Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ну, тогда пошли...
Штаб бомбардировочного командования РАФ (Саня)
-Генерал ..... (ставить нужное), как случилось, что сегодняшней ночью ваши подчиненные не бомбили Берлин?
-Сэр, видимо имела место провокация, сэр!
-Что Вам удалось выяснить по докладам экипажей?
-Сэр! Над береговой линией группы перехватывались немецкими истребителями. В суете боя видимо штурманы не отследили время и расстояние полета, и сбросили бомбы только исходя из сигнальных маркеров, повешенных кем-то за 200 км до цели. Сэр, самолеты маркировщики правильно поставили огни! Просто кто-то воспользовался аналогичным способом и навел наши ударные группы на второстепенную цель. Сэр, летчики в это время героически оборонялись от немецкого ПВО. Я не могу их винить за ошибку, сэр.
-Каковы потери группы?
-Шесть Веллингтонов и один Манчестер из ударной группы, один Москито из контролирующей, сэр.
-Маркировщики?
-Все вернулись.
-Хорошо, я проверю вашу информацию через другие каналы. Не могу понять, кому понадобилось перенаводить самолеты с Берлина на Вольфсбург... Город сильно пострадал.
-Сэр, там же все равно немцы!
-Не вам решать, какие именно цели бомбить, генерал.
-Есть сэр! Извините, сэр!
Штаб-квартира ДжиЭм, Детройт, Митчиган
-Лимонники совсем оборзели! Позавчера их бомбардировщики вместо Берлина вывалили бомбы на завод Опеля в Вольфсбурге!
-Наши финансовые потери?
-Завода по производству грузовиков больше нет. По жилым кварталам почти ничего не попало. Почти все бомбы попали по территории завода. Сумма ущерба компании подсчитывается.
-А что говорят наши друзья в штабе РАФ?
-Говорят, кто-то повесил маркеры вместо Берлина над Вольфсбургом.
-Немцы?
-Маловероятно — они в результате потеряли производство Опель-блитц минимум на полгода, а то и больше. Да и если бы они — вешали бы над безлюдным пространством.
-Англичане?
-Тоже вряд ли.... Маркеры над Берлином висели...
-Тогда кто? Русские?
-Это вообще фантастика! У них нет способных на это самолетов. Да и по времени подгадать сложно. Я думаю, это чья то негосударственная инициатива.
-Форд? Крупп? Хеншель?
-Выясняем.
(через три-четыре дня)
-Сэр, мы выяснили наиболее вероятного виновника разрушения Вольфсбурга!
-Очень интересно.
-Заказ, который не может теперь выполнить Опель распределен между другими производителями.
-Не тяните!
-Форд получил 40%, Хеншель и Крупп по 20%, Татра и Чепель по 10, от объема ранее предназначавшегося Опелю.
-Это еще не доказательство!
-А как же уведенный у старика из под носа контракт на поставку станков в Россию? В Мивас!
-Русские говорят Миасс!
-Не имеет значения. Мистер Форд видимо решил не только отомстить, но и поиметь с этого монет. Кроме того, вспомните про перехваченный у него контракт по командирским машинам для английского корпуса в Африке.
-Африка это мелочь.
-Да, мелочь, но когда все складывается вместе это уже не мелочь. Да и к тому же Форд очень завистливо отнесся к сделке с русскими в сентябре прошлого года. Я про моторный завод.
-Я понял. А что говорят англичане. У Вас есть конкретные предложения?
-Пока ничего вразумительного.
Ника
Утро красит нежным светом. Бред. Утро никого не красит. У лейтенанта было такое лицо, что хотелось приложить ладонь ко лбу и поинтересоваться самочувствием. Спал? Спал! С утра достебались? Да, нет! А чего тогда? Выясняется, что ночью произошло ЧП и был убит командир разведвзвода. Теперь СМЕРШ стоит на ушах и всех остальных частях тела. А под это дело некий капитан успел настрочить о подозрительной 'сержанте Ивановой' не давшей ему почитать сказочку на ночь. Вообщем, лейтенант уже пообщался с 'нужными людьми', а теперь моя очередь.
