Скрипач на крыше (фрагмент)

В главном зале и смежных комнатах, убранных живой растительностью и мраморными статуями под античность, уже неспешно расхаживали гости, не спеша прикладываться к напиткам и закускам. По правилам этикета, трогать угощение до прибытия последнего гостя или кого-то из членов семьи принимающей стороны было нельзя — большое неуважение. Как только в дверях зала появились Эдмунд и виноватый Льюис, Лерой тут же поспешил встретить брата. Он был рослым, видным молодым человеком лет двадцати пяти с идеальной осанкой и в безупречном ампирном костюме.

— Ещё три минуты — и вы бы опоздали, — укоризненно показал он Эдмунду циферблат не менее роскошных карманных часов. — Что случилось?

— Это моя вина, — тихо признался Льюис. — Маэстро был мною недоволен, провёл беседу, а Эдмунд меня ждал.

— Лерой, по пути мы слегка превысили скорость, и скоро придёт извещение о штрафе. Запиши его на мой счёт, хорошо?

— Уж лучше штраф, чем потерять лицо из-за непунктуальности, — смягчился старший брат и убрал часы в карман. — Идём, вас все ждут.

Гости заметно оживились. Льюиса тут же увёл в соседнюю комнату недовольный отец, и Эдмунд мысленно его пожалел. Может, и хватит уже укоров, однако Льюис был обязан выслушать нравоучение и от отца тоже. Молодость и положение в обществе не избавляет от уважения к старшим, кем бы они ни были.

— Эдмунд, поздравляю! — солидно пожал младшему сыну руку Стэнфорд Пресли под аплодисменты гостей. Стареющий глава семьи выглядел отменно, как подлинный аристократ голубых кровей! — Мне уже рассказали о твоём успехе — маэстро Лючани успел позвонить. Ты молодец!

— Благодарю за тёплые слова, — поклонился всем Эдмунд, сдерживая смущение. — Я очень старался.

Похвала отца, как и похвалы маэстро, была для Эдмунда особенно ценна.

Высший свет Хармони был представлен лучшими людьми города. Изысканные наряды, отменные манеры, степенные и умные беседы... Не зря их предки, основавшие Хармони, выбрали в качестве образца для подражания время расцвета наук и искусств, которое пришлось на период, предшествовавший полной катастрофе! То, во что мир превратился спустя всего несколько веков после того времени, приводило в ужас любого здравомыслящего человека, и иначе как чудом не назвать то, что люди всё же выжили и сумели отстроить новый мир.

Когда вернулся Льюис — разумеется, ещё более огорчённый, чем до разговора с отцом — Эдмунд не отпускал друга от себя, стараясь, чтобы то время, что им позволили присутствовать на официальном приёме, подарило тому как можно больше удовольствия. Сам Эдмунд с интересом разглядывал гостей, отмечая знакомые лица и наряды, по которым сразу видно, кто из Хармони, а кто приезжий.

Небольшая делегация из Милитари, как и всегда, была облачена в строгие одежды, похожие на военные мундиры времён Первой Мировой войны, какими они изображены в одной из исторических энциклопедий. Эти люди рослые, крепкие, подтянутые, самый пожилой носит пышные усы а-ля Отто фон Бисмарк. Заметно, что уделяют немало сил и времени обучению военному делу и тренировкам. Выглядят по меркам Хармони достойно — форма старательно выглажена, шевроны пришиты идеально ровно, медные пуговицы блестят, высокие сапоги отменно начищены... Смотреть приятно. Люди из Милитари порой бывали скупы на слова, предпочитая больше действовать, чем говорить.

