У Колчака в тюрьме

Дальнейшия же перспективы были таковы: поскольку около тюрьмы жила хорошо вооружённая команда, с которой открыто схватиться было слишком рискованно, то решили запереть ворота и выдерживать осаду до прихода красных войск, а по слухам последние были недалеко, надеясь на толстые стены тюрьмы и запас хлеба и всего продовольствия, сведения об этом имели.

За день подготовлялись, после вечернего чая должны начать. Остаётся каких-нибудь пять минут до выступления, получаем из соседней камеры через коридорнаго записку (корид. те же арестов. подают чай), где предупреждают нас: "Тов., выступление оставьте, заговор ваш известен начальству".

И действительно, какая-то сволочь или захотела выслужиться, или же просто провокатор донесли об этом. Когда открыли камеру, надзиратель отскочил от двери, полагая, что мы на него бросимся, но мы виду не подали, пошли в [18] уборную. Оказывается, двери в ограду открыты, конвойная команда и все надзиратели вооружоны, всего до 230 ч., и поджидают наше выступление. Если бы нас не предупредили, то, возможно, мы остались бы, как в мешке, и вряд ли из 800 ч. кто сохранился. Сходили в уборную, возвращаемся в камеру. Ребята носа повесили и духом пали. Ну, что же, стали ждать, что дальше будет, и полагали, [что] всех нас, зачинщиков, ночью расстреляют.

Ждём, ночь проходит. Утром чуть свет, все ещё лежали, слышим в коридоре шум шагов. Открывают нашу камеру и кричат: "Выходи в коридор". Выбегаем, на каждого человека по конвоиру, начинается обыск. Обыск кончили, опять всех в эту же камеру, особаго ничего не предприняли.

Чувствуем, положение белых ухудшается. Н-Туринская буржуаз. мимо тюрьмы поехала, отступает. Надзиратели отношения к нам изменили — стали такия добрые, разговаривают, а то не подходи, а нам больше стала угрожать опасность. Мы боялись того, что какой-нибудь карательный отряд налетит и перебьёт. На ночь двери стали закладывать матрасами, ставили дежурных, в случае чего чтобы натиском прорваться, а также ждали, [что] будут выводить и расстреливать. А потом получили известия, что хотят эвакуировать в Сибирь. И это потвердилось.

Нач. конвойной команды добивался, чтобы скорей вести арестованных, а нач. тюрьмы затягивал. По сведениям, ему хотелось затянуть с целью освобождения. Мы же, чувствуя, что нас так и так отправят, [19] решили опять действовать — организовать в дороге нападение на конвой. Рассчитали, сколько человек будет конвоировать. Полагали, что поведут всех в раз до 800 челов., а конвою должно быть самое большее 300 чел., с каковым вполне бы могли справиться, а получилось опять не то.

В ночь 12 на 13 июля нов.стил. заходит к нам помощник начальн.тюрьмы (хорошая сволочь), с ним писарь и человек пять конвою. Начинают составлять списки, имея под руками другой список. По порядку записывают тех, кто участвовал в заговорах, а потом делают выбор, кто и не участвовал. Мы понять не можем, что хотят с нами делать. Переписали: "Выходи по порядку в ограду". Темно ещё, и думаем, что не иначе будет крышка.

В ограде выстроили, обыскали, сделали перекличку, открывают ворота, команда: "Шагом марш. Направление по тракту на Верхотурье". Партия была 206 челов. Конвой пеший 78 чел. Когда отошли версты три-четыре, догоняет кавалерии челов. 10 с обнажон.шашками. Замкнули партию.

День был жаркий, пыль, душно, пить не давали, гнали быстро так, что арестованные не выдерживали и падали в обморок, а как только пал, то позади его прикаловали. И пока шли до Верхотурья, двоих потеряли. Всё это расстояние, вёрст 60, прошли за одни сутки. Побег сделать не представлялось возможным, т.к. конвойная команда не забывалась не на одну минуту, винтовки всё время держали наготове. В особенности отличался этим [20] сам нач. конвойной команды (сын попа).

