Монпасье. Я не должен лгать Гп/зв

Сны все не прекращались, Гарри все чаще вспоминал подробности, не понимая, какого черта ему это снится, но сил удивляться не было. В алом мареве душного сна мелькали разноцветные мечи, текли молнии и обрушивалась тьма, бессильная злость на самого себя разъедала душу, отравляя тотальным одиночеством. Каждый раз, открывая глаза, Гарри встречал новый день чуточку другим.

И совершенно одиноким.

Положиться ему было не на кого. Рон и Гермиона играли в сопротивление, втягивая в этот идиотизм других. Невилл изображал тюфяка — теперь Гарри видел, что это всего лишь маска. Отменная, почти приросшая, но маска. И окружающим за ее границы ходу не было, особенно ему. Остальные сокурсники, да и вообще ученики? Даже не смешно. Отлично помнилась травля окружающих, когда его сочли Наследником Слизерина, да и потом тоже его то возносили на пьедестал, то втаптывали в грязь. Так что, веры толпе не было. Взрослые? Еще печальнее, чем с учениками. Декан требовала лишь внешних приличий и кубка по квиддичу, остальное ее не волновало от слова совсем, другие деканы занимались в лучшем случае своими факультетами, в худшем — отдельными подопечными. Директор? У директора свои цели, и какие они, неизвестно.

Он политик, а эти твари хуже тараканов.

Время летело. Гарри практически поселился в библиотеке: квиддич Амбридж запретила, и он бурно радовался возможности не отвлекаться. Гарри интересовали самые простые вещи, то, что должны были объяснять декан и старосты: обычаи, привычки обитателей магического мира, традиции и законы, быт. Те нюансы жизни, которые важнее заклинаний и кубка по квиддичу.

Он вникал, теребил мадам Пинс, пытался обдумывать происходящее в снах, отбивался от друзей — пару раз даже физически! Осмысливал свое существование — потому что жизнью назвать происходящее язык не поворачивался. Очень неприятным моментом стало обнаружение того факта, что он, оказывается, считается совершеннолетним. Чертов прошлогодний турнир, едва не отправивший его в Страну вечной охоты, оказывается, эмансипировал его. Вот так. И никто... Ни одна сволочь!

А что он хотел? Он не спрашивал. А даже если б и спросил... Разве хоть кто-то ему помог? Пора бы привыкнуть: пусть он и Избранный — интересно, кем и для чего? — здесь нет доброго мастера, готового опекать, нянчить и утирать ему сопли. Впрочем, и злого мастера, готового вбивать науку и дрессировать, делая из животного воспитанное существо, тоже нет.

Здесь есть только политики. И никому он на хрен не нужен, с его капризами, истериками и желанием мчаться непонятно куда вперед головы. Пора повзрослеть.

Пора перестать лгать. И прежде всего самому себе. Больше ему не на кого положиться.

Руку резануло болью, и Гарри слово очнулся. Какие мастера? О чем он вообще? Руку вновь скрутило, Гарри задрал рукав, глядя на вырезанную на коже зарубцевавшуюся надпись.

Я не должен лгать.

Чем не гейс? ** Нужно же уравновесить свою Избранность — настоящую или фальшивую, не имеет значения.

— Я, Гарри Джеймс Поттер, в качестве платы за то, что считаюсь Избранным, принимаю гейс. Я не буду лгать отныне и до конца этой жизни.

Руку на миг обожгло, и рана под взглядом Гарри зажила, оставив белоснежный шрам. Вот и все. Принято. Он не будет лгать. Никогда. Напрямую. Все его слова отныне и до конца этой жизни будут правдивы. Не истинны, нет. Но правдивы. Просто с определенной точки зрения. В голове кто-то одобрительно хмыкнул, на плечо словно положили на миг теплую мозолистую ладонь, одобрительно сжав.

— Я помню ваши уроки, мастер, — прошептал Гарри, глядя куда-то вглубь себя. — Пришла пора применить их к моей пользе.

