Южная пристань

— Два "крем-брюле", — попросил Иван, протягивая две копейки.

Мороженщик сунул руки в конус и достал пару прозрачных вазочек, в каждой — по белому шарику с воткнутыми в них узенькими деревянными ложечками.

Никодим резво схватил свою порцию, вытащил ложечку, лизнул её, зажмурился, прицокнул. Истров тоже попробовал. Действительно вкусно, на лимонное похоже. Лизнул еще раз... уже не лимонное, ванильное! Более того, вкус мороженного менялся прямо на языке!

Они пошли дальше по набережной, смакуя мороженое, высматривая иномирян.

— А эти, — Никодим кивнул на миниатюрную женщину в черной одежде, которая везла на тележке спящего бородатого мужчину в белом костюме, похожем на пижаму, — с Каменного Дерева, оне месяцами спят, то мужики, то женщины. А потом — месяцами не спят.

Поразительно.

А вот еще один гость — в звериной шкуре вокруг бедер, босой, с длинными спутанными волосами зеленого цвета, а тело покрыто орнаментом, как на змеях.

— Это кто? — спросил Истров.

— Не знаю. Похож на разляля́йцев, да ток те не размалеваны совсем. И волосы у их короче... Не, таки разляля́ец, шкура видали какая? Такие звери ток на Разляля́е живут.

Иномирянин брел, пошатываясь и спотыкаясь. Вдруг взмахнул руками и рухнул на мостовую.

Истров бросился к упавшему, склонился — тот был явно без сознания. Никодим протянул:

— Разляля́йцы, вродь, не пьют.

— Нужно доставить его к врачу. Есть в городе больница?

— Ну, есть. На Малой Рыбацкой.

— Извозчик! — крикнул Истров, заприметив коляску.

С помощью недовольно хмурящегося Никодима Истров загрузил упавшего, приказал гнать в больницу.

Встретил краснолицый усатый толстяк, представился:

— Доктор Арбузиков, — потом заметил с неудовольствием: — Опять гость. И опять ваш покорный слуга не имеет представления, как его лечить.

— Вы же врач!

— Когда я проходил полный курс в медицинской академии, меня обучали излечивать людей, и только людей. Пожалуй, я мог бы назначить верное лечение животному, но — заметьте! — земному животному. Многие гости отличаются по своей анатомии и физиологии от нас с вами гораздо существеннее, чем, например, лягушки. Если я рискну лечить гостя, то слишком велика опасность навредить.

Тем не менее, он помог занести так и не пришедшего в сознание разляля́йца в приемную, стал осматривать. И развел руками:

— Я не знаю, что с ним. Пульс замедлен, температура понижена по сравнению с нормальными для человека, однако мы с вами совершенно не знаем, что характерно для разляля́йцев. Да и узоры на коже разляля́йцев мне до сих пор не встречались, это тоже может оказаться симптомом.

— Разляля́йцы вообще редкость, — вставил Никодим. — Про их и не скажешь ничего. — Он почесал веснушчатый нос и вышел на улицу.

— Что же делать?

— То же, что и всегда. Отправлю Прасковью искать врача среди гостей. Прасковья!

Вошла миловидная полная женщина, глянула на беспамятного разляля́йца, весело спросила:

— Сызнова гость приболел?

— Сызнова, — обреченно кивнул доктор.

-Так пошла я дохтуров меж гостей выспрашивать, что ль? Ток лучшее мне не с Гран Атели начать, а...

— Начинай откуда хочешь.

— Так мне иттить?

— Да иди уже! — отмахнулся Арбузиков и предложил Истрову: — Если желаете, оставайтесь на чай. Если больше пациентов не появится, я расскажу вам несколько весьма занимательных случаев из моей вот уже восьмилетней практики в Южной Пристани. Вы же приехали к нам развеивать мифы, вот и узнаете некоторые из них.

— А откуда вы знаете, зачем я приехал?

— Южная Пристань — маленький город, все про всех все знают.

Однако попить чаю не удалось — в дверь постучали. На пороге стоял напуганный толстяк, по виду лавочник, вместо "здравствуйте" залепетал:

— Доктор, у меня... — у него перехватило дыхание, и он принялся торопливо стягивать рубаху.

