Колодец и Омут

— Фиори! — позвал я.

Тишина.

Кое-как одевшись, я спустился вниз, сначала быстро, а потом все медленнее, пока не присел на последнюю ступеньку. И тут, ощутив какое-то знакомое давление, быстро сунул руку в карман — осколок все еще был там. Очень медленно я выдохнул. Привет, огромное облегчение и безмерная радость.

Может, когда Омут и выветрится из меня окончательно, но на это уйдет время.

— Проснулся? — Фиори захлопнул дверь ногой, руки были заняты двумя бумажными пакетами. — Думал, ты до вечера проспишь.

— У меня было вдохновение.

В кино при таких обстоятельствах люди обычно роняют пакеты на пол. Он поставил их не спеша, а в давно привычных глазах "второго слоя" замелькало что-то живое и новое. И не знаю, мое "прозрение" тому виной или что другое.

Дело в том, что пока Фиори ездил в супермаркет, чтобы ублажить меня очередным королевским ленчем, я нашел в кладовой клей и вернул янтарной чашке первоначальную форму. Снова плохая примета — но плевать, к антиквариату это не относится. Ключ от Колодца долго искать не пришлось, Фай просто повесил его на крючок для ключей в холле. Так обыденно. И последний осколок тоже занял свое место.

Он взял чашку из моих рук, будто она могла взорваться, немного подержал и отдал назад.

— Пусть будет у тебя.

— Почему?

— А вдруг я возьмусь за старое?

Я не мог понять, смеется он или серьезно. Мы ведь еще не возвращались к нашему разговору. И он, если на то пошло, ничего не пообещал.

— Ты говорил, что спал почти сто лет. Разве это не необходимость?

— Мэтт, я сплю, когда мне скучно, — это как перелистывать книгу. Когда-то я уничтожил одну цивилизацию и спал почти две тысячи лет. В новом мире всегда поначалу интересно.

— Значит, ты и правда можешь этого не делать?

Он пожал плечами.

— Я не пробовал, но... Это... дурная привычка, вроде курения. Может быть ломка, но переживу.

Что-то мне слабо верилось, но от комментариев я пока воздержался.

— А есть что-то типа никотинового пластыря?

— Есть. — Фиори провел пальцем по серебряному ободку чашки. — Ты. И пока ты есть, можете сильно не беспокоиться.

Я не выдержал и фыркнул. Ну надо же.

— Что, снова пафос для пятнадцатилетних школьниц?

— Уже чуть лучше, но еще работать и работать.

— Я даже не сказал "любовь моя".

— А это определенно шаг вперед.

— На самом деле мне просто нравится, как это звучит. My love, my love... будто на языке что-то гладкое и мягкое. — Он спохватился. — То есть это не значит, что я тебя не люблю, просто...

— Да ясно.

Еще повертев чашку в руках, я осторожно поставил ее в буфет — слишком много чашек на этой кухне разбилось вдребезги. Самое ценное лучше хранить на видном месте. По крайней мере, пока мы не купим сейф.

В этот момент он закрыл мне глаза, а я вздрогнул сначала, но потом прижал его ладони крепче, и так мы пару минут стояли, даже чайник успел закипеть.

— А когда я умру? — спросил я тихо. — Что будет, когда я умру?

— Значит, не умирай.

* * *

Я все никак не решался позвонить Ласке и все рассказать — может, это было неразумно, но он заслужил знать. Тем более что услышать об Омуте из первых рук — это вам не хрен собачий. В конце концов, я решил дождаться случая, и он не промедлил.

У меня оставалась еще одна недоставленная находка из Колодца — жемчужина на цепочке в оправе в виде звезды. Она звала в Лос-Анджелес, но тогда мне было не до этого, а сейчас маршрут вдруг изменился. В Нью-Орлеан со мной Фиори лететь не захотел и остался на хозяйстве, а я всю дорогу раздумывал о совпадениях, решив все же позвонить Тимми, когда разберусь с находкой.

