Охота на невесту

Корбин, по здравому размышлению, домой не поехал — что его там ждало? Ветшающий на глазах замок и скудная еда? Он остался в армии, благо таких, как он, было немало и принимали их охотно. Конечно, армейская служба — не сахар, да и жалование младшего офицера невелико, но, когда через два года вновь разыгралась война, он был уже полусотником и воспринимался и солдатами, и офицерами всех сословий, как 'свой'. Ну, в самом-то деле, лямку военную тащит исправно, начальству доносы не строчит, с подчиненными справедлив, рубака неплохой, да и в деле проверен. Чего, спрашивается, еще желать? Так что, по сравнению с теми сверстниками, которые разъехались по домам и вновь вернулись по королевскому призыву, Корбин оказался в куда более выгодном положении, уже потому даже, что некоторые из них, еще недавно задиравшие носы, теперь были его подчиненными.

Вторая война оказалась не похожей на первую. Хотя бы потому, что если в первой был банальный пограничный конфликт за пару полей и лесок, то в этой королевство было вынуждено обороняться от вторгшихся в его пределы соседей-кочевников. Во времена империи их прочно держали в узде, но, когда исчезла центральная власть, степняки моментально впали обратно в варварство и начали представлять для соседей серьезную угрозу. Вот и сейчас они вломились на своих низкорослых лохматых конях к более цивилизованному и (что, конечно, несправедливо) богатому соседу, осадили пару приграничных крепостей и с детской непосредственностью принялись грабить окрестные деревни, утаскивая все, что плохо лежит, а что лежит хорошо — отнимая и тоже утаскивая.

Королевская армия, не таща за собой обозы, стремительным броском преодолела разделяющее их расстояние и свалилась на агрессоров, как снег на голову. Часть кочевников бежала, ну а тех, кто бежать не успел, прижали к реке и вырезали начисто. Было много крови и трупов, но все закончилось для королевской армии хорошо.

В том сражении Корбин был легко ранен вражеской стрелой, но гораздо более важным было другое — на него обратил внимание королевский маг. Язвительный и шустрый старикашка, по слухам, одногодок короля и его бессменный спутник в юношеских забавах, он был не слишком сильным магом, едва-едва дотянув до второго ранга, однако этого было вполне достаточно, чтобы понять, что молодой офицер в архаичных доспехах, в разгар сражения хлестнувший по накатывающейся на его солдат 'лаве' кочевников молнией, не совсем обычный человек. Даже, более того, совсем необычный, и грех проходить мимо такого дарования.

Так Корбин стал учеником чародея. Старый маг не был слишком силен, но зато имел серьезное магическое образование и, главное, немалый жизненный опыт. Основы магии он преподал Корбину очень и очень неплохо, но пришел день, когда Корбин понял, что не хочет больше сидеть в компании пыльных книг и вонючих реторт, а хочет повидать мир. К тому же, он уже знал довольно много простых боевых заклинаний — большинство из них, та же молния или стена огня, базировались на банальном, практически бесструктурном выбросе энергии, а энергии у Корбина было немало.

Учитель понял его — он был мудр и хорошо знал нетерпеливость молодости. Более того, в отличие от многих стариков, он не был брюзгой и ворчуном, поэтому он не стал пытаться удерживать ученика, лишь потребовал, чтобы тот сдал экзамен и получил официальную лицензию мага. Экзамен комиссии, члены которой имели из достоинств опыт и знания, но даже собравшись все вместе были слабее его, Корбин сдал легко. А вскоре боевой маг Корбин ушел, присоединившись к наемной роте, прихватив сумку с немногочисленными пожитками и некоторыми книгами.

Следующие сорок лет жизни мага достойны описания каким-нибудь писателем-баталистом. Он воевал практически во всех войнах, и всюду роте, в которой он служил, сопутствовала удача, а авторитет самого Корбина медленно, но неуклонно рос. Под конец услуги его (теперь уже его!) роты оплачивались примерно так же, как услуги небольшой армии, и они того стоили — и потому, что рота была одним из самых профессиональных воинских формирований на континенте, и потому, что она была единственной, которая могла похвастаться, что ее командир — могучий маг.

