| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Баалы? Те самые? — ахнул Клео.
— Да. Сама Церковь в те тяжкие времена тоже была разрозненной. Усобицы и амбиции отдельных людей требовали не только средств на войну, но и поддержки духовников, и у каждого клана был свой авторитетный каноник, а то и целый епископ, который и объяснял неграмотным людям, кто спаситель народный, а кто злодей. За высокие посты и власть соперничали и священники. Настоящим порядком и не пахло, поверь. Это чёрная страница в истории Церкви, о которой стараются не вспоминать совсем, забыть. С Патриаршим престолом тоже было неладно — сразу двое объявили себя Верховными, выпускали указы, которые только всё запутывали ещё больше. И всё это происходило во времена Великого Холода, когда конца ему не было видно.
Именно тогда при дворе герцога Рихтера появился альфа Катиэль Баал. Рихтеры при своём титуле по сути не представляли из себя ничего выдающегося, их подавляли другие, более богатые и решительные. Однако в клане был один неглупый человек — бета по имени Рудольф, которого позднее назовут Рудольфом I-ым. Именно к нему на службу и поступил Катиэль. С помощью его советов Рудольф быстро навёл порядок в своей вотчине, помог своим родичам, состояние клана стало приумножаться, а сам клан быстро приобретал вес и значимость. Катиэль и его сыновья Артур и Брейн возглавили и обучили личную армию Рихтеров, которая вполне успешно вела сперва оборонительные бои, а потом присоединила к герцогству несколько городов и окружающие их деревни, где тоже стало налаживаться хозяйство. Разумеется, такое возвышение понравилось не всем, однако Рихтеры продолжали копить богатства и укреплять свой авторитет. Прослышав о разумности правителей и том, как мирно живут на их землях, под руку Рихтеров стали приходить и добровольно, порой даже свергали своих правителей и приносили присягу новым господам. Баалы поддерживали их на протяжении всего пути, а потом и вовсе возвели на трон объединённых земель, после чего династия продолжила собирать земли дальше и развивать их. Эта династия и сейчас правит нами. Был лишь перерыв на небольшой период безвластия и правления Баалов в качестве регентов.
— И Баалов не пытались уничтожить? Если все знали, кто стоит за Рихтерами...
— Пытались. Так был пущен слух, что Баалы — это потомки павших жрецов, и они хотят возродить проклятое учение, чтобы окончательно уничтожить род человеческий. И кто-то даже поверил!
— Но зачем тогда им наводить порядок и сажать на трон достойного правителя, если они хотели всё уничтожить? — нахмурился Клео. — Разумнее было бы обвинить их в скрытой узурпации власти. Если бы они просто хотели поиметь немало пользы для своего кармана, то зачем убивать тех, кто им эту самую выгоду готов был сам дать?
— Да, эти обвинения были смехотворны, — согласился преподобный Альфред. — И многие это понимали, почему Баалы и продолжали стоять у трона. В том числе и наживая себе врагов. Что на службе у Рихтеров что во время правления регентами они боролись с мздоимством, душили интриги, вылавливали предателей, находили умелых людей и поддерживали их, упорядочили и отладили сбор налогов... Всё это шло на пользу Ингерну, а их недругам оставалось лишь скрипеть зубами и распускать слухи.
— А откуда взялось безвластие?
— Когда Рихтеры были коронованы и приняли титул Императоров, несколько семей остались недовольны — они сами метили на это место, но не пользовались такой поддержкой. Был организован заговор, и, как им думалось, они истребили весь род, однако Баалы успели спасти двух детей младшего брата императора Рудольфа II-ого и укрыть в своих владениях. Об этом знали лишь особо доверенные семьи, поскольку опасность для наследников по-прежнему сохранялась. Страну лихорадило, снова началась грызня между теми семьями, которые успели породниться с императорским домом, заговорщики пытались как-то удержать власть, и за всем этим последовало множество провалов, поскольку страна управлялась кое-как. Система сбора налогов, наложившись на несколько неурожаев, стала рассыпаться, казна пустела, случилось два восстания в ответ на произвол местной власти, было проиграно несколько скоротечных воин, и Ингерн потерял сколько-то земель, которые потом отбивали Баалы. Тогда самые разумные призвали Баалов на правление, и эта весть была принята хорошо всей страной. На исправление ошибок и восстановление хозяйства ушло немало времени, и когда всё было налажено, а беспорядки окончательно потушены, Баалы вернули Рихтерам трон, а сами ушли.
