Гареммыка

— Ты давно здесь?

— Я за вами шла от дома. — Ирина приблизилась ко мне вплотную.

— И всё слышала?

— Вы так громко говорили... — произнесла она извиняющимся тоном.

— Вот и хорошо, значит, тебе ничего рассказывать не нужно.

— Сережа, скажи, почему ты с ней так грубо разговаривал? Я тебя даже не узнала.

— Потому что с самого начала нашего с тобой знакомства я неоднократно пытался говорить с ней вежливо, убеждать, объяснять. И всё впустую. Ты сама видела, как я сейчас нагло и беспардонно послал её, а она сделала вид, что ничего не поняла, как будто так и надо. Это человек такой, что ей всё как с гуся вода, она слышит лишь то, что хочет слышать. И... Ириш, давай не будем о ней, пожалуйста! Присядь со мной, давай просто помолчим немножко.

— Лавочка холодная, а у меня юбка тонкая.

— Тогда садись сюда. — я похлопал себя по коленям. — И тебе теплее, и мне приятнее.

— Точно, приятнее?

— Кокетничаешь?

Иришка села ко мне на коленки. Я расстегнул куртку и укутал Иру её полами, не упустив возможности тесно-тесно прижать девчонку к своей груди. Обнял и, прибалдев, замер.

— Сереж, — осторожно заговорила Ирина после некоторой паузы. — я не совсем поняла, за что ты у неё просил прощенья. Ты что, спал с ней?

— Да, за что и ругаю себя последними словами. Не надо было мне этого делать.

— А когда?

— Помнишь, ты пришла ко мне, а я встретил тебя в растрёпанных чувствах? Двух слов связать не мог.

— Когда ты решил, что я тебя оставила?

— Да. Вот незадолго до этого всё и произошло. Ты сердишься?

— А я могу? Нет, мне конечно, обидно. Очень обидно, но... я не стану на тебя сердиться. Во-первых, это было давно. Ты с тех пор сам всё понял, и сам принял решение больше с ней не встречаться. И потом, что сейчас изменит моя ревность? Ничего, кроме того, что мы с тобой поссоримся, а я этого не хочу.

На смену солнечному сентябрю пришел дождливый октябрь. Мои родители съездили в последний раз на фазенду, подарив нам с Ириной возможность провести чудесную ночь с пятницы на воскресенье, и закрыли дачный сезон. Передо мной остро встал хорошо знакомый всем влюблённым вопрос — где уединиться со своей избранницей? Вести Ирину к себе домой мне не очень хотелось. Зная мою маму, и её, скажем так, настырную любознательность, я был на сто процентов уверен, что вместо нежного воркования наедине в моей комнате, мы будем вывернуты на изнанку многочасовым допросом с её стороны. Иришку такая перспектива тоже не особо вдохновляла, поэтому мы предпочитали слоняться по улицам. Сразу после смены, нигде не задерживаясь, я мчался к Юлькиному садику, дожидался своих девчонок, и мы шли гулять втроём. От дома Иришкиных родителей до садика можно было дойти минут за десять, но наш вечерний променад растягивался на два-три часа, до тех пор, пока уставшая Юля не начинала капризничать. Тогда Ира отводила её домой, сдавала ребёнка с рук на руки бабушке, и возвращалась, чтобы мы могли перейти к поцелуйчикам. Ничего не скажешь, приятное занятие, но нам-то хотелось большего! А где, где предаться этому самому "бОльшему"?! Так мы и исходили на слюну, пока меня не осенила великолепная идея. Переговорив с Абрамычем, я стал работать одну неделю в первую смену, другую — в вечернюю. Когда я работал в день, то встречался с Ириной по старой схеме, а когда во вторую...

Пока родителя были на работе, а я днём отдыхал перед сменой, Ира отпрашивалась у своей начальницы на пару часов, и стрелой летела ко мне домой, где мы набрасывались друг на друга с жадностью давно не кормленых хищников.