Милитари был основан военной элитой прошлого, в основе его внутреннего распорядка лежали несколько старых армейских уставов, и его предназначение состояло в сдерживании возможных силовых конфликтов между городами. Также Милитари обучал отряды полиции, поддерживающие порядок на улицах, и назначал офицеров на местах. Это был единственный город, имеющий право на настоящее оружие, и не раз случалось, что посмевшие нападать на соседей города были подвергнуты жестокому карательному нашествию и приведению к усмирению. Да, военные и наёмники Милитари порой пугали, однако они входили в Совет городов и чётко следовали принятым правилам взаимодействия. Только у них имелось право на жестокость, которую порой приходится применять на допросах и в системе наказаний.

Возле изящной статуи Мельпомены что-то обсуждали гости из Спидстауна и Библоса. Инженеры Спидстауна создавали и поддерживали в порядке всю транспортную сеть между городами — от скоростных магистралей и железных дорог до немногочисленной сейчас авиации. После Катастрофы, когда изрядная часть знаний и производств была утеряна, пришлось прибегнуть к менее совершенным технологиям, которые пока вполне себя неплохо показывали. Однако модернизация всё же была необходима, чтобы сообщение между городами осуществлялось быстрее, и без помощи Библоса тут было не обойтись — именно в Библосе находились самые большие хранилища, в которых сохраняли и копировали спасённые книги, а так же подборки периодической печатной продукции прошлого, в которой документировались события минувших лет. Во время Катастрофы, когда уничтожались города, люди вывозили в безопасные места содержимое величайших библиотек и прятали в тайниках, которые искали исследователи Библоса. Спидстауну нужны были технические справочники и чертежи. Также Библос издавал всю учебную и художественную литературу, современную периодику и так далее, а также изготавливал материалы для печати.

Два архитектора из Сити в строгих чёрных фраках неторопливо потягивают шампанское из хрустальных бокалов и что-то негромко обсуждают. Похоже, что снова что-то собираются строить или перестраивать. Сити был главным центром по строительству и ремонту объектов, коммуникаций и прочего, и его люди пользовались большим уважением. Именно их стараниями Хармони приобрёл свой безупречный облик, облагораживая и жителей тоже.

Неподалёку с отцом Эдмунда и одним из префектов Хармони увлечённо беседует Второй епископ Санктуса, города клириков, в котором хранится духовная мудрость. Наверно, дела церковные... Краем уха Эдмунд слышал, что глава их центрального храма то ли приболел то ли при смерти, и власти ожидали назначения преемника. Нельзя было сказать, что абсолютно все горожане были истово верующими, однако храм и небольшие часовни, возведённые по всему городу, посещало очень много людей. Вера — вещь для поддержания порядка очень важная, и потому Санктус имел самые тесные связи с большинством городов, регулярно посещал остальные...

Кроме Либертена.

Либертен был настоящей головной болью Совета. При всём притом, что это был достаточно большой город, он заметно отличался от прочих городов. У него не было своей специализации, помимо общей валюты имелись и собственные деньги, строить храмы и часовни Санктусу они не давали, полномочий Милитари не признавали, назначая на соответствующие посты исключительно своих... Но самым поразительным было то, что он охотно принимал у себя отщепенцев из всех других городов, что просили убежища. Даже преступников могли не выдавать годами! Нравы в Либертене были откровенно распущенными, тамошняя администрация избиралась всеобщим голосованием, а не назначалась внутренним Советом из людей, получивших самое лучшее образование, как в других городах, культура носила смешанный характер и называлась таковой с большой натяжкой. Как при такой пёстрости и анархичности город до сих пор не превратился в рассадник содома и угрозы покою всего выжившего человечества?!! Сами представители Либертена в Хармони приезжали крайне редко, и как раз сейчас один из них с двумя сопровождающими, включая спутницу делегата, расхаживали по залам. Внешний вид послов вызывал сомнения — покрой их нарядов вполне отвечал правилам дресс-кода Хармони, пусть и не нёс в себе историчности, однако среди торжественной и величественной толпы прочих гостей от них слишком сильно несло откровенным плебейством. Эдмунд ещё ни разу не общался с либертенцами, и желания перекинуться парой слов не возникало до сих пор. О чём можно разговаривать с этими людьми такому человеку высокого искусства как Эдмунд? Они, скорее всего, даже не знают, что такое театр и чем партер отличается от бельэтажа.

