Кошмары Изумрудного города

Девочка шла и тихо говорила с пёсиком — ей было страшно слушать тишину.

— Скажи, Тото, хорошо ли то, что я иду просить помощи у демона? Ведь это грех?.. Или это испытание, ниспосланное мне свыше?

— Во-первых, никто точно не знает, демон он или нет, — ответил Тотошка. — Во-вторых, что плохого в том, чтобы просить помощи и тьмы? Вот шпага, торчащая в земле — она тоже даёт тень, но разве это плохо?.. Не вырывать же все деревья на свете, чтобы наслаждаться голым светом, как этого, наверное, хотела сделать Гингема?..

— Никогда не понимала этого сравнения, — честно призналась девочка. — А ты... мог бы превратиться в человека, а? Если ты Мефистофель, ну или Воланд — то идти вместе было бы не так страш... вернее, не так одиноко.

Тотошка задумчиво гавкнул.

— А вдруг мой истинный облик слишком страшен, чтобы его видеть маленькой девочке?..

— Правда?.. Тогда не надо, пожалуй. Оставайся собакой.

— Вот и славно, — в голосе пёсика послышалось облегчение. — Да и на четырёх ногах бегать удобнее, чем на двух...

Так, переговариваясь, они шли и шли. Становилось всё темнее, но путники храбрились, не показывая страха. Наконец, Тотошка не выдержал:

— Слушай, ты хочешь всю ночь идти?

Элли пожала плечами.

— Удивительно, но я не устала. Это волшебство, наверное... И спать не хочу. Странно, правда?

— Но я-то устал, — пожаловался пёсик. — Это ты книгу читала, а я сегодня семь вёрст пробежал! И не ужинал ничего... Давай отдохнём, что ли...

— Где?

— Да вон там, где кончается поле!

Девочка вздохнула.

— Ну давай... Я-то думала, сегодня до ночи в Изумрудный город приду...

Они присели у старой ограды, рядом с полем, отчего-то несжатым, хотя тучные колосья давно наполнились и клонились к земле.

Неожиданно они услышали странны звук.

— Что это?

Тото принюхался.

— Человеком не пахнет...

Они прислушались. Кто-то хриплым, зловещим голосом пел:

— Кажется, шепчут колосья друг другу:

Скучно нам слушать осеннюю вьюгу!

Скучно склоняться до самой земли,

Тучные зёрна купая в пыли!

— Кто это? — дрожащим голосом спросила Элли. Тотошка осторожно выглянул:

— Ничего нет... только чучело висит на колу, и всё...

А голос — странный, точно призрачный — всё пел:

— Нас что ни ночь разоряют станицы

Всякой пролётной прожорливой птицы!

Заяц нас топчет и буря нас бьёт!

Где жа наш пахарь? Чего ещё ждёт?..

— Послушай, Элли, я наверное сошёл с ума, — тихо сказал Тотошка, — но, по-моему, это чучело поёт!..

— Чучело? Как оно может петь?! Оно же не живое?..

— Ва-а-шему па-а-харю моченьки нет! Знал, для чего и пахал он, и сеял, да не по силам работу затеял!..

И дальше в прежнем темпе:

— Плохо бедняге — не есть и не пьёт!

Червь его сердце больное грызёт!

Руки, что вывели борозды эти,

Высохли в щепку, повисли как плети,

Очи потускли и голос пропал,

Что заунывную песнь напевал!..

— Эй ты, кто бы ты не был, именем господа нашего, отзовись! — закричала Элли. Песня смолкла, и жутковатый голос — будто говорил человек, завязанный в мешок и насмерть придавленный другими мешками — произнёс:

— А кто это там? Покажись, дитя!

Элли вышла из-за ограды. Перед нею высилось чучело — огромный набитый чем-то человек, выглядящий как кожа, снятая с фермера, выдубленная и набитая заново. Жуткое опухшее, как у утопленника, лицо с подкрашенными губами и глазами под неестественным углом наклонилось к девочке.

— Кто это у нас тут, а? Кто бродит в одиночестве во тьме ночной у моего поля? Никому не позволено взять отсюда даже колоска!

— Мы и не брали, — неуверенно сказал Тото.