Поначалу это было что-то! Жажда, страсть, какая-то сумасшедшая неистовая ненасытность... Впрочем, такое безумие недолго сопровождало наши встречи, довольно быстро сменившись размеренностью повседневности. Напрасно я думал, что после развода Ирина разом откажется от привычки носить маску. Нет, она просто немного расширила круг дозволенного себе, включив в него подобные встречи, только и всего. Так что по большому счёту в её поведении изменилось немногое. Да, некоторая раскованность появилась, но её было слишком, слишком мало для меня, этой самой раскованности. А мне до жути хотелось, чтобы Ирина окончательно перестала прятать от меня свои настоящие чувства, и была бы рядом со мной такая, какая она есть на самом деле. Без личины, без игры, без актёрства. Может, я слишком много от неё требовал тогда? Не знаю. Может быть. Но Иришкина скрытность порою приводила меня в раздраженное состояние, иногда подводя к грани настоящего взрыва.

Как-то раз, в очередной раз наткнувшись на её неискренность, я обиженный вскочил с дивана и отошел к окну, стараясь успокоиться, чтобы не вспылить подобно пороху. Прижался лбом к холодному стеклу, твердя про себя "почему, почему она продолжает считать меня чужим, посторонним человеком, от которого надо непременно скрывать свои чувства?" Ирина же растолковала мой уход по-своему. Она подошла сзади, уткнулась лицом мне в спину и спросила:

— Ты до сих пор не можешь её забыть, да? — Это прозвучало настолько несозвучно моим мыслям, что я несколько замешкался с ответом. — А с кем тебе было лучше, со мной, или с ней? — продолжала допытываться Ира.

— Понимаешь Ир, вас невозможно сравнивать, слишком уж вы разные. Как бы тебе объяснить попонятнее... Ну, вот смотри, видишь за домами свинцово-чёрное море, всё в белых крапинках барашков на гребнях волн? А вон там, вдоль берега сквозь шторм и ветер плывёт мотобот. Он срывается с одной волны и окутанный брызгами с трудом взбирается на следующую, настойчиво держа курс на лодочную стоянку, где за бетонным молом тишина и спокойствие, лишь мелкая рябь морщинит водную гладь. Но заметь: и там, и там море, только разное, очень разное. Вот и с вами также. Вы обе женщины, но Катька как открытый морской простор, где вечные шторма и шквалы, а ты как эта гавань. Спокойная, уютная, домашняя. Понимаешь?

— Так вот почему ты всегда так нежен со мной после встречи с ней... — Ирина глубоко задумалась, продолжая прижиматься к моему плечу. Мы простояли у окна не меньше получаса, погруженные каждый в свои мысли. А потом Ира вдруг резко засобиралась, объяснив это боязнью опоздать в садик за Юлькой. Да и мне уже надо было собираться на работу.

Всё так же молча мы дошли до остановки, где расстались до следующей встречи. Трясясь в полупустом троллейбусе, я на разные лады повторял в уме последнюю Иришкину фразу о моей нежности к ней. Что она хотела этим сказать, и о чём так долго думала после того, как осеклась на полуслове? Придти к какому-то выводу я не успел: стоило мне подойти к проходной завода, как на меня набросились и стали загонять в угол два бульдозера — Светка и Дашка.

— Сережа, выручай! У нас без тебя вся работа встала. Всё сломалось, света нет, лампочки горят только на кухне и в ванной, розетка работает одна на всю квартиру... — затараторили они, перебивая друг дружку.

— Тихо, тихо, девчата. Успокойтесь и расскажите толком, что там у вас случилось, и почему Катька до сих пор не удосужилась найти ремонтника? Она что, совсем мышей не ловит?

— Да приводила она одного парня, когда две лампочки в люстре погасли. Вот тот ломастер с руками из задницы и натворил делов. Влез куда-то, а оно там как бабахнет, что аж штукатурка с потолка посыпалась, вот после того свет и отключился. Мы уж Катю просили— просили, чтобы она тебя привела, а она только свирепеет и огрызается в ответ. Такая злющая стала в последнее время, что мы к ней теперь лишний раз даже подходить боимся. А вы что с ней, всерьёз поссорились?

