Темные Комнаты

— Во-первых, не пару раз. А во-вторых, ты прав. Было бы достаточно и одного раза. Одной капли крови. Я не увлекаюсь религией и не понимаю истово верующих, но если он всерьез считал лайтов ангелами...

— ТЫ рассказал Магнуссену, кто Дэшил, да?..

Бруно на мгновение опустил глаза.

— Черт... Я не думал, что так будет. Знаешь, как говорят — благими намерениями... Просто Магнуссен провоцировал его, постоянно, и я опасался, что однажды Дэш просто не выдержит. По— своему, я думал о них обоих. Кто знал, что он наложит на себя руки?

В это я мог поверить. И даже почувствовал облегчение — не знаю, правда, от чего больше — от того, что узнал правду, или от того, что Дэшил этого не делал.

— А тебе не кажется, Бруно, что в своем стремлении видеть в людях хорошее Дэшил слегка перегибает палку? В мире ведь не все только черное и белое. Что ж ты не научил его хоть как-то защищаться?

— Тебе легко говорить, — Бруно помрачнел. — "Хоть как-то..." Думаешь, мне не больно было смотреть, как Магнуссен с ним обращается? Как многие другие, которые, видите ли, так выражают свои чувства? Как ему прибавляется красного на голове? Все дело в том, Льюис, что его сила не делится — он не умеет защищаться, не убивая. Шарахает сразу всем зарядом. А я видел, как он убивает и что в это время происходит с людьми. Его темной части это безумно нравится, но другая от этого сильно страдает. И я боюсь, что если Дэшил станет убивать всякий раз, когда его обижают, то его светлая часть скоро совсем погаснет, и тогда он начнет это делать просто потому, что может. А он может.

— Как он это делает?

— Проехали, Стоун.

— Тогда расскажи о поджигателях.

— А, эти... Они из "Лайт Дивайн", просто пришли побеседовать со мной и Глэм. Мы ведь иуды, Льюис, и в свое время получили аванс за то, что подойдем поближе и понаблюдаем за Дэшилом. Аванс мы взяли, а вот подошли слишком близко.

— А что они имеют против него?

— Когда родился Дэшил, все лайты исчезли из города. Если у них что-то вроде коллективной памяти, то смерть его матери могла на них так повлиять. Но этим сектантам все до лампочки. Для них он — адово отродье, само оскорбление предмета их поклонения, и они с удовольствием действительно сожгли бы наш дом, если бы могли. Я должен был им помочь, мы с Глэм. А мы все тянули время, пока нас не напрягали, — до недавнего инцидента. "Лайт Дивайн" вернулись в город и вспомнили о Дэше и о нас.

— И что ты сделал?

— Набил стрелку прямо в доме, где они остановились. А потом настучал местному вампирскому главе. Поскольку эти лайтопоклонники еще и истребители вампиров, она была в ярости и приняла меры. Больше их в городе никто не видел.

— Ты общался с главой Лос-Анджелеса?..

— Она крутая леди. Проблема была решена за одну ночь.

— Значит, миз Оливейра — не их рук дело?

— Нет. У Глэм и так было полно кредиторов... кстати, ты собираешься меня арестовать из-за них?

— А это был ты?

Он улыбнулся — недобро.

— Кто бы это ни был, они получили по заслугам. Так что видишь, все действительно под контролем, и тебе не следует переживать на этот счет. Я так опекаю Дэшила вовсе не потому, что он в опасности. И конечно, не потому, что он такой беспомощный — хотя во всем, что касается реальной жизни, так и есть. Я беспокоюсь не из-за того, что могут сделать с ним, а из-за того, что может сделать он. И во что превратиться. Хотя знаешь — на самом деле я им не руковожу, не могу ему ни приказать, ни что-то запретить, ни предотвратить. Так что лучше держитесь от него подальше, ты и твоя дочка. Вы хорошие люди, но я не могу дать никаких гарантий.

"Но ты же сказал, что он нас любит"... — это я подумал. А вслух спросил:

— Ты ведь сам его боишься, так?

Бруно только бросил взгляд, не ответив.

