↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Зверь лютый
Книга 38 Ляхолетье
Часть 149 В эфире тихий треск — Далекая земля... .
Глава 763
— Княже! Тама... сигналка. Искро...всистая.
Шепот. Из-за полога шатра. У дальней стены вспыхнули два огня: Курт глаза открыл. Посмотрел. И закрыл. Ничего интересного. Не опасно.
Пришлось вставать, накинуть простынку на разметавшихся по ложу моих сегодняшних со... со-ложниц. Хорошенькие. Так бы и... и съел бы. Принцессу с монашкой.
Так что там притащили?
За пологом шатра под пологом звёздной летней ночи — охрана и парнишка из радистов. С пачкой бланков.
Обычно сообщения короткие, типа телеграмм. Целую . Куда хочешь, туда ударение и ставь.
Тут... много написали.
— Сигналка. Из Гданьска. Липок... ну... юнот из наших.... Вот, отстучал. Мы подумали... эта вот... важно и спешно. Кажись.
Парень смущён: так не делается.
Двойное нарушение регламента. Связист — передаточное звено между отправителем и получателем. Сам отправлять ничего не должен. Этот Липок — кандидат на неприятности.
Парни молодые, начинают болтать по линии, анекдоты рассказывают, хвастают успехами на любовном фронте. Балаболят. У нас тут не соц., а гос.сеть. Исключения — чрезвычайные ситуации. Типа: медведи толпами пришли, начальника доедают, скоро за меня примутся. Об чём и сообщаю.
Второй прокол — на нашей стороне. Припёрся середь ночи, помешал течению гос.дум, вырвал босса из объятий... Нет, не из тех, о которых вы подумали — из объятий Морфея. Что тоже чревато.
Сначала повышаешь связность. Хочу всё знать .
Ну и? Сбылась мечта идиота.
Поток сообщений нарастает. И — захлёстывает. Думать и делать уже некогда: только дёргаться по событию.
Диалектика, факеншит.
* * *
У Лема демону подсунули устройство, которое алмазным пёрышком пишет на ленту все сообщения, в которые складывается броуновское движение молекул во вселенной. Демон перешел в режим пользователя соц.сети — непрерывно впитывал новые посты. Перестал делать гадости и вообще проявлять себя в окружающем мире.
* * *
Во Всеволжске у меня построена система сортировки. По источникам, по получателям. Канцелярия этим занимается. И этим — тоже. А вот в походе... Начальник станции сам решает: что идёт мне, насколько срочно. Может подождать до утра и потом подсунуть.
Насколько сообщение чрезвычайное? — Не всегда легко понять. Молодёжь ЧП любит: ах-ах! волнительно!, важно! — несут часто всякое... не особо срочное.
— Посиди тут, гляну.
Вернулся в шатёр, нашёл зиппу.
Какой я молодец! Что зажигалку придумал. Теперь можно с её помощью и свечку найти... в этом... во всём... после групповых игр... игрищ...
Ну и чем же этот Липок мне сон прервал? Ежели безделица — уши надеру.
Мда... А Липок-то — умница. Ух ты какой умница! И свои наблюдения, и из других источников. И, что очень важно — быстро. Это меняет дело. Нет, не меняет, Но резко вносит определённость. И ускоряет. Как хороший пинок.
* * *
Пендельтюр — дверь, открывающаяся в обе стороны, присутствует при входе в метро или в салуне. Когда догоняет — даёт пендель.
Пендельтюр в Польшу распахнулся. Пришёл волшебный пендель , в смысле: по радио, и все побежали.
* * *
Так было мило, тихо, уютно и расслаблено.
Было. И прошло.
— Вестовой! Сюда! Пиши приказ. Салману. По получению спешный марш в Берестье. Такой же в обоз. Допиши: кто не успеет — опоздает. Навсегда. Гонца. Быстро.
Мальчишка выскочил из шатра, а с ложа из-под простынки вылезла заспанная принцесса. Какая она со сна... привлекательная.
— Что за шум... спокойно поспать...
— Иди сюда. Бумаги на ковре, свечка. Читай. А я пока подумаю.
Принцесса спросонок тяжело опустилась на ковёр шатра в колено-локтевую... Какая она... неосторожная.
— Ай! Ты что делаешь?! Я же не готова!
— Тебе назвать? Что я делаю? Называю: я — думаю. А ты должна быть готова. Всегда. Как хозяина увидела, так сразу и... Поняла?
— А-ай! Я же читаю!
— Не айкай. Цезарь мог сразу писать, читать, диктовать и слушать. Диктовал своим секретарям по четыре письма одновременно, а если не был занят ничем другим — то и по семь. А тебе-то... читай да давай. Всего-то.
— Я не Цезарь!
