Администрации военного времени создали множество организаций для создания и распространения односторонних историй «Мы против них». «Президент» — отметил политический журналист Ричард Ривз, — выступает в качестве «первого объяснителя».10 В этих усилиях главе исполнительной власти помогают чиновники, имеющие опыт работы в политике, дипломатии, армии, средствах массовой информации, бизнесе, рекламе, связях с общественностью, образовании и искусстве. Во время двух мировых войн для мобилизации нации на тотальную войну были созданы временные пропагандистские агентства — Комитет общественной информации и Управление военной информации. Во время Корейской войны, Вьетнамской войны и войны в Ираке, официальные лица из Белого дома, Государственного департамента, Министерства обороны и военных служб создавали убедительные сообщения. В этих войнах цель состояла не в том, чтобы мобилизовать население, а в том, чтобы заручиться его пассивной поддержкой в отдаленном конфликте.
В своих посланиях чиновники использовали призывы к эмоциям и личным интересам, рассчитанные на то, чтобы резонировать с общественным мнением, когда они воспринимают это мнение. При этом они опирались на современные представления о расе и этнической принадлежности, классе, гендере и религии. Например, президент Уильям Мак-Кинли описал Филиппинскую войну как попытку принести христианскую цивилизацию «младшим коричневым братьям». Его преемники применяли модифицированную версию «бремени белого человека» к корейцам, вьетнамцам и иракцам — всем людям, которых они изображали несколько отсталыми, но предположительно, жаждущими благ западной цивилизации, как только они освободятся от тирании. Такие изображения конфликта фокусировали внимание на романтических образах американцев, а не на стратегических или экономических интересах. Но лидеры не пренебрегают практическими вопросами. Во время Корейской войны помощник президента Гарри Трумэна Джон Стилман предупредил американцев, что если коммунистов не остановить, они лишат американцев их автомобилей и телевизоров.11
Военные администрации свою пропаганду посредством речей, карикатур, рекламных объявлений, плакатов, радиопередач, фильмов и средств массовой информации. Они особенно полагались на управление новостями, чтобы передать свою интерпретацию событий, названную секретарем Рамсфелдом «управление восприятием». Лидеры выражали свое уважение свободе прессы и ее роли, согласно демократической теории, в предоставлении гражданам информации, необходимой им для принятия обоснованных решений. Тем не менее, они пытались манипулировать содержанием этой информации. Чиновники обычно придерживались традиции фактологической пропаганды в сочетании с цензурой. Они хотели сохранить доверие прессы и общественности, потому что тогда их версия событий с большей вероятностью будет передана первой и принята второй. И как важнейшие источники военных новостей, гражданские и военные лидеры могли бы передавать их в интрепретационных рамках официальных изложений фактов. Патриотическое изложение фактов привлекало продюсеров, издателей и репортеров, как граждан и профессионалов, которые распознавали хорошую историю, когда видели ее. Война, никто не мог отрицать, была благом для новостного бизнеса, особенно если ее освещение не слишком огорчало. Таким образом, предполагалось, что во время кризиса средства массовой информации будут находится в одной команде с правительством и вооруженными силами. «Да, мы писали только о части войны», вспоминал писатель Джон Стейнбек, ставший военным корреспондентом Второй мировой войны. «Но в то время мы искренне верили, что так будет лучше всего».12
Несмотря на их значительные усилия, направленные на то, чтобы заручиться поддержкой народа, лидеры военного времени всегда боролись со скептицизмом или оппозицией со стороны американцев, которые сомневаются в необходимости борьбы, или несогласны с ведением войны. Организованные протесты, такие как «Антиимпериалистическая лига» во время Филиппинской войны и «Еще одна мать за мир» во время Вьетнамской войны, осудили внешнюю политику США. Сатирики от писателя Марка Твена до комика Джона Стюарта пронзили самоуверенность и лицемерие официальных заявлений. С линии фронта военные корреспонденты сообщали, что все шло не по плану. Солдаты рассказывали о своем опыте, чтобы показать, что страх, некомпетентность и алчность были такой же частью войны как храбрость, мастерство и великодушие. «А вы, корреспонденты, говорите людям на родине правду?» — потребовал от репортера «Нью-Йорк Геральд Трибун» Маргариты Хиггинс разъяренный и измученный лейтенант в Корее. «Ты скажешь им, что нам нечем воевать и это совершенно бесполезная война?»( В начале войны в Корее американская армия столкнулась с трагической нехваткой тяжелого вооружения, снаряжения и подготовленного пополнения на театре действий — прим. перев.).13 Сталкиваясь с такими вызовами своей возвышенной версии событий, официальные лица стремились маргинализировать инакомыслие и пересмотреть свои собственные послания.