— Да?.. А не желаете ли вы обозвать меня чучелом или чудовищем, страшным и отвратительным, как труп в ночи?

— Э-э... нет, — поспешно сказала девочка. — Кто ты?

— Я?.. Когда-то у меня было имя, но теперь можете звать меня Страшилой.

— А кто ты, С-страшила?.. — дрожащим голосом поинтересовался пёсик. Чучело развело руками:

— Вам и вправду интересно знать?.. Я расскажу свою историю...

— Расскажи, — попросила Элли. Слушать незнакомца было менее страшно, чем слушать тишину вокруг.

— Меня звали... впрочем, не важно. Я был бродягой, как вот вы сейчас, искал работу поденщика. Меня нанял местный фермер, охранять поле в течение трёх ночей, пока он разберётся с другими полями. Эх, зачем одному человеку столько богатств?.. Так вот, я немного... хм... выпил, в общем, и уснул, а наутро оказалось, что часть поля поклевали птицы. Ну и что с того, у фермера это и так были излишки... Но он рассвирепел, ударил меня, а я парень не робкий — ответил как следует... Вот только фермер, когда очнулся, позвал помощников, меня скрутили и принялись бить... В общем, фермер оказался настоящим зверем. И прекратил побои лишь когда я был мёртв.

— Ты был... что?.. — переспросила Элли.

— Умер я, вот что. Фермер стал думать, что делать с трупом, и не придумал ничего лучше, чем сделать из меня чучело. Он был таксидермистом, лучшим в округе... В общем, вынул он из меня внутренности, бросил собакам, а из кожи и скелета соорудил чучело... Если честно, я не очень-то понимаю, что и как он для этого сделал, я в его ремесле мало смыслю. Он набил меня, судя по всему, сеном или соломой, и посадил на кол посреди поля, чтобы я и после смерти охранял пшеницу. Короче, фермер свихнувшийся был, не зря я ещё подумал, отчего это он так далеко от других живёт...

— А как ты ожил? — спросил Тото.

— Не знаю! Однажды я просто пришёл в себя и понял, что я давно мёртв, тело одеревенело, сердце не бьётся, а в голове — прелая солома... Рот мой был зашит, хотя я слегка расковырял нити, чтобы разговаривать, хотя говорить мне было не с кем, кроме ворон. Не хочу рассказывать, что я почувствовал и сколько всего передумал, пока сидел на колу. Но, дождавшись ночи, я слез, вынул один из кольев и отправился к фермеру...

— И?.. — протянула девочка.

— А ты как думала? Я хотел отомстить — ведь он мало что соломой меня набил, ещё и на кол посадил!.. В общем, я сделал с ним то же самое. И с его работниками тоже. И закопал их здесь, на поле — видишь, какая пшеница после этого расти пошла! Знатное удобрение!.. А потом я понял, что идти-то мне и некуда. Я слишком страшен, чтобы наниматься кому-либо на работу, да и зачем мне теперь работа — есть не нужно, спать не нужно, холода не чувствую... Одежда на мне есть, фермер позаботился вернуть моё тряпьё, но это скорее привычка. В общем, я поселился на поле в шалаше. Охраняю поле и ради развлечения убиваю редких путников, которые пытаются его обокрасть...

— Да у тебя точно не всё в порядке с мозгами! — воскликнула Элли. Страшила замотал головой:

— Всё у меня хорошо! Я сам выбрал такую жизнь!.. Да и нет у меня никаких мозгов!

— Если бы были — ты бы ни за то не стал такого делать!

Страшила задумался.

— А что не так-то? Что плохого в том, чтобы убить курицу или корову? И в чём отличие, чтобы убить человека?

— У человека есть душа! — воскликнула Элли.

— У меня её нет.

— Неправда! Она у всех есть... людей! — возразила она неуверенно. Страшила усмехнулся — его рот был сшит нитками, лишь малая часть его открывалась, демонстрируя зияющую пустоту. От этого улыбка выглядела ещё страшнее.

— Я раньше считал, что душа находится в мозгу. А его-то у меня и нет!

— Почему в мозгу? — удивился Тото.