— Заметно. И это радует. Гая Юлия я бы так... не стал. Что я, Гней Помпей какой-нибудь? Но что-то цезарёвое в тебе есть. Вот, Минск взяла.
— Не хочу цезарювать. я же баба!
— Тогда взамуж. К своему законному.
— Не-ет!
Напоминание о безальтернативности, точнее: о нежелательности альтернативности, заставило сосредоточиться. Лицо её закаменело, глаза уставились в телеграммы на полу, вся она напряглась. И принялась... насаживаться. Мощно. Чуть не снесла меня.
Тут до неё начало доходить. Не только наша моторика, но и контент послания. Она вывернулась через плечо и, ткнув пальцем в сигналку, потрясённо спросила:
— Это... это правда?
— Попка у тебя хорошая. Крепкая. Коли и голова такая... Читай.
И мы продолжили наши занятия. Она — читать, а я — думать.
Напомню: мы тут вообще-то польским крестовым походом занимаемся.
Зачем это развлечение трём ляшским князьям братьям Болеславичам — уже объяснял. Меня втянули в мероприятие вот этой попкой. Точнее: женщиной, у которой эта попка выросла.
В начале апреля мы встретились в Берестье с её мужем, князем Вислецким Казимиром, епископом Краковским Гедко и воеводой Плоцким Святославом Властовичем. Обсудили моё участие в доношении благой вести до тёмных и злобных язычников в форме крестового похода против пруссов, согласовали объёмы, сроки и оплату. В качестве аванса я получил жену Казимира, мою давнюю симпатию, бывшую Самую Великую Княжну Всея Руси Елену Ростиславовну, которой я когда-то, в Смоленске ещё, в ходе наших любовных похождений, нагадал стать принцессой .
Договаривающиеся стороны после встречи разбежались дела делать. Я — брать Минск, примучивать Полоцк и Подвинье, пробивать Двину до моря, исправляя тысячелетнюю ошибку Новгородского варианта пути из варяг в хазары . И конечно, перевоспитывать принцессу. Приводить её душу и тело в состояние не стыдно посмотреть . На мой взгляд.
Ещё, по моему приказу, на Западном Буге строили плав.средства и собирались охотники — добровольцы для будущего доношения . Аналогичными операциями занимались в своих землях и князья: Болеслав (Болек, IV, Кудрявый), Мешко (в РИ: III, Старый) и Казимир (Казик, в РИ: II, Справедливый).
На текущий день, точнее: ночь, я вполне в графике. Войска почти собраны, лодки-барки почти построены. Два-три дня — полная готовность.
Мда... полученная сигналка заставляет чуток поторопиться.
План похода содержал согласованные действия трёх армий.
Первым 15 июня отправился из Быгдоща Великий Князь Краковский Болеслав. Спустился по Висле, высадился на Правобережье и пошёл, уничтожая пруссов, на северо-восток к урочищу Старый Камень .
Через неделю отплыл из Гданьска князь Мешко.
Даже и ветра небесные, дующие по воле божьей, были в согласии с планами князей польских: 21-го задул западный, флот Мешко отправился из Гданьска на восток. Огромное войско, шесть сотен рыцарей, пять тысяч воинов, тысяча коней, тысяча моряков и слуг, более сотни вымпелов. В ночь на 23-е флот втянулся в проход в Вислинской косе, дабы утром пройти остаток пути и засветло высадиться на берег вблизи древнего заброшенного Труссо.
Радиограмма из Гданьска содержала основные сведения. Позже я получил сообщения и из других источников, которые позволили раскрасить картинку .
Глухая ночь, мерно накатывающие морские валы, прячущийся за облаками серп луны, темная пена ночного леса, накрывающего в эту эпоху всю поверхность Вислинской косы. Узкая белая полоса пляжа. Густая россыпь световых пятнышек: на кораблях зажгли масляные лампы, чтобы не наскочить друг на друга. Впереди машут фонарями: лоцманы на лодочках нашли и обозначили проход. Корабли, лежавшие в дрейфе в версте от берега, начинают вытягиваться в колонну.
Впереди двенадцативёсельная ладья буксируют флагман Мешко — 80-тонный двухмачтовый Святой Войцех . На его высокой корме сразу три фонаря — признак главного. По ним ориентируется следующий корабль. Протока не широкая, 20-25 м, прямая, версты две. Корабли идут плотно друг за другом: князь предупредил, что ждать никого не будет.
Лес закрывает ветер. Часть кораблей парусно-гребные, они тянут сотоварищей, потерявших ход в безветренном пространстве протоки. Вариации скандинавских кнорров, карви и шнек широко распространены на Балтике. Боевых галер в колонне нет: морской бой не предполагается. Довезти войско до места и вернуться за оставленным в Гданьске обозом.