Официальные нарративы, призванные к объединению могли спровоцировать раздоры именно потому, что они опирались на идею американцев как избранного народа, с глобальной миссией. В более ранних войнах, когда американцы сражались с противником, которого они считали тиранами или дикарями, угрожавшими их образу жизни, они рассматривали то, что представляли собой Соединенные Штаты. Например во время Мексиканской войны 1840-х годов, сторонники идеи «Явленного предназначения» заявляли, что экспансия через весь континент это способ обеспечить то, что Томас Джефферсон называл «империей свободы». Другие, например армейский лейтенант Улисс С. Грант считал мексиканскую войну несправедливой борьбой сильных против слабых, в которой американская республика вела себя подобно европейским монархиям. Американцы как за, так и против Мексиканской войны, считали что Соединенные Штаты должны жить в соответствии со своими идеалами; они расходились во мнениях относительно того, как это сделать. Американская национальная идентичность и цель будут по прежнему обсуждаться в каждом конфликте.14
С помощью пропаганды военного времени лидеры стремились одержать верх в этих дебатах. Книга начинается с ключевой Филиппинской войны 1898-1902 годов, которая ознаменовала собой появление Соединенных Штатов в качестве мировой державы и позволила президенту Мак-Кинли создать ряд прецедентов для «управления восприятием». Когда Соединенные Штаты захватили Филиппины во время Испано-Американской войны, Мак-Кинли и другие экспансионисты думали, что приобретение тихоокеанских островов увеличит экономические возможности США в Азии. Президент назвал филиппинское сопротивление «восстанием» и назвал войну гуманитарной миссией. Он был пионером в управлении освещением новостей в своих попытках убедить американцев, что война за контроль над заморской колонией не нарушает их демократических принципов.
Во второй главе анализируется мощное развертывание пропаганды и цензуры администрацией Вудро Вильсона во время Первой мировой войны. Чтобы мобилизовать нацию в 1917 году, Комитет по общественной информации приступил к «обширному предприятию в области продаж». Пропагандисты превозносили американское величие и осуждали немецкое варварство, используя сенсационные истории о зверствах, которые впоследствии были дискредитированы. Принудительные законы укрепляли провоенный патриотизм. Например, в Монтане один человек был приговорен к двадцати годам каторжных работ за отказ поцеловать флаг.15 Администрация призывала к поддержке победы над Германией, но не смогла достичь консенсуса в отношении великого видения Вильсона о мире под руководством Америки. Его усилия заставили многих американцев с недоверием относиться как к войне, так и к пропаганде.
Японское нападение на Перл-Харбор и Филиппины в декабре 1941 года объединило американцев, которые не соглашались с вступлением в другую, европейскую войну, даже когда нацистская Германия завоевывала одну страну за другой. Администрация Франклина Рузвельта стремилась добиться успеха во Второй мировой войне, где Вильсон потерпел неудачу в Первой мировой войне, выиграв как войну, так и мир. Третья глава показывает, как официальные лица изображали войну как борьбу «все или ничего» против «рабовладельческого мира» держав Оси. Чтобы вернуть доверие общественности, управление военной информации развернуло «стратегию правды», которая окутала нацию сообщениями «как свежий снег». Пропагандисты хотели убедить мирных жителей и солдат, что долгая тяжелая борьба в отдаленных местах того стоит. «Необходима надежда на что-то лучшее после войны», — заключили они.16 Чтобы сохранить мир, утверждали официальные лица, американцы на этот раз должны взять на себя обязательства по международному лидерству.
Через пять лет, после того как союзники нанесли поражение странам Оси, начало войны в Корее проверило новую роль США как «лидера Свободного мира». В четвертой главе анализируется пропаганда президентом Трумэном ограниченной войны, предназначенной для сдерживания коммунизма. Официальные лица изображали Корею как поле битвы на далеком фронтире, где американцы сражались вместе с «хорошими азиатами», чтобы защитить цивилизацию от «плохих азиатов» — иначе им бы пришлось сражаться с коммунистами у себя дома. Администрация Трумэна приняла стратегию доверия, поскольку она расширила отделы по связям с общественностью во всей исполнительной власти и координировала официальную линию из Белого дома. По мере того как тупиковая ситуация в Корее становилась непопулярной, официальные лица стремились создать общественный консенсус в поддержку глобальной Холодной войны.
В пятой главе рассматривается серьезный разрыв между военными целями администраций Кеннеди, Джонсона и Никсона и пропагандой, которую они приняли во время Вьетнамской войны. В 1965 году минстр обороны Роберт Макнамара пришел к выводу, что Вьетнам — это война, которую США не могут выиграть, но опасаются, что проигрыш этой войны нанесет ущерб их международному престижу. Политики вели сдержанную пропагандистскую кампанию, опираясь на риторику времен Холодной войны и управление новостями. Средства массовой информации передавали официальные сообщения о распространении демократии и сдерживании коммунизма до тех пор, пока события во Вьетнаме не бросили вызов этим целям. Хотя в 1968 году большинство американцев считали войну ошибкой, американские войска сражались в Юго-Восточной Азии еще пять лет. Наследие неудачной войны и разделенной нации преследовало будущую политику и пропаганду военного времени.
