Девушка с наузой

В старину, в наузде хранились обереги от сглазу, призору и порчи, коренья, бумажки с заговорами и прочее, почему наузд означал и привеску, ладанку, оберег или талисман. Науза ж. твер. наузд в значении ладанки, привески... Наузник м. -ница ж. твер. — колдун, ворожея, знахарь. (Толковый словарь живого великорусского языка В. И. Даля)

Глава первая

Последним в маршрутку заскочил кот. Легко. Будто порывом ветра занесло горсть октябрьских листьев, тяжёлых, напитавшихся влагой последних дождей. Видевшие его прыжок, пассажиры непроизвольно охнули, как бы плавно поехавшая дверь не придавила его. Но кот камышового окраса упрямо промелькнул по ступенькам и сел. Ещё оглянулся — посмотреть, как закрывается за ним дверь. И снова повернулся, отчётливо изучающим взглядом скользя по лицам людей.

Но — дверь ещё закрывалась, а маршрутка, ведомая среднестатистическим водителем-торопыгой, резко свернула, огибая стоявший впереди троллейбус. Пассажиры качнулись в сторону, хватаясь за поручни. Кота внезапным и крутейшим поворотом просто бросило в сторону сидений. Мягко врезавшись в ноги ближайшей к нему девушки, зверюга мгновенно выпустила когти в край её длинной юбки, чтобы удержаться на месте.

Машина мчалась дальше — водитель не услышал нового дружного оха пассажиров.

Видевшие "смертельный номер" кота, сиганувшего в машину, а потом его сцепку с пассажиркой, пассажиры очнулись. Кто-то засмеялся, кто-то снова заохал. Дородная тётка, в ярко-красном плаще и в ботинках-дутышах, важно заявила, значительно глядя на скромную темноволосую девушку, что с недоумением посматривала на кота у своих ног:

— Говорят, если кот к кому-то пристанет, отгонять нельзя! Потому как хозяина себе выбрал. Отгонишь — счастья не видать!

Поневоле прятавшийся за её спиной пассажир, тощий, с усиками, усомнился:

— А мне кажется — кот домашний. Вон какой упитанный! Может, его хозяин уехал в маршрутке? И зверь думает, что эта маршрутка его привезёт к нему?

Две девочки, явно старшеклассницы, всю дорогу хихикавшие над экраном айфона, со смехом сказали девушке, поправившей юбку, чтобы та не касалась грязного пола:

— Вот только не говорите, что кот ваш. А то платить за него заставят!

И снова покатились в неудержимом смехе от простенькой шутки.

— А ведь и правда — безбилетник, — удивилась дородная тётка.

...Кота звали незамысловато — Котей.

Алёна отмалчивалась на все реплики, только вежливо улыбалась пассажирам и размышляла: "Котей сам меня придумал встретить? Или за мной дед его послал?"

Пока она ехала до своего дома, из маршрутки вышли почти все пассажиры. За две остановки до своей пришлось вынуть из кармана кожаного плаща запиликавший мобильник. Высветившееся имя заставило вздохнуть.

— Что случилось, Люда?

В ответ, как и ожидала, услышала долгий плачущий и заикающийся монолог, который грубо прервала, хотя пару раз клялась этого не делать. Но ведь маршрутка...

— Зайду по дороге. — И подняла голову: — Водитель, остановите здесь, пожалуйста.

Осторожно ступая, Котей первым подошёл к двери и первым выскочил на улицу, едва только дверь поехала вправо.

— К Люде зайдём, — объяснила Алёна коту, который удивлённо огляделся, не узнав своей остановки.

Показалось — кот вздохнул, а потом пристроился идти у ноги.

Шестой час. Вечерело. На улицах белели ровным светом фонари, а витрины магазинов светились всё отчётливее.

Алёна знала, что опять придётся побыть жилеткой. Люде просто неоткуда взять сочувствующих её привычной беде: здесь, в старом районе города, давно не осталось ни близких родных, ни близких же знакомых. По телефону — не то. А Коля, её муж, снова куда-то ушёл, не предупредив молодую жену, куда и насколько долго.

Перешла улицу. Осталось пройти немного рядом с дорогой, потом завернуть в переулок. Вот здесь было темно. Алёна задрала голову, поморщилась: лампочки нет. Разбили? Или не успели вкрутить?.. Ладно. Дорогу знает... Котей совсем было превратился в тень, скользившую рядом, но ненадолго: они вышли из переулка во двор, неожиданно широкий для чужого, из другого микрорайона человека. Дом справа был построен чуть придавленной буквой "П". Здесь фонари горели от души, так что кот первым устремился в нужный, угловой подъезд.

Неизвестно, кому больше понравилась незапланированная встреча: Люде, Алёне или Котею. Кажется, всё-таки Котею, потому как молодая женщина, уже в прихожей зарыдавшая в голос, при виде кота утихомирилась и немедленно схватила его пожамкать-потискать в нежных объятиях, причём плевать хотела, что у него, как минимум, мокрые лапы. Ну, и благо зверь не возражал. И получилось так, что можно было уже не утешать Люду — успокоилась сама.

Хозяйка, крашенная в платиновую блондинку и одетая в короткий халатик, и гостья, снявшая плащ и ботинки, сели на кухне. Отпущенный на волю Котей тут же устроился на подоконнике, с интересом поглядывая на двор. Люда налила ему сметаны и под причавкивающее кошачье лакание предложила Алёне чаю.

— Мозги не пудри, — сказала Алёна, положив ладонь на батарею: топили не очень сильно, потому что погода на улице стояла довольно тёплая. Но тепла хотелось. — Говори, что там у тебя с Колькой.

— Ничего, — сердито откликнулась Люда и хлюпнула носом. И несчастным, насморочным голосом объявила: — Наши отношения — это отношения двух чужих людей. Он сначала приходил поздно и молчал, где был. А потом — раньше, но... Раньше-то хоть оправдывался, что в гараже у Митьки был. Теперь вообще молчит. Хотя я всё равно знаю, что он там был. Не думай: он мне не изменяет. Но молчит. Меня будто нет перед ним.

— Они там, в гараже, пьют, что ли?

— Да нет. Трезвый приходит. Я спрашиваю — молчит.

— Странно, — хмыкнула Алёна. — Раньше вы ругались — и тебе это не нравилось. Теперь он молчит — и тебе опять не нравится. Я не психолог. Может, пережить это время, а потом разберётесь, что к чему? Вдруг у него на работе что-то случилось, а он тебе боится сказать, чтобы тебя не беспокоить? А когда ЧП закончится, он сам тебе всё расскажет. Сможешь перетерпеть это время?

— Я... — начала Люда.

И обе вздрогнули: в прихожей послышались щелчки открываемого замка.

— Пришёл!.. — шёпотом ахнула Люда и вскочила из-за стола.

Алёна цапнула её за руку.

— Спроси, будет ужинать, нет ли. Если откажется — не настаивай.

Люда суматошно покивала и побежала в прихожую.

Котей, лежавший на подоконнике, взглянул в сторону кухонной двери, и Алёне показалось — он скептически воспринимает плохо слышный диалог в прихожей.

Вскоре вернулась хозяйка. Вполголоса сказала:

— Говорит — спать хочет. Вот всегда так: как придёт — так сразу дрыхнуть. Да что ж такое... Время-то... А сам — даже не похоже, что уработался. Алён, значит, ты считаешь — надо подождать, пока он сам всё расскажет?..

— Люда, ещё раз: я не психолог! Чисто в бытовом плане думаю так, что подождать надо бы. Но точно сказать тебе не смогу. И ещё. Ты сплела наузу по той схеме, что я дала?

— Прости, Алёна, — развела руками Люда. — Времени как-то... не было.

— Ну что ж... больше ничего предложить не могу. Котей, пошли. Пора домой.

Тяжёлая зверюга спрыгнула с подоконника на мягко спружинившие лапы и медленно затрусила впереди Алёны к входной двери. В прихожей Алёна машинально скользнула ладонью по жёсткой, плетённой из белого шнура обережной наузе. Та висела на серебряной цепочке, оттянутая книзу небольшой "капелькой"-медальоном. Поправив её, зацепившуюся за ворс джемпера, застегнула пуговицы плаща и последовала к входной двери. Люда шла сзади чуть не на цыпочках.

— Алён... — шёпотом сказала она. — Тебя, может, проводить? До дому?

— С чего бы это? — удивилась девушка.

— Говорят, у нас тут бродячие собаки появились. Нападают на людей.

— Откуда бродячие-то?!

— Дачный посёлок недалеко, — вздохнула Люда.

— Да мне пройти-то — сама знаешь... Не волнуйся за меня. Да и если пойдёшь — обратно тебе как? Тоже, небось, страшно. Ладно, пока.

— Пока, — снова вздохнула подруга.

И дверь за ними закрыла так, чтобы замок еле слышно щёлкнул.

Пока Алёна спускалась по лестнице, хмыкнула. Ну и как вот с этой Людкой общаться? Нужно бы обругать, что наузу на верность мужа не сплела, а эта блондинка тут же со своей тревогой за подругу... Лентяйка она, эта Люда. Всё хочет, чтобы чужими руками было сделано. Лишь бы самой не возиться.

На улице накрапывал холодный мелкий дождь. Пока шли по двору Людиного дома, ещё ничего — влага почти не ощущалась. А когда завернули... Утешало одно: от дома Люды надо пройти сквер, довольно просторный и весьма ухоженный, очень похожий на асфальтовый квадрат, только по краям облагороженный кустами и скамейками. Сквер принадлежал заводу, что располагался в паре остановок отсюда, потому в его центре клумб, например, не сажали, поскольку часто, почти на все большие праздники, здесь проводили мероприятия: концерты, конкурсы и прочее... Ну а сквер выводил к остановке. Потом снова перейти дорогу и одну улочку — вот тебе и дом деда с бабулей, в квартире которых Алёна жила — в одной из трёх комнат.

Шла Алёна к скверу, в это время безлюдному, спокойно. Даже забавлялась, глядя, как Котей брезгливо поджимает лапы, попадая в постепенно появляющиеся лужи, чёрно-бело поблёскивающие отражением фонарного света. Зонт из сумки не вынимала: расстояние-то до дома небольшое — успеет добежать, если дождь припустит сильнее. Волосы, конечно, намочит, но ничего — пережить нетрудно. А если что — и капюшон на голову можно натянуть.

Пройдя полосу деревьев и кустов, ещё на входе удивилась, что в сквере пусто. Ещё удивилась откуда-то взявшемуся нежеланию идти сквером. Как не пойти — короче же!.. Кажется, не одна она подумала, что неплохо бы обойти сквер. Здесь и собачников с их ушасто-хвостатыми подопечными нет. Как нет на скамейках привычно сутулившихся под дождём молодых мамочек, машинально покачивавших коляски. Разве что на дальней скамье сидит тёмная, неразличимая в темноте же под высокими кустами фигура. Алёна снова хмыкнула: тоже без зонта.

Но сквер всё же хотелось обойти. С трудом заставила себя шагать далее.

Котей, бежавший впереди, внезапно застыл на месте. И ещё резче оглянулся.

Котею Алёна доверяла. И тоже оглянулась.

Одновременно что-то случилось с фонарями, стилизованными под старину: сплошь узорные решётки, по краям которых свисают две лампы. Сначала фонари нервно замигали, причём вразброд, отчего мигание здорово ударило по зрению. Затем они так же вразнобой погасли. Вразнобой — значит, в паре ламп гасла одна, вторая продолжала суматошно мигать, прежде чем тоже покорно потухнуть.

И — кромешная тьма.

Алёна вновь оглянулась.

С этой стороны весь первый этаж дома, где живёт Люда, должен сиять магазинными витринами, даже будучи спрятанным за чёрными силуэтами деревьев и кустов. И отражаться на мокром асфальте сквера.

Но там, где только что здание вовсю играло огнями первого этажа, застоялась глубокая, чёрная мгла. Глаз просто проваливался в неё, не встречая преграды — или опоры.

А вот это уже серьёзно.

— Котей... — прошелестела она, подзывая кота и торопливо вытаскивая на свет божий наузу-оберег с "капелькой"-медальоном.

Мягко толкнули в ногу, и Алёна немедленно подняла зверя прижать его к себе — одной рукой. В другой наготове держала плетёный оберег, быстро и чётко, хоть и беззвучно проговаривая нашёпт... Локтем прижала к боку нераскрытый зонт. Если что — кота на плечо, и зонтиком можно неплохо оборониться от неведомого врага... Успокоилась — вооружённая-то, и сумела перейти на иное зрение.

В сквере всё так же пусто. Разве что за его пределами, со стороны дороги, идут несколько человек — тени среди теней.

Оглядывая пустой асфальтированный квадрат, заметила, что забытый было неизвестный уже не сидит на скамейке, а встал и смотрит в её сторону... Ничего себе — тоже "видит"? Из своих?..

Впрочем, смотрит он не в её сторону, а чуть правее...

А потом взглянул — на этот раз точно на неё — и что-то громко сказал. Но здешнее пространство погасило звук его голоса. Слишком далеко.

Да, теперь он смотрел именно на Алёну. И вдруг уже не сказал, а закричал:

— Девушка! Бегите!

Реакция у неё всегда была хорошей. Заслышав в крике искренний страх за неё (удивило здорово), Алёна крутанулась на месте, рассыпая вокруг себя содержимое медальона, висевшего на наузе и раскрытого одним щелчком, и зашептала:

— Спаси-защити, одолень-трава! В чистом поле лихо чёрное одолей — злого ворога от меня отгони!

И, наконец, завершила маленький ритуал, повторив перед собой обережный знак, выгравированный на верхней, плоской крышечке медальона — рисунок самой наузы.

Измельчённые частички сушёной травы и цветов замерцали вокруг Алёны, словно сфотографированные в момент, когда обвеивали девушку.

И вовремя.

Держа под контролем угол сквера, куда смотрел тот, из "её братии", девушка хоть и ожидала чего-то опасного, но вздрогнула, когда из глухой тьмы выстрелили три чёрные тени. Две сразу бросились к человеку, замершему возле скамьи ("Ты-то чего сам не бежишь?!"), а третья рванула к Алёне.

Котей вцепился когтями в отвороты кожаного плаща так, что наверняка оставит потом дыры-порезы... Мысль промелькнула и пропала — не самое важное сейчас. Главное — сидит на девушке кот крепко.

Растерянная Алёна, разглядев, попятилась: псина, летевшая к ней брошенным камнем, не обычная, а явно!.. Вот только что в ней такого...

Додумать опять не успела. Зато резко подняла воротник-стойку джемпера на нос. Зачем? Спросил бы кто со стороны — точно не ответила бы, почему ей не хочется, чтобы псина запомнила её в лицо.

Возле той скамьи отчаянно закричал от боли неизвестный, сбитый с ног...

Мгновением спустя после этого крика свирепый рык нападавшей на Алёну псины хрюкнул в удивлённый подвыв, когда вражина врезалась в невидимую для неё преграду. Ага! Не ждала, что ей могут противостоять!

Следующий рывок кинуться на девушку вновь оборвался уже раздражённым... чуть ли не воплем, а сама псина замотала головой! Ещё бы: на носу и морде зверя остались частички сухих трав, которые жгли врага!.. А потом псина замерла, часто и хрипло дыша и уставившись на девушку так, будто чего-то от неё ждала. Разве что время от времени дёргалась, освобождаясь от частичек наговоренных трав.

Алёна оглянулась. Хотела побежать к тому, у скамьи, на помощь: слышно, как он злился, то ли отпинываясь, то ли подобранной палкой и впрямь отбиваясь от рычавших и кидавшихся на него собак... Но внезапный взгляд девушки на свирепую морду псины... Взгляд, который с морды скользнул по всем очертаниям этого мощного зверя... И девушка тоже застыла, вперившись в псину и тщательно оглядывая её...

Вот это вот... бродячая собака? Предположительно из дачного посёлка, который, как помнила Алёна, находится в пяти остановках отсюда, а потом ещё пешком до него — минут пятнадцать?.. Не может быть.

Пришлось усилить иное зрение, всё жёстче прижимая к себе Котея, который — мельком показалось — повис на ней бездыханным грузом.

Колдовская — псина-то. Как же Алёна сразу не поняла...

Перед нею на расставленных по-паучьи мощных лапах стоял изначально, кажется, бульдог. В собаках девушка не разбиралась, но определённые породы, как любой человек, примерно распознавала по некоторым отличительным признакам. Этот конкретный бульдог будто попал однажды в руки психа-вивисектора. И тот накачал его чудовищной дозой стероидов: подойди псина к Алёне — задранной мордой бы чуть ниже плеча ткнулась, такая высокая. Лапы держали это чудовищно разбухшее бугристыми мышцами тело только потому, что и сами превратились в мускулистые колонны. И у зверюги была размордованная вширь морда — только так Алёна могла обозвать то рыхлое, с чего на неё злобно желтели чуть выпученные глазища.

Последняя деталь, которую успела заметить Алёна в колдовской твари, это угрожающе выдвинутая вперёд слюнявая нижняя челюсть с вызывающе торчавшими вверх зубищами. Ещё подумала с недоумением: "А как же он кусается-то?"

Думать много не дали.

От той же скамьи снова раздался болезненный вскрик, мгновенно утонувший в злобном пёсьем рыке — "собачьим" его Алёна уже точно не могла бы назвать.

И она кинулась от "своего" пса, слегка заторможенная лишь весом Котея. Наузу с медальоном забросила под плащ — и зонт держала наперевес, готовая и в самом деле использовать его по новому назначению.

Бежала и поражалась: "Я чё — дура, что ли, что так бегу?! Их же вон сколько! А если защиту снесут?! И ему не помочь, и сама..."

Две другие псины тоже оказались изуродованными чудищами. После её боевого клича: "А ну брысь отсюда!" они отпрянули от лежавшего на асфальте тела — и самонадеянно бросились к девушке.

Обозлённая, она помчалась навстречу им, постепенно обалдевающим: "Эта — нас не боится?!" Но той свирепой радости, которую Алёна желала получить, врезав тяжёлой ручкой зонта хотя бы по одной квадратной морде, девушка — увы! — не сумела испытать. Помешали.

От противоположного угла сквера по всей его площадке ударили слепяще яркие огни — и только затем, с одновременно замолкшими и остановившимися псинами, раздался характерный звук визжащих шин машины, которая вламывалась в сквер на всех парах и начинала тормозить.

Секунды спустя машина, плохо видная из-за мельтешащих огней, завиражила по скверу.

Псины (изумлённая Алёна отчётливо это увидела), поначалу окаменевшие на месте, переглянулись и метнулись в ближайшие кусты.

Пока машина заканчивала круг по скверу, снижая скорость, Алёна рванула к человеку, лежавшему на мокром асфальте. Во время заполошного бега вдруг удивилась: "Мокрый? Асфальт?!" И лишь после высказанного в мыслях вопроса догадалась оглядеться. Хм... Фонари-то вновь действовали. Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить колдовскую природу изуродованных кем-то псов: ушли они — вернулся нормальный свет... Бульдогами их Алёна до сих пор сомневалась назвать.

Как выдержал Котей постоянные вынужденные дёрганья бегущей девушки?.. А ещё удивительнее, как он выдержал, что Алёна, забывшись, от страха так прижимала его к себе, что чуть не вдавливала в себя и давила его самого.

Добежала — Котей резко выдрал когти из плаща, вырвался из рук и, напоследок шипнув на лежавшего в дождевой луже неизвестного, с достоинством удалился к скамье, под которой и пристроился на узком бордюре, спасаясь от дождя-зануды.

Вслед Котею Алёна чуть не захихикала в нервах: и вот что бы тебе, кот, хозяйку от сумки и зонта не освободить, раз такой умный? Но упомянутые вещи остались при ней, машина медленно подъезжала ближе, и Алёна, сунув зонт поверх "молнии" на поставленную на дороге сумку, осторожно приподняла голову бедняге.

— Эй, ты живой?

По его недавним крикам, предостерегавшим об опасности, она помнила, что голос принадлежит довольно молодому человеку, потому и не постеснялась обратиться на "ты".

Благо к иному, колдовскому видению прибавился свет фонарей, девушка с большим сочувствием разглядела на лице парня порезы и кровь, лениво сбиваемую с кожи дождём, — и довольно глубокие, судя по торчавшим краям, рассечения. На секунды она представила, как уродливые псины, не в силах укусить жертву по-настоящему, со злости оставляют на его коже рваные ранки и катают его по земле. Синяков-то, небось...

— Поднимайся! — скомандовала она, усадив его и собираясь тянуть за руку, чтобы встал. — Промокнешь совсем — замёрзнешь!

Ответа не дождалась. Машина чуть не сбила её с ног, резко затормозив сбоку.

Выскочил из неё ещё один — высокий, широкоплечий. Этот спрашивать ни о чём не стал: оттолкнул девушку, рывком поднял на ноги парня, атакованного колдовскими псинами, и грубовато усадил (или швырнул?) его на скамью.

Склонившись к нему, бегло осмотрел лицо и хмыкнул:

— До свадьбы заживёт. — И обернулся к Алёне. — Сильно испугалась? Проводить тебя до дома?

— Не! Спасибо — сама! — звонко, почти девчонкой-школьницей, ответила она и мотнула головой в сторону выхода из сквера: — Я здесь рядом живу, около остановки. А вы? Вы поможете ему?

— Да мне... — еле заговорил тот, сидевший, и болезненно скривился. — Сам...

— Ну, тогда пока! Счастливо!

Никем не замеченный Котей догнал девушку возле остановки, почти у навеса. Она постояла немного, глядя на дома через дорогу. Нервное, наадреналиненное веселье отступало. Благо под навесом никого в этот тёмный вечер не оказалось, Алёна с маху села на скамейку... Сначала задрожали руки. А потом её всю затрясло в жутком ознобе отката: перед глазами — мокрое от дождя и крови лицо парня и бешено выпученные глазища колдовских псов... И лишь сейчас пришло осознание — причём банальное: на его месте могла быть она, шедшая в сквер. Если бы без предупреждения Люды. Нет, псины бы не загрызли её — форма челюстей не позволила бы. Но Алёна помнила, как они лапами били и рвали человека, как старались боковыми клычищами ободрать кожу на его нём... Закрыла лицо ладонями, но тут же торопливо убрала их и распахнула глаза: злобные псины будто выскочили из тёмного ниоткуда — прямо на неё!..

Котей прыгнул на скамью, постоял немного, с недоумением глядя на трясущуюся в нервной дрожи девушку. И приткнулся рядом — судя по глазам, замершим на дороге с проезжавшими машинами, настроившись на долгое ожидание.

Озноб прошёл не сразу. Но с мысли о том, что деда она не предупредила, что задержится, а он, нелюбитель пользоваться современными средствами связи, так и не прикоснётся к мобильному телефону и будет беспокоиться, тревожа и бабулю, Алёна перешла к будничным размышлениям о том, как пройдут дома вечерние часы до сна.

И собралась встать со скамейки, уже целенаправленно прикидывая, в какой ближайший магазин зайти, чтобы купить свежий чёрный хлеб. Дед любил именно свежий — чтобы жестковатая, пропечённая корочка и сладкая пахучая мякоть... Так. Ещё дома заканчиваются яблоки. А себе неплохо бы прихватить молока. И Котею — сметаны.

Снова села, вспомнив наказ деда: "Проанализируй то, что случилось. И подумай, всё ли сделала правильно".

С мгновения, как в сквере погасли огни, и до выхода к дороге, Алёна припомнила все свои действия и решила, что вела себя паинькой — используя свои силы... Снова собралась подняться со скамейки. И вновь уселась основательно.

Нет. Её личные действия, что называется, выше всех похвал. Вот только... Она вспомнила, как помогала сесть младшему из двух... колдунов?.. В эти несколько секунд и произошло что-то, что её не то чтобы царапнуло, но... Но что? Пару раз прогнала в памяти эпизод и прикусила губу: светловолосый и широколицый парнишка, уже сев, поддерживаемый её руками, смотрел на неё странно. Не прямо в лицо, хотя глаза были открыты, и им не мешали ни дождь, ни кровь. Хотя чего ему в лицо ей смотреть, если нижняя половина лица Алёны скрыта воротом джемпера... Он смотрел... Она машинально подняла руку к уху... Он смотрел на её серьги — тоже наузы, только сплетённые из серебряной и медной проволоки. Когда она наклонилась к нему, серьги наверняка были видны в волосах, обычно прикрывающих "бижутерию".

"Чем это чревато? — спросила она себя. — Возможно, ничем. Он был в полуобморочном состоянии. Да и запомнил ли он меня? Ворот джемпера поднят. Фонарь был за моей спиной — вряд ли он узнает меня в лицо, встреться мы когда-нибудь..."

Узнает ли она его сама? Алёна хмыкнула. Разводы воды и крови на его лице — хорошая маскировка. А вот второй... Несмотря на неверное освещение в сквере, видно было, что второй, водитель-спасатель, очень даже хорош собой. Высокий такой дядечка, кажется — темноволосый. Точно — хорош, как картинка... Поймав себя на этой неблагоразумной мысли, Алёна скептически подняла брови: "Фи. Что ты там рассмотрела — в темноте-то? И это... в темноте все кошки... э-э... коты серы!.. Кстати, о котах..."

Она хотела погладить Котея, но вовремя сообразила: в такую погоду на улице ему вряд ли понравится обычная ласка. Мокрому-то. А потому просто позвала:

— Котей, идём домой.

...А в то время в сквере парень полностью пришёл в себя. Захлопал глазами, будто что-то вспоминая — такое поразительное, что даже отвлекло от боли. И растерянно спросил у мужчины-водителя, который только что провёл его к машине и усадил на переднее сиденье:

— Что-то я не понял, Роман. А как она в сквер-то попала? Мы ж столько отпугивающих оберегов расставили по всему периметру!

Названный Романом выпрямился и с тем же недоумением осмотрелся. Обереги, не впускавшие в сквер обычных людей, чтобы защитить их на время разборок с колдовскими псами, и в самом деле были не только сильными, но и многочисленными. Если обобщить, та девушка с девчоночьим голоском была... ведьмой? А если вспомнить, как легко она прошла границу оберегов, то очень сильной?

— Знает ли она о своей силе? — вслух проговорил Роман.

Вопрос был риторическим, но Стас, сидевший в машине, внезапно ответил:

— Знает.

— Почему ты так думаешь?

— Она наузница. Я видел наузу у неё на груди. Как медальон. И серьги ещё у неё тоже были плетёные. Необычные. Длинные такие, в несколько штук.

— Не помню, чтобы у неё были серьги... И это ещё ничего не значит, — покачал головой Роман. — Она может и не подозревать о том, что они предметы колдовства.

Стас едва пожал плечами. Говорить, а тем более что-то доказывать — не хотелось. Избитое псами тело болело, иссечённую на лице кожу щипало — хотелось домой, где он сможет привести себя в порядок и обезболить кровоподтёки.

Глава вторая

Дом деда и бабули находился в очень интересном месте. Свои называли его островом. Объезжаемый городским общественным транспортом, "остров" вмещал в себя жилые постройки в основном из двух— или трёхэтажек, и только по одному краю гордо высились две пятиэтажки, каждая на два подъезда. Пешеходной дорожкой обойти весь "остров" по его границам можно за минут двенадцать. Ну, или за пятнадцать, если не торопиться.

Закупившись в магазине напротив остановки, Алёна вышла и обнаружила: оставленный за дверями Котей нашёл себе собеседника и воодушевлённо орал вместе с ним. Ну и друг на друга.

— Котей! — укоризненно позвала девушка.

Коты стихли. Затем, как показалось, вздохнули и развернулись друг к другу задом. Причём Алёне почудилось, что чужой кот ей знаком. И улыбнулась: как ему не быть знакомым! Здесь, на "острове", все друг друга знают. И коты, и собаки, и люди.

Обходя дом с магазином, чтобы выбраться на дорожку, напрямую пересекающую "остров" и ведущую к дому деда и бабули, Алёна, всё ещё вспоминая происшествие в сквере, замедлила шаг.

Если те двое то ли ловили колдовских псин, то ли ещё что хотели с ними сделать, то старший наверняка опоздал из-за одностороннего движения вокруг "острова" с этой стороны — со стороны сквера. Может, он не знал? Ведь напротив дедова дома была конечная остановка для троллейбусов. Это сейчас общественный транспорт делал пару приличных крюков, объезжая новые жилые районы. Но даже и теперь одностороннее движение оставалось... Какие-то они, эти колдуны, непредусмотрительные.

Завтра-послезавтра надо будет снова в это же время посетить заводской сквер и проверить, бродят ли по нему колдовские псины, или те двое их всё-таки прогнали, а то и вовсе уничтожили...

Во дворе дедова дома гуляла соседка с коляской. Чуть старше Алёны. При виде девушки обрадовалась:

— Алёнушка! Миленькая! Я сделала три витушки! (Так она называла наузы.) Посмотришь потом — правильно ли я их сделала? Мне кажется, они реально работают: Севка мой меньше плакать стал!

— Конечно, посмотрю, Светик! — сама обрадованная, отозвалась девушка. Светиком соседку звал весь подъезд. И кивнула: — Позвони, когда можно к тебе забежать или когда сама сумеешь к нам выбраться.

— Позвоню!

Котей терпеливо ждал у подъездной двери.

С открытием подъездной двери не только привычно пахнуло сквозняком из хорошо обжитого места (ароматы супов и жареной картошки мешались с пыльными запахами побелки и сырого бетона лестниц), но и встретило нестройными гитарными аккордами.

Котей приветственно задрал хвост, проходя лестницу мимо двух мальчишек с гитарами и сидящей между ними девочки, старательно гнусаво (явно подражая какому-то из нынешних эстрадных певцов, а не потому что насморочная) поющей нечто заунывное. Все хорошие знакомые, а потому кот с удовольствием принял ласку от всех троих.

— Алёнка, привет! — стукнул по загудевшему гитарному корпусу Димка, сосед по лестничной площадке. — Я сплёл себе по той схеме, которую ты показала. И чё? Теперь у меня одни пятёрки будут?

— Учиться-то всё равно придётся, — улыбнулась девушка, осторожно шагая между стеной и тремя музыкантами.

— Так нечестно! — засмеялся Димка, тряхнув головой, чтобы убрать отросшие космы с глаз. — Ты говорила — эта штука на удачу, а значит — на каждом уроке я буду получать пятаки. И что? Должен опять по всем предметам готовиться? Смысл тогда?

Остановившись у следующей лестницы, Алёна смешливо спросила:

— Димка, хочешь анекдот? Бородатый, правда.

— Хотим, — вместо дружка ответил другой пацан.

— Ну, слушайте, — усмехнулась девушка. — Один мужик всю жизнь мечтал выиграть в лотерею. И он постоянно в церкви ставил свечки и молился: "Господи, помоги мне выиграть! Ну что тебе стоит, господи!" Проходили годы, а мужик — всё без денег. И вот взмолился он чуть не в последний раз: "Господи, за что, а?! Помоги выиграть!" А бог ему в ответ: "Дай мне шанс! Купи билет!"

Несколько секунд в подъезде стояла относительная тишина, а потом, когда до музыкантов дошёл смысл анекдота, грянул такой хохот, что Алёна, сама хохоча, испугалась: а вдруг соседи выскочат — ругаться начнут?

Но мальчишки и девчонка, досмеявшаяся до слёз, только качали головами, изумлённо приговаривая: "Ни фига ж себе — он даже билета не покупал!"

А Димка, выдохнув, пожал плечами:

— Да ладно. Понял. Буду учить.

Пофыркали, посмеялись ещё немного — и мальчишки вернулись к своей музыке, а Алёна поспешила за Котеем на третий этаж.

Перед тем как войти в квартиру, поставила сумку с продуктами на придверный коврик и, отвернувшись, облокотилась на перила, над лестницей. Котей, сообразив: хозяйка размышляет, — сел у сумки.

Наузами она занялась ещё в шестилетнем возрасте. Точней — не сама, конечно. Дед научил. А бабуля только ахала, глядя на детские поделки, и, уже взрослая, Алёна всё удивлялась: почему эти корявые поделки бабуле так нравились? Потом была школа — и стало не до тесьмы, которую так хотелось превращать в нечто изящное и которую дед немедленно забирал у неё и куда-то прятал, приговаривая, что рано такими штучками заниматься. А бабуля всё вздыхала, потрясённо глядя на руки внучки... Потом была больница, где её научили плести из трубочек систем, что и стало стартом к почти профессиональному плетению науз..

Закончив школу, Алёна попыталась поступить в вуз. В какой-нибудь. И это "в какой-нибудь" и сыграло главную роль в том, что никуда-то девушка не сумела поступить. Потому как не определилась. А потом дед намекнул — и Алёна переехала к нему и бабуле. Бабуля же воспользовалась старыми связями и устроила внучку закройщицей в небольшое ателье. А вечерами дед усаживал Алёну за столик с корзинами, полными необходимыми материалами для плетения науз, и девушка уже по рукописным книгам сначала неуверенно, а потом всё быстрее и даже стремительнее плела настоящие колдовские витушки, запоминая вариации и назначение каждой. Как только дед удостоверился, что у внучки рука набита на тесьму, выложил перед ней заветную шкатулку с серебряной и медной проволокой.

Именно тогда, выполнив первую наузу в серебре, Алёна спросила:

— Дед, а почему ты не хочешь, чтобы обо мне знали в городе? У меня же получаются сильные наузы! Ты сам говоришь... Я ведь слышала о семьях колдунов в нашем городе — и не только про них.

Дед, сидя в кресле, дотянулся до трости, будто она ему придавала уверенности в отвечаемом, и недовольно сказал:

— А тебе так хочется познакомиться с ними? — И вздохнул. — Неволей это будет, Алёнушка. Не сама ты будешь плести наузы, а по приказам. И, боюсь я, что талант свой растратишь зря. Главное дело — интуиция твоя. Ты сама видишь, кому помочь, а кому — подсказать. А в тех семьях не дадут тебе определяться. Потому и не знакомлю.

Поверхностно получившая примерное представление, почему дед с бабулей не хотят, чтобы о ней узнали в городе, далее Алёна пару раз сама затевала разговор о том, какие в тех семьях правила и порядки, уточняя для себя, прав ли дед, что прячет её. А потом и вовсе забыла о том, что хотела узнать получше о семьях городских колдунов. Её увлекло плетение наузы — такое, отчего ахали порой дед с бабулей, потому как выплетала внучка не простые витушки, а экспериментировала сочетать их в комбинациях, до каких пока никто не догадался. И со временем наузы становились всё сложнее.

А второе, что заставило её отвлечься, это желание научить всех — кого ни попадя, тому же плетению. Алёна не называла наузы колдовскими или магическими. Нет, она носила свои "украшения" как ручные поделки — для всех видевших их. И, приглядываясь к ним, посторонние или соседи, а то и подруги (та же Люда) просили её объяснить, как делается та или иная науза. Алёна объясняла, показывала. Плетение не только увлекало заинтересованных в нём, но и завораживало. Кое-кто относился к нему, как, например, к плетению макраме, хотя Алёна сразу называла наузу или говорила, для чего она нужна...

Застав однажды в её комнате самых настоящих учеников, дед не преминул высказать ей, когда те ушли:

— А была ты в семье — тебе бы не разрешили учить тех, у кого силы нет.

В семье — значит, среди городских колдунов.

Девушка всё ещё имела довольно туманное представление об этих семьях. Но усвоила главное: она стала бы зависимой. Словам деда, подтверждённым вздохами бабули, она верила. А потому просто старалась обходить ситуации, когда нечаянно встречалась с представителями той самой семьи.

Как сегодня.

Но оставалась проблема.

Рассказывать ли деду о том, что произошло?

Она покачала головой. Что бы ни происходило — рассказать придётся. Страшно за тех людей, которые в это время ходят в сквер или через него.

С другой стороны, если Алёна расскажет о колдовских псах, дед забеспокоится и сам захочет избавить сквер от опасности, а значит — и город, от нечисти. Интересно... Захочет ли он колдануть в сквере, если его предупредить о неудаче молодых колдунов? Интерес Алёны заключался в том, что ей хотелось увидеть деда во всей его колдовской красе.

Впрочем, впустую задаваться вопросами не стоило. Алёна решила: она рассказывает деду всё, как есть. А он пусть думает, стоит ли влезать в это дело. Колдовские псины хоть и не убивают, но искалечить человека могут. Ведь собьёт с ног такая туша — мало не покажется. Да и насчёт "не убивают" девушка тоже сомневалась. А если псина собьёт с ног человека с больным сердцем? Да сердечнику хватит увидеть один только прыжок псины на него!..

Она подняла сумку с продуктами, открыла дверь своим ключом и, впустив Котея, нетерпеливо трогавшего дверь лапой, вошла.

К ужину, как и предполагала, опоздала. Дед встретил, забрал сумку унести на кухню. А бабуля, не вставая с дивана перед телевизором, только оглянулась сказать:

— Что тебе оставили — всё под полотенцами.

Хм. Удобный момент. Дед после ужина обычно либо читает книги из своей ой, какой богатой библиотеки, либо устраивается с газетами, желая быть в курсе мировых новостей. А бабуля, помыв посуду (если Алёна к ужину опоздала), занимает место перед телевизором смотреть свои бесконечные сериалы. Хотя всего лишь смотреть — это не про неё. Бабуля вяжет — и чаще слушает, чем смотрит. Вязать есть для кого. Алёнин отец — младший из трёх бабулиных сыновей. А все трое — семейные да с детьми. У самой Алёны, например, подрастают младшие брат и сестра. От бабулиных вязаных вещичек никто не отказывается: все принимают с благодарностью. Вяжет бабуля без схем, но всегда уютные свитера и изящные кофточки. Алёна порой шутила, что это у неё от бабули тяга к созданию науз. Дед только хмыкал на эти шутки, зато бабуля расцветала, довольная.

В их семье колдовской талант через поколение пока только у Алёны. У старших сыновей деда уже свои дети появились — и все, к сожалению, бесталанные. А потому дед с надеждой ждёт, что у Алёниных младших брата и сестры колдовские силы однажды всё-таки пробьются. Ну, раз у старшей есть.

— Деда, — вполголоса сказала девушка, перехватив старика на выходе из кухни. — Посиди со мной немного. Рассказать кое-что хочу. Ну, из-за чего к ужину опоздала.

Дед посмотрел на бабулю, которая забыла обо всём на свете, погрузившись в вязание и в перипетии своего сериала, и вернулся на кухню.

С рассказом Алёна уложилась в десять минут, благо дед не перебивал и слушал внимательно. И, убирая полотенца с тарелок, а затем готовя чай для него, девушка ждала, что он скажет. Тот, сидевший за столом напротив, помолчал немного, а потом спросил:

— Думаешь — завтра ещё придут?

— Думаю. Они же специально из-за тех псин приехали. А дело не сделали.

— Завтра — суббота. Ты вроде не работаешь?

— Да. У нас пятидневка.

— Сходим утром. Посмотрим, что там за псины такие появились.

Алёна знала, о чём говорит дед. Он очень сильный колдун и любое движение колдовских сил легко видит и разбирает. Но вырвалось у неё о другом:

— А если и эти двое завтра с утра приедут?

Дед смерил её оценивающим взглядом.

— Наденешь брюки.

Алёна непроизвольно скривила рот. Брюки!.. Джинсы, конечно, в её гардеробе имеются, но душа прикипела к юбкам. Причём длинным. А ещё она очень жалела, что в современном мире нельзя их надеть сразу несколько — на киношный цыганский манер. Она прямо видела, как идёт, загребая ногами эти тяжело колышущиеся юбки, словно волны... Пару раз ещё себе удивилась: а почему не дамские какие-нибудь? Бальные, например? Чтобы ходить, время от времени или от случая к случаю грациозно приподнимать их, как делают дамы в киношках, переступая, например, порог... И качала головой: нет, хотелось именно цыганские.

И засмеялась так, что и дед, насупившийся было из-за её брезгливой гримаски, улыбнулся её внезапной смешинке.

— И что? — спросил он, когда внучка отсмеялась.

Она объяснила ему своё необычное желание и добавила:

— Только сейчас поняла, почему хочется одеваться именно по-цыгански, да ещё платок с кистями вокруг талии завязать! В складки юбок можно столько разных науз спрятать! А сколько пришить их между платочными кистями!

Тут уж дед тоже не выдержал и снова рассмеялся.

В конце концов, они договорились, что завтра утром Алёна наденет джинсы, ещё крепкие кроссовки — "невденьрожденьподарок" от кого-то из старших кузенов, кому они стали малы, и куртку — в сущности, комплект, в котором она холодным летом и в сентябре с бабулей бегала в лес — за травами, за грибами и ягодами.

Прибрав на кухне и приготовив воду для утреннего кофе, Алёна помешкала, но спросила деда, стоявшего возле окна, по стеклу которого бежали рваные струйки дождя:

— Дед, а почему им не нравится, что кто-то без колдовских сил может пользоваться всякими колдовскими заморочками, типа наузы? Эффект-то всё равно есть, хоть и маленький, но ведь для людей-то с обычной, неколдовской силой и это уже хорошо. Так почему нельзя, если во благо?

— Если говорить грубо и прямо... Им нет в том выгоды, — хмуро ответил дед. — А в чём нет выгоды им — они запрещают делать другим.

— Но ведь колдовство — это дар, — удивилась внучка. — Если у меня что-то получается, почему я не могу поделиться с кем-то этим умением?

— Они считают иначе...

— Дед, ты ведь мне не всё рассказал, да? У меня впечатление, что семьи, о которых ты говорил, это... одна семья.

— А так оно и есть, — вздохнул дед. — Есть в городе одно семейство. Те ещё фирмачи. В глаза тебе будут говорить: "Мы одна семья". Лишь бы ты на них работала. Да только слова у них с делами расходятся. Вмиг оседлают.

— Ты из-за них бросил... практиковать? — осторожно спросила Алёна и после неохотного кивка не удержалась, задала ещё вопрос: — Но как они могут это сделать? Мне кажется, это невозможно — запретить заниматься тем, что умеешь. Особенно, если это колдовство!

— Легко, — пожал плечами дед. — Клевета, например. Испорченный кем-то результат того, что ты делаешь. В их арсенале много подлостей. — И остро взглянул на внучку. — С бабушкой этот разговор не заводи. Ей до сих пор плохо становится, когда вспомнит, как её подставили.

— А фамилию мне не скажешь — той семьи? — уже робко попросила Алёна. — Чтобы знать, от кого держаться подальше.

— Кудренцовы, — помедлив, ответил дед. — Ты говоришь — там, в сквере, двое были? Один светловолосый, другой тёмный? Возможно, как раз из той семьи. Все они, эти Кудренцовы, тёмный народ. Ты, внуча, будь осторожна. Делами нашими ты занимаешься каждый день. А ведь с каждой минутой ты становишься всё сильней, а значит — видней. Прячь свою силу, Алёнушка.

И ушёл к бабуле — сесть неподалёку и развернуть газету.

А девушка устроилась в своей комнате. Машинально погладила кота, лежавшего на подоконнике. Села на стул перед столом с компьютером и ларчиками, когда-то сшитыми бабулей из открыток, а в тех ларчиках — где готовые наузы, где — материалы для них... Впервые, с тех пор как Алёна переехала к деду, он подробнее объяснил ей истинное положение дел среди колдунов в городе. Третий год она в этой квартире. Двадцать лет ей. Дед решил, что она повзрослела?

Но больше, чем мысли о взрослении, волновали мысли о бабуле. Что могла семья могущественных Кудренцовых сделать с травницей, если у бабули болит сердце при воспоминании о прошлом? Клевета — вряд ли. У бабули — знала Алёна — репутация человека, который досконально понимает своё дело, то есть травничество. Вот только, сколько помнит Алёна, использует она травы, что называется, строго в рамках собственной семьи, которая, только благодаря ей, и не болеет. Подстава... Какой она может быть? Мурашки по спине: а если они устроили... смерть тому, кого выхаживала травами бабуля?.. Про это дед сказал — "испорченный результат"?

Нет! Это... перебор уже. Не надо об этом думать! Точнее...

Потрясла головой: "Не хочу думать о том, что среди нас есть такие, которые ради выгоды могут убить!"

Она протянула руку к ларчику со светло-зелёной тесьмой и почти машинально принялась вязать узлы, вытягивая нужные петли определённой длины.

Странные мысли, которые крутились вокруг страха попасть во внимание страшной и самоуверенной семейки, постепенно уходили, и Алёна наконец сосредоточилась и взглянула, что за наузу плетёт. Могла бы и сразу сообразить — на душевное спокойствие.

Надо же. Уже и интуитивно начала плести.

Когда науза была закончена, Алёна добавила к ней две небольшие "уверенности в себе", а потом провозилась, оплетая три главные наузы и тем самым превращая отдельные детали в общий браслет.

И всё под размышления о том, а что могут сделать эти Кудренцовы ей самой. Наузнице?.. Тот, светловолосый, видел её серьги-наузы. Скажет — не скажет о них темноволосому?

А потом она представила, что эти Кудренцовы поймали её и заточили в каком-нибудь подвале, в котором её никто никогда не найдёт и в котором ей придётся плести наузы на заказ, потому что её будут шантажировать здоровьем и жизнью родных.

Передёрнула плечами. Ну она и выдумщица!

А успокоившись, принялась думать над задачкой, которую поставил перед ней дед: как стать обычной в глазах тех, кто умеет видеть иначе. Тех — с колдовским глазом.

Надела новый браслет. Медленно расставила перед собой, по краю стола, ларчики с тесьмой... И снова вспоминала.

Тот, высокий и темноволосый, светился колдовским светом слабее, чем светловолосый парнишка, который смешно двигал глазами, будто мультяшные часы-ходики, глядя на её серьги-наузы. То есть тёмный колдун слабее. Но командует светловолосым. Значит, парнишка не Кудренцов, а один из тех, кого семья заставляет работать на себя?.. Причём работать так, чтобы быть не просто подчинённым, а выполнять самое тяжёлое и, можно сказать, грязное. То есть темноволосый спокойненько разъезжает себе на машине, в то время как светлый, будучи лучшим, остаётся один на один с чисто физической опасностью. Хотя чего — лучший? Сидел себе на скамейке, сложив ручки. О защите даже не подумал... Алёна поджала губы, стараясь не упустить всех идей, который появлялись во время воспоминаний: а если светлый — сильный, но недоучка? И его специально ничему не учат? Глупо. Таким фирмачам, как выражается дед, наоборот, нужны не просто талантливые, но умелые в своём деле.

Пока анализировала, хватала потихоньку тесьму из ларчиков.

А когда опомнилась, в руках оказалась очень странная науза — большая и длинная, да ещё с завязочками. Похожа на узкую корону, в которых дети (девочки, конечно) приходят на детсадовский новогодний утренник.

Приглядевшись к ней, сообразила, что науза и впрямь будет прятать колдовское сияние своей хозяйки. И главное — бесследно.

Вот только... Как и куда её надевать?

Не сразу, но сообразила, что можно носить поверх джемпера, например, как колье или ожерелье. Правда, придётся прятать под тот же джемпер, но ничего. Штука плоская.

Раздумье и примерку "многоэтажной" наузы прервал звонок на мобильный. Света, соседка, просила Алёну спуститься к ним и посмотреть на самостоятельно сплетённую наузу для спокойствия младенца.

— Бабуля! Я к Светику! Ненадолго! — предупредила девушка, надевая кожаные тапки, в которых бегала по подъезду или сидела на скамейке возле дома, гуляя в тёплую погоду.

Молодая семья, этажом ниже, к вечеру оказалась в сборе. Дома и сама Светик с ребёнком, и её муж. Чему тихонько улыбнулась Алёна — в квартире было тихо. И первое, что Алёна шёпотом спросила:

— А что? Дины Павловны нет?

— Сама удивляюсь, — прошептала Светик. — Но мало того, что нет. Так она после обеда вообще не приходила. Чудо — да и только!

Алёна лишь понимающе улыбнулась. Но говорить о том, что первая сплетённая ею для Светика науза была с заговором на крепкую семью, не стала. Свекровь Светика, жившая в соседнем доме и считавшая своим долгом каждый день приходить к молодой семье и шпынять невестку, пока сына дома нет, основы той крепости подтачивала. О чём сплетничал весь дом, жалея молодую женщину. Если сплетничал не весь "остров", знавший своих поголовно. Кое-кто из умных старух-соседок даже пытался приструнить сварливую женщину, но разве та, уверенная, что невестка ничего не умеет делать, поверит, что поступает неправильно?

Науза "крепкая семья" держала свекровь на расстоянии. И пусть потом Светик выпросила у Алёны схему наузы для успокоения часто плаксивого ребёнка, но Алёна-то, видящая иначе, и без того знала, что пожилая женщина заставляет нервничать Светика, а настроение той передаётся ребёнку.

— Привет, Толян, — поздоровалась она с молодым мужем, заглянув в просторную гостиную. Тот сидел на полу, кажется собирая какую-то мелкую мебель.

— Привет, Алёнка, — рассеянно кивнул тот то ли гостье, то ли деталям и снова погрузился в изучение инструкции для сборки.

— Тумбочку нам подарили, — вполголоса объяснила Светик. — Для Севки. Я хотела мастера вызвать, а Толян говорит — сам сделает. Чаю будешь?

— Нет, спасибо. Я ненадолго, задерживаться не буду. Покажи наузы.

Внимательно присмотревшись к поделкам Светика, Алёна сказала:

— Замечательно. Результат ты и сама видела, так почему сомневаешься?

— Так первые же! — рассмеялась довольная Светик. — И мне понравилось. Алёнушка, если что — спрошу у тебя ещё какие-нибудь нужные, ладно?

— Конечно! — откликнулась девушка, неожиданно почувствовав некоторое злорадство: не хотите, Кудренцовы, чтобы другие пользовались колдовскими заморочками? А вот нате вам! Что скажете, когда увидите на людях их руками сделанные наузы? Да ещё такие разнообразные!

Перед сном стоя у зеркала и расчёсывая волосы, Алёна вдруг опустила руки и склонила голову. А если ей нравятся цыганские юбки не из-за науз? А из-за того что в голове сидит образ ведьмы, которой идёт именно такое одеяние?

И усмехнулась: что за глупости лезут в голову накануне серьёзного дела с псинами в сквере? Пора бы подумать о сне — и выспаться так, чтобы утром чувствовать себя готовой... в драку, если что! Тем более с ней идёт дед, а это так волнующе — ведь предстоит увидеть его работу.

Но, укрывшись и пережив падение Котея на ноги, да ещё его возню, пока он устраивался спать вместе с ней, Алёна закрыла глаза и начала проваливаться в сон, где из темноты на неё прыгали страшные псины — с распяленными слюнявыми пастями...

Пришлось проснуться и сунуть руку под матрас, где пряталась науза на спокойный сон. И, лишь сжав её в кулачке, девушка заснула без кошмаров.

Глава третья

В выходные дни в обычное рабочее время вставать не хочется. Алёна, открыв глаза и тут же снова сомкнув их, в дремотной истоме постельного тепла и расслабона лениво подумала: "Поваляюсь ещё немного..."

А в следующую секунду вылетела из-под одеяла и бросилась одеваться. Выстрелом из стартового пистолета стала всплывшая мысль: "Мы с дедом договорились с утра в сквер!" Быстро оделась — и на кухню, откуда уже плыли хлебно-сладкие, крепкие ароматы бабулиных оладушков. Алёна чмокнула её в щёку:

— Доброго утра!

Поставила воду для кофе на газ — и убежала привести себя и постель в порядок.

Единственная пауза — Котей, пригревшись, уходить с постели не желал. Пока уговаривала, пока снова бегала на кухню — доставить коту тарелку с вкусняшками, чтобы соблазнить его покинуть уютное местечко, — поздновато метнулась на кухню, но бабуля успела снять с плиты ковш с кипятком.

Воды хватило и деду на чай, и Алёне — на кофе. Бабуля наложила обоим свежеиспечённые толстые оладьи, поставила банки со сметаной и мёдом.

— Хватит вам для завтрака?

Едоки воодушевлённо закивали — с набитыми-то ртами.

В прихожей, обуваясь на улицу, Алёна с замиранием сердца увидела: дед берёт с собой трость!

Плетение науз давалось Алёне легко. До совершенства, конечно, далековато, потому что порой их сочетание, придуманное ею, не давало того результата, на который она надеялась в идеале. Или давало, но слабо. Однако девушка была уверена, что навыки приходят с опытом и со временем. А значит, она приглядывалась, к чему ещё может приложить свои необычные силы. С бабулей в лесу или в лугах было интересно. Но Алёна не испытывала того упоения, которое охватывало бабулю, когда приходилось обрабатывать дома принесённые травы. Алёна смотрела, как бабуля чуть не приплясывает, быстро распределяя, что сушить, что отварить, а что и сразу в настои. И понимала, что ей самой не очень нравится с таким вдохновением возиться с травами.

Отсутствие бабулиного вдохновения у себя Алёна расценивала, как одно из двух: или рано ей предполагать в себе травницу, а в будущем способности проснутся, либо травничество точно не для неё. Разве что добавляла травы в медальоны для защиты.

А вот дедова трость...

Вообще-то, у деда две трости. С одной он выходит на улицу, если намечается прогулка с бабулей или поход в магазин. Поскольку он прихрамывал (одна нога с рождения короче другой), то тёмно-коричневая трость в его руках никого не удивляла.

Зато вторая трость использовалась им в исключительных случаях. И, чтобы увидеть в невзрачной палке нечто неожиданное, надо смотреть на неё иным зрением. А именно — колдовским.

Посох волхва — вот, во что превращалась скромная трость хромого старика. Если смотреть на неё тем иным взглядом.

Посох волхвов притягивал внимание Алёны ещё по одной причине: привыкнув, что определённое действие или пожелание — это науза, отдельная или в группе, девушка не понимала, как неизменная форма посоха могла откликаться на различные действия деда. Разве что заклинания дед шептал разные. Причём его нашёпты Алёна порой вообще не понимала — на таком дремучем древнерусском они произносились. Да ещё иногда ей казалось — было в них что-то местечковое, как их — диалектизмы, что ли, про которые она узнавала в школе... Но на посох девушка только начинала поглядывать. Попросить деда об уроках волховства она пока не могла решиться.

Они прошли "остров" той же пешеходной дорожкой, которой Алёна вчера спешила домой вместе с Котеем. Асфальта почти не видно под опавшей листвой, бывало — и нога скользила на листьях, осклизлых, подгнивших из-за частых осенних дождей.

Ветер сначала не чувствовался. Но уже скоро Алёна с досадой подумала, что зря не прибрала волосы: распущенные — они быстро стали игрушкой хулиганистого ветра, и даже воспоминание, сколько в волосах таится науз, припрятанных под прядками вместе с заколками, не утешало.

Постояли у светофора и перешли к скверу. Пока шагали, Алёна всё вздыхала: ну надо же именно в эти минутки надеть джинсы! Рядом с дедом, высоким, всегда с прямой спиной, всегда выглядевшим, словно английский джентльмен — в чёрных ботинках, в длиннополом пальто, с нахлобученной чуть не на глаза короткополой шляпой, хотелось идти под руку, будучи в тех же длинных юбках. И с зонтиком!

Дед, заметив её смешливую улыбку, кивнул.

— Рассказывай.

Не сразу, но догадалась, о чём он.

— Машина темноволосого приехала отсюда, где мы сейчас идём. А светловолосый сидел вот здесь, на этой скамейке. Псины появились вон из того угла.

Алёна поневоле замолчала, когда дед остановился у первых кустов, окружавших-окаймлявших сквер, и посохом пошуршал среди голых чёрных веток. Только и успела заметить, как по древку огоньками пробежала короткая надпись, плохо видная в дневном свете.

Не оглядываясь, дед покачал головой:

— Ты уж, внуча, в следующий раз ходи да присматривайся.

Открыв рот, девушка проследила, как от наконечника посоха, ткнувшегося в слежавшиеся листья и полёглые травы, побежала по кустам неровная бледно-алая полоса, будто заключая в круг всю площадь сквера... Ничего себе. А она-то вчера решила, что отсутствие здесь фонарного света — это колдовское предупреждение о появлении тех псин!.. А тут... Пугалки для прохожих, которые привыкли ходить через сквер!

Дед прав. Рано ещё ей заниматься серьёзными делами.

Алый пунктир в кустарниках угас. Дед опёрся на трость, глядя на асфальт под ногами. Проследил от этого места до указанной скамьи.

— Ладно, — проворчал. — С этими потом разберёмся. Идём, Алёна.

И они пошли. Прошли весь сквер и вышли к дороге перед домом Люды. По этой дороге добрались до соседнего дома, за которым находилось старое здание детской музыкальной школы. Обогнули его и направились узким переулком в сторону высоток — целая улица, выводящая к бульвару, а тот... Дальше Алёна местности не знала. Но дед шёл уверенно, и она положилась на него: он-то видел тоньше и глубже.

Но, когда они прошли часть микрорайона и жилые дома стали заканчиваться, уступая место каким-то складам, а потом и гаражам, девушка кое-что заподозрила. Но опять-таки промолчала, предпочитая удостовериться в своей догадке на месте.

Здесь народу меньше, чем во дворах при жилых домах, да и дороги стали не столько скромными, сколько откровенно плохими. Наверняка здесь чаще ездили не легковые машины, а грузовые.

Наконец свернули с более или менее широкой дороги в один из переулков, образованных рядами гаражей. Сердце Алёны застучало тревожнее: неужели оправдываются её опасения?

Свернули в ещё один переулок, на поверку оказавшийся недолгим тупиком. Как и везде, здесь кое-где были открыты гаражные двери, негромкий говор объяснялся работой хозяев. У одного гаража вообще были замечены мужчина и женщина, переносившие в помещение банки — наверное, с овощными закрутками или вареньем.

И вскоре почти в самом тупике дед приблизился к гаражу с широко распахнутой широкой металлической дверью. Солнца нет, но облака высокие. Так что Алёна сразу разглядела троих мужчин, сидевших на дощатых ящиках, разговаривая друг с другом.

Незаметно вздохнула, сообразив, что догадалась правильно, кого именно увидит.

— Добрый день, — сказал дед, снова опираясь на трость.

Ему нестройно отозвались, а потом кто-то спросил:

— Потерялись, что ли, здесь, в гаражном посёлке? Помочь чем?

— Да нет, — всё так же спокойно ответил дед. — Вас троих искал.

В полном молчании всех мужчин он вошёл в гараж, отыскал ещё один ящик и, пододвинув его к собеседникам — так, чтобы все трое оказались перед ним, сел. Алёна, вошедшая следом, тоже поискала для себя, на что присесть. И, устроившись близко к деду — чуть позади и сбоку, огляделась и тихо поздоровалась с бритоголовым молодым мужчиной, который уже и сам в смятении всматривался в неё:

— Привет, Коля.

— А... Алёна? — растерялся тот. — Тебе Люда сказала, где меня искать?

— Это подождёт, — жёстко сказал дед. — Для начала неплохо бы вам троим объяснить мне, кто вас надоумил на двоедушничество.

А вот теперь тишина стала не просто полной, а мёртвой, какой её девушка представляла, когда читала о ней в книгах.

Первым заговорил тот, что сидел ближе к гаражной стене, полностью уставленной самодельными полками. Дверь была с его стороны, так что заговоривший — мордатый мужчина с коротко стриженными чёрными волосами, в грязной джинсовке, оказался не то чтобы в тени, но вообще в темноте.

— А тебе, дедуля, какое дело, что тут у нас? Кто ты такой?

Алёна переглянулась с дедом и снова перевела взгляд на Мордатого.

— Он мой дедушка, — спокойно сказала она, хотя руки от нервного напряжения начинали дрожать. — Он всегда меня защищает, когда мне грозит опасность. Такая, например, как вчера в сквере. Забыл, как хотел прыгнуть на меня?

Кто-то из мужчин, кажется — именно Коля, втянул воздух сквозь зубы.

А дед кивнул:

— Ваша вторая ипостась (ипостась нечисти) не узнаёт никого: ни родных, ни знакомых. Но для вас, двоедушников, спящих-то, это ведь весело, да? Нападать на беззащитных людей безнаказанно?

— Дедуля, — угрожающе встал с ящика Мордатый (Алёна вспомнила, что Люда назвала его — Митька, но сама называть его так не могла — по имени-то). — Ты говори, да не заговаривайся! — Он добавил матерную тираду, а потом словно спохватился и что-то заворчал под нос, скосившись на Алёну, к которой и обратился: — Чё ты хочешь? Чтобы я перед тобой извинился? На! Извиняюсь!

И снова сел, ухмыляясь и самодовольно оглядывая приятелей, мол: вон как я их!

Девушка только притаилась, удивлённая: они даже не спросили, откуда дед и она знают вообще о них троих! И впрямь такие самоуверенные...

А дед задумчиво перебрасывал из руки в руку посох, уперев его наконечник в пол, между кусками кирпича, из которых пол и был выложен. Алёна прикусила губу, следя, как двигается посох: сначала дед вроде как отпустил его упасть влево, потом поймал левой же рукой — и замер. Затем то же самое движение — посох начал падать к правой руке. Но уже скоро посох качался из стороны в сторону, словно часовой маятник — размеренно и... завораживающе.

— Нам извинения не нужны, — бесстрастно сказал дед. — Мы пришли спасать ваши души. Человеческие. Вчера в сквере, кроме моей внучки, были двое мужчин. Только случайность помешала им убить ваши сторонние души. Но эти люди не оставят вас в покое. Кто-то заказал им ваши жизни. Умрёт прилипшая к тебе нечистая душа — будешь всю жизнь маяться вроде как болезнью, а на деле ничего не найдут... Вы двоедушники. Один из вас был им изначально. И нашёл способ сотворить двоедушников из собственных друзей. Ты! — резко ткнул навершием посоха в Мордатого. А затем посох вернулся в положение маятника. — Ты с детства жил с двойной душой. Кто тебе подсказал, что можно завести не просто приятелей, но друзей для ночных приключений?

Алёна аж пригнулась, страшась, что Мордатый начнёт агрессивно орать, а то и кулаки пустит в ход. Но, глядя на мерно раскачивающийся посох, не в силах оторвать взгляда от него, Мордатый послушно ответил:

— В детстве жил у тётки. Изба её первая от кладбища начинала улицу. Вот... с той поры. И тётка знала — приколдовывала она немного. Говорила — крепче буду. Она научила. Я этим говорю — хотите, ночными колдунами будем? Привёз к тётке. Она и рассказала, как спать надо, чтобы душу вторую получить. Давно было... Померла уже тётка-то.

— А образ собачий вам понравился, — уже задумчиво высказал дед. — Тем более — вам подсказали, что его можно изменять, совершенствовать — в страхолюдин каких-нибудь.

Никто из мужчин не ответил. Все трое неотрывно следили за посохом, раскачивающимся перед их глазами.

Алёна — тоже. Только следила, перейдя на иное зрение. Для неё трость потеряла обычные очертания примитивной палки для помощи в ходьбе. Из руки в руку деда летал настоящий посох — от корявого навершия-рукояти, обвитого зелёными плетями какой-то неизвестной ей травы (живой!), до наконечника, грозным острием рыхлившего землю, нанесённую когда-то в гараж и втоптанную между кирпичами

Дед продолжал спокойно качать посох, пока все трое мужчин не начали еле заметно покачиваться вместе с его движением.

Ни одного лишнего жеста со стороны деда. Но с навершия посоха расплелись гибкие зелёные веточки, обвивавшие его, и поползли вниз.

Девушка с трудом перевела взгляд на деда. Да, сидел он, почти окаменев, если бы не расслабленная поза отдыхающего. Шевелились только губы, выталкивая в тихий гараж беззвучные слова заклинания-нашёпта.

Но тонкие вьюнки, бегущие с его посоха к мужчинам, привлекали глаз больше. Уже боясь дышать, Алёна следила за ними: неизвестно откуда являвшаяся в рукояти трава забирала каждого из неподвижно сидящих в прозрачно-зелёную беседку, а они всё тупо смотрели в ничто, явно ничего не замечая и не чувствуя.

Посох остановил своё движение. Зелень замерла, а новые вьюнки, только было потянувшиеся к трём "беседкам", будто сбежали назад — в рукоять посоха.

Дед встал и, ощутимо выдернув наконечник посоха из гаражного пола, чуть пристукнул им.

Нежно-зелёные "беседки" внезапно почернели, будто их только что сжёг невидимый огонь. Сухая чёрная труха осыпалась чёрным кольцом вокруг каждого из сидящих мужчин.

Сначала Алёна ничего не видела, как ни напрягала иное зрение. Но, разок встрепенувшись на едва уловимое движение, секунды спустя наблюдала: гараж оказался бесконечным — и в его невиданную, мрачнейше чёрную даль быстро уходили три псины.

Не моргая, потому что боялась сморгнуть это видение, Алёна следила, как они удаляются. И с трудом удерживалась сидеть на месте: хотелось вскочить с ненадёжного дощатого ящика и броситься к деду — спрятаться за ним.

...Из гаража они вышли, оставив за собой три... статуи. А заговорили, лишь покинув гаражный посёлок. Алёна, естественно.

— Деда, а они потом вспомнят?

— Нет, внуча. Они будут думать, что собрались в гараже, чтобы сыграть в карты. Видел я колоду — лежала на полке.

— А зачем тогда надо было рассказывать, что этот... Мордатый... напугал вчера меня? Объяснять Коле, что я знаю про него?

— Они были слишком спокойными, веря в свою безнаказанность. Трудно было бы провести с ними ритуал изгнания чуждых душ. А на эмоциях поддались быстро.

— И что теперь? Те двое, вчерашних, приедут и снова устроят ловушку на двоедушников в сквере?

— Возможно.

И тут Алёну обдало холодной мурашечной волной — так, что она сильно вздрогнула. Наверное, повлияло, что дед, за локоть которого она цеплялась, как раз свернул в тот самый сквер. Она ещё инстинктивно прижалась к нему, оглядывая редких гуляющих здесь молодых мам с детьми и собачников с разнокалиберными собаками на поводке. Собралась с мыслями и спросила:

— А это правда? Если убить прилепившуюся к человеку нечистую душу, он в самом деле будет чувствовать себя больным? Всегда?

— Правда.

— Думаешь, эти Кудренцовы знали о том, когда пришли поохотиться на них? В смысле... Думаешь, они поняли, что псины — это люди-двоедушники?

Дед поколебался, прежде чем ответить.

— Не знаю, о чём они думали. Не чтец мыслей-то. Но общее намерение они (если, конечно, это были именно Кудренцовы — ручаться за что не буду) выразили своими действиями отчётливо. То есть, если считать по остаточным следам того, что я видел, они готовились к уничтожению нечисти. Возможно, кто-то из живущих в этом микрорайоне, а то и вовсе рядом со сквером успел подвергнуться нападениям двоедушников. И пожаловался на них в семью. А те сразу ухватились за дело, которое гарантировало неплохую оплату.

Алёна на это хмыкнула. Но про себя решила прибежать к скверу ближе к вечеру — чуть раньше вчерашнего времени, и посмотреть, что будут делать те двое, когда поймут, что двоедушников нет. А вдруг они решат, что псин не будет только сегодня? И придут завтра? Надо проследить! И девушка тихонько фыркнула, ощущая себя заигравшейся в разведчика.

Потом до вечера она сидела в своей комнате, изучая всё, что могла найти по двоедушникам. Кое-что из сведений, которые она вычитала в старых книгах деда и бабули, не совпадало: например, сегодня она услышала, что двоедушником можно стать не по рождению. А в книгах объяснялось, что только рождение определяет судьбу такого человека, к которому может подселиться душа нечисти — чаще грешного человека. И плела наузы, твёрдо решив, что предстанет обычной в глазах любого видящего колдуна. Той штуковины, которая у неё получилась вчера, показалось маловато для пряток.

За час до ужина Алёна предупредила бабулю, что хочет прогуляться, пока нет дождя. Деда предупредить не успела: тот ушёл к соседу — играть в шахматы.

Скрепя сердце оделась, как утром — в штаны и куртку. Напихала повсюду науз побольше — чтобы на все случаи жизни. И вышла из квартиры, уже на втором этаже пожалев, что не попробовала сплести наузы на невидимость.

Зато на первом сидел один Димка и даже без гитары.

— О, Алёнка, привет! Ты куда — вечером-то?

— Прогуляться хочу, а ты?

— Да думал, что ребята придут — потренькать и попеть, а пацаны отзвонились, что не могут. А ты одна? Хочешь — вместе?

Хм. А ведь Димка — элемент маскировки!

— А пошли!

— А ты куда намылилась?

— В сквер! Туда и обратно — только обратно по улице через дорогу.

— А чё? Пошли. Поболтать можно.

И они пошли и болтали про наузы, про то, что в мире полно всего колдовского и мистического. Димка рассказывал, как он летом в деревне жил у прабабушки и как она там ему про чертей говорила на речке. Он не поверил, а потом оказалось — там утонула маленькая девочка, которую, в общем-то, спасли, но всё равно черти появились. Под конец его не вполне логичного рассказа Алёна призналась себе, что сбита с толку, но было интересно — обсудить эту странную историю.

И как захотелось взять его за руку — крепко-крепко, чтобы не вырвался, когда они подошли к скверу, из которого деловым шагом уходили все желавшие погулять перед сном или просто к вечеру!.. На этот раз не один светловолосый расставлял пугалки по кустам. Нет, теперь они работали вдвоём.

— Алён, — вдруг сказал Димка на границе пешеходной дорожки и сквера, — может, не пойдём в сквер?

Было ясно, почему ему расхотелось. Но Алёна не была бы экспериментаторшей, если бы не придумала кое-что.

— Я знаю, почему тебе не хочется туда, — спокойно сказала она, остановившись вместе с ним. — Посмотри направо — видишь мужика возле кустов? Он оставляет там колдовскую пугалку, чтобы очистить сквер от посторонних. Теперь взгляни в угол слева. Там второй тоже расставляет пугалки.

Если обычному человеку сказать о совершающемся колдовстве, оно будет меньше влиять на него. Димка наклонился на границе сквера и дорожки — взглянуть на указанные места. Выпрямился и уставился на Алёну.

— Пошли! — потребовал он. — Хочу проверить!

Девушка про себя хмыкнула: она-то уже проверила. И, кстати, правило о колдовстве, сказанное обычному человеку, подтвердилось. Любопытно, как и что именно хочет проверить мальчишка? Вход-то в сквер они пройдут легко, держась за руки, потому как Алёна сама ведьма. А закон с обычным человеком в её случае играет стопроцентно: она пройдёт пугалки — и не заметив их. Как вчера и получилось.

А Димка, решительный и бешено заинтригованный, сам потащил её, держа за руку, к первому колдуну, кто был ближе. К светловолосому. А поскольку был мальчишка в огромных кроссовках, которые по мокрому асфальту шлёпали, то светловолосый выпрямился от куста, в котором устанавливал колдовской артефакт, и с изумлением уставился на подошедшую к нему парочку. Даже глазами поморгал, жмурясь: не поверил, что через вход, уже артефактами обработанный, кто-то сумел пройти.

— А вы чего тут делаете? — с нескрываемым любопытством спросил Димка и даже попытался, не отпуская руки Алёны, заглянуть за спину светловолосого.

Девушка скосилась на противоположный угол уже опустевшего сквера: отследив, что с напарником происходит что-то выходящее из ряда вон, темноволосый сначала постоял немного — возможно, в растерянности, а потом решительно зашагал к ним.

— А я тут... — проговорил совершенно обалдевший светловолосый и запнулся, а потом, завидя спешившего на помощь темноволосого, выкрутился — или попробовал выкрутиться: — Я тут потерял кое-что. Ищу.

— Помочь? — щедро предложил мальчишка и тут же принялся обходить светловолосого колдуна, таща за собой Алёну и командуя: — Ты тут посмотри — у тебя же мобила с собой? Фонарик работает? А я — здесь!

Смешливые нотки в голосе Димки можно было расслышать, если только прислушиваться к ним. Алёна-то слышала. А вот светловолосый вообще беспомощно руки опустил, то оглядываясь на спешащего к ним темноволосого, то снова таращась на Димку с "подружкой", которые уже вознамерились встать на низкий бордюр коленями и тыкать в травы вынутыми на полном серьёзе мобильниками-фонариками.

— Что тут у вас? — возмущённо спросил темноволосый.

— Ищем! — воодушевлённо откликнулся Димка, уже влезший в кусты.

Светловолосый быстро приблизился к подошедшему и что-то вполголоса сказал.

Алёна от Димки, конечно, не отставала: куртки не жаль даже в кустарниках шиповника — в конце концов, рабочая и старенькая. Да и капюшон под шумок можно на голову надеть. Зато здорово любопытно, чем закончится сумасшедший спектакль, устроенный Димкой. Кстати, она уже сообразила, что именно он ищет — тот самый артефакт-пугалку для гуляющих. И, как только догадалась, и сама принялась усердно искать его в кустах.

Светловолосый чуть не спутал все карты. Видимо, мозги у него тоже были неплохие. Он вдруг резво рванул к кустам, росшим ближе ко входу в сквер, сунулся в них и с торжеством крикнул:

— Я нашёл, что потерял!

— Ну вот... — заворчал довольный темноволосый, явно собираясь отогнать мешающую ему парочку настырных.

