Кошмары Изумрудного города

Кошмары Изумрудного города

Глава 1.

Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли. Её отец, фермер Джон, был главой местного Ку-клукс-клана и бывшим военным, о жестокости которого в годы Гражданской войны в США слагали легенды. Война закончилась, но Джон тщетно пытался найти себя в мирной жизни, поэтому днём вёл жизнь обычного фермера, а по ночам с группой единомышленников, надев белые балахоны, вершили самосуд над преступниками, так как на единственного в округе вечно пьяного шерифа надежды было мало.

Мать Элли, Анна, была из мормонов, фанатичная протестантка, которой из-за чрезмерного фанатизма даже пришлось бежать с родного Солт-лейк-сити. Она сожгла дом местного пастора, когда узнала, что тот закончил пост на день раньше положенного. Тучный пастор застрял в окне, пытаясь спастись от пожара, и от полученных ожогов скончался. Говорят, Анна сама наблюдала за этим, приговаривая: "Гори в аду!", а потом бежала от рассерженной толпы в пустынные земли, где её, обессиленную, и нашёл возвращающийся с войны Джон.

Жили они в небольшом фургончике, снятом с колёс и поставленном на землю. Объяснялось это просто: Джон, как закоренелый солдат, предпочитал не иметь никакого имущества, которое нельзя было бы в случае опасности быстро эвакуировать. К тому же, в армии он привык к минимуму удобств. То же касается и Анны: фанатичная протестантка, она считала мирскую роскошь тщетою и грехом.

Девочка Элли росла молчаливой и замкнутой. Больше всего на свете она любила читать книги о приключениях и дальних странах. Обожала читать "Фауста" и "Мастера и Маргариту". В школу она не ходила — мать считала, что недостаточно верующие учителя испортят её ребёнка, и учила девочку дома.

Рядом с домом был выкопан так называемый "Ураганный погреб". В него семья спускалась во время частых бурь и торнадо. Глубоко под землёй, за полками, полными варенья и консервов, находился тайный вход в подземную молельню, где Анна, а в последнее время и Джон, истово молились богу. Здесь же проходили тайные собрания Ку-клукс-клана.

И вот однажды, когда Элли разговаривала с матерью о волшебниках и колдуньях, которых Анна считала злом, подлежащим уничтожению — в этом она была ярой приверженцей инквизиции — фермер Джон спустился в молельню и, положив перед алтарём свой видавший виды "Винчестер'73", стал молиться.

— Боже, благослови моё оружие, которое я пускаю в ход не ради выгоды своей, а лишь во славу твою... Дай мне знать, господи, как мне быть, ибо много в мире зла и скверны, коя мерзость пред лице твоя, и сколько не истребляем мы её огнём очищающим — меньше не становится... Неужто это испытание нам, грешным? Дай мне знак, господи, любой знак, чтобы видел я, что ты слышишь моленья мои, и направляешь длань мою карающую противу всякой скверны... Дай мне знак, боже! Дай мне знак!..

И в этот миг погода начала портиться.

* * *

Как раз в это время в далёкой Волшебной стране колдунья Гингема, последняя из клана Гильгейм, чей род был истреблён за то, что пытался познать тайны жизни и смерти, а сама Гингема спряталась и мечтала отомстить за свой род, истребив всех людей... Так вот, эта самая Гингема проводила чёрную мессу в глубоком подземном гроте, призывая великого Азазеля, демона пустыни, чтобы уничтожил человеческий род и всюду царила бы мёртвая пустошь.

— Приди, демон! — кричала колдунья в исступлении. В чёрной мантии, с растрёпанными седыми волосами и длинными пальцами, похожими на обтянутый кожей скелет, она сама была похожа на демона. — Рви, ломай, круши, уничтожай всех людей! Пусть разразится буря!..

В это же время на другом конце долины, в старом замке, полном пыли и книг, колдовала другая колдунья. Она тоже была стара и растрёпана, но мантия её была жёлтой, как древние пергаменты. Увидев ураган, она поняла, в чём дело, и стала бормотать про себя:

— Что ж, Виллина, похоже, старая беглянка Гингема никак не успокоится... Как жаль, что смерть не властна над нею — всё же их род немало сделал, чтобы познать тайны смерти... Теперь она задумала призвать одного из сильнейших демонов. Как долго ей пришлось копить силы?.. Что ж, думаю, нам удастся направить их против неё же. Я проведу обряд в магическом круге, и заколдую ветер так, чтобы он поднял что-нибудь тяжёлое, и раздавил бы эту проклятую ведьму, как муравья!.. Эх, сестрёнка... а я помню тебя совсем другой, моя маленькая Гинги... Что ж, видимо такова моя судьба — стать убийцей. Да будет так!

И Виллина, взяв полные пригоршни песка и напевая заклинания на латыни, принялась чертить песком круг. Песчинки зашевелились, будто ожили, будто у каждой появились крохотные мохнатые лапки, и стали сползаться, образуя символы, которые смертным видеть не положено...

* * *

— Дай мне знак, о боже! — уже во весь голос кричал Джон. И тут до его слуха донёсся свист ветра.

— Свершилось!.. — прошептал он и поспешил наружу.

* * *

Анна, поняв, что вот-вот начнётся невиданный доселе ураган, побежала в погреб. За нею устремилась и Элли, но тут её пёсик, по кличке Тото, побежал в домик. Пёсик был единственным другом Элли, это был маленький чёрный пудель, и она в глубине души верила, что это сам Мефистофель, принявший облик собачки.

Пёсик, во всяком случае, ни разу этого не отрицал.

Девочка кинулась в домик, схватила собачку, и тут смерч, как это часто бывает, пошевелил дом и приподнял его над землёю. Девочка вскрикнула: ей показалось, что началось землетрясение. Она ползком — пол то и дело вздрагивал, на ногах не устоять — поползла к двери, прижимая напуганного пёсика, и тут произошло непонятное: пол и потолок поменялись местами, как в фильме ужасов. Элли упала на... потолок, сверху посыпались стулья — остальная мебель, к счастью, была прибита к полу. Домик стал прибежищем кошмара: он кружился, как в страшном сне, бросая девочку то на одну стену, то на другую. Когда же она, окровавленная и едва живая, добралась до двери, то выглянув в ужасе, поняла: дом летит высоко над землёю. Далеко внизу кружилась земля, похожая на лоскутное одеяло из-за квадратиков полей и огородов.

Девочка захлопнула дверь и, посадив Тотошку за пазуху платья, схватилась за поручни. Тысячи мыслей проносились у неё в голове: обрывки молитв, бесполезные заклинания из книжек, пугающие мысли о скорой смерти... В очередной раз качнувшись, домик ударил её стеной по затылку, и девочка потеряла сознание.

Глава 2.

Девочка очнулась от того, что яркое солнце било ей в глаза сквозь разбитое окно, ощетинившееся осколками стекла. Застонав, Элли поднялась. Её длинные волосы падали на лицо и плечи. Они были спёкшимися от крови, но боли почему-то не было.

Она медленно поднялась и направилась к двери. Домик лежал на боку, и поэтому девочке пришлось приподнять дверь, точно крышку люка, чтобы выбраться наружу.

Тут же она услышала крики ужаса. Кто-то заорал: "Из этого гигантского гроба лезет мертвец!", и послышался топот убегающих ног. Удивлённая, девочка выбралась и спустилась на землю, после чего осмотрелась.

Она стояла на опушке тёмного, мрачного леса. Столетные дубы были похожи на затаившихся чудовищ. За ними далеко-далеко виднелись поросшие лесом предгорья и оскалившиеся горные вершины.

— Горы?.. — тихо сказала Элли. — Я видела их только на рисунках...

Перед нею расстилались возделанные поля с чахлыми ростками пшеницы. За ними виднелись фермерские домики — круглые, высокие, с остроконечными крышами, точно шпили готического замка.

Сзади послышался шорох.

— Кто здесь? — испуганно воскликнула девочка.

— Здравствуй, дитя, — раздался старушечий, но всё ещё крепкий голос. Девочка обернулась. Из леса вышла пожилая женщина в жёлтой мантии.

— Вы кто? — удивилась девочка.

— Я — Виллина, колдунья, повелительница Жёлтой страны.

— Колдунья? — испугалась девочка. — Нет, только не это! Отче наш иже еси на небеси, да святится имя твое...

— Прекрати! — закричала Виллина. — Я ещё помню, как инквизиторы, говоря всё это, сжигали наших с Гинги родителей! Нам удалось сбежать, и мы надеялись затеряться в этой богом забытой долине. Неужели ты тоже из инквизиции?!

— Простите, сударыня, — растерянно ответила Элли. — Мама говорит, что колдуны, гадалки и всё, что связано с магией — зло и страшный грех...

— Где живёт твоя мама? — спросила Виллина, и голос её не предвещал ничего хорошего. — Далеко отсюда?

— Я не знаю... не знаю, где я, — ответила девочка. Виллина разочарованно вздохнула.

— Ладно, с этим мы разберёмся потом... Раз инквизиция до сих пор существует, нам лучше не давать о себе знать и продолжать тихо жить в долине... Но ты, дитя, откуда?

— Из Канзаса... Это мой дом.

— Хм, не слыхала о таком... Как ты попала сюда?

— Прилетела в домике!

— Вот как?.. Надо же, я думала, он пустой, поэтому не очень-то следила за тем, чтобы нести его аккуратно... Это многое объясняет...

— О чём вы?

— Я заколдовала домик, чтобы он упал на голову Гингеме, колдунье, вызвавшей ураган.

— Что? Так вы — убийца?!

— Получается, что так... Но это, как говорится, во благо. Она-то хотела убить всех людей! Принцип меньшего зла — слыхала о таком?

— Нет... Мне мама говорила, что убивать нехорошо. Правда, папа возражал, что главное — не забыть исповедаться, а бог простит...

— Ужас, что творится в мире!.. Что ж, раз так, тебе придётся навсегда поселиться у нас. Вот только... давно ли ты смотрелась в зеркало?

— Оно разбилось...

— Вот и хорошо. Не смотрись лучше!.. Думаю, ты могла бы поселиться у меня в замке.

— Что?.. Нет, я домой хочу! К папе и маме!

— Я бы на твоём месте не хотела! Если они такие...

— Других у меня нет. Я хочу к ним. И хочу снова увидеть родной Канзас: наши широкие степи, бескрайние поля, иссушенные перекати-поле, ковбоев, стреляющих друг в друга из старых револьверов по малейшему поводу...

— Что ж... Наша долина окружена горами и пустыней, добраться сюда или выбраться, не владея магией, невозможно. Но есть кое-кто, кто может тебе помочь.

— И кто это?

— Повелитель Изумрудного города, великий Гудвинус.

— Кто это?

— Великий чародей и чернокнижник. Он спустился с небес на огромном летающем корабле. Говорят, он демон, изгнанный с небес — у него есть лишь одно крыло, второе отобрали, чтобы не мог вернуться на небеса... Его корабль летает невысоко, но достаточно, чтобы перенести тебя через горы. Обратись к нему, думаю, он поможет.

— А как к нему добраться? Вы пойдёте со мною? Мне страшно идти одной через тёмный лес...

— Ты что! Я туда в жизни не пойду, хоть и колдунья! Там множество опасностей: саблезубые тигры, львы, плотоядные маки и много-много чего ещё... брр...

— А меня, значит, вы отпускаете одну?

— Ну... бог поможет тебе. К тому же, разве у тебя есть выбор? Если хочешь — можешь поселиться у меня...

— Нет уж. Я боюсь колдовства.

— Ты права — это слишком большая сила, которая заставляет показать всё худшее, что есть в тебе... Маленькая Гинги стала одержима местью, я стала убийцей, про Бастинду вообще молчу, а вечно юная Стелла постоянно издевается над подданными — например, однажды она вырвала им всем языки, отобрав возможность говорить...

— А мне, значит, идти к чернокнижкнику? А вдруг он тоже страшный?

— Думаю, он страшнее всех нас, но... — Виллина оглянулась. — Знаешь, мне пора, а то темнеет уже... Да и вдруг Гудвин слышит, говорят, он повелевает тьмой... В общем, отсюда до Изумрудного города ведёт дорога из чёрного кирпича. Когда-то он был жёлтым, но на неё так часто лилась кровь, что он давно почернел...

— Это далеко? Что я буду есть в дороге?

— Думаю, тебе не захочется есть...

— Почему?

— Не важно. Ступай с миром! Вот только... ты что, босиком?

— Да... я привыкла так ходить на ферме...

— На дороге быстро ноги собьёшь. Подойди сюда!

Элли несмело подошла. Из-под её домика торчали две окровавленные старушечьи ноги.

— Вот и всё, что осталось от злой Гингемы... Но вот эти серебряные туфельки на ней — это то, что когда-то помогло нам бежать. Я не помню, как их использовать, это знала одна только Гингема, но она мертва, а её призрак я ближайшие сорок дней вызывать не отважусь... Возьми её туфли себе.

— Серебряные?! Я ж ноги натру...

— Не бойся, они очень удобные.

— Вы хотите сказать, что я должна надеть туфельки, снятые со свежего трупа?!

— Что тут такого? Он же даже остыть не успел... Вон Фрэнка Баума это не остановило...

— Кого?

— Это не важно. Надевай туфли поскорее, и отправляйся в путь. Скоро стемнеет!

— Мне идти ночью?..

— Думаю, будет лучше, если местные тебя не увидят. Мало ли что они подумают... Ступай, и да помогут тебе все боги, в которых ты веришь!..

Элли надела серебряные туфли — они пришлись ей впору. "А не закончу ли я так же, как предыдущая их владелица?.." — почему-то подумала она. Подозвав Тотошку, она отправилась по дороге, вымощенной чёрным кирпичом.

— Пойдём, Тотошка, — тихо сказала она. — И да поможет нам бог... он ведь оберегает путников, правда?

— Не думаю, — ответил пёсик. Элли от неожиданности чуть не упала:

— Тото, ты разговариваешь?!

— Ну да. И ещё... называй меня мессир, ладно? Мне так больше нравится...

— Я знала, Тото! Я знала, что ты настоящий Мефистофель! Ты защитишь меня в дороге?

Пёсик весело гавкнул.

— Сделаю всё, от меня зависящее! Только ты бы накидку надела, а то как бы не замёрзнуть...

— Да, ты прав. Я возьму одну из занавесок в домике... Эх, скорее бы добраться в Изумрудный город!

Девочка и пёсик пошли по дороге. Виллина махнула рукой на прощание и растворилась в воздухе. Перед этим она услышала треск, оглянулась, но ничего не заметила.

На пустынную опушку вышел парень в тёмной накидке, с длинными волосами и слегка угловатым бледным лицом. Его серые глаза внимательно смотрели вслед путникам.

— Она пошла в Изумрудный город... Виллина ей ничего не сказала, но... очевидно же, что она не дойдёт!

Он повернулся к лежащей под домиком раздавленной колдунье.

— Учительница... Я отомщу за вашу смерть! Я помню, как вы дали мне приют, как научили всему, что я знаю, как обучили превращать мёртвое в живое и наоборот... Я бы воскресил вас, но увы, дом превратил вас в кровавое месиво, и в таком виде существовать для вас будет не в радость... Придётся оставить всё, как есть, вот только... что же мне делать, если теперь я один?..

Он сжал кулаки и посмотрел вслед девочке. Его силуэт грозно вырисовывался на фоне темнеющего неба, обагрённого последними лучами заката.

— Пока на ней башмачки, я ничего не смогу ей сделать... Но я знаю, что мне делать. Я создам сильнейшую в долине армию, и с нею захвачу Изумрудный город! И выполню то, о чём мечтала Гингема!.. Я отомщу за неё, моего учителя!

И, погрозив кулаком неизвестно кому, парень пошёл в лес и скоро растворился в темноте.

Глава 3.

Элли шла по дороге из чёрного кирпича. Последние лучи солнца, точно руки утопающего, скользнули по верхушках деревьев в тщетной попытке зацепиться, после чего кроваво-красное солнце безнадёжно утонуло за горизонтом.

Девочка шла и тихо говорила с пёсиком — ей было страшно слушать тишину.

— Скажи, Тото, хорошо ли то, что я иду просить помощи у демона? Ведь это грех?.. Или это испытание, ниспосланное мне свыше?

— Во-первых, никто точно не знает, демон он или нет, — ответил Тотошка. — Во-вторых, что плохого в том, чтобы просить помощи и тьмы? Вот шпага, торчащая в земле — она тоже даёт тень, но разве это плохо?.. Не вырывать же все деревья на свете, чтобы наслаждаться голым светом, как этого, наверное, хотела сделать Гингема?..

— Никогда не понимала этого сравнения, — честно призналась девочка. — А ты... мог бы превратиться в человека, а? Если ты Мефистофель, ну или Воланд — то идти вместе было бы не так страш... вернее, не так одиноко.

Тотошка задумчиво гавкнул.

— А вдруг мой истинный облик слишком страшен, чтобы его видеть маленькой девочке?..

— Правда?.. Тогда не надо, пожалуй. Оставайся собакой.

— Вот и славно, — в голосе пёсика послышалось облегчение. — Да и на четырёх ногах бегать удобнее, чем на двух...

Так, переговариваясь, они шли и шли. Становилось всё темнее, но путники храбрились, не показывая страха. Наконец, Тотошка не выдержал:

— Слушай, ты хочешь всю ночь идти?

Элли пожала плечами.

— Удивительно, но я не устала. Это волшебство, наверное... И спать не хочу. Странно, правда?

— Но я-то устал, — пожаловался пёсик. — Это ты книгу читала, а я сегодня семь вёрст пробежал! И не ужинал ничего... Давай отдохнём, что ли...

— Где?

— Да вон там, где кончается поле!

Девочка вздохнула.

— Ну давай... Я-то думала, сегодня до ночи в Изумрудный город приду...

Они присели у старой ограды, рядом с полем, отчего-то несжатым, хотя тучные колосья давно наполнились и клонились к земле.

Неожиданно они услышали странны звук.

— Что это?

Тото принюхался.

— Человеком не пахнет...

Они прислушались. Кто-то хриплым, зловещим голосом пел:

— Кажется, шепчут колосья друг другу:

Скучно нам слушать осеннюю вьюгу!

Скучно склоняться до самой земли,

Тучные зёрна купая в пыли!

— Кто это? — дрожащим голосом спросила Элли. Тотошка осторожно выглянул:

— Ничего нет... только чучело висит на колу, и всё...

А голос — странный, точно призрачный — всё пел:

— Нас что ни ночь разоряют станицы

Всякой пролётной прожорливой птицы!

Заяц нас топчет и буря нас бьёт!

Где жа наш пахарь? Чего ещё ждёт?..

— Послушай, Элли, я наверное сошёл с ума, — тихо сказал Тотошка, — но, по-моему, это чучело поёт!..

— Чучело? Как оно может петь?! Оно же не живое?..

— Ва-а-шему па-а-харю моченьки нет! Знал, для чего и пахал он, и сеял, да не по силам работу затеял!..

И дальше в прежнем темпе:

— Плохо бедняге — не есть и не пьёт!

Червь его сердце больное грызёт!

Руки, что вывели борозды эти,

Высохли в щепку, повисли как плети,

Очи потускли и голос пропал,

Что заунывную песнь напевал!..

— Эй ты, кто бы ты не был, именем господа нашего, отзовись! — закричала Элли. Песня смолкла, и жутковатый голос — будто говорил человек, завязанный в мешок и насмерть придавленный другими мешками — произнёс:

— А кто это там? Покажись, дитя!

Элли вышла из-за ограды. Перед нею высилось чучело — огромный набитый чем-то человек, выглядящий как кожа, снятая с фермера, выдубленная и набитая заново. Жуткое опухшее, как у утопленника, лицо с подкрашенными губами и глазами под неестественным углом наклонилось к девочке.

— Кто это у нас тут, а? Кто бродит в одиночестве во тьме ночной у моего поля? Никому не позволено взять отсюда даже колоска!

— Мы и не брали, — неуверенно сказал Тото.

— Да?.. А не желаете ли вы обозвать меня чучелом или чудовищем, страшным и отвратительным, как труп в ночи?

— Э-э... нет, — поспешно сказала девочка. — Кто ты?

— Я?.. Когда-то у меня было имя, но теперь можете звать меня Страшилой.

— А кто ты, С-страшила?.. — дрожащим голосом поинтересовался пёсик. Чучело развело руками:

— Вам и вправду интересно знать?.. Я расскажу свою историю...

— Расскажи, — попросила Элли. Слушать незнакомца было менее страшно, чем слушать тишину вокруг.

— Меня звали... впрочем, не важно. Я был бродягой, как вот вы сейчас, искал работу поденщика. Меня нанял местный фермер, охранять поле в течение трёх ночей, пока он разберётся с другими полями. Эх, зачем одному человеку столько богатств?.. Так вот, я немного... хм... выпил, в общем, и уснул, а наутро оказалось, что часть поля поклевали птицы. Ну и что с того, у фермера это и так были излишки... Но он рассвирепел, ударил меня, а я парень не робкий — ответил как следует... Вот только фермер, когда очнулся, позвал помощников, меня скрутили и принялись бить... В общем, фермер оказался настоящим зверем. И прекратил побои лишь когда я был мёртв.

— Ты был... что?.. — переспросила Элли.