Лёгкий прилив помогает движению.
Передовая лодочка с лоцманом уже выскользнула на простор залива, уже Мешко с носа своего корабля видит лунную дорожку на морской глади впереди, столь радостную после густой тени прибрежного леса, накрывающей протоку, как вдруг Св. Войцех содрогается от удара килем о грунт.
Здесь нет подводных камней или коралловых рифов! На мель наскочили?! Лоцманы! Куда смотрели бестолочи?!
Все орут.
Мешко, горделиво стоявший на носу корабля скрестив руки, временами довольно оглядывавший густой частокол мачт огромной эскадры за своей спиной, от внезапного толчка вылетает головой вперёд за борт.
Все орут.
Следом с борта градом сыпятся спасатели. Вытаскивают одетого в тяжёлое княжеское облачение господина, тот отфыркивается, ругается. С борта кидают концы, потом верёвочную лестницу. Князя, беспорядочно дёргающегося в воде, подтаскивают к борту. Пытаются обвязать верёвкой, упускают под воду, снова вытаскивают и, ругаясь аж до драки, впихивают ему в руки штормтрап. Мешко, как и положено сухопутному человеку, хватается за балясину — деревянную ступеньку штормтрапа. И с маха прищемляет себе пальцы о борт. Вопит, отпускает, уходит под воду. Его вытаскивают, успокаивают, выдвигают и обсуждают разные предположения...
Все орут.
На парусниках — тормозов нет. Идущие за флагманом корабли не могут мгновенно остановиться. На гребных табанят, но следующие за ними парусники скользят по инерции, сокращают дистанции, наваливаются на свои буксиры. Некоторые, пытаясь избежать столкновений, принимают влево или вправо, сходят с кильватера.
Все орут.
На кораблях зажигают факела, пассажиры выскакивают на борта, толкаются, хватают оружие, выглядывают вперёд, чтобы понять причину происшествия. Обсуждают всевозможные свободно выдвигаемые гипотезы.
Наиболее популярны: кит, кракен и косая дева. В смысле: морская дева Вислинской косы.
Все орут.
В общем оре теряется вопль матроса, задержавшегося на месте падения Мешко.
Князь утопил сапог с золочёной шпорой — надо достать. Одинокий факел, оставшийся на носу Св. Войцеха когда все ушли на борт вытаскивать мокрого князя, даёт мало света. Парень ныряет второй, третий раз. И, наконец, вопит:
— Zasadzka! Zasadzka!
Правильнее — не засадка , а засадище или засадилище . Но для этого надо знать словообразование в русском языке.
Его не слышат. Точнее: не слушают. Все подают советы по теме как поднять насквозь мокрого и злого князя на борт. Понятно же: если господин заметит усердие в деле спасения себя, любимого и особо ценного, то... возможна благодарность в весьма широких, хотя и разумных, пределах.
Матроса слышат на берегу, в том смешанном хвойно-широколиственном лесу, что растёт на невысоком обрыве над водой. Ко всем прочим несчастиям, там понимают польский.
Оттуда, из невидимой в темноте ночного леса группы полиглотов-любителей, раздаётся:
— Ugnis, mušti (огонь, бей).
Струя пламени вылетает из темноты, озарив на мгновение странное сооружение на обрыве: большой щит с дыркой и торчащей из неё металлической трубкой.
Пламя ударяет в чёрный, всего неделю назад просмоленный борт Св. Войцеха , разливается по палубе. Несколько свитских, старательно тащивших Мешко на борт, вспыхивают, роняют канаты, тот опять падает в воду. А горящие живые факела вопят и катаются по просмоленной палубе.
Орут — все.
В голове эскадры — тяжёлые парусники. Они шли след в след по фонарю флагмана. Дистанция для моих огнемётов на пределе, но допустима. Дальше по очереди срабатывают ещё две машинки. А впереди, уже на взморье, в поле зрения посетителей протоки вдвигается Харальд Чернозубый на своём огненосном ушкуе. Как обычно: пьяный и распевающие поэтические висы.
Орущий их.
Буксир флагмана успел скинуть канат. И это последнее что он успел сделать. Дальше... Харальд перешёл на баркас. И на новую вису.
Конец протоки со стороны залива превращается в большой костёр. Куда лёгкий прилив и инерция движения несёт следующие корабли. Огнемёты добавляют огонька. И густо летят стрелы.
Пруссы — не сильно хорошие лучники. Но на двух-трёх десятках метров с подсветкой... попадают. А ещё они кидают короткие копья. Все.
Часть корабликов пытается отвернуть к западному берегу. И оттуда тоже сыпятся стрелы и дротики. Эффективно.
