— Нашего Оттона Двенадцатого подхалимы прозвали Смелым, но какой-то решительности в нём никто и никогда не замечал, — засмеялся Скорцезе. — Будь он действительно смелым, он начал бы воевать с императором тридцать лет назад, когда тот забрал у него Ландсгут с изрядным куском Баварии и перевёл его под прямое имперское управление. Но всё же вы правы — каким бы нерешительным он ни был, есть вероятность, что сторонники на него надавят. Поэтому нужно его дожать и заставить пойти на переговоры, и сейчас, когда он колеблется, самый подходящий момент для этого.

А вот сейчас я, похоже, услышу некое предложение, и оно, конечно же, не заставило себя долго ждать:

— Барон, у нас есть для вас очень интересное предложение. Мы хотели бы для защиты Трира нанять вашу дружину в качестве вольного отряда. Поверьте, наша щедрость вас поразит.

— Наша дружина вряд ли обладает достаточной мощью для подобной задачи, — я не стал скрывать своё скептическое отношение к подобной идее. — Наше семейство не в состоянии сражаться с государством, а Оттон Баварский — это всё же государство.

— Я могу многое ответить на это, — покровительственно улыбнулся кардинал. — Во-первых, Оттон не имеет возможности бросить все свои силы на Трир — они большей частью связаны. Он может собрать их для решительного сражения с войсками императора, но для Трира он сможет выделить не так уж много. Во-вторых, никакого сражения и не предполагается, ваши части должны выполнять исключительно декоративные функции. Ну а в-третьих, даже если он вдруг решит напасть на Трир, сил вашей дружины вместе с войсками архиепископа Бопре будет более чем достаточно для обороны.

— Но почему бы вам просто не нанять вольников?

— Нам не нужны вольные отряды, нам нужна ваша дружина.

Вот теперь весь замысел стал понятнее. Учитывая, что меня в последнее время воспринимают доверенным лицом князя, появление моей дружины, пусть даже под видом вольного отряда, будет воспринято, как прямая военная поддержка княжества — особенно на фоне недавних поставок техники. Если кардинал не темнит, и герцог Баварский в самом деле заволновался из-за этих поставок, то появление следом моей дружины действительно может склонить его к переговорам.

— И как вы собираетесь парировать обвинение в сотрудничестве с язычниками?

— Это же будет всего лишь вольный отряд, а не войска князя Яромира, — с улыбкой ответил Скорцезе. — Все приличия будут соблюдены, но Оттон поймёт намёк правильно.

— Намёк? — скептически хмыкнул я. — Правильней было бы назвать это блефом. Вы же понимаете, что князь Яромир не пошлёт сюда свою дружину?

— Я это понимаю, — кивнул кардинал. — А вот Баварский не поймёт. Он будет обязан учитывать такую возможность, тем более так явно продемонстрированную.

— Не буду скрывать, предложение довольно неожиданное, — сказал я со вздохом. — Я думаю, вы понимаете, что прямо сейчас я не могу дать вам ответ. Мне сложно оценить все последствия такого шага. Это ведь не просто наём отряда, а по сути, политическое заявление княжества. У меня есть определённые полномочия говорить от имени князя, но в данном случае их, похоже, недостаточно.

— Я так и предполагал, — понимающе кивнул кардинал, но в его эмоциях я почувствовал некоторое разочарование. Он что — всерьёз считал, что я могу решить это самостоятельно? За такую инициативу князь моментально открутил бы мне голову. Одно дело послать на контракт сотню, и совсем другое дело, когда едет дружина целиком, демонстрируя всем, что у неё за спиной княжество.

— Я представлю подробный доклад князю Яромиру и немедленно сообщу вам о его решении, — пообещал я.

— Буду ждать известий от вас, — ответил Скорцезе. — Кстати, барон, вы знаете, что вами очень интересуется Общество святого апостола Симона Кананита? Вам известно, кто это?

— То, что они мной интересуются, меня не удивляет, — кисло ответил я. — За последнее время я несколько раз наступил им на ноги, и это им вряд ли понравилось. А вот кто это, я не очень хорошо представляю.

— Это фанатики, — поморщился кардинал. — Причём самый неприятный вид — умные и хитрые фанатики. Я несколько раз пытался донести до папы мысль, что они стали слишком опасны, но его святейшество верит, что он сможет держать их в узде. Я полагаю, что это иллюзия, но…

— То, что это фанатики, ясно хотя бы из названия их общества, — пожал я плечами.

— Полагаю, вы здесь неправы, барон. Святой Симон действительно известен, как ревнитель веры, но я уверен, что это была ревность за веру в хорошем смысле. Господь не стал бы терпеть рядом с собой фанатика.

— Господь терпел рядом с собой и Иуду Искариота, — угрюмо заметил я. — Да и был он в те времена не Господом, а всего лишь бродячим проповедником Иисусом из Назарета.

— Это непростая тема, не думаю, что нам стоит её обсуждать, — мягко сказал кардинал, и я согласно кивнул. Не стоит, так не стоит — не очень-то и хотелось.

— Чем кананитяне опасны? — спросил я.

— Тем же, чем и любые фанатики, — пожал плечами Скорцезе. — Они уверены, что именно они знают, что угодно Господу, и любой несогласный с ними автоматически попадает в категорию врагов Господа и слуг Сатаны, а значит, в отношении него допустимы любые методы. Впрочем, насчёт вас, как язычника, у них никаких сомнений и не было изначально.

— И чем конкретно это мне грозит? — мрачно осведомился я.

— Не имею ни малейшего представления, — ожидаемо ответил тот. — Просто будьте осторожны.

Примечания

«Хочешь мира — готовься к войне» — латинская пословица. В той или иной форме эта мысль присутствует у разных античных авторов, так что вряд ли сейчас возможно определить, кто высказал её первым. Именно эта пословица дала название пистолету Люгера — тому самому парабеллуму, которым Остап Бендер хотел вооружить председателя биржевого комитета Кислярского.

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