Не раз и не два Корбин возвращался к своему учителю, да и в боях и походах всегда старался найти что-то новое, повысить квалификацию так сказать. В результате он стал действительно могучим магом, не слишком умелым, но могучим, а могущество подразумевает и богатство. На деньги, присылаемые Корбином, его отец не только поправил дела, выкупил и восстановил замок, но и прикупил еще несколько деревенек, поэтому когда старый граф отошел в мир иной, Корбин унаследовал богатое и процветающее поместье. Ну, а повесив нескольких управляющих, он добился того, что поместье продолжало процветать и дальше.

Годы шли, давно умер старый король, на престол взошел новый. Старый маг (маги живут долго, намного дольше обычных людей) удалился на покой и занимался немногочисленными учениками. Корбин продолжал зарабатывать деньги и репутацию. А потом ему это надоело, он оглянулся вокруг и понял: надо оставить что-то после себя. А что в нашей жизни главное? Правильно, дети, причем не бастарды, которых и без того уже по свету немало раскидано, а нормальный ребенок, воспитанный в нормальной, полной семье, наследник которому можно передать все. И, желательно, не один.

Корбин вернулся в родной замок и обстоятельно подошел к вопросу — перебрал кандидатуры, все обдумал и взвесил, нашел ту, которая удовлетворяла его по всем критериям, договорился с ее родителями (ха, попробовали бы они отказать), невесту привезти приказал, подготовка к свадьбе в самом разгаре, и вот...

Маг подошел к зеркалу в углу, небрежно провел рукой перед стеклом. Зеркало засветилось, по нему поплыли полосы, а потом появилось изображение немолодого, высокого и грузного мужчины — управляющего имением.

— Лик, — с трудом сдерживая раздражение, сказал Корбин. — Ты в курсе, что она сбежала?

Глава 2. Джурайя

...Как корову на торгах... Ополоумели что ли все вокруг? Всех посмотрели, по холке похлопали, в зубы заглянули. Сволочи. Ах магичка, из стихийных? О-о-о, это нам подходит, шенки будут породистые. Все в папашу, осла... А меня спросили? Я хочу с даром расставаться из-за великовозрастного дегенерата, который решил в природе повториться? Ищите другую сучку для случки, или из прошлых помётов чего-нибудь повыбирайте, поудачнее...

Такими вот крамольными мыслями в адрес своего сюзерена была заполнена в принципе хорошенькая головка высокой худой девицы 18 лет от роду в мужской одежде и с узелком в руках, пробирающейся прочь от родной деревни по непроходимой чаще.

Когда в деревню пришли сваты, Джу была спокойна и даже посмеивалась над соседскими дурочками, вырядившимися и раскрашенными в ожидании чуда — как же, господин граф жениться изволют, а к дворянкам у него с детства отвращение, вот и выбирает простолюдинку поприличнее. Дарует семье титул какой-нить завалящий, поместьице и пожизненное содержание — таки кому от того хуже будет? Вот и собирают дочурок чуть не с 10 лет на выданье — кто его знает, какие тараканы у графа, да ещё вояки, да в таком возрасте в голове шныряют? Другое дело — в глаза то его никто поди не видал. А ну как страшный, костлявый, седина на морщинистой макушке со старческими пятнами клочками висит? А ведь наследника хочет — не откажешь, придётся супружеский долг исправно исполнять, да ещё его старческой немощи пособлять — как бы не вырвало.

Сватов ждали — они объехали уже все окрестные деревни и сёла — их выселки последними, у самой границы графских земель, притулились. И уж если никого не подобрали — точно невеста из их них будет! У сватов и грамотка при себе имелась — тама их высокоблагородие изволили указать требования к будущей супруге. Ну какие требования к утробе на ножках могут быть — чтобы глаз радовала да плоть услаждала. А мне то какое дело до сватов ваших? Оглобля тощая, бледная, глазищи хоть и большие — да не ласковые — как вода стылая, светлые, серые — как взглянет, так мороз пробирает. Вместо русой косы — по плечи остриженные волосы цвета воронова крыла, чёлка на глаза падает, непокорные пряди то и дело торчат, как ни укладывай.