Она привела меня в дом в одном из старых районов. На просторной террасе сидела целая компания, и я просто остолбенел. Совпадение — слишком слабое слово. Это был парень-ласка собственной персоной, выглядел он просто жутко — лиловые круги под глазами, осунувшееся лицо — но, по крайней мере, сам встал из своего кресла, чтобы встретить меня. Потом, правда, снова сел, переваривая некоторые факты недавнего времени. Его жена — змея змеей — показалась мне чем-то знакомой, но я так ее и не вспомнил. Зато вспомнил Стивена Коллинза. Однако хозяином жемчужины был не он и не Тимми, а другой парень. Дельфин, подумал я, едва взглянув, — однозначно. Он от души пожал мне руку хваткой не слабее моего отца и сказал:

— Я Сил Маккензи. И если не возражаешь, ты нашел друга на всю жизнь.

Все засмеялись, но я понимал, что это правда. Плата за находки всегда очень ценная и всегда настоящая, чем бы она ни была. Даже дружбой.

Когда Тимми вышел меня проводить, я сказал:

— Твоя супруга обещала освежевать меня, если я тебя побеспокою.

— О боже, — рассмеялся он. — Извини. Она может быть брутальной.

— В ее защиту — тогда она еще не знала, что это ты накосячил.

— Что ей не нужно, так это защита... Когда-то в разговоре с Силом я пожаловался, что хочу иметь миссию, только мою, а не навязанную семьей. Оказалось, я плохо понимал, о чем говорю. Это непросто — но на то она и миссия.

— Кажется, у меня еще будет шанс убедиться.

— Мэтт, — посерьезнел он, — я в тебя верю, но не недооценивай проблему. Лично твою я бы не стал недооценивать. Все, что ты рассказал... мне нужно время, чтобы вникнуть. Столько нового. Это очень интересно. И опасно. Так что если понадобится помощь...

— Я ее приму, — ответил я честно. — Хочется верить в собственные силы, но всегда возможен форс-мажор. Кстати, Маргерит все еще жаждет крови?

— Не слишком. Устала она. И боится.

— Скажи, что ей нечего бояться. Фиори вряд ли понимает месть, это слишком...

— Человеческое? — улыбнулся Тимми.

— Вроде того.

— Возьми его с собой в следующий раз, обещаешь?

— Ты же слышал — Стив и Аддисон уже пригласили нас на Рождество. Особенно когда узнали, что не придется готовить.

Дома Фиори не было, но на столе лежала записка. Та самая, смятая и потертая по углам. Я прочел ее снова и, свернув конвертиком, положил в янтарную чашку. Странно, но в этот раз дом не показался пустым, пусть даже никого и не было со мной. Фай скоро вернулся, сияя, как серебряная монета.

— Как слетал?

— Хорошо, — ответил я, тщательно скрывая беспокойство. — Нас пригласили в гости.

— Супер. А я нанял подрядчиков, и скоро мы тоже сможем приглашать гостей.

Выяснилось, что после моего отъезда курьер принес бумаги насчет развода, в которых говорилось, что Грейс оставляет мне дом. Тогда Фиори взглянул на наше убожество колониального стиля трезвым взглядом и решил, что я заслуживаю большего. Я, в общем, не возражал. Всегда приятно, когда разрушители начинают созидать, — что-то вроде одного из двенадцать шагов.

— Знаешь, Тимми Мори сказал, что у меня редкие способности. И хорошо бы их развивать.

— Тоже на случай, если я отобьюсь от рук?

— А ты планируешь?

Фиори молча взял меня за руку и оттащил на кухню. Посадил на стул, сел напротив.

— Мне здесь хорошо как никогда и ни с кем. Я отдал тебе чашку и доверил жизнь. Чего ты хочешь?

— Ты уже спрашивал.

— А ты не ответил.

— Хочу тебе верить.

— Так верь.

