальню, переодеваюсь. Семь утра, самое время сбегать на пляж, пока там никого нет.

Вода чистая, синяя, прибоя совсем нет, на пляже тишина. Через пару часов яблоку будет негде упасть. Полчаса плаваю и ныряю в гордом одиночестве. Наконец, выбираюсь на берег, расстилаю покрывало, ложусь под зонтиком лицом вниз. Засыпаю моментально. В последнюю секунду вспоминаю Авива, надеюсь, прошедшая ночь ему запомнится надолго.

Домой возвращаюсь уже под вечер. Ронен в бешенстве. Я уличен в самом страшном. Пока я спал на пляже, мой любовник обшарил мои джинсы и нашел там деньги и визитку Авива. Ронни прекрасно знает, что я уже неделю без копья, поэтому происхождение суммы под триста шекелей (остальное я потратил на такси) для него не тайна. На моих глазах Ронен рвет визитку в мелкие клочки и швыряет мне их в лицо вместе с деньгами.

Сын проститутки — самое мягкое из его выражений. Наклоняюсь, подбираю деньги и выхожу за дверь. Некоторое время сижу на улице, потом решаю пойти на набережную. Там уже открылись маленькие кафушечки-пиццерии. Выбираю одну, поуютнее, заказываю пиво, кофе, вечную пиццу. В это время звонит пелефон. У Авива я его зарядил и сдуру дал ему свой номер. Так и есть, мой старичок на проводе. Нет уж, больше я туда не поеду. Мне становится тошно при одном воспоминании о моих ночных трудах. Блокирую телефонный номер Авива, для него я теперь буду всегда занят.

Вечер

Наевшись, вспоминаю, что надо бы купить сигарет, да и зажигалка уже на ладан дышит. Сижу, курю, бездумно смотрю на море. Оно тяжело вздыхает, ему тоже одиноко. На набережной полно парочек, кто-то смеется, кто-то кричит. Израильтяне шумный народ, и эмоции всегда бьют через край. Куда бы пойти в этом жарком городе, оживающем к ночи? Возвращаться домой мне не хочется. Да и пустят ли меня домой? Нет у меня своего дома, давно уже нет. Сколько лет уже живу где попало, с кем попало. Хочется чего-то стабильного, чтобы жалели и защищали. Мысли какие-то совершенно немужские, это меня развозит от напряженного ритма последних суток. Собираюсь в кулак и заказываю еще кофе. Краем глаза замечаю, что рядом останавливается машина. До боли знакомая Мицубиши. Это Ронька. Не выдержал и поехал меня искать. Злорадно ухмыляюсь и сажусь на прежнее место с чашкой кофе. Ронен усаживается напротив. Пью кофе, дымлю сигаретой, улыбаюсь ему в лицо.

— Ну?

— Поехали домой, — слова эти Ронни даются с большим трудом.

— Не хочу, я еще не нагулялся, — все-таки палку перегибать не стоит. Лицо Ронена наливается кровью, он сжимает кулаки. Запросто могу получить в наглый глаз.

— Поехали домой, Геня. Поговорим спокойно, без людей.

— Если ты поднимешь на меня руку...

— Я не трону тебя пальцем. Обещаю.

Расплачиваюсь, иду к машине. Завтра на работу, впереди не самая легкая неделя.

Никакого разговора, разумеется, дома не получается. Ронен оскорбленно молчит и демонстративно стелит себе в салоне на диване. Мне легче, я должен же отдохнуть, в конце концов. Не менее демонстративно иду в душ, долго там плескаюсь. Из комнаты орет телевизор, Ронен с кем-то болтает по телефону. Ах вот как, он завтра уезжает на неделю по делам фирмы. Это значит, что неделю я свободен, правда, в этом мало хорошего. Я привык засыпать у Роньки под боком, одному мне неуютно. Но если мы всю неделю будем в ссоре, так или иначе, спать мне одному. Знаю, что за это время мой друг перекипит, и все будет по-прежнему.

Иду в спальню, ставлю будильник на полшестого утра. Бай, дорогой, надеюсь, ты всю ночь провертишься на неудобном и жестком диване.

Утро

Трудовая неделя начинается с того, что я спросонья выливаю на себя чашку горячего кофе. На мой вопль в кухню влетает Ронен. Чертыхаюсь, прыгаю на одной ноге, на коленке расплывается багровый ожог. Ронни бросается к аптечке, достает какую-то мазь, от нее еще больнее. Ощущение, что на открытую рану насыпали соли и вылили уксус. Ронен меня утешает, как может. Он уже забыл, что мы вчера поссорились, что он со мной не разговаривает. Однако отвезти меня на работу категорически отказывается — ему в другую сторону. Приходится хромать на автобус и я, разумеется, опаздываю. Со всей возможной скоростью лечу вверх по лестнице своей шоколадной фабрики и натыкаюсь на коммерческого директора. Этот красавец из наших. Не в смысле национальности — Натан из ЮАР,— а в смысле ориентации. В отличие от меня, он это не скрывает. Весь в сережках, цепочках, колечках. Натану около 40 лет, он почти ровесник моему Ронни, но выглядит намного интеллигентнее. Очочки в золотой оправе, костюмчик не самый дешевый, мокасинчики. А духи такие, что перебивают все ароматы нашей фабрики. В общем, очень дорогой господин. Он смотрит на меня сверху вниз и цедит сквозь зубы:

— Опаздываем?