— Я тоже нашёл! — с хулиганской радостью отозвался Димка: втихаря хихикающая Алёна успела вложить ему в руку тот самый артефакт — перевязанные веточки рябины с наговором.

Они вместе вылезли из кустов, оба насквозь мокрые и счастливые — каждый по-своему. Димка потрясал перед ошарашенными парнями колдовской связкой, а Алёна скромно стояла рядом с ним. И заодно под прикрытием прячущих её науз "обследовала" парней: светловолосый уже очухался от травм, причинённых ему колдовскими псинами, — оказался и правда сильным колдуном, как вчера она и отметила. А темноволосый выглядел... Впрочем, он и вчера был здоровым. Хотя после рассказа деда о семье Кудренцовых девушке очень хотелось, чтобы этот темноволосый хоть чуть-чуть, да получил бы от вчерашнего нападения от псин. Ну, хотя бы пока их прогонял!

Когда Димка чуть не ткнул в нос светловолосому ветками, тот отшатнулся, а потом взял себя в руки и спросил:

— А почему ты решил, что я искал именно это?

— А там больше ничего не было! — уверенно объявил мальчишка. И тут же добавил, уже сам близко к глазам рассматривая артефакт: — А чё? Прикольная штучка! Если не твоя, заберу домой. Вдруг пригодится?

— На что? — негромко спросила Алёна, поняв, что постоянно помалкивать — подозрительно для присутствующих. Ведь для всех здесь она подружка нагловатого парнишки, который лезет в чужие дела.

— Дома посмотрю, — решил довольный Димка, уверенно засовывая артефакт в карман. — Пошли гулять дальше, — потянул он "подружку" за собой.

Парни в панике переглянулись.

Алёна легко сообразила, в чём дело: пугалка была очень сильной. Оставь её мальчишка в квартире — она выгонит из дома всех жильцов. Сжалившись над опростоволосившимися колдунами, она капризно сказала:

— Слушай, да на фига она тебе! Брось каку! Сколько этот веник пролежал в кустах! Вдруг на нём улитки какие-нибудь?! Расползутся дома! Брр!! Терпеть не могу!

— Думаешь? — с сомнением спросил Димка, глядя на находку, а потом пожал плечами и протянул её светловолосому, щедро высказав: — Надо? Бери! Пока, пацаны!

И они ушли от потрясённых парней, которых обозвали "пацанами" и которые не сумели возразить против такого панибратства. По дороге Алёна обобщённо объяснила Димке, что происходило в сквере. А потом они сидели на скамейке возле подъезда и хохотали до слёз, вспоминая происшествие, пока их не позвали, высунувшись из окон, домой.

...Скамейка возле подъезда была в хорошей доступности для подслушивающих из-за угла дома. Когда парочка зашла в дом, парни переглянулись.

— То есть не он колдун, а она ведьма... — задумчиво проговорил Стас.

— Отцу скажем? — вполголоса спросил Роман.

— Давай сначала понаблюдаем. Не хочется нарваться на ведьму с качающимся даром. Вдруг она только временами-местами ведьма? Вокруг неё нет ни одной подсказки, что она колдует. Только её слова, пока они болтали про сквер.

Роман согласился. Они вернулись в сквер. Из-за слов девчонки на этот раз более тщательно обследовали его и со вздохом собрали припрятанные по кустам артефакты, чтобы сразу вернуться домой.

Объяснили свой ранний приезд тем, что с псинами справились посторонние колдуны. Отец выслушал их и велел проследить за обоими: и за мальчишкой, и за девушкой. А если всё-таки они оба колдуны, только глаз мутят? Обдумав, парни согласились и ушли думать, как устроить эту слежку.

Глава четвёртая

Звонок в дверь раздался в приличествующее для воскресных визитов время, а именно — в десять утра.

Стиральная машина как раз успела отсчитать последние секунды работы, и Алёна не спеша выкладывала бельё из её нутра в большой таз, чтобы развешать его на балконе для досушки.

Дед в это время разбирался с книжным шкафом, готовя его к уборке пылесосом. А бабуля на кухне чистила картошку для обеденного супа.

По всему выходило, что самой незанятой оказалась именно Алёна. Оставив таз, полный белья, на плитках ванной комнаты, она ринулась в прихожую, на ходу вытирая мокрые руки прихваченным полотенцем.

Привычки спрашивать: "Кто там?" или заглядывать в "глазок", чтобы заранее знать о госте или о гостях, у неё не было. Закинув полотенце на плечо, она взялась за дверную ручку и приготовилась повернуть рукоятку врезного замка. И вздрогнула от резкого шёпота в спину:

— Не открывай!

Оглянулась. Хотя по голосу сразу сообразила — дед.

Странно. Дед и в самом деле стоял за её спиной — весь какой-то нахохлившийся и, как ни странно, осунувшийся.

Между тем дед вскинул глаза на дверь: за ней снова нетерпеливо позвонили.

— Иди к себе, — хмуро велел он. — Открою. Узнаю, что им нужно.

Девушка ссутулилась и мышкой ушмыгнула в свою комнату. Но дверь закрывать плотно не стала, оставив небольшой зазор, к которому и прильнула.

"Им"? Кому это — им? И почему дед так расстроен? Что он разглядел сквозь входную дверь в квартиру? А то, что он сумел разглядеть, — Алёна не сомневалась. Тем более — подошёл он к двери с посохом, "дремлющим" сейчас, пока всё спокойно. С посохом в маске обычной трости.

Когда последняя мысль была осознана, девушка внутренне заметалась: а если там — в драку?! А если дед чисто физически не справится?! Позвонить родителям и дядям с кузенами, чтобы примчались на помощь?!

Да кто там пришёл?!

Чуть шире приоткрыв дверь, Алёна затаила дыхание: на кухне всё так же негромко напевала бабуля, а в темноватой прихожей, откуда тянуло подъездным сквозняком (дед открыл-таки дверь, но говорил с гостями через порог), бубнили низкие мужские голоса. Вроде спокойные, без угрожающих воплей...

В комнату Алёны из прихожей вёл небольшой, шагов в пять-шесть, коридор. Так что она успела отпрянуть и снова прикрыть дверь в свою комнату, едва услышала, что голоса стали приближаться. Дед впустил гостей?.. Слышный даже за прикрытой дверью щелчок замка подтвердил это предположение.

Выходить Алёна не собиралась. Дед в любом случае не зря вышел в прихожую с посохом. Что значило — он сам позовёт внучку, если посчитает нужным.

Сообразив всё это, Алёна уже плотно закрыла дверь и принялась лихорадочно переодеваться из затрапезно-домашней — как минимум, в одежду для улицы: любимая, потому что цвета тёмно-пёстрого твида, длинная юбка: любимая кофточка, потому что много кармашков — аж три штуки. На ноги — тапочки, которые терпеть не могла, поскольку по квартире бегала в носках. Зато в тапочках прилично — при чужих-то. Быстро собрала волосы (прежде распустив из небрежного пучка, сколотого шпильками) в строгий "хвост". И села на кровать, ожидая либо дедова зова, либо предупреждения, что гости ушли и можно выходить.

Села и тут же вскочила, бросилась к зеркалу. Серьги-наузы! Снять — или подождать, что скажет дед? Кинулась к столу с компьютером, выдвинула ящик с ларчиками, в которых лежали готовые наузы. Надела все обережные браслеты из науз — так, чтобы под рукавами кофточки не видно было. А ещё — вчерашнюю обманку повесила, спрятав под кофточкой же. Ту обманку, что чуть не вопила всем видящим подряд: "Моя хозяйка — обычный человек!"

Снова села на кровать. Руки сложила, будто девочка-паинька, а сама раздумывала: а если там те вчерашние двое пришли? От страшных Кудренцовых? Что тогда? Что она вчера такое неправильное сделала, если они узнали, где она живёт?

Вздохнула. Вчера с Димкой болтали, не только сидя на лавочке у подъезда. Дождь начался — переместились в подъезд, на ступени лестницы. И там мальчишка задал очень серьёзный вопрос, на который Алёне пришлось отвечать уклончиво. Он спросил, почему у него наузы действуют слабо, а у неё — сильно. Не говорить же ему, что она ведьма. Вывернулась, вообще-то, легко. Сказала, что у всех людей свои способности. Вон, сам Димка — спец по химии, по школьной. А Алёна в ней всегда была не в зуб ногой. И, если развивать эти способности, сила возрастёт. Димка задумчиво покивал и согласился, что у людей сила разная. И снова сидели, вспоминали, у кого из известных людей какая сила.

...Но совсем отвлечься на вчерашнее не получалось. Ноги аж подрагивали снова вскочить и бежать... подслушивать.

Машинально посмотрела на будильник. Брови непроизвольно поползли наверх: ей казалось — с прихода неведомых гостей прошло полчаса, а будильник утверждал — всего-то двенадцать минут!

Выдержки не хватило.

Алёна осторожно открыла дверь.

Осмотрелась. Дверь в гостиную закрыта не до конца. Но дед явно усадил гостей в стороне от проёма. Так что девушка на цыпочках перебежала на кухню, к бабуле.

Та, обычно энергичная и улыбчивая, сейчас сидела на табурете, у окна. Смотрела на улицу, на чёрные ветви деревьев, горестно опустив уголки губ.

Девушка тихо закрыла за собой дверь. Подошла ближе.

— Бабуля, кто это пришёл?

— К деду, по делам, — негромко ответила та, не оборачиваясь.

— Они тебя... расстроили?

— Нет, устала что-то. Сейчас посижу немножко — и кастрюлю на газ поставлю. Обед готовить пора. Да и тесто у меня застоялось, что с вечера творила...

Алёна открыла рот спросить ещё кое о чём. И закрыла. Насколько она поняла настроение бабули, она не собиралась выходить из кухни, пока в гостиной сидят неприятные ей гости.

Стащив с фруктовой вазы, стоявшей в центре стола, яблоко, Алёна вышла.

Проходя мимо гостиной, она посомневалась, но всё же, крадучись, приблизилась к небольшой прорехе между дверью и косяком.

Дело в том, что гости сидели справа от двери. А слева стоял старый комод с водружённым на него трёхстворчатым зеркалом.

Виновато вздохнув: "Ну, нехорошо подслушивать!", девушка взглянула в это зеркало. А поскольку нос сунула в щель приоткрытой двери довольно глубоко, то отчётливо услышала голоса сидящих в гостиной.

Короткая зеркальная створка легко показала ей картинку. За большим круглым столом, близко друг к другу, устроились трое мужчин, из которых знакомыми Алёне оказались двое — вчерашние колдуны. Между ними сидел большой такой, мосластый дядечка, начинавший лысеть. В его случае облысение было каким-то... гармоничным. Может, потому что был он совершенно седым. Лицо его отличалось довольно крупными чертами, но особенно выделялись запавшие, будто от долгой бессонницы, большие глаза. В процессе подслушивания Алёна выяснила, что он отец двух молодых колдунов.

Именно он и вёл переговоры с её дедом, сидевшим напротив троицы. Причём девушка подоспела к моменту, когда седой едва сдерживал злость.

— Объясняю вам ещё раз, Виталий Олегович. Я понимаю, что вы затаили обиду на моего отца. Но он умер! Мы похоронили его на прошлой неделе! Большинство сотрудников, работавших в нашей семье, просто-напросто разбежались, и после его смерти из знающих колдовское дело у нас остались только два моих сына и пара-тройка юных колдунов, которых не пошлёшь решать трудные задачи. Но проблема не в том, что большая семья разрушена! Проблема в том, что город по-прежнему приходит к нам со своими бедами. А мы... ничем им помочь не можем.

По инерции Алёна возмущённо подумала: "Почему он упоминает только своих сыновей и ту пару-тройку молодых? А сам? Сидит и только приказывает?" Но только-только перед ней забрезжил логичный ответ, как мужчина сам с горечью добавил:

— Я-то о колдовстве... только знаю. Сил-то таких, как у вас, нет.

— А если у вас в основном были неопытные, как же с ними справлялся ваш отец? — сухо спросил дед.

— Он выезжал на место и планировал потом все действия своих помощников, — торопливо отозвался мужчина. — Везде сделать всё сам он просто не успевал.

— И как вы предполагаете для меня эту работу?

— Никак, — ответил мужчина. — У меня все заявки в компьютере. Могу дать вам отдельную страницу с адресами и просьбами. Выбираете, с чем хотите работать, и присылаете свой выбор нам, чтобы мы знали, что этим делом мы заниматься не будем.

— Выглядит... примитивно.

— Дел очень много. И не от нас зависит. Осень, — уже угрюмо сказал тот. — Нечисть зашевелилась. И ещё, Виталий Олегович... У нас есть ещё одна просьба — уж простите, что приходится с нею к вам обращаться.

— И какая же? — всё так же спокойно спросил дед, но Алёна, хорошо знавшая его, заметила, как пальцы деда сжались на рукояти трости.

— Мы не всегда можем определить степень трудности тех дел, с которыми приходится работать. А ребятишки у нас неопытные. С вашей точки зрения, возможно, это будет выглядеть нахальством, но нам нужен учитель. Я не мой отец, если уж на то пошло. Я не хочу посылать неопытных юнцов туда, где им... не справиться.

— Это не нахальство. Вы просто не понимаете, что вы предлагаете мне, — бесстрастно сказал дед. — Белых колдунов в городе мало. Но чтобы один из них пошёл в гнездо тёмных и обучал их... Это нонсенс. И не надо шантажировать меня тем, что без учёбы они пропадут.

— Но вы согласны помочь хотя бы с первой нашей просьбой?

Алёна даже посочувствовала дядечке. Но разбираться со всем обговариваемым оставила деду и продолжила наблюдение.

Темноволосый в дневном свете оказался не просто хорош. Он был прекрасен! Под дугами бровей — миндалевидные тёмные глазища. Чуть длинноватый прямой нос только подчёркивал его тонкое лицо, а вроде как самые обыкновенные, ничем не выдающиеся губы в состоянии покоя почему-то — с точки зрения очарованной им девушки — придавали парню черты настоящего аристократа. И он знал, что красив: волосы-то, длинные, тёмные, обладали той шелковистой мягкостью, которая многое могла бы сказать внимательному наблюдателю о степени ухоженности этого человека.

Алёна поймала себя на том, что разглядывает темноволосого, открыв рот. Таких красивых людей она ещё не видела.

Всё испортил светловолосый. Он чуть откинулся на спинку стула и что-то прошептал брату за спиной отца. Или пошутил. Наверное, очень смешно, потому что темноволосый от неожиданности улыбнулся. И девушка возмутилась: лучше бы сидел серьёзным! Никогда бы не подумала, что у парня может быть такая... слащавая улыбка!

Светловолосый был... ну, скажем так, симпатичный. Даже несмотря на отчётливо видневшиеся на лице порезы и кровоподтёки после позавчерашней стычки с псами-двоедушниками. Но у него оказалась дурная привычка: он постоянно скептически кривил рот. Чуть-чуть. Однако и этого хватило, чтобы он выглядел вечно недовольным.

И внешне отличался от брата не только цветом волос: лицо у него было чуть прямоугольным, нос — близко к тому, что называют носом-"картошкой", хоть и достаточно прямой. В общем и целом, глядя на него, Алёна задалась вопросом: "Да ладно. Дед же говорил, что Кудренцовы все тёмные! А этот... Может, он приёмный?"

И вспыхнула на мысленном полуслове, встретившись в зеркале со взглядом серо-голубых глаз светловолосого.

Опомнившись, отпрянула от двери и сбежала в свою комнату. Здесь перевела дух и удивлённо спросила себя: "А с чего ты взяла, что он посмотрел на тебя? Он просто посмотрел на зеркало!"

Пришлось посидеть ещё пятнадцать минут, пока гости не покинули квартиру. За это время к Алёне зашёл Котей, неизвестно, где до сих пор в квартире спавший, но решивший, что пора освоить ещё и кровать девушки. И завалился — спиной в подушку, подобрав лапы под себя. Алёна ещё подумала: "Холодно будет..."

Щёлкнул замок, и девушка шустро побежала в прихожую — удостовериться, что дома, кроме своих, — никого.

— Ушли? — запыхавшись, спросила у деда, стоявшего с тростью здесь.

— Ушли.

— Тогда я — в ванную, у меня там бельё лежит.

— Подожди.

Внутренне Алёна сжалась. И оказалась права.

— Вчера вечером куда гулять ходила? В сквер?

— Да, мы с Димкой бегали, — торопливо сказала девушка, желая оправдаться, что не одна она захотела погулять по скверу.

Не оборачиваясь, дед кивнул:

— Ладно...

И Алёна, чувствуя вину: вот как нашли деда! — направилась к тазу с бельём.

Закончив с уборкой и стиркой, девушка вернулась в комнату. Посидела у стола.

Неужели дед ничего не скажет? Согласился ли он помочь Кудренцовым? Это ведь и в самом деле помощь городу... А если он обижен на них так, что отказался? Мысль о бабуле, о той страшной подставе заставила вздохнуть. Алёна бы тоже отказалась, если бы такой человек предложил ей сотрудничество. Но ведь старший Кудренцов умер?

Котей спрыгнул с кровати и неторопливо потопал к двери. Дверь была закрыта, и девушке с новым вздохом пришлось встать и выпустить кота из комнаты. Вот только Котей, переступив порог, вопросительно оглянулся. Этот взгляд Алёна знала. Так что предлог выйти на улицу появился. А выйти хотелось: голова разболелась от вопросов, которые так обуревали, что привычная тишина в квартире начала раздражать.

— Бабуля, нам в магазине ничего не надо? — спросила она, заглянув на кухню.

Бабуля подкручивала газ под кастрюлей с кипящей водой. Выпрямилась и подошла к холодильнику. Осмотрев верхние полки, обернулась к внучке.

— Масла маловато осталось. Успеешь до обеда?

— А что тут успевать? — пробормотала внучка. — Магазинов вокруг полно. Если только встречу кого... может, и задержусь. Но ведь масла немного осталось?

Они договорились, что Алёна не опоздает на обед, а если что — позвонит предупредить... Быстро одевшись на ветреную погоду (дождь перестал накрапывать ещё с ночи, так что Котей был прав: начинало холодать), девушка прихватила продуктовую сумку. Потопталась у входной двери, но так и не придумала, как подойти к деду и спросить о том, что ей любопытно. Но вздохнула в очередной раз и вышла в подъезд — следом за деловым котом, который не спеша потрусил по лестнице вниз.

Выпустив Котея из подъезда, она собралась было свернуть в другую сторону — сразу в магазин. Но резко оглянулась на кота, который вдруг недовольно мявкнул. Сначала Алёна решила, что Котей встретился с кем-то из своих друзей и собирается завести "тронную речь" о владениях своих и чужака. Но Котей стоял, нервно подёргивая хвостом и смотрел в упор на хозяйку.

— Гуляй, — с недоумением напомнила Алёна.

Но кот спокойно спрыгнул с крылечка и, сделав пару шагов, снова оглянулся.

— Ты хочешь, чтобы я пошла за тобой, — констатировала девушка и прикинула. Время есть. Можно и сходить туда, куда зовёт Котей. А вдруг он хочет познакомить её с кошечкой — своей подругой? Хмыкнула. Насочиняла-то...

И пошла за котом. Тот два раза оглянулся проверить, идёт ли хозяйка за ним, а потом потопал так целеустремлённо, что Алёна пожала плечами, следуя за ним.

И, только когда Котей уселся возле светофора — на переходе к скверу, Алёна поняла. Но... Она стояла у светофора несколько минут, пытаясь всё же сообразить, не был ли кот во время разговора деда с Кудренцовыми в гостиной. Видеть она его там не видела, но... Облизала подсохшие на ветру губы. Братья ждут её в сквере? Зачем? Хотят переманить её к себе? Чтобы на деда повлияла?

Рассердилась на себя. Хорош топтаться на месте. Надо идти и узнавать, чего от неё хотят эти двое. Не похитят же!

И едва только она решительно настроилась на встречу, как Котей, терпеливо сидевший у её ноги, глянул наверх и пошёл по переходной дорожке, то бишь по "зебре". Пришлось шагать за ним.

"Чего бояться? — мрачно рассуждала она. — Сквер на виду у всех. Ничего они мне не сделают. Да и наузы мои все при себе!"

Но уже на подходе к скверу заметила, что, кроме обычных людей, здесь есть лишь один человек, к которому и направлялся прямым ходом Котей. Он сидел на скамейке — на той самой, куда позавчера рванули псины-двоедушники. Алёны с котом он не видел, наблюдая за двумя девушками — соседками по скамье, которые сюсюкали и хихикали, склонившись над коляской, очевидно утешая капризничавшего младенца.

Алёна подошла, получается, с другой стороны.

Светловолосый вздрогнул, когда рядом с ним на скамейке оказался Котей. Издалека Алёне показалось, парень — в обычной куртке. Нет, сидел в сером полупальто. Всё остальное привычно: джинсы, высокие ботинки... Поднял глаза и улыбнулся.

— Привет.

— Привет.

Несмотря на явное желание светловолосого, Алёна садиться с ним рядом не торопилась. Судя по поведению кота, который сел напротив парня и внимательно всматривался в его глаза, зверь тоже не собирался слишком долго торчать здесь, на северном ветру, да ещё в насквозь продуваемом, облетевшем сквере.

Как только светловолосый это принял к сведению, он встал и предложил:

— Погуляем немного? Или предпочитаешь где-то посидеть?

Алёна бросила взгляд на Котея (оставлять одного не хотелось: побежит ещё один через дорогу — под транспорт попадёт!) и покачала головой.

— Можно посидеть рядом с нашим домом. Там есть местечко, где не дует.

Тот заколебался, явно сомневаясь, стоит ли идти к месту, которого не знал. Но кивнул и предложил девушке руку. Алёна руки не приняла, насмешливо объяснив:

— Я даже не знаю, как тебя зовут.

— О, прости! Меня зовут Станислав. Короче — Стас.

— Я Алёна, — представилась и девушка, тоже сомневаясь: а если он знает? Впрочем, всё равно, знает — нет ли. Они знакомятся.

Он снова предложил руку.

Котей критическим взором осмотрел его с ног до головы, но возражать не стал и потрусил впереди них к дороге.

Когда перешли дорогу, Алёна повела своего нового знакомого на другой конец "острова". Здесь располагалось двухэтажное здание, с обратной стороны которого ютился "Дом быта". По воскресеньям он не работал. Зато на его крыльце, по обе стороны от узкой лестницы, были построены удобные перила, или как они там называются — бетонные штуки, на которых так удобно сидеть. По вечерам, когда тепло и нет дождя, — знала Алёна — благодаря Димке, здесь собирались подростковые компании. И если доморощенных гитаристов изгоняли из подъездов, то и они направлялись именно сюда.

Девушка не стала говорить, приглашая нового знакомого сесть. Просто села сама, чем и воспользовался Котей, устроившись у неё на коленях.

Стас кивнул в знак понимания и тоже сел на эти перила, посмотрел наверх.

— Если дождь начнётся, вода сюда не доберётся, — утешила его Алёна. — Ну и? Зачем ты меня пригласил?

— Догадалась, да? — улыбнулся Стас, глядя на Котея. — Я хотел с тобой познакомиться.

— Зачем? — настойчиво повторила девушка. В личные симпатии со стороны Кудренцовых она не верила.

— Деловое, — к счастью, оправдал её надежды светловолосый. — Чисто деловое знакомство. А для меня и учебное. Твой дедушка очень негативно воспринял наш приход к вам. Но мы остались... ну, без руководства. Я очень сильный колдун (это он сказал безо всякого апломба — просто оценил себя), но я не всегда умею применять силы.

— Как с псинами? — уточнила Алёна.

— Это ты о том, как они на меня бросились? — вздохнул Стас. — Именно так. Мы думали, что всё предусмотрели, но, как выяснилось, повели себя, как последние дураки. Почему третья псина не бросилась на тебя? Из-за науз?

Помешкав (он всё равно видел!), Алёна пожала плечами.

— Из-за них. А как ты их заметил?

— По сиянию.

Он внезапно встал и шагнул к девушке. Быстрое движение, которое она не успела отследить, и Стас потрогал её волосы под капюшоном, после чего быстро вернулся на свои перила, словно боясь сделать что-то не то.

Девушка только открыла рот, но разевать — разевала, а что сказать-то?

— Кто тебе их подарил? Такие сильные.

— Дед! — выпалила она, не собираясь сразу всё рассказывать — по сути-то, незнакомому человеку, да ещё из этих, Кудренцовых. Да ещё из-за этого панибратского жеста, когда Стас так легко коснулся её волос: секунды спустя она здорово испугалась его движения.

— Понятно, — задумчиво сказал светловолосый. — Он у тебя многое умеет, да?

— Учится, — пожала плечами Алёна. — Всегда.

— Видел его книжные шкафы, — с отчётливой завистью оценил Стас. — У нас дед тоже собирал книги, но столько... такого не было. Ну а ты? Ты тоже занимаешься колдовством? По стопам дедушки, да?

— Чего ты хочешь? — нетерпеливо спросила Алёна. Говорить о себе она точно не собиралась. И тут же обрадовалась, сообразив, как от него отделаться, но стараясь не показать своей радости. Важно сказала: — Мне бы хотелось успеть отдохнуть. Схожу в магазин — и буду сидеть дома, а завтра — на работу. Так что, если тебе что-то срочно нужно — говори сразу.

— На работу? — удивился светловолосый. — Ты работаешь?

— Работаю, — сама удивилась Алёна: с чего это он решил, что она дома сиднем сидит? Думает — она врёт, что не наузница?

— И кем? — Судя по скептически вздёрнутой верхней губе, Стас, кажется, на полном серьёзе решил, что она его разыгрывает. Если вообще не врёт.

— Раскройщицей.

Оторопелое лицо светловолосого подсказало, что он не ожидал услышать такой быстрый, а главное — спокойный ответ. И Алёна объяснила:

— Есть такое ателье, где шьют на заказ. Вот там и работаю.

— Вот как... — растерянно буркнул он, склонив голову и разглядывая её с новым интересом.

— Поэтому мне и надо успеть отдохнуть, — уже как маленькому, объяснила она ему. — Ну, так что ты хотел? Зачем тебе надо было познакомиться со мной?

— Я думал, ты как твой дедушка...

Он опустил глаза на ободранную лестницу. Алёна смотрела на него и размышляла: он и впрямь хотел научиться чему-то от её деда? Или его цель — именно она, как ведьма?

— И теперь я тебе совсем не интересна, — насмешливо обобщила она. — Ладно, проводи меня до магазина. Сядешь в троллейбус или на маршрутку там же. Пошли, что ли? Или у тебя ещё вопросы?

— У тебя парень есть?

— Чё-о?!

Играть дурочку Алёна быстро устала. Но Стас сумел удивить её. И поймать врасплох. Спустя секунды она злилась на себя, что выдала то, чего точно не хотела говорить. А потому устало пожала плечами и спросила:

— И на какой фиг тебе это?

Он даже обиделся, что её рассмешило. А потому, повеселев, она продолжила:

— Или ты хотел поухаживать за мной, чтобы чего-то добиться от деда?

— Понимаю. Глупо, — сказал он то ли ей, то ли себе. И всё же собрался с мыслями, потому что спросил: — А если бы у тебя были силы, захотела бы нам помочь?

— Не знаю, — честно ответила Алёна. — Ты говоришь мне о том, чего я вообще не представляю. Так как я могу об этом сказать что-то конкретное?

— Подари мне одну наузу! — неожиданно попросил он. — Ну, хоть посмотреть, как она сделана.

— Книг по плетению науз полно — у деда я видела несколько штук, — удивилась Алёна. — Неужели у вас таких нет?

— Есть, но чисто практически я никогда не видел их воочию.

Прикусив губу, Алёна смотрела на него некоторое время, а потом усмехнулась и кивнула. Быстро проверила, от какой наузы может отказаться прямо сейчас, не нарушая защитной структуры всех остальных, и сняла с запястья браслет.

— Держи. Это наузы, которые в сочетании дают силу осторожности.

— Ты их все знаешь? — изумился он, бережно принимая на ладонь тонкий браслет.

— Нет. Только то, что дед объяснил.

Он довёл её до магазина и перешёл дорогу. Алёна, вообще-то, ожидала, что откуда ни возьмись появится его брат и увезёт его на своей машине. Но темноволосый не появился, а Стас дождался (она зашла в магазин и следила через витрину) маршрутки и уехал в ней.

Глава пятая

От разговора со Стасом осталось впечатление, что он осторожно тыкался в поисках прорех в её защите, а она изо всех сил защищалась, залепляя эти прорехи.

Науза для силы осторожности плетётся быстро. Но, чтобы она работала от души, браслеты должны быть парными. Поэтому, придя домой и пообедав, Алёна засела в своей комнате и сплела второй браслет взамен подаренному Стасу.

Что Стас вызвал её в сквер, используя Котея, ей понравилось. Значит, Котей ему доверяет... То есть понравилось не то, что кота использовали (интересно: Стас ему шерстинки срезал или выдернул?), а то, что вызвал её. До сих пор у Алёны постоянных кавалеров (бабулино словечко) не было. Гуляла в компаниях своих подруг, да и только. А тут её чуть не на свидание пригласили. О постоянном кавалере, конечно, говорить не приходится, но мало ли. Вдруг ещё встретятся? Если дед захочет помогать им.

...Вот только девушка забыла об одном: наузы-то и впрямь для силы осторожности, но их в браслете несколько. А соединялись между собой эти несколько штук другими миниатюрными наузами, которые так и назывались — наузы связующие. Впрочем, и название это такое смешное — как "масло масляное" получилось.

...Среди ночи, ближе к рассвету, Ольга Петровна заворочалась в своей постели и открыла глаза. Что-то почудилось ей странное в квартире, которая давным-давно, с момента вселения в неё, была настроена каждым уголком на хозяйку дома.

Деда своего будить не стала. Сначала решила проверить, в самом ли деле что-то случилось, или же ей показалось-приблазнилось. И в первую очередь чисто интуитивно осторожно пошла проверить, как там внучка. Уже приближаясь к двери её комнаты, поначалу удивилась: комната открыта — дверь нараспашку. В общем-то, ничего особенного. Может, Алёнке на кухню захотелось — воды попить. Бывает такое, что жажда может одолеть посреди ночи. Или что ещё... На всякий случай заглянула Ольга Петровна в комнату. Да, пустая. Пожала про себя плечами: выйдет внучка из туалета, например, удивится, что бабуля к ней заглядывает. Но это тоже ничего. Вроде как дверь открытую увидела — вот и заглянула.

Открыла дверь в прихожую, которая постепенно переходила к туалету, к ванной комнате и кухне. Света нигде нет. На всякий опять-таки случай Ольга Петровна, чувствуя, как сердце постепенно набирает неприятный и даже болезненный разбег, включила в прихожей свет. Верхняя одежда и обувка внучкина — всё на месте. Да и привычная цепочка накинута на входной двери. Это верный знак, что никто никуда не выходил. Куда ж Алёнка-то девалась?

Если бы холодком не потянуло по спине, Ольга Петровна ни за что бы в тёмную кухню не зашла. Но этот сквозняк она хорошо знала. Мало ли — на кухне света нет. Балкон-то открыт. И Ольга Петровна поспешила заглянуть туда: может, у внучки бессонница? Решила на прохладе посидеть, чтобы в тёплой постели потом сразу уснуть?

Переступила порог — и вскинула ладони к лицу удержать вскрик!..

Внучка, в маечке и в трусиках, сидела на бетонном полу (линолеум поверх — не в счёт!), вжимаясь спиной в самодельный шкафчик, когда-то давно сработанный дедом. И сидела она не неподвижно, а будто пытаясь толчками назад проломить этот шкафчик, ногами упираясь в пол или отталкиваясь от него, а руками... защищая от какой-то опасности лицо?!

— Алёна... — то ли позвала Ольга Петровна, то ли просто произнесла имя внучки.

Никакой реакции на имя.

Алёна продолжала отталкиваться ногами от пола, словно... отодвигаясь от чего-то опасного. И при этом дышала сипло — и даже Ольга Петровна сообразила, что не от холода, а от... страха. Потому как опасность была для внучки слишком близка.

И женщина бросилась в комнаты — с приглушённым воплем:

— Виталя! Виталя!

...Дед встал с постели одним прыжком. Второе движение — поднял с пола посох.

— Что?.. Что случилось?!

— Алёна на балконе! Она там... Там!

Не выпуская посоха, Виталий Олегович мгновенно обогнал жену и очутился на балконе. Присел перед внучкой на корточки. Та уже задыхалась, слепо глядя между руками на что-то такое ужасающее, что уже не пыталась вжиматься в шкафчик, а всё больше пригибалась, скорчившись направо, будто именно в этой стороне осталось местечко, куда она ещё могла если не спрятаться, то вжаться, чтобы нечто страшное не достало её. И дышала не так, словно не хватало воздуха, а словно...

Дед гадать не стал. Быстро подобрал посох, уложенный было рядом с собой, пока старался определить, что происходит. Ладони внучки раскрыты. И рядом друг с другом. Поэтому Виталий Олегович, не сомневаясь, вложил в них рукоять посоха, не отпуская-таки его из собственных рук. Маленький жест — надавил посохом на эти ладони, чтобы Алёна прочувствовала, что возле неё появилось нечто.

Он уже сам не замечал, что начинает дышать в один лад с дыханием внучки. Но слабое движение с её стороны заставило его взглянуть на её руки. Пальцы девушки судорожно сжались на рукояти посоха.

Он выдохнул с облегчением — и внезапно снова вскинулся. В первые мгновения не поверил! Посох-то начал передавать силы внучке, но сила передачи была такой мощной, что пришлось внимательнее приглядеться — и ахнуть. Из посоха качали силу двое!

— Что там с нею... — услышал он слабый голос жены, стоявшей за спиной.

Подышал, переходя от смятения к жёсткому поиску решений, — и велел:

— Звони — вызывай Захара! Девочке одежду. Мне — тоже!

Захар — старший сын. Временами он таксовал на своей машине: в его семье трое.

Виталий Олегович знал, что жена вознегодует, что первым делом он требует вызвать сына, а не принести одежду для внучки. Но внучку он выручит, избавит, если что, от простуды, да и Ольга ему поможет. А вот...

Руки Алёны опустились, но пальцы от посоха не отлеплялись. И самое главное — она перестала двигаться так, словно хотела влипнуть в дверцу шкафчика.

Через пятнадцать минут дед, полностью одетый по холодной октябрьской погоде, спускался по ночным подъездным лестницам, держа на руках одетую внучку. Рядом с ним бежала жена, которая придерживала посох так, чтобы Алёна не выпускала его из рук.

При виде родителей, появившихся из дома со странной, пусть и знакомой ему ношей, Захар потрясённо открыл рот. Но деда знал, а потому без слов и быстро открыл дверь машины, чтобы дед с Алёной сели назад. На этот раз с посохом помогала не только Ольга Петровна, но и сын, поскольку Виталий Олегович тоже держался за посох, разве что чуть выше рукояти. То, что он ощущал при этом, ему сильно не нравилось.

Хлопнула дверь. Машина качнулась, когда за руль сел Захар.

— Я с вами! — поспешно предупредила жена.

— Нет. Остаёшься дома! — отрезал Виталий Олегович.

— Сумку её возьми! — опомнилась Ольга Петровна, и через окно в машину влетела небольшая сумка. Дед поднял её, положил на сиденье у окна (Алёна прислонилась к нему — головой к плечу) и тут же забыл о ней.

— Куда, папа?

Волхв прислушался к силам, натянувшимся вокруг посоха.

— Поезжай пока в сторону бывшей кондитерской фабрики. Там уточню.

Машина выехала со двора и помчалась по дороге с редкими светофорами, по-ночному мигавшими только жёлтым светом.

Времени мало, но есть.

В дороге Виталий Олегович с большими предосторожностями попытался отсечь от личной силы второго, что вцепился в посох наравне с внучкой.

Второй, хоть и брал силы волхва жадно, оказался неопытным. Отсечь его было легко. Правда, едва только дед ощутил, что выход силы сократился вдвое, как Алёна, сидевшая до сих пор с закрытыми глазами, вдруг распахнула их и с ужасом вперилась вверх, в обивку машины, — так, что Виталий Олегович невольно проследил этот взгляд. Но на обивке машины не увидел ничего лишнего.

Зато внучка опять начала задыхаться, глотая воздух не только с хрипом, но и с утробно тянущим присвистом.

Пришлось уступить.

Пять минут дороги потрачены зря. За силы посоха Виталий Олегович не боялся. Несмотря на машину, посох брал и средоточил в себе силы отовсюду: от деревьев и кустов на придорожных газонах, от ветра, который врывался в машину, неся с собой холодные капли дождя.

Следующие пять минут старый волхв употребил хотя бы на поверхностный анализ.

Постоянно срываясь на слабой линии того, второго, тянувшего силы с посоха через внучку, добраться до него самого не сумел.

Зато, присоединившись к нему, окаменел от неожиданности, когда эхом подзабытого ночного кошмара в ухо стукнуло затихающим верещащим голосом — той твари, о которой волхв давно не слышал: "Бу-ук... Бу-ука-а... Бу-ука-ачка-а..."

При первом же звуке этого корявого голоса он чуть не отдёрнул руку от посоха, который Алёна сжимала, будто последнюю надежду.

Впервые в жизни у старика промелькнула паническая мысль — и не о том, как в этой ситуации оказалась внучка. А о том, что он сам слишком стар, чтобы связываться с тварью, которая стремительно приближается к нему. Тварь, которая пытается убить человека, чьими глазами сейчас смотрит на чудовище его Алёна. Истинно навья тварь...

Но драгоценное время — успокоиться и приготовиться к отпору — всё же есть.

Прежде чем закрыть глаза, Виталий Олегович скомандовал:

— Захар, от кольца свернёшь направо. Потом к первой пятиэтажке — во двор.

Глаза-то закрыть — закрыл. А сосредоточиться на главном не сумел. Мысли не те лезли в голову.

Буку-Букачку убить легко, если знаешь её уязвимое место. Знаешь, куда бить. Эта тварь, которой он пока не видел, третья на его веку — на веку волхва.

Но Буку-Букачку убить почти невозможно. Она единственная тварь абсолютного навьего хаоса — и сама его воплощение. То есть, чтобы добраться до её уязвимого места, надо сделать так, чтобы она обрела определённую форму — хотя бы на секунды.

Прошлые два раза, когда волхву повезло, не сработают. Истинно навьи твари, даже умирая или погибая, посылали в Навь информацию, каким способом с ними справились. О том он узнал, когда попытался уничтожить вторую тварь тем же способом, что первую.

Вторая Бука-Букачка знала о смерти первой. И, выждав, когда волхв попытался убить её уже известным ей способом, чуть сама не убила его. Пришлось импровизировать.

Что же придумать на этот раз?

Человек угрюмо открыл глаза. Ничего не придумаешь, пока не увидишь место, где орудует тварь.

И волхв погрузился в раздумье.

Если человек, с которым сейчас воюет тварь, сумел дотянуться через Алёну до посоха и строит защиту между собой и бешеным чудовищем, которое пытается его выцарапать из-за неё, если этот человек и внучка знакомы — судя по линиям их сил... Не один ли это из братьев Кудренцовых? Больше некому. И, скорее всего, это светловолосый парнишка. Как его... Станислав. Тот, второй, против навьей твари не продержался бы так долго. Он гораздо слабее старшего.

Но даже если это Станислав, то как?.. Какая связь протянулась между ним и внучкой? И когда успела?

Внезапно Виталий Олегович понял, что есть ещё одна проблема, перед которой меркнут все вопросы о знакомстве внучки и молодого колдуна.

На тварь навьего хаоса без посоха идти нельзя.

Но как вернуть посох, если за него, как за последнюю надежду, цепляется тот парень? А вместе с ним и внучка?

Волхв напряжённо раздул ноздри. Справлялся же молодой колдун с тварью какое-то время самостоятельно, черпая личные силы, прежде чем вспомнил об Алёне? Если, конечно, вспомнил, а не пытался использовать какую-нибудь вещь, связанную...

Вот оно! Если они встречались, внучка не подарила ли ему, случайно, одну из своих науз?

А вообще... Самый страшный вопрос: что за колдун решился на вызов навьей твари такого уровня? Нет... Не тот вопрос. По-другому надо: насколько же кто-то ненавидел своего врага, что вызвал Буку-Букачку? Или... вызывал как раз неопытный колдун? Не знающий о мощи навьего зверя?.. Стоп. Хватит рассуждать! Не до того...

Сумка! Ольга бросила в машину сумку внучки! Зачем? Что там может быть — в той сумке — нужного в такой страшной ситуации?

Старик чуть не выругался. Внучка — наузница! Мог бы и сам догадаться, что именно она постоянно носит с собой! Вот и высвободится посох!..

Он, придерживая Алёну, чтобы не упала, потянулся мимо неё и достал сумку, которая отнюдь не была дамской сумочкой. Открыта. Положил к себе на колени, сунулся в неё — и с глубоким вздохом кивнул самому себе. Тесьмы много. Осторожно сняв правую руку Алёны с рукояти посоха, он перенаправил её в открытую сумку, чтобы пальцы девушки наткнулись на мотки, и чётко сказал:

— Алёна! Науза силы!

Он ожидал, что внучка вцепится в мотки тесьмы и обеими руками начнёт плести наузы, но девушка даже в таком состоянии, когда сознание где-то там, а сама она здесь, сообразила поднырнуть левой рукой за посох. Получилось — обняла его. И принялась судорожно шарить по сумке. А выудив мотки, немедленно, хоть и с закрытыми глазами, принялась плести требуемое.

Хотя бы так...

Машина ближе к кольцу притормозила и свернула в небольшой переулок. Ещё один поворот — и медленнее поехала вдоль длинного пятиэтажного дома — в его дворе.

Говорить Захару, где именно остановиться, не пришлось. Сын и без наставлений правил к подъезду, возле которого суматошно бегали несколько человек. И суматоху, и тревогу создавали даже не столько они сами, сколько мелькание их искажённых фигур в ярком свете от двух машин, стоявших на площадке перед домом.

Благо эти машины не мешали проезду, Захар легко свернул на приподъездную площадку, с которой шарахнулись бегавшие тут и там люди.

Пятиэтажный дом был старой постройки. Тому подтверждение — он стоял, как-то виновато съёжившись, среди других домов — в двенадцать или пятнадцать этажей. А потому сразу стало понятно, почему люди не дома, а на улице.

Волхв ещё не вышел из машины, а уже увидел возле подъезда небольшой пристрой в подвальное помещение, где у жильцов наверняка есть сараи для запасов на зиму или для домашнего скарба, не всегда нужного в квартире. Дверь пристроя — нараспашку. Изнутри взметалось к небу чёрно-оранжевое пламя. Для видящих. Бегающие вокруг не видели его, но к открытому пристрою подходить просто-напросто не могли: невидимая сила, то самое пламя, отталкивала всех.

Вот когда он пожалел, что не взял с собой Ольгу, жену. С кем оставить в машине внучку? Вопрос серьёзный: Алёна прямо сейчас действует в трёх пространствах. Она там, где навья тварь загнала в ловушку молодого колдуна и пытается убить его; внучка сидит в машине; и откуда-то издалека (хотя, возможно, из первого же пространства?) плетёт наузу, которая по окончании работы заменит посох молодому колдуну.

Но машина уже остановилась, и искать решение надо немедленно.

Впрочем, что его искать...

— Захар! Сядь с Алёной! Пока не скажу, не отходи от неё!

И открыл дверь, после чего легко выдернул посох из объятия внучки. Та коротко вскрикнула и потянулась было за ним из машины, но охнула и торопливо склонилась над плетением на коленях, которое, выпущенное из рук, поехало упасть. Севший рядом Захар осторожно убрал сумку, предварительно убедившись, что в ней запаса тесьмы не осталось: о колдовском даре племянницы знал и сейчас смутно предполагал, как именно надо ей помогать.

Старый волхв только раз оглянулся на машину и решительно зашагал к пристрою. К нему обернулись испуганные двое, которые не уходили от подвальной двери. Сын Кудренцова-старшего и его младший — тот, темноволосый.

— Как давно он там? — сухо спросил Виталий Олегович.

— Откуда вы... — начал темноволосый и ответил: — Давно!

Его отец был реалистом.

— Так он живой?! Полчаса! Полчаса уже или больше, как он не выходит! — выпалил он, с отчаянной надеждой бросаясь к старику. — Можете хоть что-то сделать?! Он не выходит!

"Полчаса... Даже если в эти полчаса входит наша дорога сюда... Сильный парень — сопротивляться так долго..."

На взволнованных людей — кажется, жильцов, которые сварливо вопили, бегая вокруг да около, о том, что происходит нечто ужасное, потому как в родной подвал не попасть (и зачем им туда ночью-то?), Виталий Олегович внимания не обращал. Постоял у входа, приглядываясь к крутым ступеням лестницы, да и пошёл по ним вниз... Что-то крикнули в спину, но сила Буки-Букачки, разлитая в воздухе и агрессивно выпирающая из подвала, не дала услышать отдельных слов. Да и зачем они ему...

Спустившись, старик не стал искать, куда идти далее. За него это сделала навья тварь, снова и снова испуская силу, которая постепенно превращалась в напористую волну — чем ближе к ней. Так что волхв шёл к месту возможной трагедии медленно, с трудом ступая мелким шагом. Впрочем, ему-то вынужденно неспешный ход на руку. Он прекрасно понимал, что настоящего боя с Букой-Букачкой для него быть не может. Он слишком стар для этого. Не так гибок, не так быстр. Зато у него есть знания, накопленный опыт. И с каждым мелким шагом к истинно навьей твари он готовил противостояние ей отнюдь не физическое, как было в молодости...

Шаг вперёд — живое тело старика пропадало в нашёпте, который превращал волхва для нечеловеческих существ в бестелесную сущность. Будучи опытным оморочником, использующим морок не только против живых, но и против тварей навьего хаоса, старик изменялся не только сам. Собирая со всех сторон жуткие силы, которыми ранее брезговал, он преобразовывал пространство подвального лабиринта. Оно и так было изменённым, поскольку навья тварь тоже изменяла место вокруг себя для удобства в преодолении личного пути. Но Бука-Букачка не могла полноценно изменять всё, что хотела: жертва, на которую её натравили, сопротивлялась...

Виталий Олегович внезапно остановился потрясённый. О чём он только что подумал?! Ведь дело сначала выглядело просто: навью тварь натравили на кого-то, кто вызвал известных в городе колдунов, чтобы те помогли! Но сейчас он... считал с пространства твари, что она была натравлена на молодого колдуна?!

Захотелось немедленно вернуться и схватить сменившего своего отца Кудренцова-младшего за грудки и вытрясти из него... Потом, потом... Сейчас некогда...

Он пробивал себе путь в волну твари, всё чаще выставляя посох перед собой. А посох становится всё тяжелей, наполняясь иной силой и внешне изменяясь в нечто совершенно невообразимое, не имеющее формы — во вторую Буку-Букачку.

Твари хаоса ненавидят друг друга.

И это был единственный шанс для старика и молодого колдуна.

Волхв шёл по узкому коридору, не глядя под ноги, ступая по утоптанной земле, из которой торчали трубы, порой интуитивно отшатываясь от внезапных дощатых стен по бокам, но нашёпта не прекращал. Когда понял, что сил маловато для задуманного, представил перед глазами внучку.

Увидел. Алёна сидела на заднем сиденье машины и выплетала нечто такое огромное, повторяя одну и ту же наузу, что он созерцал впервые, и от этого плетения расходились волны не менее мощные, чем у Буки-Букачки. Это... вдохновило. И старик медленно, с натугой зашагал дальше, переводя из одного место в другое свой преображаемый посох. Когда до навьей твари осталось дойти немного — насколько понял волхв — ещё пару поворотов в этом странном лабиринте под жилым домом, мощным силовым порывом его вдруг чуть не снесло назад. Он успел ухватиться за толстую вертикальную трубу, обклеенную каким-то сухим материалом — толем ли, рубероидом ли. И, только благодаря этой хватке, остался на ногах.

Но именно в этот миг понял, насколько самонадеян.

Силовая волна, которой бушевала навья тварь, не просто сбивала с ног. Она прочищала старика, выбивая из него силы.

Порыв — и он снова чуть не упал. Пришлось вцепиться в посох и ударить перед собой, чтобы так, держась на нём, устоять на ногах.

И продолжить шептать. Посох чуть не сломался — понял волхв, когда после удара им в землю прочувствовал дребезжание в руках, но... И чуть не закричал от дикой радости: он знал, что неподалёку залив, но чтобы дом стоял на подземной реке?! А он стоял! И волхв принялся торопливо качать силу из воды, насыщенной необычными для привычной верхней воды духами, и стремительно перепосылать морок.

Теперь Бука-Букачка не могла сбить с ног колдуна-волхва, которого до поры до времени и не замечала. А всё потому, что молодой колдун, которого она посчитала лёгкой добычей, неожиданно для навьей твари стремительно принялся преображаться — в её двойника. Правда, он-то о том не знал.

Но при виде личного двойника Бука-Букачка буквально на одно-единственное мгновение опешила.

И остановила хаос своих структур.

А внучка в это время закончила плести потрясающий узор сильнейшей наузы.

И старик метнул посох в появившуюся метку, видную только ему.

Прежде чем хаотические вихри вновь закрутились вокруг изначального тела навьей твари, пряча его, посох влетел в цель.

Бука-Букачка взорвалась, ослепив так, что пришлось отвернуться и некоторое время приходить в себя.

Когда ослепительно-оранжевые искры осыпались и в подвале настала беспросветная тьма, волхв медленно повернулся к сараям, в узком тупике между которыми и втискивался молодой колдун, чтобы тварь его не достала. И негромко позвал:

— Станислав!.. Жив ли?

В глухой тишине он услышал нечто невообразимое и тихое и слегка озадачился, прежде чем понял: это стучат зубы парня.

И так, с выбиванием зубов, с дрожью в голосе молодой колдун выговорил:

— Кто... здесь?

Старик помолчал, пока не придумал ответ, который должен успокоить:

— Дед Алёны.

И снова тишина, в которой он и сам начал испытывать желание расслабиться, но дрожь, которая начинала сотрясать его тело, подсказала: рано расслабляться.

— Я подойти к тебе не могу. Тут ход очень уж узкий. Сумеешь встать?

То ли попытался рассмеяться, то ли судорожная дрожь завладела им, но молодой колдун ответил, всё ещё стуча зубами:

— Я... выползу. Только Алёне... не говорите... ладно?

Немного удивлённый, старик шагнул ближе, чтобы увидеть и понять. Посох тяжко опустился на затухающую искру... Из хода между сараями показались ноги. Да, Станислав вылезал вперёд ногами — видимо, в тупичке не развернуться было.

Старик и подошёл бы помочь, но ноги у самого ослабели так, что сдвинуться с места не мог. Поэтому молча стоял, дожидаясь, пока молодой колдун выберется то ли из укрытия, то ли из западни.

В отличие от него самого, встав на ноги, Станислав быстро пришёл в себя. Он постоял, словно прислушиваясь к чему-то, и в той же темноте приблизился.

— Эт-то... вы? Её?

— Потом о ней. Выбираться отсюда надо. Ждут тебя наверху, у дома.

— А Алёна? — взволнованно спросил тот. — Здесь, да? Я видел её, только не понял, почему она со мной была, когда я...

— Что она тебе подарила? — ставя посох перед собой и на его опоре постепенно начиная шагать назад, спросил Виталий Олегович. — Что за наузу?

— А при чём тут... — начал молодой колдун и заткнулся, шагая за волхвом в абсолютной темноте. — Вы хотите сказать... Она... Я попросил, чтобы она подарила мне наузу — ну, чтобы посмотреть, как это выглядит. Она отдала мне наузу осторожности. Но я не думал... Вы думаете, она поэтому...

— Она видела эту тварь, будучи вместе с тобой. А потом помогла с силой. Ты не почувствовал?

— Качало, — признался молодой колдун. — То силы были, то пропадали. Но, когда появилась Алёна, стало легче. Вы знаете, что это была за тварь?

— Бука-Букачка. Тварь навьего хаоса, — задумчиво ответил Виталий Олегович. — Если бы не вода под домом, не уверен, что сумел бы тебе помочь.

— Впервые слышу... — прошептал за спиной тот.

А старик хмуро подумал, что придётся-таки заняться обучением всех тех, кто ещё остался в "семье" Кудренцовых. Дед у них, конечно, был той ещё сволочью, но молодые колдуны не должны умирать из-за невежества. И тянуть за собой его внучку.

— Виталий Олегович... — услышал он шёпот.

— Что...

— Если бы не науза, я был бы... мёртв?

Парень сделал открытие. Значит ли это, что он в следующий раз будет более осмотрителен?

Они выбрались из подвала. Молодой колдун повертел головой, рассеянно принимая объятия отца и брата, а потом покачал головой и прошагал к машине, единственной на приподъездной площадке. Дверь открытая. Алёна сидела — ногами на асфальт. Держала в руках непривычно огромную наузу, которая свешивалась на дорогу.

Молодой колдун постоял немного перед ней, пока она с усилием не подняла голову взглянуть, кто подошёл. Парень опустился на колени перед ней, взялся за её руки — за запястья — и ткнулся лицом в наузу.

Глава шестая

Рабочий день в зале раскроя прошёл как обычно. Разве что Алёна, не выспавшись, часто зевала и опасалась присесть даже на минуту — засыпала мгновенно. А тут ещё погода, как специально, меняться начала: вчера вечером ещё то и дело капельно грохотало с крыш по карнизам, а сегодня с утра сначала невесть с чего обозлившийся ветер досушил дороги, а потом нагнал на полнеба скучных серых туч, притесняя солнце, лениво проглядывавшее в облачные прорехи. С падением снежной крупы сразу и похолодало... И сразу захотелось долгих и горячих чаёв с вареньем, каких-нибудь горячих булок, промасленных, со сладкой начинкой...

Бабуле, что ли, позвонить, чтобы напекла?

В ателье-то тепло. Но постоянно открывались-закрывались двери, и на сквозняках девушка ощутимо продрогла.

Пошмыгивая носом, злилась что надела лёгкий джемпер, а не солидный толстый свитер, в котором чувствуешь себя, как в шубе.

Порой казалось, что промозглый холод она ощущает из-за событий в конце ночи. Из-за тех событий, в которые она до сих пор не верила, предпочитая думать, что видела страшные сны. Особенно те, что появились, когда своим подарком она подсоединила к себе того Станислава. Так мельком упомянул дед — о том, что подсоединила. Да ещё сурово наказал ей:

— Запомни, внуча! Никаких подарков, если они наполнены силой!

...Принесли последнюю на сегодня ткань. На платье. Алёна взглянула на неё. Тонкая. Капризная. С её сегодняшними подрагивающими руками — напрочь испортит. Вздохнув, она направилась в кабинет заведующей залом раскроя.

— Нина, — виновато сказала она пышной даме с блондинистым облачком химии на голове, — мне там принесли... Не смогу, честно... Пусть Вера сделает, ладно?

— А ты... — начала Нина и резко замолчала, уже внимательно разглядывая девушку. — Ну-ка, ну-ка, что это с тобой? Бледная вся, да ещё шмыгаешь! Заболеть, что ли, хочешь?

— Да я...

— Никаких "да я". Ты права. Вера тебя заменит, а ты шагай домой и лечись! Ещё мне всех баб здесь перезаразить не хватало! В общем, выгоняю я тебя! Поезжай домой. Завтра утром позвонишь — скажешь, ушла на больничный или выйдешь на смену.

Возражать против внезапного решения непосредственного начальства Алёна не стала, только горячо поблагодарила и быстро вышла из кабинета, чтобы сразу одеться в уличное: трясти от озноба начинало "не по-детски", хоть и не чувствовала себя больной.

Плащ был холодный, так что девушка с тоской подумала, что придётся согреться, передвигаясь до остановки чуть не бегом. А за время перемещения до маршрутки — зябнуть. Пожалела, что не взяла перчатки. Заранее нахохлившись, открыла дверь на улицу. И чуть не врезалась в кого-то, кто решительно собирался войти в ателье.

Поймав за плечи, её аккуратно отстранили от себя, а потом заглянули в лицо.

— Алёна?

Стиснув плечи, она подняла голову. Узнала не сразу.

— Я за тобой приехал. Твой дедушка обещал провести что-то вроде урока, — объяснил Станислав, беря её за руку и ведя куда-то в сторону.

— А ты? — спросила она сипловато. — Ты меня сейчас куда...

— У меня машина.

— Тёплая! — выдохнула она, веселея от одной мысли, что сейчас сядет — и согреется. И секунды спустя уже не упиралась, а бежала чуть ли не впереди парня.

— А ты замёрзла?

— У нас помещение — сплошные сквозняки, — объяснила она, с облегчением плюхаясь на сиденье, едва только парень открыл дверь машины. И проследила, чтобы он эту дверь быстро закрыл. Чтобы тепло не улетучилось.

— Если хочешь — можем заглянуть в кафе, — предложил он.

— Не-ет, — покачала она головой. — Я сегодня весь день чаями напиваюсь. Не хочу.

Когда он улыбнулся, глядя на неё, а потом занялся машиной, она подумала: "А кто ему сказал адрес ателье? Дед? Чтобы меня мог привезти сразу с работы?"

В машине и в самом деле оказалось довольно тепло, и Алёна, сама того не замечая, начала расправлять плечи, зажатые от желания согреться.

Станислав вроде на неё не смотрел, но, судя по впечатлениям, тепла в машине добавил. Расслабляясь, Алёна постепенно впала в дрёму, где напрочь отсутствовал предутренний кошмар, зато вспомнилось, как дядя Захар довёз её и деда до дому, как испуганная бабуля поила их, привезённых, успокаивающим отваром, а потом, словно вспомнив что-то, заставила внучку выпить ещё один чай, настолько горький, что с первого глотка захотелось плеваться. Но бабулю Алёна знала очень хорошо, так что выпила хоть и через силу, но беспрекословно. А потом поплелась к себе в комнату и на слабом озарении попыталась сплести себе наузу, чтобы бодрила. Пыталась и так и этак.

— Что ты делаешь? — спросил дед, невесть когда появившийся в комнате, а после объяснения внучки покачал головой: — Даже не думай. Не выйдет сейчас у тебя такая науза. Да и любая другая тоже. Ты в последнюю наузу всю себя бросила, чтобы помочь с той тварью. Нет у тебя сейчас колдовских сил для себя. Подожди немного.

— А как же я? — с обидой спросила Алёна.

— Дня два тебе надо бы, чтобы в себя прийти. А потом посмотрим. Колдовство — это сила не физическая, хоть и связаны они. На что бы ты его ни пустила сейчас, всё обманкой будет. Наузу сплетёшь, но в ней силы для тебя не будет. Вроде и почуешь что-то сначала, а потом снова сникнешь.

Кто бы другой начал деду возражать, что, мол, и этого хватит для восстановления сил. Но Алёна сегодня стала свидетелем такого события, что все ночные кошмары померкли перед ним. Ну, почти померкли.

И дело не в том чудище, которое ей пришлось видеть чужими глазами.

Когда этот парень, что сосредоточенно сидел сейчас рядом, за рулём, встал ранним утром перед ней, перед Алёной, на колени, положив ладони на наузу силы, даже сама наузница не сразу заметила, что тесьма, из которой она плела наузу, внезапно... постарела. Будто из неё вытянули силы. Девушка помнила, что плела её из энергичной красной тесьмы, вплетая ярко-жёлтую. А увидела в электрическом свете посеревшую, с торчавшими из неё дряхлыми, если не трухлявыми нитями. А когда Станислав встал, не заметив происходящего, и отошёл, наузница сама, словно заворожённая, проследила, как науза силы рассыпалась в сухие, пыльные клочья, будто пролежала где-то на чердаке лет сто пятьдесят...

Хотела спросить у деда, что это такое, но за жуткими впечатлениями многое забылось, о чём хотелось узнать. А потом и вовсе не до того стало.

...Хорошо — ремень безопасности пристегнула, как уселась. Носом клюнула нехило. Если бы не ремень, лицом в панель угодила бы точно.

Сконфуженно покосилась на водителя. Тот тоже глянул и кивнул:

— Спать хочешь? Почему дома не осталась? Отпроситься с работы нельзя?

— Можно. Просто я решила думать, что это как новогодняя ночь... — неловко объяснила Алёна, думая, поймёт ли он её.

Помолчал какое-то время, снова кивнул.

— Дошло.

— А вы далеко живёте? В смысле — далеко ещё ехать?

— Нет, минут двадцать ещё — с этими пробками. Попробуешь уснуть?

— Не хочу, — проворчала девушка и вздохнула. — Потом буду вообще, как... Как сонная тетеря...

— Поговорим? — предложил он.

Она сразу насторожилась: это он ей предлагает не засыпать так — на время беседы? Не хотелось бы, чтобы он болтал, как будто клеил себе подружку.

— О чём?

— Ну, мне интересно, когда у тебя наузы начали получаться.

— А, это, — с облегчением, что он не стал сердиться, сказала Алёна. Ведь недавно она наврала ему: типа, это дед подарил ей наузы. — Я в больницу попала. Зимой на асфальте катанок (дорожек ледяных) было много. А мне тринадцать лет — обожала по ним скользить, особенно если с разбегу. Ну и доскользилась — до множественного перелома. Сейчас точно не припомню, что и как, только мне ногу в аппарат Илизарова сунули и велели в больнице сидеть, домой не отпускали. Правда, недолго сидела. А там ребята из трубочек для систем делали всякие фигурки плетёные. И меня научили. Я тогда двух чертят сделала — дико гордилась, что они у меня получились. А на следующий день бабуля пришла ко мне. Ну, я и похвасталась, что у меня есть, а она как увидела их... А уже утром следующего дня примчался в больницу дед. И принёс мне тесьму. Показал, как первые узлы делать. Раньше-то, когда совсем маленькая была, наузы тоже плела, но совсем простенькие. А с больницы серьёзно начала вязать узлы. А ты?

— Что — я?

— Как ты узнал, что ты... колдун? И какая у тебя специальность?

Станислав ощутимо смутился, и Алёна мгновенно оживилась-взбодрилась, сообразив, что у него интересная история — любопытней, чем у неё.

— Ну... Ничего особенного, — неохотно проговорил он.

— Ой, а врёт-то — глазом не моргнёт, — скептически оценила девушка. — Говори уж. Никому не расскажу, если что...

— Мне тоже было тринадцать. Мы с Романом — единственные внуки, я старше. Дед очень доставал нас, всё время приглядывался и злился, что дара нет. Родители не очень любили нас к нему возить, а дед всё требовал. И однажды он меня... достал. Прицепился не ко мне, а к брату. Обзывал его, что он тоже, как я, пустышка. Брат-то у меня погодок. В отличие от меня, дед его быстро доводил до слёз. Бабушка пыталась защитить Ромку... В общем, они оба ревели от дедовых слов страшно, и я обозлился. У него дома тогда были. В гостиной. — Станислав на Алёну не смотрел — жёстко в ветровое стекло, на вечернюю дорогу. — А в гостиной чего только нет. Стекла и хрусталя много. Я не помню, что тогда сделал или подумал, а то и... пожелал. Только дед тогда тоже попал в больницу. Из него несколько часов вынимали осколки стекла и хрусталя. — Он покосился на Алёну, открыв рот, слушавшую его. Кажется, решил, что она не очень испугалась, и закончил: — На лице у него несколько шрамов так и остались. Ну а потом... Он сказал, что я хороший оморочник — морок наводить могу, только ему этого не надо, и искал во мне другое. Нашёл только... — он пожал плечом. — Нашёл умение уничтожать порчу и всякое другое... на уничтожение.

— Здорово, — уважительно сказала Алёна. — А Роман? Твой брат? Тоже оморочник?

— Нет, он больше шептун. У него заклинания хорошо получаются.

— Ваш дедушка много с вами занимался?

— Да нет. Не сказать, чтобы много. Его больше практика интересовала. Брал нас на дела, с колдовским связанные. Показывал, как и что делать в нужном случае. Считал, что этого достаточно. А твой? Учил тебя много?

— Нет, он только показал первые узлы, а потом дал книги со схемами. Но всегда говорил, что я должна интуитивно плести, потому что сохранившихся узоров мало. А потому дар должен развиваться и в том, что я должна придумывать собственные узоры.

— А вчера? То есть ночью? — спросил Станислав. — Это был твой узор?

— Нет. С обычной схемы. Но он потребовал иной... — Алёна затруднилась объяснить, а потом хмыкнула. — Другой величины и другого цвета.

— Почему твой дедушка решил, что мы тёмные колдуны?

— Ну и вопрос у тебя! — даже возмутилась девушка. Подумала и пожала плечами. — Твой дедушка заставлял на него работать тех, кто этого не хотел. А когда кто-то отказывался... — Она вспомнила бабулю и непроизвольно вздохнула. — Не знаю, знаешь ли ты о том, но он... вредил тем, кто отказывался с ним работать... Нам ещё долго ехать?

— Ещё две улицы — и приедем. А что?

— С чего у вас вчера всё началось?

— А, в том доме? — Станислав помолчал немного. — После смерти деда у нас много дел оставалось, с которыми к нам люди приходили. Из-за одного всё звонили и звонили. Ну, вот из-за этого. Отец посчитал, что дело лёгкое. Люди жаловались, что в квартире что-то нечисто. Что кто-то постоянно качает люстру. И всё время слышался шёпот. Роман вообще решил, что это дело по его части. Ты-то наузы плетёшь. А он умеет шепотки расплетать — по шёпоту идти, чтобы найти, кто издаёт такие звуки. Ну и приехали на всякий случай — хоть от чего-то отделаться, что полегче. А вышло вон как.

И замолчал, хотя девушка с любопытством ждала продолжения.

Но Станислав так сосредоточился на дороге, что, кажется, забыл о своей истории.

Только Алёна хотела обидеться, что он не рассказывает, что именно произошло, как машина свернула в небольшой переулок и подъехала к внутреннему углу высотного дома, построенного буквой "г". Станислав вышел и помог выбраться девушке.

Запрокинул голову к верхним этажам.

— Это квартира дедова, — сказал он. — Двухуровневая. Он её в прошлом году отписал отцу, а потом велел нам свою, то есть нашу, продать и переселиться к нему.

— Зачем? — удивилась Алёна.

— Ему надоело, что нас постоянно приходится вызывать. А тут мы всегда под рукой. — И уже в лифте спросил: — А ты? Тоже живёшь с дедом?

— Квартирный вопрос, — ответила она. — У нас двухкомнатная, а у меня ещё брат с сестрой младшие. Дедушка и предложил переехать. У них с бабулей комната свободная — мне её и отдали, когда я школу закончила. Мне у него комфортно, — усмехнулась. — Я книг по специальности много читаю. Чего не поняла — есть у кого сразу спросить.

— Счастливая, — вздохнул парень. Вышли из лифта — он вдруг остановился и как-то нерешительно спросил: — Тебя это не напугало? Что я своего деда... так?

— ...Нет. Я поняла, почему так произошло, — после краткого молчания откликнулась она.

Кажется, он попытался улыбнуться, но резко отвернулся и пошёл по лестничной площадке к двери слева. Дверь оказалась открытой. Станислав пропустил девушку вперёд. Почти одновременно она начала снимать плащ и оглянулась, закрыл ли он дверь. И уловила странное: парень всё ещё не закрыл дверь, да и сам стоял на пороге, всматриваясь в полутьму лестничной площадки. Свет-то на площадке отключался, едва жильцы заходили к себе... Алёна, почему-то сама затаив дыхание, забыв, что рукав плаща лишь наполовину съехал с руки, замерла на месте.

Но Станислав спокойно закрыл замок на два оборота и обернулся к ней.

— Давай плащ — повешу, а то ты свободных вешалок сама не найдёшь.

Когда они повесили верхнюю одежду в шкаф-купе (ботинки Станислав велел не снимать), Алёна с интересом ждала, куда он её поведёт: в двухуровневую квартиру она попала впервые.

Но, прежде чем повести её, Станислав откровенно признался:

— Не представляю, чему и как нас будет учить твой дед.

— Если тебя успокоит — я тоже не представляю, — тихонько засмеялась Алёна.

Вышли из просторной прихожей в огромную гостиную. Там, далеко-далеко, как показалось девушке, возле окна, стоял большой стол, вокруг которого разместились несколько человек... Алёна опустила глаза, чтобы Станислав не заметил, а потом быстро зыркнула по сторонам. Никаких сервантов, никаких стенок и подобного, в которых за стёклами обычно красовались стеклянные или хрустальные изделия. Дед Станислава перестраховался на будущее? Спрятал оставшуюся посуду куда подальше?.. Почему-то в той ситуации, о которой рассказал парень, этого старика не было жаль.

За столом сидели не только её дед, отец Станислава и его брат Роман, но и незнакомые Алёне две девушки и три парня. В центре стола был водружён самый настоящий самовар, окружённый небольшими подносами с чашками, а также плоскими керамическими вазами с пирожками и плюшками. Алёну познакомили с сидящими. Станислав учтиво отодвинул для неё свободный стул от стола, чтобы тут же поставить перед ней чашку и налить горячего чаю. Как выяснилось, самовар оказался электрическим — к небольшому разочарованию девушки. Впрочем, разочарование быстро улетучилось, едва она сообразила, что только поэтому она получит именно что горячий чай.

Станислав сел рядом, причём как-то так оглядев присутствующих, что его младший брат тихонько хмыкнул.

— С чего начнём? — спросил Юрий Андреевич, отец братьев. На деда Алёны он тоже смотрел несколько неуверенно. Наверное, тоже не представлял, с чего тот начнёт учёбу.

Но дед, наверное, продумал всё заранее. Он просто сказал:

— Расскажите мне обо всём, чем вы занимаетесь. Хотя бы коротко. Чтобы я понял, что вы делаете и как это делаете.

— У нас есть тетрадь, куда мы всё записываем, — поспешно сказал Юрий Андреевич. — Можем и по тетради, чтобы вспомнить дела.

— Давайте по тетради, — решил дед.

Пока Юрий Андреевич бегал за тетрадью, Алёну молодые колдуны спросили, чем она занимается. Станислав жёстко ответил, не давая говорить девушке:

— Она наузница. Плетёт наузы.

— Всего лишь, — разочарованно сказала девушка в чёрном: видимо, ей нравилось пусть не говорить о своей принадлежности к колдовской братии, то хотя бы обозначить её цветом.

Парень насупился, но Алёна остановила его, мягко положив ладонь на его руку. Улыбнулась девушке в чёрном, припомнила, что зовут её Лиза.

— Лиза, а вы? Какая у вас специализация?

— Могу управлять погодой, — гордо сказала Лиза, а потом чуть тише договорила: — Правда, я не знаю, как развивать этот дар.

— Здорово! — оценила Алёна, восхищённо качая головой: она и правда поразилась такому умению, хотя о колдунах-погодниках на Руси читала в дедовых книгах.

Девушка неожиданно для неё расцвела. Алёна даже удивилась: та боялась, что скажут — её дар бесполезен?

Вообще, Алёна начала приходить в себя после того утомления, которое прочувствовала в ателье. А тут ещё её угостили горячим чаем да теми вожделенными недавно булочками, так что воспряла она быстро. А ещё её обрадовало знакомство с ребятами, которые тоже что-то умели. Ведь до сих пор она мало с кем зналась из "своей братии", тем более с ровесниками... Посмотрела на деда. Тот сидел спокойный, тоже улыбался втихомолку.

Наконец, Юрий Андреевич вернулся с огромной книгой, чьи листы были разлинованы по светло-зелёному фону. Он передал тетрадь деду Алёны, и сидящие за столом уставились на деда — кто-то со скептицизмом, кто-то — просто с ожиданием.

Если честно, Алёна немного волновалась за деда. Он когда-то давно был инженером на заводе, так что учительской практики у него нет. Как же и в самом деле он собирается учить собравшихся?

Но она не зря верила, что дед умён.

Скоро все сидящие за столом были вовлечены в обсуждение и рассказы о том, какие у них были дела и как им подсказывал Кудренцов-старший их решать.

Через несколько минут Юрий Андреевич осторожно встал из-за стола и ушёл куда-то через всю огромную гостиную. Наверное, ему неинтересно было слушать о колдовских делах и о самих колдунах.

А ребята за столом всё больше оживлялись. Чувствуя внимание старика-волхва, они припоминали мельчайшие детали дел и рассказывали о них чуть не взахлёб. И не замечали, что Виталий Олегович то и дело уточняет какие-то факты, да и их самих подталкивает не только рассказывать, но и объяснять ему, почему они поступали в той ситуации так, а не иначе.

Через полчаса Алёна поняла, что делает дед.

Понял и Станислав. Сначала он вместе со всеми и даже чуть не вперегонки описывал дела, в которых участвовал, а потом вдруг уставился на Виталия Олеговича и как-то насторожился, после чего откинулся на спинку стула и стал молча слушать всех.

Алёна скрыть улыбку не могла. Станислав её заметил. Прошептал:

— Ты что?

— Лиза узнала уже как минимум три приёма, как дружить с погодой.

— То есть ты знала, что твой дедушка будет нас так учить?

— Нет. Я вообще не знала, как он будет проводить занятия.

— Но сейчас увидела?