— А где ж ещё? Вот руку или ногу тебе отрубить — душа-то никуда не девается! Значит, она не в руке и не в ноге. Но если вспороть кишки или вырвать сердце — говорят, где-то есть умельцы, которые всё это могут заменить искусственным. Значит, душа не в сердце и не в каком-либо органе. То есть — остаётся лишь голова. Если твою голову сорвать и пришить другому — то это будешь ты, а не другой. Но если тебе вырвать зуб, отрезать ухо или выколоть глаз — душа всё равно останется при тебе, верно?.. Значит, она может быть только в одном месте — в мозгу. Потому что... где иначе?.. Больше негде... А так как у меня нет мозгов, значит нет и души, значит я могу делать что угодно — грех на душу не возьму. Вот так-то оно, дитя. А теперь, прости, ты мне наскучила, я собираюсь...

Он вынул из-за пояса остро отточенный серп. На нём багровели пятна засохшей крови. Элли отпрянула и воскликнула:

— Погоди! Я знаю, кто может вернуть тебе мозги!

Страшила замер.

— Да ну? Кто?

— Гудвинус! Говорят, он демон, а демоны могут воровать души... Он либо вернёт тебе душу, либо мозги, я уверена, это ему под силу!

Чучело призадумалось.

— Интересный расклад... Если бы мне вернуть душу — я мог бы вернуться к людям. Что с того, что я мёртв? У меня по-прежнему была бы душа, а значит, пусть попробуют меня не принять!

Он угрожающе сжал кулак.

— Решено! Я пойду с тобой, девочка. И пусть Гудвинус попробует не дать мне душу — я из него сам её вытрясу!

Он опёрся на ограду и слез с кола.

— Всё-таки как это унизительно — сидеть на колу...

— А поле на кого оставляешь? — спросил Тото.

Страшила махнул рукой.

— Да пусть оно кому хошь достаётся, хоть птицам... Теперь мне это неинтересно.

Он вынул из ограды прочный дубовый кол.

— Серп — хорошее оружие, но иногда и его мало... Что ж, пойдёмте, друзья. Где там этот ваш Изумрудный город? Никогда там не бывал... Надеюсь, путь долгим не будет.

Глава 4.

Они шли и шли. Луна освещала им путь, то и дело выглядывая из облаков. Лес сменялся заброшенными деревнями, заросшими кладбищами с раскопанными могилами, потом снова был лес. Элли не знала, что ей делать: радоваться, что у них появился новый спутник, или бояться ожившего чучела, привыкшего убивать людей просто ради развлечения.

— Откуда здесь брошенные деревни и кладбища? — спросила Элли. Страшила пожал плечами:

— Может, эпидемия какая-нибудь... Теперь меня это мало заботит.

— А тебе не страшно? — поинтересовался Тото. Страшила усмехнулся:

— Раньше я ничего не боялся, кроме смерти, а сейчас и вовсе не боюсь ничего!

— Похоже, скоро начнётся гроза, — заметила Элли. — Может, нам найти какой-нибудь дом?

— Вон там я вижу склеп, — пробормотал Страшила, который, похоже, видел в темноте. — Он брошенный. Переждём дождь там.

— В склепе?.. — поёжился Тото. Страшила усмехнулся криво сшитым ртом:

— Тебе-то чего переживать? Там будет масса косточек!

— Хм, тоже мне шутка, — обиженно отозвался пёсик, но на склеп теперь уже посмотрел с интересом.

Они подошли к строению. Склеп, похоже, принадлежал богатой семье: даже заброшенный, он блистал мрамором, а ворота, пусть и ржавые, поражали красотой ажурного плетения. Страшила легко выломал дверь, и они вошли внутрь.

К их изумлению, в скрепе, как раз посредине, лежал рыцарь в полном облачении. Его двуручный топор валялся в стороне.

— Кто-то нашёл здесь последний приют, — проговорил Страшила. — Царство ему небесное, земля пухом и что там ещё говорится в этих случаях...

Он наклонился к лежащему, чтобы проверить карманы, и тут послышался стон.

— Что?! — перепугано воскликнула Элли.

Страшила откинул забрало рыцаря. Там ничего не было.

— Что за... а как он тогда держится, доспех-то? — пробормотал он.

— Кто это стонал? — спросил Тото.

— Думаю, этот рыцарь, — сказала девочка.

Страшила внимательно осмотрелся.

