Девушка с наузой

Колдовская — псина-то. Как же Алёна сразу не поняла...

Перед нею на расставленных по-паучьи мощных лапах стоял изначально, кажется, бульдог. В собаках девушка не разбиралась, но определённые породы, как любой человек, примерно распознавала по некоторым отличительным признакам. Этот конкретный бульдог будто попал однажды в руки психа-вивисектора. И тот накачал его чудовищной дозой стероидов: подойди псина к Алёне — задранной мордой бы чуть ниже плеча ткнулась, такая высокая. Лапы держали это чудовищно разбухшее бугристыми мышцами тело только потому, что и сами превратились в мускулистые колонны. И у зверюги была размордованная вширь морда — только так Алёна могла обозвать то рыхлое, с чего на неё злобно желтели чуть выпученные глазища.

Последняя деталь, которую успела заметить Алёна в колдовской твари, это угрожающе выдвинутая вперёд слюнявая нижняя челюсть с вызывающе торчавшими вверх зубищами. Ещё подумала с недоумением: "А как же он кусается-то?"

Думать много не дали.

От той же скамьи снова раздался болезненный вскрик, мгновенно утонувший в злобном пёсьем рыке — "собачьим" его Алёна уже точно не могла бы назвать.

И она кинулась от "своего" пса, слегка заторможенная лишь весом Котея. Наузу с медальоном забросила под плащ — и зонт держала наперевес, готовая и в самом деле использовать его по новому назначению.

Бежала и поражалась: "Я чё — дура, что ли, что так бегу?! Их же вон сколько! А если защиту снесут?! И ему не помочь, и сама..."

Две другие псины тоже оказались изуродованными чудищами. После её боевого клича: "А ну брысь отсюда!" они отпрянули от лежавшего на асфальте тела — и самонадеянно бросились к девушке.

Обозлённая, она помчалась навстречу им, постепенно обалдевающим: "Эта — нас не боится?!" Но той свирепой радости, которую Алёна желала получить, врезав тяжёлой ручкой зонта хотя бы по одной квадратной морде, девушка — увы! — не сумела испытать. Помешали.

От противоположного угла сквера по всей его площадке ударили слепяще яркие огни — и только затем, с одновременно замолкшими и остановившимися псинами, раздался характерный звук визжащих шин машины, которая вламывалась в сквер на всех парах и начинала тормозить.

Секунды спустя машина, плохо видная из-за мельтешащих огней, завиражила по скверу.

Псины (изумлённая Алёна отчётливо это увидела), поначалу окаменевшие на месте, переглянулись и метнулись в ближайшие кусты.

Пока машина заканчивала круг по скверу, снижая скорость, Алёна рванула к человеку, лежавшему на мокром асфальте. Во время заполошного бега вдруг удивилась: "Мокрый? Асфальт?!" И лишь после высказанного в мыслях вопроса догадалась оглядеться. Хм... Фонари-то вновь действовали. Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить колдовскую природу изуродованных кем-то псов: ушли они — вернулся нормальный свет... Бульдогами их Алёна до сих пор сомневалась назвать.

Как выдержал Котей постоянные вынужденные дёрганья бегущей девушки?.. А ещё удивительнее, как он выдержал, что Алёна, забывшись, от страха так прижимала его к себе, что чуть не вдавливала в себя и давила его самого.

Добежала — Котей резко выдрал когти из плаща, вырвался из рук и, напоследок шипнув на лежавшего в дождевой луже неизвестного, с достоинством удалился к скамье, под которой и пристроился на узком бордюре, спасаясь от дождя-зануды.

Вслед Котею Алёна чуть не захихикала в нервах: и вот что бы тебе, кот, хозяйку от сумки и зонта не освободить, раз такой умный? Но упомянутые вещи остались при ней, машина медленно подъезжала ближе, и Алёна, сунув зонт поверх "молнии" на поставленную на дороге сумку, осторожно приподняла голову бедняге.

— Эй, ты живой?

По его недавним крикам, предостерегавшим об опасности, она помнила, что голос принадлежит довольно молодому человеку, потому и не постеснялась обратиться на "ты".