— Я ж тебя как родную ростила, отказу не было — на охоту с отцом — ходи, к деду Ценю, ученицей — бегай, хозяйство вести не желаешь — сама, доченька, справлюсь! А ты? Трудно тебе для матери один раз сарафан одеть да лохмы свои причесать? — причитать мать начала ещё за месяц до приезда ахтунг-команды старого графа, когда из первого села донесли сплетни о том, что девок к дому старосты сгоняют и по-всякому оглядывают да расспрашивают.

— Нарядов одних на пять сундуков, с кажной ярмарки привозим с отцом — не у всякой дворянки ТАКИЕ найдутся — ни один не надёван ведь!!!

— Надёван. Седьмую зиму в учение при храме отдавали — нарядили как куклу.

— А-а-а, нашла что вспомнить! Ну добро в грязи изваляла, ну маслом заляпала — а смолой ты его где извозила?! Конечно, Цень чердак конопатил, а как же без него!

— Мама, перестань дядюшка Цень старый совсем — а кто ему помогает? Он всем выселкам скот лечит, огороды забыли когда пололи — сорняк повывел, а денег не берёт. Совести нет, вот и отделываетесь подачками.

— Сорняк то повывел, а комарье-то оставил... — проворчала Марисса, критически оглядывая то самое, одиннадцатилетней давности платье, с любовью расшиваемое в течение года парчой и бисером и убитое Джурайей в один день.

— Выкинь. Не отстираешь. Комарьё нельзя — баланс нарушится. Ладно, тащи платье. Какое, хе-хе... не жалко...

...Как? Как она могла согласиться на эти дурацкие смотрины? Надо было всех послать как обычно и уйти в лес. Как обычно. И хрен бы её нашли — в отцовской захоронке. Марисса и по молодости отличалась на редкость склочным нравом, а уж после пятидесяти и говорить не о чем — Молчун давно присмотрел себе пригорочек и обустроил вполне себе уютную землянку, перетащив туда из старых запасов всякой утвари, давно пылившейся на чердаке и в сарае — выкинуть жалко, а в доме ставить — не гоже. А лет с десяти и Джурайя обустроила себе там уголок — спасаясь от материнских попыток любовь да ласку причинять, да заботой отоваривать.

И ведь даже в зеркало не глянула — чего там смотреть? Лицо худое, бледное, красить нельзя — с малолетства золотушная, ни кремов, ни красок не принимает кожа, покрываясь подозрительными пятнами и волдырями. Сейчас вот, как назло — ни одного прыща! Ни на скулах высоких, ни на прямом носике с хищно прорезанными узкими ноздрями... Одно достоинство — большие глаза с пушистыми ресницами, и то спорное — от природы серые, они посветлели после первого выплеска ещё больше, только ободок по краю радужки остался — тёмно серый, синевой отдающий, и теперь её пристального взгляда даже свои, родные шарахаются. Платье — как на прЫнцессу — висит, как на вешалке, только углы торчат во все стороны, откуда у других ровесниц всякие соблазнительные выпуклости выпирают. В декольте вместо ложбинки — ключицы, в рукавах не локоточки с ямочками — мослы торчат. Да и плечи широковаты, при таком-то узком тазе... Кисти длинные, костлявые — не чета розовым ладошкам, которыми невесты кокетливо ротики прикрывают, изображают смущение и целомудрие, дурищи.

На полголовы выше всех женщин на выселках — даже дочери кузнеца, а уж та здоровенная, вся в отца. А уж как она с волосами мучалась, пока не остригла — беда! Косу уплетёшь — расплетается, пучёк скрутишь — раскручивается... Так и пришлось под мальчишку обкорнать, чтобы лахудрой не ходила... Теперь торчат в разные стороны, как хотят, зато в глаза не лезут, работать не мешают.