Я встал, и он протянул мне руку, чтобы пожать. Я ее принял. И после всей лавины информации по дороге домой я думал не о том, что спер улику и не смог бы арестовать его в любом случае. И не о том, что сказал Бруно, а что утаил, и не о том, насколько правдива его история, и даже не о фантастической природе Дэшила, источнике его красоты, власти и смертоносности. Я почему-то думал только об одном — как я скажу Лекси, что больше она его не увидит?

Как я ей это скажу?..

ГЛАВА 6

КУДА КОНЯ ТЫ ТАК НЕСЕШЬ?!!

ТЫ В ЭТОМ ЗАМКЕ ПРОПАДЕШЬ!!!

ОНО ПЛЕНИТ ТЕБЯ ПОТОМ!!!

НАВЕК ОСТАВИТ В ЗАМКЕ ТОМ!!!

Я не сказал.

Я много еще о чем думал. Откуда Берлинг узнала о его происхождении, ведь не просто так она его стричь надумала. Почему официальный отчет криминалистов говорит, что она умерла от сердечного приступа? Возможно ли вычислить человека, выкинувшего на рынок двадцать лет назад такой экзотический товар? Но бог с ним, на свои вопросы я ответы получил, а остальное — разве оно меня касается?

В своей спальне я быстро нашел пару волосков — они обвивали ножку ночника, едва заметные на фоне красного дерева, а вот у Лекси пришлось потрудиться. Уже потеряв надежду, я обратил внимание на Зулу, сидящую на кровати. Она напомнила мне Глэм Оливейра, и это вдруг натолкнуло на мысль. Я оказался прав, в массе ее косичек при ближайшем рассмотрении виднелся красный проблеск. Целое состояние...

Я оставил все как есть.

Единственное, чего я не сделал — так и не сказал Лекси. Но не потому, что смалодушничал, не желая разбивать ее сердце, и чего уж там — мое в придачу. Хотя что я плету — и поэтому тоже. Я просто не успел.

Ну почему такие дни всегда напоминают вполне обыкновенные, предвещающие самое банальное завершение? Почему ничто не предупредит о том, что вечером ты можешь быть где угодно? А можешь вообще не быть.

По дороге за Александрией я застрял в пробке на полчаса. И все это время думал о том, что вот уже два дня, как она снова перестала со мной разговаривать. Я оказался перед дилеммой и от этого испытывал жуткий стресс — с одной стороны я хотел, чтобы все вернулось на круги своя, как было до знакомства с Дэшилом, но с другой, и гораздо сильнее — я хотел сохранить Лекси образца последних нескольких дней. А это был замкнутый круг. Надо признать, Дэшил — единственное, что вызвало у нее эмоции за последнее время, и в глубине души (не очень глубоко) я понимал, что и меня это касается. Не факт, что со временем я бы разобрался, что с этим делать. Но я никогда не узнаю. Повторяю — я просто не успел.

Итак, я сидел в машине и думал о том, что Лекси перестала со мной разговаривать. Это произошло постепенно, как тает свечка. Не полный бойкот, обычная прострация, насколько она обычна у восьмилетнего ребенка. А я тупо молчал, потому что открой я рот — и пришлось бы говорить о Дэшиле, а я не был готов.

Мысли плавно перескочили на Дэшила, и я вдруг сообразил, что он тоже молчит. Бруно должен был передать ему, что мы больше не увидимся, а он молчит, даже ни о чем не спросит. И Бруно молчит, а ведь он обещал позвонить мне и рассказать, как все прошло. Вот тут я ощутил то, что называют дурным предчувствием, на полную катушку. Так некоторые люди чувствуют смерть или ее близость, но я был слишком напуган, чтобы понять, близость чьей смерти я чувствую.

Телефон в их доме не отвечал — даже мобильный Бруно, и это отчего-то меня не удивило. Видимо, было частью предчувствия. Как только дорога освободилась, я развернулся и поехал в противоположную сторону. Шор по телефону была как всегда слегка ворчлива, но на удивление без пререканий согласилась забрать Лекси и накормить пиццей. Наверное, услышала что-то в моем голосе, но даже не спросила, в порядке ли я. Что тоже на нее не похоже.