Благо к иному, колдовскому видению прибавился свет фонарей, девушка с большим сочувствием разглядела на лице парня порезы и кровь, лениво сбиваемую с кожи дождём, — и довольно глубокие, судя по торчавшим краям, рассечения. На секунды она представила, как уродливые псины, не в силах укусить жертву по-настоящему, со злости оставляют на его коже рваные ранки и катают его по земле. Синяков-то, небось...

— Поднимайся! — скомандовала она, усадив его и собираясь тянуть за руку, чтобы встал. — Промокнешь совсем — замёрзнешь!

Ответа не дождалась. Машина чуть не сбила её с ног, резко затормозив сбоку.

Выскочил из неё ещё один — высокий, широкоплечий. Этот спрашивать ни о чём не стал: оттолкнул девушку, рывком поднял на ноги парня, атакованного колдовскими псинами, и грубовато усадил (или швырнул?) его на скамью.

Склонившись к нему, бегло осмотрел лицо и хмыкнул:

— До свадьбы заживёт. — И обернулся к Алёне. — Сильно испугалась? Проводить тебя до дома?

— Не! Спасибо — сама! — звонко, почти девчонкой-школьницей, ответила она и мотнула головой в сторону выхода из сквера: — Я здесь рядом живу, около остановки. А вы? Вы поможете ему?

— Да мне... — еле заговорил тот, сидевший, и болезненно скривился. — Сам...

— Ну, тогда пока! Счастливо!

Никем не замеченный Котей догнал девушку возле остановки, почти у навеса. Она постояла немного, глядя на дома через дорогу. Нервное, наадреналиненное веселье отступало. Благо под навесом никого в этот тёмный вечер не оказалось, Алёна с маху села на скамейку... Сначала задрожали руки. А потом её всю затрясло в жутком ознобе отката: перед глазами — мокрое от дождя и крови лицо парня и бешено выпученные глазища колдовских псов... И лишь сейчас пришло осознание — причём банальное: на его месте могла быть она, шедшая в сквер. Если бы без предупреждения Люды. Нет, псины бы не загрызли её — форма челюстей не позволила бы. Но Алёна помнила, как они лапами били и рвали человека, как старались боковыми клычищами ободрать кожу на его нём... Закрыла лицо ладонями, но тут же торопливо убрала их и распахнула глаза: злобные псины будто выскочили из тёмного ниоткуда — прямо на неё!..

Котей прыгнул на скамью, постоял немного, с недоумением глядя на трясущуюся в нервной дрожи девушку. И приткнулся рядом — судя по глазам, замершим на дороге с проезжавшими машинами, настроившись на долгое ожидание.

Озноб прошёл не сразу. Но с мысли о том, что деда она не предупредила, что задержится, а он, нелюбитель пользоваться современными средствами связи, так и не прикоснётся к мобильному телефону и будет беспокоиться, тревожа и бабулю, Алёна перешла к будничным размышлениям о том, как пройдут дома вечерние часы до сна.

И собралась встать со скамейки, уже целенаправленно прикидывая, в какой ближайший магазин зайти, чтобы купить свежий чёрный хлеб. Дед любил именно свежий — чтобы жестковатая, пропечённая корочка и сладкая пахучая мякоть... Так. Ещё дома заканчиваются яблоки. А себе неплохо бы прихватить молока. И Котею — сметаны.

Снова села, вспомнив наказ деда: "Проанализируй то, что случилось. И подумай, всё ли сделала правильно".

С мгновения, как в сквере погасли огни, и до выхода к дороге, Алёна припомнила все свои действия и решила, что вела себя паинькой — используя свои силы... Снова собралась подняться со скамейки. И вновь уселась основательно.

