Разговор затянулся надолго, ибо жизнь в губернском городе сильно отличалась от нашей, и новостей тоже много накопилось. Но мне вроде бы никуда являться не надо и там регистрироваться, город не на таком положении, где это обязательно. И отправились мы спать, надеясь, что утро вечера мудренее, как в сказках говорится, а утром мы проснемся по мирным причинам. Засыпалось мне плохо, а прошедший сон, а он повторялся дважды, вообще удивил: я сидел где-то в лесу на берегу ручья, а рыжая лисица лизала мне раненое колено. Язык у нее был шершавый, словно кошачий. Когда проснулся и вспомнил сновидения, то решил, что там происходит явное обострение, и как бы мне не охрометь сильнее, чем уже есть. Но подвигал и никакого ухудшения пока не ощутил. Но мы вскоре собрались в гости к пациенту, так что еще посмотрю, что нога скажет при походе в гости.

Пациент жил на улице Константиновской, совсем недалеко от тюрьмы. Афанасий Силыч намекнул, что больной не прост, и общественным мнением подозревается в каких-то темных делах, ибо очень небеден, а зримых источников богатств не имеет. Он, конечно, держит небольшую лавку и занимается обработкой добытой рыбаками рыбы и ее продажей, в том числе и военному интендантству, но это скорее выглядит ширмой, а что за ней-кто знает. 'Кто знает' и 'Не ведаю'-это были любимые поговорки Силыча, когда он говорил о политике или других людях. Он этим подчеркивал, что разделает слухи, молву и реального человека, о котором они ходят.

Вообще Станичка -это в некотором роде казачий район города. И образовался он ближе к концу Кавказской войны, когда Новороссийскую округу стали заселять заново, ведь после Восточной войны город Новороссийск, разрушенный при отходе, сразу не возродился. Вот и отвели место под казачью станицу Константиновскую, поселили там азовских казаков и отставных матросов. А потом станица стала городским предместьем. другого народу там прибавилось. Занимались люди ловлей рыбы, ее засолкой и копчением, скотобойни та были, а раз скотобойни, то и к ним много чего другого присоединялось, например, обработка кишок для колбасного производства, мыловарение,кожевенное и тому подобное. Добывали с морского дна песок и гальку, последней мостили тротуары. Было ли что-то не совсем разрешенное? Силыч улыбался и отвечал, что много про что говорят, но кто знает, как оно на самом деле? Соседство с таим заводиками было нерадостным, смрад от них стоял невероятный, особенно жарким летом, как над дворами, так и над морем, где владельцы сливали в морские воды свои отходы. Городская дума периодически на это раздражалась, особо вонючие производства временно прикрывала, а владельцев обязывала устранить антисанитарию. Помогало это только частично. Постепенно такие заводы стали располагаться за оврагом по улице Комаровской и дальше на юг, отчего хоть кое-где стало легче дышать. Немного помогали ветра. Когда дул частый ветер бора с северо-востока, то обычно помогало. А вот когда ветер дул с моря, тогда в окрестностях Шереметьевской площади хоть святых выноси-все ,чем порадовали заводики-всем этим начинало пахнуть в доме, от копченых мясных деталей до протухших рыбьих кишок.. Силыч говорил, что иногда аж глаза щипать начинало, от богатого оттенками содержимого ставриды или хамсы.

Вон там -заведение по разливу сладких вод в бутылки, но сейчас зима, спрос на воду меньше, вот оно и работает через пень-колоду. Вон там, на Голицынской, макаронная фабрика...Так мы, беседуя, и дошли до нужного адреса. Силыч велел мне подождать во дворе, сам зашел внутрь и довольно быстро вернулся. Сделал приглашающий знак и быстрым шагом покинул двор— пора на службу, как показывают мои сарыкамышские часы. Вернувшись домой, я их хотел отцу подарить, но он отказался, хоть и с благодарностью. Пояснил это так: часы нужны тем, кого кто-то ждет, на часы присутствия или для вестей, а ему такое не требуется. Если кто-то придет, то он знает, куда идти и где отца искать. А братец отказался тоже, ибо побоялся потерять, как это случилось сего приятеле Митяем. Вышел тот на гулянку, поразил всех часами, а потом, придя домой, обнаружил, что они пропали. Звено цепочки отломилось. Митяй поутру пробежался по местам, где он вечером и ночью бывал, но не лежат они ни у плетня, ни у окошка девки, которую он провожал, ни на ином видном месте. Должно быть, кто-то увидел на земле и подобрал. Про воров, что в Ростове или Харькове вытаскивают часы у владельцев, я слышал, но, чтобы такие в нашей станице водились? Так часы остались у меня.

