Зверь лютый Книга 38 Ляхолетье

1222-1223 гг. — крестовый поход, участвует все польское рыцарство. Результат: Хельминская (Кульмская) земля.

1228 г. — пруссы громят польский Добжинский орден.

1230 г. — Конрад Мазовецкий отдаёт тевтонцам Хельминскую землю, Добжинский орден вливается в Тевтонский.

1233 г. — битва при Сиргуне. Крестоносцы разбили пруссов.

1242 г. — от крестоносцев очищен весь запад прусских земель. Но осада замка Бальга — плацдарма для вторжений крестоносцев — неудачна. Пришедшее на помощь осажденным войско заманило пруссов в засаду. Как и во множестве других эпизодов заката прусской истории — предательство одного из прусских вождей.

1255 г. 1 сентября на холме высокого правого берега в нижнем течении реки Прегель на месте разрушенного прусского города Тувангсте основан замок. По-польски — Кролевец в честь чешского короля Пржемысла Отакара II, приглашённого для борьбы с язычниками, по-немецки — Кёнигсберг.

1260 г. Великое Прусское восстание. Войска нескольких прусских племён осадили Кёнигсберг, но взять не смогли. Безуспешные попытки в 1263 и 1273 г.

У нас нынче 1171 г. Ляхи уже ведут свою феодально-католическую экспансию, пруссы уже восстанавливают свою военную организацию. Первые эпизоды уже случились, но главные события впереди.

Ярославна, которая в РИ на забрале плачет, ещё не родила четвёртого сына, Святослава. Дочь которого Агафья станет (в РИ) женой седьмого ребёнка моей сегодняшней танцовщицы, младшего из двух, переживших детство, сыновей — Конрада I Мазовецкого. И подскажет ему как спасти Хельминскую землю после разгрома Добжинского ордена.

— Это ж просто! Один рыцарский орден слаб? Давай ещё один позовём.

И внук одного из мудрейших русских князей (Ростислава Смоленского) по совету правнучки другого мудреца (Осмомысла Галицкого) и внучки символа русского героя (Игоря Новгород-Северского) приглашает Тевтонский орден в Польшу.

Семь веков последствий.

Пауза в формировании дружинного сообщества закончилась. Только это не пауза, а конец.

Жить без воинов даже Священное Царство — не может. Своих-то дурней можно и дубинками побить. А вот соседей... нужны профи.

Наберём новых!

Увы, эпоха викингов кончилась. Раньше в дружины шли скандинавы и славяне, теперь они христиане. Одина или Ярилу вайделоты могут вытерпеть, Богородицу — нет.

Нет пришлых — вырастем своих!

В селениях пруссов появляются военные вожди.

Чингачгуки. Люди с боевым опытом. Инструктор по рукопашному бою. Ведёт, при случае, ватагу юнцов в набег. Община его содержит, помогает приобрести оружие. Народное собрание теперь заслушивает не только старейшин и присланного из Ромова вайделота, но и его.

Он становится влиятельным. Как всякий нормальный человек хочет жену (трёх), богатый дом, не работать.

А если нет, то:

— Кто ваших сыновей в бой поведёт? Кто научит? Вы их рожаете-растите, чтобы вороньё кормить?

Община даёт требуемое. Уже род воинов, наследственные, ункасы. Называют — витинги. Строят особенные, двуплощадочные городища, отделив свою, господскую усадьбу, от остальной общины. Им нужно ещё. Хлеба, скота, женщин... власти.

Историки говорят: военно-профессиональный субстрат. Внутри общин. Не внешние дружинные сообщества. Так происходило везде. В Пруссии жрецы ломали это общее правило. И каждый раз возвращались к началу: нужны воины. Воины хотят не только служить, но и жить. Жить — хорошо.

Земельная рента.

Новая элита требует куска пирога, изменения распределения собственности. Пирог в руках у Криве-Кривайто и его вайделотов.

Отсутствие варягов работает революционной предпосылкой.