— Просто... ушли? — поразился Клео. — Куда? И почему?
— Никто не знает, — развёл руками преподобный Альфред. — Возможно, они сочли свою задачу выполненной — при них были заложены основы, на которых стоят и наши нынешние достижения и открытия. Они обучали и наследников Рихтеров, чтобы те смогли стать достойными правителями. Они не только способствовали развитию и процветанию Ингерна, но и положили конец церковным распрям — собрали Собор, на котором был выбран один-единственный Патриарх и введены новые порядки и устав. Поскольку Церковь долгое время была самой просвещённой силой в стране, а также влияла на многие стороны нашей жизни, её привлекли к управлению, доверили вести делопроизводство, что и продолжается до сих пор.
Уэйланд исполнял свои обязанности крайне плохо, и мне предстоит потратить немало времени, чтобы это восполнить. Тот авторитет, что имела Церковь, и помог навести и поддерживать порядок, который был столь необходим из-за скудости тогдашних урожаев. Теперь, когда Великий Холод отступил, можно начинать строить новый порядок, о котором так мечтают Спенсеры, однако наши правители не спешат с этим. Изменения нужны — две последние войны ярко и красочно показали это, и что-то делается, но слишком медленно. А пока назревает необходимость действовать более решительно... — Клео вспомнился образ огромного человека, вышибающего дверь. — мы должны жить, делать шаг за шагом и продолжать поддерживать порядок. Сейчас как раз такое время, когда надо бережно перестраивать, а не ломать и строить уже на руинах. Мы не единожды подобное переживали, и времена тогда были крайне тяжёлыми.
— Поэтому вы пришли на службу Церкви, — понял Клео.
— Верно. Я служу не Церкви — я служу людям, — повторил каноник. — Пост в Церкви лишь даёт мне возможность делать более уверенные шаги, а задел в виде доверия прихожан и поддержки в лице Спенсеров — это внушительное подспорье. Я уже много лет являюсь другом семьи... — Священник грустно улыбнулся. — и просто многим этим людям обязан.
— Чем?
— Господин Эммануил когда-то спас никому не нужного сироту, взял под своё покровительство, помог получить хорошее образование и первый пост в Церкви. Поэтому же я забрал к себе Мариона. — Преподобный ласково взглянул на своего подопечного, который придвинулся ближе и преданно прижался к нему. — Его родители погибли от рук грабителей, самого мальчика родственники собирались сдать в приют, где он бы наверняка сгинул, а я не допустил. Господа Спенсеры нашли его вовремя и попросили меня позаботиться, что я и сделал. Марион славный и умный мальчик, и такой человек обязательно принесёт пользу в нашем общем большом деле. Я надеюсь, что со временем Марион сможет встретить хорошего человека, выйдет замуж, родит детей, и эти дети тоже внесут свой вклад. И так мы сможем изменить наш мир к лучшему.
Клео вспомнил, с каким лицом Майкл Бэккет слушал пение Мариона во время службы, как при этом улыбались его глаза, как отвечал на эти взгляды сам Марион, и от всей души пожелал, чтобы всё у них сложилось хорошо.
Наступил знаменательный день, и Клео с некоторым удивлением наблюдал, как все старшие суетятся вокруг Криденса и Сильвана. Эрни от родителей почти не отлипал — предстояло расстаться на несколько дней. Клео сам слышал, как Гриффит говорит малышу:
— Делать детей — это очень важное дело, и тут никто не должен мешать.
Клео тоже участвовал в подготовке и не мог не удивиться тому, как течный домик готовили к зачатию нового ребёнка. Гриффит достал из домашних запасов самое настоящее шёлковое постельное бельё — больших денег стоит! Неужели совсем не жалко?! Сильвану тоже достали кое-что, и Клео только головой качал, разглядывая полупрозрачное, почти невесомое одеяние откровенно фривольного фасона. Впрочем, на Сильване это смотрелось очень даже мило.