Продвигая превентивную войну против Ирака, администрация Джорджа Буша-младшего использовала «железную дисциплину» и стратегию легковерия. В шестой главе описывается как администрация обратилась к страху после теракта 11 сентября 2001 года, призывая американцев поверить в миссию освобождения стратегически важного района Персидского залива. Они полагались на «инфоганду», размытость новостей, пропаганды и развлечений, чтобы продавать военные цели, основанные на ошибочных разведданных и ложных утверждениях. Кампания опиралась на мифические воспоминания о Второй мировой войне и искаженные уроки Вьетнама. Несмотря на кажущуюся привычность, официальный нарратив администрации был в беспрецедентной степени оторван от реальной войны на земле Ирака.
В конце концов, цели войны должны быть достигнуты в реальном мире, а не в драматической версии, представленной пропагандой. Когда приходится вести войну, пропаганда должна объяснять, как и почему это происходит. Она упрощает и ободряет. Однако ясность официальных нарративов может быть ослепляющей не только для публики, но и для официальных лиц, которые ее распространяют. Эти послания отражают предположения о том, что мир приветствует спонсируемую Америкой демократию и свободу, когда многие люди в стране и за рубежом отмечают, что сами американцы не всегда жили в соответствии с такими идеалами. Пропаганда убеждает американцев, что расширение их богатства и власти приносит пользу им и всем остальным, когда это не так. Ни в одной из описанных здесь войн военные цели не были достигнуты, как было обещано, но некоторые из них были ближе, чем другие. Это зависело от того, насколько официальные лица полагались на факты или вымысел, чтобы убедительно доказать, что американцы боролись за свои идеалы и интересы. Эти результаты имели значительные последствия. Как и генералы, пропагандисты часто готовятся к прошедшей войне.
Со временем официальные стратегии убеждения стали отдавать предпочтение публике дезинформированных зрителей, а не информированных граждан. Используя управление новостями и цензуру, лидеры представили огромное количество отобранных фактов и красочных рассказов. В то же время пропаганда не просто текла сверху вниз по улице с односторонним движением. У граждан были свои представления о том, что значит быть патриотом. Для некоторых это означало беспрекословную преданность. Для других, таких как Френсис Беллами, который написал клятву верности в 1891 году, это означало приверженность принципам «свободы и справедливости для всех».17 В военное время лидеры, как правило, размывали эти представления о патриотизме, восхваляя индивидуальные свободы и демократические идеалы, требуя согласия и повиновения. Когда они доказывали, что Соединенные Штаты должны возглавить мир, правительственные лидеры оказывали все большее влияние на американский народ.
Пропаганда военного времени, изображающая Соединенные Штаты как великодушного освободителя, распространяющего демократию и защищающего цивилизацию, была призвана апеллировать к тому, во что американцы о себе хотели верить. Она показала, что американцы откликаются на патриотический призыв к единству и приступают к благословленной миссии. Такие убедительные сообщения заслуживают изучения.
Примечания
1. George W. Bush, “Remarks to the Nation,” September 11, 2002, www.whitehouse.gov/news/Releases/2002/09/20020911—3.html, см. www.georgewbushlibrary.gov; Michael Isikoff and David Corn, Hubris: The Inside Story of Spin, Scandal, and the Selling of the Iraq War (New York: Crown, 2006), 42; Frank Rich, The Greatest Story Ever Sold: The Decline and Fall of Truth from 9/11 to Katrina (New York: Penguin, 2006), 57.
2. Dean Acheson, Present at the Creation: My Years in the State Department (New York: W. W. Norton, 1969), 414.
3. Tony Judt, “What Have We Learned, If Anything?” New York Review of Books, May 1, 2008, 18.
4. Joan Hoff, A Faustian Foreign Policy: From Woodrow Wilson to George W. Bush: Dreams of Perfectibility (New York: Cambridge University Press, 2008), 1—21.
5. Philip M. Taylor, Munitions of the Mind: A History of Propaganda from the Ancient World to the Present Day (Manchester, UK: Manchester University Press, 2003), 19—24; Drew Gilpin Faust, “ ‘We Should Grow Too Fond of It’: Why We Love the Civil War,” Civil War History 50, no. 4 (2004): 380—81; Randolph Bourne, The History of a Literary Radical (New York: S. A. Russell, 1956), 188—89; Chris Hedges, War Is a Force That Gives Us Meaning (New York: Public Affairs Press, 2002).