— Умер я, вот что. Фермер стал думать, что делать с трупом, и не придумал ничего лучше, чем сделать из меня чучело. Он был таксидермистом, лучшим в округе... В общем, вынул он из меня внутренности, бросил собакам, а из кожи и скелета соорудил чучело... Если честно, я не очень-то понимаю, что и как он для этого сделал, я в его ремесле мало смыслю. Он набил меня, судя по всему, сеном или соломой, и посадил на кол посреди поля, чтобы я и после смерти охранял пшеницу. Короче, фермер свихнувшийся был, не зря я ещё подумал, отчего это он так далеко от других живёт...

— А как ты ожил? — спросил Тото.

— Не знаю! Однажды я просто пришёл в себя и понял, что я давно мёртв, тело одеревенело, сердце не бьётся, а в голове — прелая солома... Рот мой был зашит, хотя я слегка расковырял нити, чтобы разговаривать, хотя говорить мне было не с кем, кроме ворон. Не хочу рассказывать, что я почувствовал и сколько всего передумал, пока сидел на колу. Но, дождавшись ночи, я слез, вынул один из кольев и отправился к фермеру...

— И?.. — протянула девочка.

— А ты как думала? Я хотел отомстить — ведь он мало что соломой меня набил, ещё и на кол посадил!.. В общем, я сделал с ним то же самое. И с его работниками тоже. И закопал их здесь, на поле — видишь, какая пшеница после этого расти пошла! Знатное удобрение!.. А потом я понял, что идти-то мне и некуда. Я слишком страшен, чтобы наниматься кому-либо на работу, да и зачем мне теперь работа — есть не нужно, спать не нужно, холода не чувствую... Одежда на мне есть, фермер позаботился вернуть моё тряпьё, но это скорее привычка. В общем, я поселился на поле в шалаше. Охраняю поле и ради развлечения убиваю редких путников, которые пытаются его обокрасть...

— Да у тебя точно не всё в порядке с мозгами! — воскликнула Элли. Страшила замотал головой:

— Всё у меня хорошо! Я сам выбрал такую жизнь!.. Да и нет у меня никаких мозгов!

— Если бы были — ты бы ни за то не стал такого делать!

Страшила задумался.

— А что не так-то? Что плохого в том, чтобы убить курицу или корову? И в чём отличие, чтобы убить человека?

— У человека есть душа! — воскликнула Элли.

— У меня её нет.

— Неправда! Она у всех есть... людей! — возразила она неуверенно. Страшила усмехнулся — его рот был сшит нитками, лишь малая часть его открывалась, демонстрируя зияющую пустоту. От этого улыбка выглядела ещё страшнее.

— Я раньше считал, что душа находится в мозгу. А его-то у меня и нет!

— Почему в мозгу? — удивился Тото.

— А где ж ещё? Вот руку или ногу тебе отрубить — душа-то никуда не девается! Значит, она не в руке и не в ноге. Но если вспороть кишки или вырвать сердце — говорят, где-то есть умельцы, которые всё это могут заменить искусственным. Значит, душа не в сердце и не в каком-либо органе. То есть — остаётся лишь голова. Если твою голову сорвать и пришить другому — то это будешь ты, а не другой. Но если тебе вырвать зуб, отрезать ухо или выколоть глаз — душа всё равно останется при тебе, верно?.. Значит, она может быть только в одном месте — в мозгу. Потому что... где иначе?.. Больше негде... А так как у меня нет мозгов, значит нет и души, значит я могу делать что угодно — грех на душу не возьму. Вот так-то оно, дитя. А теперь, прости, ты мне наскучила, я собираюсь...

Он вынул из-за пояса остро отточенный серп. На нём багровели пятна засохшей крови. Элли отпрянула и воскликнула:

— Погоди! Я знаю, кто может вернуть тебе мозги!

Страшила замер.

— Да ну? Кто?

— Гудвинус! Говорят, он демон, а демоны могут воровать души... Он либо вернёт тебе душу, либо мозги, я уверена, это ему под силу!

Чучело призадумалось.

— Интересный расклад... Если бы мне вернуть душу — я мог бы вернуться к людям. Что с того, что я мёртв? У меня по-прежнему была бы душа, а значит, пусть попробуют меня не принять!

Он угрожающе сжал кулак.

— Решено! Я пойду с тобой, девочка. И пусть Гудвинус попробует не дать мне душу — я из него сам её вытрясу!

Он опёрся на ограду и слез с кола.

— Всё-таки как это унизительно — сидеть на колу...

— А поле на кого оставляешь? — спросил Тото.

Страшила махнул рукой.

— Да пусть оно кому хошь достаётся, хоть птицам... Теперь мне это неинтересно.

Он вынул из ограды прочный дубовый кол.

— Серп — хорошее оружие, но иногда и его мало... Что ж, пойдёмте, друзья. Где там этот ваш Изумрудный город? Никогда там не бывал... Надеюсь, путь долгим не будет.

Глава 4.

Они шли и шли. Луна освещала им путь, то и дело выглядывая из облаков. Лес сменялся заброшенными деревнями, заросшими кладбищами с раскопанными могилами, потом снова был лес. Элли не знала, что ей делать: радоваться, что у них появился новый спутник, или бояться ожившего чучела, привыкшего убивать людей просто ради развлечения.

— Откуда здесь брошенные деревни и кладбища? — спросила Элли. Страшила пожал плечами:

— Может, эпидемия какая-нибудь... Теперь меня это мало заботит.

— А тебе не страшно? — поинтересовался Тото. Страшила усмехнулся:

— Раньше я ничего не боялся, кроме смерти, а сейчас и вовсе не боюсь ничего!

— Похоже, скоро начнётся гроза, — заметила Элли. — Может, нам найти какой-нибудь дом?

— Вон там я вижу склеп, — пробормотал Страшила, который, похоже, видел в темноте. — Он брошенный. Переждём дождь там.

— В склепе?.. — поёжился Тото. Страшила усмехнулся криво сшитым ртом:

— Тебе-то чего переживать? Там будет масса косточек!

— Хм, тоже мне шутка, — обиженно отозвался пёсик, но на склеп теперь уже посмотрел с интересом.

Они подошли к строению. Склеп, похоже, принадлежал богатой семье: даже заброшенный, он блистал мрамором, а ворота, пусть и ржавые, поражали красотой ажурного плетения. Страшила легко выломал дверь, и они вошли внутрь.

К их изумлению, в скрепе, как раз посредине, лежал рыцарь в полном облачении. Его двуручный топор валялся в стороне.

— Кто-то нашёл здесь последний приют, — проговорил Страшила. — Царство ему небесное, земля пухом и что там ещё говорится в этих случаях...

Он наклонился к лежащему, чтобы проверить карманы, и тут послышался стон.

— Что?! — перепугано воскликнула Элли.

Страшила откинул забрало рыцаря. Там ничего не было.

— Что за... а как он тогда держится, доспех-то? — пробормотал он.

— Кто это стонал? — спросил Тото.

— Думаю, этот рыцарь, — сказала девочка.

Страшила внимательно осмотрелся.

— Хм, как интересно... Здесь был начертан круг, а там огарки свечей... Я понял. Элли, дай-ка руку!

Девочка неуверенно протянула ладошку. Страшила неожиданно резанул по ней серпом.

— Ай! — закричала девочка.

— Гррр! — угрожающе сказал Тотошка. Страшила отмахнулся.

— Спокойно, я всего лишь хочу взять каплю крови. Это ж не больно, верно? Я хорошо научился делать подобные вещи... Так что опасности никакой... Не больно ведь, дитя?

— Не больно, — с некоторым удивлением ответила девочка.

— Вот и здорово... Смотри, здесь, внутри доспехов, нарисован символ, но одна линия стёрлась. Дорисуй её своей кровью. Хм, что это она у тебя такая густая? Или вообще не идёт... Малокровная ты, видимо. Нужно получше питаться.

Элли протянула руку и дорисовала линию. Та засветилась и потемнела. Забрало резко захлопнулось, девочка едва успела отдёрнуть руку.

— А-а-а! — простонал "рыцарь". Он медленно поднялся. Доспехи, цепляя друг друга, издавали звон, похожий на скрип несмазанной кладбищенской калитки.

— Кто вы? Где я? Что случилось? Сколько времени? — спросили ожившие доспехи.

— А кто ты? — поинтересовался Страшила.

Рыцарь поднял руку, поднёс к забралу.

— Я ветеран стражи при повелителе Изумрудного города, великом Гудвинусе. Я был его лучшим воином!.. Меня называли Стальной Головосек.

— Железный Дровосек? — переспросил Тотошка.

— Нет, Дровосеком я стал, когда меня выгнали, даже не поблагодарив за службу, — печально сказал рыцарь. — Ничего другого я не умел, кроме как мечом да топором махать, вот и пришлось идти в дровосеки да рубить деревья... Но кроме этого, я выполнял некоторые приказы. Скажем так, брался за не совсем законную работу. И последним моим заданием было — убить Гингему.

— Да ну? — заинтересованно сказал Страшила. — Я б за такое в жизни не взялся...

— Меня нанял местный кузнец, у которого Гингема похитила дочь. Я пытался одолеть её, но её колдовство оказалось сильнее. Она заколдовала мой топор, и он четвертовал меня.

— Что? — испуганно спросила Элли.

— Сначала отрубил мне одну ногу, потом вторую. Кровищи было... Но я перевязал раны, наложив жгут, и пополз вперёд, зарядив арбалет — надеялся застрелить её... Тогда она отрубила мне обе руки. Я едва не умер от боли, но всё ещё пытался ползти вперёд, зажав в зубах нож. Тогда она отрубила мне голову.

— И?.. — протянул Страшила.

— Кузнец нашёл меня. Он сделал для меня руки и ноги, добавив особый механизм в мои доспехи — там что-то, связанное с шестернями, рычагами и противовесами, я толком не разобрался. Насколько я понял, он и раньше делал подобные механические игрушки... Вот только тело оживить он мне не мог. Поэтому позвал местного некроманта.

— Кого?

— Ученика той самой Гингемы, некроманта Урфина Джюса. Не знаю, как он уговорил его — быть может, Урфин не знал, кто я, быть может, он не одобрял того, что Гингема сделала с дочерью кузнеца... Поговаривают, ему нравилась эта девушка, но какая ж девушка свяжет свою жизнь с некромантом?.. А Гингема, наверное, чтобы избавить своего ученика от соблазна, эту девушку...

— Что? — тихо спросил Тото.

— Поверьте, вам лучше не знать... Я многое видел, но после такого едва не лишился чувств... Наверное, поэтому Джюс и оживил меня. Впрочем, для него это было своего рода практикой — например, он однажды оживил какого-то беднягу, которого местный фермер убил и сделал чучело...

— Кхм, — проговорил Страшила. — Вот прямо чучело и оживил?

— Ну да... Мне этот Джюс и раньше не нравился, он парень неплохой, но попал не в лучшую компанию, вот и... У него очень своеобразное понятие о справедливости. Например, оживить чучело, чтобы оно убило того, кто убил его. Но где гарантия, что чучело остановится, и не станет убивать снова и снова?..

— Ну да... такой гарантии нет, — пробормотал Страшила. — Значит, ты в некотором роде занимался самосудом?

— Да. Истреблял на земле всякую нечисть, вроде колдунов, некромантов и плоды их деятельности, — и Головосек задумчиво посмотрел на Страшилу. — Что-то здесь темно, не могу твоего лица разглядеть...

— Утром разглядишь, — ответил тот. — Вообще-то, ты и сам теперь в некотором роде нежить...

— Я буду последним. Как только я навсегда истреблю всю нежить и всех колдунов, я совершу самоубийство. И мир навсегда избавится от всей мерзости, от колдунов до некромантов.

— Похвально, — пробормотал Тотошка.

— А как ты оказался здесь? — спросила Элли.

— Получив тело, я снова направился на борьбу с колдуньей. Но та, узнав об этом, наслала на меня полчища гигантских пауков. Я справился с ними, но тогда она послала самого большого во всех мирах. И вот с ним-то я справиться не сумел. Я и его поборол бы, но он случайно процарапал когтем последний из каббалических символов внутри моего шлема, и магия перестала двигать мои доспехи. Я впал в забытье, а потом вы разбудили меня. Вот и всё. Спасибо вам, но теперь мне следует закончить начатое, — и он поднял топор. — Я знаю, как победить Гингему, в прошлый раз я почти добрался до неё, и в этот раз...

— Злая Гингема погибла, — выпалила Элли. — Мой домик упал на неё и раздавил.

Страшила и Головосек переглянулись.

— Ты убила злую ведьму?!

— Не совсем... Домик направляла Виллина.

— А, тогда ясно. Что ж, это лучшая новость, которую я мог ожидать, — сказал Головосек. — Тогда мне следует продолжить свой путь. В мире не должно остаться ни одного существа, которое продолжает жить после смерти!..

— А... кхм, — проговорил Страшила. — Ладно, у тебя своя дорога, у нас — своя...

— А почему Гудвинус выгнал тебя? — спросила Элли.

— У нас возникли... некоторые разногласия.

— Какие?

— Например, он обязал всех носить очки, чтобы обманывать, будто вокруг всё зелёное. На мой взгляд, это ущемление прав личности!.. Он использовал и другие методы воздействия на окружающих. В итоге, ему больше не нужна охрана. Он мне сказал, что я слишком дорого ему обхожусь, и выгнал.

— Но ведь теперь ты не нуждаешься в еде и питье, — проговорила Элли. — Почему бы тебе не вернуться на службу?

— А нежить можно пока оставить в покое, она вроде хлопот не доставляет в последнее время, — поспешно добавил Страшила. — Да и кто мешает бороться с нею официально, не прибегая к самосуду?

— Наверное, вы правы, — сказал Дровосек, он же Головосек. — Я отправлюсь к Гудвинусу, пусть вернёт мне Сердце...

— Вернёт — что?.. — переспросил Тотошка.

— Пурпурное сердце — орден, который он обещал мне за верную службу. И который является моим значком, показывающим, что я действую от имени закона!

— А... Да, такое стоит забрать, — согласился Страшила. — Что ж, идёмте!

— А вы не устали?.. Странно... любой человек предпочитает ночью спать... если он не живой мертвец, те никогда не спят... Кроме вампиров, впрочем...

Дровосек задумчиво осмотрел компанию.

— Если что — я устал, — сказал Тотошка.

— Мы ещё не устали. Я, к примеру, только начал путь, — сказал Страшила. — А девочка...

— На мне серебряные башмачки, они не дают уставать, — проговорила Элли. — Во всяком случае, наверное...

— Понятно. Что ж, тогда в путь!..

Дровосек поднялся и пошёл по дороге. Страшила едва догнал его и спросил:

— А Изумрудный город... он далеко? Сколько туда идти?

Дровосек пожал плечами.

— Недалеко. К завтрашнему полудню доберёмся.

Глава 5.

Компания шла всю ночь. Под утро девочка взяла на руки обессилевшего Тотошку. Сама она усталости не чувствовала, как, впрочем, и её неживые спутники.

Когда забрезжил рассвет, Дровосек стал подозрительно поглядывать на Страшилу. Присмотревшись ещё раз, он резко остановился — да так, что девочка едва не налетела на него.

— Страшила... — медленным и не обещающим ничего хорошего голосом протянул Дровосек.

— Э-э... да? — невинно поинтересовался тот.

Дровосек поднял топор. Его голос стал ещё более железным, чем его тело:

— А что это ты так на человека-то не похож?

Страшила пожал плечами.

— Почему?

— А что это у тебя такое раздутое тело?

— Да, у меня проблемы с лишним весом, а что? — стараясь, чтобы голос звучал обиженно, проговорило живое чучело.

— А почему оно такого странного цвета?

— Это ещё что за дискриминация по цвету кожи? — на сей раз Страшила постарался говорить возмущённо.

— А почему у тебя рот наполовину зашит?

Страшила ойкнул и, вынув серп, стал стремительно перерезать нитки, связывающие губы.

— О... ом-ом... хде ты увидел сшитый рот?.. — пробормотал он.

— Он только что был сшит, — проговорил Дровосек.

— Допустим, я слишком много болтал, и друзья сыграли со мною злую шутку, пока я спал! И что?

— И ты не проснулся?

— Я был пьян!

— И кровь у тебя не идёт?

— Я малокровный!

— И сердце не бьётся?

— Я настолько жёсткий и циничный, что у меня оно перестало биться!..

Дровосек бросился вперёд и приставил топор к шее Страшилы.

— Ты — нежить! Ты чёртово ожившее чучело, которое воскресил этот бездельник Джюс!.. Почему ты не сказал сразу? Ты чёртова нежить!..

— Не ругайтесь! — несмело воскликнула Элли. Тотошка возмущённо и сонно гавкнул. Больше на её слова никто не обратил внимания.

— Да, я нежить, и чё? — воскликнул Страшила. — Да, я убивал людей, но... я исправился! Правда! Я хороший, и хочу вернуть свою душу! А ты... какой бог тебе велел уничтожать нежить, а? Он сам тебе это сказал?..

— Я уничтожаю нежить, потому что она не ценит жизнь и легко отнимает её! Ты сам говоришь, что убивал!.. Я тебя...

— А ты, будучи солдатом, не убивал?!

— Это был мой долг!

— А в чём разница?

— Ты не понимаешь, потому что нежить!

— Ты — тоже нежить!

— С собою я позже разберусь!

— А может, начнёшь с себя? Знаешь, как говорят: хочешь изменить мир — начни с себя...

Дровосек поднял топор и бросился на Страшилу. Тот уклонился, перехватил кисть Дровосека и толкнул. Тот по инерции пролетел мимо.

— Что, взял, чугунная башка?.. — захохотал Страшила. — Ты неповоротлив, как чугунный болван! Впрочем, почему "как"?..

— Я не ожидал, что ты такой мягкотелый, — прорычал Дровосек. — Ну, теперь держись... Ты не первая нежить, которую я окончательно упокою...

Он кинулся на Страшилу, схватил за шиворот и перебросил через плечо, подставив колено. Будь Страшила человеком, он переломал бы все кости, но он был чучелом, и его конечности гнулись в любую сторону, так что он тут же вскочил на ноги, оттолкнувшись руками от земли.

— Ещё чего! Попробуй! Или, думаешь, я не убивал рыцарей, позарившихся на моё поле?.. Да их уже десяток удобряет там землю, и оба были опытные бой... Ой!!!

Дровосек схватил его руку и стал рвать на себя. Другой рукой он потянулся к топору.

В этот момент раздался жуткий рёв, крик девочки и лай пёсика. Мгновение — и всё стихло, оставив раненую собачку на траве.

Дровосек и Страшила продолжали сражаться. Страшила ловко уходил от ударов, Дровосек же попросту не замечал довольно-таки умелых атак ожившего чучела. Тот, поняв, что заострённым колом ничего не сделать доспехам, принялся тыкать серпом в забрало, надеясь поцарапать каббалистический символ, нарисованный внутри.

Наконец, Дровосек выбил серп из руки Страшилы и, сжив его в пальцах, согнул, как фольгу. Страшила зажмурился, протянул руку вперёд... но удара не последовало. Дровосек резко поднялся, держа Страшилу на вытянутой руке.

— Эй, а где девочка?

— Её кто-то утащил, я не разглядел... — пробормотал чуть слышно Тотошка. — Я пытался сказать вам...

Дровосек отбросил Страшилу и подошёл к пёсику.

— У тебя небольшое сотрясение. Ничего страшного. Ещё раз, что случилось?

— Кто-то выпрыгнул из-за кустов. Кто-то огромный и страшный, в доспехах, я пытался цапнуть его, но чуть не выбил зуб!.. Он схватил девочку и побежал в чащу!

Дровосек сжал кулаки.

— Где он? Пёс, ты можешь показать, куда он побежал?

— Могу. Его запах очень сильный!

— Показывай!

— А Страшилу ты... отпустишь?

— Страшила подождёт. Спасти невинную девочку для меня важнее. Хватит того, что я однажды промедлил со спасением дочери кузнеца... — Он сжал кулаки. — Быстро!

Тотошка с трудом поднялся и, нюхая воздух, посеменил в чащу. Дровосек, схватив топор, кинулся за ним. Страшила, подумав, направился следом.

— А ты куда это? — удивился на ходу Дровосек.

— Да я, можно сказать, слегка привязался к этой девочке. Вдруг у тебя не получится её спасти!

— Получится!..

— Я всё же пойду с тобой. А наш... гм... спор подождёт.

Дровосек выругался сквозь зубы.

— Ладно. Подождёт.

Они пробежали сквозь чащу и неожиданно перед ними вырос старый, прочный каменный замок. Дверь была плотно закрыта, подъёмный мост поднят.

— Запах ведёт сюда, — сказал Тотошка.

— Боги, да здесь же живёт людоед! Я слыхал о нём, — проговорил Страшила. — Было время, когда я ещё был жив, то боялся этого места... Вернее, его хозяина.

Дровосек разбежался и ударил плечом в дверь. Та затряслась, но не поддалась.

— Эй, друг, ты так и хочешь её спасти? Ты ж всех охранников замка перебудишь!

— У тебя есть другое предложение?

— Да! Вон там стена невысока... Если ты меня подкинешь, я зацеплюсь за колья и перелезу внутрь, а там прокрадусь к воротам и открою их!

— Хм... Отличная идея. А если ты не справишься?..

— Тогда барабань в свои двери дальше. Какие ещё варианты?

Дровосек не стал спорить. Он подошёл к стене, легко перепрыгнув давно не чищенный высохший ров, и подождал Страшилу. После этого он сложил руки вместе и наклонился.