На кораблях, частью на палубах, частью в трюмах — тысяча лошадей. Они, конечно, привязаны. Но не подвешены, как делают европейские рыцари в Средиземноморье в долгих плаваньях для сохранения своих драгоценных коней. Кони впадают в панику. От огня, от сыплющихся острых предметов, более всего — от ора и суеты команд. Бьют копытами во всё, до чего могут дотянутся, рвут недоуздки, мечутся, сносят людей, валятся и прыгают за борт.
И ржут. Все.
В доспехе не гребут. Найти его в куче сваленного на дне лодки барахла, в темноте, надеть посреди охваченной паникой командой... спина, прикрытая только одной рубахой... под густым градом дротиков и стрел...
Каждое попадание отмечается криком. И того, кто поймал — от боли, и того, кто пустил — от восторга.
Орут — все.
У Кастуся не было и двух тысяч человек. Втрое меньше, чем ляхов. В правильном бою, с развёрнутыми и одоспешенными конницей и пехотой — нет шансов. Но пруссы мастера засад. Рыцарь, сражаясь с рыцарем, рассуждает о благородном бое, о чести. Мы ж все свои! И забывает об этом в битве с иноверцами, простолюдинами, язычниками. А язычник и вовсе считает рыцаря чем-то вроде бешеной собаки. Для язычника честь — черепа врагов на кольях забора вокруг дома.
Теперь орут все: ляхи, пруссы и кони.
Часть судёнышек пытается развернуться, сталкивается в узкой протоке. Пробивают борта, тонут. Другие сцепляются снастями, застревают поперёк канала. Рубят снасти, свои и чужие, дабы освободить корабли, роняют друг на друга мачты, ломают весла и бьют морды.
Кто-то из двигавшихся последними в колонне пытается выскочить назад. И натыкается на препятствие!
Здесь же ничего не было! Мы ж полчаса назад свободно прошли!
А вот. Всплыли акульи зубы .
В апреле в Берестье главный воен.спец, воевода Властович сообщил мне план крестового похода.
План тщательно продуман. Иначе Болеслав не собрал бы своих лыцарей . Недавний (1168 г.) мятеж Казимира и Мешко показал недовольство знати князем-принцепсом. Если бы план не был убедителен — они бы не пошли. Провал предыдущего похода с гибелью Генриха Сандомирского заставлял многих сомневаться в крестоносных способностях Болека:
— Господь не даёт победы грешнику.
Сходно со мной: мне нельзя приказать, нужно убедить. Для этого дать подробности, представить разумное обоснование надежд на победу.
Получилось: план Властовича произвёл на меня впечатление. Продуманность, согласованность действий, многоплановость.
Инстинктивно-пренебрежительное:
— Да чё эти средне-средневековые феодалы могут? Навалиться толпой да железяками помахивать, — сменилось уважительным: — Полководцы, итить их стратегировать, — и осознанием вытекающего из такого уровня планирования и организации уровня опасности.
Когда я добрался до Полоцка, увидел свои шилохвосты , то подробно изложил в письме планы ляхов. Воспользовался оказией и послал Елице в Кауп.
Почему? — Как бы это попроще... Потому что Елица и Кастусь — мои друзья. И плевать, что Кастусь, он же — князь Кестут, язычник. Я же толераст, либераст и этот... безбожник с вольтерьянцем и агностиком в одном флаконе.
Коллеги не улавливают, а здесь чётко: друг — только единоверец. Да, бывают ситуативные союзы, может быть личная привязанность. Как к дрессированному псу или ловчему соколу. Нехристя даже любить можно. Как коня. Которого при нужде и плёткой промеж ног, как Илья Муромец своего Бурушку. А запалится — на живодёрню, шкура денег стоит.
Увы, гумнонист я. Все люди — человеки. Хотя и очень разные.
Кастусь поддерживает мои дела на Балтике, разумно выбирает лучшее. Лучшее для него — дружить со мной.
Я не хочу, чтобы моих друзей убили, их город сожгли, тысячи новообращённых, обученных, просвещённых моими людьми пруссов складывали в холмы трупов .
Ничего личного, только бизнес ? — Глупость. Как можно вести дело, не учитывая личность партнёра? Будучи враждебным или равнодушным к нему?
Да и зачем? Если дело не доставляет удовольствия — смени дело. А бизнес? — А я что, тупица, который не может найти бизнес-поводы для взаимно-приятного личного общения?
Кестут, зная о времени и маршрутах, подготовился. Как? — Как посчитал нужным. В рамках своих, неизвестных мне, планов. Туда-то я грамотку послал, а ответа нет. Что не удивительно: далеко, оказии не было. Даже и радиосвязь не помогла: Кестут получил послание и станцию одновременно. Ему нужно время, чтобы продумать свои действия, посоветоваться со своими. А корабли, как я узнал позже, ушли из Каупа очень быстро.