Нет. Её личные действия, что называется, выше всех похвал. Вот только... Она вспомнила, как помогала сесть младшему из двух... колдунов?.. В эти несколько секунд и произошло что-то, что её не то чтобы царапнуло, но... Но что? Пару раз прогнала в памяти эпизод и прикусила губу: светловолосый и широколицый парнишка, уже сев, поддерживаемый её руками, смотрел на неё странно. Не прямо в лицо, хотя глаза были открыты, и им не мешали ни дождь, ни кровь. Хотя чего ему в лицо ей смотреть, если нижняя половина лица Алёны скрыта воротом джемпера... Он смотрел... Она машинально подняла руку к уху... Он смотрел на её серьги — тоже наузы, только сплетённые из серебряной и медной проволоки. Когда она наклонилась к нему, серьги наверняка были видны в волосах, обычно прикрывающих "бижутерию".

"Чем это чревато? — спросила она себя. — Возможно, ничем. Он был в полуобморочном состоянии. Да и запомнил ли он меня? Ворот джемпера поднят. Фонарь был за моей спиной — вряд ли он узнает меня в лицо, встреться мы когда-нибудь..."

Узнает ли она его сама? Алёна хмыкнула. Разводы воды и крови на его лице — хорошая маскировка. А вот второй... Несмотря на неверное освещение в сквере, видно было, что второй, водитель-спасатель, очень даже хорош собой. Высокий такой дядечка, кажется — темноволосый. Точно — хорош, как картинка... Поймав себя на этой неблагоразумной мысли, Алёна скептически подняла брови: "Фи. Что ты там рассмотрела — в темноте-то? И это... в темноте все кошки... э-э... коты серы!.. Кстати, о котах..."

Она хотела погладить Котея, но вовремя сообразила: в такую погоду на улице ему вряд ли понравится обычная ласка. Мокрому-то. А потому просто позвала:

— Котей, идём домой.

...А в то время в сквере парень полностью пришёл в себя. Захлопал глазами, будто что-то вспоминая — такое поразительное, что даже отвлекло от боли. И растерянно спросил у мужчины-водителя, который только что провёл его к машине и усадил на переднее сиденье:

— Что-то я не понял, Роман. А как она в сквер-то попала? Мы ж столько отпугивающих оберегов расставили по всему периметру!

Названный Романом выпрямился и с тем же недоумением осмотрелся. Обереги, не впускавшие в сквер обычных людей, чтобы защитить их на время разборок с колдовскими псами, и в самом деле были не только сильными, но и многочисленными. Если обобщить, та девушка с девчоночьим голоском была... ведьмой? А если вспомнить, как легко она прошла границу оберегов, то очень сильной?

— Знает ли она о своей силе? — вслух проговорил Роман.

Вопрос был риторическим, но Стас, сидевший в машине, внезапно ответил:

— Знает.

— Почему ты так думаешь?

— Она наузница. Я видел наузу у неё на груди. Как медальон. И серьги ещё у неё тоже были плетёные. Необычные. Длинные такие, в несколько штук.

— Не помню, чтобы у неё были серьги... И это ещё ничего не значит, — покачал головой Роман. — Она может и не подозревать о том, что они предметы колдовства.

Стас едва пожал плечами. Говорить, а тем более что-то доказывать — не хотелось. Избитое псами тело болело, иссечённую на лице кожу щипало — хотелось домой, где он сможет привести себя в порядок и обезболить кровоподтёки.

Глава вторая

Дом деда и бабули находился в очень интересном месте. Свои называли его островом. Объезжаемый городским общественным транспортом, "остров" вмещал в себя жилые постройки в основном из двух— или трёхэтажек, и только по одному краю гордо высились две пятиэтажки, каждая на два подъезда. Пешеходной дорожкой обойти весь "остров" по его границам можно за минут двенадцать. Ну, или за пятнадцать, если не торопиться.

Закупившись в магазине напротив остановки, Алёна вышла и обнаружила: оставленный за дверями Котей нашёл себе собеседника и воодушевлённо орал вместе с ним. Ну и друг на друга.

— Котей! — укоризненно позвала девушка.

Коты стихли. Затем, как показалось, вздохнули и развернулись друг к другу задом. Причём Алёне почудилось, что чужой кот ей знаком. И улыбнулась: как ему не быть знакомым! Здесь, на "острове", все друг друга знают. И коты, и собаки, и люди.

Обходя дом с магазином, чтобы выбраться на дорожку, напрямую пересекающую "остров" и ведущую к дому деда и бабули, Алёна, всё ещё вспоминая происшествие в сквере, замедлила шаг.