— Жаль, нет верёвки...

— Жаль, — пробормотал Страшила. — Страшно подумать, что людоед может сделать с девочкой... О нём разное рассказывали. А учитывая, что ни жены, ни подруги у него нет... а он вполне здоровый мужчина...

— Давай быстрее, чучело чёртово!

Дровосек с такой силой швырнул Страшилу, что тот буквально перелетел стену. Упав во внутренний двор и сделав перекат, Страшила тут же вскочил и бросился к воротам.

Сзади раздался рёв. Будь Страшила человеком, он бы оцепенел от неожиданности, но отменная реакция не подвела его: он резко обернулся и выставил вверх дубовый кол.

Перед ним стоял людоед. Это был громадного роста человек с непомерных размеров мускулами и громадным животом. Рот его был таких размеров, что он запросто мог сунуть в него два кулака.

Людоед был в старой кожаной стёге с начищенными ремнями и заклёпками. По бокам свисали цепи, на плечах — шипастые щитки, а на руках массивные кастеты. Лицо людоеда испещрено шрамами, а длинные засаленные волосы перетянуты кожаным ремнем.

— Чудовище моих кошмаров, — пробормотал Страшила. Он отскочил от кулака людоеда и прицелился заострённым колом. Людоед бросился вперёд, отвёл слабый удар Страшилы, выбил кол и двумя пальцами сломал его. И захохотал.

Страшила отпрянул, сжал кулаки. Людоед вынул нож и метнул его. Нож вонзился в живот Страшиле. Тот захохотал.

— Не ждал, да? Меня ты этим не возьмёшь!

Страшила вынул нож и бросился на людоеда. Тот от изумления не успел уклониться, и нож оцарапал ему плечо. Людоед заревел и... бросился прочь.

Страшила удивлённо посмотрел ему вслед. Потом перевёл взгляд на лезвие ножа.

— Наверное, лезвие отравлено. Кинулся пить противоядие!.. У меня есть пара секунд...

Он поспешил к воротам и распахнул их. Дровосек влетел во двор и бросился в главное здание.

Людоед встретил их на пороге. Плечо было облито какой-то жидкостью и, похоже, не доставляло хлопот хозяину. В руке людоед сжимал огромный двуручный меч, держа его легко, точно кухонный нож.

Дровосек неожиданно остановился.

— Крангем?.. — удивлённо спросил он. Людоед замер.

— Я знаю этот голос... Командир?..

— Да, это я, — сказал Дровосек. — Крангем, ты ведь был лучшим воинов в отряде! Как ты мог...

Людоед отмахнулся.

— Война закончилась, и я стал никому не нужен. Да, мне пожаловали Пурпурное Сердце и с почётом отправили на все четыре стороны. Куда мне было идти?.. Я отправился к жевунам, потребовал себе имение, построил замок... Но чёрт, ты же знаешь моё пристрастие, оно как наркотик...

— Твоя привычка есть сердце и печень поверженных врагов?.. — скорее проговорил, чем спросил Дровосек. — В боях это внушало ужас, но в мирное время?..

— Чёрт... это так вкусно!.. Это... это... как будто возвращаешься в то время, когда... там, в бою, я себя живым чувствовал, а здесь — сонные слуги и приближающаяся старость... Я не мог этого вынести!.. И новой войны, как на зло, всё не было. И я начал... убивать. Сначала окрестных жителей, потом, когда деревни опустели, то и слуг, охрану... Они пытались убить меня, все вместе, это было так весело...

— Дальше, — нетерпеливо сказал Дровосек.

— Я стал есть не только сердце и печень. Прочее тело, если разобраться, ничуть не хуже оленины! Особенно есть правильно приготовить, то... А какая кровяная колбаса получается, м-м!.. — Людоед облизал пыльные сальные пальцы. — Люди быстро закончились, путники стали ходить реже... Ну, в общем, я взялся за недавно похороненных...

— Вот почему многие могилы были разрыты... — прошептал Страшила.

— Да, я сначала выбирал то, что посвежее, а когда такие кончились, стал вымачивать мертвечину в уксусе, чтобы сбить вонь... И тут такая удача — девочка! Причём очень даже свежая...

— Так, Крангем, давай договоримся: ты не трогаешь Элли, — проговорил Дровосек. — Иначе тебе несдобровать. Это говорю тебе я, Стальной Головосек!

Людоед выругался и поднял меч.

— Ты — слабак! Ты даже мельничный жернов тогда на спор поднять не смог!.. Чего мне тебя боятся?! Умри!

— Я лишь слегка его приподнял, — пробормотал Дровосек. — Но тогда я был слабее, чем сейчас, когда у меня стальное тело... Что ж, Крангем, ты свой выбор сделал.

— Дровосек, осторожно, он опасен! — воскликнул Страшила.

— Страш, я разберусь сам. Иди ищи Элли!

— Точно! Тотошка, показывай путь!

Они бросились в здание. Людоед кинулся на Дровосека. Тот парировал удар, при этом едва не выронил топор из рук. В ответ он ударил так, что едва не повалил Людоеда.

— Ба-га-ра! Командир, а ты стал сильнее! — заорал Людоед. — Ну и плевать! Отправляйся к дьяволу в мир вечной ночи!

— Я был там, — ответил Дровосек.

Он поднырнул под Людоеда, схватил одно рукой за плечо, второй за ногу, и поднял Людоеда, точно бревно. после чего раскрутил и швырнул на камни.

Людоед поднялся. Отшвырнув меч, он бросился на Дровосека.

Тот присел, обхватил Людоеда и швырнул его на суплекс. Что-то хрустнуло в шее Людоеда, но он снова поднялся и бросился на Дровосека.

Железный человек поднял меч Людоеда и легко, точно перо, вонзил его в живот врага, прорезав стёгу как бумажную.

Людоед заревел от боли и бросился бежать. Дровосек метнул ему вслед топор, и тот на лету разрубил тому плечо. Рука повисла, болтаясь на тонкой коже.

Людоед затравленно обернулся. Дровосек неспеша подошёл к нему и вынул меч из живота.

— Ты был хорошим воином, Крангем, — тихо сказал он. После чего, несильно размахнувшись, провёл свой знаменитый горизонтальный удар. Голова Людоеда, удивлённо моргая глазами, полетела на брусчатку, а тело продолжало стоять, потом как будто дёрнулось, сделало два шага и рухнуло, корчась, как обезглавленный таракан.

Дровосек подошёл к голове и со всей силы впечатал её в брусчатку ногой. Череп Людоеда лопнул, во все стороны брызнули ошметки мозга и крошево из костей.

Повернувшись, Дровосек пошёл к главному зданию, не смотря на всё ещё корчащееся тело Людоеда.

Навстречу ему вышел Страшила. Он нёс на руках бледную и обессилевшую Элли. Тотошка бежал за ними.

— Идите, я догоню, — проговорил Дровосек. — Поищу маслёнку и смажу доспехи, чтобы не скрипели.

Он прошёл по комнатам замка. Никому и никогда не рассказывал он впоследствии, что он там видел, но, когда он выходил, то швырнул на труп Людоеда найденный в замке потёртый орден Пурпурного Сердца, а потом поджёг здание.

Замок сгорел дотла, навсегда погребя под собою страшные тайны его хозяина. Прочные стены ещё долго пугали путников, утверждающих, что среди них бродит громадный призрак без головы и ищет её, а если попадёшься ему на пути — то бойся, отрубит голову тебе, тело съест, а мёртвую голову пришьёт к своей шее грязными нитками и так и будет ходить, пока голова не сгниёт до черепа и не рассыплется...

Потом стены рухнули, крестьяне растащили их на камни, и больше о призраке здесь никогда не слышали.

Глава 6.

Элли, Дровосек и Страшила шли по дорожке из чёрного кирпича. Тотошка, прихрамывая, семенил за ними. Девочка была бледна, в пятнах засохшей крови, но не замечала этого.

— Нет, ну как ты его... Голову — одним махом! — восхищённо проговорил Страшила.

— Мой рекорд — три головы за один удар, — скромно признался Дровосек.

— Получается, ты — убийца, — едва слышно проговорила Элли. — Да?..

Дровосек как будто вздохнул, если доспехи умеют вздыхать.

— Иначе было нельзя. Так устроен наш мир. Ты или убийца, или жертва.

— Или жертва, — повторил Страшила. — Знаешь, Дров, давай и девочку убивать научим? Найдём какого-нибудь ослабевшего путника, ну или животное для начала...

— Хватат, Страш. Думаю, её жертвы ещё впереди, — отмахнулся Дровосек. — Незачем торопить события.

— Я никого не хочу убивать, — тихо сказала девочка. — Это великий грех...

— Покаешься, и дело с концом, — отмахнулся Страшила. — Понимаешь, невозможно понять истинную цену жизни, пока не отнимешь хотя бы одну...

— Тото, а почему ты меня не спас? — спросила девочка. — Людоед хотел убить меня, но услышал Страшилу и отшвырнул к стене, я едва не потеряла сознание... Тото, почему ты не превратился в демона и не спас меня?..

— В этом не было необходимости, — не очень уверенно ответил Тотошка. — Великая сила — это и великая ответственность...

— Брось, Тото, нет у тебя никакой силы, — отмахнулся Страшила. — Я уже давно догадался.

— Как будто у тебя она есть, — усмехнулся Дровосек. Страшила обиделся.

— Может, я и не так силён, как ты, зато я ловкий и гибкий! Я могу упасть с любой высоты и вскочить, как ни в чём не бывало! Я могу выбраться из любого захвата!.. Я...

— Ловкость бесполезна, если нет силы, — отрезал Дровосек. — Ясно?

— Неправда! Ловкость важнее силы!

— Нет, важнее сила!

— Ловкость!

— Сила!

— Ловкость!..

— Острые зубы! — попытался вклиниться Тотошка, но его не услышали.

И тут раздался громогласный рёв.

Все замерли. Из кустов выскочил громадный лев и бросился на путников. Отшвырнув, точно тряпичного, Страшилу, он толкнул было Дровосека и кинулся на Элли, но Дровосек не растерялся, бросился ему наперерез, схватил за лапы и швырнул о землю.

Лев завыл, как котёнок, и с трудом повернулся на бок. Дровосек поднял топор, но... что-то произошло со львом. Он забился, задёргался — и неожиданно поднялся на ноги. Это был не лев, а крупный и хорошо сложенный человек в одежде из шкуры льва и меховым воротником, с когтистыми кастетами на кулаках, с кожаными ремнями со стальными заклёпками на теле. Грива длинных волос была собрана в причудливую причёску.

— А-ай, не трогайте меня, — взмолился он жалобно.

Дровосек отпрянул. Страшила от удивления даже присел.

— Он что, оборотень? Вот те на! Не думал, что они ещё остались!..

— Остались, и очень много, — ответил Лев. — Вот только я самый невезучий из них.

— Это почему? — удивилась Элли.

— Потому что я жутко боюсь. Я боюсь смерти, боюсь преследования, боюсь вернуться в стаю, откуда меня выгнали...

— За что? — удивился Страшила.

— За трусость... Вожак вызвал меня на поединок. А я... не решился принять его вызов. Я сбежал, а когда в сумерках вернулся — меня изгнали за трусость. А я... я боюсь. У него такие когти, клыки, и сила такова, что есть моя лапа попадёт ему в пасть — вмиг отгрызёт!

— А если не попадёт? — ехидно спросил Тотошка.

— Тогда не отгрызёт... Но есть всё-таки попадёт?.. Эх, горе мне. Горе...

Он опустил лицо в ладони.

— Я думал, что есть убью хоть кого-то, хоть самое слабое существо, если отниму хоть одну жизнь — то стану смелым... Увы. Даже это у меня не вышло!.. Выходит, я тварь дрожащая... А тварь ли я дрожащая, или право имею — никогда мне не узнать...

— Убить самое слабое существо? — переспросил Дровосек. — И поэтому ты нацелился на Элли?

— Куда мне... я её не могу убить. Я нацелился на этого вашего... Тотошка, да?.. Я нацелился на Тотошку!

Пёсик возмущённо гавкнул.

— Знаешь, тебе бы попросить смелости у бога, — сказала Элли.

— Простил, и не раз... Я бы обратился даже к дьяволу, если бы знал, что он мне поможет... Но где в наше время найти демона?..

— Я могу подсказать, — сказала девочка. — Мне тебя почему-то жаль, так что... пойдём с нами! Повелитель Изумрудного города, великий Гудвинус, по слухам, самый настоящий демон!.. Он может помочь тебе... Если уж никто больше не поможет...

— Правда? — Лев вытер слёзы. — Тогда я с вами! Только не отходите далеко, ладно? А то тут, в лесу, как-то страшновато одному...

— Пойдём, я буду тебя защищать... если понесёшь меня на руках, — сказал Тотошка. Лев закивал:

— Да-да, конечно, мне не трудно!..

Они продолжили путь. По дороге Дровосек задумчиво смотрел то на льва, то на Элли, после чего странным голосом спросил:

— Погоди, Лев, а почему ты сказал, что не можешь забрать жизнь у девочки?..

Лев ответил уверенно:

— Понятно же, почему. Нельзя повторно убить мёртвое.

— Мёртвое?.. — переспросил Тотошка. Лев снова кивнул.

— Конечно! Вы разве не видите и не слышите?.. У неё бледная кожа и свернувшаяся кровь, трупные пятна и сердце не бьётся. Она давно мёртвая!

Элли замерла.

— Что?! Это неправда!

— Правда, конечно! — удивлённо ответил Лев. — Что я, живое от мёртвого не отличу?.. Ты мертва уже вторые сутки, судя по всему. Правда, какое-то волшебство поддерживает в тебе возможность мыслить и двигаться, а магия серебряных туфелек удерживает тело от окончательного разложения. Но оно высыхает потихоньку. Скоро начнёт лопаться кожа, высохнут мышцы, станут отваливаться куски мяса и конечности...

— Неправда! Ты лжёшь!.. — воскликнула Элли. Она хотела заплакать, но слёзы не лились из глаз. И только теперь она заметила, что с самого рассвета ни разу не моргнула, что не захотела есть и спать, не устала идти всю ночь... и что совершенно не дышит.

— Я же не мёртвая! Не мёртвая, правда ведь?.. — тихо, без слёз, плакала девочка. Дровосек покачал головой.

— Я долго не хотел в это верить, — сказал он.

— Ну что, охотник на нежить? — усмехнулся Страшила. — Кого из нас первого зарубишь? Меня или девочку? Нежити ведь нет места в мире, да?..

— Замолчи!.. — Дровосек стиснул кулаки. — Замолчи. Замолчи...

— Да всё уже, молчу я, — ответил Страшила.

— У вас... хоть у кого-нибудь... есть зеркало? — взмолилась девочка. Дровосек нехотя вынул из забрала небольшое зеркальце.

— У меня. Я взял в замке Людоеда, прежде чем уйти... Возьми, Элли.

Девочка медленно, точно во сне, взяла зеркальце. Зажмурилась. поднесла к лицу и медленно-медленно открыла глаза.

Из отражения на неё печально смотрело бледное, заострившееся, совершенно обескровленное, и, несомненно, мёртвое лицо.

Глава 7.

Всю дорогу Элли не говорила ни слова. Дровосек и Страшила, забыв о собственной вражде, переглядывались, но молчали. Лев нёс на руках довольного этим Тотошку и опасливо смотрел по сторонам.

Лес сменился огромной поляной, через которую вела дорога из чёрного кирпича. Поляна вся заросла огромными, крупными маками. Их было так много, что казалось, земля впереди залита кровью. А из-за того, что ветер колыхал их красивыми волнами, поле казалось живым бесформенным существом, что вызывало одновременно страх и отвращение.

— Не нравится мне это поле, — пробормотал Страшила. — Такое не вырастишь без должного ухода. А хозяина нигде не видно. К чрезмерно ухоженным полям, на которых не видно работников, следует всегда относиться с подозрением. Уж поверьте, я знаю, о чём говорю... — он осёкся и непременно прикусил бы себе язык, если б он у него был.

— Раньше здесь не было поля, — проговорил Дровосек. — Странно... Но я давно здесь не был. Куда отсюда делся лес, интересно? Не цветы же съели древесину!.. А тут и пеньков не осталось...

— А я люблю цветы, — неожиданно признался Лев. — Они, по крайней мере, не опасны, так как не имеют ни клыков, ни когтей, как этот ужасный вожак... — он поёжился.

— Фу, Лев, ты боишься драки и любишь цветы! Скажи-ка, какого ты пола? — рявкнул Тотошка. Лев вздохнул.

— Иногда мне кажется, что моя тонкая душа ошиблась телом, и я...

— Не продолжай, — перебил пёсик, и Лев послушно умолк.

Элли задумчиво смотрела на цветы. Она никогда не видела такого их количества. В Канзасе, степном штате, подобного и не увидишь. Но их красота не трогала мёртвую девочку.

"Стоит ли мне возвращаться домой, если я уже мёртвая? — думала она. — Может, меня просто... похоронят там, и всё? Мама споёт колыбельную, усыпит, а потом тихонько выйдет из комнаты, завернёт в одеяло и отнесёт, сонную, на кладбище... Где папа с друзьями уже вырыл свежую могилку. Они похоронят меня, заплачут и уйдут, оставив два сорванных цветка умирать на моей могиле. А проснусь поутру, и окажется, что я в гробу! И отовсюду лезут черви, чтобы копошиться и есть меня изнутри, как ту нашу старую корову, которая издохла в сарае и пролежала там весь день, а к вечеру в ней уже копошились белые личинки..."

Девочка всхлипнула, но сухие глаза не знали слёз, и заплакать, как и раньше, не получилось.

— Пойдёмте, — наконец проговорил Дровосек. — В конце концов, это всего лишь поле из цветов. Чем оно может быть опасно?..

— Например... — начал было Лев, но Тотошка с намёком зарычал, и тот умолк.

Компания направилась через поле. Что-то зловещее виделось им в одинаковых, кроваво-красных цветах. Страшила задумчиво смотрел по сторонам.

— И чего они колышутся, если ветра нет?.. — пробормотал он. — Вот же гадость...

Ближе к середине поля Лев неожиданно стал спотыкаться. Он даже чуть не выронил Тотошку.

— Что такое? — спросил Дровосек. Лев беспокойно оглянулся.

— Не знаю... Эти цветы, они... как будто наблюдают, ждут чего-то... Они там, внутри... они никогда не выпустят нас...

— Слыхал я о таких полях, — пробормотал Страшила, — которые, например, невозможно пройти. Вроде глядишь — поле как поле, трава высокая или там кукуруза какая-нибудь... А пойдёшь по нему — и всё, пиши пропало. День идёшь, два идёшь, а оно всё не кончается... Назад идёшь — и снова — день, два, три, а выйти-то и не можешь никак... И всё, силы кончаются, падаешь и умираешь, рано или поздно... А потом, быть может, тебя всё-таки найдут — и окажется, что ты всего-то в двух метрах от начала поля был-то... Всякое, знаете, люди рассказывают...

— Брр!.. — вздрогнул Лев. — Знаете, вы как хотите, а я побежал!..

Он выпустил из рук Тотошку, который и сам смотрел как-то затравленно, и высоко подпрыгнул, перевернувшись в воздухе потрясающим сальто-мортале. Превратившись на лету во льва, он бросился бежать по дороге.

— Эй, куда ты?.. Я с тобой!.. — крикнул Тотошка, но лев уже был далеко.

— Подождёт нас на конце поля, — неуверенно сказал Страшила. — Здесь хотя бы есть дорога, так что не заблудишься...

— Здесь и правда что-то не то, — пробормотал Дровосек. — Давайте-ка быстрее!

Элли спокойно шла вперёд. Равномерное движение цветов гипнотизировало её. Казалось, они шепчут ей: "Останься с нами, здесь так красиво!.. Беги к нам, поиграй с нами, стань частью нас... навсегда... будь такой как мы, будь красивым цветком..."

— Они разговаривают, — равнодушно сказала она. Дровосек оглянулся и проговорил:

— Хм. Я думал, мне одному это кажется...

— Давайте-ка быстрее, а? — попросил Страшила.

Тотошка неожиданно стал сходить с тропы всё ближе к цветам.

— Смотрите! Тропа становится всё уже! А если она совсем исчезнет?.. — воскликнул он.

— Это не тропа сужается, это ты идёшь к её краю, — пробормотал Страшила. — Хотя, я в этом уже не уверен...

— Нет, сужается! — воскликнул Тотошка.

Страшила вздохнул и поднял пёсика на руки.

— На вас, живых, это поле странно действует...

Вот, наконец, и конец поля, а за ним снова лес. Льва на краю поля не было.

— Сбежал, — проговорил Дровосек. — Ему же хуже... Умрёт где-нибудь со страху в полном одиночестве...

— А ведь он не сбежал, он вон где! — разглядел глазастый Страшила.

Лев лежал среди маков в нескольких метрах от края поля. Он не успел превратиться в человека, и лежал, раскинув лапы и разинув пасть. Вокруг неё кружились и жужжали мухи.

Но страшным было другое.

Цветы рядом с ним склонили головки и лепестки их, точно губы вампира, прилепились к коже льва. Они медленно выпивали из него кровь.

— Вот же... — пробормотал Дровосек. Он подошёл ко Льву и взял за загривок, как огромного кота. — Не добежал малость...