Мать полдня убила, собирая её лохмы в замысловатые пряди. Смеялась сидела, теперь плакать придётся.

Вся деревня наперёд знала — первыми пойдут глашатаи — заглянут в каждый двор, зачитают графский указ — дескать, явиться всем девицам немужним к дому старосты и построиться для дальнейшего осмотра. За глашатаями приедут конные сваты — поговаривали, среди них даже маг — на предмет целомудрия проверяет, на слово не верят. Всё шло по плану, пока взгляд молоденького мага не упёрся в Джу. И изменился странным образом. В нём сочетались одновременно благоговейный ужас и робкая надежда.

Сваты вот уже битый час о чём-то спорили — невесты застыли в ожидании. На запах благовоний слетались мухи и пчёлы, под палящим солнцем потели и начинали смердеть тела, текла ручейками пота краска с лиц... Джурайя от скуки постукивала пальцем по стене старостовой избы, как бы случайно ей в такт из леса отзывался дятел, насвистывали щеглы стрекотали сороки. Девушка так увлеклась, что проглядела судьбоносный момент — от сватов отделился немолодой воин с усталым лицом, развернул грамоту и начал зачитывать вслух:

— девица 18-23 вёсен (пометочка острой палочкой о соответствии — чирк)

— ликом благородна, по происхождению крестьянка (чирк)

— станом крепка

— кожа чистая, не угреватая (чирк-чирк)

— целомудренна — освидетельствовано магом третьего ранга (чирк)

— зубы белые, крепкие, в достаточном возрастной норме количестве (чирк!)

— явилась чисто вымытой, не изукрашенной, без следов приворота — освидетельствовано магом третьего ранга (чирк-чирк-чирк)

— наделена даром естественного (наследственного) происхождения

— Вы нам подходите. Соберите необходимое для недельного путешествия и ожидайте в своём дворе сопровождающих. Вас доставят к месту прохождения семейной службы — все верительные грамоты на титул, поместье и содержание будут вручены вашей семье накануне официальной даты свадьбы.

Шчёлк каблуками, и увёл за собой лоботрясов. В трактир пошли — обмыть удачную сделку, сволочи.

... Списочек, вы нам подходите... А вы мне подходите? А меня кто спросил?! Я хочу?!!! Не так я хотела 18-е лето провести. Надо было раньше сматываться — по хорошему хотела, с родительским благословением в ученицы мага, в город. Ведь есть же дар! Только пользоваться не умею...

Мать счастливая — аж плакать хочется, отец заикнулся — не гоже девку без любви за старика — мать бровь подняла, к сковородке примерялась, он и замолчал. Молчун он и есть Молчун. Пойдёт теперь в землянку, горе в настойке топить. Один он меня понимает, а и то помочь не может. А мать — мать уже и сундучок походный к воротам подтащила. Дочечка, платьев не кладу только вот сменные на дорогу — по одному на каждый день, дочечка, вот тебе рукоделие — будет чем в карете заняться, платочек вензельный графу в подарочек вышьешь, дочечка, а мыльца то душистого в дорогу нет — побегу у жены мясника займу... Дочечка... А раньше то: Райка — опять порты мужские натянула! Райка — от Ценя пойдёшь, от клопов зелье захвати. Всё, не могу молчать, пора прекращать балаган.

— Успокойся, никуда я не еду.

Я думала мать или кондратий обнимет, или она сковородой любимой меня прибьёт, или всю посуду переколотит, а тут тишина зловещая наступила — потрогать можно. Медленно обошла вокруг меня, руки в боки упёрла, глаз прищурила...

— Только посмей, дрянь, графского указа ослушаться. Ослушаешься — не дочь ты мне. Всю жизнь ты мне испортила! — звук нарастал и нарастал, голос срывался на ультразвук. — Я костьми лягу, а за графа ты выйдешь! Титул... Поместье... Рента... Да как ты смеешь?!!! Да кто ты такая?!!!!!