У распахнутых дверей в соседний зал на скамьях, устланных подушками для сидения, с сёстрами Льюиса оживлённо беседует гость из Биоса. Биос хранил у себя и развивал сельскохозяйственные технологии, выводил новые сорта и породы, разрабатывал и изготовлял лекарства от всех болезней и обучал лучших врачей, которых потом с почётом принимали в других городах, владел обширными земельными угодьями на юге и был достаточно богатым городом. Льюис как-то обронил, что одну из его сестёр, Изабеллу, хотят отдать замуж за тамошнего чиновника, чтобы этими семейными узами укрепить союзные отношения с Биосом. Этот молодой человек сват или сам потенциальный жених? Как бы так узнать, чтобы не показаться бестактным?

Общение с гостями было не слишком многословным, но приятным. Многие из гостей были на премьере и очень хвалили Эдмунда. Даже усатый полковник из Милитари оценил его исполнение очень высоко! На осторожный вопрос Эдмунда господин Шиссер только улыбнулся и сказал, что их внутренний устав не запрещает искусство других городов и стилей, а пластинки с записями и плёнки с фильмами из Хармони пользуются популярностью. Эдмунд был приятно удивлён этим и даже подумал, что стоит посетить Милитари с дружественным концертом в ближайшем будущем.

После одиннадцати часов вечера Эдмунда и Льюиса отправили спать — они были самыми младшими на приёме и потому подчинялись более строгому распорядку дня, чем старшие. Раскланявшись, друзья покинули приёмные залы, сопровождаемые всё той же Эллен.

— Хороший был вечер, — заметил Эдмунд, поднимаясь по широкой парадной лестнице на второй этаж. — И люди приятные.

— И представители Либертена тоже? — Льюис косо глянул на друга.

— Нет, они мне не понравились, — чуть сморщил нос Эдмунд. — Сразу видно, что эти люди не получили хорошего воспитания — они слишком громко разговаривают и смеются, едят так, будто не в приличном обществе находятся, а сидят в какой-нибудь проходной харчевне, позволяют себе не слишком тактичные высказывания и формулировки... Как могут так себя вести в приличном обществе делегаты?! Они же лицо своего города!

— Да, манеры у них своеобразные, — согласился Льюис, — но мне они показались хорошими людьми. Глава их делегации, господин Мауро, говорит вполне разумные вещи, а его спутница Катрин очень мила.

— Наверно, это самые приличные люди во всём Либертене, — закатил глаза Эдмунд. — Интересно, зачем они вообще приехали? Либертен же редко кого-то посылает — в основном, к ним приходится ездить самим. Ты ничего такого не слышал?

— Кажется, они снова кого-то у себя укрывают и отказываются выдавать. Наш город выбран в качестве нейтральной территории для переговоров.

— Давно это случилось? — заинтересовался Эдмунд.

— Не знаю. В газете что-то об этом писали... кажется.

— Надо будет потом спросить у Лероя — он ни одной политической публикации не пропускает. Это просто возмутительно! Какое они имеют право противиться воле высшего Совета?!!

— Анархисты, — дёрнул плечом Льюис, и его лицо приобрело странное выражение. — Чего от них ещё ждать. Если они так и будут дальше игнорировать принятые положения, то придётся посылать войска и наводить порядок силовыми методами.

— Верно. Они сами нарываются. Будем надеяться, что этот случай всё же наставит их на путь истинный.

Войдя в свою комнату, Эдмунд подошёл к распахнутому окну и поглубже вдохнул свежий вечерний воздух. Осень начинается... Похоже, что скоро пойдёт дождь — в воздухе заметно сгущалась влага. Надо будет прикрыть окно, чтобы вода не попала в комнату...

