Тайные тропы Бездны. Книга первая

— Вот и ладно, — улыбнулся учитель, махнув рукой, чтобы Федя и Сеня топали на урок.

За ними хотел слинять и Сашка, но не тут-то было.

— А с вами, молодой человек, я бы хотел поговорить о креативности, то есть о творческих порывах души, которые у вас присутствуют в избытке. Что сказал ваш тёзка Александр Сергеевич? Он так и сказал: "Души прекрасные порывы!", или это не он сказал...но не важно. Вот я и думаю, молодой человек, зачем вам нужны всякие нервные болезни?

Сашка не знал, что и сказать, да и внезапный переход учителя опять на "вы" стал Сашку пугать. Он не понимал, куда клонит этот преподаватель, о котором ходят страшные слухи. Поэтому молчал, соображая, как ему лучше выбраться из этой странной ситуации.

— А я знаю как, — словно прочитав его мысли, подмигнул учитель. — Всё очень просто: нервы хорошо лечатся работой: желательно тупой и однообразной. Вы понимаете, куда я клоню?

Сашка не понимал, он только понимал, что сейчас произойдёт страшное.

— Так я намекну, — радостно сообщил учитель. — Ведь что мы имеем на этом этаже школы. А мы имеем на этом этаже два туалета: мужской и женский. Мужской чистый и блестит, как у кота глаза, а мимо женского противно и пройти. Где симметрия? Разве это правильно? Вот я с вами в этом плане согласен полностью, это не правильно. Значит, кто-то должен совершить трудовой подвиг. После уроков начнёт совершать и к нулю часов закончит.

— С Божьей помощью, конечно. Ведь, как говорил один из древних мудрецов: "Плоть слаба, дух животворит", — вздохнул учитель. — А иначе нервный срыв, а оно нам надо такое счастье. Правила свершения трудового подвига можете узнать у Феди и Сени, раз вы опять с ними друзья...или у Фролова. Ребята расскажут, как надо совершать подвиги.

К концу учебного дня вся школа обсуждала решение пакостного Сашки Прокопенко совершить трудовой подвиг: делались ставки, справится тот или нет. Большинство сходилось во мнении, что не справится, ведь он один, а сортир такой вонючий. Девки засранки постарались. Скорее всего, сдохнет там Сашка, как пить дать сдохнет. Федя с Сеней не подвели: они подробно, в деталях, рассказали Сашке, что его ждёт. Красок не жалели, этим чуть не довели Сашку до нервного срыва досрочно. Ребята даже не забыли Сашке процитировать Энгельса, который сказал, что труд облагораживает человека, особенно, когда он чистит грязные унитазы. Сашка хотел бы ходить по посёлку и не облагороженным трудом, но куда деться от судьбы-злодейки. Он со страхом глядел на фронт работ, но, как говорится: "Страху в глаза гляди, не смигни, а смигнешь — пропадёшь". Глаза боятся, а руки делают.

Алла Леонидовна к началу третьей четверти чуть перевела дух. Самое главное, что учительский коллектив пока уцелел, никто шею себе не свернул, в психушку не попал, даже бабушка Мамошина исправно ходила на уроки и довольно бодро их проводила. И откуда силы взялись у бабульки. Коллектив укрепился двумя молодыми педагогами: новой физичкой и информатичкой. Кроме того закрыли, наконец, ставку заместителя директора по воспитательной работе, а то дураков не находилось идти на такую работу. На эту должность пришла нормальная тётка средних лет, с философским складом ума. Она приезжала на работу на своей малютке Дэу и благополучно влилась в коллектив.