Истров невольно отшатнулся: на объемистом животе пациента проступал узор, аналогичный тому, что на коже разляля́йца. Пока что узор был гораздо бледнее, чем у иномирянина, но откуда-то взялась уверенность, что яркости еще прибавится.

Доктор Арбузиков явственно побледнел. Потом спросил:

— Почему вы так напуганы?

— А там малец какой-то прибегал, гутарил, что разляля́ец с таким вот художеством помер уже.

— Он еще жив, — успокоил Арбузиков.

— А... ну, мож он гутарил, что сомлел, а не помер тот гость. Так теперь-то что, доктор? Что будет-то?!

Доктор обвёл всех глазами:

— Эпидемия.

Доктор Арбузиков тяжело опустился на кушетку. Рядом со сжавшимся от ужаса лавочником.

Истров тоже испугался. До холодного пота, до сухости во рту, до дрожи. Он же прикасался к разляля́йцу... и зачем было это делать — валялся бы проклятый иномирянский гость посреди набережной!

Захотелось куда-то бежать, что-то срочно предпринимать... да хоть приставать к иномирянам — лекарства от "змеиной кожи" требовать...

"Змеиная кожа"... подходящее название иномирянской заразы придумалось, и от этого стало немного легче. Когда у врага есть имя...

И все равно хотелось выбежать из больницы, рвануть, куда глаза глядят.

Доктор Арбузиков, кажется, прочитал намерения Истрова, потому что сказал помертвевшим голосом:

— Вам лучше не покидать больницу. Вполне возможно, что вы заразились и теперь являетесь разносчиком.

— Что же нам делать...

— Дожидаться Прасковью.

— А если она не найдет врача?!

— Хоть один из гостей да знаком с медициной, а в других мирах она зачастую продвинулась... Кое-что нам кажется магией.

— Нам просто сидеть и ждать?

— Да. Впрочем, можно сделать кое-какие анализы.

Доктор взял кровь у разляля́йца и лавочника и засел за микроскоп.

А Истрову осталось только вышагивать по пустой больнице, мучаясь страхами. Рассчитывал жить долго...

Когда в очередной раз проходил мимо лаборатории, доктора перед микроскопом не было. Обнаружился он в приемном покое, — вертелся голый перед зеркалом и хмуро рассматривал бледный, едва проявившийся "змеиный" узор на груди, животе, ногах, спине, ягодицах...

Истров остолбенел, потом судорожными движениями задрал рубашку и уставился на свой живот. Да, вот они, пока еще малозаметные ромбы и прямоугольники. Как ни странно, Истров успокоился.

— Доктор, я хорошо себя чувствую, может эти узоры... не опасны?

Арбузиков отрицательно покачал головой:

— Отсутствие жара, тошноты и других симптомов свидетельствует, что организм не борется с инфекцией. В то же время, наличие на коже узора, к тому же прогрессирующего — очень серьезный симптом... Давайте выпьем. Никогда не пил медицинский спирт...

Но и спирт выпить не удалось — прибежал еще один пациент с симптомами "змеиной болезни", — трясущийся, зареванный, бледный Никодим. Благодаря этой бледности был заметен чёткий змеиный узор на руках, лице и шее. Пришлось успокаивать перепуганного ребенка: Прасковья придет, врача приведет. Затем пришел чиновник из канцелярии, спросил, не переступая порога:

— Доктор Арбузиков, в городе эпидемия?

— Да, — твердо ответил тот.

Чиновник испуганно выдохнул, уточнил дрогнувшим голосом:

— Его превосходительству придется объявить карантин? Запретить выход в море?

— Это будет верное решение. Нельзя допустить, чтобы эпидемия распространилась по Империи. -Он решительно закрыл дверь.

Истров спросил:

— Откуда они знают?

— Южная Пристань — маленький город. Давайте все же выпьем. И лавочника пригласим.

Но им снова помешали — едва доктор выставил на стол бутыль, как заскрипела дверь, и послышался голос Прасковьи:

— Ох, страсти, ох и страсти!

Доктор буквально подскочил, крикнул в коридор:

— Ты нашла врача?!

