Плохая компания

— То есть Сириус, — впервые после инцидента с Аркой Смерти имя крестного произносилось так легко, — врал?

— Я не знаю, Гарри, — покачала головой Тонкс, — я не знаю. Но об Азкабане даже у аврората нет особой информации. То есть, конечно, есть, но у меня не тот уровень допуска... А выкрасть папку не удалось, — она смущенно кашлянула.

— Спасибо, Тонкс, — Гарри крепко обнял девушку. — За все. За то, что поддерживаешь меня, за разговоры с твоими знакомыми... За то, что веришь в меня. В отличие от остальных...

— Гарри, я... Просто я — единственная, кто может пройти сюда, — она растерянно улыбнулась. — Нас много, дружище, тех, кто верит в тебя...

— Хорошо, — улыбнулся Гарри в ответ. — Тогда я буду думать, что все за меня, пока не будет возможности узнать обратное, ладно?

Тонкс опускает глаза и кивает.

Потом Тонкс уходит, вскоре его выводят из камеры. Почти сразу он сталкивается с до боли знакомой фигурой.

Беллатрикс Лестранж вблизи кажется ужасно усталой, старой и невероятно сумасшедшей. Грязно-черную шевелюру в избытке прорезают белые нити, рот изгибается в кривой сумасшедшей ухмылке, впалые глаза на худом лице ярко сверкают, затягивая чернотой.

— Ее ведут на суд, — тихо говорит один из поттеровских конвоиров. — Может быть, станете соседями, — ухмыляется он.

— Что, Поттер, — говорит она нормальным голосом, когда они равняются. — У нас оказалось куда больше общего, чем ты мог думать? — не секунду на ее лице мелькает почти нормальная улыбка, и почти сразу исчезает. Беллатрикс уводят в противоположную сторону. Но ее выражение лица — с этой "почти нормальной улыбкой" застывает у Гарри перед глазами.

Коридоры вскоре сменяются большим круглым залом с темно-серой громадой стен. У потолка виднеется массивная люстра с зажженными свечами, на стенах также висят факелы, разгоняя вокруг себя мрак — но зал все равно кажется ужасно темным. Никаких лишних украшений или деталей — только на полу громадный рунный круг, в который и становится Гарри с конвоем. Спустя секунду они оказываются на берегу моря. Серые волны с белой пеной изо всех сил бьются о берег, ледяной ветер пробирает до костей, и Гарри сразу чувствует, что на нем всего лишь футболка да джинсы с кроссовками — не лучший костюм для путешествий и отсидки в холодной тюрьме.

Но жутковатый старик, стоящий на берегу у лодки, кажется, совсем не замечает ни волн, ни ветра. Авроры за спиной Поттера следят за тем, как он садится в лодку, и спешат удалиться — правда, почему-то не аппарируют.

Короткое плаванье до острова можно описать одним словом — холод. Еще можно вспомнить полубеззубую улыбку старика-сопровождающего. На середине пути Гарри мечтает о согревающем заклинании — и тут память прорезает резкая вспышка, перед глазами встает сцена — аврор, брезгливо берущий его палочку, на которой ясно видны засохшие капельки крови, и секунду спустя ломающий ее. Палочка смачно хрустит и падает на пол бесполезными обломками.

— Она тебе больше не понадобится, — шепчет ему на обратном пути конвоир, тот самый, "левый". — Из тюрьмы все выходят другими... Если выходят.

— Эдвардс! — резко окрикивает "левого" второй. — Статью за несоответствие еще не отменили. — И оба аврора смолкают.

Потом остров, каменное нагромождение, и мрачный абрис Азкабана в сумерках. На Гарри напала апатия, от холода пальцы уже не гнулись, и он лишь краем сознания отметил: "Наверно, это красиво".

В самой тюрьме оказалось немногим теплее, чем на улице. По коридорам вовсю гулял сквозняк; через решетки на Гарри глядели сотни глаз, обжигая насмешкой, неприязнью, безразличием или равнодушным любопытством.

