Люди в рогожах. Из истории Ижевского белогвардейского восстания

"Брошусь в "Каму", — мелькнула у меня мысль, и побежал к борту, за мной часовые (один успел ударить прикладом), перебежал на другую баржу (рядом была предварительно поставлена другая барже для удобства процеживания арестованных), и я неожиданно полетел в открытый люк.

А на палубе только раздаётся: "Следующие вылетай", — после этого выстрелы и опять: "Следующие вылетай".

После каждого вызванного пятка, оставшиеся кубарем летели в люк другой баржи.

"Процедили" всех, только наши ряды поредели, и кровь текла с палубы на нас.

— Вылетай друг за другом! — подаётся снова команда уже во вторую баржу.

Прошли один за другим через строй часовых, и начали было располагаться в барже на свои места.

— В две шеренги стройся, — раздаётся команда офицера, мы выстроились.

— По порядку номеров рассчитайсь, — повторяется команда. [107]

— Первый, второй и т.д. двести двенадцатый неполный, — передаёт последний.

— На места, — заканчивает офицер команду и закрывает люк.

— 423 человека, ещё приёма на 4 хватит, — шутим мы между собой и устраиваемся на свои места.

Освобождение.

На другой день (31-го октября) утром часовые нам передают: "Сегодня повторим вчерашнюю баню".

Вскоре прибыла контр-разведка, подготовляясь повторить "баню" — открыла люк.

Вдруг быстро люк закрылся и завален тяжестями, на палубе суматоха.

— Что случилось? — спрашиваем часовых.

— Английская флотилия идёт, вас расстреливать, — отвечают часовые.

В барже арестованные полезли к "наблюдательному пункту" (небольшое отверстие в верхней части баржи служило у нас наблюдательным пунктом).

— Аэростат и пять миноносцев приближаются к барже, — передаёт наблюдатель.

С палубы контр-разведка уже удрала, остались одни часовые.

— Вытравливай якорь! — громогласно раздается с флотилии (флотилия с Балтийского моря под командой тов. Расскольникова прибыла на р. "Каму"). Загремела цепь, якорь вытравлен, баржу взяли на буксир и повели вниз по "Каме", окружённой миноносцами.

Среди арестованных нестроение поднялось, бегаем внутри, в темноте друг на друге налетаем.

— Куда нас повели? — спрашиваем у часовых.

— В Уфу расстреливать, — отвечают часовые.

К вечеру баржу привели к Сарапулу и поставили опять на якорь среди "Камы". Ещё минута, и на палубе поднялся шум, беготня, это матросы с флотилии снимали часовых, сбросили тяжесть с люка и открыли.

— Живы ли, товарищи? — спрашивают нас матросы.

— Наши! [107]

— Наши! — кричат все в барже и полезли на палубу, бросая на "ура" матросов.

Прибыли на баржу представители Сарапульского Ревкома, попросили нас до утре остаться на барже (ночь была холодная, а мы были голыми).

Всю ночь на барже раздавались песни, приготовляя каждый себе костюм из привезённых рогож.

А утром "баржевики", принаряженные в костюмах из рогож, вышли все на палубу.

Над городом развивались красные флаги, и трудящиеся Сарапула с музыкой и красными знамёнами пришли на берег встречать "своих", подхватывая "людей в рогожах" на плечи, и шествие двинулось к городу.

Многие не встретили своих, по которым на Красной площади спели "похоронный марш".

А "люди в рогожах" приступили к социалистическому строительству страны.

П. НЕВЛЕР

Написал к десятой годовщине "Октябрьской Революции". [109]

Созыкин Василий Дмитриевич, заключенный баржи смерти. ЦГА УР.Ф.103.Оп.3.Д.189

7-го Августа 1918 года.

г. Сарапул

Ижевский завод обнимал более 20 тысяч рабочих с мелко-собственической психологией, эти рабочие не были чисто пролетарской массой, ибо большинство из них хотя и заняты на прямом производстве, но имеют собственный дом, землю и т.д.