Аллу Лонидовну перестало напрягать, что школа, как числилась, так и осталась ходить в ШНОРах. К этому явлению у директрисы выработался иммунитет: главное, что сама школа пока ещё функционирует. У Аллы Леонидовны повысилась "толстокожесть" и даже появился слегка отчаянный пофигизм. Сейчас она уже с философской отрешённостью принимала различные комиссии, не бледнела, как раньше и не стелилась перед членами комиссий. Она поняла одну закономерность: надо так организовать движение проверяющих по школе, чтобы они обязательно пересеклись с учителем математики. И плевать, что представляли собой комиссии, из каких министерств и ведомств: из министерства просвещения или из пожарной охраны. Да хоть из спортлото. Директрисе как-то всё равно: главное чтобы комиссия столкнулась нос к носу с Никодимом Викторовичем. Тогда получалась какая-то похабщина, а не нормальная работа комиссии. Как-то так получалось, что самая грозная комиссия через пару минут общения с математиком начинала идти поперёк борозды, а члены комиссии становились с ним лучшими друзьями. Прямо не разлей вода. Типа: дружба, водка, селёдка, балалайка. Почему-то комиссии в полном составе, вместе с обретённым другом в лице Никодима Викторовича, приходила в голову мысль, что не мешало бы закрепить дружбу в ресторане. Продолжить, так сказать, дружеское общение за обильным столом местного ресторана, где для Никодима Викторовича навечно забронирован личный кабинет. В этом отдельном кабинете члены комиссии самого разного ранга, упивались до изумления. Тела членов комиссии, мужские и женские, приходилось нести на руках в местную частную гостиницу, так как речь уже не шла о том, чтобы народ уехал домой в таком непотребном виде. Впрочем, шофёр комиссии, ежели такой имелся, тоже оказывался не дураком выпить и закусить. В роли переносчиков упившихся тел уважаемых членов комиссий выступали завхоз, безотказный трудовик и новая замдиректора по воспитательной работе, это если её саму не приходилось нести на себе. Труднее всего, по моральным мотивам, приходилось заместителю директора по воспитательной работе: она очень боялась, что дети увидят её в компании упившихся личностей, а как тогда воспитывать детей, на каком примере, если сами такие и совсем не имеем гражданскую совесть! Дети вечером ещё не спят, они шастают по посёлку, всё видят и на ус мотают. А видят они сплошное позорище.

Такие посиделки случались обязательно раз в неделю, а то и по два раза: комиссии пёрли косяком, как красная рыба на нерест. Специалист по воспитанию стала привыкать к такому режиму, даже сама позволяла себе употреблять на банкетах горячительное: что не сделаешь для родной школы. А что прикажите делать, ведь директор сказала ей, что это святая обязанность зама, жертвовать своей печёнкой: специфика работы такая, за это доплата идёт.

Сама Алла Леонидовна пару раз побывала на этих пьянках. Поняла — в их основе сплошной декаданс. После этого осознания зареклась на них присутствовать, какая бы грандиозная комиссия не приезжала. Как можно столько пить — удивлялась она такому факту: хоть бы из рюмашек пили, а то бокалами глушат. Алла Леонидовна старалась не думать, за чей счёт проходят эти банкеты, а математик не поднимал такого щепетильного вопроса. Интересно, откуда такая роскошь? Зато среди персонала местного ресторана и местной частной гостиницы он значился в огромном авторитете. Да в каком авторитете — на него в этих организациях буквально молились, ведь он приводил каждую неделю компанию культурных людей, исправно оплачивал мероприятие, а съедали и выпивали культурные люди на весьма значительные суммы. Уважаемый Никодим Викторович никогда не мелочился. Его компании это не местная шваль: друзья Никодима пили культурно, не дрались, посудой не швырялись, к официанткам, к их огорчению, не приставали, решали государственные задачи. Пили много, что называется вдрызг, но то дело такое, завидовать чужому счастью не надо. Алла Леонидовна перестала удивляться, что с определённого периода все комиссии стали оставлять о её школе самые лестные отзывы, хоть школа и оставалась в ШНОРах.

Так что замечательно стали проходить все проверки школьных дел всякими инстанциями, в том числе и проверки школы органами государственного пожарного надзора.

— Дай я тебя поцелую, моя la femme fatale, точно тебе говорю, — лез с нежностями к Алле Леонидовне сам подполковник Цвирко Андрей Тарасович, представляющий государственный пожарный надзор. — Если бы не был женат вот точно взял бы тебя в жёны, — при этом он молодецки подкручивал усы, показывая, какой он ещё бравый орёл.