Его вел все тот же старик-лодочник, обронив:

— К смотрителю.

Смотритель — тучный высокий мужчина с седыми волосами и ясными, пронзительными голубыми глазами. Он сидел в отдельном кабинете, на двери которого скромно покоилась потертая табличка: "Пол Прай, заведующий тюрьмой".

— Его направление, — безразлично протягивает смотрителю аккуратную бумагу старик. Прай мельком осматривает лист и также безразлично откладывает его в сторону, хмыкая:

— Строгач...

На этом посещение "смотрителя" заканчивается. У двери кабинета уже стоит охранник — низкий, но почти квадратный массивный парень в черно-серой форме. Лодочник без слов покидает их, а охранник кивает:

— За мной, — и идет, не оборачиваясь и, кажется, совсем не боясь, что Гарри попытается сбежать. Поттер оборачивается — сзади темное сплетение коридоров, смотрит вперед — картина отличается лишь наличием спины охранника, и спешит нагнать провожатого.

Сначала они долго идут, поднимаются по лестницам — но в итоге доходят до каморки. В каморке сидит сухонький старичок — мелкий и совсем, кажется, безопасный, куда приятней лодочника.

— Мистер Марски, — говорит охранник, — новенький. Турист, фолт, говорят.

— Ммм, — качает головой старик, и говорит, забавно шепелявя: — Что ж вы, молодой человек, такой худой! Отъедаться надо было на воле! Где ж еще! — снова качает головой и поворачивается, проходит в малозаметную дверку в конце комнаты. Возвращается минут через пять, первым делом бросая Гарри теплую тяжелую куртку:

— Одевайся, щепка, не то сгоришь раньше времени! — Гарри немедленно исполняет сказанное. Марски смотрит на него испытующе, потом горестно машет рукой и достает из одного из ящиков стола небольшую стеклянную бутылку: — А ну пей, немочь.

В бутылке — бодроперцовый бальзам, и для Гарри он никогда еще не был таким вкусным и нужным.

Старик дает ему два свертка и перечисляет, где что. В одной руке у Поттера теплое колючее одеяло, в другой — простыня, завязанная, как мешок. В простыне, как сказано, должны быть теплые свитера, брюки и ботинки, носки и пара кофт.

— Ну, иди, — напутствует Марски, выдав все. — И не забудь в начале сентября зайти за одеждой на зиму, — Гарри уже почти выходит, когда слышит сказанное гораздо тише и печальней: — Знать только, ты и с одеждой-то ее не переживешь, хлипкий же...

Они с охранником вновь идут по коридору. В какой-то момент Гарри резко прикладывается лицом к очередной решетке и чувствует, что одеяло пропало из его рук. Здоровый детина с другой стороны решетки улыбается:

— Хорош... — и переводит взгляд на Гарри. — Ты молоденький... герой. Выдержишь, — и кидает отобранное одеяло куда-то вглубь камеры, удаляясь за ним. — А мои старые кости уже промерзли... — он быстро возвращается, держа в руках скомканное одеяло, и пропихивает его через решетку: — Ты ведь, — его глаза на секунду расширяются, когда он чуть внимательнее всматривается в Гарри, но тут же возвращаются прищур и улыбка, — Гарри Поттер! Всех спасаешь, да? — детина кивнул сам себе. — Запиши мое имя в список благодарных.

Гарри растерянно оборачивается к охраннику, но тот только кивает на лежащее комом перед камерой одеяло:

— Можешь сложить, я подожду.

— Рич, — весело говорит детина из камеры, — с меня бутылка! — охранник пожимает плечами.

Гарри же складывает одеяло. Это, "новое" — уже тонкое, протертое, кое-где попадаются дырки. Но что-либо сделать уже поздно... Пока нельзя, — поправляет Гарри сам себя. Больше не теряться, — твердит он себе. Не отдавать своего. Правила здесь, кажется, более чем вольные.