— Да. Он делает всё то же самое, что делал, когда обучал меня. Показал приём — попросил обсудить его для закрепления. И сейчас... пока вы ему рассказываете, он подкрепляет ваши объяснения дополнением, как лучше этот приём сделать в следующий раз. А тебе — не нравится такое обучение?

Станислав помолчал, наблюдая за взъерошенными парнями и девушками, которые уже не просто рассказывали Виталию Олеговичу о своём участии в колдовских делах, а увлечённо искали новые приёмы использования своих умений в нужных ситуациях.

— Нравится, — решил удивлённый Станислав.

— Будешь учиться у него? — поддразнила Алёна.

— Ну, своё дело я знаю, — медленно, будто что-то высчитывая, откликнулся тот.

— А о другом, — хмыкнула Алёна. — Я наузница, но я ищу новую специализацию, в которой смогу применить свои силы. Ты сказал, что у тебя два умения. Разве ты не хотел бы... поруководить, например, погодой?

— Честно говоря, я бы хотел... очень хотел бы стать снимающим заклятия, — признался Станислав, глядя на Виталия Олеговича. — Среди наших дел таких много. Наш дедушка снимал их на раз, но мне всегда казалось... — он медленно выдохнул, — что он делает это слишком грубо и даже болезненно.

— Ты имеешь в виду двоедушников? — попыталась угадать Алёна.

— И их тоже.

— А я думала — вы с братом хотите их убить.

— Ну, с двоедушниками мы уже встречались, так что знаем, что вторую, нечистую, душу убивать нельзя... Алёна, что делает твой дедушка?

— Ограничивает пространство, — приглядевшись к паре коротких жестов деда, отозвалась девушка. — Чтобы те колдовские силы, которые ему сейчас демонстрируют, не вышли за пределы стола. — И чуть не рассмеялась, но успела зажать рот, чтобы только фыркнуть. — И чтобы осколки со стола не полетели во все стороны.

Но за столом тоже заметили странность, и один из парней, уже привычный к лёгкой манере разговора Алёниного деда, спросил:

— А как вы это делаете? Ну, защиту вокруг нас?

Вот тут Станислав полностью отвлёкся от беседы с Алёной и внимательно прислушался к словам Виталия Олеговича. А потом каждый из сидящих за столом молодых колдунов пробовал воспроизвести жесты и слова заклинания, которые раз за разом повторял старый волхв.

Спустя время он проверил каждого и кивнул.

— Замечательно!

— Хорошая вещь! — оценила и Лиза. — Пригодится, если придётся дома заниматься и никому не мешать!

— А что будет завтра? — посыпались вопросы.

— Тоже что-то практическое?

— А вы думали, в колдовстве что-то непрактичное есть? — насмешливо изумился дед, вставая из-за стола и кивая Алёне. — Нам пора. Я прихвачу с собой домой те дела, заявки на которые мне отксерокопировал Юрий Андреевич. Завтра поговорим о том, что будем делать с ними и с учёбой.

Станислав немедленно поднялся следом.

— Я отвезу вас, — игнорируя насмешливый взгляд брата, сказал он.

Когда они, все трое, оделись, Алёна заметила, что, открывая входную дверь на лестничную площадку, Станислав снова странно выглянул в полутьму.

Она замешкалась, так что нахмурила брови, завидя, что и дед, переступив порог, тоже на мгновение застыл на месте, всматриваясь в лестничную площадку. Но быстро перешагнул порог и дальше пошёл так, словно ничего и не было необычного. Но девушка успела перехватить его почти незаметный поворот головы к лестнице наверх — неподалёку от кабинки лифта.

Что увидел дед?

И что тревожит Станислава?

Но до дома доехали быстро и легко: основной рабочий час на дороге прошёл ближе к девяти вечера, так что движение успокоилось, пробок не было.

Станислав высадил их прямо у подъезда и уехал сразу, как только попрощался.

— Деда, а тебе понравилось их учить? — спросила Алёна, пока они поднимались на свой третий этаж.

— Не столько понравилось, сколько... — Дед глубоко вздохнул. — Внуча, я страшно боюсь за них. Силы у них есть, но такие... на старте. А почти ничего не умеют. А если однажды они попадут в такую же заварушку, как этой ночью Стас попал? Он-то выжил только благодаря тому, что силён, как колдун. Но отнюдь не потому, что умелый. Страшно, Алёнушка, за них, ох, как страшно! Дела-то я посмотрел — не дай-то бог, с ними молодёжи столкнуться. Страшные. И как они до сих пор выживали — не понимаю. Поэтому я... должен с ними заниматься, пока не сумею их всех защитить.

Глава седьмая

Странному для многих словосочетанию в устах волхва: "Да не дай-то бог..." Алёна не удивилась. Историю государства Российского, благодаря богатой библиотеке деда, знала неплохо. Знала, что первых священников люди необразованные воспринимали как колдунов или волхвов и что последние ввели в личный обиход, кроме обычных заклинаний, церковные молитвы — чаще как охранные заклинания.

Сейчас её больше волновало другое.

Едва они с дедом вошли в прихожую, как обнаружили, что бабуля и Котей весьма укоризненно смотрят на них.

— Где вы были?! — запричитала бабуля. — Разве можно столько ходить где-то?!

— Я ведь предупредил, что будем поздно, — удивился дед. И взглянул на часы.

Алёна — тоже. Рот открылся непроизвольно: половина десятого! Нет, для неё это не поздно. Удивило другое.

Её отпустили с работы за час до конца рабочего дня. Станислав, получается, увёз её от ателье где-то в три... А сейчас уже... Ничего себе — у них посиделки были.

Когда бабуля успокоилась и ушла на кухню проверять, всё ли готово к утреннему завтраку, Алёна воспользовалась моментом и забежала к деду.

— Деда, колись! Что ты увидел в подъезде, когда мы из той квартиры вышли?

Старик, стоявший возле стеллажа, что-то читая в вынутой книге, улыбнулся.

— Мне показалось, в подъезде гуляет чья-то кошка. Потом понял, что кто-то из ребят сбросил у лестницы какой-то личный негатив, прежде чем войти в квартиру. Почему тебя это заинтересовало?

— Станислав тоже что-то видел, — задумчиво ответила Алёна. — Он, когда вошёл, оглянулся. Только не на боковую лестницу, а на саму площадку. И когда вышел первым — тоже посмотрел туда же.

Глядя поверх книги на стену, дед покачал головой:

— Мда... Я смотрел поверхностно. Завтра буду внимательнее. Спасибо, что сказала.

Готовясь ко сну, перебирая впечатления от неожиданного вечера с чаепитием чуть ли не в компании, Алёна решила, что ей такое времяпрепровождение нравится.

Несмотря на несколько часов, вырванных у сна прошлой ночью, сразу уснуть не получилось... Ворочалась и всё вспоминала Станислава. Для начала... она всё никак, даже мысленно, не могла назвать его коротким именем — Стас. Хотя ребята за столом легко обращались к нему, называя именно так.

Но это ещё ничего.

Тревожило кое-что.

Она сказала ему, что понимает тот хрустально-стеклянный взрыв, который он устроил своему дедушке, будучи подростком. С другой стороны, она теперь слегка побаивалась его, не зная, сохранилась ли в нём эта особенность — терять над собой контроль, взрывая всё вокруг себя. А ещё её очень интересовало то, что он не успел рассказать ей. Странные дела начались в квартире. Но как тогда Станислав оказался наедине с Букой-Букачкой — в подвале того же дома?

"Спрошу у деда", — сонно решила она, сжимая в пальцах наузу для спокойного сна.

И, уже уплывая в небытие, вспомнила, что никак не может выбрать время, чтобы позвонить подружке Люде и узнать, всё ли теперь у неё хорошо с мужем, который освободился от второй, нечистой души.

...Виталий Олегович проснулся среди глухой ночи. Чтобы не разбудить жену, встал бесшумно и взглянул на посох, прислонённый к шкафу, рядом с окном.

Фонаря, слишком ярко бьющего в окно с улицы, здесь не было. Так что легко можно было увидеть, что в темноте вокруг рукояти-навершия посоха застоялся странный узор, похожий на наузу тревожно сиреневого цвета.

Мягко выйдя из комнаты, Виталий Олегович тенью проник к внучке. Лёжа на кровати, та, с закрытыми глазами, влепилась спиной в стену, скомкав перед собой одеяло, и всхлипывала тихонько, без слёз.

Старик нагнулся и подобрал с пола еле видимую в темноте наузу, валявшуюся возле кровати. Присмотревшись к её витушкам, кивнул и положил оберег так, чтобы пальцы внучки вошли в его петли и запутались в них.

Минута.

Две.

Три. Алёна сжала кулачок и расслабленно вытянулась на постели... Старик поправил на ней одеяло и всё так же бесшумно удалился.

Постоял немного у открытой двери из гостиной в прихожую, слушая то, что слышал лишь он. Вздохнул, когда понял, что кошмар, преследовавший светловолосого парня, спавшего на другом конце города, закончился. И ушёл к себе, сделав зарубку на память: не забыть сказать Алёне, чтобы сплела наузу на спокойный сон и для Станислава. Иначе они долго будут видеть кошмары друг друга.

...Утро началось с бабули, присевшей на край кровати и положившей на лоб внучки сухую ладонь.

— Нина вчера вечером звонила. Спрашивала, как у тебя со здоровьем, выйдешь ли сегодня на работу.

Удивлённая Алёна уставилась на бабулю.

— А с чего это — не выходить?

— Она сказала — ты вчера плохо выглядела.

— Бабуля, ты же прекрасно понимаешь, что плохо я выглядела из-за недосыпа. Сегодня выспалась, готова слопать твой завтрак и бежать на работу.

Этой шутливой решительности бабуля только рассмеялась и прекратила так и не начавшиеся уговоры, чтобы оставить внучку дома.

Когда она ушла, Алёна вскочила и включилась в скоростную подготовку к выходу из дома. Пока бегала, всё улыбалась: это же бабуля! Ну, хочется ей побаловать внучку, благо есть возможность!

Но есть ещё одна причина не оставаться дома. Сегодня — вторник. А в четверг должны дать аванс. Алёна давно присмотрела в соседнем магазине мохер и собиралась уговорить бабулю, чтобы та связала ей роскошный тёплый свитер.

Позавтракали на пару с дедом. Доедая кашу, Алёна спросила:

— Деда, мы сегодня тоже у них занимаемся?

Уточнять, у кого — у них, не стала. В этом деле дед понимает с полуслова.

Но самой Алёне уточнить кое-что очень хотелось, поэтому она быстро спросила после дедова кивка:

— А какой у них адрес? Дом-то я запомнила, но неплохо бы знать на всякий случай, как до него доехать.

— Мне сказали — за тобой заедут, — рассеянно ответил тот, наверное думая о том, как пройдёт следующее занятие. И тут же поднял голову. — Алёна, у тебя тесьмы хватает? Тоже — на всякий случай, если придётся заниматься плетением у них?

Отодвинув тарелку, Алёна прикусила губу, ведя мысленный подсчёт. А потом взглянула в ожидающие глаза деда и довольно легкомысленно сказала:

— Спасибо, что напомнил. Маловато её у меня. — Встала и, забрав всю посуду со стола, подошла к мойке. — Но не беспокойся. Запас пополню на работе. В ателье. У нас её со склада привозят, так что получится дешевле, чем в магазине.

По молчанию деда, по его взглядываниям на неё догадалась: о чём-то ещё хочет спросить, но почему-то не решается. Поэтому (время есть) мыла посуду не спеша.

— Внуча, ты вчера не обиделась, что о твоём плетении науз высказались... э-э... слегка пренебрежительно?

— Да вроде нет, не обиделась, — медленно, честно оценивая себя, ответила Алёна.

— Рад за тебя.

Девушка улыбнулась, вытирая руки полотенцем.

— Они ведь высказались о деле, о котором ничего не знают. Да и... Деда, мне показалось — или это и в самом деле так, что редко кто из них умеет смотреть колдовски?

— Видят они все. Другое дело, что в разной степени. Ничего, после каждого нашего занятия вся молодёжь будет повышать иное зрение. Кстати, Алёнушка, ты определилась какой второй специальностью хочешь заниматься?

— Думаю пока, — призналась она. — Ты знаешь, деда... То, что ты с ними занимаешься — и мне хорошо. Они все разные. Присмотрюсь к ним — может, и у них что-то понравится, чем и займусь.

Дед только одобрительно кивнул.

Вышла на подъездное крылечко, подняла руку ладонью кверху и вздохнула: среди остаточной зелени и жёлтых берёз первые снежинки смотрелись странно.

"Зато серую пыль закроют, — утешила себя Алёна. — Осень — это, конечно, здорово. Но в последнее время улицы всё больше чёрно-серые, депресснячьи. Белый не помешает..."

И бодро потопала к светофору. А тот уже вовсю поднимал скорость своего бегущего зелёного человечка. Алёна и припустила со всех ног к переходу, приподняв юбку, чтобы в ногах не путалась, и смешливо попискивая: "Ой, не успею!"

От "зебры" до остановки — шагов тридцать, как однажды Алёна посчитала. Дорогу перебежала и, прежде чем идти к остановочному навесу, оглянулась на транспортное табло. Так, нужная маршрутка будет через семь минут. Зато троллейбус примчится через три. Правда, потом придётся пешком пройти немного, но это ничего. Ведь в троллейбусе народу будет меньше, чем в маршрутке. Повеселев, Алёна заспешила к навесу: с серых небес набирал силу дождь со снегом.

— Алёна...

Не ожидая увидеть здесь Станислава, не сразу узнала его в человеке, стоявшем возле машины с открытой дверью. Если бы не позвал, так бы мимо и пробежала.

Но сейчас обрадовалась. Нет, сначала её рассмешило, что могла пробежать мимо. А потом обрадовалась. Не столько встрече с парнем, сколько при виде его машины, которая со вчерашнего дня у неё ассоциировалась с уютным теплом.

— Привет! А ты чего здесь? — уже медленнее подходя к Станиславу, спросила она, неожиданно для себя счастливая увидеть его.

Договорив вопрос, мгновенно поняла, каким будет ответ. И оказалась права.

— Отвезу тебя на работу, в твоё ателье. Не возражаешь?

Она рассмеялась от удовольствия.

— В машине тепло? Тогда не возражаю!

— Я думал, ты скажешь, что рада, потому что я приехал, — несколько обескураженно проговорил Станислав, помогая ей сесть в машину.

— Я рада, что приехал ты, — едва удерживаясь от смеха (смешинка в рот попала?), важно начала Алёна и, снисходительно посозерцав его появившуюся улыбку, закончила, фыркнув: — У которого такая здоровская тёплая машина!

Он хмыкнул и сел за руль.

Пока она возилась с ремнём безопасности, всё размышляла о том, почему ей хочется не только шутить с ним, но и вышучивать его. Пытаясь быть психологом ("Философом!"), решила, что ей нравится быть бабочкой, которая летит на огонь. А потом похлопала глазами на неожиданный образ и пожала плечами: глупости. Ну и что, что он один раз сорвался? Тогда это было нормально — для подростка. Подростки они такие. Она и сама со своими родителями навоевалась в своё время, а ведь они не такие жестокие, каким был его дедушка... Причём слово "жестокие" к ним вообще сложно применить.

Да и... Сейчас-то вряд ли с ним такое бывает.

— А с работы ты меня тоже встретишь?

— А ты хотела бы? — быстро спросил он.

Девушка хотела насмешливо ответить: "А тебе не хотелось бы, чтобы за тобой на работу приезжал личный водитель?" Но что-то удержало её от насмешки. Может, его взгляд, когда он коротко посмотрел на неё. Может, нечто серьёзное в этом взгляде.

— Хотела бы, — спокойно отозвалась она. И добавила по странному наитию: — С тобой тоже уютно.

— Спасибо, — пробормотал он.

И больше до места они не разговаривали. Он остановил машину не перед крыльцом с парадным входом в ателье, а чуть сбоку от него. И Алёна была ему за это благодарна: не хотелось бы пересудов на работе или перетирания слухов.

— До четырёх? — спросила она с предвкушением.

Глядя на неё, он не удержался от улыбки.

— До четырёх, — согласился и уехал.

А она чуть не вприпрыжку побежала к дверям в ателье.

...В то время как Станислав вернулся к дому на "острове". Да, на этот раз он не стал ждать на остановке, а сразу подвёл машину к нужному подъезду и позвонил по мобильному. Кивнул невидимому собеседнику и сел в машину ждать.

Виталий Олегович вышел из дома с палкой, изогнутой рукоятью повисшей на одной руке, другой держал продуктовую сумку-пакет. Судя по её плоскому боку, в ней были отнюдь не продукты. А что-то вроде бумаг большого формата. Со Станиславом поздоровался спокойно и сел рядом с ним.

— С чего начнём? — с тревогой спросил тот.

— Сначала отъедем от дома. Наверное, лучше встать неподалёку от парка, что в старом центре города. А по дороге сделаю несколько звонков.

Первый звонок Виталий Олегович сделал на полпути к парку.

— Мироныч, приветствую... Да, Валентин, это я. — Старик покосился на Станислава и неожиданно для него сказал: — Чёрный Андрей умер... Есть новости, и кроме этой. Так что надо бы основательно поговорить. Сумеешь подъехать к центральному парку? Хорошо. Подожду тебя там.

Прежде чем звонить следующему, Виталий Олегович уже прямо взглянул на парня.

— Не коробит? — спросил он. — Что я так о твоём дедушке?

— Я знал дедушку, — сумрачно ответил Станислав. — Если вы между собой называли его Чёрным, по мне, так неудивительно. Нормально. Психовать не буду.

Пока ехали, Виталий Олегович обзвонил ещё четверых.

Когда закончил, машина, постояв немного на переходе, свернула вниз, к парку.

К воротам парка подъезжать не стали. Виталий Олегович оставил в машине сумку с бумагами и вышел. Станислав немного поколебался и встал рядом. Едва только они осмотрелись на местности, как оба заметили невысокого, довольно плотного мужчину, который спускался к ним вдоль территории средней школы. Поскольку фигура старика волхва у машины была видна издалека, то мужчина сразу направился к ним. В его руках тоже была трость.

— Доброе утро, — недовольно сказал Валентин Миронович, взмахом трости приветствуя Виталия Олеговича. — За каким... я вам понадобился?

На Станислава он не смотрел.

А тот сразу опустил глаза, будто стыдясь даже взглянуть на него.

— Давненько не виделись, — дружелюбно сказал Виталий Олегович, усмехаясь старому другу. — Вот... Хочу предложить тебе работёнку небольшую — в качестве наставника для молодёжи.

— Это для кого именно?! — поразился Мироныч.

— У Чёрного Андрея из семьи остались несколько ребят, которые почти ничего не умеют, но способности у них есть. Если мы не возьмёмся за них, по городу прокатится череда смертей. И мы будем в ответе за эти смерти.

— Чёрный с этой своей семьёй напортачил, — сварливо напомнил Мироныч. — Вот он и будет в ответе за них.

— Хорошо. Буду взывать к рациональности. Мироныч, как ты думаешь, что будет с городом, если по нему начнёт разгуливать Бука-Букачка?

Мироныч, чем-то похожий на Медвежонка из "Ёжика в тумане", аж поперхнулся, и ему пришлось откашливаться, прежде чем сумел просипеть:

— Это с чего она здесь появится?!

— А с того, что её натравили вот на этого молодого человека, — ткнул тростью в сторону обалдевшего Станислава старый волхв. — И не далее, как вчера, мне пришлось думать, как от неё избавиться.

— Но я не... — начал побледневший Станислав и замолк, с ужасом глядя на Виталия Олеговича.

— Если ты думаешь, что я всё придумал, то лучше так не думать, — усмехнулся тот. И обратился к Миронычу: — Полагаю, молодой человек не будет возражать и пустит нас в тепло машины. Там-то я тебе всё и расскажу.

Станислав не только немедленно открыл двери для двух стариков, но и сел сам, чтобы внимательно прислушаться к доводам Виталия Олеговича, что навья тварь была натравлена именно на него.

Но для начала Виталий Олегович попросил Станислава рассказать, с чего началось это дело с Букой-Букачкой. Что в семье думали — дело с ней простое, он уже знал. Но вот как происходило всё на месте, хотелось бы иметь представление.

И Станислав рассказал.

Они с братом приехали в тот дом, как всегда предупредив супружескую чету о своём визите. Те обрадовались. Спать не могли уже чуть ли не месяц. И ребёнок, естественно, тоже. Именно за его здоровье беспокоились в большей степени молодые родители. Мужчина даже доверительно сказал:

— Я сам строитель. На вахты ездил. Сон у меня хороший. Если спать хочу — дрыхну без ног, даже если в несколько дрелей где-то работают, а уж как они верещат — вы и сами знаете. Но эти звуки даже я не выносил, что у нас каждую ночь, да и днём бывает. Вроде всего лишь шёпот, но на нервы действует так, что... взбеситься можно.

Первым к квартире начал прислушиваться Роман, предположивший, что шёпот — это колдовской нашёпт. И пытался искать подложенную закрутку — это всякая дрянь, скрученная воедино: сухая трава, тряпки — всё, что можно потом подложить в дом, устроив настоящую порчу на человека. Роман ничего не нашёл. Но, пока искал, шёпот услышал и Станислав. Причём ему показалось, что шёпот этот раздаётся не в одном месте и не повсюду, а странный этот звук перемещается — сначала почудилось, из угла в угол.

Приехали вечером, поэтому семейство даже обрадовалось, когда вслед за шёпотом Станислав и Роман начали уходить из квартиры, постепенно спускаясь с четвёртого этажа. Постепенно — значит, по полчаса сидели на каждой лестнице, пытаясь определиться, куда именно в очередной уходит источник звука.

После полуночи пришлось снова сбегать в ту квартиру, чтобы разбудить хозяев и попросить у них ключи от подвального помещения. Мужчина, глаза семейства, хоть и сонный, но удивился.

— У нас сарайки там нет! — категорично сказал он. — Переехали мы сюда недавно, а старые хозяева свой сарай продали кому-то из соседнего подъезда.

— ...Молодой человек, — остановил рассказ Станислава Мироныч, — позвольте вопрос: вы узнали, кто был хозяином этой квартиры ранее?

— Нет, — повинился Станислав, сидевший впереди и развернувшийся к старикам полубоком. — Мы как-то не подумали.

— Не отвлекай, — недовольно сказал Виталий Олегович. — Ты не забыл, что всё произошло вчера утром, Мироныч? Ребята ещё от того ужаса оправиться не сумели, а ты уже о давних хозяевах... Хотя я тебя понимаю, — добавил он, и Мироныч хмыкнул.

А Станислав принялся за продолжение своего рассказа, стараясь вспомнить все детали происшествия.

Мужчина всё же отдал ключ от самого подвала, объяснив, что все жильцы имеют ключи на всякий случай — например, если вдруг придётся отключать воду, мало ли кто кого затопит по причине старых коммуникаций.

Братья сидели сначала прямо на пороге пристроя, прислушиваясь. Потом поняли, что звуки шёпота переместились вниз. Первым спустился Станислав — и неожиданно обнаружил, что брат не может подойти к нему. Более того — когда он сам хотел подняться, нечто невидимое, но твёрдое напрочь отказало ему в выходе наружу.

Посовещавшись, но пока ещё не испугавшись, братья решили найти подвальное окошко, чтобы попробовать — либо Роману влезть в подвал, либо Станиславу вылезти из него. Однако, когда Станислав перешагнул порог из пристроя в сам подвал, он расслышал такой отчётливый шёпот, что решил: он слышит слова!

— Правда, они были как будто на иностранном языке, — объяснил парень. — Ни одного слова не разобрал, хотя чётко произносилось... Ну... Я снова подошёл к той преграде и хотел предупредить Романа, что пойду снова по звуку. Но брата там уже не было. Он, наверное, уже пошёл искать подвальное окно, чтобы ко мне добраться.

А заинтригованный, но всё ещё не думавший об опасности Станислав опять очутился в том месте, где стали слышны слова. Постояв немного, он вдруг сообразил, что у него с собой айфон и что неплохо бы записать звук этого шёпота, потом попробовать отыскать подобные слова в рукописях деда — или в интернете. Расшифровать, в общем.

Айфон, едва он его включил, пыхнул и... погас. Удивлённый Станислав (на колдовскую мелочь и колдовскую работу у него на мобильнике стояла защита) попытался его... реанимировать, помня, что из дома взял мобилу с полным запасом зарядки. Но телефон был безжизненен и тёмен. Станислав пожал плечами, сунул его в карман и снова начал прислушиваться к темноте. А та позвала его — тем же чётким выговариванием странных слов. И парень поспешил за непонятым пока зовом. Идти пришлось среди понастроенных дощатых сараев, как в настоящем лабиринте, — только хуже, потому как логики в строительстве или расположении этих сараев он не видел. Опять-таки пробовал запомнить, как надо идти. Но увы...

Потом решил найти стену, чтобы хоть по ней определить, где находится. Но вышел в очередной более или менее просторный "отсек" этого лабиринта — и вот тут-то понял, что вляпался: из-за углового сарая выползала длинная змея, сияющая серым, с отблесками багрового цвета. Она собиралась всем своим странным и громадным телом на одном месте, постоянно изменяясь — да так, что в конце концов Станислав сообразил, что это не змея, а нечто, как минимум, бесформенное. Как будто... пыльная буря, заключённая в еле понимаемые границы.

И эта буря шептала таким многоголосием, что вскоре у парня заболела голова от попыток разобрать в этом хоре шепотков хоть что-то осмысленное.

Но и тогда он ещё не понял, что надо бояться.

Понял, когда "буря" внезапно кинулась на него — с мощными крокодильими лапищами, когти на которых просто потрясали.

Он шарахнулся назад, и получилось — в узкий простенок между двумя сараями.

— А там лежало какое-то дырявое ведро, — криво ухмыляясь, сказал Станислав. — Прямо мне под ноги — да ещё сзади. Я свалился.

И ему повезло, что свалился. Лапища с распяленными когтями пролетела над его головой, а непостижимый зверь, который всё никак не хотел иметь определённую форму, раздражённо рявкнул так, что опалил своим выдохом лицо парня.

И Станислав лихорадочно выбросил ведро куда-то вперёд — это был первый удар по зверю, который, кажется, возмутил чудовище, потому что зверь возопил, да так, что Станислав чуть не оглох. Судя по всему, зверь обозлился, что с ним хотели расправиться при помощи глупого оружия.

— Он до меня не дотягивался совсем чуть-чуть, — проговорил парень. — Я пытался уничтожить его, как умел это делать с другими порождениями Нави. Но с этим зверем у меня ничего не вышло. И, когда я понял, что ничего не могу ему сделать, пришлось вжаться в стену за этими сараями.

Лапа продолжала мелькать перед лицом Станислава, и парню всё казалось, что зверь не просто втискивается в его узкое убежище, но делает шаг за шагом к нему. А втискиваться зверю приходилось, потому что Станислав попал между двумя кирпичными сараями. Были бы, как большинство, деревянные — зверь, легко сломав их, убил бы парня за секунды.

— И я всё жалел, что за спиной обычная стена, а не стена с окнами, — глухо сказал Станислав. — Потому что сараи, насколько я понял, не строили к таким стенам — с окнами, впритык. И там можно было бы вдоль стены добраться до другого места... Если бы зверь мне дал шанс... А потом я вспомнил, что у меня есть науза осторожности, и понял, что жив только благодаря ей... А потом приехали вы и убили эту Буку-Букачку. Виталий Олегович, почему вы решили, что этого зверя послали по мою душу?

— Когда я был в подвале, волна его силы прошла мимо меня так сильно, что я увидел в ней назначение Буки-Букачки, — спокойно ответил Виталий Олегович. — И этим назначением было натравить её на тебя. Пока всё. Что скажешь, Мироныч?

Тот тяжело пожал плечами, снова напомнив Медвежонка.

— Согласен с тобой, — пробурчал он. — Надо их всех под своё крыло... Вот только... Виталий, ты уверен, что всех надо брать под крыло? Что-то у меня впечатление, что только двое в опасности — вот этот молодой человек и его брат.

— Логика, Мироныч, — напомнил Виталий Олегович. — Если даже братья погибнут, твари Нави будут разгуливать по городу. Так что мне, например, абсолютно всё равно, кого спасать — тех детишек, которых собрал Чёрный Андрей, или только этих двоих...

— Внуков Чёрного, — проворчал Мироныч.

— Молодых людей, которые жизни ещё не повидали, — уточнил Виталий Олегович. — И, может, это даже к лучшему, что нам придётся понянькаться с ними со всеми. Если бы даже не было Буки-Букачки, подумай сам, что могут натворить необученные молодые колдуны, если вовремя их не стреножить.

Мироныч пожал плечами, а Станислав отвернулся, слабо улыбаясь.

Глава восьмая

С утра работы мало, так что Алёна, по просьбе одной из девочек-швей, собиралась кроить за своим столом брюки, дожидаясь, когда ей принесут ткань на раскрой от стола администратора-приёмщицы ателье.

Там уже стояли три женщины-заказчицы, которые объясняли, что именно хотят пошить. Посматривая на стол администратора, Алёна невольно улыбалась: заказчицы, пришедшие с осенней чёрно-белой улицы, с удовольствием разглядывали светлый зал ателье — преимущественно в тёплых, пастельных красках. Она и сама, оказавшись на рабочем месте, радовалась мягкому свету.

Вникнув в принесённую выкройку, потянулась за мелками.

А через некоторое время подняла голову, рассеянно ища Катю, которая упросила её выкроить брюки. Странно. Обычно Алёна, аккуратно разрезая ткань, думала о том, как будет выглядеть заказчик в уже готовой вещи. То есть та же Катя. А сегодня перед глазами упрямо стоял Станислав, который, улыбнувшись ей на прощанье, садился в машину.

Попыталась отделаться от мыслей о нём, но в процессе раскроя забылась и начала представлять, как он приедет за нею в конце рабочего дня (она с досадой взглянула на настенные часы: что это с ними? Стрелки еле-еле доползли к десяти!), как он снова спросит, не хочет ли она перекусить в кафе, а она снова скажет... А если он опоздает? Мало ли у него какие дела, кроме тех, что в "семье".

На этом она остановилась, поразившись: это что?! Она себя в его "семью" записала?! Помотала головой, отгоняя неприятные мысли, а потом задумалась: с чего бы это они неприятные? Если она в его "семье", будет его чаще видеть. Да и "семья", если мозгами пораскинуть, уже не его, а... всеобщая?

Дальше подумать не удалось. Она сложила раскроенные детали брюк, сбегала отнести Кате. А потом принесли первую ткань, пришлось вдумываться в то, что говорит ей администратор и заказчица... Рабочий день начался.

Когда бабуля впервые привела Алёну в это ателье, девушку, которая в кройке-шитье совсем не разбиралась, сразу поставили на самую дефицитную работу. Правда, для начала — ученицей, естественно. Двух месяцев хватило, чтобы Алёне начали поручать самостоятельный раскрой вещей попроще. А уже через следующие два месяца доверяли выкройки ("выкрики" — запомнила она с детства от мамы странное словечко) к сложным моделям. Заведующая залом раскроя (на деле — помещение, отгороженное от других столами и низкими шкафчиками) ещё долго восхищалась быстро наработанным навыком Алёны. А девушка думала, что помогли ей наузы. И не колдовски помогли, а по-бытовому: научилась Алёна читать порой весьма изощрённые схемы к ним — может, это и стало подспорьем в новой профессии.

В ателье Алёне нравилось. Быстро сдружилась со всеми "девочками" в возрасте от двадцати до шестидесяти лет. Когда появлялся вынужденный из-за отсутствия работы перерыв, она доставала тесьму и вязала узлы. Коллеги считали, что она занимается чем-то, вроде примитивного макраме, и не приставали с просьбами сплести и им. Слишком уж невзрачными — в сравнении с тем же макраме, например, казались эти наузы.

...Загудел мобильник, поставленный "на тишину" Личный телефон был оплетён наузами, которые не давали колдовской силе Алёны повредить электронную начинку мобильника. Чуть-чуть раздвинув петли наузы, Алёна подняла брови: номер незнакомый.

Терпеть не могла отвечать на такие. Но нехотя ткнула в кнопку.

— Когда у тебя обед? — спросили голосом Станислава так близко, что, почудилось, он проговорил вопрос прямо в ухо.

Что, впрочем, так и было.

— А ты приедешь? — обрадовалась Алёна — да так, что сама смутилась.

Зато парень немедленно заулыбался её радости, что она и услышала, когда он быстро ответил:

— Очень хочу приехать.

— Не любишь дома обедать? — начала она гадать, посмеиваясь. — Или ты слишком далеко от дома?

— Скорее — второе, — туманно отозвался он. — Ну, так что? Или ты ходишь в кафе с коллегами? У тебя ведь наверняка подруги есть на работе?

— Э! Э! — шутливо рассердилась она. — Пригласил, а теперь в кусты? Обед-то у нас с одиннадцати до двенадцати! Захочешь ли сам на такое короткое время приехать?

— К которому кафе подъезжать? — уже деловито спросил он. — К тому, что в соседнем доме от ателье? Или есть другие, о которых я не знаю?

Она сразу подумала о том, что, если он подъедет ко второму кафе, то придётся встретиться с ним прямо там. А если к соседнему дому, то они встретятся и проведут вместе больше времени. Не додумав, зачем ей вдруг понадобилось проводить время вместе с ним, заторопилась:

— Оставь машину, где утром оставлял. Я тебя подожду — и вместе пойдём в ближайшую кафешку.

— Согласен.

И отключился.

А Алёна перевела номер его мобильного в телефонную книгу, а потом с недоумением сосредоточилась на своём странном желании задержать его подольше рядом с собой. А потом... Пожала плечами и с огромным энтузиазмом накинулась на следующие принесённые ткани. Был момент, когда она даже рассмеялась вслух, вспомнив смешное присловье: работа в руках горит. Сейчас за готовыми выкройками только и успевали подходить к её столу. За полчаса до выхода девушка осталась без работы. Помешкав и прикинув, что пока заказчиков больше нет, она подошла к Нине, заведующей, и неловко попросила:

— Можно, я выйду на обед пораньше? Меня в кафе пригласили.

— Иди, — пробормотала та, что-то поспешно записывая в деловой журнал.

Алёна быстро сбегала в туалет, чтобы расчесаться и заново собрать волосы, а также мазнуть помадой по губам. Шапку надевать не стала — накинула капюшон и выбежала на крыльцо. До приезда Станислава — десять минут.

Однако и он успел освободиться раньше. Только она скромно встала за углом ателье, как к ней свернула машина. Она замахала рукой, будто он мог проморгать её присутствие. А в следующий миг застыла: по впечатлениям, машина ещё только останавливалась, а он уже вылетел из неё — и бегом к ней. Опомниться не успела, как Станислав крепко обнял её и зашептал:

— Пожалуйста, пожалуйста... Не ругайся, ладно? Я только немного... мне нужно...

И замер сам.

Заледеневшая от испуга, Алёна стояла так напряжённо, что чувствовала: если он разомкнёт объятия, она упадёт, потому как встала неловко — как будто в падении к нему. Но секунда — и он шагнул к ней сам, и стало более... комфортно. Так, что спустя минуту она прочувствовала его тепло через несколько слоёв их одежды... Ну да, комфортно... Если не считать того, что она просто-напросто не понимала, что происходит. А потому в панике думала о том, что эта торцовая стена дома с ателье — без окон, и это счастье, что про неё потом не будут трепать языками...

Но Станислав словно окаменел, ничего не объясняя, и она поневоле прислушалась к нему. И встревожилась: руки обнимали её достаточно жёстко, но не стискивая. Дёрнись она выскочить из объятий — уйдёт легко. И всё же она слышала, как стучит его пульс — так сначала показалось. А когда шагнул к ней, догадалась, что он до такой степени то ли взбудоражен, то ли обеспокоен чем-то, что сердце у него и впрямь бьётся... как будто он... падает куда-то в пропасть. И встревожилась сама. Начала вникать — и ощутила, как он часто дышит горячечным теплом ей в ухо, почти зарывшись лицом в её капюшон.

Потом его руки обмякли, и он опустил их, одновременно виновато склонив голову.

— Ты... не обиделась?

— Пока не знаю, — напрямую сказала она. — Если бы ты мне сказал, что случилось, я бы легче приняла... ну, это всё.

— Я... потом, ладно? И... спасибо.

— Что не сбежала? — обескураженно спросила Алёна.

— Ну, и это тоже, — хмуро сказал он. И оглянулся то ли на машину, то ли на предполагаемое кафе. — Ты теперь откажешься идти со мной? В кафе?

— Обрадовался, — в тон ему сказала она. — Пригласил — веди.

Он немедленно повеселел и предложил руку — прямо-таки как даме из общества. Так Алёна оценила. Но про себя решила, что, как только у него изменится настроение, с него живого не слезет, пока он ей не расскажет всё, что с ним случилось такого кошмарного. И сама собственным мыслям удивилась: почему она вдруг решила, что случилось что-то кошмарное?

В кафе он был привычным — спокойным. Сам всё заказал, когда Алёна призналась, что не знает, что выбрать. Сам заплатил за обед, хотя девушка на всякий случай деньги с собой захватила, да и карточка при себе. Всё-таки она его плохо знала.

Болтали о чём угодно, только не о том, что случилось за углом ателье.

— Вот, отдала тебе наузу, а она тебе не пригодилась, — вздохнула она в один момент.

Он так поразился, что откинулся на тяжёлом стуле.

— Как это не пригодилась?! Если бы не науза, я б с тобой сейчас здесь не сидел!

— Да, но ведь науза — осторожности!

— Если бы я не поосторожничал и не взял её с собой... Вот в чём был её смысл! Ты — наузница и не веришь собственным наузам?! И, кстати, почему ты говоришь — науза, а я слышал — науз?

— Потому что ты мужчина! А мне нравится — науза! Тем более — говорят и так!

Собственное подвешенное состояние, из-за того что Станислав напугал её неожиданным объятием, потому что, кажется, был напуган сам, она чувствовала очень отчётливо. А потому, взволнованная не менее, принялась... дразнить его, что подаренная ему науза своего назначения не выполнила. Он же на полном серьёзе стал доказывать, что науза сплетена идеально. И, в конце концов, Алёна потихоньку выудила из него всю историю с Букой-Букачкой.

Так что до конца её обеденного перерыва они обсудили, насколько сложно вызывать тварь навьего хаоса и насколько был силён колдун, осмелившийся на это дело. В беседе Алёна старалась обходить тему, кому понадобилось натравливать Буку-Букачку на молодую семью. Но Станислав внезапно сказал:

— Твой дедушка думает, что Букачку натравили не на них, а на меня.

— Почему он так думает? — растерялась она. О словах деда, что в волнах силы навьей твари он чуть ли не учуял её назначение, она помнила, но...

— Букачка заманила нас с братом к тому пристрою. А потом отсекла Романа от меня. Виталий Олегович считает — это главный аргумент, что её вызвали на меня.

— Ага, такая важная персона ты у нас, да? — ответила она, стараясь высказаться как можно ядовитее, причём так, чтобы эту едкую насмешку Станислав услышал и понял, что девушка его снова поддразнивает. — А я тебе скажу ещё версию, что это нападение на тебя было только случайностью!

— Ну-ка, ну-ка, и что за версия? — искренне заинтересовался Станислав.

Алёна твёрдо уверовала: он приехал расстроенный из-за слов её деда, что навья тварь должна была убить именно его. А потому уже серьёзно объяснила:

— Я так думаю, потому что тварь была науськана именно на ту семью — когда? Ты сам говорил, что там чуть не месяц страдали от шёпота и всего остального. Что? Целый месяц Бука-Букачка ждала, когда ты там появишься? И тот, кто её натравил на семью, точно знал, прямо уверен был, что именно вы с Романом поедете туда? Но ведь у вас "семья" большая, насколько я поняла! А если бы твой дедушка не умер? Мне кажется, он мог послать в тот дом кого угодно — и необязательно вас с братом, двоих!

Она видела: он и хочет возразить, но ему и нравится её версия. И сердилась на своего деда: зачем он об этом сказал ему?!

Кажется, посомневавшись, парень всё же принял её версию и в дальнейшей беседе они больше не вспоминали о Буке-Букачке.

Поэтому она и попросила его рассказать о ребятах, которые пришли вчера на обучение к её деду, и Станислав описал каждого из них так, что она запомнила не только их имена, но и особенности их силы. Вчера-то она не сразу всё усвоила. И ещё добавил, что та девочка, Лиза-погодница, — подружка Романа.

— Сегодня нас будет больше, — неожиданно сказал Станислав. — Ребята вчера вечером звонили тем, кто ушёл из "семьи", и рассказывали о твоём дедушке и его занятии с ними. Вернутся почти все.

— Почему — почти?

— Почти — это опытные, взрослые колдуны. Если даже они узнают о Виталии Олеговиче, не придут. Мой дедушка со многими обошёлся... — он замолчал, подбирая слова. — Плохо. Использовал и шантаж. И угрозы. Одна надежда, что Виталий Олегович сумеет поговорить с теми опытными, кто не побоится просто взять на себя те дела, которые нам не по зубам. Или не по времени, которого очень мало на все дела. Я очень... надеюсь, что у твоего дедушки получится с ними поговорить...

Они посидели ещё немного, болтая уже о погоде, а потом он проводил её до ателье.

Прежде чем ей выйти из-за угла здания, они оба как-то одновременно не только замедлили шаг, но и остановились. Алёна всё ещё держалась за его руку. Оглянулась на него. Станислав смотрел странно — нерешительно, как будто не знал, как прощаться до вечера. А вот она нисколько не сомневалась. Встала чуть на цыпочки и поцеловала его в щёку. После чего рывком выпростала руку, не слишком крепко прижатую его локтем, и побежала на работу.

Снимая плащ у вешалки, призналась себе: что там на самом деле у него случилось — ей неважно. Важно, что он пришёл к ней, а не к кому другому. Объяснить же, почему это важно — сама себе не сумела.

Пришла за десять минут до конца перерыва. Некоторые девочки доедали принесённые домашние обеды, собравшись компашками. Кто-то болтал, сидя с личными чашками у кулера. Некоторые приглядывались к работе, которая лежала на их столах и на швейных машинах. Алёну позвали в одну компанию почаёвничать, но она со смешком покачала головой: выпитый в кафе кофе был замечателен, и сбивать его вкус не хотелось... Она вдруг прикусила губу — вкус его, Станислава, дыхания.

Много думать о том не дали.

Позвонил дед.

— Насколько я помню, у тебя ещё обеденный перерыв?

— Да. Что-то случилось? — осторожно спросила Алёна.

— Пока ничего, — задумчиво ответил дед. — Но мне бы хотелось, чтобы ты сплела наузу "Жива". Причём из двух нитей — чёрного и красного цвета.

— Такая сильная нужна? — удивилась девушка.

— Именно.

— А для кого и с какой именно целью? У "Живы" несколько назначений — ты и сам про это знаешь.

— Для Станислава, — внезапно ответил дед. — С целью сохранения спокойствия.

У Алёны перехватило дыхание, когда она поняла, что происходит со Станиславом.

— Он... ходит по грани? — сумела спросить она.

— Да. И потому ему нужна поддержка.

— Ты думаешь, Буку-Букачку именно поэтому на него натравили?

— Поэтому. И Бука-Букачка — не последнее, что его ожидает. Удивляюсь его воле, что в том подвале он не сорвался до нашей помощи.

— Алёна! — позвала заведующая.

— Всё, деда, мне пора работать. С наузой всё поняла, сделаю.

— Спасибо, внуча.

Неопределившийся колдун всегда ходит по грани. Чёрные и белые — разница всё-таки есть. Есть чёрные, в ком ещё осталась толика сил, приемлемых для белого колдуна. Станислав из таких. А грань — она постоянно подстерегает неопределившихся и подсовывает им неожиданные ситуации, где колдун вынужден определиться. Если однажды он обратится за помощью к силам чёрным, вытаскивая их из чёрной действительности, он навсегда останется частью Нави. А это и характер, и жизнь...

Нина, позвавшая её, напомнила, что девушка хотела сбегать в комнату-склад, чтобы посмотреть там тесьму. Потому, пока есть время, пусть бежит. Заручившись её поддержкой и тоже напомнив, чтобы звонили, если она вдруг задержится, Алёна побежала в самый конец длинного здания. Здесь её встретила кладовщица, с которой они были хорошо знакомы за время работы Алёны.

— Привезли много, — сообщила кладовщица. — Какие нужны?

— Денег пока мало — до аванса-то, — сказала Алёна. — Возьму только красную и чёрную. Хотя нет — синяя есть? Давайте и её.

Затем кладовщица посчитала, сколько стоит выбранная тесьма, и Алёна жадно сгребла (захапала — по собственным впечатлениям) с её стола свои покупки и побежала назад. "Живу" она плела не впервые. Но, поскольку ей, предупреждённой, сейчас предстояла серьёзная работа, требующая особой сосредоточенности, она решила плести наузу только тогда, когда будет побольше времени. И, уже подойдя к своему столу, продумала, где именно она может вязать узлы. Ведь, судя по всему, дед хочет, чтобы она сплела оберег до конца работы. То есть, когда Станислав приедет к ней, она должна будет отдать ему "Живу". Но специально надо будет сказать, что это не подарок.

А если он тогда не захочет взять узелковый оберег?

Пока она кроила новую ткань на своём столе, кивнула себе: чтобы не было подозрительно, она сплетёт наузы и для остальных учеников из "семьи".

Нина подошла вовремя, чтобы сказать:

— Кажется, на сегодня раскроя больше не будет. Хочешь уйти пораньше?

— Нет. Подожду, — отозвалась Алёна. — Помнится, иногда и к вечеру могут принести заказ. Лучше... Нина, можно, я посижу у тебя в кабинете?

— С плетёнкой своей? — улыбнулась заведующая залом. — Сиди! Чего уж там...

В собственном кабинете Нина бывала редко, только если документы оформляла на своих работниц или на материал, вроде мелочи: пуговицы, нитки, та же тесьма и прочее. Так что Алёна со спокойной душой засела в её комнатушке, пристроившись ближе к окну: вечерело быстро, а красный и чёрный цвета в постепенно подступающей темноте пропадали, раздражая глаза.

И она начала плетение наузы в две нити двух сильных цветов, сосредоточившись на образе Станислава, на желании помочь ему, чтобы он всегда был спокойным и не реагировал слишком сильно на всякие дурацкие раздражители, которые порой всем встречаются в жизни...

...Станислав посидел в машине и вздохнул. Подоплёку своего желания обнять Алёну он знал. Но что двигало девушкой, которая решилась поцеловать его — пусть и в щёку? Благодарность за обед? Надо бы считать именно так, чтобы потом не нервничать, что обманулся...

До самого обеда он не думал о встрече с Алёной. Была пара минут, когда он размышлял, не пригласить ли её снова в кафе, чтобы посидеть, поболтать. Она... понравилась ему. Вот так просто. Просто захотелось, чтобы она чаще была рядом. Когда он изредка задумывался, зачем она ему, слов не находил, но оставалось впечатление, что она заполняла какое-то пустое место — не в его жизни. Так высокопарно он о таком не думал. Нет, она заполняла место возле него.

Его семья всегда была странной. До того как пойти в школу, он этого не понимал. Но с малолетства был внимательным. И увиденное в школе отношение родителей к своим детям насторожило его. Он-то привык в своей детской жизни чаще видеть рядом дедушку Андрея, чем отца и мать. Нет, отец тоже бывал рядом часто, но мать всегда бегала мышкой где-то... в стороне. Порой ему, маленькому, хотелось побыть рядом с ней. Но требование дедушки к родителям держаться подальше от их собственных детей постепенно уводило мальчишек от настоящей семьи.

А в школе он видел, как встречают учеников матери — и завидовал всем: и бегущим к родителям мальчишкам и девчонкам, и женщинам, и даже мужчинам, которые наклонялись, чтобы поймать своих в заботливые руки и обнять их, а то и поцеловать.

Попытки повторить то же самое со своими родителями заканчивались недоумением: мать с огромными от страха глазами смотрела чаще не на сына, а на входную дверь в свою комнату — так страшилась появления дедушки, а отец лишь разводил руками. И тоже оглядывался.

С дедушкой он не пытался повторить увиденное в школе. Слишком хорошо понимал, что может произойти.

Уже повзрослев, он понял, что дедушка таким отношением к нему и к Роману добивался, чтобы оба внука стали идеально чёрными. И начал сопротивляться. Да ещё успел настроить против дедушки младшего брата.

С братом было легче. Они делили одну комнату пополам. Вместе учили уроки, а значит — общались так, что дедушка, когда засекал это общение, орал, как бешеный. Он мог ворваться в комнату братьев в тот момент, когда они смеялись над чем-нибудь, и постараться довести обоих либо до слёз — чаще попадался Роман, либо до желания ударить его — Станислав сжимал кулаки и отворачивался, потому что пока ещё его держали наставления родителей: быть с дедушкой вежливым и учтивым.

Сегодня он чуть не сорвался.

И виной тому было не чувство ненависти.

Первого колдуна, волхва Мироныча, он знал. Тот тоже был в "семье" подневольным. Дедушка Андрей уважал его, но тем более любил либо сказануть ему что-то неприятное для колдуна, либо унизить при остальных.

Потом появился второй. Этот был незнаком ему. Но, когда Виталий Олегович провёл короткий ритуал знакомства, тот брезгливо сморщил губы: так подействовало имя дедушки Андрея — знал Станислав. Но второй, Павел Ильич, всё же взял себя в руки и общался со Станиславом довольно ровно.

А вот третий... Третьим был псих Анатолий Никитич. Он недавно ушёл-таки от "семьи", расплевавшись с дедушкой так, что тот впал в неистовство, пока ругался с ним. Крик стоял такой, что все боялись даже заглянуть в кабинет дедушки, где ссорились два колдуна. Боялись не потому, что могли попасть под раздачу, а потому, что два колдуна, ругаясь, в бешенстве испускали такие силы, что в помещение к ним было не войти.

И этот Анатолий Никитич...

Услышав, что приближается третий, вызванный Виталием Олеговичем, Станислав обернулся посмотреть, кто это.

И затаил дыхание — даже нет, дышать перестал, когда тот немедленно завопил:

— Виталя, ты меня вызвал, чтобы я... не с тобой, а с этим ублюдком?! Стакнулся с "семейкой" Андрея, да?! Да чтобы я к тебе когда-либо снова подошёл!!

— Анатолий, заткнись! — неожиданно рявкнул Виталий Олегович.

А Мироныч, как ни странно, стукнул посохом по асфальту.

— Вы мне рот не заткнёте! — завизжал Анатолий Никитич.

Станислав не выдержал, отвернулся, лишь бы не видеть, как его обрюзгшее, квадратное лицо затряслось от ненависти жирноватыми складками.

Но тут вступился второй, что Станислава поразило.

Павел Ильич шагнул к вопящему колдуну и замахнулся на него посохом. Всего лишь замахнулся, пугая, заставляя замолкнуть.

От новой неожиданности Анатолий съёжился и завыл:

— Вы из-за этого ублюдка на меня, да-а? Эта мразь меня всю жизнь в ихней "семейке" унижала, а вы за него заступаетесь?!

— Успокойся, Анатолий, мы сейчас здесь не для этого собираемся! — попробовал увещевать его Виталий Олегович.

И только Мироныч спокойно, но внушительно, перебивая вой, высказался:

— Отпустить бы его, Виталя. Сломал его Чёрный Андрей — сам видишь.

— Слома-ал!! — завизжал тот. — Слома-ал!! И этого щенка надо сломать, чтобы жизни ему, как мне, не было! Ишь, стоит, ухмыляется, гад!

Станислав быстро зашёл за машину и сел на место водителя. Лишь бы с глаз этого психа долой. Ссутулился. Закрыл глаза. Но так крики психа стали ещё пронзительнее. Парень глаза открыл и тупо уставился на руки... Но тот продолжал вопить, так что Виталий Олегович переглянулся с Павлом Ильичом, и они подошли к психу, чтобы взять его под руки и увести куда-то подальше от машины. Мироныч стоял неподалёку и смотрел им вслед. Примерно понимая, что старый волхв сейчас если не думает, то вспоминает, Станислав старался дышать замедленнее, вспоминая практики, чтобы не сорваться.

Два волхва вернулись без Анатолия Никитича.

— Поезжай-ка ты немного отдохнуть, — велел парню дед Алёны. — Приедешь сюда часа через два. А мы сейчас прогуляемся в парк, посидим там, заодно посмотрим бумаги, которые мне выдал твой отец. Поезжай и не думай про Анатолия.

Благодарный, Станислав быстро уехал от парка, а по дороге запаниковал. Куда ехать-то? И вспомнил об Алёне. Представил себе её славное лицо с любопытными тёмными глазами... И приехал к ней. И увидел, какая она... не то чтобы спокойная, но похожая на охапку опавшей листвы, которую теребит ветер, то взмывая вместе с нею в воздух, то шурша по травам и земле — легкомысленно и счастливо. И инстинктивно потянулся к беспечному покою девушки, кажется немного напугав её при этом. Но она приняла положение, при котором не надо ни о чём спрашивать. И он постепенно успокоился.

Глава девятая

К концу рабочего дня Алёна могла считать себя передовиком производства. Бегая из кабинета заведующей к своему рабочему столу и обратно, она успела раскроить три платья, брючный костюм и две юбки. Как часто бывало и как она сама предполагала, основные заказчики шитья начали приходить после обеда. Поглядывая по сторонам, на другие столы раскроя, она видели, что и напарницы не сидят без дела, что значит — дела в ателье идут неплохо, и, возможно — в получку светит премия, хоть и небольшая, но ведь так приятно получить чуть больше ожидаемого!

А в кабинете непосредственного начальства, благо был он обычной комнатой с обычными стенами, Алёна сплела наузу сначала для Станислава, а потом и десяток штук — для всех тех ребят из "семьи", кто не откажется от оберега.

В конце рабочего дня вышла из ателье вместе со всеми девочками, полная предвкушения, что где-то неподалёку её ждёт личная машина. И точно. Забежала за угол здания, а там Станислав — стоял у двери к водительскому месту и смущённо смотрел на приближающуюся к нему девушку. Алёна, вообще-то, и сама смотрела на него с интересом. Объятия были. Пусть теперь она и знала, что он в обед приехал к ней успокоиться. По словам деда поняла. Поцелуй тоже был. Но поцеловала она. Догадается ли он поцеловать её сам? Пусть даже только в щёку. Но почему-то так захотелось, чтобы он шагнул к ней навстречу и поцеловал, не обращая внимания на участившееся под вечер движение вокруг и около ателье!

Хорошо — успела подумать, что именно нужно сделать, чтобы не ждать у моря погоды. На последних шагах подбежала к машине, смеясь, и, запрокинув лицо, ткнула пальцем в свою щёку, встав перед парнем вполоборота.

— Твоя очередь! — радостно выпалила она.

Может, шутливый тон подействовал, может — ещё что, но Станислав не колебался: быстро обнял её плечи и мягко коснулся её щеки сухими губами. "И что? — решила Алёна, добившись своего. — Ну и что, что дружеский поцелуй! Потом разберёмся, но пока мне нравится. И пока... он должен мне доверять!"

Сели в машину, но Станислав только и успел закрыть за собой дверь, как Алёна заявила:

— С тебя десять рублей!

— Что?!

Он так обалдел, что Алёна, и так летевшая на волне, которую обозвала авантюрной, просто-напросто расхохоталась.

Успокоившись, объяснила:

— Я сплела для всех, кто будет учиться у моего деда, наузы для здоровья и благоденствия. (О спокойствии она, естественно, умолчала.) Эта науза называется "Жива". Чтобы наузы не были подарком, я продаю их за десять рубликов. Ну? У тебя найдётся монетка?

— Найдётся, наверное, — усмехнулся он, наконец, и полез в карманы куртки.

Пока он искал мелочь, она выполнила придуманное ею действо, чтобы он взял личную, только для него сплетённую "Живу". И не догадался о том.

Станислав победно протянул ей ладонь, на которой лежала тёмно-жёлтая монета.

— Нашёл!

— Подожди! — строго сказала Алёна и спрятала руки за спину. — Выбирай. В какой руке твоя? В левой? В правой?

Она собиралась мухлевать. Если бы он сказал — в правой, легко переложила бы из левой руки единственный спрятанный браслет с наузой в правую. Но парень сказал то, что она интуитивно ожидала:

— В левой.

И Алёна немедленно показала ему левую ладонь, на которой красовался нитяной браслет с красно-чёрной наузой. Обменяв таким образом свою монету на браслет, Станислав тут же надел его на запястье. Пока надевал, она успела взять ещё один и показать ему — уже чёрно-синий. Но парень тут же замотал головой: чёрно-красный ему понравился больше. И присмотрелся к нему. По его застывшим глазам Алёна сообразила, что он перешёл на колдовское зрение — увидеть силу "Живы". Перешла на иное зрение и сама, с любопытством приглядываясь к его запястью. И вздохнула от полноты впечатлений: сила наузы в этот момент объединялась с его личной силой, так что именно поэтому "Жива" сияет всё ярче и ярче.

Пока машина стояла на месте, Алёна показала Станиславу целую кучу других науз "Жива", и он заметил:

— А чёрно-красная одна.

Догадавшись, что парень ни сном ни духом об ещё одном назначении "Живы", Алёна спокойно ответила, благо загодя продумала объяснение:

— Остальных ребят я пока плохо знаю. Но ты заботишься обо мне, и мне захотелось сплести тебе что-то особенное. Или чёрно-красное, или чёрно-синее. Красного было мало, а синего, как сам видишь, много. Ты выбрал то, чего не видел. Значит — эта "Жива" твоя. Вот и всё.

Улыбаясь, он взглянул на своё запястье и повторил за ней:

— Вот и всё. Но, если лично для меня, почему десять рублей?

На это Алёна только фыркнула:

— А то ты не понял. Я ж сказала — чтобы науза не была подарком. Хватит с меня одной наузы на осторожность! Как вспомню Буку-Букачку, как она вертелась и лезла ко мне со своими когтищами! А я сижу — и сделать ничего не могу, только в стенку втискиваюсь... Не, больше никаких подарков!

— А с остальных тоже монетки возьмёшь?

— Лично для меня, наузы — это увлечение, — пожала она плечами. — Если от "Живы" не откажутся, если каждый даст мне по монетке, я верну себе цену тесьмы, а многого мне и не надо. И напомню, что колдовской привязки тоже не получу — ни от кого.

— Согласен, — задумчиво отозвался Станислав.

И замолчали, выезжая из пока что не освещённых переулков в надвигающуюся темноту конца октября.

Как выяснила Алёна уже в доме Станислава, одно дело — сказать, что готова распродать свои наузы за копейки, другое — решиться на действие с малознакомыми людьми. И совсем не знакомыми: к семи виденным вчера молодым колдунам сегодня прибавились шестеро.

Выручил Станислав.

В квартиру вошли — он помог девушке снять плащ, чтобы затем повесить его на вешалку и убрать в шкаф-купе. Затем ввёл в гостиную, где ко вчерашнему столу сегодня добавили ещё один. И прямо с порога сказал:

— Привет. Для тех, кто не знает. Это Алёна — наузница.

Он представил её с какими-то странными интонациями. Ещё не разобравшись, в чём дело, Алёна про себя закончила его "тронную речь" интуитивно: "...наузница и моя подруга". Станислав этих слов не произнёс, но они как-то логично прозвучали в её воображении. Про себя же девушка решила: пока промолчит, но, если он что-то себе из "этой оперы" захочет позволить — получит не хило. А пока она приветливо улыбнулась всем — и знакомым, и пока не представившимся:

— Здравствуйте.

Ответили вразнобой — и не все.

Станислав спокойно довёл её до брата и его подруги — Лизы, рядом с которой и усадил Алёну, и пристроился рядом. И тут же отогнул манжет свитера, через Лизу показывая брату свой браслет с наузой.

— Это что? — загорелись глаза у Романа. — Хочу такой же!

Алёна, которая смотрела ему в лицо, увидела сразу: младший брат Станислава на "Живу" взглянул глазами, уже исполненными колдовского зрения. Может, поэтому у него сразу вырвались слова: "Хочу такой же!"

Удивлённая Лиза тоже посмотрела на Романа и мгновенно уставилась на наузу — уже не так пренебрежительно, как в первый раз. То, что Лиза начала присматриваться к наузе колдовски, стало ясно по её лицу: напряжённое до сих пор, оно смягчилось, и девушка даже улыбнулась.

А Станислав всё испортил.

Он взял у Алёны всю кучу прихваченных ею науз. Не успела она и слова сказать, как он вывалил их в подставленные от неожиданности ладони погодницы и велел:

— Обойди всех и собери с каждого по десять рублей. Быстрее, пока не начали.

Лиза мгновенно перестала улыбаться, но кивнула ему и встала.

— Подожди! — вскинулась Алёна, до которой только-только дошло, что происходит. Но Станислав удержал её на месте, взяв за руку. — Верни её!

— Не волнуйся, она быстро всех обойдёт... — начал он, но Алёна перебила:

— А я сказала — верни её!

— Алёна, ты что? — удивился он.

Но девушка свалилась на место, кусая губы, чтобы позорно не разреветься, и смотрела, как Лиза собирает монетки и раздаёт её наузы недоумевающим молодым колдунам.

И, как будто ставя большую точку в этой унизительной торговле, в гостиной появился дед, а с ним отец Станислава и Романа — Юрий Андреевич, и ещё трое волхвов, из которых насторожённо присматривалась к ребятам одна женщина.

Дед с удивлением проследил, как Лиза поторапливает двух молодых колдунов найти монетки. Сузил глаза на наузы — и оглядел стол в поисках внучки.

Алёне захотелось провалиться сквозь землю из-за его вопрошающего взгляда.

Но дед отвернулся и сел во главе стола, о чём-то негромко переговариваясь с незнакомыми волхвами (Мироныча Алёна знала), пока те рассаживались по обе стороны от него.

Взгляд на Станислава — и горячо захотелось стукнуть его: он с ухмылкой следил, как возвращается Лиза, сжав монеты в кулачке.

— Ты... — вполголоса и сквозь зубы выговорила Алёна, и парень немедленно обернулся к ней на странные интонации. — Ты... ("Скотину" она проглотила, хотя очень хотелось выплюнуть в него.) Ты обесценил мою работу! Кто тебе позволил распоряжаться моими наузами?..

— Что я сделал не так? — вызывающе спросил Станислав. — Ты хотела получить за работу монеты — я помог тебе!

Злая и обиженная до слёз, она прошипела, не обращая внимания на замолкших Лизу и Романа, которые смотрели на них:

— Справа от тебя сидит! Подойди и возьми его наузу! Она пустая!

Несколько секунд он бесстрастно смотрел на неё, не понимая. Потом перевёл взгляд на старших, которые всё ещё переговаривались между собой, и встал. Ближайший к нему парень, по-птичьи глазастый из-за круглой формы глаз, послушно отдал ему купленную наузу. Со своего места Алёна наблюдала, не в силах совладать с плаксиво опущенными уголками губ: науза не сияла, а едва-едва тлела, словно её сплёл обычный человек. Чтобы разглядеть это тление, надо обладать сильным колдовским зрением.

Кажется, Станислав не поверил своим глазам: он снова оттянул манжет со своей кисти и уставился на запястье, вокруг которого разливалось сильное сияние.

Алёна вздохнула: парень, к которому подошёл Станислав, с откровенной завистью любовался чёрно-красной наузой.

Дед, поглядывая на парней, всё ещё разбирался с бумагами, одновременно что-то объясняя Юрию Андреевичу и взрослым волхвам.

Она встала и подошла к Станиславу, который встревоженно разглядывал "Живу" парня, кажется пытаясь определить, что же с ней случилось. Девушка без слов отобрала у него наузу и обратилась к молодому колдуну:

— Хочешь такую же сильную?

— Конечно, хочу!

— Вытяни руку ладонью кверху, — скомандовала Алёна и сама надела ему браслет с "Живой".

Уставились на надетый нитяной браслет оба: чуть только Алёна закрепила нить, над наузой будто медленно рассвело, а потом сияние обхватило всё запястье молодого колдуна.

Кивнув не представленному ей глазастому парню (вчера его точно не было), Алёна вернулась на своё место.

Дед начал занятие со знакомства молодых колдунов с городскими волхвами.

Севший рядом Станислав сначала помалкивал, но долго не выдержал:

— В чём дело? С наузами?

— Ребята должны были захотеть себе "Живу". А ты заставил их купить её — как вещь, которая им то ли нужна, то ли нет, — тихонько огрызнулась девушка. — У тебя — что? Привычка такая — решать за всех? Дед говорит — с колдовством такое не проходит!

— Я хотел тебе помочь, — буркнул он.

— Прежде чем помогать, стоит спросить, надо ли, — уже проворчала она. — А теперь и деда мой всё видел. Ужас, как стыдно: внучка — торгашка!

— Я... я объясню ему, что это я виноват.

— Не надо. Сами поговорим. Он умеет слушать.

Сказала и замолчала, глядя на старших и стараясь вникнуть в объяснения. И скрестила мизинцы — не забыть всем молодым колдунам собственноручно повязать браслеты с наузой, чтобы "Жива" снова засияла.

Когда поняла, что дед объясняет, каким образом он будет делить ребят на группы, которыми будут командовать взрослые, машинально покосилась на Станислава. Тот сидел вроде спокойно, разве что опустив руки на колени. Кулаки — на колени. Логично было взглянуть на браслет с наузой, что девушка и сделала. Аж рот открыла от изумления: "Жива" чуть не огнём полыхала! Никогда такого не видела... Это он — что... Нервничает? И "Жива" с его беспокойством не справляется?

Ничего не сказала. Тоже пряча руки под столом, достала из кармана мобильный и принялась тихонько отстукивать ему эсэмэску, помня, что его айфон тоже на тишине. На еле слышное постукивание Станислав тоже посмотрел и стал ещё мрачнее. Пока не пикнул его собственный телефон. Он так удивился, что сначала посмотрел на руки Алёны, которая к нему так и не повернулась, а потом заторопился прочитать эсэмэску: "Сегодня ты меня тоже отвезёшь домой?"

Она почувствовала, как он посмотрел на неё, но опять-таки поворачиваться к нему не стала, продолжая внимательно слушать деда. И он отстучал: "Отвезу". И свободнее откинулся на спинку стула, заметно расслабленный.

А Алёна думала: "А если он стал моей проблемой, а не тем, что я ранее думала? Он ведь не просто командует... Он, наверное, очень властный. И эта чёрточка у него от его дедушки. А если я с ним не справлюсь?.. А если он однажды со мной будет таким... властным? Я ведь не люблю, когда мной командуют..."

Между тем взрослые волхвы и сами определились, с кем собираются работать.

Первой встала женщина.

— Для начала извините, что придётся тыкать пальцем в тех, кого не знаю. Беру троих — да, вы, девочки, и вот этот юноша.

Мироныч набрал шестерых, среди которых оказались Роман с Лизой.

Станислав, как и чуть не молилась Алёна, оказался в команде Виталия Олеговича. Естественно, вместе с нею. Кроме них, при деде оказались тот глазастый парень с наузой, которую Алёна успела оживить, Егор, и черноволосая девушка по имени Алиса.

Когда команды были сформированы, но ребята остались на своих местах, дед объяснил принцип формирования:

— Мы отобрали по группам тех, кто подходит по силам. То есть тот, кто в команде, — тот равноправен со своими... коллегами. Это первое. Второе. Работать будем так. Мы, руководители группы, проанализировали те дела, которые надо немедленно выполнить, и разобрали их по степени трудности. На сегодня все группы выполняют только то, что запланировано именно на сейчас. Как мы работаем. Едем на место происшествия, анализируем и думаем, как поэтапно выполнить задание. Руководитель принимает или не принимает план действий, но сегодня вы должны сделать всё. Вопросы есть?

— Есть, — отозвался длинноволосый парень. — Руководители будут вместе с нами работать на месте. Или... — он сделал движение оглянуться на Станислава, но не закончил его. — Или будут отсиживаться и ждать?

Насколько поняла его Алёна, он намекал на то, что Чёрный Андрей не принимал непосредственного участия в вызовах.

Станислав опустил голову, но не расстроенно, а словно набычился, готовый лезть в драку. Но Виталий Олегович ответил спокойно и даже ласково:

— Куда ж вас, маленьких да необученных, на такие дела без присмотра? Впереди пойдём! Присмотреть-то за вами ж надо.

И вся орава молодых колдунов расхохоталась.

Правда, когда успокоились, тот же длинноволосый ехидно спросил:

— То есть теперь нам самостоятельности не видать?

Дед хмыкнул и всё с той же ласковой улыбкой добавил:

— Мало того — по каждому делу вы потом мне зачёт сдавать будете. — И, уже став серьёзнее, сказал: — Работать с нечистью будем в основном вечером. Насколько я знаю, вы все учитесь и работаете, поэтому дневное время занимать не будем. Но... Если есть желание заниматься колдовскими делами и днём, вы уж сообщайте своим руководителям — те, у кого дневные часы свободны. Мы посмотрели заявки горожан — с ними и в один месяц не разобраться.

— Говорят, вы уже вчера какое-то дело решили — и очень трудное, — неожиданно подала голос та самая черноволосая Алиса. — Это правда, что Стас чуть не погиб?

Станислав насторожился, а потом, сообразив, кто проболтался, бросил взгляд на Романа. Тот опустил глаза, смешавшись. Зато дед явно обрадовался, что может провести уже сейчас настоящий урок для неопытной молодёжи, — так поняла его Алёна.

— Именно поэтому я и решил обратиться к своим друзьям, опытным в работе с нечистью. Дело в том, что, на первый взгляд, вчерашнее дело могло показаться очень лёгким. Но что за ним скрывалось — могли определить только опытные колдуны. Да, Станиславу повезло в том деле. И, надеюсь, таких случаев (я имею в виду лёгких только внешне) больше не повторится.

Длинноволосый как-то странно скривил рот, глядя на Станислава. То ли ухмылялся, поддразнивая его, смотревшего на него исподлобья, то ли... жалел, что он всё-таки справился. А может, и завидовал.

— Сколько дел мы будем расследовать за вечер? — спросил парень, которого Алёна не только не знала (пришёл сегодня), но и при взгляде на него побаивалась не запомнить его: настолько он был блёклым — ни единой отличительной чёрточки, как показалось. Она даже специально напрягла колдовское зрение, чтобы проверить, не прячут ли его какие-либо колдовские артефакты. Но у него ничего не было, кроме нитяного браслета с "Живой" да небольшого колечка, которое колдовски светилось, но слабовато.

— Сколько успеете, — ответил дед. — Вашим руководителям я раздал дела, которые вы можете решать целую неделю. А можете — за несколько дней. Как вы сами понимаете, всё зависит от вас, ваших способностей и вашего желания. Сейчас вы, по любезному разрешению Юрия Андреевича, расходитесь по комнатам в этой квартире и знакомитесь с делами, которые я раздал.

И кивнул своей группе — на дверь слева.

Две группы, заметила Алёна, шагая следом за Станиславом, остались сидеть у разных концов длинного стола, где не мешали друг другу. Ещё одна группа пропала за дверью ещё одной комнаты — напротив первой.

Здесь не было стола — только длинный диван, на который уселись ребята, а дед присел на стул напротив. Алёна с любопытством огляделась: комната небольшая, и мебели в ней мало, зато стены скрывались за стеллажами с книгами. Личная библиотека Станиславова дедушки? Дед Алёны как-то необычно повёл себя здесь: он мельком окинул взглядом обе стены в книгах — и больше не смотрел на них, будто мгновенно проштудировал, что за книги здесь содержатся — ему неинтересные.

— Итак, мы взяли самые первые заявки, — сказал он. — То есть те, которые давно ждут своего разрешения. Сегодня вечером я должен позвонить тем, с кем мы будем работать, чтобы предупредить — нас сегодня ждать. Но с час мы посидим здесь, чтобы я получил примерное представление о том, как работал с вами... дедушка Станислава. Кто начнёт рассказывать, как всё происходило? Вчера я уже немного послушал вас, но мне нужны личные впечатления.

Егор посмотрел на молчавшего Станислава и после некоторого колебания сказал:

— Он привозил нас на место. Сам его осматривал, потом давал план работы и уезжал. Заявок было много, — будто оправдывая Чёрного Андрея, объяснил он.

— Это я знаю. Все ли дела успевали решать так, как это было необходимо?

И опять все смотрели на Станислава с сомнением, будто побаивались говорить при нём искренне. Он, вероятно, это почувствовал, потому что вздохнул и сам ответил:

— Мой брат, Роман, ходит с шрамами после парочки дел. Как и я. Вы это имели в виду, говоря о решении? Если быть откровенным, дедушка не всегда... угадывал, что именно происходит, а потому некоторые дела срывались. Но тогда он шёл сам и доводил их до конца. Было несколько случаев, когда ребята физически пострадали. Бывало — и в больницу попадали, но там наши же целители их навещали, чтобы они быстрее выходили.