Он понёс Льва на край поля, но цветы не отлепились от него. Страшила, осторожно косясь на бутоны, подошёл к Дровосеку, вынув запасной серп. Цветы тут же потянулись к живому чучелу.

— Какого... Эй, да у меня уже давно ни капли крови!.. — воскликнул Страшила напугано. Он принялся резать серпом направо и налево. Стебли с чавканьем падали, из разрезов сочилась густая кровь.

Страшила ойкнул и бросился к краю поля. Дровосек покачал головой и стал обрывать цветы с тела Льва. Они рвались, но их бутоны оставались на Льве, из них сочилась кровь, будто это были оторванные головки клопов.

Но удивительным оказалось другое. Лев стал просыпаться, и слабо отталкивал от себя руки Дровосека:

— Оставь! Уйди!.. Они хорошие! Правда! Уйди, оставь меня!..

— Ему что, приятно, когда пьют кровь? — удивился Страшила. Он оставил на траве Тотошку и внимательно наблюдал за Дровосеком. Элли стояла рядом и слушала.

— Говорят, какие-то существа, питающиеся кровью, могут впрыскивать в рану вещество, которое не только убивает боль, но и рождают эйфорию... Я впервые вижу, чтобы эти существа оказались цветами, — проговорил Дровосек. Он наконец-то оторвал последний стебель и понёс льва к краю поля. Донёс, положил на траву и стал отрывать присосавшиеся бутоны.

Лев дёргался и кричал:

— Перестаньте! Прекратите! Они... так хорошо... так приятно... я стану их частью, стану жить вечно, как эти цветы... Это прекрасно... ах... я никогда такого не испытывал...

— Долго ли длится эйфория? — спросил Дровосек. Страшила отвёл глаза.

— Ты думаешь, я такой знаток наркотических веществ и растений?.. Да я всего несколько раз за всю жизнь... хм... Ну ладно, ладно. Ещё полчаса от силы. А вот слабость от потери крови станет куда ощутимее...

— Ясно. Как там Тотошка?

— Приходит в себя.

— Ясно. Что ж, ждём полчаса и снова в путь. Эдак мы до полудня не доберёмся до города!

Элли смотрела на цветы. Они говорили с нею. звали её. "Ничего, что ты мертва, это даже лучше... Мы съедим твою плоть, но сделаем это нежно, как объятия близкого человека, это приятно... Ты станешь цветком, прелестным и милым, и мы вместе будем танцевать и петь..."

Девочка сделала шаг вперёд. Потом ещё шаг. И ноги точно сами понесли её к полю. Он зашла на цветы, и те потянулись к ней. Девочка села, нежно провела рукой по бутону.

— ...А тебя цветы не тронули, потому что боятся железа, — говорил тем временем Страшила Дровосеку и тут оглянулся. — Эй! Элли! Ты куда это? Ты что такое удумала?

Девочка улыбнулась. Цветы кусали совсем не больно, как и обещали. Ей казалось, что это пушистые котята трутся об неё мордочкой и хвостиком. Цветы пили её кровь, вернее, пытались пить, ведь её кровь свернулась, но по венам уже побежало удивительное блаженство и лёгкость.

— Эй! Элли! Не глупи! Иди к нам! — воскликнул Страшила. Дровосек молчал, опираясь на топор.

— Вы не понимаете... Это так хорошо... Я уже мёртвая, значит, ничего меня уже не ждёт... Я никогда не вырасту, никогда не влюблюсь... так это называется?.. Никогда и ничего меня не ждёт. Родные откажутся от меня и вероломно закопают в землю в деревянном ящике. Я не хочу так... Пусть лучше будет так... И моя душа полетит к богу... Да, так хорошо... — точно в полусне, говорила девочка. Страшила подбежал к полю, но, увидев потянувшиеся к нему стебли, отпрянул.

— Дровосек, ты чего стоишь? Эй... Дровосек?.. — немного удивлённо протянул Страшила. Тот покачал головой.

— Она — нежить. Так даже лучше...

— Чего?! — не понял Страшила. — Ты что... вообще?

— Так мне не придётся её убивать. Это было бы трудно для меня... Вот и решение, самое лучшее!

— С ума сбрендил? Она маленькая девочка!

— Она — нежить. Мёртвая маленькая девочка. Её всё равно пришлось бы... уничтожить. Мало ли маленьких девочек ложиться в землю лишь потому, что они — мёртвые?

Страшила сжал кулаки.

— Да я тебя...

— Попробуй.

Живое чучело сжало кулаки и отступило. Его глаза, огромные, а из-за краски, нанесённой непонятно зачем фермером, ставшие ещё больше, выражали крайнюю степень задумчивости.

— Нет, нельзя так, так неправильно... — бормотал он. — Погоди... Дровосек! А что, если Гудвинус может оживить её?

— Как это? Он — не Урфин Джюс. Не некромант. Он...

— Он демон, я знаю. Но в этом-то и дело! Демоны — те же ангелы, только падшие. А значит, могут воровать и возвращать души! Вон даже Элли говорила мне!.. Что, если Гудвинус заставит сердце девочки биться, а душу — вернуться в тело?

— А если нет? — спросил Дровосек.

— А если да?.. Не узнаешь, пока не попробуешь! А если всё-таки это ему под силу — то получается, ты только что обрёк Элли на смерть. А чем это лучше убийства, а?..

Дровосек задумался.

— Если так — то да, но если нет — я спасу нежить... Это против моих правил...

— Да плевать на правила!.. Ты ведь уже убил своим бездействием одну девочку, дочь кузнеца, верно?..

Дровосек сжал кулаки, отчего древко топора треснуло.

— Не напоминай!.. Хорошо. Я спасу Элли. Но если Гудвинус не сумеет снова сделать её живой...

— То?.. — с намёком спросил Страшила.

— То я... сам приведу её сюда, на это маковое поле. И оставлю здесь навсегда. Ясно?

— Ясно. Давай поспеши, а то глянь вот, у неё на руке уже кость показалась...

Дровосек подошёл к девочке, легко обрубил стебли маков, взял её на руки и пошёл к краю поля, на ходу обрывая присосавшиеся бутоны с её тела.

— Пусти... я всё равно уже мертва! — сказала Элли. Дровосек покачал головой:

— Может быть, ненадолго...

— Я всё равно мертва. Пусть лучше цветы съедят меня, а моя душа отправился на небеса...

Страшила вздохнул и приблизился к Элли.

— А с чего ты вообще взяла, что небеса и этот твой бог — существуют?

Элли недоумевающе посмотрела на него.

— Конечно, существуют! Как можно в это не верить?

— Вот как я, к примеру. Никто и никогда этого не видел. Те, кто говорят, что видели, или сумасшедшие, или врут.

— Но мама рассказывала...

— Мама твоя просто хочет в это верить. Её убедили, вот она и верит. Это что-то вроде привычки — как пьяница не может жить без бутылки, так и верующий не способен жить без веры в бога. Без неё ему и жизнь не жизнь, и радость не радость. Это привычка, которую вполне можно преодолеть. Но большинство не делает это. Так проще.

— Неправда! Я чувствую, что...

— Пьяница тоже чувствует. Это ровным счётом ничего не доказывает. Кто-то верит по привычке, кто-то — из страха, потому что очень страшно, когда впереди только старость и смерть. Очень хочется на что-то надеяться... на то, что там, за чертой, жизнь ещё не кончается... А кто-то и вовсе верит из лени. Например, обидит кто-то, а он: "Ах, бог накажет", а дело в том, что наказать может только сам человек. Но из лени или страха он возлагает эту ответственность на бога. Те же, кто обладает умом и здравым смыслом, давно поняли, что никакого бога, небес, души... ничего этого нет.

Элли медленно встала на землю. Её глаза загорелись:

— Неправда! Он есть! И душа есть!.. И ты... ведь ты идёшь, чтобы вернуть душу, не так ли?

Страшила опустил голову.

— Я был мёртв. Я должен был видеть всё это... бога, небеса и тому подобное. Но ничего этого не было. Я просто умер, и всё. Как сон без сновидений — тебя просто нет, только р-раз — и ты проснулся. И я так же — очнулся и всё. Между смертью и воскрешением не было ничего, вообще ничего. Потому что меня не было.

— Вот и нет! — закричала девочка. — Нужно просто верить, и всё! Ты ведь тоже веришь, только не признаёшься!..

— Или боюсь признаться себе, что для меня всё кончено, — ответил Страшила. — Слушай, а эти цветы... Они ж и правда, того, не больно, да?.. Может, и мне...

— Не больно... Но ты должен верить!

Страшила пожал плечами.

— Ладно, чего уж там... Это поле... Оно здесь неспроста. Прибежище для отчаявшихся одиночек и трусов... Ха, а я-то думал, что моё поле — самое страшное! Ладно, плевать на всё. Вон Лев очнулся. Пойдёмте-как в Изумрудный город, а?

Лев и вправду очнулся. Он недоумевающе посмотрел на всех.

— Друзья?.. Ой... а как это вы?..

— Ты что-то помнишь?

— Помню, как бежал, а тропа становилась всё уже, а потом и совсем пропала... Я бежал через поле, но оно всё не заканчивалось, и я упал... а потом... странное блаженство охватило меня, и я... ничего больше не помню!

— Понятно. Опасное оно, это поле, — сказал Страшила. — Страшно подумать, сколько уже людей и животных в нём пропало...

— Хм... А представляете, если кто-то эти цветы, скажем, превратит в напиток, или другое вещество? И станет продавать другим? — задумался Тотошка.

Дровосек покачал головой.

— Думаю, нет. Таких безумцев, я уверен, не найдётся. Разве что нежить какая-нибудь... — он покосился на Страшилу, тот отвёл взгляд.

— А Элли? Она тоже?.. — Лев показал на укусы, оставшиеся на теле девочки от цветочных бутонов.

— Я пошла туда сама.

— Ты что! Зачем?

— Я ведь мёртвая. Зачем мне продолжать ходить, говорить, думать?.. Мне было бы проще умереть и попасть на небеса, чтобы дожидаться там маму и папу... Вот только после слов Страшилы я и сама не знаю, есть ли они, небеса?..

Лев отмахнулся.

— А какая разница? Придёт время — узнаем. А пока — живём в своё удовольствие! Если что-то увлекает тебя, нравится тебе — делай это! Какая разница, всё равно время не остановить, так что хотя бы получай от него удовольствие! Иначе оно всё равно пройдёт, только без удовольствия. А потом р-раз — и закончится!..

— Нет, жить только в своё удовольствие — это не правильно, — проговорил Дровосек. — Нужно ещё стремиться к тому, чтобы приносить пользу людям, делать мир лучше...

Лев махнул лапой.

— Если тебе доставляет удовольствие приносить пользу людям — то приноси, кто мешает? Время ведь всё равно пройдёт, всё что мы можем — хотя бы получать от него чувство радости. А лучше мир никто и никогда сделать не хочет. Все просто хотят сделать его более комфортным для себя. Только сами не признаются в этом. Иногда даже себе не признаются.

Дровосек замер с открытым ртом. Лев потянулся и сказал:

— Ладно уж... Может, пока я ещё под воздействием этой эйфории от цветов — и не чувствую боли от ран — пойдём в Изумрудный город? А то и меня придётся тащить на руках, как Тотошку!

Глава 8.

Наконец, перед путниками раскинулся долгожданный Изумрудный Город.

Он выглядел как типичный средневековый город — обнесённый стеной, над которой выглядывали крыши зданий из черепицы и высокие шпили готических соборов. Над главной башней огромного дворца посреди верхнего квартала то и дело вспыхивали молнии.

— Красиво... — проговорил Страшила. — Дровосек, а напомни-ка мне, отчего город зовётся Изумрудным?

Дровосек усмехнулся.

— Не надо понимать названия буквально... Ты ж не ожидаешь, скажем, что Хрустальное озеро сделано из хрусталя?.. Ещё до воцарения Гудвинуса здесь было много зелёного камня — малахит там, хризолит, какой-то низкопробный асфальт зелёного цвета... В общем, из чего было, из того и строили. Да и болота вокруг, воздух влажный, на стенах и камнях мох и лишайники быстро растут... Люди специально выбрали это место, чтобы добраться врагу было трудно. А внешние стены дополнительно зелёными делали, чтобы замаскировать на фоне листвы... Вот город и стал Зелёным. Вроде даже назывался — Зеленоград... А когда сюда пришёл Гудвинус, он решил превратить это в визитную карточку. Переименовал город в Изумрудный, прицепил кое-где драгоценный камни для виду, а кое-где и просто стекло... А горожан заставил очки зелёные носить, чтобы не видели гнили, мхов и лишайников, думали, что это украшения... И знаешь, сработало. Люди охотнее верят красивому вымыслу, чем неприглядной правде. Я много спорил с Волшебником по этому поводу... Потому-то он меня и выгнал, правдолюба упрямого. Ещё и этим... как его... назвал... гномом, что ли...

— Может, троллем? — предположил Страшила.

— Да, точно. Троллем. У них тут даже светильники зелёные. Есть мнение, что Гудвинус специально это придумал, боясь народного гнева: зелёный, как известно, успокаивает. Вот и сделал всё зелёным...

— А люди как... не бунтуют?

— Куда там! Они сами же урезонивают тех, кто из чувства протеста не носит очков. "Дурак, — говорят, — надень лучше, так оно жить намного проще..."

— Понятно. Нас тоже заставят надеть?

— Только если сами захотим. Здесь никто не заставляет, но выдают их бесплатно всем желающим. Некоторые, правда, утверждают, что это приказ Гудвинуса, но на самом деле он, конечно, не следит за этим круглосуточно. Нам, впрочем, всё на руку: в зелёных очках не заметят, что ты, Страшила, и наша Элли несколько... странного оттенка кожи.

Девочка вздохнула. На её руке красовалась свежая повязка — Страшила перевязал ей руку платком там, где оголилась кость из-за укусов кровавых маков.

Они прошли через ворота, взяв для виду зелёные очки у стража ворот по имени Фарамант. Это был невысокий человек в зелёном балахоне с угрюмым лицом.

Прошли по узким извилистым улочкам. Всюду чувствовалась нехватка места: верхние этажи надстраивались над нижними, нависали над мостовой, отчего солнца не было видно, а улицы были сумрачны и пусты. Здесь даже Джек Потрошитель повесился бы от уныния.

— Знаешь, надену-ка я очки, — не выдержал Страшила. — В них всё как-то покрасивее выглядит...

Лев и Тотошка последовали его примеру. Элли, подумав, тоже. Дровосек мужественно отказался. Впрочем, быть может потому, что у него не было глаз. Как он видел, будучи живыми доспехами, оставалось загадкой даже для него самого.

Наконец, они подошли ко дворцу. Дверь была закрыта, но едва Дровосек постучал, их впустил старый, худой солдат с седой бородой и изнеможённым лицом.

— О, командир, — безо всякого выражения сказал он. — Давно не виделись.

— Приветствую, Дин Гиор. Как твоя служба?

— Не жалуюсь. Но и хвастаться нечем. Я по приказу Гудвинуса рассчитал всех солдат и охранников — все так боятся волшебника, что не посмеют напасть на дворец, а значит, охрана ему не нужна. Но вот я последний... не могу ж я уволить сам себя?.. Да и идти мне некуда... Я доложил Волшебнику, что никого не осталось, что я один во дворце. Он ничего не ответил. Я рад, что он не приказал уйти ещё и мне.

— Он хоть живой? — спросил Страшила.

— Кто бы говорил... — пробормотал Дровосек.

— Гудвинус бессмертен, — ответил Дин Гиор. — Я верю в это. Вы желаете его видеть? Я попрошу об аудиенции, а пока пойдёмте, покажу вам комнаты. Пусть хоть кто-то поживёт в этом огромном пустом дворце...

Элли досталась детская с множеством зелёных кукол. Лев поселился вместе с Тотошкой — один он в огромном дворце боялся оставаться — в другой комнате, Страшила отправился в библиотеку.

— Я не могу пить, как раньше — сказал он печально. — Не могу напиться... приходится книги запоем читать.

Дровосек же сразу отправился к Гудвинусу.

Он распахнул дверь тронного зала. Здесь было пусто и пыльно. На троне сидела готическая красотка в чёрном платье и вуали.

При взгляде на неё Дровосек сжал топор.

— Здравствуй, старина Гудвинус, — проговорил он.

Дева сказала гулким мужским голосом:

— Приветствую, капитан Ник. Как твоя жизнь?

Дровосек отмахнулся.

— Похоже, ты и так всё знаешь. Зачем это?.. Зачем ты принял облик девчонки, погибшей из-за меня? Напоминаешь, кто я есть?

— Ты не должен забывать, кто ты, — ответила дева.

— Я изменился, Гудвинус. И, кроме того, Гингема мертва. А я...

— А ты стал нежитью, с которой обязан бороться.

— Я не выбирал такую судьбу!

— Ну конечно. Не мы такие, жизнь такая... старая песня, Ник. Глупо отрицать очевидное. Тебя воскресил некромант, ты привёл в мой замок нежить, а Гингема, как мне донесли, погибла не от твоих рук. И чего же ты ждёшь от меня?

— Я хотел вернуться на службу. Верните мне пурпурное сердце!

— Мне больше не нужна охрана.

— Но Дин Гиора вы не выгнали!

— Он не более чем дворецкий. По сути, смотритель музея, которым стал мой дворец.

— Вы выгнали меня, сказав, что я прошу слишком много жалования! Но теперь мне не нужно есть или пить!

— Теперь тебе не нужно и работать. Зачем ты пришёл ко мне?

— Но я...

— Уходи, Ник. Мне есть чем заняться без твоего нытья.

— Верните мне сердце!

— Ты не можешь истреблять нечисть без него?

— Это совершенно другое! Это даёт мне право действовать от имени закона!

— А тебе так важно соблюдать видимость закона?

— Наверное, мне просто важно быть хоть кем-то в это жизни. Хоть кому-то принадлежать, чему-то служить. Верните мне сердце, иначе...

— Иначе что?

— Я видел Крангема. Вернее, то, во что он превратился, уйдя на покой и не сумев жить без войны.

— Ты убил его?

— Нет. Я убил Людоеда. А Крангем умер намного раньше. Хоть это и был один и тот же человек.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Что ж, многие в мире страдают от своей невостребованности, от того, что то, что они умеют лучше всего, оказывается ненужным. И сходят с ума... Хорошо, я верну тебе сердце, но при одном условии.

— Условии?

— Ник, пойми меня. Ты — нежить, твои друзья — нежить, ты привёл в замок нежить. Как я могу быть уверен, что ты не предатель? Ведь раньше ты сражался с нею, без жалости и без компромиссов!

— Мне что, убить их? Чучело и девочку?

— Пока нет. Отправляйся на запад и убей Бастинду. Она...

— Я знаю, кто это. Гудвинус, ты избавляешься от конкурентов?

— Скажем так — она достаточно сильна, чтобы оспорить мою власть. Будет лучше, если она умрёт. Лучше не только для меня — для всех.

— Не ты ли сделал её злодейкой, разбив её сердце, развратный ты демон?

— Не напоминай, это дело давнее... Да и в ней уже было зло, я лишь слегка подтолкнул её, и зло проявилось во всей красе... Теперь её нужно убить. Ты сделаешь это. Впрочем, она заслуживает этого.

— Я наслышан о её злодействах.

— Вот и славно. Иди и убей её, и своих мёртвых друзей прихвати.

Дровосек кивнул.

— Хорошо. Только скажи... Девочка. Ты видел её?

— Я могу видеть каждый уголок своего дворца. Забыл, почему город называется "Изумрудным"? Я могу видеть каждый уголок, если там есть изумруд. Даже те, которые на шляпах, передают изображение в мой дворец.

— Я помню... Ты сможешь вернуть ей жизнь?

Дева на троне задумалась.

— Думаю, смогу.

— А вернуть её домой?

— Возможно. Откуда она?

— Почему бы тебе не спросить её об этом самому?

— Ты прав. Позови её.

Дровосек вышел из тронного зала и направился в комнату Элли.

Глава 9.

Элли вошла в тронный зал. На троне, вернее, над троном, в воздухе висела огромная голова без тела. И голова эта чем-то напоминала её отца. Она вздрогнул.

Дровосек, приведший её, стоял сзади. Он нахмурился.

— Гудвинус, зачем ты это сделал?

— Что именно? — невинно поинтересовалась голова.

— Сменил облик?

— Потому что быть привязанным к одному имени или одному облику — слишком скучно... и порой небезопасно.

— А почему ты... взял именно это лицо?

— Ты узнал его?

— Конечно! Это же моё лицо, когда я ещё был человеком!..

Гудвинус не ответил, только засмеялся. Дровосек сник и отступил на шаг.

— Господин Гудвинус?.. — несмело сказала Элли.

— Можно просто Гудвин, дитя, — ответила голова. Элли приободрилась.

— Господин волшебник, вы можете вернуть меня домой?

— Мёртвую?

Элли опустила голову.

— Было бы лучше, если бы живую.

— С этим ты опоздала.

— А вы могли бы... оживить меня?

— Трудно сказать... Магия — тонкая вещь. Могу попробовать, но за результат не ручаюсь. Может, оживлю, а может, убью окончательно.

Элли вздрогнула.

— Только не это! Не надо!

— Как пожелаешь.

Дровосек хмуро произнёс:

— Гудвинус, только что ты говорил другое.