Следовательно, к Октябрьской революции местные Ижевские рабочие отнеслись до некоторой степени отрицательно, плюс предательская работа С.Р. и Меньшевиков, оказали своё влияние на этих рабочих, ибо местные лидеры С.Р. и Меньшевиков как-то Бузанов (член Учредительного Собрания), Муромцев, Михайлов, Куценко и др. не только не были к тому времени изолированы, но открыто вели свою [110] анти-Советскую агитацию, объединяясь с Ижевским белогвардейским офицерством и контр-революционным "Союзом фронтовиков"

К Августу 1918 года мы имеем в Ижевске такое положение:

1. Продовольственный кризис (сравнительно).

2. Открытая контр-революционная агитация.

3. Чехо-славятский фронт под Казанью.

Последнее и послужило сигналом Ижевского восстания и вот почему. Во первых. Фронт под Казанью требовал пополнение вооружённых сил, Ижевск вынужден был пополнять им путём мобилизации как партийцев, так и всю часть революционных рабочих. Вследствии этого Ижевск оставался ослабленный революционными силами. Во вторых, не достаточность твёрдой линии решительных мер по отношении контр-революционных агитаций [110об] С.Р. Меньшевиков, белогвардейскаго офицерства и контр-революционного "Союза фронтовиков", которые открыто призывали к свержению Советской власти.

Захват чехо-словяками гор. Казани послужило только сигналом Ижевскаго восстания, т.к. этим воспользовались с-р и Меньшевики и 7-го августа устроили собрание на заводском дворе, на котором присутствовало несколько тысяч человек, где произносили речи с призывом о вооружении для свержения Советской власти, и соединится с чехо-словяками, называя чехо-словятский фронт восстанием "Союза фронтовиков".

На место собрания прибыл не большой отряд конных милиционеров. Толпа на электрозированная [111] контр-революционным призывом набросилась на них, и быстро вооружившись винтовками из разобранного оружейного склада направилась к исполнительному комитету с целью свержения и ареста коммунистов. Несмотря на то, что на окнах Исполкома стояли пулемёты, но председатель Исполкома тов. Пастухов не решился открыть огонь, считая, что рабочее восстание не является контр-революционным, и только по настоянию тов. Матвеева был открыт огонь, но уже поздно, т.к. восставшие окружили здание Исполкома.

К 3-м часам утра 8-го августа победа осталась на стороне С.Р. и меньшевиков или вернее [111об] белогвардейскому офицерству. По улицам лежали десятки убитых партийцев, красноармейцев, а арестованных было более тысячи человек, из которых не мало в последствии были расстреляны, в том числе и тов. Пастухов.

Вскоре весть о Ижевском восстании дошла до штаба II армии, стоявшего в то время в Сарапуле.

Штаб II армии сформировал на скоро 2 отряда, первый в 300 человек, в котором я был и направился в Ижевск через Гольяны, второй в 400 человек направился через Агрызь. Последний не успел вступить в бой, целиком попал в плен. Первый же отряд, вытеснив белогвардейцев из Гольян (40 верст до Ижевска), заняв его, продолжая теснить [112] белогвардейцев по тракту к Ижевску. Нужно сказать, что серьёзного сопротивления со стороны белогвардейцев не было до самаго Ижевска. 18 августа отряд подошёл к самому Ижевску, где было оказано бешенное белогвардейское сопротивление, которое перешло в наступление, т.к. численность их превышала 10 тысяч человек. (?) Такое наступление не вытерпел наш отряд, простояв под самым Ижевском до 25 августа, и стали отступать.

В это время Штаб II армии приготовился к эвакуации пароходом к "Вятским полянам". Перед самой эвакуацией между Штабом II армии и частью членами Исполкома, главным [112об] образом "Максималистов", произошли недоразумении (причины точные не смогу сказать), благодаря чего произошла перестрелка, и вскоре штаб эвакуировался, а 30-го Августа в 5 часов утра Сарапул был занят без боя Ижевскими белогвардейцами. Тут-же начались массовые аресты.