— Не, не нашла. Я врачиху нашла. Аж двух! Вот эту и еще одну, она потом придеть.

Вместе с Прасковьей в приемную вошла уже виденная Истровым женщина с иглами на ушах и камнем на щеке.

— Мазýнка! — обрадовался лавочник, а лицо доктора буквально полыхнуло надеждой. И появившийся в дверном проеме Никодим расплылся в улыбке. Очевидно, мазýнцы — лучшие врачи в мире... во всех мирах.

Нежным мелодичным голосом иномирянка обратилась к Арбузикову:

— Это вы больны?

— И я тоже...

— Вы слишком возбуждены, вам нужно успокоиться, — доброжелательно произнесла женщина.

— Ну так успокойте меня!

— Но вы действительно напрасно волнуетесь, ваша болезнь незаразна и неопасна, достаточно проявлять сдержанность в еде, отказаться от жирной и острой пищи, крепких напитков, — и ваши желудок и печень восстановятся.

— Это я и сам знаю! А как же узоры?!

— Узоры? Какие узоры?

Доктор задрал рубашку — змеиная расцветка была видна отчетливо. Впрочем, она была видна уже и на лице.

— Я не вижу узоров, — сказала мазýнка. — Вероятно, дело в том, что мы видим по-разному.

— Ага! — подтвердил Никодим. — Мазýнцы, оне черных ворон серыми видят, а чаек — так и желтыми даж!

Мазýнка спросила:

— Вы не будете против, если я посмотрю на вашу кожу внимательно?

— Нет, конечно!

Чтобы посмотреть внимательно, иномирянка закрыла глаза. И сообщила:

— На вашей коже присутствует некий необычный микроорганизм. Очень жизнеспособный, но совершенно безопасный. Не опаснее нанесенной на кожу краски.

— И все?! Тогда почему разляля́ец впал в летаргию?

— Кто такой разляля́йец?

На ходу заправляясь, Арбузиков повел ее к разляля́йцу, Истров пошел за ними, а лавочник остался сидеть с глуповатой улыбкой на лице. Истрову тоже хотелось счастливо рассмеяться: зря волновался!

Увидев беспамятного иномирянина, мазýнка сказала:

— Это не разляля́ец, это... — и выдала серию странных, каких-то механических звуков.

— О-ой, — протянула вошедшая Прасковья. — Мы такого не выговорием.

— Потому и называем их разляля́йцами, — объяснил доктор.

— Я понимаю, — сказала иномирянка. — Это разумное существо здорово, просто употребило слишком много кофеина. Со временем оно придет в себя. Хотя, если нужно, процесс может быть ускорен.

— Дак это оно потеребило какого-то кофина?! — возмутилась Прасковья. — И где взяло-то?! У нас кофинов сроду не было!

— А что происходит в городе? — спросил Истров.

— Дак страсти! Чаво ток не гутарят — и что люди в змей перетворяются, и что чешуей обрастают, и... А их превосходительство ишо и в море ходить заказали, чтобы заразу не выпустить. А рыбари-то про напасть со змеями прослышали, детишков с жинками в лодки посажали, да и поплыли в море. Да ток завернуло их.

— Кто завернул?

— Само завернуло.

— Какое само?

— Дак гутарю — само завернуло!

Истров хотел еще раз переспросить, что там за само, но припомнил, что его тоже днём как-то само завернуло обратно к канцелярии, и замолк, а Прасковья продолжила:

— Оне поплыли, глядь, — сызнова к берегу плывут. Оне завернули сызнова в море, а глядь — к берегу!

— Это... это так карантин действует?! — несказанно удивился Истров.

— Не-е, — замотал головой Никодим, — ихнее превосходительство колдунства не знают, оне ток бамагу подписали, что из города ни-ни. А завертывает — эт другое что.

Мазýнка неожиданно вышла. А из коридора послышался звонкий женский голос со странным акцентом:

— Врача вызывали? — и вошла еще одна виденная Истровым на набережной иномирянка — там она спящего мужа на тележке везла. — Кто больной?

Ей указали на разляля́йца.

— Что с ним? — спросила она, доставая из сумки какой-то маленький прибор.