Код ворот я знал, и потому проехал без проблем. А вот дверь была открыта. Совсем плохо.

— Бруно! — позвал я еще с порога. Тишина.

Я поднялся в комнату Дэшила, и сейчас этот путь дался мне чуть ли не сложнее, чем в первый раз. Я просто боялся того, что там увижу, и снова не был готов. Потому что в комнате был включен верхний свет.

Лампочки были неяркие, но освещение сверху меняло все цвета и очертания, пусть даже там было несчастных сорок ватт. Обстановка была на месте, да и хоть как бы она поменялась, не могла так напугать. Я набрал воздуха и только тогда сообразил, что почти доводит до истерики — запах. Горький миндаль, ставший едким, — запах цианида, запах смерти.

Я медленно прошел до дивана, обошел его и увидел за ним Дэшила.

Он был целым и невредимым, сидел, опираясь спиной и сцепив руки вокруг колен. Лбом он тоже упирался в колени. Волосы были заплетены и уложены в спираль тщательно, явно руками Бруно, и это каким-то образом меня слегка успокоило.

— Дэш, — тихо сказал я.

Он вздрогнул. Еще секунду не поднимал головы. Потом поднял — в них плескалась темная, почти черная синь.

— Что случилось? Где Бруно?

Он не отвечал. Просто смотрел, будто не совсем понимал, что я говорю. Рядом валялся мобильный телефон, сигнализируя о непринятом звонке.

— Я звонил, почему ты не отвечал?

Он моргнул — слипшиеся ресницы полоснули чуть ли не до бровей. И наконец сказал:

— Я не помню как.

Медленно я опустился на пол рядом, без понятия, как вывести его из этого состояния. Надавать пощечин? — да я лучше бы руку себе отрезал. Наконец я очень осторожно взял телефон, приблизился.

— Смотри. Видишь эту кнопку? На нее нужно нажать, когда тебе звонят. А на экране ты увидишь, кто звонит. Видишь, тут написано "Стоун"? Значит, я звонил. Понимаешь?

Он не отвечал, даже не кивал, глаза оставались таким же черно— синим стеклом.

— Сейчас я покажу, — я достал телефон и набрал его. Пошел вызов, и мобильник заиграл — "Лунная река", почему я не удивлен?

Очень медленно, будто взрывчатку, а может, у него пальцы не гнулись, Дэшил взял телефон и нажал на кнопку. Потом в том же ступоре поднес к уху. Ситуация отдавала театром абсурда, если бы здесь так не пахло болью и смертью.

— Детектив Стоун... — почти прошептал он в трубку.

— Что случилось, Дэш?

Телефон выпал у него из рук, и глаза стали осмысленными. Я был процентов на семьдесят уверен, что он заплачет, но ошибся. Он просто провел по лицу руками, будто сбрасывая какой-то налет или паутину.

— Вы приехали.

— Да, я приехал. Где Бруно?

Дэшил мотнул головой вбок, и процент вероятных слез перевалил за восемьдесят, но я снова ошибся.

— Он должен был мне сказать. Почему он мне не сказал?..

На время я решил оставить его в покое и огляделся. В пределе моего зрения все было так же, как раньше. Кроме одной вещи, никак не вписывающейся в интерьер, она была вызывающим пятном, диссонировавшим с общей гаммой. Красная сумка-холодильник на журнальном столике.

Моей интуиции вполне хватило, чтобы понять, что там, не заглядывая. И совершенно лишним было чуть приподнять крышку и увидеть кровавый лед и длинный шрам над ухом. Какая пошлость. Что, после фильма "Семь" присылать отрезанные головы снова вошло в моду?

Я оглянулся на Дэшила. Он сидел на диване неестественно прямо, смотря на меня в упор, и на мгновение мне стало очень страшно. Снова.

— Это же... не ты сделал? — спросил я, помедлив. Но он воспринял вопрос вполне нормально — слишком, на мой взгляд.

— Нет.