Объясняться бесполезно, он меня в упор не видит. Все мы для них рабочая скотина, недостойная внимания. Киваю головой с покаянным видом. Натан проходит мимо, вынуждая меня отодвинуться. Гад!

Машины мои не работают, так что зря я так торопился. Оказывается, мой сменщик-эфиоп ночью их спалил. Механик ковыряется в развороченных внутренностях и чертыхается на весь цех. Работы у меня нет. Еще часа три я буду гулять по фабрике. Если вообще домой не отправят. Я бы с радостью, поскольку нога болит все сильнее.

Иду в курилку, сажусь на ящик у стены, достаю сигареты. Успеваю затянуться пару раз. Но, видимо, кто-то в небесах решил, что мне еще мало всяких-разных неприятностей. В курилку входит Натан. И что его сюда принесло? Обычно начальство в курилку не заглядывает.

— Курим?

Нет, блин, трахаюсь я тут. Встаю, тушу сигарету. Пытаюсь объяснить, что мои машины не работают. Натан меня не слушает, бросает в своей обычной манере, сквозь зубы:

— Иди за мной.

Плетусь следом с понурым видом. Очень не хочется быть уволенным. С работой в Израиле напряженка, профессии, как таковой, у меня нет. А оказаться полностью зависимым от Ронни я не хочу. Он этому будет только рад, а вот я много потеряю, в частности, возможность уйти от него в любой момент.

Натан заходит в свой кабинет и садится в кресло. Я остаюсь стоять перед ним, как одинокая пальма. Он достает сигареты и зажигалку, прикуривает, выпуская дым в мою сторону. Чего ждет, спрашивается, чтобы я его умолял оставить меня на работе?

— Ты гей?

Вот это вопросик, с чего бы? Что на мне, печать? За все время работы мне подобного вопроса не задавали. Неопределенно пожимаю плечами.

— Ты гей,— это уже не вопрос, а утверждение. Натан говорит достаточно уверенно. Значит, знает. Интересно, какая сволочь ему сообщила? Впрочем, любителей донести в Израиле полно, и наша фабрика не исключение. Кто-то что-то видел, догадался, поделился. Суки.

— Сколько тебе лет? — на иврите этот вопрос звучит забавно — сколько времени ты сын?

— Двадцать четыре года, — а то он не знает, сколько.

— Ты красивый мальчик, — Натан тушит сигарету, встает, подходит поближе. Ох, как же мне не по себе. Ходят слухи, что он скоро уходит. Нашел какое-то место, где работы будет меньше, а денег больше. Что ему от меня-то надо? Он где-то за моей спиной, я его не вижу, но чувствую, что он совсем рядом. Неожиданно Натан целует меня в шею. Больше похоже на укус, да это и есть укус, острые зубы прихватывают кожу. И этот туда же? Да что ж за жизнь у меня такая?

Дергаюсь, освобождаюсь, отступаю к окну. Как я раньше не видел, какие хищные у него глаза. Он смотрит на меня, медленно слизывая со своих губ мою кровь. Шею начинает саднить.

— Ты сегодня работаешь до семи?

Киваю, догадываясь уже, что последует дальше.

— Поднимешься ко мне в кабинет после работы.

Тон приказной. Он знает, что я не посмею ему отказать. Выбора у меня нет. Откажусь — уволят прямо сейчас, соглашусь — рано или поздно обо всем узнают и уволят после его ухода. К тому же, он прекрасно знает, что я никому ничего не расскажу сам. Я тут никто, а он — менеджер, что позволено Юпитеру...

Все, он меня уже опять не замечает, берет телефон, включает компьютер. Выхожу из кабинета, нашаривая в кармане пластырь. Жить просто не хочется. Неужели этому холеному гаду мало своих мальчиков? Или просто приспичило, а никого под рукой не оказалось? Вновь тащусь в курилку, на свой ящик. Меня еще никто не звал, цех стоит, рабочие болтаются по фабрике в поисках занятия. Хочется плюнуть на все и уйти. Но это будет означать стопроцентное увольнение без выходного пособия. Курю сигарету за сигаретой, скоро в горле начинает першить. Меняются собеседники, я вяло поддерживаю треп, в голове ни одной мысли.

Наконец, мои машины починены, появляется возможность отвлечься. Запускаю конвейер, у меня уже совсем другие проблемы. План горит на три часа, никто не будет вникать в подробности. Поэтому быстрее, быстрее, быстрее...

Вечер

Прихожу в себя около шести часов вечера. Все, пора заканчивать трудовую вахту. Тут же вспоминаю, что наверху меня ждут. Становится тошно. Я весь пропах шоколадом, вспотел, как мышь под метлой, надо идти в душ, отмываться.