Утром 14 июля пришли в Верхотурье. Остановились на днёвку. Нас всех посадили в Верхотурскую тюрьму под охрану местной стражи, а конвой пошол на отдых. В нашей партии как раз были ребята — земляки тем, кто остался охранять, через них начинаем действовать, как бы освободиться. Те согласились и решили купить водки, напоить конвой и открыть нам двери. Всё это предполагали проделать ночью. Арестованные получили сведения, что Ирбитский тракт, по которому нам предстояло пойти, перехвачен красными войсками, а поэтому наш конвой подвыпил и решился с нами расправиться.

Вечером часов в 9 делают перекличку и около тюрьмы на площади выстраивать. Когда мы выходили из тюрьмы, один из надзирателей тихонько нас предупредил, что ребята, принимайте меры, вам всем грозит опасность.

На площади, где выстраивались, большим кольцом расположился конвой, а за ними в стороне все верхотурские жители. Выстроились, начальник команды выступил с напутственной речью. Прежде всего заявил: "Кто пешком следовать не может, садитесь на подводы, до могилы не далеко". А мы стоим в задней ширинке с товарищем, переглядываемся и улыбаемся. Начальник увидал и кричит: "Вы что смеётесь? И вам книга жизни кончилась!" Посколько мы уж знали об этом, то особенно нас не беспокоило, да и за год привыкли ждать ежеминутно смерть. После таких приятных речей команда: "Шагом марш!" [21]

По городу шли, не торопились и спокойно. Когда вышли за город, конвой начинает перестраиваться. Передние уехали вперёд на приличное расстояние. Боковой также манёвр проделал, а задние поплотнее сгрудились и подготовились. Кавалерия вплотную под"ехала к арестованным. Думаем, началось, слова начальника оправдали себя.

Прежде всего начали шашками сшибать с телег, кто ехал, а потом до нас добрались. Впереди меня один из арестованных случайно попал между рядами. Конвоир под"ехал к нему, ударил шашкой. Шашка попала вскользь и только ранила. Вторым ударом разрубил череп, но последний всё-таки не падал и только с пяти ударов повалился в ряды, мешая всё. Конвоир, довольный своей проделкой, ехидно улыбаясь, задержал лошадь и той же окровавленной шашкой взмахивается опять и как раз над моей головой, но мои ожидания удара были напрасны. Удар пришолся по голове шедшаго сзади меня больного.

Мы шли в задней ширинке по 6 ч., а позади нас четверо больных, которые где-нибудь в рядах пойти не могли. Вот один-то из них и был жертвой, от удара с разрубленной головой повалился на меня. Второй, который шол рядом с ним, закричал: "Спасайтесь!" В это время залп, многия пали, а некоторыя бросились бежать.

В момент залпа меня качнуло воздухом. Я бросился бежать, перескакивая через убитых. До лесу бежать было не далеко. И пока бежал — второй залп, но ни одна пуля не попала, и когда забежал в лес, то было уже безопасно. Они хотя и стреляли по нам, но без успешно.

В лесу мы сбежались [22] с тов. Носовым Тагильскаго завода. У него на голове зияла рана, нанесённая шашкой. И не разбирая ничего на пути, и он не обращал внимания на свою рану, бежали, как говорят, быстрее ветра, а в это время шла безприрывная стрельба, расправлялись с оставшими раненными. По полученным после сведениям из 206 чел. спаслось челов. 45.

Во время этой расправы в Верхотурье привели вторую партию из Николаевск.тюрьмы в 300 челов., из них было 32 женщ., две имели грудных ребят. Разделавшись с нами, наш конвой освободился и утром задумал ликвидировать вторую партию. Загнали их в кирпичный монастырский сарай. Сначало выводили по 5, по 10 челов., расстреливали, а потом, видимо, надоело, зашли с тёмнаго хода и покончили всех в раз в сарае. В том числе погиб один грудной ребёнок, а второй был взят верхотурской женщиной, когда их только вели в сарай. И так за одни сутки погибло от руки Колчака до 500 челов. лучших молодых товарищей.

Л. Резнов [23]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.189.Л.8-23.

Пленные красноармейцы на Кафедральной площади Екатеринбурга