Я приободрился, до такой степени, что подошел и сел рядом. Господи. Какая-то часть меня действительно подумала, что это сделал он. И больше не будет ничего хорошего, и запаха ванили, будет только эта горечь и смерть.

— Тогда кто?

— Он должен был мне сказать, — повторил Дэшил. — Как он мог подумать, что справится сам? В этом весь Бруно, правда, детектив Стоун?

— Он сказал мне, что разобрался с сектой. Что их больше нет в городе.

Дэшил глянул на меня, будто пытаясь вникнуть.

— Сектой? Какой еще сектой?

— Тех, кто ненавидит лайтов.

От слова "лайт" он вздрогнул.

— Бруно вам рассказал... все-все?

Я понял, что он о себе, и пожал плечами — мне откуда знать.

— Все, что считал нужным.

— Вы злитесь, что я вам сразу не сказал?

— Это твое личное дело, Дэш. Мне все равно, кто ты. Правда.

— Вы сами не понимаете, что говорите. Вам не должно быть все равно. Я монстр, детектив Стоун, самый настоящий урод. — Он выдернул одну косичку из спирали и сжал в кулак. — Вот. Это должно быть белым, а не черным. Лайты не убивают и не обречены сидеть в темноте до конца дней. Они созданы приносить счастье. А не смерть. И поскольку лайты не умеют ненавидеть, то боятся меня как самой огненной геенны, и пока я в этом городе, ни один лайт не переступит его границ. Я... просто не хотел, чтобы вы считали меня уродом.

Я поднял руку, как неживую, и погладил его по голове.

— Может, ты и монстр, не знаю... Но уж точно не урод.

Процент вероятных слез стал 99,9. И снова мимо. Он просто прислонил голову к моему плечу, стараясь выровнять дыхание. Чувства я испытывал более чем смешанные, одного не понимал — почему среди них до сих пор страх?

— А Бруно считал, что лайты исчезли после того, что стало с твоей матерью.

Он поднял голову с моего плеча, и глаза снова ожили.

— Он что, сказал вам, что за мной охотится секта?

— Да, а ты не знал?

— Нет никакой секты, детектив Стоун. Он вас обманул. Чтобы вы не беспокоились.

— Тогда кто все это делает?

Дэшил прикусил губу, еще чуть— чуть — и до крови. Посмотрел, будто раздумывал, стоит ли говорить. Но сказал.

— Мой отец.

* * *

Мы переместились в комнату Глэм, где все еще витал кофейный аромат, тоже горький, но слегка перебивающий миндальный яд. Я попытался сварить кофе, набросав туда по щепотке из баночек в шкафу, и только отпив, подумал, что не все там, возможно, относится к кулинарии.

— Надеюсь, миз Оливейра не увлекалась вуду? — Я сделал еще глоток. Неплохо. — Не хотелось бы напиться какого-нибудь порошка из сушеных кошачьих усов.

Да уж, шутки, когда в соседней комнате лежит отрезанная голова, это уже истерическое...

— Зачем твой отец это делает? — задал я наконец логичный вопрос.

— Наверное, у него закончился товар.

Дэшил осушил чашку залпом и сел рядом, слишком близко, чтобы смотреть на меня. Может, этого он и добивался. Без контакта взглядов гораздо легче.

— Может, он и законченный подонок, но не одержим деньгами... Это единственный плюс из всего, что я у него унаследовал. Пока у него были волосы лайта... моей матери, он спокойно жил. Но видимо, их больше нет.

— Ты уверен? — спросил я. — Думаю, такие деньги он давно вложил в бизнес и получает немалую прибыль. Ему нет нужды пополнять запас.

Дэшил нервно пошевелился, и до меня дошло, что он в этом ничего не понимает. И это просто не приходило ему в голову.

— Тогда зачем?

— Может, он и не одержим деньгами, но он их хочет. Как давно он знает, кто ты?

— Он сказал, два года. Совсем незадолго до...

— До смерти Берлинг.

Я хотел спросить, как она умерла, но это не значит, что спрошу. Бруно не хотел мне рассказывать, а он был не из слабаков.

— И как он узнал?..

Дэшил отстранился, чтобы посмотреть на меня.