Вот, по телеграмме из Гданьска, я понимаю, что он установил в протоке акульи зубы .
Конструкция восходит к подводным частоколам двухвековой давности на Неро, соединённым с традиционным прусским мостом из ящиков . Я об этом — уже...
У него возле города такие штуки лежат в тамошней протоке. Сходное изготовили, притащили морем и скрытно утопили в обоих концах канала в Вислинской косе. На берег поставили три моих огнемёта- распылителя , снятых с ушкуев. На четвёртом Харальд Чернозубый отправился встречать ляхов со стороны залива. Он поклялся, что ни одна эта сволочь мимо не проскочит , и исполнил обещание.
Кастусь повторил элементы польского плана: тайный сбор войск в глубине территории, переброска водой, окружение, удар в неожиданном для противника месте.
Оба плана требовали секретности. Но польский план знали ляхи, я и Кастусь, а прусский план — только Кастусь.
* * *
Ришелье: Секретность — первое, что необходимо в государственных делах .
Что более государственно, чем война?
* * *
Флот Мешко попал в засаду и был уничтожен. Ещё сутки пруссы добивали спрятавшихся на берегу или среди чадивших обломков. Из почти семи тысяч человек в живых — тысяча пленных. Не из-за жестокости язычников — утонули. Тысяча лошадей. Выплыли, они же без доспехов.
И три сотни Сигурда.
Появление Мешко в Гданьске с огромной армией не оставляло Сигурду выбора. Но не так, как все подумали.
За пару недель до Мешко в Гданьск пришли мои шилохвосты . Товары, подарки. Обычное уже женское послание от Елицы Самборине.
Почему так? Потому что обеспечить секретность на долгий период невозможно, а прямая дружеская переписка между ярлом-католиком, палатином Гданьска, и прусским князем-язычником вызовет подозрения и слухи. А бабские обсуждения по теме: кольца-крестики, серёжки-ожерелья, заколки-бантики... тьфу! Фигня!
Заинтересованный нос, даже и имея возможность всунуться в подобные послания, презрительно сморщится и пойдёт вынюхивать секреты в другое место.
В это раз в послании было вложение для Сигурда. С описанием плана предстоящего крестового похода. И мягкой рекомендацией: не дёргаться и не соваться.
Был риск, что он сдаст Кастуся ляхам. Елице я писал об этом. Отмечал, что ей на месте лучше видно, и просил не причинять вреда Гданьской парочке без необходимости.
Сигурд — умный. Умнее среднестатистического ярла. Жизнь заставила. Впрочем, средний ярл и не стал бы фактическим правителем Восточного Поморья. Ему привычно видеть чуть дальше того, что видит с носового помоста драккара мальчика-вперёдсмотрящий.
А мои парусники в Гданьском заливе наглядно продемонстрировали новые возможности.
У Сигурда было понимание неизбежности крайне резкой реакции Кестута на крестоносцев. И собственных потерь при разрыве с ним. Уверенность в моей поддержке Кестута. И потерь при разрыве со мной. Князь Михалко на Руяне. Его связь со мной. И возможные от этого потери.
Прагматические оценки убытков. Но самый главный ущерб: ляхи Мешко. Их отношение к кашубам вообще и к Сигурду лично. Едва прикрытое презрение, неприкрытое ограбление.
Мне твой кунтуш нравится. А тебе к морде не подходит. Подари. А то хуже будет .
Силы Мешко Сигурд видел, Кастуся — довольно хорошо представлял. А вот мои... Не видел, не представлял. Но мог вообразить. По опыту жизни во Всеволжске, по доходивших до него слухах. По двум невиданным, огромным, для этих мест и времён, парусникам в заливе.
Мог. И очень захотел.
Постой в городе даже своей армии — всегда проблемы. Здесь была чужая, враждебная армия. Постоянно напоминающая, что они этих всех покорили. Я пан — ты быдло кашубское — звучало в сотнях вариаций. Сигурд привык быть хозяином в своём городе. А теперь, оказывается, хозяева другие. А ты там, у порога, прислужником постой.
Да ладно бы сам. Но его дружина, воины, которых он сманивал со всей Скандинавии... Они смотрят, видят и думают:
— А наш-то... слабоват. А не сменить ли нам этого... неудачника на более успешного?
Напоследок у него забрали все корабли, кроме четырёх торговых карви. Ему пришлось вбить в них по 70 человек. Так не делается! Это не только обидно — опасно!
Хоть и осторожно, но своё мнение Сигурд высказывал. Он просто не мог промолчать! Перед глазами жителей, дружины, жены...