Я и зашел в дверь. Как выяснилось, это был как бы черный ход в дом, для разных непарадных визитов. Прошел через сени, хоть снега сегодня не было, но тряпкой я сапоги обтер, потом через коридор (а темно там было, как у известно кого и известно где, и прошел в светелку. А там народу сказал, что меня Силыч пригласил к хозяину. Младший сын хозяина сказал, чтобы я скидывал полушубок и папаху вот на этот диван и проходил в ту дверь. Я стукнул в филенку и толкнул дверь.

Войдя, пожелал доброго дня хозяину и метнул взглядом в поисках иконы-нету!

-Заходи, Павел Андреевич, и присаживайся на стул! Образа я в этой боковушке не держу, так что нет их и не будет, пока нового хозяина в дому не случится. Быстро ты собрался, я чаял, что уже после Рождества будешь!

-И так могло случиться, меня в Тоннельной с поезда сняли и к какой-то слабосильной команде едва не пристроили, что укрепления тут строить собралась! Насилу отбился!

Я сел на стул и подробнее рассмотрел хозяина. Лет ему на вид за полсотни, лицо апоплексического вида, лежит укрывшись одеялом на вате. Что интересно, усы имеет, а бородку бреет. Что для человека не из чиновников или чистой публики не очень характерно. Те же казаки, отслужив и женившись, обычно сразу отпускали бороду. Правда, не у всех она росла на вид благообразной, потому, убедившись, что лучше без нее, чем с ней, заново брить начинали и снова к отращиванию приступали попозже, и вот тут уже все могло быть лучше и гуще. К полувеку обычно борода у всякого была. Разве что расти отказывалась напрочь.

-Экая напасть на нас свалилась, а мы и не знаем, что бои под городом кто-то ожидает. И где же это строить собрались?

-Не знаю, я дальше вокзала и не попал со строителями, но они собрались горы лопатами рыть!

-Ты, Павел Андреич, верно понял, что там ахинею творят, снимая всех с поезда, словно красные уже в Крымской стоят и после обеда дальше пойдут! Нет, этого нет, и копать горы лопатой-тоже бестолковый выбор. Но у перепуганных людей ждать чего-то здравого трудно.

Но бог с ними, с этими копателями. Тебя я пригласил, и спасибо тебе великое, что ты не отказался, приехать для лечения. Был у меня не так давно удар, и надо его последствия ликвидировать. Есть один добрый человек, доктор Иван Иванович Горохов, он мне обещал помочь редким методом лечения, чтобы последствия удара ушли, если то будет богу угодно. Но Иван Иванович сейчас нарасхват, больных в городе все больше, а тут нужно проводить процедуры и особым образом, и лучше, чтобы действительно фершал их делал. Я Ивана Ивановича спрашивал, зачем фершал тут нужен, и оно сказал, что делать это нужно не всякому, а человеку понимающему, оттого и санитару, и сестре милосердия такое он поручать не стал бы. Есть и еще такое дело-другому лекарю Иван Иванович не очень хочет доверять свои придумки. И понятно почему-чем больше у доктора придумок, тем больше к нему людей придет, а уйдя— презренного металла оставит ему. Прикидочно курс лечения займет месяц-полтора. Пока ты, Павел Андреич, тут живешь и со мной процедуры проводишь, место в доме тебе найдется и за столом тоже, и денежно тебя тоже не обидят. И не 'колокольчиками', а николаевскими купюрами, хотя, если хочешь, можно и керенками. Иноземных денег не держу.