Около 6 часов утра по Советской улице повели арестованного тов. Седельникова, избитого и без фуражки, и много других, так т.т. Шагалова, Будрина, Сидорова, одновременно и я был арестован. Всех нас разместили при штабе (ныне занимаемое ЦРК), стали группами направлять в тюрьму. К ночи вся тюрьма была переполнена, количество арестованных сказать нельзя, но на доске, висевшай в коридоре, значилось около 800 чел. на другое утро, [113] плюс арестованных содержали и в других зданиях. Положение и содержание арестованных было отвратительно, останавливаться на подробностях не следует. В общем была не выносимая сгущённость. В камере на 10 человек помещалось по 40-50 чел. Ежедневно приводили вновь арестованных десятками, но прибыль на доске почти не обозначалась, т.к. каждую ночь по стольку же и растреливали.

Первыми были расстреляны 4-го сентября Пименов и ещё один товарищ, фамилии не помню.

Часа в 4 дня к тюрьме подошли 4-5 офицера, забрали из камеры выше указанных товарищей и повели по направлению к лесу. Сразу было понятно, что повели расстреливать, хотя в белогвардейских [113об] газетах утверждали, что расстрелов нет, и по пути большевиков не идут.

7 сентября днём в тюрьму пришли из контр-разведки Панин, Клемнер, Семёнов и др. офицеры, забрали т. т. Седельникова, Шагалова, Сидорова и др. в числе до 12 чел., которые были расстреляны на Старцевой горе. В общем, расстрелы сопровождались ежедневно.

18 сентября ночью приехала в тюрьму контр-разведка, всех поголовно раздела до тельного белья, избивали до полусознания, и в результате 18 человек расстреляли. Нет возможности описать тех ужасов и зверств, которые переживали за эту ночь. Нужно сказать, как общий порядок велось ежедневно и даже по несколько раз в день, в камеры заходили вооружённые и избивали прикладами арестованных. [114] В камере, в которой я сидел, в эту ночь был расстрелян тов. Зыков, Ижевский рабочий партиец. Ещё в камере ему было нанесено несколько штыковых ран и сильно избит. В общем избивали всех, в частности я был избит и находился некоторое время безсознания.

Время шло, расстрелы ежедневно продолжались, но уже до некоторой степени осторожнее, т.к. рабочие кожзаводов волновались производимыми расстрелами. Эта осторожность проводилась следующим образом: одна камера была отведена для предполагаемых ночью расстрелять под названием "Камера смертников", днём подлежащих к расстрелу помещали в эту "Камеру смертников", а ночью тихо и незаметно для остальных заключённых уводили [114об] к расстрелу. Таким образом, остальные арестованные не могли знать о судьбе помещённых в "камеру смертников".

Так дожили мы до 25 сентября почти голые, голодные и избиваемые. 25 сентября утром все камеры обходил начальник тюрьмы и говорил арестованным, что до сих пор проводились расстрелы прибывшими чехо-словяками. На днях чехо-словяки уезжают и требуют расстрелять 25 большевиков, и Начальник тюрьмы рекомендовал выдать большевиков, а остальные будут освобождены конечно арестованные. Заявляли, что среди нас большевиков нет. В 5 часов вечера начальник вновь обходил камеры, но на этот раз со списком. Зайдя в нашу камеру, взглянул на список и вызывает: "Невлер, Мунтьян (команд. 20 урал. полка), [115] Вечтомов (матрос), выходите". Мы поняли о предстоящей нашей судьбе, попростились со всеми арестованными (чел. 45-50 в камере) и вышли. Нас повели в отведённую "Камеру смертников". После обхода начальником тюрьмы всех камер, вызывая по 2-3-4 человека из каждой камеры, часам к 6 вечера в "Камеру смерти" поместили 25 человек. Из них: 1/ Вильда (матрос), 2/ Будрин (расстрелян), 3/ Анисимов, 4/ Краснопёров (расстрелян) 5/ Якунин, 6/ Вечтомов ( расстрелян), 7/ Невлер, 8/ Мунтьян (расстрелян), 9/ Коротков, 10/ Баутин (расстрелян), 11/ Бойков, 12/ Комаров, 13/ Кочуров, 14/ Зылев (расстрелян), 15/Шемякин, 16/ Дурманихин, остальных фамилию не помню, но большинство расстреляны.