Дошло до прямой ссоры с Мешко. Тот в раздражении рявкнул:
— В задницу. Пойдёшь в хвосте.
При движении в конном отряде последним достаётся вся грязь от предшествующих. При движении под парусами вонь несёт с кормы. Мешко — сухопутный человек.
Когда флотилия начала втягиваться в протоку, Сигурд ждал, чтобы занять место в хвосте, как ему и приказано. Дождался. И остался. Где стоял.
Лежит в дрейфе в версте от берега и смотрит.
Не могу не похвастать: смотрит он в мою подзорную трубу. Сам в подарок послал.
Сигурд трубу прятал, пока пришлые вокруг были. Увидят — отберут. Как ляхи убрались — стало можно.
Видит, как два прусских ушкуя пришли с севера вдоль берега и заняли позиции возле входа в протоку. Как они закидали стрелами выбравшуюся из канала польскую лодочку. Как на пляже пруссы порубили группу вырвавшихся ляхов. Дождался восхода, убедился, что над протокой стоит столбами дым. Пожевал по обычаю своему губы, поплямкал. И скомандовал:
— L ft masten, g hjem (Поднять мачту, домой).
На корабликах мачты съёмные. Через протоку — на вёслах. А вот морем лучше под парусом.
Ночью вернулся в Гданьск. Где обнаружил, что Самборина со служанками сидит запершись в церкви. Потому что страшно: в городе оставалось под две тысячи слуг отплывших крестоносцев.
Лишившись присмотра хозяев и не встречая сопротивления тупых и трусливых кашубов , которых славное шляхетство поучило знать место , обозное быдло разгулялось. Громили православную часовню, богатые лавки. Кое-какие местные помогали-указывали.
— Свобода, ля! Гуляем, бро!
И тут вернулся хозяин. Со своими волкодавами .
Сигурд — гуманист. Всего-то три сотни покойников. С полтысячи сумело убежать. Остальных выпороть и поставить в работы.
Помимо приведения конкретных придурков к разуму, Сигурд решил ещё несколько задач: вычистил проявившихся сторонников Повалов и Пястов. Показал князьям Западного Поморья, чьих людей было немало в войске Мешко, что с ним шутки шутить не надо. И — разбогател. Вы представляете, сколько разного ценного тянут в поход шесть сотен аристократов? Обоз оставался в Гданьске. Типа: мы туда быстренько сбегаем, всех победим и второй ходкой флот обоз привезёт. Сбегали. И это единственное, что удалось. Ни флота, ни второй ходки, ни войска.
Человек предполагает, а бог располагает .
Фраза — универсальна. Относится не только к человеку по имени Мешко, но и к человеку по имени Ваня. Ко мне, то есть.
Шилохвосты доставили в Кауп не только моё письмо, но и радиостанцию. Выгрузили на берег, но барометр падал, приближался шторм, и Дик увёл корабли в открытое море.
По регламенту эскадра должна дождаться завершения разворачивания, проверить связь. Но рисковать кораблями Дик не хотел. Его отнесло довольно далеко на запад, он пошёл сразу к Гданьску, предполагая, что молчание станции в Каупе есть следствие каких-то мелких технических неисправностей, которые вот-вот будут устранены.
Увы.
На берегу успели поставить антенну. И угробили станцию.
Каждый токоотвод от стержневых и тросовых молниеприемников должен быть присоединен к заземлителю, состоящему минимум из двух вертикальных электродов длиной не менее 3 м, объединенных горизонтальным электродом длиной не менее 5 м. Он заглубляется минимум на 500 мм, минимальное поперечное сечение для меди — 50 мм2, для стали — 80 мм2 .
Всё это есть. Был бы ещё час свободного времени — собрали бы.
Молния ударила до установки заземления. Что было подсоединено — выгорело. Начался пожар, в котором погибло оборудование и оба радиста. А два парня из обслуги, которым в мирное время только велосипед крутить да кашу варить, обгорели.
Были бы они ленивыми — отложили подключение, не были такими коллективистами — не собрались в грозу в одно место...
Хорошие у меня ребята. Иногда это плохо.
Катастрофа? — Да, погибли люди и установка. Боевые действия, а связи нет. Как без рук. Нет, хуже: как без половины мозгов.
Ничего нового: все так живут. Я уже вспоминал зулусов, которые по дыму за десяток вёрст определяют что едят охотники у того костра. Рассказывая о битве на Земляничном ручье , объяснял телепатическую связь между командирами отрядов в племенном ополчении.
Увы, я совсем не телепатю... Или правильнее: телепачу, телепаю...? — Короче: не умею.
Я пришёл в Берестье, погнал радистов ставить связь. Они положенное сделали — связи с Каупом нет.