О сумме мы поговорим чуть позднее, когда услышу от тебя согласие твое, а потом согласие Ивана Ивановича. Скажи, согласен ли ты сам?

-Я не против. Семеро по лавкам у меня не сидят, месяц-полтора мои дела позволяют вне дома побыть.

-Тогда по рукам! Если Иван Иванович отчего-то против тебя будет, то з обратный билет заплачу и за беспокойство добавлю.

И мы ударил по рукам.

-Если ты, Павел Андреич, не против, то я с тобой человека пошлю, чтобы он тебя до Ивана Ивановича довез и сделал все вскорости, потому что Ивана Ивановича могут куда-то вызвать, и там он надолго застрянет. Извини меня за спешку, в более спокойные времен можно было за чаем посидеть и побеседовать неспешно, но тут не все от меня и тебя зависит.

-Делу-время, а чаю -час.

-Сейчас я племянника покличу, и он тебя на телеге отвезет, чтобы ты раненую ногу не таскал по нашим горкам и спускам.

Леванид! Леваанид !

В комнату заглянул паренек лет 17-18ти.

-Ты Зорьку запряг, как тебе сказано было?

-Да, дядя.

-Поедешь к доктору Ивану Ивановичу, а не на мельницу, и отвезешь Павла Андреича туда, потом вместе вернетесь. Помнишь, где доктор живет?

-Помню, на Грибоедовской, невподаль от гимназии, что не казенная, а другая.

-Да, если с казенною попутаешь, до нужной идти недалеко, всего квартал.

— — — — — -

И мы пошли к телеге, погрузились в нее и медленно двинулись. Лошадка выглядела, как та, что может упасть в любой момент и не встать больше, но неспешно шагала, туда куда племянник ее направлял. Я спросил про нее, и племянник похвастался, что она только так выглядит, а на самом деле она летом спокойно дошагала до Геленджика и обратно. Ценное качество во времена возможных реквизиций и мобилизаций. Мы с отцом тоже о том говорили, и разработали план, куда будет спрятана скотина в случае чего. Увы, куры будут, возможно, принесены в жертву -нельзя же прикидываться совершенно неимущими, не будучи ими. Я вспомнил старые критерии казачьего достатка и рассказал Леониду, повеселив его. Тогда казаком убогим назывался тот, у кого были только одна лошадь и одна корова. А казак нищий-имел только дом и огород при нем.

Приехали. завернули во двор и устроили телегу там, а Леонид сказал, чтобы я подошел вон к той двери, хоть на ней таблички нет, но доктор Горохов живет именно там. Звонок там электрический, потому надо нажать вот на ту черную площадочку под козырьком и подержать, пока считаешь про себя-раз-да три. Можно и больше, но тогда хозяева могут высказать претензии, кто это там к кнопке прилип.

Я встал, отряхнулся от клочков сена, обтер сапоги. засунул тряпку обратно за голенище, взял палку и подошел к двери. Нажал, раз-два-три -и отпустил.

Открыла мне женщина, годящаяся по виду мне в матери. Я бы сказал, что это кухарка или кто-то наподобие нее.

-Вот спасибо, хоть один человек не устроил тарарам. Вам кого?

-Добрый день! Мне бы доктора Ивана Ивановича Горохова, но я не хочу лечиться сам, а поводу другого больного с улицы Константиновской, чтобы его лечить.

-Погодите тут, сейчас я спрошу, не занят ли хозяин.

Ждал я недолго, и меня пригласили внутрь, где я под одобрительным взглядом 'кухарки' обтирал подошвы об половик. А потом меня провели в то помещение, что хозяин считал малой гостиной. Тогда я это не знал, но мне предстояло еще много раз здесь бывать. Туда же зашел хозяин. Выглядел он как типичный доктор, и даже в золотых очках, и халат со стетоскопом в кармане-язык сам поворачивается говорить, что болит у меня это вот, и отдает влево, но при этом не лихорадит.

Я представился и изложил, для чего я тут.

-Ага, я понял.