— Понятно, — сказал дед и посмотрел в одну из бумаг. — Для начала я звоню людям, которые приходили с просьбой посмотреть, почему у них дома постоянно появляются кирпичные обломки. Причём что-то мне чудится, что эти обломки не просто появляются на полу или где ещё. Одну особенность их появления эти люди явно умолчали.

— Какую? — с любопытством спросила Алиса.

— Думаю, кирпичи не появляются, а падают на них. Но всё же для начала проверить стоит.

Дед и в самом деле позвонил по телефону и узнал, досаждает ли ещё людям странное появление обломков кирпичей и можно ли приехать к ним, пока есть время.

Пока он звонил, Алёна взяла у Алисы, с её разрешения, браслет и вернула "Живе" силу оберега... И тут до неё дошло: дед сказал, что группы собираются из равных по силе. Станислав, со слов деда, очень сильный. Значит, эти Егор и Алиса тоже?

Дед велел своей группе идти в прихожую и одеваться: на той стороне связи обрадовались, что к ним наконец-то приедут.

Судя по уменьшившемуся количеству одежды на вешалках, одна или две группы тоже ушли, и Алёна снова пожалела, что не успела всем вернуть настоящую "Живу".

Зато вспомнила о том, о чём забыла, входя в эту квартиру, и принялась незаметно, но пристально наблюдать за Станиславом. Тот помог ей одеться и первым вышел на лестничную площадку. Бросил пару взглядов по сторонам и оглянулся на Алёну.

— Идём?

— Идём, — согласилась она, шагая к лифту и про себя ощущая облегчение: сегодня его взгляды были спокойными, не насторожёнными. И обернулась посмотреть на деда. Он ведь обещал... Или уже посмотрел ранее?.. Но дед огляделся и тоже спокойно направился к лифту.

Следовательно, никакой угрозы? Ничего страшного, что взволновало Станислава в тот раз? Двери лифта разъехались, и группа забежала в кабину.

Ехать решили на машине Станислава.

Рядом с ним сел дед, а все остальные втроём устроились позади.

И, чуть только машина начала ход, как Алиса пожаловалась:

— Я нетерпеливая! Виталий Олегович, может, вы всё же скажете, кого подозреваете из нечисти в той квартире?

Тот усмехнулся и покачал головой. Сначала все решили — отрицательно. Но выяснилось: удивлялся всё той же нетерпеливости.

— Мне кажется, там марухи гадят.

— Что-то знакомое, — поколебавшись, сказал Егор.

— И что? Никто больше ничего не знает? — поддразнил дед.

Все покачали головами.

— Марухи — любительницы бросаться кирпичами в жильцов, если те занимают места, где этой нечисти тепло.

— А как они там появляются? — спросила Алиса.

— Кажется, я вспомнил, — медленно проговорил Егор, морщась от усилий. — Там ещё что-то с вязанием, да?

— Да, есть такое, — подтвердил дед. — Если в доме кто-то вяжет, они могут и пряжу запутать, и само вязание, но чаще распускают всё подряд и пытаются прясть свои нитки. А появляются... Что-то мне кажется, что в той квартире люди недавно живут. А до них была семья, в которой кто-то умер. И нехорошо умер. Но больше сказать не могу. Сначала проверим, как я уже говорил, а потом и без гадания обойдёмся — если чётко знать будем.

Почти до самого дома группа помалкивала, с интересом ожидая приезда на место.

В дороге выяснилось, что Егор — заклинатель. Причём новые заклинания или заговоры побаивался пока придумывать, однако, как устоявшиеся формулы, использовал старинные, удобные тем, что в них добавлял нужные по ситуации слова или имена.

Алиса была ведьмой, снимающей порчу. Девушка оказалась без комплексов, весьма раскованной, что и выразилось в её несколько беспардонном вопросе:

— А зачем нам в группе наузница? Или вы её взяли, как свою внучку?

Алёна не обиделась. Всё о себе знала, так что несколько поспешное суждение плохо знакомой ведьмы её не задело. Да и дед спокойно ответил черноволосой:

— Алёна учится импровизировать в зависимости от обстоятельств. Где и каким образом будет необходим для нас её талант наузницы, никто сказать не может.

— Подтверждаю, — внезапно и мрачно вклинился Станислав.

Егор с Алисой рты открыли, подняв глаза на него — прятавшегося за спинкой сиденья, потом взглянули на Алёну, сидевшую у окна, а та только улыбнулась и пожала плечами. Больше разговоров до места назначения не было.

Глава десятая

По нужному адресу стоял новёхонький, с иголочки дом в двенадцать этажей. Что ж... Район новостроек... Первыми высыпали из машины молодые колдуны, следом неторопливо — Виталий Олегович.

Едва он встал на ноги и оперся на трость, замер. В отличие от всех, Станислав тут же насторожился и, судя по всему, попытался повторить то, что внешне делал старый волхв. Прислушался. Но быстро отказался копировать Виталия Олеговича, поскольку не понимал, к чему именно тот прислушивается. Алёна втихаря улыбнулась: Станислав доверяет её деду так, что пытается повторять за ним.

Правда, и волхв не думал интриговать. Наслушавшись неведомого и подойдя к скамейке на приподъездной площадке дома, он подозвал всех к себе.

Вечер уже вступил в свои права, снисходительно переливаясь разноцветно освещёнными окнами на чёрной плоскости дома да бегучими огнями проезжающих машин. Время от времени накрапывающий, дождь только подчёркивал одиночество и глухую бесприютность осенней тьмы.

— Станислав, что у нас под ногами? — негромко спросил старый волхв.

— Мы уже начали? — тихонько удивилась Алиса.

Станислав встал рядом с волхвом и внимательно вперился в асфальт. Егор и Алиса немедленно присоединились к нему — так жадно всматриваясь, словно потеряли какие-то мелкие вещи — уронили, например, и рассыпали. Алёна стояла чуть в стороне, тоже присматриваясь, но не слишком: будучи реалисткой, знала, что её зрение пока на таком уровне не работает. Да и характеристики у колдовского зрения разные — в зависимости от специфики колдуна.

Станислав неуверенно спросил:

— А что я должен увидеть?

— Дед Андрей в тебе развивал дар некроманта? Я ведь правильно понял твои силы? Присмотрись к земле на два-три метра вглубь. Возможно, я ошибся, думая, что здешние жильцы недавно переехали сюда. Дело не в жильцах, а в земле, на которой выстроен дом. Что видишь, Станислав?

Тот, чуть склонившись над асфальтом, медленно повернулся к дому, всё так же не отрывая взгляда от земли. Затем поднял глаза — и всмотрелся в конец дома, довольно длинного и освещённого лишь частично, из-за чего тот его край прятался в смутной мгле.

— Нет, — наконец сказал он. — Деревенское кладбище было дальше. Дом задевает его только тем краем. — Он махнул на утонувший во тьме конец дома. Хотел было что-то ещё сказать, но с сомнением замер на полуслове — так, что руку после взмаха опустил медленно. — Хотя... Нет, никак не разберу, что тут...

— Егор, — позвал дед. — Помоги Станиславу. Плести наузу силы — Алёне сейчас не с руки: долгое дело, да и темно. А вот ты быстро прочтёшь-прошепчешь. Ну, давай.

Парни посмотрели друг на друга — Станислав удивлённо и насмешливо, а Егор — слишком явно озадаченно. Тем не менее, поколебавшись, он вынул из-под воротника куртки то ли медальон, то ли что ещё — Алёна не разглядела. И скомандовал Станиславу:

— Стой на месте.

Обошёл его и приложил тот кругляш к затылку парня. Негромкое хмыканье Станислава слышали все. Но, видимо, Егор собрался с терпением и принялся что-то и в самом деле нашёптывать... Девушки, как самые любопытные, бесшумно шагнули ближе. Неизвестно, как Алиса, но Алёна еле угадывала в шёпоте знакомые слова:

— Велесу-Асиле... помоги... как пламя взвивается, как вода утекает... так Велес по Яви-Прави-Нави бродит, снимает границы силы для... падают замки, звенят ключи... силой своей надели... Станиславовы глаза отвори ясные... слава тебе, Велесу...

Шёпот Егора в вечерней темноте и прохладе пронизывал так, что не только мурашки, но и колюче морозным повеяло.

Расслышав странный звук, Алёна оглянулась на Алису: девушка скептически улыбалась, глядя на парней. Дед тоже коротко посмотрел на ведьму, но промолчал.

Алёна была ближе, потому и спросила шёпотом:

— Ты что?

Шёпотом же и шутовски пафосно Алиса произнесла, тут же испортив весь свой пафос хихиканьем:

— Сейчас Станислав откроет глаза — а они у него ка-ак засветятся! Хи-хи!

— Сейчас Станислав откроет глаза, — в тон ей и чуть монотонно сказал парень, не оборачиваясь, — и врежет кому-то по её вертлявой заднице.

Егор только хмыкнул.

— Можешь открывать. — Покосился на Алису и добавил: — И лупить. Любопытно будет посмотреть.

Станислав тоже хмыкнул, уже оценивающе поглядывая на ведьму, спрятавшуюся за Виталием Олеговичем, и вздохнул:

— Отлупил бы, если б не время... Вижу следы с того края дома. Трёх существ.

Минуты две пришлось помолчать, когда из подъезда вышли несколько человек и не спеша ушли за дом. Виталий Олегович кивнул:

— Станислав, попробуй пройти по следам. Посмотрим, приведут ли нас к той квартире, откуда заявка была.

Краткая и хулигански весёлая перепалка между молодыми колдунами удивила Алёну. Она-то думала, что ребята либо ненавидят Станислава, либо молчаливо чураются его; что, вообще, в "семье" отношения напряжённые и все друг друга опасаются и ходят хмурые и даже... злые — из-за того же деда Андрея. Неужели в реальности дела в "семье" обстояли иначе? Но, оценивая эту "семью", Алёна опиралась на конкретный факт: когда представителей "семьи" позвали после смерти деда Андрея на помощь, взрослые (то есть старшие) колдуны не пришли.

А теперь она смотрела, как подпрыгивает возле недовольного Егора Алиса и насмешливо говорит ему что-то, явно поддразнивая.

Дед шёл позади всех, и Алёна всё никак не могла определиться: идти с ним? Тогда Станислав окажется в одиночестве. Правда, если присмотреться, то парню не до вопросов с одиночеством.

Так, всё-таки рядом с дедом, она вместе со всеми дошла до подъездной двери. И тут у неё возник странный вопрос, не имеющий отношения к их сегодняшнему делу. Вопрос, который даже немного напугал её: "А как умер дедушка Станислава?" Она стояла в промозглой темноте (снова накрапывал дождь со снегом — последнее, судя по дальнему фонарю) и не могла понять, с чего вдруг появилось это любопытство. Но договорилась с собой так: "Спрошу у деда. Он наверняка в курсе".

Дверь подъезда открылась сразу, хотя домофонного нытья Алёна не услышала. Она сначала даже подумала, что кто-то выходит на улицу, пропуская их, входящих, таким образом. Но домофон должен петь и в этом случае. И, словно отвечая на её недоумение, раздался недовольный голос Егора:

— Стас, ты опять? Надо было всё-таки позвонить, а потом уже входить!

Станислав открыл дверь? Чем? Но ведь домофон молчал! А он должен был откликнуться и в этом случае, если даже у парня есть универсальный ключ. Или знание формулы из цифр, открывающей такую дверь.

— И что? — не оглядываясь, спросил Станислав. — Ну, позвонил бы, а они потом нас ждали бы долго и упорно? Мы же смотрим, куда поведут следы с кладбища!

— И сказал бы! Подумаешь — немного припозднимся. Виталий Олегович, может, нам вернуться и позвонить?

— Нет. Вошли уже. Да и, судя по нумерации квартир, нам всего лишь на третий этаж. Если Станислав быстро разберётся со следами, пошлём его вниз — перезванивать.

На последних словах деда Алёна расслышала, что он улыбается.

— Ну-у... — теперь уже недовольно высказался Станислав.

— А мы вдвоём сбегаем, — предложила Алёна.

На это парень промолчал. Но девушка уже запомнила за ним привычку "нукать", если что-то не по нему. Не "нукнул" на её предложение — значит, согласен сбегать вдвоём.

Следы трёх существ с кладбища (называть их покойниками или мертвецами — уже не назовёшь) привели к двери из взятого адреса. Алёна ещё вздохнула: к Чёрному Андрею за помощью пришли ещё месяц назад, а следы видны до сих пор, хотя по влажности в подъезде и по легко узнаваемому запаху хлорки ясно, что мыли лестницы наверняка не впервые. Впрочем, и следы-то необычных существ.

Выполняя обещанное, она вопросительно кивнула Станиславу, и тот решительно шагнул к лифту. Пропуская её впереди себя, проворчал:

— Ещё бегать будем...

Так же быстро вернулись и выяснили, что дед Алёны собирается войти в квартиру только на пару с Алисой.

Егор уже смирился и отошёл за корпус лифта, откуда его не видать, а дождавшись Станислава с Алёной, предложил спуститься лестницей ниже, к окну. Объяснил:

— Всю компанию хозяева всё равно не пустили бы. Сами подумайте — нас пятеро. Вечер. Неизвестные лица. Виталий Олегович сказал — если понадобимся, позовёт.

— Логично, вообще-то, — после секунд раздумья решил Станислав, и они спустились к окну. И тут он спросил Егора: — А кто открыл? Мужчина? Женщина?

— Женщина. И там, в квартире, кажется, дети есть. Слышно было.

— А почему деда взял с собой именно Алису? — поинтересовалась Алёна, глядя сквозь пыльное стекло на плохо освещённый двор и мельком вспоминая, как недавно Котей сидел в квартире Люды и смотрел во двор.

— Алиса специализируется на порчах, а твой дедушка предполагает, что на эту семью порчу как раз и навели. Алёна, пока мы там не нужны, расскажи, какие ещё есть наузы? Вот про эту я теперь знаю. А что ещё? Вдруг мне что-то понадобится?

— Жадный, да? — уколол Станислав.

— Предусмотрительный, — важно ответил Егор, тут же испортив важность смешливым хмыканьем.

— Кстати, да, — оживился вдруг Станислав. — Алёна, назови хотя бы самые популярные. А вдруг нам такие тоже пригодятся?

Собравшись с мыслями и воспоминаниями, Алёна начала перечислять известные ей наузы и давать им характеристики. Много рассказать не получилось. Только успела объяснить пару знаменитых, наиболее востребованных науз, как наверху (они замолчали, прислушиваясь) открылась дверь. Переглянулись: может, соседи? Но раздался дробный топоток каблучков, и Алиса, еле видная в темноватом освещении лестничной площадки, схватилась за перила, чуть свесившись сверху лестницы:

— Эй! Заходите! Вам тоже разрешили!

Квартира оказалась двухкомнатной. В большой комнате — в зале, как называла её хозяйка, сидели дед и худенькая женщина в домашнем халатике. Это Алёна заметила, пока разувалась в прихожей. А когда шли в этот зал, дверь второй комнаты резко приоткрылась — и из её полутьмы (кажется, там был торшер) высунулись две детские головы, которые так же резко отпрянули, и дверь снова резко хлопнула под едва слышное затем хихиканье.

— Хулиганьё! — с шутливым возмущением прошептал Егор.

— Да ладно, — снисходительно отозвался Станислав. — Им же любопытно.

С порога в зал они поздоровались и представились. Алёна заметила, что дед и хозяйка дома сидят на стульях у стола, Алиса же почему-то устроилась на диване, немного боязливо поглядывая на середину комнаты. Дед неожиданно распорядился:

— Егор и Алёна, садитесь к Алисе. Станислав — в кресло возле телевизора.

Диван находился возле входной двери в комнату, так что названные быстро присели к девушке-ведьме. Телевизор и кресло, указанное сбоку от него, стояли около окна — в конце длинноватого помещения.

Станислав несколько мгновений стоял у входа в комнату, приглядываясь к центру, потом ощутимо обошёл его и сел в кресло.

Сообразив, что в центре комнаты находится нечто, Алёна осторожно усилила колдовское зрение и просто-напросто окаменела, не в силах отвести глаз от трёх дымков над кучей переломанных кирпичей, которые, оказывается, валялись на ковре. И чем больше она вглядывалась в эти дымки, тем быстрее они превращались в причудливые, но тем не менее человеческие фигурки.

Женщина, хозяйка дома, встревоженно посматривала на странных гостей. Алёна заметила: как только напряжение становилось для неё трудным, женщина тут же взглядывала на невозмутимого деда, буквально отдыхая глазами на нём и успокаиваясь.

Когда в зале устоялась тишина, комната как будто превратилась в некий сосуд, чьими стенками стали почему-то сплющенные обычные звуки жилого здания: где-то "разговаривал" телевизор, невнятно беседовали-перекликались жильцы, текла вода в ванных комнатах, гудели электроприборы...

Станислав сел свободно, чуть склонив голову набок, и смотрел на дымные фигурки спокойно и даже безразлично.

— Поговори с ними, — так же спокойно сказал дед Станиславу.

И после его слов Алёна наконец увидела: три человеческие фигурки были женскими. Не совсем пропорциональные по сравнению с тощими тельцами, головы их казались огромными, но постепенно начали прорисовываться и черты лиц. До такой степени, что девушка различила, что две фигуры были довольно пожилыми женщинами, если не сказать — старухами, и одна совсем девочка. Правда, лица у всех трёх чудились какими-то перекошенными, уродливо карикатурными.

— О чём? О чём я должен с ними говорить?

— Гля-ка... пришедши... — внезапно сказала одна фигурка, из старух.

— Пришедши, — согласилась с ней другая. — Не побоямшись ведь, а?

— А чёй-то ему бояться-то? Вона на нём знак какой, ох и сильный...

— Вчерась такого не было... Мил человек, страшно-то вчерась тебе было, а? Как к тебе Бука-Букачка-то лезла!.. Да не долезла, сдохла-померла, а?

— А нечего было лезть, — негромко, но с уловимой угрозой сказал Станислав.

Три фигурки расхихикались — так по-детски, что поначалу показалось — в зал заглянули те детишки, что прятались во второй комнате. Но лёгкое хихиканье быстро превратилось в зловещее шипение, от которого Алёна, как ни крепилась — плечами передёрнула-таки.

— Хоробрый, — заметила девочка-дымка.

— Ну, пока ничё не знамши, все оне хоробрые, — фыркнула одна из старух.

— И что я должен знать? — сухо спросил Станислав. — Или о чём?

Дымки переглянулись, причём с неожиданной гадливостью Алёна увидела, что они не стали поворачиваться друг к другу: их глаза нырнули внутрь призрачных голов и уставились друг на дружку, выскочив с другой стороны невидимого черепа.

Снова выпялились на парня.

— А должон знать, малец, что похоронимши тебе, — звонко высказалась "девочка".

— Это как?

— А простенько! — снова захихикала одна из старух. — На погосте, вестимо. Разве что без домовины тебе тамотки лежать!

И тут Станислав вцепился в кресельные подлокотники и порывисто наклонился к привидениям-дымкам.

— Меня одного?

Дымки переглянулись и пожали плечами.

— А и с кем же ты-и хотемши-то? — ласково спросила одна, впиваясь призрачными глазищами в лицо парня. — Мож, тебе с кем-то наособицу хотемши? С кем?

— Я подумаю, — высокомерно ответил Станислав, свободно откидываясь на спинку кресла. И, оглядывая дымки уже презрительно, свысока спросил: — И? Кто меня похоронил?

— Ой, мил человек, смешон какой ты-и! А то скажем, да-и? — расхихикались-расшипелись старухи, только призрачная девочка всё вздыхала, но смотрела на парня с каким-то... людоедским предвкушением, будто ожидала, что его вот-вот да прямо на глазах всех кто-то съест.

Немного подумав, Станислав спросил:

— Поэтому Бука-Букачка приходила, что меня похоронили?

Старухи так закивали, что стало страшно — громадные головы слетят с их жалко тщедушных телец.

— А и не токмо Бука-Букачка теперь знамши, что нет тебе туточки. Вся Навь про тя грит, что знамши да ожидамши, кады срок тебе...

— Стоп! — повелительно сказал парень. — На каком погосте-кладбище меня похоронили? Может, мне хочется домовину себе туда притащить? Может, не хочу бесприютным быть в земле?

— Лукав ты-и есть, мил человек, а! — погрозила ему пальцем одна из старух, дробненько хихикая.

— Значит, знать не знаете, — равнодушно выговорил Станислав и встал с кресла.

Выражение его лица изменилось в мгновения: из предельно спокойного — обострилось так, что ноздри прямого носа раздулись, зато глаза сузились. Он смотрел на дымки сверху вниз, и Алёне показалось — он сейчас закричит. Но парень тихо сказал:

— И зачем вы тогда мне — неведающие?

— А вот... — начала одна старуха — и неожиданно пропала, когда Станислав жёстко вытянул руку к кирпичной кучке раскрытой — вперёд ладонью, будто на расстоянии намеревался отодвинуть её. Пропали и другие две фигурки.

Женщина, хозяйка дома, с ужасом слушала странный разговор — для неё это был прерывистый монолог Станислава, потому что голосов призрачных фигурок она, естественно, не слышала. А потом оцепенела, опустив глаза на обломки кирпичей, которые ей были видны — и теперь таяли, впитываясь в ковёр. Таяли даже для неё, обладающей лишь обычным зрением.

Дед буднично сказал:

— Осталось только запечатать ваш дом, чтобы всякая... — он споткнулся на полуслове, и Алёне показалось, что её обычно деликатный дедушка чуть не сказал слово "хрень". — Сюда не лезла...

Запечатывали квартиру Егор и Алиса, пока Виталий Олегович и Станислав с Алёной дожидались их, спустившись вниз и выйдя из подъезда.

— Что-то я не совсем понял, — угрюмо сказал Станислав. — Вы сказали, что Буку-Букачку натравили именно на меня. А тут выясняется, что на меня всего лишь сделали... порчу навели опять-таки?

— Вольтирование. С куклой, скорее всего, — размышляя, откликнулся дед. — И, скорее всего, в гроб положили скрутку, где есть парочка материалов от тебя самого. Волос, тряпки от одежды... Нет, с Букой-Букачкой всё правильно. Если б ты не поторопился с марухами, и они бы на тебя кинулись. Теперь все дела, в которых ты будешь принимать участие, для тебя станут... смертельными.

— Это... как?

— Любая навья тварь теперь знает, что, с точки зрения Нави, ты мёртв. И будет тебя "возвращать" именно что в Навь.

— Но почему раньше такого не было?!

— Откуда мне знать, что не было? — философски пожал плечами дед. — Может, что и было, да только по мелочи?

Станислав уставился в землю — наверное, пытаясь что-то вспомнить.

— Двоедушники, — негромко подсказала Алёна. — Бука-Букачка и марухи — это три дела, о которых мы с дедом знаем. А что было до сих пор?

— Когда всё началось, что все навьи твари полезли именно к тебе? — помедлив, спросил дед.

Станислав поднял голову — взглянуть на небо. Дёрнулся, словно хотел пожать плечами.

— Если быть точным... — начал он и замолчал, явно озадаченный. — По-моему... с момента, как умер дедушка. Его смерть и вольтирование на меня — могут быть связанными, Виталий Олегович?

— Легко, — вздохнул дед. — Дед всё же вас любил — родных внуков-то. Пусть по-своему, но любил. Защиту он вам мощнейшую сделал, но связал её с собственной силой. А потому — умер он, защита начала с вас с братом слетать. И до недавнего времени, то есть пока он был жив, у вас с братом такого не было — чтобы лично на тебя или на брата нападали навьи твари? Ты ведь о брате узнавал у марух, когда спрашивал, одного ли тебя похоронили?

— О нём. Я боялся за него. Он слабее.

— Понимаю. Здесь можно говорить откровенно. Возможно, кто-то затаил на Чёрного Андрея такую злобу, что считает — надо уничтожить и тех, кто встанет на его место. Этот некто не верит, что вы можете быть лучше, человечнее своего дедушки.

— И что мне теперь делать? Как защитить Романа?

— И Алёну, — в тон ему дополнил дед.

Если Алёна просто удивилась, то Станислав дёрнулся так, что еле устоял на ногах.

— При чём... при чём тут Алёна?!

— Хотя Алёну я сам защитить сумею, — всё так же спокойно проговорил дед поразительные для слуха слова. — Но чисто физической расправы тоже можно опасаться, если твой враг поймёт, что ты и Алёна... грубо говоря, испытываете друг к другу... э-э... чувства.

— Деда! — возмутилась Алёна, в то же время лихорадочно раздумывая: неужели это и впрямь так хорошо видно?!

— Для человека, зацикленного на мести, достаточно будет увидеть, что вы дружите, — всё так же невозмутимо сказал дед. — Понятно, что, если с Алёной что-то произойдёт, ты будешь ослаблен. Как если что-то произойдёт и с Романом. Благодаря марухам, мы теперь знаем ещё об одной проблеме, связанной с Чёрным Андреем. Придётся посидеть, подумать, что делать далее.

— Как что? — изумилась Алёна, пока ещё не слишком вникшая в опасность, которая может угрожать лично ей. — Надо узнать, кто это сделал! Вольтирование — я имею в виду! Найти того человека и заставить его отказаться от мести! Насколько я поняла, деда, Станислав теперь не сможет участвовать в наших делах, да? Ведь теперь от любого дела ему может грозить опасность!

— Алёна, подожди...

— Я не собираюсь отказываться от работы только потому...

— Успокойтесь, — всё так же мирно посоветовал дед. — Я же сказал, что соберу старших, и мы подумаем над этим делом.

— О какой силе сказали марухи? — потребовал ответа Станислав. — Они сказали, что на мне сильный знак! Что он меня защищает. Это... дедов, да? Остаточный?

— Не совсем, — сказал дед и поднял глаза на открывшуюся подъездную дверь, пропустившую на улицу Егора и Алису. — Подождите немного. Схожу — проверю, как они запечатали вход в дом марухам.

Алиса дождалась, пока старый волхв подойдёт к двери, и только затем подбежала к молодым колдунам. Егор и черноволосая ведьма на Станислава смотрели сочувственно. Беседу с марухами слышали все.

— Вы тут поговорили? — спросил Егор. — Выяснили, кто на тебя вольт сделал?

— Ничего не выяснили, — буркнул расстроенный Станислав и отвернулся.

— Дедушка сказал, что созовёт старших колдунов, — вздохнула Алёна.

Ей хотелось подбежать к Станиславу, постоять рядом с ним, утешая. Но не хотелось — при посторонних, пусть это были свои — Егор и Алиса.

— Зачем?

— Два варианта. Или будут искать того, кто похоронил скрутку, или будут делать защиту на Станислава.

— Первое — лучше, — заметил заметно нервничавший Егор.

— Почему? — внезапно агрессивно спросила Алиса. — И ты... чего испугался? Боишься теперь рядом со Стасом работать?

— Был бы мужиком, стукнул бы за такие слова! — тоже обозлился заклинатель. — Ты пойми, Алиса! Когда попадаешь в такие ситуации, больше всего злит, что способности есть, но не те, какие бы хотел именно вот прямо сейчас!

— А, это... — Ведьма отвернулась, глядя через дорогу на близкий детский сад, на его площадки. Ветер слегка пошатывал деревья, и под фонарями словно расползались страшные корявые пауки.

Вернулся Виталий Олегович, кивнул.

— Печать отличная. Молодцы. Едем домой. Станислав?

— Да-да, иду.

Возле машины случилось так, что первыми сели дед и Егор с Алисой, а пока они "расселялись" по сиденьям, Станислав придержал за руку Алёну и прошептал:

— Ты... правда? Я тебе... нравлюсь?

Глупая и грустная ситуация — вот так буднично узнать о том, что... Алёна сдержала раздражение. Дело-то серьёзное. Вздохнула.

— Да. Как минимум, — зачем-то добавила она, чувствуя себя последней дурой.

И он помог ей сесть в машину.

Она сидела, чуть не воткнув нос в оконное стекло, и понимала, что ненавидит того, кто взялся убить Станислава. О себе пока не думала. Реальная опасность грозила пока только парню. Нет, она понимала, что дед что-нибудь придумает, но ходить... Она глубоко вздохнула. Сколько же этих граней, по которым приходится ходить Станиславу!..

Глава одиннадцатая

Выводя машину на оживлённую трассу, Станислав хмуро спросил:

— Теперь куда, Виталий Олегович? И правда — по домам? Или всё же по следующему адресу едем? По списку?

— Боюсь, тот раздрай, который мы все испытываем, не даст нам полноценно заниматься делами, — задумчиво отозвался старый волхв. — Едем к вам, в вашу квартиру. Алёна здесь, но ты не знаешь, что с братом.

— А позвонить? — удивилась Алиса.

— Ага! — саркастически сказал Егор и напомнил: — А если Ромка во время звонка чем-нибудь таким занят? Как у нас недавно? Или хотя бы своим нашёптом? Прерывать, что ли, ему из-за звонка-то? Я вот что думаю... Я-то с вами на всякий случай, но, может, Алису домой завезти?

— Ни за что! — рассердилась черноволосая ведьма. — Мало ли что там с Романом! Я хоть рядом, под рукой буду. А то — сиди дома и переживай, что у вас тут...

"И никто не возразил, — думала Алёна, глядя в окно на убегающие-добегающие городские огни. — Хотя все знают, что рядом не просто взрослый, но опытный колдун. Мой дед. Станиславу повезло, что среди ребят есть те, кто за него горой... Не понимаю, как можно мстить умершему человеку, убивая его внуков... Не понимаю..."

Вслушавшись в горячие споры, девушка подняла брови. Она-то думала — Станиславу везёт на друзей! А Егор с Алисой обсуждали, что это им со Станиславом везёт, потому что за него взялись-таки колдуны и волхвы города! А значит — и им знаний и оперативного опыта перепадёт. "Эгоисты..." — растерянно подумала Алёна. Спустя время пожала плечами. Жизнь. Станислав же не возражает против их целеустремлений, спокойно слушая их беседу.

В доме первую группу из вернувшихся встретил Юрий Андреевич.

— Я ему сам скажу, — пробормотал Станислав, уводя отца из гостиной куда-то в коридор.

Юрий Андреевич безвылазно оставался дома, чтобы вести и координировать действия всех групп. На него возлагалась обязанность обеспечивать всех работой: если какая-то группа быстро решала запланированные дела, от Юрия Андреевича получала ещё одно-два. Если было время и желание решать его. Второй обязанностью стало искать нужного специалиста среди молодых колдунов, если его специализация была нужна другой группе. Списки ребят-спецов у него были.

Между собой группы старались не общаться: айфоны и смартфоны мгновенно летели, если по ним пытались говорить разгорячённые делом колдуны — то бишь спецы, вокруг которых кипела востребованная на время работы сила, а собрать её и урезонить ребята пока не могли. Да и старания опытных колдунов и волхвов не хватало, чтобы упорядочить колдовски бушующий в группе силовой океан.

Так что звонили Юрию Андреевичу только взрослые колдуны, руководители групп — кто мог удержать адекватную работу своего мобильного телефона. И то — при условии, что отойдут от подопечных подальше. И в этом случае для них — счастье, что отец Станислава не колдун.

...Предполагая, что все они вот-вот разъедутся по домам, снимать верхнюю одежду первые вернувшиеся не стали, а прямо в ней, в куртках и плащах, уселись за стол, одёжку расстегнули только. Виталий Олегович отошёл чуть в сторону — поговорить, с кем-то созвонившись. А Егор с девушками посидели немного, переживая недавнее происшествие. Не зная, как начать разговор о том, что её больше всего интересовало, Алёна спросила:

— А вы давно с "семьёй"?

Заклинатель и ведьма переглянулись и чуть не одновременно пожали плечами.

— Я с год, — сказал Егор. — Прошлой осенью у соседей катавасия приключилась: у них нички появились, шалить начали. Если не знаешь, что это такие... ну, близко к марухам. Мы-то с соседями живём — стена к стене. Слышу — по ночам стали постоянно свет включать и громко разговаривать, а потом ребёнок заплакал и так страшно плакал, что я сам испугался: у них девочка, лет трёх, обычно очень спокойная, а тут каждую ночь плачет, прям рыдает. Я думал — может, заболела или ещё что. Однажды поздно ночью возвращался — с товарищем в игрушку заигрался. Смотрю — у соседей входная дверь открыта. А я выпил немного, ну и испугался, что к ним кто-то посторонний зашёл. Осмелел — трезвым и не подумал бы. Сам к ним в прихожую шагнул — да как шарахнулся назад! О порог споткнулся, свалился — и глаза таращу, как мимо меня мелочь всякая бежит и ругается. Вроде ругань и на русском, а неясно, что говорят. Мелкие бабки — такие, по колено, в общем. И, когда пробежали и в подъезде сгинули, слышу — над головой кто-то говорит: "Роман, а ведь этот их видит. Эй, друг, а ты кто?" Это Стас был. Он с братом как раз по вызову приезжал — наших соседей избавлять от ничек. Притащили они меня к себе — сюда. А их дедушка Андрей и проверил меня, сказал, что заклинатель я. Вот и... Обучил немного, а дальше я сам вариться стал в своём заклинательстве: книги читал, искал то, что мне по нраву, потому как, выяснилось, не каждое заклинание может работать так, как требуется, если оно тебе не нравится. Кое-что под себя правил. Вот и всё.

— А я сама сюда пришла, — сказала черноволосая ведьма. — Про себя знала, что сила есть, а что с ней делать — не знала, не умела. Прошлой зимой увидела старика — мощного, по впечатлениям. Как раз в то время с колдовским зрением играла. Я на себе вижу, будто пожар полыхает: где мало, а где прямо высоко. А у него — упорядоченно как-то... Ну и подумала: если старик необычный — может, он и сам по себе такой, знающий, если сумел свои огни в порядок привести? Пошла за ним, а он — в этот дом. Еле успела заскочить следом, пока домофонная дверь не закрылась И — врезалась в этого старика. Он говорит: "Ты что? За мной следишь?" А что я могу ему ответить? Постеснялась — стою, молчу. А он потом посмотрел на меня и говорит: "Ого! Ну, тогда пошли".

Помолчав, Алиса скептически поджала губы. Хмыкнула.

— Учитель из него тот ещё, конечно. Наревелась я с ним, пока училась. Он ведь как? Считал, если объяснил — сразу понимать должна. И не верил, что объяснять не умеет. Орал здорово. Ладно — я быстро поняла, что не одна такая. Легче стало.

— Это да, — вздохнул и потупился Егор. — Алён, а ты как начинала?

Пришлось рассказать о первых узлах, потом трубочках от медицинских систем, из которых в больнице плела свои первые фигурки, а бабуля даже на них разглядела, что внучка плетёт не простые игрушки, хоть и не подозревает о том.

— Мда... — чуть не философским тоном изрёк Егор. И снова вздохнул. — У каждого своя колдовская тропа.

Спросить у ребят, как именно умер Чёрный Андрей, Алёна не успела. К ним быстро подошёл Станислав и обратился к девушке:

— Я тебе хочу кое-что показать. Это ненадолго.

Уходя с ним, Алёна оглянулась. К заклинателю и ведьме подсел дед и принялся с ними негромко и оживлённо говорить.

А Станислав провёл девушку мимо просторной прихожей в большую проходную комнату, в ближайшем углу которой обнаружилась лестница. Станислав посмотрел на Алёну и смущённо сказал:

— Хочу показать тебе мою комнату. Ты не бойся. Только показать.

— Я и не боюсь, — пожала она плечами и зашагала за ним, думая: "А если бы дед не сказал, что мы испытываем друг к другу чувства, захотелось бы тебе показать мне эту комнату?"

Она предполагала увидеть почти пустое от мебели, спартански обставленное помещение. Но Станислав открыл перед ней дверь, и Алёна ахнула, от неожиданности застыв на пороге.

Столько игрушек в комнате молодого, примерно лет двадцати пяти, мужчины увидеть она точно не ожидала.

Не веря глазам, Алёна перешагнула порог в комнату. Едва только глаза начали привыкать к её странному убранству, сразу сообразилось, что в своих ожиданиях всё-таки она права: не считая игрушек, которые создавали впечатление наполненности комнаты вещами, мебели маловато. Но многочисленные игрушки, выглядевшие абсолютно новёхонькими, всё равно притягивали внимание. Мельком взглянув на Станислава, заметила, что тот еле сдерживает смех, наблюдая за ней. Смех человека, который считает, что он придумал неплохую такую шутку.

Медленно прошла по комнате. Семь плюшевых медведей различной величины, открытые коробки — кажется, с конструкторами, целая стопка книг — от больших, с совсем детскими рисунками-иллюстрациями, до обычного формата — уже для подростков. У окна ютился журнальный столик. На нём лежали коробки с наборами гоночных машинок. Под ним — стояли большие самосвалы.

— Что это? — ошеломлённо спросила она.

Станислав, наконец, рассмеялся, будто ждал именно этого вопроса. И тоже осмотрел комнату, словно пытаясь увидеть её глазами постороннего человека. Только осмотрел со странной смесью грусти и сожаления.

— У Романа в комнате то же самое. Когда дедушка умер, на третий день после похорон мама позвала нас с братом, чтобы мы забрали наши подарки, которые родители покупали нам на каждый день рождения. И которые дедушка запрещал дарить нам.

Оглядевшись, Алёна решила: ничего страшного не будет, если она присядет на кушетку, покрывало на которой лежало — всё в морщинах. Кажется, Станислав использовал кушетку не только для сна, но и как диван. Она взяла с кушетки огромного медведя и села, пристроив его к себе на колени. Медведь сдержанно "улыбался" ей. Станислав, немного помешкав, присел на другой край кушетки.

Девушка боялась даже взглянуть на него. Слёзы на глаза тут же наворачивались.

— Не переживай, — неожиданно сказал он. — Нам не справляли дни рождения, хотя по одноклассникам в школе мы примерно представляли, что это такое. Но чего не знаешь, легче пережить.

— Мама покупала вам подарки на каждый день рождения, но не могла их вам подарить?

Станислав взглянул на девушку в замешательстве.

— Извини, я не думал, что на тебя это так подействует. Мне казалось, странная комната тебя рассмешит.

Держа медведя за толстые лапы, Алёна вспоминала свои дни рождения — и пребывала в настоящем ступоре, думая о личных, но не состоявшихся праздниках двух братьев. За столько лет...

Медведя пришлось отложить: Станислав решил, что ей интересней будет перебирать стопку подаренных книг. Детские иллюстрации, яркие и порой смешные, и в самом деле приглушили её гнетущее впечатление от запоздалых подарков. Она начала рассказывать, какие из этих книг есть и у неё, а он ответно рассказывал, что успел прочитать сам из подростковых книг... И внезапно замолчал, с изменившимся до холодной ярости лицом глядя мимо Алёны, на входную дверь в комнату.

Девушка тоже обернулась.

В дверном проёме стоял незнакомый (она не вспомнила его среди тех, кто сидел за столом в гостиной) парень — лет чуть за тридцать (даже, наверное, не парень тогда, а молодой мужчина?), в тёплом спортивном костюме, с лицом, словно приплюснутым сверху-снизу, но тем не менее довольно симпатичным из-за правильных черт. Он шмыгнул носом, а потом то ли плюнул, то ли фукнул на свои лохмы неопределённо русых волос, которые беспорядочно свешивались ему на глаза, мешая смотреть. В целом, рядом со Станиславом, всегда жёстко собранным, он выглядел неряшливой... шваброй.

Тяжёлый взгляд неизвестного будто рухнул на Алёну, и ей захотелось немедленно соскочить с кушетки. Но в этой странной и отчего-то неловкой ситуации она только и сумела, что сидеть и лишь нервно подравнивать всё ту же стопку книг, будто защищаясь ею от странного гостя.

Неизвестный перешагнул порог, вихляясь всем телом, а потому за него даже стало страшно: а вдруг не устоит и свалится?

Глазом моргнуть не успела — Станислав уже стоял так, что загораживал её от мутных глаз неизвестного.

— Какого чёрта ты сюда припёрся?

Неизвестный испустил странный звук, похожий на глумливое хеканье, и поднял руку.

— И в этой келье одинокой! — продекламировал он и пошатнулся — так, что Станислав невольно качнулся к нему поддержать. — Вдруг баба появилась молодая!

По голосу, чуть гнусавому, по заиканию Алёна догадалась, что неизвестный пьян. Неловкость, которую она испытывала, перешла в опасение: незваный гость, кажется, собирался затеять либо скандал, либо, как минимум, перебранку.

Наверное, Станислав подумал о том же, но разрешил проблему легко. Он шагнул к неизвестному так, словно собирался пройти мимо него. Тот только начал поворачивать к нему голову — кажется, машинально отследить, куда он идёт, как сжавшийся у него на грудках кулак Станислава резко развернул его к двери. Ещё шаг парня — и неизвестный вылетел следом за ним в коридор. Входная дверь медленно закрылась, приглушая треск ткани, испуганное и протестующее хныканье и затихающее повелительное Станислава:

— Думаешь — деда Андрея нет, так можешь себе позволить...

И странный звук — падение тяжёлого мешка на пол.

Алёна, оцепенев, сидела на кушетке. Стопка книг, положенная рядом, потихоньку съехала к ней, сидящей в небольшой ямке старой мебели.

Было как-то не по себе. Впечатление, что попала в ловушку. С одной стороны — тот неизвестный, который в состоянии опьянения может устроить что угодно, что вызывает... отторжение. С другой — Станислав, который... Это ему-то надо было плести наузу на спокойствие?! Да он спокоен, как танк! В отличие от Алёны...

За дверью вроде всё затихло, но страшно выйти из комнаты и наткнуться... нет, не на драку — честно призналась себе девушка. На избиение. Страшно, потому что даже на первый взгляд было понятно, что неизвестный парень в спортивном костюме слабее Станислава... "Врёшь ведь себе, — вдруг подумала Алёна. — Тебе не этого пьяненького жалко. Тебе страшно, что ты увидишь Станислава... таким... Ты же думала, что он, вообще-то... нормальный, несмотря на деда. А он... — И нахмурилась. — А если он и не бьёт этого, в спортивной одёжке? Просто увёл вниз, чтобы меня не пугал, чтобы не мешал нам болтать, а я тут насочиняла? Значит, выйти из комнаты можно? Ведь Станислава нет уже несколько минут. Могу же я заскучать? И он сам сказал, что приглашает меня сюда ненадолго..."

Дыхание почему-то частило, и было тревожно. Алёна встала с кушетки и осторожно подошла к двери. Хотелось немедленно вернуться домой и спрятаться в своей комнате. "Почему? — удивилась она, поняв своё желание. — Со мной вроде ничего не случилось! Почему я хочу... спрятаться?!"

Она постояла возле двери с минуту, а потом нерешительно приложила к ней ухо. Но там, за дверью, только невнятный шум и такие же голоса. Далеко, как показалось.

Открыв — очень медленно — дверь, она выглянула на лестницу. Никого.

Спустилась и не спеша, вспоминая, как Станислав вёл её, сумела найти гостиную. Здесь, за столом, сидели Егор с Алисой — ближе к окну оживлённо разговаривали дед и Юрий Андреевич. Не подходя к столу, стараясь, чтобы её не сразу заметили, Алёна прислушалась и уловила звуки другого разговора. Доносились эти звуки из прихожей. Причём один из голосов был женский. Алёна облизала губы и, чувствуя себя шпионкой в королевском замке (сама поразилась образу), тихонько подошла к прихожей.

Теперь только край стены отделял её от тех, кто довольно агрессивно говорил в прихожей. Заглянуть за этот край она не могла — увидели бы сразу, но некоторое время бессовестно подслушивала.

— ...не имеешь права выгонять нас из этой квартиры!.. — с трудом удерживалась от вопля женщина. Почему — удерживалась? Потому что едва начинала повышать голос, тут же замирала на полуслове и говорила тише. — Ты не хозяин здесь!

— Да что вам вообще здесь надо? — злился Станислав. — Этого ещё привели — ходит по всем комнатам, как будто ищет чего-то!

— А ты не лезь в наши дела! — нелогично вывернула женщина. — Мы, чать, тебе не чужие. Надо Васеньке ходить по квартире — пусть ходит.

— Да вы совсем?! — изумился Станислав, и Алёна даже посочувствовала ему, пока он не договорил: — А ничего, что по всей квартире дедовы артефакты установлены? А если Васька вляпается в такое, что потом не только хромать начнёт, а вообще в дебила превратится? Тогда что будете говорить? Что я виноват — не убрал дедовых артефактов, чтобы Васенька мог мотаться по квартире безвозбранно? Да идите вы, тётя Марьямна, вместе с Васькой куда подальше от нас!

Но эта женщина со странным именем — Марьямна, то ли привыкла к таким разговорам, то ли умела не обращать внимания на то, что её выгоняют, но вцепилась в слова Станислава железной хваткой:

— А почему же ты до сих пор дедовы артефакты не убрал? Специально, да? Чтобы нас с Васенькой гонять?

В прихожей тишина. А потом ледяной голос Станислава:

— По всей прихожей дедушка установил около десятка некромантических артефактов. Вы — найдёте хоть один? Я, например, с трудом нашёл два.

— Мамуль... — заныл невидимый Васенька. — Пошли домой, а?

— Закрой рот! А ты... Мы родня, Стас, а родню надо уважать! Мы пришли на девятины, и ты должен нас принять со всем уважением!

— Слушай, ты, родня! Ты даже не помнишь, когда было девять дней деду Андрею, — презрительно сказал Станислав. — И я должен вас принимать с уважением?

— Мамуль, пошли, а-а?..

— Да заткнись ты!

Алёна отпрянула от стены и быстро обошла проходную комнату, чтобы по дальней стеночке, где её не заметят из прихожей, снова добраться до гостиной. Лишь когда с маху села на мягкий стул рядом с Алисой, когда дед, всё ещё беседовавший с Юрием Андреевичем, оказался в прекрасной видимости, девушка начала успокаиваться. Почему в прихожую не подошёл Юрий Андреевич? Он что — не знает, что у них здесь гости? Любопытно, кем является тот самый Васенька Станиславу?

— Куда тебя водил Стас? — с интересом спросила Алиса.

Ну вот, этого ещё не хватало.

— В свою комнату, показал кое-что, — сумела вывернуться Алёна.

Насмешничать черноволосая ведьма не стала, как и Егор. Тот тоже спросил:

— Небось, артефакты некромантские? Говорят, у Стаса они очень сильные.

— Нет, мы больше книги его смотрели, — с облегчением, что может почти не врать, ответила девушка. И тут же вполголоса спросила: — Я шла мимо прихожей, там Станислав с кем-то разговаривает. С каким-то Васенькой и его мамой. Это... кто?

— Ух ты... — шёпотом сказала Алиса, смешливо съёжившись, будто собираясь спрятаться за стол. — Неужто сама Марьямна примчалась?

Егор тоже с какой-то опаской глянул в сторону прихожей.

— Марьямна — это младшая сестра Чёрного Андрея, — тоже шёпотом пояснил он. — Васька — её сын, и она считает, что он должен быть, что называется, достойным преемником Чёрного Андрея. Она сама ведьма, но не принимает закона, что колдовские способности идут через поколение.

— И что из этого? — с недоумением спросила Алёна, по инерции тоже заговорившая шёпотом.

— Она требовала, чтобы Чёрный Андрей учил Ваську на уровне Стаса, но Стасов дедушка-то видел лучше, чем она. Гонял её постоянно из этой квартиры, не давал заходить дальше прихожей, а то у неё привычка есть — тащить, что плохо лежит.

— А зачем ей так обязательно нужно, чтобы её сын был некромантом?

— Да у неё бзик, что она будет вместо своего старшего брата тут всеми командовать, если все признают, что у её сыночка есть сильные способности. — И Егор покачал головой. — Говорят, мужа своего извела, пока им командовала. А здесь-то, в этой квартире, такой простор для тётки с бзиком на власти, вот она и лезет.

— А почему Юрий Андреевич?..

— Так он не колдун, — шёпотом объяснила Алиса, поглядывая то в сторону прихожей, то на окно, возле которого двое мужчин продолжали разговаривать. — Если кому и выгонять эту Марьямну с её Васькой, то только Стас может это сделать. А Юрий Андреевич ничего не может с ней сделать, она его просто отодвинет с дороги.

— Если Стас её не выгонит, она здесь дневать и ночевать будет, — закончил Егор.

— Тихо... — предупредила черноволосая ведьма, вслушиваясь в то, что происходило в прихожей, и удивлённо поднимая брови.

А из прихожей неожиданно донёсся громовый хохот нескольких человек.

Вот тут-то все трое сидевших за столом не выдержали и помчались посмотреть, что там происходит.

А там происходило возвращение двух групп с их старшими.

А Марьямны и её сына не было.

Прислушавшись к отдельным репликам, быстро гаснувшим в продолжительном хохоте, ребята выяснили, что первым вошёл в прихожую Мироныч со своей группой. Мироныч Марьямну прекрасно знал, так что первое, что сделал — это... послал её подальше. Сопротивляться сильному волхву старая ведьма не могла — и её просто и впрямь вынесло на лестничную площадку — прямо пред светлые очи единственной среди старших волхвов женщины. Та, узнав ведьму и рассвирепев (встречались пару раз не самым лучшим образом), спустила её с лестницы. Бедолагу Ваську трогать не стали: он и так шатался от одного взгляда на него. Просто расступились перед ним, чтобы добрался до матери и помог ей встать. И сгинуть в пасмурном осеннем вечере...

Почти следом появились ещё две группы колдунов, и Виталий Олегович пригласил всех сесть за стол, чтобы узнать, как и что происходило на заданиях, и подвести итоги сегодняшнего дня. Отчитывались старшие групп, а потому сидение за столом не задержалось надолго.

Главное узнали-таки: молодые колдуны и ведьмы готовы и дальше работать со своими старшими. Основной посыл, который молодёжи понравился: старшие не командовали, а объясняли и учили!

Пока суд да дело, Алёна снова очутилась рядом со Станиславом. Он сел рядом, когда дождался брата и убедился, что тот жив и невредим. Но выглядел Станислав, в отличие от счастливого младшего брата (и в той группе всё удалось сделать без потерь!), каким-то странным — так оценила Алёна его состояние. Как будто попалась задачка, которую он считал лёгкой, а она вдруг оказалась очень даже орешком, который с разбегу не разгрызёшь.

Среди ребят Алёна успокоилась, так что продолжила узнавать то, что ей любопытно. И первым делом спросила у Станислава:

— Ты так смотришь, как будто... — улыбнулась, — привидение увидел.

Станислав обернулся к ней.

— Ты видела его, да? Когда он вошёл в комнату. Он как — показался тебе пьяным?

— Ну... да.

— Ничего не понимаю, — прошептал Станислав. — Я тоже видел, как он ходит. Слышал, как говорит. Как будто напился. Но он не пьян. Почему же так выглядит?

— Может, он так... играет? То есть притворяется, думает, что это смешно?

— В смысле — шатается притворно? — Станислав замолчал, раздумывая. — Ну... может быть... С него станется...

Алёна тем временем вынула из кармана плаща тесьму и принялась за плетение наузы. Станислав не сразу заметил, чем она занимается, а заметив, прошептал:

— Что за науза?

— Себе. На спокойствие, — усмехнулась она и попросила: — Когда всё закончится, попроси тех, у кого моя науза-оберег, чтобы сразу не расходились. Мне надо их все подержать в руках, чтобы вернуть им силу.

Он с досадой опустил глаза, но промолчал, только смотрел, как она сноровисто плетёт наузу для себя.

А потом он отвёз её и деда домой.

И уже перед сном Алёна подошла к деду и, смешавшись из-за вопроса, который собиралась задать, попросила:

— Деда, прости моё глупое любопытство. А как умер этот Чёрный Андрей?

— Тебе это и в самом деле интересно? — Дед сидел в кресле и перечитывал всё те же листы, врученные ему Юрием Андреевичем.

— Не то чтобы интересно... Странно. Говорили о нём, что он очень сильный колдун. Но я так поняла, что он не глубокий старик. Поэтому... удивилась.

— Точно я тебе и сам не скажу — собрал информацию из слухов. Его уже нашли мёртвым... Он своим подопечным раздал задания, объяснил, как их выполнять. Всё, как обычно. Остался дома. Тоже как обычно. А вернулись все — он лежал в комнате, соседней с гостиной. На теле — ни царапины. Кроме тех ушибов, естественно, от падения которые. По заключениям врачей — абсолютно здоров. Просто... упал и разбил голову. А отчего упал... — Дед пожал плечами. — Немного жаль, что мы тогда на похоронах не были. Мироныч, например, сумел бы засечь, если на него порчу сделали. Да и странно было бы порчу наводить — на некроманта. Чем славился Чёрный Андрей — так именно тем, что защиты на нём было много. Ответил я на твой вопрос?

— Наверное, да, — пробормотал Алёна и покачала головой. — Мистика какая-то.

И ушла в свою комнату — плести наузы и размышлять о Стасе.

Глава двенадцатая

Раньше, слыша или читая фразу: "Обуреваемый мыслями", Алёна скептически воспринимала её смысл. В каком значении — обуреваемый? Мысли бешено вьются вокруг, словно буря? Или человек с них обурел, что тоже нехорошо?

Но проснулась утром, в привычное время — и первая мысль из вчерашних: "Ну и семейка! Один только Юрий Андреевич, кажется, нормальный! И то... Только потому, что не колдун. Про Романа-то я ничего не знаю... А мне теперь что делать?! Станислав-то, получается, полностью моя забота? Ну, чтобы он грань между Явью и Навью не перешёл невозвратно? А сейчас ещё выяснилось, что его и убить могут! Тогда... Я тут каким боком?!" И снова в памяти деликатный голос деда: "...ты и Алёна... грубо говоря, испытываете друг к другу... э-э... чувства". У-у... зачем дед при нём это сказал...

Уже одетая, потопала к обеденному столу на кухне, чётко и ясно понимая, что именно что обуреваема мыслями, а потому немного сердитая: "А вот таким боком, что он мне нравится!"

С дедом хотелось поругаться: вчера он заявил о том, что она поняла только сегодня. Впрочем, дед — видит. И так, что не сравнить с кем-то. Но почему он тогда не возражает против дружбы любимой внучки с человеком, со всех сторон опасным?

По дороге на кухню, где негромко напевала бабуля, возясь с приготовлением завтрака, Алёну перехватил дед.

— Подойди-ка на минутку.

Обычно дед не задерживал её по утрам, а следом шёл на кухню. Заподозрив, что он хочет ей что-то сказать по вчерашним событиям, отнекиваться, что может опоздать на работу, девушка не стала.

Дед отодвинул стеклянную раму с одной из полок книжного стеллажа и достал оттуда небольшую деревянную шкатулку. Без слов предложенную, Алёна приняла вещицу и ногтем сковырнула махонький крючок с крышки.

Внутри шкатулка полнилась серебряной проволокой. Девушка подняла глаза на старого волхва.

— Это заказ?

— Да. Юрий Андреевич просил сплести обереги для его сыновей. И для тебя.

— Вопрос со временем, — проворчала она, закрывая шкатулку. — Когда плести-то? На работе из серебра — трудно. Сосредоточиться не дают. После работы мы идём по следующим адресам — я ведь правильно говорю?

— Правильно, — кивнул дед. — Плести начнёшь сегодня вечером. Задерживаться в их квартире после выездных дел больше не будешь. А насколько я тебя знаю, плетёшь ты быстро, если тебя никто не беспокоит.

— Ну, ладно... Деда, ты знаешь, что между мной и Станиславом дружба. Хотя мне думать именно о дружбе странно — слишком мало времени прошло, чтобы ею наши деловые встречи так назвать. Ты знаешь, что он... опасный. Почему ты не возражаешь против этой... дружбы?

— Внуча, милая... Твоя дружба со Станиславом — это, опять-таки грубо говоря, твоё личное дело. Как я могу лезть в него? Моё же дело маленькое — предупредить тебя о нём. А далее — решай сама.

Отзвучало последнее слово, а девушка всё стояла напротив старика в ожидании его следующих слов. Но дед спокойно отвернулся к книжному стеллажу и принялся осторожно двигать стекло, закрывая ряды книг: стеллаж был старенький, и стекольные рамы в расшатавшихся пазах легко могли вылететь от резкого движения... Когда Алёна уяснила, что дед и в самом деле не собирается говорить далее, она даже возмутилась.

— Деда! Но ты же сказал, что Станислав опасен! А теперь спокойно говоришь о моей дружбе с ним!

— Внуча, мы, старшие, научили тебя переходить дорогу на зелёный свет. И понимать, что красный — это опасность. Несколько последних дней ты узнавала о Станиславе всё, что тебе нужно, чтобы знать, включен ли красный свет. Разбирайся дальше сама, но не забывай, что ты, стоящая у дороги, не одна.

— Поняла, — задумчиво сказала девушка.

— И прости своего деда за многословие, — усмехнулся старый волхв. — Бывает — находит порой на меня. Что... Идём на кухню?

И они поспешили на завтрак.

За чаем Алёна коротко рассказала о появлении в квартире Кудренцовых скандальной Марьямны и её великовозрастного сыночка.

Как ни странно, даже бабуля покачала головой.

— Надо же... Марьямна до сих пор не угомонится.

— Ты тоже её знаешь? — удивилась Алёна.

— Как не знать. Когда Чёрный Андрей нас вербовал (а мы ещё не знали, что он ищет единоличной власти среди городских колдунов), столкнулись с ней пару раз в его доме. Страшная женщина. Никаких рамок, тормозов... Никаких границ не признаёт.

— А чем она страшна?

— Вот всем этим — что твоя бабуля перечислила, — ответил дед. — Непредсказуемостью. Колдовские силы у неё... как бы сказать точнее... неравномерные. То вспыхнут салютом, то — едва тлеют. Она всё на сына надеялась. Брата упрекала, что он не хочет Василием заниматься, хотя тот, по её мнению, не то чтобы перспективный, а вообще гений. Но Андрей своих внуков растил и учил. Распыляться не хотел, да и... конкуренция — она ж тоже не хотела под его руку, как и мы все... Правда, из-за иного. Вот и ненавидела она его. Тем более на дела брат её не брал. Такие деньги мимо неё утекали...

— А почему не брал?

— Как сказала бабуля, тормозов у неё нет. Ни в наших делах — с колдовством связанных, ни в общении с людьми.

Машинально взглянув на кухонные часы, висевшие под большим календарём слева от окна, Алёна заморгала ошалевшими глазами. С трудом отстранилась от сути беседы и попыталась вникнуть в сиюминутное, в будничное. И ахнула:

— Я побежала!

Выскочила из кухни, расслышав за спиной озабоченное бабулино: "Ба-атюшки! Не опоздала бы!"

А девушка уже металась в собственной комнате, то выдирая из-под возмущённого Котея кофточку, на которой тот успел развалиться ("Ага! Для тебя положила, да?!"), то хватая сумочку и лихорадочно размышляя: "Приедет Станислав за мной? Нет? Если приедет — не опоздаю! Но вчера мы не условились, заберёт ли он меня на работу! А если нет?! Ну и фиг с ним!" А сама помрачнела: обидно будет... Бросила последний взгляд на книжную полку, где лежала деревянная шкатулка с серебром, и помчалась дальше.

Из квартиры выбежала, на ходу застёгивая пуговицы плаща, а ближе к первому этажу — обматывая шею тонким шерстяным палантином, прихваченным с вешалки.

Из подъезда по дорожке к остановке бросилась так, что нога поехала на кучке подгнивших опавших листьев — чуть не упала. Только и сумела руками замахать, восстанавливая равновесие.

Огибая последний дом перед остановкой, гадала: "Увижу его? Нет?"

К светофору уже поплелась, постепенно замедляя шаг: на той стороне дороги — только общественный транспорт. Плелась и потому, что светофор всё ещё краснел — куда торопиться?.. Разочарование было таким ярким, что, уже остановившись перед "зеброй", Алёна испуганно сунула руку в карман плаща — проверить, взяла ли единый транспортный билет на проезд.

На жёлтый сигнал светофора тронулся с места "её" троллейбус; обгоняя его, сбежала нужная маршрутка. Следующую, судя по табло, ждать минут семь.

Девушка спокойно перешла дорогу и медленно побрела к остановке. И — вздрогнула, когда чуть дальше, из-за поворота, вылетела машина, тут же затормозившая напротив.

Дверь впереди широко распахнулась.

— Садись! — велел Станислав, почему-то широко улыбаясь, будто только-только перестал смеяться.

Алёна поспешно плюхнулась рядом и, закрыв дверь, принялась неловко пристёгивать ремень безопасности.

— Привет, — сказала она, наконец повернувшись к парню.

— Привет! — кивнул он и всё-таки рассмеялся: — Ты так быстро выбежала из дома, что я не успел — или не сообразил? — даже крикнуть тебе, что я рядом!

— Ты ждал меня около подъезда? — растерялась она и тут же покраснела, вспомнив, как махала руками и сумкой, чтобы удержаться на листьях и не поехать на них.

— Да. Машину-то оставил на предыдущей остановке — оттуда к вашему дому ближе, — объяснил он. — Думал — встречу тебя и хоть немного пройдёмся, прежде чем ехать. Ну и... Пока вернулся к машине, пока выехал, а ты уже дорогу перешла.

— Я испугалась — опаздываю, — призналась она, старательно скрывая новое разочарование: оказывается, они могли хотя бы пару минут погулять по "острову" — с его чёрными от дождей деревьями, по жёлто-оранжевым ещё дорожкам. Жаль, не получилось.

— Мы глупые, — сделал свои выводы Станислав, всё равно улыбаясь и глядя в окно, на дорогу. — Договориться не догадались. А надо бы... Хотя я ведь хотел сюрприз сделать.

Разочарование вспыхнуло, будто кучка сухого тополиного пуха, подожжённая мальчишками-хулиганами, и напрочь сгорело: не злится! И, кажется, будущее у них есть. Ну, хотя бы с прогулками.

— А как будем договариваться? — уже с нетерпением спросила Алёна. — Ты приедешь за мной? Забрать меня с работы?

— Ты забыла об обеде. Или не хочешь пообедать вместе со мной?

— У меня-то время для обеда будет, а вот у тебя... — с сомнением ответила она.

— А давай так, — предложил Станислав. — Мы сейчас договариваемся о совместном обеде. Но, если мне придётся переиграть, я позвоню заранее. Идёт?

— Идёт, — быстро ответила девушка, одновременно мысленно начиная твердить: "Пусть у тебя ничего не изменится и пусть ты приедешь ко мне на обед! Пусть!.."

И внутренне же замерла на полуслове, внезапно сообразив, о чём только что чуть не молилась... Ей так хочется, чтобы он чаще бывал рядом? А почему ему хочется не только возить её на работу и с работы, но и обедать с ней? Потому что дед сказал о том, что их уже сейчас объединяет чувство? Но... вчера он тоже приехал позвать её в кафе, так что...

Встревоженная этими гаданиями, она смотрела, как постепенно развидняется пасмурное утро, как в мутно-светлом слое туч время от времени появляются пронзительно-синие или голубые окошки-просветы. И в очередной раз думала о странном: зачем дед сказал им об этом? Было бы лучше, если б это знание оставалось на них двоих. Знание, что они (она украдкой покосилась на Станислава) не просто вынужденно знакомые.

Машина вновь проехала переулками к торцу дома с ателье. Станислав вышел открыть дверь Алёне.

— Я побежала, — смущённо сказала она ему.

— Беги, — кивнул он, шагнул к ней ближе и поцеловал в щёку.

Пришлось угомонить ноги, вздрогнувшие и едва не давшие стрекача к дверям ателье.

Слишком быстро! Как будто они давно... знакомы... Зачем дед сказал!..

Она шла и всё ждала, когда за спиной раздастся шум потихоньку отъезжающей машины. А шума не было. Прежде чем завернуть за угол, не выдержала — обернулась: Станислав тут же помахал ей рукой. Она ответила, шагнула дальше — и дала дёру, благо он за углом её уже не видел.

...А Станислав поехал выполнять вчерашние договорённости с Виталием Олеговичем. Сначала он должен был забрать с остановки Мироныча. С этим было легче: волхв жил неподалёку от ателье. Правда, мешали рабочие пробки на дорогах, так что Станислав добрался до места только где-то через двадцать минут.

Мироныч стоял на остановке — привычно набыченный и тёмный. Не только из-за старенького чёрного плаща, но и из-за отросших тёмных волос, которые, в отличие, скажем, от волос Виталия Олеговича, седеть ни за что не желали. Ходил он всегда с тростью. И когда-то давно Станислав спросил о ней у дедушки Андрея:

— Почему так? Зачем ему эта палка? Трость, в смысле?

— Это не трость у него, а посох. Сделан из дерева — и даёт связь со всем растущим на земле, чем и помогает в колдовстве. А ещё волхвы частенько силу от земли берут — посох и здесь связывает волхва с силами. Запомни: это не трость, а посох.

— Если от деревьев и земли, значит — сильный колдун, — недоумевал Станислав. — Но почему он тогда весь в старье ходит? Одевается как нищий!

Дедушка Андрей тогда только скривился, но ничего не ответил, оставив старшего внука недоумевать и дальше. И только через несколько лет один из волхвов, которого дедушка пытался заставить работать на него, на тот же вопрос его внука пожал плечами:

— Для кого счастье — деньги, для волхва счастье — чувствовать себя частью мира.

Не совсем понятные слова, но Станислав помнил дедовы слова, что некоторые вещи понимаешь с годами, и решил не зацикливаться на том, что ему сейчас неясно.

Мироныч, чуть раскачиваясь старым медведем, подошёл к машине. Станислав вышел и торопливо открыл ему дверь.

— Опаздываешь, — проворчал волхв, осторожно садясь и подтягивая трость за собой.

Говорить, что несколько минут простоял в пробке на мосту, что сумел бы предупредить, если бы у Мироныча был телефон, Станислав не стал. Примерно предполагал, что его ответ может обернуться долгим, нудным монологом волхва. Правда, к удивлению молодого колдуна, больше Мироныч ничего не сказал, только вздохнул, когда дверь закрылась, и уставился вперёд, на дорогу.

Следующей пассажиркой должна стать женщина-волхв Катерина — та самая, что вчера спустила с лестницы тётку Марьямну.

На нужной остановке Станислав сразу её не заметил, но из-за дождя догадался дойти до остановочного навеса и обнаружить её сидящей на скамье. Она только поздоровалась с молодым колдуном и без слов пошла за ним к машине. Заглянув в машину, коротко поздоровалась с Миронычем. Вот она себе не отказывала в том, чтобы выглядеть... ну, если не богаче, то солиднее.

Садясь в машину, Станислав усмехнулся своим мыслям. Теперь-то он понимал высказанное тем волхвом, который не просто не остался у дедушки Андрея, а ещё и сгинул из города в неизвестном направлении, чтобы тот его не нашёл... Катерина была одета во всё джинсовое, начиная с штанов и заканчивая курткой, подбитой искусственным ("Если это искусственный, — вдруг неуверенно подумал Станислав, — волхв же...") белым мехом. Но трость в руках странно доказывала, что женщина одета так только потому, что ей удобно в джинсе. А главное — она чувствует себя свободной. Станислав знал, что ей чуть за пятьдесят, однако одежда в бледно-голубых тонах превращала её в настоящую воительницу без возраста. Может, тому содействовала единственная деталь её наряда — та же трость. И даже седина коротких волос не мешала видеть её такой воительницей.

Станислав снова усмехнулся про себя: и вчерашнее происшествие с Марьямной подтверждало его представление о Катерине, как о воительнице.

Через весь город, снова застревая в пробках, они добрались до дома Алёны и забрали с собой Виталия Олеговича. Приглушив вздох, Станислав подумал о том, что сегодня он не зря был предусмотрителен, договариваясь с Алёной: время-то уплывало враз, и ладно хоть — можно перезвонить, если что, чтобы она его не ждала.

И тут же насупился.

Будет жаль, если он не успеет приехать к ателье в нужное время. Только появилась определённость, только он выяснил, к вящей своей радости, что его не просто так тянет к девушке-наузнице, и сразу такой облом, как съеденное делами время. То, что встретятся вечером, — ничего не значит. Там они будут у всех на виду. А ему хотелось посидеть с Алёной в том же уголке кафе, что и вчера. В обманчивом впечатлении — один на один.

Но и на кладбище ехать необходимо.

Вся эта поездка — из-за него самого.

Переулками-закоулками он проехал к дороге, ведущей из города. Её недавно обновили, но ремонт был сделан лоскутный, и недавние затяжные дожди снова размыли дорожное полотно до солидных ямин и колдобин. Пришлось уменьшить скорость до предела и буквально красться по этой так называемой дороге — самой короткой к новому городскому кладбищу. Впрочем, все встречные-поперечные машины двигались именно так, и Станислав успокоился, сосредоточившись на дороге.

На само кладбище на машинах не пускали. Пришлось оставить её под окнами здешней управляющей конторы.

— Веди, — коротко предложил Виталий Олегович Станиславу.

Он кивнул и повёл за собой всех троих волхвов... Немного впустую поразмышлял о том, почему Виталий Олегович взял на кладбище не всех волхвов, а только троих, считая его самого, но решил, что вопрос праздный. Да и число "три", помнил он, достаточно магическое, а значит, и три волхва что-то значат.

Зачем именно им на кладбище — он точно не знал. Предполагал, что им нужно к могиле дедушки Андрея, а потом — возможно, поискать место, где на него, Станислава, сделали вольт. И очень надеялся на последнее, потому что трое — это сила, а значит, они могут уничтожить этот вольт.

Он вспомнил, как рвали его псины-двоедушники, и поёжился. О Буке-Букачке так лучше вообще не вспоминать. Но хуже всего... Страшнее всего за Алёну. Она хоть и обвесилась оберегами-наузами, но, если какая-нибудь дрянь, наподобие Буки-Букачки, полезет к ней один на один, девушке не выстоять.

Едва они прошли кладбищенские ворота, как Мироныч что-то заворчал, оглянулся на тонкие металлические трубки, из которых создана ограда. Сначала было непонятно, чего он то ли злится, то ли ещё что. Но Виталий Олегович и Катерина одновременно подняли головы к небу и снова зашагали по мокрой асфальтовой дорожке. И, только когда к ним присоединился Мироныч, Станислав сообразил: Мироныч колданул — дождь прекратился. Дальше можно идти достаточно комфортно.

Несмотря на будний день, на кладбище находилось много народу. Станислав шёл и приглядывался, как то в одном месте, то в другом люди заботливо обихаживают могилки, и грустно думал, что посетителям здорово повезло с сегодняшним днём и с появлением на кладбище волхвов, убравших дождь.

Кладбище представляло собой равнину, заметным склоном слегка "стекающую" к реке. Чем ближе вода, тем меньше становилось людей. Зато всё больше кладбищенских птиц: воронов, ворон, галок и даже речных чаек. Чаще птичьи стаи собирались чуть в стороне от людей, копошившихся на могилах своих родных. Птицы внимательно следили за участками, дожидаясь, когда посетители уйдут, а потом слетались на покинутые места заботы и искали оставленную людьми пищу: конфеты, пряники, печенье и прочее.

Следом за Станиславом волхвы — все трое с посохами — спускались всё ниже, к речке, прятавшейся среди поникших по осени прибрежных трав. Молодой колдун даже подумал, что зря привёз их к парадному входу на кладбище. Можно было остановить машину на обочине дороги, неподалёку от могилы дедушки. А уж в кладбищенской ограде найти прореху для проникновения нетрудно.

— Подождите, — недовольно сказал Мироныч.

Все остановились. Станислав хоть и думал полюбопытствовать, зачем стоять на месте, когда до могилы дедушки Андрея осталось всего ничего, но промолчал. А если Мироныч устал, и ему требуется небольшой отдых? Спускались-то порядочно по времени.

А Мироныч, стоя на месте, огляделся, будто не понимал, как он сюда попал.

И Станислав единственный резко пригнулся, когда над головами троих будто выстрелила чёрная птица — откуда-то со стороны. Но точно не от речки.

Чёрный ворон покрутил немного над Миронычем и приземлился на его плечо.

Короткий хрипловатый крик раздался с отчётливым оттенком зова.

Растерянный Станислав проследил, как появился второй ворон и без промедления уселся на плечо Катерины. Чёрный клювище был таким жёстким, что молодой колдун невольно поёжился.

Когда появился третий ворон и сел на плечо Виталия Олеговича, Станислав решил, что сейчас они, четверо, снова пустятся в путь.

Но волхвы стояли, и он затаил дыхание, сообразив, что предстоит и ему.

Когда крепкие лапы сжались на его плече, он с трудом утихомирил дыхание. Да, такого опыта он никогда не испытывал. Поэтому если остальные волхвы на чёрных воронов почти не обращали внимания, то Станислав на своего раз всё же посмотрел. И так получилось, что птица одновременно заглянула в его глаза.

Маленькие, чёрные, но проницательные. Понятно, что Станислав кое-что придумал о птице, но впечатление было полное, что птица, в отличие от него самого, прекрасно понимает, с какой целью волхвы пришли на кладбище.

Но вот вороны... Поневоле держа напряжённое плечо с вороном чуть приподнятым, Станислав замедлил шаг так, чтобы оказаться ближе к Виталию Олеговичу.

— Зачем нужны птицы?

И вздрогнул, когда "его" ворон недовольно "крякнул".

Виталий Олегович покосился на своего ворона, а потом взглянул на молодого колдуна и кивнул.