Зная свою участь, которая должна будет постигнуть нас сегодняшную [115об] ночь. Мы стали совещаться, что бы предпринять. Вскоре последовало приказ от часовых не собираться группами, а ложиться на нары. Мы вынуждены повиноваться и своё совещание продолжали, что называется, по цепи. Лежа на нарах рядом со мной, тов. Мунтьян вдруг мне заявляет, что он протестует против зверских порядков. Мне показалось его заявление смешным. Тов. Мунтьян повторил свой протест и заявил: "Не желая отдаваться на издевательство белогвардейцам, покончу самоубийством и сейчас же". Вскоре Мунтьян где-то достал шнурок, нашёлся и забитый гвоздь в стене, и заявил мне: "Я приготовлю всё и по сплю, а часов 12 ночи разбуди меня и я повешусь до прихода за нами к расстрелу (было предположено, что [116] придут часов в 2-3 ночи). О плане Мунтьяна я передал всем, мысль о самоубийстве подхватили все, и каждому хотелось в первую очередь.

Часов 12 ночи Мунтьян соскочил, простился со всеми, просил приподнять его к петле, но от такого удовольствия все отказались и посоветовали способ, как можно выполнить план. Тов. Мунтьян приступил к самоубийству, надев петлю на шею, и повис, а остальные, лёжа на нарах, наблюдая за ним, притворившись сонными, т.к. очень не приятно смотреть на эту картину.

Вдруг шнурок порвался, и Мунтьян с грохотом упал на пол. Этот грохот услышал начальник тюрьмы, зашёл в нашу камеру, узнал, в чём дело, стал ругаться, [116об] а потом успокоительно заявил: "Не волнуйтесь, ждать недолго", — и вышел из камеры.

Ночь шла кошмарно, каждый шорох навостряло слух.

А в это время Красная армия подходила к Сарапулу (верстах в 5). Контр-разведка напугалась наступления красных и удрала, не приводя в исполнения расстрел.

Таким образом, мы дожили до утра, дожидая ежеминутно расстрела, особенно кошмарно было по ночам. Дожили и до 1-е Октября.

Утром 1-го октября к тюрьме пришёл отряд пеших и конных белогвардейцев. Сперва подумали, что пришли за нами на расстрел, но скоро узнали, ввиду наступления красных всех арестованных посадять в баржу. [117] Камеру за камерой освобождали и арестованных отправляли в баржу, вскоре и за нами пришли, выдали лапти (т.к. все были босые, обувь отбиралась), и в одном тельном белье повели и нас в баржу. Поместили со всеми вместе. Баржа представляла из себя плавучую тюрьму и при том отвратительную.

В барже пальца на 2 воды и наслана солома, воздух невозможно скверный. В барже темно, арестованные разместились в повалку на соломе раздетые, холод не возможный, да ещё голодные, т.к. всё питание наше состояло из куска ржаного хлеба и то не каждый день. Давали обыкновенно каравай человек на 30. Делили между собой мы сами, хотя это было не лёгкий труд, ножа не было приходилось ломать, да к тому же темно. [117об] Во избежание потери крошек хлеба все раставляли руки и над руками ломали хлеб.

Отправление естественных надобностей приходилось в барже же.

Питьевую воду брали из Камы путём ведра и верёвки и по разрешению караула, которые находились на верху, открывали люк и желающие брали вёдра, направлялись к верху брать воду и приносили. Это разрешали раза 2 в день.

Когда баржу с арестованными вели от Сарапула до Гольян, тов. Мунтьян заявил, что он попросится за водой и бросится в Каму, а может быть и удастся спастись. Вскоре тов. Мунтьян простился с нами и с ведром поднялся наверх. Слышен был плеск воды, стрельба и вскоре возня вверху. [118] Тов. Мунтьяну не пришлось спастись и он погиб. Началась расправа. Нужно отметить, что каждое поражение белогвардейцев на фронте отражалось на арестованных и избиениями, и расстрелами. По этому мы и могли судить положение на фронте. Положение арестованных было не выносимо тяжёлое.