— Хм, как интересно... Здесь был начертан круг, а там огарки свечей... Я понял. Элли, дай-ка руку!

Девочка неуверенно протянула ладошку. Страшила неожиданно резанул по ней серпом.

— Ай! — закричала девочка.

— Гррр! — угрожающе сказал Тотошка. Страшила отмахнулся.

— Спокойно, я всего лишь хочу взять каплю крови. Это ж не больно, верно? Я хорошо научился делать подобные вещи... Так что опасности никакой... Не больно ведь, дитя?

— Не больно, — с некоторым удивлением ответила девочка.

— Вот и здорово... Смотри, здесь, внутри доспехов, нарисован символ, но одна линия стёрлась. Дорисуй её своей кровью. Хм, что это она у тебя такая густая? Или вообще не идёт... Малокровная ты, видимо. Нужно получше питаться.

Элли протянула руку и дорисовала линию. Та засветилась и потемнела. Забрало резко захлопнулось, девочка едва успела отдёрнуть руку.

— А-а-а! — простонал "рыцарь". Он медленно поднялся. Доспехи, цепляя друг друга, издавали звон, похожий на скрип несмазанной кладбищенской калитки.

— Кто вы? Где я? Что случилось? Сколько времени? — спросили ожившие доспехи.

— А кто ты? — поинтересовался Страшила.

Рыцарь поднял руку, поднёс к забралу.

— Я ветеран стражи при повелителе Изумрудного города, великом Гудвинусе. Я был его лучшим воином!.. Меня называли Стальной Головосек.

— Железный Дровосек? — переспросил Тотошка.

— Нет, Дровосеком я стал, когда меня выгнали, даже не поблагодарив за службу, — печально сказал рыцарь. — Ничего другого я не умел, кроме как мечом да топором махать, вот и пришлось идти в дровосеки да рубить деревья... Но кроме этого, я выполнял некоторые приказы. Скажем так, брался за не совсем законную работу. И последним моим заданием было — убить Гингему.

— Да ну? — заинтересованно сказал Страшила. — Я б за такое в жизни не взялся...

— Меня нанял местный кузнец, у которого Гингема похитила дочь. Я пытался одолеть её, но её колдовство оказалось сильнее. Она заколдовала мой топор, и он четвертовал меня.

— Что? — испуганно спросила Элли.

— Сначала отрубил мне одну ногу, потом вторую. Кровищи было... Но я перевязал раны, наложив жгут, и пополз вперёд, зарядив арбалет — надеялся застрелить её... Тогда она отрубила мне обе руки. Я едва не умер от боли, но всё ещё пытался ползти вперёд, зажав в зубах нож. Тогда она отрубила мне голову.

— И?.. — протянул Страшила.

— Кузнец нашёл меня. Он сделал для меня руки и ноги, добавив особый механизм в мои доспехи — там что-то, связанное с шестернями, рычагами и противовесами, я толком не разобрался. Насколько я понял, он и раньше делал подобные механические игрушки... Вот только тело оживить он мне не мог. Поэтому позвал местного некроманта.

— Кого?

— Ученика той самой Гингемы, некроманта Урфина Джюса. Не знаю, как он уговорил его — быть может, Урфин не знал, кто я, быть может, он не одобрял того, что Гингема сделала с дочерью кузнеца... Поговаривают, ему нравилась эта девушка, но какая ж девушка свяжет свою жизнь с некромантом?.. А Гингема, наверное, чтобы избавить своего ученика от соблазна, эту девушку...

— Что? — тихо спросил Тото.

— Поверьте, вам лучше не знать... Я многое видел, но после такого едва не лишился чувств... Наверное, поэтому Джюс и оживил меня. Впрочем, для него это было своего рода практикой — например, он однажды оживил какого-то беднягу, которого местный фермер убил и сделал чучело...

— Кхм, — проговорил Страшила. — Вот прямо чучело и оживил?

— Ну да... Мне этот Джюс и раньше не нравился, он парень неплохой, но попал не в лучшую компанию, вот и... У него очень своеобразное понятие о справедливости. Например, оживить чучело, чтобы оно убило того, кто убил его. Но где гарантия, что чучело остановится, и не станет убивать снова и снова?..