— Проводники. Не дадут пристать к нам кое-кому.

— Это как? — нерешительно спросил Станислав, шагая рядом чуть не в ногу.

— Всё дело в тебе. Если на тебя сделали вольт, да ещё на кладбище, тебе нежелательно встретиться здесь с кем-то из Нави. Ты понимаешь, о чём я. Несмотря на то что кладбище — это крещёная, освящённая земля, Навь, науськанная на тебя, может пробиться сквозь пространство, которое для неё... запрещено. Пока мы с воронами, а особенно — ты, нас на кладбище нет.

"Науськанная Навь"... Станислав недолго разгадывал странную фразу. Под Навью Виталий Олегович имел в виду не тот мир, а тех чудищ, которые могут напасть на "мёртвого", но почему-то живого... Стало как-то пусто, когда молодой колдун вспомнил, что вскоре снова должен прийти сюда с ближайшими родственниками: девятины кончины деда справляли дома, но на сороковины собирались сюда.

— Я вошёл на кладбище — я пропал с его земли, — едва слышно выговорил он.

— Именно, — кивнул Виталий Олегович.

— Но марухи сказали, что вольт сделан на могилу без гроба. Почему же мы идём к могиле дедушки?

— "Куклу" могли просто бросить в могилу. Вот тебе и без гроба. А сюда идём... Надо разорвать связь между тобой и Андреем, — объяснил старый волхв. — Есть предположение, что Навь натравили на тебя по той нити, что осталась между тобой и твоим дедушкой. Более подробно расскажу позже. Сейчас у нас другая задача, так что прими мои слова пока просто на веру.

— Хорошо, — пробормотал молодой колдун.

— Виталя! — окликнул волхва Мироныч. Он встал возле могилы, по всем признакам свежей. — Станислав-то проскочил.

Молодой колдун прикусил губу. Он и в самом деле увлёкся беседой и прошёл мимо места упокоения своего дедушки. Всё так же держа плечо приподнятым, приблизился к Миронычу и Катерине, которые, не заходя за временную ограду, присматривались к свежевскопанному холмику, слегка прибитому последними дождями. Виталий Олегович присоединился к ним и принялся пристально смотреть на могилу, пока именно Катерина не повернулась к нему.

— Да. Можно сделать.

— Станислав, иди к деду, — велел Виталий Олегович.

— Это... как?

— Ничего страшного. Зайди за ограду и присядь там на скамейке. Одно только — не разговаривай, что бы ни увидел. И не вставай, пока не разрешим.

— Ладно, — пробормотал он, неловко перешагивая низкую ограду и сбивая со скамьи лишнюю воду. Плащ у него сегодня кожаный, так что Станислав без колебаний уселся там, куда ему указали.

И был благодарен волхвам за то, что его предупредили молчать.

Любой бы испугался... Хорошо ещё — ворон с ним, никуда не сбежал.

А страшно стало с того мгновения, когда все три волхва воткнули свои посохи перед калиткой в ограде. Будто запечатали вход. "И выход", — зябко ёжась, подумал Станислав, каменея колдовским взглядом на посохах, которые внезапно выбросили зелёные веточки, и вскоре перед калиткой стройно зеленели три деревца.

А все три волхва медленно и осторожно, чтобы не задеть другие могилы, обходили могилу его деда Андрея, шепча что-то неслышное для молодого колдуна. Так что минуты спустя, забыв о волхвовании и о чёрной птице на своём плече, Станислав мысленно разговаривал с дедом, стараясь не упрекать его в том, что происходило в доме, но то и дело срываясь на эти упрёки. Невнятный шёпот старших усыплял его, как усыпляла странная тишина на кладбище, и скоро молодой колдун, прислонившись к ограде, задремал, в то время как сторожевая птица на его плече бдительно следила за происходящим, не спуская чёрных глаз как с кладбища, так и с троих волхвов.

Глава тринадцатая

Ещё с порога Алёна открыла рот на суету в ателье. Девочки бегали от стола к столу, о чём-то оживлённо переговариваясь. В закутке с вешалками для верхней одежды ей сообщили, что получен крупный заказ на шитьё: народный хор из района решил обновить костюмы для выступлений. Алёна тоже обрадовалась. Она любила кроить одну модель, на которой мало всяких швейных финтифлюшек. А тут красота: у мужчин — рубахи да штаны; у женщин — те же рубахи, разве что с вытачками да приталенные, и сарафаны.

Прибежала к своему столу раскроя, всмотрелась в модель и довольно улыбнулась: спокойная работа обеспечена.

А тут ещё Нина, заведующая, подлетела:

— Девы, работаем качественно! Помним о премии!

Женщины рассмеялись, заахали, а Нина склонилась над столом Алёны, как и девушка, чтобы сказать:

— А тебе премия будет уже сегодня.

— Как это? — удивилась Алёна.

— А так. Ты ведь своё макраме не бросила? Мы вчера дома свои хомячьи закрома разбирали, которые у моей мамы ещё с советских времён копятся. Знаешь, сколько тесьмы нашли! Море! Да ещё новёхонькой, нераспечатанной! В общем, в конце рабочего дня подойдёшь в мой кабинет — я тебе пакет и вручу.

Смутившись, Алёна неловко спросила:

— И... сколько?

Нина замахала на неё руками.

— Да мы рады, что тесьма в нужные руки попадёт, а у нас освободится место! А так — сколько ещё лет пролежит, пропылится!

— Нина! — загорелась Алёна. — Хоть одним бы глазком посмотреть, что там, в пакете, а?

— Почему бы и нет? И стимул для хорошей работы будет.

— Стимул? Можно подумать, я без него не обойдусь! — засмеялась девушка.

Что ж. Естественный, ожидаемый ход событий и для Нины, и для Алёны: при виде пузатенького пластикового пакета, чьи ручки еле сходились из-за содержимого, девушка ахнула, и через минуты увесистый пакет переместился к её рабочему месту.

"И Станислав на обед приедет! — радостно думала Алёна, с неудержимой улыбкой поглядывая на задвинутый под стол пакет с тесьмой, осевший дородной купчихой. — И тесьмы халявной дали! И завтра ещё накуплю!"

Утолить хомячье счастье — что ещё надо увлечённому человеку?

На волне, радостной и признательной, Алёна быстро закончила с выданной нормой раскроя и, сев отдохнуть и устроив пакет на коленях, немедленно запустила в него руки. Не терпелось посмотреть, какое богатство ей досталось... Да, у некоторых моточков бумага, скрепляющая их в одной форме, рассохлась и слетела, но всё равно было видно, что тесьма новёхонькая. Да, в основном была довольно широкая тесьма, которую придётся сложить вдвое. Но были и почти шнуры, с которыми мудрить не придётся... Так что, поразившись богатому выбору, исполненная благодарности к Нине, Алёна уже начала деловито продумывать, кому и на какие наузы пойдёт это свалившееся на неё богатство. И не забывала поглядывать на часы, висевшие над входной дверью в ателье: электронные, они по её впечатлениям, еле-еле тащили свои стрелки, замедляя приезд Станислава.

Занятая двумя благодушными мыслями, которые делали её счастливой, девушка не сразу заметила, что в ателье азартное настроение ("Теперь-то точно премию дадут!") как-то слишком отчётливо скатилось на несколько тревожное.

Но всё же общий настрой дошёл и до Алёны. Она аккуратно уложила моточки тесьмы назад, в пакет, и присмотрелась к коллегам. Нет, все на своих местах. Напарницы по раскрою тоже закончили свою норму, и швеи вовсю принялись за свою часть работы.

У стола заказов... Ага, вот оно где начинается — то самое беспокойство. Интересно, что случилось?

Девушка-приёмщица, со встревоженным лицом, слушала невысокую женщину-заказчицу, только что пришедшую. У той лицо больше возмущённое, чем встревоженное, и обе часто взглядывали на входную дверь в ателье.

Дверь открылась, и в помещение вбежала Нина — мокрая. Наверное, дождь припустил. Подошла к столу заказов, что-то негромко говоря и как-то даже испуганно качая головой.

Но администратор-приёмщица и заказчица минуту спустя всё же занялись своими делами, а Нина отошла от них и стояла сейчас явно расстроенная, хмуря брови на дверь.

Алёна осторожно подошла к ней тихонько спросить:

— Что-то случилось? Может, помочь?

— Да прибился к нашему крыльцу какой-то! — с досадой сказала Нина. — То ли пьяный, то ли наркоша!.. А может, и вовсе больной. Заказчица, вон, пришла, говорит — бомж. Неприятный очень. А я вышла посмотреть — вроде в приличной одежде мужик. Вот только... сидит на ступеньках, долдонит что-то непонятное... Скорую вызывать? Полицию? Не знаю, что делать... Всё надеюсь — авось, сам уйдёт.

На ступеньках? Посмотреть легко. Алёна, не скрывая, куда направилась, подошла к третьему от входной двери огромному окну. Здесь уже стояли две швеи, тоже томимые любопытством. Алёна отодвинула другой край занавески.

Приглядевшись, сначала сморщилась: "Фу-у..." Но человек на ступенях крыльца будто услышал её мысленную брезгливость, мало того — будто ощутил её взгляд. И с усилием повернул голову в её сторону.

Зубы похолодели от непроизвольно втянутого сквозь них воздуха. Василий?..

Алёна бросилась в закуток с верхней одеждой, сняла с вешалки свой плащ, чтобы достать оставленный здесь зонт, и побежала к двери.

— Алёна?! — удивилась Нина.

— Это моих знакомых родственник! — возбуждённо объяснила девушка и выскочила на улицу.

Василий сидел на последней ступени, а значит, небольшая крыша крыльца его уже не укрывала от дождя. Сидел и сотрясался от дрожи, одновременно невразумительно что-то мыча. Смутно помня, что мужчина вроде... не буйный, Алёна испугалась из-за другого: не заболел ли он? Промок-то насквозь! И трудно ему, что ли, сесть повыше, чтобы под дождём не мокнуть!.. Торопливо укрыла зонтом от дождя и чуть не шлёпнула его по лбу, проверяя температуру.

Он поднял голову.

— Баба... молодая... — задыхаясь, проговорил он.

Алёна аж глазами захлопала. Он её запомнил? И тут же — дикое изумление: но сейчас-то как он её увидел и узнал, если даже крепко зажмуренных глаз не открыл?!

"Много ты знаешь о колдовстве! Только о своём — и то не всё и не до конца! — отмахнулась она от невольного вопроса. И тут же озадачилась: — Но ведь о Василии мне, вообще-то, сказали, что он не колдун вовсе! — И снова обозлилась: — Думай о ситуации, а не о человеке! Его надо... домой отправить! — Алёна прикусила губу, уже испуганно глядя на мужчину: — Но я не знаю адреса!"

И снова спохватилась:

— Василий! У вас есть мобильный телефон, чтобы позвонить вашей маме?

Мужчина, всё так же жмуря глаза, но подняв голову, словно смотрел прямо на Алёну, вдруг... захихикал:

— Бац! Красиво было! Как салют! Во все стороны! — И тут же резко сменил настроение, жалобно забубнив: — Больно! Больно было!

И натянул манжету промокшей насквозь куртки. На кисти у него красовалась довольно глубокая царапина, покрытая засохшей чёрной кровью.

Алёна ничего не поняла. Единственное ясно: на самого Василия в помощи ему полагаться не стоило. Она, конечно, помнила, как он несколько дурашливо вошёл в комнату Станислава, но не ожидала, что мужчина окажется чуть ли не дурачком.

Пришлось доставать собственный мобильник, одетый в узорный футляр из мелких науз, защищающих его от колдовских сил собственной хозяйки. Только нажала на кнопку, телефон как-то странно заскрипел, а привычная мелодия (почему-то на отключение) фальшиво замедлилась, а потом пропала на полуслове. Василий сжался в комок, опустил голову и что-то заворчал обиженно вытянутыми губами, как ребёнок. Но и это ещё не всё: он толчками начал перемещаться к другому краю ступени, на которой сидел.

Алёна сморщилась: от брезгливости или жалости — сама не разобрала. Но ведь мужчина и так поначалу сел на мокрую ступеньку! А теперь пересаживался по мокрому же, а кое-где на выбоинах-выщербинах — и с лужицами!

Но вздохнула и поспешила следом — с зонтом-то, прикрыть его от дождя.

Неблагодарный!.. Только чуть не зарычал жалобно, приподняв плечо, будто защищаясь от девушки... Чего это он...

Держа в одной, вытянутой руке зонт над возмущённо бормочущим мужчиной, другой Алёна старалась разобраться с собственным мобильником. Наконец, сообразила: край-то ступени, как и вся лестница, заканчивался металлической решёткой перил!

Скоро зонт был укреплён в этой решётке, а девушка отошла, причём Василий почему-то резко заткнулся и даже вздохнул. Она пожала плечами, чувствуя, что сама начинает замерзать без плаща, и принялась листать телефонную книгу в нормально заработавшем мобильнике.

Первое имя поиска — Станислав, конечно. Но, добравшись до него, Алёна вспомнила, что дедушка ещё вчера говорил: первую половину дня Станислав будет с ним. Что значит только одно: что бы там они ни делали, лучше не вмешиваться, не перебивать.

Повздыхала, глядя на имя Станислава, стала думать дальше.

Роман? А если и он там, где-то с ними?

Отчаявшись, пролистала книгу до конца. Чуть не заплакала от благодарности к деду, который велел ей с самого начала знакомства с "семьёй" вбить в книгу номер телефона Юрия Андреевича.

— ...Алёна!

Мобильник чуть не выпал из рук. Обернулась — выдохнула: к ней спускалась Нина, опасливо поглядывая на зонт и мужчину под ним.

— Ты ещё долго?

Вопрос Алёна поняла правильно: есть новая заказчица — и есть свободная раскройщица. Работа никуда не делась, пока длится рабочее время.

— Я сейчас его дядю вызову! — поспешила сказать Алёна и в душе хмыкнула: какой Юрий Андреевич Василию дядя! Кузен!

— А что с ним вообще? — покивала тихонечко Нина на зонт.

Мда. Работа работой, но от любопытства тоже никуда.

— Он немножко... не в себе, — с трудом нашла деликатные слова девушка, чтобы объяснить состояние Василия.

— Не буйный хоть? — снова забеспокоилась Нина.

— Нет! Что ты! — уверенно и без зазрения совести соврала Алёна и торопливо добавила, умоляюще глядя на начальство: — Нина, мне только один звонок сделать — и за ним сразу приедут и увезут отсюда!

— Да-да-да! — снова закивала заведующая и убежала в помещение: в платье с коротким рукавом, даже с белым халатом поверх, долго на мокрети не простоишь.

А девушка, инстинктивно сжав плечи, чтобы уж совсем не замёрзнуть, слушала телефонные гудки и радовалась, что Нина не сообразила задать, вообще-то, весьма логичный вопрос, на который Алёна никак не сумела бы ответить: как Василий её нашёл? И искал ли он её? Может, нечаянно здесь оказался?

Пока ждала разговора с Юрием Андреевичем, примерно представляла, что он ей ответит на такой неожиданный звонок: мол, не моё дело разбираться с нежеланными для семьи родичами. Но, едва он её выслушал, как тут же обеспокоенно сказал:

— Я приеду. Но, прошу вас, Алёна, не показывайтесь на глаза, когда мы будем возле этого ателье!

— Почему? — поразилась девушка.

— Со мной будет его мать, — раздражённо ответил Юрий Андреевич. — И я не могу поручиться, что она не устроит скандал, если вас увидит.

— Хорошо, я буду приглядывать за Василием из окна, — несколько оторопело ответила она. — Только ведь у меня работа...

— Мы быстро! — уверил тот её.

Алёна бегом вернулась в ателье и бросилась к Нине.

— Пожалуйста, присмотри за этим Василием — из окна, ладно? Пока я крою новый заказ! Нина, пожалуйста!

— Из окна чего не посмотреть, — проворчала та и побежала к месту наблюдения.

А к Алёне подошла девушка-приёмщица вместе с заказчицей, чтобы объяснить, что требуется раскроить, а затем пошить.

Раскрой прошёл, как всегда, на уровне, несмотря на то что Алёна нервничала. Рука-то была тверда в привычном деле. Так что, догадавшись, что до обеда больше заданий не будет, она побежала к окну. Нина, уже проводившая напуганную заказчицу, не желавшую в одиночестве выходить на крыльцо, где сидит страшный мужик, оглянулась и сказала:

— Что-то машины до сих пор нет. Ты точно знаешь, что его отсюда заберут?

— Если через пять минут не появятся, снова позвоню, — пообещала девушка.

И сменила начальство на необычном посту. Только пристроилась, для удобства облокотившись на высокий подоконник, как машина как раз и приехала.

Остановилась она в паре метров от лестницы в ателье, и первой из машины вылетела невысокая женщина, в обвисшей от явной старости куртке, в бесформенных джинсах. Марьямна? Она немедленно, с едва слышным за окнами криком бросилась к сыну. И — внезапно отлетела назад, упав и спиной явно очень сильно ударившись о невысокий бордюр асфальтовой дорожки, ведущей к ателье.

Алёна ахнула, выпрямившись.

Что это с ней?!

Выбежавший следом за женщиной из машины Юрий Андреевич и шагу не ступил, застыв на месте, слишком очевидно ошеломлённый. Согнувшись перед окном в сторону как можно дальше, ничего не понимающая Алёна высмотрела Василия. Тот всё ещё сидел под её зонтом, но уже не ссутулившись, а так, словно устроился в кресле, благо есть к чему прислониться спиной — к ступени за спиной.

Но почему упала его мать?!

Оглянувшись на Нину, засомневалась, стоит ли подходить, отпрашиваться — на случай, если пригодится её помощь на улице. И тут же обернулась снова к окну, боясь пропустить хоть что-то из невероятного происшествия на улице.

А там Марьямна поднялась на ноги, согнувшись в три погибели и прижимая руку к пояснице. Она, кажется, пребывала в состоянии яростного недоумения. Юрий Андреевич бросился было помочь женщине, но та с досадой отмахнулась от племянника и снова захромала к сыну.

Василий сидел, не шелохнувшись. Половину его головы Алёна не видела из-за зонта, но то, что он не шевелится, заметно и так.

Но едва Марьямна добрела до сына, как с хриплым вскриком вновь была от него отброшена в сторону. Что... происходит?!

Опять захотелось оглянуться на Нину, но страшно было оторваться от наблюдения, потерять из виду хотя бы мгновения происходящего.

Юрий Андреевич подбежал-таки к Марьямне и взялся помочь ей. Довольно крепкий мужчина, он легко поднял её, но потом тётя навалилась на него. Судя по всему, на этот раз падение было ещё более сильным, и ушиб не давал ей нормально двигаться.

Он доволок её до машины. Марьямна кривилась от боли и, кажется, охала, когда движение для неё было слишком болезненным. Наконец, Юрий Андреевич бережно усадил её на заднее сиденье, а потом встал у машины, растерянно глядя на лестницу, на сидевшего там Василия.

Предположить, о чём он думает, легко.

Но Алёна всё никак не могла поверить, что происходящее с матерью совершает именно Василий. Что Юрий-то Андреевич сам боится подойти к нему — загадкой не стало.

Так что же делать дальше, если Василий не желает уходить от ателье?

Поколебавшись, Юрий Андреевич вынул из кармана куртки, видимо, мобильный телефон. Алёна на всякий случай тоже сжала в руке свой.

И оказалась права.

— Алёна, вы говорите, он был спокойным до сих пор?

— Конечно. А что случилось? Я стою у окна и...

— Тётя говорит, что он отбрасывает её сильной колдовской... волной! — выпалил Юрий Андреевич.

— Я слышала, что он не колдун, — сама растерянная, сказала девушка.

— Тем не менее... — пробормотал он, во все глаза глядя на неподвижную фигуру у крыльца в ателье. — Честно говоря, не знаю, что делать дальше. Он не подпускает мать к себе. А я... я же не колдун! Алёна, может...

— Юрий Андреевич, — решилась Алёна. — Я бы помогла вам, но признаюсь — я тоже боюсь, но уже вашей тёти. Она вчера так кричала!

— Ну, сейчас-то она точно кричать не будет, — заметил мужчина. — Кажется, последний раз она упала сильно на спину. Она теперь даже говорить может только шёпотом. Ну что? Попробуете завести Василия в машину?

Алёна снова прикусила губу, с отчаянием оглянувшись на входную дверь.

На часы.

Через полчаса должен приехать Станислав.

А Алёна уже ни в чём не была уверена: а если этот бесячий Василий захочет, чтобы и она села с ним в машину?!

Юрий Андреевич первым не выдержал молчания.

— Алёна, пожалуйста! Помогите!

— Ладно, сейчас, — обречённо ответила она, наткнувшись ещё и на вопросительный взгляд Нины. Сунула мобильник в карман и отпросилась выйти на улицу, чтобы убрать нежелательную персону с лестницы ателье.

Выбежала, потому что не хотела терять и минуты.

Подошла к Василию и спустилась так, чтобы он увидел её.

Увидел.

Глаза на этот раз открыты. Глянул прямо на неё. И замер.

— Сердитая... — прошептал он, странно, как-то уродливо, по её личным впечатлениям, склонив голову, чтобы заглянуть ей в лицо.

— Сердитая! — напористо подтвердила Алёна, плюнув на все последствия. Пусть и её он каким-то образом собьёт с ног, лишь бы всем ясно стало, что она тоже не сумеет с ним совладать. А значит, можно вернуться в ателье. — Ты мне мешаешь работать, понял? Я в этом ателье третий год без всяких скандалов работала, а ты тут появился, и из-за тебя со мной вот-вот ругаться начнут!

Она говорила и чувствовала, что говорит с ним, как с ребёнком. То ли мешал беседовать с ним, как со взрослым, этот его взгляд вытаращенных на неё, как на какую диковину, глаз. То ли всё его поведение буквально вопило о том, что с ним и надо обращаться, как со своевольным ребёнком. Но сюсюкать не собиралась. Говорила честно, объясняя напрямую всё, как есть.

— Почему?

Вопрос она поняла.

Почему ругаться начнут.

— Потому что моя начальница уже ругается. Тебя боятся наши посетители-заказчицы. Ты сидишь, как будто пьяный...

— А я не пьяный? — вдруг удивился Василий.

— И пьяным, и трезвым ты не должен мешать мне работать! — заявила Алёна и протянула ему руку. — Вставай! Я отведу тебя в машину Юрия Андреевича.

— Юрка здесь, — сделал вывод Василий, вытаращив глаза теперь на кузена. Как будто до сих пор не видел. — А зачем в машину? Не хочу. Там мама. Она ругается.

— Тебя надо отвезти домой! — крикнула обозлившаяся Алёна. Станислав же скоро должен приехать, а тут всякие заморочки!.. И вдруг догадалась, как говорить с мужчиной. — Значит, так. Если я не смогу тебя отвести в машину к маме и к Юрию Андреевичу, сейчас приедет Станислав! И он тебя впихнёт в машину и заставит уехать отсюда! Понял?

К её облегчению, предположения, чем можно его напугать, оправдались.

— Стас?! — послушно испугался мужчина и завозился, пытаясь подняться со ступеньки. — Где Стас?!

— Сейчас приедет, — уже спокойнее повторила Алёна, хватаясь за его руку. — Мы до его приезда сядем в машину, — ещё мягче заговорила она, — и поедем домой.

— Мама ругается, — пожаловался Василий, вскидывая взгляд на машину.

— Нет, не будет, — возразила Алёна, уже не зная, как же с ним разговаривать, чтобы он не просто встал, но и дошёл с нею до машины. — Она упала, и ей больно разговаривать. Пойдём, Василий. Я провожу тебя.

Откровенная сама с собой, девушка признавалась в душе, что продолжает бояться этого странного, непредсказуемого мужчины. Например, она боялась, что Василий не только вцепится в её ладонь, но и сожмёт её изо всех сил, причиняя хоть и не специально задуманную им боль, но всё же... Ручищи-то у него — ой... Однако мужчина лишь раз ухватился за её ладонь — чтобы встать. А дальше она повела его к машине, будто покорного малыша, который, шагая за нею, бормотал что-то обиженное и даже оправдательное.

— Куда его посадите? — спросила Алёна у Юрия Андреевича.

— Рядом с ма... — начал тот и осёкся.

Василий прошёл мимо него и самостоятельно открыл дверь к передним сиденьям, чтобы с комфортом устроиться рядом с местом водителя.

Двери машины открыты, и Марьямна высунулась из салона, чтобы шёпотом, не слишком напрягаясь, злобно зашипела на девушку:

— Как?! Как он здесь оказался?! Ты приманила?! Кто такая?!

Алёна переглянулась с Юрием Андреевичем.

— Я... пойду? — жалобно спросила она.

— Не с-смей уходить, когда с тобой...

— Мама молчит, — вдруг бесстрастно сказал Василий, спокойно глядя в ветровое стекло, и Марьямна неожиданно заикнулась на последнем слове, после чего попыталась, но так и не сумела даже шёпотом сказать что-то ещё.

А Юрий Андреевич ошарашенно посмотрел на двух своих пассажиров, а потом на Алёну. Медленно высказался:

— Я даже не представляю, что делать.

— Думаю, вам надо отвезти их к себе домой, — тоже довольно медленно выговорила ошалевшая от "мама молчит" девушка. — Скоро там начнут собираться и взрослые, и ученики. Мне кажется, они помогут разобраться в этом... — она поискала слова, определяющие происшествие, но так и не нашла таких.

Юрий Андреевич вздохнул и опять посмотрел на пассажиров. Василий сидел, всё так же бесстрастно глядя в окно. Его мать, дрожа, плакала — вероятно, со злости. Но почему лила слёзы? Из-за того, что в полный голос не может выплакаться, потому что больно из-за разбитого тела? Или из-за того, что сын колдовски и совершенно неожиданно для неё заставил её замолчать?..

Неожиданно Василий посмотрел на Алёну и улыбнулся.

— Баба молодая — сильная.

— Господи, что он ещё... — пробормотал Юрий Андреевич и тоже посмотрел на девушку. — Приму ваш совет — повезу их к себе. А там — посмотрим.

Машина отъехала-таки от ателье, а девушка забрала зонт и побыстрей забежала в помещение — совсем замёрзла, пока шли переговоры.

Проходя к своему столу, Алёна невольно улыбнулась довольной Нине. Та видела, что странного мужчину увезли. Но главное — не видела, как Василий "отталкивает" от себя мать. Если бы заведующая увидела, было бы хуже. Сплетни, шепотки за спиной и косые взгляды для Алёны были бы обеспечены. А так... Увезли и увезли человека "не в себе". И снова в ателье тишь да благодать.

Пару минут спустя Алёна сидела у кулера и жадно пила почти кипяток, едва усмирённый холодной водой. Пока на улице суд да дело, почти и не замечала, что конкретно промёрзла... Пила только воду. Чай бы заварить, но ведь ждать... После второй чашки зубы перестали ляскать нервной дробью. Шмыгнув носом, Алёна помечтала: "Вот приедет Станислав, сходим в кафешку. Я ему расскажу про Василия. Вот он, наверное, удивится!" А что Станислав вот-вот приедет, доказывало его молчание: ведь он обещал позвонить за полчаса до обеда, если не сможет приехать. А полчаса прошло.

А потому согревшаяся Алёна вернулась к столу, возле которого раскрыла зонт, чтобы просушить его.

Есть время кое-что обмозговать, а заодно начать новую наузу. Прислушалась к себе. Да, хочется начать наузу защиты. Василий напугал.

Начало плетения и задало тему для обдумывания. Василий сказал — она сильная... Пальцы Алёны замерли на будущей наузе. Дошло, почему он взглянул на неё сначала прямо, а потом — так, будто у него чуть ли не шея сломана: он и её пытался ударить колдовской волной! И не получилось. Поэтому она сильная.

А ведь на ней защита от чужого колдовского воздействия — и очень плотная: не считая серёжек-науз и двух заколок-науз в волосах, есть ещё несколько браслетов и привычная науза с медальоном. И... Несмотря на свою колдовскую силу, Василий не сумел пробить её наузную защиту.

Остаётся вопрос: откуда у него эти силы?

Вчера черноволосая ведьма Алиса чётко сказала, что Василий отнюдь не колдун, хотя его мать настаивает на ином. Правда, после смерти Чёрного Андрея Василий только вчера появился в его квартире. Может, Марьямна сумела что-то такое сделать, и потому её сын стал сильным, хоть и необученным колдуном?

Алёна вздохнула и подошла к окну.

На улице промозгло и снова меланхолично накрапывал мелкий дождь.

Взгляд на часы — и Алёна повеселела. Пять минут до обеда. Пора собираться на свидание и в кафе!

Быстро оделась и побежала к торцу дома, где её должен дожидаться Станислав.

Добежала и огляделась. На небольшом асфальтовом пятачке между зданиями ни машины, ни Станислава. Только серый сеющий дождик и прячущиеся под зонтами редкие прохожие.

Глава четырнадцатая

Дождю-то волхвы временно запретили идти над кладбищем, но тучи предпочли не разгонять. Хочется погоде депресснячить — бога ради. А тучи начали скапливаться. Может, потому что непролитые, может — ещё по какой причине, но нависали они над покатой равниной кладбища и грузно, и темно.

Вскоре появилось впечатление, что время не дообеденное, а ближе к вечеру. Почудилось — и сам воздух потемнел. А вместе с тем на кладбище человеку, обладающему иным зрением, стало легче разглядеть неожиданные для обычного люда силуэты — как неодушевлённые, так и... псевдоживые.

Первым, естественно, разглядел их ворон, сидевший на плече задремавшего Станислава. Почему — естественно? А потому что твари с телами, будто собранными из чёрных корявых веточек, появились внутри ограды, куда волхвы посадили Станислава.

Деревянного креста, который временно стоял почти на всех свежих могилах, в ограде Чёрного Андрея не было. Вместо него красовался скромный обелиск.

Круглые чёрные глаза птицы замерли на земле у подножия обелиска. Корявые сучки по одному пробивались из перевёрнутой во время копки земли, между промокшими комьями глины. Едва они оказывались размером с ладонь, на верхних кончиках немедленно вспыхивали затуманенно тёмно-красные огни. И без объяснений со стороны было видно, что эти огни — глаза. И сейчас они сразу выпяливались на Станислава.

Ворон заглянул в лицо человека, на чьём плече сидел. Человек дремал. Возможно. Снова нахохлившись на его плече, ворон некоторое время внимательно изучал жутковатые создания, которые копошились на холмике вокруг обелиска. Будто старались украсить его странным похоронным венком.

Потоптавшись на месте, ворон тихо изрёк: "Кра..."

Трое волхвов скосились на могилу чёрного колдуна, но шага не сбавили, и не было впечатления, что они собираются встать на месте. Хотя по их сосредоточенным взглядам посторонний понял бы, что красноглазых тварей видят и они. Зато птицы на их плечах то ли нахохлились, то ли ссутулились — так, словно собирались вот-вот прыгнуть вперёд, как с трамплина.

Когда красноглазых тварей скопилось столько, что они образовали чуть ли не полуметровую в высоту пену вокруг обелиска, но ни на шаг не придвинулись к Станиславу, волхвы остановились.

— Морок? — негромко спросил Мироныч. — Вроде сначала было, а теперь — нет?

— Не морок, — решительно сказала Катерина и снова прищурилась на ограду. — Внук к деду не привязан. Все силы и способности свои. И в целом... Могила выглядит так, будто здесь не колдуна хоронили, а обычного человека.

— Что и странно, — пробормотал Виталий Олегович, всматриваясь в неподвижную корявую "пену", поблёскивающую на молодого колдуна тёмно-красными глазами. Перевёл взгляд на низкое серое небо. — Что делаем? Искать "куклу" сейчас — смысла нет. Разве только... — Он взглянул на "пену" уже с иным интересом. — Разве что чернокровиц использовать.

— Ночью бы сюда приехать — враз бы нашли, — вздохнул Мироныч, тоже глядя на дремлющего молодого колдуна. — Виталя, силы-то у Стаса хоть и большие, но, как и сказала Катерина, не дедовы. Что думаешь?

Догадаться нетрудно, что имеет в виду старый друг и товарищ.

— Что тут думать... Бывало и такое на моей памяти, — задумчиво сказал Виталий Олегович. И обернулся к волхвам. — Неужели уйдём отсюда с пустыми руками?

— Чернокровиц я бы не трогал, — покачал головой Мироныч, глядя на "пену". — Никогда не знаешь, в чём проколешься. Никогда не знаешь, из-за чего они взбрыкнут.

— Виталя? — спросила Катерина, кивая ему.

— Могу и сам, — после недолгого молчания ответил Виталий Олегович. — Но мне нужны будут наблюдатели.

Сначала подумали, как убрать посохи — так, чтобы чернокровицы не разбежались. Сейчас-то они сидят у обелиска только потому, что некуда бежать из замкнутого пространства могильного участка. Единственная для них прореха — выход-калитка, но здесь высились волховские посохи. Если последние убрать...

Впрочем — прикинул Виталий Олегович — посохи можно заменить волховским словом. Подошёл к посохам, присел перед ними на корточки. Покосился на своего ворона — тот на него, кракнул что-то там тихонько, но не возразил.

— Плету-сплетаю, бредень затеваю, — негромко заговорил Виталий Олегович, и двое других волхвов качнулись к нему встать ближе, чтобы прослушать слова сплетения. А старый волхв быстро вёл пальцем между тремя посохами, то и дело выписывая какие-то невидимые узлы на каждом из них. — Бредень мой — сеть частая да крепкая: куда ни закину — туда бредень мой и пойдёт да следы оставит, а со следами к земле-матушке добычу приклонит да меня слушаться заставит. Быть по сему!

Завидя зеленоватую сеть между посохами, волхвы кивнули и вынули каждый свой посох. Сеть осталась на месте. Мало того — она приподнялась, словно настоящая, подхваченная сильным ветром. И упала на обелиск. "Пена" из чернокровиц колыхнулась и, словно по прозрачной трубе, только очень плоской, съехала к выходу из могильного участка, к калитке.

Одновременно с посохами, перекочевавшими в руки волхвов, зашевелились и вороны. Птица с плеча Виталия Олеговича перелетела на свободное плечо Станислава, всё ещё дремлющего под воздействием бытового заклинания на лёгкую дремоту. Другие два ворона уселись на низкой ограде могильного участка — сторожить по обе стороны от колдовского бредня.

Окинув оценивающим взглядом скамью с дремлющим молодым колдуном, Виталий Олегович обернулся к кладбищу, которое теперь предстало перед его глазами едва ли не всей своей равниной. Впрочем, равниной неровной и несколько овражной: несколько ручьёв, прорезав за последние её, годы успели превратить равнину в пологие холмы, которые одним взглядом не возьмёшь.

Но троих волхвов неохватность кладбища в целом не волновала. Если "куклу" для вольтирования сделали, то сунули её в одну из свежих могил. А значит — близко к могиле Чёрного Андрея. Теперь-то, зная о вольте, Виталий Олегович убедился, что Бука-Букачка была не лично натравлена на Станислава. Вольтирование работало так: смерть молодому колдуну грозила при встрече с любой тварью Нави.

Видимые колдовскому взгляду чернокровицы веером разбежались по ближайшей части кладбища. Почудилось, они не успели пробежать и половины расстояния доверху, как довольно ровные линии подневольных разведчиков вдруг сломали идеальные пути поисков и принялись скапливаться в одном месте.

Волхвы переглянулись. Могила с "куклой" для вольтирования найдена.

Оставив Станислава на попечение воронов, волхвы поднялись парой могильных рядов до места сосредоточения чернокровиц.

Здесь Виталий Олегович отпустил погостную нежить восвояси.

Прочитав сведения о покойнике (табличка на обелиске), волхвы вновь переглянулись. Женщина умерла в один день с Чёрным Андреем. Есть вероятность, что их хоронили в один день. Если не в один час. И среди провожавших старого некроманта был тот неведомый колдун, который вместе с горстью земли бросил на гроб умершей "куклу".

Обезвредить "куклу" легко — даже при условии, что ритуал проделает сам Станислав. Вот только... Только тогда не узнать, кто решил отомстить Чёрному Андрею через смерть его внука.

Размышляя обо всём этом, Виталий Олегович смотрел на могилу неизвестной (что ему дали её фамилия и отчество? Да и по фото он её не узнавал) женщины и вспоминал вопрос внучки: как, каким образом умер Чёрный Андрей?

Вопросом о том старый волхв задавался и сам — с тех пор, как сын Чёрного Андрея пришёл к нему с просьбой о помощи. Но задавался так, как делают это посторонние люди, не имеющие отношения к покойнику. Всего лишь думая о вопросе здоровья. Но Чёрный Андрей всегда тщательно следил за своим здоровьем. Так что, если увязать причину смерти Андрея с нынешним, довольно шатким положением Станислава, дело начинает выглядеть весьма неожиданно.

Старый волхв снова поднял глаза к низкому небу. Тучи бурлили, волнуемые порывистым ветром, но стреноженные волхвами, и перемещались быстро и даже суетливо. Будто кипящая каша, слишком жидкая. Будто перемещение могло вернуть им возможность пролиться-таки дождём.

Кажется, старые друзья думали об одном и том же, разве что с мелкими вариациями и уточнениями.

— Если обезвредить "куклу", на него сделают следующую, — высказала Катерина. — Из-за чего парень становится опасен с обеих сторон. Не выдержит постоянного напряжения — уйдёт в Навь. Сумеет пережить Навь — получим второго Чёрного Андрея. Будет сопротивляться Нави — на выходах по делам может подставить ребятишек.

По сути, она обобщила нынешнее положение с прицелом на будущее.

Мироныч шмыгнул носом, насупленно обозревая унылую равнину кладбища, редкие прутья деревцев возле могил и редких копошащихся на своих участках людей.

Вздохнул и, не глядя, сказал:

— Пора на поклон к Любаве. Давно мы к ней не заглядывали. И так злится, что ходим только по делу, а не... — он то ли хмыкнул, то ли фыркнул — и с новым вздохом закончил: — Любит, когда её просто навещают.

— Навещать её ещё — бабу Ягу-то, — буркнула Катерина, но вопросительно уставилась на Виталия Олеговича, ожидая последнее слово от него.

Тот тоже смотрел в серое пространство просыревшего от слякоти осеннего кладбища. Оно-то, несмотря на пасмурь, продолжало жить в птичьих голосах — тем более спускалось к воде, к небольшой речушке, прятавшейся в рогозе да камышах.

— Ругались они, — покачав головой, вспомнил старый волхв и проводил рассеянным взглядом белую чайку, секунды спустя сгинувшую в тальниковых зарослях, где оставалась ещё ржавая листва. — Захочет ли помочь его внуку... Впрочем, что проку думать... Мироныч прав. Надо идти на поклон к Любаве...

— Что-то я как-то не представляю, что она сюда явится, — усмехаясь, сказала Катерина. — Кладбищ она не любит.

— Ещё больше она не любит, когда всякая навья мерзость по городу шастает, — заметил Мироныч и обернулся к Виталию Олеговичу. — Это я вспомнил, как ты меня заманил юнцов учить — из "семьи"-то. Думаю, такой весомый аргумент на неё тоже произведёт впечатление.

— Когда? — спросил Виталий Олегович, повернувшись к друзьям.

— Чего тянуть? — пожал плечами Мироныч. — Машина есть. Водитель — тоже. До вечера мы все свободны. Нам ведь — что? Уговорить её только, а уж договориться назавтра сюда съездить — это надо бы уже сегодня. Мало ли что там подвернётся из сегодняшних дел опасного.

— Согла... — начал было Виталий Олегович и резко оглянулся на могилу Чёрного Андрея.

Два ворона суматошно летали над могильным участком, где всё ещё неподвижно сидел на скамье Станислав. Тот ворон, что был вызван для его защиты, оставался на его плече, хоть и почти пластался на нём от явного страха. Отданный старым волхвом — ворон то мотался в воздухе, то вновь садился на второе плечо молодого колдуна, но долго сидеть не выдерживал, в панике взлетая.

Трое волхвов немедленно заторопились к огороженному участку.

Зеленоватая сеть "бредня" постепенно истаивала, и участок становился опасным из-за высвобожденной погостной нежити.

Добежав до него, волхвы крепче вцепились в посохи: ноги спящего колдовским сном Станислава обвивали два чёрных корня, которые походили бы на корявые веточки чернокровиц, если бы не были толщиной в руку. Джинсы парня были смяты уже до колена, а корни продолжали лезть по его ногам.

Мироныч втянул воздух сквозь зубы. Предупреждённые им, теперь и Виталий Олегович с Катериной отчётливо увидели, как оплетающие Станислава корни просто-напросто выпивают силы из молодого колдуна. Торопливо и жадно...

Сквозь остатки волховской преграды все трое вошли легко, не заметив их.

Посохи мужчин дружно обрушились на могильную землю, старательно пробивая её так, чтобы получилось вонзить их между корнями и ногами Станислава. Корни попытались сбежать, стремительно раскрутившись, но первый же удар по ним оказался в цель — и они задёргались, стараясь хоть как-то избавиться от волховского оружия. Но женщина-волхв звучно заговорила изгоняющее тварей Нави заклинание — и... корни обмякли и превратились в жидкую грязь.

Мужчины с трудом вытащили слишком глубоко вбитые в землю посохи... Вороны полетав ещё немного, вернулись на плечи "своих" волхвов... Запыхавшийся Мироныч покачал головой, сипло дыша.

— Эк его как... Не пришли бы вовремя — выпустили бы тварь на кладбище...

В промозглом воздухе неожиданно зазвенел мобильный телефон Станислава. И словно захлебнулся на первых же звуках. Зарядка закончилась. Энергию чёрные корни вычерпали и из мобильного телефона.

— Что делаем? — оглядел Мироныч единомышленников.

— На парня морок — и ведём к машине, — предложила Катерина. — Я за руль — и едем к Любаве. Если она свободна — везём её сюда. Что-то мне не нравится, как быстро развиваются события вокруг этого молодого человека.

Что у Катерины прав нет — мужчины-волхвы заморачиваться не стали: женщина могла спокойно задурить голову любому гаишнику. Впрочем, и гаишник не сумел бы остановить машину, в которой сидят аж три волхва. Он её просто не заметит.

Мироныч провёл ритуал сложного морока: теперь молодой колдун дремал, думая, что бодрствует. По первому же слову Мироныча Станислав послушно встал со скамьи и, еле держась на подрагивающих от слабости ногах, последовал за старшими волхвами.

Едва они все покинули огороженное кладбище, вороны снялись с плеч волхвов, а над кладбищем (по ощущениям, с облегчением) заныл мелкий дождь.

Станиславу велели сесть назад — рядом с Виталием Олеговичем. Катерина, как и обещала, устроилась на месте водителя. Мироныч, посомневавшись, сел с ней.

Когда машина оказалась на мосту, что построен был над той самой речушкой, Виталий Олегович вздохнул:

— У кого есть... контакты Любавы?

Чуть повернувшись к нему с переднего кресла, Мироныч ответил:

— Мобильных телефонов она не признаёт. Только стационарные. Мобильники её... — он развёл руками, — не выдерживают. Она хоть и стара, но силища у неё та же, что и в молодости. Вот только номер её телефона... С собой у меня нет.

— И как её предупредить, что мы едем к ней?

— Я сейчас остановлю машину, — недовольно сказала Катерина, — и Мироныч сообразит, что надо сделать. Мироныч, ты специально тянешь?

Машина и впрямь остановилась, и Мироныч, ещё более недовольный собственной несообразительностью, вновь вызвал одного ворона и чуть поколдовал над птицей, прежде чем отослать её к старой ведьме.

В машине повеселели, глядя, как птица стремительно улетает, постепенно пропадая в низких тучах. Ворон предупредит Любаву, и ведьма не будет злится, что её застали врасплох... По дороге в город, к её дому, уговорились остановиться у какой-нибудь пекарни, чтобы прикупить что-нибудь к столу в качестве гостинца. Любава любила такие немудрёные подарки. Умилостивить её будет легко. А вот раскрутить на гадание, да ещё на кладбище... Впрочем, Мироныч прав: аргумент насчёт тварей Нави в городе — сильный.

...Алёна стояла у окна. Рабочий день закончился, и она уже три раза бегала к торцу дома, а там было пусто. Станислав не позвонил даже сейчас, чтобы объяснить, почему он не приезжает за ней. А ведь на улице тёмный вечер. Нет, она-то привычна к тому, чтобы добежать до остановки и на автобусе или на маршрутке доехать до дома. Но он обещал! Тем более — сейчас ехать не домой, а на встречу с ребятами и с дедом!

Попробовала дозвониться до деда. Молчит, а звонок срывается так, будто он находится где-то, где связь постоянно рвётся...

— Алёна! — окликнула её Нина. — Ты сегодня припозднилась. Уже технички убираться пришли. А ты всё ещё здесь. Пошли вместе к остановке?

"А вдруг он за это время приедет?" — с отчаянием подумала девушка, застёгивая свой плащ. Чувства накатывали штормом. Иногда накрывало безнадёгой, иногда — яростной решимостью сплести наузу на приворот, и пусть потом деда как хочет, так и расплетает этот приворот! Потому как, если она его сплетёт сейчас, на эмоциях, приворотище будет из мощных!

— Пойдём, — кивнула она Нине. Забрала сумку, пакет и побрела следом за заведующей, поглядывая на отблескивающие внутренним светом ателье окна. А если по ним полоснёт фарами машины? Если на улице её сейчас встретит Станислав?

Додумала и уже заторопилась к входной двери. Но с крыльца спускалась, уже снова опустив голову. Пусто перед домом.

Пошли под руку, и Нина, смеясь, в очередной раз рассказывала, как напугалась, оттого что на крыльце сидел тот самый Василий. Алёна сразу её предупредила, что об этом мужчине она знает только со слов других, так что Нина не пыталась расспрашивать её о подробностях.

— Алёна!

Обе резко оглянулись на властный зов, причём обе удивлённые. Нина не ожидала, что ближе к остановке кто-то вообще их узнает в темноте — несмотря на фонари, дорога и впрямь была очень уж глухой. Алёна удивилась, что кто-то её может звать — особенно какая-то женщина, на слух — точно незнакомая.

Но к ним приблизилась Катерина — поразилась Алёна. А через секунду перепугалась до захолонувшего сердца. Бросилась к женщине-волхву:

— Что случилось?!

— Алёна, ты знаешь её? — встревожилась Нина, догнавшая девушку.

— Знаю! Это... за мной! — увидела за Катериной машину Станислава.

— Ну, тогда мешать не буду. До завтра, — пожала плечами заведующая и ушла в темноту, к остановке.

Алёна даже не обратила внимания. Раньше бы засмущалась, но сейчас её волновало только одно.

— Что? Что с ним? Почему вы на его машине?!

— Садись, — велела женщина-волхв, кивая в сторону машины.

— Где Станислав?! — чуть не завизжала Алёна.

— Дома он, — спокойно ответила Катерина. — За руль ему сейчас нельзя, потому как провёл некоторое время в мороке. Но жив, здоров и ждёт тебя.

Зашуганная девушка юркнула в машину, ошарашенная вестями, но собралась с силами и жарко спросила:

— А он мне объяснит, что случилось?!

— Всё не всё, но объяснит, — бесстрастно сказала Катерина.

Загадочно — оценила вконец растерянная Алёна. И такая злость взяла, что снова захотелось взять в руки тесьму и сплести что-то такое... интуитивное, чтобы заставить эту женщину рассказать о том, что она знает.

— А деда мой тоже там? — наконец осмелилась спросить она.

— Да.

Да что ж такое! Что-то Катерина знает — это девушка сообразила. Но как заставить её поделиться этим знанием? Или в самом деле посидеть всё время пути тихонечко, как мышка, а там, на месте, уже посмотреть, что произошло? Да и Станислав — обещано — объяснит, почему он не приехал ни в обед, ни после работы! А ведь даже дедушка обещал, что парень будет привозить её как на работу, так и с работы!

Уже знакомый тупик — внутренний угол дома, где живёт семья Станислава. Чуть только машина замерла у бордюра, Алёна заспешила выскочить из неё. Выскочить — выскочила. И заколебалась, стоит ли сразу бежать в дом. Неудобно: Катерина старше — и вроде как бросать её, когда обеим надо в один подъезд, на один этаж — неприлично. Чуть не подпрыгивая, дождалась, пока та выйдет из машины и сама пойдёт к подъездной двери.

Как она медленно шла! Алёна за это время успела такое напридумывать, что случилось со Станиславом, что накрутила себя до последней степени ужаса. А заодно несколько раз поубивала Катерину! Полное впечатление, что женщина-волхв специально идёт медленно, чтобы поиздеваться, зная, как хочется Алёне побыстрее попасть в квартиру к Станиславу!

Вышли из лифта — Алёна потеряла всякую выдержку и помчалась впереди Катерины к двери в квартиру.

В квартире было почти пусто. То есть вошедшая было следом, женщина-волхв снова вышла, ведя свою группу, пополнившуюся заклинателем Егором и ведьмой Алисой — к вящему изумлению Алёны.

Только Алёна принялась искать хоть кого-то, чтобы ей объяснили, что случилось, как в прихожую вошёл дед.

— Деда! — кинулась к нему внучка.

— Пойдём, — спокойно сказал тот. — Станислав в другой комнате.

— У себя?

— Нет, туда бы он не добрался.

— Почему?!

— Не торопись, Алёнушка. Увидишь его и успокоишься.

— А почему Егор и Алиса?..

— Мы с тобой сегодня вечер пропускаем.

— Почему?!

— Тихо. Станиславу сейчас лучше не слышать громких звуков. Ну вот. Пришли.

В той комнате, через которую надо идти на второй уровень квартиры, нашлись несколько дверей. Одна из них было приоткрыта. Дед вошёл первым и оглянулся, кивая внучке. Девушка всполошённо побежала было следом, но вдруг вспомнила, что он сказал насчёт громких звуков. А каблучки ботинок стучали отчётливо. И — засеменила за старым волхвом на цыпочках...

В той комнате, куда они вошли, взгляд девушки сразу прикипел к кровати, поставленной у окна. На постели лежал Станислав, а рядом с ним, на стуле, сидела женщина, которая поила его... с ложечки!

Ошалевшая Алёна взглянула на дедушку.

Тот спокойно сказал:

— Лена, отвара ещё хватает?

— Допивает, — ласково ответила та и обернулась к гостям. — Это Алёна? Алёна, я сейчас принесу ещё отвара. Вы поите его, ладно? Потихоньку. Стас уже пришёл в себя и может разговаривать. Только говорите недолго, ладно?

Лена? Не сразу, но девушка вспомнила, что это мать Станислава.

— Ладно, — вполголоса согласилась Алёна и вопросительно посмотрела на дедушку.

Тот покивал предупредил:

— Я буду в гостиной, с Юрием Андреевичем.

На ходу снимая плащ, Алёна дошла до кровати и присела на стул, оставленный ей.

Напуганная, она уже представляла, что лицо парня будет в синяках и царапинах, а сам он перевязан по самое не могу.

Но Станислав лежал на кровати самый... обыкновенный. Бросив в сторону плащ, девушка с тревогой спросила:

— Что случилось?

— Были... на кладбище... Погостники напали.

— И... что? — замерла она от предстоящего ответа.

— Силы... выпили. Извини...

Только хотела спросить, из-за чего он извиняется, как сообразила, что он имеет в виду, и сама уже спокойно сказала:

— Не надо извиняться. Не приехал — и не приехал. Я тебя ждала, но знала, что просто так ты не забудешь, о чём обещал. Значит, у тебя что-то серьёзное. Ты про Василия знаешь?

Еле заметный кивок, и Алёна поняла, что говорить ему пока ещё трудновато.

— Хочешь — расскажу, как он у нас появился? Точнее не появился, а как про него узнали?

Новый кивок.

— А тебе это не сложно — слушать меня?

Открылась дверь, и мать Станислава принесла чашку с новым отваром — насколько поняла девушка, восстанавливающим силы.

Пока мать хлопотала показать, как бы Алёне удобней поить сына, Станислав закрыл глаза. Но резко распахнул, как будто чего-то испугался.

Мать ушла, он сказал:

— Мне немного... тяжело с открытыми...

— Закрой — и открывай только тогда, когда я тебе отвар буду давать, — скомандовала девушка. — И... тебе удобно, если ты лежишь, а я ложкой?..

Кивок.

А Алёна подумала, что надо бы рассказывать ему про Василия со многими подробностями, чтобы Станислав заснул. Во сне-то он лучше и больше силы наберёт. А ещё... Если он заснёт, она сумеет достать из пакета тесьму и начать плести наузу силы. Однажды она ему помогла. Так почему бы и нет сейчас?

И начала:

— Сначала в ателье было всё хорошо. Нам такой большой заказ принесли! Потом — смотрю, а наши девочки заволновались...

Она рассказывала, давала ему пить отвар, а сама думала: "Почему я так обиделась на него, когда он не приехал? Ведь знала же, что при наших делах всякое может случиться... Неужели это потому, что он обещал и не выполнил? Или это что-то другое? Может, мне не стоит привыкать к поездкам на его машине? Ладно... надо бы у деды выспросить, что там, на кладбище произошло... Если он мне, конечно, расскажет".

Глава пятнадцатая

К допитому восстанавливающему отвару и к концу Алёниного повествования Станислав уже не выглядел несчастным гриппозником с температурой под сорок. Он и говорил теперь без пауз, которые поначалу делал, выговаривая каждое следующее слово. И тогда Алёна, по инерции рассказывавшая негромко, так же негромко заявила:

— Я тебе всё-таки наузу сплету! Помнишь, как было тогда? С Букой-Букачкой?

— Хорошая идея, — поддержал её дед, неожиданно появившийся за спиной. — Попрошу, чтобы тебе света добавили — так, чтобы он не мешал Станиславу.

И ушёл, прихватив с собой опустевшую чашку.

Воспользовавшись моментом, Алёна спросила:

— Страшно было на кладбище?

Станислав слабо улыбнулся.

— Именно это меня и бесит, что ответить на этот вопрос не могу. Я не знаю, что именно там было. Учти, Алёна. Надеюсь только на тебя, что ты своего дедушку расспросишь, а потом мне расскажешь.

— Это как ты не знаешь? — не поверила она.

Он с виноватой улыбкой пожал плечами... Пришлось замолчать обоим: принесли торшер. Со стороны кровати его абажур завесили длинной полосой какой-то ткани.

Так что через минуту свет свободно падал на руки наузницы, но лицо молодого колдуна оставалось в тени.

Присмотревшись к торшеру, Алёна даже вздохнула: не торшер, а сказка! Мало того что свет идёт направленно, так у него ещё на двойной длинной ножке удобный крючок, куда можно повесить, например, лёгкую корзину или картонный пакет с тесьмой — и плести себе наузы. Эх, в свою бы комнату такой!..

Дверь в комнату закрылась. И помещение превратилось в полутёмную, но уютную пещеру... Алёна, чувствуя на себе взгляд Станислава, быстро сделала первые узлы и первой спросила, чтобы не чувствовать неловкости:

— А что ты помнишь из того, что было на кладбище?

— Мы приехали туда, и Мироныч вызвал воронов.

— Ух ты...

— Вот-вот. Они сели нам на плечи. Странное впечатление, что всё понимали. В глаза ему посмотришь, а он в ответ так поглядит, как будто вот прямо сейчас и заговорит.

— Может, тебе не понравится, — с сомнением сказала девушка, — с тобой же там вон что стряслось, но мне бы хотелось, чтобы ворон посидел на моём плече. Ты на такое желание не обижаешься?

— Нет. Помню свои ощущения. Хотелось бы повторить — и чтобы ты тоже их узнала.

— Надо сплести наузу на призыв птиц! — тихонько засмеялась девушка. — Вдруг получится?

— Разве такое можно сплести?

— Пока не знаю, — улыбнулась она, проворно работая пальцами. — Я однажды, летом, проснулась среди ночи, потому что под окном ругались пьяницы. На ту сторону дома только моя комната выходит, так что деда с бабулей не проснулись. А ор в полусне... И спать хочется, и по нервам бьёт. Встала у подоконника и начала плести вслепую. Сама плету и сама же думаю: а что за наузу-то плету? Но, когда науза была готова, пьяницы вдруг ушли. А я и сейчас гадаю, науза ли в этом помогла. Или они прокричались и поэтому ушли? Да и науза странная получилась. Я никогда такого рисунка не видела — ни раньше, ни позже, а уж схем — тем более не нашла.

— Получается, ты импровизируешь.

— Есть такое, — согласилась она.

— Придумай нам наузу, чтобы не разлучаться.

Алёна замерла от неожиданности. Сначала она обрадовалась так, что вздохнула глубоко. Они вроде как ещё и не вместе, да и по времени самую малость знакомы, а он уже хочет быть с нею!

Но пальцы, застывшие на мгновения, продолжили вязать узлы, и эта привычная работа дала время на раздумье. И Алёна покачала головой.

— Я люблю плетение науз. Я люблю их помощь. Но...Чтобы не разлучаться? Это будет... ненастоящее. Искусственное. А я так не хочу.

Думая и сомневаясь: может, всё совсем не так, как она поспешно высказала? — она прекратила плести и опустила незаконченную наузу на колени. Виновато посмотрела на Станислава, опустившего глаза, глядя в стену.

— Не обижайся, ладно?

— Нет, всё нормально, — бесстрастно сказал он. — Тебе ещё долго плести?

— Немного осталось, — отозвалась Алёна, вспоминая ту наузу силы, которую она плела ему, когда он еле держался против Буки-Букачки. Ту наузу, что в секунды обветшала, когда противостояние сошло на нет.

Сейчас она этого не прочувствовала — чтобы науза выплеталась огромной. Нет, эта будет небольшой и состоящей из нескольких мелких.

— Ну вот, готово, — улыбнулась девушка, соединяя между собой наузы в браслет. Спрятала кончики тесьмы, чтобы не торчали, и спросила: — Сам наденешь?

— Нет уж, лучше ты...

Она бережно приподняла его безвольную руку, что чуть свешивалась с кровати, и натянула на запястье узелковый браслет. Расправила края науз, чтобы не топорщились, и откинулась на стуле, оценивая свою работу. Одновременно с предвкушением ждала, что Станислав полежит ещё несколько секунд и встанет, не страдая больше от слабости.

— Сядь ко мне на кровать.

Она хотела удивлённо спросить: "Что? Зачем?" Однако почему-то не спросила, но послушно поднялась со стула — причём остатки тесьмы съехали с колен и упали на пол, что её ничуть не взволновало, хотя раньше она бы кинулась их подобрать. И пересела на край кровати.

Спрятанные от торшерного света, глаза Станислава казались не своего цвета — не светлыми, а чёрными и бездонными. Может, потому что внешние признаки физической и колдовской слабости пока ещё оставались — потемневшая кожа вокруг глаз, например.

Под взглядом Станислава улыбка девушки медленно выправлялась в равнодушное спокойствие расслабленных губ — и Алёна ощутила это личное движение, как переход от тепла к холодку. Хуже, что она чувствовала и другое — странное раздвоение.

Одна она всё ещё продолжала с затаённой радостью выжидать, когда Станислав молодцевато вскочит с кровати и поблагодарит её за помощь.

Вторая она сидела настолько близко к нему, что ощущала его горячечное тепло, и покорно ждала, когда он потребует от неё чего-то ещё.

А между ними вырастала третья, которой Станислав не предугадал. Третья зиждилась на личных обережных наузах Алёны. Сначала те спали. Однако колдовство Станислава, сила его властных слов заставили их проснуться и начать действовать против направленного на их хозяйку воздействия. Время противостояния измерялось секундами. И слова Станислава, приправленные властными интонациями, превратились в уязвимую паутинку для этой третьей Алёны. В отличие от наивной первой и послушной второй, третья была абсолютной реалисткой и не стала сразу объявлять о своём появлении, примериваясь к ситуации. Поэтому Станислав всё ещё чувствовал радость первой и полное послушание второй.

А третья наблюдала.

Уверенный, что девушка подчинена, Станислав, всё ещё лёжа, приподнял её ладонь, поцеловал её и прижал к своей щеке.

Третья внутренне напряглась, готовая, если парень позволит себе лишнее, выдернуть свою ладонь из его рук и сбежать.

Но Станислав просто лежал с её ладонью на своей щеке. Щека у него была холодная, а её ладонь горячая: во время плетения науз порой приходилось сильно напрягать пальцы... То ли грелся, то ли наслаждался её прикосновением.

Напряжённая, как натянутая тетива, третья ждала, чем всё закончится.

Ни первой, доверчивой, ни второй — подчинённой, уже не было. Правда, Станислав изменений не замечал, наверняка уверенный, что сумел добавить в голос нужное количество колдовских властных ноток.

И, наконец, опустил её руку, собираясь вывести её из состояния подчинения.

Внезапно для него она встала, подобрала с пола упавшую тесьму, сложила её в пакет и взяла сумку. Закрывая за собой дверь в комнату, на последних секундах увидела резко севшего на кровати Станислава, весьма изумлённого, если не ошарашенного её уходом без его позволения.

В проходной комнате никого не было.

Оглядевшись, Алёна быстро пробежала её и бросилась в прихожую. Хорошо — сумка всегда с собой — искать в темноте не надо...

Лихорадочно застёгивала пуговицы плаща в той же темноте: специально не включила свет в прихожей, чтобы думали — здесь никого. Пальцы срывались с пуговиц, а девушка еле сдерживала слёзы: "Я — ему!.. А он — в благодарность!.. Так — да?! От дороги позвоню деду... Только от дороги, чтобы не нашли сразу. Нет, лучше вообще из маршрутки — любой, лишь бы первой подошла. За что он меня так?! За что?!"

Шарахнулась к стене и окаменела на месте, расслышав чьи-то шаги в проходной комнате. Смутная фигура, кажется — Станислава, в вечернем, не слишком ярком свете прошла в гостиную.

На цыпочках Алёна шатнулась к входной двери. Нажала на рукоятку замка. Не заперто! Выскочила за дверь и, прикинув, побежала не к лифту, а к лестницам.

И оказалась права.

Только спустилась по одной, дверь квартиры наверху открылась, и девушка затаилась, взявшись за перила следующей лестницы. Шагов не услышала, но загудел лифт — к её удаче, он поднимался с первого этажа. Как будто она уже спустилась... Сообразив ситуацию, она помчалась наоборот — на два этажа выше: если Станислав сейчас убедится, что во дворе дома её нет, он вернётся домой, и тогда она спокойно сбежит отсюда.

Стояла, вцепившись в высокий подоконник, и уже злилась. "Почему я такая... тютя! Жаль, скандалов не умею устраивать! Побежала бы в гостиную! Поорала бы там о том, что он сделал! Его бы отругали! Там ведь и деда, и Юрий Андреевич!.. — Другая, более робкая когда-то, Алёна сейчас бушевала из-за самого Станислава: — Ему что — трудно было полежать и просто поговорить со мной? Зачем он это сделал?! Зачем?! Всё испортил — дурак! — А рациональная Алёна с горечью размышляла: — Надо же... Это он так проверил, вернулись ли к нему силы... А ты — благодарности от него ждала. Нашла — от кого. От внука чёрного колдуна..."

И снова чуть не плакала от обиды: "Да если б он попросил... да и пусть без слов бы мою руку взял — я б такой счастливой была! А он..."

Резко обернувшись к лестницам, она услышала: лифт снова поднимался. Прислушавшись, Алёна вздохнула: движение прекратилось, тишина — не слышно шагов, но стукнула входная дверь. "В их квартиру?"

Заледеневшее от напряжения, лицо начало "оттаивать". Удирать уже не хотелось. Хотелось постоять в тяжёлом свете вечернего подъезда — и подумать. Что ж... Подумать — дело оказалось хорошее. Потому как Алёна сообразила: если Станислав и побежал следом, то вышел он наверняка в том, в чём был — в одежде, слишком лёгкой для осенней улицы. Значит, есть вероятность, что сейчас он оденется теплее и выйдет снова — сесть в машину и ехать к ней, к Алёне. Точней — в дом деда и бабули. И вывод из этой его поездки только один: пока не добьётся своего — не уйдёт. Не отстанет. В смысле — пока не заставит её помириться.

Она тихонько вздохнула, глядя с высоты этажа на здания детского сада.

"Так хорошо его понимаю? Да нет же. Всего лишь логика..."

Как по нотам: снова хлопок квартирной двери, тишина, в которой не слышно поспешных шагов, и сразу гудение лифта, уносящего пассажира вниз.

Чувствуя себя более свободно, Алёна повернулась к окну так, чтобы опереться боком на край высокого подоконника. "Уехал. А что делать мне? Дальше-то? Если он настырный и будет чуть ли не преследовать меня?"

Она тупо уставилась в корпус лифта и некоторое время бессмысленно смотрела на кирпичную крашеную стену. Оттолкнулась от подоконника, упрямо склонила голову, глядя исподлобья на лестничные ступени... "Я-то думала, ему нравлюсь... А он... — И вскинула голову. — Ладно. Ладно-ладно! Колданул, да? А я если я тебе тем же отвечу?"

В душе радуясь, что он не догадался позвонить ей, пока бежал к машине (мобильный-то у неё не на "тишине"! На весь подъезд звон-то был бы), она сунула руку в в пакет с тесьмой. В полутьме еле разглядела цвета лежавших сверху материалов. И взяла белый и голубой. Цвета снега и холодного неба. Съехала по стене на корточки и, продумав будущее желание, принялась за плетение. Остановилась только раз: "А тебе самой не жаль потом будет? — Подумала немного и покачала головой: — У меня такое положение, что — нет, не жаль. Я же думала — он относится ко мне... как минимум, серьёзно. А он... я для него... снова как вещь! — и уже хмуро опустила голову: — Заодно и сама избавлюсь от... — споткнулась на слове и вздохнула: — От желания, чтобы он всегда был рядом со мной! Такого... не перевоспитаешь, как бабуля ни сказала бы..."

И только раз плаксиво скривились губы — когда, начав плетение, вспомнила: он так радовался утром, всё-таки поймав на остановке её, поспешно бежавшую от дома! Он и смеялся над её пробегом, и был счастлив, что она не уехала без него!

"Забудь! — велела она себе. — Он внук Чёрного Андрея — и этим сказано всё! Он привык давить, как его дед!"

Когда науза была готова, Алёна пришпилила её булавкой к джемперу — чуть выше сердца. И через минуты с занемевших корточек поднялась другая девушка — безучастно спокойная. "Плащ у них снимать не буду, нараспашку в нём посижу, — решила она. — Дома наузу приколю к джемперу с изнанки. И не забыть бы сделать парочку браслетов из более узкой тесьмы. А то и можно купить шнур нужного цвета... — опять застыла на месте, прикидывая: — А может... Надо было сплести наузу приворота на него? Пусть бы почувствовал на себе, что это такое — чужая власть над твоими мыслями и чувствами!.. Нет. Здесь другое. Это он такой человек, с которым мне уж точно нельзя... связываться. А значит..."

Наконец собралась с мыслями, прихватила сумку и пакет и спустилась в квартиру Кудренцовых. Вошла легко: видимо, пока в квартире оставался хоть кто-то из колдунов или волхвов, её не закрывали на замок. "А для других жильцов или чужаков эта квартира из разряда нехороших", — мысленно пошутила она.

В прихожей пусто. Она положила на тумбочку свою поклажу и, прихватив лишь мобильный телефон, проследовала в гостиную.

Здесь, у дальнего конца стола, сидели двое — её дед и Юрий Андреевич. На шаги девушки взглянули оба, и дед удивлённо спросил:

— Алёна? Где ты была? Тебя искал Стас.

— Странно он искал, — отозвалась она равнодушно. — Мог бы и на мобилу звякнуть. Деда, нам ещё долго здесь?

— Надо бы дождаться, когда вернутся группы. Если спешишь домой, могу вызвать такси, — предложил дед.

— Да нет, не спешу. Если не помешаю вашей беседе, можно — я посижу здесь?

— Как хочешь, — улыбнулся дед и повернулся к Юрию Андреевичу, кажется продолжая разговор. — А когда приехали, Любава хоть и ждала нас, но всех не пустила. Велела подняться к ней только мне да Станиславу. Пришлось попросить Мироныча, чтобы он помог довести Стаса до квартиры. Где-то с час я уговаривал её помочь нам в этом деле. И, только после того как я рассказал, каким образом Станислав потерял силы, она согласилась.

Алёна, прислушиваясь к дальнейшему разговору, быстро принесла из прихожей пакет с тесьмой. Она примостилась на противоположной стороне большого стола, чтобы ненавязчиво присутствовать при двух собеседниках, после чего тихонько разобрала пакет и принялась плести наузы — сама не зная, какие, но о которых интуитивно думала, что они могут вскоре пригодиться. Лишь раз коротко пожалела, что голубого и белого цвета почти не осталось.

Только начала полностью вникать в беседу, как зазвонил мобильный Юрия Андреевича. Он хотел было встать и отойти, но дед махнул на него рукой и быстро встал сам, чтобы подсесть к Алёне.

— Внуча, что случилось?

— Ничего, — удивилась она и неожиданно сообразила: он же "видит". Уже сухо сказала: — Всё нормально.

— Твои... характеристики изменились. Что за науза у тебя над сердцем?

— Видно, да? — расстроилась она и вздохнула. — Я не знаю, есть ли такая науза вообще. Но её назвала наузой для... Снежной королевы. Ну, или для снегурочки. Или... — она засмеялась. — Вообще, для снежной бабы!..

Она и смеялась, и улыбалась, выговаривая эти легкомысленные слова, но дед смотрел если не встревоженно, то... Определить это чувство — Алёна не сумела. Что-то посерьёзнее всего лишь тревоги там было.

— Ты уверена, что это правильно?

Хотела отшутиться: "Око за око — глаз за глаз!" Но в голосе деда были необычные нотки, и уже осторожно Алёна ответила ему:

— Уверена.

Он вернулся к Юрию Андреевичу, который закончил разговор по телефону.

А Алёна вдруг почувствовала острую признательность деду. Он не стал говорить банальности: "Ты знала о красном свете — надо было общаться со Стасом построже!" Дед уважал любое её решение... И тут же Алёна сердито подумала, что своим вопросом об уверенности он заставил её таки сомневаться.

Но внутренний чертёнок подзуживал: "Ну и что? Хотя бы побыть другой Алёной пару-тройку дней! Интересно же! А если ещё и отомстить..."

Вот тут она задумалась: "А это месть? Скорее — нет. Пусть Стас на своей шкуре прочувствует, что такое обида человека, которого... которому... Может, поймёт, каково это — ни с того ни с сего подчиняться кому ни попадя..."

И осеклась, вспомнив Василия: "Мама молчит!"

Значит, они все такие — Кудренцовы? Привыкли командовать, привыкли, что последнее слово всегда будет за ними? Тогда... Тогда она вся облепится наузами холода!

Хватит! Хватит о нём! Пусть теперь Стас побудет в шкуре вещи, о которой можно думать... абстрагированно!

И она начала холодно перебирать те факты, о которых знала и о которых узнала сейчас — из разговора деда и Юрия Андреевича. Итак. Стас сидел у могилы своего дедушки, когда из земли вдруг потянулись какие-то чёрные корни, которые принялись пить из него колдовские силы. Волхвы не знали, что это за корни, а потому решили обратиться к старой ведьме по имени Любава, которая должна заодно узнать, кто сделал "куклу" на Стаса. А дальше старшие будут разбираться сами. Всё.

Стоп. А как же Василий? Что с ним теперь?

Прислушавшись к беседе, Алёна поняла, что основной разговор закончен, и теперь дед по телефону время от времени выслушивает руководителей трёх групп молодых колдунов. Ведь те вскоре должны вернуться... Когда дед, в отсутствие Юрия Андреевича, ушедшего из гостиной, отложил мобильник, дожидаясь следующего звонка, Алёна пересела к нему.

— Деда, а что теперь с Василием?

— Он пока дома. С матерью. К нему съездил Павел Ильич, которого мы сегодня на кладбище не брали. Он подлечил Марьямну. Правда, снять с неё заклятие на молчание не сумел, но заблокировать Василию силу смог. Как только группы приедут — мы: я, Катерина, Мироныч и Павел Ильич — все вместе поедем к ним на квартиру. Посмотрим, попробуем хоть что-то сделать, чтобы они себе не навредили. Да и другим тоже.

— Деда, а часто такое бывает, что живёт человек, ни сном ни духом, что он колдун, и тут вдруг — бац! Ну, как с Василием.

— Ну, на моей памяти такого ещё не было. Но, когда мы говорим о колдовстве, зарекаться не надо ни о чём... О, смотри-ка...

И сам взглянул поверх её головы. Она обернулась и хмыкнула. Станислав.

— Ты где болтался? — небрежно спросила она его. — И зонт забыл, да? Под дождь или под снег попал?

Фыркнула, глядя на него, мокрого и злого, и вновь принялась за плетение. Боковым зрением уловила, что парень зыркнул на её деда и ушёл из гостиной.

— И как ты теперь с ним дальше будешь?

— Не знаю, — легко сказала девушка. — Я вообще не думаю, что "с ним дальше буду". Деда, наузу над сердцем сильно видно?