Причина молчания станции мне неизвестна. Спектр гипотез... от прибежали злые вайделоты и всех съели, до пронеслось огромное цунами и всех смыло.
Причину молчания станции в Каупе мы узнали через неделю, когда пошла инфа от Кестута. Попереживать... довелось. И по этому поводу — тоже.
Мы бы потеряли и Гданьскую станцию, но в ночь на 24 июня, Сигурд вернулся в свой город. Радисты сидели на Русском дворе , ожидая смерти от толп взбунтовавшегося ляшского быдла. Русские, пруссы и православные из кашубов, кто рискнул и сумел, собрались на укреплённом подворье и отгоняли мелкие шайки. Все понимали, что если хотя бы половина, хотя бы треть погромщиков навалится — погибнут все. Радиостанция была обложена сеном и обставлена бочками со смолой. Осталось только зиппой щёлкнуть.
За прошедшее после прибытия в Гданьск время станцию развернули и установили связь с Полоцком. Вот туда связисты и отстучали сообщение о своей возможной скорой гибели.
Тут почти одновременно случились два редких события: они поймали тестовую передачу моей станции из Берестья. Начали отвечать, повторяя врагу не сдаётся наш гордый... . И в город вошла дружина Сигурда.
Сигурд был взбешён. Что у него выражалось в сосредоточенном молчании, прерываемом короткими командами и выражениями типа: dritt, knulle и ass — старонорвежские аналоги моего факеншит .
Ярла волновали жена, казна, город... Но отряд к Русскому подворью он послал.
В окружении ярла есть люди, очень лояльно относящиеся к Всеволжску. Что не удивительно, учитывая чего мне это стоит. Среди всеобщей суеты, пожаров и уничтожения погромщиков радист Липок сумел отловить такого человека. Который сам видел, как на рассвете с косы приплыла лодочка. После чего Сигурд сказал:
— Ляхи — f kk deg (пошли в пешее сексуальное путешествие). Возвращаемся в Гданьск.
— Но...
— Князь Мешко встречен пруссами. Флот и армия уничтожены.
— К-как?!
— Как ни странно.
* * *
— Милый, ты меня любишь?
— Да...
— А как?
— Как ни странно .
* * *
Глава 764
— Ты кончила? В смысле: читать.
— Нет. А ты?
— А я кончил.
— В смысле: думать?
— Увы, принцесса, этот процесс... бесконечен.
— О боже! Но твой... твоя мысль... как-то... увяла.
— Не надейся. Моя мысль неувядаема. Просто надо... принять ванну, выпить чашечку кофе... А пока скажи — что будет дальше.
— Я?!
— Прошлый раз ты так кричала перед взятием Минска. Ты у нас кто? Стратегищица? Вот и стратигируй.
Я уже говорил, что принцесса в состоянии изумления выглядит очень привлекательно? Вот, изумляю. Тем более, что тут реально надо хорошенько подумать. Нет, не в том смысле как я только что...
Когда в товарищах согласья нет,
На лад их дело не пойдет,
И выйдет из него не дело, только мука .
Среди нас, товарищи, есть такие товарищи, которые нам совсем не товарищи .
Ну какой князь Вислицкий Казимир Болеславович мне — товарищ?!
Я это чётко понимал с самого начала. Ещё с писем Агнешки милому братику . И своё отношение к навязываемому мне крестовому походу не скрывал. Ляхи почувствовали — любви не будет и перешли к предоплате: отдали мне в пользование жену Казимира.
Ты ей ноги раздвигаешь, а нам войско поставляешь . Бартер.
Я подстилку принял. Теперь, как благородный человек, должен отработать. Услуги аристократической шлюхи и её сутенёра.
* * *
Чем-то похоже на историю графини Валевски.
Узнав, что Наполеон положил глаз на графиню, польская знать уговорила пани уступить императору: секс для Родины — патриотично и благородно. Марыся не долго сопротивлялась и дала. В смысле: согласие.
Наполеон тоже употребил патриотизм юной пани:
Если Вы пожалеете моё разбитое сердце, я исполню любое Ваше желание, а Польша станет для меня драгоценной .
Утром тело — вечером Польша, утром Польша — вечером тело. Но тело вперёд .
Обещал восстановить Царство Польское, Марыся сдалась...
Увы, судьба Польши зависела не только страстности корсиканца и миловидности постельной патриотки, но и от мнения миллионов бородатых русских мужиков в лаптях и десятков тысяч таких же мужиков, но бритых и в мундирах. После Тильзитского мира поляки осознали, что их кинули: мечта о независимости так и осталась мечтой.
Ладно — иллюзии молодой комнатной женщины. Но опытный Юзеф Понятовский и десятки тысяч поляков тоже дали. В смысле: согласие составить 5 корпус Великой армии и сдохнуть в России.