— Ах да, спасибо, что напомнил... Что ж, я думаю, я сумею вернуть тебе жизнь. Но риск есть риск. Решишься ли ты на это?

Элли растерянно посмотрела на голову, захлопав глазами. На ресницах, кажется, появились слёзы, хотя это и казалось невозможным.

— Я не знаю... Но вы сможете вернуть меня домой?

— Откуда ты?

— Из Канзаса.

Голова задумалась. Её глаза затравленно забегали.

— Канзас? О боги... не хотел бы я возвращаться в это ужасное место...

— Почему ужасное? Там очень хорошо! Широкие степи, зловещие бури, дружные ребята, отважные ковбои...

— И Ку-клукс-клан, — закончила за неё голова. — Нет уж, увольте.

— А что такое этот... клан? — удивилась девочка. Голова вздохнула:

— Наивное дитя... ты даже этого не знаешь... Ну, будем надеяться, что тебе не придётся с этим столкнуться. Послушай, а зачем тебе тот Канзас? Давай лучше махнём в Техасскую Народную Республику! Она всё ещё независима от федеральных властей США, не знаешь?..

— Не знаю... Техасская Народная Республика? По-моему, мама учила меня, что Техас — это Укра... то есть, простите, Техас — это часть Америки, единой и неделимой.

— Вот незадача... Жаль, я слыхал, она лет десять отстаивала свою независимость... Ладно. Значит, хочешь в Канзас?

— Хочу.

— Но боишься ложиться под мой магический нож, дабы получить шанс на возрождение?

Элли опустила взгляд.

— Боюсь...

— Что ж... Я знаю, как тебе преодолеть страх. Отправляйся на запад и убей Бастинду, злую ведьму!

Элли отпрянула.

— Убить?

— Ну да. Тогда ты поймёшь истинную ценность человеческой жизни. Поймёшь, чего она стоит. И отваги тебе будет не занимать. Ты решишься на что угодно после такого.

— Но ведь это грех — убивать!

— Ну... тобою ведь уже убили одну колдунью!

— Но это не моя заслуга!

— Отчасти и твоя, пожалуй... В любом случае — ты мертва, а значит, что тебе терять? Эту призрачную видимость жизни, которую ты ещё ведёшь, пока окончательно не рассыпалась на отдельные косточки?

Элли задумалась.

— Вы, наверное, правы... Хорошо. Я пойду и попробую её убить.

— Я отправляюсь с тобой, Элли, — проговорил молчавший до этого Дровосек. Девочка едва не бросилась к нему на шею от благодарности.

— Идите, и попросите войти сюда своих друзей, и мёртвых, и живых, — сказал Гудвинус. — Я скажу им то же самое.

* * *

Страшила вошёл в тронный зал в одиночестве. Огромная голова сменилась многоглазым зверем.

— Н-да... "Одно — как жёлтый огнегривый лев, другое — вол, исполненный очей... С ними золотой орёл небесный, чей так светел взор незабываемый..." — пропел Страшила, глядя на зверя. — Или в вашем случае это "зверь о семи головах, и на каждой голове по семь рогов"?

— Ты пришёл подискутировать о богословии? — спросил зверь. — Это, знаешь ли, точно не моя любимая тема.

— Конечно, вы ведь демон... да? — спросил Страшила, внимательно осматриваясь по сторонам. — Вы упали с неба...

— Да, в общих чертах всё так и было.

— И что там... на небе... есть бог?

— Я называю его Джа.

— Странное имя...

— Он не возражает.

— Но он есть?

— Понятия не имею. У нас, демонов, ходят разные слухи на этот счёт...

— Слухи?

— Ну да. А ты что, думал, что с нами он более открыт, чем с людьми? С чего вдруг?

— Но вы демоны, вроде падших ангелов...

— И что? Вон один из ангелов вообще провозгласил себя богом. И ему поверили... Сатана его кличут. Правда, он самый мудрый из всех... Даже когда Джа его скинул, он убедил где-то треть ангелов, что он всё-таки бог, и им нужно следовать за ним. Обещал развлечения, девушек, простые земные радости... И выполнил все обещания, между прочим. Вот так-то!

— Надо же... Но я не видел никаких небес!

— А ты вообще уверен, что ты — это ты, а не твоя воскресшая копия, сохранившая твои воспоминания? А настоящий ты, быть может, уже на небесах?..

Страшила задумался.

— Я как-то об этом не думал... Тогда для меня-нынешнего всё кончено?

— Возможно.

— Но могу ли я вернуть себе душу?

— А где она, по-твоему?

— В мозгах, конечно!

— Что ж... мозги я вернуть тебе могу.

— Тогда и душа вернётся?

— Скажем так, у тебя появится шанс проверить... когда всё кончится. Хотя в этом теле, наверное, ты почти бессмертен.

— Почти?

— Едва ли, если тебя сжечь, ты восстанешь из пепла.

— Логично...

— Значит, тебе нужны мозги? Какие предпочитаешь? Мужские, женские, детские? Могу сделать составные, взяв лобные доли от слона — у них память куда лучше человеческой... А двигательные функции — от обезьяны, тогда сумеешь передвигаться по деревьям и стенам не хуже, чем по полу... А центр страха вообще вырежем — будешь бесстрашным...

— Лучше Льву его вырезайте.

— Насколько мне известно, он так и не решился войти в мой зал. Испугался неизвестности...

— Ему-то вы помочь можете?

— Ему нужна лишь уверенность в себе. Он ничуть не слабее любого другого оборотня. Но череда проигрышей сделала из него труса. Так уж вышло, что в его окружении были только более сильные противники.

— И как ему быть?

— Можно, конечно, вырезать центр страха. Но будет лучше, если он встретиться со своим страхом и поймёт, что это не страшно. Как ребёнок, который должен, наконец-то, войти в тёмную комнату и понять, что чудовищ там нет.

— Значит...

— Пусть он отправляется с вами в поход на Бастинду. Так он обретёт смелость, я уверен. Вот только... Иногда вот такие, запуганные, могут потерять страх окончательно. И...

— И?..

— Он может сойти с ума от вновь обретённой храбрости. Присматривай за ним.

— Ясно. Последнее...

— Да?

— Я, пока был чучелом, то иногда... гм... в общем, сначала фермера с его работниками, потом...

— Не продолжай. Тебя нужна амнистия от меня?

— Да. Вроде я понимаю, что никто не сможет наказать, но если бы вы сказали, что прощаете — кто сможет оспорить?

— Сколько их было всего, твоих жертв?

— Дайте подумать... Шестьдесят, я полагаю. Правда, насчёт некоторых я не уверен — они сбежали, тяжело раненные, и я не уверен, что им не удалось спастись... Ладно, пусть будет пятьдесят, в них я точно уверен.

— Пятьдесят человек? Ну, да это мелочи. Я даю тебе моё прощение. Всё-таки убивать — это грех, сам понимаешь... А теперь ступай и убей Бастинду.

— Всё понял. Иду.

Тем временем Элли тщетно уговаривала Льва зайти в тронный зал. Лев упирался всеми лапами и не шёл. Он боялся Гудвинуса.

— Зачем?.. Этот страшный зверь, эта голова... брр! Она ж мне сниться в кошмарах будет! Хорошо тебе — ты не спишь, а я...

— Это не страшно, правда!

— Тебе, может, и не страшно... Я не пойду! А вдруг он обернётся каким-нибудь огненным шаром, и сожжёт меня?..

Дровосек, увидев эту сцену, махнул рукой.

— Ладно. Оставайся здесь, в зверинце. Дин Гиор будет кормить тебя и убирать клетку. Здесь точно нет ничего опасного...

Лев задумался.

— Я же лесной зверь...

— Ты боишься леса!

— И то верно... А клетка удобная?

В этот время вышел Страшила. Он сразу понял, о чём речь.

— Лев! А тебе не надоело... быть трусом?

— Что ж я могу поделать...

— Пойти навстречу своему страху. Увидеть, что он слабее тебя!

— Это как?

— Если ты отправишься с нами — то у тебя появится такая возможность.

— К злой Бастинде?! Нет!..

— Тогда ступай в клетку.

Лев повернулся и пошёл. Он был в образе человека, и поэтому казалось странным, что такой рослый и мускулистый человек боится. Неожиданно он остановился у двери.

— Я всю жизнь был трусом... Знаете, мне не нужна такая жизнь. Наверное, было бы лучше, если бы я умер. Если бы меня тогда убил Дровосек, не вняв моим мольбам...

— Пойдёмте, а?.. — пробормотал Страшила. — надоело слушать...

— ...Или если меня убьёт Бастинда. Но в клетке ей до меня не добраться. Поэтому я пойду к ней в замок. Я иду с вами!

— Ура, — не очень весело сказала Элли. Тотошка радостно гавкнул:

— Это хорошо! Если я устану — будет кому меня нести!

Лев вздохнул, смахнул с глаз слёзы и отправился вслед за компанией к выходу из дворца.

Глава 10.

Путь к Бастинде не занял много времени. Бастинда правила Фиолетовой страной, и едва путники пришли туда, поняли, отчего страна получила столь неоднозначное название.

Как оказалось, трезвость её жители не жаловали.

Это было простое, но эффективное решение Бастинды: когда человеку плохо, он лезет в бутылку. А напившись, теряет всякую волю к сопротивлению и протестам против власти. Поэтому Бастинда всячески поощряла пьянство. В каждой книге, издаваемой в Фиолетовой стране, герои много и со вкусом пили. В каждой пьесе актёры отдавали должное напитку Бахуса. В каждой песне речь шла о вине, пиве и других жидкостях, содержащих мочу дрожжевых бактерий, более известную под благородным названием "алкоголь".

Вот и здесь, едва переступив границу страны, путники услышали горячий призыв выпить в честь столько долгого странствия. Наливали здесь бесплатное — это было личным распоряжением Бастинды.

Лев задумчиво посмотрел в сторону трактира, но Дровосек и Страшила (последний — горестно вздохнув) продолжили путь. Недоумевающая Элли — она в своём доме вообще никогда не видела алкоголя — шла за ними, а замыкал шествие усталый Тотошка — Лев набрался смелости и отказался в очередной раз нести его на руках.

* * *

Бастинда — пожилая женщина в чёрном платье и парчовой накидке, сияющей почти неестественным фиолетовым цветом, сидела у камина, украшенного узорами в виде замороженного пламени.

— Всё тщета и всё суета, — тихо сказала она. Её лицо было напрочь зелёным из-за проблем со здоровьем. Но Бастинда была бессмертна, и потому слабо следила за здоровьем. Ей было ни к чему беречь его — любовные приключения она оставила в далёком прошлом, путешествиями или спортом не увлекалась, поэтому сидела в декадантном наряде, смотрела на огонь и смаковала вместе с вином свою депрессию, которая была её обычным состоянием последние лет эдак сорок.

— Ах, всё так глупо и бессмысленно... Бегут года, и дни бегут, бессменной чередою... Стезёй тернистою бегом к могиле всяк спешит... О да, недалека стезя, могила под горою! Но много на пути судьба нам бед дарит!..

— Ваше величество! — раздался сзади лающий голос. Бастинда не повернулась.

— Ах, это ты, мой прекрасный Люпус... Садись со мною, раздели моё горе, которое суть сама жизнь, бессмысленная и бесполезная, но которую нам не суждено оборвать... Хотя порой так хочется... — Она протянула костлявую руку к огромному бокалу на камине. — В нём яд, и однажды я наберусь смелости, и выпью его. Тогда сама вечность поцелует меня в губы, и точно алый бутон срезанных роз, я...

— Ваше величество!.. — раздался всё тот же нетерпеливый голос. — У меня плохие новости.

Бастинда нехотя повернула голову.

— Плохие новости? Это хорошо... хоть какие-то новости, — он откинулась на спинку кресла. — Рассказывай. Хотя... нет, я не хочу знать. Это такой сюрприз, что его следует смаковать, подобно...

— Нашу границу пересекли чужеземцы. Они идут, чтобы убить вас! — выпалил Люпус. Это был громадного роста человек в волчьей телогрейке и грубом кожаном костюме из хорошо выделанных волчьих шкур.

Бастинда склонила голову набок.

— Правда? С чего ты взял, что они хотят убить нас?

— Их послал Гудвинус!

— Старый развратник!.. Но каков он был, ах... И что? Быть может, он хочет попросить прощения за то, что сорок лет назад, подобно...

— Среди них Элли, ваше величество! — выпалил Люпус.

— Что такое "Элли"? — удивилась Бастинда.

— Это девочка. Она...

— Если она опасна, убейте её.

— Она уже мертва, ваше...

— Браво, вы сработали оперативно!

— Нет, это не мы. По нашим данным, её убила Виллина, швырнув её домик с громадной высоты на Гингему... Разумеется, после такого девочка не могла выжить...

— Да, пожалуй. Ах, эта грубиянка Виллина всегда казалась мне подозрительной. Такая вся добрая, честная, а сама суть дьяволица и убийца маленьких девочек... Да ещё и такими методами...

— Но Элли идёт сюда!

Бастинда внимательно посмотрела на Люпуса.

— Мёртвая? С нею что-то сделал этот бездельник Урфин?

— Насколько я знаю, нет... Это не его магия. Элли мертва, но она сохранила способность ходить, говорить и думать. И самое главное: именно ею, её домиком, Виллина убила Гингему. А теперь, ведомая магической силой, Элли идёт сюда, к вам! Вам не кажется это странным, ваше величество?

— Хочешь сказать, что теперь пришёл мой черёд? Но как Элли может убить меня?.. У неё ведь больше нет её убивающего домика?

— Нет, конечно. Зато у неё есть серебряные туфельки!

В пьяных глазах Бастинды мелькнуло что-то, похожее на зависть.

— Ух ты!.. Я помню, что это такое... Очень бы не отказалась от них. Быть может, она подарит их мне? Ей-то они ни к чему... А я взамен устрою ей пышные похороны. Погребём её как подобает, даже если она будет против...

— Прикажете доставить её во дворец?

— Да, пожалуй... Хотя, будет лучше, если вы доставите только серебряные башмачки. А её... похороните где-нибудь, раз она всё равно уже мертва.

— А её спутники?

Бастинда глубоко вздохнула.

— Люпус, вы действительно считаете, что они хотя бы дойдут до начала столицы?.. На окраинах подают самые лучшие вина. Достаточно один глоток, чтобы путник навсегда раздумал куда-либо идти...

— Я понял вас.

— Тогда идите, и без хороших новостей не возвращайтесь. Равно как и без серебряных туфелек.

Люпус кивнул и вышел из дворца. Там его ждали ещё несколько человек, одетых как он. Люпус что-то коротко сказал им, и вся компания разом обернулись волками. Они понеслись по дороге к путникам.

А те уже подходили к столице. Увидев перед собой волков, замерли. Лев попытался спрятаться за Тотошку, но пёсик и сам был сильно напуган.

— Страшила, охраняй Элли, — негромко сказал Дровосек и сделал шаг вперёд. — Люпус и его волчья стая, как я погляжу?

— Головосек, это ты?.. Давно не виделись, — сказал Люпус, обернувшись человеком.

— В прошлый раз я едва не убил тебя, но тебе удалось бежать. Ненавижу оборотней, — проговорил Дровосек. При этих словах Лев едва не бросился бежать.

— Все люди наполовину человеки, наполовину звери, — сказал Люпус. — Мы лишь этого не скрываем. Иной зверь не ведёт себя так, как ведёт себя человек. А такие как ты — ханжи, ненавидящие нас лишь за то, что у нас хватает смелости быть самими собой.

— И жить по собственным законам, — сказал Дровосек. — Вот только в ваших законах для всех, кто не похож на вас, уготована печальная участь: либо служить вам, либо быть съеденными.

— Люди сами делают свой выбор. У них есть и третий вариант — попросту не попадаться нам, — сказал Люпус.

— Хватит. Уйди с моей дороги.

— Нет уж. Это наша территория.

— А не Бастинды?

— Она думает, что управляет нами. Но на самом деле ей бы никогда не удалось заставить нас делать то, чего мы сами не хотим.

— И что вы хотите?

— Серебряные башмачки с ног этой девочки.

— Гордый Люпус опустился до воровства у мертвецов?

— Они нужны не нам, а Бастинде. А мне достаточно, если вы уберётесь с нашей территории.

— Нет. Мы идём к Бастинде.

— Тогда мы поможем вам. Вы придёте к ней... по частям. В наших желудках.

С этими словами оборотни кинулись на путников. Дровосек выхватил топор и принялся рубить им направо и налево. Страшила держался за ним, размахивая серпом и прикрывая от врагов Элли. Трусливый Лев и Тотошка визжали и бегали от врагов, причём Лев, сам того не понимая, дважды или трижды спас пёсика от укусов.

Скоро Дровосек расправился со всеми волками, кроме Люпуса. Тот стоял, тяжело дыша, и стараясь не обращать внимание на раны.

— Не думайте, что это конец, — сказал он. После чего задрал голову к небу и испустил долгий протяжный вой.

И тотчас отовсюду понеслись серые тени. Множество волков, подобное грязно-серой лавине, хлынуло отовсюду. У некоторых пасти были в свежей крови — их прервали во время обеда.

— С таким количеством мы не справимся, — спокойно сказал Дровосек. — В одиночку я справился бы, но Элли спасти не удастся.

Страшила вздохнул и медленно вышел вперёд.

— Я понимаю... Что ж, придётся выкладывать свой козырь.

Он вскинул руки вверх и в стороны, и что-то прокричал. И небо почернело.

Полчища огромных ворон неслось отовсюду. Их было столько, что казалось, небо обложено грозовыми тучами. Всем стало не по себе.

— Кхм, Страшила, это что? — удивился Дровосек. Тот усмехнулся.

— Вороны были моими единственными друзьями на поле. Да и кормил я их трупами немало... В общем, считайте, что это мои дрессированные вороны. Они сделают всё, что я прикажу, а я прикажу им расправиться с этим оборотнями...

— Думаете, какие-то жалкие птицы остановят нас?.. — заорал Люпус и во главе оборотней бросился вперёд.

И началась битва.

Глава 11.

Железный Дровосек, весь в волчьей крови, стоял среди отрубленных волчьих голов и обезглавленных тел. Он устало опустил топор и опирался на древко, которая стала скользкой из-за крови.

Напротив стоял Страшила. Земля вокруг была усеяна трупами ворон вперемешку с трупами волков. Почва вокруг пропиталось кровью, точно после сильного дождя.

— Фиолетовая страна, по-моему, стала багровой, — проговорил Дровосек. — Тем не менее, победа на нашей стороне.

Элли стояла ни жива ни мертва, если так можно сказать о мёртвой девочке. Столько крови и столько мёртвых тел ей никогда не приходилось видеть. Будь она живой, её стошнило бы. В кои-то веки она обрадовалась, что мертва.

— Идём дальше?.. — сказал Страшила.

— Сколько ещё раз ты можешь так призвать ворон? — спросил Дровосек.

— Нисколько. Они все мертвы. Конечно, со временем я приручу новых, ещё больше, но когда ещё это будет...

— Ясно. Тем не менее, Бастинде этого не говори. Будет лучше, если она не будет знать, что твои силы закончились.

— Хорошо. Эй, а где Лев?

— И Тотошка? — добавила Элли, осмотревшись.

Звери сбежали от битвы. Едва ли их можно за это осуждать.

— Мы не должны терять времени, — сказал Дровосек. — Наши друзья... если они ещё живы... найдут нас.

— Как? — спросила Элли.

— По запаху. Или просто пойдут по дороге к замку Бастинды. Он-то здесь один. Идёмте!

Путники продолжили путь втроём.

* * *

Бастинда предавалась душещипательной жалости к самой себе, когда до её затуманенного вином сознания начало доходить, что Люпуса давненько нет. А он должен был бы вернуться к этому времени.

Она подошла к окну. Вооружившись изящным биноклем, посмотрела вдаль.

И, к своему ужасу, увидела трупы оборотней и волков. А впереди шли, оставляя кровавые следы, трое воскрешённых магией мертвецов, в которых она узнала Дровосека, Страшилу и Элли.

Бастинду обуял страх. Она вцепилась за подоконник, запричитала:

— Вот они... Ужасное живое чучело из набитой соломой человеческой кожи, расчленённый труп, оживлённый в виде доспехов, и мёртвая девочка в туфельках убитой колдуньи, снятых с её мёртвых ног... Эта компания нежити убила моих самых верных слуг, обезглавив их, напоив кровью землю моего королевства... Боже, они чудовища! Чудовища! Спасите меня кто-нибудь! Люпус!..

Но Люпус не приходил. Бастинда от страха стала соображать трезвее:

"Мне больше не на кого надеяться. Осталось единственное средство... призвать сильнейших демонов! Из самых глубин преисподней! Чтобы они уничтожили этих монстров!"

Бастинда порезала вены и стала кровью чертить пентаграмму. Расставив по её углам свечи, колдунья провела обряд призыва.

Сонм крылатых, хвостатых, мохнатых получеловеков-полудемонов явились в кругу. Почти все они носили следы разложения: у одних стала сползать гнилая кожа, у других показались кости, у третьих сгнили и вылились глаза.

— Демоны! — закричала Бастинда. — Я, великая колдунья, призвала вас, чтобы расправиться с вторгшимися на мои земли ожившими трупами! Летите и уничтожьте их!

Старший демон мрачно посмотрел на колдунью.

— Если ты великая — почему сама их не уничтожишь?

— Я не могу! А таким сильным демонам, как вы — они на один зуб!