Да жрецы задавили бы витингов! Но кто пойдёт воевать с оснащёнными и обученными противниками? С экзистенциальными врагами — христианами? И жрецы, скрипя зубами и скрепя сердце, отдают воинам всё большую долю прибавочного продукта.

Недостаточно. Фактор времени.

Хронист пишет о тысячной коннице племён. Увы, это не армии, это толпы на крестьянских лошадках.

Переход от пеших дружин (не ополчений) к конным на Руси прошёл ок.1030 г. Быстро — за поколение. Для этого должны быть зародыши — дружины князей. А у местных князей нет дружин. Они — маски. Марионетки жрецов. Они не могут дать своим людям массу железа, боевых коней, корм.

Ресурсы есть у Криве-Кривайто. Но он уничтожает дружины. Чтобы сохранить свою власть. Потому что она сакральная. Власть духа, а не власть кулака.

Этот конфликт приведёт (в РИ) многих прусских князей к измене своему народу.

А пока витинги растут. В числе, в силе. Они хотят больше. Того-другого. И — власти.

Родовая знать. Знать религиозная. И — знать военная. Новая, растущая. Которая требует себе кусок. Побольше. Её нельзя задавить. А дать... тоже нельзя. Потому что другим объедки останутся.

Ряд военных и дипломатических поражений, изменение окружающего мира потребовали реформ. Но — менять так, чтобы ничего не менять. Старая элита не хочет делиться с элитой новой. Верховная власть поддерживает старую, народ безмолвствует, начинается иноземное вторжение.

Все на защиту перунистического отечества!.

Все — да. А профи — нет. Война — не только сила духа, но и умение кулака. Этого нет. Горы трупов, реки крови. Гибель царства, веры, народа.

Последние пруссы вымерли в нач.18 в. Агония народа длиной в полтысячи лет. Просто вайделоты не поделились с бэрами.

* * *

У Криве-Кривайто — слава, вера, деньги, организация.

Слава — от Брутена и Видевута, от многих эпизодов спасения народа от внешних врагов и природных катаклизмов.

Вера — в Священный Дуб и такую же Липу.

Деньги — века пожертвований и треть от всего, налогов.

Организация — кривы с кривулями.

Если в народе появится некто с подобным набором, хоть как-то сравнимым по мощности, то Криве обязан такого конкурента уничтожить. Если не сделает — под Священным Дубом будет другой Криве.

Кастусь это прекрасно понимал. Более того, из общения с витингам, от дедушки Камбилы, который был негласным лидером этого, уже не дружинного, а прото-военно-феодального сообщества, знал кучу подробностей.

И тут Крестовый Поход поставил его перед выбором: или спасать народ, или не высовываться.

Напомню: пруссы никогда себя так не называют, самоидентификация — по племенам. Но Кастусь походил по миру. Он ощущает себя не просто сембом по матери или голядью по отцу, а вообще — пруссом. Метис, полукровка — ему мало племени, его отчизна — племенной союз, народ. Сходно осознают себя лидеры вроде Камбилы и самого Криве. Людей, которые говорят и думают: я — прусс, всего несколько.

Если думать о своём Каупе... лучше не высовываться. Крестоносцы сюда не дойдут. А и дойдут... договоримся.

Максимум: послать сообщение в Ромов. Пускай Папа Язычников себе мозги сушит.

Был бы Кастусь чисто местным, местечковым, или старым, ленивым, осторожным, то... То он не был князем Кестутом.

А если спасать... Надо что-то придумать. Бить наповал. Нужна коренная, полная победа.

И вот — сделал.

Победил.

Уничтожил.

У него теперь есть слава. Самая большая слава среди пруссов на сегодня. У Криве больше, но не такая сегодняшняя.

У него есть деньги. У Криве больше, но не настолько ликвидные: серебро и янтарь. У Кестута — масса захваченного имущества. Предметы потребления. Оружие, одежда, кони... в лагере. А там, у реки — огромный обоз, который ляхи перетащили на этот берег.