Алле Леонидовне приходилось подставлять щёчку, ведь предыдущие комиссии из этого грозного ведомства оставили предписаний на множестве страниц. Кто бы устранял все их путаные замечания? Нет ни сил, ни средств. Кое-что по мелочам, конечно, устранено, но далеко не всё. Очередная комиссия грозно хмурила брови, и грозилась карами: ведь известно, что на просторах страны каждый день сгорает по одной школе. Но, на свою беду, подполковник Цвирко пересёкся с Никодимом Викторовичем. Знакомство продолжилось, кто бы мог подумать, в отдельном кабинете ресторана, где Цвирко, окружённый заботой и такими милыми учителями, в том числе, такой красавицей директрисой понял, что этой школе надо помочь, а не чморить её своими предписаниями с угрозами закрыть заведение. Ведь, смотря как, напишешь в протоколе. Можно так написать, что школа вовек не устранит замечания, а можно и подсобить.

— Ты для меня, как глоток свежего воздуха. Дай я тебя в губки поцелую, — фонтанировал идеями Цвирко. — И вычеркнем мы тогда из протокола четвёртый пункт, да и седьмой тоже. Вы просто разбиваете моё сердце, Алла Леонидовна.

— Ах, Андрей Тарасович, что вы себе позволяете? — делала вид, что отпихивается от подполковника Аллочка.

— Я себе всё позволяю, — заверял пьяненький подполковник: в его глазах бушевал пожар нешуточной страсти.

— Ты пойми, Леонидовна, — продолжал Цвирко, опрокидывая в рот очередную приличную порцию коньячка, заботливо налитую Никодимом Викторовичем. — Не может случиться такого, чтобы в протоколе ничего не было отражено. Обязательно должны выявиться замечания. Но.... дай я тебя поцелую....чмок-чмок-чмок.....но, смотря, что писать, дорогуша. Я тебе красота моя в протокол напишу много, но напишу всякую ерунду, ага. Вот, например.

Цвирко перечислял, что, по его мнению, не нанесёт фатального ущерба школе, но что, легко устранить до повторной проверки. Всё не так уж плохо.

— Вот запишем, что не произведено испытание пожарных гидрантов на водоотдачу, которое производится с установкой пожарного автомобиля и составлением соответствующего акта. Говно вопрос, правду говорю. Лично пришлю машину для испытаний. Не опломбированы дверцы пожарных шкафов — это за десять минут устранишь. На пожарных шкафах не нанесены буквенные обозначения (ПК), порядковые номера и номера телефонов ближайшей пожарной части. Это ерунда....дай поцелую. Не разработана инструкция, определяющая порядок включения пожарных насосов в насосной станции. Где взять инструкцию? Я тебе сам её дам...за два жарких поцелуя. Распорядительным документом не определён срок проведения испытаний пожарных насосов. Дам образец этого распорядительного документа. Помещение пожарного поста не обеспечено тремя ручными переносными электрическими фонарями. Нет, фонариков у меня нет, сами выкручивайтесь. Купите хоть китайские. Деньги? Родителей напрягите. Не определено приказом лицо, ответственное за приобретение, ремонт, сохранность и готовность к действию первичных средств пожаротушения, не заведен журнал учёта проверок наличия и состояния первичных средств пожаротушения. Назначь приказом своего завхоза над наблюдением за этой лабудой, и все дела, пусть мужик корячится.

— Андрей Тарасович, — сопротивлялась Алла Леонидовна. — Что-то многовато пунктиков получается.