— Нет. Я ведь "пошёл" искать её, из-за того что ты изменилась. Промолчишь, по какой причине? Может, сумею... помочь.

— Нет, это личное.

— Хорошо. Не справишься — расскажешь.

— Деда... спасибо.

Он встал у окна, разглядывая с высоты видимую в вечерней темноте часть города, а девушка принялась за плетение. На тихие шаги подняла голову.

— Алёна, можно с тобой поговорить?

— Говори, — предложила она, а когда Станислав с намёком покосился на Виталия Олеговича, она пожала плечами: — От деда у меня секретов нет.

Он вспыхнул так, что она с каким-то даже исследовательским интересом разглядела на его впалых щеках неровный румянец. Он ещё и краснеть умеет — со злости, небось!.. С минуту колебался, одновременно успокаиваясь, а потом снова посмотрел на старого волхва. Видимо, прикинул расстояние от него до стола, возле которого сидела девушка. И присел на соседний с ней стул.

— Алёна, я хочу извиниться. Я... неправильно повёл себя.

"Зато очень вовремя — для меня, — подумала она — то ли снегурочка, то ли "снежная баба". — Это хорошо — знать заранее, что чуть не вляпалась в отношения с человеком, который не гнушается давлением на тебя... Бр-р..."

А та Алёна, что спряталась за наузой "снежной бабы", чуть не заплакала: он был так нежен эти считаные дни знакомства с ним. И сам же всё испортил...

— Извинился и извинился, — безразлично ответила девушка. — Ну и ладно. Прощаю.

Он выглядел оглушённым, глядя на неё во все глаза.

— Ты другая, — наконец даже удивился он.

— Да нет, — спокойно сказала она. — Всё та же. Ты же себе позволяешь бывать разным. Почему бы и мне так не поступить? Но ты же всё равно остаёшься тем же Станиславом. Ну и я — той же Алёной.

До ужаса глупейший разговор, который о-очень нравился девушке, прервал дед. Он взглянул на свой мобильный и кивнул как будто кому-то.

— Мироныч возвращается.

Не договорил — возвращается с группой. Но и так понятно.

И Станислав заторопился. Он дотронулся до её ладони и тут же отдёрнул руку.

— Алёна, — прошептал он. — Пожалуйста! Давай поговорим! Клянусь, я больше не буду... Пожалуйста...

— А нам есть о чём говорить? — удивилась девушка, складывая плетение в пакет с тесьмой. — По мне, так говорить нам совершенно не о чем. То, что произошло, и правда больше не повторится, потому что тебе не на кого будет повышать голос. Вот и всё.

И посмотрела мимо него — на вход в гостиную. Оттуда уже зазвенели голоса, раздался смех, взбудораженные переговоры... Первым появился Мироныч, за ним — вся толпа... Мироныч сразу пошёл к деду, а его группа быстро и привычно расселась за стол: завидев Алёну, сразу начали в несколько голосов рассказывать ей, где только что были и что там делали. Станислав посидел, посидел — и вышел. Никто ничего не понял, а поскольку Алёна рассмеялась на шутливое объяснение, как справились с делом, то вообще о нём забыли.

Пришла группа Катерины, потом — Павла Ильича.

Старшие провели привычный урок, закрепляя в умах молодых колдунов те дела, на которые они ходили, и те приёмы, которые использовались в них. И разрешили ребятам разойтись...

Группы-то уже образовались не только по руководителям. Так что из квартиры Кудренцовых стали выходить небольшие компании тех, кто жил в определённом районе города и кому ехать вместе. Прислушавшись к ребятам и сориентировавшись, Алёна спокойно присоединилась к одной из маленьких групп и на улицу вышла с ней, после чего позвонила деду предупредить, что она поехала домой.

Стояла в троллейбусе, среди множества народу, возвращавшегося с работы домой, молчала и спокойно вспоминала: завтра — четверг. Она хотела пополнить запасы тесьмы и купить нитки для джемпера, на который ещё надо уговорить бабулю связать его. И ещё она думала вот о чём: стоит ли продолжать работать с дедом в группе? Его группа самая сильная. Хватит там и троих. А она всегда может быть на подхвате. И плести свои наузы, если они кому-то будут нужны.

И мрачно усмехалась: даже будучи бессердечной "снежной бабой", она с трудом может выносить общество Станислава. Ну и ну...

Глава шестнадцатая

Ближе к своей остановке Алёна снова вспомнила о Станиславе, но, как и предполагала, его мысленный образ не вызвал в ней никаких чувств. Для "снежной бабы" парень стал одним из той говорливой толпы, что сидела за столом в гостиной.

Хотя, пока Алёна проверяла себя, пару раз она ощутила небольшую тошноту. Колдовство, направленное на саму себя, тоже могло вызывать странное и чаще неопознаваемое чувство. Это она понимала, но решила выстоять до победного.

Правда, реальный Станислав наотрез отказывался от участи быть забытым ею.

Он встретил её на остановке. Подал руку, когда она выходила из транспорта.

— Алёна, давай всё-таки поговорим! Помнишь, в тот раз ты привела меня к ступенькам двухэтажного здания? Давай и сейчас там побудем? Посидим, поговорим?

— Я устала и хочу отдохнуть, — сухо сказала она, пока он переходил дорогу вместе с ней, неожиданно вежливо отняв пакет с тесьмой. — И завтра мне на работу, в отличие от тебя.

— Мне завтра тоже на работу, — хмуро сказал он, стараясь идти за бордюром асфальтовой дорожки, по завядшей траве, чтобы ей было удобно.

— Ты имеешь в виду — с той гадалкой поедешь на кладбище? — фыркнула она.

— Нет. Там и без меня теперь обойдутся. А я... Мы с братом тоже реально работаем. У нашего дяди своя автомастерская, и дедушка Андрей нас специально к нему пристроил, чтобы мы могли и заработать, как обычно, и колдовством заниматься, когда ему нужно отпросить нас. Подстраховал нас, в общем. Эти три дня в мастерской работал один Роман. С завтрашнего дня — и я буду. Алёна, давай посидим! Я не буду приставать — честно!

Они уже стояли на крыльце у подъезда. На его просьбу Алёна отрицательно помотала головой, а потом вздохнула и спросила:

— Чего ты добиваешься?

— Хочу вернуть то, что было между нами до сегодняшнего вечера.

Она взглянула на него изучающе. Неужели он не понимает?

— Тогда было доверие. Сейчас его нет и не будет. Я всё время буду ждать от тебя подвоха... подлянки. Станислав, честно... Зачем ты это сделал? Сможешь ответить?

Он отвернулся посмотреть на фонарь, чей свет стал белым фоном для чёрных берёзовых ветвей. Потом взглянул на девушку и тут же опустил глаза.

— Я хотел... ты видела — чтобы твоя ладонь прижималась к моей щеке. Я видел, что она тёплая, а у меня был упадок сил, мне было холодно... Но я лежал. И решил, что, если просто попрошу, ты сочтёшь, что я позволяю себе... — Он замялся, снова отводя глаза.

Алёна с недоумением смотрела на него и ждала, договорит ли он. А потом восстановила картинку, как она сидела, а он лежал, — и добавила к ней его слова. И вспомнила, как напрягалась, пока он лежал с её ладонью, прислонённой к своей щеке. И именно что боялась: а вдруг он позволит себе лишнее.

Поняла. Картинка получила своё объяснение. Он не поверил, что она выполнит его просьбу, потому что лежал и потому что выглядело бы всё так, что он и в самом деле собирается позволить себе лишнее... Вроде бы всё разрешилось, но... Это он сейчас колданул — из-за такой малости. А если в следующий раз будет что-то посерьёзнее? Веры ему уже нет.

Он постоял немного, глядя на подъездную дверь. Алёна нетерпеливо передёрнула плечами: хотелось побыстрее добраться до сухой и тёплой квартиры... Станислав взглянул на него и негромко сказал:

— Даю слово колдуна, что больше такого не повторится. И пусть меня поразят гром и молния, пусть мои колдовские силы уйдут навсегда, если я это слово нарушу.

— Поздно, — чуть помедлив, откликнулась она. — Мне это уже неинтересно. И той Алёны, которую ты знал, тоже нет. Пусти меня. Меня дома ждут.

Он вдруг чуть-чуть склонил голову к плечу. Алёна, собравшаяся уже развернуться к двери и приложить ключ к кнопке домофона, насторожилась. Это был уже не тот виноватый Станислав, чьё лицо было просительным, а потому вроде как мягкое — или размякшее от тревоги. Как и она, этот Станислав преобразился: черты лица обострились так, что отчётливо стали видны скулы. Приподнятые жалобным домиком, брови разгладились и хмуро сомкнулись. И серо-голубые глаза прояснели.

— А давай начнём сначала, — вдруг легко предложил он.

— Ты забыл? — неприязненно спросила она. — Я другая. Но всё помню.

— Ничего, — хладнокровно сказал он. — Ты мне и другая нравишься. И ты кое-что забыла — о том, что мы с тобой связаны и что я должен тебя оберегать от тварей Нави. Это твой дедушка сказал. Так что завтра утром я приеду и отвезу тебя на работу.

С этим, обескуражившим девушку даже в её состоянии "снежной бабы" заявлением он протянул ей пакет с тесьмой. Пока Алёна машинально забирала его, парень шагнул к ней и поцеловал в щёку. И, пока она не опомнилась от его нахальства, он спокойно сказал:

— Спокойной ночи, Алёнушка.

Развернувшись, быстро, но неторопливо, сошёл по ступеням крыльца и, не оглядываясь, удалился по той же дорожке.

"Ничего, — бесстрастно подумала девушка, входя в подъезд. — Я ведь ничего не почувствовала ни во время, ни после поцелуя? Ну и пусть дальше целует себе. — Огляделась, пока поднималась к своему этажу, и решила: — Ему самому скоро всё это надоест. Может, сам поймёт, что целовать меня — всё равно, что целовать эти стены".

Она представила, как Станислав целует подъездную стену — холодную, крашенную неуютной синей краской. И поморщилась. Фу-у...

На коврике возле двери в квартиру сидел Котей. При виде девушки он встал и потянулся, широко зевая. И внезапно, когда Алёна уже подошла к нему, резко отпрянул в сторону, слишком очевидно шипя на неё, как на чужую. Удивлённая, девушка открыла дверь — Котей молнией влетел в квартиру. Полное впечатление, что обежал он Алёну по кругу, лишь бы быть подальше от неё.

Услышав звяканье ключа, в прихожую поспешила бабуля. Только было бросилась к внучке помочь снять плащ (явно заскучала в одиночестве), как вдруг попятилась от неё.

— Ты чего, бабуль? — удивилась Алёна, стряхивая плащ с плеч и вешая его на место.

— Нет, внуча, — строго сказала бабуля, — это ты мне скажи, что с собой сделала. Я, значит, к тебе с радостью, а ты... Как чужая, да? Дед знает?

— Знает, — сказала девушка.

Бабуля сгорбилась и ушла в гостиную. Даже не сказала, как обычно, что ужин на столе. Алёна пожала плечами и, разувшись, устремилась в свою комнату. Поставила пакет с тесьмой на стол, рядом с компьютером, и переоделась в домашнее, перенеся наузу "снежной бабы" с джемпера на футболку.

Странно. Чем дальше, тем как-то больше чувствовала себя пустой.

На бабулю не злилась. Бабуля умная. Потом, когда всё узнает, поймёт.

Прежде чем идти на кухню, взяла пакет и собралась вывалить его содержимое на кровать, чтобы ещё раз полюбоваться нечаянно свалившимся на неё богатством. Взялась за ручки пакета, донесла его до кровати — и замерла. "Куда торопиться? — подумалось. — Завтра посмотрю. При дневном свете". И отнесла тесьму во встроенный одёжный шкаф, запихала в нижний ящик.

На кухне нашла ужин. Есть не очень-то хотелось, несмотря на то что после работы так никуда и не забежала. Но вспомнила, что бабуля очень старалась с готовкой к её приходу, и съела всё. Правда, ужин показался каким-то несолёным, что ли, пресным ли... Вымыв посуду, вернулась в комнату, собираясь плести добавочные наузы "снежной бабы". Вот только... тесьму в руки брать не захотелось.

Постояла посреди комнаты и села перед столом с невключенным компьютером, бессмысленно глядя на его пустой экран. И сидела неподвижно — до времени, когда в комнату вошёл дед.

Он постоял на пороге, приглядываясь к внучке, а потом приблизился к ней и бесцеремонно сел на кровать. Алёна повернула к нему голову, но промолчала.

— Что? — негромко спросил он. — Быстро сдалась, да? Лапки сложила? А хочешь, скажу, что будет дальше?

— Хочу, — бесцветно ответила она, ощущая, что лицо отяжелело от нежелания делать хоть мелкое движение — например, пошевелить губами и сказать хоть слово.

— Ведьмой тебе не быть.

Она тупо смотрела в чёрный экран компьютера, с трудом усваивая слова деда. Разомкнула сухие губы, чтобы объяснить:

— Он надавил на меня. Колдовски.

— А в ответ ты решила отомстить всем нам? — спросил дед. — Ты не единственная, кто подпадал под колдовское влияние. Нас всех ловили врасплох. Кого-то специально. Кого-то — шутя, не понимая, что именно делают. Мы выкарабкивались. Сами. Не предавая себя. Не изменяя себе, не изменяя себя, не заставляя других волноваться за нас. Даю тебе полчаса на раздумья.

— И что потом?

— Потом ты соберёшь свои вещи и уедешь в родительский дом. Я пригласил жить с нами внучку, но не чужую бесталанную девицу, которая не умеет противостоять судьбе в мелочах. Думай. Я даже не могу назвать тебя Алёной — так ты сейчас на неё не похожа.

Он грузно встал и вышел из комнаты.

Девушка посидела ещё немного и подняла руку к наузе.

Почему он сказал, что она сложила лапки?

И Котей сбежал. Раньше он сидел вместе с ней на кухне, а потом ложился на её кровать, так что приходилось сгонять его, прежде чем разложить постель для сна. А сегодня он так и не зашёл к ней. К чужой.

И бабуля ушла... обиженная.

Подняла другую руку и расстегнула булавку, крепившую наузу "снежной бабы" к футболке. Уронила на колени руки, держа наузу и булавку. Съёжилась и обняла плечи. Холодно. Но шевелиться не хотелось.

Шорох вывел из оцепенения. Алёна взглянула на дверь, не закрытую дедом. Котей внимательно смотрел на неё, наполовину спрятанный за дверью. Только голова с ушами торчком и изучающие глазища. Девушка положила наузу "снежной бабы" сначала на стол, но, посомневавшись, бросила её в средний ящик стола, куда убирала всё, с чем не хотелось разбираться прямо вот сейчас.

— Котей, — негромко позвала она и похлопала себя по колену.

Кот выждал немного и вошёл-таки, всё ещё не спуская с хозяйки комнаты насторожённых глаз.

Сел посреди комнаты, а потом окольным путём: кровать, стул, ножная швейная машина и компьютерный блок на коробках — добрался до девушки. Секунды спустя он мурлыкал, развалившийся на её коленях и придерживаемый её рукой, подставив пушистый живот её бережной ладони. Глядя на него, блаженствующего под лаской, Алёна задумчиво сказала:

— Он... напортачил, а виноватой почему-то оказалась я. Почему так? Или я неправильно придумала? Но я наузница. Я думаю и живу наузами. Что делать, Котей? Завтра он будет вести себя как ни в чём не бывало. А я думаю об этом — и мне... обидно.

Ладонь остановилась на мягком кошачьем животе, и Котей нетерпеливо мыркнул, напоминая о себе и своём удовольствии... Алёна вновь начала гладить кота.

— И самое поганое — знаешь, в чём? Я, кажется, привыкла к нему... Мне хочется, чтобы он был рядом, но... Всё равно обидно. Извиниться — он извинился. И искренне. Я это знаю. Но он извинился, а доверия к нему нет. Мало ли он в следующий раз чего от меня захочет... Мне что — постоянно от него подлянки ждать?

Она склонилась к Котею, обнимая его. Но тому не понравилось. Расслабившись, кот выплыл из её объятий, вытянувшись и съехав на пол. Помедлив, девушка последовала за ним, где и уселась на небольшом, но толстом ковре.

Наблюдая, как Котей приводит смятую шёрстку в порядок, Алёна поморщилась, а потом пожала плечами.

— У меня два выхода. Или в следующий раз я сама его подловлю так, как он меня. Или буду при каждом удобном случае напоминать ему, чей он внук. Может, удастся, довести его... В конце концов, чего я ему вообще доверилась? Знала, кто он, но вела себя с ним так, как будто он... ангел во плоти... Так что дед прав. Это не Стас напортачил, а я сама. Ладно, наузница, — вновь пожала она плечами, — примерное представление о том, как себя вести с ним, ты получила.

Холод "снежной бабы" постепенно покидал её. Алёна оживала и сама чувствовала это. Заглянул дед, улыбнулся ей, валявшейся на ковре, и ушёл.

Девушка нехотя усмехнулась. Нет, он прекрасно понял, что она не испугалась его шантажа: возвращение в родительский дом — или возвращение привычной Алёны. И она не была обижена на него. Но что делать завтра? Не хотелось, чтобы Станислав общался с ней, как обычно. Хмыкнула: а если она предложит ему не общаться пару-тройку дней? Ну, чтобы она успокоилась и забыла его промах? Что ж... Кажется, можно сделать и так, чтобы не нервничать из-за остатков обиды, которую она всё ещё очень остро помнила.

Прислушалась: кажется, открылась и закрылась входная дверь? Кто-то вышел. Дед, наверное. Но... куда и зачем?

И, пока вслушивалась, дошло, что она должна сделать, чтобы и отомстить, и спустить обиду.

Она выдохнула и, встав с пола, переместила Котея на кровать, против чего он уж точно не возражал...

И вдруг сумела улыбнуться: а наузы-то у неё получаются очень даже сильными! Это она вспомнила, как быстро поняла, что на неё колдовски надавили...

И тут же нахмурилась. А если Станислав совсем и не думает, чтобы ухаживать за нею, как за "своей девушкой"? А если он хочет быть с ней, потому что она, как ведьма, помогла ему несколько раз? Науза силы против Буки-Букачки тогда — сегодня из-за последствий того, что было с ним на кладбище... Один раз приехал — обнял её, чтобы успокоиться... Она медленно покачала головой: что бы там у него ни было, от дел с опасными сущностями Нави он не отказывается и не будет отказываться — насколько она успела понять его характер.

Посидев ещё немного, решилась. Взяла мобильник и позвонила.

— Алёна! — обрадовался Станислав.

— Подожди. Да, это я, но я хочу тебе кое-что сказать.

— Слушаю.

— Станислав, пожалуйста. Я хочу попросить тебя, чтобы ты дал мне два или три дня, чтобы я успокоилась.

— А... точнее?

— Как вариант... не приезжай за мной. А если приезжаешь, то относись ко мне, как будто я одна из группы. И на обед не приезжай.

— А почему... так?

— Если ты будешь вести себя, как обычно... — она вздохнула, — я буду чувствовать себя, как будто ты всё ещё давишь на меня.

После недолгого молчания он ответил:

— Ну... я постараюсь не надоедать тебе.

— ...Стас! — крикнули явно из глубины комнаты. — Тут к тебе дозвониться никак не могут! Поговоришь по моей мобиле?

— Я всё, — поспешно сказала Алёна, — спокойной ночи.

— Спокойной ночи! — с некоторым недоумением попрощался Станислав.

Посидела на кровати, гладя Котея и слушая его мурлыканье. И озадаченно гадала, сдержит ли он своё слово...

А потом махнула на всё рукой и нашла во встроенном шкафу пакет с тесьмой, чтобы, наконец, разобрать его, с интересом присматриваясь к материалу для будущих науз... И поняла, что одной рассматривать тесьму не хочется. Схватила пакет и побежала в гостиную — похвастаться перед бабулей.

Бабуля уже знала, что науза "снежной бабы" снята, а потому встретила внучку привычно ласково. Оглядевшись, Алёна с любопытством спросила:

— А где деда?

— Позвонили ему — собрался и ушёл, — объяснила бабуля, перебирая вываленные мотки и тут же распределяя их по цветным кучкам.

Деду позвонили раньше, чем Станиславу. Но Станиславу чуть позже стали звонить так, что настоятельно требовали от него ответить. Если позвонить ему сейчас, ответит? Или они оба: и дед, и Станислав — вместе на каком-то деле? Решила не заморачиваться. Но на всякий случай присмотрелась к тесьме и отобрала в отдельную кучу красную и чёрную. Эти цвета самые сильные. Из них-то весь вечер, если ей тоже не позвонят и не потребуют приехать, Алёна собиралась плести наузы силы.

...В кромешной тьме, в которой на раздолбанном полотне тряской дороги чётко сияли лишь белые полосы от фар, Станислав проехал следом за машиной Павла Ильича до моста к кладбищу. На этот раз ехать к воротам не стали, остановились сразу за мостом, на обочине. Из машины Павла Ильича вышли все четверо старших волхвов.

Как и они, парень навешал на машину обереги. Теперь никто из проезжающих мимо машин не заметит. А если кто из нездешних тварей и пролезет в зазоры кладбищенской ограды, сунуться вовнутрь не сумеет.

Волхвы выждали, когда он подойдёт к ним.

— Ты уверен? — с беспокойством спросил Виталий Олегович.

— Да, — как можно твёрже ответил Станислав, пытаясь сдержать лясканье зубов, да и дрожь всего тела замаскировать резким поворотом и взглядом на невидимое во тьме кладбище.

Во время разговора с Алёной, которая вроде начала оттаивать, брат прибежал с телефоном, на который ему позвонил Мироныч. С громадной неохотой Станислав переключился на деловой разговор, но то, что услышал, даже его, которого дед готовил к деятельности некроманта, заставил почувствовал озноб.

Любава, к которой они ездили недавно и которая ничего конкретного не сказала, кроме обтекаемых фраз, уже вечером созвонилась с Виталием Олеговичем и сообщила результаты гадания. Стороной ещё в её квартире Станислав догадался, что старая ведьма, похожая с первого взгляда на благообразную старушку — с железным характером, гадала отнюдь не на картах. Будучи даже начинающим некромантом, он уловил в квартире признаки недавно убитых животных. И даже откровение, что старуха при гадании пользовалась купленным мясом, не заставило его спокойно отнестись к её занятиям. Сам над собой, в конце концов, посмеялся: "Ты некромант — или где?!" Но ничего сделать с собой не сумел, ощущая брезгливость по отношению к "старушке".

А результаты её долгосрочного гадания оказались весьма грандиозными.

Любава объявила, что Чёрный Андрей был ограблен. И чёрные корни, едва не убившие его внука, — это он сам, который попытался взять со Станислава силы, которых ему не хватало в Нави. Это было объяснение того, что произошло на кладбище.

Вдогонку к этому объяснению Любава безразлично добавила:

— Надо бы сегодня же съездить на кладбище и посмотреть его могилу. Он набрал сил достаточно, чтобы для начала шататься по кладбищу. Но, если сожрёт кого-нибудь...

И на полуслове отключилась. Понимайте, мол, как знаете.

...Впрочем, в дальнейшем объяснении Виталий Олегович не нуждался.

Он обзвонил всех тех, кто работал последние дни с ним в тесной связке, и обсказал ситуацию. Пока её обговаривали, именно Мироныч предложил:

— А если его на живца взять?

— Ты имеешь в виду... Станислава?

— Его. Или думаешь — у мальчишки кишка тонка? Не согласится?

Виталий Олегович вздох приглушил.

Да, Станислав — лучшая наживка для будущего упыря, каковым вскоре станет Чёрный Андрей. Почему лучшая? Всё просто: мертвец уже распробовал силы, родственные ему когда-то. Между ним и парнем — протянулась тончайшая ниточка связи. Пусти Станислава по кладбищу — потенциальный упырь, наткнувшись на знакомый след силы, немедленно сам примется искать парня.

...Станислав согласился. Кладбища он не боялся. Днём "споткнулся", потому что не думал, что дремота может привести к неожиданности. Ведь и он, и волхвы были убеждены, что его защита и умерший дед связаны. Чтобы дед сам упырём прицепился — в такое несколько часов назад Станислав ни за что не поверил бы.

Единственное, чувствуя себя не то чтобы дилетантом, но вообще неучем, спросил:

— Но почему?! Почему он — и с меня силы брал?!

— Любава выразилась более, чем загадочно, — проговорил Мироныч. — Она сказала, что Андрей был ограблен. В чём это выразилось — мы пока не знаем. Для нас пока главное — выловить покойника и вновь упокоить его в могиле. Иначе — сам понимаешь.

Станислав понимал. Поэтому вопросов больше не задавал. Но твёрдо решил, что добьётся от Любавы всех объяснений, которые она только сумеет выловить в мутной воде происходящего. Как будто услышав его, Павел Ильич недовольно сказал:

— От старой ведьмы будем ждать и других гаданий.

— Думаешь — не прервётся? — сомневаясь, спросила Катерина.

— Нет, — на этот раз откликнулся Виталий Олегович. — Это дело с упырём её задевает и очень сильно. В городе у неё сын и дочь — с внуками. Она знает, что может быть, если упырь пойдёт по городу. Ей выгодно, чтобы мы поймали его до выхода в город.

Станислав поёжился. С одной стороны, это хорошо... С другой...

— А то, что дедушка начал пить силы из меня, никак не связано с тем, что на меня натравлена Навь?

Волхвы переглянулись.

— Концы с концами пока не сходятся, — отозвался Мироныч. — Но мы это дело раскрутим всё же. Погодь немного — всё узнаем. Тем более — Любава подключилась.

— Ну что? — спросил Павел Ильич. — Идём к его могиле?

Ближе к речушке, протекавшей внизу кладбищенского склона, изгородь была не слишком хорошо укреплена. Пришлось задержаться: пройдя границу кладбища и неосвящённой земли, волхвы поколдовали немного, закрывая выход наружу для любых кладбищенских сущностей. С другой стороны речушки тоже договорились перекрыть выход, если и там будет плохо с оградой. Сама-то речка не давала возможности навьим тварям выходить за пределы кладбища — вода же...

— Готово, — проворчал Мироныч, цепко оглядываясь. — Идём, что ли...

Станислав, не только с интересом, но и со старанием наблюдавший, как закрывается граница между двумя мирами, внезапно очнулся и виновато попросил:

— А можно, я немного посижу, настроюсь — ну, на... дедушку?

— Где ж ты сидеть собираешься? — поразилась Катерина. — Грязь везде.

Он сам удивился: всё казалось, что женщина-волхв относится к нему, как минимум, неодобрительно. И вдруг — такая забота. Впрочем, забота... Он сейчас важная деталь дела, так что ничего удивительного, что она беспокоится о нём.

— Ничего страшного! — резко ответил он. — Возле каждой могилы есть трава.

И, подтверждая слова, отогнул от ближайшей могильной ограды к земле вялые, хоть и высокие травы так, чтобы коленями встать на них. Не побрезговал — на грязные-то. Виталий Олегович склонился к нему.

— Я взял с собой наузы силы. Возьмёшь?

— Возьму, — всё так задиристо — по инерции — ответил Станислав.

Виталий Олегович усмехнулся и вынул несколько науз. Приняв их, парень ссутулился. Не хотелось никому показать, что эти мелкие плетёнки для него всё ещё таят тепло Алёны. Волхвы-то в темноте видят лучше, чем он. Вот и прятал невольную улыбку. А затем вздохнул и настроился на кладбище. И на рисунок собственных сил. Ведь, если покойник выпил их у него, у него остаются знакомые Станиславу линии. Так что, чем бегать попусту по всему кладбищу, легче накинуть на него заклинание поиска.

Первое слово, сорвавшееся с губ, потащило за собой цепочку нашёпта.

Едва отзвучал нашёпт и Станислав принялся повторять его, как одновременно с движением поначалу зашевелившихся губ машинально поднял голову.

— Где? — последовал над головой вопрос кого-то из волхвов.

— Выше его же могилы, — хрипловато ответил он.

Больше никто ничего не спросил. Но все четверо встали вокруг молодого некроманта, и тот от неожиданности чуть не запнулся на своём нашёпте, пока не сообразил: его страхуют, чтобы упырь не сожрал. Или хотя бы не подошёл слишком близко, чтобы стянуть с него не только силы, но и саму жизнь... С трудом справился с содроганием и продолжил нашёпт, одновременно стягивая линии настроя к дедовой могиле, соединяя себя и упыря, чтобы тот не ушёл вдаль, а ринулся по этим линиям к той силе, которая так ему понравилась днём.

Глава семнадцатая

Азарта сплести наузы на всех молодых колдунов в "семье" хватило ненадолго. И с красно-чёрной наузой как-то не хотелось сидеть: Станислав, точнее — его мысленный образ — мешал. Она даже посмеялась над странной закавыкой, но заставлять себя плести не стала. Нет — так нет. Ведь и недавнего холодного равнодушия к любому действию Алёна не чувствовала. Следовательно, будет настроение — будет работа. Доплела ту наузу, что уже была в процессе, и, выключив свет в комнате, подошла к окну.

Привычная картина: напротив — дом буквой "г", неподалёку два фонаря, затем тот самый дом быта, а за ним и чуть дальше — конечная остановка для общественного транспорта. Постепенно все тёмные уголки "острова" светлели — порой казалось, светлел и сам вечерний воздух: тихонько, не спеша повалил снег... Заворожённая торжественным падением довольно крупных мохнатых снежинок в свете ближайшего фонаря, Алёна вздрогнула: мягкий прыжок — и на подоконнике очутился Котей. Она осторожно обняла его, большого, мягкого, тёплого. Иногда Котей среди ночи принимался бродить по квартире, и Алёна вставала, чтобы составить ему компанию, а то и вот так постоять у окна — в полусогнутом положении, упираясь локтями в подоконник. Котей не возражал против ненавязчивого объятия, лишь бы — если надоедало — можно было переступить руки девушки и вновь удалиться по своим делам. Или — спать... Но на этот раз долго глазеть на гипнотические волны снега (кажется, поднялся неплохой такой ветер) не удалось.

Улица за окном постепенно обретала не только свет, но и чистоту. Редкие фигуры спешащих к вечеру людей заставили девушку тихонько вздохнуть: если бы не прокол Станислава, они б сейчас гуляли...

Котей обернулся на дверь в комнату. Причём не то чтобы с таким уж интересом, но насторожённый точно. Он даже быстро вышел из "гнезда" Алёниных рук, чтобы держать эту дверь под наблюдением.

Алёна нехотя выпрямилась и тоже взглянула на дверь. Может, бабуля собирается войти? Иногда Котей чувствует это её желание.

И насторожилась сама.

Не бабуля.

Дверь в комнату хоть и закрыта, но неплотно: традиция — чтобы Котей мог свободно гулять по всей квартире... Дверной звонок через секунды даже насторожившейся Алёне показался слишком громким.

Девушка шагнула было побежать в прихожую: не дед ли вернулся? А потом и дыхание затаила: а если там Станислав? Но услышала звучный голос бабули, уже подходившей к входной двери:

— Кого там ещё принесло так поздно?

Если бы за дверью стоял дед, бабуля бы открыла ему безо всякого ворчания: оба они друг друга чуяли, как говорится, за версту. Интуиция у бабули тоже на уровне: если она открывает, не спрашивая — кто там, значит — ничего страшного. Ну, или никого страшного.

Добежать до двери своей комнаты Алёна успела, когда бабуля открыла неизвестному гостю. Котей, севший у ног девушки, вдруг зашипел. И девушка подняла брови, услышав восклицание какой-то женщины, всё ещё стоявшей на лестничной площадке:

— Ольга?! Ты?!

— Любава?! — в свою очередь удивилась бабуля, а потом, после паузы (вздохнула, небось), неохотно пригласила: — Ладно. Что уж теперь. Входи.

О гадалке Любаве Алёна уже знала. И любопытство девушки взметнулось уже чуть не до небес.

Щёлкнул закрывшийся замок. Алёна торопливо отшатнулась от зазора в своей приоткрытой двери. То, что бабуля уже знала: внучка подслушивает, — Алёну не волновало. Но дед говорил о Любаве, что ведьма она очень сильная. А вдруг она уже быстро огляделась и заметила и её — молодую, ещё не вполне опытную ведьму-наузницу?

Но до ушей Алёны долетел едва слышный, а потому несколько ворчливый диалог. Что значило — две ведуньи пока что заняты друг дружкой.

Поэтому Алёна крадучись отошла от двери и села на кровать, выжидая, позовут ли её знакомиться с гостьей, или придётся до её ухода сидеть в своей комнате.

Котей подумал-подумал и присоединился к ней, прыгнув на кровать и устроившись лежать рядом. Морда недовольная. Интересно. Он знает, кто такая Любава? Или почувствовал настроение бабули? Хотя... Бабуля ещё входную дверь не открыла, а он уже сердился...

Чем-то это ожидание напомнило Алёне недавнее воскресенье и нежданный-негаданный визит Кудренцовых, пришедших уламывать деда помочь им с "семьёй".

Чтобы уж совсем не сидеть сложа руки, Алёна принялась собирать разбросанные по покрывалу моточки тесьмы, принесённые из гостиной, где она хвасталась перед бабулей неожиданным подарком. Красно-чёрные-то успела отложить на стол, к компьютеру. И так увлеклась подбором мотков по цвету, что вздрогнула, услышав зов бабули:

— Алёна! Зайди-ка на кухню!

Сунув под джемпер большую наузу-полумесяц, прячущую ведьму и дающую образ "обычного" человека для видящего, девушка спокойно дошла до кухни. Ух ты... За столом сидела слегка растолстевшая старуха Шапокляк! Проницательные большие глаза в один миг воткнулись в Алёну и в несколько движений будто препарировали её, и даже длинный нос гостьи пару раз дёрнулся, как будто эта округлая Шапокляк на полном серьёзе попыталась обнюхать её на расстоянии.

Поздороваться со странной гостьей Алёна не успела. Только открыла рот, как Любава дёрнулась (она вообще была какая-то нервная) взглянуть на бабулю, чтобы резко высказать ей:

— Кого ты мне показываешь? Не она это!

Алёна повеселела: ах, вот в чём дело! Любава явилась сюда посмотреть на наузницу? Девушка обошла круглый обеденный стол и села на любимом месте — там, где край соседствовал с внутренним углом придвинутых друг к другу двух стареньких шкафов-буфетов.

Бабуля только усмехнулась. Посмотрела на гостью, перед которой стояла чашка, полная горячего чаю, и небольшая низенькая корзинка с утренней выпечкой. И спокойно обратилась к внучке.

— Хватит уже прятаться. Познакомься, Алёна. Это Любава. Обращаться к ней строго по имени, без отчества, но на "вы".

— Добрый вечер, — вежливо сказала девушка и сняла с себя наузу-полумесяц, а потом парочку тех мелких заколок-науз, которые прятали её не только как ведьму, но и как наузницу.

Сидевшая напротив, через стол, Любава чуть не сбила чашку с чаем, стоявшую перед ней, — так быстро склонилась она над столом, будто хотела прыгнуть вперёд и лечь на столешницу всем телом. И торжествующе провозгласила:

— Мои карты не врут! Я искала наузницу — я её нашла! — И, обратившись к бабуле, пренебрежительно призналась: — Ну, Ольга, никак не думала, что найду и тебя. Сколько лет-то прошло с того времени, как мы разъехались из барака-то, а? Эта тебе — внучка?

— Ещё раз скажете "эта" — уйду, — предупредила Алёна.

— Ишь, цаца какая, — пробормотала Любава, но фыркнула и самодовольно договорила: — Алёна.

— Внучка она мне, — неохотно подтвердила бабуля и опустила взгляд на стол. — Добавить тебе чаю? Горячего.

И это нежелание подтверждать, и движение бабули Алёна прекрасно поняла. Итак, информация первая: Любава из тёмных. Такой ведьме лучше много чего не сообщать. А взгляд хозяйки дома на стол — бабуля хотела посмотреть на внучку, возможно — предупредить о чём-то, но побоялась: Любава заметит. И так уж негостеприимно — при гостье таиться, да и неудобно: две "говорят", третья в стороне от беседы остаётся.

— Нет, благодарствую, — отказалась Любава от предложенного чаю.

Только рот открыла, глядя на Алёну, как бабуля торопливо спросила:

— И зачем тебе наузница? На что-то своё наузу задумала?

Любава — вот уж кто плевал на все правила приличия. Она уставилась на бабулю и снисходительно кивнула:

— Да ты не бойся. Без задней мысли пришла. Всё, как есть, на духу вам обеим расскажу... Про Станислава знаешь? Кудренцова-младшего-то? Виталя-то тебе рассказывал, что с ним сегодня было?

— Дедушка ещё не приезжал, — дипломатично ответила вместо бабули Алёна.

Въедливые глазища тут же впились в её лицо.

— Но ты-то знаешь!

— Знаю только то, что он с кладбища приехал без сил. Но уже восстановился.

— И ты ему в том помогла, — заявила Любава и задумалась, поджав губы так сильно, что стала выглядеть злой старухой, а не старушонкой Шапокляк.

Алёна переглянулась с бабулей. И? Зачем она явилась сюда?

Любава тем временем вздохнула, отпила остывшего чаю и начала:

— До сегодняшнего их приезда я ведь ни сном ни духом, что в городе творится. Гаданием в последнее время если и занимаюсь, то по мелочи. И вот звонят мне сегодня и говорят: помоги-ка. Ну, я человек отзывчивый. (Бабуля отвела насмешливые глаза.) Говорю: "А что там — у вас-то?" А мне так уклончиво: мол, посмотри-ка человека одного — что с ним да почему? Я говорю: "Приезжайте. Я старая — мне тяжело самой-то к вам ехать". Ну, приехали. Я Витале твоему, Ольга, сразу говорю: "Только ты ко мне зайдёшь да тот, на кого гадать надо будет. Остальные пусть внизу ждут. Знаю я их!" И ведь правда — знаю. Катерина скандалить начнёт, как если что чуть не по ней. Мироныч бурчать будет. А Павел — тот язва хорошая. Всё под руку говорить да подначивать будет. На деле-то и сосредоточиться трудно. И вот Витале я так и говорю: "Поднимайтесь, мол, вдвоём". И вот мужики, а? Разве можно так пугать бедную женщину?! Это я о себе, если не поняли.

Она снова схватила чашку с чаем, а бабуля с Алёной вновь переглянулись. Ну-ну, бедная женщина.

— И вот приволокли ко мне этого — Кудренцова-младшенького. А я-то сначала опять — ни сном ни духом, что там за человек-то. Смотрю — втаскивают! На ногах совсем не стоит! Я говорю: "Куда вы мне этого алкаша тащите?!" А Мироныч-то — сразу бурчать. Это только Виталя у тебя, Ольга, человек сугубо интеллигентный, а потому объяснил: мол, так и так — парнишку с кладбища привезли, там на него нападение приключилось. Хотим, мол, узнать, кто напал да почему... Свалили они его мне на диван. Мироныч-то вышел, а Виталя мне столик гадальный к дивану придвинул, как я попросила... Только карты разложила, только глянула на расклад — и меня как током шибануло. Я Витале и говорю: "Ты, мол, кого привёз ко мне?! Это ж Кудренцовых младшенький! Не с руки мне с Андреем связываться! Пусть сам и смотрит — уж он-то в гадании какой ещё мастак, не чета мне!" А Виталя мне так ласково: "А разве ж ты, Любавушка, не знаешь, что Андрей умер?" А я снова — ни сном ни духом! Ни карточных, никаких других раскладов давно не творила! Ошалела аж — с новости-то такой... Но Виталя у тебя языкастый. Уговорил-таки на расклады. Карты я убрала. Другое пришлось взять: младшенький тоже, как дед его, оказался близок к Нави. Ладно — ещё грань не перешёл. Потому на него карты и не идут... И сотворила расклад на крови. (На этот раз бабуля брезгливо сморщилась.) Пока суд да дело, смотрю на него — и прям мурашки по коже: это ж что они там, на кладбище-то, делали, если в младшенького такой-то упырина страшный вцепился? Ох, и напугало меня, когда вышло, что Чёрный Андрей, оказывается, в родного внука впился, да так, что чуть не высосал его! Это ли где видано?! Что уж ему, покойнику-то, в башку втемяшилось, что он в упыря переродился?

И она откинулась на спинку стула, чтобы развести руками.

Примерное содержание того, что происходило в квартире гадалки, Алёна уже знала. И уж кто — кто, а Любава должна была понимать, что "Виталя" расскажет обо всём домашним, так что поначалу у девушки сложилось мнение, что гадалка приехала сюда по надуманному поводу, а на деле ей хотелось просто выговориться. Но взглянула на бабулю и поняла, что надо выждать, что будет далее, поскольку бабуля смотрела на гостью вроде как, если мягко сказать, неодобрительно.

И бабуля подтвердила это мнение.

— Так зачем тебе наузница?

— Ну так я ведь ни сном ни духом (Алёна закатила глаза — опять эта фразочка!), что внучка твоя — наузница-то, — умильно сощурившись, высказала гадалка. Побарабанила по столу неожиданно длинными пальцами — при её-то отнюдь не худенькой комплекции.

— И что?

— Мне бы доплатить надо — за гадание-то, — тихонько, но твёрдо объяснила Любава. — Вот и... возьму наузами.

— Хочешь сказать, Виталя тебе заплатил, но тебе показалось — мало?

— Я не сказала — "мало", — уже громко и раздражённо сказала Любава. — Я сказала — "недостаточно". Он мне только за кровавый расклад заплатил. А за то, что совет дала, как быть далее? Я ведь, пока снова не погадала на него — после их ухода-то, и не знала, что у него внучка — наузница!

— Ты ж сказала — искала только наузницу! — поймала её на слове бабуля.

Только сейчас сообразившая, что проболталась, гадалка скривилась, а потом махнула рукой и миролюбиво проговорила:

— Ну и искала! Видела у него — медальон висит с наузой. Вот и начала потом смотреть по картам, где в городе наузница такая сильная, — льстиво улыбнулась она Алёне, — живёт-то. Откуда иначе мне знать-то про нынешних мастериц-наузниц!

— И какие вы хотите наузы? — вступила в беседу Алёна, на которую бабуля вопросительно взглянула.

— Обереги! — резко сказала Любава, и глаза её заблестели тревогой и надеждой. — На всю семью мою!

— Это сколько же штук? — удивилась девушка.

— Ну, я сама. Детишек моих двое. У них детишек трое. Шесть. Но не простые мне наузы нужны, а с медальонами.

Алёна взглянула на бабулю. Но та настолько удивилась, что не нашлась с ответом. Пришлось продумывать странную просьбу самой девушке. Пока думала, и бабуля очнулась. Проницательно вперилась в лицо Любавы, которые отхлёбывала чай из чашки, поглядывая на хозяев исподлобья и, кажется, оценивая их реакцию на её слова.

— Любава, — наконец заговорила бабуля, — не хочешь ли ты сказать, что ищешь для своих защиты от Чёрного Андрея?

— Ищу, — напористо согласилась та.

— И ты не веришь, получается, что наши его в могилу вновь загонят? Карты-то ты разложила. Неужели же нагадала другое?

— Дома мяса не осталось, — сварливо ответила Любава, — а обычные карты молчат, если гадаешь на нежить — а то ты сама того не знаешь. Вот... Как нынешние говорят — подстраховаться-то и надо.

Поскольку бабуля опять замолкла, Алёна перехватила нить разговора.

— Шесть науз я не сумею сплести за один день, тем более они будут с медальонами.

— За сколько? — жадно спросила гадалка. — За сколько дней сделаешь?

— За три.

— Долго что-то, — с сомнением отозвалась Любава.

— Могу за один, но простенькие, — предложила Алёна, снова чувствуя себя торгашкой. — И не забудьте, что вы можете попросить у деда обычные обереги.

— Нет уж, — проворчала та. — Выжду три дня. Своим велю из дома зазря не выходить эти дни. Ольга, а ты позвонить бы мне позвонила, когда узнаешь, загнали ли Андрея в могилу, чтоб мне не беспокоиться.

— И тогда наузы не нужны будут, — закончила её мысль Алёна, улыбаясь.

— Э нет! — вскинулась Любава. — Видела я твои наузы у Витали, деда твоего! Такие всегда нужны!

— А не слишком ли много будет — шесть науз за недоплаченное гадание? — поддразнила её бабуля.

Поддразнивания гадалка не услышала и отнеслась к вопросу серьёзно.

— Доплачу, — с досадой сказала она. — Лишь бы сильные были.

И, лишь когда она ушла, Алёна ахнула про себя. Гадалка сказала: "... ты позвонить бы мне позвонила, когда узнаешь, загнали ли Андрея в могилу..." Вот куда заторопился деда! Вот почему так срочно звонили Станиславу, когда она просила его общаться с ней, как с простой знакомой! Волхвы снова повели парня на кладбище!

И Любава не верит, что у них что-то получится...

Проводившая гадалку, вернулась на кухню бабуля.

— Ты и правда будешь все три дня плести ей обереги?

— Нет. Всё сделаю в один вечер. Материалы у меня есть, травы для медальонов у тебя возьму. Ты ведь разрешишь?

— Что уж спрашивать? — откликнулась она. — Бери, что и сколько надо. Где всё лежит — и сама знаешь.

— Бабуля, скажи честно: ты знала, что деда ушёл на кладбище?

— Предполагала. Он ведь мне звонил, после того как к Любаве заехали.

— То есть он на кладбище пошёл не один?

— Да. С ним все его друзья, да и Катерина тоже.

Посидев немного, Алёна покачала головой, вся в раздрае.

Любава не верит... А говорят — она сильная в гадании. А это значит...

Она прерывисто вздохнула.

— Что, внуча? — забеспокоилась бабуля.

— Я сейчас начну, — медленно сказала Алёна.

— В комнату не войду, — правильно поняла её бабуля, покивав. — Котей только что ушёл на улицу. Наверное, с дедом войдёт потом.

— Спасибо...

Она вошла в свою комнату, зажатая от напряжения.

Сначала хотела привычно устроиться за столом с компьютером. Но, подумав, отказалась от этого места. Слишком... тесно для того, что задумала.

Приглушила свет настольной лампы.

Оглянулась на ковёр, где недавно валялась с котом. Ковёр толстый и не слишком большой — метра два на три. Как раз, чтобы положить такой на пол перед кроватью, а потому не заморачиваться и по утрам или вечерам бегать по нему босиком, когда в комнате не слишком холодно... Сняла с себя все личные наузы.

Перенесла на ковёр все мотки красной и чёрной тесьмы. Разложила по четырём углам бумажные карточки (обычная тетрадная страничка, нарезанная квадратиками) с написанными в них именами: деда, Катерина, Мироныч и Павел Ильич. Писать имя Станислава на отдельной карточке не стала.

Села на колени в центре ковра, аккуратно разложила складки своей юбки, а рядом — те самые мотки тесьмы. Что? Момент истины? Чего она стоит, как наузница?

Глубоко вздохнула, глядя на кучу тесьмы перед собой. "Надеюсь, что хватит..."

Закрыла глаза и представила перед собой мысленный образ — светловолосого колдуна с серо-голубыми глазами. Представила его в том коротком пальто, в котором он обычно ходил в последние дни и которое она привыкла видеть на нём.

Вот он стоит. Вот оглядывается — например, на слова деда. Вот... улыбнулся...

Наузница открыла глаза.

Левая рука уверенно потянулась к мотку тесьмы. Содранная упаковка упала за границы ковра, а пальцы Алёны принялись за работу. Поначалу плетение шло ещё осознанно: Алёна то и дело проверяла, "как там" Станислав. Потом она постепенно вошла в подобие транса, и пальцы начали двигаться заученно и с нарастающей скоростью, что наузница в своём отрешённом состоянии вряд ли контролировала.

Но Алёна твёрдо решилась на подобный опыт, а потому и не пыталась заставлять себя делать что-то, что вроде бы, кажется, должна была.

Поэтому она не стала удерживать собственное тело, когда её внезапно качнуло в левый угол ковра — туда, где лежала карточка с именем Катерины.

Незаконченная наузы силы для Станислава упала на колени наузницы, а сама она цапнула следующий моток тесьмы и лихорадочно взялась плести наузу оберега для женщины-волхва, машинально воспроизводя её лицо в воображении. С невиданной для себя скоростью, чему удивилась отстранённо и не отвлекаясь от работы, она вязала узлы, не видя, что ввязывает в чёрную наузу красную тесьму.

Готовую наузу подержала немного в ладонях, наполняя её силой и продолжая держать перед глазами лицо Катерины. Отпустило. Отложила наузу в сторону — на карточку с именем женщины-волхва.

Подняла незаконченную наузу Станислава, продолжила плетение, стороной замечая, что вновь вяжет узлы не одной наузы, а нескольких, которые потом надо будет увязать между собой в единый оберег, как уже было когда-то. Не торопилась, но вязала узлы так стремительно, будто после наузы для Катерины не могла уже плести спокойно. Опять-таки стороной всплыла мысль, что там, на кладбище, у волхвов и Станислава, не самая лучшая ситуация. Причём в разгаре...

Увязала вместе три наузы для парня, только потянулась за следующими мотками для следующей мелкой наузы — будущим элементом единой, как вздрогнула всем телом и обернулась к карточке с именем Мироныча. Суматошно воспроизвела в памяти его фигуру, затем — лицо. Науза для Станислава вновь выпала из рук. Алёна бросилась за новыми мотками, но снова не для оберега, а для наузы силы.

Почему деда заранее не предупредил, что они снова едут на кладбище?!

Упырь... Неужели они не могут справиться с ним?!

И почему волхвы?!

Теперь уже Алёна осознанно плела наузы, одновременно расслабив руки так, чтобы инстинктивно реагировать на изменения где-то далеко, там — среди могил, где пятеро бродят... нет, уже не бродят, а воюют с упырём, в которого почему-то превратился покойный дед Станислава.

Ночью... Вот где ужас-то...

Покачала в ладонях наузу для Мироныча, встревоженно "прислушиваясь" к остальным, которые пока не откликались. Отложила и схватила наузу Станислава. Он некромант. Ему сейчас нужнее сила, чем остальным! Ведь он знает, как справляться с упырём!.. Так что, пока наузница сама не откликается на состояние других волхвов, надо быстро вязать узлы для парня!

Когда была сплетена мелкая двенадцатая науза и оставалось только увязать её с основным полотном, в которое Алёна собирала наузу силы для Станислава, сила потребовалась для Павла Ильича! Пришлось бросить почти готовую наузу силы, чтобы немедленно создавать обережную наузу...

Как-то стороной промелькнуло испуганное: "А хватит ли у меня красной и чёрной тесьмы для всех для них?.. А если — нет? — и рассудочно ответила сама себе: — Тогда возьмёшь любой другой цвет и будешь плести не одну наузу для каждого, кто будет нуждаться в ней, а несколько, пока не доберёшь сил, нужных им!"

Для Павла Ильича пришлось плести две обережные наузы.

Он так слаб?! Или упырь подобрался к нему слишком близко?! Что именно значит — слишком близко, Алёна отказывалась даже не то что представлять, но и думать...

И лишь затем вернуться к наузе силы для Станислава.

Готова! Девушка прижала большую, из нескольких элементов, наузу к себе и стремительно зашептала нашёпт-заклинание, который собственными наговорными словами рвался с губ, пока она кланяется на все четыре стороны:

— На острове Буяне Алатырь-камень лежит. Выйду к нему, поклонюсь камню тому, выпрошу-попрошу у него силы... На острове Буяне к подножию Алатырь-камня подойду, погляжу на огонь-батюшку, поклонюсь ему, замолвлю словечко за того, кто силам зла противостоит. На острове Буяне родники текут. Выйду к ним, поклонюсь им, зачерпну водицы чистой. Полнится водица та силушкой — взмолюсь я к силе той: "Намочите, родники чистые и светлые, плетение моё силою неисчерпаемой для помоги да обороны от нежити и нечисти!" На острове да Буяне дорог-тропинок не счесть — не пересчесть. Встану на любой, поклонюсь на все стороны: "Ветер, водица, земля да огонь чистые! Дайте силушку сильную наузам моим да на дело благодатное! Да поклонюсь я стихиям всем, чтобы даровали наузе защиту и силу волхву Станиславу на благое дело!"

И на этот раз всё-таки удивилась, когда вдруг положила наузу для Станислава не у своих ног, как остальные, а себе на левое плечо.

Но долго размышлять некогда. Трое волхвов всё ещё нуждались в силах, и Алёна, не дожидаясь, когда её поведёт к одному из них, быстро проверила, каждую из уже сплетённых науз, снова подержав их в руках, после чего начала плести наузу для деда — не силы, потому что знала — он сильный! Но обережный. Мало ли как упырь может добраться до деда. Так надо бы ему не просто силовую сплести, а ещё и на удачу.

Глава восемнадцатая

Такое кладбище, как то, где похоронили Чёрного Андрея, по ночам очень неудобно: приходится постоянно "держать" иное, колдовское зрение.

Впрочем, ничего удивительного, если учесть расстановку условий: покатая равнина, "стремящаяся" к речушке внизу, отсутствие фонарей и единственная лампа-прожектор, которая освещает местность с крыльца в здании кладбищенской администрации, где в это время ни души, кроме единственного охранника. Да и тот — прислушался-присмотрелся Виталий Олегович — десятый сон видит.

Лампа-прожектор раздражала, давая слабый свет сверху. Из-за неровной поверхности, а кое-где — из-за густо растущих, хоть и безлиственных кустов чередование вялого освещения и неравномерной тьмы могло сыграть плохую шутку не только с обычным человеческим зрением.

Иное зрение тоже — увы — не всегда помогало. Конец октября — и этим всё сказано. Погода капризничала, играла температурами и, естественно, осадками. Только вся нелегально зашедшая на территорию кладбища компания привыкла к иному зрению, только они все двинулись искать могилу Чёрного Андрея, как в воздухе, сбивая с колдовского видения, закружился сначала мелкий и редкий, а потом плотнеющий снег.

Поглядывая на своих, Виталий Олегович видел, как то один, то другой отирали лицо от льнувших к коже снежинок, которые тут же таяли, невероятно раздражая.

До нужного места оставалось пройти два ряда могил, когда старый волхв не выдержал и предупредил:

— Идём медленнее. Мне надо проверить, настоящий ли это снег, или... морок.

Услышав последние слова, остановились сразу и начали тревожно озираться. Хоть Любава и сказала, что упырь, бывший когда-то Чёрным Андреем, был ограблен в смерти, что кто-то забрал его силу, но по старым историям-быличкам — волхвы, в основном — слышали и о том, что Навь возвращает силу "своим". Тем, кто переступил грань и чья сила питалась прямой связью от мира нежити и нечисти.

В первую очередь после круговой оглядки взглядами возвращались к Станиславу. Он уязвимее всех, поскольку похороненная "кукла" заведомо причисляет его к неупокоенным. А также уязвимее потому, что упырь успел испробовать его силы.

Из суховатого и мелкого, снег постепенно становился более влажным и тяжёлым, а каждая снежинка словно расширялась; и, как будто этого мало, так она ещё и слипалась с соседними — и рыхлые снежные охапки беспрестанно залепляли лица, забивались в глаза. Приходилось уже постоянно отирать кожу от неприятно холодной мокрети. А это лишнее движение, заслонявшее кругозор каждому из путников.

Виталий Олегович вздохнул. Если сделать общую защиту, станет ясно, морок ли этот назойливый снег, застилающий обзор.

— Мироныч, начинай свивание защиты для всех, — велел старый волхв, утираясь в очередной раз.

— Начинаю, — монотонно отозвался Мироныч и первым повернулся к Станиславу спиной.

За ним — остальные. Поворачиваясь, Виталий Олегович заметил: Станислав, сообразив, что волхвы встают вокруг него защитой, чуть не в струнку вытянулся. Словно изо всех сил прислушивался к чему-то. Мгновенно вспомнилось, что по своему первому и яркому колдовскому дару парень был именно оморочником, то есть сам умел наводить и убирать морок. Это потом Чёрный Андрей разглядел во внуке способности к некромантии.

Как всегда, во время снегопада в окрестностях всё затихло. Слышен был только посвист ветра, который шуршал не до конца облетевшими листьями на кустах да шелестел искусственными цветами на могильных венках. Единственно — чётко, хоть и вполголоса произносил охранные заклинания Мироныч, умело свивая их между собой.

Но волховские слова отзвучали, а снег продолжал идти, заглушая звуки и маскируя все естественные и сделанные человеческими руками ловушки на ночном кладбище.

Напряжённо прослушав местность, Виталий Олегович кивнул:

— Настоящий. Идём дальше.

Ни один из волхвов не расслабился, разворачиваясь к прерванному пути.

За первые же минуты снегопада кладбище преобразилось так, что старый волхв забеспокоился: найдут ли они могилу Чёрного Андрея? Она же, как и остальные, недавние, сейчас, замаскированная порошей, похожа на все подряд.

Нашли. И даже присыпанную белым покровом, Станислав узнал её — и рванул к месту на всех парах. Внук же — хоть и были трения с дедом. И Виталий Олегович не остановил бы парня, если бы не одно "но". Так что Станислав только и успел сделать пару-тройку шагов из волховского круга, как его поймали — ладно ещё, Виталию Олеговичу помог в том Павел Ильич. Схватил бы парнишку за плечо Мироныч — не удержал бы. Лета не те. Про Катерину и говорить нечего. Дама она хоть и не субтильная, однако с молодым парнем вряд ли справилась.

Вскоре четверо волхвов сгрудились вокруг молодого некроманта, созерцая в некотором обалдении, как и парень, разорённую могилу.

Обелиск на месте, разве что перекошенный набок — вот-вот упадёт. Две оградные решётки (одна с дверцей) почти лежали. Снег постепенно укрывал развороченную землю и какие-то мелкие предметы, по большей части бесформенные, разбросанные по той самой взрыхленной земле, а то и торчавшие из неё.

Виталий Олегович выдохнул: последнее — это обломки и щепки от гроба.

Успокоившись, огляделись и убедились, что вокруг могильного участка тишь да гладь. Здесь ещё не посадили кустов, так что местность далеко видна.

— Идём, — негромко скомандовал старый волхв.

Держа в тесном обережном кольце взволнованного некроманта, осторожно приблизились к могиле упыря.

Станислав, кажется, тоже пришёл в себя — настолько, чтобы не совершать глупостей. За границы обережного кольца выбежать не старался, как ни пытался побыстрее подойти к могиле деда.

Оставив его на попечение Мироныча и Павла Ильича, Виталий Олегович и Катерина, которая редко-редко, но имела дело с некромантией, перешагнули низкую ограду и принялись изучать то, что здесь недавно случилось.

Они-то пришли со стороны оградной калитки. А следы упыря, поначалу отчётливо отпечатавшиеся на свежей пороше, сейчас неторопливо укрывал продолжавший сыпать снег, виднелись с другой стороны от участка... Присели над местом выхода упыря из могилы, переглянулись.

— Что скажешь? — кивнул Катерине старый волхв.

— Времени на анализ мало, — не глядя на него, отозвалась женщина. — Надо бы поскорее загнать его назад, иначе вся навья шушера скоро полезет за ним оттуда. Путь-то он им сюда проторил.

— Временно запечатать вход в могилу сумеешь?

Женщина с сомнением покачала головой.

— Суметь-то сумею... Вот только... Если потом его сюда загоним, придётся сначала печать убирать, а потом уж его в могилу пихать. Разве что разделиться... Нет. Легче сначала его найти и сразу туда отправить.

Оба обернулись посмотреть на след упыря, уходивший чуть стороной и наверх... Виталий Олегович встал с корточек и шагнул к обелиску.

— Куда его понесло...

Короткий вскрик за спиной заставил его подпрыгнуть, оборачиваясь к Катерине.

Та, упавшая и поневоле прижавшаяся к оградному забору, держала перед собой обережную фигурку на цепочке.

На взрыхленной земле — ничего, что бы могло напугать. Но Виталий Олегович Катерину слишком хорошо знал, чтобы не откликнуться на её испуг перед неизвестной опасностью. В два шага очутившись рядом с женщиной-волхвом, он тоже поднял ограждавший их от нечисти или нежити собственный сильный оберег и затаил дыхание, выжидая.

Снег хоть и сбивал с иного видения, но мягкое покачивание воздуха над взрыхленной землёй всё же было слишком отчётливым, чтобы присмотреться к нему.

— Что? — прошелестел Виталий Олегович.

— Поднимаются, — прошептала в ответ Катерина, опираясь на прутья ограды и пытаясь встать. — Сама не знаю, что торкнуло посмотреть...

— Запечатываешь? — напомнил старый волхв.

— Да, — уже твёрдо ответила женщина-волхв и со вздохом добавила: — Я думала — у нас времени больше, а тут... Но для закрепы время есть.

Уверенный в ней, Виталий Олегович всё же спросил:

— Может, Станислава тебе в помощь?

— Почему бы и нет, — пробормотала она, водя ладонями над земляными комьями пополам со снегом так, словно на расстоянии разглаживая их.

Чуть позже перешагивавший ограду Виталий Олегович услышал, как она торопливо зашептала заклинание преграды.

— Что там? — спросил Мироныч, тяня шею, чтобы разглядеть могилу.

— Навья мелочь лезет, — ответил старый волхв и повернулся к парню: — Поможешь Катерине с запечатыванием?

— С закрепой? А дедушка мой что? — взволнованно спросил Станислав.

— Он ушёл куда-то наверх. Нам надо запечатать могилу от Нави, а потом пойдём по его следу.

— Заметает, — заметил Павел Ильич.

Станислав вопросительно взглянул на него: что волхв имеет в виду? Ведь им не нужны настоящие следы для наблюдения и слежения. Можно пройти по следам, невидимым обычному человеческому взгляду.

— Снег — та же вода, — вздохнул Виталий Олегович.

Учить молодёжь вождению, когда самолёт падает или машина со всей дури летит на дерево, — он не любил. Но, что вода стирает любую информацию — даже колдовскую, Станислав вроде должен и сам знать.

— Не подумал, — зябко поёжился парень и кивнул вопросительно: — Я пошёл к Катерине?

— Иди, — рассеянно подтвердил Виталий Олегович, уже думая о другом: как Катерина сумела за спасительные несколько минут увидеть прорыв тварей Нави? У неё такие сильные обереги?.. Вырвались бы те — может, они бы и справились с тварями, но и им всем не поздоровилось бы.

Он помотал головой. Пока два некроманта разбираются с навьими тварями, надо бы продумать, что делать далее. И это продумывание требует перемещения к противоположной стороне могильного участка Чёрного Андрея, куда уже переходил Павел Ильич. Этот склонился над следами упыря немедленно и, поизучав, выпрямился после чего взглянул в сторону, куда они пропадали.

— Виталя! — позвал он, и старый волхв быстро присоединился к нему.

— Знаешь, куда пошёл?

— Боюсь, он пошёл к той могиле, где похоронена та женщина. Та, в могилу которой кинули "куклу" на Станислава.

Оба некроманта подняли головы от снежно-земляного холмика, больше похожего сейчас на верхушку заснувшего вулкана в миниатюре.

Но переглянулись и вновь принялись возиться, создавая колдовской щит.

К волхвам подошёл Мироныч.

— Этих оставляем? — пробурчал он, мотая головой на некромантов.

— Нет, идём все вместе, — категорично сказал Виталий Олегович. — Мы не знаем, что нас ждёт там. Не знаем, что может произойти здесь. Лучше держаться вместе. Вы закончили?

— Минуты две, — твёрдо сказал Катерина, но посмотрела на молодого некроманта.

— Да, двух хватит, — оценил тот.

— Тогда ждём вас, — закончил Виталий Олегович.

По следам упыря пришлось бежать: самые ранние следы уже не только заметало, но и смывало... Пришлось забыть о том, что под ногами чаще не твёрдая земля под травами, а наполовину глинистая, на которой ноги не только скользили, но и разъезжались в стороны. Но бежали всё равно так, чтобы Станислав постоянно был в центре невидимого квадрата волхвов.

Бежали и вполголоса переговаривались.

А если упырь бежал не к могиле неизвестной женщины? А если у кладбищенского охранника проснулась не к спеху совесть и он всё-таки принялся за обход вверенной ему территории — себе на грусть-печали?

Один раз остановились, потому что потребовала Катерина — оглянуться и проверить, как выглядит могила Чёрного Андрея со стороны. Не волнуется ли воздух над выходом из могилы, когда по невидимому пути пытаются прорваться навьи твари?

Но над могилой воздух не колебался, а волховские знаки, закрывавшие ход из Нави, горели отчётливо.

Впереди на этот раз шли Виталий Олегович и Мироныч. Последний-то чуть и не рухнул, внезапно ослабев. И запоздало закричал Станислав, пытаясь удержать Павла Ильича, который тоже споткнулся. Но оба волхва, постояв какое-то время на месте, прислушиваясь к себе, с удивлением признались: да, слабость была — упырь-то рядом и уже тянет силу, к чему они не совсем оказались готовы. Но и силы-то вернулись быстро. Обоих это поразило больше, чем неожиданная слабость.

С трудом, поневоле набрав на подошвах обуви тяжеленные пласты глины, то и дело тряся ногой, чтобы сбить эти пласты, они добрались до могилы неизвестной. И ошарашенно замерли при виде её могильного участка. Полное впечатление, что и эта покойница выбралась из могилы!

Взрытая земля, дыра в холме — что происходит?!

Станислав было снова двинулся к могильному участку — и замер.

Подоспевшие к нему волхвы вообще окаменели. Были готовы ко всему, но никак не к такой картине.

Дыра в могильном холме оказалась громадной. Будто с неё начали рыть подземный ход... Остановившись за две могилы до этой, волхвы нерешительно переглянулись. И следом за молодым некромантом, внезапно словно упавшим, а на деле резко присевшим, тоже пригнулись, когда верх могильного холма зашевелился. Осыпаемый волнами снега, упырь вылезал из чужой могилы. Вот показалась его фигура до пояса. Затаив дыхание, все ждали, когда он полностью вылезет. Не дождались. Упырь уселся на краю каким-то образом пробитой им дырищи и поднял руку к голове. Ко рту.

Даже снег не заглушил чавканья, странного и жуткого в тишине кладбища.

Виталий Олегович забыл, что надо дышать.

Упырь жрал покойницу?!

Такого в его опыте волхва, да и колдуна не было.

Но почему именно эту?! Привела к ней "кукла"?

Смачное рыганье потрясло. Проглотил?

Дурной сон, какого не должно быть...

Упырь вяло завозился.

— Наверх-х!.. — зашипела Катерина, сидевшая, как и они все, на корточках. — Бежим наверх! Он встаёт!

Совершенно обалдевший Виталий Олегович машинально на тех же корточках переместился с дороги упыря, который, кажется, возвращался к своей могиле! И только одна странная мысль точила его: упырья рука, которая поднялась ко рту Чёрного Андрея, виднелась почти пустой. Он сунул в рот какую-то мелочь! Что он пожирал?!

Ладно, это потом. Если снег не успеет стереть информацию с чужой могилы, они успеют посмотреть, что же там такое произошло. А пока надо проследить за упырём.

А тот нехотя встал — так нехотя, словно устал. Словно ему не хотелось двигаться, чтобы куда-то там ещё идти. Но встал и шагнул раз, другой... И медленно побрёл в обратную сторону, подтверждая опасения Катерины. Все они спрятались так, что — взгляни упырь в их сторону, легко увидит. Но, кажется, у него была та же боязнь, что и у них. Упырь явно боялся, как бы не упасть на скользкой кладбищенской земле, так что всё внимание он отдавал собственному пути. Тем более — возвращаться ему приходилось, шагая вниз.

Павел Ильич едва не свалился по второму разу. Когда упырь проходил мимо притаившихся волхвов, он потянул с волхва силы. И снова ему, Павлу Ильичу, повезло: собственные силы вернулись почти сразу.

А потом они смотрели вслед упырю, не поднимаясь на ноги: не ровен час оглянется! Но следили тщательно, чтобы не свернул от обратного пути. Загадка на загадке... Виталий Олегович только головой качал. И — проблема на проблеме. Что делать с разорённой чужой могилой? Сообщить кому из кладбищенской администрации — вроде как прибирались на своём участке и заметили неладное на чужом? Наверное, так и придётся сделать. А пока...

А пока, чуть не открыв рты, следили за тем, как Чёрный Андрей потоптался у своей могилы и сел рядом с недавним ходом в неё, склонив голову над землёй, будто старался что-то рассмотреть в ней. Фигура известного в городе колдуна была узнаваема сразу: всё такой же широкоплечий и кряжистый, как при жизни, он шёл шагом уверенного в себе... впрочем, не просто уверенного — самоуверенного!..

Первым спохватился Станислав.

— Убираем закрепу! — зашипел он Катерине. — Быстро!

Женщина-волхв тоже ахнула и присела рядом с молодым некромантом, после чего они заговорили в один тихий голос единое заклинание, вытянув руки к могиле колдуна...

Говорили долго — охрипли уже. Но Чёрный Андрей, кажется, заметил, что состояние хода изменилось: он снова медленно склонился к ходу, а потом встал и уселся — ногами вниз, на краю ямы, уже освобождённой от некромантской закрепы. Посидел, словно размышляя о бренности недавно собственного мира, а потом, словно мальчишка, оттолкнулся и съехал вовнутрь...

— Хватит сил устроить закрепу с ним внутри? — торопливо спросил Виталий Олегович у Станислава.

— Хватит! — покачал тот головой и первым кинулся к могильному участку — Катерина за ним.

— Теперь можно идти туда? — спросил Мироныч, указывая наверх. — Разберёмся, что там было?

И так ясно, что говорит он о могиле неизвестной покойницы.

— Идём, — решил Виталий Олегович, не сразу отведя взгляд от работы молодого некроманта, который вбухивал в закрепу собственного дедушки такую силищу, что та светилась в сумрачной темноте холодно-синим сиянием. И, лишь когда пошёл следом за Миронычем и Павлом Ильичом, понял, что его удивило: когда Станислав создавал закрепу на пустую могилу дедушки, сила его была не вполне такой, чтобы сиять. Нет, сиять-то она сияла, но не настолько мощно, как сейчас.

Вскоре трое волхвов стояли у могилы неизвестной покойницы.

— Воды нальёт, как начнёт таять, — ворчливо заметил Мироныч. — Что делать будем?

— Завтра пришлём сюда Юрия Андреевича — вроде как могилу отца обиходить, — решил Виталий Олегович. — Пусть в администрации кладбища скажет, что нашёл его могилу не сразу, а потому заметил, что вот здесь непорядок... Может, вообще повезёт — и кто-то другой о разорённой могиле сообщит. Павел Ильич, что скажешь? Ты видишь лучше всех. Что делал здесь Чёрный Андрей?

— Не знаю, что ты хочешь услышать от меня, — пробормотал тот, впиваясь взглядом в ямину на вершине могильного холма. — Но покойница лежит нетронутой.

— Фу-у, — с облегчением выдохнул Мироныч — и пожал плечами. — И чего он сюда лез? Что он... — поперхнувшись на полуслове, снова пожал плечами.

— Он разбил гроб покойницы, — удивлённо сказал Павел Ильич, продолжавший вглядываться в невидимое для остальных. — Ничего не понимаю... — Это шёпотом, а потом снова негромко: — Взял что-то из её убранства и сожрал. — Он помолчал немного, а потом обернулся к Виталию Олеговичу. — Надо бы записать фамилию, имя покойницы. А если она из наших? Силы-то остаются какое-то время. Может, он взял что-то, что хранило её силы? Может, поэтому, что она из наших, ей и подсунули "куклу" на Станислава?

— А так ты не можешь определить, кто она?

— Нет.

Ещё раз уговорившись, как действовать с обезображенной могилой, они вернулись на участок Чёрного Андрея. Катерина со Станиславом сидели на упавшей решётке, о чём-то тихо переговариваясь, и замолчали при виде мужчин.

— Возвращаемся, — велел Виталий Олегович, бросив лишь один взгляд на могилу Чёрного Андрея. Закрепа на ней была такой сильной, что не только тварям Нави прорваться — самому хозяину могилы не вылезти.

Ничего не спрашивая, двое встали и последовали за волхвами к машине.

Едва оказались за кладбищенской оградой, как задребезжал мобильный телефон Виталия Олеговича, поставленный на вибрацию.

— Да, — чуть раздражённо отозвался он. — Слушаю тебя, Ольга.

Все застыли на местах, понимая, что жена старого волхва зря в такой момент звонить не будет. Но, выслушав её, он ответил коротко, машинально вытирая мокреть на лице — снег всё шёл:

— Теперь я понял. Скоро буду.

А когда все очутились в машине, объяснил:

— Пока мы были на кладбище, Алёна сплела наузы: Катерине — для оберега, остальным — для силы.

Сидевшая очень напряжённо, Катерина свободнее прислонилась к спинке сиденья.

— А я-то думала... — слабо усмехаясь, проговорила она. — Никогда не была такой чувствительной к тварям Нави, а тут что-то аж дёрнуло...

— Наша благодарность ей, — признательно сказал Павел Ильич. — Я тоже не понял, почему так быстро силы восстановил.

Покосившись на Станислава, Виталий Олегович улыбнулся: парень сдержанно сиял. Наверное, он тоже сначала не понял, откуда у него объявилась такая силища для закрепы на могиле дедушки.