* * *

Начал Гарри с малого: пересмотрел полностью свою жизнь и перспективы на будущее. Следовало признать: и то, и другое выглядело удручающе. Он сирота, живет у ненавидящей его родни, перспектив в обычном мире нет — образование лишь начальное. В магическом мире? Тоже нет. Образование ужасное, скажем откровенно, успехи в квиддиче к аттестату не прилепить, покровителя, заинтересованного в том, чтобы он выучился, получил профессию и прочее, естественно, не имелось. Дамблдора Гарри теперь воспринимал не как доброго дедушку директора, который поможет и утешит, а как политика — тварь опасную и непредсказуемую.

В пользу последнего говорило то, что эмансипировать его никто не стал, — а ведь это шанс свалить от Дурслей, да и ключ от сейфа находился у кого угодно, но только не у него, законного владельца. И оба эти пункта требовалось срочно исправлять: предчувствия одолевали Гарри самые нехорошие. Он был уверен, что вот-вот вернется директор — триумфально, как всегда, — и тогда о свободе перемещения и прочих радостях жизни ему останется только мечтать.

Значит, требовалось идти на поклон к тем, у кого есть власть. А кто это у нас? Амбридж.

* * *

Изумлению Долорес не было границ, когда к ней неожиданно пришел Поттер с уверениями в лояльности и благодарностями. Мальчишка совершенно серьезно поблагодарил за то, что она вправила ему мозги, преподнес небольшой подарок — коробочку пирожных в виде английских роз — и стал слезно жаловаться на ущемление своих прав.

Долорес тут же сделала стойку. Каких? И кто? Компромат никогда не помешает. Поттер ее надежды оправдал, вывалив подробности о своем житье-бытье. Тут тебе и жизнь у ненавидящих магию родственников-простецов, и слишком уж активное участие директора в его судьбе, и ключ от сейфа, где деньги лежат, который так и не отдали в руки владельцу. Поначалу она даже решила, что тот преувеличивает — ну не было веры мальчишке, — но привычка докапываться до корней, как всегда, взяла верх: а как иначе Долорес доросла бы до помощника министра, пройдя всю иерархическую лестницу министерства с самых низов?

Отец в этом был не помощник, слишком низкая должность, да и никаких состояний и капиталов. Мать — тем более, простая магла, даже не сквиб. И если б у ее семьи хоть положение в обществе имелось или деньги. Увы. Вот и ползла Долорес вверх, выгрызая каждый крошечный шанс на лучшую жизнь.

— Я проверю, мистер Поттер.

Мальчишка лишь благодарно склонил голову, Долорес поощрительно улыбнулась: наказания явно стронули что-то в его мозгах. Поттер перестал нарываться, идти на поводу у явно провоцирующих его друзей — Долорес с интересом ждала, что же те выкинут, такие умные, и начал смотреть за собой. Уже не оборванец из Лютного, а приличный молодой человек из хорошей семьи.

У Долорес всегда был нюх на способствующие продвижению карьеры вещи. Вот и сейчас она чуяла не запах жареного, а тонкий аромат, ведущий к несомненному успеху. Проверять решила лично: невзирая на декларируемые лозунги, Долорес отменно ориентировалась в мире простецов и знала, как себя вести. Найти адрес дома Поттера оказалось несложно, а вот потом начались чудеса. Долорес никогда не была дурой, в отличие от отца-середнячка могла похвастать силой, знаниями и умениями. Она наметанным взглядом оценила старуху со стадом книззлов — вот и первое нарушение Статута, и несколько очень подозрительных плетений на доме Поттера, и полное отсутствие магического фона — абсолютно неприемлемая вещь для выращивания ребенка-мага, ухмыльнулась и достала блокнот и карандаш.

* * *

Петуния осела в кресле, утирая пот платком. Левый глаз подергивался, да и всю ее трясло. Вот и началось...