Я кивнул, чем привёл девчонок в полное расстройство.

— А как же нам теперь быть? — огорченно протянула Дашка. — На Катьку-то теперь никакой надежды нет, а нам работать надо.

— Серёж, я не знаю, какая кошка между вами пробежала. Из-за чего вы разругались, но может, ты всё-таки как-нибудь придёшь, посмотришь, что можно сделать со светом? — подключилась Светка, умоляюще заглядывая мне в глаза. — Мы тебя очень-очень просим, помоги, а?

— А Катька сейчас где? Дома сидит, или случается такое, что её целыми днями нет?

Девчонки переглянулись.

— Да когда как. Иногда дома торчит безвылазно, а иногда как с утра умотает, так до вечера не появляется. Мы-то в её дела не лезем, у нас своих забот полно.

— Можете сказать, в какой день её точно не будет?

— Ну, не знаем... А что?

— В принципе, я помочь вам не против, но вот только с Катькой видеться не хочу категорически. Давайте так: вы у неё аккуратно узнайте, когда она уедет хотя бы на пол дня, и сразу мне сообщите. Я в её отсутствие загляну к вам и посмотрю, что можно сделать. Лады? Девчонки согласно кивнули, а я побежал на работу, едва-едва успев проскочить турникет в самую последнюю секунду. Блин, ещё пара минут разговора, и бдительна бабушка из ВОХРа мне бы точно опоздание проставила! Впрочем, я недолго переживал по поводу едва не обрушившегося на меня наказания: навалившиеся производственные вопросы напрочь выбили из моей головы как проблемы Светки с Дашкой, так и недавнюю Иришкину задумчивость.

Заполненная делами смена пролетела стрелой, под занавес подкинув мне необходимость выйти завтра на работу с утра. Слишком много скопилось готовых блоков на сдачу, а наш отдел технического контроля работал исключительно в дневную смену. Белая кость, блин. К тому же в городе свирепствовала эпидемия гриппа, совсем некстати на четверть уменьшившая нашу бригаду. Так что пришлось мне вместе с остальными "стойкими оловянными солдатиками" пахать за себя и за слёгшего товарища, задерживаясь на работе после смены ещё на пару часов. Вот в таком напряженном ритме промчался остаток недели вплоть до пятницы, принесшей вместо долгожданного отдыха новую работу. "Завтра с утра и до обеда Кати дома не будет" — гласила выуженная вечером из почтового ящика записка от Дашки.

В десять утра я уже осторожно скрёбся в Катькину дверь.

— Дома? — вместо "здравствуй", вполголоса спросил я открывшую мне Свету.

— Нету! — в тон мне заговорщицки прошептала она. Я нарочито воровато оглянулся по сторонам и словно шпион из кинофильма проскользнул в квартиру. Стоило двери закрыться за моей спиной, как мы втроём с присоединившейся к нам Дашкой грохнули со смеху. Заговорщики, блин!

А потом была работа, простая и понятная. Первым делом я проверил автоматы в щитке на этаже. Мои подозрения оправдались: один из трёх стоял полуопущенный, выбросив коричневый гетинаксовый флажок, сигнализирующий о срабатывании защиты. Когда я попробовал вновь включить выбитый автомат, то услышал громкий хлопок очередного срабатывания. Значит, где-то в проводке поселилось короткое замыкание. Хотя, чему я удивляюсь? Ведь помнится, и девчата упоминали про "бабах", устроенный горе— мастером!

— Даша, а где орудовал тот ремонтник, когда раздался так перепугавший вас хлопок?

— Он лампочки в люстре менял.

Я подтащил под люстру стол, водрузил на него табуретку и вскарабкался на вершину получившейся пирамиды. Первым, что я почувствовал, был слабый запах горелого карболита, а лёгкий налёт сажи на никелированном стакане одного из плафонов подсказал мне, где искать неисправность. Время поджимало, Катька могла появиться с минуты на минуту, поэтому я ограничился тем, что разобрал рожок люстры, удалил напрочь выгоревший патрон, а торчащие провода обмотал изолентой. По хорошему-то следовало заменить патрон, да где его взять в данную минуту? Ладно, думаю, поживут девчонки пока так — две горящие лампочки под потолком всяко лучше, чем ничто.