— Ника Алексеевна, они в курсе. Я им все рассказал. Там пару вопросов и всё! Задание нам никто не отменяет, но вот нового командира разведчиков придется ждать.
— Опять ждать! Сколько можно? Я устала ждать, ждать, ждать! Лёша там в гестапо! А я тут! Блин!
— Ника, успокойся! — командный голос. Совсем как у Ярошенко. Оборачиваюсь. — Ващенко?! Ты что здесь делаешь?
— Вас страхую. Прилетел только что. Докладывай лейтенант, что у вас тут?
— Ж-па. — это уже я не могу промолчать, — Ладно. Извини. Если уже ты здесь, то помогай. А то я не контролирую себя. Если сегодня не вылетим...
— Вылетите, я обещаю. Все будет нормально. Штаб армии в курсе. А со СМЕРШем поговорим вместе. Идем...
Конечно, все мужики мудаки и сволочи, но к некоторым я уже привыкла. И спасибо, что они есть, вот такие сволочи, которые летят всю ночь, чтобы к утру быть рядом.
Люся прошмыгнула мимо стоявшего на тропинке полу-знакомого капитана из резерва и взлетела на крыльцо, крепко прижимая к себе с трудом выпрошенную на 'до обеда, политинформацию готовим' подшивку 'Красной Звезды'. Замполит и правда выделял ее среди остальных связисток, что вызывало то хихиканье, то шуточки, но — неизменно и бессовестно эксплуатировалось всей ротой. На самом деле, Люся просто очень напоминала Палычу его дочку, оставшуюся в Саратове с матерью.
Проскочив в дверь с криком 'Принесла!', Люся споткнулась о лежавшую на пороге подушку и чисто автоматически отбила подшивкой прилетевшую вторую.
— Девки, вы что тут, ошалели?!
— Не обращай внимания, давай сюда подшивку. Так, Зинаида, Маша! БЫСТРО одеться! Хватит тут дойками трясти, мало ли, кто еще зайдет! Все равно — пока еще найдем нужную газету! — старшина Свиридова начала-таки наводить порядок в своём хозяйстве.
Наконец, все одеты, койки 'вроде как заправлены', подшивка открыта на нужной газете. Связистки стопились вокруг единственного стола, вытащенного на середину комнаты.
— НУ?!
— Девки, она!..
— Да ну?! Дай сама гляну!
— Не, вот родинка на снимке!
— Это не родинка, разуй глаза! Пятно на газете.
И, хором, с придыханием:
— Она... Ой, мамочкии-и...
Раздался стук в дверь:
— Девочки, открывайте!
— Уже бегу!
Мякишев
Палыч был озадачен. Люся прибежала минут через 10 после подъёма, вся какая-то взъерошенная, деловитая, даже немного пришибленная. И начала выпрашивать полную подшивку 'Красной Звезды' за май месяц, сочиняя на ходу что-то маловразумительное. Василий Павлович был человеком опытным и понимал — напрямую из Люси 'страшную тайну' не выбьешь, проще переждать и узнать окольным путём. Но и подшивкой рисковать не хотелось. Наконец, подполковник придумал вариант: он вложил в подшивку свой черновик от подготовки к политинформации и решил минут через 10-15 подойти за 'важным документом', а заодно и глянуть, что там девочки с газетами делают. Приняв решение, Палыч, тем не менее, выдал помимо подшивки воспитательную речь:
— Газеты не рвать, не мять. Фотографии артистов и прочих лиц не вырезать. Еду и прочее на газеты не ставить. Пометок не делать, даже карандашом! На самокрутки не скуривать! Даже 'с самого краешку, где ничего не написано'!
— Товааарищ замполит! Мы же не...
— Все вы 'не', а потом подшивку в руки взять противно! И половины листов нет! Ладно, вы девочки в большинстве своем махорку не курите и котелки куда попало не суете. Но пусть только хоть листик!
— Есть, товарищ подполковник!
— Тогда крууу-гом! Шагом марш!