— Виталя, она нам наши наузы не отдаст? — с надеждой спросил Мироныч.

— Отдаст, конечно. Станислав, — обратился старый волхв к парню. — Ты нас по домам развезёшь?

— Да. Напомните мне адреса, чтобы я продумал дорогу по городу.

Сначала дорога была в молчании. Наконец, когда машина свернула — и кладбище пропало с глаз, Виталий Олегович предупредил:

— Звоню Любаве. Помните? Мы договорились, что после нашего путешествия на кладбище она должна погадать на результат этой поездки.

Все, помалкивавшие, думая о своём, затихли вовсе.

— Любава, как было договорено, звоню. Что скажешь?..

Поставленный на громкую общую связь, телефон откликнулся жёлчным голоском ведьмы-гадалки:

— Приехал ли уже? Или с дороги звонишь?

— Не всё ли тебе равно? — сердито попенял ей старый волхв. — Ты обещала — гадай!

— Да я уже... — проворчала Любава — и в машине стало ещё тише. — Так... Ох ты... Вы там все живы ли?

— Любава, не томи! — прикрикнул Виталий Олегович. — Знаешь ведь: было бы что — сразу бы сказал. Ну!

— Не нукай — не запряг ещё, — вредным голосом откликнулась ведьма и после недолгого молчания уже медленно проговорила: — Чем вы там занимались, если Андрей... Ни в жисть не поверю!

— Можешь не верить, — спокойно сказал Виталий Олегович, — но сейчас я приеду и...

— Оу, напугал... — пробормотала Любава и хихикнула. — Нет, а правда... Как вы сумели заставить Андрея сожрать "куклу"?

Машина, уже выбравшаяся на нормальную дорогу, дёрнулась так, что пассажиры чуть не врезались — кто в передние кресла, кто — в приборную панель. Но затем движение выровнялось: Станислав пришёл в себя от слов гадалки, которая всё ещё продолжала глумливо хихикать, слишком хорошо понимая, какое потрясение могли вызвать её слова.

Виталий Олегович поспешно распрощался с Любавой и некоторое время сидел, усиленно размышляя.

— Итак... — растерянно сказал он. — Что... теперь?

— Что это вообще значит — "кукла" сожрана? — напористо потребовал объяснений Мироныч. — Чем это может грозить Станиславу? И вообще всем? Ведь сожрал её упырь!

— Впервые с таким сталкиваюсь, — признался Виталий Олегович. — Я даже не могу себе представить последствия... этого пожирания. С другой стороны, мертвец закрыт закрепой в своей могиле. И я не представляю, что он может вырваться оттуда!

— Заставить Любаву держать руку на пульсе, — предложил довольно ошарашенный Павел Ильич. — В конце концов, это дело и её задевает.

Размышляя о произошедшем и о будущем, волхвы пытались определиться с дальнейшими действиями, но приходили к неутешительному выводу, что ничего сделать конкретно не могут из-за отсутствия или недостатка информации.

Станислав сдержал слово и развёз всех по домам.

Последним, как и предугадал старый волхв, он оставил Виталия Олеговича у его дома. Когда тот вошёл домой, его встретила не только Ольга, но и Алёна.

Через пять минут старый волхв стоял, прячась за занавеской и глядя, как внучка бежит под снегом к машине, которая постепенно пряталась в белой мути. Как Алёна остановилась перед ней, а потом — почти сразу — открылась дверь, и внучка юркнула в тёплое нутро машины... Опустив занавеску и отойдя от окна, Виталий Олегович пошёл на зов жены, которая пригласила его на поздний ужин.

Глава девятнадцатая

Сначала Алёну повело к Станиславу любопытство. В прошлый раз огромная науза силы ему понадобилась против Буки-Букачки. А на что он расходовал силищу сейчас?

Уютнее всего болтать в его машине, устроившись на заднем сиденье. Они оба как-то дружно забыли о недавней размолвке: сидели близко друг к другу и беседовали так, будто не виделись несколько дней, а потому сейчас наговориться не могли... Алёна и поохала, и поахала, слушая о том, что было на кладбище. Смешок тоже прорывался: Станислав рассказывал о самом страшном вечере в своей жизни, шутливо описывая действия всей честной компании волхвов.

И, только зайдя домой, девушка узнала, почему он порой замолкал на полуслове, а его улыбчивый рот будто плавился, медленно искажаясь гримасой горечи.

Улучив момент, когда бабули не было рядом, Алёна спросила у деда:

— И что дальше? С "куклой" — я имею в виду.

Помолчав, он ответил:

— Пока я предполагаю одно... Возможно, через "куклу" упырь попытается выпить Станислава.

— Не понимаю связи! — с силой сказала напуганная девушка.

— "Кукла" создана на материале самого Стаса, — медленно, сам раздумывая над собственными словами, пояснил дед. — Вместе с братом сразу после смерти Чёрного Андрея они взялись выполнять самые лёгкие дела. Ты заметила, какие у Стаса руки? Они постоянно в царапинах или в порезах. Логично предположить, что самые сильные из них он хотя бы промакивает ватой, а то и кладёт на них лейкопластырь. Что значит — в его комнате для заинтересованного колдуна-кукольника материала много. И вот она тебе — связь. Кровь. Первое, что я предполагаю: упырь, проглотив "куклу", даже из могилы легко дотянется до Стаса и выпьет его. Мы в дороге со Стасом поговорили. Он уверил нас, что дома достаточно оберегов, сделанных руками самого же Чёрного Андрея. То есть, пока эти обереги не истратят своей силы, защищая Стаса, у нас есть время, чтобы разобраться с делом.

— Я думала — ты легко разберёшься с этим упырём... — с некоторым разочарованием произнесла девушка.

— Легко разбираться с теми делами, где участвуют какие-нибудь марухи и любая другая навья мелочь, — вздохнул дед. — Но, когда в таком деле завязано столько людей, приходится разбираться вслепую.

— Ну, хорошо, — подумав, проговорила Алёна. — Но ты сказал — первое, что предполагаешь. А второе?

— Со вторым — повременю озвучивать. Самому неуютно, когда о том думаю.

— Деда, у меня вопрос — из чистого любопытства.

— И? Что там у тебя?

— Любава — гадалка. Но почему она постоянно говорит — "ни сном ни духом"? Для гадалки, мне кажется, это странная фразочка.

— Как все гадалки, Любава суеверна. Боится, как бы многого не спросили за итог полученного гадания, не всегда... скажем так, положительного, — усмехнулся старый волхв. — А потому подстраховывает себя: знать ничего не знаю! Просто не обращай внимания на эти её словечки... Ты спать, Алёна?

— Посижу ещё немного, а потом — да, спать, а что?

— Ты была со Станиславом. Как он... там?

Девушка удивилась, а потом задумалась. Дед терпеливо ждал. Но, наверное, понял, что надо бы помочь с ответом, уточнив.

— Сильное на него произвело впечатление то, что там было?

— Да, — уже уверенно отозвалась она.

После некоторого молчания старый волхв кивнул:

— Спокойной ночи, внуча.

Девушка ответила и ушла к себе. Здесь уже сидел Котей, уютно устроившись на кучке уличной одежды, из которой Алёна переоделась, но которую же не убрала.

Вздохнув над котом, который и ухом не шевельнул, Алёна задумчиво села перед выключенным компом.

Странный вопрос задал дед.

И чем больше Алёна думала над его вопросом, тем больше начинала подозревать: ни дед, ни Станислав не рассказали ей о чём-то, что она, как наузница, должна знать.

Заглянула в комнату бабуля, пожелала спокойной ночи.

После её ухода Котей встал с джемпера и утопал на подоконник... Так и не включив компьютера, Алёна потушила настольную лампу и присоединилась к коту — смотреть на ближайший фонарь, вокруг которого плясала-носилась снежная метель.

Радость от примирения со Станиславом отошла как-то... в сторону. Алёна смотрела на холодно-белый свет фонаря, на приглушённо-серебристые волны и круговерти метели. И сама будто отходила от себя, отделяясь от той девушки, что была заворожена мятущимся на улице снегом...

Серебро...

Несколько часов назад, опосредованно узнав от Любавы, что волхвы, прихватив с собой Станислава, ушли снова на кладбище, Алёна интуитивно взялась им помочь. А настроившись на каждого участника поздневечерней экспедиции, выплела несколько необходимых им науз.

Деда сказал: чем больше она, Алёна, плетёт, тем быстрее растёт как ведьма.

Серебро...

Взглянув в последний раз на фонарь, вокруг которого, мимо которого продолжала бушевать бесконечная метель, девушка нечаянно заметила: сбоку, в вышине, прояснело ночное небо и буквально на мгновения между невидимыми в снегу тучами выглянула круглая луна. Огромная, белая... И снова пропала, затянутая свирепым весельем мчавшихся по земле снежных волн... Алёна вернулась к столу и включила свет. Поставила перед собой шкатулку с серебряной проволокой.

Деда сказал: наузница должна интуитивно понимать, когда надо плести ту или иную наузу. Сейчас Алёна, несмотря на силы, вроде как истраченные на "кладбищенские" наузы, твёрдо чувствовала: пришёл черёд обережных серебряных браслетов для Станислава и его брата, Романа.

Всё именно так. Сначала она вложила силы в обычные обереги, а напитавшись энергией метели и подсказкой луны, начнёт вязать узлы для серебряных браслетов, которые спасут братьев от невиданной злобы "той" стороны.

Добавила к шкатулке ножницы и небольшой, но крепкий крючок — проволока не тесьма, придётся порой завязывать узлы пожёстче. Посидела, глядя на беловато-серые мотки и в первую очередь вспоминая лицо Станислава. Вспоминая сидение в его машине, когда он побаивался обнять её хотя бы за плечи, но сидели вместе — и очень тесно, плечом к плечу. И в машине тепло, и от прикосновения друг к другу...

И — качнулась к столу вынуть первый моток... Вскоре в комнате слышно было только приглушённое подвывание метели за окном и порой её хлёсткий шлепок снегом по стеклу, негромкий стук откладываемых ножниц или крючка — и беспрерывный нашёпт обережного заклинания.

К половине третьего ночи Алёна положила к браслету на столе — браслет второй. Одинаковые оба. Только у одного на небольшой цепочке немного вычурная буква "Р" — древнерусская "рци", а у второго — буква "С", "слово". Девушка хоть и устала, но невольно улыбнулась — помня названия букв: ну и назвали братьев... "Говори слово". Или "слово говори". Знает ли Станислав о том? Спросить его завтра, как он приедет за ней, чтобы отвезти на работу? Посмеялись бы вместе.

Вышла из стола — пальцы дрожат, ломает их так, словно вот-вот судорогой скрючит. И хочется пить.

На кухне тихо и темно: свет включать не стала, и так всё знает, где что лежит. Пока грела на плите кипячёную воду, пока стояла у окна, а там метель вяло моталась уже только еле-еле над землёй — уставшей позёмкой над сиявшими под фонарями сугробами, уже и небо расчистилось. Но луна ушла куда-то далеко... Вот и ноябрь наступил.

Выпив горячей воды, Алёна вернулась в свою комнату. Натягивая на себя одеяло, уже в полусне подумала: "И чего испугалась, когда он меня подловил властным тоном? Надо бы попробовать и его поймать — чтобы знал, что чувствует подловленный..."

...Утром дед сказал, что договорился с Миронычем забежать к Марьямне и её сыночку — посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать, чтобы освободить мать.

— Так что пусть тебя Станислав отвезёт на работу, а мы уж сами договоримся, когда и где. Мироныч не хочет выходить с самого ранья.

— Хорошо, деда. А что там, вообще, у них? У Марьямны-то?

— Всё то же самое. Василий без колдовских сил, которые ему заблокировали, и даже не возражает, что ему их закрыли. Марьямна до сих пор из-за него молчит — и злится потому. А что мы можем поделать? — развёл руками дед. — Если Василий на неё такую силищу извёл? Будто вагон уронил на неё.

Алёна ещё подумала, что силы у Василия и Стаса вроде разные, но... Неужели Василий сильнее?

— Ладно, деда. Я побежала, — отошла она от раковины, где только что закончила мыть посуду с завтрака. — Бабуля, пока!

На бегу хватая вещи, едва не забыв браслеты для Станислава и для его брата, Романа, в плаще нараспашку ("А-а! Ничего страшного! В машине застегнусь!"), она выбежала из подъезда.

И нисколько не удивилась, когда Стас сначала взял у неё сумку и перчатки, чтобы она всё-таки застегнулась сразу. А пока дошли до машины — открывая Алёне, пока она суетилась с пуговицами, он легонько поцеловал её — приветственно, как она поняла. Потому как поцелуй пришёлся даже не в щёку, а в скулу.

Однако Алёна не стала негодовать. Она обнаружила странную вещь: ей нравилось думать о том, как её поцеловал Станислав. Ей нравилось думать о том, что это не последний поцелуй. Ей нравилось думать, что и вечером он приедет за ней и снова её поцелует. А ещё ей нравилось думать о том, что ему нравится её целовать. И эта последняя мысль заставляла её широко улыбаться и таимничать (так бабуля иной раз говорит), когда Станислав с любопытством спрашивал, чему она улыбается.

...Они встретились на переходе у перекрёстка — Виталий Олегович и Мироныч.

— Не выспался!.. — ворчал Мироныч. — Так ещё и куда-то идти надо — утром-то!

— Какое утро, — увещевал его Виталий Олегович, — десятый час уже!

— Да пока ты не уломал с детишками Андрея работать, я вообще дрых до половины одиннадцатого! — кипятился Мироныч.

Виталий Олегович тихонько рассмеялся.

— Чё-о... — пробурчал Мироныч.

— Да ничё-о!.. — передразнил старый волхв. — Ты всё не меняешься. Как в двадцать лет бурчал по делу или не по делу, так до сих пор и бурчишь. Неужто я тебе, а не молодёжи должен говорить, что мы решим проблему с упырём да с Марьямной, а потом уж легче будет?

— Да в чём легче-то? — поразился Мироныч, бегом поспевая за старым волхвом к остановке. — Ты всегда был оптимистом, Виталя, а я ведь о насущном говорю, о сейчашнем!

— Так и я о том же, — снова улыбнулся Виталий Олегович. — Вот посмотри на расклад нынешний. Сделаем мы упыря. Разберёмся с Марьямной. И что нам останется? Любишь по утрам дрыхнуть — дрыхни! С детишками "семьи"-то мы после обеда в основном ходим. Целый день до вечера свободен!

— И чё-о... — тянул Мироныч своё, а когда встали возле остановочного навеса, вздохнул, сам чуть усмехаясь: — Привык я один — шатуном-то. Вот и не нравится мне бродить где ни попадя. Да ещё молодёжь... Больно шустрая пошла — взрослых ни во что не ставит. А ещё... Болтают так, что я порой не понимаю, о чём они. Вроде и на русском говорят, а слов — не понять!

— Ничего, привыкнешь, а там перемелется всё — мука будет, — утешал его Виталий Олегович, не тая, что смешит его и старый друг-товарищ, и его бурчливая воркотня. — Ты, Мироныч, сам подумай: с городом у нас сейчас что? Правильно! Опасно в нём. А как проредим мелкую нечисть — ходи по нему свободно и не боясь. И ведь недолго нам его чистить-то. Пока ходим — молодёжь научится. А там и без нас обойдётся.

— Ага, обойдётся, — чуть не плача, проворчал тот. — А если нет?

Приглядываясь к старому другу, настроенному привычно пессимистично, Виталий Олегович ухмыльнулся: Миронычу бы только поплакаться! На деле-то старый волхв тает от самодовольства, слыша постоянные обращения: "Мироныч, помоги! Мироныч, объясни!" И только потому Виталий Олегович раздражённо не рявкал на нытьё волхва, что знал: ныть — будет, но сделать — сделает.

— Пока маршрутку ждём, Мироныч, — миролюбиво обратился он к другу, жалобно выпятившему губы, — поговорим?

— О чём? — неохотно уточнил тот.

— О Марьямне и сыночке её.

— Ты о том, что Васька вдруг колданул на неё?

— Нет, о том, что откуда-то ведь у Васьки силища нашлась на то колдунство.

— Слышал — она у Андрея прилично книг из его личной библиотеки грабанула! — оживился Мироныч: посплетничать он любил больше, чем ныть. — А там и по развитию дара колдовского книжищ — было!

— Осторожно, Мироныч! — схватил его за рукав куртки Виталий Олегович, когда тот суматошно замахал руками, проехавшись по заледеневшему асфальту, невидимому под утренней порошей. Дотащил его до низкого бордюра, возле которого даже затаившегося льда можно не бояться, потому как здесь не хожено, и уже сам задумчиво сказал: — Не верю. Правда, не верю, Мироныч, что у Марьямны на учёбу терпения хватит.

— Значит, сама себе на горе сделала что-то с Васькой. Зря она это... Дура всё-таки, а, Виталя? Была бы умная — видела бы, что Васька блажит частенько. Он, конечно, не дурачок вполне, но порой дураковатый бывает, да ещё как...

— Наша! — снова схватил его за рукав Виталий Олегович, стараясь не рассмеяться вслух: странная эйфория владела им — и он знал, что это за эйфория: он больше не кабинетный колдун, а всё больше при деле. И, если Мироныч жалеет о времени, когда был сам себе хозяин и мог спать сутками (а это дело за старым другом не заржавеет никогда!), то Виталий Олегович, напротив, оживился с появлением не только практических колдовских дел и загадок по своей части, но и возможности обсудить их.

Маршрутка подкатила к остановке, и два волхва быстро вошли в низенький салон, после чего Мироныч махнул рукой на водителя — и пропал с "его радаров", а Виталий Олегович, будучи законопослушным гражданином, проезд оплатил.

— Колдун, а платишь, — злорадно поддел его Мироныч, пока оба с трудом шагали по неустойчивому салону летевшей маршрутки к свободным местам: время позднеутреннее, так что есть возможность поездить с комфортом — то бишь сидя.

— Надо почаще совершать хорошие поступки, — пробормотал Виталий Олегович.

— Святым хочешь стать?

— Где уж мне... Зато ты ныть перестал! — расхохотался, не выдержав, старый волхв.

Мироныч насупился, но долго злиться не мог — тоже рассмеялся.

Марьямна, как и ожидалось, околачивалась дома. Не голодала, как с тревогой ожидал сердобольный (когда не надо — ворчала Ольга) Виталий Олегович. Ведьма быстро сориентировалась, как вести себя в лютой для себя ситуации, когда вынуждена молчать.

О чём и говорила пачка листов при ней. Говорить — она так и не говорила, но Васенькой своим разлюбезным, вписывая в чистые листки приказы или пожелания, продолжала командовать, благо тот теперь не мог на неё колдовски воздействовать.

Именно Василий открыл дверь двум волхвам и радостно забрал у Виталия Олеговича гостинец — пакет с халвой. Не зря недавно разговаривал Виталий Олегович с его кузеном — с Юрием Андреевичем, узнал, чем можно улестить сына Марьямны, чтобы тот хоть встретил гостей по-божески.

— Васенька, — ласково сказал он мужчине, — ты бы нам, гостям, чайку приготовил, а? С халвой ох бы как вкусно-то чаю испить! Есть ли заварка-то у вас?

— Есть, Виталий Олегович, как не быть! Приготовлю чаю! А вы пока к мамочке идите! — обрадовался Василий и с топотом убежал на кухню.

— А если б не было, небось, свою предложил? — язвительно осведомился Мироныч. — Заварку-то?

— А ты б предпочёл один кипяток дуть? — усмехнулся старый волхв и заметил: — Что-то ты сегодня очень уж разворчался. Стареешь, друг...

— Посмотрю я на тебя, как Васька нас к столу пригласит, — неожиданно спокойно ответил тот. — Ты хоть под ноги посмотри — тогда меня, может, и поймёшь.

Но Виталий Олегович и сам начал примечать: в квартире грязно и замусорено настолько, что ещё немного — и всякая навья мелочь найдёт здесь для себя идеальное пристанище. Ведь для вредной и часто подлой этой мелочи нет ничего замечательнее запущенного обиталища, которое грязью заросло.

Волхвы переглянулись, но говорить не стали, а один за другим вошли в гостиную. Квартира была типовой, так что разглядеть, где большая комната, а где маленькая — несложно. Марьямна сидела на диване — перед включенным телевизором, но в сам экран не смотрела, а явно ждала, когда появятся долгожданные, хоть и нежеланные гости.

Едва Виталий Олегович вошёл, она протянула ему бумажку.

"Пришли снимать с меня слово Васеньки?"

Волхвы поздоровались и присели, кто куда: Виталий Олегович на стул напротив дивана, Мироныч — возле стола, на табурет, брезгливо оглядываясь.

— Марьямна, ты умная женщина и должна понимать, что снять слово мы можем, если только будем понимать, что за силы дали Васеньке тебя затк... — Виталий Олегович споткнулся на полуслове, а ведьма зашипела. — В общем, ты поняла. Марьямна, так что ты сделала с сыном, что у него появились такие силы?

Ведьма сердито прочеркала что-то на бумажке и развернула её к волхву.

"Ничего я не сделала!! Васенька сам сильный! И всегда таким был!"

— Но почему тогда мы не понимаем природы твоего молчания?

"Потому что вы оба дурни старые!"

— Марьямна, говори по делу, — строго сказал старый волхв. — Не забывай, что мы твоя последняя надежда. Да и Васенька твой рискует навсегда остаться при тебе без колдовских сил. Я ведь знаю, что ты без дела не сидела, пока Андрей тебя с сыном отгонял от себя и не давал возможности развивать его силы.

На глазах ведьмы показались злые слёзы. Марьямна склонилась над следующим листком и уже медленнее, не прорывая бумагу ручкой, написала:

"Можете мне верить или не верить, но у Васеньки силы свои!"

Подумав, Виталий Олегович вздохнул.

— Хорошо. Зайдём с другого бока. Почему Васенька на тебя обозлился?

Снова злобное шипение и снова торопливое царапание бумаги до дыр.

"Та девица! Это она довела Васеньку — и он рассердился!"

— Но рассердился-то он на тебя, — задумчиво напомнил старый волхв. — И что-то мне всё же кажется, Марьямна, что ты от нас утаиваешь истину. Да и Юрий сказал, что это не девица, а ты рассердила сына.

Одновременно с этими словами в комнату вошёл Василий, с громадным подносом, на котором уместились чашки, заварной чайничек и плоская тарелка с халвой, которую Василий старательно раскрошил и для которой не забыл добавить на поднос чайные ложечки. Он поставил поднос на стол, из-за чего Мироныч с интересом принюхался к заварному чайнику, приподняв с него крышечку. Виталий Олегович с усмешкой заметил: Мироныч глянул на чашки — и выдохнул: более или менее, но чистые. Правда, мокрые. Видимо, Василий для гостей постарался-таки сполоснуть их.

Марьямна не стала подсаживаться к столу, и сын персонально преподнёс ей чашку с чаем и небольшую розетку, куда отсыпал халвы. А потом убежал на кухню — снова ставить на огонь воду, а то вдруг всем чаю не хватит.

Ведьма проследила за всеми его движениями, а потом быстро склонилась над следующим листком бумаги.

"Ты видел! Васенька любит свою мамочку! Он бы ничего против меня не сделал, если бы не та девица! Уж не знаю, кто она такая и откуда взялась, но из-за неё Васенька на меня заклятие молчания и бросил! А ведь, небось, хотел в ней кинуть!"

— Девица — моя внучка, — спокойно сообщил ей Виталий Олегович. — Она сильная наузница — и ей уж точно ничем не сдался твой сын.

Марьямна простецки открыла рот, поморгала, а потом её глаза округлились, и ведьма быстро написала:

"Вот она и прознала про силу моего Васеньки и приворожила его к себе!"

— И снова, Марьямна, — терпеливо сказал старый волхв. — У внучки моей жених есть. Колдун сильный, не чета твоей семейке. На кой твой Васенька ей сдался? Ладно. Выключай телевизор. Посмотрим, сумеем ли расплести слово Васенькино на тебе.

Когда сын Марьямны прибежал посмотреть, всем ли хватает чаю, ведьма сидела в центре комнаты, а два колдуна медленно кружили вокруг неё, внимательно разглядывая плети странного, но жёсткого проклятия, не дававшие Марьямне говорить.

Три часа прошло, прежде чем Мироныч первым заметил конец "нити", за который можно дёрнуть, чтобы расплести странное заклятие Васеньки, высказанное в момент страстного его пожелания: "Мама молчит!"

— А-а! — завопила ведьма — но её вопль мгновенно стух в сипение: давно не говорившая, Марьямна рисковала снова потерять возможность говорить из-за недавнего вынужденного молчания.

Волхвы объяснили её сыну, в чём дело, и Василий беспрекословно вновь побежал на кухню — готовить чай с мёдом и травами.

— Нам бы тоже неплохо горло промочить, — пробурчал Мироныч. — Да и поесть не мешало бы, если учесть, что нам ещё с Васьки снимать блок да проверять его силы.

— Не надо с него снимать блок... — прошипела ведьма свистящим шёпотом. — Я сама потом всё сделаю. А вы сделали своё дело — ну и шагайте отсель!

Оба волхва в искреннем изумлении уставились на Марьямну. Первым прочухался Виталий Олегович. Он тронул обалдевшего Мироныча за плечо и кивнул ему на дверь в прихожую.

— В какой-то степени она права. Это уже её семейное дело. Идём, Мироныч.

— Да она... да она!..

Но Виталий Олегович вытолкал друга на лестничную площадку и ещё успел попрощаться с удивлённым Васенькой, прежде чем объяснить другу:

— Мироныч, успокойся. Нашего блока ей не снять. Она думает только, что сильная. И всех с собой равняет. Идём, найдём кафе какое-никакое, перекусим.

— И что? Совсем ничем не ответим? — зло рыкнул Мироныч.

— Ну, как сказать... Отвечать будем, когда поймём, в чём дело. А пока — пыль да туман... Это тебе не заклятие, чтобы искать кончик нити да с него распутывать.

— Но дальше?! Дальше-то что? — настаивал старый волхв, поспевая за Виталием Олеговичем по улице.

— Дальше... Дальше мы, Мироныч, чуть позже позвоним снова Любаве и зададим ей пару вопросов, на которые она нам ответит вечером.

— Да? И что это за вопросы? — подозрительно заглянул в лицо друга Мироныч.

— Примерные — они у меня есть. Но за обедом мы должны их так отшлифовать, чтобы Любава ответила нам на них конкретно. А потому идём спокойно, едим спокойно и возвращаемся к дому Кудренцовых.

— А что — вопросы такие, что Любава может неправильно их понять? — удивился старый волхв, уже заинтригованный новой загадкой.

— Хуже. Она может считать с меня ответы на эти вопросы. Но я в собственных ответах — увы... Что уж сказать... Не уверен. Поэтому тебе сейчас придётся слушать меня и формулировать вопросы, потому что я собираюсь перед тобой юлить, словеса таким кружевом плести, чтобы Любава меня "не услышала". Ты ведь понял, о чём я?

— Понял, Виталя, понял, — вздохнул Мироныч, не скрывая, что весьма задет не только любопытством, но и тайной своего старого друга. — А напрямую о своих подозрениях не скажешь?

— Пока они только подозрения, — грустно сказал Виталий Олегович. — И я очень боюсь, что я не так кое-что понял. Мне нужна уверенность.

Глава двадцатая

На работе Алёна столкнулась с личной проблемой. Дома как-то не замечала, что пальцы подозрительно распухли, а когда заметила, пустила всё происходящее с ними на самотёк. А вот когда в ателье начала проверять, всё ли готово к рабочему дню на столе раскроя, обнаружила, что не может привычно цепко держать в руках мелок, а швейные ножницы... Едва взялась за них — полное впечатление, что пальцы с трудом пропихнула в кольца, но что хуже — едва появилось небольшое напряжение, когда девушка всего лишь хотела раскрыть лезвия ножниц, вспухшие пальцы болезненно взвыли.

А ведь вот-вот принесут ткань.

Алёна растерянно огляделась... Ателье тоже готовилось к рабочему дню. Приходили-то пораньше, чтобы прийти в себя с дороги и привыкнуть к деловому настрою. Кто-то успел заварить себе чаю. Кто-то вовсю болтал с напарницами, взахлёб рассказывая о домашних делах.

Взгляд на круглые настенные часы подсказал, что до начала работы есть минут десять. И девушка тоже торопливо направилась за чаем.

С чашкой она подошла к окну и сразу поставила её на подоконник. Очень уж горячий. Застыла, разглядывая заснеженные деревья, дома, которые в снегу будто нахохлились, торопливо идущих прохожих... Несколько часов ручной работы с проволокой. Как привести опухшие пальцы в нормальное состояние?

Она вздохнула: кто бы даровал здравия бедным её пальчикам...

Помог бы кто...

Свои своим всегда помогут!..

Неожиданный запах необработанной шерсти в помещении, в котором всегда пахнет тканями, удивил Алёну. Хотела обернуться, чтобы посмотреть, что происходит за спиной. Но вновь оцепенела — уже по другой причине. Видеть не видела, но отчётливо понимала, что за спиной стоит женщина. Нет — сидит. Необычная женщина. И незнакомка эта занимается столь же необычным делом, звук от которого — едва слышный для Алёны шелест нити, которую женщина сучит с валика шерсти. А терпкий запах с этой кудели всё явственнее. Примерно такой, когда вручную стираешь вещь из настоящей шерсти... Уже не смея оглянуться, Алёна опустила глаза на свои ладони, которыми обнимала чашку с чаем. Только что напрягшиеся, а потому одутловатые, пальцы ощутимо пощипывало так, словно кто-то разминал их, а потому они... на глазах будто опадали, худели.

"Свои своим всегда помогут", — сказал однажды деда.

И теперь Алёна не столько поверила, сколько уверилась в том, что за спиной и впрямь на лавке прялки сидит женщина, в одной руке которой стремительно вертится веретено с наматываемой на него шерстяной нитью, а другая, приподнятая, быстро сучит-свивает нить из шерстяной кудели... И, кроме Алёны, в ателье эту странную пряху никто видеть не может. И лучше, если и девушка так и не обернётся...

Спустя минуты Алёна попробовала пошевелить пальцами. Ощущения раздутости не почувствовала. А спохватившись и вновь замерев, не почувствовала и необычного присутствия за спиной.

Оставив чашку на подоконнике, девушка сначала осторожно, чтобы не сопеть, втянула воздух, ожидая снова учуять запах недавно стриженной овечьей шерсти. Но ателье пахло привычными ароматами места, где работают в основном с тканями.

"Спасибо... Спасибо, Макошь, что позаботилась обо мне..."

Быстро выпила остывший чай и поспешила к своему столу.

Рабочее утро началось, и девушка, невольно улыбаясь, споро и легко решала все задачи, какие ей с тканями только ни приносили.

Время потихоньку подходило к обеду. Станислав заранее предупредил, что в это время приехать сегодня не сумеет: сам работает. Однако Алёна не унывала. Бабуля-то ей с собой приготовила, как обычно, небольшой, но сытный перекус.

Когда объявили перерыв, она снова устроилась у окна, благо спокойно пообедать здесь позволял довольно широкий подоконник. Можно было бы, конечно, устроиться в весёлой и болтливой компании, что обычно занимала места у кулера, где в основном и сидели "девочки", чаёвничая. Можно было бы перекусить и за своим столом. Но Алёне хотелось снова испытать или хотя бы вспомнить незримое присутствие женщины, которая приглядывает за всеми — особенно за теми, кто рукодельничает.

Но увы, восторг пережить заново не удалось.

Зато ошеломление — в полной мере.

В очередной раз взглянув на улицу, Алёна увидела на ней тех, кого видеть здесь вовсе не ожидала.

От ателье к остановке вела небольшая асфальтовая дорожка, перерезавшая просторный газон, на котором деревья росли, как хотели. Только вчера Алёна и Нина шли по этой дорожке, уходя с работы. И сейчас, в небольшом отдалении от ателье, под одним из деревьев, стояли деда и Мироныч!

Сначала удивлённая, девушка даже прянула в сторону и закрыла слегка отогнутую занавеску, чтобы её не заметили с улицы. Опомнилась: а если они пришли за ней по какому-то... колдовскому делу и теперь думают, как её отпросить?

Только начала сама продумывать, как отпроситься у Нины на пару минут, чтобы сбегать и узнать, почему волхвы сюда явились, как вдруг снова приникла к окну: оба старика поспешно сошли с дорожки и встали так, чтобы их с того её конца, с остановки, не было видно. Да ещё обернулись в ту сторону. Что это с ними?

Вернувшись к прежней позиции наблюдения, заинтригованная Алёна присмотрелась, а не идёт ли кто по той дорожке от остановки? Идёт. Женщина. Неряшливо одетая и чем-то знакомая. Не может быть! Марьямна?! Зачем она здесь?

В следующий миг, сообразив — зачем, Алёна бросилась от окна. Лишь бы не увидели!.. Но и оставаться в неведении не хочется... Спряталась ближе к краю окна, хлопая глазами на происходящее. А потом и вовсе рот открыла: укрывшиеся за заснеженными деревьями, волхвы степенно преградили Марьямне дорогу. Ка-ак она неслышно для Алёны орала и размахивала руками! Как старалась прорваться, внезапно разок юркнув сбоку от них! В ход пошли трости, которыми мужчины заставили-таки ведьму свернуть с её пути и отправиться восвояси.

— Алён, ты что? — изумилась Нина, подоспевшая к ней, чтобы указать на время и поторопить с перерыва. — Прячешься, что ли? От кого?

— Помнишь мужика, который у нас здесь на ступенях сидел? — еле удерживаясь от смеха, спросила девушка. — Его мать сегодня собралась прийти. Её только что увели, чтобы скандалов не затевала.

— А с чего она скандалить-то собиралась?

— Она думает, что я её сына... — начала Алёна и сбилась. — Ну, в общем... Она думает, что я его приворожила! — выпалила она, смеясь.

— Да не дай бог тебе такое сокровище! — фыркнула Нина, смеясь вместе с ней. Судя по всему, слово "приворожила" она поняла по-своему, в более расхожем значении. И, любопытная, выглянула в окно. — А где она? Тётка-то?

— Ушла уже, — вздохнула Алёна, утирая выступившие от смеха слёзы. — Да ну её, Нина, бабу Ягу такую!.. Пошли работать. Время-то обеденное вышло уже, да?

И они пошли работать. Впрочем, приблизившись к своему столу, где её ждали два заказа, Алёна нерешительно посмотрела на мобильный телефон. Звякнуть деду, чтобы узнать, как там и что с Марьямной? Или не стоит?

По здравому размышлению, поняла, что не стоит. Вспомнилось, по какой причине Василий жёстко приказал той: "Мама молчит!" И покачала головой: кажется, деда и Мироныч и в самом деле спасли её от скандала с Марьямной.

И вскоре вернулась мыслями к работе, через минуты непроизвольно улыбаясь, представляя, что работает в одном помещении с той, кто, сидя на лавочке прялки, прядёт свою шерсть.

Больше никаких ЧП до конца дня не случилось. Единственно — Алёна начала проявлять собственное нетерпение: приедет ли за нею сегодня Станислав?

И сама посмеивалась над этим нетерпением: обещал же!

В окно увидела, что машина медленно развернулась и ушла в сторону — к торцу, где Станислав всегда оставлял её. А когда выскочила из ателье и побежала за угол здания, Станислав уже шёл ей навстречу — причём как-то так, что Алёна, не сомневаясь, прибавила шагу — и оказалась в его объятиях. И он... подхватил её, прижал к себе и пару раз крутанул вокруг так, как будто она была маленьким ребёнком!.. Оба потом хохотали, добираясь до машины, и странное чувство, что они знакомы с детских лет, не пропадало, заставляя то и дело переглядываться и снова вспыхивать улыбками. Так что и времени терять не стали — нацеловались в машине вволю и всласть.

Темно. Везде снег, который — неизвестно ещё — останется ли, не растает ли. Фонари, светлые магазинные витрины, и девушка покачала головой, удивлённо глядя на улицы из машины.

— Начало ноября, а такое впечатление, что март!

— Сыро на улице — поэтому, — пожал плечами Станислав, поглядывая на неё с задорной усмешкой. Особенно на её рот с помадой, которую она на губах еле восстановила. Сам-то "свою", с неё взятую, протёр салфеткой

"Это для тебя сыро, а для меня весь день волшебный!" — решила Алёна и спросила:

— Мы куда? Домой?

— Домой, но ко мне, — отозвался парень. — Виталий Олегович сегодня собирает нас в группу. Дел, как ты помнишь, слишком много, и, кажется, я сейчас не слишком опасен для ребят. Поэтому мы снова вчетвером будем.

— О, мы снова с Егором и Алисой! — обрадовалась Алёна. И засмеялась. — Не думала о них, но, как выясняется, соскучилась. А по какому делу сегодня?

— Пока не знаю, — признался Станислав. — Старшие уже у нас дома, разбираются, какой группе какое дело давать. Виталий Олегович сказал, что для проверки возьмёт для нас какое-нибудь попроще.

— Что значит — для проверки?

— Хочет узнать, будет ли какая-нибудь навья тварь снова ко мне лезть.

— Обереги взял?

— И свои, и твой браслет.

Эйфория уходила, оставляя постепенную настроенность на деловой лад. Уже осторожнее и стараясь не показать личной заинтересованности, она спросила:

— Утром деда собирался к Марьямне. Что там у них?

— Расплели заклятие Васьки на ней. Долго работали. Уж очень заковыристым оказалось.

Алёна снова вспомнила два слова Василия и покачала головой: ничего себе — заковыристое! Какую ж силищу он вложил в эти слова, чтобы заклятие таким сложным обернулось?

Приехали, когда в квартире уже набралось достаточно народу. Алёна с трудом (смешинка в рот попала-таки!) заставила себя не смеяться при виде привычных двух столов, придвинутых друг к другу: на одном конце сидели Юрий Андреевич и старшие, другой облепили те из молодых колдунов, кто пришёл пораньше — например, сразу после учёбы или работы. А посередине, на стыке, пусто.

Дед сидел спокойный и задумчивый, в отличие от Катерины и Павла Ильича. Мироныч, кажется, запаздывал. Насколько Алёна знала деда, он уже выбрал дело для группы, а потому спокойно слушал тех, кто продолжал обсуждать присланные Чёрному Андрею просьбы о помощи.

Кто-то из ребят не успел забежать в кафе, как Станислав и Алёна, а потому сейчас с удовольствием угощался выпечкой Станиславовой мамы, нарезанные и выложенные на тарелках горячие пироги запивая чаем из выставленного на второй стол самовара... Егора ещё не было, зато при виде Алёны, благо в гостиную она вошла без Станислава, замахала рукой Алиса, тоже обрадованная встрече.

— Привет! Садись!

Она даже постучала по сиденью соседнего стула, чтобы Алёна не сомневалась, что её зовут именно присоединиться за столом.

— Привет! Ты давно здесь?

— Да нет, только что пришла. А ты?

— Меня Станислав привёз, — объяснила Алёна, с интересом разглядывая нарезанные пироги и прицениваясь, какой из них попробовать.

— Возьми этот, — предложила Алиса, кивая на ближайшую тарелку. — Он с яблоками — самый вкусный здесь. Тётя Лена печёт божественно.

— Тётя Лена — это... — не сразу поняла девушка.

— Ну да, мама Стаса и Романа. Вы ещё не познакомились?

— Как-то так... ну, её-то знаю, но не запомнила имени, — смутилась Алёна, вспомнив, что видела маму Станислава, когда тот лежал без сил в соседней комнате. Но не говорить же Алисе, что события вокруг так плотно закручены, что она не все нюансы успевает отслеживать, по-деловому говоря. Хотя с мамой Станислава надо бы в первую очередь поближе знакомиться. Да всё никак не получалось.

Но Алиса на её объяснения почти не обратила внимания. Её больше интересовало другое. Потому-то она с искренним любопытством спросила:

— А где вы были, пока мы с другими группами ходили?

— Помнишь марух? — вздохнула Алёна. — Ну, когда они сказали, что со Станиславом происходит? Мы пытались исправить положение, когда Станислав мог стать опасностью для нас всех. В группе — я имею в виду.

— И как? Исправили?

— Сегодня увидим.

— Слушай, а кроме Живы, какие ещё ты можешь сплести наузы? Мне Жива очень даже нравится!

— Легче мне у тебя узнать, чего именно тебе не хватает, — усмехнулась Алёна. — И тогда уже сплести целенаправленно.

Потом им пришлось шептаться: народ собирался, а делиться своими проблемами сразу со всеми черноволосой ведьме не хотелось. А потом прибежал Станислав, подсел к девушкам, но тоже ничего сказать не успел, потому как в дверях появился запыхавшийся Егор. При виде заклинателя Виталий Олегович встал, чтобы подойти к своей группе. Свободное место рядом нашлось. Поэтому, осведомившись, не голоден ли Егор (на что заклинатель серьёзно вытаращил на него и так круглые глазища и замотал головой), Виталий Олегович разгладил сложенную вчетверо бумагу и вполголоса, чтобы не мешать остальным, рассказал о новом деле. Дел, вообще-то, оказалось два — второе взято по привычке: если успеют быстро сделать первое, почему бы не заняться следующим?

— Я уже позвонил по телефону, указанному здесь. Проблема всё ещё имеется, никуда не ушла. Итак, началось всё с мальчика семи лет. Родители купили трёхкомнатную квартиру в расчёте, что и у них, и у сына будут отдельные комнаты. Через некоторое время выяснилось, что мальчик в своей комнате боится оставаться — особенно при выключенном свете. Привычная картина, да?

— Привычная, — подтвердил Егор. — Все страшилки в фильмах с такого начинаются. Ну, почти все, — поправился он.

— Полтергейст? — предположила Алиса.

— При полтергейсте люди никого не видят, зато двигаются вещи. А мальчик утверждает, что он видит тени. А предметы остаются на своих местах. Итак, я позвонил. Что имеем на данный момент? Мальчик спит в родительской спальне, а в его комнату даже родители боятся заходить — особенно в ночное время. Даже при включённом свете.

— Продали бы квартиру — купили бы другую, — пожал плечами заклинатель.

— Я сказал — родители боятся заходить в комнату особенно в ночное время. Но комната вызывает отторжение даже при дневном свете. Даже у тех, кто не знает, что эта комната активно не нравится мальчику. Риэлторы отказываются работать с этой квартирой. Так что продажа квартиры на данный момент проблематична.

— Ну и что — тени? — спросил Станислав. — Мальчик их только видит — из-за этого всё дело? Из-за страха перед ними?

— Боюсь, дело хуже, — покачал головой Виталий Олегович. — Мальчик первое время пытался жить в этой комнате, несмотря на свои страхи. И всё бы ничего, но родители вовремя заметили, что сын слишком быстро худеет. Повели к педиатру — тот назначил анализы. Картина опять-таки следующая: у мальчика анемия.

— Обалдеть! — ахнула Алиса. — То есть тени те — вампиры ко всему прочему?!

— Ни укусов, ни царапин, — добавил Виталий Олегович, — на парнишке нет.

Егор первым взглянул на Станислава, озадаченного так же, как и все они.

— Дело касается мёртвых и некромантии, да?

— Это мы можем выяснить, только приехав на место, — улыбнулся Виталий Олегович. — Ну что? Выходим?

И только тогда Алёна решилась задать и свой вопрос. До сих пор стеснялась, что она внучка волхва, старшего в группе. Вроде как на особом положении, что однажды ей Алиса и высказала.

— А родители эти тени видят?

— Нет.

— А другие дети?

— В заявлении об этом ничего нет.

— А мальчик... если он видит тени, он не... ну?.. — замялась Алёна. Даже для неё самой это предположение было диким.

— Ух, ты! — ошалел Егор от её незаконченного вопроса и взглянул на Станислава. — А что? Будет здорово, если он окажется твоим коллегой!

Тот хмыкнул, уже весьма заинтересованный.

— Некромантов или эктомантов мало по всему городу. Посмотрим, — лаконично решил он и поднялся первым. — Машина ждёт.

И они поехали по вечернему городу, который сиял снегами и сверкал сосульками, благодаря искусственному свету. И, насколько заметила Алёна, в некоторых жилых домах уже повесили электрические гирлянды, которые в окнах светились и переливались таким праздничным разноцветьем, что становилось легче на душе. Ничего себе — ноябрь.

А тяжёлых дум — хоть отбавляй.

Если бы Алёна не знала, что со смертью Чёрного Андрея на какое-то время приостановилась деятельность "семьи" по очищению города от навьей мелочи, то решила бы, что вся эта нечисть и нежить лезет из-за Станислава. Страшновато...

И видела она эту пачку бумаги — с просьбами помочь, которую держал Юрий Андреевич. Совсем не уменьшившаяся, хотя дела решаются. Сколько же ещё придётся ездить группам по домам...

— ...Что? — машинально переспросила она, уловив, что Алиса обращается к ней.

— Ты пробовала плести наузы против некромантских штучек? — повторила та.

— Пока нет, — улыбнулась девушка. — Но время будет — попробую.

— А у тебя материал с собой? — удивился Егор. — Ну, вот эти нитки?

— Тесьма. С собой — целая сумка причём, — уточнила, а потом фыркнула от удовольствия Алёна, переключившись с пессимистичных мыслей на любимое дело.

— Откуда?

— Я работаю в ателье, — напомнила девушка. — И мне спецом там заказывают тесьмы побольше, а поскольку заказывают скопом, то я её и выкупаю отдельно — ту, что в самом ателье не пригодится.

— По складским ценам! — сообразила Алиса.

— Конечно. И мне хорошо, и ателье не в накладе.

А сама подумала: "А ведь не зря спросили! Можно будет и впрямь сегодня же попробовать сплести такую наузу — причём не думая о её назначении, а просто глядя на те самые тени. Жутко интересно, что получится!"

— А плести трудно? — не отставала черноволосая ведьма.

— Научить? Прямо там? — откликнулась Алёна, и обе рассмеялись.

— А научи! Пригодится!

— Смотри! Сама напросилась! Только давай не сейчас, лады? Если завтра будет ещё дело — приходи пораньше: научи вязать первые узлы на то, что тебе хочется.

— Ух ты! — обрадовалась Алиса. — А тесьму самой приносить? У меня есть!

— Приноси! Места много не занимает — посмотрим, что сгодится.

Сидевший сбоку Егор хитровато покосился на девушек. Перехватив его взгляд якобы равнодушный, Алёна догадалась, что и он бы не прочь научиться любопытному и полезному в колдовской деятельности занятию.

Заранее предупреждённые звонком Виталия Олеговича, хозяева "нехорошей" квартиры ("А ведь термин уже!" — вздохнула Алёна) встретили их на площадке своего этажа, и мужчина, высокий и сам худущий, словно недоедавший несколько дней, провёл их в детскую комнату. Детской её всё ещё можно было назвать, потому что в ней оставалась не только детская мебель, но и игрушки, и детские книжки, при виде которых Алёна с трудом подавила желание взглянуть на Станислава.

Виталий Олегович осмотрел помещение.

— А где сам мальчик? — спросил он. — Он боится сюда заходить? Может, постоит на пороге и покажет, где именно он видел тени?

Отец мальчика кивнул и вышел из комнаты, ярко освещённой большой люстрой.

Сначала Алёна удивилась. Зачем нужен мальчик? Рядом Станислав. Но промолчала и, как и остальные молодые колдуны, выждала появления временного хозяина этой комнаты. На пороге появился и в самом деле мальчишка, очень невысокий, худенький до обострённого лица и торчавших скул. Волнистые волосы, высветленно-рыжеватые, превращали бы его чуть не в ангела, не будь его лицо таким худым. И упрямо замкнутым, как будто он постоянно что-то доказывает, а ему не верят... Отец стоял за ним, с тревогой посматривая на комнату.

Станислав, которому кивнул Виталий Олегович, подошёл к мальчику, присел перед ним на корточки.

— Привет. Меня зовут Стас.

— Меня — Вадим, — тихонько отозвался мальчик.

Станислав развернулся к комнате.

— Покажи, в каком углу ты видел тени.

— Откуда вы взяли, что в углу? — не выдержал хозяин квартиры.

Алёна огляделась и, приметив пуфик сбоку от двери, пристроилась на нём, открыла сумку. Пару раз взглянув на комнату, вынула моток чёрной тесьмы и белой. Именно в таком порядке. Отставила сумку в сторону, ближе к ногам. Осторожно, чтобы не помешать работе, подошла Алиса. Егор в это время отстранённо смотрел на комнату, будто и не думал о том, что надо бы что-то сделать.

— Вон в том, — вытянул руку мальчик, указывая на угол, возле которой стояла кровать, пустая — без постельных принадлежностей. Видимо, родители, временно устроив сына в своей комнате, побоялись брать кровать с собой.

У сидевшей на пуфике Алёны — мурашки по телу: тоже увидела — три будто оцепеневшие и вытянутые в высоту дымки, с едва намеченными человеческими очертаниями. Тени были так близко к мальчику?.. Или, появившись в комнате, специально переместились ближе к его кровати? Рядом содрогнулась Алиса: кажется, черноволосая ведьма представила себе, что испытывал мальчик, зная, кто у него за спиной...

Станислав поднялся с корточек и развернулся к углу. Вопросительно переглянулся с Виталием Олеговичем. Но тот в первую очередь обратился к Алисе.

— Что скажешь?

— Порчи нет, — твёрдо заверила его черноволосая ведьма. — Никаких следов — ручаюсь! Это не порча.

Некоторое время все молча осматривали комнату. Да, тени присутствовали только в одном углу.

— Без меня не подходить, — велел старый волхв и медленно, помогая себе посохом (а трость превращалась в посох на ходу волхва — для видящих), первым двинулся к тому углу, не отрывая взгляда от него.

Неизвестно, как воспринимал хозяин квартиры это осторожное перемещение. Комната-то залита ярким светом. Какие уж тут, казалось бы, тени...

Но Станислав, следуя за волхвом, на полшага отстав от него, смотрел в угол так сосредоточенно, что и хозяин, хоть и не видел этого взгляда, наверное, среагировал на слишком осторожное движение обоих: он немедленно подхватил сына за подмышки и перенёс его из комнаты в коридор. Да и сам там остался.

— Трое... — сипло сказал Станислав.

— Трое, — согласился Виталий Олегович. — Поговоришь с ними?

— Зачем? Время терять? — пожал парень плечами. Но обернулся к Алёне, которая тоже с опаской приглядывалась к углу. Так отчётливо, как эти двое, она не видела — тем более на свету. Но бледные, размытые фигуры заметила-то и она.

— Сумеешь от них избавиться сразу?

— По одному, — безапелляционно сказал Станислав и снова оглянулся на Алёну, которая стремительно плела наузу неизвестного ей же узора сразу из двух цветов. — Алёна, тебе оставить время на доплетение?

— Не надо, — от напряжения низким (сама прочувствовала) голосом отозвалась девушка. — Я уже уловила логику плетения. Закончу без них.

Старый волхв снова отошёл к двери в комнату, выключив свет и уступив место Станиславу. Правда, и Станислав недолго оставался в одиночестве, приглядываясь к теням. К нему сначала неуверенно подошёл Егор, встал чуть не за спиной и принялся бормотать неразборчивые со своего места заклинания — тоже глядя в угол. И тогда Станислав, как будто получив понимание, что пора, рук даже не поднял, а просто повернув кисти ладонями к углу, сам принялся шептать нечто, что холодным дуновением, как жёстким сквозняком, прошлось по спинам присутствующих.

Алёна не сразу увидела, что дед не просто стоит у двери в комнату. Нет, старый волхв держал посох наготове. Что увидел деда, если он готов защищать Станислава и Егора, подошедшего к нему?.. Обратившись взором к углу, наузница замерла — только пальцы продолжали работать: теперь, в темноте-то, и для неё стали отчётливо видны все три тени. Впрочем — нет. Уже сейчас одна из теней бледнела и сливалась с темнотой в комнате. Пропала, будто растворилась. Очертания второй начали размываться одновременно с очертаниями третьей...

Когда всё закончилось, Виталий Олегович обратился к хозяину квартиры:

— Приведите Вадима.

— Зачем? — агрессивно начал тот.

— Ему жить в этой комнате — пусть мальчик проверит, всё ли в ней теперь хорошо, — мягко сказал старый волхв.

Прибежал Вадим. Выглядывая из-за отца, за которого цеплялся, с изумлением улыбнулся, а потом сам вошёл в комнату. Встала Алёна и подошла к нему.

— Эту штуку я повешу тебе на кровать, ладно?

Мальчик неожиданно проницательно взглянул на наузу и не сразу кивнул.

— Вешай.

Уходя из квартиры, в лифте, поговорили о том, что неплохо бы узнать о дедушке и бабушке этого мальчишки. Кажется, у него есть не только иное видение, но и колдовские способности. И, если сейчас не проследить за его обучением, станет подростком — родителям придётся намаяться с ним и происходящим вокруг него.

Глава двадцать первая

Только сев между черноволосой ведьмой и заклинателем, Алёна поняла, настолько она была напряжена в той квартире, в той комнате. Только сейчас поняла, насколько страшными были те тени, что пили из мальчика жизнь... Накатило так, что некоторое время пришлось прятать от всех крупно задрожавшие руки. Ладно — сумка на коленях. Просунула под неё ладони и сидела. В салоне-то темновато. Что сумку чуть трясёт — никто не заметил. Машина же на ходу. Мало ли...

Но постепенно напряжение уходило. Помогли ребята. Ещё когда в машину садились, Алёна видела, что Егор был здорово чем-то обескуражен. А когда поехали по сияющим вечерним улицам, заклинатель не выдержал:

— Что-то я не понял. А есть какая-то связь между появлением тех теней и тем, что мальчик Вадим — некромант в будущем?

— Станислав, ответишь? — предложил старый волхв. И усмехнулся: — Учиться-то продолжаем.

— Отвечу, — откликнулся парень. — Некромант всегда ходит по грани — это вы и без меня знаете. Так, Егор? В подъезде, где теперь живёт Вадим, с полгода назад, до их переезда сюда, случилось сразу несколько смертей — у кого-то по старости, кто-то — болел. И что-то покойников зацепило здесь, в реале. И они остались. А чтобы полностью остаться, подпитка нужна. Вот и вцепились в Вадима, как он здесь появился. Собрались вокруг него. Он же по грани ходит, от него Навью аукает. В спальне-то родителей он ими же, родителями, был защищён от теней ушедших. Когда живых в одном месте много, тени покойников не лезут к ним. А сейчас и я их убрал — в Навь отправил, и в его комнате ещё и науза Алёнина. Видел я её. Ход к пацану науза намертво закрыла для любых теней... А если б мы не приходили ещё с полгода, в его комнате со всего дома бы тени собрались.

Алёна не нашлась, что сказать в ответ прозвучавшей похвале её умению. Только подумала, что импровизация с наузой, схемы к которой нигде нет, прошла хорошо. Как минимум.

В машине стали слишком уважительно говорить о ней, как о наузнице. Отчего Алёна чувствовала себя неловко. Для неё-то вязание узлов — привычная повседневность. Чтобы перевести с себя лишнее, как она посчитала, внимание, весело спросила у черноволосой ведьмы:

— А ты только порчу снимаешь? А морок наводить умеешь?

— Немножко, — отозвалась Алиса. — А что?

— Баш на баш! — предложила девушка. — Я тебя учу плести наузы, а ты меня — наведению морока!

Егор фыркнул от смеха.

— Представил. Приезжает Стас к тебе на работу — забрать тебя на наши вечерние часы. А навстречу ему торопится Васька!

Представил неожиданную картинку не только заклинатель: девушки тоже расхохотались. Даже Станислав, сердито проворчав что-то под нос, всё же усмехнулся.

А вот дед со своего переднего места оглянулся только раз на смеющихся. И глаза у него были, в отличие от остальных... ошеломлённые. Алёна решила: он удивился, что она не попросила его самого обучить её оморочничеству. Поэтому, когда отсмеялись, она весело хмыкнула и сказала:

— А ещё бы я хотела научиться прорицать.

Думала — сейчас её закидают именами молодых колдунов, у которых есть такое умение. Или, возможно, посмеются, отправляя её к Любаве.

Но в машине вдруг стало тихо. Чуть склонившись вперёд, перед нею, сидевшей между ними, Алиса и Егор переглянулись, а потом уставились на кресло Станислава. Кажется, он почувствовал их взгляды. Или посмотрел в зеркало перед собой, сверху.

— Вы чё? — удивился он взглядам черноволосой ведьмы и заклинателя.

Даже Виталий Олегович снова обернулся посмотреть, кому был задан вопрос.

— Как чё? — сдержанно засиял Егор. — Ты-то сам...

— Чего сам? Не тяни — говори напрямую!

— Лучше дома, — вмешалась в странный, намёками разговор Алиса. — Стас, мы вспомнили, как ты с гитарой сидел. Ты что? И правда не понял, о чём мы?

— Шепчут, шепчут волнышки, и шумит рогоз! — выспренно продекламировал Егор, победно глядя на водителя.

— Ох, ёлки зелёные...

Алёне показалось — Станислав аж пригнулся, что-то всё-таки вспомнив. И заволновалась сама. Не удержалась — спросила:

— Ребята, вы о чём?

— Когда в его квартиру вернёмся, — таинственно сказала Алиса, — ты попроси Стаса, чтобы он тебе на гитаре сыграл.

— Э, народ, — растерянно обратился Станислав к пассажирам, — нечего мне тут обо мне в третьем лице...

— Не слушай его, — оживился и Егор. — Когда мы в квартире собирались, а деда Андрея не было, Стас постоянно с гитарой сидел. Ты не представляешь, как мы все караулили, чтобы дед Андрей его именно с гитарой не засёк! А какие песенки Стас придумывает!

— А главное — они у него все сказочные! — подхватила Алиса. — И так здорово получаются! Если деда Андрея в квартире не было, мы ж за столом сидели и всей компанией пели под гитару!

— Стас, а правда... — снова встрял Егор. — Давай сегодня с гитарой посидим, а? Теперь, если что, орать-то на нас некому.

— Вернёмся пораньше и живыми — подумаю, — пробормотал тот и вздохнул.

— О, точно! — обрадовалась Алиса. — Виталий Олегович, а что у нас по второму адресу? Ну, куда мы сейчас едем?

— Ещё одна "нехорошая" квартира, — ответил старый волхв.

— Ха! Да мы такой компанией с любой квартирой на раз-два расплюёмся! — оптимистично заявил Егор.

Но черноволосая ведьма тут же стала серьёзной.

— А что там — с этой квартирой, Виталий Олегович?

— Неясно. Хозяева напустили сплошных туманов. Говорят — плохо в ней А почему — конкретики нет. Так что приедем — сначала с обстановкой разберёмся. Не уверен, что разберёмся на раз-два, как вы предполагаете, но радует, что сегодня со Станиславом хотя бы в первом случае ничего не случилось из обещанного марухами.

— А вы предупредили, что мы едем? — спросила Алиса. И тут же себе под нос пробормотала: — Кого спрашиваю...

Деда только усмехнулся.

Приехали в старый район города, когда-то давно оживлённый и заселённый довольно плотно. Сейчас-то здесь посносили старые здания, в том числе и промышленные, а потому остановки были редкими, но несколько двух-трёхэтажных домов всё ещё оставались на обеих улицах — где деревянные, где кирпичные.

Вся компания высыпала из машины, когда Станислав остановил её возле одного из двух подъездов кирпичной трёхэтажки.

— Угадайте, какое окно нам нужно, — предложил Виталий Олегович (при ребятах Алёна даже про себя называла деда так).

Молодые колдуны оживились. Стоя на дороге перед домом, вперились в здание.

Станислав (заметила Алёна) бросил только один взгляд на окна, половина из которых темнела, а потом стал наблюдать за остальными. Чтобы не попасться, Алёна тоже сделала вид, что присматривается к окнам дома. Впрочем, ей тоже было интересно испытать собственное колдовское зрение.

Увиденное её несколько удивило. Неизвестно, как черноволосая ведьма и заклинатель, помалкивавшие пока, но она заметила странность сразу в двух окнах — причём эти окна располагались одно под другим. Странность заключалась в сероватом свечении. Сначала Алёна просто присматривалась, а потом решилась опустить взгляд ниже — подвальных окошек здесь не видно, но дома-то старые. А вдруг подвал всё же имеется? Но точно сказать, что сероватое свечение есть и строго под теми окнами, не сумела бы. Так что решила выждать, что скажут те, кто уже бывал на делах, на которые посылал их Чёрный Андрей. А пока девушка подумала и отважилась ещё на один эксперимент с наузами: в отдельном пакетике у неё были уже готовые наузы на всякий случай — и Алёна собиралась использовать их на месте. Если что. Не вязать узлы — в каком-нибудь экстренном случае, как было в предыдущей квартире, а... разложить, например, в узоре, который потребуется по ситуации.

Сердце вздрогнуло, когда первым заговорил Егор.

— Одно над другим, — с недоумением сказал он.

— Согласна, — быстро сказала Алёна.

Ведьма не стала немедленно выдавать свой ответ, а для начала подошла ближе к низкому бордюру, из которого — скорее всего по старости — половина бортовых камней давно повылетела. Но постояла, а потом перешагнула его, оказавшись на узком газоне, где сквозь пока ещё рыхлый снег сиротливо торчали кончили занесённой травы.

— У них там подвал, что ли? — немного сомневаясь, спросила Алиса. Помолчав, добавила: — Под окнами тоже есть... то самое...

К ней немедленно подбежали остальные, и Алёна сама себе кивнула: да, отсюда видно, что есть сероватое свечение!

Итак, четверо стояли на газоне. Старый волхв — на дороге, машинально проверяя готовность посоха... Алёна затаила дыхание, глядя на деда: посох? О чём он думает — или интуитивно воспринимает ситуацию Виталий Олегович?..

— Кажется, опять моё дело? — поколебавшись, риторически вопросил Станислав, ни на кого не глядя.

— Не уверена, — отозвалась Алиса. — Вижу линии, указывающие на порчу.

— А то порча не может быть связана с Навью, — поддразнил, но как-то неохотно Станислав.

— Может, — проговорил Егор. — И эта связь — заклинание. Причём я вижу отдельные знаки этих заклинаний. Что-то — знакомо. Кое-что в сочетаниях — не узнаю.

— С началом мы определились, — за спинами сказал старый волхв. — Пора поближе познакомиться с общей картиной. Идём.

Тяжёлая дверь в подъезд оказалась без домофона. Закрывалась накрепко, если хорошенько её довести до косяка: на противоположной стороне — недавно прибитая полоска чёрной резины, которая отлично держала эту дверь. В самом подъезде тихо и ощутимо гулко. Зато деревянные лестницы с удовольствием скрипели под ногами идущих, хотя Алёна, например, старалась идти ближе к перилам: обычно срабатывало — и не скрипело. Но не здесь. Ничего, до второго этажа добрались спокойно.

Звонка не было. Пришлось стучать.

Открыла толстенькая старушка в цветастом халате поверх длинного, до пят платья, подол которого у неё задирался сзади при ходьбе, поскольку старушка носила короткие валенки. Круглолицая, с запавшими большими глазами, с округлыми широкими бровями, с ртом, сжатым в упрямый узелок. И в платочке — с завязанными концами на затылке.

Впустив необычных гостей, она плечом дёрнула в сторону внутренней закрытой двери и недовольно сказала:

— Там.

Ну, там так там. Первым, помогая себе при ходьбе посохом, вошёл Виталий Олегович. За ним — Станислав. И уже затем, когда Станислав оглянулся, кивнув, и когда трое сообразили, что пока волхв и некромант опасного ничего не видят, в комнату за ними и просочились. Столпились у двери, разглядывая представшее их глазам, и потихоньку начиная недоумевать.

Комната была почти пустой. Странно пустой, потому как оставалось впечатление: мебель вроде есть, но сказать — что именно, не удавалось... Алёна, например, не могла бы перечислить предметы мебели — по одной причине: взгляд, которым девушка пыталась окинуть комнату, постоянно уходил в сторону инвалидного кресла, в котором сидела вторая старушка — худенькая копия той, что их встретила. Ещё одно отличие — сидела она с закрытыми глазами, и на лице устоялась болезненная гримаска.

Станислав, не спуская с неё глаз, пошёл было к ней, но Виталий Олегович без слов заставил его остаться на месте: стремительно вскинул перед ним посох так, что парень просто наткнулся на него.

— Почему? — негромко удивился Станислав.

— Смотрим, — велел старый волхв. — Внимательно смотрим.

По его же одобрительному кивку ребята сняли верхнюю одежду, обнаружив тем самым, что слева от двери есть самодельная вешалка — доска с крючками. Потом Алиса оглянулась и принесла из махонькой прихожей два табурета. Один молча предложила Алёне, другой поставила рядом с первым — видимо, на всякий случай.

— Мы спрашивать у той не будем? — тихонько удивился Егор.

— Её мнение вторично, — ответил Виталий Олегович. — Начинаем. Что видите?

Алёна сидела на табурете, чувствуя, как напряжённо стынут плечи и спина. Такого она не ожидала увидеть.

Инвалидное кресло стояло ближе к углу. "Скоро начну бояться всех углов подряд", — проскользнула мысль. К пустому углу. В нём самом и поблизости от него не нашлось никаких предметов — не то что мебели. Но на полу был заметен иному зрению странный треугольник. Колёса инвалидной кресла-коляски покоились перед невидимой обычному взгляду чертой. И эта черта и являлась отрезком треугольника, начиная с угла. Будто невидимое прозрачное стекло высилось перед старушкой в кресле. И за ним, по всему полу треугольника, по всем стенам махрилась плесень — такая крупная, что ребята просто ахнули, когда внимательный взгляд позволил им её разглядеть.

— Она ещё и ядовитая, — заметил Егор, открывший рот и не сразу спохватившийся его закрыть. — Прямо видно, как колышется над ней...

— Ты имеешь в виду жёлтую дымку? — откликнулась Алиса, тоже встревоженно смотревшая на стены и на пол. — Виталий Олегович, я не понимаю: старушка жива?

— Чтобы это увидеть, надо вступить на... её территорию, — вздохнул старый волхв. — Вот теперь, когда первая картина перед нами явилась, можно пойти поспрашивать хозяйку дома. Где она?

— Вроде на кухню ушла? — начала вспоминать Алиса.

— Нет, она в другую комнату ушла, — сказала Алёна, немедленно взявшая свою сумку и чуть не бегом удравшая в прихожую.

Виталий Олегович постучал в дверь второй комнаты и после позволения войти открыл её. Вошли все вместе, против чего хозяйка не возражала. В этой комнате, напротив, было столько мебели, что кое-где она стояла друг на друге: уж небольшой комод без ножек, поставленный на невысокий, тоже без ножек шифоньер, Алёна точно разглядела. И ковриков здесь, пусть и самодельных, было много, как и салфеток — везде, где только ни находилось для них место.

Старого волхва усадили в низенькое кресло (молодых колдунов старушка словно и не заметила) напротив хозяйки дома. Для начала он представился и представил своих спутников. Ребята с интересом воззрились на старушку, но та не пожелала объявить своё имя. Впрочем, они и так по заявке знали, что зовут её Анна Лукинишна.

— Как давно ваша сестра находится в таком состоянии?

— Да с месяц уже, — скрипуче отозвалась старушка. — Как на неё порчу навели, так и сидит. А то до сих пор бегала, как молоденькая. Говорила я ей — не тормошись! Обзавидуются! Сделают что-то на тебя!

— Вы думаете — на ней порча?

— А то нет! — Старушка покряхтела, усаживаясь в своём кресле удобнее. — Сейчас все, кому не лень, друг другу завидуют и порчу наводят. Да только у нас, вон, в доме две ведьмы, а в соседних — сколько-то!

— Думаете — её живости позавидовали?

— Чему ж ещё? Она вон как бегала!.. Ан вот села, да встать больше не встаёт. А соседки бегают, как раньше не бегали. Они! Они у неё живость ту забрали да молодость! Позавидовали веселью её, что умеет жить с радостью! Живёт теперь, как каменная! А мне-то как быть? Её, конечно, обиходить несложно, да и кормить — ест всё, что ни дам...

— Анна Лукинишна, вы за ней ходите — не замечали ничего, кроме того что она только сидит? Когда к ней идёте — сами-то как? Дышать не трудно?

— Да нет, — пожала она плечами. — Ничего такого не было. Врачей вызывала — те сказали, что в больницу не стоит везти. Ей уже восемьдесят два, пусть лучше сидит дома, где за ней уход есть. Ну, как-то так сказали. А то ведь и впрямь слышала такое, что старух в больницы не берут... А эти — не. Давление ей померили и сердце послушали, вон таблетки дали пить. Ну и всё... Что они ещё могут? Вот и обихаживаю сама.

— А почему в её комнате мебели маловато?

— Так я её каждый день прокатываю по комнате-то, чтобы уж совсем на месте не сидела. Вон, к окну подкачу — она вроде и смотрит на улицу. На саму улицу мне её не выкатить — силёнок не хватит, так хоть так, из дома, посмотрит.

— А потом ставите назад.

— Нет, не ставлю, — неожиданно ответила старушка. — В серёдке комнаты её оставлю — она и... кресло-то само и катится назад, в угол тот.

"Странно она говорит о сестре — равнодушно, — подумалось Алёне. — Или устала за ней ухаживать? Она ведь тоже старенькая..."

Помолчали немного. Потом Виталий Олегович кивнул и встал с кресла.

— Ладно, посмотрим.

И вышел — впереди торопливо шли молодые колдуны.

Вернулись в комнату с инвалидным креслом, где, всё так же не шелохнувшись, сидела старушка. Старый волхв подошёл впритык к невидимой линии и с минуту стоял, изучающе глядя на кресло и на старушку.

— У кого какие идеи?

— Расплести заклинание трудно, — покачал головой Егор. — Нет, можно, конечно, но это будет очень долго. Там их несколько — и все они накладываются друг на друга.

— Если я буду работать, то, наверное, тоже сумею что-то сделать, — смущённо сказала Алёна. — Только, как и у Егора, дело будет упираться в довольно продолжительное время. Я не знаю, сколько мне придётся плести, но что-то впечатление такое, что чуть ли не до утра. Если только... — задумалась она, прикусив губу и присматриваясь к старушке. — Если только не объединюсь с Егором.

— Рисунок порчи я вижу, — вступила в обсуждение Алиса. — Но он настолько сложный, что мне, например, легче перевести его на... — И безрадостно засмеялась.

— Был бы здесь дед Андрей, он бы так и сделал, — вздохнул Егор, стараясь не смотреть на Станислава.

— Я остался? — спросил тот, никак не реагируя на упоминание дедушки. — Ладно. По мне, так рисунок здесь такой, что сложно разобрать, где начало, где — конец. Если бы мне их нашли, я бы пустил уничтожение порчи по его линиям. Что скажете, Виталий Олегович? Вы-то что думаете?

— Мы думаем так, что надо бы разбиться по парам, — задумчиво сказал старый волхв. — Я один. Ищу те самые начала и концы заклинательных линий. В это время Егор и Алёна объединяются: Егор ищет, как расплетать заклинание, Алёна помогает ему, вяжет узлы наузы на Егора и на расплетение. Помнится, такие были в одной из книг.

— Были! — обрадовалась Алёна, немедленно запуская руку в сумку за пакетом.

— Логики не поняла, — озадаченно сказала Алиса. — Это как они работают?

— Я понял, — вмешался Станислав. — Егор смотрит, как расплетать. Алёна помогает ему наузой увидеть те линии, которых он может не заметить. Усиливает его видение.

— А-а... вон что. А мы, Виталий Олегович?

— Ты, Алиса, ищешь только концы рисунка — искать начало не надо. Станислав пробует "поджигать" каждый из концов, чтобы определиться, откуда, в конце концов, начинать. Как видите, нам приходится работать вслепую. Я буду стоять рядом и контролировать все процессы вашей работы. Вашей — это всех вас четверых.

Ух, как страшно было молодым колдунам переступать ту черту, за которой начиналось царство плесени!

Но первым решился Станислав, держа наготове заклинание уничтожения. Он, как и все они, прекрасно знал, что заклинание не сработает сразу на всю порчу. Но остановить агрессию заклинательных линий был готов. Хотя бы тем, чтобы бросить уничтожающий огонь между собой и опасной-таки старушкой.

Когда он переступил границу, следующим вошёл в треугольник старый волхв. Завидя его на "порченой территории" старушки, и остальные успокоились и без боязни принялись за работу, одновременно обсуждая свои действия или то, что поначалу ускользнуло от их внимания.

— Деда, а почему линии заклинания уходят в подвал? Там на неё порчу сделали?

— Это линии не заклинания, а самой порчи, — ответил Станислав. — Они уводят к земле, постепенно затаскивая её в Навь.

— Хочешь сказать — она вот прямо сейчас помирает? — недоверчиво скосился на парня Егор. — Мне кажется, она просто потихоньку... ну, что-то вроде инсульта у неё. Порча до инсульта довести может?

— В моей практике такого не встречалось, — покачал головой Виталий Олегович. — Но, если поразмыслить, вполне возможно.

— Мы нашли уже три кончика, — сообщила черноволосая ведьма. — Стас их сжёг, но огонь дальше пары сантиметров не идёт. Ищем дальше.