И задал мне пару вопросов из медицины. Я немного забеспокоился, но ответил, и добавил, что в детских болезнях и женских смыслю мало, их в основном госпитале не лечили.

-Э, это не оправдание. Другое дело, если вас в колонию для прокаженных устроили, и вы там четверть век трудитесь безвылазно, то не грех и забыть за годы, как коревая сыпь выглядит... Когда работаешь со всеми людьми, то может прийти кто угодно и заболеть чем угодно. А что у вас с ногой?

-В пятнадцатом году, доктор, попал под снаряд в Галиции. Пяток осколков в ногу. Вот с тех пор и хромаю. Несколько раз оперировали, стало чуть полегче, но не до того, что было прежде Галиции.

-Есть у меня мысль насчет ноги. И сейчас мы ее проверим. Сейчас я принесу аппарат и увидим, что он скажет насчет работы ноги.

-Доктор, а нужно ли это? Меня задействовали для лечения другого человека, а не меня.

-Это тоже условие для того, что я вас для лечения господина Кормилицына возьму.

-Если это не больно, тогда уж...

-Не больнее хирургической обработки ран каждый день.

И Иван Иванович притащил ящик с разными проводами и приборами, поставил на стол, повозился с ними. Потом велел мне разуться и шаровары засучить до колена, а также рукава поднять до локтя. Я все сделал. Потом мне в руку дал свернутый трубочкой медный лист и велел не отпускать, пока не скажут. И Иван Иванович вызвал эту дамочку-кухарку, она ему умывальный таз принесла, и он руки помыл. С моей точки зрения это было совсем излишним, но так делали все доктора, а не всякие там экстерном сдавшие. А дальше он что-то замерял и задействовал меня, чтобы я запоминал цифры, а он потом их запишет. Это так Иван Иванович делал, чтобы процесс диагностики не прерывать после каждого измерения записыванием. Измерял он что-то на восьми местах, на листок цифры записал, и сказал, что ждет меня завтра к десяти часам утра, тогда и скажет окончательно, согласен ли он. Если согласится, то я у него буду занят до обеда, он мне пояснит, что нужно делать, а потом я буду приходить раз в два или три дня, докладывать, что сделано, как получилось и другое.

Умею ли я шприцом пользоваться?

Я умел и подкожно, и в мышцы впрыскивать.

-Значит, хорошо. До завтра.

И он попрощался и вышел, забрав ящик с собою.

Я тоже попрощался, себя в порядок привел, и пошел на улицу. 'Кухарка' меня не проводила, но я все нужное нашел.

Заскучавший Леонид обрадовался.

-Пора ехать, а то что-то недалеко стрельба приключилась. А у вас собой оружие есть?

-Аж два-левый кулак и правый кулак!

Леонид только посмеялся. Оружие-то у меня было, во внутреннем кармане, но я его старался поменьше показывать. Но, кстати, нашего хозяина нужно спросить, если я у него дома жить буду, то не будет ли от моего оружия вреда ему? Да и мне тоже.

Я вернулся, изложил свои похождения, чем больного изрядно удивил. На вопрос об оружии он ответил так:

-Ты казак, я казак, потому оружие в доме иметь право мы имеем. Если это не горная пушка с пулеметом или что-то из воинских арсеналов украденное— тогда возможны разные неудобства.

-Горных пушек не имею, а есть кинжал, что как пластун на службу своим коштом заимел и австрийский револьвер.

Получается, что все по закону.

Револьвер этот был одинаковый с тем, что я сотнику отдал, оружие мне наши казаки в пожитки сунули, когда я в госпиталь загремел, ну и разного другого тоже надавали из трофейного.

-Э, Павел Андреич, не всякий прут по закону гнут, но пока я не вижу повода, чтобы к нам за оружие твое кто-то приставал. Тебе уже рассказали про некоторые наши прелести? Вижу, что рассказали. Правда это, а не слухи. Посиди пока тут со мной, побеседуем о том, о сем, пока время обедать не подойдет. А ты поразмысли, сегодня ли переедешь, или завтра, когда Иван Иванович свое слово скажет.