Он улыбнулся — в этой улыбке был мрак, но подсвеченный, будто именинный торт в темной комнате. Действительно, что может быть проще. Просто верь, ведь вера — мать не только иллюзий, но и счастья. Я уже видел людей, которые справляются, встретил друзей, нашел дом — да, в конце концов, поверить осталось себе самому. Тот короткий поцелуй чудовища в беспросветной, вечной тьме говорил больше, чем сказали бы недели страстных ночей и ежесекундные прикосновения. Что сделал Омут, так это смахнул последний морок Фиори, налипший на меня — теперь все так, как оно есть. Без прикрас... Это и значит "в унисон", да?.. Заметив вдруг, что сижу на "стуле слёз", я вскочил как ужаленный — не хватало еще.

— Ты чего?..

— Этот стул надо срочно выбросить.

— Хоть все до единого, — обрадовался он. — Мы выберем новые, какие пожелаешь. Хочешь, принесу каталог?

В новом мире всегда поначалу интересно.

— Да, — вспомнил я, — Тимми просил спросить кое о чем. Что-то насчет надписи "кроатон"...

— Я не в курсе. Она уже там была.

* * *

Монета, что подарил мне парень с куклой, оказалась пятицентовиком Либерти Хэд "V" 1913 года. Прежде считалось, что их все пять штук во всем мире. Выходит, шесть. Если, конечно, он отдал мне последнюю, что не факт. Но самое главное — это аукционная цена монеты, в момент сделавшая меня миллионером. Честное слово, после этого мои воспоминания о Колодце стали чуть более теплыми.

Бумаги на развод я подписал тут же, но решил отнести их лично. Мне хотелось увидеть Грейс, и увиденное, надо сказать, очень порадовало. Она превратилась обратно во фламинго, яркую и уверенную в себе красавицу, и весь мир снова лежал у ее ног. Поколебавшись пару секунд, я все же подошел.

— Здравствуй, Келли.

На миг сквозь розовое проступили мелкие серые перышки, но тут же исчезли.

— Здравствуй... Мэтью. Как твои дела?

— Чудесно. А твои?

— Великолепно.

— Спасибо за дом.

— Не за что.

Ей легко было верить. Грейс сунула бумаги в сумку, улыбнулась и пошла к своей машине, ни разу не обернувшись.

— Вряд ли нам удалось бы справиться самим, — сказал Фиори. Он стоял рядом, держа руку на моей спине, пальцы нервно постукивали между лопатками. — Я могу что-то для нее сделать?

— Оставайся невидимкой...

Вдалеке, будто ощутив что-то, Грейс уронила ключи от машины. Но это было в самый последний раз.

* * *

Мы, конечно, слетали в Лос-Анджелес на Рождество. Выяснилось, что кроме меня второй слой Фиори видят как минимум двое — Тимми и одна из его друзей, жена агента ФБР. Модель, которая всегда вызывала у Фиори уйму восхищения. Он с ней весь вечер проболтал о подиумных страстях, знаменитостях и прочей ерунде. А я, познакомившись с парнем Стивена поближе, понял, что был прав. Дело не в кризисе какого-то там возраста и не во внезапной смене курса. Дело было именно в конкретном человеке — если можно его так называть. И ни в чем другом.

То была действительно безбашенная ночь, не помню, чтобы доводилось раньше так веселиться. Нас приняли — и хочется верить, не только из-за выдающихся кулинарных способностей... Я наблюдал за Фиори, как его плющит от всего нового — человеческих отношений, рождественских песен и той особенной атмосферы счастья, когда тебе есть, кого поцеловать под полночный бой часов. Это было приятно — и в то же время как-то горько. Мы, люди, как никто знаем, что влюбленность проходит, не важно, живет она три года или тринадцать. И в то же время каждый из нас, людей, уверен, что с ними этого не произойдет. Дележ имущества и детей, брачный контракт, кровавый развод — не для нас. Мы — другие, ведь наша любовь — бесконечна. Так думают все. И будь это правдой, мир действительно стал бы капельку краше.