— Побойся Бога, Леонидовна, — цепляя на вилку кусок сочащегося соком балыка, отвечал подполковник. — В других школах не акт, а целая простыня, а у тебя всего немножко пунктиков, которые для тебя устранить, раз плюнуть. Я тебе помогу.....буду теперь чаще приезжать в школу и помогать. Въезжаешь в тему, дорогуша? Выдающиеся у тебя, Леонидовна эти.....глаза, доложу я тебе. А руки? В такие руки упасть и не встать. Давай ещё по стопочке за твои.....глаза и за всё народное образование. И не забывай регламентировать приказом порядок уборки горючих отходов и пыли, а также порядок обесточивания электрооборудования в случае пожара и по окончании рабочего дня. А то вжих и сгоришь к ё

* * *

бабушке. А пожаров нам не надо, поэтому обрати своё пристальное внимание на порядок и сроки прохождения противопожарного инструктажа и занятий по пожарно-техническому минимуму, а также о назначении ответственного за их проведение. Представляешь, душа моя — встречаются ещё на Земле люди, уклоняющиеся от занятий по пожарно-техническому минимуму, поистине у них не осталось ничего святого.

— Вы закусывайте, Андрей Тарасович, закусывайте, — улыбалась ему Алла, ведь правила обжорства никто не отменял.

— Я тебе про большую любовь толкую, а ты всё мне о закусках, — со значением поводил широкими плечами Цвирко.

— Всё в мире взаимосвязано, — отбивалась от него Аллочка. — Обо всём можно договориться. Только после хорошей закуски можно совершать безумие.

Цвирко знал, как завоевать сердце женщины. Надо признаться, что ты был неправ. Даже если ты прав. Вот и приходилось ему вычёркивать пункты из предыдущего предписания, чтобы понравиться драгоценной Алле Леонидовне и совершить с ней безумие. Он знал из своего богатого личного опыта, что женщину можно завоевать настойчивой осадой. А если попытаться разом, то непременно подавишься. Женщина, она как неразделанная свиная туша: целиком её и волк не съест. Женщины проблемны. Их, как и проблему, надо разбирать на кусочки, а потом, каждый кусочек надо жевать вдумчиво и со вкусом. Для завоевания женщины надо потратить время. Ведь женщины похожи на печку, они медленно нагреваются. А мужчины, они как микроволновка: кнопку нажал — они готовы к употреблению.

Так как Алла Леонидовна считалась замужней дамой, то подозрительно частые загулы посчитала несколько предосудительным занятием. Поэтому она вместо себя на такие мероприятия направила своего зама по воспитательной работе Суворову Инну Валентиновну. Мудро поступила начальница, ведь один из важнейших талантов — не озадачиваться вопросами, которые тебя лично не касаются или вопросами, которые можно переложить на плечи ближнего. Я и так вся на нервах от решений этих комиссий: как придумают что-то, что в одной голове не укладывается.

Инна Валентиновна дама холостая и незамужняя, следовательно, ей сам Бог велел ходить на пьянки, то есть на ответственные мероприятия, крайне необходимые школе, ведь по-другому не получалось найти взаимопонимание с проверяющими школу чиновниками. Не все чиновники белые и пушистые. У многих очень мутная биография, если взболтать и на свет её вынести. Странно, но не очень симпатичная тётка зам директора на таких мероприятиях стала пользоваться среди мужиков большой популярностью, да и голос её мужикам нравился — выдающийся голос, когда все вместе пели застольные песни. Песни пели странные, как будто кошке на хвост наступали, но, как могли, так и пели. Душа требовала, и народ хором выводил:

— Я сегодня налью в свой гранёный стакан из бездонной российской бутылки. Буду с водкой глотать сигаретный туман я на пьяные, глядя ухмылки. А за тёмным окном моя бедная Русь. Время вышло, осталось немного, я сегодня опять, как скотина, напьюсь перед этой последней дорогой....

Душа требовала песен, поэтому пели, как могли, но проникновенно до слёз. Добавив рюмочку коньячка, коллективно пели:

— ..... я сижу на тротуаре ничего не замечаю, даже ваших ног. Я для вас почти ничто и звать никак и без пальто! — получалось душевно, но с каким-то смутным подтекстом по Фрейду и несколько надрывно. Впрочем, старина Зигмунд Фрейд сам люто ненавидел музыку и пение под неё. Он выбросил пианино сестры и не посещал рестораны с оркестром. Наверное, даже он не мог объяснить, что движет людьми петь песни в ресторанах, какие такие психокомплексы.