Люся исчезла. Василий Павлович не особо торопясь добрился, покурил на крылечке и неспешно двинулся к бараку радисток. Около девичей казармы стоял какой-то капитан. Замполит насторожился: не ухажер ли? Вроде бы это он третий день при штабе, ждет направления к месту дальнейшей службы, но почему-то не получает. Вот капитан тяжко вздохнул и с явной опаской пошел к двери. 'Видимо, попробовал вломиться без стука, — подумал Василий Павлович. — Теперь опасается — и правильно делает, если девочки в неглиже, то и сапог пониже фуражки словить можно!'
Войдя после стука в казарму связисток, офицеры застали дивную картину — дамы стояли плотным кольцом вокруг стола и внимательно рассматривали что-то, обмениваясь неразборчивыми замечаниями. Вид у них был... мягко говоря — удивлённый.
— Так Вы зачем к девчатам-то шли, капитан? — спросил Палыч.
— Посмотреть на 'сержанта Иванову', кем бы она ни была.
— Так Вы знали?! — вырвалось у кого-то из девушек.
— Мы многое знаем, а вы сейчас о чём? — не подавая удивления подхватил разговор подполковник.
— Ну, что товарищ Иванова не совсем 'сержант Иванова'. То есть, конечно, Иванова, но совсем не сержант, — залопотала Люся.
Капитан почувствовал, как отнимаются ноги и холодеет внутри. 'Б...! Надо, надо было идти к особистам!'. Тем временем офицеры подошли вплотную к столу. Подшивка была раскрыта на газете, посвященной церемонии награждения героев Выборга 15 апреля и, похоже, девушки внимательно изучали одну из фотографий.
— Товарищ подполковник, а зачем товарищ Иванова сержантом оделась, и ордена сняла? — спросила самая младшая радистка. Капитан понял, что он уже совсем ничего не понимает. Потом глянул на фото. Чудовищным усилием воли он сжал челюсти, не позволяя вырваться восклицанию — короткому, но абсолютно нецензурному. Все встало на свои места. Непонятная наглость к старшему по званию (который был, как оказалось, младше), робость лейтенанта в адрес собственной 'подчиненной'. Да и нежелание 'сержанта' показать свои записи тоже стало понятным. 'Интересно, сколько подписок надо дать, чтобы мне дали взглянуть на тот листик? — подумал капитан. — А с другой стороны, не хочу я туда смотреть. Много знать хорошо, а слишком много — вредно'.
Подполковник Пережогин напрягся, соображая — о чём речь. Потом взглянул на фото, подобрался и скомандовал:
— В одну шеренгу — становись! Равняйсь! Смирно! Так, товарищи бойцы, связисты, девушки, чтоб вас всех! Вы бойцы Красной Армии — или бабы базарные?! Что за вороний гам?! Вы в армии, или где?! Совсем ошалели? Газету читаете — Ника Алексеевна Иванова, о ней же речь, правильно? — чем в Выборге занималась? Молчать в строю! Грибы собирала она там? Столовой заведовала? Нет? Может, обозом командовала? Тоже нет? Так неужели до вас, в головки ваши светлые, рыжие и тёмные, не доходит — если старший офицер ОсНаз появляется в прифронтовой полосе, маскируясь, в чужой форме, с чужими знаками различия — то это не просто так? У вас между ушами хоть что-то кроме прически есть? Узнали — молчите в тряпочку! В крайнем случае — подойдите тихонько в укромном местечке и скажите ей, что узнали, и как узнали — пусть решает, что с этим делать. А лучше — молчать! Зашейте рот, если иначе невмоготу!!! Тут, может, операция фронтового масштаба начинается, о которой мне, подполковнику, знать не положено — а комсомолке Семеновой, оказывается, это знать надо! Любопытство у ней не скажу где засвербело! Что вам знать положено — до вас доведут, остальное — вас не касается. Ясно? Я вас спрашиваю — ясно?!
— Ясно, товарищ подполковник!
— Вот и хорошо. А теперь, для пущей ясности — у вас ночевала СЕРЖАНТ ИВАНОВА. До этого вы ее нигде не видели и о ней ничего не знаете. А кто будет болтать языками — поедете белым медведям прогнозы погоды принимать и зачитывать! — решил сгустить краски Пережогин.