Разница только в том, что в нашем с Фиори случае угасание отношений может грозить угасанием чего-то посерьезнее, типа штата Нью-Йорк. Но в ту ночь, в ту полночь я заставил себя ненадолго убрать цинизм подальше на антресоли. Мы — другие. Мы — не все. И у нас все может быть иначе.

Разумеется, у Фиори есть и первый, настоящий слой, я помню — хотя не горю желанием даже думать об этом. Хватило и того, что было скрыто тьмой Омута. То прикосновение — оно забылось, но, наверное, где-то глубоко в памяти останется навеки, будто неглубокий шрам или давно залеченная детская травма. А поскольку я спокойно отношусь к иллюзиям, то мне почти безразлично, каков он на самом деле. Хочу надеяться, что знаю и так. Или нахожусь в процессе узнавания — обоюдном, и оттого довольно увлекательном. У всех колодцев есть дно, и пусть так оно и будет.

Иногда накатывает, но в целом, наверное, я смирился. Следовало возвращаться в реальный мир, когда была возможность, а теперь что уж. Если подумать — мало кому из нас дана привилегия выбирать, даже если кажется, что вариантов море. Чаще всего для кого-то ты сам и есть вариант, один из многих. И надо радоваться, что тебя нашли, выбрали и выдернули из толпы. Да, вообще-то быть найденным в кромешной тьме — и удача, и счастье в чистом виде.

Однажды Фиори затащил меня в свой гамак — я и раньше там бывал, но спал впервые, плохо представляя процесс в целом. Оказалось, трудно ли умеючи. Но около полуночи я вдруг проснулся в ледяном поту с абсолютным и неумолимым ощущением ловушки. Если кому-то снилось, как он застревает в норе глубоко под землей без возможности шевельнуться — это самое то. Парализованный ужасом, я старался выровнять дыхание, на глазах выступили слезы, но Фиори, всегда такой чуткий к переменам в моем настроении, спал мертвым сном. Мои старания успокоиться ни к чему не приводили, еще немного — и я начал бы просто скулить, бессознательно и безнадежно. В тот самый момент Фиори, не просыпаясь, неспешно извернулся и перекатил меня наверх; так пространства и воздуха стало больше, мои пальцы вцепились в переплетенные веревки, а дыхание начало помалу выравниваться. Скоро руки устали, и, в конце концов, пришлось опуститься сверху, осторожно, чтобы не разбудить. Он тут же прижал меня к себе, обвивая, опутывая, но теперь это было что-то другое. Не ловушка. То, чего страстно желают все на свете, независимо от пола, расы и социального положения. То, что получают далеко не все.

Под утро я снова проснулся, в этот раз от противоположного ощущения, но свобода эта не казалась особенно приятной. Фиори неподвижно сидел рядом с гамаком, как я когда-то, и рассматривал меня через частую ячейку. Он бледно, почти незаметно сиял, а глаза как никогда напоминали осколки плененных светил.

— Что?

— Мне так повезло, — сказал он так тихо, что впору читать по губам. — Почему мне так повезло?..

— Я не знаю.

— А тебе? Повезло?

— Не знаю, — ответил я честно.

Он кивнул, будто и ждал чего-то такого. Потом чуть толкнул гамак, чтобы он закачался.

— Спасибо тебе.

— И тебе.

Да, я помню и про возможность абстиненции, и про множество других малоприятных возможностей... В глазу бури легко забыть, что творится вокруг, потому нужно стараться изо всех сил. Скрывать не стану — иногда меня еще посещают дикие мысли, что мы все еще в Омуте и моя последняя секунда вот-вот закончится. Но пока она длится, я, по крайней мере, проживаю ее счастливым. Не то, что раньше.

энд

...In the eye of the storm, it's quiet, it's peaceful

Free from all this chaos...

Eye,

In the eye of the storm

I'm stronger, I'm emperor,

I live my life the way I want and choose.

S. Lazarev