Азкабан, — внезапно вспоминает Поттер. Визит к местному каптернамусу — мирному, сочувствующему и совсем не соответствующему обстановке, совершенно выбил его из колеи, заставил забыть о реальности. Я в Азкабане.

Вскоре охранник останавливается перед одной из камер.

— Ты здесь.

Гарри не видит номера или хоть какого-нибудь указания, но кивает и послушно заходит за открытую охранником решетчатую дверь.

В этот же момент Альбус Дамблдор сидел в своем кабинете и раздумывал над сложившейся ситуацией. То, что Волдеморт смог найти Гарри Поттера, стало для директора настоящей неожиданностью — как, впрочем, и то, что Темный Лорд не стал убивать мальчика. Хотя следовало признать — придуманнаяя им комбинация была достаточно изящной и жестокой, для Гарри получившийся исход был хуже смерти.

Партия была разыграна как по нотам. В том, что Гарри не вырос рафинированной знаменитостью, были свои плюсы — для Дамблдора так просто огромные, но были и минусы. С верхушкой страны и журналистами мальчик, увы, не умел общаться, и не успел еще научиться. И жил и думал с естественным юношеским максимализмом, окрашенным позитивно, но все же в черно-белых тонах. И та самая верхушка наряду с журналистами в мировоззрении Поттера была ближе к черному, о чем те, естественно, знали. В конце концов, у всех есть дети, которых несложно расспросить — а более взрослые ребятишки и без наводящих вопросов все изложат, да еще с догадками и выводами. В Хогвартсе учатся талантливые дети.

Так что ближайшему окружению Волдеморта не понадобилось много усилий, чтобы направить мысли власть имущих в нужное русло. Тем более что часть этих самых власть имущих составляли они сами.

Поттер, безусловно, был многообещающим юношей, но, увы, его текущие планы на будущее и возможные реакции тем или иным образом не согласовывались с планами нынешних политических фигур. Большей части этих фигур.

Меньшая часть в лице Дамблдора планировала сделать мистера Поттера еще опаснее, и, в общем-то, заключение мальчика в Азкабане сыграло на руку директору, пусть он и не сразу оценил сложившееся положение. К тому же, для Дамблдора вызволение Поттера обошлось бы слишком дорого — Волдеморт дураком не был, и все — от заключения в камеру и до судебных разбирательств — было тщательно срежиссировано и спланировано, без лишних огрех, и влезть в его план тихо и повернуть все в другую сторону было невозможно.

У Дамблдора было в запасе чуть больше информации, чем у Темного Лорда. Надо отдать Риддлу должное — на то, чтобы понять, что с Поттером надо действовать чрезвычайно осторожно и через вторые-надцатые руки, у него ума хватило. Директор, в силу более плотного контакта с Гарри и долгого наблюдения, смог дойти до дальнейших выводов — с Поттером никогда и ничего не идет по плану, логика в прогнозировании действий мальчика и результатов каких-либо событий, происходящих с ним, нередко оказывается бессильной. Там, где Гарри в ста случаях из ста должен был умереть, он выживает. Вспомнить хоть его первый курс — согласно плану директора, после не особо обременительного прохождения полосы препятствий на пути к философскому камню Волдеморта ждал продолжительный ступор у зеркала Еиналеж и большой сюрприз в виде невозможности выхода из залы с этим самым зеркалом. Но нет, вмешался Гарри Поттер, который с помощью своих друзей умудрился пройти весь путь, достать камень из зеркала и уничтожить воплощение Темного Лорда.

Притом надо отдать детишкам должное — он сам тактике МакГонагалл в шахматах проигрывал три раза из десяти, к примеру, а задачку на логику от Снейпа, помнится, та часть преподавательского состава, чьи предметы не подразумевают сильной аналитической составляющей, решить так и не смогла. Собственно, весь комплекс преград был ориентирован на одного агрессивного и очень эрудированного индивидуалиста, никто не думал, что нелегкая занесет в коридор на третьем этаже разностороннюю тройку ребятишек с напрочь атрофированным инстинктом самосохранения...