Из четырёх свойств Криве у Кастуся — два. Достаточно, чтобы вайделоты видели в нём смертельную опасность. Не потому, что он что-то хочет. А потому, что он может что-то захотеть.

Самая первая свобода — свобода хотеть — он откусил себе кусок свободы.

Выбился из общего ряда.

Асфальт на темечке.

Его убьют. Его город, людей, женщину... истребят. Сотрут память. О победе. О нём. Чтобы не помнили.

Остаётся? — Опередить.

Кестут сразу же после победы создаёт организацию. Ущербную. Но иной нет — на личной присяге.

Нормальному пруссу такое не понять. Но в войске много бэров. Которые через предания предков имеют представление: так строились варяжские дружины. Замена верности по крови верностью по личной клятве.

— Я не Филин из рода Прыгающих коней племени Помезан, а Николай из дружины Великого Князя Кестута.

Довести человека до того, чтобы он искренне, в душе своей, произнёс такое... требуются условия. Вайделоты поколениями такие условия создают. Демонстрируя бэрам их второсортность.

Главный козырь Криве — вера.

Тогда — крещение.

Приняв присягу, человек отказывается от прежних, кровных, родо-племенных связей. Приняв крест, человек отказывается от связей религиозных. Перестаёт воспринимать вайделота как глас божий.

Очень рискованный шаг.

Альтернатива — смерть. Придавят как конкурента.

Альтернатива дилемме — затихариться, отдать свой народ на растерзание ляхам.

Получив от меня план Властовича, Кестут не мог изобразить: ой, я не знал.

Не мог. И не хотел.

Более опытный и осторожный Камбилла в Тувангсте, получив информацию от Кастуся, помог, поддержал. Но не вписался, дружину не послал. Только отдельные добровольцы.

Очень опасное решение. Можно привести доводы почему так не надо делать.

Кестут — сделал. Где-то знал, был готов. Где-то ему просто повезло. Но одной вещи мы даже не предполагали. Она обернулась кровавой трагедией. Потерей. Для меня и для Кестута.

— А-а-а!!!

Мрачно смотревший в пол Властович вдруг стартовал с колен. Вопя, кинулся ко мне, собираясь, видимо, загрызть. Или забодать? Затоптать?

Охранник пропустил начало движения, и мне пришлось врубить встречный удар. Прямо кулаком в подставленный лобешник.

Блин. Больно. Костяшки разбил.

Второй прокол конвоира: первым делом выдернул палаш. И поймал отлетевшего от моего удара воеводу на клинок.

Идиот.

Сталь пробила тело насквозь, войдя до гарды. Властович судорожно выгнулся, запрокинув голову, скрежеща зубами. Потом опал. И медленно сполз кучей на пол с опущенного клинка.

Почти одновременно, с минимальной задержкой, свидетельствующей о хорошей реакции, с места стартовал и Гедко. Ловко вывернулся из придерживающей его руки конвоира, удачно лягнул ногой, в полусогнутом положении метнулся к выходу. Наступил на полу своей рясы, ткнулся носом в пол, резво вскочил. Клинок стоявшего рядом охранника описал красивый блестящий полукруг и... ссёк голову.

Кретин.

Ап-ап. Бздынь-бздынь.

Итить, едрить, ловить и конвоировать.

Вот живёшь себе, живёшь, стараешься-напрягаешься, думаешь-планируешь... а тут раз — герои.

Нельзя, Ваня, брать героев в стражу. А то они геройничают и наносят ущерб, сравнимый с целой вражеской армией. И ведь говорил же! Но не вдолбил. Мой прокол. Ребята — уверенные бойцы. Клинки выдёргивают быстро. А вот в конвойные... Смертельный удар — первое для воина. И последнее для конвоира.

И чего теперь делать?

И тишина.

С тяжёлым дыханием всех присутствующих.

Только негромкий полувздох-полустон принцессы.

В ходе брифинга я поглаживал её ягодицы, постепенно опускаясь всё ниже. Избегаю, знаете ли, оставлять женщин без внимания после... после.

* * *

— Мама, а что делает аист после того, как приносит ребёночка?