При некотором внешнем сходстве наш сюжет прямо обратный: принцесса отнюдь не патриотка Польши. Минимальная свобода после семи лет замужества обнаружила в ней кипящую ненависть ко всему пястовскому.
Меня тошнит от вятших. В мехах и шелках, золотишке-серебришке, каменьях и владеньях. Не потому, что эти... нахлобучки и прибамбасы делают их как-то особо некрасивыми — я по жизни и не таких уродов видел. Но я же понимаю цену этой как бы красоты, я же вижу вдоль дорог местных жителей. Для которых серебрушка — одна! — чудо небесное. А у пана на коне — килограммы в эквиваленте.
Да и фиг с ним, с деньгами. Мало ли, вдруг он семи пядей в лбу или, там, ударник ляшского труда. Но коли в нём всего хорошего — давно померший прадедушка, а сам он — вошь на коне... И этому насекомому кланяться? За что? С какого... дуба? Что он — сармат? — Нах...
Для меня что пан, что хлоп — люди-человеки. Для них... быдло по полям ходит. Коровки мукают. Овечки бекают. Хлопы ноют. В одну цену. Люди — мы, шляхта. Всё остальное... пасти, доить, стричь. Одомашненная скотина.
Коллеги-попандопулы, выросшие в условиях торжества гумнонизьма, свобода, равенство, братство и прочих глубоко противоестественных флуктуаций развития живой природы в форме человека, не понимают, что вляпнувшись в сословное общество, в наиболее вероятную, типичную хомом сапнутую особь, они изначально становятся дойной скотиной . Таких — 98%. И выбиться в 2% высших сословий практически невозможно.
Всякие попытки в духе: я не такая, я жду трамвая или там, в душе моей — волшебная звезда воспринимаются как болезнь типа коровьего бешенства. Относят к группе пренебрегаемых болезней в связи с низкой распространённостью в развитых странах.
Нужны особенные стечения обстоятельств, в которых удастся проявить какие-то попандопульские особые таланты. Но это только начало. Чтобы закрепиться, стать своим в элите, нужны ещё два поколения. Иначе вы калиф на час , выскочка, вельможа в случае . Появится возможность — загнобят, а то и прирежут. Не за ваши личные свойство, а за нетрадиционную аристократичность.
— Как стать джентльменом?
— Очень просто. Нужно окончить Оксфорд. Правда, до вас его должны окончить ваш отец и ваш дед .
В таком формировании высших сословий есть смысл. Яркая личность, добившись выдающихся успехов, очень редко передаёт свои таланты по наследству. Природа отдыхает на детях гениев .
Черчилль: От башмаков до башмаков — четыре поколения .
Так у буржуа. Их элитарность связана с реальностью, со способностью управлять имуществом.
У дворян в основе виртуал:
— Меня вписали в разрядную книгу! Выписали дарственную грамоту. Дали герб!
Род выдыхается, загнивает. Вырождается. Закономерно, по биологии. Но остаётся аристократическим. Эти вырожденцы — соль нации , лучшие люди . И гос-во старательно это гнильё , поддерживает. Даёт привилегии, защищает имущество и права. Живёт ими и для них. И общество вырождается целиком.
Лучший залог вашего успеха, коллеги — попасть в 2%, родиться в успешной несколько предшествующих поколений семье. Что не ново. Тогда у вас всё получится . Или хоть что-то.
* * *
Короче: аристократия у меня тёплых чувств не вызывает. Шляхетство — особенно. Крестоносцы — тем более. Так почему же я иду в польский крестовый поход?
По-хорошему, мне бы сидеть на том краю Руси и прогрессерить безостановочно. У меня там... Гидратированные ионы! Перьевые движители! Искровые передатчики! Требушеты с тринитротолуолом! Прогрессуй — не хочу.
Бабы. Всё бабы виноваты! Сидел бы во Всеволжске — ни за что не вступил бы в это дерьмо. В смысле: в крестовый поход. Но жизнь привела, а ляхи позвали.
Я не просился! Меня пригласили!
Сами. Настоятельно. Помоги, де, Ванечка.
Ну и на. Всем чем могу.
И чего теперь? И — как?!
Замыслов Кастуся — не знаю, связи — нет. Оперативная обстановка — непонятна.
Сигурд прошёлся в одно касание . Известно, что Мешко разгромлен. И это всё, что известно. Судя по жёсткости, с которой Сигурд режет погромщиков в своём городе (об этом Липок отстучал), возвращения существенных сил армии Мешко не ожидается.
А дальше? Что будут делать, или уже делают, Кестут, Болеслав и самый ближний — Казимир? С которым у меня назначена встреча. Что и когда они знают/узнают о произошедшем?