Демон польщёно кивнул

— Пожалуй... Но с чего нам слушать тебя?

— Я дам вам золото!

— Много?

— Целую шапку!

— Согласны.

Демоны взвились в воздух и полетели на путников.

* * *

Лев, дрожа и спотыкаясь, брёл по улицам Фиолетового города. За ним, так же дрожа, плёлся Тотошка.

— Я же знал, это плохая идея, знал, знал, знал!.. — бормотал Лев. — Зачем я пошёл сюда?.. Эта жуткая битва, кровь, трупы, отрубленные головы, вороны... Жуть! Зачем мне всё это? Уже лучше я тихо состарюсь в золотой клетке, в личном зверинце Гудвинуса, рядом со страусами!..

— Угу, — ответил Тотошка. — Впервые я с тобой согласен. Дровосек, он же... Боги! Вообще-то волки — это тоже в некотором роде собаки. Представляешь, что бы он сделал со мною, будь я его врагом?..

— Угу... — отозвался Лев.

Они подошли к трактиру. Из него высунулся фиолетовый от беспробудного пьянства мужик и недоумевающе заморгал, глядя на подошёдших.

— Э... вы... чё?.. — промямлил он и снова заморгал. — Вы чего?

— Знаешь, друг, там вашу королеву Бастинду пришли убивать, — проговорил Тотошка.

— А мне фиолетово, — ответил человек и исчез за дверью.

— Нда... — проговорил Лев.

И тут их окликнули.

Они разом повернулись. Перед ними стоял Люпус — израненный, окровавленный, но всё ещё живой. Он бешено посмотрел на путников.

— Вы!.. Будь прокляты!.. Я убью вас!..

— Остынь, друг, это не мы призывали ворон... — начал было Тотошка, но ослепший от ярости Люпус бросился на него.

Тут бы пёсику и пришёл конец, но Лев неожиданно для себя стал на защиту Тотошки. Потом он говорил, что лишь хотел оттолкнуть пёсика от линии атаки оборотня, но случайно сам попал на неё. Оборотень-волки и оборотень-лев сцепились в драке.

Лев, не смотря на трусость, был сильнее, хоть и неопытным бойцом. К тому же, отступать было некуда, и тот в отчаянии стал бороться, не жалея сил... Люпус же был ранен и слаб. Даже его опыт и мастерство не могли помочь ему, но ослепший от ярости оборотень понял это слишком поздно.

Поэтому в какой-то момент Лев, не осознавая, что делает, вонзил когти в глаза Люпусу. Тот взвыл, открыл шею, и Лев рванулся вперёд, сцепил зубы вокруг шеи волка и перекусил её. Хлынула кровь. Волк захрипел и забился, а Лев, всё ещё в ярости и страхе, рвал и грыз его, пока от трупа не осталось нечто, напоминающее груду окровавленных и дурно пахнущих тряпок.

И только тогда Лев остановился и бросился бежать.

Тотошка кинулся за ним.

— Лев! Куда ты? Ты ж убил его! Вернись!..

До затуманенного разума Льва не сразу дошло, что ему говорят. Он замер, дрожа — впервые в жизни! — не только от страха, но и от возбуждения после боя, и испуганно причитал:

— Нет-нет-нет... вдруг он живой... Он же жив, я знаю... Сейчас вскочит и накажет... Пусть, только бы не сильно бил... ой-ой... боюсь...

— Лев! Ты! Убил! ЕГО! — заорал Тотошка. И только в этот момент Лев понял, что ему говорят.

— Я его... что? Убил? Его? Я?..

— Да! Ты победил, Лев! Победил! Ура!

Лев замер. Он прислушался к новому чувству внутри себя — чувству победителя. И никак не мог поверить в случившееся.

— Победил?... Победил! Я победил! Я!!!

Он схватил Тотошку и пустился в пляс.

— Я в первый раз... я никогда раньше... неужели это я?..

— Да ты, ты... — устало скала пёсик.

— Да я больше... Да ради такого чувства... Я снова и снова... О, как же это здорово! Как я его, а?..

— Да правда, правда, только... может, продолжим путь?.. Мы ж договорились: клетку пополам, корм — тоже...

Лев покачал головой. В его глазах горел огонь.

— Нет уж... Не пополам, отнюдь. Теперь только я... погоди, а чего это я? Теперь мне не место в клетке! Я ведь... победил, понимаешь? Самого Люпуса победил!

— Он был слаб...

— Да что ты? Он был силён, я знаю, я ведь сражался с ним... И я победил, да. И теперь мне хочется снова и снова испытывать это удивительное чувство...

Он недобро посмотрел на Тотошку.

— Слыш, пёс, а помнишь, ты надо мною насмехался, спрашивал, какого я пола?... Вот интересно мне, внутри ты такой же, как этот жалкий волчара?.. И если я сейчас...

— Эй-эй, остынь! — закричал Тотошка. — Ты кое-что забыл!

— И что же?.. Говори скорее, мне не терпится приступить к...

— Хватить! Разве ты теперь испытаешь чувство победителя, уничтожив более слабого врага, чем до этого?.. То есть меня?.. Теперь тебе нужен только сильный противник! Верно?

Лев подумал.

— Верно...

— Тогда давай вернёмся на поле боя. Быть может, там остались ещё оборотни...

— Давай! Ты прав, друг. Идём!

Они понеслись обратно.

* * *

Дровосек и Страшила стояли, закрыв Элли с обеих сторон. В их лицах читалась неуверенность.

— Что ж это такое?.. Демоны...

— Да, крылатые демоны.

— Они похожи на обезьян... — нерешительно сказала Элли и тут же умолкла.

— Мы не справимся с ними, — проговорил Страшила.

— Справимся, — сказал Дровосек. — Я боролся с такими... Правда, не в таком количестве, но...

Демоны налетели, как вихрь. Двоих или троих Дровосек зарубил, пока главарь — опытный демон — не просунул костлявый палец и не процарапал каббалический рисунок внутри доспехов. И Дровосек понял, что тело больше не слушается его. Он упал с грохотом.

Страшила бросился бежать. К счастью, рядом было поле. Он скрылся в высокой кукурузе, потом влез на кол, сбросив оттуда другое чучело. Обезьяны кинулись на сброшенное чучело и разорвали его в клочья, после чего улетели.

Элли, оставшись без защиты, закричала и закрыла лицо руками. Но демоны разглядели на её ногах башмачки из серебра. Они замешкались.

— Это же...

— Ну да...

— Те самые...

Кричащую, растрёпанную и напуганную сверх всякой меры девочку демоны подхватили за руки и за ноги и понесли во дворец Бастинды. Они старались не прикасать к туфелькам. Девочка лежала, бесчувственно-покорная: смирилась со всем.

Демоны оставили Элли на полу перед изумлённой Бастиндой.

— Мы не станем убивать её... повторно. На ней серебряные башмачки. Для демонов она недосягаема. Сама знаешь, что будет с тем, кто убьёт владельца серебряных башмачков!

— Что?.. Виллина убила Гингему, и с нею ничего не случилось!..

— Виллина — не демон. Для нас же обидеть владельца башмачков — смерть.

— Тогда я не дам вам золота! Вы не выполнили свою часть уговора!

Демоны зашумели, но Бастинда, погасив краеугольную свечу, изгнала их прочь. И, разозлённая сверх всякой меры, повернулась к напуганной и едва не плачущей Элли.

Глава 12.

Элли стояла, растерянная и напуганная, перед Бастиндой. Девочка чувствовала себя маленькой и слабой. Колдунья же в чёрном наряде и парчовой накидке выглядела пугающе — во всяком случае, для маленькой девочки.

Бастинда не говорила ни слова. Множество мыслей лихорадочно проносилось в мозгу Элли: о том, что они шли убить колдунью, и теперь она им отомстит; о том, что её спутники неизвестно где, и живы ли — если, конечно, это можно сказать о нежити; о том, что ей никогда не вернуться домой...

Девочка стала крутить полу платья, шаркнула ножкой, опустила взгляд. Ей сейчас очень хотелось расплакаться, чтобы её,быть может, пожалели и отпустили. Или просто провалиться сквозь землю, и будь что будет... Бастинда усмехнулась.

— И этот ребёнок, по словам Люпуса, представлял для меня опасность? — насмешливо протянула колдунья. — Полноте, да она не может решить, то ли ей рыдать, то ли описаться от страха. Но она мертва. И в этом горький и печальный юмор.

Бастинда недобро хихикнула и продолжила:

— Что ж мне с тобою делать, дитя?

— Не знаю, сударыня, — выдавила Элли. Голос её оказался настолько жалобным, как вой побитого щенка, что даже самой девочке стало противно. И она, вспомнив уроки матери, принялась читать нараспев:

— Господи Иисусе Христе, сыне божии, спаси и помилуй мя грешную...

— Перестань!!! — заорала Бастинда, побледнев. — Я помню эти слова... Помню костёр инквизиции, помню, как бежала прочь, стараясь не слышать треска поленьев и запаха сгораемой плоти... Кто тебя этому научил?

— Мама... — тихо сказала Элли.

— Где она, твоя мать?

— В Канзасе...

— А ты почему здесь?

— Случайно прилетела... в домике.

— А, ну да, точно. Домик принесла Виллина... И, не желая нянькаться с тобою, послала куда подальше... аж в Изумрудный город. Надеялась, видимо, что ты не дойдёшь... Но вот ты здесь. Зачем?

— Чтобы убить вас, сударыня.

Бастинда лишилась дара речи. Элли, тихонько плача без слёз, проклинала свою правдивость, но ничего поделать не могла.

— Великий Гудвинус обещал отправить меня домой, если я убью вас... И вот я здесь.

Колдунья покачала головой:

— "И вот я здесь..." Это нормально, а? Идти убивать старую женщину только из-за того, что какой-то проходимец пообещал вернуть тебя за это домой!.. Совсем молодёжь чужую жизнь не ценит! Куда катится мир?

— В геенну огненную, сударыня.

— Чего?! Ах, ну да... Эти ужасные инквизиторы, похоже, всем навязали свою отвратительную веру про сошедший с креста труп, внутрь которого ученики засовывали пальцы, чтобы убедиться, что он не привиделся им...

— О чём вы?

— А, ты ведь даже библию не читала... А мне вот пришлось. До того, как стать колдуньей, я получила превосходное образование в пансионате благородных девиц... Там есть строки о том, что Христос ходил по земле с незаживающими ранами, вот как у тебя сейчас, — Бастинда указала на Элли. — И один из учеников сказал: не поверю, пока не суну пальцы в твои раны! И сунул. Нет, ты представляешь — совать палец в незаживающую рану ходячего трупа?.. В своего же учителя? Палец? Совать? Боги, знала я одного милого мальчишку, Фрейд его фамилия, так он бы многое рассказал о таком сюжете и его истинном смысле...

— Вы пошлая, сударыня.

— Жизнь научила, дитя моё... А о том, что в одном из евангелий прямо сказано, что во время распятия отверзлись гробы, и тела многих умерших встали из гробов и пошли в город, ты тоже не знала? Невнимательно читала, значит... Библия — самая пошлая и ужасная из всех книг, если оттуда выкинуть всю благочестивую чушь...

— Не говорите этого, сударыня! Бог накажет!

— Где ж он, твой бог? Отчего не спасает тебя?

— Спасает? От кого?

— Да вот от меня!

— Вы же мне ничего не делаете...

— Пока что. Я просто не решила, с чего начать...

Бастинда направилась в соседнюю комнату. Там была её алхимическая лаборатория. Найдя там колбу концентрированной кислоты, она налила её в банку и добавила немного воды.

— Я тут вспомнила один хороший способ избавления от лишних трупов, подсказанный моим старым знакомым, Дорианом Греем... Иди-ка сюда, девочка!

Элли несмело подошла.

— Это вода, сударыня?

— Ха-ха, конечно же вода! Так что не бойся. Хм, а твои башмачки... не растворятся ли?.. Что-то я слегка пьяна, и не помню, взаимодействует ли серебро с кислотой...

— С чем? Мы ещё не учили таких слов...

— Молчи, девчонка! Слушай: мне нужны твои туфельки! Тебе-то они ни к чему, ты ими и пользоваться-то не умеешь, а вот мне...

— Не отдам! — испугалась девочка.

— Ты ж их у трупа украла!

— Ну и что! Мне обуться будет не во что! Хотя, если вы дадите мне другую обувь...

— Буду я на тебя ещё тратиться... Стой, кому говорю!

Девочка побежала к двери. Бастинда щёлкнула пальцами, и дверь захлопнулась.

— Ха-ха! Некуда тебе бежать, девочка!

Старуха побежала к девочке. Та кинулась прочь. Это были самые безумные догонялки из тех, в которые играла Элли. Бастинда была прыткой, и уже схватила девочку за ногу, стащила башмачок... Девочка отчаянно закричала, вырвалась и в отчаянии побежала в лабораторию. Но и туда дверь захлопнулась.

Бастинда надеа башмачок на ногу.

— Гляди-ка! Он на мне! — захохотала она. — Сейчас и второй заберу!

— Ах вы воровка! — едва не заплакала Элли. Она оглянулась... и увидела банку, которую Бастинда оставила на столе, боясь расплескать во время бега.

Колдунья кинулась на девочку. Та в отчаянии схватила банку и плеснула из неё кислотой на Бастинду.

Кислота зашипела и стала стремительно разъедать старческое тело. Сползла кожа, полопались мышцы, обнажая кости и сухожилия...

— Ты что наделала?! — заорала Бастинда. — Я же сейчас растаю!..

— Ой! Простите! Вам не больно?..

— А ты как думаешь?.. Я столько пила, что боли уже давно не чувствую!.. Нет, за что? За что ты меня убиваешь?!

— Простите, пожалуйста, простите! Я не знала! Я думала, там просто вода!..

— Нет, кто тебя надоу... ф-ф-ф!..

Бастинда замолчала и таяла, таяла... В этот миг дверь распахнулась, и в комнату вбежали Дровосек, Лев, Страшила и Тотошка.

— Элли! Где Ба... — закричал Дровосек, и челюсть его отвисла, насколько это возможно у живых доспехов.

Глазам вбежавших друзей предстало страшное зрелище: в тёмном зале с кровавой пентаграммой на полу, освещённом свечами, лежал труп Бастинды, на глазах расползающийся на куски гнилого мяса, которое с шипением и химическим запахом таяло и исчезало. Над трупом стояла Элли — в одном башмачке, с пятнами засохшей крови на одежде и лице, которые она так и не удосужилась вытереть.

— Господи... Элли... ты её... того?.. — выдавил Страшила. — Ты её убила? Убила страшную колдунью?

Девочка, как стояла, так и рухнула на колени. Последние силы оставили её, и девочка разрыдалась — без слёз, всхлипывая громко и жалобно, как призрак:

— Да! Да, я убила её! Я... я... я убийца!..

Глава 13.

Ранним утром путники направились в Изумрудный город.

Элли снова была в серебряных туфельках. Страшила понял, что это была за "вода", которой девочка убила колдунью, и очистил похищенный башмачок — а заодно и лужу, оставшуюся от Бастинды — при помощи щёлочи. Отдавая Элли башмачок, живое чучело не удержалось от шутки о том, что она уже во второй раз снимает его, фактически, с трупа, и надевает на себя. Девочка ничего не ответила, только глубоко вздохнула и посмотрела на Страшилу огромными выразительными глазами. А потом всю ночь мыла и чистила башмачок. И под утро надела его на ногу.

Дровосек прошёлся по городу, по кабакам. С трудом собрал наиболее трезвых и рассудительных граждан, объяснил им ситуацию. Большинству было, как они выразились, "фиолетово", умерла Бастинда или нет. Но те, кто ещё могли мыслить здраво, стали спорить, кому наследовать власть. Поняв, что дело не пойдёт, Дровосек парой увесистых тумаков успокоил собравшихся, и сказал, что сам будет управлять ими. "Вы у меня враз станете самыми трезвыми, сильными и умелыми", — пообещал он. Те неохотно согласились. Дровосек пообещал вернуться как можно скорее, назначил наместника, и до утра проводил совещание с ним и остальными, кто ещё мог мыслить здраво. Постепенно до всех дошло, что Дровосек — лучший кандидат на управление Фиолетовой страной.

Лев и Тотошка спокойно проспали до утра. Лев, правда, то и дело вздрагивал, видимо, снова и снова видел во сне победу над Люпусом.

Наутро все отправились в Изумрудный город.

Элли шла, ни на кого не глядя и не отвечая на вопросы. Впрочем, ей и не докучали. Все понимали, каково сейчас ей.

В полдень путники уже были в Изумрудном городе. Тут же направились к Гудвинусу.

В тронном зале царила тишина и безлюдье. Дровосек оглянулся.

— Где ты, Гудвинус?

— Везде! — ответил голос. — Я могу быть невидимым, если захочу.

Тотошка задумчиво понюхал воздух.

— Кхм, знакомый запах... А ну-ка...

Он кинулся за тяжёлую штору у окна... и легко вбежал за неё. За шторой, в неглубокой нише, прятался напуганный человек. Он хотел было пнуть собаку, но Дровосек и Страшила схватили его и выволокли на середину зала.

— Кто ты? — удивлённо спросила Элли.

— Я... я... просто проходил мимо...

— Говори правду, дружище, — проговорил Страшила. — Я уже давно догадался...

— Прошу, не выдавай меня горожанам! Я тогда... я... оставлю тебе Изумрудный город! Я обещаю!

— А кто ты? — удивился Лев. — Впрочем, если судить по запаху...

— Я — великий Гудвинус! — воскликнул человек и, дрожа, стал перед ними.

Все удивлённо переглянулись, и особенно Элли. Потому что Гудвин был... негром! У него была чёрная, как эбонит, кожа, седые волосы и наметившееся брюшко. Он был одет в домашний халат зелёного цвета.

— То-то я смотрю, запах знакомый, — проворчал Тотошка. — Уж я негра за версту учую!..

— Ты спрятался за занавеской, когда мы вошли? — спросил Дровосек. — Почему?

— Ник, ты же знаешь... Ты и раньше видел меня...

— Я думал, это лишь один из твоих обликов!

— Так и есть... понимаете... Я не знал, чего от вас ждать... Вы ведь убили страшную Бастинду!.. Я испугался, думал, что просто отсижусь, и вы уйдёте...

— Погодите! — закричала Элли. — Так вы обманывали нас?! А как же зверь, голова, готическая дева?.. Вы ведь превращались в них!

— Погодите, я всё расскажу, только не выдавайте мою тайну горожанам! Они ж меня на куски порвут... Я никакой не волшебник, ни демон, я вообще никто!.. Пожалуйста!..

— Не выдадим... пока, — сказал Дровосек. — Рассказывай.

Гудвинус подошёл к пустующему трону и сел в него. затем тихо спросил:

— Бастинда... правда мертва? Как вам удалось...

— Не нам. Ей, — Дровосек указал на Элли, та сникла. Гудвинус от изумления едва не упал:

— Как? Эта маленькая мёртвая девочка... Убила колдунью?!

— Хватит, прошу! — взмолилась Элли. — Хватит напоминать, что я — убийца! Ну пожалуйста!..

Страшила и Дровосек переглянулись со снисходительными улыбками. Мол, наивная девочка, придёт время — она этим гордиться будет!..

— Вот оно как, — пробормотал Гудвинус. — Что ж, я расскажу свою историю. Я жил в Канзасе...

— Как? И вы из Канзаса? — изумилась Элли.

— Да, дитя моё... Но я бежал оттуда. Как, почему — не ваше дело... Я занимался, скажем так, не очень законными делами. Я перебивался случайными заработками на ярмарках, когда... нет, простите, не хочу это вспоминать... В общем, я бежал оттуда на воздушном шаре. Меня занесло сюда, в волшебную страну. Здесь я познакомился с Бастиндой, она тогда ещё была молода и привлекательна... Хм, да, я поступил с ней не очень красиво, но и я был молодой, глупый и самоуверенный... Жители Изумрудного города думали, что моё колдовство защищает их от злых колдуний, но на самом деле я всего лишь хороший психолог. Я знал, что Бастинда не выйдет из алогольной депрессии и не нападёт на нас...

— Это всё интересно, но где часть про голову и остальное? — вскричал Лев.

— Ах, это... Это чучела. Я был неплохим таксидермистом...

— Давайте только не про это, — скривился Страшила и поёжился. — Терпеть не могу таксидермистов...

— Хорошо... Я сделал чучел и с их помощью дурачил людей. Люди вообще охотно верят обману, и если дать пищу их воображению...

— Дальше!..

— А что дальше? Пожалуй, это всё! Вот теперь вы раскрыли меня. И вопрос времени, кому это удастся следующему...

— Значит, вы не можете дать сердце Дровосеку, мозги Страшиле, смелость — Льву, а нас с Тотошкой вернуть домой?.. — опечалилась Элли.

Гудвинус задумался.

— Пожалуй, кое-что могу. Дровосек, ты верой и правдой служил мне. Я возвращаю тебе все привилегии. И возвращаю Пурпурное сердце! — Гудвинус порылся в кармане и извлёк небольшой орден на цепочке в виде сердца. — Носи его с честью!

Дровосек взял орден, кивнул и задумался, глядя на него.

— Теперь у меня есть право действовать от имени закона... — прошептал он. — Вот только... кто теперь для меня закон?..

— Ты сам себе — закон. Всё, что было до этого, нужно было лишь для того, чтобы выработать в тебе привычку идти светлою стороною, — торжественно сказал Гудвинус. — И теперь ты готов. Отныне ты — сам себе закон и сам себе судья. Не подведи... себя!

— Не подведу, — проговорил Дровосек и надел орден. — Спасибо. Для меня это честь, кем бы вы ни были, Гудвинус: великим волшебником или великим обманщиком.

— А мозги? — спросила Элли.

— Чего ж проще? Я проводил исследования на покойниках. У меня полно заспиртованных мозгов. бери себе любые! Моя лаборатория и все мои записи — в вашем распоряжении, господин Страшила!

Гудвинус повёл их в свою лабораторию. Там было множество колб и реторт, чучела вдоль стен, операционные столы, гальванические батареи и препарированные животные и люди.

— Не бойтесь, трупы я похищал на кладбищах, для опытов. Я никого не убивал, честно, — сказал Гудивнус. — Когда я спустился сюда на воздушном шаре, люди решили, что я великий волшебник и падший ангел, и я не стал их разубеждать. А опыты в стиле Гальвани меня влекли к себе давно... Раньше я устраивал шоу с танцами мертвецов при помощи электричества, но здесь я значительно расширил свои знания!..

Страшила нехотя лёг на операционный стол. Гудвинус осторожно вскрыл ему голову, сунул внутрь емкость с мозгом, оплетённую проводами, и зашил голову Страшиле.

— Вот и всё, теперь у вас есть мозги!.. Можете менять их, если эти надоедят. Я не научился полноценно оживлять их, но научился извлекать из них память, мышление и так далее... Поэтому не удивляйтесь, если внезапно научитесь играть на музыкальном инструменте, вспомните что-то необыкновенное или начнёте размышлять вдвое быстрее, а пятизначные числа — в уме перемножать... Очень полезная штука, говорю я вам, когда можно заставить чужие мозги и заставить их работать на себя!

Страшила задумчиво повёл головой.

— Да, это... странное чувство. Как будто обрёл что-то давно утраченное...

— А смелость? — спросила Элли. Гудвинус покачал головой.

— Я вижу огонь в глазах Льва. Теперь он уже явно не трус. Ему нужно только закрепить успех — иногда сражаться с противниками, как, впрочем, и положено природой... Будут сильные противники, будут слабые — но теперь он уже не будет бегать от них. Верно?

— Верно!.. — безумным голосом сказал Лев. — Кстати, это ты, дружок, меня в клетку хотел засунуть?.. Да я тебя...

— Эй-эй, полегче! — испугался Гудвинус. — Да, ты столько лет был трусом, что теперь у тебя нет никаких тормозов... Пожалуй, дам-ка я тебе успокаивающий напиток, чтобы немного привести тебя в чувство. А то вообще психопатом станешь...

Он налил немного напитка с одной из бутылок. Лев недоверчиво понюхал.

— Чё это?

— Отвар трав. Хорошо успокаивает нервы. Попей, станет легче. А со всеменем ты сам научишься контролировать свою храбрость.

Лев нехотя выпил. Безумный блеск в его глазах угас, и до самого следующего дня он больше не задирался ни к кому.

— А вернуть меня на родину вы сможете? — спросила Элли. Гудвинус задумался.

— Да, думаю, смогу. Мне не стоит оставаться здесь — раз вы меня раскрыли, то могут и другие... Лучше я исчезну, оставшись в памяти людской как великий чародей.

— А как вы меня вернёте? И сможете ли оживить?

Гудвинус хитро прищурился.

— А ты готова к последствиям?.. Ведь там волшебства нет?..

— Готова. Теперь я ко всему готова и ничего не боюсь.

— Вот и славно!.. Послушай, я не очень-то смыслю в магии, но могу предположить, что Виллина заколдовала твой домик, на что ей понадобилось очень много колдовства. И часть его перешла на тебя. Вот почему ты не умерла, хотя должна была. И это колдовство до сих пор тебя поддерживает, поддерживает в тебе видимость жизни...

— А когда я вернусь, что будет?

— Не знаю!.. Но вернуть тебя могу. У меня остался мой воздушный шар. На нём мы и перелетим горы, пустыню и опустимся в Канзасе. Сегодня вечером как раз подходящий ветер.

— Ура! — обрадовалась Элли и захлопала в ладоши. — Значит, я снова увижу маму, папу... вот только что они скажут, узнав, что я убийца, — тихонько добавила она.

— Об этом не обязательно всем рассказывать, — усмехнулся Страшила. — Что ж, вы летите прямо сейчас?

— Конечно! К чему терять время?.. Сейчас подготовлю шар и полетим!

* * *

Новость о том, что Великий Гудвинус возвращается на небо, каким-то образом (хотя Дин Гиор явно мог бы рассказать, каким) облетела Изумрудный город. Перед дворцом собралась толпа. Великий Гудвинус в накидке с капюшоном обратился к народу:

— Прощайте, друзья! Небо зовёт меня. А править вами я оставляю Страшилу!

— Как и обещал, — пробормотал Страшила. — Спасибо, волшебник!

Жители смотрели на них удивлённо и взволнованно.

— Теперь в стране не осталось злых колдуний, и мне нет смысла оставаться здесь дальше, — продолжил Гудвинус. — Прощайте, друзья!

Он взел в корзину шара. Тот держался на канате, готовый улететь.

Элли с Тотошкой подбежали к нему. Элли радостно воскликнула:

— Наконец-то я снова увижу маму и папу!.. Вы же знаете, где живёт фермер Джон?..

Точно тень пробежала по лицу волшебника.

— Ты хочешь сказать, что ты — дочь фермера Джона? Кровавого Джонни, ветерана войны?.. Главы местного Ку-клунс-клана?!

— Ну да, папа рассказывал мне о войне... А что такое Ку... ну, клан этот?..

Волшебник посерел от страха, как старое вафельное полотенце. Он вынул нож брожащими пальцами.

— Нет!.. Из Канзаса я бежал, потому что иначе меня бы убил Ку-Клунс-Клан!.. Сам Джон преследовал меня, и если бы не шар... Нет! Я никогда, никогда не вернусь туда!..

И он одним махом перебил канат. Тот с грохотом разорвался, и огромный шар взмыл в небо, оставив на земле удивлённую и растерянную Элли и Тотошку.

— Эй! Вы же обещали!.. Вернитесь!.. — заплакала Элли.

— Чего это он? — удивился Страшила.

Девочка всё не могла поверить.

— Наверное, он случайно... Ветер порвал канат, и шар улетел... случайно, ведь да?

— Ну да, случайно, — пробормотал Страшила, крутя в руках отрезанный конец каната. — Конечно же случайно... А твой отец не промах, Элли, раз этого Ку-Клунс-Клана боится этот негр. Надо бы узнать, что ж это такое?..

— Вряд ли что-то хорошее, — пробормотал Дровосек. — Что ж, Элли, пойдём во дворец. Тебе надо искупаться и привести себя в порядок. А мы подумаем, что же делать дальше.

— О, думать — это я люблю! — обрадовался Страшила.

И только один Тотошка молчал. Он прекрасно знал, что такой Ку-Клунс-Клан и чем он занимается. От чуткого пса не могло утаиться то, чем фермер Джон занимался по ночам. Но Тотошка благоразумно решил промолчать.

Глава 14.

Эту ночь Элли провела очень плохо. По приказу Страшили ей приготовили ванну, и девочка с облегчением разделась и впервые за время, проведённое в волшебной стране, погрузилась в тёплую воду.

Но тут начались сюрпризы. Засохшая кровь отмывалась трудно, а когда Элли попробовала тереть сильнее, то вместе с кровью оторвалась и кожа. Девочка взвизгнула: не от боли — она её не чувствовала — а от страха. Попыталась приладить кожу на место, но та никак не приставала к обнажённым высохшим мышцам. Надавила чуть сильнее — и пальцы с чавканьем погрузились в руку, а с противоположной стороны предплечья вывалился кусок плоти.

Девочка замерла от ужаса. Ей привиделась Бастинда — как будто она вынырнула из воды и уставилась на девочку единственным глазом — второй вывалился из-за кислоты. Колдунья указала длинным пальцем, с которого, точно рваная перчатка, сползала кожа:

— Смотри! На твоих руках моя кровь!.. Ты убила меня, ты!.. Теперь ты порченная, ты грешница, тебя ждёт ад!

— Простите!.. — зарыдала Элли.

— Я растаяла, кислота съела моё тело, но скоро и ты сгниёшь! И ничего от тебя не останется! Ничего-ничего-ничего!..

— Я не хотела вас убивать... я случайно... — рыдала девочка.

— Твои косточки кое-как соберут, заколотят в деревянный ящик и закопают в землю, глубоко-глубоко в холод и тьму! И черви полезут отовсюду, будут ползать по твоим костям, ползать внутри твоей головы, и грызть тебя, грызть, грызть...

— А-а!.. — закричала девочка и бросилась прочь из ванны.

Её, кричащую и бегавшую, как полоумная, по коридорам дворца, поймал Дровосек. Он обнял её и стал успокаивать; понемногу Элли умолкла. Дровосек завернул её в сорванную с окна штору и отнёс в детскую. И там, пока девочка рыдала и металась в бреду, сидел с нею всю ночь, гладя и утешая.

Под утро пришёл Лев и, не говоря ни слова, протянул свою фляжку. Её он теперь всегда носил с собой. В ней содержалось успокаивающее зелье, которое Лев иногда пил, чтобы храбрость не толкала его на безрассудные поступки.

Элли сделала несколько глотков и успокоилась. Ближе к рассвету она даже впала в какое-то подобие сна. Выглядело это жутко: девочка не дышала и не двигалась, и выглядела просто крохотным, жалким трупиком с признаками гниения.

Дровосек и Лев вышли из комнаты. К ним присоединился Страшила. Они стали совещаться.

— Что нам делать с Элли?

— Добить, чтобы не мучалась? — предложил Страшила. — Или вот ещё: спустить с неё шкуру, набить, как меня, тогда ей хотя бы не будет страшно, что сгниёт... Мне послать за таксидермистом?

— Нет, это не выход, — сказал Дровосек. — Ты обратил внимание, как она сгнила? От левой руки почти ничего не осталось — одна только кость... И челюсть стала видна сквозь кожу... Живот впал, рёбра пересчитать можно, того и гляди кожу прорвут... Ещё немного, и она станет маленьким живым скелетиком...

— И Тотошка не выдержит и съест её, — сыронизировал Лев.

— Я знаю, что делать, — проговорил Дровосек. — Как только она проснётся, я отведу её на маковое поле.

Страшила вздохнул, но ничего не сказал.

— Значит, единогласно? — спросил Дровосек. Лев резко вышел вперёд.

— Попробуйте только!

Дровосек поднял голову. Сквозь прорезь доспехов глаза нехорошо блеснули.

— А то что?

Лев подошёл к нему. Впервые и Страшила, и Дровосек заметили, что он довольно крупный и сильный. Такой запросто опрокинет и Страшилу, и Дровосека, который хоть и силён, но весит ненамного больше обычного человека.

— Я не дам вам уничтожить её! Пусть уже доживает свой век, как получится. Если кто-то из вас её тронет...

— Ты же видел, она страдает. Не проще ли прекратить её мучения? — вздохнув, сказал Страшила.

Лев задумался.

— Такая жизнь — всё равно жизнь... У меня есть идея. нужно вызвать этих... Ну, демонов, которых вызывала Бастинда! Пусть они отнесут девочку домой — они ж крылатые!.. Хотя бы увидит дом перед тем, как... исчезнуть навсегда.

Дровосек сжал кулаки.

— Прибегнуть к чёрной магии? С которой я призван бороться?!

Страшила пожал плечами.

— Ты и сам оживлён с её помощью.

Дровосек зарычал от гнева, но ничего не сказал.

Лев повернулся к Страшиле:

— Ты можешь найти в книгах ритуал призыва?

— Думаю, да.

— Давай скорее, пока девочка не проснулась.

Дровосек вздохнул и вышел из комнаты. Он отправился к Элли и сидел рядом, пока она не проснулась. В нём бились два противоречивых чувства: ненависть к нежити, с которой он поклялся бороться, и почти отеческая любовь к несчастной девочке.

Вскоре Элли проснулась. Дровосек махнул ей рукой.

— Я не спала, — тихо сказала девочка. — Это зелье, оно... просто обездвижило меня. Но я слышала, как вы разговаривали. Сколько мне осталось?

— Ещё несколько дней. Потом от тебя останется один скелет... Не знаю, будут ли твои кости держаться вместе, если высохнут сухожилия?.. Конечно, их можно скрепить стальными кольцами...

— Что мне делать, Дровосек?

— Ты хочешь вернуться домой?

— А что меня там ждёт? Жить... в таком виде?

— Это твой выбор, Элли. Мне тоже нелегко далось решение существовать в такой форме.

— Зато я хотя бы увижу родителей... и дом...

— Страшила ищет способ вернуть тебя домой.

— Правда?!

— Да. Мы вызовем крылатых демонов...

— Этих... летающих обезьян?

— Ну да, этих. Они отнесут тебя домой.

В комнату ворвался Страшила:

— Ура! Я нашёл описание обряда! Вот только... провести его мужчина не может. Только женщина... или девочка.

Элли печально улыбнулась.

— Я умерла, я убийца, а теперь ещё и проведу обряд чёрной магии? Боже, я даже не представляю, сколько мне придётся исповедоваться в моих грехах...

Девочка набросила длиннополую накидку с капюшоном и вместе с друзьями отправилась в Главный зал.

* * *

Демоны явились по первому зову. Главарь посмотрел на девочку. Элли откинула капюшон. Длинные волосы рассыпались по плечам. На лице девочки играла неуверенная улыбка.

— Я призвала вас, демоны.

— Да ну?.. Эх, ты так похожа на Бастинду, когда она впервые нас призвала... Правда, она была чуть старше... Совсем чуть-чуть. Чего же ты хочешь, юная госпожа?

— Отнесите меня домой!

— Это далеко?

— Думаю, да.

— В курсе, сколько это будет стоить? Причём учти — местную валюту не берём. Только золото!

— Мы заплатим, — сказал Страшила.

— Сколько?

— Да хоть целую шапку золота! Только отвезите её, куда она скажет.

Демон удовлетворённо хмыкнул и повернулся к Элли.

— Итак, куда тебе надо, владелица золотой шапки?

— В Канзас!

Демон побледнел.

— Куда?!

— В Канзас. К фермеру Джо...

— К Кровавому Джонни?!

Демоны задёргались, заметались и что-то разом заговорили. Из общей болтовни то и дело выделялись: "Ку-Клунс-Клан!", "...вавый Джонни, я чуть без хвоста не остался!", "...еле-еле убежал, а несколько перьев осталось в его руках!..", "Да я лучше сам себя съем!", "Не полетим!"

Затем демоны исчезли. Остался только главный. Он явно растерял весь демонический норов, и стал в самом деле похож на летающую обезьяну.

— Нет-нет, Элли. Канзас — это далеко, это страшно, это... короче, мы доставляем только в пределах Волшебной страны. А в Канзас не можем. Ясно?

— Куда уж яснее, — проворчал Страшила. — А как бы нам вернуть Элли домой?

— Не знаем.

— А если, — лицо Страшила стало хитрым, — Ку-Клунс-Клан придёт сюда в её поисках, и узнает, что вы не помогли?..

Демон задрожал так, что зубы застучали.

— Нет, прошу!.. Обратитесь к Стелле, это волшебница Розовой страны. Она, быть может, вам поможет.

— А почему не к Виллине?

Демон посмотрел на него как на полоумного.

— Смеёшься?.. Виллина — самое загадочное существо во всей Волшебной стране. Никто толком не знает, кто она и откуда.

— Она — повелительница Жёлтой страны... — удивлённо сказал Дровосек.

— Вот именно! А кто там живёт, в этой самой стране, а?

— Ну... в Голубой живут жевуны, в Фиолетовой — мигуны, в Розовой — болтуны, в Зелёной — просто жители Изумрудного города... а в Жёлтой живут... э-э...

— Вот именно! — воскликнул Демон. — Никто не знает, кто всё-таки живёт в Жёлтой стране. Никто! Это великая тайна, и я не решусь её открывать. Я знаю почти всё о мигунах, жевунах и болтунах, я знаю о подземных рудокопах и прыгунах в гордых поселениях, я знаю о гигантских орлах и мудрых лисах из Лисограда. Но я НИЧЕГО не знаю о жителях Жёлтой страны!

— Значит — к Стелле? — прошептал Дровосек. — Что ж. Туда далеко идти?

— Нет, что вы! За сутки дойдёте. Туда прямиком через лес и скалы, где проживают Прыгуны.

— Что ж, спасибо и на том. Мы отправляемся немедленно.

Демон исчез. Элли повернулась к друзьям.

— Выходит, нам опять предстоит путешествие?

Страшила усмехнулся.

— Ага! Разве ты не знала — особенность всех фэнтези-книг, если только их написал мужчина, в том, что все всё время куда-то идут!..

— А если женщина? — заинтересовалась Элли.

— Тогда их особенность всегда в том, что главную героиню все всё время е... кхм-кхм... а вот это, пожалуй, тебе знать рановато, — несколько смущённо ответил Страшила.

Глава 15.

В тот же день друзья вышли из Изумрудного города и направились в Розовую страну.

Элли оправилась от тоски и тихо улыбалась: снова в пути! Дорога рядом с друзьями неожиданно подействовала успокаивающе, в отличие от пустых мрачноватых залов Изумрудного дворца, пропитанных ложью и тоской. Девочка была рада дороге, как старому другу.

Дровосек и Страшила шли задумчиво: каждый думал о том, что пусть и ненадолго, но покинули своих подданных. Лев и Тотошка шагали гордо: животным был приятнее лес, чем душный город.

Они шли через лес, как вдруг перед ними предстала жутковатая картина. На дороге лежала окровавленная лань. Задних лап у неё не было, и она истекала кровью.

— Что это? — воскликнул Тотошка. Лев подскочил к лани.

— Что случилось?

— Может, добить, чтобы не мучилась?.. — предложил Дровосек.

— Погоди. Эй, что случилось? — Лев дал лани глотнуть из своей фляги. Она перестала стонать от боли.

— За нами гнался ужасный паук!.. — простонала лань. — Он появился недавно в наших краях. Он огромный и страшный! Хватает животных и пьёт их кровь, а потом съедает плоть. Мне удалось выбраться, но я, похоже, уже не выживу...

Лань вздрогнула всем телом и затихла. Глаза её так и остались открытыми.

Дровосек и Лев переглянулись.

— Гигантский паук? Тот самый, которого создала Гингема?

— Похоже на то.

— Значит, нужно разобраться с ним!

— Верно. В какой-то степени он здесь из-за нас.

Лев тряхнул гривой длинных волос:

— Я разберусь с ним!

Дровосек покачал головой:

— Ишь какой смелый стал!.. Даже я не смог...

— А я смогу. Или умру смертью храбрых. Не ждите меня — я догоню!

И, прежде чем кто-то успел возразить, Лев обернулся львом и понёсся в лес. Он чуял запах паука — мерзкий, жуткий, отвратительный для большинства зверей запах чёрного колдовства. Неведомо, из каких миров Гингема призвала это чудовище, но вряд ли даже она справилась бы с ним.

Лев быстро нашёл паука. Тот спал в середине огромной паутины, протянувшейся над выкопанным им же карьером. Лев удовлетворённо рыкнул.

"Он спит. Паутина липкая, но если прыгнуть с той скалы — я попаду прямо на паука... Шея у него тонкая, перегрызу в два счёта. Хм, до чего же мерзкое существо!"

Знакомые лапы липкого страха потянулись к сердцу Льва. Не давая себе опомниться, он решительно направился к скале, напрягся — и прыгнул. Адреналин захлестнул его кровь, и зарождавшийся было страх пропал, как не бывало.

Лев приземлился на спину паука, вцепился зубами в шею врага и принялся грызть, выгрызая куски мяса с человеческую голову размером. Паук спросонья даже не понял, что случилось. А Лев точно обезумел от вида и запаха крови. Паук тщетно пытался его сорвать у себя со спины — лапы не доставали — а Лев рвал и царапал шею врага, пока голова не отлетела прочь. Тело ещё долго билось, а потом затихло. Из шеи вытекала липкая зелёная жижа.

Лев наконец-то перестал грызть и осмотрелся. В глубине карьера он увидел паучьи яйца: готовился целый выводок.

"Нет уж. Здесь царь зверей — я".

Лев превратился в человека, нашёл два кремня и высек искру. Взял ветку со смолянистой сосны, поджёг её, после чего подпалил паучью паутину.

Она загорелась. Лев притащил хвороста и поленьев. Костёр в карьере всё разгорался. Со стороны яиц донёсся противный визг.

Когда огонь погас, не было ни паутины, ни паука, ни яиц — только гора пепла. Лев удовлетворённо обошёл карьер, убедился, что ни один паучок не выбрался из яйца и не спрятался где-нибудь, после чего неспешно направился за друзьями. По дороге он перекусил мясом умершей лани — всё-таки он был хищник, не пропадать же добру!

Лев нагнал друзей у скалы и рассказал о произошедшем. Дровосек покачал головой.

— Разве напасть на спящего — смелость?

Лев отмахнулся.

— Для меня главное — результат!

Из леса вышли несколько напуганных животных. Среди них были и львы.

— Неужели чудовище мертво? — спросил один. Лев гордо ответил:

— Да! Эй, кто правит этим лесом?

— Львы, как и всюду, здесь цари зверей... — ответил один из львов. — Но мы ничего не могли поделать с пауком! Как ты...

— Это мой секрет. Что ж, тогда я сам стану вашим правителем! Согласны?

Львы — нехотя, а прочие животные — равнодушно — согласились. Лев сказал им:

— Я сгоняю по быстрому в Розовую страну, отведу туда Элли, а потом вернусь к вам, мои подданные!

И они продолжили путь. Лев то и дело хвастался друзьям:

— Вот оно как!.. Теперь я — царь зверей! Мог ли я об этом мечтать раньше?

— Молодец, — равнодушно сказал Страшила. — Чего ж ты раньше таким смелым не был? Столько лет угробил на трусость!

Лев вздохнул и кивнул.

— Зато сейчас... эй, ты что, издеваешься надо мною, да? Да я тебя...

Страшила отпрыгнул и на всякий случай вынул серп, но Лев ударил себя по лбу и отхлебнул из фляги.

— Что-то я слишком... храбр. Надо будет ещё того зелья сварить!

* * *

Перед путниками была высокая скала. Из-за камней непонятно откуда появились множество крепких, хорошо сложенных ребят со сбитыми кулаками и лбами.

Дровосек поднял топор.

— Это прыгуны. Они владеют смертельными боевыми искусствами. Каждая часть их тела — оружие: они могут быть локтями, кулаками, коленями, ногами и даже лбом, причём им — особенно сильно. Но они точно дикие: очень боятся огня. Так что держитесь за мною.

Он вынул факел, поджёг. Прыгуны отпрыгнули, смотрели с ненавистью, но Дровосек не подпускал их, тыкая факелом. На землю спустились сумерки, быстро сменившиеся ночью.

Друзья так и прошли по дороге, зажигая факел за факелом. Прыгуны не решились приблизиться. Вскоре они точно растворились за камнями, так и не сказав ни слова.

Элли и Тотошка перевели дух.

Когда забрезжил рассвет, перед ними раскинулся широкий город с домами и крышами всех оттенков розового и красного цветов.

— Красота. Красный кирпич и черепица, ими же вымощены улицы, — проговорил Страшила. — И костюмы у всех розовые. Да тут убей кого — никто и не поймёт, что кровь, подумают, что лужа...

— Болтуны — народ неплохой, но болтают много лишнего, — сказал Дровосек. — Что ж. Вон в середине города Розовый дворец, где живёт Стелла, вечно юная волшебница. Кое-кто утверждает, что юность ей позволяет сохранять ванна из крови невинных девушек, которую она принимает каждое утро... но это ложь.

— Ложь, что принимает ванну из крови? — уточнил Тотошка.

— Ложь, что эта ванна позволяет ей оставаться молодой. На самом деле, полагаю, тут другие причины...

— И какие же?

Дровосек не ответил, только нахмурился.

— Идёмте, — наконец сказал он. И компания направилась в Розовый дворец.

Глава 16.

Друзья вошли во дворец Стеллы. Теперь он казался не розовым, а, скорее, кроваво-красным. Вокруг был разбит прекрасный парк и розовые клумбы. Но в самом дворце царили сумерки: окна были занавешены тяжёлыми шторами.

Путникам сразу была оказана аудиенция. Элли с интересом и волнением ожидала появления Стеллы. И не была разочарована: волшебница была молода и прекрасна, как весна, но отчего-то бледная, с кроваво-красными губами, и печальна. На ней было воздушное розовое платье, в полумраке кажущееся кроваво-красным.

— Добро пожаловать в мой дворец, путники, — мелодичным голосом проговорила Стелла. — Мне доложили о вас.

— Здесь всегда болтают, — неприязненно сказал Дровосек.

— Таковы здешние жители, — губы волшебницы тронула улыбка, — и я не могу их винить.

— А почему вы вечно молодая? — спросила Элли. Стелла улыбнулась и не ответила.

Дровосек вышел вперёд. Пурпурное Сердце сияло у него на груди.

— Давайте я раскрою ваш секрет. Вы не выходите из дворца и боитесь солнца. На окнах шторы, во дворце полумрак. Вы бледна, но губы красные, и это не помада. И слухи про кровавую ванную... Вы вампир, Стелла. Поэтому и не стареете. Вот он, секрет вашей вечной юности. Я прав?

Ресницы Стеллы дрогнули, она опустила взгляд.

— Я вижу, слухи о Стальном Головосеке, охотнике на нежить, оказались правдивы: он и вправду не только силён, но и умён.

— Я слишком много нежити перевидал, — усмехнулся Дровосек.

— И сами стали ею.

— Я буду последним, когда...

— Когда что?

— Когда уничтожу всю нежить, я убью себя.

— Значит, ты и меня убьёшь?

— Когда придёт время.

Стелла вздрогнула. Сейчас она не казалась волшебницей — обычной напуганной девушкой.

— Но ты не убил Элли, а она тоже нежить.

— Она... она маленькая девочка, — выдавил Дровосек. — И, наверное, она ещё может вернуться?

— Едва ли. Если ты нежить — назад пути нет. Правда, я слыхала об одном, который воскрес после распятия на кресте. Но стал ли он вновь живым, учитывая, что его раны не заживали, и туда можно было сунуть палец — большой вопрос.

Дровосек резко повернулся.

— Хорошо! Я не хочу убивать Элли. Я хочу ей помочь. Может быть, не вся нежить так уж плоха.

— Например, твой друг Страшила?

— Например.

— Или — я?

— А это вы мне сейчас докажете. Я знаю, что дар магии — исключительно человеческий дар. Вампиры могут управлять погодой или оборачиваться в животных, но не умеют колдовать. А значить, вы не можете мне ничего сделать.

Стелла кротко вздохнула и кивнула.

— Признаю, ты прав. И что ты теперь будешь делать?

— Зависит от ваших действий. Верните Элли домой!

Стелла улыбнулась:

— А как ты узнаешь, выполнила ли я обещание?

Дровосек задумался.

Волшебница — вернее, попросту вампирша — улыбнулась и продолжила:

— Но я выполню его. Не потому, что боюсь тебя — а потому, что мне самой любопытно, что будет с девочкой, когда она окажется за пределами долины, где колдовство Виллины уже не действует... Быть может, результат окажется весьма любопытным.

— В смысле?

— Магия противоестественная для внешнего мира. Там царят иные законы. И они будут стремиться вернуть всё на свои места.

— Я ничего не понял, — пробормотал Дровосек.

— Зато я понял! — воскликнул Страшила. — Элли, быть может, оживёт, если вернётся домой! Законы физики вернутся в нормальное состояние, и она возвратится к прежнему облику! Ну, вот, к примеру, вода. Если тепло — она жидкая, если холодно — твёрдая. Магия — это как холод. И, вернувшись в безмагический мир, Элли, как бы, "оттает". И снова станет живой!

— Правда?.. — обрадовалась Элли.

— Правда-правда! — сказала Стелла. — Ты — любопытнейший магический парадокс, поскольку совершенно не должна была быть там, где ты сейчас. Виллина думала, что домик пуст, и магию применила соответствующую. Решено! Ты летишь домой, дитя со светлым челом!

— Лечу?

— Конечно! Твои серебряные башмачки отправят тебя домой! Сними-ка из на мгновение...

Стелла взяла башмачки, что-то прочла на их внутренней стороне.

— Да, всё верно! Ты могла бы отправиться домой с их помощью в первый же день! Произнеси, куда хочешь попасть, и прочитай заклинание на латыни!

— Заклинание?

— Да! После чего стукни каблучками и сделай один шаг! И вернёшься домой!

— Только и всего? Значит, всё, что я пережила, сделала, натворила — всего этого можно было избежать?

— Можно было. Ну что ж, считай это испытанием. И ты прошла его с честью.

— Став грешницей, — проворчала девочка.

— Вот только башмачки там испарятся — в твоём мире нет места подобным волшебным вещам. Прощай, прелестное дитя!

— А может, останешься, Элли? — предложил Страшила. — Вдруг ты не выживешь? Да и нужен тебе тот Донб... вернее, Канзас! Смотри, как чудесно у нас!

Элли улыбнулась — впервые за долгое время, искренне и радостно.

— Даже если я не выживу — я вернусь домой! Снова увижу его! Я так соскучилась по родным. Прощайте, друзья! Я никогда вас не забуду!

И, обнявшись со всеми, маленькая мёртвая девочка повернулась к Стелле:

— Давай, произноси заклинание!

Стелла вздохнула.

— Повторяй: дигнаре, о домине, дие исто сине пэ като...

Элли повторила.

— Мизэрэрэ ностри домине! Фиат мизэри корди атуа...

Девочка старательно повторяла "заклинание"...

— Супер нос квием адмодум сперавимус...

— ...Модум сперавимус...

— Сперавимус инте!.. Всё, делай шаг!..

Элли сделала шаг... и исчезла.

— Сработало! — обрадовался Лев.

Дровосек и Страшила не спешили радоваться. Дровосек подошёл к Стелле и тихо спросил:

— Ты обманула её. Ты заменила её серебряные башмачки на поддельные, я видел. И "заклинание" было вовсе не заклинанием, а католической молитвой.

Стелла неожиданно вздрогнула. Её голос задрожал — казалось, она вот-вот заплачет.

— Ты всё правильно понял, Ник. Боже, я так переживала о тебе...

— Ник? — переспросил Страшила. — Дровосек, тебя в самом деле так зовут?

— Звали, — ответил Дровосек. — Глинда, я думал... боги... Значит, ты жива? Вернее... Это нельзя назвать жизнью, но...

— Глинда? Так вы что, знакомы? — удивился Страшила.

Стелла и Дровосек не ответили. Но их взгляды, казалось, говорят за них. Вампирша отвела глаза и прошептала:

— Башмачки мне и самой понадобятся. Я в перчатках, поэтому могу брать серебро. А поддельные я давно приготовила, мне подданные доносили чуть ли не о каждом вашем шаге.

— Это я понял, — сказал Дровосек. — Они всегда много болтают.

— А Элли... Она просто так и не поняла, кто она. Да, Виллина напитала её своею силой, пока девочка летела в домике — это дало возможность ей жить после смерти, но... Девочка забирала часть силы у каждой убитой колдуньи — Гингемы, Бастинды... Она даже не удивилась, когда провела магический обряд, который не всякой волшебнице под силу! Но магия в ней держалась не на заклинаниях, а на вере. То, что она поверила, что вернётся домой, и вернуло её, а вовсе не поддельные серебряные башмачки. И исчезнут они потому же. Её вера — сильное оружие, сила, которая, быть может, продолжил влиять на Волшебную страну и после возвращения девочки домой. И если она когда-то поверит, что ей суждено вернуться сюда — она вернётся. Понимаете?

— Понимаю. Вы убедили её, что она воскреснет, если вернётся домой. И она воскреснет, потому что верит в это.

— Да. Девочка сейчас отчасти могущественнее любой колдуньи. Вот только... не знаю, стоило ли отпускать её, обладающую такой силой.

Дровосек кивнул.

— Пожалуй. Тогда почему ты её отпустила, Глинда?

Стелла смущённо развела руками и улыбнулась:

— Мне просто стало её очень-очень жалко!

Глава 17.

Элли медленно раскрыла глаза -она зажмурилась от страха, едва почувствовала, как земля ушла из-под ног. Но ничего не увидела. И лишь когда глаза привыкли к темноте, поняла, где находится... и вскрикнула.

Она стояла на пустынном ночном кладбище. Луна когда-не-когда выглядывала из-за туч. Холмики, кресты и могильные плиты немо высились вокруг, безмолвные стражи вечности.

Элли задрожала. В голову полезли детские побасёнки о призраках, об упырях из могил, о Тыквоголовом Джеке, ужасном обезглавленном мертвеце, который потерял голову и теперь ищет её, а чтобы меньше привлекать внимания, пришил к плечам тыкву, в которой вырезал глаза и рот, а внутрь вставил свечу...

Девочка было бросилась бежать, но кладбище, точно заколдованное, не кончалось. Она остановилась: будь что будет. Но проходила минута, вторая — а ни единого призрака, ни демона ей не попадалось. Кладбище было пустым и безлюдным.

"Чего мне бояться нежити — я ведь и сама уже нежить", — подумала она. И гордо направилась вдоль могил, надеясь увидеть знакомые надписи. Страх и оторопь разом исчезли.

Девочка была босиком: серебряные туфельки исчезли. Только и осталось, что поношенное платье и белая накидка из занавески.

— Гав! — неожиданно раздалось рядом. Девочка аж подскочила, и тут же, устыдившись, повернулась на звук.

— Тотошка?!

— Гав, — ответил пёсик.

— Ты разучился разговаривать?

— Гав.

— Совсем?

— Гав-гав!

— Совсем-совсем?

— Гав-гав, гав-гав!

— Жаль.

— У-у!

Элли направилась вперёд. Она узнала место. Чуть дальше были могилы её родственников. Рядом с ними виднелся свежий холмик.

Элли подошла к нему. Подождала, пока луна выйдет из-за туч. И присмотрелась к табличке.

"Элли Гейл, 11 лет. Покойся с миром, доченька".

Элли едва не закричала.

Сзади послышались шаги. Девочка от страха едва не лишилась чувств. Все детские страшилки мигом ожили в её памяти... Она спряталась за плитой.

Высокий человек в белом, в остроконечном колпаке и маске, с карабином наперевес, подошёл к свежей могиле. Затем, опустив голову, забормотал:

— Боже, услышь верного раба и пса твоего, и не оставь молитву искреннюю без знамения благого! Ты отнял у меня дочь — я не ропщу, ибо сердце моё готово к испытаниям, как мученик Иов, готов я всё отдать во славу твою... Но дай знак мне, господи, чтобы знал я, куда идти мне дальше. Я не могу оставаться здесь — всё напоминает о ней, моей дочурке... Идти ли мне в землю дальнюю, возглавлять ли далее Ку-Клунс-Клан, дарить ли жизнь или сеять смерть? Дай знак мне, господи, дай знак...

— Папа, — прошептала Элли. Она поднялась из-за плиты и направилась к отцу.

— Папа! — сказал она. — Папа, я пришла к тебе! Я вернулась!

Джон вздрогнул. Отточенным движением вскинув винчестер, он воскликнул:

— Кто здесь? Изыди, привидение!

Элли остановилась.

— Пап, это я!

Джон опустил карабин.

— Элли? Ты вернулась... с того света?

— Ну, можно и так сказать. Быть может, Волшебная страна — и есть потусторонний мир?

— Ты... жива?

— Н-не совсем.

Луна снова выглянула из-за туч. Джон посмотрел на девочку. Узнав её, он отбросил оружие и кинулся к ней.

— Элли... милая Элли! Даже если ты призрак, я безумно рад тебя видеть!

— Папочка, почему ты здесь? Почему тут моя могилка? Почему ночь?

— Прошло уже много дней с тех пор, как мы потеряли тебя. Мы установили кенотаф — пустую могилу — и я каждую ночь ходил молиться сюда. И вот бог услышал мои молитвы! Это величайший знак из всех!

— Папочка, но я... немножечко мёртвая.

— Ничего, это ничего. Мы придумаем что-нибудь.

Джон поднял обессилившую Элли на руки и понёс к выходу из кладбища. Тотошка весело побежал за ними.

К рассвету они были возле домика Джона. От взгляда Элли не укрылось, что вместо фургончика здесь стоял прочный каменный дом. "Сколько ж меня не было, раз они успели его построить?" — подумалось ей.

— Анна, скорее сюда! — закричал Джон. — Элли вернулась!

Анна Гейл — похудевшая, бледная, с заплаканными глазами — вышла сразу, точно и не спала.

— Джон?.. Ты сошёл с ума? Завидую тебе... Погоди, Джон, кто это с тобой?! Элли?! Элли!..

Анна бросилась обнимать и целовать девочку.

— Но погоди, милая, почему ты бледна и из тебя торчат кости?

Элли опустила голову.

— Мама, я это... согрешила. Я бы так хотела стать прежней... Мне жаль, я...

В этот момент стало подниматься солнце. И, едва первые лучи коснулись Элли, она стала преображаться. Раны и рубцы затягивались, кости скрылись за свежей румяной кожей. И скоро девочка стояла совершенно такая же, как прежде.

— Это чудо, Джон! — воскликнула Анна.

— Воистину. Аллилуйя! — обрадовался Джон.

Элли неожиданно вздрогнула.

— Мне... мне холодно! — воскликнула она. — И есть хочется...

— Конечно, конечно, сейчас!.. — захлопотала Анна и бросилась на кухню.

А Джон тихонько взял девочку за руку и повёл к "ураганному погребу". Подойдя, он открыл дверь.

— Проходи, Элли.

Девочка спустилась в прохладную тьму и неуверенно огляделась.

Перед нею, в ржавых Тотошкиных цепях и ошейнике, сидел... великий Гудвинус. Джон кивнул на пленника:

— Он говорил мне, что если я буду молиться на твоей могиле, ты появишься. Он говорил, что какая-то магия... я не понял до конца, но решил пока не убива... кхм... не отпускать его. Расскажи, вы знакомы?

— Гудвинус! — воскликнула Элли.

— Элли! — обрадовался негр. — Прошу, помоги!

— А почему вы тогда улетели?

— Э-э... ветер порвал канат, я не хотел...

Девочка вздохнула.

— Ну да. Я так и думала.

— Значит, знакомы? — ещё раз спросил Джон.

Гудвинус поднялся.

— Послушай, Джон... Настало новое время. Время, когда уже не нужно убивать всех негров. Время сложить оружие. Я обещал, что дочь вернётся к тебе — она вернулась. Отпусти меня, Джон. И прекращай заниматься линчеванием негров. Бог дал тебе знак!

Джон опустил голову.

— Да, я уже думал об этом. Как скажет Элли, так и будет. Элли! Отпустить этого негра?

— Отпусти, — попросила девочка. — Всё-таки он хороший человек. И если ты занимался... плохими вещами, то перестань, пожалуйста.

Фермер кивнул.

— Хорошо. Ради тебя, ради такого праздника... Уходи, Джеймс Гуди, или как там тебя. Вот ключи.

Гудвинус, не веря своей удаче, поспешно раскрыл замок и побежал прочь. А Джон незаметно сунул белую накидку куда-то в дальний угол.

— Думаю, теперь, когда ты вернулась, девочка, для меня тоже нужно начать новую жизнь, — сказал он.

— А почему ты так негров не любишь? — спросила Элли.

— Поначалу мы убивали только преступников. Но почему-то так всегда получилось, что преступниками были негры. Им дали свободу, но не научили зарабатывать — вот они и подались в криминал, бывшие рабы.

— Но они тоже люди!

— Ну... ладно. Отныне я буду одинаково уважать и людей, и негров!

— А представляешь, папочка, если лет через сто негра выберут, например, в президенты США?..

Джон рассмеялся.

— Скорее я поверю, что президентом станет наш Тотошка. Одно дело — приравнять негров к людям, но чтобы в президенты...

Вошла Анна.

— Элли, милая, я приготовила есть! Пойдём скорее! И расскажешь о своих приключениях. Ты ведь вела себя благочестиво, как велит наша вера, и не совершала грехов?..

Элли покраснела. Джон рассмеялся, обнял её, и они вместе вышли из "ураганного погреба".

* * *

Вот так, дорогой мой читатель, закончились удивительные странствия маленькой девочки Элли. Впрочем, ей пришлось ещё пережить немало удивительных приключений — но об этом в следующий раз.

Конечно, она рассказала о своих приключениях родителям, но благоразумно умолчала о некоторых деталях. В это время к Джону приехал его давний друг, Лаймен Фрэнк Баум, и Джон рассказал ему историю Элли, как запомнил. Баум опубликовал сказку, назвал её "Волшебник страны ОЗ", причём многое изменил в ней, а название и вовсе взял из домашней картотеки — в одном ящичке были книги от А до Н, во второй — от О до З (последней буквы в английском алфавите), и поэтому — "Страна ОЗ".

А ещё позднее, в далёком Советском Союзе писатель А.Волков по-своему пересказал сказку для советских детей, изменив её ещё больше. Именно эту книжку ты, читатель, скорее всего и читал в детстве.

Спустя время Сергей Сухинов, писатель из России, напишет много продолжений к этой сказке. Правда, продолжения будут так себе, анонимус гарантирует, что читать их скучно и уныло в сравнении с Волковым... И вот уже спустя годы и десятилетия в далеком Донбассе, во время войны за независимость Луганской Народной Республики, некий автор наконец-то написал историю в первозданном виде — так, как оно было изначально.

Так что книга, подобно бессмертной "Алисе в Стране чудес", продолжает жить, снова и снова переживая своих авторов. И кто знает, где и когда следующий автор в очередной раз заставит переродиться прекрасную сказку, чтобы она вновь дарила людям радость, веселье и хорошее настояние.

Люди охотно верят в чудеса. Вера в них и позволяет снова и снова перерождаться книгам, подобным "Волшебнику". Придёт время — не будет ни тебя, мой читатель, ни меня, ни кого-либо из тех, кого мы знаем или можем знать, и память о нас сотрётся — а очередной ребёнок с трепетом раскроет книжку и снова, как раньше, начнёт с упоением читать: "Среди обширной Канзасской степи жила девочка Элли..."

И это бессмертие хороших книг и есть настоящее чудо.

КОНЕЦ.