Поднимаюсь в кабинет к Натану, как на Голгофу. На этаже администрации никого нет. Надежда, что про меня забыли, испаряется, когда дверь кабинета распахивается мне навстречу. Натан уже меня ждет, он уже в нетерпении. Жалюзи на окнах опущены, в кабинете плавают какие-то восточные сладкие ароматы. Жарко и тяжело дышать. Щелкает замок, он закрыл дверь на ключ. Стою посреди кабинета, не представляя, что же буду делать дальше. Но у Натана таких вопросов не возникает. Он просто останавливается передо мной, берет мое лицо в свои ладони и крепко целует. Какие у него холодные пальцы. Такая жара, а руки как лед. Перед кондишеном он их держал перед моим приходом, что ли? А губы горячие, и язык — твердый, настойчивый, сильный. Натана не волнуют ни мои желания, ни мое настроение. Даже то, что я не отвечаю на его ласки и стою как столб. Он так уверен в себе, в своей неотразимости. Ну, правда, хорош. Подтянутый, высокий, с благородной сединой. Не будь это все элементарным насилием — я бы, может, и вел себя иначе. Ведь было же хорошо со мной толстенькому Авиву. Пока я предаюсь всем этим размышлениям, Натан стягивает с меня футболку, расстегивает мои джинсы и лезет внутрь обеими руками. Нет уж, торопиться не надо, как говаривал один из героев наших российских комедий. Если насилие неизбежно, надо расслабиться и получить удовольствие. С некоторой робостью обнимаю Натана за талию, залезаю сзади под рубашку. Черт, ну и мышцы у него на спине, а так и не скажешь. Провожу рукой вдоль позвоночника. Натан вздрагивает. Не ожидал, что я приму его игру? Он вновь целует меня, больно, так что трескаются губы. Наклонности у него явно садистские. Слизывает кровь, она его возбуждает. Я чувствую это. Опять короткие быстрые укусы — в шею, в плечи, в грудь. Прикусывает мне сосок так, что я взвываю и пытаюсь его оттолкнуть. Больно же, гад, я же не железный, не кусок вашего дерьмового шоколада, чтобы меня есть. Но чем больше я сопротивляюсь, тем больше Натан распаляется. Он бы трахнул меня прямо на полу, но уж больно жестко на ковролине. Рядом диван, и именно туда Натан меня и подтаскивает. Я уже почти дерусь, мне совсем расхотелось заниматься любовью, я терпимо отношусь к садомазохизму, даже сам играю с Роненом в эти игры, но такое рьяное начало подразумевает, что к концу на мне живого места не останется. Однако, с Натаном справиться нелегко, у нас разные весовые категории. Он заваливает меня на диван и сдирает остатки одежды. Ой-ей, я вижу, что он очень возбужден. Его прямо распирает от вожделения. Свои шмотки он скидывает на пол. Наверное, у меня вид классической жертвы. Натан напоминает мне волка, застывшего перед последним броском на загнанного оленя. По губам его гуляет жестокая улыбочка, глаза прищурены, он облизывается и наклоняется надо мной. Боже мой, дай мне силы выдержать все это. Это не Авив, робкий и неопытный. Тут не я хозяин положения, а вот этот волчара, который от нечего делать захотел молодого симпатичного репатрианта. Завтра он опять будет ходить мимо, не замечая меня, на что я очень сильно надеюсь. Пока же я чувствую себя выпускницей Смольного института в лапах пьяных матросов с "Авроры".

Ах, как больно. Как я ни пытаюсь расслабиться, все равно ощущение, что меня сажают на кол. И эти холеные пальцы, унизанные перстнями, каждый из которых стоит больше, чем я зарабатываю за месяц. Он щиплет меня, выворачивая кожу, сжимает, давит. Все бедра у меня в синяках, да еще ожог на ноге, который Натан регулярно кусает, заставляя меня взвывать и дергаться. Ну, кончит он когда-нибудь? Или я уже скоро кончусь под ним. Я же не негр из этой их ЮАР, за что ж он меня так ненавидит? Нет, это он, оказывается, так любит. Натан внезапно взвывает сам, по его телу пробегает судорога. Неужели мои мучения окончены? Черта с два. Оказывается, я теперь тоже должен кончить. Трогательная забота о загрызеной жертве. Ну если бы он сделал мне миньет, так нет же. Я должен кончить с его членом в моей многострадальной заднице. Кружок умелые руки, одним словом. После 12 часов работы в сумасшедшем ритме. Псих он, что ли? Мне бы домой, в душ, в постель мою, забыть этот кошмар. Тем временем Натан опять набирает обороты. Африканский темперамент. Если я не сделаю то, чего он добивается, я рискую проторчать здесь до полуночи. Но мои попытки приводят к обратному результату. Натан опять возбужден, он снова пытается разорвать меня пополам. Стараюсь отвлечься, представляю себе порнушные сцены с мальчиками. То ли я привык, то ли орган Натана стал немного меньше после того, как он кончил первый раз. Потихонечку начинаю возбуждаться, помогаю себе руками. Ну же, ну, давай, Натан, сильнее...