Вдруг откуда-то донеслись знакомые звуки скрипки, но они отличались от того, как играли в оркестре маэстро Лючани. Если бы сам маэстро хоть от кого это услышал, то выгнал бы нерадивого музыканта вон и никогда больше не взял обратно! Во-первых, инструмент был не в порядке — стоило заменить две струны, а маэстро относился к содержанию инструментов очень строго, да и настройка была несовершенна. Во-вторых, сама музыка мало походила на величественные классические переливы и трели — она была откровенно легкомысленной. Да и исполнение загадочного музыканта заметно хромало, как будто он учиться начал не слишком давно... Впрочем, его игра отличалась отменной живостью и показывала, что не всё так безнадёжно. Подправить инструмент, позаниматься — и всё будет хорошо!

А где, собственно, сам музыкант?

Эдмунд осторожно высунулся из окна, крепко держась за подоконник, поводил головой, ища источник звука, и понял, что музыкант сидит где-то наверху. Неужели на крыше? Он что, сумасшедший??? Некоторые скаты крыши Пресли-холла очень крутые, и с них даже трубочисты могут свалиться и покалечиться!!.

Вдруг музыка остановилась, и сверху посыпался мелкий сор. Эдмунд отпрянул от окна, сокрушённо стряхивая то, что попало ему на голову — теперь, наверно, мыть придётся! — а несколькими секундами позже в окно проник незнакомец. Ловко приземлившись на обе ноги, незнакомец огляделся по сторонам, тихонько присвистнул и сразу направился к комоду, на котором стояла изящная нефритовая статуэтка в китайском стиле, изображающая павлина на ветке дерева.

— Ого, красота какая! — не повышая голоса выше допустимого, воскликнул чужак, взял статуэтку в руки и стал вертеть, восхищённо разглядывая со всех сторон. — А подставка из яшмы, да?

Эдмунд оторопел от наглости вторженца. Да что этот тип себе позволяет?!! Проник в чужой дом не то что без приглашения — без разрешения вообще!!! И сразу хватает ценные предметы, как будто находится у себя дома!!! Не сразу Эдмунд заметил, что за спиной у парня на перевязи висит старая скрипка, к которой каким-то образом прикреплён такой же старый смычок — всё внимание отвлёк внешний вид незнакомца, который был просто вызовом всем правилам приличия Хармони.

На вид парень был старше Эдмунда — не меньше двадцати или даже двадцати двух лет, выше ростом и крепче сложён, но без признаков лишнего веса. Лохматый — даже заметно великоватая клетчатая кепка этого не скрывала, поскольку была сдвинута на затылок, едва чужак потянул руки к статуэтке. Ванну, не принимал по меньшей мере четыре дня, а одежду не менял недели две. Да и сама одежда была заметно поношенной, запылённой, в нескольких местах откровенно зашитой и штопанной, причём сделано это было откровенно небрежно. Одет чужак был слишком легко для начала осени — рубашка с коротким, чуть выше локтя, рукавом, штанины едва доходили до середины голени, носки растянутые и свисали на верхи растоптанных... И что это за обувь такая? Странная — будто сшитая из множества кусков разной... кожи? Словом, смотреть без отвращения на вторженца было нельзя. И это уже не говоря о его манерах.

Незнакомец будто угадал желание Эдмунда сейчас же позвать слуг — угрожающе наставил на него грязный палец.

— Даже не думай кого-нибудь звать — ваши гости ещё не разошлись, и я такой концерт закачу, что твоя репутация будет уничтожена в пять минут. Хочешь?

Эдмунд растерялся так, что едва не потерял дар речи.

— М-моя... репутация?

— Ага, — глумливо хмыкнул чужак. — Если будешь паинькой, то я просто посмотрю, что у тебя тут есть, и уйду так же, как и пришёл. Идёт?