Когда Поттер раскрыл свой поганый рот и задал тот самый вопрос, Петуния впервые за годы задумалась над его словами. Задумалась... и отбросила все надуманное в сторону. Конечно, некоторые вещи изменились: паршивец неожиданно начал одеваться очень достойно, да и вести себя соответствующе. Петуния чуяла перемены, но при взгляде на мальчишку она, словно та самая пресловутая собака Павлова, испытывала бешенство. И ничего с этим поделать не могла. Но над сказанными спокойно и с любопытством словами племянника нет-нет и думала. А сегодня пришли неприятности: в буквальном смысле. Пара неприметных джентльменов и дама: среднего роста полноватая женщина, с консервативной прической и в костюме от Шанель индивидуального пошива — зоркий глаз Петунии отметил и посадку по фигуре, не блистающей идеалом, и золотую цепь, вшитую по краям подола, и очень дорогой твид, а также классические лодочки на небольшом каблуке. Все розовое, не по возрасту, казалось бы, но один взгляд на ласковую улыбку и холодные глаза матерого хищника заставил сглотнуть. Эту тетку смешной назовет только тупой идиот. Начались расспросы, Петуния лишь уверилась в своем выводе: цепкость бульдога и аппетит пираньи. Ее выпотрошили, слава богу, не буквально, и визитеры ушли, что-то сделав, а через недельку наступили последствия: старуха Фигг исчезла, как и свора ее котов, а до самой Петунии начала медленно, но верно доходить суть вопроса племянника.

Вот только что теперь делать?

* * *

Гарри смотрел на Амбридж и видел, как она удовлетворенно улыбается. Что она там делала, ему не докладывали, да и если честно, не слишком он стремился узнать. Хватало других проблем: гребаная Армия Дамблдора, куда его хотели затащить, статьи в 'Придире', в которых муссировалась тема пришествия Волдеморта, надвигались экзамены, и интуиция вопила, что еще немного, еще чуть-чуть, и что-то случится. Пришлось несколько раз беседовать с Амбридж, уверять в лояльности к власти — тут Гарри был абсолютно искренним. Он лоялен к власти — не уточняя, к какой именно. И к министру — не уточняя, к какому. Пришлось даже припереться в министерство — и под бурчание старых хрычей получить-таки подтверждение эмансипации. Очень неприятно оказалось узнать, что его опекуном является директор Хогвартса, как и остальных сирот и маглорожденных учеников, но директор хрен знает где, сейчас рулит Амбридж с Фаджем, попечителям, судя по всему, не до этого, и Гарри едва не рухнул, услышав вердикт.

Совершеннолетний и полностью дееспособный маг.

Документы вручил лично министр — и Гарри, глядя глаза в глаза, вновь уверил того, что поддерживает законную власть.

Волна эйфории от обретения желаемого продержалась недолго: до похода в банк. Гарри рассудил просто: если ключ не отдают, надо сделать новый. Гоблины пожали плечами и выдали требуемое. Вот только все приятные эмоции от лицезрения груд золота подпортились тем, что Гарри на этот раз поинтересовался не только общим положением дел, но и частностями. Нюансами. И оказалось, что вообще-то золотишко у него имеется, но не настолько его много, чтоб жить и не работать. Да, благодарные обитатели Туманного Альбиона подкидывали деньги, вещи и прочее, но... Ох уж это 'но'!

Гарри Поттер имеет доступ только к этому сейфу, оставшемуся после слияния сейфов Джеймса Поттера и Лили Эванс, все остальное разошлось по другим наследникам, это раз.

Джеймс Поттер не работал, только тратил. Это два.

Из него брали суммы, предъявляя ключ — так как у кого ключ, у того и доступ. Гоблинам плевать кто, так как они не вмешиваются в дела волшебников, и вообще, за своими тратами сами следите, это три.

Банкирами гоблины не являются, содержание сейфа, его наполнение и прочее — это забота владельца. Никаких управляющих и так далее нет, а арендная плата взимается неустанно и неуклонно, это четыре.

Гоблины, как понял Гарри, не банкиры. Они предоставляют хранилище и чеканят монету, защищенную от подделок. И пускать деньги клиентов в оборот, наживаясь и выплачивая проценты, как у маглов, никто не собирается. Зато охотно ссужают суммы под огромные проценты. Банальное ростовщичество. Это пять.

И эта консультация и прочее, включая кошелек, стоят денег, которые будут списаны с его счета. Это шесть.