Если те двое то ли ловили колдовских псин, то ли ещё что хотели с ними сделать, то старший наверняка опоздал из-за одностороннего движения вокруг "острова" с этой стороны — со стороны сквера. Может, он не знал? Ведь напротив дедова дома была конечная остановка для троллейбусов. Это сейчас общественный транспорт делал пару приличных крюков, объезжая новые жилые районы. Но даже и теперь одностороннее движение оставалось... Какие-то они, эти колдуны, непредусмотрительные.

Завтра-послезавтра надо будет снова в это же время посетить заводской сквер и проверить, бродят ли по нему колдовские псины, или те двое их всё-таки прогнали, а то и вовсе уничтожили...

Во дворе дедова дома гуляла соседка с коляской. Чуть старше Алёны. При виде девушки обрадовалась:

— Алёнушка! Миленькая! Я сделала три витушки! (Так она называла наузы.) Посмотришь потом — правильно ли я их сделала? Мне кажется, они реально работают: Севка мой меньше плакать стал!

— Конечно, посмотрю, Светик! — сама обрадованная, отозвалась девушка. Светиком соседку звал весь подъезд. И кивнула: — Позвони, когда можно к тебе забежать или когда сама сумеешь к нам выбраться.

— Позвоню!

Котей терпеливо ждал у подъездной двери.

С открытием подъездной двери не только привычно пахнуло сквозняком из хорошо обжитого места (ароматы супов и жареной картошки мешались с пыльными запахами побелки и сырого бетона лестниц), но и встретило нестройными гитарными аккордами.

Котей приветственно задрал хвост, проходя лестницу мимо двух мальчишек с гитарами и сидящей между ними девочки, старательно гнусаво (явно подражая какому-то из нынешних эстрадных певцов, а не потому что насморочная) поющей нечто заунывное. Все хорошие знакомые, а потому кот с удовольствием принял ласку от всех троих.

— Алёнка, привет! — стукнул по загудевшему гитарному корпусу Димка, сосед по лестничной площадке. — Я сплёл себе по той схеме, которую ты показала. И чё? Теперь у меня одни пятёрки будут?

— Учиться-то всё равно придётся, — улыбнулась девушка, осторожно шагая между стеной и тремя музыкантами.

— Так нечестно! — засмеялся Димка, тряхнув головой, чтобы убрать отросшие космы с глаз. — Ты говорила — эта штука на удачу, а значит — на каждом уроке я буду получать пятаки. И что? Должен опять по всем предметам готовиться? Смысл тогда?

Остановившись у следующей лестницы, Алёна смешливо спросила:

— Димка, хочешь анекдот? Бородатый, правда.

— Хотим, — вместо дружка ответил другой пацан.

— Ну, слушайте, — усмехнулась девушка. — Один мужик всю жизнь мечтал выиграть в лотерею. И он постоянно в церкви ставил свечки и молился: "Господи, помоги мне выиграть! Ну что тебе стоит, господи!" Проходили годы, а мужик — всё без денег. И вот взмолился он чуть не в последний раз: "Господи, за что, а?! Помоги выиграть!" А бог ему в ответ: "Дай мне шанс! Купи билет!"

Несколько секунд в подъезде стояла относительная тишина, а потом, когда до музыкантов дошёл смысл анекдота, грянул такой хохот, что Алёна, сама хохоча, испугалась: а вдруг соседи выскочат — ругаться начнут?

Но мальчишки и девчонка, досмеявшаяся до слёз, только качали головами, изумлённо приговаривая: "Ни фига ж себе — он даже билета не покупал!"

А Димка, выдохнув, пожал плечами:

— Да ладно. Понял. Буду учить.

Пофыркали, посмеялись ещё немного — и мальчишки вернулись к своей музыке, а Алёна поспешила за Котеем на третий этаж.

Перед тем как войти в квартиру, поставила сумку с продуктами на придверный коврик и, отвернувшись, облокотилась на перила, над лестницей. Котей, сообразив: хозяйка размышляет, — сел у сумки.