Мякишев слушал всё это и понемногу приходил в себя. Ну, надо же, а! Вот тебе и 'солдат, смирно!'. Но пришла и другая мысль — как раз разведчица из товарища Ивановой никакая. Если брать не фронтовую разведку, что за 'языками' шастает, а разведку агентурную, нелегальную, в тылу врага. 'Толку переодеваться в сержанта, если замашки остаются майорскими? — думал про себя Семен Борисович. — Или свое настроение так всем сразу демонстрировать? Такую разведчицу проще самим к стенке поставить вместо заброски — и быстрее, и гуманнее. Диверсант, снайпер — допускаю, да и награды сами за себя говорят. Но разведка? Нееет, девушка, это — не ваше!'
Пережогин закончил лекцию и, распустив строй, забрал подшивку. После чего подошел к стоящему столбом Мякишеву и позвал:
— Пойдем, капитан, расскажете мне, что Вам было нужно от товарища Ивановой.
Стоя в курилке под сосной напротив казармы девушек-радисток, Семен рассказывал подполковнику историю своего знакомства в Ивановой и подозрения, которые у него возникли, когда к офицерам подошел младший сержант-порученец:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу капитану?
— Обращайтесь.
— Товарищ капитан Мякишев, Семен Борисович?
— Да.
— Приказано проводить Вас в распоряжение начальника разведотдела Штаба фронта!
— Ну, пойдем, раз приказано, — Мякишев последний раз затянулся и выбросил папиросную гильзу во вкопанную посреди курилки обрезанную бочку.
Ника
У СМЕРШевцев говорил в основном Ващенко. За это ему отдельный низкий поклон, потому что мне в этот момент было явно не до общения. Везет мужикам, у них нет каждый месяц проблем. Вся подлость этой 'ежемесячной проблемы' даже не в том, что крышу срывает от боли и кажется, что родишь ежика прямо здесь и сейчас, и даже не от предчувствия стыда, если кто-нибудь об этом узнает или еще страшнее — увидит, а самое неприятное состоит в том, что перестаешь адекватно воспринимать людей. Хочется забиться в самый дальний, самый темный угол и, свернувшись калачиком, никого не видеть. Вот поэтому женщин в армию и не берут — из-за этого перепада настроения, ни от чего не зависящей злости и бешенства, иногда превращающейся в неконтролируемую агрессию. Особенно пакостно, когда ты это все понимаешь, а сделать с собой ничего не можешь.
Благо, все решили на удивление быстро. Меня немного пожурили, что я не отдала честь капитану, раз уж одела сержантские погоны. Я на это извинилась и пообещала больше так не делать. Хихикнув с моего извинения, СШЕРШевцы дружно выразили мысль поскорее меня отправить туда, где мне самое место — в тыл к врагу. Я была только за.
Делать в Киеве нам было особо нечего, поэтому лейтенант с подачи Ващенко пошел за нашими вводными в штаб фронта. Меня же с остальной гоп-компанией отправили сразу на аэродром — от греха подальше. Да и с разведчиками надо было еще познакомится. Их пообещали тоже направить туда же. Часа три-четыре нам для сработки должно было хватить по замыслам начальства. По прибытии на аэродром и не увидев обещанных разведчиков, я оттащила группу подальше от ангаров на край поля и уселась на бревна, пока парни выполняли штатную работу по подгону и проверке снаряжения. Работа всегда нужная, даже если уже все подогнано и проверенно пятьсот раз. Вот так разнежившись на скудном майском солнышке, я не заметно для себя задремала.
Страх перед тем, что можешь сорваться гипертрофируется в попытку держать себя в руках. Рывком проснувшись я поняла, что моих парней почему-то больше, чем было до 'сонного царства', а с ними рядом стоит давнишний капитан.
— Здравия... желаю... товарищ... капитан — медленно, но уверенно выдавила я и чуть не добавила ' — ять!'.
Хлопцы с удивления аж остановились катать друг друга.
— Здравия желаю, товарищ сержант Иванова. — По тому как он произнес 'сержант' можно было сразу дать ему в рыло. — Мякишев Семен Борисович. Командир приданной вам разведгруппы в составе четырех человек.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |