Незабудка

Женька посмотрела на свое отражение в стеклянной дверце шкафа. Она недавно сделала мокрую химию на волосы чуть ниже плеч и еще не привыкла к новому облику. Подруга напоминала живой шарик ртути, кругленькая, подвижная и шумная.

"Сказать бы тебе, — подумала Таня, — что со мной он понарошку, может, не капала бы мне на нервы". А вслух произнесла:

— Пусть попробует.

Глаза подруги заинтересованно заблестели.

— Ты так уверена в себе? За ней знаешь, как парни бегают. Давно ли твой Сашка следом ходил.

Но Таня разочаровала ее своим спокойствием.

— Это было раньше. Давай прекратим этот разговор.

Болотина не могла простить себе, что не уловила момент, когда подруга и Лукьянов стали симпатизировать друг другу. У Женьки был один грешок — неуемное любопытство. Она и не подозревала, что ничего не пропустила. О договоре Таня ей не рассказала. Зря Женька сожалела, что упустила начало романа. Она была очень сентиментальной. Ее любимые фильмы — мелодрамы с хорошим концом, любимые книги — женские романы. Даже песни предпочитала о счастливой любви. Болотина сердилась на скрытность подруги, у нее же душа была нараспашку.

* * *

Утром Таня проспала. Теперь спешила, бегала из кухни в спальню, на ходу хватая завтрак со стола. Сбитый во время хаотичных перемещений стул произвел чудовищный грохот.

"Хорошо, что дом небольшой", — порадовалась она.

Дом пятнадцать лет назад Антон Сергеевич построил сам, за два года, пока молодая семья жила на квартире. Строение, возведенное из белого кирпича, получилось нарядным. На фасаде расположились три высоких окна в обрамлении голубых ставень, защитой от сильных зимних ветров. Он специально сделал большую светлую кухню, в ней теперь они проводили основную часть времени. Зал сделал такого же размера, как кухня, но эта комната часто пустовала. Было еще две спальни, их и дочери. К дому примыкала холодная застекленная веранда.

Таня собиралась, каждую секунду глядя на часы. Время приближалось к девяти, а бежать в школу почти километр. В половине десятого начинался праздник. Она суетилась так бестолково, что Анна Ивановна не выдержала:

— Успокойся, не мельтеши!

Женщина лежала на диване с мокрым полотенцем на голове.

Если бы не легкое серебро в черных густых волосах матери, ее можно было принять за девушку. Возраст Анны Ивановны приближался к тридцати восьми, но она сохранила стройную фигуру и яркие краски лица. Кожа по-прежнему была упругой, губы не поблекли, а темные глаза влажно блестели. Внешне дочь пошла в нее и надеялась, что к своим сорока годам будет выглядеть также.

Тошнота по утрам измучила мать. После рождения дочери у нее долго не было детей, и вот спустя шестнадцать лет — получилось. Еще ничего не было видно, но четырехмесячное создание в животе уже заявляло о себе.

"Надо бы купить косметику, — Татьяне захотелось подкрасить ресницы. — Они и так густые и длинные, но стали бы еще лучше".

Девушка покрутила головой, рассматривая смуглую гладкую кожу, вытянутые к вискам темно-карие глаза.

"И подводку пора приобрести. Одноклассницы давно потихоньку пользуются и тенями и помадой", — она вздохнула, вспоминая, что мать против использования косметики.

— Вы с папой придете в школу? — Таня быстро заплетала косу.

— Хотелось бы увидеть одноклассников, но у меня просто нет сил. К тому же папа очень занят. А ты беги — опоздаешь.

Она чмокнула мать в щеку и побежала в коридор обуваться.

— Отдыхай, ничего не делай. Я завтра постираю и уберу в доме, — крикнула дочь уже со двора.

Всю заботу о доме и хозяйстве они с отцом взяли на себя. Поздняя беременность расшатала здоровье матери. Давление прыгало, ноги отекали, болело сердце. Они очень переживали за мать.

Таня выскочила из дома в девять часов, всю дорогу бежала. Сашку увидела сразу, словно он стоял один, а не в окружении ребят.

"Подойти к нему или пройти мимо?" — она не знала, как поступить.

Лукьянов, заметив ее, вышел на встречу.

— Ну где ты бродишь? Там полный зал. Все собрались. Ребята уже на местах, я только тебя ждал.

И потащил через толпу, крепко держа за руку.

Ого, сколько народа! Шум. Смех. Столько радостных лиц. Многие встретились впервые после окончания школы, кто-то вытирает слезы, кто-то обнимается. Рядом три полных дамы в возрасте называли друг друга смешными школьными кличками. Слушая их, Женька зажимала руками рот, чтобы не засмеяться в голос. Тане стало легко и весело. Всю торжественную часть они сидели с Сашкой рядом, он не выпускал ее руку. Девушка попыталась незаметно вытащить свою кисть из его ладони. Он засмеялся:

— А я не отпущу.

— Может, хватит? Лариса сюда не смотрит, — произнесла она сердито.

Лукьянов сразу помрачнел и выпустил ее ладонь.

"Ну кто тянул за язык? Зачем это сказала? Почему у меня такой вредный характер?" — казнила себя Таня.

Сразу стало грустно. Праздник как будто затих, угасли краски.

"Было прекрасное настроение и вот, в одну секунду, оно исчезло. Почему девчонки любят все усложнять? Всегда хотят получить объяснение. Им нужны слова. Хотя по отношению к моему Васильку, я не прав, — размышлял расстроенный юноша. — Вряд ли ей хочется услышать объяснение в чувствах. Она очень сдержанный человек. Я поставил ее в двусмысленное положение. Мое поведение трудно понять. Своего добился: Лариса обратила на меня внимание. Откуда Тане знать, почему так поступаю? Назло Ледовской или потому, что сам так хочу? А я, действительно, хочу. Не нужна мне больше Лариса. Сам удивляюсь, как это произошло. Выберу время, поговорю с ней". Приняв решение, Сашка повеселел.

Друг детства Сергей как-то сказал ему: "Девушки придают слишком большое значение словам. Им кажется, что произнесенное слово закрепляет отношения навечно и больше ничего не изменится. Глупости! Сегодня я ее люблю и верю в это. Она вытащила из меня признание. Завтра могу разлюбить. Девушка будет упрекать меня во лжи, а я не врал, в тот момент так чувствовал. Пару раз обжегся, и теперь признание в любви из меня клещами не вытащат!"

Александр следовал совету друга. Действительно, проблем при расставании с очередной девушкой у него никогда не возникало. Но Таня не похожа ни на кого, она — другая. Лукьянов улыбнулся, вспомнив недавний случай. Семиклассников повезли на совхозное поле собирать за комбайнами кукурузу. Вместе с початками попадались мыши. Мальчишки, схватив грызунов за хвост, бегали за одноклассницами и пугали их. Они грозили засунуть "чудовище" за пазуху или за шиворот. Девочки истошно визжали, отбивались. Такое развлечение позволяло ребятам безнаказанно дотрагиваться до девочек. Самые храбрые успевали обнять понравившуюся одноклассницу. Сашке тоже попалась маленькая мышь. Крепко держа ее за хвост, он наметил ближайшую к нему жертву — это была Таня. Незаметно подкравшись, он сунул мышь прямо ей в лицо — и ничего не произошло. Девочка молча смотрела на него глазами цвета темного шоколада и улыбалась. Он почувствовал себя круглым дураком. Спасла положение Женька, увидела в его руке мышь и, как положено, громко закричала. Ему вдруг расхотелось пугать. Лукьянов выбросил мышку в сторону.

— Ты не боишься?

— Нет, — последовал короткий ответ одноклассницы.

"Я переживаю, а он улыбается", — рассердилась Таня, заметив широченную улыбку на лице парня.

Он повернулся к ней, по-прежнему улыбаясь во весь рот.

— Скажи, ты правда, тогда на кукурузном поле не испугалась мыши?

Теперь и она улыбнулась, вспомнив тот давний случай.

— Еще как испугалась, до ужаса. Ты об этом сейчас думал?

— Да. Не знаю, почему вспомнил. Тебе удалось меня обмануть. Тогда я зауважал тебя, врунишка.

— Я воспитывала силу воли, но по отношению к мышам не совсем удачно, — хмыкнула девушка.

Александр взял ее за руку и больше не отпускал до конца концерта.

Вечером началась дискотека. Лукьянов играл в школьном ансамбле. Таня стояла у стены зала рядом с другими девочками и слушала музыку.

"Почему она стесняется Сашки? Руки, ноги как ватные, не может нормально танцевать, а ему со сцены все видно. Лучше бы его не было здесь, или был, но рядом", — мучилась она.

Ловила на себе его взгляды и стеснялась еще больше. Самой себе казалась неуклюжей и некрасивой. В душе бурлили противоречивые чувства. Большинство девушек в присутствии парней преображаются, еще лучше выглядят. Только у нее все не так — стоит как чучело. Играла музыка. Быстрые танцы сменялись медленными. На сердце становилось все тяжелее. Как, нарочно, никто не приглашал ее на танец. Лариса была королевой бала. Ледовскую приглашали наперебой. Соперница в вальсе проносилась мимо, бросая в ее сторону презрительные взгляды. У Тани закипала кровь от негодования и обиды.

Едва начинался медленный танец, девушка молила: "Только бы не остаться одной у стены, хоть бы кто-нибудь, подошел!"

Ей казалось, Лукьянов видит ее поражение. Разве можно сравнить Ларису с ней? Такую красавицу с какой-то замухрышкой. Увлекшись самоуничижением, не заметила, что к ней подошел незнакомый парень. Он выглядел лет на двадцать пять.

— Милая незнакомка, разрешите пригласить вас.

Таня подала руку и позволила отвести ее в центр зала.

— Меня зовут Олег. Я окончил институт и вернулся работать в поселок. А как вас величают? — он говорил нарочито старомодно, это выглядело забавно.

— Таня. Десятый класс, — сообщила девушка.

— Где же проживает такое неземное создание?

— В обычном доме на Рябиновой улице, — хмыкнула она.

— Рябины действительно растут на твоей улице?

— Не совсем. Возле моего дома орех и около дома подруги орех, но есть и другие деревья. А Рябина одна на всю улицу.

— Понятно. Улица мечты.

Оказалось, он учился в этой же школе, а живет в соседнем переулке. Будет работать агрономом в совхозе. Юноша развеселил ее. Настроение поднялось. Вечер снова стал интересным. Олег не отошел от нее, когда закончился танец. Стал приглашать на все последующие. Он явно заинтересовался ею. Таня украдкой поглядывала на Лукьянова и поражалась мрачному выражению его лица. Сашка не спускал с нее глаз.

Смутная догадка промелькнула в голове: "Ревнует? Или просто думает, что нарушила договор и теперь злится".

Неожиданно, к началу следующего танца подошел Лукьянов и пригласил ее танцевать. Олег удивленно посмотрел на него:

— Эта девушка уже приглашена.

— Может быть, и приглашена, но это моя девушка! — возмутился Александр и повел Таню к сцене подальше от соперника.

— Ты ничего не перепутал?

— Нет, а ты?

Лукьянов так сильно прижал ее к себе, что она уткнулась носом в ворот его расстегнутой рубашки.

— Мне дышать нечем, — пожаловалась Таня.

Юноша немного отстранился.

— Извини, я нечаянно.

Впервые Таня танцевала с ним и была так близко. Голова чуточку закружилась. Она не смотрела ему в лицо, видела только шею и грудь. Запах его кожи показался ей родным и волнующим, будоражил кровь и будил неведомые чувства. Девушка ощутила тепло его рук на спине. Она словно превратилась в туго-натянутую звенящую струну, и этот неслышный другим звон уловила его душа. Неровное дыхание юноши попало точно в такт ее дыхания. Сердца забились в унисон, как будто они превратились в единое существо.

"Что с ним? Почему так волнуется? Руки дрожат, как у нервной дамочки. Где его знаменитое хладнокровие, которым так гордился?"