— Отворачивается к стенке и храпит.

После исполнения предназначения аисту ещё много чего надо сделать.

* * *

Она стояла на столе так красиво, так удобно... Под рассказ о крещении пруссов — это ж так волнительно!, мои пальцы добрались... или — забрались? — довольно далеко. А прямой удар в лоб Властовичу заставил инстинктивно напрячь всё тело. Не только ударную правую, но и занятую... в другом месте левую.

Я же обоерукий? — Ну-у, типа. Стараюсь-тренируюсь. Обеими руками. Одновременно. В разных местах. Говорят, способствует развитию обоих полушарий мозга и укрепляет когнитивные функции. Вот их и... и укрепляю.

Прижал бедняжку. Резковато.

Мда... Тут-то ладно, восстановится естественным путём, но что делать с двумя трупарями? Им-то природная регенерация не поможет.

— А ты, Казик, как? Не хочешь побегать?

Молчит. Весь мокрый. От своего пота, от чужой крови. Стоит на коленях и трясётся.

— Ну, раз не хочешь бегать, то будешь мне служить. Согласен?

Как его колотит! Молчит.

Молчание — знак согласия.

— Вот и хорошо. Властовичу отрубить голову, обе головы — на консервацию. Чтобы не завонялись до времени. Палач умеет. Трупы порубить на части, скормить собакам. Души их пускай без упокоения побудут. По земле побегают, мне послужат. Этого... в подземелье. Раздеть. И дать... м-м-м... кружку касторки.

Насчёт скормить собакам... Вы же не думаете, что я верю в суеверия? А вот Казик и этот монах... чтобы помнили, что есть варианты.

Для знатоков: кружка — мера объёма жидкости, десятая часть ведра. Русское ведро — 12 литров.

Казику вкатили дозу и, без одежды, обуви и наручников запихнули в поруб. Вежливые ребята: указали, пока свет из незакрытой двери был, где поганое ведро стоит. Он к этому моменту ожил. Но вскоре затих.

Организм прислушался к ощущениям, сказал Ик! и передал привет заднице. Задница откомментила: Меня порвало! — и у князя начался фестиваль гуано.

Какая связь между головой и задницей? — Прямая. Здесь — прямоточная. Процесс столь... увлекателен, что сил на дурные мысли не остаётся.

* * *

Странно: коллеги такие вычурные способы удержания пленников придумывают, а простейшего не используют. Вот, нынче пациент находится в одном из двух состояний. Или дрыщет из всех сил. Или вообще без сил.

Метод применим к группе. Боеспособность попавшегося подразделения падает на порядок. И что характерно: прогрессоидных вывертов, типа командирской башенки или промежуточного патрона, не требует.

* * *

Охрана замотала тряпьём и вытащила из светлицы побулькивающие кровью трупы. С гульбища донеслись голоса гридней:

— А на хрена ещё и рубить? Кинем в общую кучу.

— Болтай меньше. Зверь сказал порубить, значит порубить. Топор присматривай. И собак.

С края, у стены, стоял на коленях последний мой слушатель в наручниках.

Молодой парень. Большие тёмные глаза, несколько слабый подбородок. Чёрно-белое одеяние: белая туника, чёрный наплечник, чёрный капюшон и белый пояс с узелками — символами обетов. У этого пока два. На праздник собрался: так-то бернардинцы носят белое только в монастырях, в миру — серое. Что-то бормочет, не поднимая глаз. Молится, наверное.

— Ты — Винцент, прозываемый Магистром?

— Д-да. Сеньоре.

— Гедко уже рукоположил тебя в пресвитеры?

Удивление пробило пелену страха. Откуда лысый знает?!

— Кого господь хочет наказать — того лишает разума. А кого наградить — добавляет. Для разума нужны знания. И Творец, в бесконечной милости своей, не одаряет даром ущербным, половинным. И разум, и знание — дары тяжкие, не каждому дано их снести. Но от божьего дара не откажешься. Так что я знаю про твоё обещанное пресвитерство от Гедко.