Сказать, что Гарри обалдел, значит ничего не сказать. Полным идиотом он все-таки не был и знал, что банк на то и банк, чтоб класть на счет деньги и получать процент. А процент и аренда сейфа-ячейки — это разные вещи. А тут... Да, в сейфе что-то звенело. Но аренда подтачивает его благосостояние медленно, но верно. Только и того, что теперь у него есть кошелек и не надо переться за золотом лично. Тоже повод задуматься.

Очень весомый повод задуматься. Над многими вещами.

Они успели. Впритык. Дальше начался такой дурдом, что Гарри смотрел и не знал, как реагировать. Побег Уизли, который Амбридж почему-то позволила, он это видел. Покушение на жизнь Амбридж Отрядом Дамблдора в лице Гермионы, наплетшей про какое-то оружие и прочее. И вот тут Гарри убедился, что Амбридж недаром занимает свое место: мало того, что она живо вправила мозги кентаврам, попытавшимся на нее наехать, так еще попутно грохнула великана. Самого настоящего великана, пусть и мелкого: когда тебя лупят дубиной, не до философских размышлений о гуманности и прочем. Об этом узнал Хагрид и тоже попытался прибить женщину, ревя, что это его брат, он тут с разрешения Дамблдора. Естественно, терпение Амбридж лопнуло, и Хогвартс наводнили авроры, а затем и невыразимцы. И вот тут этот нарыв, гноящийся хрен знает сколько времени, лопнул, и волной окатило всех, кто не успел увернуться.

И понеслось. Арест Хагрида. Обнаружение логова Арагога. Отряд Дамблдора. Статьи Риты Скитер, презрительно расхохотавшейся при попытке Гермионы ее шантажировать. У Гарри ехала крыша от всего происходящего, причем ему казалось, что буквально: теперь на психику давили еще и сны, в которых пытали Сириуса. Почему-то в Министерстве, среди пыльных стеллажей. Он почти поверил в то, что это вещий сон, предвиденье, дико испугался, так как вся ситуация казалась очень знакомой. Все смешивалось в какой-то сумбурный ком, и Гарри даже сам не понял, как оказался в Министерстве, идя среди толпы гриффиндорцев, по каким-то коридорам хрен знает куда. Вид блаженно улыбающейся Луны неожиданно включил словно отрубившуюся критичность мышления. Перед глазами стояла сочувствующая улыбка, и на спину словно сыпанули ледяным крошевом. Ложь. Подстава. Иллюзия.

Трелони что-то вещала утробным голосом, вокруг кипел бой, Люциус Малфой пялился на тающий силуэт провидицы со сложным выражением лица. Падение Сириуса и Беллы в Арку Смерти, а затем появление Волдеморта — или кого-то играющего его роль — и Дамблдора довело Гарри до ступора. Он стоял, смотрел, как маги разносят все вокруг, и ощущал себя участником театра абсурда. Жизнь казалась отражением в кривом зеркале.

Возвращение в Хогвартс прошло как в тумане. Дамблдор с фальшивой скромностью принимал поздравления от льстящих профессоров и учеников, а Гарри ждал развязку. Это еще не конец.

Соболезнования были искренними и обильными. Гарри смотрел, слушал и молчал. Внутри потихоньку скручивалась пружина. Дамблдор сокрушался и каялся: что не говорил ничего о Пророчестве, так как хотел, чтобы у Гарри было счастливое детство, что ему так жаль, что Сириус умер, что у Гарри долг — уничтожить Волдеморта, да, только он может, что... И старостой его не сделал, чтоб не перетруждать и не передавить навалившейся ответственностью.

Пружина скручивалась все туже, туже и туже.

Когда его отпустили наконец, Гарри выскользнул из замка и пошел в сторону леса, чувствуя, что вот еще немного... Дикий крик вырвался сам собой. Гарри орал, выплескивая наболевшее, а перед глазами разворачивалось будущее: вот Дамблдор убит, вот в Хогвартсе Пожиратели, вот он в бегах, вот что-то ищет, вот армия идет на Хогвартс, вот убивают и умирают, вот... Сверкает сейбер, под ногами ступени, высокие своды тонут в тенях, за спиной марширует легион, и падают защитники, детские тела усеивают полы, и ненависть — прежде всего к самому себе, ведь он слаб, он вновь встал на колени, — сжигает все вокруг, а затем и его самого.