Сашка осознал: он ревновал, дико ревновал. Никто не должен касаться Тани, и плевать ему на Ларису и на всех, кто рядом с Ледовской. Оказывается, ему нужна только эта девушка, колючая и нежная одновременно. Лукьянов раньше не ревновал — думал, он выше этого. И вдруг обнаружил, что готов прибить незнакомого парня только за то, что тот танцевал с ней. "Что Васильева сделала со мной?"

Они медленно шли по вечерней улице. Пары обгоняли их. Юноша накинул Тане на плечи свой пиджак. Она куталась, касаясь щекой поднятого воротника, и украдкой вдыхала его запах.

— Я начинаю завидовать этому пиджаку, — улыбнулся он.

Девушка смутилась. На высоком орехе возле дома в тумане висели качели.

— На твоей улице растут одни ореховые деревья, а она называется Рябиновой. Почему?

— Мне сегодня уже задавали этот вопрос. Видимо собирались посадить рябины, но нашли только ореховые саженцы, — озадачилась она.

— Покатаешь?

— За поцелуй, — ответил Сашка и поразился бешеному стуку своего сердца.

Придержал дощечку, пока Таня усаживалась. Он катал, а она вспоминала, сколько вечеров провела на этих качелях, мечтая о нем. Как волновалась душа, ожидая неизведанного и прекрасного. Теперь понимала — это было предчувствие любви. Качели плыли в тумане. На небе не было звезд. Девушка находилась в столбе рассеянного света, льющегося из окон дома.

— Ты как на сказочных качелях, — тихо произнес парень, останавливая их. — Красиво, правда? — в этот миг он понимал ее полностью.

Она благодарно улыбнулась и впервые за весь вечер посмотрела ему в лицо. От светящихся глаз юноши сердце дало сбой. Лукьянов наклонился и прикоснулся к ее губам. Таня подняла руки, обняла его за шею и коснулась волос на затылке.

— Мягкие, как я и думала, — прошептала, перебирая пальцами завитки.

— Сладкие, как я мечтал.

Его руки на плечах девушки вздрогнули.

— Черт! Голова закружилась, как у барышни, — хрипло засмеялся Александр.

Она отстранилась от него и заглянула в глаза.

— Это плохо.

Зрачки у парня были расширены.

— Мне лично, очень хорошо, — он пристально смотрел на нее, — никогда такого не чувствовал.

— А я не знала, что так бывает...

"Зачем призналась? Теперь он понял, что ни с кем еще не целовалась".

Девушке показалось: между их душами протянулась прочная невидимая нить. Когда простившись, Сашка уходил домой, ее сердце рванулось за ним. Она не знала, что он тоже испытал боль от расставания.

На следующий день Таня проснулась рано. Долго лежала с закрытыми глазами. Не заметила вошедшей в комнату матери.

— Что с тобой творится, ты сама не своя?

— Просто хорошо жить. — Она потянулась и обняла мать. — Как ты себя чувствуешь?

— Ужасно, как будто каждое утро меня выворачивают наизнанку. Когда я носила тебя, было легче. И почему ему не сидится спокойно? Как я выдержу еще пять месяцев, не знаю.

Она не делилась с матерью секретами, но та будто чувствовала, когда надо помочь. Приходила к ней в комнату, говорила о чем-то. Когда уходила, оказывалось: без расспросов, незаметно давала так необходимый на тот момент совет.

Отец девушки обладал спокойным, уравновешенным характером. Не любил шумных компаний, долгих застолий. В их доме редко бывали гости, но дочь знала: у отца добрая душа. Он никогда ни на кого не повышал голос. Всегда прощал жене резкие слова, понимая ее взрывной характер. Именно Антон Сергеевич пристрастил дочку к книгам.

Как-то он сказал: "Проза передает жизнь внешнюю. Стихи — внутреннюю, душевную, самую глубину человеческих чувств. Хорошие стихи — целый мир".

Таня знала много стихотворений, ее душа говорила поэтическими строчками. Едва научившись читать, проглатывала книгу за книгой. Анна Ивановна называла ее книжным наркоманом. Заставая ночью, за чтением очередного романа, ругалась: "Спать когда будешь?"