— А Криденс случайно не порвёт? — забеспокоился Клео.
— Не порвёт, — заверил его Мартин, расправляя складки на спине Сильвана. — К тому же у этой рубашки плечи открыты как раз для того, чтобы можно было уверенно поставить метку.
— И ты называешь это рубашкой?!
— И что с того?
Клео понял, что тут лучше не спорить, и умолк.
Перед тем, как супругов сопроводили в домик, оба провели немало времени в купальне. Криденс заметно волновался, поминутно приглаживал волосы, разглядывал себя в маленькое зеркальце, чтобы убедиться, что щетины на лице не осталось. Неужели в Птичьем гнезде всегда так бывает?
— Нас с Кларенсом так же провожали, — кивнул Клео Лука. — Мы тогда не так давно здесь поселились, успели пожениться, и я тоже удивлялся тому, как тут относятся к зачатию детей, а потом заботятся до самых родов и помогают после. Я слышал и видел сам, как омеги после рождения детей боятся всех и каждого, пытаются защищать своих детей даже тогда, когда угрозы нет, и долго удивлялся, что у меня такого не было. Господин Бенджамин потом объяснил, что это как раз из-за того, что обо мне позаботились правильно. И Томми был зачат в покое и удобстве, и обо мне заботились, чтобы я зря не переживал и не перетрудился, когда срок стал достаточно большим, давали отдыхать, и при родах тоже особых тревог не было. И Кларенс был рядом со мной, и мне почти не было страшно. Тут всё важно, и мы постарались, чтобы и у Сильвана с Криденсом всё прошло хорошо. Тем более, что Эрни был зачат насильно, а потом Сильван долго прятался вместе с ним. Хорошо, что нашлись добрые люди и помогли, когда Эрни рождался! Эхо памяти — это очень коварная штука, и наш долг — сгладить его.
Клео не смог не вспомнить свою первую течку в усадьбе и согласился со сказанным.
Эрни долго не отпускал родителей, болтая без умолку — всё спрашивал про своего братика. А когда он спросил, кем тот будет, Клео ушам своим не поверил:
— Он будет альфой, и мы уже имя ему придумали.
— И как его зовут?
— Джуд. Ты только помни, что сначала он будет очень маленький, и мы должны будем долго о нём заботиться, пока не подрастёт. Но Джуд будет очень хорошим.
Джуд? Неужели Сильван, как и Диллан, видел своего сына во сне?
Когда Криденса и Сильвана проводили до домика, господин Бенджамин очень сурово напомнил Бруно, чтобы не вздумал мешать.
— Ты ведь не забыл, что Криденс альфа? Его тем более отвлекать нельзя.
— Да помню-помню, — проворчал неисправимый омега. — Что я, сам себе враг? Если что-то пойдёт не так, Криденс мне этого до самой смерти не простит.
— Вот и хорошо.
Вечером, когда домочадцы снова собрались в малой гостиной, Клео осмелился задать хозяину ещё один вопрос:
— Сэр, а почему Криденса нельзя тревожить?
— Животные инстинкты альф очень сильные, — начал объяснять господин Бенджамин, — а когда они чуют течного омегу, то инстинкты ещё больше обостряются. Альфы прирождённые бойцы, у них острые реакции, и они всё замечают гораздо лучше, чем мы или вы. Если их потревожить во время спаривания, то это может закончиться гибелью того, кто потревожил. А то и самого омеги. Даже если случайный человек не имел намерений отобрать у альфы его, с позволения сказать, законную добычу, любое неосторожное движение будет расценено именно так. А если омега остаётся жив после такого, то ярость потревоженного альфы отложится в его памяти не самым лучшим образом и обязательно аукнется в будущем.
— А как это происходит?
— Точно мы не знаем пока, но это определённо как-то связано с нашими запахами.
— С тем, что одни нравятся, а другие вызывают отвращение?