Череда глупых случайностей, приведшая к тому, что первокурсники заставили утереться весь аврорат и самого директора, до сих пор была больной темой для Альбуса. А если бы кто-то из них, не дай Мерлин, погиб?..

Позже директору оставалось лишь восхищаться Поттером, время от времени помогать ему или подкидывать сложностей-подсказок и радоваться, что, во-первых, "оно как-то само" в основном идет, и, во-вторых, он уже седой.

Вторым информационным преимуществом директора была Трелони. Прорицательница в очередной раз произнесла пророчество. И оно, разумеется, касалось Гарри. Видимо, мальчик крепко понравился женщине, еще ни одно ее предсказание не осуществлялось без его прямого или косвенного участия...

Довольно запутанная фраза в целом предупреждала, что в тюрьме Гарри встретит смерть, и смерть эта даст мальчику выбор — стать свободным или выбрать вечную борьбу рядом с ней.

Значить это могло что угодно — как то, что мальчик погибнет, так и то, что сам внезапно обзаведется бесформенным черным балахоном и казенной косой с пафосным инвентарным номером. Первое, безусловно, напрашивалось, но только если не учитывать личность потенциального "вечного борца".

Нет, Гарри Поттер не погибнет. Мальчик сильный. Ему не привыкать обманывать судьбу.

В камере — как-то тускло, все кажется серым и почему-то бесформенным. Со всех сторон обнимает мягкий сумрак, позволяя видеть предметы достаточно четко, но без лишних деталей. Тишину, на задворках которой кроются чьи-то шепоты и шорохи, разрывает только мерный стук чего-то мягкого о камень. Гарри недолго пытается подобрать аналогию и сдается.

Справа от входа — койка, простая поверхность без излишеств, больше, пожалуй, похожая на столешницу. Сразу за ней — странный выступ, секунду спустя до Гарри доходит — вероятно, в этом каменном мешке находится туалет. По крайней мере, Поттер надеется на это.

Камера, несмотря на то, что даже, наверно, меньше, чем вторая спальня в доме Дурслей, за счет отсутствия мебели кажется просторной. Только слева...

А слева — собственно небольшой столик и вторая койка. На ней — постельное белье, поверху которого лежит человек.

Мимолетно Поттер удивляется своему восприятию — как он сразу не заметил соседа? Да и дальше... парень на соседней койке пока воспринимается не более, чем предмет. Возможно, опасный и недружелюбно настроенный, но...

Все верно. Люди для Гарри остались где-то там, за стенами тюрьмы. Люди для него — это его друзья, близкие. Нимфадора и те "остальные", "нас много", про которых она говорила. Все прочие, угрюмо решает он для себя, статисты, ничего не значащая для него масса, пока не докажут обратное.

Гарри снова переводит взгляд на своего соседа. Тот смотрит в глаза Поттеру и безмятежно улыбается.

Этот парень — будто из какого-то другого мира и времени. Гарри даже не сразу понимает, почему, а потом присматривается внимательнее.

Волосы темные, цвет глаз (как и волос, и одежды) в темноте точно не определишь. Подстрижен коротко. На соседе Гарри — легкие темно-серые кеды, простые черные джинсы и полурасстегнутая темная мастерка без знаков или лейблов, под которой лишь белая футболка.

— Люблю я этот мяч, — приветливо говорит парень, совершая еще один бросок. Мяч — маленький, немногим больше снитча, как раз умещающийся в ладони, и аляповато раскрашенный ярко-оранжевым в черную полоску, под баскетбольный, ударяется о стену и летит обратно в руку владельцу. Так вот откуда этот стук... — Иногда, когда я сильно злюсь, представляю его каменным. Будто я бросаю его в стену и он тут же, у нее, опадает на пол крохотными осколками — почти пылью. Помогает, да? — сосед смотрит выжидающе, будто то, что он сказал, имеет просто огромное значение и пару скрытых смыслов. У Гарри начинает почему-то ломить виски. День был очень трудный, а он теперь в шаге от отдыха. И пока к нему не лезут, ему все безразлично.