— Знаки заклинания начинают проступать явственнее, — удивлённо сказал Егор. — Наузы реально помогают! Но есть те же сочетания, которые я не понимаю.

— Покажи, — подошёл к нему старый волхв. И резко остановился на полушаге. Глянул вниз, себе под ноги, и жёстко приказал: — Выходим все!

Откуда выходить, понятно — с "порченой территории".

Алёна первой собрала наузы и тесьму и выскочила за границы порчи. Следующей была Алиса, которую поторопил Станислав, подтолкнув её от старушки. Егору оставалось только развернуться и переступить линию: девушки с перепугу вцепились в его руки — почудилось, он не слишком торопится.

— Стас! — резко окликнул Виталий Олегович, стоявший у двери, контролируя выход молодых колдунов с "порченой территории".

— Я сейчас! — откликнулся парень, начиная медленно пятиться. Что-то его сильно заинтересовало сбоку кресла — буквально у колеса, так что молодой некромант склонился проверить это нечто...

— Станислав! — уже вскрикнул старый волхв. — Быстро!

Все замерли, удивлённо наблюдая за парнем и не понимая странной тревоги Виталия Олеговича. А тот выпрямился и пожал плечами, прежде чем сделать разворот к "выходу" из треугольника. И — внезапно стукнулся лбом в призрачную преграду: только что видимое и свободное, пространство превратилось в прозрачное стекло и мгновенно заткалось незнакомыми знаками — символами, буквами и цифрами!

— Стас! — закричали ребята, когда парень с недоумением потрогал ладонью возникшую перед ним, пока ещё прозрачную стену. — Стас, обернись!

Старушка за его спиной мягко встала с кресла.

Парень крику поверил: оглянулся и попятился — только недолго. Шаг — и упёрся спиной в призрачную, но крепкую стену. Но старушка, открывшая почти белые, без зрачков, глаза, вроде не выглядела устрашающе. Да и действия её... Она всего лишь подошла к парню и взяла его за руку. И медленно повернулась лицом к стене.

— Стас, сделай хоть что-нибудь! — вопили ребята.

А стена перед старушкой начала таять — и уходить тёмным, поглощающим зрение ходом, низким и, по впечатлениям, бесконечным. Алёна вдруг вспомнила, как уходили чужие души-псины двоедушников... И вспомнила другое.

— Стас!! — завизжала она, потому что голос сразу же сорвался. — Браслет! Покажи ей браслет из науз! Вытяни руку перед старухой — она должна увидеть твой браслет!!

Странная пара из старухи и парня уже шагнула к самой стене, оставалось — переступить опять-таки невидимую границу. Услышал ли Станислав? Сумеет ли он сделать то, что ему приказано?!

Дед внезапно побежал к стене — и метнул свой посох, уже обвитый зеленью. Ребята вскрикнули. На первый взгляд — посох должен был ударить кого-то из пары. Но посох врезался, как ни странно, в нечто твёрдое на месте пропавшей стены — там, где был чуть ли не подземный ход. И упал, загрохотав так, словно упала не трость, а самый настоящий металлический лом.

Тёмный, поглощающий свет ход неожиданно снова превратился в стену, вот только... стена эта снова начинала темнеть, растворяясь...

А старуха ещё и постояла перед этой стеной, словно дожидаясь, пока откроется ход в неведомое пространство.

— Ста-ас! Браслет!!

Кричали все.

И затихли, когда парень страшно медленно повернул голову так, будто хотел взглянуть, кто кричит ему. А потом он поднял руку и тряхнул ею так, чтобы обнажить запястье. И мягко засветился на нём браслет из науз.

— Возвращайся, Стас!!

Глава двадцать вторая

И старуха, и Стас словно оставались под толщей воды, потому что двигались вяло, с усилием, преодолевая сопротивление той воды.

Посох волхва лежал перед ними даже не в шаге, а в полушаге, а на нём наивно и беспомощно стремились вверх тонкие зелёные веточки, куцыми зарослями преграды вставая перед двумя живыми... Стас напряжённо повернул свободную руку, будто и в самом деле желая показать старухе серебряный браслет.

Алёна чуть не шарахнулась от Егора: заклинатель неожиданно и очень быстро, так что половину слов проглатывал, а то и словно захлёбывался ими, заговорил явное заклинание, часто поминая в нём имя Велеса и не отрывая взгляда от всё ещё видимого наузного браслета на запястье Стаса.

Прислушавшись к нему, стремительным речитативом завторил ему и старый волхв.

Двое у хода в темноту будто окаменели, стоя перед посохом, который постепенно исчезал в зелёной поросли. Показалось, что и время растягивалось в ту же дурную бесконечность, какой чудился ход в непостижимую тьму, а потом...

Потом старуха медленно и оттого торжественно обошла Стаса, застывшего с поднятой перед ней рукой, и... повела его назад, к границе между "порченой территорией" и пространством обычной комнаты. И Алёна видела, как натужно парень шевелится. Видела движение его мучительно заледеневших черт лица — и всем сердцем рвалась к нему навстречу, не понимая, что её саму с обеих сторон удерживают на месте Егор, яростно проговаривающий только что придуманное заклинание, и Алиса, перепуганная до чёртиков.

А болотисто-зеленоватая плесень, которая испускала ядовито-жёлтую дымку, потихоньку скукоживалась, пропадая, исчезая — не сразу, участками, отчего стены и пол, казалось, лысели.

И, когда старуха повела парня к живым, Алёна, до боли сцепившая пальцы, увидела: и Станислав не стоял, ожидая на море погоды. Он тоже смотрел на серебряный браслет на своём запястье и что-то беззвучно говорил, тяжело дыша, и, чудилось, каждое слово он выталкивал из себя только со вздохом.

А потом все затихли. Странная пара перешагнула-таки границу назад и остановилась прямо перед живыми... Старый волхв, сам тяжело дыша, дошёл до стены, на которой всё ещё зеленела безобразная плесенная заплатка, и нагнулся над посохом. Тот уже притворялся обычной тростью. Когда Виталий Олегович выпрямился и хотел обернуться к ребятам, он чуть не подпрыгнул: из того самого островка плесени прорвался далёкий голос. Мужской. Гневный и страстный: "Уходи! Тебе до него не добраться!"

И снова все застыли, не понимая, что происходит. Только Алёна, освободившись от рук, удерживавших её, подбежала к деду и прижалась к нему, вслушиваясь в эхо странного и несколько пугающего голоса.

Пока оглянувшийся на стену Станислав удивлённо не пробормотал:

— Дедушка?

— Ты... уверен? — с сомнением спросил Виталий Олегович.

Но по его глазам Алёна догадалась: и деда вспоминал голос Чёрного Андрея, сравнивал с услышанным — и вспомнил.

— Уверен.

Как будто дождавшись его ответа и всё ещё цепляясь за руку Станислава, старушка вдруг закатила глаза и начала падать. Парень подхватил её, от растерянности осторожно уложив на пол. К нему помочь бросились Егор и Алиса. Но в шаге от старушки резко остановились и вопросительно оглянулись на старого волхва.

— А самим посмотреть — духу не хватает? — язвительно спросил Виталий Олегович. — Нет на ней порчи!

С облегчением заклинатель и ведьма переглянулись и, подхватив старушку за подмышки, вернули её в кресло.

И только сейчас стало понятно, что в дверь комнаты кто-то буквально ломился, что-то крича ко всему прочему. Причём тот крик становится всё громче. Будто кто-то постепенно прибавлял звук — радио, телевизора ли.

Все подспудно понимали, что в незапертую дверь бьётся хозяйка квартиры. А не слышали её раньше, потому что в комнату с её сестрой вползала Навь.

Наконец хозяйка квартиры всё же вбежала в комнату и замерла, не веря глазам: сестра сидела в инвалидном кресле, пришедшая в себя, и испуганно хлопала глазами на незнакомых ей людей.

Куда девалась та суховатая и вроде как равнодушная к состоянию сестры женщина! Чуть только она поняла, что сестра каким-то чудом вновь та же, тут же бросилась к ней, обливаясь слезами и обнимая её...

Алёна не выдержала. Пока деда и молодые колдуны занимались изучением того угла-треугольника, Стас стоял в оцепенении. И веяло от него то ли одиночеством, то ли чем-то ещё тревожным. Что там деда говорил о спокойствии?.. Нет, здесь, кажется, что-то посерьёзнее. Не слишком ли часто Станислав, отходя от оцепенения, оглядывался на стену, с которой начисто сошла плесень? И глаза его при взгляде на стену задумчивые... Что Станиславу напомнил голос старого некроманта? Или... о чём заставил пожалеть?

Девушка подбежала к нему, изо всех сил обняла, мгновенно вспомнив, как он однажды приехал к ней на работу — за утешением и за спокойствием. "Не оттолкнул бы только!" — мелькнула мысль. Но Станислав, чуть только понял, что девушка спешит к нему, сам шагнул навстречу, прижал к себе так, что Алёне — ни вздохнуть, ни охнуть. Но это ничего. От его объятия она успокоилась сразу. Правда, уверившись, что Алёна помалкивает и не возражает, парень ослабил хватку и тут же вытащил из кармана куртки мобильник. Девушка опять ни удивиться, ни расстроиться не успела, только смотрела, как он, раздражаясь, раз за разом, нервно пытается до кого-то дозвониться — и не получается.

Обратил внимание на странное поведение Станислава старый волхв. Он пригляделся и, как ни в чём не бывало, хмыкнул, велев:

— Выйди в коридор. Здесь до сих пор Навью аукает — не дозвонишься.

Станислав благодарно кивнул и, не отпуская Алёны, вышел в коридор. Поскольку руку с мобильником он держал на уровне глаз девушки, она прочитала: "Роман". Вздохнула, сообразив.

Чтобы дозвониться до младшего брата, пришлось вообще выйти в подъездный коридор — в квартире двух пожилых сестёр, даже вне той комнаты, мобильная связь буксовала. Прижатая к Станиславу, Алёна чувствовала, как бешено частит его сердце... А потом и Роман не сразу откликнулся. И теперь уже психовала и она.

А когда Роман взял телефон, даже Алёна поняла, что значит райская музыка, когда слышишь голос человека, за жизнь которого перетряслась до последней косточки.

— Слушаю тебя, Стас!

Станислав с трудом усмирил частое, тяжёлое дыхание и ответил уже легко:

— Вы там как? Долго ещё?

— Неа. Домой едем. А вы?

— Мы ещё подзадержимся немного. С основной работой справились. Нам осталось кое с кем переговорить, а потом — домой.

— Лады тогда, пока!

— Пока...

Выждав, когда Станислав упрячет мобильник назад, в карман, Алёна с любопытством спросила:

— А с кем переговорить?

— С тем, кто порчу наслал. Ты же сама видела, насколько она сильная. Ну, и хочется посмотреть на этого человека... Думаю, Виталий Олегович тоже скажет, что просто так, без последствий, эту порчу оставлять нельзя.

— Точно, — пробормотала Алёна и осторожно подёргала его за отвороты куртки. — Стас... Они там пока ещё даже не в прихожей... Ну, ты понял, да?

Намёк он понял прекрасно. Сначала отвёл её в сторону от двери так, чтобы, если вдруг открыли бы, их сразу бы не заметили. А потом и вовсе увлёк в темноту под лестницей на следующий этаж, благо та большая и широкая, чем явно воспользовались жильцы дома, застроив эту темноту деревянными ящиками с картошкой и прочим урожаем или предметами, которые не хотелось хранить в квартирах... Но место для двух желающих нацеловаться в своё удовольствие тоже нашлось. Целовал Станислав — яростно и напористо, будто боялся, что она откажет ему. Алёна только и успевала гладить его по голове, обнимая и ероша ему волосы, и порой он целовал её смешливый рот и сам удивлённо отшатывался, чтобы проверить, правда ли она смеётся над ним. А она тянулась следом и требовала не прекращать... А потом стояли в той темноте, успокаиваясь и переглядываясь — и удивляясь, сколько времени прошло, а "свои" всё ещё не выходят из той квартиры...

А когда чисто на всякий случай вышли, квартирная дверь открылась немедленно. Будто специально высчитали время встречи. Быстро вышли Егор с Алисой, но остались возле порога, прислушиваясь к разговору, который становился всё громче.

Замерев на месте, Станислав и Алёна услышали голос Виталия Олеговича:

— И за что она на вас взъелась-то?

— Да у нас под лестницей ящики с овощами стоят. Она пришла и сказала, чтобы мы свой один убрали, потому что нас и так всего-то две. Зачем нам столько? А сестра ей возьми да скажи: а, мол, у тебя-то и прямо на этаже овощные ящики есть — куда самой тебе столько? Вот и озлилась она. Посмотрела на неё зенками-то своими дурными и сквозь зубы-то так и цедит, что, мол, жила бы она, сестра моя, одна, на одну на неё и ящика-то хватило. А то, говорит, зажилась — такая молодуха прям бегает... Не думайте, что наговариваю, да только не одни мы от неё пострадали. Много тут у нас чего было, пока она тут живёт, — вздохнула хозяйка. — Как все жалели, что бывшие хозяева уехали...

— Где, говорите, живёт она? В которой квартире?

— А как по лестнице поднимитесь, так сразу налево первая квартира. Спасибо вам, Виталий Олегович, за сестру. И ребятишкам вашим благодарность наша.

— До свидания, Анна Лукинишна.

— До свидания, Виталий Олегович.

Дверь с щелчком замка закрылась.

А Алёна вдруг подумала: хотела бы эта пожилая женщина в своей жизни ещё раз встретиться с колдунами, пусть даже и снимающими всякие проклятия? "До свидания"... Нет, она сказала это по привычке. Вряд ли подумала о том, чем по-настоящему грозит это самое "до свидания".

— Она же сначала сказала — из зависти! — шёпотом удивился Станислав.

— И сейчас то же подтвердила, — спокойно сказал Виталий Олегович. — Когда я раскрутил её на настоящий разговор. Здоровым людям надо хорошо питаться — свежим, например, оттого и запасались сёстры тем, что могли. А эта... Впрочем, промолчу, пока не увижу её.

Что Алёна хорошо знала: почти все колдуны и ведьмы в городе знали друг друга. Необязательно близко, но, как минимум, шапочное знакомство было у всех. Неудивительно. Если человек часто использует иное зрение, его другому колдуну видно издалека. А ведь многие смотрят инаково по инерции. Начал смотреть, да и забыл "снять". Увидели, запомнили... Поэтому деда собирается для начала определиться с личностью этой "дамы".

— На этаж не всходить, — предупредил Виталий Олегович. — Пока я не скажу.

— Постоим на лестнице, — согласился Егор.

Стоять решили в самом низу. Так что, пока старый волхв неторопливо поднимался, Станислав внезапно хлопнул себя по лбу.

— Ох ты... Забыл...

— Что? — заинтересовалась Алиса, поглядывая на Алёну, но как-то странно.

— Я нашёл предмет, на который порча сделана. А с собой не взял.

— Это который пришпилили к колесу кресла? — уточнил Егор и расплылся в улыбке. — Я его после тебя нашёл. То есть не нашёл, а спецом посмотрел — запомнил, как ты разглядывал. Виталий Олегович его забрал.

— А, ну тогда ладно...

Алиса ещё раз взглянула на Алёну и быстро опустила лукавый взгляд, когда та вопросительно вскинула брови.

Деду ещё не открывали. Так что Алёна спокойно встала за спиной Станислава и, отвернувшись ото всех, быстро открыла сумку — взять зеркальце. Ой... Помада-то вокруг рта размазана... Руку снова туда же, в сумку, — салфетку скомкала и проехалась ею по губам, задействовав и подбородок. Следов "служебного романа" больше не видно.

Сделав вид, что взяла на всякий случай перчатки, повернулась к своим, которые тихонько обсуждали "дело". Алиса, улыбаясь, метнула на неё взгляд и снова отвела его: больше смеяться не над чем... Через минуту ребята замолчали, но не потому, что дверь открылась: все они, как видящие, знали, что в квартире кто-то есть. Присутствие живых отследить легко. Но почему хозяева даже к двери не подходят? Телевизор смотрят? Была бы громкость — можно было бы поверить. Но в квартире тихо. Наверняка звонок слышали. Так в чём дело?

— Идёт... — прошептала Алиса, которая прислушивалась, как и остальные. Но, кажется, её колдовской слух был гораздо чувствительнее.

Парни, не сговариваясь, начали медленно и сторожко подниматься к Виталию Олеговичу. Тот разок взглянул, но возражать не стал.

— Кого там на ночь глядя чёрт принёс? — злобно спросил женский голос из-за двери.

Станислав застыл на предпоследней высокой ступени, ступенью ниже — Егор.

Как застыл и Виталий Олегович.

Неужели деда узнал этот жуткий голос?

— Ну?! Чего молчим?!

И вот тут-то ребята пооткрывали рты, потому что старый волхв мягко — да что там, почти нежно сказал:

— Юстинька, открой, пожалуйста.

Тоном ниже из-за двери после паузы ответили:

— Кто это? Не узнаю!

— Виталя это, — простецки ответил волхв. Обернувшись к ребятам, вполголоса сказал: — Ждите меня во дворе. В машине.

Не сговариваясь, четвёрка молодых колдунов на цыпочках спустилась с третьего этажа. Засели в машине, постепенно заносимой неспешным, ленивым снегом, и некоторое время молчали, не зная, о чём говорить или что обсудить. Так что скоро Станиславу пришлось включить свет в салоне: Алёна принялась-таки обучать черноволосую ведьму плетению науз. Пока в ход пошли первые петли, пришли в себя и принялись обсуждать последнее:

— Может, она тоже из волхвов? — предположил Егор.

— Чтобы с Навью якшаться так, чтобы простой порчей на смерть посылать? — покачал головой Станислав, развернувшийся так, чтобы следить за обучением.

— Ну, Виталий Олегович-то может, — пожал плечами заклинатель.

— Он закрывать может, — напомнил парень, сам глубоко задумчивый после замечания Егора.

— Вы спорите о странном, — усмехнулась ведьма, которая слишком сильно затянула тренировочный узел и теперь раздумывала: бросить ли этот и начать новую тесьму, или всё-таки развязать этот. — Если волхв настоящий, он и с Навью на "ты". Только... с другой стороны.

Алёна открыла было рот сказать: "Почему только с "другой"?" Но решила промолчать о том, что не вполне знала. Потом у деда спросит. Да и ответ у неё получился бы такой, что она, с точки зрения других, просто хвастает дедом.

— Я думаю, Виталий Олегович со многими дружит, — вздохнул Егор.

— Это я уже понял, — покосился на Алёну Станислав. — Да и город у нас не очень-то на колдунов щедр — всех по пальцам пересчитать можно.

— Но не для нас, — возразила Алиса, не поднимая головы и пыхтя над наузой, которая, по её мнению, начала получаться. — Это старшие всех знают. Мы будем постарше — тоже всех будем знать. Ну, более или менее значительных. Например, этого мальчика — Вадима. Стас, как ты думаешь, когда надо с ним начинать работу, чтобы учился?

— Чем раньше, тем лучше. Он пока не понимает, что с ним. Поэтому надо бы вокруг него осторожно поднимать защитные силы.

— Твой дедушка Андрей так делал?

Теперь опустил насмешливые глаза Станислав. Вспомнив его рассказ о хрустально-стеклянной буре, устроенной им же, Алёна только улыбнулась. Но парень всё-таки ответил:

— Он больше старался, чтобы я грань побыстрее перешёл.

Снова помолчали, выглядывая в окна сквозь прозрачные снежные завесы — на входную дверь в дом. Но там никого не было. Кажется, разговор Виталия Олеговича с неизвестной ведьмой затягивался.

Судя по всему, Егор не любил молчания в компании. Он бесцеремонно спросил:

— Стас, а завтра тоже приходим? Суббота же!

— Как старшие скажут, — покачал головой парень. — Я не знаю, как они между собой договаривались.

— Алён, а ты знаешь?

— Нет. Я не говорила с дедом про это.

— Ты как хочешь, Егорка, — воинственно заявила Алиса, — а я буду ходить всегда, как только попросят! Я только за последние два дня столько узнала, что за год не было! А сейчас ещё и наузы научусь плести!

— Да я не про это, — снисходительно к её горячности ответил заклинатель. — Я о том, что надо бы заранее знать, будет — не будет. Чтобы планировать и свой день.

— Ух ты, у тебя ещё и свой день есть? Богатый какой! — съехидничала ведьма.

Егор только махнул на неё рукой: ну тебя, мол...

Когда Алиса закончила, попискивая от восторга, первую наузу и начала под руководством Алёны вторую, открылась подъездная дверь и вышел Виталий Олегович.

Свет пришлось выключить, но черноволосая ведьма легко согласилась: и пальцы устали с непривычки, и глаза — свет-то в машине не слишком яркий для такой работы.

— И что там, Виталий Олегович? — спросил торопыга Егор. — Ну, с той ведьмой?

— Поговорили. Больше она не будет порчу наводить.

В машине повисла недоумённая тишина. Как это? Кратко и без объяснений?

— Мы, вообще-то, учимся, — попробовал Егор намёком расколоть заданный орешек.

— В данном случае ничего более подробного не могу сказать, — развёл руками старый волхв. — Боюсь, содеянное этой ведьмой — плод её личных горестей.

— Чё сказал?.. — не прошептав, а прошелестев, заклинатель округлёнными глазами потаращился на девушек, благо сидели вместе.

Обе улыбнулись ему и ничего не сказали.

Но, когда машина подъехала к подъезду Станиславова дома и её пассажиры вышли, черноволосая ведьма, как будто помогая Алёне запихать тесьму в её же сумку, тихонько ото всех прошептала:

— Расскажешь завтра?

— Если он мне расскажет, чего не гарантирую, — насмешливо отозвалась девушка, и Алиса с сожалением вздохнула.

Они вошли в квартиру, где сидели две группы. Егор немедленно бросился к ребятам, вполголоса что-то сообщая, из-за чего все уставились на Станислава и на удивлённую Алёну, а потом вразнобой загомонили, радостно и просительно:

— Стас! Спой, а? Ту, любимую! Роман, дай ему гитару!

Внезапно смущённый, Станислав шепнул Алёне:

— Не воспринимай серьёзно, ладно?

— Сначала послушаю, а потом подумаю, как воспринимать, — с огромнейшим интересом откликнулась девушка, усаживаясь на одно из двух мест, которые оставили для них специально.

— Эх ты... — с шутливой обидой проговорил Станислав. — Ладно... Только учти, я не мастер играть на гитаре. Так пара-тройка аккордов.

— Не прибедняйся, не прибедняйся! — попеняли ему из компании. — Не верь ему, Алёна! Он и на этих аккордах песенки такие поёт, что прям — ах! А то, что Егор нам рассказал, это ведь... Прямо чудо из чудес! Давай-давай, Стас, ждём!

Роман прибежал с гитарой, передал старшему брату. Тот только покачал головой, принимая инструмент. Алёна, чтобы не мешать, отсела чуть в сторону, но так, чтобы видеть самодеятельного музыканта... Пара минут ушла на настрой струн, потом, проверяя, Станислав сыграл те самые несколько аккордов. В музыкальных инструментах Алёна не разбиралась, но как звучит гитара — ей понравилось.

— Может, другое? — с надеждой спросил парень у сидящих за столом. — Вы же и их все знаете, чтобы подпевать.

— Не, давай эту, — скомандовал длинноволосый парень, который смотрел на него в первый приход Алёны не очень-то доброжелательно. Но сейчас, оживлённый всеобщим интересом к Станиславу, кажется, забыл о своём негативе.

Станислав в последний раз взглянул на Алёну со вздохом, словно заранее извинялся, и склонился над гитарным грифом. Музыка оказалась простенькой и легко запоминающейся. А вот слова... Нет, Алёна ожидала, конечно, после интригующих слов молодых колдунов, что песенка будет связана, как минимум, с её именем, но...

— Девица на камушке у воды сидит,

Обняла коленочки, горестно глядит.

Камушек осокою издавна зарос,

Шепчут-шепчут волнышки, и шуршит рогоз.

И вся компания с воодушевлением подхватила, всё так же радостно глядя на смущённую девушку рядом с Станиславом:

— Шепчут, шепчут волнышки и шуршит рогоз!

Перед глазами сразу возникла известная сказочная картина — и Алёна мгновенно поняла, о чём — или о ком эта песенка. И со второго куплета, сидела красная от смущения, потому как куплет начинался так: "Милая Алёнушка, хватит горевать!.."

На её счастье, в комнату заглянул дед со старшими волхвами — уже по традиции обсудить сегодняшние дела, так что Станислав поспешно прервал песню. И, хоть молодые колдуны и ведьмы были слегка недовольны, но зрелище покрасневшей Алёны, кажется, утешило всех. И понравилось тоже.

Домой её и деда отвозил традиционно Станислав.

Естественно, Виталий Олегович вышел первым — и... пошёл домой в единственном числе. А двое сидели в машине и болтали обо всём на свете, пока девушка не почувствовала, что начинает засыпать. И день, и вечер были весьма насыщенными на события. Призналась себе мысленно, что готова уснуть прямо в машине, благо Станислав рядом, но... дома ждут.

Они вышли, и Алёна задумчиво сказала:

— Егор считает, что ты прорицатель. А ты что думаешь?

— Когда я писал ту песенку, я больше думал о той картине Васнецова, чем о прорицании, — улыбнулся Станислав. — Можно ли это назвать прорицанием — не знаю.

Они распрощались, а потом Алёна стояла у окна, следя, как пропадает в новом снегопаде его машина.

Потом вспомнила и побежала искать деда.

— Что там было с той ведьмой? — накинулась она на него. — Деда, не молчи! — затормошила она его. — Ты и правда думаешь, что она больше не будет колдовать?

— Теперь, когда она знает, что я знаю её адрес, — нет, не будет.

— Ты ответил только на одну половину вопроса! — рассердилась Алёна. — А вторая — самая интересная!

— Ты воспринимаешь эту историю как казус, — заметил старый волхв.

— А ты? Как ты её воспринимаешь?

— Помнишь, я рассказывал о том, что Чёрный Андрей мстил тем, кто не хотел работать на него?

— Одна из тех? — спросила притихшая внучка.

— Одна из тех, — подтвердил дед. — Многого говорить не буду, но эта женщина, ведьма, — одна из некоторых, которых Чёрному Андрею удалось сломить. И она обозлилась на весь свет. Отсюда и невероятная силища на порче. Она не хотела убивать ту женщину. Она хотела лишь отомстить. Когда та была во дворе, подвесила к инвалидному креслу-коляске скрутку на порчу. Когда сестра тащила её на свой этаж, старушка должна была просто вывалиться на лестнице.

— Но та, хозяйка, сказала, что она не вывозит кресло во двор.

— Так было до снега, а снег выпал недавно, — напомнил старый волхв. — Она редко вывозила кресло с сестрой — тогда, когда было сухо и когда один из соседей был дома. Он им помогал немного, потому что сёстры однажды дали ему в долг нужную сумму денег на что-то. Дом-то небольшой. Все друг друга знали. Что женщина-инвалид превратилась в растение — та ведьма не знала. С соседями почти не общалась. Не выходит соседка на улицу — и не выходит. Ну и что? Зима же. Вот так всё и обернулось.

— Страшно, — проговорила Алёна, передёргивая плечами.

— Страшно, — сказал дед. — Но и такое в жизни бывает. Алёна, что я хотел спросить у тебя. Серебряные браслеты ты братьям сплела. А себе?

— Время есть. Сегодня начну.

— Хорошо. Только не забудь, что завтра серебро тебе может пригодиться.

— У тебя предчувствие? — удивилась девушка. — Завтра может случиться что-то плохое? Деда!

— Нет. Скорее — моё беспокойство из той же области, что и обычно: братья защищены, а ты, ближайшая в их окружении, — нет.

"Мало ли, — размышляла Алёна, закрывшись в своей комнате и раскладывая все предметы для плетения из серебра, — сегодня то и дело о прорицании, так что..." И пальцы напряглись, впрягаясь в работу, но теперь за их усталость и даже боль девушка не боялась. Она снова почуяла за спиной то неожиданное присутствие, которое помогло ей утром на работе. И принялась мягко сгибать серебряные проволочки, часто замирая, чтобы прислушаться к шелесту скручиваемой нити из шерстяной кудели.

Глава двадцать третья

Как будто специально дождавшись, когда внучка закончит творение серебряного браслета, дед постучал к ней перед сном. Алёна ещё сначала глазами отыскала часы. Хм... Да, второй час. Впрочем, дед тоже не впервые засиживается допоздна...

Как он узнал, что внучка ещё не спит? Дверь в комнату закрыта плотно, и девушка разок проверила, виден ли из-под неё свет. Не виден. И сама же на себя хмыкнула: нашла кому удивляться! Уж кто — кто, а деда наверняка просто усилил иное зрение!

— Закончила? — ненужно спросил старый волхв, наблюдая, как внучка застёгивает браслет на кисти.

— Закончила. Ты спать?

— Да. Алёна, у меня личный вопрос: ты со Станиславом помирилась?

— Помирилась. Правда, я его предупредила: если он ещё на меня властный голос направит, я ему тоже подлянку устрою, когда он расслабится. — И улыбнулась. — Ему это показалось интересным, и он хочет, чтобы я попробовала его защиту своим властным голосом. Как маленькие, деда, да?

— Вы не так скованы условностями, как мы в своё время, — ответно улыбнулся он. — Так что играйте, раз желание есть. Спокойной ночи, внуча.

— Спокойной ночи, деда!..

Дед ничего не сказал, но она заметила его острый взгляд за её спину. Оставила ли Макошь в комнате свой след? Или старый волхв чует её недавнее присутствие по каким-то своим признакам? Или он почуял присутствие, а вот — чьё, угадал ли?..

...Старшие групп договорились насчёт двух выходных так: кто из молодых колдунов и ведьм может и хочет, тот приходит к девяти утра. Кто может в послеобеденное время (в основном — студенты), тот приезжает к трём или звонит сразу к старшим и едет к работающей группе. А для желающих работать в обычное время была третья смена. Привычная — к пяти вечера.

Семья Кудренцовых от таких частых и многочисленных гостей не очень страдала.

Дверь в жилые комнаты Юрия Андреевича и его жены, тёти Лены, пряталась под лестницей в комнаты братьев. В привычной полутьме проходной комнаты эту дверь можно разглядеть с трудом. Без жёсткого свёкра мать Станислава, как молодые колдуны втихомолку оценили, стала вести себя не так робко, как ранее. Она почувствовала себя гораздо свободнее, с удовольствием общалась с ребятами и чуть не каждый день пекла пироги для членов "семьи".

— Растолстеем все, — пожаловался Станислав, который утром вёз старого волхва и его внучку на место встречи.

— Столько бегать — не растолстеем! — решительно возразила Алёна, сидевшая рядом с ним: дед сегодня по доброй воле сам сел назад и разбирался с какими-то бумагами.

Коротко взглянув на неё, парень улыбнулся.

— Виталий Олегович, а вопрос можно?

— Можно.

— А теперь так всегда будет? В смысле — кто-то или что-то будет стараться уводить меня в Навь, а дедушка Андрей... то ли защищать, то ли не пускать меня туда?

— По вчерашнему вечеру судишь? На "всегда" не надейся. Что-то мне чудится — скоро что-то должно произойти, что положит конец всему этому положению.

— Почему вы так думаете?

— Слишком легко тебя вчера удалось выручить. Нет, я знаю, что наузные браслеты из серебра — сильнейшие обереги, которые, ко всему прочему, вчера спровоцировали Егора и меня на нужные заклинания, показав линии заклятий. Но присутствие браслета при тебе — этого мало, чтобы только он могли противостоять Нави.

— Но ведь дедушка Андрей тоже помог.

— Что один некромант — против всей Нави? — философски спросил старый волхв. — Он всего лишь остановил тебя на пороге. Если б перешагнул — поздно было бы, и Андрей с помощью тебе не справился бы...

Станислав помолчал, но вопросов у него оказалось много.

— А кому дедушка Андрей кричал уходить?

— Ведьма своей силищей, творя порчу, ненароком вселила в старушку навью сущность. Сужу по её глазам — кажется, это была сущность из "бледных": они легко вселяются в живых. Вы все видели, каким необычным было пространство вокруг кресла. Будь это обычная порча — такого свечения, да ещё с улицы, вы б не заметили. Сущность свою носительницу не убивала, потому как к миру, в который попала, для неё новому, приглядывалась. Да и не надо забывать, что Навь — это не всегда вредные и жестокие. Только при виде тебя, помеченного, она догадалась, что доставить тебя в Навь приоритетнее, чем сидеть в старушке, а потом пытаться выжить в незнакомом мире. Дальнейшее ты знаешь. Андрей кричал сущности вернуться в Навь, но без тебя.

Минуты ехали в молчании, пока Станислав не решился на новый вопрос:

— Почему, когда вчера разбирали все случаи, вы не рассказали, что тварь в старушке вела меня в Навь из-за "куклы"?

— Это частный случай, и он подпадает под колдовской закон личного пространства, — с едва уловимой насмешкой отозвался старый волхв.

Дед, может, и не услышал. Но Алёна даже взглянула в сторону парня, когда он выдохнул с облегчением.

Затем машина начала петлять переулками: Станислав стремился сократить путь к дому. Алёна помалкивала, но напряжённо раздумывала и сама — над вчерашним, над тем, что её поразило: "Вообще-то, у меня тоже есть вопрос. Ни деда, ни Станислав о нём не сказали — значит, для них ответ известен?.. Почему здесь упырь, а там — кажется, он всё-таки некромант? Или... кто он там? Хм..." Но так и не решилась спросить. И успокоилась тем, что машина притормозила у подъезда, а значит — теперь некогда заниматься тем, что неизвестно только ей.

Привычно оставили верхнюю одежду в прихожей (Станислав шутливо поухаживал за Алёной) и вошли в гостиную. Столы здесь так и стояли сдвинутыми друг к дружке. И первое, что увидела Алёна на местах, которые обычно занимали молодые колдуны: ещё нет девяти, а уже сидят за столами человек девять, и большинство из них... Станислав, завидя, чем занимаются ведьмы, расхохотался, а старый волхв только усмехнулся.

Алиса, черноволосая ведьма из их группы, показывала, как вязать определённый узел — и сразу три ведьмы старательно повторяли следом за ней. Парни, сгрудившись вокруг девичьего кружка рукоделия, внимательно следили за их действиями, дотошно разглядывая явление каждого нового узла.

Смех вошедших заставил девушек поднять глаза. Рассеянно определив, что вошли свои, машинально пробормотали приветствие и снова уткнулись в непривычное занятие. Но минутой позже спохватилась Алиса. Видимо, черноволосая ведьма тоже не сразу среагировала, что вместе с мужчинами на пороге гостиной появилась и наузница.

— Алёна! — обрадовалась она. — Иди сюда быстрее! У нас что-то вот этот узел не получается! Вроде одинаково вяжем, а у всех по-разному выходит!

Пока Алёна садилась среди потеснившихся девушек, старый волхв дошёл до другого края столов, где его ждали Павел Ильич и Мироныч, а Станислав присел среди парней, ближе к младшему брату.

— А с чего вдруг такая школа наузниц? — с любопытством спросил он.

— Так получилось, — смешливо ответила Алиса.

А Роман хмыкнул и ответил:

— Вы ведь вчера нам как рассказывали? Ты поднял руку, чтобы "порченая" увидела браслет. Но его увидели и Егор с Виталием Олеговичем. И разглядели в его линиях знаки нужных для положения заклинаний. Так? Ну и вот. Наши, кое-кто, и заинтересовались. Ещё вчера договорились с Егором, чтоб он сегодня пришёл пораньше и рассказал подробнее. Ну и пришёл он, пока тебя не было. И показал на моём браслете, какие именно знаки на нём высвечиваются, когда он спокойный, и что увидел он, Егор-то, когда браслет начал работать в качестве оберега. А потом Алиса пришла, а Егор сказал, что Алёна учила её вчера наузам.

— А при чём тут "учила"? — не понял Станислав.

Алёна, сидевшая, распутывая неудачный узел Алисы, тоже не поняла и с интересом ожидала ответа, но получила его не от Романа, а от Егора.

— Любопытно стало, — объяснил он. — Ведь каждая науза — определённое заклинание, только в плетёнке. Вот и решили посмотреть, как эти заклинания зарождаются с самого начала, будут ли сразу знаки появляться — или появятся, когда науза будет закончена.

Теперь хмыкнула Алёна.

— Могу сразу сказать, с чего начинает появляться символика заклинания, — предложила она. — Или вам и правда самим интересно поймать этот момент?

Роман и Егор оглянулись на остальных. Тем временем к компании за столом присоединились ещё трое пришедших, так что после небольшого совещания ребята согласились именно посмотреть, как появляются знаки, без подсказки самой наузницы.

— Хорошо, — сказала Алёна. — Я вяжу узлы достаточно быстро. Поэтому я сначала свяжу наузу для... вашего опыта, — улыбнулась она. — А уж потом начну помогать Алисе и девочкам. Так пойдёт?

— Пойдёт, — решили все, а девочки-ведьмы, воспользовавшись, что сидят рядом с Алёной, тут же подвинулись к ней ещё ближе.

Включили верхнее освещение, иначе наузница глаза напрягала бы в целой толпе экспериментаторов. Пришлось взять белую тесьму, потому как на улице пасмурно, а значит, и электрический свет мало бы помог.

На стол легла расправленная тесьма примерной длины для выбранной наузы. Заранее прямо на столе же тесьма была изогнута так, чтобы, придерживая её пальцами, можно было вязать узлы, не боясь, что узелковый узор спутается. Алёна плела медленно: кое-кто из колдунов и ведьм целенаправленно следили за первыми узлами, чтобы заранее запомнить хотя бы их.

Переложила конца нитей дважды в стороны, чуть стягивая полученные узлы. Замерла. Уже на этой стадии — видела она — вокруг будущей, а пока не законченной наузы затеплилось свечение, в котором начали проявляться для видящих знаки заклинания... Нет, все молчат, не видят. Жаль...

Только шевельнула пальцами стянуть следующие два узла, как услышала взволнованный хрипловатый голос Егора:

— Макошь-матушка, пряди нам удачу...

Улыбнулась про себя и принялась работать далее. Вчера-то Егор, будучи заклинателем, уже приучил зрение к поиску заклинания на наузе. Так что ничего удивительного, что он первым сумел подправить иное зрение и увидеть.

А когда науза была закончена, уже Станислав "дочитал" с неё:

— ...Справной крепостью — оберег всему роду моему!

Алёна положила готовую наузу в центр стола, чтобы желающие могли приучить колдовское зрение к считыванию знаков с неё.

Народ обрадовался, принялся разглядывать вещичку, тыча в неё пальцами.

Посыпались, как и ожидалось, вопросы.

— А у этой наузы какое назначение?

— Сегодня — суббота. Я вязала на противление злым духам и негативу.

— А нужно по дням недели вязать?

— Можно и без того, если проблема большая.

— Алёна, а как же говорят, что плетёшь наузу — надо на неё нашёпт личный делать?

— Всё правильно. Только нашёпт будет тоже направленный. Это как в заклинании: читаете основу, а в неё вплетаете своё пожелание. — Алёна огляделась. — Кому сегодня будет нужна субботняя науза?

Все засмеялись, закричали: "Мне! Мне!"

И так ясно, что сегодня все пойдут на дела, связанные, как в народе говорят, с мистикой. А мистика — что, как не духи?

— Отдай наузу Саше, — сказал дед, неожиданно появившийся за спиной и, кажется, уже давно наблюдавший за новым практическим уроком.

Ребята стихли, с интересом воззрившись на изумлённого Сашу — того самого длинноволосого, который постоянно пытался исподтишка поддеть Станислава.

— Мне? Почему?

— Вторая функция наузы — избавление от негатива. Эта функция тебе нужна. Алёна?

Девушка забрала наузу со стола и передала в руки Саши. Он постоял, скептически сморщив нос, и, наконец, спросил:

— И что мне с ней делать?

— Два дела, — решительно сказала Алёна. — Сначала ты продемонстрируешь ребятам, как накладывать личное пожелание на эту наузу. Не бойся. Следов пожелания они не заметят, в отличие от самого заклинания. Берёшь наузу в ладони и мысленно желаешь то, что тебе надо. В другом случае, — обратилась она ко всем, — когда вы будете сами вязать узлы, это пожелание надо сразу проговаривать, чтобы оно вписалось в наузу.

— А второе что?

— Спрячь наузу в одежде и время от времени вспоминай о ней.

— И всё? — хмыкнул Саша, вертя в руках наузу.

— Могу добавить третье: приходишь в следующий раз и рассказываешь, сработало ли пожелание, — улыбнулась девушка.

— Ух, ты... — сказал пока что незнакомый юноша, весь какой-то тоненький и хрупкий, с наивными, казалось бы, большими глазами, если бы именно в них часто не плясала смешинка. — А давайте на каждый день себе вязать такие узелки? А что? Собираемся каждый день — вот потиху и научимся себе собирать коллекцию.

— Секунду! — возмутилась Алиса. — А вот мне интересно... как долго наузы будут держать силу? Ими можно будет в любой момент воспользоваться?

— Пока пользуешься, — подтвердила Алёна. — Здесь так. Чем дольше науза лежит без дела, тем меньше в ней сил. Но чем чаще берёшь в руки... Кому я говорю! Вы все здесь колдуны и ведьмы. Не мне вам всё это объяснять!.. Вы же сами видели, что на стол я положила обыкновенную тесьму. А пока вязала из неё, напитала её личной силой.

— А у тебя были какие-то случаи, что с наузами было что-то очень сильное? — спросила черноволосая ведьма.

С трудом удержавшись от взгляда на Станислава, Алёна спокойно кивнула.

— Было. Я однажды сплела большую наузу силы из множества обычных маленьких.

— Покажешь? — заинтересовались ребята.

— Увы, не получится.

— Почему? — Кажется, незнакомый юноша даже обиделся.

— Когда передача силы закончилась (а плела я для другого человека), науза рассыпалась в прах.

Хорошо, что Станислав, который сидел, как и все, лицом к ней, был близко к ней: его ошеломлённых глаз никто не заметил. Правда, он тут же чуть не выдал себя.

— Это правда?

— Правда.

Помолчали немного, уважительно глядя на наузницу, а потом одна из девушек спросила:

— Ты наузница. Собственные наузы носишь?

— Ношу, — ответила Алёна и подняла волосы, показывая наузные серьги.

Молодые колдуны и ведьмы загудели от восхищения.

— Так можно и из металла? — загорелся Егор.

— Кто бы спрашивал! — ахнула, засмеявшись, Алёна. — Забыл о браслете Станислава, про который ты всем вчера и рассказал?

Заклинатель хлопнул себя по лбу, тоже хохоча.

Потом, когда все успокоились, решили начать новую жизнь с понедельника, чтобы остальным, кто в выходные приходить с утра не может, не было обидно, что без них начали вязать узелковые обереги на каждый день. Все расселись по своим местам за столом, уже негромко обсуждая, как можно использовать наузы в своей колдовской специализации. А Алиса посмотрела в сторону старших колдунов и волхвов: старшие, видимо, решили ещё немного подождать — может, ещё кто придёт из молодых, и попросила Алёну:

— Пока здесь сидим, мы Живу хотим с девочками сплести. Схему я нашла, как раз до тебя её плели. Поможешь нам, если у нас что-то не то пойдёт?

— Помогу, — пообещала наузница.

Оказывается, одна из ведьм умела вязать крючком. На плетение узлов у неё тесьмы не было, но крючком она быстро связала шнур-гусеничку из обычной шелковистой нитки и теперь терпеливо повторяла за Алисой. Алёна пригляделась, и неожиданный рельеф наузы ей понравился. Про себя решила и дома попробовать так смастерить себе тесьму для работы.

Потом она, благо девочки вязали, не отвлекаясь, огляделась. Ребята с науз перескочили на обсуждение тех дел, с которыми работали на этой неделе и которые до сих пор задевали их. Тот длинноволосый Саша нашёл где-то булавку (наверное, выпросил у тёти Лены) и пришпиливал наузу-оберег к джемперу...

Чуть позже Алёна спросит у деда, почему наузу отдать надо было именно длинноволосому Саше. А старый волхв ответит:

— Помнишь, выходя из квартиры, Стас оглядывался? А я тебе сказал, что кто-то из ребят здесь оставлял свою злость? Это был Саша. Однажды ему здорово досталось от Чёрного Андрея, и свою злость он перенёс с него на Стаса. Но понимал, что направленный негатив ребята могут разглядеть (здесь же отлично видящих много), а потому сбрасывал злость в коридоре, на лестничной площадке.

...Странно. Роман взглянул на свой мелодично зазвонивший айфон и недовольно скривился — явно сбросив звонок.

Спустя минуту с тем же недовольством посмотрел на свой телефон Станислав. Впрочем, он даже, судя по всему, удивился этому звонку. Но тоже сбросил.

Снова запел телефон Романа. Сидевшая с ним Лиза-погодница тихонько, но отчётливо сказала:

— Да ответь ты ему. Потом хоть трезвонить перестанет.

— Даже слышать его не хочу.

О ком это они?

Зазвенел айфон Станислава. Тот промычал что-то недовольное, но опять не ответил... Мимо стола к старшим групп шёл Юрий Андреевич, и теперь зазвенел его телефон. В отличие от братьев, он страдальчески вздохнул, взглянув на имя звонившего, и начал поднимать руку, чтобы приложить мобильный к уху. Но связь-то включил сразу.

— Юра-а! — раздался в гостиной протяжный, умоляющий голос Василия. — Юра-а! Мама умирает! Она упала! Она упала!

— Так подними её! — пока ещё удивился Юрий Андреевич.

Ему навстречу быстро пошёл Виталий Олегович.

— Она прыгает! Прямо на полу трясётся! Я не знаю, что делать! Я боюсь к ней подходить! Она прыгает!

Старый волхв коснулся айфона Юрия Андреевича снизу — так, как будто хотел поддержать его, а то вдруг упадёт... А через секунду резко скомандовал:

— Станислав, быстро в машину!

— Юра-а! Она не шевелится!

— Станислав! — рявкнул уже на замешкавшегося парня Виталий Олегович — на бегу в прихожую.

— Мы с вами! — бросила на стол незаконченную наузу Алиса — Егор уже бежал за старшим своей группы.

— И я тоже! — схватив за руку Лизу, бросился к выходу Роман.

— Одна машина! — крикнул Егор, поспешно вдевая руки в рукава куртки.

— Намёк понял! Мы на своей!

— Роман! Мы к тебе в машину! — вслед за ним помчались Мироныч с Павлом Ильичом.

На этот раз Виталий Олегович сел рядом с водителем, а Алёна привычно плюхнулась позади, между черноволосой ведьмой и заклинателем.

— К чему готовиться, деда?

— Не знаю. Но в их доме что-то происходит с силами! Станислав, набери Василия! Скажи ему, что едешь на помощь!

— Да что там может быть... какая им помощь... — уже испуганно бормотал парень и в полный голос сказал: — Васька, мы сейчас приедем. Что с Марьямной?

— Она лежит, не двигается... — плачуще ответил Василий. — Я её за руку держу, а она не шевелится-а... А у меня начинает живот болеть. Стаська, что мне делать, а? Знаешь, как бо-ольно...

— Что с ним? — прошептал побелевший Станислав у Виталия Олеговича, когда голос в телефоне затих.

— Из него начинают тянуть силы, — сквозь зубы процедил старый волхв. — Что бы мне раньше не догадаться?! Я же подозревал! Подозревал!

— О чём?!

— У твоего деда на теле были следы только его падения — и ни одной причины для смерти. А он ведь здоров был! Здоров!

— И... что?

— Примерный случай таков: пока в квартире никого не было, пришла Марьямна туда с Василием. Она знала, что квартира до позднего вечера не закрывается! Знала! Я не знаю, зачем именно она приходила, но факт тот, что она слишком внезапно столкнулась с Андреем! Слишком внезапно! При виде их он, возможно, либо споткнулся, либо полетел с лестницы. Ну не ожидал он их увидеть в своём доме! И упал. Марьямна-то — оморочница хоть и средней руки, но сразу сообразила, что делать: едва Андрей начал приходить в себя, она накинула морок на Василия — и временно приходящий в себя, но умирающий Андрей увидел перед собой тебя, Станислав! Тебя!

Напряжённый парень, только что сидевший невероятно прямо, будто сдулся.

— Передача колдовского дара... — прошептал он. — Она дура, да? Вот почему Васька в последнее время ходил, как пьяный. Его ж распирало от той силищи... Вот откуда у него силища! Дедова! Мне-то самому она нафиг сдалась... У меня своя, с рождения, а Марьямна...

И вдруг замолчал.

Трое сидевших на заднем сиденье затаились от невероятных новостей. В машине стало тихо-тихо, когда Станислав с усилием спросил:

— Виталий Олегович, это упырь, да? Он проглотил "куклу"? Но как? Почему...

— Хочешь сказать, до сих пор не понимаешь, кто сплёл на тебя эту "куклу"? — грустно проворчал старый волхв.

Прошло несколько минут, прежде чем Станислав проговорил:

— Это Марьямна "куклу" сделала? Но... зачем?!

— Всё, что скажу далее, лишь мои домыслы. Что в мозгах этой женщины — мне вовек не понять, — вздохнул тот. — Василий сам по себе слаб. Марьямна боялась, что более сильный колдун поймёт, как досталась ему колдовская сила. И отберёт её. Такие случаи очень редки, но бывали. Предполагаю, она "огляделась" и нашла в ближайшем окружении того самого сильного колдуна. Тебя. Дальше — логика этой женщины. И её действия. Так что в первую очередь, я думаю, сразу после того как Василий получил силы Андрея, Марьямна побежала наверх, в твою комнату, которую ты слишком самонадеянно не запирал никогда. Там она нашла всё, что ей надо для создания "куклы". Наверное, ей легко было прийти вместе со всеми на кладбище — хоронить старшего брата.

— Да, она приходила с Васькой, — машинально подтвердил Станислав.

— В день хоронят достаточно покойников, чтобы найти похоронную процессию рядом с будущей могилой твоего деда. Дальнейшее, думаю, тебе и так понятно.

Станислав снова набрал Василия, но тот больше не отвечал.

Алёна стремительно плела наузы силы, благо ей помогала Алиса — хотя бы тем, что придерживала начало. Егор пытался смотреть, как происходит появление оберега, но снова с ужасом смотрел на Станислава...

Приехали вовремя.

Дверь вышибать не пришлось. Она была открыта.

В гостиной на ковре неподвижно лежала Марьямна. К ней сразу бросились Мироныч и Павел, а спустя буквально секунды присоединилась Катерина, которая узнала от волхвов, что случилось, и велела таксисту сворачивать с полдороги в дом Кудренцовых и ехать по другому адресу.

Виталий Олегович кинулся к Василию, который, сидя на полу, вяло прислонился к дивану. Он держал руки на животе и слабел на глазах.

Старшие волхвы, оценив обстановку, отошли от двоих и принялись отсекать их от присосавшегося к ним упыря, качавшего силы. Время от времени они командовали молодыми колдунами и ведьмами, что им необходимо сделать по мелочи — к крупному не допускали неопытных...

К вечеру Марьямна сумела открыть глаза, а Василий сумел встать на ноги — пусть и с чужой помощью.

Итогом всех происшествий оказалось то, из-за чего, даже ослабевшая, Марьямна пыталась кричать, но только заплакала.

Колдовских сил не осталось ни у неё, ни у сына.

Оставив их в квартире, скорая колдовская помощь снова отъехала в дом Кудренцовых. Пока ехали, Егор вдруг вспомнил:

— Это мы вчера пошутили, а оказывается, вон что...

— Ты про что? — хмуро спросил Станислав.

— Помнишь, говорили о мороке? Что ты вместо Алёны можешь встретить Ваську, если Алёна научится мороку... Смешно было... Смеялись...

— Помню...

— Ну вот...

В гостиной, давно опустевшей, сидели молча. Говорить о том, как всё было сделано, не хотелось. Слишком устали. Эмоционально. Так что первым встал Роман и предложил:

— Давайте, я всех развезу по домам?

Следом встал Станислав, чтобы отвезти Виталия Олеговича и его внучку домой.

Глава двадцать четвёртая

Не сон, а сплошное мучение!.. Пообнимав подушку и слева и справа; отпинав одеяло от себя, а потом вернув его, потому что замёрзла без него, Алёна пришла к неутешительному выводу: науза, всегда и благополучно помогавшая ей со сном, с этой бессонницей просто не могла справиться. Сплести другую? Подумать над тем, какие ещё способы уснуть имеются? Лень...

Встала, оделась в домашние штаны и футболку. Свет не включала, сразу приникла к окну, а затем и вовсе подпрыгнула сесть на подоконник, благо широкий.

Сон не шёл, потому что перед глазами постоянно возникали картинки из квартиры Марьямны. Или эпизоды — лучше сказать?

Когда волхвы вбежали в комнату, а следом — они, молодые колдуны и ведьмы, при виде двоих на полу Алёна всерьёз решила, что они мертвы. И вот это первое впечатление и вставало перед глазами, которые девушка пыталась закрыть, чтобы уснуть.

Вторая по мощности картинка тоже не давала покоя: деда добегает до сидящего на полу Василия, а тот вдруг медленно валится на сторону — головой вперёд, как будто именно она у него резко отяжелела. И счастье, что деда уже сел перед ним на корточки и только потому успел поймать мужчину в этом его безвольном падении. А ведь там деревянные полы, без ковров-паласов. Упал бы — может, тоже голову разбил бы, как Чёрный Андрей.

А потом перед глазами — суматоха, в которой так трудно найти логику, но в которой отлично разбирались волхвы. И первое, что сделал деда, это выхватил из рук внучки наузы силы... Сама она почти в этой сумасшедшей деятельности не участвовала, только лихорадочно раздумывала, не сесть ли куда, чтобы начать новые наузы силы... А потом вспомнилось то, что было раньше, как ехали на помощь, и деда рассказал возможную версию того, что происходило с силой Чёрного Андрея. Она, Алёна, тогда сделала открытие: Василий, пришедший к ней в ателье, вероятно, потерялся в городе; он попробовал вызвать кого-то по мобильному телефону — сила не дала. Отсюда его истерическое хихиканье: "Бац! Красиво было! Как салют! Во все стороны!" А это мобильник его не выдержал и взорвался. Поэтому он закончил: "Больно было!" Ведь пусть и маленьким взрывом, но осколками ему раскровянило руку. Поэтому, увидев, что она достала свой телефон, он начал отодвигаться, боясь, что взорвётся и её мобильный... А она-то думала... Шла за ним, прикрывая его зонтом от дождя...

Мысли о вчерашнем тянули за собой воспоминания вперемешку, и им не было конца... Что-то мелькнуло на столе. Мобильный телефон, пребывавший на "тишине", засветился. Эсэмэска. Она спрыгнула с подоконника и подбежала к столу. Кто в такой поздний час может посылать эсэмэски? И улыбнулась от неожиданности, глядя на простодушную мордочку мультяшного кота, который смотрел на неё так восторженно!

Станислав прислал. Не спит? На всякий случай отстучала ему: "Ты почему не спишь?" Немедленный ответ: "А ты? Поболтаем? Можешь?" Прикинув, Алёна поняла, почему ему тоже не спится. Столько открытий — и отнюдь не самых "чудных". И сразу позвонила ему, зная, что негромкий разговор из её комнаты деда и бабулю не разбудит.

— Я вот она, — вполголоса сказала она. — О чём болтать будем?

— Алёна! — обрадовался он. — Я думал, ты не захочешь! Давай о чём угодно, что в голову придёт и на язык!

— О том, что вчера случилось, можно? — осторожно спросила она.

— Разобраться хочешь? Спрашивай, чего не поняла.

— Ты только не подумай, что я глупая, просто у меня специализация одна, у тебя другая... Стас, упырь ведь оставался на кладбище? Он ведь не приходил в город?

— Да, он на кладбище остался, в могиле. А что?

— Тогда как он дотянулся до Марьямны и Василия?

— Так "куклу"-то, которую на меня сделала Марьямна, он проглотил! "Кукла"-то на моей крови строилась, но руки Марьямны не перепутаешь — след она оставила на ней. Вот и дотянулся.

— А зачем ему сила?

— Упырю незачем. Он только передатчик. Но дедушка мой вернёт себе эту силу в Нави. — Он немного помолчал, а потом добавил: — Мне кажется, дедушке стало обидно, что силу получил Васька, а не кто-то... не скажу, что достойный, но более сильный. Тем более — обманом. Потому и пробудился упырь.

Слушая его, Алёна снова пересела на подоконник, чтобы наблюдать за редким, но постоянно идущим снегом, хорошо видным в свете уличного фонаря.

— Алёна, может, ну его — вчерашнее? Мы с тобой друг о друге ничего не знаем, а тут опять о ком-то другом.

— А о чём ты хотел узнать? — удивилась девушка.

Кажется, её удивление Станислав воспринял как разрешение задавать вопросы.

И сколько же их было! Алёна только и успевала отвечать на все.

Его интересовало всё. Начали с книг. Оказалось, читал он много, несмотря на запрет Чёрного Андрея читать художку. Сначала Станислав постоянно торчал после уроков в читалке школьной библиотеки, а стал постарше и, научившись защищать свой мобильник от личных сил, много читал в интернете. Искренне позавидовал, услышав о роскошной родительской библиотеке Алёны и о том, что, живя отдельно, она сама собирает личную.

— Покажешь?

— Конечно!

— Я тоже хочу собирать! — помечтал Станислав и вдруг тоже удивился: — Теперь-то я тоже могу!

Алёна про себя ахнула: до него пока плохо доходит, что он свободен от постоянного пригляда Чёрного Андрея?

Хотя что уж... Сколько времени прошло с его смерти? Всего-ничего... К свободе Станислав ещё не привык.

А вопросы катились валом, пока девушка не сообразила: Станислав предпочитает слушать её голос, чем говорить самому. Но время. Она взглянула на будильник, стоявший на столе, и вздохнула.

— Стас, завтра — воскресенье. Договорим завтра?

— Спать хочешь? — встревожился он. — Конечно, давай завтра! Ну что... Спокойной ночи, Алёна?

— Спокойной ночи, Стас.

Она посидела ещё немного на подоконнике, задумчиво глядя на свой мобильник. И вздрогнула, обернувшись к улице: сначала нарастающий неровный свет, затем под окнами дорогой, ведущей к конечной остановке общественного транспорта, проехала серая машина. От неожиданности девушка соскочила с подоконника и встала перед ним на цыпочки, безуспешно попытавшись разглядеть исчезающую машину, чтобы удостовериться... Станислав разговаривал с ней, сидя в машине, припаркованной у подъезда?!

Простояла неопределённо долгое время, машинально наблюдая за летящим под фонарём снегом... Потом отошла к кровати...

И заснула с неуверенной улыбкой на губах, не зная, злиться ли, что он приехал к ней домой и промолчал о том; или радоваться, что Станислав не сказал — он рядом. Она бы ведь точно помчалась к нему — и сколько бы они ещё просидели в машине?..

Утром, за завтраком, дед спросил:

— Станислав заедет за тобой?

— Да, он обещал. — И спохватилась: — Почему — только за мной? А ты?

— За мной заедет Катерина. Хотим кое-что обговорить с Миронычем.

Перевод: Катерина привезёт сюда Мироныча? Переспрашивать, уточняя, Алёна не стала. Надо будет — сам расскажет. Её волновало другое.

— Деда, а Стас... Он всё ещё ходит по грани?

— Ходит. Но тебя это не должно беспокоить. Когда мы ранее его видели, было страшновато за него. И сила у него, и близость к Нави. Но сейчас, когда узнали поближе — во всех делах, успокоились за него. Характер Стас показал нужный и крепкий. Так что пусть себе ходит по грани, сколько ему угодно. Он не из тех, кто сорвётся и уйдёт в Навь... Хм. Мне кажется, или машина к подъезду подошла? Не он ли?

Окно кухни выходило на балкон. Алёна выбежала, прижала нос к балконному стеклу. Обернулась, сияя.

— Он! Деда, я побежала! Бабуля, пока!

— Хорошего тебе дня, Алёнушка!

Поспешно одеваясь в прихожей, Алёна уже не слышала, как дед с бабулей перекинулись парой реплик:

— Виталя, ты уверен? Она с ним — это не опасно?

— Уверен, Оленька, уверен, — успокаивающе ответил Виталий Олегович. — Для любой другой девицы Стас может быть опасен, но не для нашей Алёнушки.

...Готовя завтрак, бабуля обычно всегда слушала негромко включенное радио. Узнав, что идёт похолодание, она заранее предупредила о том внучку. Так что из квартиры Алёна выбежала, наматывая на шею не тонкий палантин, а солидный шарф. Шапку надевать пока не стала — у куртки капюшон роскошный, с меховой опушкой. Последнюю лестницу преодолела, приподняв подол юбки, а значит шла быстро. Первые-то шла с трудом, пока приводила себя в порядок.

Подъездная дверь пропиликала домофоном, и Алёна встала на крыльце, оглядываясь: "Он даже не предупредил о своём приезде, чтобы я не волновалась и спокойно поела!"

— Алёна, я здесь!

— Привет!

Она побежала к нему, а под ногами — наледь. Едва её ноги заскользили, Станислав бросился ей навстречу, поймал. Нахохотались, обнимаясь! Потом поцеловал и чуть ли не донёс до машины, в которую благополучно и всунул.

— Ботинки скользкие, — объяснила она. — Вот куплю новые...

— Не надо новых покупать! — категорично сказал он.

— Это почему же? — удивилась она.

— Мне понравилось тебя ловить!

— А вдруг я без тебя где-то буду?

— А вот нечего без меня неизвестно где ходить, — строго ответил он.

Девушка пригляделась к нему. Станислав в чём-то изменился. И дело вовсе не в напускной строгости, с которой он говорил. Что-то неуловимое обвеяло его обычно жестковатые черты лица. Или он просто... у него недосып?

Погадав и так и этак, Алёна не сдержалась и спросила напрямую:

— Что-то случилось? Ты... немного другой.

Он помолчал, пока выводил машину из маленького переулка, и заговорил только тогда, когда "остров" остался позади.

— Тоже чувствую себя, как... Ну, необычно. Ночью-то забросил удочку: а вдруг не спишь? После вчерашнего муторно было. Всё перед глазами Марьямна да Васька... Как они на полу валялись, как у Марьямны кровь изо рта — башкой о пол билась. Только глаза закрою — и снова они. И эти думы ещё. Всегда о Марьямне думал, что она хоть и вредная, но умная. А тут... И вот это в голове вертится и никак не отпускает. И тут ты вдруг говоришь: "А чего бы тебе свою библиотеку не собрать?" Алёна, я ж от тебя домой приехал, сел на свою кровать и думаю: ну да, вот здесь поставить книжный шкаф, вот здесь — хороший стол, видел я у одних — есть такие, складные. А ещё нормальные стулья. Ведь если у нас группа своя сложилась, могу же я и Егора, и Алису к нам пригласить — посидеть, поболтать. И вот когда до этой мысли додумался, свалился на постель и так уснул, что чуть не проспал всё на свете. Утром встал и думаю: а ведь свобода. Дедушки нет. Теперь можно жить своими мозгами и не вздрагивать, когда он орать начнёт. Алёна... Я тебе благодарен. Если бы не твои слова о книгах, которые я теперь могу собирать...

И замолчал вплоть до приезда в свой дом.

"Я тебе тоже благодарна, — неожиданно поняла девушка, — если бы ты не появился в моей жизни, мой деда так и оставался бы "кабинетным" волхвом, а я... Я бы так и ездила по маршруту "дом — работа — дом" и только играла со своими наузами, развивая свой дар и обучая тех, кто хотел бы научиться вязанию узлов. Хотя... Впрочем... Ну нет. Я так решила, что всё случилось благодаря тебе! Значит, так оно и есть!"

И Алёна сидела всю дорогу рядом с ним, притихнув, и вспоминала, как удивилась, когда во время разговора Кудренцовых с её дедом узнала, что старший — не высокий Роман. А всмотревшись, увидела разницу между братьями: Роман не то чтобы более нежный со своей писаной красотой, а более... уязвимый. Станислав сидел тогда за столом, тихонечко смеясь над чем-то вместе с Романом, и выглядел человеком, который, если что, грудью станет на защиту своего младшего брата.

Сейчас (может, придумала?) Алёна размышляла о том, что, когда младший брат подрос и когда у Чёрного Андрея появилось нетерпение и из Романа вырастить колдуна, только Станислав мог выручить младшего брата от гнева их слишком властного дедушки. Но и Роман, сам того не подозревая, становился палочкой-выручалочкой для старшего. В школе. Ведь на старшего возложили обязанность водить младшего в школу, а потом дожидаться его — что он и делал с пользой для себя, сидя в школьной читалке.

Вот почему Станислав постоянно ходит в порезах и в синяках. В паре с братом он привык брать на себя самую опасную часть работы. Вспомнить только, как ему пришлось драться против двух псов-двоедушников... Хотя там другая история...

Когда зашли в квартиру, в гостиной поздоровались с кучей народу. Как оказалось, никто из ребят не хотел упускать шанса узнать как можно больше о своём даре и о возможностях его применения. Поэтому явились почти все и в выходной.

Станислав кивнул Алёне и, по договорённости в машине, сразу пошёл к старшим групп, среди которых пока ещё были лишь Юрий Андреевич и Павел Ильич.

Свободное место за столом нашлось рядом с Лизой-погодницей, которая привычно сидела с Романом.

— Мне кажется, кто-то новый появился? — шепнула Алёна Лизе, оглядывая сидевших за столом.

— Нет, не кажется. Пришли ещё трое из тех, кто раньше сбежал из-за деда Андрея, — подтвердила та. — Им наши звонили. Они сказали — сначала хотят посмотреть, как тут у нас. Если понравится — останутся. Но я уже сейчас вижу, — усмехнулась погодница, — что останутся: наши им такую рекламу сделали, что они, открыв рты, слушали!

— Девочки, я вас пока оставлю, — поднялся с места Роман, болтавший с соседом.

— Иди-иди! — хмыкнула Лиза. Проводив насмешливым взглядом парня, она обернулась к Алёне и тихо, чтобы не услышали соседи по столу, спросила: — Слушай, а ты Стаса как захомутала? Наузами своими?

— Что? — поразилась Алёна.

— Ну, в смысле, ты наузы плела на его любовь? Приворот делала?

— Нет. Зачем мне это — плести на него?

— Хочешь сказать — он сам?

Алёна посидела, глядя на погодницу и раздумывая. Кажется, поняла правильно.

— Хочешь сказать, ты...

Теперь сомкнула губы Лиза. Посидела, поглядывая то на ребят вокруг стола, то на наузницу. Потом дёрнула уголком губ и пожала плечами.

— Ну да. Когда был жив дед Андрей, он одобрял моё... желание быть рядом со Стасом. Он видел, что я хоть и необученная, но сильная. Только доучиться бы и раскрыться. Он считал, что я Стасу идеальная пара.

— А что считал Стас?

Погодница неопределённо посмотрела на Алёну, но ответить не успела.

— А Стас считал, что сам решит, кто кому идеальная пара, — спокойно сказал парень, склонившийся над стулом Алёны, держась за его спинку. — Извините, дамы. Нечаянно услышал. Алёна, можно тебя на минутку?

Девушка побаивалась, что Лиза рассердится, что их подслушали. Но погодница спокойно кивнула им обоим и подняла голову, улыбаясь: к ней приближался Роман.

А Станислав помог Алёне подняться и вывел её в проходную комнату.

— Не знаю, что она тебе понарассказала — кроме последнего, что я услышал. Не слишком ей верь. Она порой приврать может, если ей это выгодно.

— Может, и приврала... — задумчиво сказала Алёна. Это она вспомнила, что, по уверениям Лизы, сам дед Андрей был бы рад, если бы она и Станислав стали парой. И тут же взглянула в глаза парня. — Она на тебя приворот делала?

— Делала.

— И? Стас, я знаю, что слишком любопытна, но...

— Когда дедушка задумал "семью" и здесь появились ребята и девушки, мы с Романом решили, что неплохо бы каждый вечер осматривать друг друга в поисках линий приворотов. Роман видит слабее. Он не умеет разглядеть хозяина заклинаний. Я трижды снимал приворот Лизы, а потом напрямую сказал ей, чтобы на меня не рассчитывала. Она переметнулась к Роману. Мы тогда с ним тоже поговорили, но Роману нравится Лиза. Без приворотов. Что у них дальше будет — я не вмешиваюсь. Пусть сами. Вот и всё.

— А зачем ты меня сюда привёл?

— Чтобы ты Лизу не слушала.

Они засмеялись, а потом заторопились вернуться, потому что услышали зов Алисы и Егора. Выяснилось, что приехали Виталий Олегович, Мироныч и Катерина. Они уже знали, какие дела будут брать на сегодня. Оставалось только присоединить троих новеньких ребят к группам, а для начала вызнать, кто из них кто по специализации.

В свою группу дед Алёны никого не взял, хотя внимательно послушал тех троих. А потом сказал своим:

— Нам бы надо съездить в одно место да побыстрее. Судя по всему, там уводиха засела.

— Уводиха — это кто? — удивилась Алиса.

— Это... как леший в лесу водит, — сказал Виталий Олегович и кивнул: — Более подробно расскажу в машине, пока едем.

В машине узнали, что ехать придётся на детскую площадку в дальнем районе города. Виталий Олегович рассказал:

— Площадка эта достаточно большая и богатая на всякие качели и спортивные штуки. На ней бегают детишки сразу с семи домов, а часто приходят поиграть на ней и из других домов, что по соседству. Женщина, которая прислала заявку, говорит, что дети с той площадки порой пропадают, хотя родители могут рядом находиться. Даже старшеклассники пропадают — и всех пропавших потом-то находят, но весьма далеко от площадки. Уводиха — повторюсь — она как лесной леший. Из мелкой нечисти. Может создать иллюзию родного ребёнку человека и увести его куда-нибудь. А может дать не тот ориентир, куда бы надо пойти. Родители уже начинают обходить эту площадку стороной, да и дети побаиваются туда ходить.

— А зачем ей это надо? — не понял Егор. — Ну, уводить их, если потом они находятся?

— Она питается страхами человеческими. Представь: ты только что был в одном месте, пошёл за самым близким человеком — и вдруг человек исчезает, а ты оказываешься в совершенно не знакомом месте. Страшно?

— Да уж... — пробормотал заклинатель. — Особенно если маленький...

— Вот и едем выручать. Мне сказали, вокруг той детской площадки есть ограда, и в ней аж восемь входов-выходов. Какой-то из них и облюбовала уводиха. Так что будем ходить и искать её метки.

— А метки какие у неё? Есть что-то с отличкой?

— Я говорил, что уводиха — аналог лешего. Значит, ищем выход с площадки, поросший травой. Как вы понимаете — невидимой другому глазу, кроме колдовского.

— Найдём. А потом? Что с нею сделать, с уводихой, чтобы в другом месте не появилась? Отослать в Навь?

— Когда уводиху замечают, она прячется. Причём, будучи мнительной дамой, прячется она на долгие годы.

— Нам этого достаточно? — озадаченно спросил заклинатель.

— Конечно. Потому как найти место её схрона легче, чем бегать за ней по всему городу, если найдём только её следы.

И они нашли выход с детской площадки, на которой затаилась та самая уводиха. А потом нашли и саму эту уводиху. И деда заглянул в её глаза, после чего она резко растаяла в воздухе, и старый волхв целый час натаскивал молодых колдунов и ведьм, как найти нечисть, которая спряталась от человеческих глаз и уснула, как засыпает медведь по осени.

А потом поехали на другое дело, которое оказалось не таким простым, но четверо молодых колдунов и ведьм тоже оказались не лыком шиты...

И каждый день Станислав приезжал за Алёной, когда мог, чтобы отвезти её в группу — иногда и Виталия Олеговича забирал, конечно...

Парень подружился с бабулей Алёны.

Он подружился с её котом Котеем.

А ещё он крепко подружился с Димкой из её подъезда.

Однажды, когда Станислав работал в автомастерской и не мог приехать в субботу утром, а у Алёны был заказ на наузы, он приехал за нею ближе к вечеру. Подниматься, как часто бывало в последнее время, он не стал, сказал, что подождёт её у подъезда. А когда девушка забеспокоилась, не слишком ли холодно на улице, он согласился, что может подождать её в машине или в подъезде.

И, когда Алёна закончила с плетением заказанной наузы, она быстро оделась и выскочила в подъезд. И услышала звуки гитары. И знакомую мелодию. Спускалась вниз тихо-тихо, чтобы так же втихаря узнать, что происходит.

А внизу ничего особенного не происходило. Просто Станислав зашёл в подъезд, увидел Димку с гитарой и предложил научить его одной смешной песенке. Димка, послушав песенку, похихикал и загорелся выучить её немедленно. Так что Алёна села на предпоследней лестнице и дослушала до конца простенькие, но ласковые слова:

— Милая Алёнушка, хватит горевать.

За руку возьму тебя с камушка поднять.

Плечи твои хладные укроет тёплый плат.

Милая Алёнушка, я встрече нашей рад.