— Да. Например, Диллан вспоминает зачатие своих детей с теплом и удовольствием, хотя сам в это время по сути сидел взаперти. Всё потому, что с ним был Гилмор, а он оказался не так плох, как можно было подумать. И он Диллана защищал, заботился о нём и о сыне. Спас его. Диллан ведь очень его любит и ждёт обратно. Помнишь, как он говорил, что Гилмор для него хорошо пах?
— Да, говорил.
— Первые роды прошли благополучно, поскольку Гилмор был рядом, и Диллану почти не было страшно. Хотя очень часто при первых родах омеги очень боятся.
— Из-за того... что дети зачинаются и рождаются... через одно и то же место? — запнулся Клео.
— Верно. В сравнении с тем, как рождаются детёныши у зверей, это выглядит глупо и ненормально, однако мы никуда от этого деться не можем. Даже в церковных книгах прямо говорится, что Деймос вмешался, когда Иво наделяли Даром Жизни, и так и вышло. То есть он всё испортил, а Светлейший почему-то решил оставить, как есть, как и Флоренс. Хотя им ничего не стоило всё изменить. За века Великого Холода и в тех ужасных условиях, в которых омеги были вынуждены зачинать, вынашивать и рожать детей, они очень глубоко проникаются страхом и ожиданием худшего, а нелёгкая жизнь добавляет своего. По итогу они настолько сильно боятся за детей, которые пришли в этот опасный мир, что в первые луны после родов готовы видеть угрозу в чём угодно точно так же, как и альфы.
— В их головах складывается прочный образ, — тихо сказал Клео, вцепляясь в книгу, лежащую у него на коленях.
— Очень прочный, — кивнул господин Бенджамин, приобнимая его. — Эти образы, закрепляясь в памяти, идут с вами дальше. Вы можете не помнить толком, где и что видели или испытывали, но вы это переживали, это было, и где-то в голове остался след. Воспоминание, состоящее из образов, ощущений, звуков и запахов. Прочно скреплённые в единое целое, и если это было по-настоящему сильно, то любое напоминание может вызвать похожие ощущения и страх. Маленькие дети очень уязвимы к этому, и с младенчества в их памяти закрепляются смутные воспоминания о чувстве страха, что переживали их оми. Эти воспоминания, приумноженные собственным опытом, точно так же могут отразиться на новых детях, и так дальше по цепочке. Отсюда постоянное напряжение, а сила духа альфы и беты способна вырываться помимо их воли, давит стоящих рядом детей и омег, внушает им страх.
Клео поджал губы, чувствуя, как холодеет тело и сжимается в груди сердце.
— Я... долго жил в этом... когда осиротел...
— Да. В городах обычно тесно, людей много, и легко себе представить, что творится на улицах и в закрытых помещениях, когда это всё копится.
— Да... это было... тяжело. — Клео задрожал, и господин Бенджамин привлёк его к себе, поглаживая по голове. — А когда я попал сюда... здесь совсем было не страшно... и я подумал, что что-то не так. Я поэтому тогда метался по дому, как слепой щенок?
— Это называется "контраст". Как свет и тьма. Ты большую часть жизни прожил там, где тебе было тяжело, страшно и омерзительно. Потом ты взбунтовался, и тебя не одну неделю продержали в сыром по осени грязном подвале на голодном пайке. Тебя пытались привлечь к покорности, ты упрямился и держался, что злило Кондэ и его подручных ещё больше. И тут я приехал за тобой, и ты попал в дом, где всего этого нет. Мне рассказали, что в этот день за окном было солнечно, ты был потрясён самим фактом пребывания в таком месте, не знал, чего ждать, а тут тебе ещё напомнили, откуда ты приехал, и это стало последней каплей. Это потрясение замутило твой разум, и ты хотел лишь одного — убежать. Спастись от того, что тебя потрясло и испугало. Естественная реакция — уйти от того, что пугает, может быть опасным. А потом ты просто устал, и Бруно поговорил с тобой. Ты успокоился до самого моего приезда, но продолжал чувствовать непривычную разницу. Да и диковинки нашего дома тебе показывать не спешили, и это добавляло тебе подозрений. А сами подозрения основывались на тех представлениях и образах, которые тебе вбивали в голову долгие годы.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