— Он употребил слишком много кофеина, — ответил доктор. — Только вы к нему не прикасайтесь: его узоры могут передаваться, как инфекция.

Она кивнула, стала прикладывать приборчик к груди, ко лбу, к рукам беспамятного разляля́йца. Подтвердила диагноз:

— Да, слишком много кофеина, — и вынула нечто похожее на браунинг и приставила к шее разляля́йца.

Она что — хочет застрелить пациента?! Избавить от мучений?! Истров хотел помешать ей, но не успел: "браунинг" тихо пискнул, и женщина убрала его со словами:

— Скоро придет в себя. А узоры не опасны, вероятно, их можно удалить.

Доктор впечатленно поднял брови, покачал головой. Спросил, видимо, желая пообщаться на профессиональные темы:

— Как вас зовут?

— Я — Се́нга.

— Арбузиков, Фридних Рахметович. Будем знакомы...

В этот момент пришел в себя разляля́ец: открыл глаза, сел на кровати, оглянулся. Глаза без зрачков, однотонно-серые.

Вдруг он вскочил и набросился на доктора — схватил за шею, прижал к стене, что-то зло заскрежетал на своем языке. Истров хотел было помочь, но мешала застывшая столбом Прасковья — и оттолкнуть ее некуда, и не протиснуться.

Сдёрнув с крюка полотенце, проскрежетала что-то по-разляля́йски Се́нга: видимо, оскорбление, потому что разляля́ец отпустил доктора и бросился к ней, но маленькая, хрупкая Се́нга захлестнула руку массивного разляля́йца полотенцем, вильнула в сторону и опрокинула нападающего лицом вниз. Оседлала, ловко спутала ему за спиной руки и притянула к ним ноги. И все — с невероятной быстротой.

— А я думал, что гости с Каменного Дерева — тихие, -удивился Истров.

Се́нга неожиданно смутилась, пробормотала, отводя глаза:

— Я же его не била... только связала.

— А чего он кинулся-то? — протянула Прасковья.

— Сейчас спрошу.

Се́нга заскрежетала на разляля́йском, разляля́ец заскрежетал в ответ, она перевела:

— Он говорит, что вы украли его цвета. Те самые узоры. Он требует, чтобы вы их смыли.

— С превеликим удовольствием! — воскликнул доктор. — Но как?!

Се́нга спросила. Перевела, нахмурившись:

— Цвета можно смыть только кровью, — и, едва лица людей начали вытягиваться, добавила: — Его кровью.

— Да хватит ли у него крови— всех вымыть? — ужаснулась Прасковья.

— Достаточно маленькой капли, — ответила Се́нга.

Первым вызвался доктор: едва маленькая капелька рубиновой жидкости оказалась на руке, узор вокруг капли исчез, и участок чистой кожи стал стремительно расширяться, как чернильное пятно на промокашке. За несколько секунд исчeз весь узор. Вторым был Никодим, — он торопился домой, пока домашние не хватились, ведь, несмотря на то, что солнце ещё светило вовсю, он так долго отсутствовал. Едва очистившись, мальчишка выскочил за дверь и умчался, поблёскивая вихром в солнечных лучах.

— А если весь город... хм... заразился? — высказал сомнения Истров. — Или зараза все же проникла в Империю? Или даже в другие миры?

— По крайней мере, будет меньше неприятностей из-за цвета кожи, — оптимистично заявил доктор.

А разляля́ец неожиданно заговорил по-русски:

— Цвета передаются только тем, кто прикасался ко мне.

Заметив удивленные взгляды, с достоинством объяснил:

— Когда мы в боевой ярости, то способны говорить только на нашем языке.

2. О девушках и гномах.

Архивариус очнулся от холода, ибо лежал на мраморном полу. В комнате было совсем темно, а в узком оконном проёме виднелся тусклый желтоватый диск луны. Голова не болела, но было ощущение пустоты в ней. Зато болело тело. Маг ощупал себя, подтвердил первичный диагноз — синяки и ушибы, и, кряхтя и охая, принялся вставать на ноги, которые совершенно не хотели разгибаться, а норовили подогнуться и свалить их обладателя на пол.