Затаив дыхание, я перебросил клавишу автомата, внутренне готовясь к очередному хлопку защиты, но нет, в этот раз всё сработало как надо. С мягким щелчком замкнулись контакты, а донёсшийся из квартиры через распахнутую дверь гул разгорающихся ламп дневного света над рабочими местами заставил меня вздохнуть с облегчением. Ну что же, главное дело сделано. Осталось лишь пробежаться с тестером по розеткам, убедиться в их исправности, и можно исчезать, пока хозяйка не заявилась. Под тарахтенье оживших швейных машинок я проверил все электроприборы, собрал инструмент, попрощался и отправился домой.

Хорошо, что я не стал задерживаться — стоило мне спуститься на первый этаж, как входная дверь открылась, и мимо прошествовала Катька собственной персоной. Войдя с залитой солнечным светом улицы в полутёмный подъезд, она меня или не увидела, или не узнала: её глаза в тот момент ещё не успели адаптироваться к резкой смене освещения. А я тому и рад — выскочил во двор, да и припустил к остановке скорым шагом, едва не переходя на бег. Сходу влетел в открытые двери почти пустого троллейбуса, упал на свободное сиденье и расслабился. Всё получилось как нельзя удачно — и дело полезное сделал, и с Катькой разминулся. Я смотрел вперёд по ходу движения и не видел, как сзади к остановке подбежала запыхавшаяся Катерина, как она ещё издалека стала размахивать руками вослед отъезжающему троллейбусу, и как поникла, увидав, что водитель не обращает на неё никакого внимания. А я даже не думал оглядываться, ведь в тот момент мечтал только о том, чтобы поскорее добраться домой, бросить сумку с инструментом, перехватить на ходу кусок-другой, переодеться и отправиться на свидание с Ирой и Юлей. Точнее наоборот, с Юлей и Ирой.

Юлька, маленький, забавный человечек, запала мне в сердце всерьёз и надолго. Не секрет, что многие парни воспринимают маленьких детей как помеху. Осознание того, что ты далеко не на первом месте в сердце своей любимой, нередко воспринималось ими с глухим недовольством, не говоря уже о бытовых неудобствах. Я сам в курилке не раз слышал высказывания на эту тему от своих сверстников, а многие молодые отцы от хронического недосыпа из-за плача младенца ночь напролёт слонялись по цеху как сомнамбулы. Мне в этом плане повезло, ведь я никогда не видел в Юльке помеху встречам с Ириной, а от свиданий втроём заранее не ждал страстных объятий. Да и сами эти свидания были, скорее, у меня с Юлей, а Иришка лишь приглядывала за нами с довольной улыбкой.

Мы же с Юлькой бесились как только могли, а когда наконец-то выпал снег, то предела выплеску энергии не стало окончательно. Если мы с ребёнком скатывались с горы на санках, то с непременным утыканием в сугроб, откуда выбирались все в снегу, но счастливые донельзя! Если санки катились по ровному месту, за верёвочку, то "лошадка" неслась обязательно вскачь под заливистый смех маленького седока. А когда затевалась игра в снежки, то тут доставалось всем в округе, и главным образом маме. К подобному свиданию я готовился и в тот раз, подбирая себе одежду не столько нарядную, сколько практичную, предвкушая очередную канонаду из взрывов радостного смеха ликующей крохи.

Но, стоило мне увидеть понурую Иришку, как мои надежды рассыпались карточным домиком. В моём любимом чёрном пальто, придававшем фигурке умопомрачительную стройность, она стояла словно придавленная чем-то невидимым.

— Что случилось, Ириш, на тебе лица нет?!

— Мы заболели, и я, и Юля. Она дома лежит, температурит, а я пришла сказать, что наша сегодняшняя прогулка отменяется.